Жизнь Вахтанга Горгасала

I

Как только полонили царя картлийского Мирдата[151] в войне с персами, забрали его в Багдад[152], где он и помер. И захватили персы Картли и осквернили церкви, но грузины спрятали кресты. И во всех храмах картлийских огнеслужители персидские развели огонь.

А родичи царей картлийских остались в долинах Кахетских[153]. Спустя же три года, царю персидскому стало недосуг, потому как поднялись враги на востоке[154].

Тут и сговорились азнауры картлийские[155], привели и посадили царем в Мцхете сына Трдата — племянника[156] полоненного царя Мирдата и именуемого Арчилом[157]. /140/

Арчил сей привел из Греции супругу по имени Мария, из рода царя Новизна, и объявил вражду персам. Извлек кресты и украсил церкви, перебил и изгнал из пределов картлийских огнеслужителей, призвал силы из Греции и водительствуемый крестом, приступил к боям против персов.

В ту пору Картли пребывала в ведении эристава персидского[158] царя, еще до царствования Арчила, и под его же властью были Ран и Мовакан[159]. Он собрал рать в Ране, Мовакане и Адарбадагане[160] и выступил против Арчила. Арчил же в надежде и в уповании на господа встретил его у рубежей Картли и Рана[161], расположился у берегов реки Бердуджи и силой пречистого креста сокрушил и полонил (неприятеля), вступил в Ран, отвоевал его и победно вернулся в собственную страну. Разослал по всей Картли вестников, дабы возвестить всем: «Не мощью своею, не бодростью духа нашего, не силой мудрости нашей, не множеством рати одолели мы, но крестом господа нашего Иисуса Христа, сына божьего, что дал нам оружием пречистый крест свой. Да возвеличит отныне всякий грузин троицу единосущую, бога изначального, творца всего сущего. Приносите ему благодарение, и сердца ваши да пребудут незыблемы в вере в святую троицу» Так принесли картлийцы благодарение господу и обновили церкви.

В ту же пору Арчил построил церковь святого Стефана[162] во Мцхете над Воротами Арагви, где им же были воздвигнуты незыблемые боевые башни.

Родился у Арчила сын и нарекли его Мирдат[163]. Возрос Мирдат, вступил он в пору зрелости. Был он верующ и боголюбив, подобно /141/ отцу своему, был храбр и отважен. Он расширил войну с персами, вторгался и разорял Ран и Мовакан, ибо недосуг было в ту пору царю персов, так как воевал он против индов, синдов и абашей и невмочь было ему выставить против (Мирдата) обширное войско. А воинов Рана, Мовакана и Адарбадагана картлийцы одолевали. Мир-дат предводительствовал воинством своего отца и не единожды опустошал Ран и Мовакан.

В ту пору эриставом в Ране был Борзабод[164]. Не будучи в силах противостоять картлийцам, он стал крепить крепости и города. Когда же картлийцы вторгались в Ран, где бы ни сражались персы с остатками своего войска против разорявших их картлийцев, персы постоянно терпели урон.

Была у эристава Рана Борзабода дочь благолепная и прекрасноликая по имени Сагдухт[165]. Молва о красоте ее разожгла в сыне Арчила Мирдате страсть. Заявил он отцу: «Взываю к величию твоему, жени меня на дочери Борзабода Сагдухт и установи меж нами мир, ибо хотя поспешением Христа мы и одолеваем их, но невмочь нам овладеть крепостями и городами Рана. Ежели царь персов обретет время, то приступит он к отмщению нам и станет разорять наши церкви и все пределы страны нашей. Пусть отныне наступит конец вражде меж нами, и тогда царь персидский уважит наши требования. Тем самым мы надежно укрепим рубежи Картли и не вкрадутся в сердца картлийцев сомнения и хула на веру Христову от произвола персов». Все это высказал Мирдат из любви к деве. /142/

И Арчил исполнил желание его. Отправил посланника к Борзабоду с просьбой выдать дочь его в супруги своему сыну. Борзабод же возликовал в великой радости, ибо край[166] его был разорен, а сам он стеснен: просил клятвенного обещания мира. И поклялись ему. И выдал он дочь свою с большим приданым. Привели ее во Мцхету и справили свадьбу, и в течение многих дней веселились и ликовали весьма. И поднес царь сыну своему Самшвилде[167] со всем его эриставством и в нем поселились Мирдат и Сагдухт.

А сия царица Сагдухт проявила желание познать веру Христову. И потому супруг ее собрал мужей, наученных в вере, и стали переводить ей благовествование господа нашего Иисуса Христа. И показали ей, что истинный бог — это Христос, принесший в жертву себя во спасение наше. Когда Сагдухт вразумилась и познала веру истинную, оставила огнеслужение и крестилась и обратилась. Она же воздвигла Самшвилдский Сион[168].

В пору сего Арчила преставились три епископа: Иона, Григол и Василий. После Василия тот же Арчил посадил епископа, коего звали Мобидан[169]. Выл он родом перс и внешне соблюдал православие. Однако был он не кто иной, как жрец безверный и возмутитель нравов. Но не сразу же распознали безверие Мобидана царь Арчил и сын его и видели в нем верующего. И не проповедывал он веру свою открыто из страха перед царем и пародом, но тайно писал одни лишь возмутительные книги, кои после него как и все его писания, полностью сжег истинный епископ Микаэл, затем отстраненный ввиду дерзости своей перед царем Вахтангом.

А сей царь Арчил дни своей жизни завершил в вере в святую троицу, создал церкви и приумножил по всей Картли священников и диаконов и церковнослужителей, и помер. /143/

И вместо него царем воссел сын его Мирдат. И подобно отцу своему Царствовал он в великой вере. Народила царица Сагдухт ему дочь и дали ей имя Хуарандзе[170]. И снова царь Мирдат и царица Сагдухт молили господа о ниспослании им сына. И спустя четыре года, Сагдухт родила сына и нарекла его персидским именем Варан-Хосро-Танг, а по-грузински именовался Вахтанг. Рождение младенца Вахтанга преисполнило радости родителей его, и разослали благовестников ко всем эриставам. И извлекли сокровища превеликие, золото и серебро, и поделили его между бедными и нищими, и вознесли благодарение богу в многодневных молитвах и ночных бдениях.

Затем царь созвал в город всех знатных и многие дни справлял пиршество и веселие, и все молили господа о здравии младенца Вахтанга. Спаспет[171] Саурмаг с великой мольбой выпросил Вахтанга на воспитание. И царь поручил[172] спаспету Саурмагу воспитание Вахтанга и отдал ему своего сына. Ибо был обычай, по которому дети царские росли в домах вельмож[173]. На шестой год после этого Сагдухт родила еще дочь и нарекла ее именем Мирандухт. И выпросил ее на воспитание спасалар из Каспи[174], и царь отдал ее ему; тот увез ее в город Каспи, где она и выросла. На второй год после этого скончался царь Мирдат; и остался Вахтанг отроком семи лет. /144/

И вот царица Сагдухт, растревожила воображение свое мыслями об отце своем, вдруг возомнила следующее: «А что, ежели отец начнет мстить за зло, содеянное ему моим свекром и мужем, да к тому же станет мстить и мне за вероотступничество и погубит сына моего, разорит Картли и истребит веру Христову». Представя все это, она впала в великую печаль. Моля бога, она порешила предстать пред отцом и взывать к нему о пощаде. Созвала всех эриставов к спаспету и со слезами поручила им своего сына.

Затем отправилась к отцу в Бардав[175]. Представ пред ним, она обнажила главу, пала на колени и, обнажив груди и коснувшись его стоп и орошая слезами ноги его, молила о пощаде. Молила не понуждать ее отречься от веры Христовой, ибо Он есть бог истинный. Молила оставить сына в вотчине его и признать его под покровительством персидского царя.

Тогда Борзабод, уже готовый совершить зло грузинам, смилостивился над дочерью своей' не понудил ее оставить веру и уважил все просьбы. Однако о вере сказал так: «Мы силой не принудим грузин отречься от веры Христовой, но пришлем в ваш город огнеслужителей и пусть будут там и епископы веры нашей. Да вы не запрещайте избирать веру нашу тем из грузин, /145/ кто к этому проявит добрую волю». Тогда Сагдухт из великого страха пред отцом покорилась ему, заклиная божьей милостью, и вернулась в Картли.

Борзабод тут же отправил во Мцхету огнеслужителей во главе с епископом Шинкараном[176], и осели они в Могсте[177]. Царица Сагдухт правила своим царством силой и пособничеством своего отца. И помер Борзабод, отец Сагдухт, а преемником его персидский царь сделал сына его Вараз-Бэкура, брате царицы Сагдухт. Помер спаспет Саурмаг, воспитатель[178] Вахтанга.

Тогда царь персидский поставил другого спаспета, коего именовали Джуаншер. А Бинкаран, епископ огнепоклонников, проповедывал среди грузин веру свою. Но никто из знатных ему не поддался; обратили в огнепоклонство лишь множество мелкого люда[179].

И вкралось в мелкий люд Картли огнепоклонство. Царица Сагдухт была удручена этим, но от засилия персов не смела дерзать Призвала она из Греции священника праведного по имени Микаэл и посадила его епископом в Вышней церкви[180], потому как преставился епископ Мобидан. И сей епископ Микаэл выступил против совратителя Бинкарана и научал вере истинной всякого картлийца. Он вернул к вере всех знатных и большинство народа, но малая часть простого люда осталась в огнепоклонстве.

В пору, когда Вахтангу исполнилось десять лет, явились бесчисленные войска овсов и полонили Картли от начала Куры до Хунани[181], разорили просторы, но укрепленные города миновали, за исключением Каспи. Город же Каспи захватили и сокрушили, увели сестру Вахтанга Мирандухт — девочку трех лет. /146/ Не овладев долинами картлийскими, (а также) Кахети, Кларджети и Эгриси, вторглись в Ран и Мовакан, полонили их, прошли Ворота Дербенда, ибо сами дербендцы указали им этот путь, и затем победно вернулись в Овсети.

В ту же пору явились греки из Абхазии[182], ибо владели они землями в низовьях Эгрис-цкали[183], затем захватили земли от низовий Эгрис-цкали и до (крепости) Цихе-Годжи[184]. И тут обуяла грузин всеобщая печаль и говорили они, сокрушаясь: «Мы умножили грехи наши пред богом, мы не праведно блюли веру Христову и каноны заповедей Иоанна. Поделом господь ниспослал на нас гнев свой и отдал нас в полон чуждому роду[185], и похитили греки у нас земли, как похитили они у царя Вараз-Бакара Кларджети[186]. А постигло то Вараз-Бакара из-за греховности его, ибо неладно держался он веры Христовой. И свершилось то не по греховности царей наших, но по греховности люда нашего[187]. Ныне царь наш юн и нет у нас предводителя, чтобы в уповании на Христа и ведомый крестом возглавил бы нас. Да отомстим мы спервоначала овсам, а затем взыщем земли грузинские с греков»[188]. Говорили об этом все грузины, пребывая в великой печали.

Вахтанг рос и научался у епископа Микаэла всей премудрости вождей и с отроческих лет своих возлюбил веру Христову более, чем прочие цари картлийские. И пребывал он в скорби, ибо развелось в Картли огнепоклонство по причине засилия захватчиков в стране. Но скорбел за веру он более в разуме своем, однако, видя мощь Персии, не решался открыть помыслы свои. /147/

В пору, когда Вахтангу исполнилось пятнадцать лет, созвал он знатных картлийцев и собрал их всех в городе. И устроившись в одном из зданий, воссел на высоком престоле. На престоле же восседал спаспет Джуаншер и оба епископа, а все прочие эриставы расселись по креслам, а тысячники и сотники и прочие воины тут же стояли навытяжку.

И вот царь, словно премудрый старец и воспитанный в среде философов, начал зычно говорить и сказал: «Над царями[189] и людом нашим нависла беда и постигло испытание божие за грехи их: когда верующие убавляют ревность к господу и предают заветы, то таковым бог и ниспосылает подобную напасть и тем самым, словно отец добрый, любовно воспитует сына, наставляя его на добрые дела. Но ежели нерадиво следует сын науке отца своего, то отец наказует побоями и наставлением, дабы научать его всякому благу и сделать его благонравным. Так назидает нас господь — творец неба и земли. Посему мы и призваны благодарить его за милость». Тут все воздали благодарение господу.

Вновь выступил Вахтанг пред вельможами Картли и сказал: «Услышьте слово мое! Пусть я юн[190] и не ведали вы блага от меня, но от предков моих вы познали великие милости, вы, — стоящие на вершине правления. Но коль господь ниспошлет нам жизнь, я одарю вас добром и знатностью, каких не ведали вы от предков своих. Я говорю вам: постигшее равно нас всех общее испытание /148/ примите так, словно постигло оно не вас, но одного лишь меня. Но ежели кто возьмет на себя эти тяготы, то не скажу я в сердце моем, будто поступает он так из собственной мести, но приму я это как служение мне и воздам добром. Невмоготу мне более насмешки овсов, но в надежде и в уповании на бога и единосущую троицу беспредельную, данным знаменем и оружием уповающим на него, отомстим овсам. Если бы этими бедами обязаны были мы царю Персии, либо царю Греции, мы бы их претерпели. Но тяготит нас поругание овсов, и лучше нам умереть, нежели терпеть его».

Тут поднялся спаспет Джуаншер и сказал: «Здравствуй,, государь, во веки веков в величии и свершении воли твоей, над супостатами твоими. Истину изволил ты изречь. За грехи наши постигло нас это испытание и справедливо взыскует нас господь, ибо умножили мы прегрешения наши пред, ним. И надобно нам благодарить бога, потому как мы заслужили больших, нежели эти, выпавшие нам страдания. Однако многомилостивый ниспослал нам тяготы несоразмерные нашим грехам, но наставил нас столь малым испытанием. И потому-то нам, подлинным картлийцам[191], надлежит премного благодарить господа. Ибо тебя — лучшего среди всех царей грузинских и превзошедшего предков твоих, совершенного во всем, подобного исполину Неброту[192], явил нам предводителем и богом поручено тебе рассеять беды наши /149/ и застарелые и недавние. И если прегрешения наши умножатся, то лишь от тебя мы ждем расточения всех бед и большого преуспения в пределах страны нашей на все времена, ибо не было от пращуров наших равного тебе. Здравствуй, государь, во веки веков! С той поры, как попрали нас овсы, мы вот уже пять лет пребываем в великой печали, потому как ты был юн и не по силам тебе было воевать и предводительствовать воинством и наводить порядок в царстве твоем. Ныне же, государь, исполнен ты мудрости, силы, отваги и стати, хотя недостает тебе покуда полноты лет для дел ратных. Но вижу я премудрость твою: пусть юн ты летами, ты уж в силах править царством; время же для дел ратных и предводительства воинством тебе не приспело. Таково мнение мое: по разумению твоему и по совету матери твоей, избери из нас предводителя войска нашего и вручи нас тому, кому да будем послушны, как отцу твоему, и силой троицы, бога единосущего мы двинемся мстить. Ты же будь в доме твоем и правь царством. Ежели по греховности нашей мы понесем поражение от овсов, то царству твоему не убудет. Но ежели ты сложишь голову свою за грехи наши — сокрушится страна наша сполна, ибо на земле этой некому тебя заменить». Так говорил спаспет Джуаншер и все знатные и эриставы поддержали речь его.

Тогда сказал царь: «Джуаншер! Ты говорил, как подобает тому, кто предан и преисполнен мудрости, но я не последую речам твоим, /150/ ибо с тех пор как постигло нас такое испытание, все дни мои я провожу в скорби, словно заточенный в темницу. И жалость к сестре моей пронзает сердце мое, будто огненный меч, и смерть мне становится желанней жизни. И препоручив себя господу и ведомый крестом его пречистым, я отправляюсь самолично, в уповании на его многомилостивость, что не оставит он меня и одарит победой».

И не сумев отговорить его, все бывшие там вельможи согласились и сказали: «Будь благословен, государь, во веки! Да сбудутся намерения твои, да явит господь а помощь тебе ангелов своих и да падут все неприятели твои и утвердится царство твое».

