Журнал "Вокруг Света" №1  за 1997 год

Страны и народы: Поезда до Баттамбанга временно не ходят

Архимандрит Августин — в миру Дмитрий Никитин — знаком нашему читателю по публикациям о Святой Земле, Андаманских островах и дорогах Индии. Дела духовные и человеческая любознательность приводят его в места не только всемирно известные, но и туда, где не слишком часто ступает нога туриста. Об одном из своих — весьма необычном — последнем странствии рассказывает он в предлагаемом очерке, ни на йоту не отступая от жизненной правды.

Мое многодневное путешествие по Индокитаю завершалось. Деньги кончались, но я не очень волновался: осталось немногое — сесть на поезд в Пномпене, добраться до города Баттамбанга, потом пересечь границу с Таиландом и рейсом Аэрофлота из Бангкока вылететь в Москву. Утром беру в гостинице велосипед напрокат и кручу педали в сторону железнодорожного вокзала. Мой план камбоджийской столицы несколько устарел: бульвар, примыкающий к вокзальной площади, там назван в честь Советского Союза. Нынче он именуется бульваром Российской Конфедерации. (Мы все спорим о будущем государственном устройстве, а в Пномпене уже все за нас решили!) Местные власти стараются поддерживать геополитический баланс: бульвары, идущие перпендикулярно «Российскому», названы, видимо, не без умысла — именами Джавахарлала Неру и Мао Цзедуна. Вокруг вокзала непривычная тишина; ворота закрыты; в тени под навесом дремлют нищие. Сквозь решетку видны платформы, но пассажирских поездов нет — в тупиках грузовые вагоны и цистерны. Между платформами пасутся свиньи. Вдалеке, у депо — покореженные остовы вагонов, словно вокзал только что покинули полпотовцы. Сонный привратник нехотя открывает дверь, ведущую в зал ожидания. Спрашиваю у вокзального стража: где расписание поездов на Бангкок? Когда откроют кассу? Он смотрит на меня с недоумением. Какие поезда? Они не ходят уже почти год! — Причина? — Красные кхмеры! Из дальнейшего разговора выясняется, что борцы за социальную справедливость нападали на поезда, брали заложников и убивали иностранцев, если не было выкупа. Баттамбанг — ворота в Таиланд, город, лежащий на северо-западе от Пномпеня, контролируют королевские войска, но полпотовцы взорвали мосты в его окрестностях. В 50 километрах от города то и дело идут бои с красными боевиками, так что камбоджийско-таиландская граница закрыта. Из Пномпеня до Баттамбанга местные жители добираются по шоссе на свой страх и риск, мимо многочисленных блок-постов. На доске объявлений — изысканная надпись по-французски: «Королевская железная дорога имеет честь известить дорогих клиентов...» Ниже — расписание поездов на Сиануквиль — главный портовый город страны. Так что жизнь на королевской железной дороге еще теплится: через день гоняют вагоны на юго-запад, к заливу, туда, где относительно безопасно и набегов «рыцарей революции» почти не бывает. Но этот город лежит в стороне от границы с Таиландом, и вряд ли оттуда ходят пароходы до Бангкока.

Снова сажусь на велосипед. Близ пересечения бульваров Российской Конфедерации и Мао Цзедуна высится пагода буддийского монастыря. У ворот — молодые монахи в желтых одеяниях. Пожилых насельников не видно: при красных головорезах «буддийский вопрос» был решен окончательно. Монахов убивали ударами мотыги по затылку, экономя силы и патроны. Проехав квартал, поворачиваю на Камбоджийскую улицу, оттуда на улицу Монивонг, где расположен офис Аэрофлота. Молодой камбоджиец, работник Аэрофлота, сообщает, что рейсы Пномпень — Москва выполняются всего два раза в месяц, и до ближайшего — больше недели. Делать нечего; пересчитываю оставшуюся у меня наличность и, обгоняя велорикш, еду в офис камбоджийской авиакомпании. Миловидная сотрудница приветствует европейца и называет стоимость авиабилета до Бангкока. Это превышает мой бюджет. А девушка с улыбкой добавляет, что перед отлетом необходимо заплатить еще 15 долларов — налог за пользование аэропортом. На всякий случай, интересуюсь: быть может, таиландским самолетом долететь до Бангкока дешевле? — Наоборот, дороже, — следует ответ. Обещаю подумать и выхожу на шумную Монивонгскую улицу. Итак, ловушка захлопнулась... Что делать? Идти в российское посольство и просить о помощи? Да там все сами нынче нищие, а я — случайный путник...

