Последняя стоянка

Бескрайняя каменистая пустыня Устюрта. Уже больше часа наша экспедиционная машина — вездеход ГАЗ-66 — бежит по едва заметной колее на северо-запад от поселка Сай-Утес. Белесое солнце висит над головой. До металлических частей машины не дотронешься — обжигают. Воздух кажется таким густым, что его можно было бы пить, не будь он столь горячим и соленым. Он дрожит и переливается волнами, сливаясь вдали в бледно-голубые озера, где отражаются, как в воде, кусты полыни. Колея дороги убегает в эти озера, но мы не достигаем их берегов. Они все время маячат впереди нас... Крупные камни поднимаются миражем над землей и кажутся глыбами, а возвышенности словно отрываются от плато и плывут над ним.

Где-то в- этом мареве находится «город мертвых» — некрополь Сейсен-ата. Нам рассказывали, что к нему ведет хорошо наезженная дорога, но мы свернули с нее, чтобы не глотать густые клубы лессовой пыли, и вот теперь, кажется, заблудились.

Наша археологическая экспедиция уже 17 лет ведет разведку и раскопки археологических памятников на Устюрте и Мангышлаке. Многие десятилетия до нас сюда не заглядывали археологи, а если и бывали, то недолго и случайно.

Мы открыли уже сотни памятников — и древних и средневековых — в этом археологическом Эльдорадо. Казалось бы, засучи рукава и работай, не отвлекаясь еще на обследование этнографических памятников — бейтов-некрополей. Но мы стараемся не пропустить ни одного последнего пристанища кочевников: ведь погребальные сооружения доносят глубокие древние мировоззренческие мотивы, выявляя многие стороны жизни кочевых племен, ускользающие при изучении только археологических находок.

Здесь, вдали от центров цивилизации, вдали от дорог и поселков, в самой глубинке кочевого мира, видишь непрерывность развития кочевых традиций, наблюдаешь, как они, тесно переплетаясь корнями, меняя форму в зависимости от культовых требований, остаются, по существу, неизменными. И приходит понимание, как условно наше деление прошлого на эпохи: эпоха бронзы... средневековье... современность.

Вот, например, культ барана. В XIV — XV веках, когда исламизация только набирала силу, на погребениях воинов устанавливали каменные, реалистически выполненные фигуры баранов. Изваяния были покрыты рельефными изображениями. В более позднее время, в XVII — XIX веках, под влиянием запрета ислама — изображать живые существа, скульптуры баранов над могилами воинов сменили горизонтально расположенные каменные стилизации — койтасы. Форма их очень отдаленно напоминает баранов или вообще не имеет с ними никакого сходства, но идея сакральности, святости этого животного осталась. Или — другой пример: кулпытасы, установленные над погребениями. Это каменные узкие стелы с округлым навершием, имитирующим голову.

Но что это? Вдали плывут какие-то призрачные воздушные замки. Их много, они заполняют горизонт. Чем ближе, тем они величественнее и реальнее. Целый город мавзолеев, сложенных из розоватых плит местного известняка, стоит перед нами. Это и есть бейт — аулие Сейсен-ата (бейт — кладбище, аулие — святое место).

Кто же создал его? И когда? На эти вопросы наука уже дала ответ, и прежде чем ехать сюда, мы познакомились с литературой, описывающей как этот, так и многие другие некрополи Устюрта и Мангышлака. Правда, литература эта еще немногочисленна и малодоступна, да и не все памятники обширного региона описаны. Наиболее полные сведения собрал казахский историк архитектуры, сам архитектор, Малбагар Мендикулов. Он опубликовал их в книге «Памятники народного зодчества Западного Казахстана», изданной в Алма-Ате в 1987 году. О некрополе Сейсен-ата в ней сказано, что этот архитектурный ансамбль создавался на протяжении пяти столетий. Наиболее ранние памятники его относятся к XIV — XV векам, к эпохе Золотой Орды и периоду ее распада. Это — развалины мавзолея Сейсен-ата, мусульманского проповедника, и погребальные сооружения с каменными изображениями шлемов.

Сейсен-ата, по легенде, — выходец из лежащего на Сырдарье города Туркестана, ученик и сподвижник поэта-мистика Ахмеда Ясави (XII век). Позже погребение Сейсен-ата стало святым, и многие считали и считают сейчас за честь похоронить своих близких на этом кладбище. Поэтому оно продолжает расти и в наши дни. Погребальное сооружение Сейсен-ата было возведено на вершине кургана эпохи раннего железа. Его могила выглядит архаично и очень скромно. Лишь обилие старых рогов архаров, принесенных его почитателями, да шест с некогда украшавшим его навершием выделяют ее среди других погребений...

