Прежде чем приступить к рассказу о собственно экспедициях, действовавших в разные годы на территории Ленинградской области в районе Мясного Бора, следует отметить особенности этого региона.
В предыдущей части мы могли видеть, как угнетающе действовала обстановка на людей, попавших в эту местность, как русских, так и немцев. Сама атмосфера болот, вечной сырости и туманов неблагоприятна для человеческой психики. Особенно это касается жителей преимущественно равнинной и обжитой, так сказать, «цивилизованной», европейской равнины.
Сама эта земля с глубокой древности несла на себе отпечаток таинственности. Это было место проживания языческих племен чудь, меря и весь. Это был их край — край таинственных и густых, «колдовских», туманов. Место проживания их богов, родной дом.
В свое время об эти земли разбились все старания Тевтонского ордена покорить языческие племена. Новгородцы же, жившие с ними бок о бок, даже и не пытались этого сделать. Они были умнее — лишь торговали с соседями. Не привлекали эти леса и болота привыкших к озерному и морскому простору русских людей. Да и ссориться с чужими богами как-то не хотелось.
Все изменяюсь при великом преобразователе России Петре Великом. Как известно, он решил именно здесь «пробить окно на Запад». Как выглядел этот край тогда? Лучше всего, пожалуй, сказал об этом наш гениальный поэт А.С. Пушкин:
...Пред ним широко река неслася.
Бедный челн по ней стремился одиноко.
На мшистых, топких берегах
Чернели избы здесь и там —
Приют убогого чухонца...
По приказу императора в этот унылый край были переселены тысячи русских людей из центра страны. Надо полагать, что привыкшим к своим необозримым просторам и полям людям это место казалось поистине адом — сырым, страшным, с вечным дождем и туманами. Смертность была огромна. И не только при строительстве новой столицы, а от болотной лихорадки, недостатка солнечного света, от элементарного незнания местности. Постепенно пришельцы оттеснили и ассимилировали коренных жителей, поселившись там, где было возможно, — на небольших возвышенностях внутри болот, где ранее стояли чудские капища и поселки. Но эти поселения были очень редки, вся жизнь сосредотачивалась вокруг болотной и лесной зоны.
Само место угнетало людей и рождало страшные легенды о колдунах, недоступных святилищах, леших и русалках. Принеся из средней полосы России свою мифологию, здесь ее явственно обрядили в новые, более жуткие формы. Хотя что мы знаем о жизни в таких вот заброшенных местах? Может быть, там действительно до сих пор живут остатки ныне вымерших рас — те же лешие и водяные. Во всяком случае, все, кто был в Мясном Бору, считают присутствие лешего и его воздействие на них вполне реальным.
Сотни тысяч солдат напоили во время войны эту землю кровью. Энергетика стала еще страшнее. Хуже всего, что большинство из них не упокоены до сих пор. и их души ищут своего пристанища. Отсюда и мистика этой земли — встречи с мертвыми, странные видения и звуки.
Естественное чувство ужаса рождает еще и тишина, непривычная слуху городского жителя, мрачное серое небо, которое так низко, что. кажется, можно достать рукой. Ведь если до войны хоть кто-то жил в этих местах, то сейчас не найдешь практически ни одного поселка. Все ушли туда, где кипит жизнь, есть производство и перспектива на будущее.
Так что не удивляйтесь описанию встреч со сверхъестественным в этом колдовском и страшном месте, мистика всегда присутствует рядом с поисковыми работами на местах былых боев, тем более в месте гибели 2-й ударной армии.
После войны, начиная с 1946 г., в Мясном Бору начал поисковую деятельность новгородский краевед Н.И. Орлов. В 1958 г. он создал первый поисковый отряд «Юный разведчик», в 1986 г. патриотический клуб «Сокол». Этот клуб стал основой постоянной поисковой экспедиции и поискового движения «Долина», по сей день действующей на местах боев в Ленинградской и Новгородской областях. Они действительно много сделали и делают для увековечивания памяти павших в Мясном Бору.
Но в этой книге речь не о них. Мы пишем только об экспедициях воронежских поисковиков. Все они пришлись, как правило, на 80-90-е годы прошлого века.
Наши мертвые нас не оставят в беде.
Наши павшие — как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.
Первым из воронежцев, кто начал поисковые работы в Мясном Бору, был поисковый клуб «РИФ». В основном «РИФ» занимался поиском и подъемом техники времен войны и вел как подводные, так и наземные работы.
Из воспоминаний руководителя Клуба «РИФ» В.Н. Латарцева:
«Первое упоминание о Мясном Боре, а точнее, о лесном массиве, ограниченном с одной стороны шоссе Новгород — Ленинград, а с другой — редкой цепочкой полузаброшенных деревень и рекой Тигода. прозвучало июльской ночью 1980 года у костра на берегу озера Калмик-Явр на Кольском полуострове. Занесло нас туда экспедицией газеты «Воздушный транспорт», организованной ярым энтузиастом поиска старых самолетов Евгением Коноплевым, по совместительству внештатным корреспондентом этой газеты. И коротали мы время на берегу этого славного озера в ожидании вертолета с продуктами и инструментом для подъема на поверхность немецкого тяжелого истребителя Му-110, севшего в годы войны на лед, а потом затонувшего на небольшой глубине. Хорошо заметный с воздуха, самолет очень прилично сохранился, но повозиться с ним пришлось. Летчики, по всей видимости, о нас забыли и наступил момент, когда мы уже начали соображать, на сколько частей можно разделить буханку хлеба, чтобы продержаться еще пару дней. В нашей немногочисленной группе был интереснейший человек. Конструктор завода «ЗИЛ», известный историк автомобильного транспорта и вообще всей транспортной техники от паровоза до велосипеда Евгений Игнатьевич Прочко. Назвать длинные беседы у костерка, подпитываемого веточками заполярного можжевельника за неимением дров, ночными было сложно. Солнышко чуть западало за горизонт, а через час снова всходило.
И вот однажды Женя между делом упомянул Мясной Бор. По его рассказу выходило, что во время войны армия под командованием генерала Власова попала там в окружение и практически вся погибла. Генерал сдался в плен, а вся тяжелая, и не только, техника завязла в болотах или осталась стоять в лесных дебрях. Про генерала слыхать приходилось. В основном из повести «В час дня. Ваше Превосходительство», а вот поверить, что буквально в центре России под елками стоят танки и машины, было тяжеловато. Но слово прозвучало, и огонек любопытства загорелся.
По возвращении в «цивилизацию» прошло некоторое время, и однажды в гостях у сотрудника журнала «Техника-Молодежи» Игоря Алексеевича Боечина я вскользь упомянул о таинственном месте. Боечин, к моему удивлению, решительно снял трубку телефона, набрал номер и, сказав в нее пару слов, протянул мне.
— Поговори, — сказал Игорь, — это член редколлегии нашего журнала. Он там воевал. Так я познакомился с еще одним человеком — писателем Виктором Пекелнсом. При встрече в его рабочем кабинете хозяин выложил на стол свои трофеи — эсэсовский кинжал и рыцарский крест на обрезанной ленте.
— Видишь, — сказал хозяин, — это я взял в плен майора. Кинжал и крест его. Умудрился сохранить и во время выхода из окружения, и по госпиталям прятал у медсестер.
Рассказал писатель такое, о чем по тем временам прочитать было просто невозможно, а фронтовики, как известно, о войне не любили рассказывать. В довершение нашей беседы я получил телефон историка, сотрудника Института истории РАН, Бориса Ивановича Гаврилова. Человек в одиночку несколько лет ходил пешком по лесам и болотам, видел, запоминал, описывал. Пытался восстановить историю боев. Тему его исследований в институте не поддержали, слишком запретная она была для официоза, что ли. Обросла ворохом гнусных сплетен о том, как генерал увел за собой армию в плен, а потом эта армия воевала против Красной, ну и многое другое.