К юго-западу от Пномпеня, на мысу, врезающемся в залив Кампонгсаом, лежит город Сиануквиль (бывший Кампонгсаом), названный так в честь нынешнего короля Камбоджи. У кружочка, обозначающего этот город, нарисован якорь — значит, там есть морской порт. Выход один: надо ехать в Сиануквиль. А с пограничными властями можно договориться — в худшем случае, отправят обратно в Пномпень. Автобус на Сиануквиль отходит от центрального базара, где, несмотря на все усилия полпотовских наркомов, ежеминутно рождаются капиталистические отношения.

В полдень автобус прибывает в Сиануквиль. Местные жители расходятся по домам, а на чужестранца, как голодные комары, набрасываются гостиничные маклеры, соблазняя преимуществами своего отеля. Каждый сует в руки свою визитку. На одной из них читаю: «Низкая цена. Вид на море и главный порт». Вид на порт — решающий аргумент, возможно, там повезет с шаландой. Но сначала нужно обменять немного денег и осмотреть город. Моторикши кружат вокруг одинокого иностранца. Их заработок невелик, и путника — а тем более белого, — идущего пешком, они воспринимают, как личного врага. Городок невелик и напоминает райцентр где-нибудь на Кавказе. Здесь все еще видны последствия полпотовского правления. Пламенные революционеры когда-то предали огню этот буржуазный центр. Вот трехэтажное здание из бетона со следами копоти от пожара. Часть стен разрушена, и зияющие проломы закрыты частично бамбуковыми щитами. Здесь поселились сельские жители, на балконе держат квохчущую и хрюкающую живность. Обменяв небольшую сумму, выхожу на пыльную площадь. И тут же среди моторикш начинается борьба за право везти пассажира. Самый проворный выхватывает у меня из рук гостиничную визитку с красивым названием отеля — «Меличенда». И вот мы уже несемся по пригородному тракту к берегу залива Кампонгсаом. Через четверть часа из-за поворота открывается вид на морскую гавань, и водитель подкатывает к отелю. Отель — это громкое слово. Хлипкое деревянное сооружение стоит на сваях; в номере — топчан, стул, сетка от москитов и большие щели в полу — так что ронять мелкие предметы не рекомендуется. Вентилятора, а тем более кондиционера, нет: считается, что с моря постоянно дует освежающий бриз. Работники отеля — одна семья — дремлют в тени тут же, на веранде, у алтаря со статуей Будды, перед которой курятся ароматные палочки. Однако рассиживаться некогда: надо идти в порт и выяснить насчет фелюги. Порт Сиануквиля — единственный в стране, и весь грузопоток идет через него.

Потолкавшись среди портового люда, узнаю, что из близлежащего рыбацкого поселка ежедневно ходит «хайдрофойл» (водометное судно) до Ко Конга — острова, близ которого проходит камбоджийско-таиландская граница. Значит, мне — туда, хотя дальше — полная неизвестность... Рано утром постояльцев «Меличенды» будят голосистые петухи. Оказывается, при постоялом дворе большое птичье хозяйство, и куры обосновались как раз пол полом гостиничных номеров. Периодически их выхватывают из подполья — и в кастрюлю или на сковородку. В гостиничном «ресторане» почти все блюда в меню начинаются со слова «чикен». Хотя стоимость номеров низкая, цены в ресторане высокие. Отель стоит в стороне от поселка с его дешевыми харчевнями, и постояльцы вынуждены переплачивать. Мой сосед по гостинице — англичанин из Австралии. Он немногословен, но чувствуется, что отдых на море в его планы не входит. Услышав о моих намерениях, он проявляет живейший интерес к деталям предстоящего путешествия. Выясняется, что он тоже хотел бы попасть в Таиланд наземным или водным путем. Наши цели совпадают, и мы решаем держаться вместе. При переходе границы может случиться всякое, а его паспорт с британским «двуспальным Левою» внушит местным властям доверие и уважение. Так что у меня, кажется, будет хорошая «крыша».

