Это была самая настоящая экзотика. В двадцать первом веке такую поездку назвали бы экстрим-туром.
От Магадана мы отъехали на «УАЗ-469». Очень скоро свернули с трассы и асфальтовая дорога превратилась в грунтовку.
Вокруг стояли высоченные деревья. Не успели мы и оглянуться, как редколесье превратилось в густой бор, изредка прерываемый ручьями и скалами. В свинцовом небе парили коршуны.
Дикая природа, чистый воздух и ледяной ветер. Суровый край. Выжить здесь — это уже испытание. Не то, чтобы добывать золото. Это уже высший уровень. Теперь понятно, как бульдозерист, работавший здесь, смог расправиться с двумя уголовниками, осведомителями Аксакова.
Он наверняка выносливый и сильный мужик. Еще хитрый и удачливый, раз смог добыть такой громадный самородок и провезти его на «Большую землю», как здесь называют европейскую часть СССР.
Я пытался поспать в дороге, но нас немилосердно трясло на ухабах. Пришлось терпеть. Только далеко после обеда мы приехали, наконец, на прииск имени Гастелло.
Первое впечатление — раздолье. Вокруг почти девственная и нетронутая природа.
Сам прииск имел давнюю и интересную историю. Образован в годы Великой отечественной войны. Сначала добычу вели заключенные. Золото добывали открытым способом.
С 1952 года прииск переместился ниже по течению реки Омчак, новая база — в поселке Новый Гастелло. Теперь золото добывали старатели, с помощью драг.
Несмотря на то, что я торопился, я нашел время, чтобы ознакомиться с этими огромными механизмами для добычи золота. Белокрылова и остальные члены нашей команды не стали ждать меня, а пошли дальше, знакомиться с руководством прииска. Я же остался у драги.
Как объяснил мне глава артели, Сергей Сыркин, усатый высокий мужик с объемным брюшком, при работе драги песок с помощью черпаков разгружался в дружную бочку. В ней материал промывался и делился на разные части.
Мелкий грунт, просеянный через отверстия бочки, попадал на операцию обогащения. Там он снова делился. Совсем легкая часть смывалась с рабочей поверхности водой. А тяжелые компоненты, среди которых было и золото, оседали на дренажных ковриках.
— Весьма интересно, Серег, — сказал я. — Это очень трудная и кропотливая работа. Вы герои труда, раз работаете здесь в такую погоду.
— Ну, сейчас работы уже гораздо меньше, — сказал Сыркин и провел рукой по усам. — Уже осень, скоро начнутся холода. В такое время добыча уже прекращается.
Интересно, чего это он? Обычно такой жест свидетельствует о дискомфорте. О нежелании говорить с собеседником. Выглядит мужик вроде дружелюбно, но оказывается, нервничает. Причем почти незаметно.
— Скажи, Серега, а Музеев был в твоей артели? — спросил я благожелательно. — Ты с ним хорошо был знаком?
Сыркин опять провел рукой по усам. Затем спрятал их за спину. Ну да, все это знакомо. Он действительно нервничает из-за вороватого старателя.
Думает, что теперь обвинят его. Или он все-таки был замешан с ним в грязных делишках и теперь беспокоится из-за этого?
— Слушай, мальчишка, а чего это ты со мной на ты? — вдруг резко ответил Сыркин. — Ты мне в сыновья годишься, а тут вдруг тыкаешь! Кто ты такой вообще?
Я попятился и поднял руки.
— Ого, какой ты грозный! Но предупреждаю, Сергей, я сейчас нахожусь на задании и представляю милицию. Так что я при исполнении. И нападение на меня будет считаться нападением на представителя власти. Так что советую не горячиться.
Сыркин постарался успокоиться.
— Не люблю, когда мне тыкают всякие щенки, — проворчал он.
Я отошел от него подальше и осмотрел драгу. Потом отправился к другой. Постарался не намочить ноги а речке, рядом с которой они стояли.
