Жизнь с совершенным учителем

жизнь с СОВЕРШЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ

Записки личного слуги

Лилы и наставления Его Божественной Милости А.Ч.Бхактиведапта Свами Прабхупады

Основителя-ачарьи Международного Общества Сознания Кришны

Это издание посвящено Столетию Шрилы Прабхупады. Одобрение для распространения авторитетами ИСККОН.

Все цитаты из книг А.Ч.Бхактиведанта Свами Прабхупады защищены правами копирайта ББТ. Воспроизведение этой публикации без разрешения ГН Пресс противоречит закону.

За дополнительной информацией обращайтесь:

gnpress^iskcon. org.uk

GN Press site at: http://www.iskcon.org.uk

Materials from books of Srila Prabhupada © BBT international., Ail rights reserved.

1997©GN Press Inc.,

ВВЕДЕНИЕ

У МЕНЯ ЕСТЬ СВОЯ история, которой я хотел бы поделиться. Речь идет о времени (январь-июль 1974), которое я провел в качестве личного слуги и секретаря моего духовного учителя, Его Божественной Милости А.Ч. Бхактиведанты Свами Прабхупады, основателя-ачаръи Международного Общества Сознания Кришны. Несмотря на то, что я немало написал и продолжаю писать о Шриле Прабхупаде, я не решался рассказывать эту историю, опасаясь, что она покажет какой я неважный ученик. Но теперь я приступаю к рассказу, уверенный в том, что правда очищающе подействует как на моих читателей, так и на меня самого. Я надеюсь, что описывая те события, мне удастся достичь более глубокого и ясного понимания моих взаимоотношений со Шрилой Прабхупадой. И я верю, что смогу вспомнить поучительные эпизоды и моменты духовной реализации, которыми стоит поделиться.

Рассказывая свою историю, я надеюсь избежать умонастроения “я удачливее вас”, поскольку Вайшнав не должен способствовать возникновению представлений о себе как об уникальном ученике, к которому благоволят более других. Прославляя Шрилу Прабхупаду, не следует считать себя личностью славной и чистой, и не следует заключать, что именно поэтому Шрила Прабхупада наградил тебя своим вниманием и личным общением. Шрила Прабхупада равно относился ко всем. Все, кто лично общался с ним, были несомненно очень удачливы, но эта удача была беспричинной милостью чистого преданного. Поэтому описывая свою жизнь со Шрилой Прабхупадой, нужно искренне стараться разделить свою личною

удачу с другими, передать слушателю более полное и личностное представление о жизни Шрилы Прабхупады, а не пытаться извлечь какую-либо выгоду для себя самого.

Большинство таких рассказов, которые я читал или слышал от моих братьев в Боге, представляют собой искренние и смиренные по духу повествования, и я надеюсь следовать по этому пути.

Я пишу десять лет спустя тех событий. Используя дневники, которые я вел в то время, я попытаюсь как можно точнее восстановить картину тех дней, когда Шрила Прабхупада даровал свое общение неразумному преданному, сделав его своим личным слугой.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Декабрь 1973.

небольшой группой брахмачари, учеников щП Шрилы Прабхупады, я приехал в Сан-Антонио, Техас, планируя пробыть там весь декабрь. Каждый день мы ходили в парк на противоположной стороне улицы, идущей от Аламо, и пели Харе Кришна мантру, играя на мридангах и караталах. Любопытствующие подходили и снова отходили, а мы предлагали им журнал “Бэк ту Годхед”. Не прошло еще и недели с момента нашего приезда в город, как однажды мы, вернувшись в снятую нами квартиру без телефона, обнаружили телеграмму следующего содержания: “ПОЗВОНИ В ЛОС-АНДЖЕЛЕС. КАРАНДХАРА.” Карандхара был региональным секретарем в Западных Соединенных Штатах и, поскольку Шрила Прабхупада находился в тот момент в Лос-Анджелесе, я понял насколько важна была эта телеграмма. Пройдя к располагавшейся неподалеку телефонной будке, я связался с Карандхарой и получил одно из самых необыкновенных телефонных известий в своей жизни.

“Прабхупада хочет, чтобы ты приехал сюда и стал его постоянным слугой и секретарем в его поездках,” — сказал Карандхара.

“Что? Как приехать?” — я с трудом мог поверить в выпавшую на мою долю удачу. Было неясно, почему Шрила Прабхупада позвал именно меня.

Карандхара вкратце объяснил, что нынешний слуга Шрилы Прабхупады, Шрутакирти, собирался жениться и не мог больше путешествовать по всему свету, сопровождая Шрилу Прабхупаду. На протяжении последних дней они обдумывали, кто мог бы стать его новым слугой, и Шрила Прабхупада сам предложил мою кандидатуру, отметив, что я был бы хорош в этой роли, поскольку умею печатать и мог бы работать над редактированием переводов и комментариев Шрилы Прабхупады к Шримад-Бхагаватам.

Мы обменялись с Карандхарой радостными восклицаниями по поводу той милости, которую оказывал мне Шрила Прабхупада, и он спросил, когда я смогу приехать.

“Я могу отправиться прямо сейчас.” — ответил я, хотя даже еще не решил, как поступить с вверенной мне группой преданных и квартирой в Сан-Антонио.

“Ну, в общем-то, нет никакой необходимости в том, чтобы ты сломя голову примчался сюда за один день,” — спокойно сказал Карандхара. По его словам всех вполне устроило бы, если бы я смог в течение нескольких дней свернуть свою нынешнюю программу и потом, позаботившись о делах, связанных с управлением в зоне Среднего Запада, приехать в Лос-Анджелес.

Очень редко события оборачивались для меня с такой неожиданной удачей. Я вышел из телефонной будки в Сан-Антонио с таким чувством, как будто на меня только что снизошло величайшее благословение, самая чудесная из всего мыслимого, о котором только мог мечтать молодой саннъяси, ученик Шрилы Прабхупады. Наш духовный учитель, всемирный ачаръя думал обо мне в качестве своего слуги. Чудесный сои становился былью.

Я вернулся к своей команде, которая уже ожидала меня.

“Чего хотел Карандхара?” — спросил Махабуддхи.

Я не мог скрыть своего радостного возбуждения и выпалил все разом. Их первой реакцией были искренние поздравления и похвалы. Им это тоже казалось величайшим благословением, выпавшим их брату в Боге. Но затем они спросили, что же будет с ними. Мы обсудили это, и я попросил их остаться на некоторое время в Сан-Антонио. Хридайананда Госвами, наш общий друг, находился в Лос-Анджелесе и, возможно, согласился бы приехать в Техас с тем, чтобы возглавить группу. Что же до меня, я чувствовал, что должен ехать немедленно.

Когда я стал собираться, Гьянашьяма сказал: “Ты должно быть какой-то совершенно особенный и весьма продвинутый преданный, раз получил такое указание от Шрилы Прабхупады.” Но я чувствовал, что сказанное им не соответствует действительности и является преувеличением и переоценкой. Каждый из нас служил Шриле Прабхупаде, где бы мы не находились, и обязанность быть лично со Шрилой Прабхупадой была также служением подобным же образом.

Я испытывал некоторое беспокойство за судьбу моей маленькой группы преданных людей, а также нерешительность расстаться с проповеднической жизнью, которую я вел, путешествуя с этой группой.

Но с другой стороны я чувствовал все растущее волнение и интерес к своей новой обязанности. Стать личным слугой Шрилы Прабхупады представлялось мне исполнением всех моих надежд, касающихся взаимоотношений с ним. Я был со Шрилой Прабхупадой в первые дни моей духовной жизни, когда в 1966 году он приехал в Нью-Йорк Сити, чтобы положить начало своей миссии. Но с тех пор ИСККОН вырос во всемирную организацию, и Шрила Прабхупада, постоянно путешествуя, имел теперь дело с сотнями учеников. Он стал менее доступен для личного общения, и нам приходилось следовать его наставлениям в разлуке. Я всегда черпал удовольствие в воспоминаниях о днях, проведенных с ним в 1966, расценивая их как величайшую удачу, и вот теперь, он снова давал мне возможность оживить личностный физический контакт с ним. Не будет преувеличением сказать, что это была самая желанная награда, и вручалась она мне без какого бы то ни было непосредственного усилия с моей стороны.

*

“Я, похоже, в майе, — смеялся Шрутакирти,— бросить быть слугой Шрилы Прабхупады ради того, чтобы жениться.” Перед этим Прабхупада пообещал ему, что в будущем тот сможет снова присоединиться к нему в качестве слуги, если распределит свое время следующим образом: полгода он будет проводить со своей женой, а другие полгода — путешествуя со Шрилой Прабхупадой.

Шрутакирти был очень дружелюбно настроен, объясняя мне задачи слуги. Я записал детали: в какое время утром входить в комнату к Шриле Пра-

бхупаде и приносить ему его лекарство и веточку для чистки зубов, когда быть готовым сопровождать его на утренней прогулке, что готовить ему на завтрак, когда и как готовиться к утреннему массажу и как варить обед.

Я не умел готовить. Шрутакирти же имел большой опыт и менее чем за час мог приготовить в многоуровневом латунном котле Шрилы Прабхупады полдюжины блюд. Он сказал, что я могу попробовать научиться, наблюдая за тем, как он готовит, однако признал, что в этом деле есть свои секреты, и что потребуется определенное время для того, чтобы овладеть ими .

Шрутакирти дал мне совет: “Всякий раз, когда ты идешь в комнату к Шриле Прабхупаде, старайся сделать как можно больше. Не снуй постоянно взад-вперед из-за мелочей. Сам я всегда думаю: зачем Шриле Прабхупаде смотреть на такое отвратительное существо, как я. Поэтому я стараюсь не появляться у него перед глазами без необходимости.” Эти слова открыли его смиренное и почтительное отношение к Шриле Прабхупаде, которое и я надеялся сохранить и в себе. Я оказался так близко к Шриле Прабхупаде не ради своего духовного чувственного удовлетворения, а для того, чтобы выполнять служение.

Большей частью мне предстояло выполнять обязанности простой прислуги и секретарскую работу, но я, сидя на полу в крохотной комнатке слуги, располагавшейся этажом ниже комнат Шрилы Прабхупады, испытывал радостное волнение, готовность и страстное желание научиться тому, как быть хорошим слугой.

Не первый раз мне предстояло быть со Шрилой Прабхупадой. Фактически, не более месяца тому

И

назад я уже приезжал в Лос-Анджелес со своей группой брахмачари, чтобы повидаться со Шрилой Прабхупадой. Но на этот раз я прибыл сюда с тем, чтобы стать его постоянным спутником. Я стал представлять, как это все будет. Шрила Прабхупада поприветствует меня в своей комнате, приглашая приступить к моему новому служению. Сидя за своим низким столиком, облокотившись на подушки, он улыбался, величественно и все же по-доброму — мой истинный отец. Рано утром я буду слушать, как он диктует Бхагаваталх, во время утренних прогулок я буду сопровождать его, держась рядом и чуть позади него, в то время, как он будет о чем-нибудь рассуждать. И в машине, и в храме я всегда буду подле него, готовый служить всякой его нужде.

Некоторые вещи я не мог себе даже представить. Как я буду делать ему массаж, когда он будет отдыхать под лучами позднего утреннего солнца? Как я смогу справляться с тем, чтобы готовить для него обед? Но я знал, что буду почитать его вс зсех обстоятельствах, ибо он уже навсегда занял место в моем сердце как господин, определяющий все мои поступки, как мой вечный духовный учитель. Я стану жить просто в ожидании момента, когда зазвенит его ручной колокольчик, чтобы я мог броситься в его комнату, в поклоне коснуться пола своей головой и, подняв глаза, увидеть его.

Шрила Прабхупада сидел на соломенном коврике в своем саду, представлявшем собой небольшую лужайку с обилием цветов и окруженном высокой бетонной стеной. Шрутакирти делал ему массаж, а я сидел поблизости и наблюдал. Шрила Прабхупада был расслаблен, па нем была только одна гамчха, которую он обернул вокруг талии. Время от времени он бросал взгляд на разные, цветы, росшие там. Мне доводилось наблюдать эту чудесную трансцендентную сцену и прежде, но на этот раз я нервничал, потому что теперь я должен был сам научиться как это делать. Гладкая кожа Шрилы Прабхупады двигалась под сильными и умелыми руками Шрутакирти.

Прабхупада посмотрел в мою сторону и сказал: “А гы будешь массажировать?” “Да,” — ответил я, — “но Шрутакирти посоветовал, чтобы сегодня я просто наблюдал и учился.”

Шрила Прабхупада снисходительно улыбнулся и сказал: “Это все равно, что учиться плавать на берегу.” Мы все трое рассмеялись, но я вдруг неожиданно осознал: “Ведь это служение мне придется совершать прямо вот так, сразу!” На следующее утро во время массажа я был один со Шрилой Прабхупадой. Как только я начал, он сказал: “Крепче”, — и мне потребовалась вся моя сила, чтобы продолжать в течение приблизительно сорока минут, массируя его голову, затем спину, грудь, его руки, кисти, ноги и стопы. Когда я закончил он протянул правую руку, и я налил в нее немного горчичного масла, которое он закапал себе в ноздри. Массажировать Шрилу Прабхупаду было подобно новой инициации. Для меня это был экстатический, полностью духовный обмен, самая суть поклонения слуги своему духовному учителю. Что касается Шрилы Прабхупады, то, казалось, он счел меня подходящим исполнителем. Однако приступал я к этому служению со страхом, боясь что не пройду испытание, и Шрила Прабхупада лишит меня возможности служить ему.

Вечером того же дня он позвал меня вместе с Пандитджи, учеником который редактировал санскрит, и именно тогда я познакомился с особенно пектарным служением, которое состояло в том, чтобы массировать ноги Прабхупады в то время, как он лежал в постели, готовясь отойти ко сну. Свет был выключен, и в то время, как Пандитджи массировал одну ногу, я массировал другую. Легкими сдавливающими движениями мы разминали ноги и стопы Прабхупады. ,

Я был смущен и чувствовал себя неловко, будучи допущен так близко к чистому преданному Кришны, но я также испытывал блаженное чувство родственности — ведь я вместе с одним из моих братьев был его духовным сыном, пришедшим к своему духовному отцу.

