Жизнь после смерти

XVIII

Жизнь Белова постепенно входила в нормальное русло. Терапия Феди приносила результаты. Стакан паленой водки с утра снимал напряжение и позволял примириться с новым существованием. Мешало только сознание, что этот дешевый заменитель счастья не способен решить всех его проблем.

Он продолжал жить у Лены, но их отношения изменились. После той ночи он снова пытался сблизиться с нею, но неожиданно для себя встретил с ее стороны отпор. Даже не отпор, а форменную истерику. Правда, наутро Лена извинилась, но о близких отношениях теперь и речи не было.

Белов ломал голову – что он сделал не так? И не находил ответа. Возможно, Лена считала, что Белов живет с ней из жалости к ее исковерканной жизни?

Утратив контакт с Леной, он поневоле сблизился с Федей, и теперь проводил с ним все больше времени. Жизнь Феди была проста, как правда. На свалку его привели две привязанности – к выпивке и философии.

Когда-то, после смерти родителей, Феде досталась в наследство профессорская квартира в сталинском доме на Пресне. Белов внутренне усмехнулся, узнав, что Федя был сыном профессора филологии. Как не похож он был на Космоса Холмогорова!

Огромная трехкомнатная квартира в центре Москвы была холостому Феде ни к чему. Поэтому когда замужняя сестра, имевшая двух детей, попросила Федю обменять квартиру родителей на ее двухкомнатную, он сразу согласился. Перебравшись из центра на окраину, Федя не унывал и вскоре женился на студентке с собственного факультета. Новобрачная не имела московской прописки и прожила с Федей ровно столько, чтобы брак не выглядел фиктивным при его расторжении.

После развода жена разменяла Федину двухкомнатную квартиру. Себе выменяла однокомнатную, ему – комнату в коммуналке. Но Федя и тут не унывал: вскоре его комната стала родным домом для его друзей, приятелей и просто собутыльников. Из университета его отчислили за неуспеваемость и перманентное пьянство. Но все жизненные трудности он встречал со спокойствием Диогена.

Сказать по правде, ближе всего ему было учение Эпикура: Вслед за этим античным философом он полагал, что не общественное должно быть выше личного, как раз наоборот. Человек создан для наслаждений, а не для решения каких-то чуждых и навязываемых ему окружающими социальных проблем. Потому следует держаться подальше от государства, и ни в коем случае не участвовать в крестовых походах и в любых облавах на двуногого прямоходящего зверя. Ни под каким видом, никогда, ни за что! Это удел дураков!

Работать он так и не научился. Поэтому когда сосед по квартире предложил ему обменять с доплатой его комнату на домик в Подмосковье, он снова согласился.

Позже выяснилось, что от домика остался один фундамент. Да и вместо обещанной суммы в десять тысяч долларов Феде пришлось довольствоваться двумя тысячами задатка. Но и с такими деньгами он чувствовал себя богаче Ротшильда и Креза. Друзья недолго поднимали за Федю тосты и произносили красивые здравицы. В одно прекрасное утро Федя очнулся на лесополосе с разбитой головой и без копейки денег. С трудом доковылял железнодорожной линии, где его и нашел Витек. Так он оказался на свалке…

Конечно, никто из местных не сомневался, что Белов и Сергей – Серый – одно лицо. Но никому из них и в голову не пришло воспользоваться этой информацией в личных целях. Не тот контингент подобрался! Через некоторое время он окончательно стал для них своим.

Он не сразу сделал выбор между своим прежним миром и этим сообществом бродяг и бомжей. Которые, в отличие от него, не состоялись ни в одном из качеств, необходимых для успешной жизни в обществе… Зато они были свободны от всего того, что так достало его в той, нормальной жизни. Свободны от обязательств, ответственности и правил хорошего тона. Они, как панки, сказали свое "нет" гигиене, красоте, здоровому образу жизни, соображениям выгоды. Всему, что составляет основу современного общества! Вот это "Великое отрицалово", по определению Феди, и затянуло Белова, показалось ему более справедливым и правильным по отношению к его прежнему миру и образу жизни. О них он старался не вспоминать.

Однако к одной теме он возвращался постоянно – кто его заказал? Выводы были неутешительны – скорее всего, это был кто-то из своих. Думать так ему не хотелось. Всякая борьба надоела и казалась теперь бесцельной, ибо каждая новая победа только умножала число врагов.

"Федя прав, – думал он, – когда утверждает, что в человеческом обществе каждый охотник рано или поздно сам становится предметом охоты". Белов так изменился, вернее, его взгляды так изменились, что он сам перестал себя узнавать. Ему было стыдно за историю с Кавериным, Бакеном, и множество других историй, в которых он вел себя, как животное. Одновременно он понимал, что эта перемена связана с тем, что он выпал из обоймы, из системы, из всех систем, освободился от них. Он "подсел на волю", как и большинство живущих на свалке бомжей.

Как-то раз в разговоре с Витысом Саша заметил, что убивая себе подобных, человек сам теряет право на жизнь. Они как раз в Лениной бытовке за стаканом водки обсуждали вопрос, надо ли мстить обидчикам или отложить это дело до Страшного суда, который не известно еще, состоится ли.

Слушая рассуждения Белова, Витек разозлился и вышел из себя.

– Ты не гони! – возмутился он. – Разве ты не хочешь узнать, кто в тебя стрелял? И мочка-нуть в свое удовольствие? Не поверю!

Белов многозначительно поднял указательный палец и убежденно сказал.

– Не хочу. Я бы ему за это еще и стакан налил. Понимаешь, я в тот момент оказался в полном тупике. Хоть сам стреляйся. А тут добрый человек нашелся. Шмальнул и к вам сюда привез. Я теперь своей жизнью живу, для себя, и назад возвращаться не собираюсь.

Витек, сидевший на койке Белова, встрепенулся и чуть было не выплеснул водку на себя.

– Так ты непротивленец, как граф Толстой, стал? Подставляешь щеку под второй удар? А если тебя не по щеке ударили, а ногу отрубили, что же, вторую подставлять прикажешь?

Белов в ответ заметил, что если любую мысль доводить до крайности, ничего из этого, кроме идиотизма, не выйдет. А прощать надо, это вроде психотерапии, снимает груз с души.

– Знаешь, Серый, – сказал Витек со скептической улыбкой, – о прощении мне притчу рассказывал отец Дмитрий, священник, с которым я в зиндане чеченском три месяца сидел. Есть такая былина "Сорок калик со каликою"…

Так вот, калики это были такие паломники древнерусские, они ходили ко Гробу Господню в Палестину, поклониться святым местам. Собирались человек по тридцать, сбрасывались на дорогу в общак. И еще они давали на время пути обет чистоты, воздержания от плотского общения с женщинами, и взявшего чужое подряжались закапывать живым в землю. А друг друга они звали братьями, кстати.

Главный у них был Касьян, его выбрали вроде как атаманом. И был он молодой такой, красивый парень, паломники вообще люди разные были по возрасту. Приходят они в Киев на княжий двор, приняли их с почетом, накормили, а Касьян показался молодой княгине, запала она на него. Князь Владимир был в отлучке, на охоте. Стала она с парнем заигрывать, на ночь остаться приглашать, а тот возьми и откажись. Слово, мол, дал, завязал с этим. Княгиня взъелась на него и решила отомстить: велела своему слуге в Касьянову сумку подложить драгоценный кубок.

На другое утро нагоняет паломников в чистом поле князь Владимир, и во время обыска у Касьяна находят этот кубок. Делать нечего, братья закопали ослушника в землю по плечи, и дальше в путь. А на княгиню в Киеве в тот же час напала болезнь вроде хронической гангрены: заживо начала гнить, а не умирает. Смрад пошел такой, что все от нее отвернулись, никто воды подать не хотел. Возвращается братия через полгода, а Касьян хоть и в земле стоит, да жив и здоров. Ясное дело, чудо произошло, и не виноват он ни в чем. Приходят они все вместе в Киев на княжий двор. Касьян к княгине прямым ходом. Сотворил крестное знамение – болезни как не бывало…

– Понимаешь, Серый, – подвел черту Витек, – не захотел он мстить, а ведь полгода му-чался в земле по плечи. Я в зиндане сидел, а ему еще хуже пришлось. Отец Дмитрий говорил, по-христиански Касьян поступил, простил врага, поэтому и чудо произошло…

– Вот видишь, я том же, – кивнул Саша.

– О том же, да не о том. Это в сказке все добром кончилось. А с отца Дмитрия духи с живого кожу содрали, хоть и был он вроде того Касьяна. И записали на видео. Так что их, простить за это?

Белов промолчал. Он к этому времени понял, что каждый человек сам должен решить этот вопрос: прощать, не прощать. Для своих тридцати лет он достаточно дров наломал, хватит крови. Пора остановиться…

XIX

Однажды в поселке снова показался Бакен. Весь в бинтах, но злой и несломленный. Он о чем-то долго шептался с Леной, потом еще слонялся по поселку и расспрашивал о Белове. Толком ничего не узнал, но пообещал, что еще вернется и за все поквитается.

Узнав об этом, Белов только усмехнулся. Хотя внутренний голос подсказывал ему, что одним врагом у него стало больше.

Напольные часы в кабинете Зорина пробили полдень. Специальный порученец Виктора Петровича, бывший сотрудник ФСБ Андрей Литвиненко заканчивал свой доклад по делу Белова.

– Таким образом доказано, что перед гибелью Белый часто встречался с продюсером и руководителем каскадеров Киншаковым. Сейчас он работает в Штатах. Может быть, к зиме вернется. – Литвиненко, стоявший во время своего сообщения, замолчал и вопросительно взглянул на шефа.

– Почему именно к зиме? – Зорин оторвался от разложенных перед ним на столе фотографий съемочной группы Киншакова, снял очки, откинулся в кресле.

Литвиненко замялся.

– Ну, Новый год, "елки" начнутся… – попытался сострить он.

Зорин покрутил очки в руках, наморщил лоб.

– Думаешь, приедет? Променяет работу со Спилбергом на халтуру с "елками"? Сомнительно… Или это шутка такая?

Литвиненко прикусил язык. Он давно подозревал, что его босс лишен чувства юмора, но чтобы настолько… Впрочем, в высокой политике может утвердиться только человек, который ко всему относится крайне серьезно, буквально. Работа такая.

Смутившись, Андрей покраснел, закашлялся и торопливо принялся излагать свои мысли по поводу группы журналистов, которые сумели заснять взрыв и падение с моста "линкольна" Белова.

– Люди в группе разные. Для нас из всей группы наиболее интересен репортер криминальной хроники Невзглядов. Очень перспективен для разработки. Любит поддать, амбициозен, жаден. Если вы санкционируете его разработку, я им займусь.

Зорин принялся изучать поданное помощником досье журналиста. Для него дело Белова понемногу стало отходить на второй план. Он раздумывал, стоит ли втягиваться в затяжную и тяжелую войну за наследство исчезнувшего партнера. От размышлений его оторвал звонок телефона. Он поднял трубку.

– Да, Зорин на проводе!

Выслушав короткое сообщение, Зорин нахмурился. Верный человек из президентской администрации только что сообщил ему, что президент принял окончательное решение – топить рубль. Это означало, что правительство собирается отказаться от своих обязательств по государственным краткосрочным обязательствам и готово объявить себя банкротом.

Зорин прикинул. Его деньги хранились не в России, а в оффшорных банках на далеких экзотических островах. Так что девальвация его капиталам практически не грозит. Проблема состоит в том, чтобы наварить на дефолте. И в свете этих событий империя Белова становилась куда более реальной и легкой добычей, чем раньше.

Зорин аккуратно сложил фотографии и листочки досье в папку и протянул помощнику.

– Вот что, Андрей. Брось все дела, занимайся только этим журналюгой. Из-под земли мне его достань. И как можно скорее. Озолотить я тебя не озолочу, но посеребрю в полный рост. Только постарайся. Вперед!

Не столько обрадованный, сколько озадаченный подозрительно щедрыми обещаниями шефа, Литвиненко вышел из его кабинета.

Виктор Петрович Зорин не зря платил деньги своему информатору. Не успел президент по телевизору заверить народ в незыблемости рубля, как на страну обрушился дефолт, и все в один момент обеднели. То есть, конечно не все, ибо по закону Ломоносова – Лавуазье ничто в мире не исчезает без следа, и если где-то что-то убавляется, то в другом месте столько же должно прибавится.

Но большинство предпринимателей, не связанных напрямую с экспортными поставками нефти и газа, понесли значительные убытки. Проблемы не обошли стороной и империю Белова. Посоветовавшись с Ольгой, Шмидт решил вызвать на "совет в Филях" всех, кто имел отношение к принятию решений.

Встреча состоялась в актовом зале Фонда "Реставрация". Шмидт предложил собравшимся, а это были управляющие фирмами, предприятиями и смотрящие от локальных организаций Бригады, высказаться и выдвинуть свои предложения по сохранению империи Белова. Однако большинство предпочло, как это у нас принято, отмолчаться… Несколько человек выступило в том смысле, что лучше пару месяцев переждать и не делать резких движений. Время смутное, и неизвестно, куда кривая выведет. Последней взяла слово Ольга. В отличие от всех, у нее было конкретное предложение:

– Я предлагаю обратиться к скрытым резервам, – сказала она уверенно. – Не сидеть надо, засунув голову в известное место, а наступать. Думаю, сейчас деньги нужно вкладывать в непреходящие ценности…

Собравшиеся зашевелились, обмениваясь взглядами, кто-то шепнул на ухо соседу гадость, кто-то пошутил в том смысле, что у бабы волос долог… Никто из них не ждал от Ольги, далекой, в сущности от бизнеса женщины, ничего толкового.

– А конкретно? – задал вопрос один из управляющих.

Ольга открыла лежавшую перед ней на столе папку с бумагами.

– Я имею ввиду нефть! – сказала она серьезно. – Я тут листала документы со старыми проектами и натолкнулась на один любопытный материал…

Это был проект возведения нефтеперерабатывающего завода под Москвой. На месте строительства уже были заложены фундаменты будущих помещений и подведены коммуникации.

– Смеешься? На реализацию этого плана тогда денег не хватило, откуда же они теперь, после дефолта возьмутся? – разочарованно возразил ей Шмидт.

Но Ольга не сдавалась. У нее были припасены аргументы в пользу такого шахматного хода.

– В деле имеются немецкие партнеры. Их наш дефолт не касается, они еще не успели пустить здесь корни. И, скорее всего, рванут отсюда, сверкая пятками. Могут! Но в этой ситуации для них есть и плюсы! Сейчас каждый доллар в два, а то и в три раза потяжелеет. И взяточники аппетиты умерят. Не то время, чтобы права качать. Вопрос в том, захотят ли немцы сейчас вкладывать в Россию деньги. Мы должны их убедить, что дешевле они здесь, в России, собственности они никогда не купят с прицелом на будущее, и это их единственный шанс.

Проект стали рассматривать с разных сторон. Даже молчуны оживились и принялись обсуждать варианты поведения на рынке в условиях дефолта. В конце концов криминальный конклав начал склоняться к мнению, что план перспективный и стоит попробовать его осуществить. Особенно сейчас, на фоне общего падения прибылей.

И только Шмидт недоверчиво качал головой. В отличие от остальных он хорошо помнил, что в деле, кроме цивильных немцев, были еще чеченские предприниматели, владельцы сети бензозаправок. Они славились своим волчьим аппетитом, что делало их опасными не в последнюю очередь и для партнеров. Имея общий бизнес с чеченцами, следовало держать палец на спусковом крючке. Ходили слухи, что они приторговывают фальшивыми баксами… Но в конце концов проект был принят практически единодушно.

С этого момента началось триумфальное шествие Ольги к вершинам власти: ее признали как хозяйку и наследницу Белова.

XX

Первая же встреча с Асланбеком и Мусой подтвердила правоту Шмидта. Старший из партнеров, Асланбек, сразу взял быка за рога.

– Строительство было заморожено на нулевом цикле, – сказал он. – Работы там – начать и кончить. Давай предложим немцам выкупить завод, и пусть они сами с ним мудохаются.

Шмидт внимательно посмотрел на Асланбе-ка. Ход мыслей горца был прост, как дважды два. Сначала получить согласие Шмидта на продажу завода немцам, заключить с ними договор, а потом просто избавиться от партнера и захапать все бабки. На это люди Асланбека большие мастера. Вся проблема была в том, смогут ли они справиться со Шмидтом.

Сейчас, когда война в Чечне на время затихла, Асланбек легко мог подтянуть в Москву достаточно многочисленную боевую группу. Вопрос состоял лишь в том, чтобы вооружить бойцов, но и это было лишь делом техники. Вокруг будущего нефтегиганта все туже затягивался узел интриг и противоречий.

Жители поселка Карфаген даже не предполагали, что над их головами собираются тучи.

В баре "У папы Карло" было людно и сильно накурено, под потолком витали клубы дыма, понизанные лучами маленьких цветных прожекторов. Звучала приглушенная музыка, что-то в ритме блюза. Почти все столики были заняты, между ним сновали с озабоченным видом официанты. Андрей Литвиненко протиснулся к стойке и махнул бармену.

– Джин с тоником. – И положил на стойку двадцать долларов. – Не подскажешь, где мне найти Невзглядова?

Бармен не глядя смахнул купюру, упорхнувшую куда-то в нижние пределы его владений, ткнул пальцем в дальний конец стойки.

