Журнал «Вокруг Света» №09 за 1994 год

Роберт Говард. Альмарик. Часть V

Продолжение. Начало в № 6,7/1994

М ы летели на высоте около тысячи футов. Многие из крылатых людей несли девушек и молодых жен, и непринужденность, с которой они мчались в воздухе, несомненно, говорила об огромной силе мощных крыльев. Явно уступая гурам физически, в воздухе эти крылатые дьяволы обладали неимоверной выносливостью. Они летели часами на предельной скорости и, сменяя вожака, рассекавшего воздух впереди клина, могли нести вес, равный их собственному, причем почти не снижая скорости.

Мы ни разу не остановились, чтобы отдохнуть или подкрепиться. Лишь с наступлением темноты чернокрылые опустились на равнину и, не разведя костра, расположились на ночлег. Эта ночь навсегда останется в памяти как одна из самых ужасных в моей жизни. На ужин пленникам ничего не дали, зато сами яги поели. И пищей им служили их жалкие пленницы. Я лежал связанный и мог только закрыть глаза, чтобы ничего не видеть, мечтая оглохнуть и не слышать душераздирающих криков. Я еще мог относительно спокойно вынести гибель мужчин в сражении, в самой кровопролитной резне. Но слушать стоны истребляемых женщин, чьи пронзительные крики о пощаде обрывались под ножом, было выше моих сил.

Я не знал, была ли Эльта среди тех, кого выбрали для страшного пира. При каждом свисте лезвия, которым обезглавливали жертвы, я невольно вздрагивал, представляя, как милая черноволосая головка катится по залитой кровью траве. Что происходило за соседними кострами — я не знал.

Когда объевшиеся демоны погрузились в сон, я слушал рев бродячих львов и с болью в сердце думал — насколько же лучше и добрее любой хищный зверь по сравнению с этими существами в обличье человека. И в моей уставшей от всех пережитых ужасов душе росла ненависть и твердая решимость жестоко отплатить крылатым монстрам за все страдания.

Едва забрезжил рассвет, мы снова поднялись в воздух. После нескольких часов быстрого полета над травянистыми равнинами вдали показалась широкая река, текущая поперек саванны от горизонта до горизонта. Северный берег окаймляла узкая полоса леса. Ее воды, окрашенные в своеобразный пурпурный цвет, тускло мерцали в солнечных лучах, как мокрый шелк. На дальнем берегу виднелась высокая узкая башня, черная и блестящая, как отполированная сталь.

Пролетая над рекой, я заметил, что течение ее бурное и стремительное, до меня донесся и рев ее кипящих бурунов. Там, где стояла башня, из воды поднимались огромные камни, меж ними пенилась и грохотала река. На плоской, огороженной зубчатой стенкой крыше башни я увидел с полдюжины крылатых воинов; подняв вверх руки, они приветствовали пролетающую стаю. К югу от реки начиналась пустыня — голое, серое, пыльное пространство, усеянное местами побелевшими от времени костями. Вдали на горизонте вздымалась в небо гигантская черная махина.

По мере нашего приближения контуры ее становились все более отчетливы, и через несколько часов полета уже можно было рассмотреть все детали. Эта гигантская каменная глыба-гора из черного скального материала, по виду напоминающего базальт, возвышалась прямо посредине пустыни. На ее вершине громоздились черные башни, минареты и дворцы. Это был не миф, а фантастическая реальность — Ягга, Черный Город, цитадель крылатого народа.

Я рассмотрел и его обитателей: это были и не яги, и не гуры. Низкорослые и коренастые, они обладали кожей удивительного голубого цвета. Их лица больше походили на земные, чем, скажем, гуров-мужчин; правда, в них было меньше интеллекта. Выражение физиономий было грубым, тупым и жестоким, хотя у женщин более привлекательное. Я заметил этих странных людей не только в городе у подножия скалы, но и работающими на полях вдоль реки.

У меня особенно не было времени наблюдать, поскольку яги взмыли вверх и взяли курс прямо на цитадель, располагавшуюся на высоте пятисот футов над уровнем реки. Я буквально опешил от количества зубчатых стен, украшенных башенками зданий, минаретов, садов, разбитых прямо на крышах, и меня не покидало впечатление, что весь этот город построен как один огромный дворец, причем каждая его часть удивительно гармонировала с остальными. Когда мы приземлились на широкую ровную кровлю одного из зданий, служившую чем-то вроде посадочной площадки, то отдыхающие на плоских крышах яги приподнялись на локте, а из десятков растворившихся окон выглянули женские лица. Здесь большинство прилетевших крылатых людей разошлось, оставив жертвы под охраной трех-четырех сотен воинов. Сбив пленников в кучу, как скот в стадо, они через огромные двери загнали их в помещение. Среди пяти сотен несчастных женщин была и Эльта. Меня, связанного по рукам и ногам, внесли вместе с остальными. К этому времени тело мое окоченело от обдувавшего на всем протяжении полета холодного воздуха и длительного пребывания в связанном состоянии. Тем не менее рассудок работал необычайно ясно.