Утром деревенские мотоциклисты везут нас в рыбацкую деревушку Томнопроло, к причалу. По дороге встречаем засаду: легковушка с надписью «Таможенная служба» стоит в кустах, а два таможенника внимательно наблюдают за транспортом, идущим в город. Мой водитель рассказывает, что здесь процветает контрабанда сигаретами и прочим. Камбоджийские и таиландские рыбаки пашут в заливе бок о бок, и невозможно уследить — что они там перегружают с одного баркаса на другой. Приходится проверять конечное звено цепочки, выборочно, кустовым методом. Минут через двадцать въезжаем на территорию пристани. Здесь множество харчевен, меняльных лавок и ночлежек. Это транзитка для пассажиров, отправляющихся на острова Самит, Ко Конг и в прибрежные селения, стоящие в устьях рек Тяйаренг и Каеп. По суше передвигаться опасно из-за красных полевых командиров, по воздуху — накладно. Идем к деревянному бараку, где продают билеты на водомет. Цена проезда указана почему-то не в местных дензнаках, а в таиландских батах и американских долларах.

Похоже, что «хайд-рофойл» перемешает пассажиров в некую буферную зону со своими законами. Покупаем билеты, а затем идем на посадку мимо нищих калек, которые протягивают пассажирам металлические плошки для сбора милостыни. Один из них тянет моего спутника за рукав, тот отмахивается, но тут же обнаруживает свою оплошность не. Это вовсе не нищий, а работник пограничного контроля, приглашающий нас показать документы. Заходим под навес, где в бамбуковом кресле угнездился пограничный страж.

Изучив наши паспорта, он подзывает помощника, говорящего по-английски. Первый вопрос — о цели поездки. С пограничными властями темнить не рекомендуется, и мы честно признаемся, что хотим попасть в Таиланд. Переводчик, уточняя сказанное, говорит нам, как бы между прочим: «Кип смайлинг!» («улыбайтесь!»). И мы понимаем, что сейчас все зависит от настроения руководства. Офицер, подышав на печать, заявляет: «Я закрываю ваши камбоджийские визы. На Ко Конге нет КПП, дальше действуйте на свой страх и риск». Что делать? Ведь если не удастся пересечь таиландскую границу, то обратно нас не впустят, и мы окажемся в патовой ситуации. Отказаться от задуманного? Нет, отступать поздно; как, говорят, кажется, в Париже, «назвался шампиньоном, полезай в ридикюль».

Ступаем на борт водомета. Салон забит до предела, на Ко Конг едет больше ста человек. Места в салоне нумерованные, и мы садимся в разных рядах. У меня колоритные соседи: справа — буддийский монах с желтой переметной сумой, слева — солдат с автоматом и подсумком. Кресла стоят тесно, и подсумок упирается мне в ребра. Впереди — два цветных видика — значит, будут развлекать пассажиров. Проводник идет по салону, прислушиваясь к визгу из-под сиденья. Приблизившись к бабульке, обложенной сетками и коробками, он извлекает из-под ее кресла бамбуковую клетку с поросенком. Поросенок переселяется на крышу водомета, туда, где уложен основной багаж. Между рядов идет стюардесса с подносом: она продает американскую жвачку. Отваливаем от причала, разогнав множество рыбацких ботов, стоящих в гавани.

Вспыхивают экраны телевизоров; по каждому идет показ таиландского фильма с мордобоем и перестрелками. За иллюминаторами потянулись островки с пальмами. Побережье Сиамского залива похоже здесь на черноморское, и такое впечатление, что следуешь на «Метеоре» из Сухуми в Сочи. И стреляют теперь там так же, и свои охотники за черепами завелись в ущельях... Через два часа пути вдоль берега — небольшой островок, краткая стоянка, досмотр и проверка документов.