Узнав, что я из Воронежа, Борис Иванович тут же меня огорошил вопросом, а знаю ли я, что ядром 2-й ударной армии была 327-я стрелковая дивизия, сформированная осенью 1941 года в Воронеже из жителей нашего города и области. Вот тогда-то и началась работа по подготовке поисковой экспедиции в новгородские леса».
В 1981 г. экспедиция Воронежского клуба «РИФ» в составе Латарцева В.Н., Антипова Б.Н., Логачева С.М., Лыкова В.И. и Сидорова А.Б. выехала в Лениградскую область, на озеро Вялье— Стречно для проверки полученной от Е.А. Коноплева информации о затонувшем в этом озере советском штурмовике ИЛ-2. Ехали на клубной автомашине «УАЗ».
«По ходу дела договорились, что если машина будет жива, то обязательно заедем и в Мясной Бор, тем более что это совсем рядом», — говорит В.Н. Латарцев.
«7 июня группа в составе четырех человек пешком направилась к озеру по маршруту Владычкино — Селищи. Селищи — это лесной кордон из трех домов и хозяйственных построек, стоящих на крутом берегу реки Ящеры, через которую переброшен деревянный мост. От моста начинается сильно разбитая грунтовая лесная дорога, ведущая к небольшому мостику через канал — местечко «Скамеечка». От «Скамеечки» путь ведет по заболоченной части леса в направлении озера. Местные жители категорически отвергают возможность подъезда к озеру каким-либо транспортом. Известно одно, что в малоснежные зимы, когда болото промерзает, можно проехать до озера легковым автомобилем, предварительно расчистив дорогу бульдозером. Канал завален бревнами, разбитыми лодками, валунами. Попытки идти вдоль канала выше тропы, лесом, не увенчались успехом. Грунт топкий, человек проваливается по колено, идти невозможно. По тропе вышли к домику егеря Игоря Павловича Караузе. По словам Караузе, в этих местах в 1942 г. бились с фашистами попавшие в окружение советские части. От того времени осталось много разбитой боевой техники и оружия. Игорь Павлович от охотников когда-то слышал, что на дне озера Вялье-Стречно якобы лежит самолет и два самолета на мелководье. Егерь охотно согласился вывезти на своей лодке к месту падения самолетов. Оказалось, что на мелководье лежит бронекабина самолета ИЛ-2. Двигатель и другое оборудование снято, отсутствует обшивка центроплана. Примерно в 900 метрах от найденного самолета в очень мягком и липком иле на глубине до двух метров обнаружили второй самолет, конец крыла которого не доходит до поверхности воды меньше метра. Анализ местности, почвы и дорог позволили сделать вывод о возможности подъема самолета, но с применением дополнительного оборудования и буксировочных средств»[233].
Ив рассказа В.Н. Латарцева: «Самолет нашли, и на обратной дороге, переехав на пароме через Волхов, следуя описанию Б.И. Гаврилова, подъехали к магазину на окраине села Спасская Полнеть. За магазином начиналась тропинка, ведущая в лес. Война сразу же дала о себе знать воронками, траншеями, оплывшими пулеметными точками, ржавыми гильзами и кусками разорванного металла непонятно от какой техники. Глубоко мы не зашли, но и увиденного оказалось достаточно, чтобы понять, что нас ожидает в будущем».
«К началу сезона 1983 года сложился план довольно сложного, но интересного разведывательного выезда. Наученные опытом общения с разными свидетелями, утверждавшими с полной ответственностью, что они точно знают МЕСТО, и потеряв достаточно времени и средств на доставку туда полнокровной команды со всем оборудованием впустую, на этот раз решили ехать налегке.
Ехали по приглашению директора Псковского исторического музея-заповедника проверить несколько точек. По имеющимся сведениям там предполагались самолеты и танки». — вспоминает В.Н. Латарцев.
«Поисковая группа осмотрела ряд озер в Старорусском районе, в одном из которых обнаружила затонувший истребитель ЯК-9. Передав Псковскому музею координаты самолеты и рекомендации по его подъему, экспедиция через г. Лугу выехала по направлению к Мясному Бору»[234].
Из рассказа В.Н. Латарцева: «За рулем нашей терпеливой машины «УАЗика», подарка директора НИИПМ Лаврентьева К.А., неизменный шеф-пилот — Борис Николаевич Антипов, вторым водителем Владимир Лыков. Экипаж состоял из автора этих строк. Елены Латарцевой. стрелка-радиста Анатолия Попова и двух юнг — Алешки Латарцева и Лёвки Антипова. Вот в таком составе наш экипаж устремился к приключениям. Предполагалось, что после обследования озер в Пскове мы проедем по западному пути через Мясной Бор. Зайдем, так сказать, с тыла. Поездка, работа на Псковщине, погружения в чистейшие озера, поклон дому Пушкина. Мирожский монастырь в Пскове и многое другое надолго запало в нашу память, но вот подошло время поворачивать в сторону Новгородской области. Надо сказать, что лето выдалось на удивление дождливым. Лило всегда и везде, а уж на СевероЗападе в особенности. Под моросящим дождиком под вечер въехали в таинственную для нас пока зону того самого «котла».
Из всяческих бесед с бывалыми людьми мы усвоили, что места это неспокойные. Насыщены оружием и неразумными молодцами, испытывающими нужду в денежных знаках. Поэтому тихонечко съехали с дороги и устроились на ночлег в насквозь промокшем ельнике. Даже костер не смогли разжечь. Утром выбрались на дорогу и. ориентируясь по карте, подъехали к перекрестку дорог. Направо путь вел в административный центр, поселок Тёсово-Нетыльское. А слева расстилалось странное поле. Сплошная вырубка, кучи пней, сломанных стволов и кустарника, костры, а недалеко трактор «Беларусь» катил тележку. Слева и справа женщины нагибались и что-то бросали в кузов. Подъехали, поздоровались, спросили про дорогу. Оказалось, что работают мурманчане. Очищают по.ля под посадку кормовой травы. Потом эту траву предполагалось скосить и увезти в Мурманск, на корм местным коровкам.
Задали вопрос и про места боев. «Да хоть и тут. — сказал тракторист. — Посмотрите, что в отвалах». Подошли, глянули, и стало не по себе. Бульдозер сгреб в одну кучу не только деревяшки. Из громадной кучи во все стороны торчали человеческие кости, скукоженные поясные ремни с подсумками, противогазы. Под ногами валялись ржавые гильзы, пробитые пулями каски. Все наше, советское. Тот же тракторист сказал, что нам надо ехать в поселок Рогавка — Финев Луг и искать там Владимира Ивановича Завьялова, начальника лесопункта. Он интересный человек, знает историю, тренирует местных школьников в футбол играть и может помочь в наших поисках».
Интересно, что один поселок имеет три названия. Северная часть поселка — это Рогавка, южная — Финев Луг, а там, где двухэтажные дома, — Тёсово-Нетыльский.
«Зашли в контору, — продолжает свой рассказ В.Н. Латарцев, — представились, показали бумаги от журнала «Техника молодежи», что, мол, не «дикари», а поисковики. Завязался разговор. Узнав, что нас интересуют автомобили, Владимир Иванович согласился познакомить нас с местным «знатоком» Валеркой Быковым. Знатока застали дома. Он мирно спал. Пробудившись, поначалу отнекивался, но, видно, авторитет Владимира Ивановича перевесил опасения проблем с законом, и договорились, что на следующий день, рано утром, поедем на дрезине вглубь леса. Там он покажет нам несколько автомобилей. Поскольку было еще рано, Владимир Иванович предложил нам поехать в деревню Огорелн, поговорить с Володей Матросом, а потом он нам покажет место на реке Тигода, где был штаб корпуса генерала Гусева. Встреча в Огорелях только расстроила.
