Жизнь вдребезги

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Через день произошло одно примечательное событие. Когда Дюваль заполнял чек для уплаты по письму Фарлини, вдруг раздался звонок у калитки. Мадам Депен сегодня не должна приходить, и Дюваль никого не ждал. Он закрыл конверт, написал адрес, сунул письмо в карман и пошел отворять. Наверное, это очередная сборщица пожертвований на слепых или калек. Он всегда в таких случаях давал какую-нибудь мелочь и потому, проходя через парк, проверил свой кошелек, откуда извлек несколько монет. У калитки стояла женщина в черном, которая тотчас обратилась к нему.

- Вы месье Дюваль?

- Да, Рауль Дюваль.

- Я сестра Вероники.

Рука его лежала на ручке калитки. Как только он это услышал, то всей тяжестью навалился на нее, словно подстреленный.

- Сестра кого? Как вы сказали?

- Я думала, что она вам обо мне рассказывала. Я знаю, что ничего для нее не значу, но… Мое имя Тереза… Тереза Ансом.

- Ах, да… Тереза… Ну, конечно.

Он уже лихорадочно искал предлог, чтобы избавиться от этой женщины. Он напоминал актера, позабывшего свою роль, который чувствовал от этого смущение и растерянность. Женщина в черном… в трауре…, значит, она знает правду. Она приехала за наследством.

- Вас прислала жандармерия?

Он не знал, что сказать. Открыл калитку, она прошла мимо него, вызывающе, с высоко поднятой головой, мучительно напоминая Веронику, только поменьше ростом и темнее волосами, чуть постарше, словно двойник, задубевший от времени.

- Нет, меня прислала больница. Месяц назад я потеряла мужа… У него была опухоль, которая его очень быстро унесла. Он так страдал…

Она открыла сумочку, вынула носовой платок и приложила его к лицу. Вдовий наряд ей шел, и Дюваль проникся к ней симпатией. Тереза, овладев голосом, который принял обычную для него сухую и твердую интонацию, продолжала:

- Я известила об этом Веронику.

При этом она протянула Раулю конверт, окаймленный черной полосой, на котором стояло множество отметок.

- Если бы бедняжка Вероника сообщила мне о своем замужестве, все было бы иначе. Но разве я знала? Я написала ей на девичью фамилию, Версуа, которую она снова взяла после развода. Письмо было отправлено на старый адрес, а оттуда; видимо, консьержка переправила его в Канн, а уж потом его послали в больницу в Блуа, но оно снова вернулось ко мне с пометкой "адресат неизвестен". Мне это показалось странным, и я встревожилась. После смерти мужа я осталась совсем одна и не у дел, поэтому и поехала в больницу. Там по картотеке нашли Веронику Дюваль, урожденную Версуа. Вот так я и узнала о ее замужестве и несчастье. Мне дали ваш адрес и все необходимые сведения.

Дюваль немного успокоился, но тревога не оставляла его. Он должен был это предвидеть. Тереза с любопытством рассматривала своего зятя.

- Мне сказали, что вы кинезитерапевт. Веронике повезло… Ей всегда везло… Правда, после всего, что теперь произошло, не стоит так говорить. Как она себя чувствует?

- Неважнецки, - ответил Дюваль с расчетливой сухостью. - Совсем неважнецки… Правосторонний паралич, речь отсутствует… Очень слаба. Словом, калека.

- О! Как я вам сочувствую, Рауль. Дюваль чуть не подпрыгнул.

- Разрешите мне вас так называть? - сказала она. - Как же вы собираетесь выйти из этого положения?

Они медленно шли по аллее. Ока проворно оглядела дом и сад.

- У меня есть преданная домработница.

- Я бы тоже могла вам помочь… В таком большом горе можно и забыть о прошлом, не так ли?

- Благодарю вас, но в течение какого-то времени необходимо избавить Веронику от малейших волнений. Доктор категорически запретил шум и посещения.

- Даже сестре?

- Даже ей. Вы, наверное, плохо себе представляете, что она пока еще очень, очень больна. Из-за любого пустяка у нее поднимается температура.