– Вот он, в кожаном пиджаке.

Сергей пригляделся к объекту. До этого он видел его только на экране телевизора. Знаменитый репортер был не молод и не стар, плечист, обладал густой шевелюрой и громким басом. Вокруг него крутилось несколько молодых размалеванных девчонок. На Невзглядова они смотрели с обожанием, как простые смертные на полубога. Глаза у него действительно были удивительные: большие, голубые, как небо. Репортер умел придавать им выражение патологической честности, что в немалой степени способствовало его продвижению на телевидении.

Литвиненко подошел к нему сзади и фамильярно похлопал по плечу. Когда журналист обернулся, бросил ему самым дружелюбным тоном.

– Слушай, Юра, отойдем на секунду. Поговорить надо.

Журналист смерил взглядом наглого незнакомца. Было в этом высоком молодом человеке с лицом кандидата наук и телом культуриста что-то такое, что заставляло серьезно относится к его словам. Узнать Литвиненко он, конечно, не мог, поскольку видел первый раз в жизни, поэтому решил, что просто не может вспомнить, где с ним встречался. Но, на всякий случай, улыбнулся и спросил.

– А о чем разговор пойдет? Литвиненко шутливо развел руками.

– О бабках, конечно. Или они тебя больше не интересуют?

Журналист согнал дежурную улыбку, шлепнул ближайшую подружку по заднице, чтобы та освободила путь, и направился вслед за незнакомцем. Они проследовали в угол зала, где сели за свободный столик, заранее зарезервированный Андреем, просчитавшим, где и когда можно "уловить" журналиста. Официант принял у Литвиненко заказ: две текилы. Оказалось, репортер всем остальным напиткам предпочитает именно этот.

Какое-то время они молчали, поглядывая друг на друга. Литвиненко собирался с мыслями, а Невзглядов не хотел торопить события. Наконец Литвиненко начал.

– Скажи, Юра, гибель Александра Белова ведь ты снимал?

Невзглядов опустил бокал с текилой на стол и как-то напрягся. Вопрос явно не доставил ему удовольствия.

– Допустим я, что дальше? – спросил он без малейшего энтузиазма.

Литвиненко закурил и успокаивающе улыбнулся.

– Странным ничего не показалось? – спросил он. – Инсценировки не было?

Невзглядов сделал себе имя на таких сенсациях, поэтому само предположение о подтасовке показалось ему оскорбительным. Он едва не вскочил из-за стола.

– Да какая инсценировка? Что было, то и снимал!

Литвиненко покачал головой..

– Ты не понял. Я не говорю, что это была твоя инсценировка. Подумай хорошенько, вспомни. Когда ты снимал, у тебя не было ощущения, что все это разыграно специально для тебя? Для вас? Я хочу сделать тебе предложение, от которого ты пока еще можешь отказаться. Подумай еще раз, это важно. Цена вопроса – жизнь.

– Чья? – спросил журналист.

– Твоя в том числе… – Литвиненко достал ручку, на салфетке написал пятизначную сумму в долларах и указательным пальцем отодвинул на половину стола собеседника.

Невзглядов взял салфетку в руки, разгладил и уставился в нее, как первоклассник, пытающийся разобрать слишком сложный для него текст. Его лицо побледнело, а плотно сжатые губы говорили о непростой внутренней борьбе.

Литвиненко решил, что тот знает больше, чем ему хотелось бы.

– Что от меня требуется? – спросил журналист.

Литвиненко протянул ему свою визитную карточку.

– Позвонишь мне через час на мобильный, я скажу куда приехать. – И, не прощаясь, направился к выходу из бара.

XXI

Хасавюртский мир мира не принес. Это был не мир, а перемирие, да и то очень шаткое и ненадежное. Чеченцы не собирались мириться с присутствием федералов, русские – с позором военного поражения. Стороны отошли на исходные позиции, чтобы поднакопить сил, а главное – денег.

Генерал Хохлов все чаще стал задумываться о перспективах разрешения этого конфликта. Выиграть у партизан войну в условиях горной местности и поддержки их населением невозможно… Это и дураку понятно. Но и чеченцы не хотят или не могут понять, что Россия не может этой войны проиграть… Просто в силу большей массы: это как Земля и Луна. Ну не может Луна покинуть поле притяжения своей планеты… Их связывают тысячи невидимых силовых нитей…

Генерал нажал рычажок селекторной связи и попросил секретаршу вызвать Введенского.

Войдя в кабинет, полковник сначала увидел спину шефа, застывшего перед огромной картой южных регионов России. В ту же секунду Хохлов обернулся и, начертив ладонью круг, внутри которого оказалась мятежная Чечня, невесело произнес:

– Скажите, Игорь Леонидович, что мы делаем на этой территории? Что бомбим, в кого стреляем? Если мы хотим уничтожить чеченскую промышленность и финансы, бомбить следует Москву. Тут их экономическая мощь. А живую силу боевиков проще истребить, вытягивая их на стрелки с нашей братвой, а не гоняясь за ними по их диким горам.

Генерал предложил полковнику кресло, но сам остался стоять. Из этого Введенский сделал вывод, что разговор предстоит непростой.

– Вы знаете, кто такие ваххабиты? – спросил наконец генерал.

Введенский представлял себе это в самых общих чертах, на уровне телевизионных репортажей.

– Кажется, это какие-то мусульманские сектанты, вроде исламских кальвинистов, – предположил он. – Нравственная чистота, строгое соблюдение предписаний Корана, фундаментализм и все такое. До сих пор мне не приходилось работать по этой линии.

– Боюсь, теперь придется.

Хохлов подошел к окну и некоторое время молча рассматривал площадь внизу. По улице сплошным потоком двигались машины, плотной толпой шли люди. Что будет, если ваххабизм придет сюда в своем худшем, самом агрессивном варианте?

– Я не шутил, когда говорил, что воевать нам придется прямо здесь, у себя дома, – произнес генерал. – У нас появился новый враг, неуловимый и беспощадный. Это исламский терроризм. Ваххабиты готовы на все. Они хорошо обучены, вооружены и фанатичны. И, что самое опасное, у них имеются покровители в "верхних слоях атмосферы".

И генерал рассказал Введенскому, что по оперативным данным известные предприниматели Асланбек Мокоев и Муса Джохаров в последнее время развернули активную деятельность, захватывая все новые куски российской промышленности. В финансовых операциях их крышуют член Совета безопасности Зорин и магнат Берестовский, в силовых акциях они используют боевые группы ваххабитов, которые приезжают из Чечни и работают вахтовым методом. Прикатили, сделали дело, исчезли.

– Я так понимаю, вы хотите поручить мне разработку этих абреков? – догадался Введенский.

– Правильно понял, – подтвердил генерал. – Иди, составляй план работы. И о Белове не забывай. Ну, флаг тебе на башню…

XXII

Белов проснулся рано, едва за окном начало светать. Он не сразу понял, что его разбудило. Оказалось, с трудом сдерживаемые рыдания Лены. Вглядевшись в полумрак, он увидел, что она сидит с ногами на постели, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом. Он встал с койки и подошел к ней. После той короткой близости между ними словно черная кошка пробежала, причем инициатором отчуждения была Лена. Она упорно делала вид, словно между ними в ту ночь ничего не произошло. Александру оставалось только гадать о причине такой резкой и ничем не спровоцированной с его стороны перемены.

Он легонько прикоснулся к ее плечу. Лена вздрогнула, как от удара, и повернула к нему заплаканное лицо. При этом она даже не пыталась, как обычно, спрятать свою изуродованную шрамом щеку.

– Что? Чего ты еще от меня хочешь?! – закричала она, подняв на него ненавидящий взгляд. – Да, я дрянь! Продажная, развратная тварь! Да, я исковеркала твою жизнь! А заодно и свою! Но в твоей жалости я не нуждаюсь, запомни это. Ты мне не нужен! Если выздоровел, можешь убираться хоть сейчас на все четыре стороны. Не держу! – он закрыла глаза ладонями и снова зарыдала.

Белов оторопел: скорее это у него могли быть претензии к Лене. Но он-то не выставляет счетов, и ничего не требует, кроме человеческого отношения к себе. Откуда эта ненависть? Может, он не прав, и не следовало возвращаться к близким отношениям? Однако это получилось само собой, спонтанно, бездумно. Кто-то хорошо сказал: не ворошите старые могилы, они чреваты новою бедой. Но в чем он виноват? Его захлестнула волна обиды.

– Ты не дрянь и не тварь, ты просто дура! – сказал он с чувством и вышел из бытовки, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Чтобы немного успокоиться, он направился знакомой дорогой к вершине поросшего кустами орешника холма. Взобравшись на плиты, сел и задумался. Состояние Лены беспокоило его не на шутку. Надо было срочно предпринимать какие-то меры, но какие? Он не был психологом, а тут, похоже, требовалась помощь профессионала. Сама Лена помочь ему и себе не желала и ни на какой контакт не шла. Полный тупик.

Чтобы отвлечься от бесплодных размышлений, Белов решил переключиться на что-нибудь другое. Он вздохнул и посмотрел на поселок, раскинувшийся внизу между свалкой и стройкой. Надо отдать должное покойному Пчеле. Он замыслил и начал дело с размахом. Это было видно даже сейчас, несмотря на то, что стройка была заброшена, а оборудование вывезено и разворовано.

Белов наконец вспомнил эту историю. Проект строительства нефтеперерабатывающего завода обещал хорошую прибыль и не был реализован из-за жадности местных чиновников, которые потребовали запредельные взятки. Людям Асланбека пришлось даже похитить жену одного из самых бессовестных и упрямых бюрократов. Тот сразу же согласился на предложенные условия, его примеру последовали остальные.

Строительство начали ударными темпами, не дожидаясь официального разрешения: в его получении уже никто не сомневался. Завезли материалы, технику и поставили огромное количество вагончиков-бытовок для строителей-нелегалов. Но тут федеральные власти по всей стране начали негласную, но жесткую борьбу по вытеснению чеченского капитала. Чеченские же боевики в это время срочно понадобились у себя на родине.

После гибели Пчелы, Фила и Космоса Саше стало не до империи и собственных многочисленных проектов. Воспользовавшись удобным моментом, местные чиновники поставили строителей нефтяного гиганта на колени, объект пришлось закрыть, стройку свернули. Основные убытки, понятно, легли на немцев…

О том, что было дальше, Саше рассказал Федор. Оставленные на законсервированном объекте сторожа сбежали через неделю: соседство свалки, населенной бомжами, делало их работу опасной для жизни. Как и полагается, поле битвы осталось за мародерами.

Добыча им досталась немалая. Одних бытовок-вагончиков столько, что с лихвой хватило бы на всех бомжей Москвы и Московской области. Это был настоящий рай для бездомных. Бомжовый коммунизм с окончательным решением жилищного вопроса.

Часть домиков заняли бывшие строители, хохлы и молдаване, которым было просто некуда деваться. Они создали некое подобие группировки, которую возглавил их бригадир, молдаванин Михай Лупу по кличке Румын. Какое-то время бывшие рабочие зарабатывали на жизнь тем, что разворовывали и продавали оставшиеся материалы. Некоторые сколотили шабашки и отправились строить дачи.

Время было сказочное. На каждую просьбу заказчика поправить баньку, переложить камин, или починить водопровод пролетарии заученно гнусавили в ответ: "Гони штуку баксов". И получали! Что говорить о строительстве дачи или той же бани! Каждый гастарбайтер рассчитывал на листопад баксов после окончания строительства. С такими деньгами можно было вернуться в родную Жмеринку или Флорешты Рокфеллером. Но после дефолта все нелегальные труженики снова собрались на помойке. Легкие времена закончились.

Группировка Михая Лупу была хорошо организована и крепко спаяна, поскольку все ее члены были для местных чужаками. А внешняя угроза, как известно, объединяет. Нелегалы сумели потеснить бывших обитателей свалки и сами занялись помойным бизнесом. Свалка давала средства не только для пропитания. Поначалу аборигены и пришельцы по привычке принялись делить домики и добычу, но быстро поняли, что делить-то, в сущности, нечего. Хватало на всех. И агломерация свалки и стройки зажила спокойной мирной жизнью.

Задумавшись, Белов не сразу услышал неровную поступь Витька. Тот, прихрамывая, взбирался на холм со стороны поселка. Витек был один.

– Где Федю потерял? – спросил Белов у парня.

Тот сел рядом на плиты, достал из кармана бушлата пачку "Беломора" и предложил Белову. Они не спеша закурили. Поэтому Витек ответил не сразу.

– Он со Степанычем колбасу по точкам повез. Вчера целую фуру с "Микояна" свалили, вот он по ихним точкам и повез. У Степаныча порядок строгий, никакой пересортицы. А ты что такой смурной? – прищурился Витек. – Настроение плохое?

Белов кивнул. Про Лену и их взаимоотношения говорить не стал, перевел разговор на другую тему.

– Плохое настроение. Ты про дефолт слыхал?

Витек ощерился в улыбке до ушей.

– Ха! Мне твой дефолт по барабану. Меня он никаким краем не касается. Сбережений в рублях не держу, а в долларах и подавно.

Белов только головой покачал. Говорить на эту тему с его новыми друзьями было совершенно бессмысленно. Они жили словно бабочки-однодневки, не задумываясь о том, что будет завтра, и наступит ли оно вообще. Как в детском стишке:

Птичка божия не знает Ни заботы, ни труда, Хлопотливо не свивает Долговечного гнезда…

Скорее всего, именно благодаря такому беспечному нраву они и оказались на свалке жизни. А может, так и надо жить? И не выдумывать ненужные проблемы, а тем более не позволять навязывать себе чужие? Вот только суть в том, что сейчас, скорее всего, именно такой случай! Поэтому Белов принялся втолковывать Витьку элементарные вещи:

– Видишь эти фундаменты и коммуникации? Ты хоть представляешь, какие бабки в эту стройку уже вложены? А прибыль прикидываешь? Это же нефтезавод, а не пивоварня. И ты думаешь, что про нас забудут? Хрен тебе! Так что не сегодня-завтра жди гостей.

Витек озадаченно почесал кончик носа. Ему и в голову не приходило, что их "достойной, обеспеченной жизни" мог прийти конец. Но Белов в силу какой-то своей врожденной особенности вызывал у собеседников доверие к себе и своим словам. Так произошло и на этот раз. Витек сразу ему поверил.

– И что, никаких вариантов? – спросил он тихо.

Белов покачал головой и сказал голосом Ельцина.

– Как говорят в Кремле: "Другой альтернативы нет".

Витек задумался. Его военный опыт и склонность к силовым решениям подсказали ему самый простой и действенный метод решения этой проблемы. Чтобы Магомет не пришел к горе, нужно ее убрать… Только и всего!

– А может, рвануть все это на хрен? – предложил он азартно, щелчком отправив непоту-шенную папиросу в сторону стройки. Как маленькая баллистическая ракета, она совершила перелет по дугообразной траектории и упала метрах в пяти от них.

Белов в ответ на предложение усмехнулся. Это решение показалось ему слишком простым и радикальным. Но очень соблазнительным.

– Рвануть? – переспросил он. – А что, есть чем?

Витек вскочил и обвел рукой горизонт: уже совсем рассвело, над ними, как "мессеры", носились тучи ворон.

– Эх ты, Серый, до сих пор не понял, куда попал? Это же свалка! Тут всякого добра полно, а уж взрывчатки в разных видах – немерено. А что с ней делать, не представляем. Толом печки топим, толовая стружка здорово горит. А продавать – стремно. Двое наших пробовали с полпуда толкнуть. Одного покупатель замочил, другому менты хомут подвесили.

"А может, Витек прав, -подумал Белов. – Устроить тут Хиросиму с Нагасаки, и дело с концом!"

Он представил себе на месте стройки котлован вроде лунного кратера.

– Слушай, это было бы здорово, но сам понимаешь, нереально. Тут не один вагон взрывчатки нужен или атомная бомба. А как со стволами? Тоже можно найти?

– Насчет атомной бомбы не уверен, что нет… Может, если поискать, то и водородную найдем, – перехватив удивленный взгляд Белова, Витек пояснил: – Шутка! А со стволами всяко бывает. Кто-то кого-то замочит, а ствол скинет в бак для отходов. Оттуда в мусороуборочную машину, так он сюда к нам и попадает. Но это редко. Короче, есть у меня наган с четырьмя патронами. Но это на самый крайняк. А так, за жизнь потолковать – холодное оружие имеется. Ножи, дубины. Лично я топор предпочитаю, как Раскольников… Вставай, покажу тебе кое-что.

Они шли около получаса в сторону свалки. Наконец Витек остановился возле похожего на нору отверстия в земле. Оказалось – заброшенная землянка.

– Здесь раньше бомжи кантовались, пока строители свои вагончики не оставили, – пояснил Витек. – Залезай внутрь.

Землянка оказалась темной, но довольно объемистой. Внутри стояла страшная вонь. Пахло чем-то едким и неприятным. Пол был земляной, а стены, чтобы не осыпались, были подперты листами фанеры, шифера и пластика. Дальний угол занимала печка, сложенная из обломков битых кирпичей. Белов споткнулся обо что-то. Пригляделся – мина.

– Ни хрена себе! – вздрогнул он.