Готовить было потруднее. Я должен был одновременно варить рис, дал и овощи в котле состоящем из трех отделений. Более того, мне нужно было ставить его на огонь непосредственно перед тем, как идти делать Шриле Прабхупаде массаж, а когда я возвращался с массажа (presto!)1 все должно уже было быть совершенным образом приготовлено.

Обычно я заканчивал нарезать овощи к одиннадцати часам и клал их затем в котел вместе с рисом и далом. Дал размещался в нижнем отсеке с водой и специями. Нарезанные овощи шли в отсек номер два. А в верхний отсек котла я клал луженый металлический контейнер с двумя отделениями, в одном из которых находился рис, а в другом — кабачки.

Первые несколько дней в Лос-Анджелесе Шрила Прабхупада приходил в маленькую комнатку, где я готовил, и стоял рядом со мной, показывая, как это делать. Он объяснял, какой консистенции должно быть тесто для чапати, делая его как можно мягче. Не страшно, если тесто влажное, говорил он, так как всегда можно добавить муки, пока раскатываешь очередную лепешку.

Прабхупада также показал мне, как приправлять и, как готовить определенным образом сладкий рис.

Каждый день по окончании массажа я бегом возвращался к котелку. Моей главной проблемой был рис. Находясь в верхней части котла, он варился медленнее, чем дал и овощи, и я предпринимал отчаянные попытки к тому, чтобы довести его до готовности. В эти короткие пятнадцать-двадцать минут между массажем и обедом, пока Шрила Прабхупада принимал омовение, одевался, наносил тылаку и повторял мантру гайатри, мне нужно было приготовить чапати. После гайатри Прабхупада звонил в свой колокольчик, и на этом отпущенное мне время заканчивалось. Не мешкая ни минуты, я должен был принести ему завтрак. Шрутакирти находился рядом, чтобы давать мне советы по ходу дела, а Шрила Прабхупада в течение нескольких дней терпел менее чем средний по качеству обед. Я никогда прежде не испытывал такого смешанного чувства тревожной обеспокоенности, ожидания и наслаждения, от которого замирало сердце в груди, и которое сопровождало меня всякий раз, когда я готовил обед для Шрилы Прабхупады, предлагал его ему, стоя рядом, чтобы видеть его реакцию, и бегая туда и обратно за горячими чапати.

Территория кухни в помещениях слуги, полностью заставленная котлами и усыпанная мукой, находилась в состоянии полного беспорядка. Мой ум и чувства были в состоянии сильнейшего напряжения и готовности быть задействованными по первой же команде Шрилы Прабхупады.

Иногда Пандитджи приходил и помогал мне готовить чапати, в то время как Шрила Прабхупада кушал. Прабхупада любил их круглыми, тонкими и широкими. Раскатав лепешку на посыпанной мукой поверхности, я поднимал ее, обтряхивал муку и клал на сковородку, стоявшую на среднем огне. Когда чапати немного затвердевали и начинали пузыриться, я переворачивал их, быстро поджаривал обратную сторону, затем с помощью щипцов снимал со сковородки и держал над слабым огнем. Когда они раздувались, я убирал их с огня и смазывал одну сторону маслом. Каждая операция требовала очень точного выполнения.

Когда мы с Пандитджи по очереди бегали со свежеприготовленными чапати к Шриле Прабхупаде, он часто делал замечания. Если чапати или какое-то другое блюдо не удовлетворяло Шрилу Прабхупаду, он говорил что-нибудь саркастическое типа: “это полусырое” или “это подгорело.” Если же что-то было приготовлено удачно, он был доволен и тоже говорил об этом. Иногда я готовил что-либо, что на мой взгляд выходило плохим, а Прабхупаде это нравилось, или же совсем наоборот. Иногда он казался очень добродушным и нетребовательным, независимо от того, что я приготовил, а иногда он приходил в гнев, как будто бы моя плохая кухня была великим бедствием. Не

1 А

оставалось ничего другого, как просто беспрекословно принимать все, что бы он ни делал.

Как-то раз, когда я еще только учился готовить, несколько блюд не удались вовсе. С величаишим трепетом я принес Прабхупаде приготовленное. И как раз в этот самый момент из храма пришел один преданный с самосами от жены Шрутакирти. Прабхупада съел их с большим удовольствием, и день, таким образом, был спасен.

Всякий раз, когда Шрила Прабхупада ел, я просто ловил каждое его слово, каждый жест, пытаясь определить, нравятся ему кушанья или нет. Не было никакого объяснимого повода к тому, чтобы пытаться предвосхитить события, спрашивая себя постоянно: “А как же ему это понравилось?” Я был готов плакать и смеяться от напряжения. Если он говорил, что чапати было сырое, то я бежал назад и прикладывал все усилия к тому, чтобы следующее вышло как положено. Бывало, взмокший и разнервничавшийся, я просто задыхался. Только преданный Прабхупады смог бы понять, что все эти симптомы были трансцендентны. Это был необыкновенный обмен, так как Шрила Прабхупада не был заурядным господином, но чистым преданным Кришны.

После обеда Шрила Прабхупада имел обыкновение отдыхать в течение часа, а я в это время прибирал свою комнату и шел мыть серебряные чашечки из которых он ел. Я мог бы попросить кого-нибудь помочь мне, но считал, что все это я должен делать сам. Моя посуду на главной храмовой кухне, я приятельски беседовал с преданными, но находился все это время в своем собственном мире. Быстро и сосредоточенно выполнив эту работу, я снова бежал наверх, в комнату слуги. У

жи:шь с: СОВЕРШЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ

меня не было времени на долгие разговоры, и я также не мог распространяться о том, чем сейчас был занят Прабхупада. Я чувствовал, что едва справлялся с работой, но все же не желал делить ее с кем-либо еще. Мне вовсе не хотелось уклоняться от обязанностей слуги.

Но я в действительности был полностью загружен работой и имел очень напряженный распорядок дня. Обычно Прабхупада распределял обязанности секретаря и слуги между двумя преданными. Мне же приходилось выполнять их одному. Помимо того, что я пекся о личных нуждах Прабхупады, я также зачитывал ему его почту, записывал то, что он диктовал в ответ на каждое письмо и затем печатал эти ответы. Деятельность Пандитджи ограничивалась редактированием санскрита в переводах Прабхупады. В остальное же время он либо старался не попадаться на глаза, либо просто отказывал, если его просили что-либо сделать.

Мне было также поручено распечатывать Бхагаватсим, по мере того как Шрила Прабхупада надиктовывал его на пленку, а также делать редакцию английского манускрипта. И я все еще оставался секретарем Джи-Би-Си в храмах на Среднем Западе. Когда у меня выдавалась свободная минута, я бежал вниз в главный офис и говорил по телефону с президентом какого-либо храма в моей зоне. Вдобавок ко всему этому я был главным редактором журнала “Бж ту Годхед’\ и мне приходилось читать поступающие рукописи, а также пытаться писать статьи самому. Все это было немного чересчур.

Прабхупада наблюдал за тем, как я бегаю взад-вперед, пытаясь организовать свою деятельность и упуская при этом из внимания какие-то вещи, и

поучающе-ласково журил меня. Заметив, что я выжег круг на полу в моей комнате, поставив на него горячий котел, он сделал короткое замечание по этому поводу. Однажды, на Экадаши я принес ему лекарство, смешанное с рисовой водой, хотя он и говорил мне раньше не делать этого, так как мы соблюдаем пост на все зерновые в этот день. Как-то раз, видя мой очередной ляпсус, он рассказал мне историю о сэре Исааке Ньютоне. Сэр Исаак Ньютон сделал две дырки во входной двери, и один из его друзей спросил его о назначении этих дырок.

“Эти дырки, — сказал сэр Исаак, — нужны для того, чтобы мои кошки могли входить и выходить из комнаты.” “Но к чему же две дырки? — снова спросил друг сэра Исаака Ньютона, — Неужели кошки не могут вылазить через одну дырку?” Ученый муж ответил: “Я сделал две дырки различного размера, поскольку одна из моих кошек меньше, а другая — больше.” Услышав это, друг сэра Исаака от души рассмеялся над такой незадачей. Очевидно, что обе кошки могли по очереди выходить через одну дырку большего размера. Это была бездумно выполненная двойная работа.

Я думаю, Прабхупада рассказал мне эту историю, чтобы показать мне, что я был похож на рассеянного профессора. Поначалу мне льстила мысль о том, что сэр Исаак Ньютон был, в конце концов, очень ученым человеком, который просто сделал однажды что-то несуразное. Вероятно, сэр Исаак Ньютон размышлял в тот момент о высших материях, не задумываясь о незначительных деталях. Но это было неприменимо ко мне, поскольку все мои “незначительные детали” являлись важными составляющими служения Шриле Прабху-

падс. Размышляя над историей об Исааке Ньютоне, я пришел к заключению, что Прабхупада видел, что хотя я был движим добрыми побуждениями и усердно трудился, все же был иногда непрактичным. Например, не было причин избегать помощи преданных храма.

Однажды утром, сопровождая Шрилу Прабхупаду на его утренней прогулке, я допустил по несобранности еще одну ошибку. С несколькими преданными мы приехали на пляж и припарковали там машину. Когда мы зашагали по пляжу, у меня вырвалось: “Ох ты!” — и я повернул назад к машине, чтобы взять забытые в ней четки. Я попытался открыть дверцы, но они были закрыты на ключ.

“Чго такое?” — спросил Прабхупада Я ответил: “Я оставил свои четки в машине.” “Сэр Исаак Ньютон,” — прокомментировал Прабхупада и продолжил свою прогулку без меня. Намек на мою рассеянность, выраженный почти приватным языком, одновременно убил меня и доставил мне наслаждение.

*

Здесь же в Лос-Анджелесе я получил мой самый суровый выговор от Его Божественной Милости. Однажды, в послеполуденное время он позвонил в свой колокольчик, и я вошел, в то время как он сидел, разговаривая со Шрутакирти.

Я предложил свои поклоны, коснувшись головой пола, и присел на пол, глядя на него. В его комнате с ее светлыми голубыми стенами, огненнооранжевыми шторами и низким столиком была приятная атмосфера. А присутствие Прабхупады было всегда волнующим и вызывало благоговейный трепет.

Обычным тоном Прабхупада спросил меня о письме к Гуру дасу, которое он ранее продиктовал и которое я впоследствии отпечатал и отправил в Нью-Дели. Он хотел знать, не забыл ли я приложить копию его предыдущего письма, которое Гуру дас не получил. Какой-то момент я раздумывал и затем сказал правду: “Нет.” Я был удивлен тем, что Прабхупада думал о такой маловажной детали. Казалось невероятным, что он вот так неожиданно заговорил об этом. Вспомнив о том письме, он поймал меня на том, что я совершил ошибку. Прабхупада выглядел очень обеспокоенным. “Я написал в этом письме, — сказал он, — что прилагаю копию предыдущего. Почему же ты послал письмо от моего имени и не вложил той копии, хотя в письме и говорилось о ее наличии?” Я закивал головой, показывая, что сопжсен с тем, что поступил неправильно.

“Это же ребячество, — сказал Прабхупада,— совершенно бестолковый поступок.” “Мне не удалось отыскать этой копии в документах”,— ответил я, защищаясь.

И это было правдой. В бумагах, которые вел предыдущий секретарь ее не было или, по крайней мере, я не смог ее найти. Я переводил взгляд то на Шрутакирти, то на Шрилу Прабхупаду. Как же далеко все это зайдет? Я начал испытывать все усиливающуюся тревогу, чувствуя, что это еще только начало.

“Это бросит на меня тень, — с настойчивостью продолжал Шрила Прабхупада, — получается что я послал несерьезное письмо, в котором говорю, что прилагаю нечто, не делая этого в действительности.” Шрила Прабхупада добивался от меня чего-то большего. Я понимал, что он учит меня на более глубоком уровне, преподает фундаментальный урок, но все это становилось трудно переносить.

Тяжело было видеть, что я огорчил его. Того, ради которого я жил и кому поклонялся. И тяжело было признать, что я был не прав.

“Я забыл,” — пробормотал я. Но Прабхупада не был удовлетворен. Казалось, что он просто не мог поверить в то, что я был столь безответственен.

“Почему ты так сделал? — резко спросил он — Как можно было вообще посылать такое письмо?” При этих словах мои глаза увлажнились, и меня проняла дрожь. На примере этой оплошности Прабхупада раскрывал мое неправильное отношение к служению и недостаток смирения. Как неожиданный дождь из моих глаз хлынули слезы и покатились по щекам. Я вытащил носовой платок и высморкался. Вытер слезы, но они не переставали течь. Шрила Прабхупада нисколько не тронутый этой эмоциональной сценой, оставался трансцен-дентно сердитым и требовал от меня ответа.

Ну хорошо, подумал я, тогда я объясню все честно, признаюсь.

“Я не стал вкладывать письма, — сказал я прерывающимся голосом, — потому что не отнесся с серьезностью к тому, что вы мне поручили. В этом состоит причина. Я просто не принимаю наставления всерьез. Я легкомысленно подхожу к нашим взаимоотношения, и потому я допустил такую ошибку.” Мое негативное признание нисколько не успокоило его. Но теперь Прабхупада смотрел на меня с другим выражением лица. Глаза его были полны переживания и огорчения. Это повергло меня в еще более подавленное состояние.

Я уже не просто сидел в комнате со светло-голубыми стенами, ведя официальную беседу со своим духовным учителем, я отчаянно боролся за выживание в своей духовной жизни. Я менее всего хотел того, чтобы он разочаровался во мне. Зачем я говорю, что не отношусь серьезно к его наставлениям? Так спрашивал я себя. Шрила Прабхупада является всем для меня. Когда мне стало ясно, что Шрила Прабхупада не собирается довольствоваться моими слезами и признанием мною моих недостатков, я, призвав на помощь здравый смысл, стал раздумывать, что же теперь делать. Мне нужен был план того, как исправить свою оплошность.

