Жизнь Вивекананды

1

1891 год. К своим ученикам в Альваре, в Раджпутане.

2

Он весит 170 фунтов. В Нью-Йоркском френологическом журнале (выдержка приведена в т. II "Жизни Вивекананды") можно найти измерения его тела, произведенные во время его первых поездок по Америке.

3

Челюсти скорее татарские, чем индусские. Вивекананда гордился тем, что его предки были татары, и любил говорить, что в Индии "татары — лучшие люди народа".

4

У него был красивый голос, напоминающий, как говорила мне мисс Жозефина Мак-Леод, звук виолончели. Низкий (в отличие от голоса Рабиндраната Тагора, в котором звучат высокие ноты) и ровный, он наполнял своими глубокими звуками зал и все сердца. Овладев слушателями, Вивекананда понижал его до самого тихого piano, глубоко захватывая аудиторию. Эмма Кальве, которая его знала, говорит: "Чудесный баритон, вибрирующий, как китайский гонг".

5

Он принадлежал к разряду кайяста, подкаста воинов.

6

Ramakrishna Mission, которую он основал, распространила по всей Америке свои отделения, и многие из наиболее преданных его учеников были американцами.

7

Свидетельство Дана Гопала Мукерджи.

8

Впрочем, уже с юности пораженное первыми приступами болезни (диабет), от которой ему было суждено умереть. Смерть всегда невидимо сидела у очага этого Геркулеса.

9

Он определил жизнь как "стремление существа к развитию в обстоятельствах, стремящихся его раздавить" (апрель 1891 года, Беседы с махараджей Кетри).

10

Напоминаю, что его настоящее имя было Нарендранат Датт. Он принял имя Вивекананды лишь в момент отъезда в Америку, в 1893 году.

Я запрашивал по этому поводу Ramakrishna Mission. Свами Ашокананда любезно собрал для меня данные тщательного опроса. Согласно решающему свидетельству одного из наиболее близких учеников Вивекананды, монаха Свами Суддхананды, в настоящее время секретаря Ramakrishna Mission, Рамакришна всегда называл его по имени "Нарендра", или, короче, "Нарен". Хотя он сделал некоторых своих учеников "саньяси", это никогда не происходило в ритуальной форме, и монашеских имен он им не давал. Правда, он дал Нарену прозвище "Камалакша" (с глазами лотоса), но Нарен впоследствии его забыл. Во время своих первых путешествий по Индии он принимал различные имена, чтобы не обнаруживать своей личности. Иногда он называл себя Свами Вивидишананда, иногда Сатчидананда. Еще накануне отъезда в Америку, когда он отправился к полковнику Олькотту, в то время председателю Теософского общества, чтобы получить рекомендательные письма в Америку, Олькотт знал его под именем Сатчидананды и — вместо всяких рекомендаций — предостерег против него ("warned") своих американских корреспондентов (письмо Олькотта к Джармапала, в Америку). Его большой друг, магараджа Кхетри, предложил ему имя Вивекананды, когда он садился на пароход, отплывая в Америку. Выбор имени был подсказан намеком на "способность различения" Свами. Нарен принял это имя как временное. Но он бы уже не мог изменить его, даже если бы пожелал: в несколько месяцев оно стало знаменитым и в Индии, и в Америке.

11

То есть божественного Единства (выдержки из труда Сарадананды).

12

"Жизнь Вивекананды", т. II, гл. LXXIII. Беседы, состоявшиеся до 1893 г. NB. "Жизнь Вивекананды", на которую я постоянно ссылаюсь в моей книге, это четырехтомный, считающийся в Индии классическим труд, опубликованный Advaita Ashram в Майявати, под заглавием The Life of the Swami Vivekananda, by his Eastern and Western disciples, 1914–1918.

13

Воспоминания ученика Рамакришнананды о последних минутах Рамакришны, недавно опубликованные в "Messager de l'Orient" в Соединенных штатах (см. последнюю главу предыдущей части).

14

Мы должны еще раз отметить предпочтение, которое оказывается в этой панораме героических и божественных идей человечества Христу и Евангелию. Эти индусские монахи празднуют страстную пятницу и поют псалмы святого Франциска. Нарен, который не может без слез читать бессмертный рассказ о распятии, говорит им о христианских святых, об основателях западных орденов. "Подражание Христу" — их настольная книга вместе с "Бхагавадгитой". И все же не может быть и речи о том, чтоб причислить их к последователям церкви Христовой. Они были и остаются индуистами-ведантистами, во всем, без уступок. Но они объемлют в своей вере все верования земного шара. Воды Иордана примешиваются к водам их Ганга. Тех из приверженцев Запада, которых возмущает эта преступная аннексия, мы спросим, чем же законнее слияние палестинской реки с водами Тибра?

15

Я сказал выше, что свободолюбивый Рамакришна, в отличие от других гуру, не совершал над своими учениками (и это позднее ставилось в упрек Вивекананде) обряда посвящения в монахи в его обычной форме. Нарен и его товарищи сделали это сами, приступая в 1888-м или 1889 году к Viraja Homa, традиционной церемонии Саньясы, в монастыре Баранагора. Свами Ашокананда пишет мне, впрочем, что в Индии существует и другая форма Саньясы, считающаяся более высокой, чем Саньяса ритуальная, и освященная обычаем. Кто чувствует сильное отвращение к жизни "века" и жажду бога, может принять Саньясу сам, без всякого формального посвящения. Это, без сомнения, и было сделано свободными монахами Баранагора.

16

За исключением одного святого человека, чтимого всеми мудрецами Индии, — Павхвари Баба из Гхазипура. Этот великий отшельник, родители которого были браминами в Бенаресе, широко образованный, знавший все религии Индии, все философии, дравидские языки и древнебенгальский, изъездивший всю страну, — удалился в уединении и соблюдал строжайший аскетизм. Спокойствие его бесстрастной души, его героическое смирение, учившее с ясной улыбкой смотреть в лицо самым страшным событиям и заставлявшее его говорить среди жестоких страданий, причиненных укусами кобры, что это "посланец его Возлюбленного", подчинили его обаянию величайшие умы Индии. Его посетил Кешаб Чандер Сен, и Нарен был у него еще при жизни Рамакришны, святость которого Павхари признавал. Нарен виделся с ним снова, в период колебаний, после смерти Рамакришны, он посещал его ежедневно и был недалек от того, чтобы последовать за ним и просить у него посвящения. Это были мучения духа, длившиеся несколько недель: он терзался, влекомый двумя мистическими призывами — Рамакришны и Павхари Баба. Последний больше отвечал его странному желанию погрузиться в божественную бездну, в которой душа отрекается от личного и поглощается вся целиком, без мысли о возвращении. Он смягчал не покидавшие сердце Нарена угрызения в том, что он отворачивается от мира и от служения обществу: ибо Павхари исповедовал веру, что дух может помогать другим даже без помощи тела и что наиболее сильное действие заключается в наиболее полном созерцании. Какой религиозно настроенный ум не знал смертельного обаяния этого голоса? Двадцать один день Нарен был на волосок от того, чтобы подчиниться ему. И двадцать одну ночь образ Рамакришны, являвшийся ему, увлекал его обратно. Наконец после непрестанной внутренней борьбы, обо всех перипетиях которой он отказывался говорить, Вивекананда сделал окончательный выбор. Он избрал Служение богу в человеке.

17

Сарадананда, Брахмананда, Премананда, Йогананда, Турьянанда, в особенности Ахандананда, который дольше всех пробыл с ним.

18

В своих неизданных мемуарах, с которыми я ознакомился, Sister Christine (сестра Христина), великая американская ученица Вивекананды, основываясь на рассказах последнего, оставила следующее ценное свидетельство об этом эпизоде и о привлекательной личности Садананды.

Садананда был молодой начальник станции в Гатрасе… Он видел, как пришел на вокзал Нарен, умиравший от голода. Он был сразу порабощен его взглядом… "Я встретил два глаза дьявола", — говорил он позднее. Он позвал его к себе в дом, и, когда его гость ушел, он последовал за ним — на всю жизнь.

Оба они, молодые, были художественно одаренными людьми и поэтами. Но, в отличие от своего учителя, у Садананды разум отходил на второй план, хотя он и был образован (он изучал персидский язык и подвергся влиянию суфизма). Как и у Нарена, у него было живейшее чувство красоты, и он с восторгом наслаждался природой, ее картинами. Никто не был более предан Вивекананде. Он весь проникся существом учителя: стоило ему закрыть глаза и подумать об его образе, его жестах, как он возникал немедленно в глубине его мысли. "Он — дитя моего духа", — говорил о нем Вивекананда. Не видав Рамакришны, он по своей природе был к нему ближе, чем кто-либо другой. Иные эпизоды его жизни напоминают случаи из жизни Парамахамсы, а также некоторые черты наших святых в "Золотой легенде". Он видит, что избивают буйвола; тотчас следы бича запечатлеваются на его теле. Он ухаживает за прокаженными, поклоняясь им, как богу; целую ночь напролет он держит в своих объятиях человека, горящего в оспе, чтобы умерить его лихорадку. Более чем у кого-либо из будущих учеников, у него было чувство демократизма, по мнению сестры Христины, обусловленное отчасти мусульманскими влияниями. Он первый из Миссии организовал отряд метельщиков во время чумы. Он любил отверженных и разделял их жизнь. Молодежь его боготворила. Во время его последней болезни преданная ему группа людей, называвших себя "собаками Садананды", с горячностью ухаживала за ним: они все оставили ради него, как он оставил все ради Вивекананды. Он не допускал между собой и ими обычных отношений учеников и гуру; он всегда был товарищем. "Я могу сделать для вас лишь одно, — говорил он, — привести вас к Свамиджи" (ласкательное от Свами — Вивекананда). И хотя иногда он мог быть строг с ними, он всегда был полон радости, как говорило само избранное им имя; и эту радость он им передал. Они с любовью хранят память о нем.

Читатели простят мне эту длинную выноску, нарушающую ход рассказа. Но, пренебрегая требованиями литературной стройности, я стремился сохранить для верующих душ Запада этот "цветок" Индии, полный францисканской прелести, который сорвала нам сестра Христина.

19

Проявление величия моголов в Агре взволновало его до слез. В Дайодии он пережил "Рамайяну". В Бриндабане — детство Кришны. В тайниках Гималайских гор он размышлял о Ведах.

20

Сарададеви, эта простая и добрая женщина, которая пережила примерно на сорок лет Рамакришну и более чем на двадцать лет — Вивекананду, любимая и почитаемая всеми, сохранила те чувства, которые питал учитель к великому ученику. Однажды мисс Мак-Леод (она мне об этом и рассказывала) сказала Сарададеви: "Вашему мужу выпал благой удел: он оставался в Индии, среди своих, это было для него сплошной радостью. Миссия Свами (Вивекананды) была гораздо тяжелей: он избрал долю героя". "Да, — просто отвечала Сарададеви, — Свами Вивекананда был выше. Рамакришна говорил, что он только тело, тогда как Вивекананда — голова". Я привожу эти слова не потому, что я согласен с ними, но для того, чтобы показать скромность Рамакришны.

21

Ахандананда сопровождал его в Гималаи; там он заболел. В Альморе Нарен нашел Сарадананду и Трипананду, немного позднее — Турьянанду. Они присоединились к нему. Он покинул их в Мируте в конце января 1891 года; их беспокойная привязанность преследовала его до Дели. Он рассердился и приказал им оставить его.

22

В Кхетри он становится учеником лучшего в то время знатока санскритской грамматики. В Ахмадабаде он пополняет свои сведения о магометанстве и джайнизме. В Порбандаре, несмотря на данный им обет странствующего монаха, он задержался на девять месяцев, чтобы усовершенствовать под руководством ученых пандитов свои знания в области философии санскрита; он работает с Тригунакитой, который переводит Веды.

23

Но он не щадил нетерпимости миссионеров. Впоследствии они не простили ему этого. Христос, учение которого он проповедовал, открывал свои объятия всем.

