Гимназистка

Глава 1

В этот субботний вечер ноября 1908 года Ольга стояла у окна и смотрела на освещенную фонарями осеннюю улицу. Был уже поздний час, но спать ей не хотелось. Вообще на душе ее было гадко, она остро ощущала свое одиночество. Ее отец, чиновник канцелярии киевского губернатора, якобы задержался за казенными бумагами, но Ольга знала, что это неправда. Судя по всему, он отправился в ресторан, пропивать с коллегами очередное подношение от «благодарного купечества». Ольга подозревала, что дело обстоит еще хуже — «ресторан» помещается на Большой Ямской и его вход освещается красным фонарем. Во всяком случае, после предыдущей «задержки на службе» отец явился домой под утро трезвым, но сильно помятым, а мать с ним потом не разговаривала три дня.

Подумав так, Ольга устыдилась своих мыслей и покраснела. Ученице выпускного класса старейшей киевской Фундуклеевской женской гимназии не положено даже догадываться, что на свете существуют дома под красными фонарями. Ольга всеми силами хотела быть прилежной ученицей, благо при ее уме гимназическое обучение давалось легко. Вместе с тем, тот же живой ум легко замечал противоречия между тем идеальным миром, о котором рассказывала классная дама Надежда Ивановна и жизненной действительностью.

Мать ее, Вера Александровна, красивая еще женщина тридцати с небольшим лет, была намного моложе мужа. Она тоже знала, что ее благоверный не вернется домой раньше двух часов ночи. Несколько часов назад она ушла «в гости к подруге». Но это, судя по всему, тоже не соответствовало действительности. Слишком тщательно она наряжалась. «Не иначе, как пошла к тому хлыщеватому господину, который наносил нам визит в прошлое воскресенье» — думала Ольга.

Правда, к чести Ольги нужно сказать, что она даже приблизительно не знала, что именно может происходить между ее матерью и хлыщеватым господином.

Внезапно до нее донеслись из кухни звуки отпираемого замка. «Мама, ты?» — спросила Ольга в темноту, порядком удивившись, что мать воспользовалась темной и грязной лестницей черного хода. Молчание было ей ответом. Ольга вышла в коридор и в этот момент ее рот зажала чья-то рука. Нападавшие были весьма опытны, и уже через несколько минут, Ольгу, спеленатую каким-то куском ткани, несли вниз по лестнице. Глаза ей завязали тоже.

Сказать, что Ольге было страшно, значит, ничего не сказать. Ее просто колотила дрожь от ужаса и беспомощности. Но, удивительное дело, вместе с тем, ее чувства и память обострились до предела, она ощущала и запоминала мелочи, на которые не обращала внимания в обычное время. Ее довольно долго везли в закрытом экипаже — она приглушенно слышала стук копыт лошади. Экипаж несколько раз сильно встряхнуло, и Ольга поняла, что похитители перевезли ее через железную дорогу. Ольге почему-то казалось, что ее завезли куда-то за Куреневку. Наконец экипаж остановился. Связанную Ольгу вынесли наружу и, судя по всему, занесли в какое-то здание. Затем похитители и их жертва стали спускаться по лестнице вниз. Сама мысль о том, что она находится в «подземелье» вызвала у Ольги дрожь. На удивление Ольги подвал оказался сухим и теплым, отнюдь не похожим на ужасный застенок.

Наконец ее посадили на пол, и она почувствовала, как ей развязывают руки и ноги. Повязку с глаз ее, однако, не сняли. Ольга попыталась сделать это сама.

— Зря стараешься, — раздался слегка насмешливый мужской голос. Это были первые слова, которые Ольга услышала с момента похищения. Почему-то этот голос ее испугал больше, чем все остальное, происшедшее в этот вечер, и она отчаянно завизжала. Ольга кричала, сколько хватило сил, но это не произвело никакого эффекта. Когда она остановилась отдышаться, мужчина заговорил снова.

— Зря стараешься, — повторил он тем же насмешливым тоном и добавил: — на пробу я стрелял в этой комнате из револьвера — с улицы не слышно.

— Чего вы хотите? — спросила Ольга, не оставляя попыток сорвать повязку.

— Вот это другой разговор. А повязку ты не снимешь. Это не повязка, а маска, и она запирается сзади на замок. Ольга ощупала повязку-маску и поняла, что мужчина прав. Это кожаное изделие позволяло открывать глаза, но плотно прилегало к голове и не пропускало к зрачкам своей пленницы ни малейшего лучика света. Поняла она также, что находится в полной власти похитителей, и все пути ее возможного сопротивления предусмотрены и отрезаны. Между тем, мужчина продолжал. Он говорил медленным голосом, как говорят люди, уверенные, что их слушают, и будут слушать.