— Были тут недалеко танки, — вещал Володя-матрос, — да года три назад нашли и порезали на металл, а тут вот недалеко пушка лежала зенитная, тоже недавно порезали.
Ну и все в таком духе.
Поэтому поехали на Тигоду. Подъехали к речке-невеличке с коричневой торфяной водой. Перешли вброд на другую сторону и остановились. Кругом землянки с провалившимися крышами, в стволах деревьев метрах на трех высоты вбиты фарфоровые изоляторы с остатками проводов, гвозди с висящими на них какими-то тряпками, ремешками. Разбросанная посуда, сгнившие сёдла, стремена, какой-то незнакомый нам металлический хлам от телег. Особенно поразила землянка, забитая солдатскими ботинками. Посмотрели — ношенные. Поняли, что собирали с убитых. Да не нашлось живых, чтобы обул» эту кучу. Кожа удивительно хорошо сохранилась, только нитки погнили. Потом мы уже перестали удивляться специфическим свойствам новгородской земли сохранять органику.
Вернулись в Нетыльское. Владимир Иванович предложил нам остановиться на ночь в его конторе, что по местной погоде было очень кстати.
Рано утром следующего дня мы погрузились на интереснейшее средство передвижения. Дрезина с мотоциклетным мотором. Единственное средство сообщения в этих лесах. Внляя из стороны в сторону, подпрыгивая на стыках узкоколейки, дрезина бодро докатила нас до моста через речку Кересть. Там перевели стрелку и покатили направо. Километра через три стали. Прибыли.
Прямо у дороги лежал на боку солидных размеров остов трактора-тягача без гусениц, но с двигателем. «Сталинец» — гласила выдавленная надпись на радиаторе. Недалеко от него наткнулись на «Эмку»-пикап. Мы про такие и не слышали никогда. Валерка пояснил, что мы находимся на аэродроме 2-й ударной армии. Поле изрядно заросло кустарником и высокой, в рост человека, сочной травой. Среди кустов тут и там торчали кузова штабных «Эмок» фронтовой серии. Это когда в целях экономии крышу делали из брезента. Пробитые пулями и осколками, эти машины столпились на пятачке, на краю, а поодаль стояли остовы полуторок и «ЗИСов». Разбитые, с раскулаченными кабинами и моторами. Натолкнулись мы и на зарядный ящик к полевому орудию. До сих пор помню медную табличку на ящике: «Бр. Аре. Москва, 1916 год».
Пока осматривали автомобили, потеряли Толика Попова. Кругом кусты, трава, и нет парня. Орали, звали, собирались из ружья Валеркиного стрельнуть, но, к счастью, Толик обнаружился.
И был-то он от нас метрах в 30. за кустами. Так мы столкнулись с особенностью этого мрачного леса. Насыщенный влагой воздух, густой подлесок, трава, мягкая почва работают как звукогасители.
Валерка, как истинный хозяин этих мест, решил порадовать нас разбитым штурмовиком с уцелевшими пушками, остатками немецкого мотоцикла и могилой сына известного поэта Эдуарда Багрицкого Всеволода. Сева Багрицкий при жизни не стат таким же знаменитым, как его отец, и служил в редакции газеты 2-й ударной армии «Отвага» корреспондентом.
Сразу скажу, что не нашли мы в тот раз ничего.
Наш проводник потерял ориентировку, а поскольку дело шло к вечеру, то надо было выходить к реке Кересть, где (по уговору) нас должен был подобрать на следующий день владелец дрезины Волков, приятель Валерки. Мы еще собирались походить по берегам Керести, поискать остатки наших легких танков, брошенных на ее западном берегу. Да и по воде было бы интересно прогуляться.
Ко всем удовольствиям, вроде комаров, сырости и бурелома под ногами добавилась жажда. Вот парадокс: лес мокрый насквозь, а воды попить негде. Выручили нас воронки. Вода там коричневая, но чистая и прохладная, если не считать различных личинок стрекоз и другой биологии. Ну и на дне как-то очевидно просматривался военный хлам. Однако попили и ничего с нами не случилось. Торфяная вода очень полезна для желудка, а дубильные вещества с бактериями не церемонятся.
И снова потащились мы по лесным тропам, а точнее, по узкоколейке. Перешагивая с одного бревна на другое. Местами эти бревна лежали друг на друге в пять слоев. Не дай Бог оступиться, перелом был бы гарантирован. Если учесть, что до этого мы уже прошагали по лесным дебрям километров 20, то возвращение наше было нелегким.
Особенно не повезло мне. Одев штаны от гидрокостюма «Садко» красивой черно-желтой расцветки, я не учел, что подошва у него тоненькая и нога ощущает в полной мере любую ветку или камень. И вот, ковыляя по бревнам, мы с Еленой помаленьку отстали от основной группы. В конце концов я потребовал, чтобы меня пристрелили из ракетницы. Но сначала решили перекурить это дело. Сели мы на рельсу, и наступила тишина. И вдруг мы одновременно удивленно посмотрели друг на друга. В наступившей полной тишине мы услышали отчетливый диалог двух мужчин. Мы четко слышали интонации, но уловить смысл разговора или понять, на каком языке он шел. мы не смогли. Хотя с языками были знакомы со многими, но вот не получалось. Так мы столкнулись с еще одной особенностью этих мест. Слуховые галлюцинации. У некоторых исследователей этих мест случались и зрительные.
Объяснений этому феномену нет. но мы не единственные, кто с этим сталкивается. Совершенно машинально я сделал снимок вдоль полотна. Потом, проявив пленку уже в Воронеже, снимок этот забраковал. Какие-то два светлых пятна над рельсами были, вроде засветки. Теперь вот думаю, что это не брак пленки.
Тут, как на грех, какой-то крупный зверь напролом стал пробираться в нашу сторону. Не дожидаясь более близкого знакомства с представителем фауны новгородских лесов, а среди них и лоси, и медведи, и кабаны, схватил я топорик и начал лупить по рельсам, сопровождая все это различными словами. Суть их состояла в том, что зверю лучше пойти другим путем. Зверь понял, и кусты затрещали в другом направлении.
Набравшись сил и впечатлений, мы заковыляли дальше. Решили дать сигнал идущим впереди. Выстрел из ракетницы не произвел никакого эффекта. Ни горящего красного шара, ни звука выстрелов наши скороходы не заметили. Наконец, добравшись до Керести, помню, что на четвереньках подполз к реке и, опустив лицо, пил и пил эту мягкую коричневую воду. Пошарили мы по сусекам, нашли что пожевать, и тут обнаружилось, что у меня сегодня день рождения и по этому случаю Алена припасла бутылочку марочного вина. А дальше был ночлег в копне мокрого сена под ласковый звон комариных туч.
Утром пришла дрезина, и мы вновь вернулись в цивилизацию Тёсово-Нетыльского, где ожидала нас наша машина.
На обратном пути у нас хватило сил и упрямства заехать еще в Демянский котел, в деревню Цемену, а потом, почти сразу за Кузовкой, в Тульской области, в машине торжественно сломалось сцепление. Остаток пути мы проделали на буксире за «ГАЗоном» из Ростова и завершили путешествие, дотолкав руками нашего верного коня до клуба.