Постановили поход в Овсети и разошлись по своим домам для сборов. А царь Вахтанг отправил гонца к своему дяде Вараз-Бакуру — эриставу Рана — с тем, чтобы сообщить ему о походе в Овсети и просить помощи. Тот же радостно откликнулся, ибо страна его также разорялась овсами. Вахтанг созвал все воинство картлийское. Собрались сполна и разбили лагерь в Мухнари[193] и Херки[194], по сю и по ту сторону Арагви: было сто тысяч всадников[195] и шестьдесят тысяч пеших, и Вараз-Бакур выслал ополчение в двенадцать тысяч всадников. Царь Вахтанг выступил из города Мцхета, пополнил рать /151/ и двинулся. Ликовал он при виде множества и воинственности доброконного своего войска, бодрости духа бойцов, с радостью готовых к отмщению овсам. Преисполнился радости и благодарствовал богу. Вернулся в город[196] и провел неделю в молитвах, посте и ночных бдениях и щедро раздавал богатства нищим. Оставил управительницами в царстве своем мать Сагдухт и сестру Хварандзе и начертал им следующее завещание: «Ежели не вернусь живым, пусть на сестре моей Хварандзе женится Мириан из рода Рева, сына Мириана, бывшего зятем армянского царя Трдата[197], и который приходится Вахтангу двоюродным братом по отцу. И пусть он станет царем». И начертав это, вручил матери своей, не поведав о том никому, а Мириана — двоюродного брата — оставил во Мцхете.

И двинулся Вахтанг и стал в Тианети[198]. Там к нему примкнули все цари кавкасианов — пятьдесят тысяч конников. Сопутствуемый именем божьим, прошел он Врата Дариалана[199]. В пору вступления в Овсети Вахтангу было шестнадцать лет.

Тут цари овсетские собрали своих воинов, призвали силы из Хазарии и встретили (грузин) у реки, что проходит сквозь Дариалан и разливается по овсетской равнине[200]. Эту реку также именуют Арагви, ибо с одной горы берут начало Арагви Картлийская и Арагви Овсетская[201].

Оба войска расположились станом по обе стороны реки, крутые и скалистые берега которой покрыты были редким лесом и пересекались долинами. Обособились, заградили горные проходы и стояли так семь дней. В течение этих семи дней над рекой вели поединки лишь бумберазы[202]. Среди хазар, что были сообщниками овсов, был некий голиаф /152/ по имени Тархан. Выступил этот хазарин Тархан и зычным голосом возвестил: «Говорю каждому из воинов Вахтанга: кто среди вас многомощный — сойдись в единоборстве со мною».

Среди персидских союзников Вахтанга находился некий воин по имени Фарсман-Фарух. В поединке с ним еще никому не удавалось устоять, ибо львов голыми руками он ловил. Он и вступил в схватку с Тарханом. С зычным кличем на устах они сцепились в единоборстве. В первой же схватке ударом меча по шлему рассек он Фарсман-Фаруху голову до плеч. Предались скорби Вахтанг и воины его, не было среди них равного Фарсман-Фаруху. Потрясенные этим воины преисполнились печали.

Наступила ночь. Вахтанг уединился в своем шатре. Стал в слезах творить молитву, взывал к богу и до рассвета молил его о помощи. И с помощью господней решил он сам вступить в поединок с Тарханом, исполнившись веры в бога и в собственные силы, ибо был бесстрашен, словно бестелесный.

На рассвете вновь явился Тархан у берега реки и глумливо требовал поединщика, но не нашлось никого среди воинов Вахтанга, готового сразиться с ним.

Тогда Вахтанг обратился к своему воинству: «Не в надежде на силу мою и отвагу, но уповая на бога беспредельного и троицу единосущую всетворящую вступлю я в единоборство с Тарханом». Дались диву вельможи и стали всячески отговаривать Вахтанга, стремясь отвратить его от поединка, ибо был он юн, но не ведали об опыте его. /153/

Не послушал Вахтанг, но решил сразиться; спешился, пал ниц, помолился богу и, воздев руки, произнес: «О, владыко! Творец! Умножающий добро и подъемлющий уповающих на тебя! Будь опорой мне, яви мне ангела твоего в помощь и порази неверного того и посрами хулителей твоих. Я же уверовал не в силы мои, но в милость твою». Встал, воссел на своего коня[203] и говорил воинам своим: «Молитесь господу и не сомневайтесь». Отправился Вахтанг, и воины его остались позади; потрясенные и полные волнений всяк из них молился своему богу[204].

Вслед за этим Вахтанг верхом спустился с косогора и приблизился к реке и стал у берега. Оба вооружены были копьями. Глянул Тархан и сказал: «Я воитель с многоопытными голиафами и исполинами, а не с юнцами, но и перед тобой — так уж и быть — унижу голову свою». С кличем на устах они ринулись друг на друга и в первой же схватке поразил Вахтанг (Тархана) копьем в чресла. Не спасла прочность доспехов, пронзило копье его насквозь и умертвило его.

Преисполнились радости грузины и возликовали, стали неистово голосить и приносить богу благодарение. И сам Вахтанг тут же спешился, пал наземь и, молясь господу, говорил: «Благословен ты, господи, который явил мне ангела и поразил врага моего; ты возвышаешь уповающих на тебя; ты подъемлешь /154/ поверженных и униженных возносишь из гноища». Отсек Вахтанг голову Тархану, сел на коня и вернулся к своему войску. Воздали воины радостными возгласами славу Вахтангу и возблагодарили бога.

На следующий день выступил из овсов другой исполин по имени Бакатар[205]. Это был голиаф. Когда он седлал коня, никто не мог противостоять ему в поединке. Истреблял он всех единоборствовавших с ним, ибо орудовал луком длиною в двенадцать пядей и стрелою в шесть пядей. Подступил сей Бакатар к берегу реки и зычным голосом воззвал: «Царь Вахтанг! Не кичись победой над Тарханом: не был он причастен голиафам и потому был сражен юнцом. Ежели нынче в поединок ты вступишь со мною — не избегнуть тебе жестокой схватки и не будет тебе спасения, а ежели нет, то я ютов сразиться с любым из твоих воинов».

Но отвечал Вахтанг Бакатару: «Не мощью моею одолел я Тархана, но силой бога моего. И страшусь я тебя не больше, чем пса, ибо сила Христа со мною, и крест его пречистый служит мне оружием». Вахтанг приготовил к бою свое воинство, сел на облаченного в панцирь коня своего и, прикрываясь щитом из драконовой шкуры[206], коего и меч не рассекал, спустился верхом по косогору и подступил к реке. Вызвал Бакатара и сказал ему: «Не перейду я через реку, ибо я — царь. Не приближусь я к рати овсетской, ибо от погибели моей сгинет все воинство мое. Ты же — холоп[207] и от твоего сокрушения войску /156/ овсетскому не убудет, словно от смерти какого-либо пса. Ступай ко мне через реку». Овс Бакартар исполнил требование его, но сказал: «Я тот, кто победит тебя, и я переправлюсь через реку, но ты отступи от берега на три утевана[208].

Вахтанг исполнил это условие: Бакатар переправился через реку и начал метать стрелы. Но Вахтанг ловко от них уклонялся, ибо велики были зоркость его глаз и острота ума, а также сноровка коня его, уже издали замечал он выпущенную из лука стрелу и проворно от нее уклонялся. По сю и по ту стороны реки войска трубили в горны и били » тимпаны. От неистовых криков воинов обоих войск — грузна и овсов — содрогались горы и холмы. Лишь дважды угодил Бакатар стрелою в щит Вахтанга, но не пробил его. Метнул он еще раз стрелу и сразил коня Вахтанга. Но прежде чем пал конь Вахтанга, набросился тот на Бакатара, поразил мечом в плечо и рассек его до сердца.

Только после этого пал конь Вахтанга, но царь ловко схватил коня Бакатара. Спервоначала Вахтанг припал к, земле и сотворил молитву усерднее, чем прежде. Затем воссел на коня Бакатара, примчался к своему воинству и громко возгласил: «Воспряньте и мужайтесь, ибо с нами бог».

Готовые к бою двинулись войска: тяжеловооруженные всадники, одетые в панцири и железные шлемы — впереди, а за ними — пешие, а за пешими снова множество /156/ конников. И так грянули они на овсов. Овсы же заняли вершины скалистых гор и оттуда обрушили стрелы, словно потоки дождя.

Вахтанг с отборными всадниками находился позади своего войска, укреплял и воодушевлял воинов. Тяжеловооруженные конники, одолев скалистую дорогу, вступили на равнину. Вслед за ними двинулись и пешие и множество всадников. И произошла жестокая сеча. От разящих ударов Вахтанга справа — содрогались враги слева, от ударов слева — содрогались справа. И в этом сонме сражавшихся войск был слышен клич Вахтанга, подобный львиному рыку. В бою Вахтанга сопровождали два всадника: молочный брат Артаваз[209], сын спаспета Саурмага, и царевич Бивритиан[210]. Они также сражались отважно.

Одолели тогда овсов и обратили в бегство лагерь их. Сокрушили и полонили. Большую часть бежавших овсов схватили заживо для обмена их на прежде полоненных овсами грузин. Как только вернулись из погони, собрались в собственном лагере. Передохнув три дня и вознеся богу благодарение, вторглись в Овсети, сокрушили там города, захватили огромную добычу и увели большой полон.

И вступили в Пачаникети[211], так как Пачаникети граничила в ту пору с Овсети по ту сторону реки Овсетской, и Джикети[212] была там же. Спустя /157/ много времени, турки[213] потеснили пачаников и джиков. Пачаники ушли на запад, а джики осели у пределов Абхазии[214]. Вахтанг разорил Пачаникети и Джикети и на обратном пути вновь подступил к Овсети. Цари овсетские бежали и скрылись в крепостях Кавказа[215]. Вышли оттуда послы и заключили мир. Просили овсы в обмен на сестру Вахтанга тридцать тысяч овсов, наиболее отборных, названных овсами поименно. Вахтанг отдал им тридцать тысяч пленников в обмен на свою сестру и вернул ее себе.

Тех же пленников-грузин, что были захвачены овсами за шесть лет, (Вахтанг) обменял на равное количество. (Кроме того), он вытребовал у овсов заложника и отдал за него еще тридцать тысяч пленников. Пленных, выкупленных в Картли, было числом в триста пятьдесят тысяч, а помимо уже обмененных, пленных овсов оставалось еще числом шестьсот тысяч, не считая пачаников и джинов. Все это совершено было за четыре месяца[216].

Тогда же царь отпустил своих союзников — персов и царей кавкасионов — с великими дарами; отправил сестру свою Мирандухт и пленников по Дарьяльскому пути, а сам во главе большого войска картлийского двинулся по Абхазской дороге[217]. Неустрашимо и стойко начал завоевывать он крепости Абхазии, ибо царь греков — великий Леон[218] — в ту пору был занят в войне с персами, почему и не мог он отправить в Абхазию войско (против Вахтанга). За три года (Вахтанг) забрал все крепости Абхазии вплоть до самого Цихе-Годжи. Наконец, вернулся он в царственный свой град Мцхета. Приветствовали его мать и сестры его и множество горожан — мужчин и женщин — и склонялись пред ним и стелили /158/ к стопам его полотнища и осыпали главу его драхмами[219] и драхканами[220] и возвышенными голосами воздавали славу ему, ибо никому из царей не случалась столь жестокая битва.

Тут царь Вахтанг возблагодарил бога многочисленными молитвами и ночными бдениями и одариванием нищих. И роздал дары народу своему, сделал знатными всадников многоопытных, отважно сражавшихся против овсов. Да отправил подношения из собственной добычи брату своей матери Вараз-Бакуру: рабов — тысячу, коней вьючных — тысячу, кобыл — тысячу. Затем отправил персидскому царю: рабов — десять тысяч, коней вьючных — десять тысяч, кобыл — десять тысяч. Все это поднес он царю Персии руками епископа Бинкарана[221] и просил у персидского царя дочь его в жены себе; царь же персидский выдал ему в жены дочь свою по имени Балендухт[222]. И в приданое поднес Сомхити[223] и всех царей кавкасионов, и отправил ему послание, в начале которого было начертано следующее: «Вахтангу, Варан-Хосро Тангу — великому царю десяти царей, от Урмизда — царя всех царей». И писал он о нужде в помощи в войне против кесаря, ибо кесарь выступил в поход на Персию.

И известил об этом Вахтанг все воинство свое и всех царей Кавказа. Собралось до двухсот тысяч воинов и расположились по обе стороны Куры. По велению персидского царя примкнул /159/ к нему дядя по матери — Вазар-Бакур, эристав Рана, с войском Адарбадагана, Рана и Мовакана числом около двухсот тысяч всадников.

В ту пору было Вахтангу двадцать два года[224]. И был он превыше всех людей своего времени и прекраснолик и столь обилен мощью, что пеший с оружием настигал оленя и ловил его за рога; коня оседланного взваливал на себя и из Мцхеты мог тащить его до крепости Армази. И был он единородным сыном своего отца[225], и сестра его Хуарандзе также была мощью сильна и прекрасна. И из колена благочестивого царя Мириана остались только Вахтанг и сестры его: восходили они к Бакару[226], сыну Мириана.

А Мириан и Григол происходили из колена Рева, сына того же Мириана, и во владении их была Кухети и проживали они в городе-крепости Рустави, ибо были ущерблены усобицей.

От царя Мириана до царя Вахтанга прошло восемь колен и десять царей, а лет — сто пятьдесят семь, а присноправедных епископов истинной веры преставилось восемь, а прочие были возмутителями канонов[227].

Отправился Вахтанг походом в Грецию. И достигли они Армении, и в Перож-Кафе[228], где прежде упомянутым Перозом была выстроена крепость, примкнули к нему правители армянские: сюнийский Арев, аспураганский Джуаншер, таронский Амазасп — из воздвигнутого Григорием города, Трдат — из рода великого Трдата. И подступили к городу-крепости, который именовали Карахпол, а ныне именуют Карну-калак[229]. /160/ И стали против него воевать, но не сумели захватить, ибо был он трижды опоясан высокими стенами. И оставил для осады, двух правителей с двенадцатью тысячами воинов.

Вахтанг же отправился в Понт и попутно разорил три города: Андзорети[230], Эклеци[231] и Стери[232]. И приступили воины его к великому прибрежному граду Понтийскому[233]; и воевали три месяца, и достигла рать его града Константина. А персы вырезали всех церковнослужителей, каких только настигали. Но царь Вахтанг уведомил воинов армянских и всех персов, чтобы не убивали никого из монахов, но брали их в полон, и затем сказал им: «Когда отец отца моего Мириан выступил совместно с царем персидским, племянником своим[234], в поход против греков, они также обходились с монахами и церковнослужителями и потому были люто побиты неисчислимые их рати силой немногочисленного ополчения. Тогда же и отторгли греки от нас, грузин, эти пределы к востоку от моря. А битва первых царей произошла в Андиадзоре, где ныне находится могила великого учителя Григория[235]. И бежали оттуда цари наши. Мы же, пройдя десятидневный путь, обращены на север. И мы также пребываем в исповедании веры греческой в Христа, который есть единственно истинным из богов.

Неужто неведомо вам о чудесах, свершенных царем Константином водительством креста[236], либо о тех чудесах, которые имели место в стране греческой с царем-язычником Юлианом? — как поразило его копье небесное и собрались воины греческие и поставили царем Иовиана[237], а он не принял этого, покуда не сокрушил идолов и не воздвигали кресты, и лишь после этого возложили на него царский венец. /161/ То ангел небесный вознес венец и возложил его на главу Иовиана — истинного государя. И звучал глас небесный, который вещал царю персидскому Хосро-Тангу[238]: «Прекратите войну против Иовиана, ибо мощью креста он неодолим»[239]. И с тех пор стали друзьями царь и Хосро до скончания дней их.