24

В самом начале своего великого путешествия, в Альваре, в Раджпутане (февраль — март 1891 года). Его огорчало отсутствие духа точности, определенности и научной критики в истории Индии. И он указывал, противопоставляя, на пример Запада. Ему хотелось, чтобы, овладев его методами, молодая школа индийских историков посвятила себя воскрешению прошлого Индии: "Это будет подлинное национальное воспитание; и таким образом пробудится подлинный национальный дух".

25

Письмо от 7 июля 1896 года. Он прибавляет: "В тридцать три года я живу в одном доме с проститутками".

26

В точном переводе: Имя твое, Господин, есть: Same Sightedness (способность тождественного видения).

27

Поэма святого Вайшнавы: Сурадас.

28

Он встретил вора, который обобрал своего святого гуру, Павхари Бабу, и впоследствии, терзаясь раскаянием, стал монахом.

29

См. выше.

30

Эти слова записаны в позднейшее время. Но чувство, вызвавшее их, возникло уже тогда.

31

Так описывает его Абхедананда, который встретился с ним в октябре 1892 года в провинции Барода.

32

"Я чувствую могучие силы. Они как будто разрывают меня. Во мне столько возможностей! Я, кажется, мог бы революционизировать весь мир…"

33

Таково было заглавие лекции, которую он прочел в Хайдерабаде в феврале 1893 года: "Моя миссия на Западе".

34

Однако баранагорские монахи, по-видимому, не были склонны подражать ему. Мы увидим, что даже после его триумфального возвращения из Америки они не без колебания вняли его доводам о необходимости подчинить созерцательную жизнь общественному служению и даже, если нужно, совсем отказаться от нее. Лишь один из них, Ахандананда (Гангадхар), тронутый словами, переданными Брахманандой и Турьянандой, уже в 1894 году открыл школы в Кхетри и стал работать на поприще народного образования.

35

Эти слова, приведенные в замечательной "Жизни Вивекананды", дополняются воспоминаниями Турьянанды, которые Свами Джнанесварананда записал и опубликовал в газете "Morning Star" от 31 января 1926 года:

"Брахмананда и Турьянанда удалились на гору Абу и проводили там очень строгий "tapasya" (упражнения в созерцании и аскетизме). Они никак не ожидали встретить Нарена. Они увидели его на станции Абу за несколько недель до его отъезда. Нарен поделился с ними своими планами, своими колебаниями, своим убеждением, что Парламент религий был предназначен богом для подготовки его успеха. Турьянанда запомнил каждое его слово, все его интонации:

— Хари бхай, — воскликнул Нарен, которому кровь бросилась в лицо, — я ничего не могу понять в вашей мнимой религии!

С выражением глубокого страдания и волнения он приложил к сердцу дрожащую руку и прибавил:

— Но мое сердце очень, очень расширилось, и я научился чувствовать страдания других. Верьте мне, я его ощущаю очень болезненно!

Голос его пресекся от волнения. Он замолчал. Слезы струились по его щекам".

Рассказывая это, Турьянанда сам очень взволновался, глаза его были полны слез:

"— Вы можете представить себе, — сказал он, — что мелькнуло у меня в мыслях, когда я услышал эти проникновенные слова и увидел величавую грусть Свамиджи. "Ведь это, — думал я, — слова, чувства самого Будды". И я вспомнил, как задолго до этого, когда он отправился в Будда-Гайя, чтобы размышлять под деревом Боддхи, ему явилось видение Будды, который вошел в его тело. Ясно я видел, что все страдание человечества проникало в его трепещущее сердце… Никто, — продолжал Турьянанда страстно, — никто не может понять Вивекананду, если в нем самом не живет хоть малая частица тех вулканических чувств, которые обуревают его".

Турьянанда рассказывал о другой такой же сцене, при которой он присутствовал после возвращения Вивекананды из Америки, — вероятно, в доме Баларама, в Багбазаре (Калькутта).

"Я пришел к нему и нашел его шагающим взад и вперед на веранде, точно лев. Он был погружен в думы и не заметил моего присутствия… Он начал напевать вполголоса знаменитую вдохновенную песнь Мирабхаи. Слезы потекли у него из глаз. Он остановился, прислонился к балюстраде и закрыл лицо ладонями. Голос его стал более явственным, и он пропел несколько раз:

— О! Никто не понимал моих страданий!..

И еще:

— Лишь тот, кто страдает, знает муки страдания!

Его голос пронзил меня точно стрелой. Но я не мог понять причины этого горя… И вдруг, внезапно, я понял! Это было все то же мучительное страдание, которое часто заставляло его лить жгучие кровавые слезы… И никогда мир не будет знать о нем…"

Вдруг, повернувшись к слушателям, Турьянанда сказал:

"— Вы думаете, что эти кровавые слезы были пролиты напрасно? Нет! Каждая слеза, упавшая на родную землю, каждое пламенное дыхание его могучего сердца родит легионы героев. Своими мыслями и делами они перевернут мир!"

36

Я сказал, что во время путешествия по Индии он принимал столько различных имен, что оставался большей частью неузнанным. Многие из встречавших его не подозревали, кто он такой. В Пуне, в октябре 1892 года, Тилак, знаменитый индусский ученый и политический деятель, принял его сначала за обыкновенного странствующего монаха и начал слегка иронизировать над ним; потом, пораженный проявившимися в его возражениях умом и знаниями, он дал ему у себя приют на десять дней, но так и не узнал его настоящего имени. Лишь позднее, когда газеты принесли из Америки отголоски триумфа Вивекананды и описание наружности триумфатора, он узнал неведомого гостя, который пребывал под его крышей.

37

При посещении китайских храмов, освященных первым буддийским императором, он был поражен, увидев там санскритские рукописи, написанные бенгальским алфавитом. В Японии он видел также в храмах мантры (священные формулы), написанные по-санскритски, древне бенгальскими буквами.

38

Вивекананда непосредственно входит в связь с некоторыми членами Теософского общества (ср. "Мой план кампании", Мадрас, 1897). Журнал "Vedanta Kesari" дает подробности на эту тему (январь — февраль, 1923).

39

Мистрис Гэль.

40

См. нашу книгу "Жизнь Рамакришны".

41

Это, конечно, не был наш М. К. Ганди, который в это время приближался к южной Африке. Но его семья поддерживала тесные связи с джайнами, и возможно, что Ганди из Парламента религий был с ним в родстве.

42

Об этом свидетельствует американская пресса.

43

Красный халат, перехваченный у пояса оранжевым шнурком, и большой желтый тюрбан оттеняли черноту его волос, оливковый цвет кожи, темные глаза, лиловые губы (из газетных описаний).

44

Прибавим, что непредусмотрительный юноша ничего не приготовил, тогда как другие читали по написанному тексту.

45

И в пленарных заседаниях Парламента, и в работавших при нем научных секциях. Вот темы его главных речей:

1) "Почему между нами нет согласия?" Он говорил об "изолированности" основных положений различных религий, являющейся источником фанатизма.

2) "То, что больше всего нужно Индии — не религия" (а хлеб. Призыв о помощи своему гибнущему народу).

3) 22 сентября. О философии Веданты.

4) 23 сентября. Об ортодоксальном индуизме и современных религиях Индии.

5) 25 сентября. О сущности индусской религии.

6) 26 сентября. Буддизм как необходимое дополнение индуизма.

И еще четыре доклада. Но самыми замечательными его речами были:

11) 19 сентября. Знаменитый "Опыт изложения индуизма", единственным общим представителем которого, без различия сект, на конгрессе являлся он. Мы вернемся к этой речи позднее, при разборе учения Вивекананды.

12) 27 сентября. Обращение к заключительному заседанию конгресса.

46

Но, поскольку "Monsieur Josse" тоже универсален, юный индуист, говоря об индуизме как об универсальной религии, добросовестно подразумевал индуизм в его первоначальной сущности, омоложенный, очищенный от элементов вырождения, свойственных сектам.

47

Собор в Паталипуре, на который император Ашока, как говорят, созвал буддистов около 253 года до нашей эры.

48

Великий могольский повелитель XVI века (1556–1605), который, упразднив ислам, пытался основать с помощью индусов, джайнов, мусульман, парсов и даже христиан эклектико-рационалистическое учение, ставшее государственной религией.

49

"Опыт изложения индуизма" (19 сентября).

50

"Вступительная речь к заключительному заседанию" (27 сентября).

51

"New-York Herald — Boston Evening Transcript" констатирует, что он — "главный фаворит" в Парламенте. Стоило ему взойти на кафедру, как его бурно приветствовали. Единственным способом удержать публику на заседаниях, часто утомлявших ее, было — объявить, что в конце будет говорить Вивекананда.

52

В одной из речей в Мадрасе, произнесенной по возвращении из Америки — "Мой план кампании" — Вивекананда изобличал всех, кто на него нападал, и резко высказал свое мнение о Теософском обществе. Европейскому читателю интересно будет прочесть в "Путевом дневнике философа" гр. Кейзерлинга (т. I французского перевода) главу об Адьяре, основном штабе Теософского общества в Индии, где дух этого общества схвачен на редкость острым взглядом.

53

Рамакришна.

54

Я слышал о подобном же случае с одним большим индусским поэтом, которого мы все уважаем. Приглашенный в Соединенных штатах на собрание, где он должен был говорить об одном своем труде, очень близком его сердцу, перед теми, кто будет участниками подписки, он был так возмущен их видом, что стал говорить против них, против той грубой цивилизации, от которой он задыхался. Он собственными руками разрушил дело, успех которого был заранее обеспечен.

55

Разумеется, его обвиняли (обвинение, классическое для англосаксонских стран) в обольщении. Чтоб положить конец слуху, пущенному одним клерджименом низкого разбора, будто он совратил служанку, которой отказал от места мичиганский губернатор, понадобились печатные опровержения жены губернатора (март 1895 года), удостоверяющие моральную высоту Вивекананды. Но какие опровержения могли когда-нибудь уничтожить клевету ханжей?

56

Члены Брахмо-Самаджа считали кощунственными некоторые толкования ведантизма, данные Вивеканандой: его "притязания на божественность" (т. е. божественность человеческой души), его "отрицание греха" заимствованное им от Рамакришны), его "эволюционизм", его "идеи Запада, внесенные в индуизм", и т. п. (ср. памфлет Б. Мазумдара "Вивекананда, осведомитель Макса Мюллера"). Против него образовалось курьезное соглашение, объединившее протестантских миссионеров, теософов и "брахмосов".

57

А именно, ел говядину. Он и не скрывал этого. Он презирал ханжество, которое считает, что будет в расчете и с нравственностью, и с богом, если выполнит некоторые религиозные предписания, и которому несоблюдение их кажется смертным грехом. Он считал ненарушимыми лишь два обета: бедности и целомудрия. В остальном он полагал, следуя здравому смыслу, что нужно по возможности подчиняться обычаям страны, в которой приходится жить.

58

Крипананда — религиозное имя Льва Лансберга, по происхождению — русского еврея, натурализовавшегося в Америке, сотрудника большой нью-йоркской газеты, который был одним из первых западных учеников, принятых Вивеканандой. Письмо, цитируемое мною, было написано в 1895 году в мадрасскую газету "Brahmavadin".

59

Мне указали на статью одного индуса, Герамбачандра Майтра: "Эмерсон с точки зрения индуса", в "Harvard Theological Review", 1911. Я не имел возможности с ней ознакомиться.

Уже после того, как вышла в свет настоящая книга, Фредерик Айв Карпентер опубликовал работу "Эмерсон и Азия" (Кембридж, Harvard University Press, 1930), которая полностью освещает этот вопрос.

60

"Поскольку человек справедлив в своем сердце, постольку этот человек — Бог… Бессмертие, божественное величие вошли со справедливостью в его сердце… Все существа исходят от одного духа, носящего в своих различных проявлениях разные названия: любви, справедливости или мудрости, как океан получает другие имена, омывая другие побережья… Знание этого закона пробуждает в душе религиозное чувство, являющееся для нас источником высшего счастья. Чудесное могущество, чарующее и увлекающее! Это — воздух высоких вершин, это — красота неба, это — безмолвное пение звезд, это — счастье человека…" (речь в Гарвардском университете, 1838 год, Miscellanies, 1868, стр. 120). "Эмерсон, — говорит Вильям Джемс, — верит в божественную вселенскую душу, нравственную по существу". Перед божественной справедливостью все должно склониться, насекомые, и люди, и светила". Эта справедливость, эта нравственная сущность не должны быть сужены до того ограниченного смысла, в каком мы их понимаем в обыденной жизни; они имеют трансцендентальный характер. "Могущество в природе есть мера права". Эмерсону всегда присуще глубокое космическое чувство, эта имманентность оживляет его морализм и сообщает ему величие.