Подытожив все увиденное, пошагав по лесам, где на каждом шагу из-под листвы и мха торчат либо кости, либо оружие, либо ботинки, мы подготовили докладную записку в Отдел культуры области и наш краеведческий музей с предложением организовать осенью специальный выезд с участием представителя музея в новгородские леса для сбора экспонатов вновь организуемой экспозиции по Великой Отечественной войне. Музею как раз передали здание «Арсенала». После нелегких переговоров было принято положительное решение. Нам выделили автобус «Кубань» с водителем и некоторые средства на пропитание. И эта экспедиция состоялась».
«16.09.1983 г. экспедиция в составе 11 человек выехала из г. Воронежа. Экспедицию возглавил Б.Н. Антнпов. В работе экспедиции приняли участие представитель Воронежского краеведческого музея Е.С. Касьянов, командированный музеем для сбора экспонатов, и ученый секретарь института АН СССР Б.И. Гаврилов, присоединившийся в Москве»[235].
17.09 экспедиция прибыла в п. Тёсово-Нетыльский. Работы по поиску в районе д. Огорели советского танка KB и остатков самолета результата не дали. По словам очевидцев, они были за два года до этого порезаны и вывезены группой саперов, присланных по линии военкомата.
Поиски было решено продолжить в районе п. Кересть, в 1942 г. он назывался Глухая Кересть. Местное начальство, в лице руководства лесопункта, дало разрешение на поиск и даже выделило две мотодрезины и прицеп.
Первым местом, в которое направилась экспедиция, был район дислокации штаба 2-й ударной армии. Разбили лагерь и приступили к поисковым работам. Начали с осмотра западной части бывшего аэродрома. «Сразу же стали попадаться различные предметы военного имущества. Нашли пулеметные ленты, патронные ящики, гусеницы с немецкого трехосного автомобиля, открытые сейфы и многое другое. Не удалось только отыскать на просеке упавший самолет, о котором рассказывал один из машинистов дрезин. К сожалению, он сам заблудился, выйдя к реке Кересть за 6 км от места, где оставил нас ждать. В дальнейшем не раз случалось, что очевидцы не могли сразу вывести нас в нужное место и только после длительных поисков восстанавливали ориентировку на местности и затем только находили объект. В этом нет ничего удивительного, т. к. лес стремительно зарастает, с каждым годом меняя свои очертания, стирая старые ориентиры»[236].
20.09 в 15 метрах от лагеря были случайно обнаружены останки советского солдата. Документов, медалей, знаков различия не сохранилось, все обмундирование истлело, уцелели только ботинки. Произвели захоронение останков.
Продолжив исследование поляны штаба 2-й ударной армии, нашли пишущую машинку, моток колючей проволоки, каски различных типов, саперные лопатки, весы, старый самовар, саперные ножницы, винтовочные стволы, котелки и многое другое.
«К середине дня работы возле бывшего штаба были закончены, и группа перешла на южную часть аэродрома, где предшествующей экспедицией нашего клуба были найдены четыре автомобиля ГАЗ-АА. На аэродроме и в прилегающем к нему леске, недалеко друг от друга стояли 20 автомашин, в основном полуторки ГАЗ-АА, одна с кинопередвижкой, ЗИС-5, АМО-3, «Эмка»-пикап и трактор С-60. Состояние их было различным, но, как правило, без колес, двигателей и приборов. Стекла выбиты. Разграбленность автомобилей вполне объяснима, т. к. все они находились на расстоянии 400-800 метров от узкоколейки и, по словам местных жителей, использовались как склад запасных частей»[237]. Иными словами, «добрые поселяне» растащили все. что можно.
Следующим районом для работы было намечено направление к р. Глушица. Там начинался коридор прорыва 2-й ударной армии и могло быть много интересного. Район этот был выбран по рекомендации Б.И. Гаврилова, и поиски дали хорошие результаты.
«Один за другим были найдены два миномета калибра 85 и 120 мм. причем оба в хорошем состоянии. Затем находки следовали на каждом шагу. Нашли остатки автоматов ППШ и ППД, танковый огнемет, немецкую винтовку, полевые кухни, остатки артиллерийского тягача, кузов от немецкой легковой машины, кавалерийские седла и многое другое.
Пройдя немного дальше, наткнулись на блиндаж. Судя по найденным там телефонным аппаратам, катушкам с проводами, этот блиндаж был. видимо, узлом связи. Под обрушившимся накатом лежали останки трех наших солдат. Удалось найти медальон с запиской, принадлежавший одному из этих красноармейцев.
В ней было написано: «Мой адрес, где я работал в последнее время и где находятся мои дети и жена: город Богородицк Тульской области, Товарковский район. Кобловское отделение Товарковского сахкомбината. Климов Кнрей Ефимович, жена — Климова Надежда Дмитриевна. Дочери Тамара и Машка Климовы. Мой адрес и место, где находятся моя мать, дедушка и все родственники: БССР. Гомельская область. Светховический район, поселок Чеморня. Климов Кирей Ефимович, мать — Климова Анна Сергеевна».
Останки погибших захоронили рядом с блиндажом, сделав табличку на куске фанеры»[238].
22.09 экспедиция закончилась, и на следующий день группа выехала в г. Воронеж.
По результатам этой экспедиции В.Н. Латарецевым было отправлено письмо в ЦК ВЛКСМ о том. что такое место нельзя оставлять «без присмотра».
Поскольку экспедиции одного клуба «РИФ» не могли поднять всю уйму накопившегося в Мясном Бору материала, было внесено предложение организовать в рамках Всесоюзного поискового движения ежегодные «Вахты Памяти» с перезахоронением останков погибших бойцов.
В 1984 г.. ввиду больших работ, проводимых клубом «РИФ» по подъему танков времен Великой Отечественной войны со дна р. Дон недалеко от с. С'елявное. выезда в район боевых действий 327-й дивизии не проводилось. Экспедиция была запланирована на сентябрь 1985 года.
Находки военного снаряжения и оружия клуб «РИФ» передал Воронежскому краеведческому музею, значительно пополнив его фонды.
Была предпринята попытка разыскать родственников красноармейца Климова Кирея Ефимовича, но Богородицкнй и Воловский военкоматы ответили, что на территории их районов никто из родственников Климова не проживает. Однако Б.И. Гаврилов был человеком упорным и все же через два года поисков отыскал в г. Солигорске Белорусской ССР (ныне Беларусь) младшую дочь красноармейца Климова — Марию. Он списался с ней. и она приезжала на могилу отца с его портретом. Правда, вышел небольшой эксцесс. Дочь во что бы то ни стало хотела увезти останки отца на родину, но могила-то братская, там похоронено три человека, и разобраться, какие именно кости принадлежат именно Климову, невозможно. Да и вскрывать захоронение не стали. Но как бы ни было, родственники были найдены и узнали, где и как погиб их близкий человек.
Вообще находки заполненных медальонов большая редкость (примерно один на сотню погибших), и не только в Новгородской области, а на всех местах боев. Этому несколько причин.
Во-первых, в отличие от немецких они делались в виде капсул из пластика, что не слишком способствовало их сохранности.
Во-вторых, солдаты были во все времена людьми суеверными. Верили, что если не заполнить т. н. «похоронные данные», то останешься жив.
В-третьих, читаются, хоть и с трудом, только те из медальонов, которые были заполнены карандашом, чернила же полностью обесцвечиваются.
Так что находка заполненного, читаемого медальона — это как уже подарок. Но часто бывает так. что родственники солдата не находятся. Война — вещь жестокая, и вполне вероятно, что они попросту погибли. Что касается родителей таких красноармейцев, то те наверняка уже умерли от старости, а жена и дети переехали в друтое место.
С 23 сентября по 5 октября 1985 г. небольшая группа поисковиков из клуба «РИФ» (Парахневич И., Корчагин П., Назаров В.) провела еще одну экспедицию в район дислокации штаба 2-й ударной армии и переправы у р. Глупица.