- Видно, зря я тащилась так издалека, - сказала она злобно.

- Если бы все зависело от меня, я бы вас тотчас к ней проводил, - сказал Дюваль. - Это так естественно. Но она мне этого никогда не простит, и знаете почему? За напоминание о прошлом.

- Она считает себя обезображенной?

- У нее осталось несколько шрамов на виске и волосы пока не отрасли, ей ведь обрили половину головы для перевязок.

В черных глазах Терезы блеснула и померкла радость.

- Да, она ведь всегда была гордячкой. Теперь я понимаю, почему она никого не хочет видеть, для ее самолюбия это непереносимо.

- Вдобавок она здорово похудела. Оттого, что она теперь все осознает, ее страдания усилились. Слава богу, что меня пока терпит.

- Она что совсем не говорит?

- Только подает знаки левой рукой. Она ведь практически оторвана от мира… Зайдите в дом на минуту.

Они прошли через подъезд и остановились в вестибюле.

- Я снял этот дом, - сказал Дюваль, - поскольку он находится на отшибе. Никаких соседей. Мало движения. Больничный покой.

- Должно быть, он обошелся в копеечку?

- Обременительная жертва… Прошу вас в гостиную.

Он широко раскрыл дверь. Она вошла и тотчас увидела фотографию на круглом столике.

- Черт возьми, - воскликнула она, - Фабиана! Везде она тут как тут!

- Вы ее знаете?

- Знаю ли я ее… О! Да, к несчастью.

- Присядьте и расскажите мне о ней.

Она поддернула юбку, чтобы не помять, и осторожно уселась на диван.

- Не говорите мне, что вы не в курсе дела.

- В курсе чего?

- Вероника никогда не рассказывала вам о нашей ссоре?

- Она избегала этой темы.

- И хорошо делала. Вы знаете, что Веронику вырастила я. Мама всегда болела. Она умерла в санатории, а я посвятила себя малышке, она ведь на 13 лет моложе меня, и я ее считала почти своей дочерью. Не могу сказать, что это было просто. Вероника была трудным ребенком, но мы, вроде, понимали друг друга. Вдруг возникла эта Фабиана. Вероника просто влюбилась в нее… Нет, я не думаю ничего такого! Вероника совершенно нормальная женщина. Я просто хочу сказать, что она боготворила Фабиану. К несчастью, эта девица была при деньгах, а нам их всегда не хватало… Я работала, месье.

Она вынула платок и, зажав его в руке, трогательно изобразила страдание.

- И долго они встречались?

- Годы! Вы не представляете себе, что это было, Рауль! Извините, я снова вас так назвала, месье… Я теряю голову, когда думаю об этом. Если Фабиана покупает браслет, то Веронике необходим такой же. Фабиане нравится книга, Веронике подавай такую же. Меня отправляли на прогулку, когда они встречались, я им не подходила. Фабиана приглашала Веронику на вечеринки… Вероники постоянно не было дома. Она возвращалась, когда хотела. Так она познакомилась со своим первым мужем, Шарлем Эйнолем, который был кем-то вроде мелкого дворянина. Он был намного старше и занялся ее воспитани- ем Половину же времени он проводил в Америке.

- В Америке?

- Да, в Америке. Самолет для него, что для меня такси, к тому же я такси никогда не пользуюсь, очень дорого. Мне обо всем рассказывала Вероника, конечно, чтобы подразнить меня. "Чарли сейчас в Нью-Йорке", - сообщала она, - они обе были помешаны на нем. "Чарли там, Чарли здесь. Чарли продал "Мятный крем"… Чарли купил "Ночную красавицу"… Похоже, что это были имена лошадей. Вы играете Рауль?

- Нет, никогда.

- Вы благоразумны.

- И он был состоятелен, этот Эйноль?

- Поди узнай. Чтобы зарабатывать деньги подобным ремеслом, нужно, на мой взгляд, не иметь чести, только и всего.

- А Фабиана была замужем?

- На моей памяти нет. Но мне рассказывали только то, что считали нужным. Мне намекали, что он и она… вы понимаете? Для того, чтобы разойтись, необходим был некий предлог… Развели их быстро.