61

Торо цитирует источники: французский перевод Гиты, автора которого он не называет, по-видимому перевод Бюрнуфа, вышедший в 1840 г., и чаще всего — английский перевод Чарльза Уилькинса, который издан в 1846 г. с предисловием Уоррена Гастингса. Я упоминал о том, что этот великий человек, этот завоеватель (Гастингс), покорив Индию, почувствовал и публично признал духовное первенство страны Вед. Еще в 1786 году он рекомендовал председателю Ост-Индской компании перевести Бхагавадгиту и написал к переводу предисловие. В моей "Жизни Рамакришны" я цитировал по Торо прекрасные слова, в которых Уоррен Гастингс свидетельствует, что "создатели индийской философии будут жить, когда британское владычество в Индии давно прекратится". Торо цитирует и другие индусские сочинения, например "Сакунталу" Калидасы и восторгается Ману, известным ему по переводам Вильяма Джонса. Его "Путешествие в течение недели", которое он писал начиная с 1839 года, было напечатано в 1849 году.

Я обязан этими сведениями мисс Этель Сиджвик, которая любезно подобрала их для меня с просвещенной помощью Master of Balliod College и проф. Годдарда в Gwarthmore College (Пенсильвания). Приношу им за это благодарность.

62

Читателю будет интересно найти здесь его перевод:

Мои друзья Уолдо Франк и Ван Вик Брукс сообщили мне весьма важные сведения. В 1854 году англичанин Чольмондлей, племянник великого епископа Реджинальда Гебера, посетил Конкорд и подружился со всем интеллигентным населением имения. Возвратившись в Англию, он преподнес Торо целую коллекцию восточных классиков в 44 томах. Торо говорит, что почти ни одного из этих произведений нельзя было найти в Америке. Позволительно думать, что стихотворение "Брама" Эмерсона явилось цветком дерева, только что жадно впитавшего воды этого ливня из Индии.

63

Один из бесчисленных примеров синхронизма человеческой души в ее самых различных этнических выражениях, который часто заставлял меня думать, изучая историю, о разных ветвях одного и того же дерева, вместе переживающих смены времен года.

64

Джон Морлей, в своем критическом этюде об Эмерсоне, прекрасно изобразил этот период интеллектуального опьянения, эту "болезнь энтузиазма", как говорил Шефтсбери, которая с 1820-го по 1848 год кружила головы обитателям Новой Англии.

Гарольд Д. Карей в недавней статье в The Bookman (февраль 1929 года), посвященной главным образом загадочному Brookfarm, установил революционный характер этого духовного и социального движения, которое произвело на правящие классы и общественное мнение среднего обывателя впечатление "большевизма". Поднялось смятение и беспокойное бешенство. Они обратились прежде всего против Эмерсона, которого считали более всего ответственным за этот дух восстания. В нашу эпоху смелая роль Эмерсона незаслуженно забыта. Его современники и друзья — Торо и Теодор Паркер дерзали публично клеймить лживость закона и мужественно боролись против нарождающегося чудовища делового империализма (по случаю войны с Мексикой, затеянной американским правительством в 1847 году).

65

Вильям Джемс сказал о Mind Cure: "Там можно найти в качестве основных элементов: четыре Евангелия, идеализм Беркли и Эмерсона, спиритизм с его законом прогрессивной эволюции душ и их странствований через последовательный ряд жизней, оптимистический и вульгарный эволюционизм и религию Индии".

Шарль Бодуэн прибавляет к этому с 1875 года влияние французской школы гипноза (Рише, Шарко, Бернгейм) и отмечает, что Куэ в свою очередь использовал Mind Cure, специально изучив английский язык, чтобы познакомиться с этой вульгаризованной американской мистикой и затем свести ее к наипростейшему выражению, рационалистическому и позитивистическому.

Но тут следовало бы подняться до их общего источника — магнетизма Месмера, в конце XVIII века и дальше, дойдя до элементов, из которых сложилась эта сильная загадочная личность (ср. Пьер Жане, "Психологические методы лечения", т. I, 1919).

Что касается Christian Science, то достаточно перелистать маленький словарь философских и религиозных терминов, который мс-с Эдди приложила к своей Библии: "Science and Health", чтобы заметить родство некоторых существеннейших ее понятий с понятиями индусского ведантизма:

"Я или эго — Божественный принцип (Spirit), Душа, Eternel Mind. Есть только один Я или Мы, только один Принцип или Mind, управляющий всем… Все вещи отражают в Творении Бога единый Mind, и все, что не отражает этот единый Mind, лживо и обманчиво…"

"Бог — Великое I am (Я есмь)… Начало, Дух и Душа, Жизнь, Истина, Любовь, всякая сущность, разум…"

По-видимому, мс-с Эдди не стремилась признать это родство. Она умалчивает о нем в последних изданиях своей книги. Но в первых изданиях она цитировала ведантическую философию. Свами Абхедананда, ученик Вивекананды, сообщил нам, что 24-е издание "Science and Health" содержало главу, теперь выпущенную, которая начиналась четырьмя ведантическими цитатами. В той же главе мс-с Эдди цитировала Бхагавадгиту, по переводу Ч. Уилькинса, вышедшему в Лондоне в 1785 году и в Нью-Йорке в 1867 году. В дальнейшем эти цитаты исчезли из книги: в ней можно найти лишь несколько туманных намеков на индийскую мысль. Для всякого непредубежденного читателя эта неловкая попытка скрыть свои заимствования является лишь признанием их значительности (ср. статью Мадлены Гардинг в Обозрении "Prabuddha Bharata", март 1928 г.).

Наконец, еще более поразительные аналогии с мыслью Индии находим в главнейших трактатах по Mind Cure Горация В. Дрессера, Генри Вуда и Р. В. Трайна. Но так как они относятся к концу столетия, т. е. появились уже после пребывания Вивекананды в Америке, то возможно, что они воспользовались учением последнего. Они вполне согласуются с правилами сосредоточения, преподаваемыми йогой, и с верой, на которой последние основаны. Французский читатель найдет несколько характерных выдержек в "Религиозном опыте" Вильяма Джемса (французский перевод Франка Абози, 1906, стр. 80-102).

66

Нужно заметить, что название Christian Science употреблялось уже предшественником мс-с Эдди, д-ром Квимби, который за несколько лет до нее (до 1862 года) изложил аналогичное учение под именем Christ Science, Christian Science, Divine Science, Science of Health. Рукописи Квимби, изданные недавно, устанавливают, что мс-с Эдди обязана ему всем наиболее существенным в своем методе и своих идеях. В недавно вышедшей работе Франден Даки "Мс-с Эдди" (Лондон, Charles Scribner's sons, 1929) можно найти наиболее полные документальные сведения об этой любопытной личности, больной, мучимой гордостью, одержимой иногда опасными навязчивыми идеями, но одаренной необыкновенной энергией.

67

В Европе, ослабевшей после войны, к сожалению, стремятся укорениться те же нравственные черты; хуже всего то, что эта умственная трусость сопровождается лживым бахвальством, которое кичится реализмом и мужественностью.

68

Во время его первого пребывания в Соединенных штатах Metaphysical College Массачусетса, открытый мс-с Эдди в Бостоне, где она за семь лет обучила более четырех тысяч учеников, был временно закрыт (в октябре 1889 года), чтобы дать возможность его основательнице, Pastor Emeritus первой церкви Христа "Scientit'ов", написать свою новую Science and Health, изданную в 1891 г. Школа открылась под ее руководством в 1899 году.

Mind Cure было в полном расцвете и породило New Thought, которое относится к Christian Science примерно так же, как рационалистический протестантизм к ортодоксальному католицизму.

Теософское общество, одним из основателей которого (1875 год) был полковник Олькотт, энергично действовало как в Индии, так и вне ее. Его деятельность, как я уже упоминал от времени до времени, сталкивалась с деятельностью Вивекананды.

Я говорю здесь лишь о трех главнейших течениях, волновавших в то время религиозное подсознание Америки, с ревивализмом (религией "пробуждений"), который восхвалял отдание себя во власть подсознательным силам, пока Майерс не создал (между 1886-м и 1905 годом) своей научно-спиритической теории совести и сублиминальной жизни.

Кратер во время извержения. Грязь и пламя.

69

Рядом с умершим Уитменом был еще другой, столь же великий, имевший не меньше черт сходства с духом Индии: Эдгар По. Его "Eureka", изданная в 1848 году, обнаруживает мысль, близкую к мысли Упанишад. Некоторые, как, например, Уолдо Франк, полагают, что в своих путешествиях (почти несомненно, что в ранней молодости он посетил Россию) Эдгар По познакомился с индийской мистикой. Но "Eureka" не имела никакого влияния на современную мысль. И хотя Уитмен одно время сотрудничал с По (в "Broadway Journal" и в "Democratic Review"), он, несомненно, никогда не был близок с По, никогда не проникался его мыслью, даже чувствовал к нему инстинктивную антипатию, и должен был сделать усилие, чтобы во имя справедливости, уже впоследствии, признать его значение (в 1875 году, 56 лет от роду, он отправился в Балтимору на открытие памятника По). При жизни По был совершенно одинок.

70

После каждой речи там читали слова из великой Библии человечества: "Вот слова Конфуция, Гаутамы Будды, Иисуса Христа, Корана, Исаии, Иоанна, Зенд-Авесты, Платона…"

71

В этой похоронной речи Ингерсоль прославляет поэта, который пел великолепный "Псалом жизни" и песни благодарности "Матери за ее поцелуй и ее объятие" — для Ингерсоля.

"Мать" здесь — Природа. В поэмах Уитмена, где она присутствует постоянно, это иногда Природа, "великая, безмолвная, дикая, все приемлющая Мать", иногда Америка, "страшная Мать, великая Мать, Мать, дети которой все равны". Но какова бы ни была мощная сущность, к которой применяется это слово, оно всегда обозначает представление о верховном Существе, глубокие созвучия которого приводят на память индийские учения: это видимый бог, от которого зависят все живые.

72

В большой "Жизни Вивекананды", изданной его учениками, весьма недостаточно отмечены некоторые из этих разговоров с Ингерсолем, причем просто говорится, что Вивекананда вращался в кругах наиболее свободомыслящих и передовых американцев. Ингерсоль во время одного спора дружески предупредил Вивекананду, что ему необходимо быть осторожным. "Сорок лет тому назад, — сказал он, — вы рисковали быть сожженным, а еще совсем недавно — побитым камнями".

73

Леон Базальгетт, Уот Уитмен, человек и его дело. 1908.

74

"Paumanok" не фигурирует в трех первых изданиях (1855, 1856, 1860–1861), оно появляется лишь в четвертом, где оказывается во главе тома.

Зато в первом издании "Листьев травы", как на это обратил мое внимание Люсьен Прайс, "Песнь о самом себе" открывала первую страницу, в своей первоначальной форме, более краткой, более обнаженной, более мужественной, она производила захватывающее впечатление, все существенное, все героическое в великой миссии было в ней сосредоточено и сверкало как молния (ср. William Sloane Kennedy, The Fight of a Book in the World).

75

William Sleane Kennedy, The Fight of a Book in the World, стр. 140–171. Он думал об этом до и после напечатания поэм.

76

"Отправление из Пауманока", "Песнь о самом себе", "Calamus", "На Бруклинском пароме", "Песнь Радостей", "Обломки на берегу моря", "Удары барабана", "Мысль о времени" и др.

Слово принимает два значения, не совсем одинаковых: первое — наиболее постоянное: непосредственное восприятие Единства; второе — неизменность я в течение вечного путешествия с его превращениями. Мне кажется, что это второе значение начинает преобладать в годы болезни и старости.