В 80-е годы весь район Мясного Бора представлял поле для сбора остатков техники, оружия, обмундирования и т. п. На каждом шагу валялись стреляные гильзы, противогазные коробки, саперные лопатки. Встречались винтовочные затворы, выброшенные красноармейцами, когда кончились патроны, чтобы винтовки не достались врагу, и сами винтовки, но уже без затворов.
На северо-западе от аэродрома обнаружили части разбитого самолета. На земле лежали авиационный пулемет и обломки шасси, а рядом, в заполненных водой воронках, виднелись торчащие из воды разные самолетные, сильно исковерканные детали.
«Очень сыро, к тому же без остановки третий день моросит мелкий противный дождик. Чего— нибудь новенького не находим, а к гильзам, патронным ящикам, разбитым машинам и другим предметам как-то уже привыкли. И уже никто не бежит на крик: «Нашел каску!» или «Ребята! Здесь разбитая машина!»[239]
Работали до 5 октября. Особенно интересных находок не было. Собрав нужные для музея экспонаты, вернулись в Воронеж.
В конце 1986 г. в клуб прибыл на постоянную работу бывший военный летчик Константин Николаевич Антипов. Он и ранее тесно сотрудничал с «РИФом», т. к. его брат — Борис Николаевич — был активным участником клуба. Было решено поручить К.Н. Антипову обобщить материалы проведенных в Мясном Бору экспедиций, а также, по возможности, найти и изучить документы, касающиеся непосредственно 327-й стрелковой дивизии.
В то время были еще живы ветераны дивизии и по имеющимся адресам, присланным в клуб И.И. Шапиро, Антипов разослал десятки писем, но ответ получил только от Дмитриева П.П. — председателя Совета ветеранов 327-й стрелковой дивизии. От него же узнали о воспоминаниях, оставленных И.М. Антюфеевым, умершим в 1980 г.
В марте 1987 г. участники клуба посетили двух ветеранов 327-й стрелковой дивизии, живущих в Воронеже — Д.В. Шапошникова и К.М. Зайцевского. Это были уже пожилые люди, например, Зайцевскому в мае 1983 г. исполнилось 93 года. Многое они уже забыли, но осталось чувство постоянного страха. Из памяти выпали даты, имена, фамилии, остались лишь сплошные бомбежки, обстрелы, погибшие товарищи и ужасный голод, от которого оба распухли и почти не могли ходить.
В Ростове-на-Дону разыскали еще одного участника тех далеких событий — бывшего врача 1102-го стрелкового полка М.М. Бочарова. Написал письмо и бывший командир 1098-го стрелкового полка А.И. Беденков, проживавший в Свердловске.
Так, понемногу, складывалась из отдельных фрагментов картина боевого пути 327-й стрелковой дивизии.
Выезд с целью разведки предполагаемых мест поисковых работ состоялся с 6 по И мая 1987 года.
В нем приняли участие от клуба «РИФ» К.Н. Антипов, от московских историков — Б.И. Гаврилов и лаборант отдела истории Коробко М.
Поездка в результате вылилась в одно сплошное приключение. Прежде всего, погода оставляла желать лучшего — самая высокая температура +1°С, снег, затем дождь. Не ожидавшие таких погодных условий историки были одеты крайне слабо.
К.Н. Антипов впервые ехал в Мясной Бор, зная об этом только по книгам н документам. «Ожидал увидеть в Спасской Полистн каменные дома-крепости, о которых читал в книжках. Не тут-то было. Одни деревянные, но много»[240].
Приехали в Новгород. Пошли в Новгородский кремль. «Дождь льет. Мои пижоны заметно поеживаются, т. к. одеты в легкие куртки, туристические кепки и охотничьи сапоги — не то разбойники напали на Новгород, не то наоборот — путешественников разбойники ободрали — вид гнусный. Проехал шикарный туристический автобус и на нас все показывают пальцами, возможно, и фотографируют. Два оборванца в сопровождении авиатора (я в шевретке, комбезе и летной фуражке). Одним словом, в музей в таком виде показаться не рискнули...
Гаврилов встретил какую-то знакомую, которая почему-то никак не хотела признать в нем будущего академика и поначалу даже бросилась от него бежать. Только после долгого перечисления всех былых встреч особа с трепетом приблизилась и робко пролепетала, что вроде бы что-то припоминает. Наш вид. видимо, просто ее шокировал, хотя Борис Иванович отнес это на ее плохое зрение. Потом Гаврилов куда-то зашел и вышел с шикарной дамой, которая, видя наше обмундирование, смилостивилась и согласилась чем-нибудь помочь с одеждой. Короче говоря. Гаврилову дали отличную меховую куртку, а Мише — дамское пальто, отчего они были в восторге. Борис Иванович тут же натянул куртку, а у Миши пальто торчало из-под его куртки, он не решился идти по городу чучелом и снял его»[241].
Поехали на автобусе в Мясной Бор.
«Дождь хлещет. Пошли к братской могиле. Подъехал оранжевый «жигуленок», из него выскочил Орлов и сказал, чтобы его ждали у памятника. Бредем дальше. Прошли 3 км. У памятника полно народа — ветераны войны и человек 100 из Казани — студенческий отряд. Казанцы здесь живут уже три дня. Набрали море гильз, касок, стволов винтовок и прочее. Осматриваю мемориальные доски. Воинов из 327-й дивизии нет. Слева огромная свежевырытая яма-могила. Узнаем, что на 14.00 назначено захоронение воинов 305-й дивизии.
Борис Иванович что-то оживленно рассказывает ветеранам. Они знают меньше, чем Гаврилов. и с уважением смотрят на «гения».
В 15.00 показалась траурная процессия. Несут 10 гробов по 12 останков воинов в каждом, почетный воинский караул, военный оркестр, воины-ветераны.
Наконец все смолкло. Суетится только Орлов со своим фотоаппаратом. Затем он подбегает к Гаврилову и сообщает, что, несмотря на ранее достигнутые договоренности, с нами в Мясной Бор не пойдет, поскольку за неделю приготовления захоронения элементарно простудился»[242].
В Мясной Бор Гаврилов, Антипов и Коробко отправились одни и пешком. Нет смысла перечислять все их приключения под проливным дождем в заболоченном и покрытом сплошным буреломом лесу. Кроме того, ситуацию осложняло то. что речки Глушица и Полнеть вышли из берегов. Не было сил даже собирать те экспонаты, которые они встречали по пути, вроде хорошо сохранившейся немецкой каски. После падания в грязь и лужи и ночевки практически в воде, под целлофаном вместо палатки, музейщики стали выглядеть еще более живописно.
«Толпа — человек 6-8 выходят на костер. Мы не бриты, вид гнусный. Прикидываю, что лучше представиться ветераном, чуть ли я не участник тех боев. А наша цель — отметить праздник Победы. Ребята, лет по 18. Мои слова они за чистую монету не приняли, а вмешавшийся в разговор Гаврилов еше более усилил странное впечатление. Дело в том, что он с вечера немного принял, здорово устал и не выспался — на вид ему можно было дать и 100 и 200 лет. Да и одет он был в гимнастерку и галифе. Позже мы узнали, что это были новгородские «Соколята»[243].
Вот так зачастую и рождаются легенды о «покойниках», продолжающих обитать в Мясном Бору и после войны.
«Выводы:
1. В весеннее время работать экспедиции крайне опасно.
2. Нужна длительная и кропотливая подготовка.
3. Выявлено большое количество перспективных мест для дальнейшей работы клуба.
4. Установлены практическим путем условия жизни воинов в дни распутицы.
5. Цели разведки достигнуты.
6. С Гавриловым достигнута договоренность о получении крупномасштабных карт интересующего клуб района»[244].