— Я хочу, чтобы ты была послушной девочкой и делала все, что я тебе скажу. Тогда я не причиню тебе вреда и боли. Если ты не будешь терять времени, то вернешься домой до появления родителей. А если вздумаешь сопротивляться, то я тебя заставлю все равно. Заставлю и накажу за непослушание. Выбирай.

От бессилия Ольга заплакала.

— Что мне делать? — спросила она сквозь слезы. По ее голосу похититель понял, что она признает свое поражение.

— Встань сюда, — скомандовал он. Ольга повиновалась, и, ощупывая перед собой воздух, встала. Подчиняясь руке, направившей ее движение, она сделала несколько шагов и почувствовала под ногами толстый ковер.

— Стой смирно, не шевелись! — раздалась новая команда. Вслед за этим Ольга услышала двойной деревянный стук и какое-то странное механическое шипение.

— Теперь обернись! — и опять этот стук. Следующая команда заставила колени Ольги мелко задрожать.

— Подними юбки! Я хочу посмотреть, какие у тебя ножки, — тон похитителя был приказным и насмешливым одновременно. Этот тон, и этот дикий, до невозможности неприличный приказ шокировали Ольгу. Она стремительно отступила на шаг и в испуге закрылась руками, как будто ее застали голой. От стыда покраснели даже ее ушки.

— Нет! — в испуге закричала она. Но бунт ее был недолгим. Бесшумно ступая по толстому ковру, похититель зашел ей за спину и резко толкнул ее вперед. От неожиданности Ольга упала на ковер на колени. Мужчина одной рукой прижал ее спину, а другой несколько раз сильно шлепнул по ягодицам. Ольга опять болезненно взвизгнула. Шлепки прекратились, но Ольга продолжала плакать, не столько от боли, сколько от страха перед неизвестным, унижения и беспомощности.

— Я же предупреждал тебя, что за непослушание буду наказывать. Вставай! — Снова раздался повелительный голос через несколько минут, когда Ольга вполне осознала свое бессилие.

Ольга поднялась на ноги, нагнулась и, подхватив край юбок, подняла их на пару вершков. Она не могла видеть похитителя, но кожей чувствовала, что он присел и сейчас в упор разглядывает ее высокие башмачки на каблуках, которые она не стала снимать, вернувшись из гимназии.

— Выше! — услышала Ольга следующий приказ и медленно повиновалась. Показались ее простые бумажные чулки и оборки панталон. На этом Ольга попыталась остановиться, но требовательный голос заставил ее подобрать юбки до самого пояса и полностью открыть свои панталончики.

— Очень хорошо. Ножки красивые, меня не обманули, — впервые услышала она слово похвалы, — теперь не шевелись.

Снова раздался двойной деревянный стук и короткое шипение, какое издают мокрые дрова. Ольга мучительно пыталась понять, что означают эти звуки, но не могла придумать никакого объяснения. Вслед за этим последовала новая серия приказов:

— Теперь обернись, подними платье сзади и нагнись. Ниже. Перед тобой диван, можешь об него опереться.

Мужчина помог ей принять такую позу, какую он считал нужной и задрал ее юбки еще выше, закинув их ей на спину. Снова Ольга услыхала странные звуки у себя за спиной. Конечно, она понимала, какое непристойное зрелище представляет собой ее попка, обтянутая панталонами и выставленная на всеобщее обозрение, но у нее просто не осталось душевных сил на то, чтобы как-либо выражать свое смущение. Она даже не удивилась, даже когда ее повелитель потребовал снять фартук и платье.

Ольга покорно развязала пояс передника и скинула его, затем завела руки за спину, расстегнула крючки платья и принялась его стягивать. Ловкие мужские пальцы помогали ей, но и это уже не могло ее смутить. Она смирилась со своим положением. Наконец гимназистка осталась в корсете поверх сорочки и нижних юбках. — Замечательно! Повернись вот так, — покорность Ольги явно произвела на похитителя благоприятное впечатление. Поза, которую Ольга приняла, подчиняясь прикосновению мужских пальцев, была утомительна, но девушка уже поняла, что до следующей команды она не смеет шевелиться.

— Так, так… теперь сними сорочку. Нет, нет, корсет не расстегивай, просто вытащи ее из-под него.

У Ольги была довольно развитая для ее возраста грудь с красивыми крупными розовыми сосками. Сейчас форму этих восхитительных округлостей еще более подчеркивал тугой корсет, край которого не доходил до сосков. Гимназистка ссутулилась и инстинктивно попыталась прикрыть грудь руками, но мужчина не позволил ей этого. Наоборот, взяв ее за плечи, он заставил девушку прогнуться и свести лопатки, отчего ее прекрасные холмики стали выглядеть еще более соблазнительно.