“Что мне нужно будет сделать, — сказал я ,— так это послать Гуру дасу еще одно письмо, которое я напишу сам.” Теперь, я ощущал это, мой мозг работал в правильном направлении, так, как этого хотел Прабхупада. “Я попрошу прощения за то, что не вложил того письма, которое вы хотели послать ему.” “Так и сделай.” — сказал Прабхупада и сразу же отпустил меня.

После этой сцены Прабхупада не выказывал больше никаких признаков недовольства и никогда больше не упоминал этот инцидент. Я же усвоил ряд уроков. Один из них — относиться к служению не спустя рукава, но с величайшим вниманием, причем даже к мельчайшим его деталям. Я также убедился в том, что нельзя играть в игры с Прабхупадой и Кришной, так как в конечном итоге они узнают, чем я занимаюсь.

Получив этот выговор, я понял также, что когда бы я не совершал ошибки в будущем, мне не следует ни пытаться защищаться, ни горевать без пользы, но стараться найти практическое решение тому, как исправить сложившееся положение.

“Это хорошо, — сказал один из членов Джи-Би- Си во время своего визита в Лос-Анджелес, — что слуга Шрилы Прабхупады — саниьясыУ “Ты как Говинда, верный, неизменный слуга Господа Чайтаньи.” — говорил другой преданный.

Они вдохновляли меня, говоря, что это мое “вечное” служение.

“Что ж, несомненно я хочу заниматься им вечно.” — отвечал я.

Я чувствовал, что быть личным слугой Шрилы Прабхупады — это большая привилегия. Когда Шрила Прабхупада выходил из храма на утреннюю прогулку, слуга все время сопровождал его. Когда он двигался к шикарному автомобилю, почти все преданные, мужчины и женщины, собирались перед храмом, чтобы увидеть и поприветствовать его. “Всем видно, что я новый слуга Прабхупады.” — думал я. Но настоящей удачей было не то, что мои товарищи могли видеть меня в этот момент, но то, что Прабхупада позволил мне теперь всегда быть рядом с собой.

На свои утренние прогулки Прабхупада по очереди ходил то на Венис-Бич, то на берег залива у Чевиот-Хиллз. Его ученик Сварупа Дамодара, имевший докторскую степень, играл роль вызывающе настроенного ученого, а Шрила Прабхупада с неумолимой логикой разбивал все представляемые ему атеистические теории. Другой ученик, Праджапати, учился в свое время в христианской семинарии, и Прабхупада бывало подзывал его, говоря: “Где этот теолог?” Праджапати рассказывал тогда о некоторых из последних диких спекуляций известных теологов, и Прабхупада наглядно показывал их глупость, одновременно утверждая универсальные принципы сознания Кришны. Я не принимал при этом на себя какой-то определенной роли и, как правило, сохранял молчание, будучи совершенно счастлив просто находиться рядом. Мне намного проще было оставаться внимательным во время этих утренних прогулок со Шрилой Прабхупадой, нежели на его лекциях в храме. Если я и заговаривал на прогулках, то зачастую делал это с целью высказать какое-либо сомнение.

Как то раз Шрила Прабхупада сказал: “В Упанишадаху говорится, что солнце является глазом Господа. Вы не в состоянии видеть, если Бог не видит.” В то время как он это говорил, солнце, сверкая, поднялось над горизонтом. “Что атеисты говорят по этому поводу?” Неожиданно я почувствовал, что непременно должен дать атеистическую версию. “Атеист не верит з то, что солнце — глаз Бога, — сказал я, — поскольку не видно той личности, которой этот глаз должен по идее принадлежать.” Прабхупада ответил: “Иногда ты видишь глаз кошки, хотя саму кошку ты не видишь. Следуя этому процессу ты можешь видеть Кришну во всем как вселенскую форму.” Его ответ остановил меня, но после некоторой паузы я заговорил снова.

“Им lie нравится, что сначала нужно предаться и лишь затем учиться.” “Да, но ведь гаков процесс во всех областях, — ответил Прабхупада, — необходимо принять чей-либо авторитет, чтобы учиться.” Я старался не забывать совет Шрутакирти не быть навязчивым в разговорах с Прабхупадой, но было гак много случаев, когда Прабхупада, казалось, приветствовал философские дискуссии.

Он даже говорил, что ученику следует прославлять духовного учителя, когда он находится перед ним. К несчастью я не торопился делать этого, для меня было более естественно задавать философские вопросы, что я также рассматривал как один из способов прославить Шрилу Прабхупаду.

Сидя на заднем сиденье автомобиля, когда мы возвращались с утренней прогулки, я спросил: “Шрила Прабхупада, можем мы вернуться назад к Богу в этой жизни?” “Да, почему нет?” — ответил Прабхупада, глядя в мою сторону. Он держал свою трость под углом таким образом, что она покоилась на полу автомобиля. Все, связанное с Прабхупадой было полностью в сознании Кришны, и с особой силой это чувствовалось, когда он говорил.

“Но человек должен быть свободен от всех материальных желаний.” — продолжал я.

“Сознание Кришны означает отсутствие материальных желаний.” — был ответ Прабхупады “Если бы кто-то спросил меня, может ли он вернуться к Богу за одну жизнь, — продолжал настаивать я, — то я бы ответил утвердительно, но если бы он задал тот же самый вопрос в отношении меня, то не знаю, смог бы ли я с определенностью сказать да.” Прабхупада понял, в чем состоит проблема, и как опытный проповедник немедленно дал свой совет.

“Нет, — сказал он, — вопрос не в том, вернусь ли я или ты, а в том, что если кто-либо обращается к сознанию Кришны, он возвращается к Богу. Кришна говорит об этом. Когда мы проповедуем, это не означает, что мы экспортируем их по договору в духовный мир, а сами остаемся.” Прабхупада рассмеялся. “Само собой разумеется, — продолжил он, — что проповедник тоже уходит. А то, что ты сказал, напоминает ситуацию с нашими книгами. Мои ученики — большие специалисты по их продаже, но не по чтению. Это не очень хорошо. Они должны читать книги тоже.” Мне подумалось, что из всех преимуществ, которые мне дает мое положение слуги, эта дополнительная возможность задавать Шриле Прабхупаде вопросы будет иметь самый продолжительный и самый значительный эффект.

Прошло две недели, и я стал привыкать к ежедневному распорядку. То, что я готовил, стало можно принимать в пищу, а мои ньютоновские наклонности становилось все легче контролировать. Вместе со Шрилой Прабхупадой мы начали готовиться к приближающейся поездке на Гавайи, в Японию, Гонконг и Индию. Один из преданных, работавших в Бхактиведанта Бук Траст дал мне камеру и попросил меня фотографировать Шрилу Прабхупаду, куда бы он ни ехал. По моей просьбе они дали мне также новую портативную пишущую машинку. Менеджер архива магнитофонных записей Прабхупады нагрузил меня тяжеленным магнитофоном фирмы Ахер, показав мне, как использовать его для записей лекций и бесед Прабхупады. Так я был должным образом снаряжен в мировое турне в качестве слуги-секретаря. Все, что мне было нужно — это вера и преданность, причем такие, с которыми можно было бы преодолеть все препятствия, и я надеялся развить эти качества благодаря общению со Шрилой Прабхупадой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

нашими билетами для кругосветного турне jyjoот компании Пан Эм мы: Шрила Прабху-Я_У лада, Пандитджи и я,— взошли на борт нашего лайнера в Лос-Анджелесе.

Эго было мое первое путешествие по воздуху со Шрилой Прабхупадой, который к этому времени стал совершать такие поездки регулярно в определенное время года. Пока самолет набирал высоту, взлетая над океаном, Шрила Прабхупада, пристегнувшись ремнем, терпеливо сидел, откинувшись на спинку своего кресла, и повторял джапу. Ему было уже почти восемьдесят лет, но он отказался остаться в своем комфортабельном лос-анджелесском садике и путешествовал несмотря на неудобства. Прабхупада знал, что для того, чтобы поддерживать энтузиазм своих учеников в проповеди сознания Кришны, ему необходимо бывать во всех центрах ИСККОН. Он лично распространял свое движение и наставления. Я размышлял о том, как он проповедовал нам в Лос-Анджелесе, говоря что мы “не должны спать”, но постоянно “заниматься пропагандой”. Он хотел, чтобы преданные во всем мире слышали эти вещи и видели в нем их олицетворение. Он говорил, что мы не должны ничего делать, не подумав прежде: “А см

2.9

ли я это для Кришны? Говорю ли я для Кришны? Время так дорого.” Даже учитывая, что его ученики имели его книги, все же они должны были также слушать непосредственно его самого, и поэтому он путешествовал.

Перед полетом мы приготовили еду для Шрилы Прабхупады: сабджи, салюсы, сладости, — и сейчас мы предлагали ему все это. Стюардессы проходили, улыбаясь, и говорили, что наш обед был, пожалуй, даже лучше того, что разносили они. Не ведая о том, кто такой Шрила Прабхупада, они предложили ему ликер.

Прабхупада согласился взять содовый напиток и пригласил нас сделать то же. Я аккуратно расставил все на его тарелке, стоявшей на подносе, который нам дали в самолете, и сидя рядом, подкладывал ему от каждого блюда, по мере того как он ел. Окончив, он сказал, что теперь мы тоже должны поесть. Было неловко сидеть на одном уровне с Прабхупадой и есть, но в переполненном самолете не было другого выхода, и Прабхупада учитывал это.

Теперь мы уже больше не находились в храме ИСККОН с десятками преданных, окружающих Шрилу Прабхупаду и готовых исполнить его желания. Сейчас это были только я и Пандитджи, окруженные непреданными, которым не было никакого дела до Шрилы Прабхупады. Мне казалось, что я защищаю его, хотя на самом деле это он защищал. Все же, представляя в данный момент всех его учеников, я считал своим долгом думать и действовать таким образом. Самолет уже сам по себе представлял неудобство для Шрилы Прабхупады, и я хотел уменьшить это неудобство, забыв о своем собственном комфорте. По крайней мере я хотел уверить Шрилу Прабхупаду в своей готовности, желании и способности служить ему.

Во время полета показывали “Диллинджер”, фильм о жизни отвратительного убийцы, грабителя банков. Шрила Прабхупада не стал одевать наушники, а принялся просто смотреть этот цветной фильм, наполненный реалистичными сценами вооруженных стычек. Я тоже смотрел, сидя рядом с ним. В какой-то момент он сказал мне: “Это прямо как реальная жизнь.” В одной из сцен полицейские, одетые в штатское, ворвались в квартиру бандита. Они проломили ногами дверь и, обнаружив гангстера и его любовницу в постели, открыли огонь по стене над их головами с тем, чтобы напугать их и заставить сдаться.

Прабхупада спросил меня, были ли ворвавшиеся в квартиру люди преступниками. Я сказал, что. на самом деле это были полицейские. Он сделал несколько комментариев, один из которых был: “Это все просто насилие безо всякой цели.” Несмотря на то, что поначалу он, казалось, заинтересовался явлением похожего на жизнь фильма— иллюзии и различных приемов, которые в нем использовались. Примерно через полчаса он полностью разочаровался и перестал смотреть. Я же с большим интересом наблюдал за его любопытством, которое он, даже будучи маха-бхагаватой, проявил, наблюдая за тем, как действует материальная энергия Кришны. Я надолго запомнил чувство восторга быть с ним в такой необычной ситуации и видеть, что он как всегда полностью находится в сознании Кришны, даже смотря “Диллинджер”.

Храм в Гонолулу был маленьким и переполненным, поэтому преданные сняли для Шрилы Г1рабх- пады номер в отеле, расположенном в одном из небоскребов в центральной части города поблизости от главного пляжа. Он не возражал, хотя ь главном вестибюле было множество туристов, и кроме того, нам приходилось каждый раз проезжать около двадцати этажей на лифте. Комната состояла из одной большой гостиной и примыкающей к ней спальни для Шрилы Прабхупады. Была также небольшая обеденная комната и кухня, отделенная от остальных комнат раздвижной дверью. В ней-то мы с Пандитджи и остановились. Нельзя сказать, что это было самое подходяще место для Прабхупады. Если мы создавали какой-то шум, то он все это слышал. Но зато из окна в его комнате открывался великолепный вид на океан и небо. Письменного стола не было, поэтому он сидел на диване, а мы поставили его диктофон и книги на низкий стеклянный столик. Что бы непреданные ни строили, каких бы приспособлений ни создавали, пусть даже дорогих, они никогда не бывают идеальными для использования в чистом преданном служении, тем не менее Шрила Прабхупада всегда умел извлекать максимальную пользу из того, что было в его распоряжении. Он говорил еще раньше, что все, что ему было нужно — это тихая, чистая комната, немного прасада и возможность проповедовать людям. Ему определенно не было никакого дела до переполненного пляжа перед отелем, бассейна, ночного клуба или ресторана, в котором подавали мясо и вино. Глядя вниз в направления пляжа, мы могли видеть купающихся и занимающихся виндсерфингом. Шрила Прабхупада отмстил, что они попусту теряли свое время,

Г/1А13А ВТОРАЯ

приехав на Гавайи лишь затем, чтобы прыгать, как обезьяны, в то время как человеческая жизнь предназначалась для самосознания. Но Прабхупаде нравились бризы и солнечный свет.

До храма нужно было добираться не менее часа, поэтому мы вышли из отеля до рассвета, когда небо еще оставалось темным. В лифте звучало гавайское пение и музыка, и Судама, президент храма в Гонолулу, сказал Прабхупаде, что гавайцы знамениты своим искусством мелодичного пения. Шрила Прабхупада согласился с замечанием Судамы, но не преминул отметить, что бенгальцы также были знамениты своим искусством мелодичного пения.

Американские туристы, большей частью пожилые, вооруженные камерами, мужчины в бермудских и гавайских футболках, двигались туда-сюда по вестибюлю, кто-то брал такси, кто-то пешком отправлялся в сторону пляжа. На дороге вытянулась, насколько хватало глаз, вереница автомобилей, приближающихся к городу со включенными фарами.