Из рассказа В.А. Дронова: «Базовый лагерь отряда воронежских поисковиков был в с. Малое Замошье. На базе воронежского отряда была сформирована глубинная разведка. Я являлся руководителем нашего отряда. В отряд вошли также представители поисковых отрядов Казани, Набережных Челнов, Москвы и Московской области (Белов), г. Волхов (Щукин И.), Тобольск (В. Вологдин), всего 34 человека. Оборудование — 2 вездехода ГДТ; отделение разминирования и радиостанции. Позывной базового лагеря — «Малыш». Цель разведки — обеспечить перспективные направления для работы основных отрядов для максимальной эффективности. Точкой базового лагеря был выбран высокий берег р. Кересть вблизи деревянного моста узкоколейки. Перспективность данного участка объяснялось следующим: по ряду архивных данных и старых карт это был узел пересечения узкоколейки и основных лесных просек, низкого берега р. Кересть; основные рокадные дороги и узлы обороны уровня полка, батальона, дивизии. Железнодорожный мост узкоколейки был привязан к точке аэродрома, госпитальной поляне и административным органам управления войсковых соединений. Впоследствии была найдена вторая госпитальная поляна на низком берегу р. Кересть.
Первый же день поиска дал точную подсказку нахождения госпитального комплекса на Керести. Были обнаружены останки бучильных чанов, медицинское оборудование и носилки. В этот же день напротив базового лагеря через реку было обнаружено поле рукопашного боя с обилием находок немецких и советских касок, штыков и т. д. В 500 м от этой поляны были найдены землянки и капониры, в восточных стенках которых обнаружены фрагменты, указывающее на наличие захоронений временного типа.
В четырех землянках стояли деревянные шесты со звездами и импровизированными табличками. Первый же день раскопок показал, что в каждом блиндаже находится не менее 40 погибших раненых с личными вещами, военной литературой, наставлениями, дневниками. Они были добиты однообразно по каждому захоронению. Первое захоронение — добиты в левую лопатку из револьверов типа «Наган», гильзы свалены в левом углу захоронения. Следующая землянка — добиты выстрелом в затылок.
Большое впечатление на всех произвела находка в воронке могилы двух медсестер, особенно прекрасно сохранившиеся длинные косы и найденные в остатках обмундирования тюбики с помадой.
После первых же раскопок на работу на госпитальное захоронение были вызваны отряды с базового лагеря Малое Замошье. Кроме представителей глубинной разведки участие в раскопках принимали поисковые отряды Казанского университета. Ввиду аномально низкого уровня воды в р. Кересть в тот год, около моста был найден сбитый «мессершмит» БФ-109.
Система работы глубинной разведки выглядела следующим образом: формировались произвольные поисковые группы по 3 человека, которые отрабатывали различные направления по лучевому принципу от базового лагеря. Ежевечерний разбор позволял определять перспективные направления и объем выделяемых по направлениям групп. Результатом работы глубинной разведки является нахождение госпиталя, 12 захоронений вороночного типа и места скопления поверхностных захоронений наших бойцов, т. и. «верховые». Особое внимание следует уделить временному узлу обороны в 300 м от госпитального захоронения у р. Кересть. Временная линия обороны по качественному составу находок позволила четко установить, что против советских бойцов воевали части стран-сателлитов Германии, а именно: голландцы и бельгийцы (зубные щетки, личные вещи воюющих сторон с клеймами производителей). Характерно, что находки наших бойцов по остаткам амуниции и снаряжения позволяют сделать заключение, что они принадлежали к различным родам войск, и определяют их как временное воинское формирование. Произошедшее далее полностью подтвердило эти выводы.
9 мая на захоронении в п. Мясной Бор ко мне подошел участник Великой Отечественной войны с одним вопросом: «Говорят, что ты нашел медсанбат на Керести? Я ответил: «Да». Тогда ветеран сказал, что знает подробности гибели раненых и медперсонала.
По его словам, к медсанбату вышли бойцы различных частей, среди которых было много легкораненых, и увидели следующее. От всего персонала медсанбата осталось лишь две медсестры и один врач или фельдшер. Они и обратились к солдатам за помощью в оказании эвакуации. Бесполезность этого действия все понимали, поэтому решили защитить медсанбат от наступавших частей стран-сателлитов, отличавшихся особой жестокостью. Русским было все равно, где умирать, поэтому они решили сделать это по крайней мере с пользой. Их было около 300 человек, и они заняли старые оборонительные укрепления у медсанбата и вырыли новые. Во время третьей атаки рассказчик получил легкое ранение в руку. Сказав своим товарищам: «Я сейчас перевяжу руку и вернусь обратно», он направился в сторону медсанбата, где увидел следующую картину: врач сидел на огромном валуне, схватившись за голову, раскачиваясь из стороны в сторону, производил впечатление сумасшедшего. На вопрос, где можно перевязаться, он махнул рукой в сторону блиндажей. «Когда я подошел, — продолжал ветеран. — то увидел страшную картину. Все раненые были убиты, в воздухе стоял запах пороха. Я увидел двух сопротивляющихся медсестер, которых силой уводили люди в фуражках с красным околышем. Я все понял. Раненых просто добили, чтобы они не попали в плен, медсестер забрали, а врач сошел с ума. не давая добивать раненых. Я вернулся на линию обороны и сказал своим товарищам, что защищать больше некого. Мы все разошлись, и больше никого, с кем воевал в тот день, я не видел».
Не доверять рассказу этого человека не было оснований, т. к. у него на лацкане пиджака была медаль «За отвагу» еще первого образца, с прямоугольной красной колодкой. Мы были шокированы этим рассказом, и пока переглядывались, этот человек исчез, больше мы его не видели. Было очень много людей, в том числе ветеранов. Скорее всего, он до сих пор боялся рассказывать эту историю.
Еще одним подтверждением рассказанного им явилось то. чуть позже мы узнали происхождение звезд и табличек и почему все раненые были собраны в двух блиндажах. После того как к госпиталю вышли войска стран-сателлитов, из ближайшей деревни пригнали местное население, которое они заставили захоронить всех мертвых в блиндажах и поставить памятные знаки и написать на основании найденных документов имена погибших. Фрагментарно они сохранились и были найдены.
Были вопросы о том, трогать ли это захоронение? Считать ли его постоянным или временным? В итоге было принято решение об эксгумации и перезахоронении останков в п. Мясной Бор».
Стоит отметить еще один интересный факт, подтверждающий типичную для этих мест дурную славу. Группа в составе Дронова, Вологдина и Степанова обследовала берег р. Кересть с целью выйти на позиции 152-мм гаубиц. Были обнаружены остатки разгромленной немецкой автоколонны (около 5 автомобилей «опель-блиц», остатки амуниции, снаряжения). Попытки выйти на позиции не увенчались успехом. Три раза заходили в лес и три раза возвращались на исходную точку через 1,5 часа. «Леший» явно не пускал в лес. Все устали и решили передохнуть. Когда сели обедать, то услышали взрывы, доносящиеся со стороны позиций. Горел торф, снаряды начали взрываться. Если бы вышли на позиции, то неминуемо погибли бы.
Естественно, многие участники экспедиции, особенно те. кто был там в первый раз. много слышали о разных паранормальных явлениях, случающихся в Мясном Бору. Понятно, что каждый подспудно ждал, что увидит что-то подобное. Когда группа Дронова возвращалась из разведки, был уже вечер. Стоял обычный для этих мест туман. Они вышли из тумана прямо на берег реки напротив базового лагеря, чем произвели просто панику в рядах участников экспедиции. Те приняли их за мертвых немцев. Легко объяснить — все видели три одетых в черное силуэта с торчащими винтовками, выходящие из тумана. Это опять к вопросу о «массовом характере» привидений в Мясном Бору. У страха, как известно, глаза велики.