Если бы здесь имелось в виду дать полное исследование об Уитмене, было бы необходимо отметить эволюцию, происшедшую в его мысли, — причем не изменилось ее единство по существу, — под влиянием жизненных испытаний, от которых он страдал гораздо больше, чем хотел признать его показной оптимизм (ср. в сборнике "Шепчет Божественная Смерть" — "Часы подавленности"). Тогда непобедимая надежда, недостаточно питаемая жизнью, переносится на смерть. Тогда жизнь "ведомая" дополняется жизнью "неведомой". Тогда "день" должен заимствовать новый блеск от "не-дня" (ср. "Мысли о времени", "Вечер в прериях"). И слух его открывается другой "музыке", которой его "неведение" не слышало. Наконец, мертвые более живы, чем живущие, "может быть, единственно живые", единственно реальные ("Мечтатель и колеблющийся").

"Я не думаю, чтобы Жизнь позаботилась обо всем… Но я думаю, что Божественная Смерть позаботится обо всем" ("Уверенности").

"Я считал, что нет ничего великолепнее дня, до того мгновения, когда увидел, что таит в себе не-день… О! Сейчас я вижу, что жизнь не может мне дать всего, как и день, — я вижу, что я должен ждать, что даст смерть" ("Вечер в прериях").

Но основа веры: "тождество", единственно существующая вечность, не изменяется.

77

Ср. Bucke, Walt Whitman.

78

Раз или два он упоминает майю ("Calamus", "Основание всякой метафизики"), аватар ("Прощальные песни"), нирвану ("Часы моих семидесяти лет: Сумерки"), но так, как это сделал бы человек необразованный: "мгла, нирвана, покой и ночь, забвенье".

"Дорога в Индию", заглавие которой имеет символический смысл, весьма далекий от того, чего можно было бы ждать, не дает никаких более точных представлений о мысли Индии, чем следующий убогий стих:

"Древний и таинственный Брама, бесконечно далекий; юный и нежный Будда…"

Еще более убого то, что он говорит об индусе и Индии в "Приветствии миру".

Единственное стихотворение, навеянное, по-видимому, азиатским источником, это — в последнем сборнике, написанном уже в семидесятидвухлетнем возрасте, "Прощай, моя фантазия" (1891) — "Персидский урок", где он выводит суфия. Но не нужно было ездить в Персию, чтоб слышать эти весьма избитые истины.

79

В небольшой речи 31 мая 1889 года престарелый Уитмен говорит еще: "Следуя импульсу разума, — ибо я, по крайней мере наполовину, квакерского рода…"

80

Песнь радостей.

81

Ср. у Базальгетта, op. cit., стр. 190 и след., резюме дискуссий о влиянии Эмерсона перед появлением "Листьев травы". Уитмен в 1887 году отрицал, что он до 1855 года читал Эмерсона. Но в 1856 году он великодушно писал Эмерсону, что последний был Колумбом того "Нового континента" души, вдохновенным исследователем которого он явился: "Это вы открыли эти берега". Одно не исключает другого. Можно сказать, что это открытие было для Эмерсона, как для Колумба, продуманным исследованием нового мира, к которому в сущности давно причалили норманнские корабли, но, как маленький Уитмен, он не заботился определить его место на карте.

82

Volubilis (вьюнок) у моего окна удовлетворяет меня больше, чем метафизика книг ("Песнь о самом себе").

Или прекрасное стихотворение из "Calamus": "О страшном недоверии к внешним признакам". В этом "страшном недоверии", когда все колеблется, когда никакая мысль, никакое рассуждение не приносит ни малейшей помощи, ничего не доказывает, простое прикосновение руки друга дает ему абсолютную уверенность:

"Тот, кто держит мою руку, вполне удовлетворил меня".

83

Ср. Базальгетт, op. cit., стр. 177. Воспоминания мисс Эллен Прайс (цитируемые Бэком: "Whitman", стр. 26–31) свидетельствуют, в какой экстаз он впадал, создавая некоторые свои стихотворения.

84

Реальное тело не может умереть. Всякое реальное тело переходит в соответствующие сферы, унося опыт, который оно приобрело от самого момента рождения до момента смерти ("Отправление из Пауманока").

("Обломки на берегу")

"Песнь о самом себе" развертывает великолепную панораму "с вершины вершин лестницы", — "очень далеко в глубине, огромное первоначальное Небытие", затем путь "я", "циклы годов", которые несут его "с одного берега на другой, гребя, гребя, как веселые лодочники" с уверенностью, что, что бы ни случилось, цель будет достигнута.

"…И что я приду к моим целям сегодня, или через сто тысяч лет, или через десять миллионов лет".

В поэме "Мысль о времени":

"Песнь осторожности" (в "Осенних ручьях") устанавливает, согласно закону индусских Карм, что "всякое движение влияет на будущие рождения", но Уитмен неудачно применяет здесь выражение из делового языка: "помещение капитала на будущее" ("Единственно хорошие помещения капитала — это милосердие и личная сила").

Самая, может быть, захватывающая из этих песен, "Лица" (в сборнике "От полудня к звездной ночи") рассматривает самые отвратительные лица как "намордники", надетые на время, и которые, будучи сняты позже, петля за петлей, откроют прекрасный лик:

Незадолго до смерти, наконец, он сказал: "Сейчас я вновь приемлю одно из моих многочисленных странствий, я поднимаюсь по ступеням моих аватаров, в то время как меня без сомнения ожидают и другие" ("Прости" в "Прощальных песнях").

85

"Я, которое есмь я сам… Я верю в тебя, моя душа, другой, который есмь я, не должен склониться перед тобою, и ты не должна склониться перед другим…" ("Песнь о самом себе").

86

Его преданный друг О'Коннор говорил о нем: "Человек, который разорвал личины и иллюзии и вернул самым обыкновенным вещам их божественное значение" (ср. Бэк, Walt Whitman, стр. 124–125, и Базальгетт, указ. соч., стр. 258).

87

"Посвящения". Разве это не звучит как ведический гимн?

88

"Перелетные птицы".

89

("Песнь о самом себе")

("С предшественниками" в "Перелетных птицах")

В том же сборнике он поднимает тот же протест, что и Рамакришна, против всяких попыток основать на нем лишнюю теорию или школу:

("Я сам и мои близкие")

Наконец, как Рамакришна и Вивекананда, он высказывает абсолютный отказ от участия в политике, он проявляет отвращение к каждому социальному акту, действующему внешними способами (ср. Базальгетт, указ, соч., стр. 425, и беседу с Г. Траубелем: "С Уотом Уитменом в Кэмдене", стр. 193–216). Единственная реформа, к которой он стремился, была реформа чисто внутренняя: "Пусть всякий человек, независимо от класса и положения, культивирует и обогащает свою человечность".

90

В сборнике: "От полудня к звездной ночи".

91

("Песнь о самом себе")

("На берегу голубого Онтарио")

92

("Удары барабана")

93

("На берегу голубого Онтарио")

94

Одна из последних поэм "Непрерывности" (в сборнике "Часы моих семидесяти лет") навеяна (он сам это говорит) разговором с одним спиритом. Он питает твердую уверенность, подтвержденную много раз, в реальном возвращении мертвых в среду живых:

("Мысль о времени")

("Отправление из Пауманока")

Он убежден в различии между "реальным телом" и "телом сброшенным": "Труп, который ты покинешь, будет лишь сброшенными останками… (Но твое) духовно-телесное я, которое вечно… безусловно сохранится". (Ср. "Тому, кто скоро умрет" в сборнике "Шепчет Божественная Смерть").

("Песнь радостей")

95

Ср. "Жизнь Вивекананды", написанную его учениками, т. ÏII, стр. 199. В Лагоре, в конце 1897 года, вскоре по возвращении из Америки, Вивекананда, найдя в библиотеке одного из своих индийских друзей, Тиртхи Рама Госвами (который позднее поехал в Америку под именем Свами Рамтиртхи и который тогда был преподавателем математики в одном из колледжей Лагора), экземпляр "Листьев травы", попросил его на время, чтобы прочесть или перечесть (трудно сказать, что именно, по тексту биографии, которая добавляет: "Он имел обыкновение называть Уитмена саньяси Америки", причем остается неизвестным, составил ли он это суждение после или еще до этого дня).

96

"Кортеж на Бродвее" (A Broadway Pageant).

97

Ты, Мать, с твоими равными детьми" (Thou Mother with Thy Equal Brood).

98

("Песнь о самом себе")

99

("Отправление из Пауманока")

Он возвещает в будущем "Свободу и божественную середину". ("Пробегая эти дни мира" в сборнике "От полудня к звездной ночи").

И его последнее слово — его поэма "Прощай, моя фантазия!" — провозглашает слова:

100

"Жизнь Вивекананды", гл. LXXVII. Письмо, написанное в начале его пребывания в Америке, до Парламента религий. Впоследствии он переводит на бенгали "Подражание Христу" и пишет к нему предисловие.

101

В Лондоне, в 1895 году.

102

Позднее его глаза открылись. При втором путешествии в Америку он сорвал маску: он увидел социальные пороки, гордость расы, верований, цвета кожи. Это подавляло его. Он, который сказал в своей прекрасной речи 19 сентября 1893 года в Парламенте религий: "О, Колумбия, приветствую тебя, мать свободы. Тебе было дано никогда не обагрить рук в крови своего соседа…" — он испытывал раздраженное разочарование, обнаруживая пожирающий империализм доллара. Мисс Мак-Леод (которая мне об этом рассказала) он говорил:

— Значит, и Америка тоже… Значит, не она, а Китай или Россия выполнят эту миссию… (Он подразумевал осуществление двойной, объединенной миссии Запада и Востока.)

103

Цитированное письмо (1894 или 1895 года).

104

С первого своего путешествия он распорядился послать часть денег, полученных им за лекции, учреждению для вдов-индусок в Баранагоре. В его уме очень быстро создался план привезти в Индию западных воспитательниц, которые посвятили бы себя формированию в умственном отношении нового поколения индусских женщин.

105

"В отношении духовности американцы значительно ниже нас. Но их общество значительно выше нашего" (Письмо к ученикам в Мадрас).

106

В июне 1895 года, в Парке Тысячи островов, на реке св. Лаврентия, он, впервые в Америке, открыл группе самых избранных слушателей существование Рамакришны. А 24 февраля 1896 года, в Нью-Йорке, он закончил цикл лекций своей прекрасной речью "Мой учитель". Он все же отказывался ее напечатать; и когда, после его возвращения в Индию, по этому поводу выражали удивление, он отвечал с пламенным смирением:

"Я не позволил этого, потому что я совершил несправедливость по отношению к моему учителю. Мой учитель никогда-никогда не осуждал. Я же, когда говорил о нем, осудил американцев за культ доллара. В этот день я получил урок — я понял, что еще недостоин говорить о нем" (Воспоминания одного из учеников, напечатанные в "Vedanta Kesari" в январе-феврале 1923 года).

107

У меня в руках был один проспект рекламы, где Вивекананда изображается перед праздной аудиторией как "Один из гигантов трибуны" (One of the Giants of the Platform). Портрет его помещен в рамке из четырех надписей, объявляющих на весь мир, что он: "An Orator by Divine Right; — A Model Representative of his Race; — A Perfect Master of the English Language; — The Sensation of the World's Fair Parliament".

"Announcement" перечисляет все его моральные и физические достоинства, особенно физические, его манеру держаться, рост, цвет волос и одежды, — с отзывами тех, кто его видел, слышал, имел с ним дело; так можно рекламировать слона или какое-нибудь патентованное средство.

108

С тех пор он путешествовал один из города в город по приглашению того или иного общества, читая по двенадцати или даже четырнадцати лекций в неделю. В течение года он посетил все важнейшие города атлантического побережья до самого Миссисипи.

109

Sister Christine (скончавшаяся в марте 1930 года) любезно разрешила нам ознакомиться с "Неизданными воспоминаниями", которые ее индийские друзья в последнее время убедили ее написать. Мы почтительно благодарим ее за это.

110

Sister Christine, Неизданные воспоминания.

111

Параллельно он читал в Этической ассоциации в Бруклине другой ряд публичных лекций об индусской религии. Получаемый гонорар шел на уплату расходов по частным курсам.