– Не боись, – успокоил его Витек, – она уже пустая. Вот, это моя лаборатория, – с гордостью добавил он. – Я тут взрывчатку выплавляю.

Белов повертел головой в поисках готового продукта. Витек догадался, что тот ищет.

– Я ее там, в яме прячу, – сообщил он, сделав неопределенный жест рукой. – Что я, двинутый, что ли, здесь хранить? Кумекаем маленько. Ну, пошли, выйдем, тут долго не стоит оставаться.

Оказавшись на свежем воздухе, Белов сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

– И много у тебя этой взрывчатки накопилось? – спросил он.

– Да килограммов десять-пятнадцать будет, – ответил Витек. – Точнее не скажу, не взвешивал. А что, может понадобиться?

– Может, и даже очень скоро, – обнадежил его Белов.

XXIII

Сотрудники ФСБ Змиенко и Воскобойников сопровождали машину Шмидта на максимально дальней дистанции. Они приняли объект под наблюдение возле высотного элитного жилого дома на западной окраине Москвы. Их неприметная серенькая "десятка", снабженная мощ: ным роторным двигателем, неотступно держалась на хвосте у шмидтовского "Мерседеса". Змиенко вел машину уверенно, на обгон шел только в самом крайнем случае и тут же возвращался в средний ряд, где всегда мог укрыться за каким-нибудь автобусом или грузовичком.

– Ты не рискуй, – предупредил напарника Воскобойников. – Подтянись к нему немного. А то на светофоре оторвется. Машин на дороге много, он нас не заметит.

Змиенко пожал плечами и прибавил скорость. Двигавшийся перед ними микроавтобус только что ушел влево на разворот, и впереди как раз образовалось свободное пространство. Но тут, опасно подрезая дорогу их "десятке", справа вырвался серый "ниссан". Его номера были заляпаны грязью. Змиенко выругался.

– Вот, блин, отморозок хренов! Наверно только вчера права купил.

Воскобойников нахмурился.

– Это не чайник. Я этого раздолбал еще там, возле дома Шмидта заметил. По-моему эти ребята занимаются тем же, что и мы. Только зарплату им платит не государство. Так что отстань немного, давай и его попасем.

Он не ошибся. "Ниссан" повторял все маневры идущего впереди "мерседеса". Задача наблюдателей усложнилась. Воскобойников связался по рации с начальником и сообщил о появлении конкурентов. Тот обещал прислать подкрепление.

– Если объекты разойдутся до прибытия нашей группы, берите на себя "ниссан". Шмидта примут ваши сменщики.

Тем временем "мерседес" Шмидта остановился у здания Фонда "Реставрация". Как только сам Шмидт исчез за зеркальными дверями, следивший за ним "ниссан" сорвался с места и свернул в переулок.

– Гони! – воскликнул Воскобойников, но Змиенко и без его команды бросил машину следом за уходящей иномаркой. Проскочив переулок, они увидели "ниссан", который на большой скорости двигался по параллельной улице.

– Срисовали, гады! – выругался Змиенко. – Где-то мы прокололись!

Воскобойников лихорадочно тянул к себе микрофон рации.

– Прибавь газу, преследуй в открытую. Я сейчас свяжусь по рации с гаишниками, они их тормознут на ближайшем посту.

Змиенко демонстрировал чудеса вождения. За несколько минут он не только не потерял уходивший на предельной скорости "ниссан", но и почти догнал его. Дорога шла между заводскими корпусами, обнесенными бетонными заборами. Одно слово – промзона. Машин почти не встречалось, и оба водителя смогли выжать из своих машин максимум скорости.

Неожиданно "ниссан" резко затормозил. Он почти остановился. Змиенко торжествующе взглянул на напарника.

– Сейчас мы их сами возьмем. Приготовься! Слепим тепленькими!

Воскобойников полез за пистолетом. В их работе оружие требовалось скорее скрывать, чем доставать, поэтому оперативную кобуру он носил под курткой и легким тонким свитером. Пистолет зацепился за одежду и не хотел вылезать. Воскобойников выругался сквозь зубы, рванул посильнее. Раздался треск материи. В тот же момент Змиенко ударил по тормозам. Воскобойникову, чтобы не врезаться лбом в стекло, пришлось выбросить руки вперед и упереться в торпеду. Пистолет упал на пол машины. Воскобойников нагнулся за ним, и тут прямо над головой услышал дробь сухих ударов по ветровому стеклу. И только после этого – автоматную очередь.

Рядом вскрикнул Змиенко. Воскобойников почувствовал, как напарник навалился на него всей тяжестью. По салону "десятки", как свинцовый горох, стучали пули. Все, что смог сделать Воскобойников, это высунуть правую руку с пистолетом и произвести наугад несколько выстрелов в направлении противника. Автоматные очереди прекратились, взревел двигатель, взвизгнули покрышки "ниссана", и вскоре все стихло.

Воскобойников только теперь почувствовал острую боль в предплечье: одна из пуль попала в него. Стиснув зубы, чтобы не застонать, он отстранил безвольное тело Змиенко и осторожно выглянул. Никого – ни спереди, ни сзади. Их машина похожа на решето, салон засыпан битым стеклом, обильно залит кровью. Это была кровь Змиенко. Сам капитан в неестественной позе полулежал на сиденье, запрокинув голову, и смотрел в потолок мертвым стекленеющим взглядом.

Утром Введенский первым делом вызвал к себе капитана Воскобойникова. Тот вошел в кабинет буквально в ту же секунду, словно ждал за дверью. Его левая рука висела на перевязи, выглядел он, как восставший из гроба: лицо бледное, словно у него всю ночь откачивали кровь, под глазами темные круги.

Введенский поморщился, словно неизвестные ранили не подчиненного, а его самого. Потом спросил.

– Как себя чувствуешь? В состоянии докладывать? Рука сильно болит?

– Терпимо, – сдержанно отозвался Воскобойников. – Можно сказать, отделался легким испугом. А вот Змиенко не повезло… У него ведь семья осталась, трое детей мал мала меньше.

– Да, жаль парня, – вздохнул Введенский. – Не сомневайся, мы до них доберемся. И в самое ближайшее время.

Полковник жестом пригласил раненого садиться, а затем занял свое место за Т-образным столом. Помолчал, собираясь с мыслями, взглянул на Воскобойникова.

– Ну ладно, вернемся к нашим делам. Если ты в состоянии, рассказывай. Начни со Шмидта.

Воскобойников подробно доложил о результатах наблюдения за Шмидтом. Полковника очень заинтересовали отношения Шмидта с Ольгой Беловой в девичестве Суриковой, которые с каждым днем становились все теснее. В остальном доклад наружника не содержал для Введенского ничего, что заслуживало бы особого внимания. В конце разговор снова вернулся к трагическим событиям предыдущего дня.

– Вы этот "ниссан" раньше видели? – спросил Введенский.

– Нет, – уверенно сказал Воскобойников. – Мы бы его засекли. Параллельного наблюдения за Шмидтом раньше не было. По крайней мере, систематического. Это могли быть частники из охранного предприятия или бандиты. Последнее вероятнее, – он машинально потрогал простреленную руку.

Введенский ничего не ответил. Он хорошо знал, что многие охранные предприятия представляют собой настоящие преступные группировки. Ослабленные бесконечными реорганизациями и утечкой кадров правоохранительные органы были не в состоянии контролировать растущие как грибы после дождя частные охранно-сыскные фирмы.

Полковник поблагодарил оперативника за хорошую работу и отправил его домой, отдыхать, восстанавливать силы.

Введенский не собирался встречаться со Шмидтом в ближайшее время. Для его вербовки у полковника не хватало материала, и вообще, клиент должен был дозреть. Но после гибели Змиенко ситуация изменилась. Теперь можно было попробовать дожать Шмидта, используя в качестве средства давления охотившуюся на него команду "ниссана". И Введенский направился в офис фонда "Реставрация", предварительно сообщив о своем визите по телефону.

Шмидт ждал полковника внизу, в вестибюле, в компании трех своих ангелов-хранителей. Введенский воспринял это как хороший знак. Они поднялись на лифте наверх, в офис Шмидта. Тот жестом отпустил охрану и пригласил полковника садиться. Они уселись в кресла друг против друга. Введенский решил играть эту партию в агрессивном стиле, и поэтому сразу взял быка за рога.

– У вас, Дмитрий Андреевич, как я слышал, серьезные осложнения с прокуратурой? – изображая сочувствие, поинтересовался он.

Шмидт дернулся, но тут же взял себя в руки и спокойно сказал:

– Меня вызывали в прокуратуру как свидетеля. К убийству Каверина я не причастен!

Введенский благожелательно улыбнулся и несколько раз кивнул, соглашаясь с утверждением собеседника.

– Нисколько не сомневаюсь, но в этом нужно убедить прокуратуру. Скажу больше. Мы знаем, кто убил Каверина. Вы, полагаю, тоже.

Шмидт вопросительно посмотрел на полковника. Напоминание о вызове в прокуратуру он расценил как шантаж, и это ему не понравилось.

Введенский, в свою очередь, внимательно следил за лицом Шмидта, стараясь уловить малейшие оттенки его выражения.

– Мы знаем, что Каверина убил ваш бывший шеф Александр Белов. Мы долгое время сотрудничали с ним, это был целиком и полностью наш человек, и теперь мне очень его не хватает.

– С трудом верится, что Саша мог быть комитетским стукачом, – недоверчиво бросил Шмидт.

Полковник пропустил мимо ушей это обидное словосочетание. Он понимал, что рискует, избрав наступательную тактику, но перед глазами у него стояло залитое кровью лицо капитана Змиенко. Это не последняя смерть в истории с "ниссаном". Чтобы предотвратить гибель людей, приходилось идти ва-банк.

– Видите ли, Дмитрий Андреевич, – как можно убедительнее сказал Введенский, – вы не совсем точно представляете себе формы сотрудничества граждан с органами безопасности. Саша отнюдь не был стукачом, как вы выражаетесь.

И Введенский вкратце изложил Шмидту свою версию совместной работы с Беловым. Пришлось упомянуть и имя Каверина.

– Значит, и он на вас работал? – разочарованно произнес Шмидт, выслушав рассказ полковника. – Поэтому вы и не помогли Белову в борьбе с Кавериным. И Каверину не помогли. Теперь понятно, почему. Хотели использовать естественный отбор. Только оказалось, что победителя нет.

Введенский не удержался от усмешки.

– Почему же нет победителя? Победитель имеется. Это вы, Дмитрий Андреевич.

Шмидт слегка вздрогнул и на секунду потерял самообладание. Его растерянность не укрылась от Введенского. Полковник понял, что у него есть все шансы на победу в этой дуэли. Поэтому он принялся излагать события, произошедшие после гибели Фила, Пчелы и Космоса вплоть до покушения на Александра Белова в аэропорту. Так подробно, будто сам был их участником.

– А вот кто стрелял, нам установить не удалось, – закончил Введенский свое повествование. – Но мне кажется, что вы знаете и заказчика, и исполнителей, – добавил он, как ни в чем не бывало разглядывая собеседника.

Шмидт, хоть и не показывал виду, был выбит из колеи. Ему стало ясно, что представитель самой могущественной организации России его вычислил, расшифровал, загнал в угол. Он ждал последнего вопроса, точнее не вопроса, а обвинения. Но его не последовало.

Введенский вдруг сменил тему разговора. Он принялся объяснять Шмидту положение дел в государстве, сказал, что политики вроде Ельцина, Черномырдина и иже с ними приходят и уходят, а они, казенные люди, слуги отечества, остаются. Он напомнил ему, что тот, как офицер, пусть и бывший, должен ставить во главу угла не личные, корыстные интересы, а общее благо, интересы страны. Он говорил о том, что в настоящее время силовые ведомства оказались на подъеме после долгих лет упадка и гонений. И что теперь сотрудничество с ними сулит большие перспективы. В завершение Введенский сообщил Шмидту о сером "ниссане" с заляпанными грязью номерами и о гибели своего оперативника.

– Вы не знаете, кто мог за вами следить? – спросил он.

– Да кто угодно, – развел руками Шмидт. – У меня врагов, как грязи. Собственных хватает, плюс те, что от Белова достались.

– Нет, это не кто угодно, – возразил полковник. – Это настоящие бандиты, причем решительные и жестокие. Профессионалы, хоть и отморозки. Повторяю, мои люди пытались их преследовать и попали в засаду. Один офицер был убит, другой ранен. Так что имейте в виду,

Дмитрий Андреевич, положение ваше хуже губернаторского, причем это только начало, будет еще хуже. И, кроме нас, вам никто не поможет. Я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество к обоюдной пользе. Вы поможете мне, а я вам. И заметьте, никто вас не принуждает. Если вы скажете "нет", будем считать, что разговора не было, – он замолчал, вопросительно глядя на Шмидта.

Тот погрузился в раздумья. Жизнь его сложилась так, что он вынужден был уйти из органов и прибиться к криминалу. Но ведь все могло быть иначе, если бы не развал Союза и полураспад Вооруженных Сил. Тянул бы он сейчас лямку в каком-нибудь отделении МВД или потел в горячей точке под душманскими пулями. Но зато душа была бы спокойна! Все-таки его теперешняя жизнь и род деятельности не доставляли ему удовольствия. И потом, ведь поступали же когда-то пираты на государственную службу, как Морган и ему подобные. Что порядочнее, в конце-то концов? К тому же в борьбе за свою жизнь, за жизнь Ивана и Ольги лучше иметь могущественного союзника в лице Введенского и стоящей за ним Конторы. Это он, Шмидт, будет использовать ее в своих целях, что бы там ни думали эти гребаные чекисты.

– Хорошо, я согласен на ваше предложение, – сказал он наконец. – Я все понимаю… Теперь, наверное, мне нужно подписать какие-то бумаги?

Введенский внутренне торжествовал: он добился своего. Настало время сделать их отношения более доверительными. Поэтому полковник широко улыбнулся.

– Мы с вами не будем оформлять отношений, никаких расписок, боже упаси. Это просто джентльменское соглашение. Мы же взрослые люди.

И он дружески подмигнул Шмидту. Тот ответил ему кислой улыбкой, в которой, впрочем, не было и тени огорчения или обиды. Союз был заключен, агент сохранил лицо. И каждый из собеседников полагал, что выиграл партию именно он…

Своевременность такого шага Шмидт ощутил уже на другой день, когда секретарша сообщила ему, что по городскому телефону его спрашивает Тариэл Автандилович.

– Соедините, – распорядился Шмидт и поморщился: "Началось"! – подумал он мрачно.

Телефонный разговор получился долгим и непростым. Тариэл выступал от имени воров с притязаниями на часть наследства Белова. Требования его были на первый взгляд умеренными. Но Шмидт понимал, что если он согласиться отдать хоть самую малую часть, то в самом скором времени потеряет все. К тому же ему очень не понравилось, что Тариэл в курсе строительства нефтяного завода. Откуда знает? Не иначе как заложил кто-то из участников Большого совета. Скверно! Поэтому он не ответил ни да, ни нет, а пообещал подумать.

Сразу после разговора с вором Шмидт позвонил Введенскому. Того на месте не оказалось. Секретарша полковника сообщила, что Введенский находится на докладе у генерала.

XXIV

В кабинете генерала Хохлова между тем шел очень важный разговор. Хохлову предстояло в очень деликатной форме объяснить подчиненному, что они вступают в игру, поражение в которой может стоить им обоим карьеры, а то и головы.

– Слушай, Игорь Леонидович, – обратился он к полковнику, – а ты хотел бы заглянуть в свое личное дело в кадрах? Вот я бы в свое заглянул с большим удовольствием. Скажу тебе откровенно, листал я твое досье. Характеризуешься ты в целом положительно. Пожалуй, только одна черта тебя не украшает. Ты копуша. Что в столовке за обедом, что в работе. Но ведь это тоже – как посмотреть. Зато можно быть уверенным, что в критической ситуации дров не наломаешь.

Введенский понимающе усмехнулся.

– Хотите сказать, товарищ генерал, что сейчас сложилась именно такая ситуация?

– Угадал, – кивнул Хохлов. – В общем, я на тебя полагаюсь, верю, что вендетту не устроишь, мстить не полезешь.

– Это касается Змиенко? – предположил Введенский.

– Снова угадал. Я получил совершенно конфиденциальную информацию. Короче, если об этом узнают газетчики или депутаты, скандал будет грандиозный, причем на высочайшем уровне. Так вот, твои ребята, Игорь, преследовали людей криминального авторитета Кабана. А те, в свою очередь, вели наблюдение за Шмидтом по распоряжению… кого ты думаешь? Виктора Петровича Зорина! Так-то вот. Ситуация серьезная. Обо всех своих шагах в этом деле сообщай мне, никакой отсебятины. Не уверен, что смогу прикрыть тебя, если что…

Введенский вернулся в свой кабинет расстроенным. Одно дело – исподтишка строить козни против могущественного чиновника, и совсем другое – вступить с ним в открытую войну. То, что за спиной Введенского стояла государственная секретная служба, не давало ему сколько-нибудь заметного преимущества. Связи Зорина в Думе, правительстве и аппарате президента уравнивали возможности, а в его охране трудилось немало бывших сотрудников государственной безопасности высочайшей квалификации. Да и кое-кто из ныне действующих коллег полковника Введенского получал у Зорина вторую зарплату, куда больше той, что платило им государство.