Или же памятны вам, наследникам оных Аршакунианов армянских, питиахшей Бивритианов, деяния Григория Парфянина и супротивника его Трдата Аршакуниана[240] — как пал он от гордыни своей и превратился в вепря? Однако Григорий обратил его и с той поры сделался он тружеником церкви. И потому как был Трдат герой, плечами своими воздвиг он великую церковь[241]. Вы же исконные жители Картли — родичи царей картлийских, ныне поставленные правителями от нас, царей в родстве восходящих к Неброту, что явился на земле прежде других царей и мощью своею укрощал льва, словно агнца и на бегу ловил онагров и диких козлов. И потому как возросла мощь его — покорились ему все колена Ноевы, доколе не воздвиг он град, камень коего он сделал камнем золотым и основой серебро и оградил его кирпичом и известью, а перемычки врат и окон создал из яхонта и изумруда, и от света их в бессилии отступала ночь. А внутри воздвиг он храмы и башни, кои трудно вам представить, да и немыслимо припомнить всю премудрость его, которая далась ему, прежде чем воздвиг он лестницу в трехдневный путь и которую он водрузил на стене для восшествия ввысь. И пожелал он вознестись /162/ в небеса и узреть обитателей небесных. Но как только преступил рубежи воздушные и вступил в пределы звездные, — не выдержало строение его, ибо плавились золото и серебро, потому что с тех пор и поныне, сила огня в эфире мощно разгорается от вращения мира сего. И послышался ему оттуда зов семи сонмов небесных, от коего смутились люди. И стал человек в племени своем говорить всяк на своем языке и не стал человек внимать устам ближнего своего, и разбрелись.

А Неброту на языке персидском говорил: «Я есть архангел Михаил, что поставлен от господа владыкой Востока. Изыди из града сего, ибо господь покровительствует этому городу до наступления рая, что стоит подле строений твоих, между коими расположена гора из-за которой восходит солнце и вытекают две реки: Нил и Геон[242] А Геон несет из рая древо благовонное и травы, которые смешивают с мускусом[243]. А теперь ступай и поселись между двумя реками — Ефратом и Джилой[244] и отпусти племена те, кому куда заблагорассудится, ибо отпущены они богом. А царствие твое да будет над всякими царями, а в грядущие времена явится владыка небесный, узреть которого ты желаешь и который был отринут народами, и страх пред ним рассеет наслаждения мирские, цари покинут царства свои и обратятся в бедность. Тогда господь разыщет тебя в беде твоей и спасет».

И все покинули город и удалились. И оставил говорящих по-индски — в Индии, синдов — в Синде, римлян — в Риме, греков — в Греции /163/, агов и магогов — в Магугии, персов — в Персии; но главным языком остался сирийский. Вот те семь языков, на коих говорили до Неброта. Поведал я об этом потому, что отцы наши втайне держали то писание, а меня говорить о том вынудила ревность божия. После этого отец наш Мириан[245] воспринял благовествование Христово от Нины[246].

Или до пришествия Христова не платили пращуры наши дани, а с той поры, как греки воюют в иной стороне, не от этого ли мы ослабли? И он узрел Неброта в аду и спас его. Он и есть первый среди царей и (даже) Даниил[247] ему послушен, потому как Михаил[248] поставлен силой персов. И вы, о грузины[249], взгляните на чудеса эти, которые сотворила Нино. Или мнится вам, что господь предал греков? Большинство земель персидских они сокрушили и присовокупили себе, а нынче уже шестой месяц, как они узнали о походе нашем, и выступил кесарь, ибо оповестили его о нашем приходе и уж неподалеку от нас он, чтобы сразиться. И ныне всякий род да послужит богу и утешит страдания свои в церквах».

Высказав все это, разослал глашатаев, чтобы вывести всех монахов из убежищ, отпустить пленных, чтобы отправились, кому куда благоугодно. И вышло множество священников и диаконов, монахов и энкратитов[250] из пещер и скал, а более — из города Понтийского[251], ибо осаждали тот город почти четыре месяца.

И бы ю среди них два человека: священник Петр, из учеников Григория Богослова, ибо он священствовал на могиле его, и монах Самуил. /164/ И предстали пред Вахтангом — благодарить его за волю полоненным и освобождение церквей и священников. И по завершении молитвы царь смилостивился и проведал их и велел привести всех пленников и монахов, освобожденных им немощных, ибо все эти убогие пребывали за городом. Выдал он тем убогим мулов, а отрокам по три драхкана и отпустил. А священника Петра и монаха Самуила оставил при себе.

А когда воины разошлись по своим шатрам и царь отправился вечерять, говорил царь Петру: «Богу было угодно это дело мое, ибо защитил я церкви и дал свободу пленникам».

Сказал Петр: «Говорить ли рабу твоему пред тобой дерзновенно или воздать хвалу ложную?».

Говорил ему царь: «Говори, ибо не ищу я ничего, кроме обличения, дабы избегнуть лжи».

Сказал Петр: «Пред господом церкви телесные — превыше храмов каменных Церковь каменная когда-либо да рухнет, но ее вновь воздвигнут из того же камня. Но уж коли рухнут церкви телесные — тут исцеление никому не под силу: ни врачевателю, ни царю. Так, какое множество людей живых ты поверг? Говорено о крови Авеля: всякая кровь смыта ноевым потопом, а за кровь Захарии, сына Баруха, было воздано полным позором евреям; об этом говорит Исайя: возьми и истреби всех детей его через Тита и Веспасиана. Или не читал ты книг Моисеевых: когда израильтянин стал прелюбодействовать с чуждым семенем, сколько душ было истреблено за одно это прелюбодеяние?[252]. Так, сколько поругано девственниц и храмов божьих твоими воинами?» /165/

И сказал царь: «Но видишь ли, ведь Иовиан, радетель о защите церквей, одновременно состоял при нечестивом Юлиане? И ежели человек оступился, то пусть дальше падет».

Сказал Петр: «Не подтолкну споткнувшегося, но тебя падшего подъемлю, словно Давида от соблазна Урии. И не желаю я, чтобы уподобился ты человеку, который правою рукой созидает, а левою — разрушает, ни тому, что устами своими благословляет, а сердцем проклинает и поносит, но быть тебе подобным блаженной памяти царям, которые овладели этим миром » не отдалились от царствия небесного: Давиду, Соломону и Константину, Иовиану[253] и прочим, им же подобным. Но в чем подобие твое Иовиану и кто владыка над тобою, меч которого висел бы над выей твоею, как над Иовианом (меч) Юлиана? И страдал ли ты, подобно тому, как Иовиан через Юлиана? Или кого избрал господь сделать владыкою твоим, чтобы держал он ответ о правоте твоей пред господом? Нет уж, тебя он поставил владыкой над всеми этими и тебе отдал всех. Отныне господь спросит с тебя всякое зло и воздается тебе, коли не раскаешься».

Сказал царь: «Я желаю оправдания своего, но ты справедливо порицал меня за неправедность».

Сказал Петр: «Поскольку ты стал на стезю признания, грехи твои отступили от тебя. Но теперь я выскажу слово сердца твоего: не по невежеству восстал ты на борьбу против детей божьих, но чтобы пособить родне твоей персидской. И не ведомо тебе, что греки суть племя господне по обету и по нему нарек он их детьми божьими и вручил им печать, что сокрушила ад, сие же есть крест?» /166/

Сказал царь: «Чего же теперь тебе надобно?».

Сказал ему Петр: «Желаю, чтобы тобою же зажженное пламя ты же сам погасил и стал другом кесаря, как до того был другом персов».

Ответствовал царь: «Желательно мне, чтобы вашими молитвами сей же ночью сошелся я с кесарем и чтобы стала меж нами любовь, да познаю я волю Христа согласно твоему призыву».

Сказал Петр: «Озадачила меня эта просьба твоя, ибо то по силам лишь людям избранным, подобным ангелам и исполненным совершенства, что обитают среди этих скал, лишь им дано (свершить) дело, о котором ты просишь. Дай мне срок, чтобы отправиться к ним и поведать им о воле твоей и молитвами их исполнить волю твою. Как бы не посрамиться нам, ибо мы — люди грешные, и быть может, господь сочтет за дерзость».

Разгневался на него монах Самуил и сказал: «Священник! О делах господних, словно о делах людских глаголешь. Или не читал ты, как господь говорил Поликарпосу:[254] «Ежели бы ангелы захотели того ради блага людского, то был бы готов я распять себя в любом городе ради блаженства каждого. Или же превыше царя христианского Ахав — царь Израиля, коему говорил Исайя — требуй чуда в выси и глуби, сказал ему: забеременела девственница? Или ты забыл, кто сказал израильтянину — чего потребуешь от имени моего — дастся тебе? Исо сказал миру небесному — «обратись» — и тот обратился на три поприща. И отныне добродетельно слово кротости твоей, Петр, и преграда для людей маловерных. Ты же, государь, пособи нам несколько верою, дабы молитва убогих града сего исполнила волю твою». И удалились святые в жилища свои. /167/

Царь же долго молился и затем лег. И как только стал засыпать — явилась ему женщина, которая была святая Нино, и сказала: «Восстань, о царь, на сретение предупредительно, ибо оба царя — небесный и земной — прибудут к тебе». И как только глянул — мгновенно узрел видение и было оно в (граде) Константина. Приблизился он спешно и увидел два престола: с вооруженным венценосным юношей восседавшим на одном, и на другом престоле восседавшего старца в белой хламиде, и на главе его был возложен венец светящийся, но не из золота, и у ног его сидела Нино. И десницу Вахтанга держал священник Петр, а шуйцу монах Самуил. И говорил Самуил: «Пади прежде к ногам великого владыки небесного Григория[255]». Подступил он и поклонился. И сказал Григорий: «Какое ты зло натворил, человече, столь разорив лагерь мой, и зверям отдал на съедение пасомых мною. И ежели бы не оба этих, что стоят рядом с тобою, и не женщина сия угодница, которая неустанно равно Марии трудится за вас, — отомстил бы я тебе, как (некогда) пращурам твоим, что славили огонь палящий, а не светоносного освятителя всех». И протянул руку и тот облобызал ее. И словно коснулся рукой венца сияющего, равный венец вручил Вахтангу и сказал: «Возложи его на Петра». А Петр взял венец несколько проще и возложил его на монаха Самуила. И говорила Нино Вахтангу: «Ну, а теперь подойди к царю и прими дары свои». Предстал он пред царем и облобызались они взаимно, и (царь) указал ему место на престоле своем и посадил его рядом. И дал ему перстень со своей руки с ярко сверкающим камнем, и сказал кесарь: «Коли желаешь получить от меня венец, дай обещание тому, кто вознесся над нами, что будешь воевать против его врагов /168/ и возьми у него венец». Взглянул Вахтанг и узрел крест, на раменах которого был венец, и вид креста вверг его в особый трепет, ибо страшен был ужас его, и замолк. Но восстала Нино и глянула на Петра и Самуила, и они в один голос сказали: «Мы ручаемся, о Крест победоносный, что паче всех он преуспеет». И кесарь вытянул руку, снял с креста венец и возложил тот венец на главу Вахтанга.

И стали выходить, а епископ возвестил трижды и произнес: «Вахтанг, Вахтанг, Вахтанг! Быть тебе верующим паче всех сородичей персидских». Второй раз: «Тобою будут возведены церкви и поставлены епископы и архиепископы». И в третий раз: «И получишь венец мученичества». И во сне же, будто проснувшись, призвал Петра и Самуила и поведал им о сновидении, а они толковали: «Тот, которого видел ты на престоле в венце сияющем — это великий учитель Григорий, а тот, что вручил мне венец от него — дал мне главенство над епископами, а я, дав венец от себя ближнему моему, — сделал его епископом, а виденный тобой украшенный золотым венцом — это кесарь; а тот, что поднес тебе перстень — он выдаст тебе дочь свою в супружество и вернет тебе же все отторгнутые пределы картлийские; а венец с креста, данный тебе — потрудишься обильно с поспешением кресту; а учитель наш, что трижды возвестил — выпросил для тебя три дара, дабы с помощью твоей была установлена в Картли католикосами и епископами истина и одолевал бы неприятелей до скончания дней твоих. А к концу дней твоих ты получишь венец мученичества в бою, чтобы не впасть в руки неприятеля. Все это исполнится прежде дряхлости твоей и старости». /169/

Когда же проснулся царь Вахтанг, возблагодарил бога, явившему все это, спешно призвал Петра и Самуила и спросил: «Что вы видели?». Они же ответствовали: «Ведай, государь; один из нас одесную, а другой — ошую стояли, когда ты предстал пред восседавшими на тронах кесарем и Богословом; затем также и царица наша утешала разгневанного на тебя учителя и поручила тебя руке его».

И говорил им царь: «Замолкните святые, ибо вам привиделось, равно как и мне. Ну, чего бы пожелали граду этому, столь близкому к падению? Что же нам делать с этими пленниками, число которых превышает тьму[256] и которые сейчас в руках наших? Так, пусть спешно от нас выйдет глашатай и возвестит, что царь персидский направляется в страну Джазирскую[257], и прошли персы Филистим вслед за кесарем, разорившим страну Персидскую, чему царь персидский не сумел противостоять. А кесарь, узнавши, что мы вторглись в страну его, спешит войной на нас. И видим мы, как войско персидское стремится к нам на помощь; и ясно нам, что войска персов превосходят воинства Армении и Картли, и нет среди нас никого истинно верующего[258]. Все, что насадил отец наш Мириан или Трдат — родич мой по матери — ныне вера их всех нам ясна, ибо полна она соблазнов. Ну, а быть может, когда дела мои станут явными, разгневается дядя мой[259] и нам придется сразиться друг против друга и превратимся в посмешище для всех неприятелей наших. Но я все же поступлю так: как только выступят воины наши и сообщат нам о прибытии кесаря — мы отступим. /170/ Прежде мы сообщим о том кесарю, когда он прибудет и сблизится с нами, затем да будет так, как к тому призовет святость твоя. Да будет так, чтобы никто из шинников их не пострадал».

И отправился Петр к кесарю, а Самуил остался при царе. Назавтра явился якобы посланец и оповестил царя, что войска греческие выступили из Константинополя. И призвал царь Вахтанг брата своей матери и всех царей и сказал: «Что вы скажете, ибо ведома многочисленность войска греческого и коварство их в бою и проворность их морских кораблей. Ведь вступили они в Персию — страну витязей и голиафов — и не выдержали они боя с ними. Нынче я опасаюсь, а вдруг ежели войска явятся на кораблях, и они перехватят наши пути и перебьют нас, как в загоне. Однако снимемся отсюда и разобьем лагерь к югу от моря, чтобы обеспечить себе путь на случай удач и неудач».

Снялись войска из окрестностей города, прошли пятидневный путь на юг и стали подле Спери[260]. И вышли из города жители, обреченные было на погибель и воздали Вахтангу благодарность и поднесли ему в дар тысячу литр золота и пятьсот штук драгоценных тканей и приступили те люди к мирной торговле и ремеслам[261].

Когда же Петр предстал пред кесарем и поведал обо всем том, кесарь возрадовался весьма и признал за Вахтангом все, что обещал тому в сновидении. И отправил священника Петра и твердо и клятвенно уверял (Вахтанга) быть достойным своего правления. А когда соединяться он с Вахтангом, они повергнут персов, бывших при Вахтанге, дабы те не стали их властелинами. Покуда Петр и /171/ посланники возвращались к Вахтангу, кесарь вступил в Константин (ополь) и отправил пятьсот дромонов[262], в которых размещалось по пятьсот человек, и повелел им прибыть к Вахтангу, не принимая боя. Сам же кесарь выступил по Понтийскому пути[263] с восьмьюстами тысячами воинов. И когда, то морское воинство приблизилось, персы замыслили вступить с ними в схватку, но царь сдерживал их и не допустил сражения.

Когда же послы кесаря и Петр передали (Вахтангу) дары, он узнал тайные, а затем и явные слова (кесаря). А публично он сообщил вот что: «Не отступай, но стой до прихода моего, чтобы тех персов, что находятся при тебе и которые остались неистребленными в пору нашего вторжения в Персию, перебить их также».

А тайно[264] передал ему и залог — крест и венец, одеяние, а также слова: «Как только сойдемся, отдам тебе крепость Тухариси[265] и пределы Картлийские». Царь Вахтанг же явно дал ответ: «Не по иной причине мы явились сюда, кроме как для войны с тобой. Ступай же на нас, но коли нет, то мы сами явимся в Константин (ополь)». А тайно же уведомил и сказал: «Что не украсит твоего боголюбия, чего бы не сделал ты сам — не заставляй других, ибо вероломство не пристойно людям честным. Так, ежели предам персов, то не обесчестится ли имя мое? Да и у многих из них любовь ко Христу более, нежели у нас, но страха ради скрывают они это[266]. Так, повели завершить благополучно это дело, по примеру Иовиана и персов. А после того, как только завершится наше дело успешно, мне будет сподручнее отдать их тебе в руки, и пусть не будет это неблагопристойно и тревожно для вас, чтобы не пали ваши люди от меча, ибо ваши воины зазнались /172/ из-за побед над персами. Но персы не то, чтобы оробели, но из мести идут на бой: либо погибнуть, либо отметить за кровь свою. Но ежели твои воины начнут биться с ними, то я умываю руки».