“Это лучшее время для духовной жизни,— сказал Прабхупада с горечью, — а они все на ногах ради чувственного наслаждения и работы.” Когда мы добрались до Вайкики-Бич, где должна была состоятся прогулка, солнце еще не взошло, но и там тоже серферы и рыбаки были уже на воде. “Они поднялись так рано лишь затем, чтобы убивать рыбу.” — сказал Прабхупада.

А в отношении серферов добавил: “Для них это мучение — входить в воду в столь ранний час, но ради этого они согласны.” В парке, располагавшемся у берега к нам присоединилось около полдюжины преданных, и мы все вместе следовали за Пра-

бхупадой, который, высоко держа голову, шел бодрым шагом, оставляя в песке следы своей лакированной бамбуковой тростью. Преданные преподнесли ему чудесную гирлянду из свеже-сорванных цветов магнолии и индийского жасмина, и он с удовольствием принял ее. Он, казалось, также наслаждался приятным океанским бризом. Его сияющие шафрановые шелковые одежды смотрелись на нем очень элегантно, его плечи свободно окутывал толстый белый вязаный шарф, который он попросил дать ему в самом начале прогулки.

Когда один из преданных упомянул, что правительство приказало срезать с пальм все кокосы, опасаясь, что они могут упасть и ушибить кого-нибудь, Шрила Прабхупада посмеялся над этим, сказав: “В Индии множество кокосовых деревьев, но не было ни одного случая, чтобы кокосы упали кому-то на голову. Это демоническое правительство. Деревья, подобно бездетной женщине, теряют свою красоту, когда у них срезают плолл’ ” Когда незнакомые люди, прогуливаясь, подходили к нам, Прабхупада часто приветствовал их словами: “Доброе утро.” Поприветствовав так несколько человек, он остановился и спросил нас: “Каково значение слов ‘Доброе утро’2?”

“Это своего рода дружеский обмен.” — сказал я.

“Так желают друг другу добра.” — добавил Шрутакирти.

“Нет, — сказал Прабхупада, — Все дело в том, что в Англии утро очень редко бывает солнечным, поэтому, когда в конце концов проглядывает солнце, люди ‘Доброе утро’. Подобным же образом в материальном мире всегда царит тьма, и это

темное облако-это желание живого существа быть повелителем.” Когда небо посветлело, вдалеке стали видны горы, а поблизости прояснились очертания высокого отеля, а также жилых зданий. В гавани находилось множество маленьких рыбачьих и прогулочных лодок, а прямо над головой пролетали, садясь и взлетая, огромные самолеты.

“Человек, замечательным образом манипулируя материальными элементами, создает самолеты,— сказал Прабхупада, — точно так же должно существовать Верховное Существо, которое создало эту материальную вселенную. Самолет, например, не возникает случайно или автоматически. Он создается и управляется людьми. Подобным же образом Бог создает и контролирует эту вселенную. Но атеисты отрицают существование Бога, говоря, что природа работает сама по себе. Они утратили свой разум.” Выступая от имени противоположной стороны, я выдвинул, удачный, по моему мнению, аргумент.

“Прабхупада, атеисты считают, что они в состоянии контролировать природу, и поэтому нет нужды в Боге. В конце концов, могут же они летать на самолетах.” И чтобы подкрепить свои слова, я указал на Боинг 747, который как раз пролетал над нами.

“Они обладают определенным контролем,— ответил Прабхупада, — но определенный контроль означает отсутствие контроля. Они не могут контролировать смерть, рождение, болезни или старость. Так какая же польза в обладании определенным контролем?”

Центр ИСККОН в Гонолулу представлял собой среднего размера жилое здание в густонаселенном

пригороде. Преданные собрались перед зданием и приветствовали Шрилу Прабхупаду с живым искренним энтузиазмом, при этом они пели, танцевал и и бросали ему под ноги цветы. Судама был искусен в пении киртаиоз, и теперь, в присутствии Шрилы Прабхупады, сидящего на простой вьясасане в храмовой комнате, он вел мощный киртаи, побуждая преданных отдаться ему с полной душей. Кирпшн доставлял Шриле Прабхупаде видимое удовольствие, и этот факт в свою очередь увеличивал энтузиазм преданных. Преданные провели также должным образом гуру-пуджу и показали Шриле Прабхупаде, как они поклоняются Божествам Шри*Шри Гаура-Нитай.

Мужчины, проводившие все эти церемонии, были большей частью молоды, головы у них были выбриты, они имели шикху и тилаку, и носили дхоти, женщины были одеты в сари, покрывавшие их головы.

В храме присутствовало также много гостей, в основном длинноволосых американцев, некоторые из которых носили бусы и имели с собой мешочки с четками для джсты. Я впервые попал на Гавайи, но уже был наслышан к тому времени о том, что там имелись большие группы преданных, которые повторяли Харе Кришна, но не следовали регулирующим принципам, а также не жили и не работали в ИСККОН. Менее, чем год назад! тогдашний президент сбежал из храма, прихватив с собой имевшиеся там деньги. Гавайи были также местом, где обосновался Анандаджи, самозванный преданный и инициированный ученик Шрилы Прабхупады, который имел своих собственных последователен и жил отдельно от ИСККОН и сгр миссии, хотя и заявлял, что является последователем Шрилы Прабхупады.

Шриле Прабхупаде все эти гавайские интриги были известны намного лучше, чем мне. Он не стал пускаться в дешевые споры, но своими словами и поступками дал ясно понять тем, кто его слушал, в чем состояли его наставления, и кто в действительности мог считаться его последователем.

После лекции по Бхагаватом Шрила Прабхупада попросил задавать вопросы.

Один из длинноволосых парпей спросил: “Почему некоторые настаивают на том, что духовная жизнь должна быть чем-то организованным, подобно организованной религии, разве абсолютная духовная природа не является чем-то отличным от следования регулирующим принципам и поддержания организации? Необходимо ли вам быть столь организованными?” “Да! — ответил Прабхупада громко и энергично — Мы должны быть очень организованными! Очень строгими! Мы не можем отклоняться ни на дюйм!” Было ясно, что Прабхупада знал суть гавайских противоречий, и его ответ был также ясен. “У нас есть миссия, которую мы должны исполнить во всем мире,— сказал он, — мы должны печатать книги, открывать центры и обучать преданных, и мы не сможем этого сделать, если не будем в достаточной мере организованны и квалифицированны. Если паше предназначение в том, чтобы спасать падшие души, а таково желание Господа Чайганьи и предыдущих ачаръев, то тогда мы должны организовать движение санкиртаны совершенным образом. И мы должны быть строгими преданными.” Другой вопрос был о продвинутых преданных и явно намекал на положение Анандаджи.

Прабхупада спросил в ответ: “А кто является продвинутым? Правильнее на самом деле занимать положение неофита, а не строить из себя духовного учителя. Если вы не окончили колледж, не рисуйтесь перед собой Теперь я магистр наук.’ Тот, кто является наиболее преданным слугой духовного учителя, получает квалификацию стать в будущем самому духовным учителем. Вы должны быть совершенно непривязаны к половой жизни. Духовная жизнь — не такая уж и простая вещь. Те, кто оставляют ИСККОН и начинают критиковать его, пытаясь достичь личного престижа, вместо того, чтобы оказывать честь своему духовному учителю, недостойны стать духовными учителями.” Затем последовали еще вопросы, но ко мне неожиданно подошел один преданный и сказал, что Рамешвара звонил из Лос-Анджелеса и хотел срочно поговорить со мной. Выйдя из комнаты, я прошел в офис и услышал от Рамешвары шокирующую новость — Карандхара, Джи-Би-Си по Западным Соединенным Штатам, оставил свой пост. Он связался с какой-то женщиной, и решил, что должен уйти. Рамешвара пребывал в заметном беспокойстве и попросил меня передать новость Прабхупаде и определиться, что делать дальше. Мы обменялись словами заверения, что будем оставаться под защитой указаний Шрилы Прабхупады, и я должен был идти, поскольку Шрила Прабхупада собирался уезжать. Я пообещал, что сообщу Прабхупаде неприятную новость, и решение будет найдено.

Мы сели со Шрилой Прабхупадой в маленький автомобиль. Преданные пожелали, чтобы он сел спереди и пристегнулся ремнем. Это была одна из тех машин, в которых имеется система, издающая

звон до тех пор, пока человек не пристегнулся. Ремень должен был проходить над плечом Прабхупады и вокруг его талии, но он запутался, и потребовались некоторые усилия, чтобы распутать его. В конечном итоге Прабхупада поехал без ремня. Несколько преданных сопровождали нас в машине, маленьком станционном фургончике. Двое человек ехали сзади, где не было сидений. Они везли фрукты и другие необходимые для кухни Прабхупады вещи.

Судама тоже ехал с нами, держа несколько бутылок с жидкой молочной культурой под названием кефир. Он сказал, что кефир очень полезен для здоровья преданных, но Шрила Прабхупада сказал, что не хочет его пить, и что лучше употреблять свежее кипяченое молоко или же делать йогурт самому.

Проезжая через коммерческий район Гонолулу, Прабхупада увидел рекламу и прочитал ее вслух: “Служение — наш бизнес.” Мьг рассмеялись, а он прокомментировал: “Когда служение совершается за вознаграждение, оно материально, когда же его совершают добровольно, из любви, оно духовно.” Сидя на заднем сиденье, я вдохновился, услышав такое определение, данное Прабхупадой преданному служению, и был рад находиться рядом с Прабхупадой в машине, мчащейся под лучами сияющего тропического солнца по направлению к нашему отелю. Я не переставал думать об известиях, касающиеся Карандхары, которые мне еще предстояло сообщить ему. Нести духовному учителю важное сообщение было волнующе, но не тогда, когда это могло его только обеспокоить.

Судама заговорил о том, как умело Шрила Прабхупада рассмотрел все вопросы после лекции.

“Одна из этих групп ведет пропаганду против ИСККОН”, — сказал он.

“Не отвечайте им тем же, — сказал в ответ Шрила Прабхупада, — не вызывайте напряжения.” “Но они поговорили с одной девушкой, которая незадолго перед этим пришла жить в храм,— продолжил Судама, — и увели ее с собой.” “Столько девушек приходят и уходят, — сказал Прабхупада, — Вы просто воспевайте, танцуйте, читайте, проповедуйте и постоянно думайте о Кришне. Секрет успеха в том, чтобы служить истинному духовному учителю и искренне следовать его наставлениям. В материальной жизни человек гордится, если ему удалось обмануть правительство или другого человека. Но в духовной жизни нельзя обманывать. Это очень скверно. Нельзя этого делать.” Снова в своей комнате высоко над океаном Шрила Прабхупада сидит на стуле за круглым кухонным столиком, а мы кормим его завтраком из свежих ананасов, дыни, кусочков кокосового ореха, макадамских орешков, орехов кешью и горячего молока. По его словам фрукты здесь значительно лучше, чем в Индии.

Вскоре после завтрака я сообщил ему болезненную новость, пришедшую из Лос-Анджелеса. Он расстроился, но не сказал много. Я не знал, стоит ли мне высказывать свое мнение. Мне не хотелось быть немым вестовым, но точно так же не желал я быть и самонадеянным выскочкой и давать совет, о котором меня не просили. Я хотел лишь помочь Шриле Прабхупаде осуществить то, что по его мнению в этой ситуации было наилучшим. Но. поскольку он ничего больше не говорил, я тоже оставался безмолвным. Потом он заговорил философски, делая ударение на том, как сильны

сексуальные побуждения. “Хрыдайа грантхиш означает узел в сердце, завязанный половым союзом”, — сказал Прабхупада. — “Влюбленные говорят, Ты — моя жизнь, ты — моя жизнь’— но это иллюзия.” Им нужен лишь половой акт, а пока что они говорят Ты — моя жизнь.’ Дом, семья и имущество — еще один узел наряду с этим.”

Находящийся в чистом сознании Кришны ум Шрилы Прабхупады перешел постепенно от мыслей о конкретном падении ученика к размышлениям о всех живых существах и трясине секса.

“За исключением тех, кто находится в сознании Кришны, — продолжал Прабхупада, — все пребывают в невежестве, погрязшие в удовлетворении чувств. Они не отличаются от животных. У них отсутствует знание о том, как высвободить душу из материальной жизни. Поэтому читайте мои книги. Того, что уже напечатано, вполне достаточно для того, чтобы сделать человека совершенным. Воспевайте, идите и проповедуйте. У нас довольно разнообразия, чтобы никто не отклонялся. Принимайте прасад, читайте весь день. У нас так много книг.” В тот момент в комнате присутствовал только я, но то, что Шрила Прабхупада только что сказал, относилось не только ко мне. Он опубликовал миллионы книг, его лекции записывались, с них делали копии и распространяли по всему миру, и даже эти слова, сказанные в комнате, где присутствовал один-единственный слуга, предназначались для всех. Хотя его книги были доступны каждому, а лекции устраивались таким образом, что люди могли слушать их повсюду, все же он не мог удержаться от своих бесценных монологов, пусть даже при этом присутствовал лишь один слуга. Но в особенности для нас, тех кто стали

служить ему и взяли на себя ответственность помогать ему в его работе с преданными в движении сознания Кришны, в особенности для нас были его слова живой шастрой, основой для определенной стратегии руководства храмами ИСККОН и преданными.

“Эта организация, — сказал он, говоря об ИСККОН, — поддерживается не постановлениями, собраниями или ваучерами, а искренним следованием наставлениям духовного учителя. Всем моим успехом я обязан лишь этому. К человеку с верой в духовного учителя и Кришну приходит знание писаний. Без этих веры и искренности постановления бесполезны.” Но Прабхупада сказал, что Карандхара ушел по крайней мере достойным образом, не взяв с собой никаких денег. Он совершил падение и потому отказался. Во всяком случае это было лучше, чем то, как поступил экс-президент храма в Гонолулу, который сбежал вместе с деньгами. Для Прабхупады лично и для дел управления эта новая проблема была настоящим беспокойством, поэтому он решил больше не говорит о ней некоторое время. Он дал мне знак, что я должен идти заниматься своими делами, поднялся с дивана и подошел к большому окну, за которым простиралось небо. Он начал повторять мантру на своих четках, и я тут же вышел.

