Жизнь под маской

Глава вторая

Ольга изо всех сил вцепилась в штурвал, хотя Флинт и говорил, что достаточно просто править: удерживать его по курсу норд-ост.

В другое время девушка пришла бы в восторг: слово-то какое! Оно пахло приключениями, романтикой дальних морей… Наяву было и само приключение молодой флибустьер с соответствующим именем и прекрасная пленница, хрупкая, нежная (закрыв глаза, можно было представить себе и это!), волей провидения спасенная от позорного рабства. Вдвоем в лодке посреди бушующего моря… Вот только сам флибустьер не подходил на роль благородного героя, море не было бушующим, а прекрасная героиня с прибинтованным к бедру браунингом вовсе не чувствовала себя слабой и беззащитной. К тому же, судя по стрелке компаса, держала направление, как бывалый моряк.

Флинт никак не хотел отдавать ей управление фелюгой, но, простояв на холодном ветру четыре часа, он почувствовал такой озноб, что и сейчас, лежа на носу под парусиной, дрожал и выстукивал зубами, как кастаньетами. Ольга не выдержала: закрепила руль, как он ей показывал, и стала поспешно развязывать узел с теплыми вещами, переданный ей заботливыми французскими моряками. Не обращая внимания на протесты Флинта, она укрыла его двумя шерстяными одеялами и заставила хлебнуть пару глотков из фляжки доктора.

Она, между прочим, отметила его отвращение к спирту, хотя такой грубый и беспринципный тип должен был бы любить крепкие напитки.

– Это спирт! – военный эскулап-француз, как и весь экипаж, не остался равнодушным к спасенной русской красавице и старался ей хоть чем-нибудь помочь. – Как это "не надо"? Девочка, у вас на руках раненый! Мало ли: рана откроется, замёрзнет, простудится. После ранения он сильно ослаб. Берите, не сомневайтесь, ещё вспомните старого доктора!

Он был прав: Ольга отказывалась сгоряча. Хоть Флинт от неожиданности и закашлялся, но дрожать перестал, даже на лице появился румянец. Но ни теплоты, ни простого дружеского участия между ними так и не появилось. Капитан-работорговец принял от Ольги необходимую помощь как должное. Только буркнул:

– Руль!

Ольга безропотно отошла. В отличие от Флинта, ей было не холодно. Офицерский прорезиненный плащ с капюшоном надежно защищал её от пронизывающего морского ветра, а толстый водолазный свитер хранил тепло. Возможно, со стороны её фигура в этом облачении казалась бесформенной, но сей факт настроения девушке не портил. Она нахлобучила поглубже козырек капюшона и даже замурлыкала что-то маршевое: бум-бум-бумбурум, бумбум-бумбурум!.. Вот только раздражение против Флинта не проходило. Она, можно сказать, спасла его от гильотины и вот благодарность! Каторжник! Агнию, видите ли, любил! Давно умершую. Кажется, он даже огорчился, что возлюбленная умерла, а не вышла замуж за другого, – не оказалась предательницей! Как же, цель всей его жизни – мстить женщинам – теряла смысл…

Интересно, есть ли у него хоть какое-то понятие о чести, долге, любви к Родине? Как он различает плохое и хорошее? Только как то, что хорошо или плохо для него самого? А если он нападёт на неё, спящую? Господи, кому она доверилась?!

Сменив в очередной раз Флинта у руля, Ольга с удивлением обнаружила, что он не улегся на свое "спальное" место, а стал для чего-то натягивать поперек лодки парусину.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Готовлю вам отдельную каюту. Ведь аристократка не станет спать рядом с грязным работорговцем? И вы наверняка захотите заняться собственным туалетом без посторонних глаз.

Больше он ничего не сказал и по-прежнему отделывался в общении с нею лишь однозначными фразами. Лишь однажды разразился целой речью, когда поинтересовался, куда они идут.

