Журнал «Вокруг Света» №2 за 1994 год

Неведомые тропы: Дядька тверских медвежат

День обещал быть солнечным, ясным и – морозным! Зима началась необычно: вместо привычных для этой поры в Тверской области затяжных снегопадов ударили морозы, крепчая день ото дня. И Валентин Сергеевич Пажетнов, собираясь на прогулку с медвежатами, вынужден был одеться по-зимнему. Напяливая на себя огромные валенки с галошами, теплую, шинельного сукна куртку, меховую шапку-ушанку, он недовольно ворчал:

– Погода совсем с ума спятила. Снег нужен. Медведям самое время в берлоги ложиться, на зимнюю спячку. А как без снега? Нет, пока снег не пойдет, в берлоги не лягут. Новый дом-лаборатория его разместился неподалеку от заброшенной деревни Бубенец. Дом стоит на склоне невысокого холма, забором почти соприкасаясь с темнеющим массивом леса. За калиткой начинается тропа, ведущая к вольерам, где живут медвежата.

– Однако знаешь что, возьми-ка лучше вот это, – протянул мне Валентин Сергеевич довольно-таки увесистый кол, когда мы уж совсем было вышли за калитку.

– Да зачем мне этот кол, – воспротивился я. – Не к бугаю же какому-нибудь идем, а к медвежатам. Я и обезьян в сухумских лесах без палки снимал, а уж с медвежатами-то и подавно справлюсь.

– Тут дело в другом, – остановил меня Пажетнов. – Медвежата сильно не покусают, если подойдут. Ну, порвут одежду… Но нужно их непременно от себя гнать! Чтобы в дальнейшем жить дикими в лесу, они не должны привыкать к человеку, должны бояться его! И поэтому на прогулке ты близко ко мне не подходи. Снимай издали – и ни слова! Разговаривать даже шепотом нельзя.

Поклявшись молчать как рыба, держа в руках кол, не представляя, однако, как с ним быть, когда наступит момент съемки, я двинулся, отстав на несколько шагов, вслед за Пажетновым.

…Имя этого человека должно быть хорошо знакомо давним читателям «Вокруг света», впрочем, возможно, как и тем, кто только начал читать журнал теперь. Некоторое время назад, работая охотоведом в Центрально-лесном государственном биосферном заповеднике, человек этот по совету ученых провел удивительный эксперимент. Трем медвежатам, оставленным медведицей в берлоге в пору молочного вскармливания, он на два долгих года заменил мать. При этом не медвежат приучая к человеческому жилью, а себя к жизни медвежьей.

Прикрываясь лишь полотнищем палатки, и в снег, и в дождь, и в жаркую комариную пору немало дней провел он с медвежатами в сумеречном болотистом лесу заповедника. Получил уникальную возможность наблюдать неведомую ранее жизнь медвежат в семье, следить за их ростом, созреванием, питанием, выработкой определенных реакций поведения. С медвежатами, как и подобает ворюгам-медведям, отправлялся Пажетнов кормиться на овсах, следил, как отъедаются перед спячкой звери на рябине, укладывал в берлогу спать, а затем, как если бы проспал четыре зимних месяца рядом с ними, встречал по весне и продолжал ходить по лесам.

Об этом он написал прекрасную книгу «Мои друзья медведи», которую я с превеликим удовольствием перечитывал не раз. Главный, даже для него, к тому времени опытного охотоведа, был сделан вывод, что медведь, всем известный хищник, может годами питаться лишь ягодами да травкой, набирая вес, запасая на зиму необходимый жир. Лишь в зрелом возрасте медведи-самцы начинают охотиться на крупных лесных зверей, а иногда среди них появляются и «стервятники», нападающие на домашний скот.

С тех пор минуло немало лет. Валентин Сергеевич продолжал всерьез заниматься изучением жизни бурого медведя. Наблюдения за зверем в заповеднике, где он охранялся, не давали полной картины, и Пажетнов стал подыскивать место на территории Тверской области, где можно было бы проследить за поведением медведей в условиях обычной охоты на него. Он рассказывал, что затратил на эти поиски много времени, пока не остановился на Бубенце. В ту пору в деревне оставались жить лишь старушка со стариком. Брошенные избы разбирали предприимчивые цыгане и перевозили их в город Торопец продавать. Деревню окружали леса, где водились волки и медведи, и Пажетнов вместе с постоянной помощницей-женой, по образованию тоже охотоведом, поселился в одной из заброшенных изб, открыв здесь поначалу наблюдательный пункт заповедника.

С годами наблюдения копились, знания нарастали, имя Пажетнова стало широко известно, он издал книгу «Бурый медведь», в которой прослеживал и объяснял жизнь таинственного лесного обитателя – как если бы тот постоянно жил на наших глазах. В начале прошлого года Валентин Сергеевич защитил докторскую диссертацию, но возиться с полюбившимися животными, как я узнал, не перестал.