И отправились к кесарю Вараз-Михр[267] — брат его (Вахтанга) воспитателя и монах Самуил. А кесарь же подступил к городу Понтийскому, и понтийцы вышли встречать его и воздавать ему славу и (выразили) благодарность Вахтангу, ибо защитил он их и не обрек на погибель. Когда же посланники царя Вахтанга достигли города — поднесли им дары: тысячу мешочков мускуса, пятьсот амбры и тысячу литр благовоний. И разошлись воины Вахтанга на добычу, но напустились на них пешие воины греков и заодно с ними до трех сот тысяч сброда, всадников из местностей и городов[268]. Царь же Вахтанг силой сдерживал этих грабителей, покуда не явился брат его матери, эристав персидский, и гневно не сказал ему: «О, змей и потомок аспида. Разве неведомо (было), что матерь отца твоего была гречанкой из рода Иовиана? И одолела в тебе природа матери отца и привилась тебе любовь к распятому тому смертному человеку, и замыслил предать нас в руки грекам». Вахтанг же говорил: «Вот — ты и вот — греки, и узришь силу того смертного и живого человека, на коего ты уповаешь». И загремели трубы, и выступили отовсюду армяне, персы и царь Дербенда. А царь Вахтанг /173/ и грузины вышли на смотр и стали. И воссел царь на слона белого, у лесистого берега того моря, на полуострове[269]. А до появления войска персидского греки побили из них до двадцати семи тысяч. И ожесточилась битва, и убили брата матери Вахтанга — эристава. И убили царя леков Ипаджаджа и множество эрисмтаваров, и был осилен лагерь восточный. Был у греков военачальник Поликарпос Логофет, племянник[270] их царя. Был он мощен и побил отважных воинов персидских и он же справился с их эриставом.

Тут соскочил Вахтанг с колесницы и сказал: «Мы вовсе не помышляли об этом, но на то была господня воля, ибо мы желали мира, но дерзость персов разгневала господа и бог отплатил им и умертвил эристава Рана, и вся Персия будет скорбеть о нем, словно о собственной погибели. Ныне спесь персов посрамлена, выносите крест и понесем его пред собой, ибо за что преследовали нас, тем и победили их и будем детьми могущества и не вступайте в междоусобицу по наущению кого-либо, и не терпите пред собой преимущества врагов; да будут руки ваши руками моими, чтобы не обречь себя на полную погибель. И будем гнать их не только здесь, но и погоним (вплоть) до Адарбадагана, как воронов, гонимых собственными же птенцами».

И священник Петр явил крест, и говорил царь: «Стань пред лицом вражеским и воинами нашими и вели всем — «Поклонитесь кресту /174/ и одолеем врагов», — а тех, кто не поклонится — умертвите. И повелел Деметру — эриставу своему, и спаспету Джуаншеру следовать за крестом. И прозвучал мощный призыв глашатая: «Не поклонившийся кресту — да умри!». И подходили все воины и поклонялись и становились пред крестом. И Борзо[271] — царь Моваканский — сказал: «Не отрекусь я от огня палящего и не поклонюсь древу трухлявому, разукрашенному золотом и драгоценными каменьями[272]». Сразил его спаспет Джуаншер, и пал он трупом. Отныне никто не дерзал порочить крест, и клятвенно заверяли воины царя Вахтанга: «Ежели вспомоществует нам крест, то не знать нам бога иного, опричь Распятого». И спешился царь и поклонился ему, а заодно с ним все ополчение его. И говорил царь: «Владыко господи, яви мощь твою сему люду твоему неверному, дабы приобщить его к вере уповающих на тебя; пусть и падшие они, но остались жить, и живые твои чрез жизнь твою суть мощны». А те войска греческие явились, словно молнии. И Поликарпос, подобно волку, вывалявшемуся в крови, и словно лев разъяренный рычал и посрамлял воинов этих. Но царь сказал: «Есть ли среди вас воин, готовый схватиться с ним и стать равноцарственным мне?». Прошелся глашатай дважды, но никто не посмел отозваться на эти слова.

Тогда говорил Вахтанг: «Не своей силой велик человек, но мощью, ниспосылаемой ему господом. И уповая на мощь твою, я, подобно Давиду, выступлю со знаменем /175/ креста; дай мне силу, как Давиду против Голиафа, ибо и этот явился для унижения и посрамления креста твоего; когда он узрел крест, воздвигнутый в помощь нам, он не бежал прочь, но в уповании на силу свою вступил с ним в единоборство». И сказал: «Воззри, господи, на возгордившихся и посрами их; затем вождь страждущих и спаси их. Этого я считаю недостойным, и не боязно мне, ибо данная тобою сила велика, ею я и одолею, но робею я пред тобою и потому услышь глас смиренного и пособи мне».

Обнажил меч, коснулся им креста и пред выстроившимися воинами сказал: «Лев быку не чета[273], ибо я — царь, ты же — холоп, однако я готов сложить смиренно голову за народ, дабы уверовал он в силу креста». И пошел на него Поликарпос. Вахтанг ступал ему навстречу степенно и уверенно. Выстроенные по обе стороны воины возопили голосами устрашающими и был вопль их подобен раскатам грома, от которого сотрясалась земля. И грянул Поликарпос по щиту Вахтанга, скроенному из шкуры дракона, и вонзил в него на локоть копье, а толщина копья равнялась человеческой руке. И оставив щит на копье, царь сошелся лицом к лицу (с Поликарпосом) и поразил его мечом по шлему и раскроил ему голову и рассек до плеча. И протянув руку, поднял половину головы его, положил ее пред крестом и сказал: «Такова будет участь всякого, отступившего от тебя».

И нагрянули воины Вахтанговы на воинов греческих и обратили вспять, и, /176/ разделившись на отряды, потеснили их к берегу моря. И никто из них не спасся, кроме тех, кто успел выйти в море и бежать на судах[274]. В тот день пало из воинов Вахтанговых сорок три тысячи, а воинов греческих погибло семьдесят две тысячи да полонили сто двадцать пять тысяч.

Когда же возвратились воины Вахтанговы и пришли к праху Вараз-Бакура — брата матери Вахтанга — предались трауру, умастили его алоэ и смирной и отправили в Барду.

А царь Вахтанг созвал свое воинство и велел привести всех пленников. И привели их до единого: было их общим, числом — мужчин и женщин — семьсот восемьдесят тысяч. И отправили их всех к кесарю в сопровождении своих эриставов Насре и Адарнасе. И начертал письмо, а именно: «Непостижна мудрость божия; ум и волю людскую побеждает воля господня. Ведомо мне, что не было твоего благоволения в деле, которое натворил Поликарпос, равно как не было и благожелания моего в поступке брата матери моей и потому) обоих сил злонамеренных зло и отловило. Потому-то и сделал господь так, чтобы этих новообращенных ввести во страх пред верой его, и как блудным детям своим сотворил дело радостное. Вы же первородцы божий и во веки пребудете ими. Ныне скорбь мою о брате матери моей я утешил, отметил убийцам сына сестры вашей. Вас же я утешаю теми семьюстами восемьдесятью тысячами воинов, коих спас господь. И ежели соблаговолишь встретиться со мною — поспеши, а ежели нет — уладь /177/ дела наши через послов, а нам тягостно пребывание здесь из-за разора страны этой».

А до прибытия посланников кесарь был погружен в большое уныние. Но когда ему сообщили, что плененных вначале и пленников из бежавших и (захваченных) в ходе их преследования (Вахтанг) отпустил в полном числе, он возрадовался весьма и покинули его все печали. Царь сел в корабль налегке и с тремястами дромонов подплыл к морскому берегу и призвал Вахтанга. И обменялись клятвенными обещаниями и обоюдно уладили дела[275]. И кесарь вернул Вахтангу пределы картлийские, крепость Тухариси и всю Кларджети — от моря до Арсианских гор[276], и долины, что прилегают к горе Гадо.

И распросил кесарь о пограничной с Грецией приморской стране, которая есть Абхазия, и сказал так: «От Эгрис-цкали и до реки Малой Хазарии — это суть рубежи Греции со времен Александра[277], их ныне ты руками своими отобрал у нас. Теперь же верни их нам и когда в жены себе возьмешь дочь мою, тогда я и отдам тебе ту страну». И отписал земли между Эгрис-цкали и Клисурой[278] (в качестве) приданого, а прочую Абхазию[279] Вахтанг вернул грекам.

И двинулся Вахтанг по дороге Кларджетской, а воинов своих отправил по дороге Сомхитской. И когда достиг Тухариси, глянул и возлюбил эту крепость да сказал: «Ты ли эта крепость». И как только отправился далее, обнаружил скалу в центре Кларджети, а там и деревню, называемую Артануджи[280]. И позвал молочного брата своего Артаваза и поставил его эриставом, и повелел ему воздвигнуть крепость Артануджи и затем велел ему же разыскать в том ущелье место для монастыря и построить церковь, и /178/ создали монастырь по образцу виденного ими в Греции. И сказала Артавазу: «Ежели персы превзойдут нас мощью, то тут будет уготовано нам убежище».

И Артаваз возвел крепость Артануджи и монастырь, который есть Опиза[281], и три церкви: в местечке Мери, Шиндоба и Ахиза. И обновил крепость Ахизскую и создал в ней вертеп.

Когда же вернулся Вахтанг и вступил в свой город Мцхету, возникла радость великая и были вознесены господу благодарения по случаю благополучного его возвращения. И одарил он обильно людей своих.

Персидский же царь, узнав, что Вахтанг примкнул к грекам, вернулся в Персию и помер. А вместо него царем стал сын его, но прежде чем он вступил в возраст, прошло три года.

А царю Вахтангу супруга его родила близнецов — сына и дочь — и во время родов скончалась царица Балендухт, — дочь царя персидского. А Вахтанг нарек сына своего персидским именем Дарчил[282], а по-грузински — Дачи. В ту пору царь Вахтанг не улучил времени, чтобы взять в супруги дочь царя греческого, а также католикосов и епископов, ибо пребывал в ожидании вторжения персидского царя: укреплял крепости и города, снаряжал конников и готовился к войне против персов. Тогда же заточил он в темницу совратителя Бинкарана — епископа огнеслужителей — и сокрушил и изгнал всех огнепоклонников из пределов Картлийских.

Спустя три года, царь персидский выступил против Вахтанга, подступил к Индабриану[283], где и стал лагерем. А Вахтанг отправил /179/ к греческому царю (посланника) и уведомил его, а именно: «Так, вот и настал тот день, который я обещал — предаю персов в твои руки; ну вот — пропустил я их до середины пределов Картли, а числом они в целом — около трехсот тысяч человек. Он помышлял также о приумножении ополчения своего в Армении и (с помощью) царей кавкасионов, но они не позволили себе единения с ним, ибо некоторые из них уверовали в распятие; но прочие — одоленные дьяволом цари дербендские[284] — примкнули. Ныне я исполнил данный мною обет: так, ежели где обнаружил дом огнепоклонников — залил его мочой, жрецов и их соглядатаев предал жестокому истязанию, а совратителя Бинкарана заточил в темницу, но он избежал смерти. Он же привел персов в Картли. Я поставил епископом человека верного Микаэла. А Бинкаран, как только он достиг рубежей Картли, помер. Теперь пусть воинство твое спешно направится сюда, дабы пали здесь все неприятели креста и освободил ты от супостатов твоих; а ежели одолеют нас, то усилятся персы и вступят в пределы твои по дороге Шимшатской»[285].

Но прежде чем посланцы царя Вахтанга достигли (кесаря), кесарь отправился в направлении страны Хазарской, из-за чего ему и стало недосуг идти в Картли. Тогда Вахтанг усилил крепости городские, и отборных бойцов своих, бывших при нем, около ста тысяч всадников и ста тысяч пеших, расположил лагерем и Дигоми[286] и до врат Картли, а персы стали книзу от Цхенис-терпи[287]. /182/

А Вахтанг расширил Могветский мост до шестидесяти мхари[288] чтобы войска могли разминуться на нем. А царь и спаспет Джуаншер стояли во Мцхете, а Насра и Мирдата поставили над войсками Армении (Сомхити) и Картли, что стояли в окрестностях Армази. Когда персы сражались подле Армази, (воины Вахтанга) покидали Мцхету. Когда же войска направлялись в сторону Мцхеты, вступали в схватку с ними на реке Арагви. Иногда переправлялись через Куру вброд — вступали в бой у Тбилисского брода. В иные дни одолевали те, в иные — эти.

А Вахтанг соорудил себе шлем из золота и изобразил спереди Волка, а на обратной стороне — Льва. И устремлялся он туда, где сдавали силы грузин, и под его натиском падали воины персидские, словно онагры под натиском львов Впредь персам стало невмочь противостоять ему, ибо запомнили того, у кого выведены (на шлеме) Волк и Лев и при виде Вахтанга восклицали: «Дур аз Горгасал», что значит следующее: «Остерегайтесь головы Волчьей». После этого и нарекли царя Вахтанга Горгасалом.

Война меж ними продлилась до четырех месяцев. Тут прибыл гонец от кесаря и поднес дары Вахтангу и привел к нему до восьмидесяти тысяч конных воинов греческих и на писал Вахтангу следующее: «Вернулся я из войны о Хаканом и посылаю тебе восемьдесят тысяч всадников, а Леону я написал: «Ежели призовет тебя воинство — пред тобой раскинулись земли) от Милитины[289] до Ламида и далее по Карну-калака», и повелел я Леону быть с тобою». /181/

И дотла рать греческая до Джавахети Когда же персидский царь узнал о приходе греков на помощь им (грузинам), то вступил р переговоры с Вахтангом Отправил к нему посланника и сказал: «К чему мы истребляем друг друга? Мы же братья, дети Неброта! Коли огонь — это бог, то да поможет он нам; мы же останемся в любви к пращурам нашим. И всякий из нас да благоволит служить по приязни духа своего».

Когда же явился этот посланник и поведал царю Вахтангу все порученное ему персидским царем — оно пришлось по душе Вахтангу и всему его воинству. Выдал царь Вахтанг дары, вернул посланника того и сказал: «Узрел ты силу креста, ибо до явления Распятого все цари приносили дань тебе. С явлением же его — победят тебя все уверовавшие в него, и данники твои греки воюют по сю сторону и развеяли очаги огнепоклонников. Отныне же, коли вступишь в борьбу с нами, чтобы отторгнуть нас от веры — помрем мы за нее, как помер Он за нас, и Он воскресит нас. Но ежели исполнишь ты слово свое и огонь перестанет быть тебе богом, но будет нам единым господом Христос, я сделаю тебя отцом и владыкой моим[290] И хотя я первородный, но на престоле отцов наших восседаете вы».

После того, как высказали ему слова Вахтанга, тот уважил его и выдал Горгасалу богатые подношения, и среди них венец с анфраксовыми каменьями, и условились о поре встречи. Снялся царь персидский, отступил к Рустави; выступили они на заре, стали в долине Кала, ибо местность Тбилиси, как и крепость Кала, была разорена. А царь Вахтанг стал в Джачви, и сошлись в той долине оба царя. /182/ Поприветствовали друг друга и признали незыблемость каждого в своей вере. И пригласил в тот день Горгасал царя персидского с воинством его в Тбилиси и поднес ему тысячу рабынь, пятьсот рабов, драгоценных полотен златотканных — пятьсот, шелкотканных — пятьсот, кобыл — десять тысяч, лошадей вьючных — пятьсот, мулов — триста, волов[291] — четыре тысячи, овец — десять тысяч. На третий день Горгасал явился к нему, взяв с собой Леона — антипата кесаря, и имели совместные суждения И просил антипат Горгасала о мире между кесарем и Хосроем, ибо робели греки — а вдруг персы вторгнутся в Грецию и разорят ее, потому как все войска греческие полностью были в Хазарии.

