Очерк «Принцесса из ледяного мрака» опубликованный в первом номере журнала за этот год, кончался словами: «...Я хочу увидеть ее лицо и, может быть, мне это удастся». Речь шла о молодой и знатной женщине, жившей на Алтае двадцать четыре века назад. В 1993 году экспедиция Института археологии и истории Сибирского отделения РАН, возглавляемая В.И.Молодиным, проводя раскопки на плато Укок, обнаружила ее мумию.
Честь открытия принадлежит Н. В. Полосьмак. Ученые считают, что уникальная находка поможет пролить свет на жизнь пазырыкцев — загадочного народа полуоседлой скифской культуры, к которому и принадлежала женщина, чьи останки сохранила вечная мерзлота. Ну, а лицо? Можно ли увидеть лицо человека, давно ушедшего из жизни?..
...Зима уже побелила улицы и деревья, когда я шел по улице Вавилова, в лабораторию Института этнологии и этнической антропологии. Я давно ждал приглашения от одной из ведущих сотрудников лаборатории Татьяны Сергеевны Балуевой, которая работает с пазырыкской «принцессой». Но проходили недели, месяцы, а приглашения не было. И вот наконец-то...
Спустившись в подвал нужного дома, я вступил в необычный мир. Это была вселенная ликов ушедшего. На полках, в коридорах, в комнатах — гипсовые лица, покрытые бронзовой краской или отполированные, как мрамор; лица людей безымянных и исторических личностей — от палеолита до прошлого века. Всего в лаборатории этих слепков около трехсот. И самая последняя из них — «принцесса» с Укока, скульптурную реконструкцию лица которой только что закончила Татьяна Сергеевна.
Балуева разрешила мне совершить небольшую экскурсию по этой галерее портретов. Вот люди из древнего Сунгиря под Владимиром, обосновавшиеся там после ухода ледника двадцать пять тысяч лет назад. Рядом с ними — люди бронзового века, бесстрашные воины как с дикой природой, так и с себе подобными. В эпоху раннего металла получил довольно широкое распространение массивный «древнеевропеоидный» тип лица. Такие люди встречаются и сегодня: по неведению мы можем счесть их «потомками неандертальцев», хотя на самом деле их череп имеет современное строение.
Здесь скифы-европеоиды и представители родственной кочевой культуры — сарматы Прииртышья с сильной монголоидной примесью. Семиреченские саки. Кушанская царевна из погребения I века до н.э. Тилля-Тепе на севере Афганистана. Лицо ее европеоидно, но голова дынеобразна — она была сдавлена в детстве повязками по кочевому центральноазиатскому обычаю, сдавлена до такой степени, что корону царевны вначале приняли за игрушечную — не налезала даже на кулак. Кстати, Татьяна Сергеевна Балуева воссоздала череп царевны из кусочков...
Тут славяне разных племен — из-под Белоозера и со Старой Рязани. Славяне послемонгольской эпохи — и ошибался Александр Блок — нет, глаза-то у них, может, и жадные были (и руки загребущие, как доказала история), но не узкие, не азиаты они... Зато по соседству и вправду азиат, но не чисто монгольский тип — это сам грозный Тамерлан. Чуть подальше — восстановленный Герасимовым византийский лик Ивана Грозного, в жилах которого текла кровь коварных греческих императоров. Казачий атаман Сирко, исследователь Камчатки Крашенинников... А вот и совсем близко к нам: у самого выхода из «галереи» стоит бюст старого скуластого карела — это Архиппа Перттунен, он же Архип Пертуев — один из основных рунопевцев «Калевалы» в прошлом веке. Он не похож на финнов-суоми; типичный финн — скорее, сам собиратель эпоса, академик Петербургской Академии Элиас Леннрот, запечатленный прижизненно...
— А теперь обещанная встреча... — Татьяна Сергеевна приглашает меня пройти в ее рабочую комнату.
Передо мной на подставке — лицо пазырыкской «принцессы», его мечтал я увидеть на Алтае, и мое желание исполнилось...
...В то утро над Чуйской долиной голубело чистое небо, и лишь вершины отдаленных Курайских гор на востоке были покрыты прозрачными облачками. Автобус, полный темнолицых алтайцев, быстро мчался на север по знаменитому Чуйскому тракту к Горно-Алтайску. Вдалеке проплывали снежные цепи гор, к самой дороге подступали живописные ущелья, их сменяли треугольные, покрытые снизу доверху горными лесами склоны, они расступались долинами, в которых скрывались поселки. Некогда по трудной верховой тропе, вдоль реки Чуй, ходили караваны отчаянных «чуйцев» — купцов из Бийска, торговавших с Монголией и Китаем. И лишь на заре нашего столетия при помощи динамита была проложена проезжая дорога, облегчившая связь с отдаленными районами Алтая.
Час шел за часом, минуло обеденное время, мы проехали поселок Онгудай, расположенный в котловине, в двухстах пятидесяти километрах от Горно-Алтайска; этот поселок был как бы естественной границей между скотоводческими районами, где жили в основном алтайцы, и земледельческими, населенными русскими. И тут я заметил молодую алтайку в розовом костюме, сидевшую недалеко от меня. Ее горбоносый профиль так живо напомнил мне лицо укокской «принцессы»... Точнее рисунок-реконструкцию, его мне показывали в лаборатории на улице Вавилова еще до моего отъезда на Алтай. Уже тогда Балуева работала над «принцессой».