Прошлым летом ко мне заехал его сын, Сергей, работающий старшим егерем в заповеднике. Отец, рассказывал он, собрал с окрестных деревень девять медвежат, где выкупив их, где выпросив. Медвежата осиротели либо в результате до сей поры проводимых охот на берлогах, либо – при вырубке лесов заготовителями. Потревоженные медведицы, покинув берлогу, обычно к медвежатам не возвращаются.

Участь медвежат, оказавшихся в руках случайных людей, незавидна. В лучшем случае – цирк или клетка в зоопарке. Но иногда их сажают на цепь в темном закутке, выкармливая, как поросят, на мясо. Не раз в последнее время приходилось видеть и телерепортажи из Санкт-Петербурга, в которых рассказывалось, как медвежат (условия содержания жуткие!) готовят для тайной продажи за границу. Пажетнов же решил вернуть зверей в природу – дорастить медвежат до того состояния, когда они смогли бы начать самостоятельную жизнь в лесу.

Дело с научной да и с человеческой точки зрения обещало быть интересным, а опыт у Валентина Сергеевича был. Уже во время первого эксперимента Пажетнов был близок к подобной цели. Не пожелай тогда ученые взяться за изучение умственных способностей медвежат, что потребовало непременного приручения, он и тогда смог бы отправить своих питомцев в леса – жить самостоятельно. Но стоило животным потерять страх к человеку, приучиться к легкости, с какой давалась им пища, как дорога в дикую природу оказалась для них заказанной… Одного из медвежат Пажетнову пришлось собственноручно пристрелить, чтобы спасти жителей деревни от его разбоя…

Не раз собирался я выбраться в Бубенец, узнать, как на этот раз продвигается дело, но то одно, то другое заставляло откладывать поездку. Лишь прошедшей поздней осенью удалось добраться до Центрально-лесного заповедника, с такой любовью описанного в книжках Пажетнова.

Этот небольшой по территории заповедник, созданный в 1931 году для сохранения древних лесов Средне-Русской возвышенности в водораздельной части Волги и Западной Двины, сыграл немалую роль и в сохранении популяции истинно русских бурых медведей.

Близость лесов Тверской губернии к столицам уже в прошлом веке привлекала азартных охотников, готовых платить большие деньги за возможность поохотиться на медведя – «черную нечисть», как тогда его называли, – на берлоге или на овсах. Существовали своего рода посреднические организации, указывающие за немалые деньги доподлинно известные им берлоги и места потрав. Но в начале нашего века медведи в этих лесах становятся редкостью. В одном из охотничьих журналов тех времен сами охотники высказывали предположение, что медведь, как и лось, другой крупный зверь, обречен здесь на полное уничтожение. Однако слова их не оправдались. Уже через двадцать лет после создания заповедника число медведей и лосей в этих лесах удвоилось. А в результате мер по «сокращению неперспективных деревень», из-за оттока крестьянского населения жить зверью в этих местах стало лишь вольготней. Но ныне заповедник, как, впрочем, и все заповедники нашей страны, переживает нелегкие времена. Зарплаты сотрудников мизерны, и, чтобы выжить, они должны думать о проведении экологических экскурсий для иностранцев, а то и охот для них – на глухарей и тетеревов на неохраняемых территориях…

Валентину Сергеевичу при переходе к рынку, похоже, повезло несколько больше. Вместе с семьями своих детей, а также семьей давнего своего товарища, а теперь (из-за женитьбы сына) и родственника, известного «волчатника» Владимира Павловича Бологова, Пажетнов на брошенных землях деревни Бубенец создал крестьянское хозяйство. А тут благодаря содействию ученых МГУ объявился как бы и спонсор. Швейцарский ученый, занимающийся изучением высшей нервной деятельности млекопитающих, задумался построить в России небольшую лабораторию для проведения своих опытов, куда бы он мог прилетать на несколько месяцев в году. Место у бывшей деревни Бубенец ему понравилось, и Пажетнов согласился на возведение как лаборатории, так и дома для иностранца на земле своего хозяйства, понимая, что это прежде всего даст и ему возможность продолжать исследования по изучению бурых медведей.

С Валентином Сергеевичем мы встретились в конторе заповедника. Возвращаясь из Москвы, где представлял проект дальнейших исследований, он ненадолго заехал в заповедник, а затем, сев за руль небольшого грузовичка, в кузове которого лежало несколько мешков цемента, покатил к себе в Бубенец на биостанцию.

– Как медвежата? – спросил я, когда выехали на пустынную дорогу и покатили мимо лесов, заброшенных деревень, полей, на которых из-за проливных дождей остались нескошенными пшеница и овес.

– Ну ладно, тогда дожди мешали, а почему сейчас, когда так подморозило, не попытаться хлеба собрать, – возмущался Пажетнов. – Хоть самому сейчас скупай этот хлеб на корню, комбайнами убирай да тут же продавай нерадивому совхозу. И будут покупать. Но самих с места не стронешь. Все давно списали на неурожай по метеоусловиям. Разве это порядок?!

