Радикальный журналист, идеолог якобинского террора Жан Поль Марат был убит 13 июля 1793 года в собственном доме в Париже. ему выпала честь стать одним из первых мучеников, «канонизированных» революционной Францией.
Нормандская аристократка, правнучка знаменитого драматурга Пьера Корнеля, Шарлотта Корде решилась на политическое убийство в надежде остановить волну республиканского террора, залившего кровью страну. Некоторое время она колебалась: Робеспьер или Марат? Но Жан Поль сам подписал себе смертный приговор, когда опубликовал на страницах своей газеты «Друг народа» призыв принести в жертву революции еще 260 000 голов монархистов, будто бы готовивших очередной контрреволюционный заговор. В «Обращении к французам, друзьям законов и мира», написанном перед покушением, Корде специально подчеркивала, что действовала исключительно по собственной инициативе и вознамерилась «убить чудовище», не вступая ни с кем в сговор.
Удар Шарлотты пришелся Марату, возлежащему в ванне, под правую ключицу, нож вошел между первым и вторым ребром, пробил легкое и задел сонную артерию. Смерть наступила очень быстро. Убийца даже не пыталась скрыться, поскольку верила, что после смерти непременно попадет в рай, где встретится с Брутом — убийцей Цезаря . Ее гильотинировали спустя четыре дня. Однако, как это часто бывало в истории политических убийств, покушение Шарлотты Корде не только не остановило насилие, но и спровоцировало усиление террора.
Запечатлеть погибшего героя Конвент поручил знаменитому художнику Жаку Луи Давиду — левому радикалу и основоположнику французского классицизма. Давид был близким другом Марата и хорошо знал его быт, но, несмотря на документальность сюжета, картина «Смерть Марата», законченная 14 октября 1793 года, не фотография с «места происшествия». Некоторые детали (пистолеты и карту Франции, которые висели на стене) Давид не стал изображать, дабы подчеркнуть аскетизм Марата. Всем предметам на картине художник придал геометрическую правильность и гармонические пропорции, благодаря чему изображение получило скульптурную монументальность. Ванна приобрела сходство с саркофагом, простыня — с погребальной пеленой, а обшарпанная деревянная тумба, заменявшая Марату стол, — с надгробным камнем. Лицо Марата — портрет, но тело писалось с натурщика. Поступить иначе художнику не позволяла его задача — героизация вождя, а тело революционера было обезображено экземой, доставлявшей ему большие мучения. Именно поэтому он принимал посетителей (в том числе и Шарлотту Корде), сидя в целебной ванне. Во всей композиции явно присутствует аллюзия на изображения сцен снятия с креста и оплакивания Иисуса . Неслучайно картина экспонировалась в Лувре в некоем подобии алтаря (в саркофаге-крипте) под пение заупокойного гимна, где герой сравнивался с Иисусом.
Но это не единственный смысловой пласт картины. Все-таки революция, которой служили и Марат, и Давид, отвергла христианство, сменив поклонение Триединому Богу на культ Разума, Природы и Верховного Существа. В искусстве культивировались сюжеты из истории Рима эпохи Республики, в которых превозносились гражданские добродетели. Поэтому Марат представлен на картине Давида еще и как античный герой (белая простыня прочитывалась современниками не только как саван, но и как римская тога), подобный братьям Гракхам — Гаю и Тиберию, погибшим от рук убийц. Конвент устроил Марату пышные похороны: погребальную процессию сопровождали девушки с цветами и дети с факелами. Но даже набальзамированное тело Марата источало столь сильное зловоние, что дети, несшие венки и факелы, чувствовали дурноту. Таким образом, картину Давида можно рассматривать сразу в трех смысловых плоскостях: это и алтарный образ, и античный надгробный памятник, и исторический портрет.
В Лувре полотно пребывало недолго. После переворота 27 июля 1794 года, когда якобинская диктатура пала, картину вернули автору. В 1886 году потомки Давида передали ее в Королевский музей изящных искусств в Брюсселе , где она находится и сейчас.
Надпись на деревянной тумбе:
À MARAT DAVID l’an deux — «Марату Давид, второй год» (имеется в виду 1793 год — второй год после установления во Франции республики). Подобные эпитафии часто встречаются на античных надгробиях.
Деловые бумаги , лежащие под левой рукой Марата, — документальная подробность, одновременно символизирующая незавершенность деятельности революционера.
Письмо в левой руке убитого: «13 июля 1793 года. Мария Анна Шарлотта Корде. Гражданину Марату. Я очень несчастна и уже потому вправе рассчитывать на Ваше великодушие». Марат широко занимался благотворительностью, но Корде пришла к нему не с прошением, а с сообщением о некоем мифическом заговоре. Однако подлый донос явно не вписывается в общий героическомонументальный строй картины.
Записка , лежащая на тумбе: «Отдайте этот ассигнат той матери шестерых детей, чей муж умер за родину». На ней — сам ассигнат достоинством 5 ливров (по покупательной способности это примерно 15 евро). Вполне возможно, что это были последние средства Марата.
Заплатки на простыне и щербины на деревянной тумбе должны подчеркнуть аскетический образ жизни Марата.
Рана на груди революционера напоминает рану Христа, которому Лонгин Сотник нанес копьем «удар милости» в левую сторону груди.
Сумрачное пространство на заднем фоне — образ вечности, в которой должен остаться образ Марата.
Нож , брошенный Шарлоттой Корде. Нож, в отличие от кинжала, считался символом подлого убийства .
Перо в руке убитого революционера-публициста — орудие его борьбы. И если нож ассоциировался с бесчестным преступлением, то перо в христианской иконографии было символом веры, надежды и любви — качествами, которыми в глазах современников Марат, бесспорно, обладал.
Полотенце на голове Марата — явная аллюзия на терновый венец Христа. С другой стороны, здесь прочитывается и намек на тюрбан восточного мудреца.
Павел Котов