— Какая же ты красивая! — воскликнул похититель и нежно провел рукой по ее соскам. Этот незамысловатый комплимент произвел магическое действие. Страх прошел, и Ольга вдруг поняла, что ей действительно никто не собирается причинять вреда, наоборот, вся эта история приобрела для нее оттенок какого-то волнующего приключения, как в романе про благородного разбойника. Похитителю уже не было необходимости говорить, что ей не следует шевелиться. Наоборот, Ольга от приятного волнения слегка приподняла верхнюю губу, чем заслужила новое одобрение своего похитителя. И опять она услышала странный стук деревянных деталей.

Если бы Ольге еще сегодня утром сказали, что она способна предстать перед абсолютно незнакомым мужчиной без панталон, то она бы возмутилась и не поверила такому дикому предположению, однако так и случилось. Когда в ответ на это требование похитителя Ольга попыталась спорить, мужчина просто поднял ее юбки и принялся шарить рукой по ее бедрам, нащупывая завязки на поясе панталон.

— Нет-нет я сама, — испуганно сказала Ольга, осознав, что с ее мнением никто считаться не будет. Похититель немедленно убрал руку, не отпуская, однако, край ее юбок. Ольга сама развязала поясок панталон, спустила их по своим точеным ножкам и, прикрываясь руками, переступила через этот символ девичьей скромности.

Затем Ольге пришлось опереться руками о диван и выставить на всеобщее обозрение свою попочку, на этот раз полностью обнаженную. И снова этот стук, как будто какая-то деревянная доска ходит в деревянных же пазах. Вдруг страшная догадка обожгла лицо Ольги краской. Она вспомнила, где слышала такие же звуки…

— Вы фотографируете меня! — в страхе воскликнула она.

— Молодец, догадалась, — на удивление Ольги голос ее похитителя был совершенно спокоен, как у приказчика в лавке, когда он называет цену товара, — замечательные выйдут снимки. Ты — настоящая красавица.

— Негодяй! Как вы могли! А если эти карточки попадут к моим знакомым!?

— …то ничего не случится. Ты же в маске, — закончил за нее похититель и насмешливо добавил: — А что, среди твоих знакомых есть такие, которые интересуются голенькими девочками?

На такое возмутительное предположение Ольга не нашла что ответить, а мужской голос продолжал:

— Успокойся, никто и не догадается, что гимназистка-отличница Оленька по вечерам позирует для непристойных фотографий. Тем более, что я пишу на них в уголке «Le studio photographique Cartanier. Paris» [1] и все, кто их рассматривает, убеждены, что такие красотки встречаются только в прекрасной Франции.

Фотограф произнес «в прекрасной Франции» таким мечтательно-возвышенным тоном, карикатурно грассируя на «р», что Ольга невольно улыбнулась. Она живо вспомнила, как подруга ее матери примерно такими же аргументами доказывала, что только французы могут сшить хорошее платье.

— А сейчас давай продолжим. Ты еще не забыла, что должна вернуться домой раньше родителей?

Ольге ничего не оставалось, как принять это предложение, тем более, что тех фотографий, которые уже были сделаны, было более чем достаточно, чтобы полностью погубить ее репутацию. Оставалось надеяться на маску и «прекрасную Францию».Теперь дело пошло быстрее. Сперва с задранными до пояса нижними юбками, а потом и вовсе без них Ольга принимала самые непристойные позы. Подчиняясь указаниям фотографа, она делала вид, что поправляет подвязки, наклонялась, прогибая спину, присев бесстыдно раздвигала ножки, демонстрируя покрытую вьющимися волосами промежность, лежа на ковре, прижимала колени к груди.

Затем мужчина усадил ее в кресло, заставил положить ножки на подлокотники и сделал несколько крупноплановых снимков ее девственной писеньки.

Ольге было очень стыдно во время этих манипуляций, но помимо стыда, отступавшего с каждым новым снимком, она чувствовала какое-то новое ощущение, которого она никогда раньше не испытывала. Собственное непристойное поведение, сознание того, что ее рассматривают и фотографируют, вызывали у девушки нечто вроде приятного зуда, заставлявшего судорожно вздрагивать мускулы ее бедер, ягодиц и промежности. Мужчина тоже заметил ее состояние и прекратил съемку. А Ольга, стиснув колени и сцепив ножки, изо всех сил напрягая мускулы бедер, попыталась унять этот неизвестный ей доселе зуд. Но, чем сильнее Ольга пыталась обуздать дрожь своего тела, тем более возрастало ее возбуждение. Внезапно в ее мозгу словно взорвалась бомба, разрушив ее сознание на миллион сверкающих осколков.

