II

И, вот, однажды вечером, после дождливого дня, когда он, печальный и сгорбленный, брел в поисках какого-нибудь сарая для ночлега натощак, неся под мышкой свои шары и ножи, завернутые в старый ковер, увидел он монаха, шедшего той же дорогой, и почтительно его приветствовал. И так как обоим было по пути, то они разговорились.

— Почему вы одеты во все зеленое, товарищ? — спросил монах. — Вы верно исполняете роль дурачка в какой-нибудь мистерии?

— Вовсе нет, отец мой, — ответил Варнава. — Я просто Варнава, жонглер по ремеслу. Если бы это занятие давало мне каждый день кусок хлеба, то было бы самым лучшим на свете.

— Друг мой Варнава, — возразил монах, — взвешивайте ваши слова. Нет более прекрасного призвания, чем монашеское, которое проходить в славословии Богу, Девы Марии и Святым угодникам. Вся жизнь иноческая есть непрестанное песнопение Господу.

Варнава ответил:

— Сознаюсь, отец мой, я говорил как невежда. Ваше призвание нельзя и равнять с моим, и если есть некоторая трудность в умении танцевать, держать на кончике носа палку с маленькой монеткой наверху, то эта трудность несоизмерима с вашими подвигами. Как бы я хотел, подобно вам, отец мой, совершать ежедневно святые таинства и с особенным усердием служить Пресвятой Деве, к которой я чувствую исключительное благоговение. Мое искусство создало мне известность от Суассона до Бовэ, более чем в шести сотнях городов и деревень, но я охотно бы отказался от него, чтобы сподобиться монашеского жития.

Монах был тронут простодушием жонглера и, так как не чужд был прозорливости, то угадал в Варнаве одного из тех добросердечных людей, о которых Господь наш сказал: «Мир да будет с ними на земле». Поэтому он отвечал ему:

— Друг Варнава, следуйте за мною, и я отведу вас в монастырь, где состою приором. Тот, кто направил Марию Египетскую в пустыню, поставил и меня на вашем пути, чтобы вести вас к вечному спасению.

Так сделался Варнава монахом.

В монастыре, куда он поступил, вся братия горячо соревновалась в прославлении имени Пресвятой Девы, и каждый старался служить Ей всеми знаниями и способностями, которые ему дал Бог.

Приор сочинял ученые книги, изъяснявшие, по всем правилам схоластики, добродетели Пресвятой Девы.

Брат Маврикий переписывал эти трактаты искусной рукой на веленевые листы.

Брат Александр разрисовывал их тонкими миниатюрами. Там можно было видеть Царицу Небесную, сидевшую на троне Соломоновом, подножием которому служило четыре льва, а в нимбе, сиявшем вокруг Ее головы, кружились семь голубей, семь даров Духа Святого: дар страха, набожности, знания, силы, совета, понимания и мудрости. И окружали Пречистую семь дев с золотыми волосами: Смирение, Воздержание, Уединенность, Покорность, Девственность и Послушание.

Две маленькие фигурки, обнаженные и белоснежные, взирали на Нее с мольбой, стоя у Ее ног. Это две души, искавшие спасения, испрашивали Ее всемогущего предстательства.

На другой странице изобразил брат Александр Еву рядом с Марией, чтобы можно было созерцать одновременно грех и искупление, уничтоженную женственность и торжествующее девство. Также были достойны в этой книге удивления: Кладезь живой воды, Источник, Лилия, Луна, Солнце, Сад запечатленный, о котором поет псалмопевец, Врата Неба и Град Божий — и век они служили образами Девы.

Брат Марбот считался одним из любимейших детей Марии. Он непрерывно вытесывал из камня Ея изображения, так что его борода, брови и волосы побелели от пыли, и его опухшие глаза постоянно слезились; но, несмотря на свою глубокую старость, был он полон сил и радости: Царица рая явно оберегала старость своего художника. Марбот изобразил Ее сидящей на троне с челом, обвитым жемчужным ободком, с сиянием вокруг головы. И он не забывал прикрывать складками одежды ноги Той, о которой пророк сказал: «Сад запечатленный — возлюбленная моя».

Иногда изображал он Ее с чертами ребенка, полными изящества, и тогда, казалось, Она говорила: «Бог мой еси Ты» («Dixi de ventre marris meae: Deus meus es tu». (Psalm 21, 11).[1].

Были также в монастыре поэты, которые составляли по-латыни гимны и акафисты в честь Присноблаженной Девы Марии, и один Пикардиец переложил сказания о чудесах Богородицы в рифмованные стихи на простонародном языке.

Загрузка...