Богатство форм и типов памятников на некрополе приводит впервые попавшего сюда человека в некоторое замешательство. Хочется увидеть сразу все. Однако времени на осмотр некрополя природа отпустила нам мало — приближалась грозовая туча, слышалось сердитое ворчание грома. Во время дождя лесс быстро превращается в непроходимую вязкую грязь, из которой даже такому вездеходу повышенной проходимости, как наш, выбраться трудно.

Но даже за те часы, что мы провели на некрополе Сейсен-ата, удалось составить представление об этом музее под открытым небом. Все надгробные сооружения здесь делятся на несколько типов. Во-первых, койтасы — каменные бараны, о которых я уже говорил. На некрополях Устюрта и Мангышлака сохранилось лишь несколько каменных баранов, выполненных в реалистической манере. К сожалению, большинству из них мусульманские ортодоксы отбили головы... Один такой каменный баран валялся, опрокинутый, и на этом кладбище. Замечательное изваяние барана встретилось нам раньше недалеко отсюда, на некрополе Кос-Кудук. Голова его тоже лежала рядом со скульптурой, но на туловище сохранились изображения лошади, оружия, пышный растительный орнамент. Этот памятник оставили жившие здесь в XV веке кочевники.

Другой тип надгробных сооружений, встречающийся на многих некрополях Устюрта, — уштас. Они напоминают горизонтально вытянутые ступенчатые пирамидки. Наиболее ранние из них датируются XIV веком. На их боковых гранях обычно изображен боевой пояс с подвешенным к нему клинком в ножнах. Ранние уштасы оставлены туркменскими скотоводами, населявшими эти земли в эпоху Золотой Орды. Этот тип памятников дожил на Устюрте и Мангышлаке до XX века. Казахские уштасы богато украшены растительным орнаментом.

Третий тип погребального памятника — стелы-кулпытасы. Я уже упоминал, что в основе этих надгробий лежит идея антропоморфного изваяния. На некоторых кулпытасах некрополя Сейсен-ата XX века, установленных над женскими погребениями, изображены прически из множества кос с подвешенными к ним украшениями-оберегами. Кулпытасы на могилах мужчин несут барельефные изображения боевого пояса, ремесленных орудий, нередко боевого коня и, конечно, оружия. На древних кулпытасах можно увидеть кинжалы, топоры-балта, луки, стрелы; на более поздних — шомпольные ружья-мултуки, а также луки и топоры.

Четвертый тип погребальных памятников — сагана, прямоугольные каменные ящики из очень крупных плит. Такой ящик устанавливали на поверхности земли и перекрывали мощной каменной крышкой-плитой. Иногда на крышке сагана ставили каменный шлем. Шлем воина. На Сейсен-ата сохранились сагана, наружные стены которых покрыты рельефными изображениями живых существ. В одном случае — это лучник в высоком головном уборе, натягивающий лук, в другом — лошади и боевое оружие. Эти сагана, датируемые XIV — XV веками, были нам крайне интересны: ведь изображения человека на погребальных памятниках Устюрта и Мангышлака очень редки.

Есть на Сейсен-ата, так же как и на других могильниках, сагана-тамы. Это своеобразные мавзолеи — прямоугольные массивные сооружения, не имеющие крыши. Они появились в конце XVIII века. Внутренние стены сагана-тамов украшали богатым орнаментом. Иногда в него искусно вписывали предметы домашнего обихода: самовар, чайник, чашки, треногу, чугунный котел, орудия труда... На одном таком памятнике, что на некрополе Уали, мастер-декоратор сообщает в стихах, что «...создатель этого сооружения происходит из общины простого казахского рода Адай; все похороненные здесь люди также адайцы; увы, смерти не миновать никому, даже много лет избегавшего ее Коркута-ата (герой эпического сказания. — Л.Г.) постиг тот же конец... Слава Аллаху, ушедшим мы возвели памятник, пусть вечно служит им этот дворец... живые по невежеству обманывают себя, желая нажиться скотом; вы, любящие труд, смотрите вперед, разве на ваших ладонях мало мозолей, поэтому и здесь изображены знаки труда».

Все новые и новые страницы жизни Устюрта раскрывало перед нами бейт Сейсен-ата. Мы с опаской поглядывали на уже приблизившуюся грозовую тучу, но оторваться от этой каменной летописи не было сил. Наше внимание переключилось на мавзолеи. Обычно их сооружали на возвышенных местах, и они были видны издалека. Наиболее ранняя группа мавзолеев — XIV век — известна на западных чинках Устюрта. Это портальные мавзолеи Космола. Один из них частично сохранился, другой разрушен полностью.