И говорил Хосро Горгасалу: «Требуй от меня, что бы тебе ни заблагорассудилось, либо что бы ты захотел дать другому». А Горгасал ответил: «Желаю мира между тобой и кесарем» Сказал Хосро: «Огорчила меня просьба твоя, ибо греки, улучив время, обратятся с нами немилосердно. А я потому возлюбил тебя чтобы вторгнуться в Грецию и отмстить км. А вот и посланник хазарского царя, уже десятый день как явился он к нам, но неведомо тебе о причинах вражды нашей Нынче же я поведаю тебе о дерзости их в отношении нас, а затем исполню волю твою, потому как обещал твердой клятвой, что не поступлю против воли твоей. И сказал следующее «Ведомо тебе что по сю сторону моря суть владения наши, выделенные нам со времен Ноя, а он ныне отвоевывает у нас Джазиру и Шам[292], да разорены города, а Шам — это наше царство. Но ведь половина Джазиры, определенная отцами нашими, является твоим уделом, а греки присвоили /183/ ее, и вот я хотел выступить, чтобы вернуть ее. Ну, а теперь удел предков твоих дели ты сам, это дело твое и греков. Но прочую часть Джазиры пусть греки вернут нам, этого я требую от тебя».

Когда же антипат Леон услышал все это, возрадовался, весьма и, поклонившись обоим царям, сказал: «Пять городов Джазиры пусть достанутся тебе в собственность, ибо половину Сикилии[293], которую мы отобрали у тебя, — возвращаем, и пусть во дни наши установится мир меж тобой и им».

И сказал царь: «Кто знает, признает ли царь греческий дела наши». Но Леон сказал: «Когда царь отправлял меня в качестве уполномоченного своего, то некий богомудрый монах говорил ему, что господь желает мира между тремя этими царями. И стало же так. А кесарь повелел книжнику составить письмо о мире. И вот оно — составленное то послание».

И сказав об этом, прочитали то послание, написанное клятвенно: «Я не востребую от вас ничего, кроме того, что дал царь Персии Иовиану». Призвал персидский царь посланника царя хазарского, а тот подстрекал персов против греков. Тут персидский царь принес свиток и собственноручно написал любезное послание греческому царю с признанием (государственных) рубежей и о возвращении Сикилии. Признал за ним Филистим с Иерусалимом. И сказал так: «Градом веры вашей является Иерусалим». И выдал Горгасалу дары: благовоний — три тысячи литр, амбры — пятьсот литр, мускуса — пятьсот литр, меринов — три тысячи, одеяний царских — тысячу и соболей — три тысячи.

И удалился Вахтанг восвояси; назавтра царь (персов) отправил Вахтангу Барзабана, /184/ личного мобидана, и уведомил Горгасала следующим образом: «Чего возжелаешь от меня — впредь я обещаю выполнять. Правь государством своим, как тебе заблагорассудится: разошли уполномоченных своих и получи города свои, коих я дал тебе (так же, как) и кесарю. А Барзабану я повелеваю отправиться к кесарю с целью получения им областей и городов ваших. Ты же ведай, что из-за всего этого дела разгневались на нас старейшины персидские, ибо они полагали, что я разорю Грецию, но я ныне пожаловал им два царства у рубежей моих. Теперь же у меня к тебе просьба: выдай сестру твою мне в жены и посети страну нашу отчинную, дабы повидать тебе родню твою и быть тебе самолично мне пособником против неприятелей моих абашей и эламитов, хиндов и синдов, ибо пошли они на тяжкое злодеяние: унизили царствование мое. И теперь, когда ты явишься ко мне — заявил бы я старейшинам и марзапанам моим: «Утвердил я любовь с моими друзьями, ибо так соблаговолил брат мой царь Вахтанг. Некоторые страны мы им отдали, но при их содействии мы сделали данниками неприятелей своих». Тем самым утихомирим гнев старцев их на греков. Ты же самолично будь мне опорой, но рати твои пусть останутся на местах своих».

Тогда Вахтанг созвал своих советников, и антипат Леон говорил следующее: «Велико благо, отпущенное тобою грекам, более (заслуг) их царей, восседающих на престолах своих, ибо спас ты город Понтийский от погибели и выдал ты ему семьсот восемьдесят тысяч душ и ныне тобой будут даны ему Джазира и Филистим, коими ни один из греческих царей не овладевал мирно. И прав Хосро, ежели ты не уважишь его — никчемным /185/ сочтет его свой народ. Хотя он и не говорил тебе: «вторгнемся в ту сторону», — ибо в этом и выражается полное согласие. Я дам тебе из моего войска десять тысяч вооруженных воинов, а сам отправлюсь совместно с твоими посланниками к кесарю, а оттуда примкну к тебе в Джазире с сильным войском».

Так советовал антипат Леон. И отнеслись благосклонно к его совету и царь Вахтанг, и все вельможи его. И выдал Вахтанг за царя персидского сестру свою, которую звали Мирандухт и которая некогда была пленена овсами и которую выручил Вахтанг. А Хуарандзе он не выдал, потому что она была суженой питиахша армянского. И вывел Вахтанг сына своего, коего именовали по-персидски Дарчил, а по-грузински Дачи. Было ему пять лет; возложил на него венец и поставил царем и приставил к нему вельмож своих: начальный — спаспет Джуаншер, владетель Внутренней Картли и владыка всех эриставов; затем Деметре — эристав Кахети и Кухети; и Григол — эристав ЬЕрети; и Нерсаран — эристав Хунана; и Адарнасе — эристав Самшвилде; и Самнагир — эристав Внутренней Эгриси и Сванети[294]; и Бакур — эристав Маргви и Таквери[295].

И препоручил им сына своего Дачи и повелел возвести Уджарму[296] и воспитывать в ней царя Дачи, ибо счел эту местность удобной для охоты и овцеводства. И забрал с собой четырех вельмож своих: Артаваза — эристава Кларджети, Насара — эристава Цунды, Бивритиана — эристава Одзрхе /186/ и Саурмага — главного своего эджиба[297], и с ними заодно десять тысяч всадников, отобранных из его рати.

А Леон антипат оставил ему десять тысяч греков из собственного войска, а сам отправился к кесарю. А царь Вахтанг отрядил с ними посланником эристава Кларджетского Артаваза и отправил кесарю сполна все полученные от Хосро дары; только дорогие ткани и коней он оставил себе, а прочее все отослал и повелел Артавазу (вместе) с Леоном антипатом соединиться с ним в Джазире.

А мать и сестра Вахтанга Хуарандзе взмолились взять и их с собой, чтобы помолиться в Иерусалиме. Забрал он их с собой и пошли царь Вахтанг и Хосро по Адарбадаганскому пути; а оттуда Вахтанг, его мать и сестра отправились в Иерусалим, а Хосро дожидался их в Антиохии. Вступили (в Иерусалим) и помолились в святое воскресение и поклонились всем святым местам, сотворили молитву в святое Вознесение, принесли жертвы обильные и вернулись в Антиохию[298].

А Леон, антипат кесаря, и Артаваз, эристав Вахтанга, явились с двадцатью тысячами отборных конников и поднесли Хосро неисчислимые дары от кесаря, и Вахтангу подношения необъятные. И передал кесарь через посланников радость и благодарение богу, и Вахтангу воздал хвалу и благодарения безмерные. И уведомил Вахтанга: «Повелеваю я Леону следующее-да будет он в страхе и в повиновении у тебя, равно как и у меня». И собралось под началом Вахтанга греков, грузин и армян пятьдесят тысяч отборных всадников. /187/

Тогда царь персидский повелел Вахтангу: «Потому как матерь твоя и сестра премного утруждены, пусть они также прибудут в царство мое, чтобы совместно справить нам радость нашу. Затем, ежели они пожелают вернуться в Картли — пусть возвращаются по Ранской дороге[299]. А ежели пожелают дождаться тебя — пусть ждут тебя в городе Урха»[300].

Повеление Хосро пришлось Вахтангу по душе. И собравшись, совместно отправились. И разослал персидский царь всем вельможам своим вестников и уведомил их всех об этом. Они же возрадовались великой радостью, ибо, словно огнем, были охвачены (желанием) бороться против хиндов, синдов, абашей и джорджанов[301]. И прибыли в Багдад, и вышла им навстречу с великой радостью знать персидская. И справили свадьбу царскую, длившуюся шесть месяцев в неизбывной радости и увеселении. А по завершении свадьбы сделал богатые подношения матери и сестре Вахтанга, и те ушли в Урху. И все население персидское чтило Вахтанга наравне с царем своим Хосро. Затем отправились против врагов.

Спервоначала пришли в Джорджанети и захватили Джорджанети и разгромили все население, а на место их поселили племена персидские. И впредь джорджаны стали крестьянами и ныне являются данниками персов. /188/

И вступили оттуда в Индию и совершили там бои и поединки мощные. А было там в обычае перед тем, кто одолевал в поединке бежал весь лагерь (побежденного). И поразил царь Вахтанг пятнадцать бумберазов, которые повергли множество великанов персидских. И провели в боях в Индии три года, и захватили большинство земель Индии, однако укрепленных городов и крепостей не одолели, ибо были они опоясаны стенами. И взяли дань с царя персидского: мускуса — тысячу литр, столько же амбры, благовоний — десять кораблей; каменьев яхонтовых и изумрудных — целый корабль и вместе с ними сапфиров различных; золота — сто верблюдов, серебра — пятьсот верблюдов[302].

Оттуда вступили в Синдию. Тут царь синдов распределил ополчение свое по крепостям и городам. И в какую сторону ни направлялись персы, чтобы захватить синдов, эти выходили из крепостей и наносили персам жестокие удары. И пало бесчисленное обилие воинства персидского[303]. Однако воины Вахтанговы силой Христа оставались невредимы и одолевали врагов повсеместно, но особым мужеством выделялись упомянутые четыре знатных (воина)[304] Вахтанга и грек Леон, ибо они уложили множество отважно сражавшихся витязей синдских. А царь синдов /189/ пребывал в городе Синдии. Тогда со всеми своими силами пришли в Синдию и там произошли жестокие битвы. И каждодневно самолично бился царь синдов, ибо был он мощный и отважный исполин; он выводил всадников синдских и происходили единоборства витязей. В иные дни побеждали эти, в иные — те. А царь синдов лично одолел всех витязей, сразившихся с ним, однако в продолжение многих дней сражений он не сходился с Вахтангом.

И тогда в том же поле, у ворот городских синдский царь за ночь вырыл глубокий ров для укрытия своих всадников, искусно проведя выходы из него, расположил в нем десяток отборных всадников. Рано утром выставил некоего витязя. А в тот же день быть у ворот стражем полагалось Вахтангу. Выступил сей витязь и вызвал его на бой, замыслив заманить его и предать тем упомянутым всадникам. Тогда Саурмаг, привратник[305] Вахтанга, выступил и сказал: «Ты не достоен единоборства с царем, в схватку с тобой вступлю я — холоп с холопом»[306], и ринулся на него. Но синд бежал, а Саурмаг, как это положено, стал его преследовать, ибо неоднократно приходилось ему сражаться в том поле. Когда же он проскочил мимо скрывшихся в засаде вышеупомянутых всадников, тут-то они и кинулись за ним в погоню. А бежавший внезапно повернулся к нему. Саурмаг насмерть поразил его копьем, однако десять остальных убили Саурмага.

Тут ринулся лично Вахтанг и трое тех знатных: Артаваз, Бивритиан и Насар, а заодно с ними и грек Леон. А синды те бежали и преследовал их Вахтанг с соратниками своими до самых городских ворот, но синды скрылись в городе. Вахтанг, исполненный печали, вернулся и горевал над прахом Саурмага, как над братом своим возлюбленным. Ибо и росли-то они вместе, (потому как тот) был племянником воспитателя его, отца Артаваза, преданный, благонадежный и доблестный. /190/

Тогда царь синдов выступил из ворот городских и начал зычно голосить и сказал: «О, царь Вахтанг, подобен ты той вороне неразумной, что повстречалась раненому ястребу, ко его побил орел; не в силах летать, был он обречен на погибель. Но ворона поступила наперекор принятым вороньим правилам. Ибо когда обычная ворона видит ястреба — начинает каркать во всеуслышание, оповещая прочих ворон и на ястреба налетает воронья стая, чтобы прогнать его из гнездовья его и устроить дни свои в благополучии, ибо и животным понятно своекорыстие.

Ворона же не поступила подобным образом, но благодетельно сжалилась над тем ястребом. Перестала она растить птенцов своих и стала усердно собирать акрид и змей для ястреба, потому как добывать прочее несподручно вороне. Тем и содержала она ястреба. Когда же раны на крыльях ястреба зажили, сказал он в разуме своем: «Вот уж много дней питаюсь я акридами и змеями, но не вернулась мне мощь предков моих, ибо не дадут мне сил акриды. Ежели бы я мог нагонять птиц, то напитался бы ими; но схвачу-ка я покамест ворону эту — благодетельницу мою, съем ее и отдохну пару дней: прибудут мне силы и начну по обыкновению предков моих выходить на охоту». Потому и исполнил это: схватил ворону ту и съел ее. Затем начал охотиться на больших и быстрокрылых птиц. А вороне не воздалась слава за благодеяние ее, но говорят о ней, как о неразумном самоубийце. И не воздалась хула ястребу тому за неблагодарность его и немилосердие, ибо так оно и заведено /191/ в роду и обычае ястребов: исхудал бы и помер он от акрид и потому поступил он по правилам и спасся от погибели Ворона же та поступила не по обычаю своему, потому-то и погибла.

Так вот персы, что изначально и поднесь и присно вовеки суть враги служителей креста, ныне являют им любовь в бессильном лицемерии. Но как грядет время, то не будет от них пощады и доброй памяти. Это многажды случалось и познано нами из книг. И когда ты узрел обессиленных мною персов, не поступил так, как положено тебе было — ликовать и воздавать хвалу богу твоему и призывать прочие племена и звать врагов на персов и пособлять супостатам Персии. Не поступил ты так, но оставил дом отцов твоих и обратился в предводители великого христианского войска греков и пройдя двухгодичный путь, стал опорой персов. Но как только соберутся — обрекут тебя и страну твою на погибель и истребят сполна почитателей креста. Это ты воистину навлекаешь на себя и на головы служителей креста. Так, к чему привел я тебе притчу о вороне? К тому, что ты, государь самодержавный и отважный, доброхотно отдал себя в рабство врагам твоим. Так почему мне не назвать тебя неразумным?».

Тогда Вахтанг сказал: «Мнилось тебе, что говорил ты, убежденный оком мудрости. Однако лживы слова твои. Я выскажу и поведаю тебе истину. Безумный! Подобен ты кроту, лишенному глаз /192/ и жилищем коему служит подземелье; и неведомо ему сияние светила и прелести просторов и доволен он существованием своим, поскольку считает, что все живое существует таким образом. И не желает он видеть света и прелестей неба и земли.

Таков и ты — слеп очами разума твоего и глух разумом ушей твоих, не видишь и не слышишь и не ведаешь жизни духовной, и не жаждешь войти в жизнь непреходящую, светозарную и беспредельную, в величие несказанное и непостижное. И неведом тебе господь — создатель всего сущего, которым и было сотворено все сполна.

В сей мир я пришел не за славой его, не ради службы персидскому царю, но ради служения создателю непостижному, троице единосущной, творцу мира, ради славы присно и по веки веков. Ибо появлением своим здесь я спервоначала спас Иерусалим — град святый, по которому ступала нога господа нашего Иисуса Христа и где творил он во спасение душ наших. Да затем спас я христианство от разора, ибо царю персов стало бы впору полонить все христианство.

И хотя страна моя была защищена мощью Христа и отвагой рати моей, но грекам было недосуг и не сумели бы им противостать. И так заведено у нас, уповающих на Христа, что за ближнего своего кладем душу собственную. А при сем душ спасено — тьма тьмущая, /194/ и вершил я это, дабы господь создатель принял службу мою ему и отпустил мои прегрешения. И то, что говорил ты, мол, когда «персы соберутся, то станут врагами христиан», — я мощью и споспешением Христовым ныне спас христиан от великих бед, а затем творец ниспошлет милость уповающим на него.

Потому как не было нужды в спасении христиан, я лично явился сюда пособником персов. Так и должно было быть прежде всего ввиду родства моего с ними, а затем потому, что хотя персы не стоят за истинную веру, но научены в создателе и веруют в бытие духовное. Вы же совершенные невежды и неразумны в божественном, словно лошади и мулы, коих творец не сподобил быть служителями его.