– Как я понимаю, вы спасли меня от французского правосудия, чтобы в обмен на свободу я доставил вас домой. Куда?

– Мы возвращаемся назад, – сказала Ольга, не глядя на него.

– И куда это – назад?

– Назад, к вашему Чёрному Паше! К вашему хозяину, которому вы прислуживаете! В его грязную нору, где он прячет свои жертвы! – выкрикивала Ольга в лицо Флинту.

– У меня нет хозяина, – хладнокровно отпарировал он, по-прежнему глядя на море, будто девушка и не существовала вовсе. – Я – сам себе хозяин.

Он бесцеремонно оглядел её и усмехнулся.

– Небось, кажетесь себе героиней? Эдаким Спартаком в юбке? Восстание рабов, ха-ха! Что вы забыли в лагере Чёрного Паши?

– Там остались мои друзья.

– Какое романтическое благородство! Умеете представлять, ничего не скажешь! Я, когда вас впервые увидел, тоже чуть было на удочку не попался: так вы казались непохожей на других! Но прав был Шекспир: "Когда чертям чернейший нужен грех, они сперва нам шлют небесный образ…"

– Да что я вам плохого сделала?!

– Вы – такая же, как все женщины, подлые и гнусные создания… Кто вам рассказал о моей любви к Агнии? Кто дал вам право так жестоко шутить надо мной? Сообщить о её мнимой смерти… Вы видели её могилу?

– Я? Нет… – растерялась Ольга. – Я просто знаю… Знаю, и всё!

– Откуда? Я мог бы ещё поверить в предчувствия близкого человека. Но постороннего?! Вы лжёте!

Ольга не нашлась, что ответить. "Действительно, откуда ко мне вдруг пришла мысль об Агнии? – попыталась разобраться она в происшедшем. Я посмотрела на Флинта и подумала: что с ним такое случилось? И я увидела вначале их двоих – влюбленных и счастливых, а потом её, лежащую в гробу, и чей-то шёпот: "Умерла от скарлатины". Ну как это объяснить ему? Любой нормальный человек на его месте заподозрил бы неладное. Знала Агнию? Не знала. Видела могилу? Не видела".

Княжной овладело глубокое уныние: ну что она такая невезучая?! Такая к жизни неприспособленная! Дядю – единственного близкого человека – потеряла. Замужем побыла всего один час. Казалось бы, чудесный дар в себе открыла: предвидеть будущее, заглядывать в прошлое. А что это дало людям, кроме неприятностей? Гельмуту предсказала смерть, Флинту – могилу любимой… Она забралась с ногами на скамью в корме лодки. Кругом вода, ветер, волны, опасность, а там, на дне, тихо, спокойно. Перегнись через борт – несколько мгновений, – и всё кончится!

У неё закружилась голова. Показалось, в воде что-то мелькнуло. Оттуда, из самой глубины моря, будто что-то поднималось. И вот вначале смутный, а потом всё более отчетливый возник крест над чьей-то могилой.

– Флинт, идите сюда! – крикнула она, и моряк, закрепив руль, не спеша подошел.

– Посмотрите на воду, – шепотом сказала Ольга.

Флинт хмыкнул и повернулся было, чтобы отойти, но она схватила его за руку.

– Подождите, вы же сами спрашивали… Про могилу Агнии… Смотрите!

– Но я ничего не вижу!

– А вы не спешите. Вспомните Агнию, какая она была. Думайте и смотрите на воду. Видите, белый крест над могилой? Какая-то надпись и ниже – год смерти…

– Агния Мелешко, – прошептал Флинт. – Тысяча девятьсот семнадцатый год… Значит, это правда!

Флинт покачнулся и вдруг сполз вниз, уткнувшись Ольге в колени. Плечи его затряслись от рыданий. Сердце девушки дрогнуло от жалости к его горю. Она гладила его по голове, а он целовал её руки и что-то бормотал…

Она не сразу заметила, как стали сухи и горячи его поцелуи, как всё крепче обнимали сильные цепкие его пальцы; как Флинт поднялся с колен и вдруг поцеловал Ольгу в губы коротким жгучим поцелуем.