Пересекая огромные залы, я повстречал множество его обитателей. Помимо крылатых мужчин, впервые увидел ягов-женщин, обладавших таким же гибким телосложением, блестящей черной кожей и слегка ястребиным выражением лица. Но у женщин отсутствовали крылья. Одеты они были в короткие шелковые юбки, поддерживаемые усыпанными драгоценными камнями поясами; грудь прикрыта полоской полупрозрачной ткани. Черты лица -четкие и правильные, волосы не вились. Если бы не едва угадываемая жестокость в лицах, то их можно было бы счесть прекрасными.

Увидел я и других женщин — сотни темноволосых и белокожих дочерей гуров, но были и маленькие, утонченные желтокожие девушки и женщины с кожей цвета меда. Все они, очевидно, были рабынями черных людей. Встреча с ними была полной неожиданностью. Ведь все фантастические формы жизни, с которыми я до сих пор сталкивался на Альмарике, описывались э легендах и преданиях Котха. Собакоголовые, гигантский паук, крылатые люди с их черной цитаделью и рабами с голубой кожей — обо всем этом упоминалось и в сказаниях. Но никто в Котхе никогда не слышал о женщинах с кожей желтого или красного цвета. Не были ли эти экзотические пленницы, как и я, с другой планеты?

Пока я над этим размышлял, меня пронесли сквозь огромный бронзовый портал, где на страже стояли два десятка крылатых воинов, и я оказался в огромном зале в форме восьмиугольника вместе с пленными девушками. Пол был застлан толстыми коврами, на стенах висели мрачные гобелены, а воздух был тяжел от благовоний и духов.

У дальней стены широкие ступени кованого золота вели к возвышению, на котором возлежала молодая черная женщина. У нее, единственной из всех женщин-ягов, были крылья. Одета же она была как и они — никаких украшений, кроме инкрустированного драгоценностями пояса, из которого выступала усыпанная камнями рукоятка кинжала. Ее красота была удивительной и волновала, подобно красоте безукоризненной статуи, но из всех бесчеловечных обитателей Югга она казалась самой бесчеловечной. Задумчивость ее глаз говорила о грезах, недоступных сознанию человека. Это было лицо богини, не ведающей ни страха, ни снисхождения.

Вокруг ложа, готовые услужить, расположились двадцать обнаженных девушек с белой, желтой и красной кожей.

Предводитель захвативших нас в плен воинов подошел к возвышению; низко поклонившись и вытянув ладонями книзу руки с широко растопыренными пальцами, он сказал:

— О, Ясмина, царица ночи, прими плоды нашей победы.

Она приподнялась на локте, и под пронизывающим взглядом ее глаз по рядам униженных пленниц прокатилась дрожь, словно ветер пронесся над пшеничными колосьями. С раннего детства из преданий и обычаев племени девочки-гурянки усвоили, что из всего, что может с ними произойти, самое худшее — попасть в плен к обитателям Черного Города. Югга была таинственной страной ужасов, в которой владычествовала демоническая царица Ясмина. Теперь эти дрожащие девушки встретились с вампиршей лицом к лицу. Неудивительно, что многие из них лишились чувств.

Но ее глаза только прошлись по ним и остановились на мне. В темных мерцающих зрачках проснулся интерес, и она спросила у вождя:

— Кто этот белокожий варвар, у которого, как и у нас, не растут на теле волосы, и одетый как гур, но не похожий на него?

— Он был в плену у тугрян, о госпожа Ночи, — ответил тот. — Ваше величество сможет узнать все от него самого. А сейчас, о красавица Темноты, соблаговоли отобрать жалких девок, что будут прислуживать Вашей милости, чтобы остальных можно было распределить между воинами, участвовавшими в рейде.

Не сводя с меня глаз, Ясмина кивнула и рукой указала дюжину самых красивых девушек, среди которых оказалась и Эльта. Их отвели в сторону, а остальных выгнали из зала.

Какое-то время, не говоря ни слова, Ясмина внимательно меня рассматривала, после чего обратилась, по-видимому, к своему дворецкому:

— Готрах, этот человек устал от дороги и плена, у него незажившая рана на ноге. Уведите его, вымойте, накормите, напоите, и пусть ему перебинтуют ногу. После этого приведите ко мне.