112

Индия никогда не была монополистом этой внутренней дисциплины. Великие христианские мистики Запада знали и практиковали ее. Вивекананде это было известно, и он часто приводил их в качестве примера. Но одна только Индия сделала из этой практики точную науку, покоящуюся на целых веках экспериментирования и открытую для всех вне всяческой церкви.

113

Ср. в позднейших изданиях моей "Жизни Толстого" дополнительную главу: "Ответ Азии Толстому": "Толстой читал Раджа-йогу Вивекананды, в нью-йоркском издании 1896 года, так же как и труд, посвященный Вивеканандой Рамакришне в посмертном издании 1905 года, Мадрас".

114

Об этом важном периоде Парка Тысячи островов Неизданные воспоминания Sister Christine дают сведения первостепенного значения.

115

Абхайянанде (осень 1895 года).

116

В начале его путешествий по Индии, в 1890 году, под бананом, на берегу ручья, он впал в экстаз, в котором ему в одном атоме открылась вся вселенная.

117

Им непрестанно вновь овладевало пламенное устремление к жизни на свободе:

"Я стремлюсь одеться в лохмотья, обрить голову и спать под деревьями, питаться выпрошенной пищей…" (январь 1895 года).

118

Sister Christine набросала нам не без юмора портреты этих первых американских учеников, из которых многие в изрядной мере не оправдали ожиданий. Нужно особенно отметить шумную Марию-Луизу (которая приняла имя Абхайянанды), натурализованную француженку, хорошо известную в социалистических кругах Нью-Йорка; очень сложного и беспокойного Льва Лансберга (Крипананду), русского еврея по рождению, нью-йоркского журналиста, горячего и патетического; Стеллу, прежде артистку, которая чаяла найти в Раджа-йоге источник молодости; славного старого маленького доктора Уайта со своей кроткой и скромной Антигоной, мисс Рут Эллис. Оба они жаждали духовности. Затем ученики и друзья, наиболее близкие: мисс С. Е. Уолдо из Бруклина (позднее Sister Haridasi), которая сохранила нам в своей записи первые циклы лекций Вивекананды и которой он разрешил (весной 1896 года) учить теории и практике раджа-йоги; м-м Оле Булль, жена знаменитого норвежского артиста, друга Андерсена, который был одним из самых щедрых жертвователей на дело Вивекананды; мисс Жозефина Мак-Леод, воспоминаниям которой я многим обязан; м-р и мс-с Фрэнсис Леггетт, из Нью-Йорка; профессор Райт из Гарварда, который был другом, посланным ему судьбою при первом приезде Вивекананды в Америку.

Наконец, наиболее близкая его сердцу, молчаливая Мария у ног своего Мессии — мисс Гринстайдль (Sister Christine), которая сосредоточивалась и хранила в себе дух учителя, когда он громко говорил сам с собою…

В Гринекере, на берегу Мэна, в течение нескольких дней он, казалось, точно забывая о присутствии Христины, говорил один, ища свой путь, разбирал все проблемы жизни по очереди с разных точек зрения. И когда она робко выражала свое удивление по поводу противоречий в высказанных суждениях, он говорил:

— Разве вы не видите? Я думаю вслух.

Ибо внутренняя борьба, происходившая в Вивекананде, должна была быть излита им в словах, для себя одного.

119

Особенно важное значение имела лекция, прочтенная им в Гарварде, о философии Веданты и последовавшие за ней прения (25 марта 1896 года).

120

"Пришло время для пропаганды веры. Вера Риши должна быть динамической… После того, как она сосредоточивалась целые века, ей нужно выйти за свои пределы".

121

Отвлеченная адвайта должна стать живой и примешать свою поэзию к повседневной жизни. Нужно, чтобы из непроходимой чащи мифологии определились возможные, конкретные моральные очертания, а из сумасшедшего йогизма — научная и практическая психология…

122

Я могу прибавить, что, возвратившись в Индию, он вновь слишком живо почувствовал живую красоту мифов своего народа, чтобы пожертвовать ими ради заранее составленного плана крайнего упрощения, как он был, может быть, склонен в Америке, при соприкосновении с духом Запада. Задача с этого момента заключалась в том, чтобы, ни от чего не отказываясь, все примирить в гармонии.

123

Все свидетельства сходятся, говоря о чрезмерном напряжении Вивеканандой своих сил, которое на этих собраниях сообщалось публике, как электрический разряд. Некоторые слушатели уходили с них изнеможенными и были вынуждены отдыхать после них несколько дней, как от нервного потрясения. (Sister Christine говорит: "Его мощь подавляла многих"). Его называли "оратор-молния". Во время последнего пребывания в Америке он читал до семнадцати лекций в неделю и вел два раза в день частный курс. И притом здесь дело шло не об отвлеченных, приготовленных заранее чтениях. Каждая мысль была страстью, каждое слово было верой, каждая речь была бурной, как поток импровизаций.

124

Первые симптомы диабета, от которого он умер, не дожив до сорока лет, появились в годы его юности, когда ему было лет семнадцать — восемнадцать. В Индии он также страдал от многочисленных и сильных припадков малярии. Он чуть не умер от дифтерита, заразившись во время одного из странствий. В течение своего большого двухлетнего путешествия по Индии он злоупотреблял своими силами, совершал чрезмерно долгие переходы полунагой, плохо питаясь; несколько раз он падал в обморок от истощения. Ко всему этому прибавилось переутомление в Америке.

125

Он проехал через Париж в августе 1895 года, перед поездкой в Лондон. Но он бросил на него лишь беглый взгляд (посетил музеи, соборы, могилу Наполеона); и его преобладающим впечатлением было, что французы — народ изумительно одаренный в художественном отношении. Он увидел вновь Францию на более продолжительное время через пять лет, пробыв там с июля по декабрь 1900 года. Мы еще к этому вернемся.

126

Одним из наиболее тронувших его знаков внимания было то, что после одной его лекции в конце 1894 года об идеалах индийских женщин, где он благоговейно почтил свою мать, бостонские дамы, по случаю Рождества, послали его матери письмо.

127

Вивекананда познакомился с Вильямом Джемсом через м-м Оле Булль. Джемс пригласил к себе молодого Свами и близко следил за его курсом раджа-йоги. Утверждают даже, что он сам занимался ею.

Ученики Вивекананды склонны думать, что их учитель оказал влияние на Вильяма Джемса. Они цитируют некоторые места из сочинений американского философа ("Прагматизм"), где он признает ведантизм наиболее логической и наиболее крайней из всех монистических систем, а Вивекананду — наиболее ярким представителем ведантических миссионеров. Но это вовсе не значит, что Джемс полностью разделял эти учения. Он был и остается лишь наблюдателем. Слабо одаренный для "религиозного опыта" (он чистосердечно в этом признается), он, однако, посвятил ему свою знаменитую книгу.* [* "Религиозный опыт, попытка описательной психологии", перев. Франка Абози, предисловие Э. Бутру, 1906. Оригинальный труд "The varieties of religious experience" вышел в Нью-Йорке, в июне 1902 года. Джемс воспроизвел там две серии лекций, прочитанные в 1901-м и 1902 году в Эдинбурге.] И нельзя сомневаться в том, что Вивекананда косвенно способствовал появлению этой книги. Но лишь в виде примера, как и многих других. Джемс цитирует его в своей главе X о мистицизме, затем раза два среди индийских мистиков (на стр. 339 французского перевода цитата из Раджа-йоги), наконец, в заключение всех проявлений мистицизма во всех странах во все времена (стр. 356–357, Practical Vedanta и The Real and the Apparent Man). Это — справедливая дань уважения.

Однако, по-видимому, Джемс не извлек всего, что было возможно, из опыта Свами, и еще менее вероятно, чтобы последний открыл ему источник своей мысли — Рамакришну (Джемс цитирует его мимоходом, на стр. 311, после маленькой книжки Макса Мюллера). Значение книги Джемса в том, что она появляется на распутье, когда в научном позитивизме XIX века, наивно уверенном в себе, мощными наскоками проделывали одну брешь за другой; Подсознательность, едва намечавшаяся Относительность, Christian Science, Ведантизм Вивекананды. То было время поворота западной мысли, канун открытия новых материков. Вивекананда сыграл несомненную роль в великом нашествии. Но ему положили начало другие, тут же на Западе. И я думаю, что идея его книги о религиозном опыте была внушена В. Джемсу не столько знакомством с индийским Свами, сколько предшествовавшими исследованиями профессора Старбука из Калифорнии ("The Psychology of Religion") и рядом имеющихся в его распоряжении свидетельств религиозного опыта.

128

Николай Тесла был в особенности поражен в учении Вивекананды космогонической теорией Самхия и ее отношением к современным теориям и энергии. Мы еще вернемся к этому пункту.

129

Вивекананда встречал также в Нью-Йорке наиболее видных представителей западной науки: сэра Вильяма Томсона (позднее лорда Кельвина) и профессора Гельмгольца. Но это были европейцы, которых лишь случайно привел в Америку электротехнический конгресс.

130

Он говорил также с оттенком иронии:

"Я начинаю, мне кажется, видеть божественное начало в высокомерных англо-индийцах. Я приближаюсь к состоянию, в котором я любил бы дьявола, если б он существовал" (6 июля 1896 года).

131

Я соединяю в этой цитате выдержки из письма 1896 года и из знаменитой речи в Калькутте.

132

Сэру Фрэнсису Леггетту, 6 июля 1896 года.

133

"Standart London Daily Chronicle" (ср. также интервью, помещенное в "Westminster Gasette").

134

Пять уроков в, неделю, затем по пятницам вечером часы свободного обсуждения.

135

В статье "Nineteenth Century" — "Рамакришна, истинный махатма".

136

Вивекананда просил Сарадананду собрать записанные беседы Рамакришны.

137

Парамахамса — имя, которым всегда обозначается Рамакришна.

138

Полный энтузиазма, он пишет сразу же, 6 июня 1896 года, для своей индийской газеты "Brahmavadin":

"Мне бы хотелось иметь хоть сотую часть его любви к Индии… Биения его сердца уловили ритм Упанишад… Целые полвека он живет этой мыслью. Его душа окрашена ею… Он проникся истинным мелодическим веянием Веданты… Один ювелир может знать достоинство драгоценностей…"

139

2 июня 1898 года.

140

Но, по-видимому, полная любви Ниведита не сохранила памяти об этой суровости, от которой страдала до тоски. Она сохранила лишь образ кротости. Мисс Мак-Леод передавала нам:

— Я говорила Ниведите: "Он был весь — энергия". Она мне отвечала: "Он был весь — нежность". "Но, — возражала я, — я никогда этого не чувствовала" — "Потому что это было не для вас. Он был для каждого таков, какова была его личная природа и его путь к божественному".

141

Она задушевно передает воспоминание о их первой встрече:

"Это было однажды… в прохладный воскресный вечер, в ноябре, в одной из гостиных Вест-Энда… Он сидел перед полукругом слушателей. Позади него — огонь в очаге. Спускалась ночь… Он отвечал с простотою, он нес вести из далекой страны. Его взгляд был полон кротости и гордости… (Ниведита сравнивала этот взгляд со взглядом Bambino Сикстинской Мадонны.) От времени до времени он произносил: "Шива… Шива…" Он пел санскритские стихи…" И Ниведита, слушая его, думала о прекрасных грегорианских напевах.

142

В конце января 1898 года.

143

Вместе с мс-с Генриеттой. Мюллер.

144

"Notes of the Wanderings with the Swami Vivekananda" by Sister Nivedita of Ramakrishna Vivekananda, Калькутта, Udbodhan Office.

Главный труд, посвященный Ниведитой своему учителю, это: "The Master as I saw him, being pages from the Life of Swami Vivekananda, by his Disciple Nivedita", Longmans, Green & C°, Лондон и Нью-Йорк, 1910. Ниведита написала много работ, чтоб ознакомить Запад с религиозной мыслью, мифами, легендами и социальной жизнью Индии. Многие из них получили заслуженную известность: "The Web of Indian Life", "Kâli the Mother","Cradle Tales of Hindouism" (очаровательная индусская мифология в поэтической и популярной форме), "Myths of the Indo-Aryan Race" и т. д. В первой тетради "Feuilles de l'Inde" (L'Inde et son âme, 1928, С. A. Högman, Boul. sur Seine) можно найти ряд удачных выдержек из книг Ниведиты и ее краткий биографический очерк. Верная ученица Вивекананды умерла в Индии через девять лет после смерти своего учителя, в октябре 1911 года.