О медвежатах он рассказал, чуть успокоившись и помолчав. Поначалу-то все шло хорошо. Правда, содержать такое количество оказалось нелегко, выяснилось в результате, что маловата территория. Медвежата в окрестностях разорили все муравейники, лакомиться яйцами которых они обожают. Под осень произошел неожиданный отсев. Пропали четыре медвежонка.

Жили зверята вольно. Собравшись в семью, признав за вожака в отсутствие медведиц дядьку Пажетнова, они обретались в лесу неподалеку от дома, ночуя в определенном месте, приходя на зов Валентина Сергеевича, лишь в его обществе отправляясь в дальние и многодневные путешествия.

– Собственно, ради медвежат, – как объяснила мне Светлана Ивановна Пажетнова, – и решились мы взяться за создание крестьянского хозяйства «Чистый лес». До нас дошло, что местные власти задумали построить неподалеку от биостанции гостиницу для иностранных туристов. А в этом случае о содержании медвежат, чтобы возвращать их в природу, не могло быть и речи. Вот и взялись, сами еще толком не зная, как из неприспособленных для сельского хозяйства земель получать пользу да выплачивать через пять лет немалый налог. Может, – размышляла она, – сами начнем научные экспедиции принимать, а с доходов от этого и платить государству за сохраненный в окрестностях нетронутым чистым лес…

– Медвежата пропали, – рассказывал Пажетнов, – когда сезон охоты открылся, охотники с собаками по лесам пошли. Возможно, собаки их и напугали. Через месяц вернулась лишь одна самочка, Катька. С ошейником на шее и оборванной цепью. Помучилась, должно быть, бедняжка, и сюда как к себе домой пришла.

Несколько дней я провел в доме у Пажетновых, слушая рассказы его жены, играя с внуками, осматривая окрестности в ожидании похода с медвежатами.

– Все, – говорил с вечера Валентин Сергеевич, – завтра сажусь палатку шить и отправимся с медвежатами в лес, буду жить там несколько дней, пора их в берлогу укладывать.

Но чуть свет он шел разогревать паяльной лампой то грузовик, то трактор и исчезал на весь день, отправляясь за дровами или цементом. Нелегкой оказалась жизнь доктора биологических наук в крестьянском хозяйстве.

И вот долгожданный для меня миг наступил. Стороной мы обходим ближнюю вольеру, где живет Катька и очень нервный, не совсем нормальный от рождения медвежонок. Эти двое для залегания в берлогу не готовы, пока их ежедневно Светлана Ивановна подкармливает овсяной кашей. В глубине леса, на берегу замерзшего ручья схоронились еще две решетчатые вольеры. Тут живут три медвежонка, переставших кормиться, набравших за лето достаточно жиру для зимней спячки. Один из медвежат оставлен на свободе, но никуда не уходит от братьев в вольерах. Завидев людей, он подбегает к дереву, собравшись было на него забраться, но застывает. Дядьку Пажетнова узнали, медвежата рявкают, не скрывая радостного возбуждения, вьюнами вращаются возле него.

Кол, врученный мне Валентином Сергеевичем, я все же, вопреки уговорам, выпустил из рук. Прислонил потихоньку к стволу дерева. А один из медвежат, и верно не с добрым видом, вскоре затрусил ко мне. Я замер. Как и договаривались, не произнес ни звука. Не шевелился и молчал, пока медвежонок меня обнюхивал. Все это время я ощущал на себе и пристальный осуждающий взгляд медвежьего дядьки, но на этом инцидент был исчерпан. Медвежонок фукнул и, оскальзываясь на наледи, помчался к своему обретенному семейству.

Почти час мы ходили молчаливо по притихшему обмерзшему лесу. Медвежата, далеко не отбегая, обследовали вывороченные с корнями стволы рухнувших деревьев, забирались под непроходимые завалы, подыскивали место для берлоги. Было очень интересно наблюдать за их поведением, за реакцией на подозрительные звуки. Иногда кто-то из медвежат вставал на задние лапы, норовил обнять за штаны Пажетнова, повозиться, поиграть, но дядька подобные заигрывания резко пресекал. Через час он повернул к вольерам, и медвежата без сопротивления двинулись следом. – Завтра, – сказал Пажетнов у порога своего дома, – собираю палатку и ухожу с ними искать берлогу.

У меня заканчивалась командировка, пора было прощаться, и я пожелал от всей души успехов крестьянскому хозяйству, взявшемуся сохранять природу и возвращать в леса осиротевших медвежат.

Пажетнов уверял, что после того, как медвежата разок перезимуют, они способны вполне самостоятельно жить в лесу. Более того, он надеялся, что опыт его работ даст возможность расселять медведей в те уголки земли, где они когда-то жили и были истреблены. И радостно было, слушая его, знать, что даже в наше трудное время не переводятся на земле добрые дядьки, спасители зверей.

Тверская область, Центрально-лесной заповедник

В. Орлов | Фото автора