Осмотрел лотки и коврики и на одном из них мое внимание привлекли приспособления в виде небольшой сетки, в которой собрался золотоносный грунт. На некоторых они были, а на других нет. Я нашел всего парочку, искусно спрятанных в глубине драги.
— Ну, чего ты там застрял? — спросил Сыркин, подойдя ближе. — Смотришь, как будто эксперт какой-нибудь.
Я указал на сеточки.
— Можешь объяснить, что это такое? Почему на некоторых ковриках и ковшах они есть, а на некоторых нет?
Сыркин вгляделся в сеточки и поднял густые брови от удивления.
— Ты смотри, какой глазастый! Это же ловушки, с помощью которых старатели иногда ловят себе золото. Вот ведь беда-то какая!
Он сунулся было снять ловушки, но я схватил его за рукав.
— Э нет, Серега, это уже улики. Мы теперь проводим проверку территории на предмет нарушения закона. Так что эти ловушки надо зафиксировать и изъять с соблюдением процессуальных норм.
Вот зараза, когда это я научился говорить таким канцелярским языком? Интересно, Сыркин не прикончит меня, чтобы скрыть улики? Уж очень злобно артельщик глядел на меня.
К счастью, в это время неподалеку возле домика администрации появилась Белокрылова.
— Эй, Ян, ты долго там еще будешь торчать? — крикнула она.
Я махнул рукой, подзывая ее к себе.
— Иди сюда, Аня. Я нашел тебе кое-что интересное.
Да, находка оказалась очень своевременной. Несмотря на появление милиции и грандиозную кража золота Музеевым, старатели продолжают похищать золотишко. Причем делают это почти на глазах у всех.
Пока Белокрылова и другие наши ребята осматривали ловушки для золота, я подошел к начальнику прииска. Поздоровался, представился.
— А меня зовут Чекунов Леонид Павлович, — ответил тот, тоже неприязненно глядя на меня. — Это вы нашли эти ловушки? Я вас уверяю, еще утром, во время планового осмотра, ничего такого не было.
Я пожал плечами.
— Ну тогда вам не о чем беспокоиться. Самое главное, чтобы вы не знали о них. Вы же не знали, точно ведь?
Чекунов все также волком смотрел на меня. Он был низкорослый, но плотный, с толстыми слоновьими ногами, как будто пенек дуба.
Судя по его реакции, он и в самом деле не знал о ловушках. Ладони все также повернуты вдоль туловища, никаких наклонов назад или отшатываний. Никаких лишних движений руками или ногами.
— Не знал, конечно, — рявкнул Чекунов. — А вот как вы их обнаружили? Вы эксперт по золотодобыче? Или, подождите, ага! Вы тот самый чертов телепат, про которого говорил Шалфеев.
К нам подошел еще один мужчина, высокий и сильный, под два метра ростом. В военной форме, на плечах погоны майора, правда не могу понять, каких войск.
Ага, это же военизированная охрана прииска. Тогда все понятно. Это, надо понимать, тоже начальник. Тот самый, который получит по шапке за то, что проморгал хищение. Да и за эти ловушки ему тоже прилетит.
— Смотри, Вадик, — сказал начальник. — Вот он, тот самый хваленый волшебник, который взглядом железо прожигает.
Я поглядел на подошедшего. Он смотрел на меня так, будто хотел откусить голову и скормить ее собакам.
— Да, я слышал про этого мошенника, — ответил он. — Каких только плутов не понабрали себе там, на Большой земле. Делать им больше нечего.
Я продолжал улыбаться.
— Я тоже рад с вами познакомиться. Позвольте спросить, вы знали о хищении золота Музеевым?
Главный охранник тут же налился кровью и спросил:
— Да как ты смеешь меня спрашивать о таком? Ты что думаешь, приехал сюда и можешь расспрашивать, о чем хочешь? Всюду совать свой любопытный нос?