145

Мисс Маделена Слэд.

146

Однако Сарадананда, которого он вызвал в Лондон (апрель 1896 года) и послал в Америку, был солидным философским умом, который мог бы стоять на равной ноге с европейскими метафизиками. Абхедананда, сменивший его в Лондоне (октябрь 1896 года), был также принят очень хорошо.

147

Из Люцерна.

148

Ибо он разделял по отношению к деньгам физическое отвращение, которое проявлял Рамакришна.

149

Ср. письмо от 6 июля 1896 года сэру Фрэнсису Леггетту, которое кончается порывом восторженной радости:

"Я благословляю день, когда я родился… Мой Возлюбленный — мой товарищ по играм. Во вселенной нет ни ритма, ни разума. Радостный! Он играет и в слезы и в смех, играет все роли пьесы. А! Развлечения мира!.. Стая выпущенных на волю школьников, веселое товарищество играющих, которые братаются между собой!.. Кого хвалить?.. Кого бранить?.. У него нет разума. У него нет мозга, и он обманывает нас, с этим малым разумом и малым мозгом. Но на этот раз он меня не поймает!.. Я знаю пароль игры: по ту сторону разума и науки и всяческих слов есть Любовь, есть Возлюбленный… Наполним чашу, и мы будем безумны!.."

150

Ср. притчу Рамакришны, цитированную в первой части.

151

В Женеве, Монтре, Шильоне, Шамуни, Сен-Бернаре, Люцерне, Риги, Церматте, Шаффгаузене.

152

Он утверждал также, что находит в крестьянской жизни Швейцарии, в обычаях и костюмах сходство с горцами северной Индии.

153

1927 год. Согласно воспоминаниям г-на Севье и замечаниям, собранным в большой "Жизни Вивекананды".

154

Лекция, прочитанная в Бомбее 25 февраля 1893 года, в индийском отделении Royal Atlantic Society. Он напомнил эти слова Вивекананде.

155

Севье рассказывает, что Дейссен нашел Вивекананду в Гамбурге, что они вместе совершили путешествие через Голландию, провели три дня в Амстердаме, затем отправились в Лондон, где в течение двух недель ежедневно беседовали. В то же время Вивекананда вновь встречал в Оксфорде Макса Мюллера. "Таким образом три великих ума беседовали вместе".

156

Нужно заметить, что последняя лекция, заключительное слово, посвящено адвайта веданте (10 декабря 1896 года), его заветной идее.

157

"Я отрекся от железного ярма, от семейных уз; я не хочу надевать золотой цепи религиозного братства, я свободен, я должен всегда быть свободен. Я хочу, чтоб весь мир был тоже свободен, как воздух. Я же сыграл свою роль в мире, я удаляюсь…"

Это было написано 23 августа 1896 года в Люцерне, в момент, когда его вырвали из вихря деятельности и он остался без дыхания, готовый упасть. Воздух Швейцарии еще не укрепил его.

158

Все напоминает ему Индию: тонзура священников, крестное знамение, ладан, музыка. В Таинстве причастия он видит видоизмененный ведический прасада — предложение богам трапезы, которая затем съедается.

159

Он находится в Риме во время празднования Рождества и принимает в нем участие. Накануне, в Santa Maria d'Ara Coeli, он видел наивное поклонение, оказываемое детьми Bambino.

160

Нельзя сказать, чтобы Вивекананда был уверен в его исторической реальности в большей мере, чем в существовании Кришны. Один очень странный сон, приснившийся ему на пароходе в последнюю ночь года, может быть, заинтересует современных ниспровергателей исторического Христа. Ему явился старик: "Обрати внимание на это место, — сказал он. — Это земля, где началось христианство. Я — один из ессенианских врачей, живших здесь. Истины и идеалы, которые проповедовались нами, были выданы за учение Иисуса. Но личность, названная Иисусом, никогда не существовала. Различные доказательства, которые подтверждают этот факт, будут извлечены на свет, когда начнут копать здесь". В этот момент (была полночь) Вивекананда, проснувшись, спросил у одного из матросов, где находится судно: ответ был, что пароход проходит в пятидесяти милях от острова Крита. Никогда до этого дня он не думал об историческом существовании Иисуса. Но для ума такой религиозной силы, какою обладал его ум, историческая реальность Бога была наименьшей из реальностей. Бог, который является плодом души целого народа, реальнее, чем тот, который является плодом чрева Девы. Еще вернее, он является огненным семенем, исходящим от Божественного.

161

Двумя годами позднее, в 1899 году, у него бывали еще приступы отчаяния, потому что весь его успех, вся его слава не могли дать ему трех миллионов рупий, необходимых для осуществления его мечты о материальном возрождении Индии. Но он узнал к этому времени, что нам никогда не суждено видеть успех:

"Никакого отдыха! Я умру под ярмом. Жизнь — это битва. Пусть же я и проживу и умру, сражаясь!"

162

"Ни к чему, что я пишу или говорю, не нужно присоединять какого-либо политического толкования. Какая нелепость!" (сентябрь 1894 года).

"Я не хочу иметь никакого дела с политическими глупостями, я не верю ни в какую политику. Бог и Истина — единственная политика на свете. Все прочее — ничто" (9 сентября 1895 года).

Его предшественник Кешаб Чандер Сен установил ту же демаркационную линию между политикой и своей деятельностью. "Он готов был присоединиться ко всякому общественному движению, которое не имело политического характера, но целью которого было улучшение участи индийского народа" (статья, напечатанная в "Hindu Patriot" по случаю его смерти, в 1884 году).

163

Через Коломбо, Канди, Анарадапуру, Джафну, южную Индию, Памбан, Ремесварам, Рамнад, Мадуру, Трихинополис — где простой народ сотнями ложился посреди пути на рельсы железной дороги, чтобы остановить поезд и увидеть его, — Мадрас — и оттуда морем в Калькутту.

164

Раджа Рамнада.

165

Хоры Генделя (на празднествах в Рамнаде).

166

На другой день он накормил тысячи бедных и воздвиг памятник свободы.

167

К этим адресам из Индии — среди которых был адрес от крестного отца Вивекананды, магараджи Кхетри, — присоединены были адреса Англии и Америки, подписанные Вильямом Джемсом и университетскими властями Гарварда и Кембриджа. Адрес Бруклинского общества был озаглавлен: "Нашим индийским братьям из Великой Арийской семьи".

168

"Мой план кампании" — заглавие его первой лекции в Мадрасе.

169

Выдержки из лекции в Мадрасе: "Мой план кампании". Строки, напечатанные курсивом, представляют текстуальные цитаты. Остальные дают в виде сжатого резюме основные положения речи.

170

Выдержки из лекции в Мадрасе: "Веданта и ее приложения к жизни Индии".

171

Выдержки из "Веданта и ее приложение к жизни Индии".

172

Выдержки из "Мой план кампании".

173

"Веданта и ее приложение к жизни Индии".

174

"Мой план кампании".

175

Там же.

176

"Будущее Индии".

177

Не тронь меня! (лат.) — Прим. пер.

178

Видом развалин, причиненных войной. Он подумал: "Как могли допустить это! Если б я был там, я отдал бы жизнь, чтоб защитить Мать!" За несколько дней до этого его национальная гордость была оскорблена грубым злоупотреблением властью со стороны Англии.

179

В Калькутте прием был не менее грандиозен, чем в Мадрасе. Триумфальные арки, распряженный экипаж, который везли восторженные студенты среди процессии самкиртанов, с пением и плясками, княжеская резиденция в его распоряжении. 28 февраля 1897 года поднесение триумфатору в присутствии пяти тысяч зрителей адреса от города с поздравлением с благополучным прибытием. Патриотические речи Вивекананды: новое прославление силы, во имя Упанишад, отвержение всех ослабляющих учений и обрядов.

180

Монахи Рамакришны перешли в 1892 году из Баранагора в Алумбазар, близ Дакшинесвара, святилище Рамакришны. Некоторые из них встречали Вивекананду в Коломбо. Садананда, первый из его учеников, пересек всю Индию, чтоб первым его приветствовать.

181

Его братья-монахи.

182

Беседы об "Индийских мудрецах" (Мадрас) и о "Веданте во всех фазах" (Калькутта).

183

Он добавлял следующий богословский довод: "Думать о своем освобождении недостойно учеников аватара" (Божественного Воплощения, каким был в их глазах Рамакришна), ибо их освобождение обеспечено одним этим фактом. (Но подобный довод, может и действительный для слабых, уменьшил бы, с нашей точки зрения, цену акта самоотвержения.)

184

Слова, произнесенные Вивеканандой на церемонии посвящения четырех молодых учеников.

185

Мы увидим дальше, в полной драматизма сцене, какие возражения они продолжали ему делать.

186

Именно он, с 1894 года, потрясенный речами Вивекананды, предвосхитил дело служения, занявшись в Кхетри воспитанием народных масс.

187

Я лишь резюмирую их. Я подчеркнул места, представляющие наибольший интерес для западной мысли.

188

В ноябре 1898 года в Белуре.

189

Это положение вещей длилось два года. В апреле 1898 года началась постройка центрального матха ордена в Белуре, близ Калькутты. Освящение состоялось 9 декабря того же года, и окончательная организация — 2 января 1899 года. Ассоциация разделилась на два параллельных учреждения, различие которых важно отметить, ибо первое, Ramakrishna Math, является чисто монашеским установлением со своими матхами и ашрамами; его официальный устав был выработан в 1899 году: он говорит об охранении и распространении вселенской религии. Второе учреждение — Ramakrishna Mission, которая имеет юридическую власть над всеми общественно полезными установлениями, филантропическими и благотворительными: она открыта для всех, для лиц светских и духовных, но стоит под началом руководителей и председателя матха. Она была официально утверждена лишь в апреле 1909 года, после смерти Вивекананды. Обе организации являются родственными, связанными, но раздельными. В следующем томе нашей книги мы посвятим главу Миссии и Матху Рамакришны и их развитию, не прекращающемуся до сих пор.

190

Он сам учил своих братьев; он устраивал дискуссии о Веданте. Здесь также, несмотря на свое пристрастие как ученого к древним учениям, он проявлял свой широкий ум; он считал разделение между арийцами и язычниками результатом невежества. Он любил говорить, что люди вроде Макса Мюллера являются воплощением какого-либо древнего индийского комментатора Вед.

191

Вивекананда был прав, когда не позволил благочестивому эгоизму и созерцательной лени основываться на примере Рамакришны. Рамакришна сам часто боролся со своими экстатическими склонностями, мешавшими ему действенно помогать другим (см. в I ч. этого труда, стр. 174). Одной из его молитв было: "Пусть я должен буду родиться снова и снова, хотя бы в образе собаки, если я только смогу оказать хоть какую-нибудь помощь хотя бы одной душе!.."

192

"Я родился не для того, чтоб создавать какую-либо новую секту в этом мире, и без того полном сект". Это собственные слова Рамакришны (ср. "Жизнь Рамакришны", стр. 194).

193

Это будет темой его лекций в Пенджабе, в октябре-ноябре 1897 года.

194

Публичная лекция в Лагоре. Здесь не идет речь о милостыне в европейском смысле: "Возьми и иди прочь!.." Неправильное понятие, вредное для того, кто дает, как и для того, кто получает!.. Вивекананда ее отвергает. В религии Служения, как он ее понимает, "получающий выше, чем дающий: ибо тот, кто получает, в этот момент, в этом акте, является Богом".

195

Я напоминаю читателю, который, может быть, забыл объяснения в первой части, что джнана и бхакти представляют два пути для достижения Бога: первый — разумом, второй — сердцем.

196

Третий путь — действием.

197

Мукти, или мокса, — "освобождение".

198

"Жизнь Вивекананды", т. III, стр. 158.