Молодой камбоджийский пограничник вертит мой паспорт с надписью «СССР» и спрашивает: «Где такая страна — «Си-Си-Си-Пи?» Отвечаю: «Нет такой страны». Его палец упирается в графу «место выдачи паспорта», и он читает: «Ле-нин-град». «Нет такого города», — говорю я снова. Страж с изумлением смотрит на меня, не зная, как быть. Чтобы дожать его окончательно, назидательно произношу: «Надо лучше учить географию». Махнув рукой, он идет дальше, вдоль рядов, с озадаченным видом. Что докладывать начальству? С англичанином проблем нет, а все остальные пассажиры — местные. Наконец выход найден. Пограничник снова подходит ко мне, протягивает свою ладонь и просит написать на ней название страны. Это можно. Заполняя эту мозолистую анкету, я вывожу по-английски: «Из России — с любовью».

Об иностранцах, прибывших на Ко Конг, уже сообщили куда надо, и у причала нас встречает полицейский. Мы идем с ним в дежурку, где он записывает наши паспортные данные в амбарную книгу. При этом происходит невольное знакомство с немногословным англичанином. Джон Малколм Тэйлор — так зовут моего спутника, выясняет, что мы — «с одного года» и даже родились в одном месяце. Это как-то сближает нас, и Джон становится раскованнее.

Близится вечер, но еще довольно светло, и Джон предлагает перебраться в Таиланд до захода солнца. Я отговариваю его от этой авантюры, но он стоит на своем. Его даже не смущает красная опасность, таящаяся где-то рядом. Наши визы аннулированы, и по бумагам — нас нет. Мы — нелегалы и посему подчиняемся только закону джунглей. Случись что, полиция не поднимется на ноги, и лишь полпотовскис комиссары в пыльных (тропических) шлемах склонятся над нашими телами в поисках скудной наличности.

Кроме того, если мы утром вместе наймем лодку, это обойдется каждому вдвое дешевле. Последний довод оказывается решающим, и мы отправляемся на поиски гостиницы. Джон отказывается от услуг велорикш; он весьма бережлив и повторяет английскую пословицу: «Сэкономленный пенни — заработанный пенни». Находим дешевые номера в ночлежном доме барачного типа.

Солнце садится. Из соседнего буддийского монастыря через динамики льются молитвенные песнопения. Из бара напротив — звуки караоке. Здесь свободная идеологическая зона. За ужином Джон немного рассказывает о себе. Жил в австралийском Перте, двадцать лет занимался торговлей лекарствами. Объездил полмира, снимал престижные номера в отелях, заказывал деловые обеды с партнерами по бизнесу. Во время хитрых завтраков подписывал, бывало, миллионные контракты. Четыре года назад супруга Джона, немка по происхождению, заявила, что уходит от него. В Канаде у нее завелся приятель, и она, оставив Джону двух малолетних сыновей на попечение, укатила в Ванкувер. Через своего адвоката она начала бракоразводный процесс и выставила супругу счет в миллион долларов. Истратив 50 тысяч на услуги юристов, Джон смог снизить сумму отступного до 200 тысяч, но, несмотря на это, стал бедным холостяком. Спрашиваю его о детях. Джон мрачнеет и уходит от ответа: «Как-нибудь в другой раз».

Буддийские песнопения стихают через час-полтора, а мелодии караоке не дают заснуть до двух ночи. Потом небольшой перерыв, а с пяти утра — снова на всю округу несутся буддийские молитвы. С утра начинается самое главное — поиск лодки для прорыва через границу. Идем по набережной, приглядываясь к лодочникам. Они, в свою очередь, смотрят на нас, чувствуя поживу. Отойдя в сторону, договариваемся с одним из них: он перевезет нас через пролив, отделяющий Ко Конг от Большой земли. Наша посудина то вздымается на гребень волны, то проваливается вниз. Через 10 минут оказываемся на противоположном берегу. Это последние километры камбоджийской земли. До границы нас берется довезти местный шофер такси. Водитель хочет заработать, и ему все равно: пропустят нас через границу или нет. Если от ворот поворот, то он же доставит незадачливых беглецов обратно, за отдельную плату.