В ответ охранники, тяжело вздохнув, опять подняли меня, вынесли из палат королевы, спустили вниз по извилистому коридору и лестнице. Наконец мы оказались в комнате с небольшим фонтаном в центре. Здесь они закрепили на моих запястьях и коленях золотые цепи и только после этого разрезали веревки. Испытывая мучительную боль от восстанавливающегося кровообращения, я едва заметил, как водой из фонтана с меня смыли грязь, пот и засохшую кровь, повязали новую набедренную повязку из алого шелка. Потом перевязали рану на икре, после чего краснокожая девушка принесла золотой сосуд с пищей. Руководствуясь скверными подозрениями, я не прикоснулся к мясу, но жадно набросился на фрукты и орехи, обильно запивая их зеленым вином, приятным и освежающим.

После этого на меня навалилась такая дремота, что, едва опустившись на бархатную тахту, я мгновенно провалился в сон. Проснулся от того, что меня трясли за плечо. Это был Готрах, склонившийся надо мной с коротким ножом в руке; я же — все мои инстинкты были на взводе — попытался заехать ему в голову сжатым кулаком, но помешала цепь, прикованная к запястью. Осыпая меня ругательствами, он распрямился.

— Я здесь не для того, чтобы перерезать тебе глотку, варвар, — резко сказал он, — хотя ничто не принесло бы мне большего удовлетворения. Девка из Котха рассказала Ясмине, что ты привык соскребать волосы с лица. Королева желает, чтобы ты это сделал. Вот, возьми нож и воспользуйся им. У него тупой кончик, а я уж постараюсь, чтобы ты не дотянулся до меня. Вот зеркало.

Все еще наполовину сонный — в зеленое вино по непонятной причине, видимо, подмешали наркотик, — я прислонил серебряное зеркальце к стене и начал брить бороду, за время моего плена не успевшую сильно отрасти. Бриться пришлось всухую, но по жесткости моя кожа не уступала выдубленной шкуре, а лезвие было заточено лучше любой из бритв на Земле. Готрах только хмыкнул на изменения в моей внешности и потребовал вернуть нож. Не было смысла оставлять его у себя — его нельзя было использовать как оружие, — и я швырнул нож Готраху и мгновенно заснул опять.

Следующее мое пробуждение было естественным, и, встав с кушетки, я внимательно огляделся. В комнате отсутствовали какие-либо украшения, из мебели — только тахта, маленький столик черного дерева и покрытая шкурами скамья. В комнате было одно окно, а единственная дверь закрыта и, несомненно, заперта снаружи на засов. Мои цепи крепились к золотому кольцу в стене рядом с тахтой, но их длина позволяла сделать несколько шагов к фонтану и к окну. Из окна с решеткой можно было видеть плоские крыши, башни и минареты.

До сих пор яги обходились со мной достаточно хорошо, но меня беспокоила участь Эльты. Возможно, принадлежность к свите королевы давала ей определенные гарантии безопасности.

Пришедший Готрах привел с собой с полдюжины воинов; они отцепили цепь от кольца и повели меня по коридору, а затем по широкой винтовой лестнице вверх. На этот раз я попал не в обширные королевские палаты, а в небольшую, расположенную высоко в башне комнату, устланную шкурами и подушками. В моем воображении возникло мягкое гнездо паука, и сам черный паук был здесь — на бархатной тахте, взиравший на меня с алчным любопытством. На этот раз Ясмина не была окружена рабынями. Воины приковали цепи к стене — похоже, в каждую стену в этом проклятом дворце вделано кольцо для рабов — и оставили нас вдвоем.

Я прислонился к шкурам и подушкам — их мягкое, обволакивающее прикосновение к моему телу, не привыкшему к какой бы то ни было роскоши, было раздражающе; в течение нескольких утомительных минут королева ягов молча изучала своего пленника. Ее глаза обладали гипнотической силой, я отчетливо ее почувствовал. Но больше я ощущал себя скованным животным, приведенным на выставку, а посему не испытывал никаких чувств, кроме растущего возмущения. Взрыв ярости может разорвать удерживающие меня тонкие цепи и навсегда избавить мир от Ясмины, но при этом и я, и Эльта по-прежнему останемся пленниками этой зловещей скалы, с которой, как утверждали легенды, можно выбраться только по воздуху.

— Кто ты? — вдруг резко спросила Ясмина. — Мне встречались люди с кожей нежнее, чем у тебя, но никогда в жизни я не видела безволосого белого человека.

Прежде, чем я успел спросить, где еще, как не среди собственного народа, она могла видеть безволосых мужчин, она продолжила:

— Не видела я и таких глаз, как у тебя. Они — словно глубокое холодное озеро, но сверкают как вечный голубой огонь, танцующий над Ксатаром. Как тебя зовут? Откуда ты явился? Девушка Эльта говорит, что ты пришел из дикой саванны и стал жить в ее городе, победив в единоборстве самых могущественных воинов голыми руками. Но ей неизвестно, откуда ты. Говори и не лги мне.

