Гильдия Злодеев. Том 1

Глава 3

Первая мысль — залезть обратно в дыру и затаиться. Сразу же ругаю себя за такую тупую идею. Мужики следуют по следу, который ведёт к берлоге. Заметят, вытащат, как поросёнка. Может вернуться в анклав и пофиг на это Аббатство? Жизнь-то важнее... Хм... Вернуться туда, откуда только что сбежал? Не уверен, что хочу касаться этой мерзости. Ещё заключу какой-то там контракт...

Нет уж. Худший вариант — это сделка с дьяволом. Это и дураку понятно.

Бежать? Куда? Как? От ищеек, которые, опять же, могут идти по следу? Да и устал я уже просто оттого, что стою. Так и тянет присесть, отдохнуть.

Отчаянно смотрю на ближайший дуб, перебарываю глупое желание попытаться на него залезть.

— Сюда! — голоса приближаются. — Так, не понял, куда пропал след свинки?!

Понятно. Значит, по какой-то причине сначала я сам шёл с некромантом, а потом он засунул меня в анклав. Это хорошо. Может тогда слоновий след не ведет прямо сюда...

Медленно отступаю, стараясь, не следить. Получается это... отвратительно. Ступни просто проваливаются во влажный мох.

Дрянь... Дрянь... Дрянь!

Вот ведь попал.

— Ищите лучше, дубари тупорылые! — ещё один голос резкий, властный и грубый. — Я с его папаши запрошу серебра по весу! Вы меня поняли?!

— Не такой был уговор! Ты нас всех...

— Закрой рот или я тебе язык отрежу! Я тут решаю, как и с кем уговариваться! Искать! Взять живым!

Останавливаюсь. Та-а-ак, что я только что услышал? Получат серебра по моему весу? От папаши? Так это же совсем другое дело! Похоже на то, что какие-то местные быдло захотели наживиться на моей пропаже. Может, заметили, что некромант меня в лес тащит и решили не докладывать папочке, а заделаться супергероями за награду.

Получается, есть шанс, что меня под ручку доведут до дома?

Так, а теперь...

Ссутулюсь, опускаю голову, заставляю губы дрожать... В общем, накидываю маску того, на кого я и похож. На избалованного пухляша-аристократа. Руки и так трясутся от невроза и холода, так что прикидываться особо не приходится...

Твою мать... лишь бы не убили, варвары...

Вздыхаю полную грудь:

— Лю-ю-ю-ю-юди, помогите!!! — несусь в сторону мелькающих между деревьями факелов.

Бежать приходится недалеко. Весь изодранный колючками, я выскакиваю из кустов и натыкаюсь на...

Останавливаюсь как вкопанный. Непроизвольно сглатываю.

Четыре коренастых мужика одеты в кожаные доспехи с металлическими пластинами. Бородатые, с засаленными волосами и гнилыми зубами. У одного меч, другие держат факелы и дубины. В тени кто-то еще, но я не могу их рассмотреть...

Гадство... Я прекрасно знаю, как выглядят крестьяне в средневековье. А как лихой народ, шустрый на халяву и грабёж.

Тот, что с мечом, приближается. Отчётливо чувствую вонищу кислого перегара. Сломанный нос, щёки, испещрённые шрамами и струпьями после оспы. Чмокает губами:

— Оп-па! Ты глянь-ка какой красавец, а...

Другой мужик с проплешинами поднимает факел, рассматривает меня, как прокажённого.

— Старшой, аккуратнее... эта... он же с колдуном якшался...

— Где колдун, малец? — сводит кустистые брови «старшой».

Та-а-ак, а теперь немного правдоподобности, чтобы кишки не выпустили за наглые нотки в голосе. Нет ничего веселее, чем прикидываться тем, кем ты не являешься. Благо, даже стараться не надо. Дыхалка и так разрывается, а бок болит, как от марафона. Бесполезное тело.

Слезу выдавить, к сожалению, не получается. Актер из меня не очень...

— Он за сердце схватился, упал... Я убежал. Не знаю, что потом...