Я вернулся к своим обязанностям в комнате, которую лишь тонкая стена отделяла от комнаты Шрилы Прабхупады. Я был уверен, что стук печатной машинки будет беспокоить его, но что я мог поделать? Он попросил меня не печатать, лишь когда он будет отдыхать. Пандитджи не было в квартире, вероятно он ушел в бассейн или посидеть где-нибудь на солнышке с книгой по санскриту. Вскоре я начал готовить обед. Прабхупада хотел, чтобы я приготовил из кабачка локи, и попросил меня показать ему, как я его порезал, прежде чем начинать варить. Я не знал точно, каким образом его резать, то ли очищать от шкурки, то ли просто порезать его, как кусок хлеба, вместе со шкуркой. Даже посреди всех этих забот и хлопот, связанных с моим служением, я не мог не чувствовать необычайного удовлетворения и удивлялся своей удаче стать таким близким слугой Прабхупады. Но как же мне было успеть сделать все в то короткое время, что имелось в моем распоряжении?

Сначала я должен был распечатать его последние диктовки по Бхагаватам. Потом я должен был отредактировать то, что я напечатал уже несколько дней назад и отослать это в ББТ в Лос-Анджелес. Но прежде чем посылать, Пандитджи должен был отредактировать санскрит, а добиться того, чтобы он выполнял хотя бы уже порученные ему обязанности, было нелегко.

Кроме этого были еще письма, которые нужно было прочитать Шриле Прабхупаде и отпечатать. И чтобы избежать ошибки, совершенной мною в Лос-Анджелесе, я собирался подольше поработать с документами. К тому же я должен был еще позвонить Рамешваре, но Прабхупада не принял еще определенного решения. Решив сначала распечатать последние диктовки по Бхагаватам, я уселся за кухонным столом и принялся громко стучать на машинке. Но спустя всего лишь полчаса подошло время читать Прабхупаде почту.

Шрила Прабхупада был не в большой комнате, а в спальне и глядел в окно. Я вошел, склонился перед ним и спросил, не хочет ли он прослушаль почту.

Он сел на дивам, а я с полудюжиной писем, блокнотом и шариковой ручкой устроился на полу. Первое письмо было от представителя Джи-Би-Си в Индии, в котором он писал о подготовке к фестивалю, который должен был состояться в следующем месяце в Майапуре. Прабхупада хотел, чтобы все преданные собрались в Майапуре на Гаура-Пурниму, в день явления Господа Чайтаньи, на первый по-настоящему международный фестиваль. Но отчет члена Джи-Би-Си был разочаровывающим, он жаловался на трудности в подготовке жилья для преданных, которых ожидалось приехать несколько сотен. А во Вриндаване, куда преданные собирались отправиться после Майапура, были проблемы с обеспечением достаточным количеством прасада. Недовольный, Шрила Прабхупада сказал, что разрешить эти проблемы — обязанность Джи-Би-Си. Он продиктовал письмо, дав несколько практических советов и твердо настаивая ик том, чтобы все было готово в срок. “Касаемо нашего проекта во Вриндаване, кроме жилых помещений для преданных, остающаяся до сих пор недоделанной работа по подготовке квартиры для моего пребывания должна быть закончена немедленно.” В следующем письме, тоже из Индии, преданный, занимающий ответственный пост писал, что он думает о том, чтобы отказаться от своей должности. Его братья в Боге относились к нему свысока и постоянно совали палки в колеса, писал он, и они даже говорили, что Шрила Прабхупада не считает его особенно выдающимся, так что он хочет теперь оставить свои нынешние обязанности и выполнять какую-нибудь простую, анонимную работу. Слушая

ту часть письма, в которой говорилось, что даже Шрила Прабхупада был не очень высокого мнения об этом преданном, Прабхупада улыбнулся со снисхождением. Я видел, что Прабхупада любил этого преданного, даже если он как духовный учитель и сказал что-то “умаляющее” в адрес ученика. Но “отказническая” часть письма вызвала гнев Шрилы Прабхупады, и он отказался рассматривать эту просьбу.

“Посвятите свои жизни Кришне,” — сказал он, и я записал это в свой блокнот.

“Что это за отказ? Как вы можете говорить об отказе от обязанностей в сознании Кришны? Кришна говорит ‘После многих рождений человек приходит к знанию о Кришне/ Так как же вы можете говорить об отказе? Вы должны думать: “Это дело моего отца. Я должен помогать ему.” Преданные, которые говорят об отказе, не осознают важности того, что они делают.” Подошло время готовить Шриле Прабхупаде обед. Он сидел в своей гамчхе снаружи на узкой веранде в ожидании массажа. Сначала я принес ему на проверку порезанный мною кабачок для локы. К несчастью я порезал его не так, как следует.

“О, ты сделал это неправильно,” — сказал Прабхупада и сделал недовольное лицо. (Здесь я должен пояснить, если это непонятно, что, когда я пишу, о том, что Шрила Прабхупада был “недоволен”, или “раздражен”, или “сердит”, это не означает, что он был жертвой страстей, но проявлял эти эмоции, всегда контролируя их, и делал это в чисто воспитательных целях. В то момент мне было совершенно ясно, что происходило. Он нередко говорил, что нагоняй, как и поощрение, является одним из методов, который учитель использует в

целях наставления ученика. Тем не менее, проявления такого поучающего недовольства или гнева со стороны Прабхупады всегда были впечатляющими и наводили страх, что они и имели своей целью. Те, кто не заняты в преданном служении, возможно не поймут этого, но по крайней мере мы должны знать, что это совершенно нормально и вполне соответствует любовным

взаимоотношениям между истинным духовным учителем гуру и его учеником.) “Что ж, — ответил я, задетый, инстинктивно пытаясь защититься, — Я могу научиться тому, как это делать правильно.” “Тебе не удастся научиться этому, — сказал Прабхупада, — ив три сотни лет.” Признав себя глупцом, я встал и отправился в кухню, где немедленно поставил котел на плиту. После этого, благодарный и воодушевленный, я вернулся к Шриле Прабхупаде, чтобы сделать ему массаж.

Эта кухня была оснащена лучше, нежели комнатка слуги в Лос-Анджелесе.

Я тут же воспользовался преимуществами большей по размеру плиты, используя четыре конфорки одновременно, в первую очередь в двадцатиминутном перерыве между тем, как Прабхупада принимал омовение и одевался. Я мог отдельно готовить разные виды сабджи в разных котлах. А вот делать чапати было сложно. Без открытого огня они подгорали и не раздувались. Пандитджи пришел ко мне на помощь, но электроплита настолько вывела его из себя, что он пошел к Шриле Прабхупаде и сказал, что мы затрудняемся сделать чапати без огня. Прабхупада ответил, что мы должны продолжать прилагать усилия и принести прасадам вовремя.

Вдруг Пандитджи пришла в голову блестящая идея. Используя плоскую металлическую сетку, он смог держать чапати так близко к раскаленной докрасна конфорке, что они раздувались в совершенной формы шары. Возбужденные, мы закончили приготовление и отнесли прасадам Шриле Прабхупаде, который сидел на своем стуле перед обеденным столиком, украшенный несколькими гирляндами из нежных цветов индийского жасмина.

Тяжелый серебряный поднос Шрилы Прабхупады с серебряными тарелками и чашками, которые я вез с нами из Лос-Анджелеса, украшал его обед. Прабхупада предпочитал есть в одиночестве, но из кухни мы с Пандитджи, незамеченные, заглядывая через щелки в деревянной перегородке, разделяющей комнаты, могли из кухни наблюдать за сценой. Взволнованные, мы смотрели, как Прабхупада смешал рис, дал и сабджи и принялся есть, держа кусочек чапати в правой руке. “Смотри-ка, он ест много дала).” — шептал я, счастливый видеть, каким аппетитным было для него одно из приготовленных мною блюд. Кабачок же, казалось, не пробудил в нем никакого интереса.

“Чапати\” — воскликнул Шрила Прабхупада, и Пандитджи бросился в комнату, держа в щипцах очередную совершенным образом раздутую чапати и кладя ее горячей на тарелку Прабхупаде. Судя по тому, с каким удовольствием ел Прабхупада, мой первый обед на Гавайях явился для меня шагом вперед и я стал более искусен в кулинарном искусстве.

Пока Прабхупада отдыхал, я пытался тихонько повторять джапу в обеденной комнате. Через полчаса меня потянуло в сон, и я прилег на полу. Мысли о незавершенных еще делах роились в моей

голове: распечатать, отредактировать, письма, прибрать кухню, позаботиться о стирке белья…— отрывки разговора со Шрилой Прабхупадой вновь всплывали в моей памяти, основательность его философской реализации, моя удача иметь возможность вскоре увидеть его опять…

Неожиданно я был разбужен телефонным звонком. Я бегом бросился поднимать трубку, чтобы звенящий телефон не успел разбудить Прабхупаду. Это Рупапуга звонил из Теннесси. Я был очень рад его слышать, но вот у него для меня имелось очень печальное сообщение. В дом, где находился он и еще трое брахмачари, кто-то забросил зажигательную бомбу. Один из брахмачарьев впоследствии скончался в больнице от ожогов. Рупануга считал, что Прабхупада должен знать об этом, и спрашивал, какой обряд им надлежит провести по ушедшему преданному. Он рассказал мне некоторые детали, в частности о том, какое впечатление юноша произвел на персонал больницы своим самообладанием и постоянным повторением Харе Кришна, в тот момент, когда он испытывал сильнейшую боль от ожогов по всему телу. Никто не знал, кто бросил бомбу, да и полиция была далека от поимки преступников. Я со вниманием выслушал историю и сказал Рупанугс, что перескажу ее Шриле Прабхупаде.

Когда Прабхупада проснулся, он попросил меня принести доб. свежую воду кокосового ореха. У нас было несколько кокосов на кухне, и Судама открыл один из них, положив его на коврик и прорубив отверстие с помощью мачете.

Прабхупада похвалил напиток и сказал, что, если бы было необходимо, человек мог бы обходиться просто кокосовыми орехами, утоля51 жажду их соком и питаясь их мякотью.

В конце концов я рассказал Прабхупаде о звонке Рупануги.

Прабхупада спросил: “Повторял ли он мантру, оставляя тело?” ‘’Да, — ответил я, — в соответствие с рассказом он повторял.” “Тогда все в порядке,— сказал Прабхупада, — он вернется к Кришне.” “Рупануга говорит, что жители Ноксвилля в Теннеси очень расстроены происшедшим.” “Конечно же они будут расстроены, —резко сказал Шрила Прабхупада, — Что они могут сделать в отношение этого? Прыгают, как обезьяны целый день в воде.” Прабхупада имел в виду туристов, глупо тратящих свое драгоценное время внизу на пляже. Жители Ноксвилля и кармы вообще всегда будут испытывать расстройство, вечно пребывая в иллюзии и будучи беспомощными перед материальной природой, до тех пор пока они не обратятся к истинно духовной жизни. Прабхупада посоветовал преданным из Теннеси подождать два дня, а потом на третий день устроить пир в честь ушедшей вайш-навской души, которая отдала свою жизнь сознанию Кришны.

“В этом теле мы должны будем рано или поздно умереть, — объяснял Прабхупада, — И это замечательно, что он повторял Харе Кришна. Нам не следует скорбеть. То, что преданные рискуют своей жизнью, не пропадет для них даром. Господа Иисуса распяли, а что мы в сравнении с ним? Кришна постоянно сражался с демонами.” Позднее, ближе к вечеру, Шрила Прабхупада созвал нас всех вместе: меня, Пандитджи и Судаму. Он сказал, что поскольку храм располагается слишком далеко, мы не поедем туда на вечернюю программу, а проведем

свою собственную, вместе с ним. Прабхупада запел Харе Кришна мантру, и через некоторое время попросил Судаму продолжать. Судама запел, но на другой мотив. Остановившись, он попытался петь на мотив только что использованный Прабхупадой, но Прабхупада сказал: “Нет, нет, пой как ты поешь. Ты ведь делаешь это в соответствие с твоим собственным экстазом.” С разрешения Прабхупады Судама зажег благовония, и обстановка в комнате стала экстатической. Прабхупада откинулся на спинку дивана, а мы танцевали перед ним с воздетыми руками: Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе/ Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе.

После киртана он попросил каждого из нас читать из Бхагаватам и затем говорить что-нибудь в соответствие с нашей реализацией, другими словами, то, чему мы от него научились. Я наслаждался такими собраниями с Прабхупадой даже больше, чем большими проповедническими программами, и я хотел, чтоб мы оставались так на Гавайях бесконечно. различные проблемы ИСККОН, с которыми Прабхупаде приходилось иметь дело, и о которых я теперь имел более отчетливое представление, не были преданы забвению, но благодаря киртану и обсуждению философии я почувствовал, что милостью Кришны и Шрилы Прабхупады все эти препятствия можно было преодолеть.

На следующий день, в то время как я занимался приготовлением обеда, а Шрила Прабхупада принимал омовение, перед дверями нашей квартиры неожиданно очутились Рамешвара и двое представителей Джи-Би-Си из Америки. Для меня эго

явилось полным сюрпризом, так как они никоим образом не предупредили нас о своем визите. Вскоре Шрила Прабхупада услышал их голоса, и вот они уже заходят в его комнату. Прабхупада был также заметно удивлен видеть столько преданных, неожиданно приехавших из США, чтобы встретиться с ним. Они объяснили ему, что им просто пришлось приехать, чтобы разрешить проблему того, кто же должен теперь занять недавно оставленный пост Джи-Би-Си по Западным Соединенным Штатам. Шрила Прабхупада согласился поговорить с ними об этом и попросил их остаться на обед. К счастью я приготовил достаточное количество для того, чтобы дать каждому из присутствующих по крайней мере по одной тарелке прасада. Когда один из них выразил свое удивление по поводу высокого качества приготовленного, Шрила Прабхупада признал, что я учусь. Польщенный словами Прабхупады, я был вполне доволен тем, чтобы оставаться в кухне, готовя и прибираясь, в то время как Прабхупада беседовал с другими. Если бы я не был слугой Прабхупады, я мог бы принимать участие в разговоре наравне с другими. Но я был удовлетворен. У меня хватало моих собственных нелегких обязанностей, и я с радостью воспользовался появившимся у меня благодаря этому разговору временем, чтобы распечатать до конца то, что я еще не успел.