Но Джон — тертый калач, и он ставит условие: мы заплатим, если на КПП не будет проблем. И тогда шофер раскалывается: для иностранцев КПП закрыт. Туристы должны покидать Камбоджу только на самолете. Кто же установил такие правила? Оказывается, они введены с подачи камбоджийской авиакомпании, которая таким способом увеличивает число своих клиентов. Но у нас уже нет визы, и нам остается только одно — вперед! Водила дает дельный совет: снова нанять лодку и прорываться в Таиланд вдоль побережья Сиамского залива. Он же знакомит нас с лодочником, который соглашается доставить нас через границу. Лодка идет протокой, и минут через пять мы видим на берегу блок-пост с камбоджийским флагом. Наш кормчий ведет лодку прямо к солдату, дежурящему с автоматом в руках. Неужели это ловушка, и нас сдадут как нарушителей госграницы? Однако солдат лежит в своем гамаке и даже не смотрит в нашу сторону. Таковы здешние правила игры: лодки должны замедлять ход у поста, чтобы автоматчик мог бросить ленивый взгляд на шаланду из своей люльки: нет ли подозрительного груза, оружия? Не прячутся ли на дне шаланды полпотовскис красноармейцы? Бледнолицые иностранцы его не интересуют. Миновав стража, наш лодочник сворачивает в протоку с мангровыми зарослями, и мы крадемся к границе вдоль берега. Мангровые заросли кончились, ревет мотор, и вот мы уже несемся в открытую вдоль побережья. Кормчий показывает на небольшой мыс, к которому мы приближаемся. Это таиландская земля. Из-за деревьев видны развевающиеся на шестах камбоджийский и таиландский государственные флаги. Значит, здесь действительно начинается сухопутная граница. Наш узкоглазый корсар лихо огибает мысок и чалится у таиландского берега. Плата за страх тут же перекочевывает в его руки, и пока мы карабкаемся наверх по мокрому от прибоя склону, лодка уже несется обратно — к нейтральной полосе.

Готовые к самому худшему, делаем первые шаги по Сиаму. Узкая тропинка выводит нас на дорогу; она упирается в ворота, опутанные колючей проволокой. У КПП — таиландские автоматчики. Как они воспримут наше появление из зарослей? Однако долго совещаться не пришлось: слышится шум мотора, и недалеко от нашей засады останавливается пикап. Это маршрутное такси, доставившее местных жителей к границе. Надо использовать неожиданный шанс. Пристраиваемся к группе крестьян и не спеша подходим к КПП. Солдат вопросительно смотрит на нас, и мы киваем в сторону Камбоджи: можно ли нам туда? — Нет, — отвечает автоматчик, — здесь проход только для местных. — Жаль, — вздыхаем мы и направляемся в сторону такси, словно только что приехали на нем.

Забившись внутрь салона, ждем, когда наберется комплект. Шофер собирает плату. Ему все равно, откуда появились нежданные клиенты. Трогаемся в путь. Здесь многое необычно: движение левостороннее, асфальтовое шоссе идеально ровное. Глаз привычно ищет танки, бэтээры, пулеметы, но их нет. Из тяжелой техники — только буйволы, мирно пасущиеся по брюхо в воде рисовых полей.

И все же близость границы чувствуется. По дороге до близлежащего городка — две проверки на дорогах. Но полицейских интересуют в основном полпотовские нелегалы, а не белые туристы. А Джон действительно выглядит, как курортник: в пляжных тапках на босу ногу, в руке — небольшая сумка. Паспорта перелистывают больше для вида, тем более, что в них все пестрит визами, штампами о въезд-выезде. Теперь мы с Джоном не просто попутчики, а подельники, и нам надо срочно легализоваться. А для этого требуется добраться до ближайшего города, отыскать полицейскую службу иммиграции и поставить въездную печать.