– Агния!

Девушка с силой оттолкнула его от себя.

– Успокойся, Флинт, я не Агния. Агния умерла.

Он резко отшатнулся и недоуменно провел рукой по глазам.

– Что это со мной было? Я словно заглянул в бездонную пропасть…

– Вы обвинили меня в нечестности и даже в подлости. Я не смогла бы по-другому объяснить вам, откуда узнала про могилу Агнии. Просто увидела, и всё!

Флинт вернулся на своё место у руля, но это уже был другой человек. Как если бы вдруг с него содрали ухмыляющуюся, презрительную маску, под которой оказалось нормальное человеческое лицо. Он долго молчал, а потом повернулся к Ольге.

– Как вы это сделали? Вы что – ведьма?

– Наверное… Немножко. По крайней мере, мою прабабушку так называли.

– Странно, раньше я считал, будто все ведьмы – седые, сгорбленные старухи.

– Вы не правы, моя прабабушка была красавицей.

– Можно подумать, вы её видели!

– Остался портрет. И семейная легенда… Несомненно, была красавицей. Иначе, думаю, её бы не увезли из-под венца!

– Везет аристократам! Всегда у них есть что-нибудь этакое: замок, легенды, привидения – не то что у простых смертных!

– Откуда вы знаете, что я – аристократка?

– Просто знаю, и всё! – передразнил он Ольгу и добавил уже обычным тоном. – Документик имеется!

– Мой диплом? Он не сохранился.

– Отнюдь! – капитан явно над ней посмеивался. – Видно, вы – совсем слабенькая ведьма, если даже не почувствовали, что он – рядом!

Флинт приподнял одну из досок обшивки фелюги и передал Ольге… её диплом.

– Вы… сохранили его для меня, – начала она растроганно и тут же осеклась. – С таким документом я становилась дороже?

– Конечно, ведь не у каждого султана есть дипломированная наложница!

– Негодяй!

– Наконец-то опять всё стало на свои места… А я только собрался просить вас рассказать о прабабке-ведьме, такая жалость!

– И не подумаю!

Ольга прямо кипела от возмущения. Она заскочила в свою "каюту" и с треском задёрнула полог. Вылила из кружки на ладонь немного воды, чтобы обмыть разгорячённое лицо. Этот странный человек, с которым столкнула её судьба при столь неблаговидных для него обстоятельствах, всего за сутки сумел так позаботиться о ней, что девушка почти не ощущала неудобств совместного проживания. Взять хотя бы пресную воду – это Флинт настоял, чтобы Ольга пользовалась ею для умывания. Мол, он привык к морской воде, а её нежная кожа такого не выдержит. Её ложе было приподнято над днищем лодки и накрыто сверху парусиновым навесом, так что брызги волн не мешали ей спать. Сам же капитан на ночь просто завернулся в одеяло.

Так кто же он такой – грубый мужлан или романтик? Любитель наживы или просто безразличный ко всему человек? Невежественным его не назовёшь – он на память цитирует Шекспира… Нахватался от кого-нибудь!.. Наверное, Флинт – любимец женщин; ведь не могут же они не видеть, как ярко светят его синие глаза на бронзовом от загара лице. И какие у него губы…

Ольга покраснела, будто кто-то мог подслушивать её мысли. Никогда ни к одному мужчине не испытывала она таких противоречивых чувств… Вчера он натягивал для неё перегородку, крепко закусив губу. У него ведь прострелено плечо! А она ни разу даже не попытались облегчить его боль. Недаром он так презрительно относится к аристократам – они привыкли заботиться только о себе! Это Ольга додумывала, уже выходя наружу.

– Решили проветриться? – подчеркнуто приветливо спросил он.