«Снабжением продовольствия глубинной разведки занимались воинские части, которые отвечали за организацию базового лагеря. — продолжает свой рассказ В.А. Дронов. В результате в течение последних б дней существования глубинной разведки мы питались консервированной перловкой, поэтому позывной базового лагеря был сменен с «Малыша» на «Перловка». Появились фразы: перловка, оперловиться, перловизм мнений и т. д.
Была осуществлена еще более глубинная разведка в составе водителя ГДТ и зам. начальника лагеря Щукина И., имеющая цель обменять консервированную перловку на какие-либо другие продукты в ближайших деревнях. Миссия потерпела фиаско, но нашла три перспективных объекта для работы. Помимо всего прочего, постоянные рейдовые группы осуществляли поиск захоронений вдоль узкоколейки. Останки последних 5 солдат были обнаружены прямо перед уходом из базового лагеря, и было организовано временное захоронение на месте. Глубинная разведка вернулась в Замошье поздно вечером 8 мая».
По отзывам участников этой глубинной разведки, спустя многие годы многие из них считают эту экспедицию лучшей в своей жизни. Удивительный коллектив, удивительные отношения, прекрасные результаты и огромное количество очень редких находок, в том числе полуавтомат для заряжения пулеметных лент, останки аэросаней, самолеты, танк Т-26 с пушкой 45-го калибра, артиллерийский тягач «Комсомолец», автомототехника, личные вещи, медальоны. Результатом работы рейдовой группы в составе М. Комова и И. Парахневича также явились редкие находки и обилие захоронений. По материалам глубинной разведки отряды из многих городов продолжали работу в течение последующих лет. По результатам этой работы большая часть участников глубинной разведки получила правительственные награды, в том числе В.А. Дронов медаль «За воинскую доблесть».
Для участия во Всесоюзной вахте памяти 1990 г. в Новгородскую область клубом «РИФ» была направлена группа из 8 человек под руководством П. Савилова.
Поездом добрались до Ленинграда, электричкой до ст. Чудово, на автобусе до д. Мостки. Около километра пришлось идти до лагеря поисковиков, неся на себе все приборы, оборудование, снаряжение и т. п. Новгородская земля, как всегда, встретила моросящим дождем. Из всей группы только П. Савилов бывал в этих местах раньше. Поэтому он сделал себе настил и только тогда поставил палатку. Остальные поставили палатки прямо на землю. Результат не замедлил себя ждать — к утру все «утонули», проснувшись в луже.
Основные работы воронежских поисковиков производились в горловине выхода из котла, т. и. «росчисти «Эрика», перпендикулярно ветке железной дороги Ленинград — Новгород. Для передвижения группа была обеспечена ГДТ, которая доставляла группу на 5 км вглубь котла и забирала по окончании работ.
В первый же день была обнаружена воронка, заполненная водой, с останками одного красноармейца. В 15 м Д. Маренков нашел «верхового» советского солдата с саперной лопаткой.
В результате свободного поиска было найдено большое количество советских касок и винтовок-трехлинеек. Останки, к сожалению, не попадались. Каски развешивали на сучки. Это быта «визитная карточка» воронежцев — знак, что все уже обследовано и делать на этом участке больше нечего. Стволы винтовок сваливались около палаток в огромную кучу.
Вспоминает Р. Поляков: «На следующий день нам повезло. Подняв очередную каску, мы увидели череп. После кропотливой работы собрали останки солдата. Через 100 метров наткнулись на торчащий ботинок. Это были останки еще одного бойца. Пройдя 500 метров, обнаружили трехлинейку со штыком, воткнутым в дерево. Дерево выросло, штык врос в ствол и, естественно, поднялся вверх.
На четвертый день мы решили уйти подальше от мест, по которым уже до нас прошли многие поисковые отряды. Была обнаружена стоянка «мародеров» рядом с воронкой от авиационной бомбы. Там мы нашли большое количество боеприпасов, советских касок, останков солдат, которые «мародерам» не понадобились.
Дальше началось непонятное. Мы зашли в подлесок, через который очень тяжело было идти, и встретили маленькую полянку, заросшую зеленой травой. М. Игнатов шагнул на нее и провалился. Это оказался блиндаж, сверху затянутый растительностью. Больше мы не
рисковали выходить на такие «поляночки». Подходило время встречи с ГДТ, и тут мы поняли, что заблудились. М. Игнатов кричал: «Верьте в мою путеводную звезду!» Но звезда почему-то ему не помогала, время шло. а выйти из леса мы так и не могли. Тогда я включил свои навыки, которые получил еше в школе, занимаясь спортивным ориентированием. Не имея компаса, все— таки смог вывести группу туда, где нас ждала техника.
На другой день мы пешком выдвинулись в район между Мостками и Спасской Полистью. Был обнаружен немецкий укрепрайон с насыпями. Внутри укрепрайона был блиндаж, заполненный водой, и выкачивать ее было нецелесообразно. Мы начали обследовать сами насыпи. Обнаружилось два интересных места: мусорка, где находились фрагменты обмундирования и т. п. Второе представляло собой ячейку, в которой в большом количестве были найдены гильзы от французской винтовки «Лебель» и фарфоровые шарики от немецких гранат-колотушек.
В этот же вечер по лагерю, в котором находилось большое количество поисковиков из разных городов и областей, пошел приказ о сдаче огнестрельного оружия, найденного в процессе работ. Из расчета того, что два человека дежурили в лагере, а шесть работали, каждый из нас приносил каждый вечер по 5 «стволов». Кроме трехлинеек, в нашей «коллекции» было одна СВТ, одно ПТР и сменный ствол от MG-34.
Для сдачи оружия была поставлена специальная палатка и присутствовали работники МВД. Мы добросовестно за несколько ходок принесли стволы. Но образовалась проблема — в винтовках отсутствовали затворы. Сотрудники МВД задали банальный вопрос: «Почему нет затворов?» — хотя даже неопытным взглядом было видно, что затворы отсутствуют уже 50 лет.
Во-первых, вынимали и бросали затворы в одну сторону, а винтовки в другую сами солдаты, выходившие из котла, т. к. оружие в большинстве своем было уже бесполезно без патронов. Об этом вспоминают многие ветераны боев в Мясном Бору.
Во-вторых, уже после освобождения Ленинграда подобным же образом поступали с оружием «трофейные команды», чтобы не тащить на себе огромное количество брошенных винтовок.
Это мы и пытались объяснить работникам МВД, но они почему-то не понимали.
Последние два дня экспедиции, к сожалению, прошли практически впустую. Не было найдено больше ни одного солдата. Зато попадалось огромное количество оружия, которое, получив горький опыт общения с милицией, мы просто топили в воронках, заполненных водой.
На захоронение останков мы не попали, потому что обратные билеты у нас были куплены заранее. На ГДТ нас доставили до Спасской Полисти. оттуда дизелем мы доехали до Чудова. В Чудово через разбитые стекла электрички мы загрузились в битком набитый вагон, где от нас шарахались остальные пассажиры, настолько мы были грязны.
В Ленинграде нас ждал поезд «Ленинград — Воронеж».
Группа из 17 человек, состоящая из членов поискового клуба «Танаис», сотрудников Воронежского областного краеведческого музея и членов клуба антикварных автомобилей «Борислав и Ко» выехала на автомобиле «Урал» в Новгородскую область для принятия участия во Всероссийской вахте памяти.
