Сети для античности

Я не знаю другого занятия, которое так вы вознаграждало человеческую любознательность, как плавание под водой (Капитан Кусто)

Вон там, у самого острова, он и лежит, тот корабль, что нашел Кусто. Мы зовем его Гран-Конглуэ. Знаете, всякие там римские имена нам не запомнить, так что уж мы зовем затонувшие корабли с грузом — «топляки» по-нашему — по береговым ориентирам... Скажем, мыс Планье I, Планье II, Планье III. Это уже пустая порода, там делать нечего. А чуть дальше, у входа в бухту, лежит «Черепица». Почему такое название? Корабль затонул с грузом черепицы. Когда? Три тысячи лет назад. Или вот еще — «Сыр». Дно в этом месте все изрыто, сверху как сыр выглядит. В свое время что только не тащили оттуда! Но и сейчас кое-что выловить можно.

Трое людей, сидевших в этот знойный полдень под тентом маленького бистро, выходящего на старый порт Марселя, по очереди передавали друг другу тяжелый бинокль. А когда они опускали его, то четвертый за столом видел их глаза, покрытые густой сетью красных прожилок. По этим набрякшим от перепадов давления глазам безошибочно угадывают профессионалов-ныряльщиков. Впрочем, если мы послушаем дальше разговор, нам и так станет ясна профессия этих трех среднего возраста людей, одетых в тельняшки и сандалиях на босу ногу.

— Вы нам точно скажите, что вы хотите взять. А уж наше дело организовать вам это, — сказал самый старший из них четвертому, в котором костюм и блеклый цвет лица выдавали приезжего.

— Выходит, вам точно известно, что лежит на дне? — спросил тот.

Трое усмехнулись разом.

— На дне много чего лежит, только руки надобно иметь подлинней. Мы предлагаем вам то, что уже выловлено.

И в разговоре замелькали странные для постороннего уха слова: амфоры... кубки... лутрафоры... бронза... керамика... терракота... порфир.

На следующий день один из троицы вез приезжего по щербатым закоулкам припортового квартала. Дома расцвечены бельевыми флагами. Густой запах жареных сардин. Поднялись по лестнице, зашли в какую-то квартиру.

На кухонном столе появляется нечто завернутое в газету. Хозяин квартиры, еще не разворачивая это «нечто», предупреждает:

— Я нашел ее два месяца назад и вот ждал настоящего ценителя. Штука сделана до рождества Христова, это точно. Почем отдам? Не знаю. Но за бесценок не спущу, это точно.

Он разворачивает «штуку», и на свет появляется дивная статуэтка из розового мрамора; кое-где очищенная, она вся покрыта слоем ракушек, что выдает ее подводное происхождение.

Дело сделано. Покупка запелената в мягкую ткань, уложена в кожаный портфель, и посетитель отбывает. Но не раньше чем «проводник» дошел до угла улицы и убедился, что все спокойно...

С уверенностью можно сказать, что в течение двух месяцев после находки ныряльщик-марселец пережевывал в мозгу две вещи — доллары и тюрьму. Вещи эти перемежались друг с другом. Конечно, турист-американец дал бы за «штуку» больше. Но, попадись парень на этом, он оказался бы за решеткой по обвинению в незаконном вывозе государственных ценностей. Под законом стоит дата — 1681 год. Так определял указ, подписанный Кольбером (1 Ж. Б. Кольбер — министр финансов Людовика XIV, автор многих реформ. (Прим. ред.)), участь добычи, поднятой в территориальных водах с затонувших кораблей. С той поры текст закона лишь увеличился в размерах, но принцип остался тот же: «предметы, представляющие археологический, художественный или исторический интерес, обязаны быть переданы государству. Нашедший их (именуемый «открывателем») вознаграждается одной третью стоимости... Вывоз их за границу без специального на то разрешения преследуется как контрабанда».

Такова, так сказать, юридическая сторона. На самом же деле грабители затонувших кораблей признают лишь один закон — сила и есть право.

