Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита

50

Зоя вышла из круглой и низкой ванны, подставила спину, - горничная накинула на неё мохнатый халат. Зоя, вся ещё покрытая пузырьками морской воды, села на мраморную скамью.

Сквозь иллюминаторы скользили текучие отблески солнца, зеленоватый свет играл на мраморных стенах, ванная комната слегка покачивалась. Горничная осторожно вытирала, как драгоценность, ноги Зои, натянула чулки и белые туфли.

- Бельё, мадам.

Зоя лениво поднялась, на неё надели почти не существующее бельё. Она глядела мимо зеркала, заломив брови. Её одели в белую юбку и белый, морского покроя, пиджачок с золотыми пуговицами, - как это и полагалось для владелицы трёхсоттонной яхты в Средиземном море.

- Грим, мадам?

- Вы с ума сошли, - ответила Зоя, медленно взглянула на горничную и пошла наверх, на палубу, где с теневой стороны на низком камышовом столике был накрыт завтрак.

Зоя села у стола. Разломила кусочек хлеба и загляделась. Белый узкий корпус моторной яхты скользил по зеркальной воде, - море было ясно-голубое, немного темнее безоблачного неба. Пахло свежестью чисто вымытой палубы. Подувал тёплый ветерок, лаская ноги под платьем.

На слегка выгнутой, из узких досок, точно замшевой палубе стояли у бортов плетёные кресла, посредине лежал серебристый анатолийский ковёр с разбросанными парчовыми подушками. От капитанского мостика до кормы натянут тент из синего шёлка с бахромой и кистями.

Зоя вздохнула и начала завтракать.

Мягко ступая, улыбаясь, подошёл капитан Янсен, норвежец, - выбритый, румяный, похожий на взрослого ребёнка. Неторопливо приложил два пальца к фуражке, надвинутой глубоко на одно ухо.

- С добрым утром, мадам Ламоль. (Зоя плавала под этим именем и под французским флагом.)

Капитан был весь белоснежный, выглаженный, - косолапо, по-морски, изящный. Зоя оглянула его от золотых дубовых листьев на козырьке фуражки до белых туфель с верёвочными подошвами. Осталась удовлетворена:

- Доброе утро, Янсен.

- Имею честь доложить, курс - норд-вест-вест, широта и долгота (такие-то), на горизонте курится Везувий. Неаполь покажется меньше чем через час.

- Садитесь, Янсен.

Движением руки она пригласила его принять участие в завтраке. Янсен сел на заскрипевшую под сильным его телом камышовую банкетку. От завтрака отказался, - он уже ел в девять утра. Из вежливости взял чашечку кофе.

Зоя рассматривала его загорелое лицо со светлыми ресницами, - оно понемногу залилось краской. Не отхлебнув, он поставил чашечку на скатерть.

- Нужно переменить пресную воду и взять бензин для моторов, - сказал он, не поднимая глаз.

- Как, заходить в Неаполь? Какая тоска! Мы встанем на внешнем рейде, если вам так уже нужны вода и бензин.

- Есть встать на внешнем рейде, - тихо проговорил капитан.

- Янсен, ваши предки были морскими пиратами?

- Да, мадам.

- Как это было интересно! Приключения, опасности, отчаянные кутежи, похищение красивых женщин… Вам жалко, что вы не морской пират?

Янсен молчал. Рыжие ресницы его моргали. По лбу пошли складки.

- Ну?

- Я получил хорошее воспитание, мадам.

- Верю.

- Разве что-нибудь во мне даёт повод думать, что я способен на противозаконные и нелояльные поступки?

- Фу, - сказала Зоя, - такой сильный, смелый, отличный человек, потомок пиратов, - и всё это, чтобы возить вздорную бабу по тёплой, скучной луже. Фу!

- Но, мадам…

- Устройте какую-нибудь глупость, Янсен. Мне скучно…

- Есть устроить глупость.

- Когда будет страшная буря, посадите яхту на камень.

- Есть посадить яхту на камни…

- Вы серьёзно это намерены сделать?

- Если вы приказываете…

Он взглянул на Зою. В глазах его были обида и сдерживаемое восхищение. Зоя потянулась и положила руку ему на белый рукав:

- Я не шучу с вами, Янсен. Я знаю вас всего три недели, но мне кажется, что вы из тех, кто может быть предан (у него сжались челюсти). Мне кажется, вы способны на поступки, выходящие из пределов лояльности, если, если…

В это время на лакированной, сверкающей бронзою лестнице с капитанского мостика показались сбегающие ноги. Янсен сказал поспешно:

- Время, мадам…

Вниз сошёл помощник капитана. Отдал честь:

- Мадам Ламоль, без трёх минут двенадцать, сейчас будут вызывать по радио…