Полковник набрал номер внутреннего телефона.

– Коноваленко? Зайди ко мне, – приказал он.

Майор Коноваленко появился как всегда неслышно, постучал и терпеливо дождался за дверью разрешения войти. Введенскому показалось, что за секунду до этого он почувствовал запах одеколона "Армани", которым имел обыкновение злоупотреблять его сотрудник.

Воевать с Зориным на всех фронтах Введенский не мог. Из всех направлений следовало выбрать главное и сосредоточиться на нем. Ошибка в выборе цели могла сыграть роковую роль. Сильные мира сего, стоявшие за Зориным, легко могли стереть какого-то полковника ФСБ в порошок. Но Введенский не сомневался в своей правоте. Он был уверен, что в ближайшее время начнется криминальная война из-за стройки нефтеперегонного завода. Нефть – кровь экономики, это раньше люди гибли за металл. Теперь миром владеет тот, кто распоряжается нефтяными запасами. Или торгует продуктами их переработки!

Введенский был краток. Майор Коноваленко внимательно слушал, только изредка делая в блокноте какие-то короткие записи.

– К Шмидту должны приехать партнеры из Германии. Займетесь ими, – инструктировал полковник. В помощь вам даю капитана Воскобойникова, он ранен, но бюллетенить отказывается. Он опытный наружник, поможет организовать наблюдение силами нашего отдела. Наружку из управления мы подключить не можем из соображений секретности.

Закончив инструктаж майора, Введенский перезвонил Шмидту. Полученная от него информация не обрадовала. Оставалось готовиться к серьезным неприятностям.

Неприятности не заставили себя долго ждать. Объекты, входящие в империю Александра Белова, подверглись нападениям. В полночь в одном его из ночных клубов раздался взрыв. Никто не пострадал, но паника началась страшная. На следующий день сгорело несколько ларьков на оптовом рынке. Затем были ограблены сразу три валютных обменника.

Шмидт поднял на ноги всех людей. Ольгу и Ваньку охраняли самые доверенные бойцы. Сам он носился по Москве на бронированном "Мерседесе", но без большой охраны, только в сопровождении водителя и белобрысого Коляна. Пришла беда и с другой стороны. Один из джипов с боевиками, срочно отправленными на усиление охраны офиса, остановила милиция. Удостоверения частных охранников не помогли. Кроме помповых ружей омоновцы обнаружили под сиденьем машины два автомата Калашникова. А это был уже серьезный криминал. Шмидт обратился к Введенскому, и тот обещал помочь…

В квартире, где жили Ольга с Ванькой, Шмидт появился заполночь, посеревший от усталости и недосыпания. Ванька уже посапывал в кроватке, а Ольга ждала Шмидта после его звонка.

– Тебе надо отдохнуть, – безапелляционным тоном сказала она, увидев, в каком он находится состоянии.

– Некогда, – буркнул Шмидт, падая в кресло. – Налей чего-нибудь покрепче, сил нет пошевелиться.

Ольга подошла к бару, плеснула в стакан толстого стекла неразбавленного виски, вернулась к Шмидту. Он принял стакан из ее руки, сделал глоток и пожаловался:

– Хреновые у нас дела. Нас атакуют со всех сторон. Воры, бандиты, хрен знает кто еще. Оглядеться нет времени. Пятерых наших пацанов завалили.

– Мы должны помочь их семьям, – твердо сказала Ольга, садясь в кресло напротив.

Шмидт в ответ только махнул рукой.

– Это само собой. Проблема в другом – скольких еще убьют. Мы как дичь под прожектором, у всех на виду. А охотников не видно. И наугад не ударишь. Попадешь не в того, нам же еще и предъявят за беспредел. Это все из-за того, что они считают Сашину империю обезглавленной.

Ольга задумалась, машинально запахнулась в полупрозрачный халат, поправила его на груди.

– Послушай, но ведь у этого, Каверина, тоже остались какие-то ценные объекты. Почему они не взялись делить их, а начали с нас?

Шмидт покачал головой: на самом деле все очень просто.

– Мы представляем опасность как реальная сила. Когда они разберутся с нами, то наследство Каверина останется только подобрать. Оно им достанется даром.

Он заметил, что Ольга, помрачневшая было после того, что он ей сообщил, вдруг улыбнулась каким-то своим мыслям.

– Ты что-то надумала? Говори.

Ольга встала, подошла к бару и налила себе коньяку в маленький пузатый бокал, похожий на лампочку. Вернулась к Шмидту, присела на подлокотник его кресла. Он нерешительно обнял ее рукой за талию.

– Только обещай не смеяться, если я скажу что-нибудь не то, – попросила она и отпила из бокала. – Так вот, слушай. У кого-то сдали нервы. Какая-то из криминальных группировок нападает на нас, правильно?

– Наезжает, – поправил Шмидт.

– Хорошо, наезжает, – согласилась Ольга. – Остальные, как я понимаю, ждут развития событий, чтобы влезть в драку, когда мы окончательно ослабеем.

Шмидт не мог не признать точности ее анализа, о чем и заявил. Ободренная его похвалой, Ольга продолжила.

– А если мы не будем отбиваться, а нападем сами?

– На кого? – не понял Шмидт.

– Мы должны захватить самый жирный кусок из хозяйства Каверина, – заявила Ольга. – Тогда другие не удержатся и бросятся делить его наследство, и им будет не до нас. А мы получим передышку и выигрыш во времени. Ну что, это глупо?

– Это гениально! – с восхищением произнес Шмидт. – Завтра же займемся этим.

– Почему же завтра, а не прямо сейчас? – притворно удивилась Ольга и рассмеялась.

Шмидт аккуратно, чтобы не расплескать Олин коньяк, притянул ее к себе. Ольга отвела в сторону руку с бокалом и оказалась у него на коленях. Она смотрела на него снизу вверх с каким-то ожиданием, а он все не мог решиться… Наконец, повинуясь этому взгляду, Дмитрий подвел ладонь под ее затылок и тихонько подтолкнул к себе, одновременно наклоняясь. Но в последний момент Оля уперлась руками в грудь Шмидта и мягко его отстранила…

XXV

Саша Белов понемногу приобщался к жизни своих новых товарищей. Однажды он даже рискнул выехать со Степанычем в Москву. Они развозили колбасу и консервы по торговым точкам. То, что товар был просрочен, никого не смущало. Его охотно принимали не только на вокзалах и рынках, но и в магазинах.

Вернулись поздно. Степаныч поехал ставить свою "ласточку" в сарай, который гордо именовал гаражом, а Белов направился к их с Леной вагончику.

Отношения их так и не наладились. И это очень задевало Белова. Лена и хотела его, и в то же время отталкивала. Впрочем, она и раньше отличалась капризностью.

Приближаясь к своему вагончику, Белов издалека увидел Лену. Он стояла перед входом в бытовку и разговаривала с невысоким коренастым человеком, похожим на гориллу. Крепыш был необычайно широк в плечах. Про таких говорят – его легче перепрыгнуть, чем обойти.

Лена говорила оживленно, крепыш внимательно ее слушал. Белов решил не мешать их беседе и свернул к сложенным в стороне бетонным кубикам, на которых заметил Федю. Они поздоровались.

– Ну, как съездили? – поинтересовался Федя. – Не надорвался?

Белов только рукой махнул. Он давно уже вошел в нормальную физическую форму. Вместо ответа сам спросил.

– Слушай, а с кем это там Лена разговаривает? Федя взглянул на него с удивлением.

– А ты что, его не знаешь? Так это же сам Михай Лупу, король тутошний. Плантатор. Неужели до сих пор не встречались?

Белов пожал плечами.

– Откуда? Первый раз вижу. Слышать про него приходилось, а видеть – никогда. Кстати, Лупу по-молдавски значит волк. Со мной на заставе двое молдаван служили, научили кое-чему.

Тем временем Лупу закончил разговор и направился в их сторону. Проходя мимо Белова, он смерил его недобрым презрительным взглядом, словно насквозь проткнул. Федя поздоровался с королем свалки, но тот проигнорировал его приветствие. Следом за хозяином протопали трое мордоворотов-охранников. Эти не обратили на двух друзей никакого внимания. Подумаешь, двое бомжей!

Белов посидел с Федей еще немного. Ему нравилось общаться с этим доморощенным философом. Тем более, это следовало признать, по сути он часто бывал прав. Особенно когда утверждал, что люди гоняются за пустыми призраками, а жизни под ногами не замечают. Чем-то он напоминал Саше древнегреческого мудреца Диогена, жившего в пустой бочке и как-то пославшего на хрен самого Александра Македонского.

Солнце село, потянуло холодом и Белов, простившись с Федей, пошел домой. Он вошел в бытовку и выложил на стол привезенные из города продукты – бутылку водки, колбасу, сыр, хлеб, помидоры. Сзади хлопнула дверь – пришла Лена.

– Доставай стаканы, – предложил Белов. – Будем ужинать.

Лена принялась молча накрывать на стол. Белов разлил водку в стаканы. Выпили, не чокаясь. Чтобы хоть как-то разрядить напряженное молчание, Саша спросил.

– Это был Лупу? Что тебе предлагал этот орангутанг?

– Приглашал перебраться к нему жить, – ответила она. – Он это делает не в первый раз. Надоел уже. Но сегодня я подумала – может, согласиться?

– И чем он лучше меня? – недоуменно спросил Саша.

Лена отвернулась, уставилась куда-то в стену. И сказала в сторону:

– Он предлагает мне жить с ним. Причем не из жалости. Он никогда не видел меня без этого шрама. Я нравлюсь ему такой, какая я есть.

– Ты и мне нравишься такая, какая есть! – сказал Белов искренне…

Утром, когда Саша проснулся, Лены в бытовке не было. На столе лежал листок бумаги. Это была записка, оставленная Леной. На ней торопливым почерком было выведено: "Спасибо. Прости, прощай, я ухожу…"

Белов одним прыжком выскочил из вагончика, Он был вне себя, не соображал, что именно собирается делать, куда бежать, и где искать Лену. Знал только одно – попадись ему сейчас Ми-хай Лупу, он бросится на него, невзирая на сотню охранников.

Федя и Витек сидели на куче щебенки недалеко от поселка. Увидев мечущегося как зверь между вагончиками Александра, они, не сговариваясь, бросились к нему. Федя мешком рухнул под ноги Белову, а Витек навалился сверху и прижал всей тяжестью к земле.

– Пусти! – прорычал с натугой Белов: от напряжения у него вздулись жилы на лбу и шее.

Он рванулся и попытался ударить Витька в глаз. Но тот только усилил хватку. Вдобавок выбравшийся из-под них Федя тоже присоединился к Витьку и сел Белову на ноги. Особенно не помог по причине своей физической маломощности, но сильно мешал Саше лягаться.

Наконец Белов выдохся. Он перестал вырываться из цепких рук друзей и расслабился.

– Ну ладно, – недовольно буркнул он, – отпускайте.

– Остыл? – на всякий случай переспросил его Витек.

– Вроде да. Извини…

Все трое поднялись с земли и принялись отряхиваться.

– Что, Лена ушла? – догадался Федя. Белов ничего не ответил, только кивнул с

мрачным видом. Он боялся, что если произнесет слово, то голос его может предательски дрогнуть.

– И куда ты намылился? – теперь вопрос задал Витек. – С Михаем Лупу счеты сводить?

Белов на этот раз вообще не прореагировал. Но ответ был и без того написан на его раскрасневшемся лице.

Витек постучал себя пальцем по лбу.

– Дурак ты, Серый. Ну, прибежал бы ты к нему. И что дальше?

Белов чувствовал себя последним идиотом. Теперь он и сам задался этим вопросом. И ответил скорее не Витьку, а самому себе.

– Не знаю. Убил бы, наверно.

Витек и Федя переглянулись с кривыми ухмылками.

– Ага, убил бы, – ядовито произнес Витек. – Да тебя бы к нему и близко не подпустили. Его охраняют, как Пиночета какого-нибудь. Короче, вернулся бы ты снова в ту кучу мусора, откуда мы тебя выволокли. Только на этот раз осечки могло бы и не случиться.

Федя поддержал Витька.

– Да, с Михаем лучше не связываться. Мы все здесь живем с его согласия. Если он захочет, так любой отсюда в пять минут вылетит. А не успеет вылететь – пожалеет. Так что ты потише. И себя, и нас подставишь.

Белов и сам уже понимал, что едва не спорол глупость. Он посмотрел на Витька и Федю, которые с таким трудом спасли его от рокового шага, и почему-то вспомнил Космоса, Фила, Пчелу. Их он не уберег. Сейчас судьба, возможно, послала ему новых друзей. И по отношению к ним он ведет себя как свинья.

Витек и Федя смотрели на него с тревогой и ожиданием. Белов заставил себя улыбнуться.

– Да идите вы! Какой-то Лупу-шалупу, нужен он мне! Я бегал – вас искал.

– Это зачем? – подозрительно поинтересовался Федя.

– Так ведь времени – скоро десять, а мы еще ни в одном глазу. Где же твои принципы? Пошли, у меня осталось.

И Белов хлопнул по плечу сначала Федю, а потом и Витька. И сразу спало напряжение. Стало легко. Все трое рассмеялись и направились к его опустевшему вагончику.

XXVI

Операция по захвату ликеро-водочного завода, не так давно принадлежавшего Каверину, прошла как по маслу. Шмидта на заводе никто не ждал. Его люди быстро заняли все входы и выходы на проходной, в хранилище, цехах розлива и готовой продукции, а сам Дмитрий со своими телохранителями направился в административный корпус и прошел в кабинет директора. Дверь взломали легко, но справиться с патентованным шведским сейфом не удалось.

– Быстро найти управляющего или директора! Кого угодно, но чтобы у него были ключи! – распорядился Шмидт. – Разыскать, где бы он ни был – дома в постели, на даче, на Канарах!

Директор нашелся гораздо ближе. Он отдыхал в компании секретарши в сауне оздоровительного комплекса, расположенного тут же, на территории завода. Ему даже одеться не дали и приволокли завернутым в махровую простыню. Видимо, отсутствие одежды окончательно деморализовало директора, и ключи он отдал без сопротивления. После этого его милостиво отпустили заканчивать процедуры.

Шмидт быстро изъял всю документацию и печати. С этого момента завод перешел в его руки. Весть об этом мгновенно облетела Москву и сработала как детонатор.

До этого момента все криминальные группировки, зарившиеся на собственность Каверина, вынуждены были сохранять нейтралитет. Слабые группировки знали, что, начни он первыми, их за такую наглость в порошок сотрут. А сильные хотели захватить сразу имущество не только Каверина, но и Белова, причем начать следовало с последнего. Победителю в борьбе за наследство Белова в качестве бесплатного приза достались бы фирмы Каверина. Замысел Ольги, с блеском осуществленный Шмидтом, взорвал ситуацию.

Наутро все объекты, входившие ранее в сферу интересов, либо подчинявшиеся Каверину, были оккупированы боевиками различных преступных группировок. За наследство Белова нужно было еще воевать и воевать, а тут – приходи и бери даром, только не зевай.

Но воевать все равно пришлось и тут. Оставшейся от Каверина собственности было гораздо меньше, чем ее соискателей. То тут, то там между вооруженными группами захватчиков вспыхивали короткие, но ожесточенные схватки.

Милиция сбилась с ног. Омоновцы и собровцы забыли об отдыхе. Патрульные машины и целые автобусы мотались по улицам города, выезжали по тревоге десятки раз на дню. Милицейское руководство подумывало о введении в столицу внутренних войск.

Шмидт, устроив всю эту заваруху, больше никаких агрессивных действий не предпринимал. Он стянул все свои силы на собственные объекты и мобилизовал их для отражения новых нападений. Но никто на него больше не наезжал, всем было не до него. В результате Шмидт и Ольга выиграли столь необходимое им время.

Основное противоборство на фронтах криминальной войны развернулось между группировкой Кабана и "синими", то есть уголовниками. Закончилось все большой перестрелкой на Царицынских прудах, где боевики обеих группировок применили автоматическое оружие и гранаты. Народу с обеих сторон положили немало. Через неделю людям Кабана пришлось еще раз вступить в бой с азербайджанцами из-за рынка.

В результате войны Кабан сильно ослабел, остальные группировки тоже понесли значительные потери. Теперь Шмидт, который не только сохранил, но и приумножил свою военную мощь, мог диктовать собственные условия. Он начал с того, что прямо обвинил Кабана в беспределе и забил ему стрелку.

Встречу назначили за городом, в Покровских карьерах. Накануне Шмидт собрал военный совет. На большом листе бумаги он набросал схему предстоящей операции.

– Мы с Арамом пойдем с главной колонной. Возьмем машин пять, старых джипов. Мы на них в гонках на выживание участвовать хотели. Колян со своими ребятами подтянется заранее и поднимется на высотку к северу от большого карьера. Кабан наверняка приедет раньше нас и займет удобные позиции вот здесь. Тогда холм окажется как раз у него в тылу. А Толян с тремя машинами запрет дорогу, по которой они приедут, и ударит в самый критический момент, когда они побегут. Так мы их всех прихлопнем. С Кабаном и его бандой пора кончать.

План всем понравился. В установленное время колонна джипов с людьми Шмидта вытянулась вдоль шоссе. В первой машине ехал Арам. Он подвергался наибольшему риску. Если бы колонна попала в засаду, весь огонь сосредоточился бы в первую очередь на нем.