– Я хочу вас перевязать, – сказала Ольга так, как она разговаривала в госпитале с капризными больными.

– Разве я могу доверить постороннему человеку своё плечо? На нём всё-таки рука крепится, рабочий инструмент!

– Я не просто посторонний человек, я – сестра милосердия!

– А где тогда ваши медикаменты?

– Омниа мэа мэкум порто! – ответила она. – Всё своё ношу с собой.

– А-а, понятно, – сказал он, хотя не совсем понял, но почему-то после Ольгиной фразы успокоился и перестал задираться. Только пробурчал: – Что у вас с собой? Лягушачья лапка или корень мандрагоры? Наколдуете – когти на руках вырастут или кабанья щетина…

– Помолчите! – она разбинтовала рану.

Господи, как он терпел, ни разу даже не застонал – повязка же промокла от крови! Конечно, он натрудился, устраивая Ольгу в лодке. Вот только опять губу закусил. Она и не заметила, как заговорила над ним, зачастила, как сердобольные госпитальные сестры:

– Потерпи, миленький, потерпи, родимый!

А медикаментов-то у неё с собой – только йод и бинты. Это при воспалившейся ране! У неё дрогнули руки.

– Не собираешься же ты лить йод в открытую рану! – ехидно сказал чей-то женский голос у неё за плечом.

Ольга испуганно оглянулась. Никого. Голос звучал у неё в голове!.. Других лекарств же нет!

– А на что тебе руки? Уже забыла? Ну и бестолковые у меня внуки… Жар сними – он с минуты на минуту в беспамятство впадёт, что одна делать будешь?!

Ольга поднесла руки к ране.

– Двигай заразу – пусть наружу выходит. Да не спеши! Рану закроешь, внутри что-нибудь останется – болеть долго будет! – продолжал командовать голос.

И действительно, из раны стала выходить кровь вперемешку с гноем, а края раны стягивались, как по волшебству.

– Ну я пошла! – сказал голос. – Дальше ты и сама справишься…

Не прикасаясь к больному месту, Ольга сдвинула края раны ещё больше, шов медленно затянулся, соединенный её руками. Она наконец вытерла вспотевший лоб.

– С кем это вы разговаривали? – спросил её Флинт: боль отпустила его, и в последние мгновения он с интересом наблюдал за её манипуляциями.

– Ни с кем, – смутилась Ольга.

– Сами с собой, понятно… с кем ещё здесь можно поговорить?

– Ладно, разрешаю вам надо мной посмеяться – в интересах лечения.

– Мы с курса не сбились? – он заглянул ей в глаза.

Сердце девушки зачастило. Она поспешила к компасу и тотчас вернулась.

– Идём по курсу.

Он кивнул.

– Ещё неделька – и вы станете заправским моряком… Я могу встать?

– Ни в коем случае!

– Я хорошо себя чувствую.

– Полежите хоть пару часиков!

Дожили: сестра милосердия просит раненого как об одолжении – поберечь себя!

– С одним условием: вы расскажете мне о своей прабабушке. Ветер нам в спину – будем на компас поглядывать, и все дела!

– Но это длинная история.

– А я как раз никуда не тороплюсь.

– Хорошо, слушайте…

Было это давно. По Петербургу бешено мчалась закрытая карета, в которой, ни жива, ни мертва, в подвенечном платье сидела юная Лизонька Астахова. Кучер, закутанный до глаз, нахлёстывал лошадей, торопясь домчать до окраины города, где его ждала подстава

Там он соскочил с козел, снял с головы шарф, распахнул дверцу кареты и с поклоном предложил руку юной невесте.

Как вы уже догадались, это был лишь переодетый кучером Лизонькин воздыхатель – молодой польский князь Станислав Поплавский. А невеста была вовсе не его невестой, но Станислав не привык видеть хоть в чём-то отказа своим желаниям. В тот момент он хотел во что бы то ни стало обладать Лизой и своего добился!