— Я скажу, но ты посчитаешь меня лжецом, — проворчал я. — Мое имя — Исайя Керн, в Котхе меня прозвали Железная Рука. Я пришел из другого мира, из другой солнечной системы. Случай, а вернее прихоть ученого, которого ты посчитала бы магом, забросила меня на эту планету. Опять же случай привел меня в Котх. Случай сделал так, что я оказался в Югге. Я все сказал. Хочешь — верь мне, а хочешь — не верь.

— Я тебе верю, — ответила она. — В древности люди умели летать среди звезд. И сейчас есть существа, способные перемещаться в космосе. Я позабочусь о тебе. Ты останешься в живых — по крайней мере, на какое-то время. Но ты должен носить цепи, потому что в твоих глазах ярость зверя, и я знаю, что если бы была такая возможность, ты бы разорвал меня на куски.

— Что с Эльтой? — спросил я.

— А при чем здесь она? — Похоже, ее удивил мой вопрос.

— Что ты с ней сделала? — настойчивым тоном спросил я.

— Она, как и остальные, будет прислуживать, пока не прогневит меня. Почему ты во время разговора со мной вспоминаешь о другой женщине? Мне это неприятно.

Ее глаза заблестели. Я никогда не видел таких глаз, как у Ясмины. Они становились другими от малейшего изменения настроения, в них отражались страсти и желания, недоступные человеку даже в самых сумасшедших снах.

— Ты не отводишь взгляд, — мягко сказала она. — Человек, тебе неведомо, что такое гнев Ясмины? Кровь потечет, как вода, Югга наполнится криками агоний, и сами боги в ужасе забьются в щели.

Она произнесла это так, что кровь застыла у меня в жилах, но гнев первобытного человека был все же сильнее. Ощутив прилив сил, я понял, что при необходимости я смогу вырвать золотое кольцо из камня и вытряхнуть из нее жизнь прежде, чем она успеет спрыгнуть с тахты. Поэтому я лишь рассмеялся, но в моем хохоте явно присутствовала жажда крови. Она вскочила с тахты и пристально вгляделась в меня.

— Сумасшедший, тебе смешно? — спросила она. — Впрочем, твой смех означал не радость и веселье — это был рык охотящегося леопарда. У тебя на уме прыгнуть и расправиться со мной, но если ты это сделаешь, то за твое преступление ответит Эльта. И все же ты мне определенно нравишься. Никто еще не смел смеяться надо мной. Ты еще немного поживешь.

Она хлопнула в ладоши, и вошли воины.

— Отведите его обратно в камеру, — приказала она. — И держите в цепях, пока я не пришлю за ним.

Так начался мой третий плен на Альмарике, в черной крепости Югга, что стоит на скале Ютла возле реки Йог в стране Ягг.

Глава IX

Господа Югга не утруждали себя какой-либо работой, а проводили жизнь в чувственных удовольствиях. Их познания и опытность в разврате смогли бы посрамить самую распутную из древних римлянок. Свои дебоши они прерывали только для того, чтобы отправиться в очередной набег во внешний мир за новыми рабынями.

Ясмина была ярким примером того, чего может достичь женщина. Она была выше других женщин-ягов, в свою очередь, более высоких, чем женщины-гурянки. Несмотря на соблазнительность форм, в ее стройных женственных конечностях таились стальные мышцы дикой кошки. Она была молода — все женщины ягов выглядели молодыми. Средняя продолжительность жизни ягов достигала девятисот лет. Ясмина правила Юггой в течение четырех столетий. Три крылатые принцессы королевской крови оспаривали ее право на трон, и она убила их всех во время рукопашной схватки в восьмигранной королевской палате.

Участь рабынь в Югге была ужасной. Ни одна из них не знала, когда наступит ее время быть расчлененной для котла, а жизнь их проходила в постоянных издевательствах со стороны господ и хозяек. Для них Югга был подобен аду, насколько это только возможно. Мне неизвестно, что происходило в дворцах знати и воинов, но я знаю, как текла жизнь в палатах королевы. День и ночь эти мрачные стены оглашались воплями агоний и тщетными мольбами о пощаде, сливающимися с мстительными проклятиями и похотливым хохотом.

Несмотря на всю физическую и психическую закалку, я так и не смог к этому привыкнуть. Думаю, единственное, что помешало мне сойти с ума, — это сознание необходимости сохранить разум, чтобы использовать все возможности для защиты Эльты. А их было немного — я был прикован цепями в отдельной комнате и не имел ни малейшего представления о месте пребывания девушки из Котха. Мне было известно лишь одно — она находится где-то во дворце Ясмины, защищенная от похоти мужчин, но не от жестокости своей госпожи.