И разум твой — одно из отравительных дел мира сего, потому как восхваляешь предательский поступок того ястреба, что сожрал его выходившую ворону. А природа наша в том и есть, чтобы положить души наши за благодетелей наших и удостоиться милости господней, и обрести жизнь присносущую и в мире этом добиться славы человеческой. И коли помрем мы во имя божие и заповедей его, войдем в бессмертие и жизнь обретем чрез смерть».

Тогда царь синдский сказал: «Велеречивы и пусты разглагольствования наши, но то, что говоришь ты, мол, «померев во имя господа моего, жизнь обрету чрез смерть», следовательно, ежели человеку ведомы грядущие величие его и блага, то в таком случае ему бы надлежало стремиться к удалению в потустороннее царство. Отныне мне понятно стремление твое к отбытию в потусторонний мир. Выходи на единоборство со мною, чтобы сраженному тебе обрести жизнь чрез смерть, ибо вельможа твой уже стал твоим предтечей и готовит тебе там пристанище». /194/

Сказал Вахтанг: «Ныне смерть моя не зачтется мне во благо, ибо грешен я и не исполнил сполна заповедей господних и не вполне загладил грехи мои покаяниями, но мощен Христос, и не страшит меня смерть от руки твоей, ибо Он есть покровитель мой, коим огражден я надежно. Многомилостивый господь мощью своею самовластною чрез меня, раба своего, умертвит хулителя Его, и душа твоя отойдет во тьму кромешную, в геену огненную».

Тут и выступил царь синдский, а Вахтанг обратился к соратникам своим: «Уповайте на господа и крепите тыл мой». И Вахтанг выступил. Оба сжимали копья. И стали носиться по ристалищу и каждый из них стремился пронзить другого острием копья. Наконец синдский царь улучил миг и, готовый вонзить в Вахтанга копье, бросился, чтобы сразить его. Но по отваге, ловкости и стати своей, Вахтанг увернулся и избег удара, обошел его, словно вихрь, и поразил синдского царя в левое плечо. Не спасла его твердость доспехов, и получил глубокую рану, потому как пронзил его на глубину с локоть. И пал царь синдский, и подошел к нему Вахтанг, протянул руку, схватил его за ногу и приволок к персидскому царю.

Тут все воинство гласом зычным воздало хвалу Вахтангу, и преисполнились радости царь персидский и весь лагерь его. И подходили все знатные к царю Вахтангу с приношениями и подносили дары. Затем персидский царь вызвал искусного врачевателя и приставил его к синдскому царю, чтобы исцелить его от ран и получить от него всю (страну) Синд. А синды в отсутствие своего царя имели (царем) сына его. /195/

Тут царь Вахтанг дал совет царю персидскому отпустить синдского царя, взять с него дань и заложников, потому как покорить Синд было бы не по силам. Царю персидскому пришелся по душе совет Вахтанга: отпустил царя синдского, взял с него дань вдвое больше той, которую взял в Индии, да двух сыновей в заложники и всю эту синдскую дань персидский царь даровал Вахтангу.

Тогда же царь синдский в великой любви подружился с Вахтангом; прежде всего потому, что как попал он в руки Вахтанга, тот не умертвил его, а живым доставил персидскому царю; затем потому, что благодаря Вахтангу же был освобожден из полона. И поднес он Вахтангу дары превеликие и несравненные. И ушли из Синда на четвертый год по вступлении в него, и остались в целости города синдские: Синдила, Топори, Кимраи[307].

А оттуда вступили в Абашети. Абаши же населяли страну, окруженную водами и камышами, тут не ходили корабли, не бродили звери, и были они порубежны с Персией, и находились (в состоянии) затяжной войны. Однако течение вод изменили, камыши спалили огнем и полонили всю Абашети. И разделил царь персидский абашей надвое: одну половину оставил на месте а, другую — около тысячи домов — забрал с собой и расселил их по разным местам. Это и есть курды, потомки полоненных тогда абашей[308].

На восьмой год своего вступления в Персию Вахтанг вернулся в Антиохию и явился в Урха. А царь персидский предложил Вахтангу в супруги одну из своих родственниц царственных. Но Вахтанг сказал: «Не должно мне обладать двумя женами, ибо у меня в супругах уже есть дочь кесаря»[309]. Тягостно стало от этого царю Хосро, но не обмолвился о том, а Вахтанг встретил в мире мать свою и сестру, и отправились к рубежам между греками и армянами.

Грек Леон и воины его направились в Шимшат. А Вахтанг отправил гонца с поручением забрать супругу свою да католикоса Петра и епископа Самуила. Повернул Вахтанг в Картли, (здесь) вышли ему навстречу сын его Дачи, а за одно с ним и все спасалары, а вместе с ними и епископы. Но как проведал епископ, что царь отправил посланника, чтобы привести католикоса и епископов — огорчился и даже стал протестовать и сопротивляться, отправил (гонца) к царю со словами, а именно: «Ты, видать, отрекся от Христа и начал уповать на огонь»[310]. Но Вахтанг отправил к нему гонца со словами, а именно: «Мощью Христа вступил и по праву мощи Христа же выступил я, и, ведает бог, нет на мне вины. Но я отправил посланника, чтобы вызвать католикоса и епископов».

И как только услышал об этом епископ, поверил и решил смятением оттянуть то дело — прибытие их; и проклял царя и всю рать его. Но царь сказал: «Потому как мы ни в чем не повинны, надлежит нам быть смиренными». Прибыл царь и спешился, чтобы приложиться к стопам епископа, но тот брыкнул ногой и каблуком обуви ударил государю в уста и выбил ему зуб. Но царь ответил: «Сия наглость и гордыня /197/ твоя — козни дьявольские. Ежели тебя возмутило обилие грехов моих, ты не вправе озлобляться, но прощать, как глаголит Евангелие, а именно: «Не гаси светильник чуткий, не попирай тростник растоптанный»[311]. Тебе же мнится, будто своими кознями ты прервешь в нас любовь ко Христу, и особенно стало очевидным коварство твое, когда узнал ты, что в Картли приведен (человек), которому будет поручено стоять над тобой, и загорелся ты злою завистью, словно Иуда к Петру, ибо подобен ты Иуде, а церковь подобна Петру. Ты — сребролюбец и казначей Христов[312]. Ныне я отсылаю тебя к патриарху в Константинополь и да рассудит он тебя по праву».

И отправил его с посланниками и с ним зуб свой, просил патриарха спешно выслать католикоса и двенадцать епископов. А из них (просил; католикосом Петра и епископом — Самуила, а прочих — кого бы заблагорассудили. И как достиг епископ Микаэл (Константинополя), говорил ему патриарх: «Потому как из-за тебя пролилась на землю кровь — ты не достоен быть епископом, к тому же за дерзость в отношении царя ты заслуживаешь казни, ибо сказано: «Повинуйтесь царям вашим, ибо не беспричинно вооружены они мечом, но от бога властвуют, словно львы среди овец». И заточили епископа Микаэла в монастырь Бдящих.

И отправили священника Петра и монаха Самуила в Антиохию. И написали патриарху антиохийскому кесарь и патриарх константинопольский следующее, а именно: «Спервоначала у истоков обращения Картли женщиной-римлянкой был направлен туда епископ, ибо между персами и греками происходила смута и потому не довели до всех законов веры: поскольку ведомо вам, что Картли и Восток и Север принадлежат святому престолу, как о том установлено в благовествованиях апостолов, а им-то и предоставлены преимущества». И сообщили /198/ о всех делах великого царя Вахтанга, а именно: «Того епископа, что был ими поставлен, мы выдворили, и отныне Картли воистину новообращенная. Ныне благослови этих двух, требуемых ими, а из прочих двенадцати благослови тех, коих тебе заблагорассудится. Пусть отправятся к нам, дабы отпустили мы их с дарами и (всем) необходимым». И патриарх антиохийский благословил двенадцать епископов[313] и Петра в католикосы.

И прибыли они в Константинополь. Царь поднес им многочисленные дары, и дочь свою именем Елена отдал в супруги Вахтангу и отрядил ей в сопровождение великую рать до рубежей Армении. Здесь их встретил царь Вахтанг, после чего и вернулись воины греческие. И отправились грузины во Мцхету.

А во Мцхете царь Вахтанг воздвиг церковь апостолов Светицховели, которая является великим Сионом, и воздвиг Столп[314] к югу от места, на коем стояла разрушенная прежде церковь. И посадил в ней католикосом Петра, и в епископстве же Мцхетском епископом — Самуила.

И посадил одного епископа в Кларджети, в церкви Ахизы; одного — в Артани Эрушетском; одного — в Цунде Джавахетской; одного — в Манглиси; одного — в Болниси; /199/ одного — в Рустави; одного — в Ниноцминда у подступов построенной Горгасалом Уждармы; одного — в им же отстроенном Череми и там же выстроил город между двумя церквами, которые сам же воздвиг; одного — в церкви Челети, которую выстроил он в центре деревни; одного — в. Хорнабуджи и одного — в Агараки, что расположена напротив Хунани[315].

Вслед за этим воздвиг Никозскую церковь[316], в том самом месте, где был алтарь огнепоклонников, и посадил епископа; тут же хранились мощи святого Раждена[317], что был замучен персами во время похода Вахтанга.

Сей Ражден был воспитателем супруги Вахтанга — дочери персидского царя, на которой он был женат первым браком; и обратился он в христианство и стал зело верующим. И был он мощен в том сражении. Схватили его персы и понуждали его отречься от Христа, но святой сей избрал себе непреходящую славу и был замучен за Христа.

И было у Вахтанга от жены гречанки три сына и две дочери. А первородному сыну от первой же супруги — Дачи — дал он город Череми и Некреси, и город Камбечовани, который есть Хорнабуджи; и все земли восточнее Куры. Сам же Вахтанг расположился в Уджарме и свыше меры застроил ее. А сестру свою Хварандзе отдал в супруги питиахшу Сомхити Бакуру.

И как прошло после этого некоторое время, помер Хосро — царь персидский, вместо него сел сын его Хосро. И были усилены персы, потому как со вступлением в союз с ними Вахтанга враги их полностью покорились им. (Царь Персии) двинулся на войну против греков и отправил Горгасалу посланника со словами: /200/ «Опочил отец мой, и весь народ его посадил меня на престол его. И повелели мне старейшины мои предстать пред тобой и повиноваться воле твоей и чтобы ты, о царь, возглавил нас, предводительствовал нами в этом нашем вторжении в Грецию. И выдай мне в супруги дочь твою, дабы быть мне равным сыновьям твоим». А когда явился посланник к царю Вахтангу, Вахтанг воздвигал Тбилиси: начинал закладывать его основы[318].

И как передал посланник поручение царя Хосро, царь (Вахтанг) ответствовал: «В таком случае говорят: «Кузнец, закали меч твой, чтобы скорей пронзить им члены твои». В ту пору дни Вахтанга подступали к шестидесяти годам и потому ответил так: «Скажите царю Хосро: прежде готовься к войне с нами и (лишь) через нас вторгайся в Грецию, ибо всякая сила созидается мощью Креста. Отныне жизнь наша в уповании на Распятого».

И разослал вестников, чтобы (народ) покинул маломощные деревни и города и бежал к кавкасианам и в Кахети, ибо Кахети была сплошным лесом и неприступной для врагов. А царь Дачи и племянник[319] его (Вахтанга) удалились в Кахети и вступили в долину Лопоти[320] — землю, опоясанную скалами; и жили там люди, поклонявшиеся огню и воде, и долина та была переполнена людьми до самого Носори[321], а супруга и дети Горгасала скрывались в долине Уджармы. Сам же стал в передовой крепости и вместе с ним были Джуаншер и Адарнасе. А во Мцхете оставил он Деметре, Нерсе и Бивритиана и отправил к кесарю посланника с вестями. /201/

Пришел царь Хосро и сокрушил город Камбечовани, крепость Череми и Велисцихе, и как вступил в Кахети, разбили лагерь на берегу Иори. А воины Вахтанговы стали на равнине, вокруг укрепленного города, который именуют Дарпака[322].

И схватились на берегах Иори и сряду три дня сражались, и пало с обеих сторон множество воинов. И подозвал Вахтанг католикоса Петра и сказал ему «Ведай, что не ради наложения на нас дани воюют они против нас, но и стремления отринуть нас от Христа. Ныне мною решено так: жизни моей я предпочту погибель во имя Христа, дабы обрести царство божие, заповеданное тем, которым сказано: «Кто положит голову во имя мое — тот обретет Его».

Ответствовал ему католикос Петр: «Ты явил дела, каковых не являл никто из рода твоего в помощь пособникам Христа. Ибо мудрости твоей ведомо, как сей супостат, испытывающий нас стремится отвести нас от господа, подобно Иову. Ибо господь предаст погибели невзлюбивших его, а возлюбленных своих сподобит господу. Живи по завету господнему, дабы не погибнуть нам». И этими словами он предрек ему смерть в том побоище, и говорил: «И не одна только Картли будет предана разорению, но и Иерусалим, что явлен матерью всех детей крещения».

И сказал царь: «Стань в церкви святого Раждена, возведенной мною в пределах пригорода Уджармы, и я не верю, чтобы были осилены все города в окрестностях Уджармы, /202/ ибо нами воздвигнуты ограды твердые и мощные». И католикос поступил, как положено. И собрались там все святые епископы.

И была рать Вахтанга в двести тысяч, а персов — семьсот сорок тысяч. И разделил Вахтанг свое войско на три части: к скале направил он пеших; в другую сторону — отправил питиахша и спаспета, а туда, где располагался царь персидский, отправился самолично с воинством около ста тысяч.

На рассвете, когда рассеялся ночной туман, Вахтанг прибыл к войску и обратился ко всем воинам своим. «Всякий, кто избежит смерти, не принеся головы или руки врагов наших, будет умерщвлен нами». И как только разверзлись врата небесные, ринулся и прорвался до покоев (персидского) царя. Ворвался в шатер царский, однако царь успел вскочить на коня, но (Вахтанг) поразил сына его Бартама и отсек ему голову. И здесь же некий перс вонзил Вахтангу в грудь стрелу, а побоище длилось до полудня. Одолел Вахтанг персов тех и побил их до ста тридцати тысяч, а из воинов Вахтанговых погибло около двадцати восьми тысяч. И забрали добычи около ста тысяч лошадей, но по причине их множества не сумели пригнать их сполна. Отступил отсюда царь Персии и стал в Рустави. И усугубилась рана Вахтанга, ибо стрела прорвала ему легкие. Ушел он в Уджарму, а спасаларам картлийским велел оставаться на местах.

Проведали персы о тяжелой ране Вахтанга, разорили Тбилиси и город Армази[323], однако Мцхету захватить не сумели, но все, что было за пределами ее стен, разорили сполна, все — от Мухнари до заводей Арагвских. /203/

А греческий царь, тесть Вахтанга, помер, и царем воссел сын его Зенон[324]. Выступил он в Спери, (чтобы) войти в Картли. Но, узнав о тяжелом (состоянии) Вахтанга, стал в Карну-калаке. Явился туда Хосро, и схватились Хосро и кесарь в Карнифоре[325]. И погибло с обеих сторон столько воинства, что образовалась кровавая река; оттого-то и стала именоваться местность та Карнифора, то есть кровавое чрево. И не одолели друг друга, ибо пали войска обоих и вернулся Хосро по дороге Картлийской[326].

А Вахтанг, почуяв приближение кончины своей, призвал католикоса, супругу свою, сыновей да всех знатных и говорил им" «Ну, вот, ухожу я к господу моему и благословляю имя его, ибо не отринул он меня от лона избранных своих угодников. Ныне же заповедую вам стоять твердо в вере и искать смерти во имя Христа, дабы обрести непреходящую славу его».

И говорил всем знатным: «Вы, исконные жители Картли, поминайте добродеяния мои, ибо в доме моем вы изначально сподобились вечному крещению, и я воплощенным величием моим восславил вас в роде моем. Не презрите дом наш и не оставляйте любви к грекам».

И сказал сыну своему Дачи: «Ты — первородный сын мой, и тебе я поручаю венец царский мой, а братьям твоим отдаю в удел (территорию) от Тасискари[327] и Цунды до Сомхити и Греции; пограничная с Абхазией (область) между Эгрис-цкали и Клисурой принадлежит собственно братьям матери твоей, /204/ пусть тем и владеют они и останутся эриставами потомству твоему.