Перебивает:

— Понял. Тихо, малец, не кипишуй... Ну-ка... где-то больно? Дай-ка посмотрю...

К сожалению, тело соображает медленнее, чем мозги. Массивный кулак выбивает из меня дух. Если бы не слой жира, то солнечное сплетение не выдержало бы такого удара...

В глазах мутнеет от боли. Хватаю ртом воздух, падаю на колени.

— Киса, проверь следы! Не хочу, чтобы колдун нам жопы подпалил!

— Я тебе не Киса! — возмущается женский голос. — Вот сам и иди один ночью колдунов искать! За дуру меня держишь?! Если он еще не сдох, то больше высунуться у родового замка не рискнёт! Мы нашли жирдяя! Всё, уходим!

Уткнувшись лицом в землю, тяжело понять, что происходит. Да ещё и эта боль по всему телу... Ух, какой же я слабак. С одного удара слёг...

Может, заключить сделку с черепом была не такая уж и плохая идея?..

Хотя... чем бы мне это помогло...

Чувствую, как меня хватают за ноги.

— Раздери меня дикие бараны, — ворчит хриплый голос. — Сколько же пудов в этой свинине!

Та-а-ак... что-то во мне просыпается? А, старая добрый нрав. Не привык я к такому обращению. Ох, как не привык. Может лягнуть урода по яйцам?

Нельзя! Терпи, Ден. Терпи. Это ради твоего выживания.

Меня привязывают к дереву, прислонив спиной. Просто и без прикрас — обмотали верёвкой от пуза до шеи. Только ногами поёрзать, да пальцами пошевелить. Всё тело сразу же начинает болеть, ныть, затекать.

— Вы гляньте, какой тихий... Ты чё не плачешь, малец?

Надо мной высится тощий парень лет двадцати. Его самого можно назвать мальцом. Вон даже бородка на пушок похожа. Но он очень старается походить на своих старших товарищей.

Очень хочется нагло уставиться в его козьи глазки и послать на все возможные весёлые буквы, но я не настолько неадекватный коллекционер, чтобы выёживаться в таком положении. Если они ударили один раз, то ничто не помешает им сделать из меня боксёрскую грушу. Поэтому вместо этого я просто опускаю голову. Даже шакалам нельзя смотреть в глаза, если они бешеные:

— Отец заплатит за меня.

Это, конечно, не совсем факт, но вдруг сработает. Ведь именно этого и ожидают бандиты. Я без понятия, как сильно любит меня папа. Судя по тому, что вместо его бравых вояк за мной явились местные бандюгаи — не очень сильно.

Чёрт, как же мало я знаю... Как вообще можно выжить в мире, где нихрена непонятно? Это реально? Или через двадцать минут мне конец?

— Серьёзно, малыш? Не плачешь? Думаешь что ли мы за твой труп денег не получим и...

Парень прерывается из-за знатного подзатыльника «старшого»:

— Рот закрой.

Старшой многозначительно смотрит на охреневшего парня, уходит к остальным.

Так, а вот тут я не понял. В каком смысле деньги получат за мой труп? Я совсем другое слышал.

Парень смачно шмыгает носом, сплёвывает. Успеваю убрать ноги и плевок шмякается на землю:

— Голубокровая паскуда! Вы гляньте на эту свинью! Да он жрёт на всю мою деревню! Поди не хлеб да шкварки! А мясцо рубленное, да вина эльфийские!

Эльфийские?! Я не ослышался?! На какой-то миг даже забываю нервничать. Как, мать вашу? Как в моём мире могли придумать сказку, которая здесь реальна?! Неужели, тут и правда есть эльфы? Те самые? Красивые, гордые, таинственные?

Слышу отдаленный голос старшого:

— Последнее предупреждение, Шмыг. Отвали от него, иначе я тебе яйца отрежу. Костёр иди разведи, заночуем тут. В это время по лесам бродить опасно. Ещё и колдун этот, мать его за волосатые сиськи...