Охота за подводными древностями началась сравнительно недавно. Конечно, и раньше ныряльщикам за лангустами доводилось видеть у южного берега Франции «старые горшки». В них, кстати, частенько заползали лангусты, и, чтобы не осложнять себе работу, ловцы разбивали «горшки» молотком. Надежные акваланги поступили в продажу каких-нибудь полтора десятка лет назад. Только тогда стало возможным систематическое исследование дна.

В 1952 году капитан Кусто, возвращаясь из Красного моря на «Калипсо», остановился возле острова Гран-Конглуэ, между Марселем и Касси. Известный археолог профессор Бенуа попросил тогда Кусто посмотреть, что за «старые сосуды» лежат на дне в этом месте.

Оказалось, что возле Гран-Конглуэ тридцать веков назад разбился корабль с амфорами, несколько тысяч сосудов. В амфорах из обожженной глины в древности хранили воду, оливковое масло, вино, зерно, медную руду, семена — словом, все, что можно было налить или насыпать через горлышко. Кроме того, там была керамическая посуда со знаками римского торговца Марка Сестия. Было поднято сто тридцать семь предметов — огромный сервиз. Он выставлен сейчас в музее Борелли в Марселе.

Долго простоять над своей находкой «Калипсо» не смог: налетел мистраль, пришлось сняться с якоря. Кстати сказать, Кусто считает, что такой же внезапный шквал разбил судно Марка Сестия при подходе к Массалии — древнему Марселю. «Калипсо» укрылось в гавани. Предполагалось, что археологические работы под водой будут продолжены чуть позже. Но обстоятельства изменились, «Калипсо» ушел в другое место.

Так корабль Сестия, запоздавший с прибытием в порт на три тысячи лет, стал приманкой для ныряльщиков. Ни катера таможенников, ни вертолеты приморской полиции не могли ничего поделать. Археологи попытались было накрыть лежбище амфор металлической сеткой... Но браконьеры быстро обзавелись стальными кусачками.

Где теперь эти амфоры? Почему ныряльщики не отдали их — за плату, разумеется — в музей? На этот вопрос они отвечают контрвопросом: «А вы слышали о пантере Жордано?»

С каждым днем новые тысячи приобщаются к подводному приключению. Настал золотой век подводных исследований.

Капитан Кусто

Лоран Жордано, по прозвищу «водолаз в лаковых туфлях», промышлял сбором губок. Что и говорить, на продаже этого банного подспорья сколотить себе состояние было трудно. Но однажды утром...

Однажды утром он отдирал губки на сорокаметровой глубине недалеко от побережья Монако и вдруг на скальном выступе увидел бронзовую пантеру. «Самое интересное подводное открытие последних лет» — так отозвался о ней археолог профессор Шарль Пикар. Вытащив находку, Жордано подумал, что дальнейшая жизнь его обеспечена, и первым делом купил себе дюжину лаковых туфель (отсюда и прозвище). Однако надежды Жордано не оправдались; правильнее сказать, он не рассчитал своего аппетита.

— И зачем только я понес свою пантеру в музей, — плачется он. — Сейчас, когда я показываю ее фотографии, мне говорят, что в Америке мне бы дали за нее тысяч сорок-пятьдесят долларов. Недавно я был в музее... Боже, до чего она хороша! Очищенная, гладкая — не узнать. Я предложил директору махнуть ее американцам. Он отказался. Я знаю теперь, где гнездятся пираты, — не в море, а в музее!

Так говорит «обманутый» Жордано, получивший свою законную треть стоимости. В глазах ныряльщиков-контрабандистов он приобрел ореол мученика. Результат? Закон молчания, не менее крепкий, чем у сицилийской мафии, спаивает сейчас две сотни браконьеров средиземноморского побережья.

Исследовательское судно «Археонавт», плавучая лаборатория французского министерства культуры, обследует в одиночку все маленькие бухты, пытаясь опередить браконьеров. Но что может сделать экипаж всего лишь одного судна!