Шмидт ехал в следующем джипе. С Толяном и Коляном он поддерживал связь по мобильнику. Чтобы не демаскировать засаду, Шмидт договорился с Николаем, что тот сам будет звонить ему…

Встреча состоялась, когда уже стемнело. Восемь машин Кабана стояли на довольно ровной площадке, выстроившись веером. Приезжать на стрелку раньше времени или опаздывать считалось плохим тоном, но Кабану было на это плевать.

Шмидту стало не по себе, когда его машины выехали на ярко освещенный фарами плац. Он в любой момент ожидал начала стрельбы, но Кабан выжидал. Шмидт понял, почему он тянет. При всех своих потерях группировка Кабана все еще была достаточно сильна для того, чтобы сломить более слабого противника. К таковым он относил и Шмидта. Кроме того, Кабану хотелось лишний раз самоутвердиться и покуражиться. А где еще это можно сделать, как не на стрелке?

Машины Шмидта выстроились в ряд с зажженными фарами. Люди выбрались из них и укрылись сзади. Нейтральное пространство между противоборствующими сторонами было освещено ярко, слЪвно цирковая арена. Кабан первым ступил в круг света. Шмидт вышел навстречу. Они остановились в шаге друг от друга. Бойцы с обеих сторон замерли в напряжении, боясь пропустить сигнал к началу боя. А в том, что боя не миновать, не сомневался никто из присутствующих.

К ночи воздух стал заметно холоднее. Кабан вышел из машины в длинном черном пальто, застегнутом, по американской гангстерской моде, на все пуговицы. Он воротник и поднял, а руки держал засунутыми в карманы. Шмидт не сомневался, что там у Кабана спрятано по пистолету, и что авторитет не замедлит ими воспользоваться. Но он также был уверен, что тот не успеет этого сделать.

Кабан начал нагло, он чувствовал себя хозяином положения. У него людей было больше, к тому же они успели занять более выгодные позиции.

– Ну что, братан, перетрем тему, как полагается, по понятиям? – спросил он полуутвердительно.

Шмидт смерил оппонента с ног до головы презрительным взглядом.

– Окстись, Кабан. Какой я тебе братан, и когда ты жил по понятиям? Интересно, по каким понятиям ты на меня наехал? Людей побил, убыток нанес.

Кабан в своем длинном пальто чувствовал себя спеленутым по рукам и ногам, ему было неудобно стоять с руками в карманах. От пота рукояти пистолетов стали мокрыми и скользкими. Но и вынуть их он не считал возможным, а стрелять сквозь карманы не мог, поскольку пальто было ему узковато. К тому же он боялся подвоха со стороны Шмидта. Все-таки, он его побаивался.

– Это не твое имущество. Белого, – насупившись, буркнул он.

Шмидт притворно удивился и развел руками. В отличие от противника, он чувствовал себя свободно и уверенно.

– А ты что, решил до его возвращения посторожить? Или, может, наследникам в опекуны набиваешься? Ты вот что, грабли свои подбери, а то, неровен час, оттяпать могут.

Кабан набычился. Он, наконец, понял, не сможет поднять стволы в карманах на нужную высоту. А расстегиваться было поздно.

– Не по-пацански базаришь! – запальчиво воскликнул он.

Но Шмидт посчитал официальную часть встречи законченной. Он развернулся и врезал Кабану каменным кулаком в челюсть с правой. Тот опрокинулся на спину, зашелся в поросячьем визге, который большинство его людей восприняли как сигнал к атаке. С той стороны ударили автоматные очереди.

Но Шмидт был готов к этому. По его расчетам, яркий свет с обеих сторон должен был помешать противникам вести прицельный огонь. Кроме того, перед тем, как ехать на стрелку, он предусмотрительно надел тяжелый бронежилет.

Но хотя он кувырком вперед и в сторону попытался уйти из-под огня, сначала одна, и в тот же момент вторая пуля прижали его к земле. Несмотря на это, он успел схватить за рукав Кабана, пытавшегося на брюхе отползти в сторону своих позиций. О своих пистолетах тот благополучно забыл.

Шмидт приложил авторитета по жирному затылку открытой ладонью так, что тот ткнулся лицом в грязь. Кабан молча встал на четвереньки и с неожиданной скоростью, передвигаясь, как обезьяна, метнулся в направлении своих позиций.

Но Шмидту сейчас было не до него. Он откатился под колеса одного из своих джипов. Его бойцы отвечали на огонь противника дружно и слаженно, им удалось выстрелами погасить фары автомобилей Кабана. Почти одновременно погасли фары машин Шмидта. В темноте носились огненные пчелы, раздавался мат-перемат стрелков и крики раненных.

В этот момент Дмитрий услышал, как запищал его мобильник. Он открыл раскладушку и поднес к уху. Слышно было плохо из-за шума боя, но он узнал голос Коляна.

– Ну что, начали? Открывать огонь? – взволнованно крикнул тот.

Шмидт осторожно выглянул из-за колеса. Еще не все силы Кабана, кажется, втянулись в перестрелку. Вряд ли бандитский авторитет догадался выделить резерв, но все же осторожность никогда не мешала.

– Подожди немного, пусть они глубже втянутся. Я сейчас с Толяном свяжусь, узнаю, где его группа.

Мобильник Толяна не отвечал. Шмидт перезвонил, потом еще раз. Наконец ответил незнакомый голос.

– Слушаю!

– Толян, это ты? – переспросил Шмидт.

– Алло, кто говорит? – раздался требовательный голос в трубке. Шмидта это разозлило.

– Толяна давай, козел! – проорал он.

– С вами говорит не козел, а полковник Тучков, начальник отдела борьбы с организованной преступностью. Теперь представьтесь вы, а то я подумаю, что от козла и слышу…

Шмидт в ответ лишь выматерился и отключил связь. Сам перезвонил Коляну.

– Алле, Коля, у нас проблемы. Толяна, похоже, зажопили менты. Так что мочи!

И тут же с холма, который находился позади позиций, занятых войском Кабана, ударили длинные очереди. Бандиты пришли в замешательство, перешедшее в панику.

– Атас! Зажали! Всех замочат! – послышалось с разных сторон.

Огонь со стороны позиций Кабана резко ослаб, а потом и почти прекратился. Сначала одна, а за ней и остальные машины, принадлежащие банде Кабана, дав задний ход, устремились к дороге.

Если бы сейчас Толян со своей группой ударил по ним с тыла и устроил котел, как немцам в Сталинграде, спастись удалось бы немногим и с Кабаном, скорее всего, было бы покончено. Но этого не произошло. Поливаемые свинцом с холма, люди Кабана попрыгали в машины и стремительно покинули поле боя.

Впрочем, не все. Две из машин оказались так сильно повреждены, что уже не смогли сдвинуться с места. Одной из них оказался серый "ниссан". Шмидт внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Он был раздосадован. Уничтожить Кабана не удалось. Правда, его радовали два обстоятельства. Во-первых, он одержал над Кабаном решительную победу, а во-вторых, обошелся без потерь со своей стороны. Из его людей никто не погиб, было только двое легко раненых…

С Кабаном пришлось на время замириться. Тот признал свою неправоту и отдал половину контролируемых им точек. Увидев слабость Кабана, на него тут же налетели старые враги и окончательно его общипали. Отныне Кабан перешел в категорию мелких гангстеров я с ним можно было больше не считаться. Впрочем, дальнейшие события показали, что это далеко не так.

Непростой разговор получился у Шмидта с Толяном. Милиция тормознула его группу на проселочной дороге. Действовали грамотно. Перегородили дорогу "ежом", блокировали все машины сразу. Прежде, чем Толян успел оценить опасность ситуации, ему в лицо уже смотрело дуло собровского автомата. Действовать так оперативники могли, только имея точную информацию. Чтобы вызволить Толяна и его людей, Шмидту снова пришлось обращаться за помощью к Введенскому. К вечеру следующего дня все они оказались на свободе. Оружие и машины были конфискованы в пользу "Фонда помощи сотрудникам правоохранительных органов".

Шмидту не нравилось, что Толян в последнее время вел себя излишне самостоятельно. Без согласования со Шмидтом он набрал в свою бригаду новых людей. Теперь ему пришлось признать, что среди них оказался стукач. Объяснить случившееся иначе было невозможно.

– Мой прокол, – виновато опустил Толян рыжую голову. – Убить меня мало. Набирал людей, торопился, толком не проверил. Думал, как лучше, получилось как всегда..

– Кто сдал? – спросил Шмидт.

– Да, молодой один, из дембелей. Погоняло – Бугай. Вот сука!

– Тащи его сюда, – распорядился Шмидт. Но Толян только почесал рыжую макушку.

– Не получится, командир. Грохнул я этого козла. Могилку могу показать. Все честь по чести.

Шмидт и расстроился, и удивился. Что-то не похоже на Толяна, он семь раз отмерит, один отрежет. Все делает с умом. К чему такая спешка? Видно, поддался эмоциям.

– Зря ты поторопился. Надо было его ко мне доставить, я бы его сам допросил.

Толян сделал обиженное лицо.

– Я его допросил, потом шмальнул в затылок. Я так понимаю – сам нагадил, сам и убрал. Да и не такая это была птица, чтобы ты свое время тратил. Мелочь. Проехали.

Но Шмидт так не считал и оказался прав. Буквально на следующий день после заключения мира с Кабаном рядом с его "мерседесом" прогремел взрыв. Взорвалась припаркованная по соседству машина. Водитель Шмидта погиб, сам он был легко ранен в голову. Спасло его только то, что в спешке водитель заехал на стоянку не как всегда – передом, а сдал задом, чтобы потом быстрее выехать. Это стоило ему жизни, но спасло Дмитрия.

Забинтованный, как мумия, он приехал к Ольге. Увидев его, она пришла в ужас. Схватила за руку, потащила за собой в гостиную, усадила в кресло. Сама начала нервно ходить по комнате.

– О, господи! Хорошо, что Ванька спит и тебя таким не видит. Ну почему здесь нельзя вести дела нормально?!

Шмидт удивился: мол, почему нельзя? Это и есть нормальный бизнес, когда есть, что делить. А когда делить нечего, это не бизнес.

– Но ведь они могут также взорвать и меня с Ванькой! – возмутилась Ольга.

– Ну, это вряд ли… – Шмидт все разложил по полочкам: – Ты – законная наследница Саши. Сначала они должны убить меня, потом попробуют договориться с тобой по-хорошему. И только если и тут не получится, тебя устранят. Но не раньше.

Ольга схватилась за голову.

– О чем я?! Несу какую-то чушь! Ты же ранен. Чем тебе помочь? Может быть, перевязать? Тебе не туго, не болит?

Шмидт рассмеялся, встал и подошел к пей.

– Медицина обо мне уже позаботилась, меня даже хотели оставить в больнице. Но это не повод госпитализации. Так что давай вместе подумаем, что ты можешь для меня сделать? Может быть, на скрипке сыграешь?

– Давай в другой раз. Я сейчас не готова. – Ольга вздохнула: как давно она не брала в руки скрипки! Просто стыдно перед собой.

Они стояли рядом, очень близко, недопустимо близко друг к другу. Шмидт наклонился к ней, обнял и привлек к себе. Она не сопротивлялась. Он легко поднял ее и, несмотря па раненое плечо, отнес на диван. Опустился рядом. Так они лежали в темноте, не двигаясь и ничего не говоря друг другу. Наконец Шмидт решился. Его рука потянулась к халату Ольги. Мягким рывком он развязал пояс. Но тут же почувствовал, как на его руку легла ее сухая горячая ладонь.

– Извини. Я действительно сейчас не готова. Шмидт убрал руку.

– Я понимаю. Я тоже не в лучшей форме. Ну что же, ночь дана человеку для сна.

– Я постелю тебе в кабинете, – Ольга поднялась и вышла из комнаты…

Утром в кабинет, где спал Шмидт, заглянул Ванька. Увидел человека, укрытого одеялом, разбросанную мужскую одежду и, самое главное, плечевую кобуру с пистолетом, висевшую на спинке стула.

С радостным криком он выскочил в коридор, ворвался в спальню Ольги.

– Ура! Папа приехал!

Ольга плохо спала, всю ночь ей снились кошмары. Она с трудом раскрыла глаза и почувствовала, что голова у нее просто раскалывается на части.

– Нет, это Дмитрий Андреевич. Не шуми и не прыгай. Он ранен, ему требуется покой и отдых, – сказала она, с трудом заставив себя сесть на кровати.

Ванька сразу притих, повернулся и, как маленький старичок, шаркая ногами, вышел из спальни. В последнее время Ольга стала замечать перемены в характере и настроении сыне. Он по-прежнему с нетерпением ждал возвращения отца. В детской на видном месте висел предвыборный плакат с портретом Александра Белова. Но она видела, что Ванька все больше привязывается к Дмитрию (она как-то незаметно для себя стала называть его в мыслях Митей).

Хорошо это или плохо, она старалась не думать. Также старалась она не думать о судьбе Саши. Если он жив и не хочет появляться, короче, бросил ее с сыном, это его дело. Он сам избрал свой путь. Она не понимала, куда и почему он так внезапно исчез, но внутреннее чувство подсказывало ей, что однажды он так же внезапно объявится…

XXVII

Оля поднялась, приняла ванну и приготовила завтрак. Из детской в кухню доносился радостный визг и звук ударов. Это Ванька молотил привезенный Шмидтом боксерский мешок. Вскоре к звонкому детскому голоску присоединился бас Шмидта. Ольга заглянула к ним. Шмидт придерживал мешок, а Ванька налетал на тяжелый снаряд с яростью бойцового петуха и изо всех сил лупил его руками и ногами. Бил он так, что Шмидт с трудом удерживал содрогающийся мешок.

Ольга поспешила пресечь это безобразие.

– Эй, пора завтракать! И отстань от Дмитрия Андреевича. Ему нужен отдых.

Шмидт внимательно посмотрел на нее.

– А что, ты права. Отдых мне действительно нужен. Не съездить ли нам по такому случаю в лес?

– Ура! В лес! – заорал Ванька радостно. Ольга испуганно взглянула на Шмидта.

– В лес? На охоту? Ни в коем случае.

– Почему? – удивился тот.

Ольга неожиданно закрыла лицо руками. Перед глазами у нее предстала картина из прошлого – крошечный Ванька, стреляющий из отцовского пистолета. И кровь. Кровь Фила, Тамары, Космоса и Пчелы. Она вздрогнула.

– Я ненавижу оружие, – призналась она. – И не хочу, чтобы Ванька к нему привыкал. По крайней мере, с детства. Подрастет, пусть тогда сам выбирает – пистолет или скрипку.

Шмидт подошел к ней и деликатно обнял ее за плечи.

– Не беспокойся, на охоту мы не поедем, обещаю тебе. Я сам ненавижу стрелять в зверей. Считаю, что это подло.

– А в людей? – Ольга тут же пожалела о том, что спросила, по делать было нечего. Она стояла и молча смотрела, как Дмитрий будет выходить из неловкого положения.

Шмидт помолчал, чтобы точнее сформулировать ответ. Он понимал, что Ольга вольно или невольно была в курсе дел Бригады, и знала о его роли в них. Поэтому он ответил обтекаемо:

– В людей, по крайней мере, первым не стреляю. Стараюсь не стрелять. Короче, не волнуйся, мы поедем на рыбалку. Рыбок, надеюсь, тебе не жалко?

Ольга мягко отвела его руку и с недоверием посмотрела в глаза. Шмидт выдержал ее испытующий взгляд. Она вздохнула.

– Вообще-то рыбок тоже жалко, но раз вам так неймется… Поедете без меня, я сегодня буду занята в "Фонде". Будьте осторожны.

– Не беспокойся, – успокоил ее Шмидт. – С нами поедет Арам. Он возьмет своих парней из Карабаха. Надежные ребята, проверенные…

Выехали рыбаки на двух джипах. Машину Шмидта вел Толян. Он же был и проводником. На другой следовал Арам с бойцами. Они ехали довольно долго, пока не выбрались на берег большого озера. Его противоположный берег терялся вдали, склоны соседних холмов густо поросли лесом. Место выглядело па редкость живописным и пустынным.

– Чужие сюда не ездят, а свои по домам сидят и водку пьют, – объяснил Толян причину отсутствия людей.

Они разбили две палатки на зеленой лужайке, отделенной от береговой линии густыми кустами. Ваньке доверили забивать колья обушком маленького топора, чем он страшно возгордился. Когда взрослые начали разжигать огонь, мальчик скакал вокруг, как папуас. Еще бы – настоящий лагерь, настоящий костер!

Арам лично взялся за приготовление шашлыка. Уж он-то знал в этом толк!

– Вы не умеете делать шашлык! – с горячностью южанина воскликнул он. – Разве мясо можно резать на мелкие кусочки, как это у вас принято? Оно просто высохнет над огнем! Кусок должен быть большим и сочным!

Чтобы не мешать ему, Шмидт и Толян подхватили десантную резиновую лодку и направились к озеру. Ваньке доверили нести удочки. Спустили суденышко воду, первым в него забрался Шмидт. Толян передал ему с рук на руки Ваньку, но сам лезть в лодку отказался.

– Извини, Шмидт, я лучше пойду вздремну до обеда, – заявил он. – Мне эта рыбалка мимо кайфа.