Дни, проведенные в том плену, кажутся мне неясным кошмаром. Лично со мной обращались неплохо. Каждый день меня выводили под охраной на своего рода прогулку по дворцу — что-то вроде упражнения для животного в клетке. Я всегда был в оковах, и со мною находилось семь-восемь воинов, вооруженных до зубов. Несколько раз во время таких прогулок я видел Эльту, выполняющую порученные ей дела, но она всегда отводила взгляд и спешила скрыться. Я все понимал и не делал попыток заговорить с ней. Я уже подверг ее опасности, обмолвившись о ней при Ясмине. Пусть, если это возможно, королева забудет о ней. Чем реже королева ягов вспоминала о рабынях, тем в большей безопасности они находились.

Не знаю как, но я нашел в себе силы сдержать ярость и слепую ненависть. В моменты, когда мозг уже не справлялся с желанием разорвать цепи и взорваться в истребительной резне, меня выручала железная воля. И ярость въелась в мою душу, выкристаллизовав ненависть. Так шел день за днем, пока не настала ночь, когда Ясмина снова прислала за мной.

Глава Х

Оперевшись подбородком на стройные руки, Ясмина не сводила с меня огромных неземных глаз. Мы находились в комнате, где я еще ни разу не был. Стояла ночь. Я сидел напротив нее на диване, мои руки и ноги были свободны. Она предоставила мне временную свободу в обмен на обещание не причинить ей вреда и надеть цепи по первому требованию. Я дал слово. Я никогда не был хитрецом, но ненависть обострила мои способности. Я решил сыграть роль по своим правилам.

— О чем ты думаешь, Исайя — Железная рука? — спросила она.

— Мне хочется жить, — ответил я.

Она указала на золотой сосуд возле своей руки.

— Выпей немного золотого вина, только чуть-чуть, иначе ты опьянеешь. Это самый крепкий напиток в мире. Даже я, осушив этот сосуд, пролежу несколько часов в беспамятстве. А ты с ним совсем незнаком.

Я немного выпил. Вино и в самом деле било в голову. Ясмина вытянулась на тахте и спросила:

— Почему ты меня ненавидишь? Разве я с тобой плохо обращалась?

— Я не говорил, что ненавижу тебя, — возразил я. — Ты очень красива. Но ты жестока.

Она пожала крылатыми плечами.

— Жестока? Я — богиня. Что мне до жестокости или жалости? Эти качества свойственны людям. Человечество существует для моего удовольствия. Разве я не источник самой жизни?

— Возможно, твои глупые акки и верят в это, — ответил я, — но я уверен в другом, да и ты тоже.

Она рассмеялась, не обидевшись.

— Ладно, возможно, я и не могу создавать жизнь, но уж разрушать — было бы желание. Возможно, я и не богиня, но вряд ли ты сможешь убедить этих глупых девок, что я не всемогуща. Нет, Железная Рука, Бог — это просто еще одно имя Силы. Я — Сила для этой планеты, поэтому я — богиня. А кому поклоняются твои волосатые друзья — гуры?

— Они поклоняются Цаку, по крайней мере, они признают Цака создателем и хранителем. У них нет обычного ритуала богослужения, храмов, алтарей, жрецов. Волосатый Цак — это бог в образе человека. Он завывает во время бурь и ревет, словно лев в холмах. Ему нравятся храбрые мужчины, он не любит слабаков, но он и не вредит, и не помогает. Когда рождается мальчик, он вдувает в него отвагу и силу; когда умирает воин, он поднимается в обитель Цака — небесные равнины, реки и горы, кишащие дичью и населенные духами ушедших воинов, которые дерутся, охотятся и наслаждаются всем тем, что было им доступно при жизни.

Она рассмеялась.

— Глупые свиньи. Смерть — это забытье. Мы, яги, поклоняемся только собственному телу. И приносим нашим телам щедрые жертвы в виде тел глупых маленьких людей.

— Ваша власть не может быть вечной, — не сдержался я.

— Она началась раньше, чем начался ход Времени. Мой народ обитал на Югле в течение неисчислимых столетий. Мы жили в стране Ягг задолго до того, как на равнинах появились города гуров. Мы господствовали всегда. Как мы правим гурами, так мы правили и загадочной расой, которая владела землей до того, как гуры эволюционировали от обезьян. Она возвела мраморные города, руины которых теперь пугают луну, но эта раса тоже исчезла в ночи.

Я собирался задать еще несколько вопросов об этих неведомых расах, но вдруг раздался глухой стук в дверь. Недовольная тем, что нам помешали, Ясмина резко спросила, в чем дело, и испуганный женский голос сообщил, что лорд Готрах просит аудиенции. Ясмина, прошипев ругательства, приказала передать лорду Готраху убираться к дьяволу, но потом, видимо, передумала.

— Нет, я все же должна его увидеть, — сказала она, вставая. — Зета! Эй, Зета! Куда подевалась эта дерзкая девчонка? Что, мне самой выполнять свои приказания? Ее ягодицы ответят за эту наглость. Жди здесь, Железная Рука. Мне надо повидать Готраха.