- Но как понять… две подруги, выходит поссорились? Так?

- А! Я тоже сколько раз задавалась этим вопросом. Может, и лучше, что мы с вами так несовременны, Рауль.

Она улыбнулась, довольная, что заронила червь сомнения в Дюваля, и спокойно добавила.

- Когда я поняла, что Вероника во мне не нуждается, я изменила свою жизнь. У меня было на это право, не так ли? Я вышла замуж за хорошего парня и перестала видеться с сестрой. Со своей стороны она тоже ничего не сделала, чтобы удержать меня. Между нами, вы счастливы с ней?… Не совсем, не так ли? Она такая эгоистка! К тому же между вами остается Фабиана.

Она впилась в Дюваля черными глазами, в которых, как головешка, тлела злость.

- Она не заставит себя долго ждать. Правда, вас нелегко найти, но она такая пройдоха. Считайте, что вам повезло, если она не омрачит вашего существования. Правда, калека…

Она сухо рассмеялась.

- У нее теперь нет охоты кому-то подражать.

И голосом, полным меланхолии, добавила:

- Я все же жалею ее, бедняжку.

- Что я не очень понимаю, так это то, чем эта Фабиана так привлекла и действовала на Веронику.

- Вы же мужчина. Вы думаете о дружбе, товариществе… А будь вы женщина, то поняли бы, что это все несчастное соперничество. Для Вероники Фабиана была эталоном.

- Допустим, она переняла ее вкусы.

- Вкусы! Вы смешите меня! Не только вкусы, но манеру одеваться, говорить, курить. Это было смешно, глупо, но тем не менее это так. Стала вроде двойника. Все наши ссоры были только из-за этого. Наконец, все кончилось. И, пожалуй, к лучшему… Что вы намерены теперь делать? Вы же работаете и не можете оставаться здесь безвыходно. Я не имею привычки навязываться, но могу быть вам полезной. Уход за больными мне прекрасно известен и, если это необходимо, я снова буду рядом с Вероникой.

- Благодарю вас, - сказал Дюваль холодно. Может быть, когда-нибудь…, но не сейчас. Нельзя ее утомлять.

- Да, пожалуй, я ей напомню многое плохое из ее прошлого.

- Вот именно. Не хотите ли выпить чего-нибудь?

Она вынула из сумочки мужские часы и посмотрела на них.

- Нет, спасибо. Не проводите ли меня на вокзал? В Туре у меня пересадка на Бордо.

- Охотно.

Они поднялись. В вестибюле она остановилась и пальцем показала наверх.

- Она там?

-Да.

- Мне бы все же хотелось ее увидеть.

- Послушайте, - сказал Рауль, - когда все наладится, я вам сообщу, согласны?

. - Обритая голова…, кругом шрамы, - шептала задумчиво Тереза, - простите, я не расслышала.

- Я говорю, что сообщу вам, как только ей станет лучше.

- Да да. А если появится Фабиана, не впускайте ее. В вас чувствуется характер. Не бойтесь быть поэнергичнее с Вероникой. Ей необходима опора…

Рауль посадил ее в машину. Она в последний раз оглядела

- Он слишком велик для двоих, -сказала она.

- У вас есть багаж?

- Чемодан. Он в камере хранения.

Дюваль повернул ключ в калитке.

- Вы боитесь, что ее украдут? - спросила она. - Любопытно было с вами познакомиться, с человеком во вкусе Вероники.

- Вы удивляетесь, что мы поженились? Он не торопясь поехал к Майи.

- Да, немного, - сказала она, чуть помедлив. - Вы так отличаетесь от того, другого.

- От кого? От Чарли?

- Огромный, грузный, с кожей англичанина. Я видела его мельком и не была ему представлена.

- Думаю, что он платит большие алименты Веронике. Сказав это, Дюваль почувствовал болезненный укол. Еще забытая деталь: каким образом осуществлялось поступление этих денег.

- Он? Это удивительно. Я вижу, Вероника вам ничего не рассказывала о своем прошлом.

- Ничего.