Я с нетерпением ждал остановки автобуса. Наконец он притормозил у горного источника, вырывавшегося струями из пасти деревянной медвежьей головы. Пассажиры вышли, вышла и девушка. Теперь я мог разглядеть ее анфас. Я увидел продолговатое лицо с тонкими чертами и монгольский разрез глаз. Однако оно не напоминало ни округлые лица казахов, ни более прямоугольные алтайцев. Завязав с девушкой разговор, я выяснил, к своему изумлению, что, хотя живет она в Семипалатинске, однако бабка ее родом из Чуйской долины, отделенной от Укока лишь одним перевалом! Было ли это совпадением? Разговоры предшествующих дней в экспедиции археологов, сверкающая красота гор разбудили воображение — я полагал, что передо мной живой прототип пазырыкской «принцессы». К моему отчаянию, девушка, несмотря на все проявленное мною красноречие, наотрез отказалась фотографироваться...
Но теперь, увидев скульптурное лицо в лаборатории, я не жалел, что получилось именно так. Увы! Все мои предположения, равно как и Натальи Викторовны Полосьмак, первооткрывательницы мумии, о смешанных европеоидно-монголоидных чертах «принцессы» рассыпаются точно карточный домик. Я вижу узкое лицо представительницы европеоидной расы, с высоким лбом, обрамленным косами, с высоким, как говорят специалисты, носом, то есть заметным, выступающим. Оно привлекательно, хотя выглядит, может быть, постарше данных Татьяной Сергеевной 20-25 лет, что, вероятно, объясняется тяжелыми условиями жизни и ранним взрослением. Впрочем, как выглядело это лицо в день смерти, по костным останкам не установить — на губах играет слабая улыбка вечности...
Это лицо дочери тех племен, что по крайней мере с раннебронзовой эпохи афанасьевской культуры, с III, а то и IV (по предположениям В.И.Молодина) тысячелетия до н.э., населяли Евразию до берегов Байкала. Конечно, лицо «грацилизировано» развитием культуры — выше и уже, чем у «бронзовых» людей; черты более твердые, нижняя челюсть мощнее, чем у славянки XII века. Однако мы вполне могли бы встретить такое лицо сегодня на наших улицах...
— Татьяна Сергеевна, а какова технология создания скульптурных реконструкций?
— Вначале, как вы уже видели раньше, я восстанавливаю профиль — воссоздаю нос и очертания лица. Нашими экспедициями сделаны тысячи промеров (при помощи ультразвукового сканера) представителей всех национальных групп нашей страны, и на этой основе разработаны стандарты толщины лицевых тканей. Они позволяют производить максимально точную реконструкцию. Важно и то, что мы давно уже работаем с живыми людьми, в отличие от зарубежных исследователей, ведь посмертное опадание тканей не позволяет получить прижизненную, «живую» реконструкцию...
— И вот, подготовка закончена...
— Делаем копию черепа, на ней восстанавливаем формирующие овал лица жевательные мышцы; на поверхность кости наносится тонкая сетка пластилиновых гребней, соответствующих толщине тканей, промежутки между ними тоже заполняются пластилином — так создается поверхность лица. Затем — воссоздаем глаза, нос, рот. Разрез глаза определяется линией, соединяющей точки прикрепления внутренних и наружных связок век. Ширина носа в среднем равна расстоянию между альвеолярными выступами клыков. Высота чувствительной, окрашенной части губ определяется высотой резцов. Пожалуй, лишь форма ушей вызывает некоторые затруднения, хотя их размеры и даже степень оттопыренности мы можем легко установить.
— Вы ведь с экспедицией на Укоке работали с самого начала?
— Да, а Молодина так я лет двадцать знаю. Мы с ним давно сотрудничаем.
— Тогда, вероятно, вы можете сказать, что же это были за люди, укокские пазырыкцы?
— Они были довольно рослые, крепкошеие, крупноголовые; для их лиц были характерны высокие носы, четко оформленные, угловатые подбородки (нижние челюсти у них крепкие), глубокие глазницы. Часто встречалось раннее окостенение позвонков, затруднявшее движение головы: оно приводило к «надменной» осанке, как, например, у Ивана Грозного — это связано, вероятно, с питанием. Мужчины, возможно стриглись «под горшок», женщины — носили косы...
После встречи с «принцессой» в лаборатории я решил, что пазырыкская тема для меня завершена. И вдруг — сюрприз, письмо из Новосибирска. Оказывается, после моей летней поездки на Укок, в урочище Бертек, в одном из новых курганов (Верх-Кальджин-2), оказавшемся неразграбленным и с мерзлотой, обнаружили костяк знатного пазырыкского воина в войлочном шлеме, сурковой шубе и красных штанах; покоился он на деревянном ложе. Это была уже вторая такая «одетая» находка на Укоке, помимо мумии. Кстати, предыдущим штанам один японский исследователь посвятил целую научную статью, так что теперь, видать, ему придется писать новую. Найденная одежда сейчас реставрируется в мастерских Института археологии и истории в Новосибирске. И ей Богу, я бы с удовольствием взглянул на результаты!
Максим Войлошников, наш спец. корр. Фото А. Семеляки и В.Орлова