Легким летящим шагом она пересекла усыпанную подушками комнату и скрылась за дверью. Стоило ей исчезнуть, как на меня нашло вдохновение. Без какой-либо причины я решил притвориться спящим. Интуиция или, может, слепой случай натолкнул меня на это, но, схватив хрустальный кувшин с золотистым вином, я опорожнил его в огромный золотой сосуд, наполовину скрытый бахромой гобелена. Я выпил вполне достаточно, чтобы в дыхании чувствовался запах вина.

После этого, услышав шаги и голоса снаружи, я растянулся на диване, кувшин валялся на полу у моей вытянутой руки. Я слышал, как открылась дверь, и вдруг наступила тишина, настолько напряженная, что ее можно было почти пощупать. А затем Ясмина фыркнула как разъяренная кошка.

— О боги, он выпил кувшин! Посмотри, как он дрыхнет! Тьфу! Самый благородный человек отвратителен в пьянстве. Ну да пусть, займемся нашим делом. Можно не бояться, что он нас подслушает.

— Может, прежде вызвать стражу, чтобы его отнесли в камеру, — раздался голос Готраха. — Мы не можем рисковать секретом, о котором, кроме королевы Югга и ее мажордома, никто не должен знать.

Я почувствовал, что они склонились надо мной, рассматривая мое лицо. Я вяло повернулся и пробормотал что-то нечленораздельное, словно в пьяном сне.

Ясмина рассмеялась.

— Не бойся. Он не очнется до рассвета. Ютла может расколоться и пасть в воды Йога, но даже это не нарушит его хмельного сна. Идиот! Этой ночью он мог стать властителем мира — на одну ночь. Но как льву невозможно сменить гриву, так и варвару не избавиться от скотства.

— Почему бы не подвергнуть его пыткам? — проворчал Готрах.

— Потому что мне нужен мужчина, а не сломанная пародия на него. Кроме того, его дух не укротить огнем или сталью. Нет. Я — Ясмина, и прежде чем скормить его стервятникам, я заставлю его полюбить меня. Ты позаботился, чтобы Эльта из Котха оказалась в числе Девственниц Луны?

— Да, о царица темных звезд. Через полтора месяца она станцует танец Луны с другими отобранными девками.

—. Прекрасно. Пусть их сторожат днем и ночью. Если этот тигр узнает о наших планах по поводу его милашки, его не удержат ни цепи, ни засовы.

— Девственниц охраняет сто пятьдесят человек, — ответил Готрах. — Даже Железная Рука не сможет их одолеть.

— Это хорошо. Вернемся к нашему делу. Рукопись с тобой?

— Да.

— Что ж, я подпишу ее. Дай мне стилос.

Послышался шорох папируса, заскрипел острый кончик пера, а потом королева произнесла:

— Возьми и положи его на алтарь в обычном месте. Как я письменно обещаю, я предстану во плоти завтрашней ночью моим верным подданным и почитателям, голубым свиньям из Акки. Ха! Ха! Ха! Не перестаю удивляться животному восхищению на глупых лицах, когда, появившись из тени золотого экрана, я в благословении простираю над ними руки. Какие же они дураки, если за все столетия не смогли обнаружить потайную дверь и подземный ход, ведущий из храма в эту комнату.

— Ничего странного, — проворчал Готрах. Кроме жреца, никто не приходит в храм, да и он слишком суеверен, чтобы рыться за экраном. Вдобавок, снаружи ничто не выдает наличия потайной двери.

— Это очень хорошо, — сказала Ясмина. — Что ж, ступай.

Я слышал, как Готрах возится с чем-то, а затем негромкий скрежещущий звук. Охваченный любопытством, я отважился слегка приоткрыть один глаз, как раз вовремя, и увидел, как Готрах исчезает в черном отверстии в центре каменного пола, сразу же за ним закрывшемся. Я быстро зажмурил глаз и застыл, прислушиваясь, как Ясмина поступью пантеры меряет взад и вперед комнату.

В какой-то момент она подошла и стала рядом со мной. Я почувствовал ее обжигающий взгляд и услышал, как она шепотом выругалась. Затем она ударила меня по лицу каким-то ювелирным украшением, разорвавшим мне кожу. Потекла струйка крови. Но я продолжал лежать и не дрогнул ни одним мускулом. Наконец она повернулась, и ругаясь, вышла из комнаты.

Едва за ней закрылась дверь, я вскочил и стал осматривать пол в поисках отверстия, сквозь которое исчез Готрах. Меховой коврик был отодвинут в сторону от центра комнаты, но тщетно я искал хоть какую-то щель, говорящую о скрытом ходе. С минуты на минуту я ждал возвращения Ясмины, сердце в груди учащенно колотилось. Внезапно прямо у меня под рукой сдвинулась и начала подниматься каменная плита. Прыжок, достойный леопарда, — и я скрючился за покрытой гобеленами тахтой, наблюдая за поднимающимся люком. Появилась узкая голова Готраха, а за ней — крылатые плечи и тело.