– Ну, как хочешь, – сказал Шмидт и оттолкнулся веслом от берега. – Через пару часов приходи за нами. Держи курс вот на те три ветлы. – Он показал рукой на островок метрах в трехстах от берега. – Кстати, забери мой мобильник, чтобы не напоминал о работе.

Клев на озере оказался просто бешеным. Счастливый Ванька еле успевал таскать из воды одного карася за другим. Правда, рыбешка была в основном более чем скромных размеров, разве что кошке полакомиться, но для мальчика это был сказочный улов.

Прошло немного больше часа. Их лагерь был не виден за кустами, но с его стороны ветер доносил такие аппетитные запахи жареного мяса, что у Шмидта слюнки потекли. Он подмигнул Ваньке и дал команду сматывать удочки.

Когда Дмитрий подогнал лодку к берегу, у самой воды их поджидали двое незнакомых мужиков, один был высокий и тощий, как Дон Кихот, второй маленький и круглый, видимо, оба из местных. Они были экипированы для рыбалки в резиновые сапоги и телогрейки, несмотря на теплую погоду. Три удочки, из самых простых, лежали рядом. Увидев богатых горожан, аборигены не смутились: оба были хорошо навеселе. Толстяк, проявив неожиданно чувство собственного достоинства, вежливо поздоровался и попросил на полчаса лодку – порыбачить.

– Ну что, Вань, не будем жадинами, дадим и другим покататься? – заговорщицки подмигнул мальчишке Дмитрий.

– Дадим! – крикнул тот с энтузиазмом и даже подпрыгнул несколько раз на месте так, что расплескалась вода из пластикового ведра с добычей, которое он держал в руке.

Ваня гордо продемонстрировал "начинающим" рыбакам свой улов. Вот мол вам, учитесь, как надо рыбу ловить!

– Раньше вечера мы отсюда все равно не тронемся, так что пользуйтесь, – доброжелательно кивнул мужикам Шмидт. – И плащи возьмите наши, на воде сегодня сыровато.

Рыбаки уплыли, а Шмидт и Ваня задержались на берегу. Ванька, стоя на коленях, сортировал рыбу и нанизывал се на кукан из длинного ивового прута.

Шмидт сидел рядом и задумчиво смотрел на мальчика. Хороший парень. Как же все-таки быть? Ванька явно к нему привязался. Что ждет Ивана, если и его, и Ольгу достанут конкуренты? А сам он, имел ли он право на будущее? Он, отдавший приказ убить Белова и, кажется, завоевавший сердца его жены и сына…

Громко захлопали выстрелы. Дмитрий среагировал на опасность немного раньше, чем они раздались. Сработал инстинкт или опыт, приобретенный в горячих точках, или и то, и другое. Он успел схватить Ваньку за мгновение до того, как тот готов был вскочить и закричать от испуга, повалил его на землю и прикрыл собой. Стреляли в двух местах одновременно. С берега по лодке и за кустами. Там, где был разбит их лагерь.

Две длинные очереди, выпущенные, как показалось Шмидту, из пулемета, располосовали резиновую лодку и сидевших в ней людей. Шмидт прижал к себе мальчика, осторожно, чтобы не придушить, зажал ему рот. Лег набок и, отталкиваясь ногами, переместился вместе с ним в кустарник, покрывавший берег озера. Тот, кто стрелял по лодке, наверняка считал рыбаков убитыми, и разочаровывать киллера ему не хотелось.

"Но кто стрелял? Неужели Арам предал?" – пронеслось в голове Шмидта и осторожно выглянул из кустов.

В этот момент на берегу озера появились люди. Первым к воде бежал Арам. Он сильно хромал на одну ногу – видимо, был ранен. За ним из леса высыпало человек пять в камуфляже и черных шапках-масках с прорезями для глаз. Все как один с "Калашниковыми". Такой же был у Арама. Он обернулся, собираясь дать очередь по преследователям. Но прозвучал только одиночный выстрел, и автомат Арама замолчал. В тот же момент он упал, срезанный ответными сериями. Значит, Арам не предатель! Тогда кто?

Один из преследователей с раздражением сдернул с головы шапку и вытер ею потное лицо. Первое, что бросилось Шмидту в глаза, был ярко-рыжий цвет его шевелюры.

Анатолий? Не может быть! Ему-то чего не хватало? Ведь он был правой рукой Шмидта. Он вспомнил стремление Толяна во всем действовать самостоятельно… Ответ напрашивался сам собой. Зачем быть правой рукой, если можно стать шефом? Шмидт чуть было не застонал от досады и еще плотнее прижался к земле…

По берегу навстречу Толяну шел парень в камуфляжке с пулеметом Калашникова в руках. Тут Шмидт не ошибся, когда по звуку определил старый добрый ПК.

– Ну, как? – спросил Толян.

– Накрыл обоих, – отозвался парень с дурацким смешком. – В решето…

Шмидт узнал в нем того самого бойца, Бугая, которого его заместитель якобы собственноручно казнил за предательство.

– Точно замочил? – не отставал от стрелка Толян.

– Иди, проверь сам, если не веришь, – огрызнулся боец. – Можешь контрольный выстрел сделать. Прямо на дне.

– Ладно, – Толян махнул рукой своим бойцам. – Соберите трупы и сворачивайтесь. Палатки и машины поджечь.

– А шашлык? – Крикнул кто-то. – Тоже сожжем? Или, может, воспользуемся? Ха-ха!

– Шашлык можете доесть. Заработали, – цинично ухмыльнулся Толян и снова нахлобучил на голову вязаную шапку.

Шмидт дождался, пока убийцы уедут. Только когда вдали затих шум от двигателей их машин, он поднялся. Ванька уже оправился от страха и смотрел на Шмидта каким-то взрослым, недетским взглядом.

– Это был дядя Толя? – спросил он Шмидта.

– Он самый, – подтвердил тот. – Такие, брат, дела у нас невеселые. А теперь давай думать, как будем отсюда выбираться.

Дмитрий посадил Ваньку к себе на плечи и двинулся вдоль реки в направлении, противоположном тому, в котором уехали убийцы. Уже в полной темноте он, наконец, вышел к какой-то дороге. От приличных машин он прятался в лесу. Когда увидел старый "Запорожец", вышел на проезжую часть и поднял руку. В обмен на швейцарские часы водитель-пенсионер довез их до станции, купил билет на электричку и выделил Шмидту деньги на метро.

В час ночи грязный и усталый Шмидт со спящим Ванькой на руках вошел в подъезд элитной башни на Юго-Западе Москвы. Он сразу же поднял на ноги всю свою службу безопасности, но Толян как сквозь землю провалился…

Потрясенная Ольга сидела на кухне и смотрела в окно на раскинувшийся внизу залитый огнями город.

"Сколько это все будет продолжаться? – думала она, едва сдерживая слезы. – Сегодня Ванька чудом остался жив. Словно какое-то проклятье. И есть ли выход этого заколдованного круга?"

Ответа не было.

XXVIII

Виктор Петрович Зорин больше не приглашал Кабана в японский ресторан. Собственно, после событий на Покровских карьерах он его вообще никуда не приглашал. Разговор проходил в салоне Зоринского "мерседеса". Говорил, в основном, Кабан и говорил с обидой в голосе.

– Ты, Виктор Петрович, мною просто взял и подтерся. Пока я в силе был, со мной нужно было считаться. А теперь что?

Зорин не уставал удивляться наивности экс-авторитета. Ну прямо дитя малое, ей-богу. Всю жизнь в каменных джунглях врагов себе наживал, и все еще надеется на бескорыстную любовь окружающих.

– Ну что ты, ей-богу, как маленький? Заладил одно и то же. Сам должен понимать. Да, месяц назад тебе была одна цена, сейчас – другая. И гораздо ниже. Мы живем в рыночные времена, приспосабливайся. Я тебе совершенно искренне сочувствую, но заниматься благотворительностью не могу. Завтра, может, и об меня точно так же ноги вытрут.

Кабан продолжал бубнить свое. Смысл его стенаний сводился к одному – нужны деньги, тогда он поднимется и подомнет всех своих противников. Но он понимал, что его слова до собеседника не доходят. Зачем тому поднимать упавшего Кабана, если проще купить уже готовую, сильную криминальную группировку? Чтобы потом, использовав, как презерватив, так же избавиться и от нее.

Кабан разочарованно вздохнул. Он уже собирался вылезти из машины, когда Зорин вдруг остановил его.

– Постой, кое-что я попробую для тебя сделать… Я помогу тебе, если ты найдешь мне Белова, живого или мертвого. Мертвого даже лучше. Ты ведь обещал мне это сделать. Не забыл? Так что, будет Белов, будут и деньги. Вперед…

"Мерседес" умчался, а Кабан долго смотрел ему вслед, бормоча проклятья.

Наконец он повернулся и зашагал по тротуару.

– Белый тебе нужен? – сквозь зубы процедил он. – Ну, так я тебе найду Белого. Ты меня, козел, надолго запомнишь.

Кабан не надеялся на своих помощников, ребят крепких, но туповатых, поэтому занялся поисками сам. На самом деле кое-какие деньги у него еще оставались, авторитет какой ни есть тоже сохранился. Поэтому уже через три дня ему донесли, что Белова ищет какой-то журналист. В том, что тот также работает по заданию Зорина, Кабан почти не сомневался.

Журналист Юра Невзглядов появился в баре гостиницы "Колосок" около пяти часов вечера. Заведение было третьеразрядным, оно ничем не напоминало те гостеприимные вертепчики, в которых он сам привык зависать. Напитки – от паленой водки и поддельного коньяка до текилы подмосковной выгонки – внушали ужас даже искушенному в питии человеку.

Юра подошел к стойке и заказал самое безопасное для здоровья – бутылку пива. И как бы невзначай поинтересовался у утомленного жизнью, похожего на пожилого Вертинского бармена:

– Слушай, ты Славку-каскадера не видел? Бармен сделал вид что не слышит. Тогда

Юра положил на стойку небольшую купюру и представился официально по имени и фамилии как журналист телевизионной службы новостей. Славика, дескать, ищет для того, чтобы взять интервью.

– Крутился где-то тут, сейчас пропал, – смягчившись, сказал бармен. – Наверно опять с Лилькой в подсобке трахается.

Юра кивком поблагодарил его и с бутылкой в руке направился к служебному проходу, откуда попал в длинный коридор с высоким потолком: гостиница строилась еще в сталинские времена. В коридор выходило множество дверей. Все они были закрыты. Спросить, где тут подсобка, было не у кого.

Но вот мимо него проплыла ярко накрашенная куртизанка в легкомысленном наряде. Она появилась неожиданно, будто вышла из стены. Даже дверь не хлопнула. Макияж у нее был слегка размазан. Наверное, это и есть та самая Лилька? Тактико-технические данные видения совпадали с образом, который бывалый журналист создал в своем воображении: длинноногая блондинка, слегка потасканная, с большой материнской грудью. И в короткой юбке на крутых бедрах. Дама поправив тонкую бретельку на полном плече, проворчала вполголоса:

– Придурок, колготки порвал… – и продефилировала мимо с независимым видом: мол, не думай, я не такая, я жду трамвая…

Юра, сообразив, что она имеет в виду как раз того, кого он ищет, остановился у ближайшей двери. Она была приоткрыта. Он вошел, и закрыл ее за собой, собачка замка тихо щелкнула. Сидевший на столе посреди захламленной комнатушки парень в расстегнутых джинсах с небольшим опозданием среагировал на звук, поднял на него мутные пьяные глаза.

– Ч-чего надо? Ща, уже ухожу…

– Здорово, Славик, – с деланной радостью произнес Невзглядов, протягивая ему свою початую бутылку пива. – Сколько зим!

Пьяный отхлебнул из горлышка и посмотрел на журналиста более благосклонно.

– А мы с тобой разве из одного корыта на брудершафт хлебали? – со всей учтивостью, на какую был способен, спросил он.

Невзглядов не смутился: он был бы плохим журналистом, если бы не умел устанавливать контакт с любым собеседником.

– Надо говорить "пили брудершафт", а не "на брудершафт", – поправил он парня. – А ты разве забыл, как у кутюрье Дудашкина на дне рождения мы с тобой ему парадную лестницу заблевали, а он поскользнулся и до самого низа на спине проехал. Такое не забывается!

Пьяный долго смотрел в пространство перед собой, очевидно, что-то припоминая. Прокрутка информации в памяти давалась ему с великим трудом. Наконец два контакта в его пропитанном алкоголем мозге соединились, и его лицо озарила светлая улыбка.

– Так это ты тот мудак был? Здорово! Выпить хошь? Садись, вмажем. Ща, Лильке свистну, она нормальной принесет, не паленой… Только я это, на мели.

Журналист вытащил тощий бумажник и помахал для убедительности им в воздухе перед носом клиента.

– Не переживай, я при деньгах.

Впрочем, если кто и переживал по этому поводу, так это он сам. Невзглядов ужасно не любил тратить свои кровно заработанные и предпочитал халяву. Но раз надо, значит надо.

Он отмусолил каскадеру несколько купюр, и тот исчез за дверью. Не было его довольно долго. Невзглядов уже начал беспокоиться – не свалил ли его новый друг с деньгами, когда тот появился в дверном проеме с торжествующим видом. В руках он держал бутылку водки и пакет с орешками.

– Это зажевать. Что мы, не люди, что ли? – пробормотал он, наливая водку в винные фужеры, оставшиеся от оргии с проституткой.

Выпили. Водка оказалась жуткого качества. Она встала колом в горле, но Невзглядов могучим усилием воли с трудом протолкнул ее в желудок. Там се тоже долго не хотели принимать. Еле улеглась.

– А я тут Сашу Киншакова искал, – начал журналист, отдышавшись.

– Кому Саша, а кому Александр Иваныч, – хмуро оборвал его каскадер. – А на фига он тебе?

– Да так, – протянул Невзглядов. – Интервью хотел у него взять. А он оказывается, в Штатах. И вся ваша команда с ним. А тебя что, не взяли? – он незаметно включил диктофон в кармане и поправил микрофончик за лацканом пиджака.

Славик в ответ разразился потоком брани. Адресовал он ее, впрочем, не товарищам по ремеслу, а главным образом, самому себе.

Буквально за неделю до отъезда в Голливуд на съемках фильма погиб один из членов кас-кадерской группы: на него рухнул осветительный прибор. Слава должен был его страховать, был рядом, но отделался легким испугом. А сделать ничего не смог! В смерти товарища сто никто не винил. Вернее, винил только один человек – он сам. Поэтому из группы Слава ушел и теперь потихоньку спивался.

Выслушав каскадера, Невзглядов с сочувствием покачал головой и постарался подвести клиента к нужной ему теме.

– Да, судьба иногда устраивает такие сюрпризы, согласился он. – Но как же они там без тебя? Ты такой мастер. Я ведь помню, как ты "линкольн" Белого с моста в речку отправил. Я ведь тогда все заснял. Это был высший пилотаж! Жалко только, что имени автора трюка никто никогда не узнает…

– Да, – каскадер поднял указательный палец к потолку и пьяно улыбнулся, – полет "линкольна" – это классика. Это была моя лебединая песня.

Славик чувствовал, что начал спиваться, поэтому все, что могло хоть как то поддержать его самоуважение к себе, было ему как бальзам на раны. И, забыв обо всем, он принялся излагать историю этой мистификации во всех подробностях. Говорил он долго. Невзглядов даже забеспокоился, хватит ли пленки в диктофоне. Рассказ каскадера прервала все та же Лилька. Она просунула в дверь свою симпатичную мордашку с уже подновленным макияжем и спросила.

– Вы все треплетесь? Скоро закончите? Слава вдруг оборвал себя на полуслове. Он посмотрел на Невзглядова совершенно трезвым и удивленным глазом, словно только что его увидел. И спросил.

– А ты кто? И что это ты тут вынюхиваешь? А ну, вали отсюда…

Проскользнув мимо блондинки в коридор, Юра отошел подальше и проверил качество записи: она была достаточно разборчива. Пусть этот пьяный треп никто и никогда не смог бы использовать в качестве доказательства, но ему теперь все стало ясно.

Во взорванном и упавшем с моста в речку "линкольне" не было ни Белова, ни его семьи. И покушения никакого не было, а был лишь мастерски выполненный трюк. Значит, Александр Белов жив? Ну, а раз человек жив, найти его – дело техники. Оставалось передать запись Андрею Литвиненко и получить честно заработанные деньги.

Выходя из бара, Юра нос к носу столкнулся с Кабаном. Но ни тот, ни другой не знали друг друга в лицо, поэтому спокойно разошлись в стороны. Кабан направился в бар, поскольку узнал, что пронырливый журналюга будет искать там одного из каскадеров, а радостный Юра помчался домой слушать пленку. Он и не подозревал о нависшей над ним опасности.

XXIX

Утром внимание Белова привлек странный шум. Он вышел из бытовки. Здоровенный громила, кажется, один из охранников Михая Лупу, пинками гнал Федю вдоль кривой улицы поселка. Многие из его обитателей вышли посмотреть на происходящее, но никому и в голову не приходило заступиться за него.

Витек с утра уехал со Степанычем заниматься бизнесом – развозить по точкам "тухлятину". Сегодня это были размороженные куры. Степаныч деликатно называл их "охлажденными".