Парень отходит, оставив меня. Наконец-то могу оценить обстановку. Всего пятеро мужиков и одна женщина. Со «старшим» и Шмыгом я уже познакомился. Вид еще троих уродов надежды на счастливое будущее в этом мире не добавляет. Это же откровенные головорезы. Все в шрамах, заросшие. Их рожи будто каждый день соревнуются с камнями, кто крепче.

А вон и женщина... Точнее, девушка. Не понять, сколько лет. Семнадцать? Тридцать? Сидит на коряге, угрюмо затачивая колышек. Одета по-бандитски элегантно. Кожаные штаны, какой-то полукорсет с ремнём на белую мужскую рубаху, три кинжала — похожи на метательные. Волосы то ли седые, то ли белоснежные, лишь немного грязные.

Девушка поднимает голову, и мы встречаемся взглядами. Мне становится не по себе. Ох, не привык я чтобы на меня смотрели так неприятно. Того и гляди, просверлит насквозь.

— Киса, даже не думай об этом, — замечает «старшой» её взгляд, подкидывая полешко в костёр. — Мы за него словим хороший куш. На пару лет сойдём с большой дороги, заживём.

— Я. Тебе. Не. Киса, — скалится «Киса». — Ты знаешь, что он сделал, а?!

Я — сделал? Что я сделал? Я не знаю. Гадство, что же я сделал этой Кисе?

— Я ему уже ребро сломал, — хмыкает старшой. — Ночью меня согреешь за это.

Ну, вообще-то, не сломал. По толстым бить надо сильнее.

«Киса» щерится, как настоящая киса перед псом:

— Этой ночью я перережу тебе глотку, если притронешься ко мне, Стилет.

Стилет? Шмыг? Киса? Понятно. Это — не имена, а бандитские кликухи.

Старшой Стилет лишь отмахивается и фыркает. А вот Шмыг подходит к Кисе, широко расставляет ноги, уперевшись кулаками в бока:

— Ты че, сучка, дорогу попутала со старшими так базари...

Пум!

Шмыг падает, сжимается, ухватившись за пах, по которому Киса проехалась кожаным сапожком. Воет покусанным шакалом, а Стилет с мужиками лишь ржут.

Киса встаёт, наступает на лицо Шмыгу, прокручивает каблук на щеке:

— Ты тут новенький, Шмыг, — сладко улыбается она улыбкой, от которой у меня сводит челюсть. — Запомни. В следующий раз я пройдусь лезвием по твоим шарам.

Мужики с интересом наблюдают за картиной, сидя перед костром на корягах и пеньках. Кто-то достаёт из котомки бурдюк, отпивают с весёлым «Э-э-эх, хорошо!»

Киса размахивается ножкой и со всей дури вламывает Шмыгу коронным по лицу. Тот скульнув, затихает.

— Убила мальца, — вздыхает один из мужиков, делая очередной глоток. — Носяру сама ему будешь вправлять.

Киса отходит в сторону, садится на землю, берёт колышек:

— Об член свой вправит.

Если бы не обстановка, я бы хмыкнул. Интересно было бы на это посмотреть.

Стилет без эмоций смотрит на валяющегося Шмыга, достает вяленное мясо, вгрызается:

— Слабаки мне не нужны. Киса, предупреждаю ещё раз. Галлена трогать нельзя. Ослушаешься — вместо Шмыга к тебе подойду я. Уяснила?

Галлен? Это я? Это фамилия или имя? Прозвище? Местный жаргон? Мне опять нахамили?

— Ты знаешь, что он сделал?!

— Да мне плевать, что он сделал, — харкает Стилет в костёр. — И мне плевать, кто и когда перебил твоих братиков, изнасиловал твоих мамаш и подвесил твоих папиков на суку. Эта свинота стоит, как мешок серебра. И ты посмотри на него, — кивает в мою сторону, — он даже с дворовым котом не справится. Думаешь, он лично наведался к твоему папочке-кузнецу?

Ух, какая атмосфера. Горячая Киса опасная. Идея остаться тут уже не выглядит так хорошо. Девчонка с психа может вогнать мне в шею заточенную палку. Истеку кровью, вот паршиво получится.