- Ну и девка! Во всяком случае, сомневаюсь, чтобы ей что-то перепадало от него, поскольку у них не было детей. Более того, я думаю…

Она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть панораму Луары и продолжила:

- Я полагаю, что вы хорошо зарабатываете на жизнь. Думаю, что такой поспешный брак после развода произошел из-за денег.

В голове Дюваля вспыхнуло: деньги! миллионы!

- Может, вам кажется, что у меня дурной язык, но вы мне симпатичны, и мне не хотелось бы так уж все вам рассказывать. Вероника всегда много тратила, и мне было неясно, откуда берутся эти средства. Наверное, она в больших долгах, иначе этого не объяснишь. Теперь мне понятно, почему мне не сказали о замужестве.

- Почему же?

- Не обижайтесь, но вы не такая завидная партия, как Чарли. Массажист после дворянина. Практично, но не звучит. В этом вся Вероника. Я вас огорчила.

Дюваль не ответил. Он смущенно чувствовал, что эта женщина, ядовитая как паучиха, где-то права, и она прикоснулась к чему-то гнусному и опасному. Он чуть не забыл, что Вероника мертва. Они доехали до вокзала.

- У вас растерянный вид, - оглядела его Тереза, разыскивая багажную квитанцию.

- Скорее любопытствующий, - поправил он. - Когда мы поженились, деньги были у Вероники, а не у меня.

Они постояли немного около ее чемодана, вопросительно глядя в глаза друг другу.

- Напомните мне ваш адрес, - наконец, сказал он.

- Дакс, ул. Генерала де Голля, 17. Напишите мне о ее здоровье и держите меня в курсе дел. У меня есть еще многое вам рассказать. Если понадобится помощь, не стесняйтесь.

Она протянула ему руку, и в этом жесте ощутилось немое лукавство.

Дюваль с отвращением сжал ей пальцы.

- Поцелуйте Веронику за меня.

Он проводил ее взглядом пока она не исчезла. Пока опасность миновала, но надолго ли? Может, уехать из Амбуаза? Спрятаться? Уехать за границу?

Дюваль медленно возвращался. Он вконец запутался: Чарли, Вероника, Клер, нет, Фабиана… потому что она была Фабианой. Что между ними общего? Не нужно понимать слова этой ведьмы буквально, и тем не менее… Он все повторял: Фабиана, Фабиана, чтобы привыкнуть к этому имени, почувствовать его на губах и услышать отзвук на него в своем сердце… Фабиана, которая просила прощения… Фабиана - центр интриг… Фабиана, которая подделалась под Дюваль… Фабиана, которую он любил по-прежнему.

Настал час массажа. Рауль опустил в ящик письмо к Фарлини. "Шевроле", словно умный ослик, сам знал дорогу домой и довез Дюваля к "Гран Кло" без его вмешательства. Всю дорогу он думал о Веронике. Это она настояла на браке, а Фабиана, ближайшая подруга, конечно, знала зачем. Трудно было во всем этом разобраться. Вероника знала о миллионах, поскольку ей было известно о существовании Уильяма Хопкинса, и все это не без участия Чарли, который частенько околачивался в Америке. Какова связь Чарли с Хопкинсом нужно узнать у Фабианы…

"Хопкинс, - думал Дюваль, - я так говорю о нем, словно он мне не отец. А о Веронике думаю не как о своей жене. У меня теперь никого нет, кроме Фабианы…"

Он еще раз повторил ее имя, тихо остановился у ограды, как-будто это слово само могло открыть калитку и высветить ему правду. Он стал поворачивать ключ в замке и обнаружил, что калитка заперта только на засов. Он точно помнил… Еще эта жуткая женщина заметила: "Вы боитесь, что ее украдут?" Кто-то приходил. Он был в этом уверен. Он почти пробежал парк, лестницу и остановился на пороге спальни. Фабиана лежала в той же позе, в какой он ее оставил. Она с трудом посмотрела в его сторону.

Он состроил мину спокойствия и прошел к окну, чтобы отворить его и впустить предвечерний свет. Глаза его быстро обежали все предметы. Все было на месте. Стулья никто не сдвигал. Запах был все тот же. Он присел на край кровати, погладил лоб больной.