Он не остановился ни перед чем – жених Лизы был его дальним родственником, а его самого в Кракове ждала девушка, которую он соблазнил и на которой поклялся жениться. Ева – так звали соблазнённую – происходила из семьи польских шляхтичей, которые отличались не богатством, но гордым и мстительным нравом. Поплавскому пришлось венчаться тайно. Но тайное всегда становится явным, и, хотя первое время молодые жили в фамильном замке Поплавских под Жешувом, недвусмысленные угрозы Евиных родственников донеслись и сюда.

Уже в медовый месяц Лизонька поняла, что чувство к Станиславу, похожее на взрыв, на сумасшествие, на колдовство, мало напоминает ту любовь, о которой она мечтала. Почему отец, такой умный и всевидящий, не смог уберечь дочь от опрометчивого шага?! И тут же она честно призналась себе, что тогда не послушалась бы никого, и ничто не смогло бы её удержать!

Отношения между молодыми супругами становились всё более натянутыми. Привыкший к набожности и смирению краковских барышень, Станислав не мог простить жене её независимости. У Лизы на всё имелось свое мнение. Она позволяла себе спорить с мужчинами! Не привыкший задумываться и размышлять, Станислав так и не смог разобраться в характере своей жены: чувство достоинства княгини он принимал за высокомерие, а её веселый смешливый нрав – за низменное кокетство.

После одного из великосветских балов, на котором княгиня Поплавская как всегда блистала – вокруг неё толпились мужчины, жаждущие общения с красивой и утонченно умной женщиной, что в те времена было редкостью, князь Станислав в самой категорической форме потребовал от жены впредь быть более скромной и не бросать тень на славное имя Поплавских! Лиза на это отвечала:

– Имя Астаховых – не менее славное, и всё же сам пан Станислав сумел бросить на него тень…

– Перестань со мной спорить, покорись, – в последний раз потребовал он.

Княгиня лишь отрицательно покачала головой.

– Тогда ты умрешь! – вскричал князь, выхватил кинжал и кинулся на жену.

– Стой! – спокойно сказала она; не вздрогнула, не рванулась убегать, просто выдвинула вперед ладонь и будто припечатала Станислава к полу только нож выпал со стуком из его ослабевших вдруг рук.

– Ведьма! – изумленно прошептал он.

Так впервые на польской земле было произнесено это слово, чтобы потом повторяться сначала вслух, а спустя много лет – в легендах и преданиях…

– Что? И это все?! – спросил разочарованный Флинт, видя, что Ольга не собирается продолжать рассказ.

– А потом наступило утро, и Шахерезада прекратила дозволенные речи, – пошутила девушка.

– Понимаю… Хотите сказать, что я и так получил больше, чем заслуживал, – он неожиданно резко вскочил на ноги и удивился, не почувствовав ставшей уже привычной боли. – Наверное, судьба чересчур добра ко мне; спасла от французского правосудия – и всё для того, чтобы обречь на пожизненное презрение к самому себе?!

Княжна промолчала. Она и сама не разобралась, почему ей вдруг расхотелось что-то рассказывать ему… Ольга почувствовала, что между ними зарождаются не просто доверительные, а как бы интимно-дружеские отношения, и испугалась этого. До сих пор люди, с которыми она встречалась, так неудачно выпав из семейного гнезда, были гражданами законопослушными. Они зарабатывали на жизнь честным трудом и не вызвали у неё тревоги…

Но Флинт!.. Этот изгой и разбойник… Обстоятельства, при которых они встретились, не говорили в его пользу. Тогда откуда эта симпатия к нему? Неужели она разучилась отличать хороших людей от плохих, неужели её принципы оказались такими хрупкими и нежизнеспособными?