От этих мыслей все надежды на благополучное начало новой жизни улетучиваются. Тут уже выжить бы... Для начала... Хотя бы пару дней пережить.

Киса не унимается:

— Это сделали по приказу его Дома, Стилет!

— Мне плевать... О, Херус, нашёл чего-нибудь?

Из леса выходит шестой мужик. Почти старик, с луком. Тащит через плечо небольшую тушу. Почему у него кличка Херус я понимаю, взглянув на огромный бугор на штанах. Что примечательно, только это место в заплатках. Видимо, там всё время рвётся...

— А то, брат... Глянь-ка... Стрелой кабанчика завалил. Молодой совсем... Отбился от своих.

Херус кидает тушку прямо в костёр. Не потроша, со шкурой. Запахло палёным.

— Сейчас бочек прокоптится... Люблю с кровушкой...

Киса цыкает, отбрасывает колышек, медленно идёт в мою сторону. Ну, начинается...

Стилет провожает её взглядом:

— Не зли меня, девка.

— Да поняла я. Поговорю просто.

Пахнет жареным... И не только от кабана...

Пытаюсь пошевелиться, но связали меня знатно — делай с моей тушей, что хочешь.

По-любому же ударит. Знаю я эти хищные женские взгляды.

Сидя на заднице, развожу ноги в стороны. Психологически делаю мишенью свой пах. Вижу, что у девчонки комплекс по этому поводу. А так я буду готов...

— Слышал, сволочь? — шипит Киса, угрожающе возвышаясь надо мной. — Ты мне кровью обязан. Вся твоя голубокровая семейка обязана. Весь твой вшивый род.

Ничем я тебе не обязан, блин. Все претензии к этому телу. А ведь и не объяснишь. Уверен, скажи, что «я — не я», меня сразу же порубят на куски, как прокажённого. И на костре пожарят хорошенько, «с кровушкой». Ну или тронутым головой посчитают.

Та-ак, насколько я знаю, такие девки не любят тюфяков и моё нытьё её только взбесит. Лучше прикинуться чуть другим. Понижаю голос, чтобы не услышали остальные:

— Я о твоих делах ничего не знаю, Киса, — уверенно поднимаю на неё глаза и замечаю лёгкое удивление. — Мне жаль, правда. Но могу помочь разобраться. Я не буду против, если ты перережешь пару глоток тем, кто убил твою семью.

Судя по быстрому морганию Кисы, она не ожидала таких слов. Может, слёз или мольбу о пощаде. Но не такого. Совсем вышел из её образа «голубокрового толстячка».

К сожалению, логика женщин часто страдает. Это и происходит сейчас.

— Ненавижу!!! — визжит она и размахивается ногой, планируя сделать из меня такой же омлет, как и из Шмыга.

Но я этого ожидал, специально подставив «вкусную мишень». Даже мои толстые ноги в состоянии достаточно быстро сомкнуться, зажав ножку Кисы в «тиски». С кряхтением изворачиваюсь, надавливая ей под колено. Она теряет равновесие, вскидывает руки и падает.

Так, хватит играть в крутых парней. Сейчас она встанет и насадит меня на кол.

Ору, что есть сил:

— А-а-а-а, не убивай!!!

Киса успевает вскочить и выхватить кинжал, но мужики стремительны, когда дело касается денег. В одно мгновение они накидываются на неё.

— Драная во все щели дура! — скручивает ей за спину руки Стилет, вырывая кинжалы. — Сучка ненормальная!

Херус размахивается тыльной стороной ладони, чтобы вмазать ей пощёчину, но... Киса изворачивается, как настоящая, мать её, кошка. Опускает голову вниз так, что удар проходится выше и достаётся Стилету.

— Мать твою куриную, — орёт он. — Смотри куда граблями машешь! Девка, успокойся, пока я тебе пузо не вспорол и своих святых дел туда не наделал!

Едрить, что творится! Хаос! Анархия!