Прибыв в д. Малое Замошье, группа оставила автомашину и вместе с поисковым отрядом из Свердловска, пройдя 7 км. установила лагерь на штабной поляне 2-й ударной армии. Сводный отряд разделился на три группы: первая группа под руководством Н. Душутина занималась раскопками двигателя от ЮМО-211, который до того неудачно пытались вынуть два отряда. Вторая группа под руководством Ю. Иванова занималась разбором старых автомобилей— «полуторок» ГАЗ-АА. Третья группа под руководством Р. Полякова занималась поиском и эксгумацией останков советских солдат.
Рассказывает Р. Поляков: «На следующий день после постановки лагеря мы обнаружили ранее неизвестное место расположения госпиталя в лесу между М. Замошьем и штабной поляной. Сначала нашли кузов от «Эмки», остатки носилок и большое количество медикаментов. Группа разошлась в разные стороны и начала обследование расположения госпиталя. Первые останки нашли свердловчане — в воронке под небольшим слоем грунта были найдены четыре советских бойца, которые лежали на лапнике. Через полчаса повезло воронежцам — в яме глубиной 40-50 см нашлись еще двенадцать красноармейцев. Медальонов при них, к сожалению, не было. Кроме остатков обмундирования и обуви, единственной находкой был компас, обернутый в платок.
На третий день утром на ГДТ к нам приехал московский корреспондент с целью получения фотоматериалов с места раскопок для написания репортажа. Мы выдвинулись туда на этом же транспорте. Госпиталь находился в 300 метрах от просеки, по которой передвигался транспорт. Мы вышли и пошли к госпиталю. Несмотря на то что дорога была уже известна, у меня было какое-то странное предчувствие, что впереди ждут неприятности. Удачно дойдя до места вчерашних раскопок, где корреспондент сделал фотографии и записал репортаж, решили пойти обратно к ГДТ, на просеку. Через 10 минут мы поняли, что вернулись опять на госпитальную поляну. Когда мы сделали три круга, водитель и один из поисковиков решили просто оставаться на месте и ждать нас. Так и получилось — мы неизменно возвращались к ним, к госпиталю. По глазам корреспондента было видно, что он был сильно напуган. Я ранее был наслышан о явлениях, которые происходят в здешних местах, н принял решение действовать следующим образом — расставил людей цепью, чтобы между ними была прямая видимость, и дал ориентир — швейную машинку времен войны, стоящую на пеньке. При этом сам остался на месте госпиталя. Все прошло удачно — мы вернулись к транспорту. Те, кто нас ждал, сказали, что специально нажимали на педаль газа, стоял сильный рев от двигателя, но однако мы его не слышали.
Но это были еще не все «приключения» этого дня. Ю. Иванов, в поиске запчастей от автомашин обнаружил в лесу рюкзаки, пулемет МГ-34 и карабин с сохранившимся деревянным прикладом. Он не придумал ничего умнее, чем взять оружие и притащить его в лагерь. Ближе к вечеру в лагерь пришли трое чужих, на плече у одного было охотничье ружье. Это были хозяева «трофеев» Иванова — мародеры. Обошлось все мирно, мы выпили по стопочке, вернули им утраченное. Они дали нам информацию о том, что в 400 метрах от нашего лагеря в воронке лежит немецкий мотоцикл.
На четвертый день работы все выдвинулись к группе Душутина, которая занималась раскопками двигателя от самолета. Общими усилиями было выкопана аппарель, мы зацепили двигатель тросом от ГДТ и с третьей попытки выдернули его. Под двигателем нас ожидал «сюрприз».
Из отчета Н. Душутина Воронежскому краеведческому музею: «Извлекая из грунта мотор «ЮМО-211», под ним обнаружили обломки советского автомобиля — «полуторки» ГАЗ-АА, два вещевых мешка, в которых находились: нижнее белье, полотенца, варежки, книга М. Горького «Мать», конверты, бумажные деньги и личные документы на имя Гусар В.Л., фотографии и обломки велосипеда, разрубленные винтом самолета. Скорее всего, самолет упал на идущую по дороге колонну советских автомашин.
Судя по документам, они принадлежали двум разным людям. Гусар В.Л. был шофером, а вот красноармейская книжка и справка об окончании курсов политработников и Положение о Военных комиссарах рабоче-крестьянской Красной Армии принадлежало пассажиру машины. Справка сохранилась фрагментарно, фамилия не просматривалась. Известно, что курсы политработников были организованы в «котле» для пополнения рядов младшего офицерского состава, практически полностью выбитого. С этих курсов и возвращался неизвестный боец.
После реставрации удалось прочитать только документы Гусара В.Л.
Паспорт серия 1-ГЖН № 642185 на русском и украинском языках.
Действителен на 1 год.
1. Фамилия, имя, отчество: Гусар Василий Леонтьевич
2. Год рождения 1924 г. Халтуринский р.п. Карповского района Полтавской обл.
3. Национальность украинец
4. Социальное положение рабочий Дата выдачи: 21ЯП-40 г. Собственноручная подпись Прописан: Карповский район 21/III-41 г.
Удостоверение Ф № 053708
Шофер третьего класса
(Все записи размыты)
Размытое фото 2,5 х 3 см
И другие документы — справка об обучении в шестом классе в 1939—40 гг., о работе в совхозе им. Халтурина в 1941 г. и форма № 111-20 — талон на управление автомобилем в течение 6 суток с момента отобрания водительского удостоверения. Удостоверение шофера № 053708. выданное в г. Полтава.
Пассажиру машины принадлежали, по-видимому, следующие документы:
Красноармейская книжка
Все графы сохранились, но записи смыты. Просматривается печать с гербом УССР (предположительно)
Выцветшее фото 2,5 х 3 см
Записка карандашом
Харьковская область, Красноградовский район
Кирыливский с/р Колгасп 14....
Л.H /К/ Мытрофа/нен/ко».
Вспоминает Р. Поляков: «По 6 мая включительно мы занимались разборкой двигателя для дальнейшей погрузки его и вывоза до машины «Урал».
29 августа лагерь был свернул, и мы ожидали прибытия ГДТ. Чтобы впустую не терять время, я взял шомпол, лопату и отошел от лагеря на 100-150 метров. С левой стороны от просеки я обнаружил разграбленное кладбище. Мне стало интересно, кому принадлежало это кладбище, и я стал обследовать отвалы. Сначала попадались подковы от немецких сапог и немецкие пуговицы. Затем я нашел большое количество пуговиц с тремя разными гербами. По возвращении в Воронеж, проконсультировавшись у специалиста, было определено, кому они принадлежали. Оказалось, что это были эстонцы, литовцы и белоруссы.
Приехал ГДТ. мы загрузили снаряжение и находки и добрались до Малого Замошья. Здесь мы пересели на «Урал» и приехали в центральный лагерь, находившийся в д. Мостки. До захоронения, которое произошло 31 августа. 30 числа у нас был целый свободный день.
Я решил сводить весь отряд в укрепрайон, в котором я был в 1990 году. Мы снова обследовали это место, но, кроме аналогичных прошлым (гильзы, фарфоровые шарики от гранат и т. п.), находок на укрепрайоне мы не нашли.
31 августа в торжественной обстановке в д. Мясной Бор было проведено перезахоронение порядка 500 останков советских воинов, погибших в горловине Волховского котла. В этот же день мы уехали домой».
В связи со сложившейся в 90-х годах обстановкой в стране финансирование поисковой деятельности упало до минимума. Единственное, на что хватало средств. — поиск и перезахоронение останков советских воинов в своей собственной области, да и то в основном на голом энтузиазме. Ехать куда-либо было просто невозможно. Завод, выделяющий машину, развалился, спонсоры обанкротились, а своих денег не хватало.
В течение двадцати лет мы не смогли участвовать в поиске своих погибших земляков. Но Долина смерти все еще ждет нас.