И призвал Насара — эристава Цунды, Артаваза — эристава Кларджети да Бивритиана — эристава из Одзхре и поручил им супругу свою Елену и сыновей своих, коих звали Леон и Мирдат, и в слезах вверил им троим тем эриставам и божьему призрению.

Итак, для вельмож и всего люда наступил час испытаний, воплей и рыданий, посыпали головы свои пеплом и мечтали о собственной смерти. И содрогалась земля от звуков стенаний, верующий люд молился за душу желанного царя, во славу Христа убиенного. И преставился Вахтанг и был погребен во Мцхета, в соборной церкви Светицховели, в коей он упокоен под сенью богозданного Столпа[328].

II

И воссел на престол его сын Дачи. А супругу и двух (прочих) сыновей Вахтанга увели трое тех эриставов и завладели западной Картли, /205/ которую (им) дал Вахтанг. И проживали летом они в Цунде, а зиму проводили в Одзрхе. И не именовались они царями, но главами эриставов и пребывали в повиновении брату своему — царю Дачи.

А сей царь Дачи начал застраивать Картли[329], ибо были разорены все земли грузинские, за исключением Кахетских, Кларджетских и Эгрисских. И завершил он ограды Тбилиси, и как было повелено о том Вахтангом, превратил его в дом царский.

И помер католикос Петр и заменил его Самуил. И царь предложил ему Мцхету, ибо на то была воля Вахтанга. Этот же царь Дачи призвал горцев Кахети признать Христа. Однако те не выказали желания; отступились полностью и нупатийцы[330].

А из тех двух сыновей Вахтанга, рожденных от супруги-гречанки, помер тот, коего звали Леон, и остался лишь один Мирдат. С этим Мирдатом договорился брат его Дачи: царь поменялся с ним владениями и забрал у Мирдата (области) между Эгрис-цкали и Клисурой[331] — пограничную с греками округу матери Мирдата, а взамен отдал Джавахети от Паравана до Куры. Овладел сын Вахтанга Мирдат (землями) от Паравана и Тасискари до моря Сперского[332] и эриставствовал там, оставаясь в повиновении брату своему, — царю Дачи. Он воздвиг в Джавахети церковь Цкароставскую. И помер царь Дачи. /206/

И сел царем сын его Бакур. И помер Бакур.

И сел царем сын его Фарсман. И помер католикос Самуил, и сел католикосом Тавпечаг. И помер Тавпечаг, и сел католикосом Чермаг.

И со (времени) Вахтанга по сю пору эти цари пребывали в мире и дети Мирдата повиновались детям Дачи.

В пору царствования этого Фарсмана пришли персы и разорили Картли и Ран. А царь грузин Фарсман просил персидского царя не разорять церквей и держать Картли в вере Христовой. И потому как в ту пору грекам было недосуг: на востоке восстали неприятели и оттого невмочь им было пособлять грузинам и противостоять персам (Фарсман — царь картлийцев — просил царя персов не разорять церкви и оставить Картли в лоне веры Христовой). Тогда царь персов внял мольбе его и уберег церкви. И Фарсман начертал за собой покорность ему и службу, и удалился царь персов. /207/

Отныне разделились потомки царя Вахтанга, так как дети Дачи повиновались персам, а дети Мирдата остались в подчинении грекам[333].

Помер Фарсман и сел царем племянник[334] его, коего именовали также Фарсман.

И был он веролюбив, как и дядя его И приумножил красу всем церквам.

И помер католикос Чермаг, и тот же царь Фарсман посадил вместо него Савву. От сей поры уже не приводили католикосов из Греции, но назначали их из знатных родов грузинских. И помер католикос Савва и тот же царь посадил католикосом Евлавтия.

В пору того же Фарсмана явился из Междуречья Иован, коего именовали Зедазаднели, просветитель Картли и очиститель веры, строитель церквей, который совместно с учениками своими явил множество чудес, коими они изумили всех грузин. И были написаны жития о чудотворствах, и были (эти жития) оставлены в церквах картлийских. /215/

А[335] от царствования царя Мириана до второго Фарсмана прошло двести пятьдесят лет. Царей преставилось четырнадцать. А со времен Вахтанга католикосов преставилось восемь. И помер Фарсман. И сел царем сын его Бакур.

Сей Бакур был веролюбив и созидатель церквей. Он умножил число церквей и священников в царстве своем. И очистил Картли от всякого неверия[336].

И помер католикос Евлавий и тот же царь посадил католикосом Макария.

В ту же пору в Персии царствовал (правитель), коего звали Урмизд. /216/

И в ту же пору в Сомхити был некто по имени Васкен, сын мтавара. За ним в супружестве состояла дочь Вардана — (также) мтавара[337][338] — и звали ее Шушаник. Однако этим Васкеном завладел дьявол и решил он обратиться в огнеслужителя: отправился к царю персов для отрешения от веры Христовой, и сделался огнепоклонником. А царь персидский с великими дарами сделал его эриставом Рана. Когда же он явился и жена его Шушаник узнала о том, что он покинул веру Христову, отказала ему в супружестве. И забыла она любовь к супругу своему и всем сердцем прилепилась к заповедям Христовым.

Тогда Васкен прибег к многим мерам, вначале к лицемерию и увещаниям и подношениям даров; затем подверг ее жестоким истязаниям, по обилию которых мне невмоготу (обстоятельно) описать подвиг святой Шушаник. И умертвил ее супруг ее Васкен, правитель Рана.

Тогда Бакур, царь грузин, созвал всех эриставов своих, негласно собрал ополчение и скрытно пошел на Васкена. Васкен же пребывал за пределами долины, на берегу Куры, где впадает в нее река Анакерт, и нагрянул и схватил Васкена, расчленили его и развесили по древу. А прах святой Шушаник с великими почестями забрали и погребли в Цортаве.

Этот царь Бакур отправил посланника к царю персов и уведомил его обо всем происшедшем и просил у него прощения. Тогда царь персов, поразмыслив в уме своем, произнес: «Ежели разгневаюсь на грузин, они примкнут к грекам», и решил пощадить, вернул посланника Бакура с добрым ответом, ибо всю хулу и вину возложил на истребленного Васкена и оправдал Бакура /217/ в убийстве его. И отправил в Ран и Мовакан другого эристава, коего звали Дарел и заповедал ему быть в добре и дружбе с грузинами.

И помер католикос Макарий, и тот же царь посадил католикосом Свимона. И помер Бакур, оставив малолетних детей, которые не могли удерживать царство[339].

Тогда царь персов Урмизд отдал Ран и Мовакан сыну своему, коего звали Касре Амбарвез. Пришел тот и сел в Барде, и стал сзывать эриставов картлийских: обещал им обильные добродеяния и утвердил их владения в наследственность их грядущим поколениям[340] и таковым лицемерием сманил их к себе. И отложились эриставы и каждый сам приносил дань Касре Амбарвезу.

А дети Бакура остались в горной Кахети. Дети же Мирдата — сына Вахтанга, которые правили в Кларджети и Джавахети, те остались в горах Кларджетских. Всей остальной Картли, Арменией и Аспураганом завладели персы и боролись с греками.

Вслед за этим, спустя немного лет, в Персии случилась великая смута, ибо вторгся в нее царь турок; пришли греки, схватились с персами в Междуречье, обратили их в бегство и вступили в Персию и приступили к ее завоеванию. Тогда Касре Амбарвез покинул Ран и Картли и двинулся на подмогу отцу своему.

И вот, как только стало недосуг персам, сговорились эриставы картлийские — верхние и нижние[341] — и отправили посланника к греческому царю, и просили его определить им в цари кого-либо из рода царей картлийских и чтобы каждый из эриставов этих неизменно оставался в эриставстве своем. /218/

Тогда кесарь уважил просьбу их и дал им в цари племянника[342] Мирдата — сына Вахтанга от супруги-гречанки, — коего звали Гуарам, правившего в Кларджети и Джавахети.

Этому Гуараму кесарь пожаловал сан куропалату и отправил в Мцхету. /219/

А дети царя Бакура, из рода Дачи, сына Вахтанга, коему царствование было пожаловано царем Вахтангом, — те остались в Кахети. И овладели Кухети и hЕрети от Иори и сели в Уджарме и были в повиновении у куропалата Гуарама[343].

Тогда кесарь выслал куропалата Гуараму великие сокровища и повелел ему на те сокровища собрать и вывести с севера ополчение и. присовокупив к нему воинов картлийских, отправить их в Персию. Гуарам же поступил так: вывел овсов, /220/ дурдзуков и дидоев и дал им в предводители эриставов картлийских. Вступил в Адарбадаган и приступил к захвату. И таковые беды и неурядицы свалились на персов.

Тогда появился в Персии некий человек по имени Барам Чубин. Он воевал с турками, вторгшимися в Персию, как о том доподлинно писано в истории персов, убил Савву — царя турок и обратил в бегство лагерь их. А то войско греков, что вторглось в Персию, повернуло и удалилось восвояси. И северяне, присланные куропалатом Гуарамом, также вернулись к себе, ибо как только персы разделались с турками, картлийцы оробели, и напал на них страх и трепет перед персами.

И начал сей куропалат Гуарам укреплять крепости и города.

И вновь ниспослал господь милость христианам — в Персии возникли новые раздоры, ибо тот же Барам Чубин отложился от персидского царя и выжгли /221/ глаза царю Урмизду братья его жены, и вступили в междоусобицу Чубин и Касре. Касре был изгнан Чубином и бежал в Грецию. Кесарь Маврикий дал Касре в супруги дочь свою, дал ему также войско свое и отправил против Чубина. Бежал Чубин из Персии, и Касре овладел ею.

Тогда Маврикий позаботился о грузинах перед Касре и сказал: «С той поры, как грузины оставили идолопоклонство, они находятся в повиновении у греков. Потому как в пору вашего засилия Картли была разорена, у вас нет права на нее. Ныне же, когда я и ты по божьей воле пребываем в полной взаимной любви, пусть Картли останется свободной от нас и в покое: я пособник и попечитель всех грузин и всех христиан».

Тогда персидский царь подчинился кесарю, и грузины обрели свободу. И сей куропалат Гуарам стал у греков в повиновении.

Был он человеком веролюбивым и созидателем церквей. Он заложил честную церковь Джвари[344]. До сей поры Джвари находилась на равнине, а возвел он церковь лишь до половины.

И правил он благодетельно и безмятежно. Однако эриставов картлийских не сместил с владений их, ибо те имели на свои эриставства наследственные грамоты от персидского царя и от царя греческого. Но были в повиновении у куропалата Гуарама. /222/

И помер католикос Свимон и заменил его Самуил. И помер католикос Самуил и посадили (другого), также Самуила.

Этот же куропалат Гуарам обновил основы Тбилисского Сиона, ибо потомки благоверного царя Мириана были все строителями церквей.

И помер куропалат Гуарам.

И сел сын его Стефаноз. Однако из страха перед персами и греками не дерзнул (присвоить) себе звания царя, но признали его главой[345] эриставов. И помер католикос Самуил и этот Стефаноз посадил католикосом Варфоломея. А сей Стефаноз безверный и небогобоязненный, не послужил он господу и не прибавил он вере и церкви. /223/

В пору его в Греции произошел великий мятеж: от кесаря Маврикия отложился полководец Фока и истребил он кесаря Маврикия и детей его. И полководец Фока завладел Грецией. Тогда зять кесаря, персидский царь Касре, начал мстить за кровь тестя и братьев жены своей вторжением и захватом Греции. Осилил он греков, не мог кесарь Фока ему противостоять, а Стефаноз, мтавар картлийский, испугался царя персов, отложился от греков и примкнул к персам.

В ту же пору царь Касре полонил Иерусалим и увез Древо Жизни[346]. Но после этого господь отвел от Касре руку милосердия: схватил его собственный сын, заточил в темницу и помер тот от злого недуга.

А в период этого Стефаноза Мцхета мельчала, а Тбилиси расширялся, Армази разорялась, Кала[347] же возводилась А брат Стефаноза — по имени Деметре — строил честную церковь Джвари, и хотя была в нем болезнь злая, не в силах ему было отлучиться от врат церковных. А Стефаноз правил над всей Картли, и сел в Тбилиси, и повиновался он персам.

Спустя несколько лет после этого в Греции появился некий человек, сородич кесаря Маврикия, по имени Эракл[348]. Он убил кесаря Фоку и захватил Грецию. Усилился он и привел с запада турок, собрал /224/ войско бесчисленное и двинулся на Персию на розыски Древа Жизни, и прежде вступил в Картли.

Этот Стефаноз не изъявил воли отложиться от персов и укрепил города и крепости и стал в Тбилиси. Прибыл царь Эракл и подступил к Тбилиси. Но Стефаноз был всадник смелый и отважный; каждодневно он выходил за городские ворота и вступал в схватки с греками. Тогда, в том же сражении одолели Стефаноза и убили его. И захватил кесарь Тбилиси.

Но в крепости Кала остались люди и не покорились царю; из крепости глава ее стал поносить царя и сказал: «Борода на тебе козлиная и козлиная выя твоя». Тогда царь повелел: «Поелику сей человек надругался надо мной, назвав меня козлом, слова его не должны быть бессмысленны». И взял книгу пророка Даниила и разыскал в ней следующие строки: «Выступит козел с Запада и сокрушит он рога овна Востока»[349]. И возрадовался тот царь и убедился, что непременно одержит победу над персами. /225/

Тогда кесарь призвал сына царя грузин Бакура из рода сына Вахтанга Дачи, который был эриставом Кахети и коего звали Адарнасе[350], и поручил ему Тбилиси и обязал главенствовать в Картли. И приставил к нему эристава, коего звали Джибга и повелел им завоевать Кала, а сам царь отправился на войну с персами.

И через немного дней забрали Кала и схватили того начальника крепости. Эристав (Джибга) вначале набил ему дракханами рот, речением которого, мол, был приведен в восторг кесарь. После этого содрал с него кожу и отослал ее кесарю в Гардабани, за то что тот поступил дерзко по отношению к царю. /226/

Вот какой смерти были подвергнуты Стефаноз и прислужники его. Потому-то и причинил господь все это мтавару тому Стефанозу, что не в уповании на господа здравствовал он, но преследовал верующих и был в дружбе с безверными.

Тогда вновь захватили греки пределы Грузии: Спери и приморские окраины Кларджети. А дети Стефаноза остались в горах Кларджетских; всей остальной Картли силой овладел сын Бакура, будучи мтаваром не дерзнул он именовать себя царем. А эриставы те порознь пребывали каждый в своем эриставстве неизменно и повиновались мтавару Адарнасе. /227/

А царь Эракл вторгся в Персию и убил царя Хосро, захватил Багдад и увез Древо Жизни. И по Картлийскому же пути вернулся к себе, спустя семь лет после того, как прошел (на восток). А честную церковь Джвари и Тбилисский Сион завершил мтавар картлийский Адарнасе.

Тогда царь Эракл забрал из Манглиси и Эрушети подножные доски /228/ и гвозди господа нашего Иисуса Христа, что были даны Мириану Константином.

Раздосадовался Адарнасе, мтавар картлийский, и молил кесаря не забирать тех богоданных даров. Не внял кесарь мольбам его и забрал.

А в пору (правления) этого Адарнасе преставились три католикоса: Иован, Бабила и Табор.

Помер Адарнасе и правителем стал сын его Стефаноз.

Этот Стефаноз был более всех царей и мтаваров картлийских веролюбивым и очистителем веры[351], строителем церквей. Это он обнес оградой честную церковь Джвари и возвел дворцы и установил пятничные сходы, на которые сбираются все епископы и с ними заодно священники тех мест /229/ и окрестностей пред честным Джвари, славит пятницу, как подобает то великой пятнице. А в католикосате же собираются каждый четверг и восславляют святой Сион, как в великий четверг, в таинстве плотью и кровью Христа. А во Мцхетском епископате каждый вторник собираются и творят поминание первомученика Стефана[352] и всех мучеников, что были закланы в пору великого засилия персов, и епископа Некресского Абибо, что обратил (в христианство) большинство горцев к востоку от Арагви. А честной прах его упокоили в Мцхете, в епископате, в погребальнице епископской. И в день поминовения его более, чем в прочие дни поминовений, сходятся и восславляют господа[353].