199

"Я рожден был для жизни ученого, уединенной, мирной, склоненной над книгами. Но Мать решила иначе. Тем не менее желание остается…" (3 июня 1897 года, Альмора).

У него бывают часы интенсивного религиозного видения, "когда работа кажется ему лишь иллюзией" (октябрь 1898 года).

Однажды, с раздражением споря с одним из своих монахов, Вираджнандой, чтобы оторвать его от размышлений и принудить к полезной деятельности, он сказал:

"Чего ради нужно вам размышлять, предаваться медитации целыми часами? Достаточно, если вы можете сосредоточить свой ум на пять минут, даже на одну минуту в день. Остальное же время вы должны работать для общего блага".

Вираджнанда не сдается и удаляется в молчании. Вивекананда, оставшись один на один с другим монахом, говорит, что он слишком хорошо его понимает. "Дни, когда он был странствующим монахом, остались для него самыми счастливыми в его жизни. Он отдал бы все, чтоб вернуть их, освободившись от общественной деятельности" (13 января 1901 года).

200

Уже незадолго до своей смерти Вивекананда, беседуя с одним из учеников, Саратчандрой Чакраварти, рассказал ему об этой таинственной перемене, которая произошла с ним за три или четыре дня до смерти Рамакришны.

"Рамакришна позвал меня одного, приказал мне сесть перед собой, посмотрел мне в глаза и впал в самадхи (экстаз). Тогда я ощутил мощный поток неведомой силы, как бы электрические толчки. Мое тело было пронизано ими. Я потерял сознание. На сколько времени? Я не знаю… Когда я пришел в себя, я увидел Учителя в слезах. Он сказал мне с бесконечной нежностью: "О, мой Нарен! Я теперь уже лишь бедный факир, я все отдал тебе. Силой этого дара ты свершишь великие дела здесь в мире; только после этого тебе позволено будет возвратиться…" Мне кажется, что именно эта Сила уносит меня в своем вихре и заставляет меня работать, работать…"

201

"Я считал бы за великое счастье, если бы, для блага моей страны, я должен был сойти в ад" (октябрь 1897 года).

"Саньяси принимает два обета: 1) осуществлять истину; 2) помогать миру. Прежде всего, пусть он отречется от всякой мысли о небе" (к Ниведите, июль 1899 года).

По индийским понятиям небо — ниже, чем соединение в Брахмане. С неба возвращаются в круг существования.

202

"Народ диспептиков, предающийся фиглярству под аккомпанемент тамбуринов и распевающий киртаны на сентиментальный лад… Я хотел бы поднять их энергию хотя бы воинственной музыкой и изгнать все то, что возбуждает изнеживающие чувства…" (Беседа с Саратчандрой, 1901 года).

203

В Пенджабе, стране воинственных душ, он поощряет Бхакти, которую осуждает в Бенгалии. Он доходит до того, что в Лагоре мечтает о процессиях с религиозными плясками и песнями, самкиртанами, над которыми насмехается в Калькутте. Ибо "эта страна Пяти рек (Пенджаб) духовно суха" и нужно ее поливать (ноябрь 1897 года).

204

Набрасывая своим монахам, перед вторым путешествием на Запад, свой идеал религиозной жизни, он говорит им:

"Вы должны пытаться соединить в вашей жизни великий идеализм с великим практическим смыслом. Вы должны быть всегда готовы спуститься в глубины размышления и тотчас вслед за этим — возделывать поля — разъяснять сложности мысли Шастра — и идти продавать на рынок плоды вашей земли. Цель монастыря — создавать людей. Настоящий человек — тот, который силен, как сила, и в то же время обладает сердцем женщины…" (июнь 1899 года).

205

Беседуя со своими монахами из Белура, он скажет им однажды (в 1899 году):

"При столкновении между вашим рассудком и сердцем следуйте сердцу".

206

По-французски "libertin" означает и "свободомыслящий" и "развратный". — Прим. перев.

207

"Жизнь Вивекананды", III, 165.

208

Низшая каста.

209

На самом деле ему оставалось пять. Ему предстояло умереть в июле 1902 года.

210

Ср. "Жизнь Вивекананды", III, 178. Здесь выражено удивительное исповедание веры, которое я частично уже цитировал выше и к которому я вернусь при окончательном рассмотрении учения Вивекананды.

211

Пятнадцать арпанов земли на другом берегу Ганга, против древнего строения Баранагора, в окрестностях Калькутты. Покупка относилась к первым месяцам 1898 года, начало постройки — к апрелю, под руководством архитектора, впоследствии Свами Виджнананды.

212

"Прабуддха Бхарата", существовавший ранее, был упразднен вследствие смерти молодого руководителя. Он был восстановлен Севье и перенесен из Мадраса в Альмору, под руководством одного замечательного человека, удалившегося от мира, которого сблизило с Вивеканандой общее стремление к благу народа и которого Вивекананда причислил к своему Ордену всего лишь после нескольких дней подготовки под именем Свами Сарупананды. В религиозной индусской литературе он был учителем мисс Нобль (Ниведиты). Впоследствии он стал председателем Адвайты Ашрам.

В начале 1899 года был основан другой ежемесячный журнал — "Удбодхан", под руководством Свами Трагунатиты. Программой его было — никогда не осуждать чьей-либо веры, излагать в наиболее общедоступной форме учение Вед, чтобы оно могло быть доступно всем, отводить большое место вопросам гигиены и воспитания, физического, умственного и духовного, и совершенствования расы, чтобы выразить идеалы нравственной чистоты, взаимопомощи и всеобщей гармонии.

Для первого из этих журналов Вивекананда дал в августе 1898 года свою прекрасную поэму "Пробуждение Индии", которая является подлинным манифестом деятельной силы и реалистической веры:

[* Unthreaded — буквально "без нити, их удерживающей".]

(Ср. "Сочинения Вивекананды", IV, 322. Мы цитируем здесь лишь последнюю строфу.)

213

Мисс Мак-Леод, воспоминания которой я, с ее любезного согласия, использовал, знала Вивекананду в течение семи лет, и он по месяцам жил под ее кровом. Но, очень привязанная к нему, она никогда не жертвовала своей независимостью. И он вполне допускал это. Он предоставлял полную свободу тем, кто не передавал свободно свою волю в его руки. Она оставалась поэтому другом и вольной помощницей, не посвященной ученицей, как Ниведита. Она рассказывала мне, что, прежде чем последовать за Свами в Индию, она испросила его согласие на это. Он ответил следующим повелительным наставлением (которое я записал по памяти):

"Идите, если вы хотите видеть бедность, унижение, грязь, людей в лохмотьях, говорящих о Боге! Но, если вы ищете чего-либо другого, не приходите! Ибо нам не под силу переносить еще лишнюю критику!"

Она строго следовала этому предписанию, вызванному болезненной любовью Вивекананды к своему униженному народу, оскорбления которого больно ощущала его раненая гордость. Однако раз ей случилось сделать одно насмешливое замечание по адресу какого-то брамина несколько странной наружности, встреченного ими в Гималаях. Вивекананда "обернулся, как лев" и, испепеляя ее взглядом, закричал:

"Руки прочь! Кто вы такая? Что вы-то сами сделали?"

Она, растерявшись, молчала. Позднее она узнала, что этот брамин, сам очень бедный, был одним из тех, кто, прося милостыню, собрал сумму, необходимую для путешествия Вивекананды на Запад. И она узнала, что истинная сущность людей определяется не тем, чем они кажутся, а тем, что они делают.

214

"Что я могу сделать, чтобы помочь вам?" — спросила она его по прибытии. — "Любить Индию!"

215

В этом никак не следует видеть духа мелочного шовинизма и враждебности к Западу. Когда, в 1900 году, он отправил в Калифорнию Свами Турьянанду, он сказал ему: "С этого дня уничтожьте в себе даже всякую память об Индии!" Чтобы глубоко воздействовать на какой-либо народ и приносить ему истинное добро, необходимо слиться с этим народом и забыть себя в нем: это принцип, который Вивекананда внушает своим ученикам.

216

Она рассказала об этом путешествии в Беседах Вивекананды, в своих "Notes of some Wanderings with the Swami Vivekananda". Я обязан также воспоминаниями мисс Мак-Леод, участвовавшей в путешествии, несколькими драгоценными заметками, в особенности о нравственной дисциплине, которой Вивекананда подвергал Ниведиту. Он нисколько не щадил ее инстинктивной лояльности по отношению к своему народу, привычек и моментов отвращения, свойственных западному духу; он на всякие лады унижал ее характер англичанки, гордой и рассудительной. Возможно, что он при этом хотел защитить себя и защитить ее от страстного преклонения, которое она к нему проявляла; и хотя чувство к нему Ниведиты было всегда абсолютно чисто, он, может быть, провидел опасность. Он безжалостно обрывал ее и систематически находил плохим все, что она делала. Он уничтожал ее. Она возвращалась подавленная, в слезах, к своим подругам, которые указали Вивекананде на его чрезмерную строгость. С тех пор он смягчился, и свет вернулся в душу Ниведиты. Она тем в большей мере почувствовала цену доверия учителя и счастье подчиняться закону его мысли.

217

Полное собрание сочинений Вивекананды, IV, 319.

218

Даже нежному Рамакришне было знакомо грозное лицо Матери. Но он больше любил созерцать ее улыбку и ее прекрасные волосы.

"Однажды, — рассказывает Сиванат Састри, один из основателей и руководителей Садхаран Брахмо-Самаджа, — в моем присутствии принялись обсуждать атрибуты Бога, споря о том, насколько они отвечают запросам разума. Рамакришна остановил их, говоря: "Довольно! Довольно! чего ради спорить о том, разумны или нет атрибуты Божества?.. Вы говорите, что бог добр: разве вы можете убедить меня в его благости рассуждениями? Смотрите на это наводнение, только что погубившее миллионы! Как вы мне докажете, что так повелел благодетельный Бог? Вы мне ответите, может быть, что это наводнение смыло несчастные дела и удобрило почву… Но разве благий Бог не мог совершить все это, не поглощая тысяч мужчин, женщин и невинных детей?" На это один из собеседников возразил: "Значит, мы должны считать, что Бог жесток?" "О глупец, — воскликнул Рамакришна, — кто сказал вам это? Сложите руки, скажите смиренно: "О Господь, мы слишком слабы и слишком неспособны, чтоб понять твою природу и твои действия. Соблаговоли просветить нас!.." Не рассуждайте! Любите!" ("Воспоминания о Рамакришне" Сиваната Састри).

Познание грозного бога тождественно у Рамакришны и у Вивекананды. Но отношение к нему различно. Рамакришна склоняется и целует руку божества, пожирающего его сердце. Вивекананда, с высоким челом, глядит смерти в глаза; и мрачная радость действия вдохновляется этим. Он спешит броситься "на острие меча".

219

Возможно, что нравственный удар, полученный им незадолго до этого, — смерть его верного друга Гудвина и его старого учителя Павхари Баба (июнь 1898 года) подготовили вторжение Грозной Богини.

220

Во время второго путешествия в Европу, на пароходе, в виду берегов Сицилии (ср. Беседы с Ниведитой в книге: "Учитель, каким я его знала").

221

Когда ему говорят о том, что в Индии редка преступность, он восклицает:

"Дай бог, чтоб это было иначе! Ибо это — добродетель смерти!.. Чем больше я старею, — продолжает он, — тем больше убеждаюсь, что все должно иметь основой мужество: это мое новое Евангелие". Он доходит до того, что говорит: "Делайте даже зло, но так, как подобает мужчинам! Будьте преступными, если на то пошло, но в крупном масштабе".