Но больше всего напугали Ольгу ощущения, прежде ею не испытываемые: его запах, например! Но она ведь не животное – женщина, привыкшая к чистоте и хорошему мылу… Неужели цивилизация лишь позолота человечества, которая отшелушивается от первой хорошей царапины?

Так вот: Ольгу взволновал запах Флинта. Он пах морем, соленым ветром и ещё чем-то неуловимо мужским… Ей захотелось, чтобы этот флибустьер её поцеловал. У неё даже губы дрогнули в предчувствии поцелуя.

Напрасно она ругала себя последними словами, напрасно напоминала, что она – замужняя женщина, она боялась поднять на него глаза, потому что он всё мог в них прочесть!

Она попыталась думать о Вадиме, но у неё ничего не получалось. Почему-то помнилось не всё его лицо, а только светлая прядь, которая падала на глаза, когда он-склонялся над своим черным ящиком… Как же так: она ухитрилась обвенчаться с человеком, которого не только не любила, но даже как следует не знала! Думала, муж сможет вытащить её из жизненного водоворота, защитит, всё решит за неё? Вот тебе и принципы! В чем тогда она может обвинять Флинта?

Женщина без имени. Кто она – Лиговская, Зацепина, Соловьева? Впрочем, у неё ведь есть документ: капитан французского крейсера выдал справку, что она – цирковая артистка Наталья Соловьева, поднятая на борт при проведении спасательных работ на месте крушения судна "Георг III". Капитан русским владел плохо, и Ольга диктовала ему текст по буквам. А что она делала на этом "Георге III"? Плыла из Франции в Россию. Возвращалась домой с гастролей. Не поверят: все из России, а она в Россию… Увы, более правдоподобного рассказа она придумать не смогла. И то пошли впрок уроки её покойного учителя – Василия Аренского. Раньше о каком-то там документе она даже не подумала бы…

Флинт между тем занялся привычным делом: постоял на руле – ветер направления не менял, и судно, поймав его парусом, бойко скользило по волнам. День клонился к вечеру, и потому молодой капитан стал сооружать навес для себя – прошлой ночью от волн ему таки досталось; к утру одеяло как следует промокло…

Если бы Ольга могла прочесть мысли Флинта, она бы очень удивилась, потому что не знала его ещё с другой стороны – капитан фелюги был неисправимым романтиком. Плавание на лодке – вместе с княжной! – он воспринимал как очередное захватывающее приключение…

Александр Романов – Флинт – был сыном морского офицера, погибшего в революцию 1905 года. Мальчик жил с матерью на мизерную пенсию, потому о высшем образовании мог лишь мечтать и только в мечтах видеть себя на мостике какого-либо линкора или эсминца. Его капитанство на фелюге выглядело бы как насмешка судьбы, если бы не бескорыстная любовь к морю, отблеск которого навеки отпечатался в синих глазах мореходов рода Романовых.

Другой всепоглощающей страстью Флинта были книги. Он читал их без разбора в огромном количестве и оттого, наверное, воспринимал мир несколько искривленным. Ко всему происходящему с ним он относился как к приключению и не видел разницы, какую роль в нём играть: сегодня – злодея, завтра героя!

Правда, он не мог не понимать, что его связей с Чёрным Пашой не одобрит никакая власть. Потому утешал себя словами Шекспировского Макбета:

Все средства хороши для человека,

Который погрузился в кровь, как в реку.

Чрез эту кровь назад вернуться вброд

Труднее, чем по ней пройти вперед.

Это не означало, что на руках Флинта была кровь, им самим пролитая, но и участие в грязном промысле контрабандистов на весах Жизни весило не так уж мало! Безотцовщина или отсутствие доброй женской руки – его мать пережила отца всего на пять лет – способствовали перерождению доброго честного мальчика в морского волка с сомнительными моральными принципами. Встретившаяся ненадолго на его жизненном пути кроткая и чистая Агния получила власть лишь над небольшим кусочком души, куда её впустили, потеснившись, Айвенго и леди Ровена..