В течение двух часов Прабхупада давал указания о том, как им следует управлять первое время в отсутствие Карандхары. Он сказал, что окончательно проблема должна быть решена во время встречи Джи-Би-Си в Майапуре, которая должна была состояться в следующем месяце.

Дни и ночи счастливо проходили на Гавайях. Прабхупада быстро переводил Чайтанъя-чари- тамриту, наслаждался имевшимися в изобилии фруктами и соками, ежедневно встречался с преданными в храме, давая лекции по Бхагаватам и совершая прогулки, а также продолжал наши отдельные вечерние программы в своей комнате. Иногда, по его просьбе, я спускался вниз, в холл гостиницы и покупал там свежемороженый ананас, поднимался на лифте наверх и ломтиками нарезал его для Прабхупады. Когда Прабхупаде стало известно, что Пандитджи порой часами загорает на пляже, он осудил это как пустую трату времени. После этого я боялся оставить квартиру даже на минуту, хотя я тоже подумывал о том, чтобы пойти на океан. Мысль о том, что Прабхупада может неожиданно позвать меня, когда я буду отсутствовать, отбила у меня всякое желание к развлечениям.

Он решил ограничить свое пребывание на Гавайях двумя неделями, хотя мне хотелось, чтобы оно продолжалось дольше. Я знал, что по приезде в Индию, он будет чрезвычайно занят руководством своих проектов там и целый день будет встречаться с преданными. И по своему старому опыту, когда я сопровождал Шрилу Прабхупаду в Индии в качестве слуги в 1973 году, я знал, что множество его соотечественников будут стоять перед дверями, желая увидеть его, в то время как лишь немногие из них будут серьезно настроены обратиться к нему как к духовному учителю. Когда Шрила Прабхупада в 1966 году захотел отправиться в Сан-Франциско, я, как и все преданные в нью-йоркском храме, испытывал некоторую ревность. Мы хотели, чтобы он оставался с нами, но все же понимали, что было необходимо, чтобы он путешествовал и проповедовал. На этот раз, однако, мне предстояло ехать заодно. Куда бы он ни отправлялся в этом мире, место всегда было зарезервировано и для слуги.

Как-то раз в послеполуденное время Шрила Прабхупада позвонил в свой колокольчик и попросил принести одно из писем. Зная, что документация была в беспорядке, я удалился с предчувствием, что мне придется потрудиться, чтобы найти это письмо. Когда, вернувшись, я заявил, что не смог отыскать его, Прабхупада покачал головой: “Почему ты теряешь вещи?” Поскольку это случилось теперь уже более, чем однажды, я подумал, что наверное Шрила Прабхупада уберет меня с должности секретаря. Он не стал больше этого обсуждать, но я ушел, думая, что он запросто мог бы вышвырнуть меня сейчас и найти лучшего секретаря. По своей собственной инициативе я вернулся в его комнату в подавленном состоянии. Предстать перед Шрилой Прабхупадой, чтобы высказать ему какие-то собственные мысли не было чем-то привычным для меня, но мой ум уносил меня прочь. “Шрила Прабхупада, — сказал я, — я не нарочно стараюсь быть плохим секретарем.” “Я знаю.” — ответил он.

“И мне вовсе не хочется расстраивать вас этими оплошностями.” “Будь просто немного аккуратнее.” — сказал Прабхупада. Из этих слов и того, как мягко он их произнес, я понял, что в целом он не имел ко мне претензий как к секретарю. Памятуя о своем обещании исправлять допущенные ошибки, я представил Прабхупаде мою практическую дилемму.

жи;шь с совершенным учителем

“Я думаю, что у меня слишком много обязанностей,— признался я, — “Я должен готовить и наводить порядок, так что у меня почти не остается времени на то, чтобы печатать и редактировать.” “Тогда тебе не нужно готовить, — сказал Прабхупада, — Пускай Пандитджи занимается этим.” И он позвал Пандитджи, который согласился по крайней мере разделить со мной обязанности повара. Я почувствовал облегчение, хотя и понимал, что не могу особенно рассчитывать на Пандитджи. Потом Прабхупада сказал, что в Индии мы найдем кого-нибудь другого, кто готовил бы для него.

“Существует так много поваров.” — добавил он. Хотя мне все более и более нравилось обучаться кулинарному ремеслу, все же казалось разумным, что кто-то заменит меня на этом поприще и позволит мне, таким образом, эффективнее работать в качестве секретаря. Прабхупада был таким понимающим и добрым, а я снова чувствовал себя дураком, потому что терял голову, даже будучи защищен служением Прабхупаде.

Однажды тихим полуднем Прабхупада позвал меня, и войдя, я обнаружил его, сидящим задумчиво за низким стеклянным столиком. После того, как, предложив свои поклоны, я сел перед ним, он заговорил, но поначалу мне не удалось понять, о чем он говорил. “На этой планете Земля, — начал он, — человеческие существа живут под водой, потому что Варуна имеет там свои дворцы.” Не было ничего необычного в том, что Прабхупада звал своего секретаря или слугу и говорил о чем-то совершенно философском’ из Бхагаватам. Как правило он звал секретаря для того, чтобы тот выполнил какую-нибудь официальную функцию, но иногда бывало достаточно секунды, чтобы понять,

что Прабхупада хочет просто говорить о сознании Кришны.

“Кришна выстроил город на море, — продолжал Прабхупада, — Этот Тихий океан, который мы здесь видим, — просто капля воды на столе по сравнению со вселенными. Поэтому он не улетает прочь.” Сказав это, Прабхупада взглянул на маленькую капельку воды на его стеклянном столике. Она казалась в тот момент объектом его медитации. Посмотрев на каплю, он повернулся к окну, через которое было видно необъятное небо и Тихий океан.

Другой раз, вечером, он позвал меня, чтобы обсудить с ним его финансы. Я знал, что в соответствие с моими возможностями и инициативой я мог значительно расширить мои секретарские функции. Но я всегда был слаб в финансовых делах. Однажды в Лос-Анджелесе Прабхупада попросил меня вычислить, сколько будет семь с половиной процентов от 760 $. Не имея калькулятора, я собрался вычислить это простейшим умножением, но так как я не проделывал подобных операций со времен школы, я потерпел неудачу. Прабхупада забрал у меня листок бумаги, на котором я считал, написал правильную пропорцию, и дальнейшие расчеты я уже провел сам. На Гавайях же он, главным образом, просматривал положение счетов ИСККОН в различных банках. Я помогал ему, просматривая бумаги, которые он хранил в своем белом атташе. Когда я закончил чтение различных банковских выкладок, Прабхупада казалось был доволен услышанным.

“Мое положение, — сказал он, — таково, что когда я имею дело с такими с виду материальными делами, мне приходится порядком ломать голову.”

И после короткой паузы добавил: “Но, если бы я бросил заниматься этим, то в этом тоже не было бы ничего хорошего. Это только стало бы причиной другой головной боли. Так что мы должны делать это, чтобы обеспечить успех сознания Кришны.” Он говорил о себе, но я воспринял это как личное наставление.

Подошел день отъезда. Наша странствующая группа упаковала вещи и прибыла в аэропорт, чтобы сесть на самолет в Токио. Почти все преданные из храма в Гонолулу собрались там и провели самый экстатичный за время всего нашего визита киртан. Чтобы добраться до самолета, Прабхупаде нужно было проследовать по длинному наружному коридору, и пока он это делал, больше тридцати преданных сопровождали его, окружив со всех сторон, воспевая и танцуя. Администрация не возражала против этой радостной церемонии, и Прабхупада, идя в центре этой группы санкиртаны, улыбался. В конце концов им пришлось остановиться, когда мы с Прабхупадой прошли через последние ворота, отделявшие нас от самолета.

“Мне кажется, у них прибавилось энтузиазма, с тех пор как я приехал.” — сказал Прабхупада, бросая прощальный взгляд через плечо. “Поэтому я должен путешествовать по всем храмам.”

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

/W1 fогда мы вышли из самолета в Токио, в аэропорту была большая толпа ожи-I/ дающих, но эти люди были там не для того, чтобы приветствовать Шрилу Прабхупаду. Некоторые из них держали щиты с надписями, чтобы привлечь внимание тех, кого они встречали, и они провожали глазами Прабхупаду безо всякого интереса. Почти все ожидающие были японцами, многие из них были одеты в западного образца костюмы с галстуком, но вскоре мы заметили американского саннъяси, облаченного в шафран и несшего данду. Я никогда не встречался с ним раньше, но знал, что это должен быть Гопала Свами, который совсем недавно прибыл в Японию. Он приблизился к Шриле Прабхупаде, держа ладони почтительно сложенными, и сказал, что нас ожидает машина.

Первыми словами Прабхупады был вопрос: “Где Тривикрама Свами?” Гопала Свами ответил: “Он поехал в Корею.” Отсутствие Тривикрамы, который, как ожидалось, будет встречать нас, казалось, обеспокоило Прабхупаду, думавшего, что тот проповедует здесь. Он не проронил больше ни слова, следуя за Гоиалой через битком набитый

аэропорт к автостоянке. Мы с Пандитджи с трудом прокладывали себе дорогу сзади, волоча по два чемодана и две или три раздувающихся заплечных сумки.

Пока мы двигались в маленьком автомобиле по запруженным улицам города, Прабхупада спросил меня: “Ты впервые в Японии?” “Да.” — ответил я, испытывая благодарность за этот вопрос. Хотя у Прабхупады было довольно более возвышенных вещей, о которых он мог думать, он все же не пожалел своего времени, чтобы задать этот вопрос незначительному слуге. Из окна автомобиля можно было видеть здания фабрик по обеим сторонам улицы и повсюду активное уличное движение и пешеходов, снующих во всех направлениях. Погода была холодной, пальмы и пляжи остались позади.

“Эти японские рабочие, — сказал Прабхупада,— просто кармы, вовлеченные в бесполезную гонку.” Гопала Свами сказал, что он недавно приехал сюда жить вместе с несколькими западными преданными, которые имели здесь маленький дом. Приходило несколько молодых японцев, но проповедь в целом была трудной, так как люди были очень материалистичны. Прабхупада заверил его, что результаты придут, если они будут продолжать проповедь и распространять книги. Он упомянул, что Судама, который первым приехал по указанию Прабхупады в Японию, достиг здесь определенного успеха и даже начал изучать японский язык, пока ему не разонравилось и он не уехал.

В Токио мы планировали задержаться только на сутки. Гопала Свами привез нас домой и показал Прабхупаде его комнату, которая была просто крохотной, как и большинство помещений в

Японии. Это была спальня хозяина, самая большая комната в доме, но при всем при этом она едва составляла одну пятую по площади от комнаты на Гавайях, к тому же в ней не было окон. В доме жили четверо преданных, и они вышли поприветствовать Шрилу Прабхупаду, хотя и без киртана. Гопала сказал, что там был один парень, инициированный ученик Прабхупады, который не жил в храме, но страстно желал встретиться с Прабхупадой, чтобы задать ему несколько вопросов. Прабхупада согласился на встречу с ним, и буквально через несколько минут после нашего приезда, пока я все еще распаковывал чемоданы, молодой американец, одетый в западную одежду, вошел в комнату Прабхупады, предложил поклоны и сел перед Прабхупадой с озабоченным выражением лица.

В этой холодной комнате Прабхупаде пришлось надеть свитер и закутаться в чадар.

“Почему ты не живешь с нами?” — спросил Прабхупада.

Я подумал о том, что Прабхупада одновременно является странствующим санньяси, готовым ехать куда угодно, а также верховным защитником от всех проблем и тем, кто поддерживает всех преданных ИСККОН.

“Я не в состоянии свободно жить внутри движения.” — недовольно ответил ученик.

“Где же ты живешь?” — спросил Шрила Прабхупада. Нас было всего четверо в комнате, и было уже тесно. Я испытывал некоторую неустроенность от “культурного шока”, вызванного столкновением с чужой культурой, а также от неудобств, связанных с поездкой, и все это заставило меня искать прибежища у Прабхупады еще больше, чем обычно. Но я никак не мог понять, почему Шрила Прабхупада должен был немедленно уделять внимание этому непокорному молодому человеку.

“Я живу на железнодорожной станции.”-— ответил юноша.

“На железнодорожной станции? — переспросил Прабхупада, — Ну и как там?” Молодой человек начал описывать свои трудности, с которыми он сталкивался, живя на станции. Зачастую его будили полицейские и силой выбрасывали вон.

“Итак, ты покинул нас с тем, чтобы иметь больше свободы, — резюмировал Прабхупада,— но теперь ты живешь, подчиняясь силе.”

“Да.” “Если тебе не нравится жить с преданными,— продолжал Прабхупада, — то ты обнаружишь, что жить под строгим контролем материальной природы еще труднее. Так что бросай все это и возвращайся жить к нам.” Однако парень продолжал сопротивляться, говоря о какой-то неясной неудовлетворенности и предаваясь рассуждениям заблудшего. Прабхупада вновь столкнулся с очередным проявлением того независимого духа, с которым ему приходилось иметь дело на Гавайях, где многие, объявляя себя его учениками, жили в стороне, придерживаясь различных философских направлений, будучи под влиянием Анандаджи и других, высказывавшихся против ИСККОН. Я едва ли встречал что-либо,подобное в США. Но я начал осознавать, насколько иначе дела обстояли в других местах по всему миру, даже в ИСККОН, и как Шриле Прабхупаде приходилось сталкиваться со всеми этими разнообразными проявлениями менталитета и проблемами, когда он путешествовал.