Памятуя о судьбе корабля Марка Сестия, археологи засыпали замеченное на восемнадцатиметровой глубине у полуострова Жиен нетронутое римское купеческое судно несколькими тоннами песка. До поры до времени это не позволит грабителям растащить находку.

Охота за подводными древностями идет во всякое время года. И не просто охота.

Открытия тогда приносят наибольшую радость, когда есть с кем поделиться... Лучшие аквалангисты ходят стаями, как рыбы. Альпинизм и подводное плавание излечивают от эгоизма — они создают настоящего человека.

Капитан Кусто

— У нас дело часто заканчивается дракой. Иногда даже беремся за карабины. Если мы обнаруживаем, что кто-то из чужих залез в наш огород, мы вытаскиваем его наверх и как следует «учим»...

Это говорит, ухмыляясь, Люсьен, здоровенный портовый громила. Его функции — отгонять от находки соперников. Он представляет своего рода полицию подводных браконьеров.

За каждым катером, выходящим в море, мгновенно устанавливается слежка: а вдруг кто-то открыл новое местечко? В море разыгрываются настоящие гонки. Здесь уж выигрывает тот, у кого мощнее мотор. Не меньшими предосторожностями приходится обставлять и возвращение.

Цены на ставшую модной антику растут головокружительно. Поэтому и не убывает число охотников рискнуть за наличные.

— Было время, когда я продавал посуду Сестия дешевле, чем она стоила в универмаге, — жалуется старый ныряльщик Рене. — А теперь бельгийцы и швейцарцы берут даже осколки! Говорят, сыскался даже оригинал, надумавший выложить крышу своего дома древней черепицей из марсельской бухты.

В марсельском «Музее доков» выставлены дивной красоты предметы, поднятые с морского дна: греко-римская статуэтка, изображающая юношу бегуна; фигурный кубок из непрозрачного стекла; сосуд из горного хрусталя; восточной работы узкогорлый кувшин. Под каждым экспонатом — табличка с указанием, где и когда он поднят.

Сколько же бесценных сокровищ, которые могли бы стать общенародным достоянием, безвозвратно исчезли в саквояжах перекупщиков!..

При таком ажиотаже на рынке древностей, естественно, возник — не мог не возникнуть! — бизнес на подделке. За последние три-четыре года он расцвел в промышленных масштабах. «Античные» амфоры изготавливают по образцам в гончарных мастерских, затем их укладывают в укромном месте на дно, и через пять-шесть месяцев «древность», покрытая добротным слоем морских отложений, готова. Но клиенты торопят. Перед лицом растущего спроса торговцы не в силах уже ждать по полгода. Результат? В сараях и заброшенных ангарах оборудовано несколько «лабораторий старения». Некий дипломированный химик с помощью собственных рецептов за день накладывает на свежеизготовленные «древности» благородную патину времени.

Но это еще не все. К сожалению, в подводном бизнесе есть не только авантюрная, сторона...

Есть люди, которые без уважения относятся к морю. Это вернейший способ попасть в беду.

Капитан Кусто

Любой ныряльщик перечислит с десяток своих товарищей, погибших на дне во время охоты за амфорами. Безумцы, говорят про них старики. Они уходят на семьдесят метров и глубже, не соблюдая жестких правил безопасности. Эмболия — так зовут погибель подводных старателей. Во время погружения азот, содержащийся в воздухе, которым дышит ныряльщик, растворяется под давлением в крови. При резком подъеме этот азот начинает бурлить, словно лимонад в откупоренной бутылке. Наступает смерть. Или — еще неизвестно что хуже — полный паралич. Но до правил ли, если того и гляди неожиданно появится патрульный катер или над головой повиснет вертолет! Как известно, чтобы не пасть жертвой эмболии, нужно, поднимаясь, пробыть не менее трех минут на глубине восьми метров. Но где взять три минуты рядовому надежды, если эти минуты решают участь многодневной — подчас многонедельной — погони за призрачным счастьем...

М. Мариков

Загрузка...