- Знаешь, кто здесь только что был? Ты, небось, слышала наш разговор. Одна особа; которую ты раньше встречала.

Голубые глаза вперились в него и снова обозначился тик.

- Думаю, что ты ее не особенно любишь. А она, в свою очередь, тебя… Сестра твоей подруги, Вероники. От нее-то я и узнал твое имя, Фабиана. Красивое имя. Оно мне очень нравится, очень женственное.

Глаза отчаянно вопрошали его о чем-то.

- Мы долго болтали. Она обязательно хотела подняться и посмотреть на тебя, потому что уверена, что ты Вероника. Никто не знает, что Вероника мертва, я надеюсь. Но достаточно кому-нибудь появится здесь, как случится катастрофа. Никто не приходил в мое отсутствие? Сожми мне руку, если нет.

Она сжала его запястье.

- Хорошо. Я ведь недоверчив, как ты поняла. Мы оба ходим по острию ножа. Мы зависим от малейшего случая. Понимаешь ли ты это? Если, к несчастью, кто-либо узнает, что ты не Вероника, я пропал. Раз ты была ее ближайшей подругой, то должна знать, что произошло на шоссе. Закрой глаза, если это так.

Она закрыла.

- Но ты не знаешь обстоятельств. Она, очевидно, обманула тебя. Это неправда, я не хотел ее убивать. Посмотри, похож ли я на преступника. Посмотри хорошенько.

Голубые глаза были глубоки как море. Он вздохнул и продолжал:

- Мне она просто надоела, но особенно надоел я сам себе. Мы оба, эта нелепая жизнь, которую мы вели. Да, я ослабил колесо…, чтобы испытать судьбу…" пусть решит случай… А она потом заставила меня написать то письмо. Я мог бы отказаться, заметь…, но потом подумал, что тем облегчу наш развод… Мне и в голову не пришло, что Вероника может исчезнуть. Я допускаю, что у вас в самом деле случилась авария. Закрой глаза, если так… Хорошо. И никто ее не устроил нарочно? Сожми мне руку, если нет. Она сжала.

- Не хватает только, чтобы узнали, что Вероника утонула, тогда письмо будет вскрыто и передано полиции… Знаешь ли ты, кому Вероника его доверила? Закрой глаза, если да… Нет? Это правда?

Он нащупал ее пульс на левой руке.

- Пульс частит! Она старается обмануть, чему я не удивляюсь… Берегись, Фабиана. Это вопрос жизни и смерти. Вероника ничего тебе не сказала?… По словам ее сестры, она ничего от тебя не скрывала. Ну, ладно. Сейчас не время плакать… Отвечай же… Ну же, Фабиана! Подумай о нас. Разве нам плохо вдвоем? Ты хочешь, чтобы меня арестовали? Хочешь, чтобы допрашивали? Фабиана, я люблю тебя. Ты должна мне все сказать, все, только так мы сможем защититься.

Он тронул губами ее лоб, скользнул к изуродованному виску, почувствовал слезы и прошептал:

- Любовь моя, Фабиана, я не знаю роль, которая принадлежала тебе во всей этой истории. Подозреваю, что она была не из благородных, но хочу сказать наперед, что я на тебя не сержусь. Ты слышишь? Мы оба, ты и я, покинуты всеми, сироты. Ведь когда утратишь надежду, то совершишь не знаю что… Я женился на Веронике потому что думал, что она богата. Ведь когда сердце мертво, остаются только деньги, не так ли? Теперь, видишь, мы квиты. Я женился из-за денег и хотел покончить с Вероникой и собой. Чудовищно, но теперь извинительно, поскольку я люблю тебя. Я тебе совершенно доверяю. Твоя вина не больше моей. Я ведь не судья. Я пойму. Только правда может нас спасти. Кому же Вероника доверила письмо?

Он поднялся, чтобы сверху лучше видеть ее лицо.

- Отказываешься отвечать? Она моргнула.

- Что это значит? Ты отказываешься? Она снова моргнула.

- Прекрасно. Но ты заговоришь, я тебя уверяю. Он вышел, хлопнув дверью.