Где-то через час после приезда Прабхупада вошел в крохотную храмовую комнату. Несколько

IMA ИЛ ТРЕТЬИ

японских юношей и девушек ожидали его там. Они с почтением встретили Прабхупаду. Он сел на въясасану, принял расслабленную позу, откинувшись на спинку, и стал читать лекцию присутствующим преданным и гостям. В определенный момент он прямо заговорил о том специфичном явлении, с которым он здесь снова столкнулся.

“Если кто-то служит духовному учителю и вопрошает его, — сказал Прабхупада, — тогда духовный учитель очень либерален, щедр и с радостью дает ответы. Но в Кали-югу многие расходятся во мнениях даже с их духовным учителем.

Никто не может отвергнуть духовного учителя и в то же время утверждать, что он понимает его наставления. Если я говорю, что люблю Кришну и при этом даю пинки его преданному, то что это за любовь? Если я хочу стать сознающим Кришну, то я должен жить с преданными и Божествами. Не должно быть так, что я люблю Кришну, а жить иду на железнодорожную станцию.”

Поскольку мы собирались недолго пробыть в Токио, я не стал утруждать себя тем, чтобы распаковывать чемоданы или доставать мою печатную машинку. Мы прободрствовали допоздна, и затем я улегся в своем спальнике на полу прямо перед дверью в комнату Прабхупады. Я с удовлетворением размышлял о своем назначении в этой жизни — быть сторожевой собакой у двери моего возлюбленного духовного учителя, и в таком умонастроении вся странность мирского окружения не могла повлиять на меня. В действительности я лежал не в темном коридоре где-то в Токио, а перед порогом в комнату Прабхупады.

Рано утром следующего дня Прабхупада вышел .на прогулку по улицам, прилегавшим к нашему

дому. Было очень холодно, и земля была покрыта снегом.

На Прабхупаде было длинное пальто с капюшоном, сделанное для него одним из преданных, и которое я, чему я теперь был весьма рад, таскал с нами в багаже с самого Лос-Анджелеса. Почти все еще спали, нам повстречалась только одна пожилая женщина, одетая в традиционное японское кимоно, которая при виде Прабхупады поклонилась до пояса, признав, видимо, в нем святого. Мы вошли в маленький парк, площадь которого не превысила бы площади обычного закоулка на Западе. Он был разбит чрезвычайно хитроумным образом, и следовать за Шрилой Прабхупадой по его узким дорожкам, ныряя между веток, как настоящий исследователь, было для меня захватывающим, мистическим приключением. Шрила Прабхупада процитировал стих, произнесенный Шукадевой Госвами: “Разве деревья не дают плодов? разве люди не выбрасывают ненужную одежду на улицу? разве в горах нет пещер?” Так Прабхупада описав жизнь по-настоящему отреченного человека.

“Эти японцы, — продолжал он, — так тяжко работают, чтобы жить в прекрасных домах. Но Шукадева Госвами говорит, что не следует льстить материалистам с целью добыть пищу, одежду или жилье. Если человек отречен, тогда сама природа, под руководством Бога, снабдит его всем необходимым, позволив человеку, таким образом, уделять все свое время самосознанию.” Идя следом за Шрилой Прабхупадой, я спросил: “Но хиппи с Гавайев могли бы сказать, что они следуют этим стихам Шукадевы Госвами, питаясь только фруктами и нося только брошенную кем-то одежду.”*

“Потому-то ваырагъя и бессмысленна без сознания Кришны.” — ответил Прабхупада. — “Обезьяны тоже живут в лесах и едят фрукты, но у них множество подружек и они активно занимаются сексом. Если человеческое существо живет подобно обезьяне, то в следующей жизни оно будет животным. Как в этом индустриализированном Токио, где люди тяжко работают ради чувственного удовлетворения, готовя себе таким образом тело животного в следующей жизни. Ты хочешь жить, как животное или вернуться к Богу?”

Всю остальную часть дня Прабхупада провел в своей маленькой комнате и снова говорил о преданных, которые отходят от общения с Вайшнавами. “Те, кто перестают следовать садхане, — говорил Прабхупада, — заявляют, что они выше правил и ограничений преданного служения. Но это неправда. Следуй этим правилам или же тебе придется следовать другим. Нам приходится следовать правилам дорожного движения, правилам рождения, правилам смерти, болезней и старости. Эти негодяи утверждают, что они — возвышенные преданные, но они не пришли, чтобы увидеть меня и предложить свои поклоны.” Таким образом Прабхупада подчеркнул, что продвинутым преданным является тот, кто предан духовному учителю и строго следует его наставлениям. Таков был критерий для каждого.

Во второй половине дня пришли несколько представителей печатной компании Дэй Ниппон, которая уже несколько лет печатала книги Прабхупады, и почтили прасадам вместе с Прабхупадой. Один из этих бизнесменов проводил нас в аэропорт и пробыл с Прабхупадой вплоть до момента, когд<* мы пошли на посадку в самолет, вылетающий в Гонконг.

До сих пор я не сталкивался с какими бы то ни было проблемами в отношении организации наших поездок. Кругосветные билеты у нас были куплены зарание, и все работало по расписанию. Но сама мысль о предстоящем путешествии, волокита с багажом, связь со следующим храмом и возможные задержки или различного рода трудности постоянно приводили меня в беспокойство. Но поскольку дела продолжали двигаться гладко, я постепенно осознал, что от меня ничего не зависело, что Кришна сам вел Прабхупаду, Своего чистого преданного. Это полностью соответствовало словам Шрутакирти, сказанным, когда он уходил, а я принимал на себя обязанности слуги. По ег< овам вокруг Прабхупады и того, кто с ним путе. гвовал, казалось, существовала особая защитная а>А \ Тем не менее я не переставал переживать во время поездок, так как считал себя ответственным за безопасность и комфорт Прабхупады.

*

Мы приземлились в Гонконге глубокой ночью. Проходя через иммиграционную и таможенную зоны, мы заметили Бхуриджану и его жену Джагаттарини, ожидающих в зале с большой гирляндой для Шрилы Прабхупады. На Бхуриджане было дхоти, а на его жене сари, и оба они носили китайские жакеты. Они более эмоционально приветствовали Шрилу Прабхупаду, чем Гопала Свами в Токио, но выглядели испуганными. Прабхупады же был суров и серьезен. Предложив Шриле Прабхупаде гирлянду,

Бхуриджана продолжал стоять рядом с нами, пребывая как бы в трансе от волнения, пока я не вмешался: “Что нам делать с багажом, Бхуриджана Прабху?” Прабхупада пристально смотрел на них, а Бхуриджана вместе со своей женой выглядели так, будто они вот-вот упадут в обморок. Мне пришлось повторить: “Что же нам делать с багажом, Бхуриджана Прабху?” И только после этого он задвигался.

Они взяли напрокат черный лимузин Ролсс-Ройс, который, сверкая фарами, остановился перед зданием аэропорта. Бхуриджана и его жена попросили меня сесть спереди вместе с Пандитджи, в то время как сами они поехали сзади с Прабхупадой. Как только мы отъехали, они заговорили. Джагаттарини потянулась вперед и закрыла стеклянную дверцу, разделявшую заднее и переднее сиденья автомобиля. Они не хотели, чтобы я слышал их разговор, но мне удалось уловить суть того, о чем говорилось. Они являлись еще одним примером преданных, которые под влиянием Анандаджи оставили ИСККОНовский стандарт. На Гавайях Судама упомянул о том, что Бхуриджана также находится под влиянием Анандаджи, на что Прабхупада ответил: “Да, я знаю, поэтому я туда и еду, чтобы спасти его.” Перед тем, как Джагаттарини закрыла дверцу, я услышал, как Прабхупада спросил их: “Кто ваш духовный учитель?” И Бхуриджана ответил: “Вы Шрила Прабхупада.” Затем Прабхупада спросил: “Так почему же вы закрыли храм?” На что Бхуриджана ответил: “Дело в том, Прабхупада, что мы перестали проводить утреннюю программу.” После этого я уже не мог слышать всего. Я услышал, как Прабхупада вскричал: “Они негодяи!” Я подозреваю, что он

имел в виду того, кто сказал Бхуриджане не проводить регулярно программы в храме.

Мне также показалось, что Прабхупада спросил их о том, чем они как его представители занимались в Гонконге — поклонялись ли они Божествам, распространяли ли книги? Поскольку Анандаджи пренебрегал распространением книг , то было вполне вероятно, что они тоже не занимались этим. Одно становилось ясно при взгляде на заднее сиденье — Шрила Прабхупада сурово отчитывал Бхуриджану, в то время как тот вместе с женой, дрожащие и потрясенные, принимали это как могли. Шрила Прабхупада был крайне озабочен положением вещей, с которым ему пришлось теперь столкнуться, и был совершенно поглощен разговором со своими учениками, проходившим пока мы ехали утром по темным пустынным улицам. Я знал, что Шрила Прабхупада в этот момент наставляет заблудших учеников на путь истинный, как только он один мог это делать, и я восхищался им, сидя на загруженном багажом переднем сидении, находясь в компании клевавшего носом Пандитджи и молчаливого шофера. Прабхупада вносил во все ясность, куда бы он ни ехал. Встречаясь с личностью, которая была сбита с толку, он сам никогда не приходил в замешательство и всегда был очень решителен. К концу нашей поездки, когда мы проходили через двери гонконговского отеля Хилтон, я думал, что Шрила Прабхупада уже наверняка достиг цели своего визита — спасти Бхуриджану и Джагаттарини.

Прабхупада не просил о каких-то особенных удобствах, но Бхуриджана снял номер на верхнем этаже в ультра-дорогом “Тибетн Сыот”, который обычно резервировался для самых высокопоставленных лиц. Что ж, по меньшей мере его нельзя было обвинить в преуменьшении важности Прабхупады как выдающейся личности, достойной самого высокого почитания.

Номер состоял из четырех больших комнат, включая просторный зал и комнату для приема гостей, в которой имелись бар с напитками, несколько обтянутых плюшем диванов и легких стульев. На стенах были толстые обои, а в коридорах и углах некоторых комнат стояли большие бронзовые скульптуры. Во всем просматривался мотив тибетского искусства, которое включало в себя исполненные в почти индийском стиле изображения богоподобных существ в высоких шлемах, а также медитирующих аскетов и великолепных видов природы с высоким горами и храмами.

В комнате Прабхупады стояла огромных размеров кровать с балдахином на четырех подпорках и драпировкой. В каждой комнате имелись толстенные ковры. В номере было несколько телевизоров и телефонов, предназначенных как для вызова прислуги, так и для внешних звонков. Единственное, чего недоставало, была кухня. Я сразу же спросил Бхуриджану, как нам быть в такой ситуации. Он сказал, что готовить в номере запрещено, но он все же попытается тайком пронести электроплитку.

Около дюжины китайцев, приглашенных Бхуриджаной, ждали в комнате для гостей, и Прабхупада, немедленно заняв место среди них, начал вводную лекцию по сознанию Кришны. Непривычно ранний утренний час, похоже, не оказывал влияния ни па кого, кроме нас с Пандитджи. Все остальные были внимательны, с интересом вос

приняв приезд духовного учителя, Шрилы Прабхупады. В своей лекции Шрила Прабхупада сказал, что если человек — негодяй, то он не может никому помочь. Это было бы подобно тому, как если бы один слепец попытался вести другого. Он превозносил образ жизни в сознании Кришны и, повернувшись к жене Бхуриджаны, спросил ее: “Ну а ты, Джагаттарини, что думаешь о нашем образе жизни?” Она все еще пребывала в полном замешательстве и была расстроена. Прабхупада только что в корне изменил ее взгляд на духовную жизнь, сказав ей, что она следовала тем, кто отклонился с верного пути, и теперь она не знала, что же правильно, а что нет.

“Я не знаю.” — ответила она.

Прабхупада казалось пришел в гнев. “Ты не знаешь и при этом проповедуешь? В таком случае ты — обманщица! И ты еще поставлена здесь, чтобы вести этих людей? Какая несуразица!” Прабхупада продолжил лекцию, в то время как китайцы невозмутимо взирали на него, нисколько, казалось, не взволнованные его эмоциональным обменом с ученицей. Прабхупада сделал ссылку на Бхагавад-гиту как она есть и попросил Бхуриджану принести книгу, но у того ее не оказалось. Это серьезное упущение также раздосадовало Шрилу Прабху паду. Бхуриджана принялся было “объяснять”, почему у него не имелось с собой книг, но Прабхупада не пожелал даже слушать. Он завершил свою лекцию и удалился в заднюю комнату.

Я думал, что Шрила Прабхупада захочет сейчас отдохнуть после продолжительного путешествия, но он сидел в кресле-качалке в своей спальне, а Бхуриджана н Джагаттарини вошли и сели перед ним, и он снова принялся очищать их сердца.

171 Л ПА TPKTMI

Поскольку во время разговора в машине они не хотели, чтобы их кто-либо слышал, я не стал заходить в комнату и не посмел сказать, что им следовало бы уйти, чтобы дать Прабхупаде возможность отдохнуть. Я совершенно вымотался и хотел, распаковав вещи, лечь спать, но это не означало, что Прабхупада тоже устал.

Через час Бхуриджана и Джагаттарини вышли, и Прабхупада в конце концов смог отдохнуть. Я не ложился еще некоторое время, обсуждая с Бхуриджаной то, как мы будем готовить и как мы организуем здесь утренние прогулки. Бхуриджана чувствовал великую благодарность за ту милость, которую проливал на него Прабхупада, несмотря на даже то, что она проявлялась скорее в форме кнута, нежели сладкого пряника. У него все еще оставались некоторые сомнения. Он доходил до того, что критиковал даже основополагающие программы Прабхупады, почти не давая себе отчета в том, что он делает и в такой глубокой зависимости от советов, исходящих большей частью от последователей Анандаджи, он находился.