Киса брыкается так, что на меня уже никто не обращает внимания. Изворачивается, прыгает, кусается. Мужики пытаются её скрутить, но она юркая, как угорь. Умудряется выхватить кинжал и метнуть. Правда промахивается — далеко в сторону от меня. Но это не мешает мне перетрухать. Вот примерно в такие моменты моя жизнь когда-нибудь и оборвётся. Шальной стрелой или Кисой. Я, конечно, догадывался, что она истеричка, но чтобы настолько?! Вот поэтому я не очень люблю вести дела с женщинами. Они слишком непредсказуемые и эмоциональные.

Наконец, бой не на жизнь, а на смерть, между шестью мужиками и одной ненормальной, заканчивается. Киса без последствия не остаётся. По ней хорошенько прошлись дубинкой. Бровь разбита, порез на шее — видимо, кто-то приложил ей к глотке кинжал, но убивать не решился.

Ей связывают руки и ноги, усаживают у костра, подальше от меня и поближе к Стилету.

— Тупорылая баба! — беснуется он. — Не стоила бы ты троих моих увальней, давно бы пустил по кругу! Меня давно парни просят, дрянь такую, на место поставить! Срал я тебе на сиськи! На кой хер ты это делаешь, дура?! Он нам нужен! Нужен! Что тебе непонятно?! Вот получим за него серебро, тогда можешь делать че хочешь! Тьфу ты!

Стилет оборачивается на меня. Быстро опускаю голову.

— Ты живой там, сопляк? Стручок не отбило?

— Ж... жи... вой...

— Громче!

— Живо-о-ой!

— Жаль.

Стилет отрывает от кабана смачный кусок, жуёт. Живот предательски улавливает мясной аромат, бурчит.

— Сыровато ещё... — морщится он.

Голой рукой Стилет срывает опалённую шкуру, выламывает кабанье ребро с не самым приятным звуком. Кидает мне кость почти без мяса.

— Жри! Потом не говори папане, что мы тебя, бедолагу тощего, с голоду морили...

Мужики ржут с шутки, как ненормальные. Ещё бы. Как собачке мне кость в ноги швырнули. И ведь понимают, что я связанным до нее не дотянусь. По крайней мере... руками.

Киса сверлит меня взглядом сатаны, с ненавистью кусая себя за и без того опухшую губу. Если я что-то понимаю в женщинах, то эта точно на меня ОЧЕНЬ СИЛЬНО обиделась.

...Проходит не более часа. Поддатые мужики сожрали всего кабана и выдули как минимум по два литра своего вонючего пойла. Связанную Кису никто не трогал, что меня сильно расстраивает. Уж лучше бы она отбивалась от своих, чем всё время пялилась в мою сторону недобрым взглядом.

Я не выдерживаю соблазна, поднимаю голову, смотрю ей в глаза и подмигиваю.

Ого, вот её колбасит. Исходит такой бранью, что мужики открывают рты в непонимании, чего это она дьявола призывает:

— Он надо мной издевается! Вы гляньте на него! Он смеётся надо мной!

Мужики оборачиваются на меня. Я, разумеется, хныкаю и ною, показывая, как мне страшно и грустно.

— Сдурела баба... — качает головой Стилет. — Шмыг, присмотри-ка за ней, чтобы не шалила.

Потирающий себе пах побитый парень довольно улыбается, недобро смотрит на Кису:

— О, да-а-а, старшой, присмотрю...

Стилет вгрызается в остатки мяса на кости, чавкает:

— Тебе, малец, надо... объяснять, что трахать ее... нельзя? Она мне столько... серебра принесла, сколько ты... в жизни не видел.

— Да ты чего, старшой. Обижаешь...

— Вот и славно. Уж тебя-то, сопляка, я порежу, не пёрнув. Ты, не то, что троих мужиков, одного яйца беличьего не стоишь.

Повеселевшие мужики ржут, схватившись за пузо. Не смешно только Шмыгу, Кисе и мне.

Хотя... мне тоже немного смешно. Потому что никто в пьяном и злобном угаре не заметил, что кость, которую мне швырнули, пропала, и сейчас сжата в моей руке за спиной. Уже добрых полчаса я пытаюсь перерезать ею верёвки...