Когда Федя и его гонитель поравнялись с вагончиком Белова, тот вдруг сделал шаг к охраннику и подсек его массивную, как колонна, ногу. Тот рухнул и сильно приложился лицом о землю.

– Извини, шкаф, не думал, что ты такой неустойчивый, – сказал Белов и обратился к растерянному Лукину. – Учись, Федя, как не надо падать.

Гигант поднялся, отряхнул пыль и с многообещающей улыбкой двинулся на Белова. По дороге он легким движением руки отправил Федю в нокдаун.

Саша прислонился спиной к бытовке и со спокойной уверенностью смотрел в глаза громиле. Казалось, он не понимает, в какой невыгодой ситуации оказался в момент атаки. Здоровяк с рычанием размахнулся. Его удар, в случае попадания, способен был свалить слона или пробить стенку по крайней мере двух таких вагончиков, как этот.

Но Саша наклонил голову и слегка присел. Кулак с хрустом впечатался в стену. То ли рука гиганта не выдержала, то ли в самом деле стена. Белов не стал это выяснять. Он с размаху, не по-каратистски, а по-футбольному, залепил бугаю ногой по гениталиям. Тут же следом добавил коленом под ребра – сбил дыхание. Бугай сдал назад и сел на задницу. Можно было бы продолжать в том же духе, но Белов не стал перегибать палку. Он не хотел сейчас осложнять и без того непростые отношения с Михаем Лупу.

Он помог подняться Феде и отряхнул с него пыль. Потом повернулся к громиле и указал на Федю.

– Этот парень – мой друг. Если у тебя еще будут к нему вопросы, то не теряй времени, обращайся сразу ко мне. И другим передай.

Громила с трудом поднялся и удалился с проклятьями и угрозами, но Белов больше не обращал на него внимания. Его больше интересовало состояние Феди.

– Ты как, цел, непротивленец? Тогда порядок. Я думал, он тебя как Тузик грелку порвет.

– Щас, размечтался, – проворчал Федя, осторожно касаясь кончиками пальцев фингала под глазом. – Насилие не лучший способ решения проблем. Точнее – худший. А вот ее он чуть не разбил.

– Что, голову? – обеспокоился Белов.

Но Федя только рукой махнул. Лицо его озарила счастливая улыбка.

– Какую там голову! Хрен с ней. Бутылку чуть не разбил. Она у меня в кармане куртки была.

Пошли, оприходуем по-быстрому, пока и вправду не разбилась.

Они взошли на холм, но не стали взбираться на плиты, а легли рядом, между кустами в густой траве. Распили водку и стали греться на солнышке. Блаженство! Саше подумалось, что в этом, может быть, и есть смысл жизни? Сидеть вот так на припеке, в хорошем настроении, и просто существовать… Как трава и деревья…

– Слушай, – спросил он Федю, – а чего от тебя этот придурок хотел?

Федя замялся и ответил не сразу.

– Видишь ли, Серый, я нанес визит Лене. Хотел выяснить причину ее эмиграции, так сказать, – под воздействием водки лексикон Феди начал меняться буквально на глазах в сторону литературных изысков. – И надо же беде случиться, нарвался на самого Лупу. Этот люпус велел своему сатрапу, пардон, это его выражение, отмудохать меня так, чтобы я забыл дорогу к его дому. И только ваше, сударь, крайне своевременное вмешательство, – он учтиво кивнул Белову, – спасло меня от получения тяжких и легких телесных повреждений.

Белов покачал головой.

– Спасибо тебе, конечно, за заботу, Федя, но если ты еще раз начнешь улаживать мои проблемы, я тебя больше отмазывать не стану. Не обижайся, старина, но я уж как-нибудь сам разберусь. Договорились?

– Да ради бога! – Федя обиженно надулся.

Белов лег на спину и уставился в голубое небо, а Федя принялся разглядывать букашек в траве. "Вот взять инсектов, – думал он с умилением, гоняя веточкой суетливых насекомых между травинками, – особенно муравьев и термитов: до чего же мудро устроены их сообщества. Просто пример для подражания. Нацелены все на одно – продолжение рода и обеспечение идеальных условий для воспитания потомства. И больше никаких идей! И никаких революций! Каждый знает свое место, не лезет на чужое. Вот где правильный коммунизм! Не то что у Даля – в словаре его, определение человеческого коммунизма: учение о праве каждого на чужую собственность… Это же повод для перманентной войны… С другой, стороны, и при капитализме война за собственность никогда не прекращается, только ведется по правилам…"

– Федя, оставь их в покое, – вырвал его из размышлений голос Белова, – пусть делают, что хотят.

Оказывается, тот перевернулся на живот и уже несколько минут с интересом наблюдал за манипуляциями Феди и ходом репрессий в травяном царстве.

За этим занятием их и застали Витек и доктор Ватсон. Они подошли и расположились рядом на траве.

Витек по обыкновению был раздражен, доктор же, наоборот, почти счастлив. Видно, только недавно заправился очередной дозой своего варева.

– Отдыхаете? – с издевкой поинтересовался Витек. – А меня Степаныч в усмерть загонял. Три рейса сделали. Мне эти куры долбаные теперь по ночам сниться будут. А что это у тебя за бланш? – поинтересовался он, заметив фонарь у Феди под глазом.

– Это я ему подвесил, – проворчал Белов. – За нарушение экологического равновесия.

– Не, а серьезно? – недобро прищурился Витек.

Феде пришлось рассказать свою печальную историю еще раз. Витек внимательно выслушал и собрался идти к Михаю – разбираться.

– Отдыхай, – придержал его Белов, не поворачивая головы. – Силы тебе еще пригодятся.

Но Витька уже понесло.

– Да пошел ты! – заорал он на Белова. – Толстовец недоделанный! Ну, с этими понятно, у них все в прошлом, – он махнул рукой на Федю и доктора. – Но ты-то нормальный мужик. У тебя же где-то жена, дети остались…

– Сын, – сквозь зубы поправил Белов.

– Тем более, – продолжал кипятиться Витек. – Мочкануть тебя кто-то пытался, значит, и проблемы нерешенные имеются. А ты одно знаешь – с утряни зенки залить и на солнышке пузо греть, да языки с Федюней чесать. С Ленкой Меченой шашни закрутил от нефига делать. А ведь ты, поди, своей семье тоже нужен.

Белов ничего не ответил. Он опять перевернулся на спину и засмотрелся на белые облака, непрерывно мутировавшие в голубом высоком небе. Плывут они себе куда-то, и нет им дела до человеческих забот, как людям до забот насекомых. Но и они не свободны: летят, куда ветер дует. Есть вещи, на которые можно влиять, и вещи, на которые влиять нельзя.

– Что молчишь? – не отставал Витек. – Сказать нечего? Или западло с таким, как я, базарить?

– Нет, – сказал очень серьезно Белов. – Базарить мне с тобой не западло. И про семью свою я не забываю. Поэтому тут и торчу. Потому что самое большое, что я могу для них сделать, это умереть. Или считаться мертвым.

Витек помолчал, переваривая услышанное. Несмотря на молодость, а может, наоборот, благодаря ей, он относился к людям, которым все в жизни ясно, которые "знают, как надо", и поэтому считают, что людей – дураков бестолковых, – надо учить и учить.

– И что же ты, навсегда решил в бомжи записаться? – насмешливо спросил он. – А тот, кто тебя убить хотел, пусть жирует? Может, он как раз сейчас с твоей женой в койке кувыркается?..

Витек сам не понял, что сказал нечто обидное, а когда сообразил, то дернулся в сторону, ожидая удара. Но Белов только усмехнулся.

– Может, ты и прав. А планов у меня никаких нет. Это у Бога, может, насчет меня какие-то планы есть. Я ведь сюда к вам тоже не собирался, да вот угодил. И, думаю, не зря. Ты про кельтов когда-нибудь слышал?

– Кого? – переспросил Витек?

– Кельты – это предки шотландцев, ирландцев и французов. Галлы были кельты. Это еще во времена Древнего Рима… – проявил начитанность Федя.

– Они и сейчас живут, то есть, их потомки – поправил его Белов. – Так вот, они верили, что старый мир должен погибнуть, а на его руинах родится новый.

Доктор подвинулся ближе и с интересом посмотрел на Белова.

– В данном случае под руинами старого мира надо понимать нашу помойку? – уточнил он. – А что, это символично. Родиться заново на помойке! Так сказать, в компосте цивилизации! Ха-ха… Знаешь что, – доктор взял Сашу за плечо и резко переменил тему, – пойдем-ка, я посмотрю как твои дырки поживают.

Вдвоем они направились к вагончику доктора. Когда они отошли от холма на приличное расстояние, доктор вполголоса сказал Белову.

– Так вот, насчет жизни и смерти… Я только что был у Лупу. Он обещал мне пять граммов чистого героина, если я тебя отправлю на тот свет с помощью искусства врачевания.

Белов был крайне удивлен. Что-то непохоже на Лупу, он, судя по всему, сторонник силовых методов решения проблем. Волчара!

– А сам он что, не может или боится? Доктор предположил:

– Может быть, он не хочет, чтобы об этом узнала Лена? Во всяком случае, причиной смерти должно быть воспаление раны, заражение крови или что-нибудь в этом роде. Что скажешь?

Белов развел руками.

– У меня нет пяти граммов героина. Даже черняшки нет.

Доктор сокрушенно покачал головой.

– Да, Лупу меня предупредил, что в случае отказа он запретит своим людям продавать мне маковую соломку. Л больше тут никто наркотой не торгует. Выход один.

Какой? – полюбопытствовал Белов. Придется завязывать, вздохнул доктор…

XXX

Тариэл разбежался, плюхнулся и большой бассейн, подняв тучу хрустальных брызг. Шмидт последовал за ним. Через секунду их головы показались на поверхности воды. Вор тут же саженками поплыл к бортику, схватился за него, легко сделал выход силой и выбрался из бассейна. А Шмидт несколько раз проплыл вперед и назад сначала брассом, потом кролем. Плавать он любил, даже не столько из-за нагрузки па все мускулы, сколько за то чувство свободы, которое давала ему вода. Он плыл, и представлял, что летит в воздухе, как птица…

– Хорошо, э! – воскликнул Тариэл, когда тот в очередной раз приблизился к нему. Люблю, когда вода в бассейне холодная. Когда теплая – не люблю, э! После парилки надо, чтобы ледяная была!

– Это точно, – согласился Шмидт, окунулся еще раз с головой, с силой выдохнул в воду воздух и полез на бортик.

К ним тут же неслышными тенями скользнули две светловолосые "девушки без комплексов" и накинули на плечи большие махровые простыни. В знак благодарности Тариэл хлопнул одну из них ниже спины. Та в восторге взвизгнула.

Шмидт закутался в простыню, как римлянин в тогу, и последовал за вором в комнату отдыха. Он любил париться с удовольствием, не изнуряя себя и не превращая парилку в экстремальный вид спорта. Оба расположились в глубоких креслах перед накрытым с царской роскошью столом.

Тариэл на правах хозяина разлил коньяк в заранее подогретые фужеры.

– Я хочу выпить за дружбу, Дима. И чтобы между нами впредь не было никакой напряженки.

Шмидт с сомнением покачал головой.

– А как насчет прошлого?

Тариэл даже глаза выпучил от возмущения.

– Вах! Как ты мог такое подумать! Я тебе заявляю от своего имени и имени других уважаемых людей, что мы на тебя не наезжали. Почему не веришь? Кабан это был, мамой клянусь!

Но Шмидт продолжал упорствовать.

– А почему не вмешались? Вы же видели, что Кабан беспредел творит. К чему тогда базар о понятиях?

Тариэлу разговор был неприятен, но избежать его он не мог.

– Понимаешь, Дима, вы ведь когда-то под Кабаном ходили…

– Никогда мы под Кабаном не ходили, мы не барыги, – резко возразил Шмидт. – Были когда-то у Белого с Кабаном общие дела, но это все осталось в далеком прошлом.

Тариэл ухватился за сказанную Шмидтом фразу, как за спасательный круг.

– Э, сам говоришь, что общие дела были. Вот по ним он вам предъяву и делал. Если нет, откуда мы знаем? И разборки между вами никого из нас не касались. Теперь разобрались. Вот за это давай и выпьем.

На этот раз Шмидт не отказался. Он вообще не собирался ссориться с ворами, но сейчас в его положении можно было немного покапризничать. Они выпили и закусили. Прожевав столовую ложку черной икры, Тариэл продолжил.

– И по Каверину ты крайним оказался, хотя твоей прямой вины в этом пет. Все знают, что это дела Белого. Чтобы все уладить и замять, потребуются средства. Мы тут слышали, что ты завод нефтяной в области строить надумал. Возьмешь в долю? Много не запросим. Зато тебе спокойнее будет. У тебя ведь чеченцы в партнерах. А это публика опасная.

"Вот так, – подумал Шмидт. – Все уже в курсе и о доходах, и о партнерах. Может, кинуть им этот завод, как кость собакам? Пусть перегрызутся друг с другом". – Но вслух сказал другое: – Знаешь, Тариэл, я очень благодарен тебе за заботу. Но насчет доли в нефтянке пока ничего сказать не могу. Там ведь кроме меня и Асланбека еще и другие совладельцы имеются…

Уходя из сауны, Шмидт не забыл захватить крошечный микрофон, с помощью которого люди Введенского записывали их беседу. Шмидту этот микрофон был нужен на случай, если ворам придет в голову избавиться от него. А такого варианта он не исключал. Хотя и не был на сто процентов уверен, что в случае угрозы его жизни Введенский придет ему на помощь.

Запись прослушали прямо в машине Введенского. Полковник сидел, закрыв глаза, и внимательно слушал беседу Шмидта с вором. Наконец он выключил магнитофон и обратился к Шмидту.

– Ну вот, Дмитрий Андреевич, теперь сам видишь, что без нас тебе из этой ситуации не выкрутиться. Тем более, один ты эту стройку века все равно не потянешь. Слишком много вокруг голодных волков. Съедят и не подавятся. Так что расскажи-ка мне подробнее о вашем нефтегиганте. Какие трудности?

Шмидт невесело усмехнулся. Ну вот, и государственные органы туда же! Введенский внимательно выслушал его подробный рассказ о нефтяном проекте. Было видно, что он очень им заинтересовался.

– Хотите получить контрольный пакет? – прямо спросил у пего Шмидт.

– Нет, зачем же? Нам, – Введенский особо подчеркнул это слово, – нам достаточно иметь хотя бы блокирующий пакет акций. На остальное пусть фрицы раскошелятся. Контрольный мы им уступим, тем более, что они и с контрольным пакетом ничего не смогут сделать.

А криминалу – ворам и чеченцам, мы с тобой покажем большой кукиш. Не сразу, конечно. Сначала нужно встретить немцев.

Шмидт посмотрел на часы. До прилета господ Райнеке и Шнапскопфа, представителей немецкой фирмы-партнера, оставались ровно сутки.

XXXI

Господа Генрих Райнеке и Вилли Шнап-скопф выглядели полной противоположностью друг другу. Тощий Райнеке напоминал Гиммлера, а толстяк Шнапскопф – помесь Геббельса и Геринга, какими их рисовали на карикатурах художники Кукрыниксы. Разве что оба были гораздо моложе руководителей Третьего рейха.

Для них была снята скромная шестикомнатная квартира в недавно отреставрированном престижном доме на набережной в центре Москвы. Райнеке, считавший себя знатоком истории, был восхищен видом из окна гостиной на памятник Петру Первому. Гигантский истукан – царь-шкипер – взгромоздился на несоразмерно маленький кораблик российской государственности. "Интересно, отдавал ли себе скульптор отчет в том, насколько верно он отразил соотношение сил в тогдашнем, да и не только тогдашнем, российском обществе?" – подумал Райнеке с усмешкой…

Дав гостям отдохнуть с дороги, тем же вечером их пригласили на переговоры в офис Фонда "Реставрация". На встрече, кроме немцев, присутствовали Шмидт, Асланбек Мокоев, Муса Джохаров и Тариэл. Вор был представлен немцам как представитель фирмы-подрядчика. Его участие очень не понравилось чеченцам, но протестовать они не решились. Чеченская диаспора в Москве переживала далеко не лучшие времена.

Немцы приемлемо говорили по-русски. Читали, видимо, несколько хуже, так как очень долго изучали представленные российской стороной документы. Все бумаги по проекту были составлены еще Пчелой, осталось только даты обновить… Выглядели документы безукоризненно. Наконец немцы закончили изучение материалов.

– Хотелось бы посмотреть на месте объем работ и то, что уже сделано, – проговорил Райнеке. – Мы должны отчитаться перед своими акционерами за каждый пфенниг.

Шнапскопф поддержал коллегу. Он добавил также, что немецкая сторона готова увеличить размер капиталовложений, но в таком случае следует пересмотреть доли доходов и размеры пакетов акций.

Шмидт согласился от имени российской стороны, но тут вмешался Муса Джохаров. То, что выступил он, а не старший по возрасту Асланбек Мокоев, означало, что Муса озвучивает их общие мысли.

– Мы предлагаем рассмотреть, как один из вариантов, продажу российской стороной части своих акций немецкой стороне, – сказал он.