Пока Бхуриджана говорил со мной, мне все яснее становилось, в какое сумасшествие они себя ввергли. Одним из краеугольных камней вымышленной ими философской системы было то, что среди учеников Прабхупады только Анандаджи был продвинутым и чистым преданным. Но теперь Прабхупада до основания разрушил эту иллюзию Бхуриджаны. Я совершенно верно угадал, кого Прабхупада имел в виду, когда, сидя на заднем сиденьи лимузина он вскричал: “Они — нсгодяиП Бхуриджана признался, что имеет трения с некоторыми лидерами ИСККОН. Я мог согласиться с некоторыми из его жалоб, но они не

должны были стать основой для того, чтобы он оставил свою собственную практику сознания Кришны и ИСККОН. Бхуриджана сказал, что в лимузине Прабхупада засыпал его вопросами, задавая их один за одним: “Почему вы перестали поклоняться Божествам?”, “Почему вы перестали распространять книги?” и даже “Почему вы не читаете моих книг?” В каждом случае они были виноваты, но будучи лицом к лицу со Шрилой Прабхупадой они осознали, что всему тому, чем они теперь пренебрегали, он придавал огромное значение.

“Почему же вы перестали читать книги Прабхупады?” — спросил я.

“Мы прекратили читать книги, — сказал Бхуриджана, — потому что Прабхупада всегда высказывается в них в поддержку всего того, что делает ИСККОН. А мы то считали, что ИСККОН уже изжил себя, и читать книги Прабхупады стало, чем-то болезненным.” “Как это ИСККОН изжил себяТ’ — удивился я.

“Ну, например, некоторые способы, которые преданные используют при распространении книг, — начал объяснять Бхуриджана, — И Прабхупада тоже высказывался о распространении книг говоря, что преданные, возможно, действуют при этом не лучшим образом, но, поскольку они искренне стараются следовать указанию духовного учителя, их действия нужно расценивать как правильные. Он сказал, что мне не следует пытаться быть лучшим моралистом, чем духовный учитель.” “Что еще говорил Прабхупада?” — продолжал расспрашивать я.

“Он сильно гневался по поводу того, что некоторые преданные хотят быть “гуру’\ не имея нсоб-

ходи мой для этого квалификации. Он по-настоящему гневался на того преданного, который прежде был президентом на Гавайях и стремился получить славу духовно продвинутой личности, однако украл из храма деньги и никогда бы не пришел увидеться с Прабхупадой, когда тот был там.” “Но неужели ты не понимаешь, что, критикуя ИСККОН, ты критикуешь Прабхупаду?” — спросил я.

“Да, теперь понимаю, — ответил

Бхуриджана, — Мое настроение было анти-ИСККОНовским, но фактически критиковали то мы Прабхупаду. Это происходило автоматически, хотя мы могли и не замечать, что делаем это. Одно вытекало из другого, так как это движение Прабхупады, и он его всесторонне поддерживает.” Слушая Бхуриджану, мне показалось, что Прабхупада удалил почти всю скверну из его сердца. Его жена, которая стояла рядом, до сих пор выглядела так, будто находилась в состоянии шока. Она все не могла забыть, как резко Прабхупада расспрашивал их всю дорогу в лимузине: ”Кто ваш духовный учитель? Как выглядит ваша утренняя программа? Во сколько вы встаете по утрам? Почему вы сделали так? Почему вы поступили эдак?” Она сказала, что после стольких тяжелых вопросов он спросил ее более обычным теплым тоном: “Как твои мать и отец?” Но к тому моменту она уже была не в состоянии даже разговаривать.

“Мы считали их чистыми преданными,— сказала Джагаттарини, — а Прабхупада сказал, что они негодяи. Это было то, что меня по-настоящему шокировало.” Побыв с Прабхупадой, оба казались теперь в полном согласии со всем тем, что он им сказал. Но он настолько перевернул их воззрения, что они, как на умственном, так и на эмоциональ-

ж н :u i ь с со в i: i> in кп пым УЧИТЕЛЕМ

ном уровне все еще продолжали осмысливать только что услышанное. Я предложил им вместо того, чтобы бодрствовать всю ночь, пойти отдохнуть, а наутро снова прийти и увидеться с Прабхупадой. Я выразил уверенность в том, что Прабхупада захочет встретиться с ними еще раз и продолжить начатый разговор.

“Мне думается, что он сюда вообще только для того приехал, чтобы видеть вас двоих.” Хотя и потрясенные, они все же прошли испытание, устроенное им Прабхупадой — их привязанность к нему перевесила привязанности ко всему остальному. Но для этого Прабхупаде пришлось лично, физически снова войти в их жизнь и разбудить в них эту привязанность, для чего он и приехал в Гонконг.

Позднее, тем же утром, мы совершали прогулку по крутому, обдуваемому всеми ветрами холму, созерцая оттуда бухту и небоскребы. Прабхупада сказал, что открывающийся вид напоминал ему Дарджилинг, гористую местность в Индии.

Погода была ветреной и холодной, и Прабхупада, заметив, что у Пандитджи не было теплой одежды, попросил Бхуриджану купить ему какую-нибудь куртку или пальто.

Несколько интересующихся молодых китайцев сопровождали нас, смиренно вопрошая при этом Шрилу Прабхупаду. Он очень терпеливо и с энтузиазмом отвечал на все их основополагающие вопросы о теле, душе, следующей жизни и Боге, давая глубокий анализ по каждому из них.

Критикуя недалеких людей, тяжко трудящихся, не обладая знанием о душе, он указал на скопление высоких зданий на противоположной стороне бухты.

Г. I Л ИЛ ТРЕТЬЯ

“Какая нужда в тех небоскребах?” — спросил он, — Они строят их с таким крепким фундаментом, но тем, кто их строит, в будущем придется оставить эти дома.” Пока мы говорили, сильные порывы ветра сильно мешали слушать говорящего, и все, кроме Прабхупады, заметно дрожали. Чтобы поддержать дискуссию, я стал спорить с Прабхупадой: “Эти здания строят для того, чтобы владельцы могли наслаждаться’ими.” “Нет, — парировал Прабхупада,— они пытаются жить в этих зданиях, но будут выброшены из них смертью.” “Ну тогда,— продолжал я, — они могут строить эти небоскребы для потомков. Их собственная семья будет наслаждаться ими в будущем, и от мысли об этом они получают удовлетворение.”

“Это же глупо, — рассмеялся Прабхупада, — А как же насчет самого себя? На самом то деле человек строит эти небоскребы, чтобы наслаждаться самому, но не в состоянии делать этого, вышвырнутый смертью. Фундамент небоскреба очень крепок, человеческий же — хрупок.” После прогулки в приемной “Тибетн Сыот” состоялась пресс-конференция. Собралось около полдюжины репортеров и телевизионщиков, главным образом англичан, которые в своей обычной манере засыпали Шрилу Прабхупаду вопросами. Когда Шрила Прабхупада упомянул о необходимости отречения, один из корреспондентов заметил: “Вы говорите об отречении, а сами живете в президентском номере.” “Что до меня, — ответил Прабхупада, — то я мог бы жить и под деревом, но пришли бы вы тогда на пресс-конференцию?” Один из репортеров поинтересовался мнением Прабхупады относительно одного популярного, вызывающего различные оценки гуру. Прабхупаде

жи:п1ь с сопiciMiiкиным учителем

и ранее задавали подобные вопросы, и иногда он отвечал: “Я не знаю его, но в Бхагавад-гите Господь Кришна говорит…” — или что-либо подобное, достаточно прямо и в то же время, избегая критики личности. Но на этот раз Прабхупада дал ошеломляющий ответ. “Он — обманщик,— сказал он, — Он смеет утверждать, что является Богом. Любой, кто говорит, что он — Бог, на деле является прямо противоположным. То есть он не Бог, а пес3. Ответ вызвал живой смех и возбуждение среди ре портеров. Они еще некоторое время продолжали задавать вопросы и затем ушли.

Тем временем я потихоньку разживался всем необходимым, чтобы приготовить Шриле Прабхупаде обед. К одиннадцати часам у меня только-только хватало овощей, риса и специй, чтобы начать. Прабхупада, заметив, что в меню гостиничного ресторана были означены джаллеби, попросил, чтобы ему в качестве дополнения к обеду принесли также несколько горячих джаллеби. Несмотря на то, что готовить в номере, как и ожидалось, оказалось трудно, благодаря тройному котлу Прабхупады и технике, разработанной Пандитджи для приготовления чапати с использованием решетки, на которой чапати удерживались непосредственно над электрической спиралью, все прошло удачно, и обед был подан Прабхупаде вовремя.

Удивительным образом, прободрствовав всю ночь, Шрила Прабхупада все же надиктовал кое-что из Чайтанья-чаритамриты в то утро, и при первой же возможности я уселся за машинку, чтобы

распечатать его слова. Он переводил наставления Господа Чайтаньи Рупе Госвами давал комментарии к стихам, в которых шла речь о бхакти-лата- быдже, ростке преданного служения. Господь Чайтанья, описывая Рупе оскорбления по отношению к Вайшнавам, сравнивал их с бешенным слоном, который затаптывает молодой росток. В некоторых комментариях Прабхупада, казалось, говорил о противоречиях и проблемах, с которыми он столкнулся на Гавайях и в Гонконге. В одном из них он обращал особое внимание на то, как опасны могут быть так называемые продвинутые преданные, а также, какие опасности могут возникнуть в случае, если человек оставляет общество Вайш-навов. Печатая эти слова, я решил выписать их отдельно и показать их затем Бхуриджане и остальным.

Пока побег бхакти-латы растет, преданный должен защищать его, возведя вокруг него ограду со всех сторон. Преданный-неофит должен быть защищен, найдя прибежище в обществе чистых преданных. Благодаря этому у бешеного слона не будет шансов вырвать его побег бхакти-латы. Через общение же с непреданными человек выпускает этого слона на волю. Чайтанья Махапрабху говорил: “Асат санга тьяга-авайшнава ачараВайшнаву следует оставить общество непреданных. Оставляя же общество чистых преданных, так называемый зрелый преданный совершает великое оскорбление. Живое существо является общественным созданием, и если кто-то бросает общество чистых преданных, он вынуж-

дсп общаться с пепреданными (асат сайга). Контактируя с непреданными и принимая участие в деятельности, не связанной с преданным служением, так называемый зрелый преданный падет жертвой совершения оскорбления бешеного слона. Какой бы рост ни произошел до этого момента, все будет вырвано с корнем этим оскорблением.

Поэтому следует быть очень осторожным и ограждать наш росток, следуя регулирующим принципам и общаясь с чистыми преданными.

Если же кто-то полагает, что в обществе сознания Кришны много псевдопреданиых или непреданных, то он может поддерживать непосредственный контакт с духовным учителем, а при наличии сомнений нужно попросить у духовного учителя совета. Если же человек не следует наставлениям духовного учителя и регулирующим принципам наряду с воспеванием и слушанием Святого Имени Господа, он не может стать чистым преданным. Занимаясь умственными спекуляциями, человек идет к падению.

Прабхупада уже имел в мыслях поделиться этим комментарием с Бхуриджаной. Позвав его в свою комнату, он проиграл его прямо с только что надиктованной кассеты со всеми ее паузами и характерными для записи звуками щелчков. Выйдя из комнаты, Бхуриджана сказал мне, что слушание этой кассеты было подобно тому, как если бы в его сердце влетали стрелы. Теперь он и его жена очень сильно раскаивались, считая, что совершили оскор-блснис бешеного слона. Я сказал, что не думаю, чтобы Прабхупада считал их оскорбителями, при условии, что они снова станут следовать его наставлениям. Они все еще чувствовали потрясение, но для себя четко решили, что должны во всем руководствоваться указаниями Прабхупады. Джагаттарини хотела начать поклоняться Божествам, по крайней мере у себя дома, раз у них не было пока официально храма в Гонконге. А Бхуриджана был готов с решимостью выполнять все, чего бы не захотел от него Прабхупада. Они купили Прабхупаде подарки: золотое матовое кольцо с выгравированной на нем буквой “Р” и заказной золотой браслет. Принимая кольцо, Прабхупада снял другое золотое кольцо со своего пальца, положил его в коробочку, в которой лежало только что подаренное ему кольцо и отдал его Джагаттарини.

“Если человек не приходит к сознанию Кришны,— сказал Прабхупада, — то это большая неудача. Если кто-то приходит к сознанию Кришны, то он очень удачлив. Но если человек приходит к сознанию Кришны и затем, не достигнув зрелости, уходит от него, то он — самый большой неудачник.’’“Прабхупада? — сказал Бхуриджана, — вчера вы сказали, что я должен съездить на майапурский фестиваль, а я сказал, что не хочу. Но если вы желаете этого, то я поеду.” “Да, — сказал Шрила Прабхупада, — и прихвати с собой несколько китайцев.” Гонконговские газеты пестрели заголовками о пресс-конференции Шрилы Прабхупады — “Духовный Лидер Движения Харе Кришна Называет Популярного Гуру Мошенником.” На следующий день журнал Ныосуик опубликовал короткую статью, озаглавленную “Проблема в

Нирване”. Читая ее, Прабхупада прищелкивал пальцами. “Они процитировали меня точно,— отметил он, — Я не хотел говорить против него, но они настаивали. Я не мог удержаться. Я должен был сказать это: он — мошенник. Он говорит, что он — Бог, но, если у него начнется головная боль, он попадет в затруднительное положении. Что же это за Бог?” Бхуриджана хотел отчитаться перед Шрилой Прабхупадой об успешных результатах своей проповеди. Он сказал, что один китайский джентльмен желает встретиться со Шрилой Прабхупадой. Слово “джентльмен” Бхуриджана использовал, чтобы описать Юнг Пак Хэя, которому было всего двадцать пять лет. Он считал, что это подходящее слово, так как Юнг был солидным молодым человеком и носил рубашку с галстуком. Но, когда Бхуриджана привел его к Прабхупаде, Прабхупада, ожидая увидеть пожилого мужчину, спросил: “А где же джентльмен?” Юнг Пак при-влекся сознанием Кришны благодаря проповеди Бхуриджаны, и теперь он повторял шестнадцать кругов и жертвовал деньги со своего инженерского заработка.