Джон достает из баула калькулятор и начинает подсчитывать наши расходы. Оказывается, мы истратили на все про все столько, сколько пришлось бы заплатить в аэропорту Пномпеня только в виде налога. Так что мы вышли из окружения с минимальными потерями. «Маршрутка» доставляет пассажиров в Трат — первый таиландский городок, лежащий на нашем пути. Отправляемся на поиски «иммигрэйшн оффис», чтобы сдаться местным властям. Однако выясняется, что такого заведения здесь нет, а обычная полиция нас принимать отказывается. Ближайшее заведение, где нами будут заниматься, — в 20 километрах от Трата, в местечке Лаем Нгоп, откуда уходят паромы на остров Ко Чанг.

Близ городского базара садимся в новую «маршрутку» и едем в Лаем Нгоп. Это курортный городок, здесь тишина, покой, шелест пальм. В местной иммиграционной конторе наше появление особого интереса не вызывает. Жара в разгаре, полицейские дремлют в своих креслах. Сонный офицер в полуха выслушивает сбивчивый рассказ Джона о нелегальном переходе госграницы. А я в это время мысленно прикидываю, что было бы в такой ситуации у нас в стране. Ведь это все равно, что Руст, приземлившись на Красной площади, отправился бы на Лубянку отметить командировочное удостоверение. Наверное, по коридорам власти начали бы бегать с папками чины не ниже полковника. Выслушав нашу историю, офицер говорит что-то своему помощнику, и тот по ВЧ звонит в центр, чтобы сообщить о нас «вышесидящим товарищам». Нам же сообщают, что наша дальнейшая участь будет решаться в Бангкоке, а здесь только запишут в протокол показания.

Пока идут согласования, шеф угощает нас кофе, предлагает Джону сигареты. С наших слов помощник составляет протокол, а шеф как бы невзначай уточняет, как мы добирались от границы, сколько стоил проезд и прочее. Нам дают на подпись бумагу с таиландскими литерами. Что в ней сказано? Быть может, мы подписываем свой приговор? Но выхода нет, и мы прикладываем руку к таинственной бумаге. Затем ее запечатывают в конверт и отдают... нам же: мы должны доставить пакет в центр, так сказать, фельдъегерской связью. Теперь наши судьбы неразлучны; скованные одной цепью, мы повезем материал на самих себя в столицу Таиландского королевства.

В столицу добираемся на попутке и автобусом-экспрессом «Трат — Бангкок». Переночевав в привокзальной гостинице, идем в иммиграционную полицию. Наш путь лежит вдоль Сатонроуд, мимо российского и австралийского посольств. Ситуация, как в шпионском романе: мы нелегалы, и нам к своим нельзя. По бумагам в Таиланде нас нет, и ни одно посольство нас не примет. А вот и здание полиции. Отыскав нужное окошечко, вручаем сотруднице в форме наши паспорта и пакет с «делом». Вежливая девушка выдает нам бланки въезда-выезда (как на границе) и просит их заполнить. По пути в полицию мы уже выработали линию защиты. Поэтому в графе «цель визита в Таиланд» пишем

— «транзит». Джону — в Малайзию, а мне — в Россию. С проезжих меньше спроса; нет человека, нет проблем. Нас просят подождать в коридоре, где для сотрудников устроена курилка.