Он выбрался из отверстия в комнату и развернулся, чтобы опустить люк, и тут я оттолкнулся от пола и в кошачьем прыжке пал ему на плечи, перелетев через тахту.

Под моей тяжестью он упал, цепкими пальцами я передавил крик, рванувшийся из его глотки. Конвульсивно вздыбившись, он крутнулся подо мной, вперился в меня взглядом, — и ужас заполнил его лицо. Распластанный на полу моим железным телом, он попытался нащупать кинжал на поясе, но я прижал его руку коленом. Восседая сверху, я упивался бешеной ненавистью к его проклятому племени. Я удавливал его медленно, всматриваясь в судороги и мутнеющий взгляд. Должно быть, он был мертв уже несколько минут, прежде чем я ослабил хватку.

Встав с бездыханного тела, я заглянул в открытый люк. Свет горящих в комнате факелов проникал в узкий ход с небольшими ступенями — они, очевидно, вели в глубь скалы Югги. И все же я замешкался, мое сердце разрывалось при мысли, что я оставляю Эльту в Югге одну-одинешеньку. Но другого выхода не было. Я не знал, в какой части дьявольского города она содержалась, и помнил, Готрах сказал — большой отряд воинов охраняет ее в в числе других девственниц.

Девственницы Луны! Меня прошиб холодный пот, как только я понял значение этой фразы. Что представлял из себя праздник Луны, я точно не знал, но от женщин-ягов я слышал намеки и неясные комментарии по этому поводу. Впрочем, я был уверен, что это животные вакханалии, во время которых пик эротического экстаза достигался под последние вздохи несчастных девушек, приносимых в жертву единственному божеству, признаваемому крылатыми людьми, — их собственной нечеловеческой похоти.

Мысль об уготованной Эльте участи привела меня в бешенство и укрепила решимость. Оставался единственный шанс — сбежать самому, попытаться добраться до Котха, вернуться с достаточным количеством воинов обратно в Юггу и освободить пленниц. Сердце ушло в пятки, когда я представил трудности, подстерегающие нас на этом пути, но ничего другого не оставалось.

Приподняв обмякшее тело Готраха, я вытащил его из комнаты, воспользовавшись другой дверью — не той, через которую вышла Ясмина, — и, не встретив никого в коридоре, спрятал труп за какими-то гобеленами. Я был уверен, что его обнаружат, но скорее всего к тому моменту я успею уйти достаточно далеко. Возможно, если его найдут именно здесь, а не рядом с потайным ходом, это поможет скрыть способ бегства и навести Ясмину на мысль, что я просто прячусь где-то в Югге.

Но я и так уже достаточно долго испытывал судьбу. И если буду мешкать, то меня, несомненно, обнаружат. Вернувшись в комнату, я спустился в ход и закрыл за собой люк. Темень была непроглядной, но пальцы нашли рычаг, управляющий люком, и я понял, что если путь в конце подземного хода будет прегражден, то я смогу вернуться обратно. Нащупывая дорогу, я пробирался по ступеням, каждое мгновение ожидая падения в яму или встречи с каким-нибудь ужасным обитателем преисподней. Но ничего не случилось, и, сделав несмелые шаги по лестнице, я на ощупь пробрался по короткому проходу и уперся в глухую стену. Под правой рукой я обнаружил металлический рычаг, нажал на него и почувствовал, как под моими пальцами поворачивается часть стены. Ослепленный тусклым и мрачным светом, моргая, я с опаской выглянул наружу.

Моему взгляду открылся высокий зал, бывший, несомненно, храмом. Видеть полностью его пространство мешал находящийся прямо перед дверью большой резной золотой экран с тускло отсвечивающими в мрачном свете храма краями.

Выскользнув из потайной двери, я выглянул из-за экрана и увидел просторный зал, сооруженный с суровой простотой и подавляющей массивностью, характерной для архитектуры Альмарика. Впервые на Альмарике я попал в храм. Потолок его терялся в сумеречной вышине, стены были черными и тускло блестели; не было никаких украшений. Святилище было абсолютно пустым, если не считать черной каменной плиты поблизости. Очевидно, это был алтарь, и на нем играло и отсвечивало мрачное пламя, исходящее из огромного темного, видимо, драгоценного камня, лежащего на черной плите. По бокам алтаря были выгравированы загадочные знаки, покрывшиеся от времени пятнами, рядом с камнем лежал свиток белого пергамента — обращение Ясмины к своим почитателям. Я попал в святая святых Акки, обнаружил корень и основание, на которых держалась вся структура теологии Акки: сверхъестественное происхождение пророчеств богини и само ее появление в храме из-за золотого экрана. Странно, что целая религия может быть основана на незнании верующих о подземной лестнице! Еще более странно с точки зрения земного человека, что только низшая форма человечества на Альмарике имеет систематизированную религию со своими ритуалами, что на моей планете рассматривается как характерная черта высокоразвитых рас!