Нужно, конечно, остерегаться придавать этим словам (сказанным на пароходе лишь очень верным и испытанным товарищам, которых они не могли бы смутить) буквальное значение. Это лишь некоторое увлечение языка, когда кшатрия, воин духа, со страстным преувеличением реагирует на текучие пески Востока. Истинный смысл их можно было бы передать изречением, которое я читал на одном древнем итальянском девизе: "Ignavia est jacere" — самое гнусное преступление — бездействовать…

222

См. Разговоры, записанные Ниведитой. Из них прежде всего излучается чувство "вселенского". Он высказывает свою надежду на демократическую Америку, он восторгается Италией искусства, культуры и свободы — матерью Мадзини. Он говорит о Китае как о сокровище мира. Он братается с замученными бабидами Персии. Он обнимает в единой любви Индию индусов, магометан и буддистов. Он воодушевляется империей моголов; когда он говорит об Акбаре, на глазах у него выступают слезы. Он умеет понять и защитить даже величие Чингис-хана и его идею единства Азии. Он великолепно восхваляет Будду: "Я — служитель служителей Будды…"

Интуиция человеческого единства не останавливается у него перед искусственными границами делений на расы или народы; она заставляет его говорить, что на Западе он видел типы самых лучших индусов, а в Индии — типы лучших христиан.

223

Или О. M.- священное слово. Но это последнее начертание не отвечает индусскому произношению в три звука. О. М. или А. У. M.- это, по древним верованиям индусов и по определению самого Вивекананды, "основа всех звуков и символ Брахмана… Вселенная создана из этого звука". "Нада-Брахма — это, говорит он, Брахма-Сын, наиболее тонкий из всей вселенной" (Ср. The Mantram, Om, Word, and Wisdom — Бхакти-йога. Полное собрание сочинений Вивекананды, III, 56–58).

224

Он придает большое значение физическим упражнениям.

"Мне нужны саперы и шахтеры в моей религиозной армии. Упражняйте же, дети, свои мускулы! Умерщвление плоти хорошо для аскетов. Но работникам нужны стальные мускулы и хорошо развитое тело!"

225

Так же, как и Ниведиту.

226

2 июня 1899 года из Калькутты, через Мадрас, Коломбо, Аден, Неаполь, Марсель. 31 июля он был в Лондоне. 16 августа он выезжает из Глазго в Нью-Йорк. Он остается в Соединенных Штатах до 20 июля 1900 года, живя преимущественно в Калифорнии. С 1 августа по 24 октября он живет во Франции, в Париже и в Бретани. Затем через Вену, Балканы, Константинополь, Грецию, Египет он направился в Индию, куда прибыл в начале декабря 1900 года.

227

Он говорит также об энергии Робеспьера. Он весь полон эпопеей Европы и ее историей. Перед Гибралтаром его воображение рисует ему на пляже галопирующих мавританских лошадок и великое нашествие арабов, совершающих высадку.

228

Sister Christine сообщила нам недавно в своих неизданных воспоминаниях, что во время первого своего путешествия в 1895 году Вивекананда заметил трагедию Запада.

"Европа на краю вулкана. Если огонь не будет потушен потоком духовности, она взлетит на воздух".

Sister Christine передает нам и другие изумительные слова, полные пророческой интуиции:

"Два года назад (т. е. в 1896 году) он мне сказал: Грядущий переворот, который должен начать новую эру, придет из России или из Китая. Я не могу еще сказать точно, но это будет одна из этих двух стран".

И еще:

"Мир переживает третью эпоху: он — под владычеством вайшия (купец, третье сословие). Четвертой эпохой будет эпоха шудры (пролетария).

229

А именно: в Пасадене — о "Христе-мессии", в Лос-Анджелесе — о "Прикладной психологии", в Сан-Франциско — об "Идеале вселенской религии", о "Гите", в других городах Калифорнии — о "Миссии Будды, Христа, Кришны", о "Науках и искусствах в Индии", о "Власти разума"… К несчастью, многие из этих лекций были утрачены. Не нашлось второго Гудвина, который бы их записал.

230

Письмо к мисс Мак-Леод, 18 апреля 1900 года, Аламеда.

231

Восток и Запад.

232

Ниведита вскоре после этого отправилась в Англию для переговоров о положении индусских женщин. Вивекананда, благословляя ее перед отъездом, сказал ей следующие, полные силы слова:

"Если я создал вас — погибните! Но если вас создала Мать — живите!"

233

Он любит говорить, что "христианство не чуждо индусскому духу".

234

Но он встретил в Париже Патрика Геддса и своего великого соотечественника, биолога Джагадиса Чандер Боза, талант которого он чтил и защищал против всех. Он встретил также этого странного человека — Хирама Максима,*[* Изобретатель пулемета. — Прим. перев.] чье имя связано с орудием истребления, но который стоил больше, чем его смертоубийственная слава, ненавистная ему самому. Он был большим знатоком Китая и Индии.

235

Его сопровождали мисс Мак-Леод, отец Гиацинт, который на Востоке хотел трудиться над сближением христиан и магометан, г-жа Луазон, Жюль Буа и г-жа Кальве. Странные спутники для саньяси, удалявшегося быстрыми шагами от мира и от жизни! Может быть, самое это отрешение делало его более снисходительным или более равнодушным.

236

В начале декабря 1900 года.

237

Он пишет в Майявати в промежутках между приступами удушья три очерка для "Prabuddha Bharata" (один из них о теософии, которой он никогда не любил).

238

По возвращении в Белур он, еще со своего рода отчаянием, выражает неудовольствие по поводу того, что нашел уже "старика водворившимся в Ашраме!.." Неужели не может быть хоть одного центра, свободного от дуализма! — И он доказывает, что такой культ даже противоречит истинной мысли Рамакришны. Именно в силу учения и желания Рамакришны Вивекананда стал адвайтистом. "Рамакришна был весь адвайта, он проповедовал адвайту. Почему же вы не соблюдаете адвайту?"

239

Конечно, кшатрия не утратил ничего из своей воинственной мощи. Когда он едет обратно в поезде, английский полковник грубо выражает свое отвращение по поводу того, что в его купе сидит индус, и хочет заставить его уйти. Вивекананда взвивается на дыбы. И в результате полковник вынужден уступить ему место и исчезнуть.

240

В марте 1901 года он прочел несколько лекций в Дакке. В Шиллонге, административном центре Ассама, он встретил одного англичанина с широким образом мыслей, главного комиссара сэра Генри Коттона, защитника интересов Индии. Эта последняя поездка по местам, где господствовал дух фанатического консерватизма, особенно отчетливо выявляет мужественную свободу его религиозных воззрений. Он напоминает этим индусским ханжам, что истинный способ видеть Бога — это видеть его в человеке, что никогда нельзя прозябать в прошлом, хотя бы оно было полно славы, что нужно совершенствоваться, становиться более великим риши… Он безжалостно обходится с просвещенными, верящими в псевдоаватаров. Он советует им лучше питаться и развивать мускулы.

241

Она осталась такою же, как в день его смерти: железная кровать, на которую он не ложился, предпочитая лежать на полу; письменный стол, коврик для размышлений, большое зеркало… К этому присоединился его портрет и большой, в человеческий рост, портрет Рамакришны.

242

Письмо от 19 декабря 1900 года.

243

"…Дождь льет потоками. Река поднимается. Я работал только что на водоотводном канале. Мой большой журавль ликует. Моя антилопа убежала. Одна из моих уток погибла. Гусь теряет перья…"

Животные обожают его. Матру, маленький козлик, который (по его утверждению) был одним из его родных в предыдущем существовании, спит в его комнате. Прежде чем доить Ганзи, он просит у нее позволения. Багха, принимающий участие в индусских обрядах, идет окунуться в воды Ганга, когда гонги и трубы возвещают конец затмения.

244

Колокол звонит в определенные часы. Он будит в четыре часа утра. Через полчаса после этого монахи должны собраться в часовне для размышления. Но он опережает их. Он встал с трех часов, вошел в комнату для молитвы и, сев лицом к северу, со сложенными на груди руками, размышляет в неподвижности более двух часов. Никто не встает с места, пока он не даст примера, говоря: "Шива, Шива!.." Он ходит взад и вперед, в состоянии просветленной экзальтации, которая передается окружающим… Однажды, когда он пришел неожиданно и нашел в часовне лишь двух человек, пришедших на размышление, он наложил на весь монастырь, даже на самых великих монахов, искупительный пост на целый день и обязательство нищенствовать. Он сам следит за изданиями ордена, не пропускает в них ничего, что называет "этим вздором", — преувеличенного сентиментализма или узкого сектантства, которое он не прощает пуще всего на свете.

245

Конец 1901 года.

246

В первое время существования монастыря правоверные из соседних деревень были скандализованы и осуждали монахов Белура. Узнав об этом, Вивекананда сказал: "Это хорошо. Это — закон природы. Так и должно быть со всяким основателем религии. Без преследования высшие идеи не могут проникнуть в сердце общества".

247

Мисс Мак-Леод сказала мне: "Вивекананда лично был равнодушен к ритуальным обычаям; он не подчинялся им в общественной жизни. Но он разрешал ритуал, даже на индусских трапезах, где богам приносится их часть, и в дни памяти божественных покойников, когда им оставляют место за столом и подают им их пищу. Он говорил, что признает необходимость ритуала для слабости человека, который без этих установленных и повторяемых жестов не способен хранить память и живой след религиозного опыта. Он говорил: "Без этого у них был бы только интеллект (и он касался своего лба), только иссушенная мысль".

248

Но из ритуала было исключено принесение в жертву животных.

249

В конце 1901 года.

250

По рассказу мисс Мак-Леод, которой Вивекананда признался в волнении, испытанном при этой встрече.

251

В январе и феврале 1902 года. Они вместе посетили Бходгайю, в последнюю при жизни Вивекананды годовщину его рождения. В Бенаресе Окакура его покинул. Оба они, взаимно любя друг друга и признавая величие своего общего дела, знали в то же время, что оно для обоих различно. У Окакуры было свое царство — царство искусства. В Бенаресе Вивекананда нашел сообщество молодежи, которое образовалось под влиянием его идей, для того чтобы помогать больным странникам, кормить их и ухаживать за ними. Он гордился этими детьми и написал для них "Воззвание к работающим в очагах служения Рамакришне".

Граф Кейзерлинг, посетивший приют Ramakrishna Mission в Бенаресе, получил от него глубокое впечатление: "Я никогда не видел госпиталя, где царил бы столь радостный дух; уверенность в спасении смягчала все страдания, и любовь к ближнему, воодушевлявшая медицинский персонал, была самая искренняя. Эти люди — действительно подлинные последователи Рамакришны…" ("Дневник путешествий философа", т. I французского перевода, изд. Stock, стр. 295). Кейзерлинг забывает, что, в сущности, они были вдохновлены Вивеканандой, которого он оставляет в тени, в то время как говорит — слишком бегло, но с проникновенным чувством — о Рамакришне.

252

Французские читатели найдут в первой тетради "Feuilles de l'Inde" (серия Chitra, изд. Högman, Булонь-на-Сене, 1928) ряд интересных этюдов о "Санталах", автохтонном племени Индии, Гуру Дас Саркара и "Санкальские песни", собранные Сантошем С. Маджумдаром. Полагают, что эти народы, первоначально проникшие в Индию с северо-востока, осели в Чампе (Бхагалпур) и отсюда переселились в Бехар, где и живут доныне, в 250 километрах от Калькутты. Будучи родственными племени Гос и Мундар, древним охотникам и лесным жителям, перешедшим затем к земледельческой жизни, они исповедуют анимистическую религию, сохранили свои древние обычаи и прирожденное благородство осанки, привлекшее к ним внимание художников Калькуттской школы.

253

В конце следующего тома будет помещена глава, посвященная работам Ramakrishna Mission.

254

Я дал это заглавие одному сборнику мыслей.

255

Эти слова передала мне мисс Мак-Леод.

256

Одно из упражнений сосредоточения нервных центров, которые я описал в конце первой части, согласно трактатам индусской психофизиологии… Одна из бесед последнего дня относилась как раз к току сушума, который восходит по шести лотосам тела.

257

Я попытался соединить в моем изложении различные рассказы свидетелей, отличающиеся, кстати, лишь оттенками. Призванные на консультацию врачи, из которых один прибыл еще за два часа до того, как жизнь окончательно угасла, констатировали прекращение сердечной деятельности и апоплексию. Но монахи сохранили твердую уверенность, что смерть была актом личной воли. И эти оба объяснения отнюдь не противоречат друг другу. Sister Nivedita прибыла лишь на другое утро.

258

Он объявил еще раньше: "Я не доживу до сорока лет".