Кажется, дело идет к концу, и никто не собирается бросать нас в темницу. Джон закуривает очередную сигарету. Он исхудал, искусан москитами, глаза воспалены. Но напряжение, в которое он себя загнал, уже заметно спало. Ему теперь нужно излить душу перед собеседником, который ему сопереживает. А те двое суток, что мы вместе, нас сблизили. Еще через несколько часов мы разъедемся — каждый в свою сторону. Опасность миновала, и Джон открывается. Он тихо говорит: «Вообще-то меня разыскивает Интерпол...» То, о чем Джон рассказал в полицейской курилке, выглядело почище, чем в детективе. ...Бракоразводный процесс привел Джона на грань разорения. Продав свою фирму и рассчитавшись с долгами, он стал работать агентом по продаже легковых машин. Однако год назад бывшая жена Джона и ее приятель разбежались. Из Канады она вернулась в тихий Перт и, отыскав бывшего супруга, решила высудить у него сыновей. Суд по делам семьи (есть и такой в Австралии), не вникая в детали, принял сторону матери и предписал Джону отдать ей сыновей. Но мальчики не захотели расстаться с отцом, и он отказался исполнить решение суда. Вскоре его банковский счет в Перте был заблокирован, но Джон, взяв с собой детей, скрылся в Индонезии, где стал работать в филиале той же фирмы. Разъяренная мать наняла частных детективов и специалистов по киднэппингу — похищению детей. Те разыскали Джона в Джакарте и приступили к операции. В сопровождении подкупленных солдат они ворвались в особняк, который снимал Джон, и, применив слезоточивый газ, нейтрализовали отца. У него на глазах они схватили сыновей и, запихнув их в машину, повезли в аэропорт. Придя в себя, Джон тут же обратился за помощью в полицию. Теплая компания была арестована прямо в аэропорту. Налетчиков препроводили в тюрьму; самое пикантное в этой истории было то, что в числе задержанных оказалась и бывшая супруга Джона. Она прилетела в Джакарту, чтобы принять сыновей из рук в руки. Детей Джону тут же вернули. Как потерпевшему, ему пришлось участвовать в расследовании — в тюрьме он имел встречу со своей змеей-женой, к его удовольствию, сидевшей за решеткой. Но Джон почувствовал, что в Индонезии ему становится горячо, и с помощью друзей перебрался в Сайгон вместе с детьми, чтобы обрубить концы.

Частные детективы разыскали его и там. На Джона было совершено нападение под видом грабежа. Однако грабители не тронули вьетнамские донги: донги — не деньги. Они отобрали у Джона метрики его сыновей. Правда, до детей им добраться не удалось. Предусмотрительный отец прятал их в доме своих друзей. Агенты подкупили прессу, и в местных газетах появились статьи, в которых Джона пытались скомпрометировать как замешанного в торговле наркотиками. Решив бежать в соседнюю Камбоджу, Джон избрал наземный вид транспорта; в аэропорту он был бы наверняка схвачен, тем более, что на детей бумаг у него уже не было. Сев в автобус, несчастный отец с детьми добрался до вьетнамского КПП в селении Мок Бай, где и пересек границу. Обосновавшись в Пномпене, он немного успокоился и занялся прежним делом — продажей машин. Особенно выгодный контракт намечался с полицейским управлением. Велись переговоры о закупке двух десятков патрульных машин с «мигалками». Через день его офис был разгромлен неизвестными лицами... Значит, снова надо бежать из страны. Аэропорт Пномпеня, конечно, блокирован; дорога по суше опасна из-за полпотовцев: сколько лет они уже путаются у всех под ногами! Значит, остается только водный путь. Но где-то произошла утечка информации, и после того как Джон с детьми сел в такси, чтобы ехать в Сиануквиль, водитель, проехав метров сто, остановил машину. Около нее тотчас появился тот самый детектив, что участвовал в джакартской операции. Сзади встала машина с «мигалками», и кортеж направился в полицию. Пять часов продолжалась беседа в участке, куда привезли Джона. Любезные разговоры, кофе, сигареты. А в это время дети Джона, в сопровождении матери, улетали из Камбоджи в неизвестном направлении...

Рассказ о злоключениях подошел к концу, когда в коридоре появился полицейский с нашими паспортами. В вежливом полупоклоне он вручил каждому его корочки, где стоял штамп с отметкой о въезде в Таиланд. Нам, транзитникам, разрешалось находиться в стране в течение месяца. Однако ноги сами понесли нас на железнодорожный вокзал. Джон намеревался податься в Малайзию; он рассчитывал на помощь друга, живущего в Куала-Лумпуре. Он должен встать на ноги, привести в порядок свои финансовые дела. И приняться за поиск детей: в Австралии, а может быть, и в Германии...

Архимандрит Августин (Дмитрий Никитин)