Немцы переглянулись и обменялись несколькими фразами на своем языке. Говорили они тихо, но Шмидту показалось, что такой вариант они предвидели. Наконец Шнапскопф сказал:

– Мы согласны купить ваши акции, но только весь пакет. Все сто процентов. Иначе, – он виновато улыбнулся и развел руками, – никто не гарантирует, что у нашего нефтяного завода не окажется два контрольных пакета акций. Такова специфика российского бизнеса.

– Но мы не собираемся продавать свою часть, – заявил Шмидт.

Тариэл, которого, впрочем, никто и не спрашивал, поддержал его.

– Э, слушай, зачем продавать? Ничего продавать не будем, э!

Шнапскопф расплылся в вежливой улыбке и развел руками.

– Господа, договаривайтесь между собой. Или мы покупаем весь пакет, или оставляем все как есть. Если вы захотите, мы рассмотрим ваше предложение и вернем вам часть акций. Но, повторяю, только после покупки нашей фирмой всего пакета.

– Это неприемлемо, – подвел итог Шмидт. – Я предлагаю работать по согласованному раньше плану.

Чеченцы вынуждены были скрыть свое недовольство, но Шмидту было ясно, что на этом они не остановятся. И если им понадобился весь российский пакет акций, они его получат…

После совещания при очередной встрече Введенский подтвердил его опасения.

– За Асланбеком и Мусой стоит Зорин. Это очень опасно. Он крышует бандитов. Будь вдвойне осторожен…

Тариэл отправился к Алмазу в его убогую квартирку и там дал волю чувствам.

– Слушай, я солидный бизнесмен. Хватит с меня этих наездов-налетов. Купил-продал и смылся! Культурно жить надо, э!

Алмаз только головой качал. Ему эта коммерция давно стала поперек горла. Понятия, правильные законы воровской жизни – все катилось в пропасть. Глядя на это, жить старому вору не хотелось. Но и умирать он пока не собирался…

Кабан потерял покой и сон. Даже похудел, гоняясь за Юриком Невзглядовым. Кроме того, он поднял все свои былые связи. Бабок пообещал – немерено. Теперь все его люди искали Белова. Тот был слишком заметной фигурой, чтобы остаться незамеченным. Но его никто не видел. Неужели Белова действительно нет в живых?

Последней его надеждой был журналист. Встреча Кабана с каскадером Славой кончилась ничем. Тот, хоть и пьяный, на посулы не поддался, а в ответ на угрозы пообещал отметелить Кабана, как боксерскую грушу. В старые добрые времена каскадера вывезли бы в укромное место и через пятнадцать минут услышали бы от него все, что тот знал и даже то, о чем не ведал. Но сейчас Кабан не имел такой возможности, нужно было сидеть тихо, и лишние приключения ему были не нужны

Правда, он все-таки получил кое-какую полезную информацию. За двадцать долларов бармен сообщил ему, что репортер, который разговаривал со Славой, вышел из бара в тот момент, когда Кабан туда входил. Кабан сумел припомнить внешность парня, с которым едва не столкнулся при входе в тошниловку. Бармен назвал также фамилию и место работы журналиста. После этого добыть номер его телефона не представляло труда…

Телефонный звонок разбудил Юрика в самый неподходящий момент. Он тяжело мучал-ся с похмелья. Кассету Андрею Литвиненко он еще не отдал, но уже успел подсчитать будущую прибыль и занять под нее у соседа сотню баксов. На нее и расслабился. На всю. Теперь требовалось где-то изыскать денег хотя бы на пиво. И тут зазвонил телефон.

– Чего надо? – страдальческим тоном произнес Невзглядов.

– Спускайся, разговор есть, – ответил незнакомец. – Не пожалеешь.

– Не могу. Болею, – отрезал журналист и собрался положить трубку, но незнакомец быстро произнес: – Я от Зорина. Спускайся быстрее, я жду внизу. Если болеешь, поправлю.

Услышав это, Невзглядов не заставил себя ждать. Через минуту он уже выходил из подъезда. Звонившего он определил сразу. Тот, собственно, и не прятался. Стоял рядом с маши-пой и пялился на окна квартиры журналиста. Юрий подошел к нему.

– Ты звонил?

– Я…

Незнакомец, похожий на кабана, протянул страдальцу банку джина с тоником. Юрий хотел было гордо отказаться, но банка была такой запотевшей, такой холодной на вид, что он не устоял. Открыл дрожащей рукой и выхлебал все одним глотком. Стало значительно легче. Юрий потряс головой. Она уже болела не так сильно, как до этого.

– Ну и что тебе надо? – спросил он.

– Я от Виктора Петровича, – повторил, как пароль, незнакомец. – Говоря, он по-прежнему не сводил глаз с квартиры Невзглядова. – Ты достал то, что обещал по Белову?

Кабан говорил наугад, но угадывал верно.

– А как же Литвиненко? – переспросил Юрий. – Задание я получал от него.

– А деньги будешь получать от меня, – объяснил ситуацию Кабан. – Поэтому все, что нарыл, отдашь мне. Кстати, товар с тобой?

– За дурака меня держишь? – обиделся Юрий. – Все материалы в падежном месте.

Кабан разочарованно выругался.

– Я тебя где-то видел, – стал вспоминать Юрий.

– Мы с тобой чуть не столкнулись недавно, когда ты выходил от Славки-каскадера из "Колоска", – напомнил Кабан. И соврал без зазрения совести: – Зорин посылал меня, чтобы я тебя подстраховал. Если нет вопросов, гони, что у тебя есть.

Но с точки зрения Юры оставался еще один вопрос – главный!

– А как насчет денег? – поинтересовался он. – Сумма прежняя?

Кабан понятия не имел, о какой сумме телерепортер договаривался с Литвиненко. Однако и тут сумел выкрутиться.

– Помножь на полтора. За скорость. Виктор Петрович, – тут Кабан, что с ним бывало нечасто, проявил эрудицию, – как герцог Ришелье, денег на дело не жалеет. Видел такое кино, про мушкетеров? Так вот, жду тебя через два часа со всеми материалами. Времени хватит? – Он назвал журналисту место встречи и уехал, не попрощавшись.

В голове у Юры бешено закрутились цифры несусветного гонорара. Соблазн был слишком велик, и Юрий резво бросился домой. Хотя кассета с рассказом каскадера Славы была при нем, а других материалов не существовало в природе. Но он полагал, что и за то, что, у него есть, ему причитается кругленькая сумма. А ведь запись можно размножить! Судя по всему, она будет пользоваться спросом.

Дома он обнаружил, что в квартире побывал кто-то чужой. Об этом однозначно говорили следы торопливого обыска. Кто это мог быть?

Юрий взял телефонную трубку. Он в любом случае собирался позвонить Литвиненко и проверить информацию незнакомца, у которого даже имя забыл спросить… Но, уже набрав номер, Юрий вдруг подумал: а что, если в квартире был как раз Литвиненко? Вдруг он сам хочет доставить шефу ценную информацию и получить солидную премию? Юра медленно положил трубку на телефон…

Спустя два часа Невзглядов прогуливался с маленькой сумкой в назначенном месте кольцевой автомобильной дороги, опоясывавшей столицу. Знакомую машину он увидел издалека. Кабан лихо припарковался в шаге от него и приоткрыл правую переднюю дверь. После демонстративно выключил двигатель и вынул ключ из замка зажигания.

– Садись. Не бойся, с собой тебя не увезу. Юрий уселся на переднее сиденье рядом с Кабаном. Дверь он предусмотрительно оставил открытой. Теперь следовало изложить суть своих достижений. Темнить и заигрывать с Зориным репортер не собирался.

– Вот кассета. Здесь записан… – он взахлеб принялся излагать суть своих достижений…

Больше всего он сейчас боялся, что заказчик сочтет информацию несущественной и откажется заплатить условленную сумму. И не успел удивиться, ощутив болезненный укол в шею за ухом. Кто-то, прятавшийся на заднем сиденье, воспользовался его невнимательностью, чтобы ввести ему лошадиную дозу какого то препарата. В ту же секунду он почувствовал, что проваливается в глубокий колодец…

XXXII

Такого свалка и выросший возле нее поселок бездомных не видели за все время своего существования. Колонна дорогущих машин, главным образом глянцево-черных "мерседесов", рискуя сесть на брюхо в глубокой колее или проколоть шины, медленно продвигалась в направлении замороженной стройки.

Не доезжая до снятых с колес вагончиков-бытовок, колонна остановилась, и из машин стали вылезать солидные, хорошо одетые люди. От мира нечистых их тут же отделила цепочка крепких парней в черной униформе с желтыми буквами на спине.

На стройку приезжие не пошли. Неспешной походкой они направились к вершине пологого холма. К той самой, где в последнее время любил поразмышлять о жизни Александр Белов.

Правда, сейчас он отсутствовал – был на работе, колесил со Степанычем по объектам нелегального пищеторга. По этой причине ни Шмидт, ни Ольга его не увидели. К тому времени, когда они добрались до вершины, туда уже были доставлены легкие переносные столы и кресла. Тут же был организован фуршет. Чеченцы держались отдельной группой.

Шмидт, стоявший с рядом с немцами, ни слова ни говоря, обвел горизонт широким жестом. Оба немца смотрели в даль не просто с любопытством, а с жадным интересом. Это был поистине апокалиптический пейзаж. Хорошо, что ветер дул в противоположную сторону. Над гигантскими, застывшими, как на картине Айвазовского, валами мусора с криками носились чайки и вороны. Это дымящееся море отходов в Европе было бы воспринято как экологическая катастрофа, но здесь, судя по лицам сопровождающих, это никого не волновало. Шмидт был спокоен и обстоятелен, его уверенность, как и немецкая фамилия, производили хорошее впечатление. Сейчас он словно лекцию читал.

– Вот наш фронт работ. Как видите, фундаменты на месте, коммуникации подведены, есть электричество. Жилье для строителей позволит работать вахтовым методом, сутки напролет. Строительство можно возобновить в любой момент. Свалку ликвидируем.

Райнеке и Шнапскопф переглянулись и обменялись между собой репликами на немецком.

– Мы удовлетворены, – заявил наконец Райнеке уже по-русски, но сильным акцентом. – Если только вы не показываете нам другую стройку. Как это у вас говорят: деревню Потемкина?

Шмидт и Ольга рассмеялись: немцы-то ученые. Тариэл тоже присоединился к смеху, хотя и не понял, в чем смысл сказанного.

– Нет, это не потемкинская деревня, – уверенно заявил Шмидт. – Это наш с вами будущий нефтяной гигант, который будет приносить баснословную прибыль.

При этих словах Шмидта Тариэл уничтожающе посмотрел на державшихся в стороне чеченцев. Те сделали вид, что ничего не заметили.

– Простите, герр Шмидт, но ведь там, в этих домах, живут какие-то люди, – Райнеке указал на бытовки, вокруг которых околачивались обитатели поселка, встревоженные появлением буржуинов в их анклаве коммунизма. Но Шмидт тут его успокоил:

– Не волнуйтесь. Через неделю здесь не будет ни единой души. Можно будет завозить рабочих.

Немцев ответ явно удовлетворил. Они дружно закивали, выражая согласие. Затем Шмидт пригласил всех к столам – выпить за успех предприятия.

Федя изнывал, сидя в кустах буквально в десятке шагов от солидной компании. Столько водки, столько жратвы. И какой?! Но то, что он услышал, отбило у него всякий аппетит. Значит то, чем пугал их Белов, свершилось?..

Тем временем мероприятие подошло к концу, и гости направились к машинам. Шмидт приотстал и махнул Коляну. Тот подбежал к нему. Шмидт наклонился, тихо, чтобы не слышали посторонние, спросил.

– Это здесь было?

Колян понял, что речь идет о Белове, и кивнул.

– Вон там, в том конце свалки его сожгли. Шмидт нахмурился, прибавил шагу, чтобы догнать ушедшую вперед Ольга…

Спотыкаясь и падая, Федя торопливо, насколько позволяли его слабые ноги и легкие, бежал по другому склону холма, где его не могли увидеть ни бизнесмены, ни их охрана.

– Опять ты вокруг меня болтаешься? – услышал он внезапно грубый голос.

По лесной тропинке в окружении своих молдавских нукеров к нему шел Михай Лупу.

– Там… там эти!.. Какой-то Шмидт, а с ним куча народу на "Мерседесах". Стройку хотят возобновить, а нас всех под корень!

– Что?! – Лупу отпихнул Федю так, что тот упал и сильно ударился о землю, и бросился по тропинке к поселку.

Охранники бежали за ним. Давешний Федин знакомый бык не удержался от того, чтобы, пробегая мимо, не отвесить ему пинка.

Поднявшись, Федя продолжил свой путь. Он хотел добежать до проселка, по которому предпочитал ездить Степаныч, и перехватить его машину. Это ему удалось сделать в последнюю минуту. Когда он, задыхаясь от усталости, упал на обочину, вдали показалась голубая "копейка" Степаныча.

Машина еще не успела остановиться рядом с Федей, как из салона выскочил Белов. Он наклонился к другу.

– Что с тобой? Ты не ранен?

Федя продолжал широко разевать рот, как выброшенная на берег рыба.

– Там приезжали на черных машинах… Много… Будут строить дальше. А нас всех… Степаныч и Витек также вылезли из машины и молча слушали сбивчивый рассказ Феди.

– Кто приезжал? – спросил Белов.

– Много народу было. На холм поднялись и вниз смотрели. Главный – какой-то Шмидт.

Двое, вроде, немцы, трое других явно кавказцы. Баба еще была молодая и красивая. Этот Шмидт ее Ольгой называл.

– Что?

Белов так сдавил воротник Фединой куртки, что тот захрипел и замолотил его кулаком по руке. Белов тут же ослабил хватку.

– Извини, – сказал он. – Где они сейчас? Федя осторожно погладил заболевшее горло.

– Наверно уже уехали. И вот что, – он поглядел на Семеныча и Витька, как бы призывая их в свидетели, – помнишь, я говорил, что тебя на "мерине" трое привезли и в горящий мусор закопали? Так вот, один из них, блондин, там, на холме был. И с этим Шмидтом разговаривал. Тот его спросил о чем-то, а он ему аккурат на то место указал, где мусор тогда горел.

Белов без сил опустился на траву. Он никак не мог сообразить, что делать? Раньше его тяготила ответственность за брошенное дело, семью, людей, но как-то отвлеченно, абстрактно. Теперь дело принимало конкретный оборот.

С другой стороны, слова Феди его успокоили. Делами "Реставрации", а значит и других фирм, занимается Шмидт. И Ольга вернулась из Америки. Наверное, и Ваньку привезла. Этого он не хотел, но раз она здесь и также занялась бизнесом, то, может быть, это и к лучшему?

Одновременно, как вспышка, пришло озарение. Так вот кто его заказал! Он вспомнил, как посмотрел на него Шмидт, когда его пришлось отстранить от должности начальника охраны. Кроме изумления, в них было еще что-то… Не испуг или страх, а что-то другое – интуиция и весь житейский опыт подсказывали Белову, что это Шмидт… И это открытие не стало для Белова сюрпризом. Он хорошо знал, что чужие не предают, только свои. К тому же он понимал Шмидта. Тот находился в очень сложной ситуации, которую вполне мог посчитать и безвыходной. И он, Белов, приложил к этому руку, поскольку слишком резко вывел Шмидта из игры…

Так что же, снова война? А как же его собственные слона об отказе от мести и начале новой жизни, которые так возмутили Витька?

Они не были пустым звуком. В последнее время Александр все чаще ощущал в душе покой и умиротворение, которых не испытывал во время всей своей прошлой жизни. Его нынешнее существование напоминало пребывание в монастыре или ските. Только вот Бога в этом монастыре не было… Смотри, вон они! Федя показывал на появившиеся в поле их зрения машины. Колонна вытягивалась на трассу. Замыкавший ее "мерседес" вдруг остановился. Остальные машины ушли в сторону Москвы, а из оставшейся вышли мужчина и женщина. И тут Белов почувствовал, что сердце у него сначала остановилось, а потом бешено забилось…

Он узнал их обоих. Это были Ольга и Шмидт. Они стояли, непринужденно разговаривая, и не смотрели в его сторону. Хотя узнать его сейчас было невозможно, он оброс, и ничем не отличается от обитателей поселка, ему вдруг очень захотелось, чтобы это случилось. Но чуда не произошло. Шмидт вдруг обнял Ольгу так, как когда-то делал это он сам. Жест был простым и, как показалось Белову, привычным. А то, что и Ольга отнеслась к этому как к должному, подействовало па Белова, как пощечина.

Он увидел, что они снова сели в машину, но направилась она не в сторону Москвы, а свернула на перекрестке налево. Белов знал, куда они едут. В этом направлении на расстоянии пятнадцати километров находился другой поселок. Тот самый, где Саша Белов много лет назад скрывался от милиции в доме знакомых Космоса. И где он познакомился с соседкой, скрипачкой Олей Суриковой. Его будущей женой, которая сейчас везла в свой дом своего любовника. Белов зарычал и подскочил к Степанычу.

– Дай ключи!

Видя его состояние, хозяин "копейки" не посмел ему перечить и протянул брелок с ключами. Белов прыгнул на сиденье водителя, запустил двигатель. Степаныч и Витек в растерянности застыли столбами возле дороги. Но Федя успел подбежать к задней двери, открыть ее и уже на ходу заскочить внутрь машины.

Развернувшись, Белов дал газу и через секунду скрылся из глаз опешивших наблюдателей за шлейфом поднятой пыли.