Со сладким стоном она выгнулась дугой и без сил упала в кресло.

— Что это было? — спросила Ольга отдышавшись.

— Это называется оргазм. Это самое приятное ощущение в мире. Будем считать это твоей платой за позирование. Если ты будешь послушной, то в твоей жизни будет еще много оргазмов… и, пожалуй, сегодня на этом закончим. Я сейчас сниму твою маску, и можешь одеваться. Я отвезу тебя домой.

Наконец, у Ольги появилась возможность осмотреть комнату, в которой она оказалась. Это было ярко освещенное электрическими лампами обширное помещение, заставленное столиками и стульями, и оттого похожее на зал ресторана. Потолок был низким. Его поддерживало несколько колонн. «Похоже, действительно подвал какого-то фабричного помещения», — подумала Ольга, — «их теперь много построили в районе гавани». В центре его было свободное пространство, устланное толстым ковром. На нем стояло мягкое кресло, в котором Ольга и сидела. Диван, на который она опиралась, оказался размером с хороший концертный рояль, и обтянут мягким плюшем. «Спинка» и «подлокотники» этого «дивана» были шириной и высотой с приличный стол. Поодаль стоял фотографический аппарат на треноге. С другой стороны «дивана» висел писаный маслом пейзаж, служивший снимкам фоном. На одном из стульев аккуратно лежало платье и нижнее белье Ольги.

Ольга как раз натягивала панталоны, когда снова услышала стук задвигаемой кассеты и шипение сгорающего магния. Она стремительно обернулась, но фотограф уже извлекал кассету из своего аппарата.

— Я же без маски! — испугано воскликнула Ольга.

— Успокойся, я не буду никому показывать этот снимок. Просто у меня оставалась одна пластинка из пачки. Не пропадать же ей. А тут такой красивый кадр. Поторопись, уже поздно. Давай я застегну тебе платье.

Наконец, Ольга оделась.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь нашел это место, поэтому надену тебе маску снова.

Гимназистка покорно наклонила головку, облегчая ему эту задачу.

Через несколько минут экипаж похитителя уже катил в направлении Киева. Его сообщники, видимо, ушли, как только доставили Ольгу в подвал и сейчас он правил лошадью сам.

— Сейчас мы приедем, — говорил он, — и ты пойдешь домой. Вот тебе два ключа. Тот, что побольше — от ворот твоего дома, меньший — от черного хода квартиры. Дверь на черную лестницу не запирается. Не стоит беспокоить дворника. И кому-нибудь рассказывать о том, что с тобой сегодня произошло, тоже не стоит. Я думаю, твои знакомые этого не одобрят.

Ольга была плохо осведомлена о сексуальных взаимоотношениях и смысл таких понятий, как «обесчестить», «утратить целомудрие» понимала весьма приблизительно. Но мысль о том, чтобы рассказать кому-нибудь о том, что с ней произошло сегодня, показалась ей невыразимо стыдной. Уж лучше проглотить язык. — Я никому не скажу. Только и вы не говорите, пожалуйста, никому — никому.

— Никому-никому не скажу, — засмеялся похититель.

— Слушай дальше. В понедельник утром ты скажешь родителям, что после уроков в гимназии пойдешь к подруге готовить домашнее задание. У тебя наверняка должна быть такая подруга, к которой ты можешь пойти после уроков. Но, в действительности, к тебе подойдет человек, который скажет: «Я не люблю осеннюю слякоть». Ты пойдешь с ним, и будешь делать то, что он тебе скажет.

Какой-то чертик противоречия пробудился в Ольге, и она спросила:

— А если не пойду?

Голос похитителя снова стал твердым как сталь:

— Тогда, возможно, во мне пробудится жадность, и я все-таки продам тот снимок, где ты без маски. Или подарю кому-нибудь. Например, твоему отцу, который сейчас гуляет «у Анны». Так что ты пойдешь, и будешь делать то, что скажут.

Ольгу поразило, как легко ее таинственный попутчик переходит от добродушного тона к повелительному и обратно. Она в испуге замолчала и не нарушала тишины до конца поездки. Она уже поняла, что с этого дня ее жизнь круто изменится, но не могла решить: следует ли ей воспротивиться этим изменениям или покориться судьбе.

Когда сияющая и нарядная мать Ольги приехала домой, она застала дочь уже в постели. Вернее сказать, Ольга только притворялась спящей. После всего, произошедшего в этот день, уснуть ей было совсем не просто. В ней боролись страх перед таинственным мужчиной, который с этого дня распоряжался ее репутацией, стыд и желание еще раз пережить такое необычное ощущение, которое она испытала у похитителя.

До понедельника оставалось более суток…