Правда, культ аккасов был мрачным и "Зловещим. Сама атмосфера храма казалась насыщенной тайной и рыскающим ужасом. Представляю, какой трепет испытывали голубые верующие при виде крылатой богини, появляющейся из-за золотого экрана, словно святая, сотканная из пустоты космоса.

Закрыв за собой дверцу, я проскользнул через святилище. В дверях наткнулся на тучного голубого мужчину в фантастическом одеянии, смачно похрапывающего на голом камне. Скорее всего он мирно спал и во время призрачного визита Готраха. С величайшими предосторожностями, словно кошка, пробирающаяся по мокрой земле, сжав в руке кинжал Готраха, я переступил через него, но он не проснулся. Еще мгновение — и я оказался снаружи, полной грудью вдохнул ночной воздух, в котором чувствовалась близость реки.

Храм располагался в тени огромных скал. Луны не было, небо светилось мириадами звезд, сверкающих над Альмариком. Вокруг стояла тишина, прерываемая только громким храпом аккасов; не было и никаких огней.

Словно фантом, я крался вдоль узких улочек, прижимаясь к стенам приземистых каменных хижин. Я добрался до крепостной стены, не встретив ни единого человека. Перекидной мост был поднят, возле ворот сидел голубой человек и клевал над своим копьем. Органы чувств у аккасов притуплены, как у домашней скотины. Я мог бы прирезать дремлющего часового, но не видел необходимости бессмысленного убийства. Он не услышал меня, хотя я прокрался в сорока футах от него. Крадучись же, я перебрался через стену и скользнул в воду.

Сильными гребками преодолев слабое течение, я достиг дальнего берега. Здесь я замешкался ровно настолько, чтобы досыта напиться холодной речной воды; затем направился через покрытую мраком пустыню. Я бежал раскачивающейся рысцой, пожирающей мили — такой поступью на моем родном Юго-Западе индейцы-аппачи могут нагнать лошадь.

В темноте перед рассветом я добрался до берега Пурпурной реки. Я специально сделал изрядный крюк и взял далеко в сторону, чтобы меня не смогли заметить с дозорной башни, смутно вырисовывающейся на фоне усеянного звездами неба. Внутри у меня словно все оборвалось, когда, присев на пологом берегу, я всмотрелся в несущийся бурлящий поток. Я знал, что в моем положении было бы безумием броситься в этот водоворот. Сильнейший из пловцов, рожденных на Земле или Альмарике, был бессилен среди этих бурунов. Оставалось одно — попытаться до рассвета достигнуть Скалистого Моста и сделать отчаянную попытку проскочить через него под носом у стражи. Это тоже было безумием, но выбора не было.

Когда рассвет начал разгонять мрак над пустыней, до моста оставалось около тысячи ярдов. Взглянув на башню, очертания которой все отчетливее и отчетливее проступали на фоне тусклого неба, я заметил, как с ее зубцов взмыла темная фигура и направилась ко мне. Меня обнаружили. В мгновение ока родился отчаянный план. Я стал беспорядочно спотыкаться, пробежал несколько шагов и опустился на прибрежный песок. Послышалось биение крыльев — подозрительная гарпия кружила надо мной; вскоре я понял, что яг снижается. Должно быть, он нес дозор один и решил поближе взглянуть на одинокого путешественника, не будя своих товарищей.

Сквозь прищуренные веки я увидел, как он приземлился неподалеку и, что-то подозревая, с ятаганом в руке стал приближаться ко мне. В конце концов он пнул меня ногой, словно желая определить, живой я или нет. Мгновенно я рукой обхватил его ноги, и он свалился на меня. Из его глотки рванулся крик, перешедший в хрип, когда я добрался до нее, и, побарахтавшись среди бьющихся крыльев и конечностей, я подмял яга под себя.

При таком тесном контакте его ятаган был бесполезен. Я вывернул ему руку, и онемевшие пальцы выпустили рукоять, затем я снова слегка придушил его, и яг стал послушным. Прежде чем он успел собраться с силами, я связал ему руки спереди его же ремнем, и, поставив незадачливого дозорного на ноги, вскочил к нему на спину, обхватив торс ногами. Левой рукой я обхватил его за шею, а правой покалывал шкуру кинжалом Готраха.

В нескольких словах я обрисовал, что ему нужно делать, если он хочет остаться в живых. Ягам по природе не свойственно приносить себя в жертву, даже во имя собственной расы. В розовом мерцании рассвета мы взмыли в небо, пронеслись над Пурпурной рекой и скрылись из виду в голубых сумерках северо-запада.

Перевод И.Бойко Рис. А.Штыхина