В ту пору явился Мухаммад из рода Исмаила, проповедник веры сарацинской, и завладел он всей Аравией и Йеменом. И помер он, а место его занял Абу Бакр, и вторгся он в Персию, потому что в Персию же вторгся Эракл и разорил ее. И не было в Персии никого, кто бы противостал. Агарянин сей Абу Бакр завоевал Персию, вступил в Багдад и силой сей вынудил большинство покинуть огнепоклонство и обратиться в сарацины. И помер он и был вместо него Омар, и усилился он пуще. /230/

Сказали царю Эраклу, что агаряне вторглись в Шам и Джазиру, что являет собой Междуречье. И выступил Эракл в сторону Палестины, чтобы воевать там. Но там оказался некий монах, божий человек, и он говорил царю: «Бегите, ибо господь отдал Восток и Юг сарацинам, которые в переводе значат псы Сары»[354]. Слова этого монаха подтвердили царю Эраклу и звездочеты и все прорицатели. Царь Эракл воздвиг столп и начертал на нем: «Прощайте, Междуречье и Филистим, покуда не пройдут седмь седмиц». О пределах этого срока философы узнали из книг Гермеса Трисмечистона, и (срок этот) равен двумстам пятидесяти годам.

Тогда все из знатных родов греческих стали зарывать в землю сокровища свои, чтобы по возвращении разыскать их и не знать трудностей в их розыске. /231/

И прошествовал кесарь Эракл по дороге Рана и во второй раз вступил в Картли. И говорил природным персам, что скрывались здесь от сарацин. «Наконец-то поняли вы, что завершилось царствование ваше; бросьте север и переходите к нам». И они оставили страну эту, запрятав (здесь) сокровища свои; некоторые пошли за (Эраклом), а некоторые остались и составили грамоты, указали (в них) роды свои и земли и положили, что по возвращении грекам по тем грамотам разыскать родичей и каждому вернуть земли их и сокровища. /232/

А у Стефаноза было два сына — Арчил и Михр. И поделил он между ними все состояние царства своего, золотую и серебряную казну и каменья драгоценные: и половину забрал в страну Эгрисскую и взял с собой сына своего первородного Михра; а половин состояния отдал Арчилу — младшему сыну своему. А Арчил /233/ большую (часть) казны зарыл в ущелье Кахетском; а утварь золотую и серебряную в ущелье Уджармском; казну картлийскую и джавахетскую оставил в Гори, который тот же Эракл определил хранилищем для той части их казны, которую не сумел забрать с собой. Название Гори есть Тонтио, что переводится как «Золотая гора». И оставили на нем оберег, чтобы никому не удалось разыскать. И сокровища всех картлийских церквей скрыл под сенью великого Сиона Мцхетского. И спустя немного времени Арчил также вступил в Эгриси[355].

Ибо подступил к Картли агарянин амир, коего звали Мурван Глухой, сын Мухаммада и коего отправил (в Картли) Эшим[356] амир ал-му'менин Багдадский, сын Абдал-Мелика Багдадского[357] из того же племени. Потому было дано ему второе имя Глухой, что не считался он со словом рассудительным[358]. /234/

И все мтавары и питиахши, потомки эриставов и вельмож бежали в горы Кавказа и скрылись в лесах и пещерах. Обошел Глухой все земли Кавказа, захватил Врата Дариала и Дербенда и сокрушил все города и большинство крепостей в пределах Картли. /235/

И узнавши, что цари картлийские со всей родней ушли в Эгриси, а оттуда скрылись в Абхазии, стал преследовать их по пятам и сокрушил все города и крепости страны Эгрисской. Разрушил трехстенную крепость Цихе-Годжи, разгромил и прошел порубежную стену Клисуры[359]. А (в пору) нашествия его католикосом был Табор.

И как только прошел Глухой Клисуру, которая была в ту пору рубежом между Грецией и Грузией, разгромил город Апшилети Цхуми и подступил к крепости Анакопии, в которой пребывает нерукотворный, свыше ниспосланный образ пресвятой Богородицы и о котором неведомо, кто явил его на вершину той горы, граничащей на юге с морем, а на севере с лесом болотистым. В ней (Анакопии) пребывали тогда цари картлийские Мир и Арчил. Отец же их помер и был погребен в Эгриси. А эристав кесаря Леон находился в крепости Согбиси[360], расположенной на Овсетском перевале. И никто не мог противостоять Глухому, ибо были войска его более и многочисленнее лесов Эгриси. /236/

Говорил тогда Арчил брату своему Миру: «Обречен сей город-крепость на погибель. И уж коли схватят они нас, разведают о сокрытых в земле нашей сокровищах, кои стяжали богомудрые цари Мириан, а затем Вахтанг и все дети их, что породили нас. Да потребуют и то, что сокрыл царь Эракл, полную опись чего положили мы заодно с обоими венцами и изумрудным и с червленым яхонтом, которые отец наш великий царь Вахтанг вывез из Индии и Синдии; зарыли мы их в Уджарме, близ двух незащищенных башен. И все то запечатлено в памяти моей. И забери ты оба те венца, золотой и анфраксовый один царя Мириана, другой Вахтанга, что пожаловал ему персидский царь заодно со златом и серебром, которыми он навьючил пятьсот животных и две тысячи пеших (людей). Ты и отец наш положили все это в Кутаиси и Цихе-Годжи. Я же те венцы мои и грамоты, скрепленные свинцовыми (печатями),[361] положил отдельно. И если мы ныне помрем, то все те сокровища останутся неведомыми, и с приходом греков да разыщет их кесарь в пользу рода нашего и даст ему царство и сокровища те. И не станем мы отныне причиной разорения Картли и Греции, но уйдем и будем сражаться на этой стороне приморья. Да ежели будет воля господня, один прогонит тысячу, а двое — десяток тысяч. /237/

И пришли пред святой образ пресвятой Богородицы, поверглись пред ним и говорили: «Уходим в уповании на сына твоего и господа нашего, что рожден тобою, будь представительницей пред ним за нас и яви нам милость твою». И было при них немногое число придворных[362] и родни эриставов и питиахшей, около тысячи (человек), а из бойцов абхазских — две тысячи. И еще до рассвета навел господь на сарацин жестокий знойный ветер юга и поразил их кровавым поносом. И явился Арчилу в ту ночь ангел божий, который и сказал ему: «Идите и нагряньте на агарян, ибо наслал я на людей тех и твари их недуг изничтожающе жестокий. И как выступите, услышите исходящие из лагеря их скорбные звуки плача и стенаний. Вы же будьте отважны и обретайте мощь в уповании на господа». И с наступлением рассвета стали исходить из лагеря их гласы рыданий и причитания.

И уповая на бога, вышли на битву с ними. Сразились, и послал господь мощь малому люду христианскому; погибло от недуга тридцать пять тысяч сарацин, от меча же три тысячи. И был ранен Мир копьем в пах. Христиан в день тот было убито человек шестьдесят, а кони сарацин падали во множестве, словно леса, и выбросили их всех в море. /238/

Тогда явился некоему агарянину призрак, который якобы вещал словно пророк их: «Ниспослал господь победу над нами до скончания десяти царей, как пророчествовал господь Аврааму и Агари; вы же берегитесь святых церквей и людей богослужителей, как о том научал я в Коране моем»[363]. Спешно снялись и бежали вспять по своим же следам. Минуя Цихе-Годжи, разбили лагерь между двумя смежными реками. И пал дождь обильный и поднялись реки безмерно; и полилась меньшая из рек на войска абашей и утопила из них тридцать три тысячи пеших; большая из рек хлынула на всадников, лагерь которых был разбит в лесистой местности, и иные из них разбежались в разные стороны, иные спаслись, взобравшись на деревья, и забрала река тридцать тысяч лошадей и с тех пор стали именоваться одна из рек Цхенис-цкали, а другая — Абаша[364]. И двинулись отселе и прошли дорогу Туринскую, прошли дорогу Сперскую, а на численности их не было видно убыли. Но прежде подрубили они хвосты коням своим, потому как тяжело было тащить их от прилипшей грязи[365]. /239/

И стали в ту пору опустошенными земли Грузии[366], Армении и Рана, и нельзя было сыскать нигде ни строения, ни пропитания для людей и животных. И отправили Мир, Арчил и Леон[367], — эристав Абхазии, — посланника к царю греческому и поведали ему обо всем, что сотворили они по воле господней и своими руками. А тот передал им два венца и грамоту Миру и Арчилу, где начертал им, а именно: «И царствование в Картли, и отвага, и мудрость пребывали с вами. А ныне хотя заодно с нами вы преследуемы за служение кресту и из-за ревности нашей (христианству), как заповедал нам господь, с нами заодно будете возвеличены. Но вместе с тем оставайтесь в твердынях ваших до истечения трехсот лет; ибо на двухсот пятидесятом году расчленится царство их, а по истечении трехсот лет обретет силу царство наше, и сокрушим мы агарян, и падут все возвышенные ими, и вознесутся славившие нас».

А Леону написал следующим образом: «Мы нанесли урон всем пределам Картли, а от царей ее мы познали содействие и пользу. Ныне же они сослужили третью службу и помощь нашему престолу царскому: спервоначала /240/ они приняли крещение из рук наших; затем спасли от сокрушения великий град Понтийский и сотворили мир между нам» и персами[368]. Потому как тот же царь Вахтанг стал посредником и мечом своим вернул царству этому Палестину и обе части Джазиры. И если бы ныне господь с помощью их не воспрепятствовал этим злостным супостатам, достигли бы они самого Константинополя; и между потомками Неброта господь сделал славными этих, ибо не убавилось в роду их мудрецов истинных и бойцов, как о том повествует начертанная нами грамота, в которой описаны цари, знатные своими племенем и землями. А тебе же я повелеваю быть эриставом Абхазии, тебе и детям твоим и твоему потомству во веки веков. Но почти добром царей и народ их Картли и не посягай отныне на них и на пределы их эгрисские, покуда пребудут они там или когда отбудут оттуда»[369].

А Мир был отягчен смертельными ранами и говорил брату своему Арчилу: «Ну вот, брат, я и отхожу к пращурам нашим; забери ты меня и погреби среди могил праотцов наших. И поведаю я тебе о местах, в которых сокрыты сокровища наши. И не наследует мне сын, ибо народилось у меня семеро дочерей, и потому отныне ты и есть наследник царский из дома нашего царя Мириана. И тебе самому ведомо, что деву, дитя наше, мы не выдавали в супруги (кому-либо) из эриставов наших. Но выдавали или за царя, или если кто явится из рода персидских царей, подобно тому, как /242/ царь Мириан дал Перозу[370] в супруги дочь свою. А мы ущерблены, ибо ты неженат, а я без сына (наследника). Ну а поскольку отцы наши приводили себе в супруги дочерей эриставов наших, выдадим им дочерей моих и поделим им земли картлийские: половину тебе, да половину им. Однако бывшую у меня долю главы рода я отдаю тебе, да пребудет она у тебя в качестве доли главы рода нашего: Эгриси, Сванети, Таквери, Аргвети и Гуриа. А Кларджети и среднюю Мтиулети отдай дочерям моим, дабы пребывали в них во все это злое время. И отец наш помер в пору смуты, и мы не смогли перенести его в Мцхету, забери останки его и погреби в церкви Кутатисской, чтобы свидетельствовал он о наследии нашем. А ты оставайся тут и дружи с греками, покуда не рассеется тьма сущая».

И помер Мир, отнесли (прах) его в Мцхету и погребли в верхней церкви, у входа на пороге.

Арчил же призвал эриставов картлийских и выдал за них (в супруги) племянниц своих[371]: одну выдал за племянника отца своего, сына Гуграма куропалата, что владел Кларджети и Джавахети: вторую — за питиахша из рода Пероза и который господствовал в Триалети, Ташири и Абоце; третью — за Нерсе Нерсиана из рода знатных вельмож царя Вахтанга /242/; четвертую — за Адарнасе Адарнасиана и обоих их наделил Верхней Землей, которая есть Картли; пятую выдал за Варзмана и отдал (во владение) область от Котмана до Курдис-хеви; сей Варзман был из рода персидского правителя Барды, что был отцом матери царя Вахтанга; шестую за Джуаншера Джуаншериани, что был из рода царя Мириана, одного из потомков Рева, и отдал им Джвари и Херки и всю Мтиулети, Манглисское ущелье и Тбилиси[372].

Доля Арчила представляла собой половину всех этих хеви[373]. Когда же те узрели, что Джуаншеру выдал он наиболее (значительную) часть, остались несколько удрученными. И отпустили мтаваров этих совместно со своими супругами по своим местам.

Арчил же призвал Леона и сказал: «Будь же благословен господом, ибо проявил доброе радение (за время) гостевания нашего и защитил нас миром на земле твоей. Но ныне известно, что восстановлены владения наши выше от Клисуры. Пойду и устроюсь в Цихе-Годжи и Кутатиси. Теперь же требуй, чего тебе угодно в награду за добрую службу твою».

На что Леон ответствовал: «Дал мне кесарь страну сию в наследственную (собственность) по славной отваге вашей. Отныне же дана она мне в вечное владение от Клисуры до Великой реки Хазарии, к которой примыкают отроги Кавказа. Присовокупи меня к числу рабов твоих, к тем, коих удостоил ты быть сыновьями и братьями твоими. Не нужен мне удел твой, но пусть и мой пребудет твоим».

Тогда выдал он Леону в жены Гурандухт — племянницу свою от брата, и венец, что /243/ был дан греческим царем Миру. И дали друг другу обещание и клятву твердую, дабы не быть вражде меж ними, но повиновался Леон Арчилу во все дни свои[374].

Пришел Арчил и утвердился в Эгриси (вплоть) до Шорапани. Управил все крепости и города и построил крепость на рубеже Гурии и Греции. Истекло с тех пор двенадцать лет, и начала строиться Картли[375]. Мцхета же стала непригодной для пребывания (в ней). Пришел Арчил из Эгриси и сел в бывшей крепости Хидари.

Тогда же явился к нему князь некий из потомков пророка Давида[376], по имени Адарнасе, племянник Адарнасе Слепого по брату, отец которого был породнен с Багратионами, а греками посажен правителем в области Армении. В пору Пленения (Картли) эмиром Глухим ушел он к сыновьям Гуарама куропалата в Кларджети и оставался там. Просил он Арчила и сказал: «Коли изволишь и сделаешь меня преемником твоим, дай мне земли». И дал (тот) ему Шулавери и Артани.

Вслед за этим пришел Арчил в Кахети и всем придворным[377] своим даровал он Кахети, сделал их азнаурами, воздвиг церковь в Садзмори. Женился на дочери Гуарама куропалата, что был потомком одного из детей царя Вахтанга, рожденный женой-гречанкой. И осел в Цукети, построил замок[378], а в ущелье Лакуасти воздвиг крепость. И застал в Цукети правителей[379], которым Цукети был дарован царем Вахтангом, а тушами, хунзами и всеми язычниками тех мест правил эристав Абухосро, и не изъявил (Арчил) желания изъять у него Цукети[380]. /244/ И построил (Арчил) в междуречье город-крепость Нухпати. Нухпатийцы же были язычниками и природы хищной, но Глухой посек их множество. И силой крестил их Арчил.

Усилились сарацины на земле Рана. Завоевали Газир[381] и Армению. А Маслама воевал с греками. Племянники же Адарнасе Слепого, трое братьев, что выжгли глаза брату отца своего, прибыли из Тарона в Шаких и обосновались там по велению Арчила, ибо все пределы Кавказа до Рана были обезлюдены hEрети же и Кахети спаслись из-за обилия лесов. И утвердились трое братьев там до самой Гулгулы.

В ту же пору некоторых питиахшей не впустили в Кларджети, (тогда) половина их ушла и они завладели скальной местностью в Тао, которая называлась Калмахи, и построили там крепость.

(Другая же) половина явилась в Кахети к Арчилу. За одного выдал замуж (женщину) из рода Абухосро, потому как была та вдовой и не имела мужа, и даровал им Цукети заодно с крепостью и замком. В ту пору, на пятидесятом году после ухода Глухого, пытались сарацины вторгнуться в Картли. До сей поры они не вторгались, но получали дань от эриставов.

И было у Арчила двое сыновей: Джуаншер и Иован, да четверо дочерей: Гурандухт, Мария, Мирандухт и Шушан[382].