Традиция возведения мавзолеев в северо-восточном Прикаспии дожила до наших дней. Подлинным произведением искусств является, например, мавзолей Латипова, построенный в 1990 году. Он сооружен на некрополе Сейсен-ата из плит розовато-белого ракушечника, имеет удлиненные пропорции и строгие классические формы, перекрыт изящным щлемовидным куполом. Мавзолей настолько легок и, если так можно выразиться о погребальном памятнике, жизнерадостен, что мысли о смерти как-то отступают и, растворяясь, уходят вместе с миражами прочь...

Наиболее ранний мавзолей некрополя Сейсен-ата сложен из каменных плит, имеет внушительные размеры и выглядит весьма архаично. По кладке, размерам и пропорциям он аналогичен мавзолею Домбаул в Джезказганской области Казахстана. Последний датируется IX—XIII веками. Возможно, для могильника Сейсен-ата эта дата слишком занижена, поскольку большинство исследователей истории архитектуры относит наиболее раннюю группу сооружений этого кладбища к XIV веку. Однако в центре Сейсан-ата существует курган эпохи раннего железа, и это позволяет предположить, что захоронения совершались здесь задолго до эпохи Золотой Орды.

Приверженность к древним местам погребений в целом характерна для кочевников Устюрта и Мангышлака. Многие средневековые некрополи основывались близ курганов VII века до н.э. — IV века н.э. Такие курганы входят в ядро некрополей Космола, Утеш близ поселка Сай-Утес, Сейсен-ата и других.

Но вернемся к мавзолеям, монументальные силуэты которых так часто видит путешествующий по пустынным землям Устюрта и Мангышлака.

Внутренние стены мавзолеев, возведенных в прошлом и нынешнем веках, богато орнаментированы. Здесь среди красочного растительного узора можно увидеть изображения оружия, щитов, домашней утвари, одежды; почти обязательно присутствует самовар. А также такие реалии сегодняшней жизни, как «Жигули», «ромб» — знак выпускника института, стол с телефоном и газетами на нем...

Наружные стены мавзолеев, возведенные из гладко обтесанных плит известняка, были превосходным полотном для художника. Острым предметом он процарапывал фигуры лошадей, чаще жеребцов — в профиль, на скаку, с маленькой головкой, на шее подвешен тумор, служивший оберегом; сцены борьбы всадников, охоты на горного козла. Прямая линия от лука или ружья означала полет стрелы или пули к телу жертвы. Как в детском рисунке.

А вот на южном берегу Мангышлакского залива стены мавзолеев и сагана-тамов часто украшают изображения парусных кораблей и баркасов. Г.С.Карелин — известный исследователь северо-восточного Прикаспия XIX века — полагал, что рисунки судов украшали погребения пиратов, которыми тогда славился этот угол Каспия. Русские рыбаки, купцы-рыбопромышленники нередко попадали в плен к этим разбойникам моря. Их продавали затем в Хорезм, предварительно подрезав кожу на пятках и набив туда щетины, чтобы пленник не мог убежать. Только с возведением форта Новоалександровский с пиратством на Каспии было покончено.

Обычно каждая группа погребальных памятников маркируется родовым знаком — тамгой. Для адаевского рода, самого многочисленного из кочевых родовых групп Устюрта и Мангышлака, тамгой служила стреловидная фигура, составленная из трех черточек, острием обращенная вверх. На стенах одного мавзолея неподалеку от города Шевченко изображены, в непосредственной близости друг от друга, до десятка различных тамг. Это скопление тамг напомнило мне, когда я их увидел, эпизод из романа Мухтара Ауэзова «Путь Абая», в котором описывается случай формального примирения враждующих родовых групп во время похорон родового старейшины. Тамги, виденные мною, тоже, очевидно, были оставлены представителями разных родов.

...Гроза все-таки настигла нас. Мощный ливень буквально затопил все вокруг. Черная туча, беспрерывно метавшая молнии, казалось, спалит нас небесным огнем. Но летние грозы быстротечны. Буря продолжалась, наверное, не больше получаса. Однако, как мы и опасались, дорога стала непроходимой. Пришлось ждать, пока солнце и ветер подсушат ее. Только под вечер мы смогли двинуться к скальной мечети Бекет-ата у поселка Старое Бейнеу на Устюрте.

Лев Галкин

Загрузка...