Отличная тактика для защиты. Нападение, что еще может быть лучше? Вот только вряд ли это спасет его.
— Ага, вы не знали, — сказал я невозмутимо. — Я вижу это. Но вот о тех ловушках вы вполне себе знаете, верно?
Вадик чуть отодвинулся назад и поправил воротник. Да, это уже явный признак лжи. Обычно вруны, которые боятся, что их неправда будет раскрыта, начинают теребить застежку воротника, оттопыривают ворот костюма или просто дотрагиваются до шеи.
— Ты смотри-ка, он никак не угомонится, — изумленно сказал он Чекунову. — Теперь уже прямым текстом обвиняет меня в хищениях! Да он совсем охренел!
Ну, тут было все понятно. Он будет до последнего отрицать свое соучастие в хищениях.
— Что тут происходит? — это подошла Белокрылова. Как и всегда, она хранила каменное выражение лица. А как еще разговаривать красивой женщине с мужиками, привыкшими к тяжелой физической работе? — Что за крики?
Вадик указал на меня.
— Этот ваш мошенник только что обвинил меня в хищениях золота. Я буду жаловаться на вас.
Белокрылова вопросительно посмотрела на меня.
— Да, это так, — подтвердил я и указал на Вадика. — Посмотри только на его холеную физиономию. Да он тут с каждой драги имеет неучтенный прибыток. Хотел бы я оказаться на его месте!
Ну все, это было слишком даже для начальника охраны. Он кинулся на меня и только подбежавшие Аксаков и Терехов спасли меня от избиения.
— Ну, хватит, — сказала Белокрылова. — Что за детский сад вы тут устроили? Пойдем, нам надо поговорить. И спокойно, без эмоций.
Вместе с руководством прииска мы переместились в один из домиков, где располагалась администрация прииска. Нам выделили отдельный кабинет, где можно было поговорить с работниками.
Туда же должны были привести тех старателей, кто сегодня работал на драге номер сто двенадцать. Той самой, где ковша увешали ловушками для золота. Но сначала мы поговорили с начальником прииска и охраны.
Мужики разговаривали с Белокрыловой, то и дело сердито поглядывая на меня. Я пока что сидел в сторонке и молча наблюдал за их поведением и реакциями на вопросы. Через полчаса уже все было ясно.
Чекунов ничего не знал о хищениях золота. Он сердился из-за того, что его подозревали в краже. В любом случае, карьера начальника уже обречена. Вряд ли ему простят кражу такого огромного самородка с участка.
А вот Вадик, как выяснилось, по фамилии Шалфеев, наверняка был замешан в этом. Он знал о хищениях и покрывал их. Вот только непонятно, знал ли он о краже самородка Музеевым.
Реакции начальника охраны были неоднозначные. Ясно только одно, что он ни за что не сознается сейчас в кражах. Да и доказать это будет очень трудно. Тут нужен другой человек. Свидетель.
После этого привели смену рабочих. Тех, кто сегодня трудился на драге. Трое работяг. Милованов, Аверьянов и Данилов.
Все похожи друг на друга, как братья-близнецы. Среднего роста, с недельной щетиной. Лица загорелые от длительного пребывания на свежем воздухе. Хотя Милованов повыше остальных.
Носы красные, хотя не от алкоголя, а от холода. Маленькие глазки, толстые выпяченные губы. Руки черные от работы с землей, под ногтями темные полоски.
Мы допрашивали их по очереди. Чекунов и Шалфеев хотели присутствовать при разговоре, но я сделал знак Ане и она непреклонно сказала:
— Будет лучше, если сначала мы переговорим с ними с глазу на глаз.
Директору прииска и главному охраннику пришлось повиноваться. Они ушли, ворча, в свои кабинеты.
Первым мы поговорили с Миловановым. С самого начала я перехватил инициативу.
— Скажи, Коля, — сказал я старателю. Сначала надо проверить базовую линию поведения. — Ты давно здесь работаешь, уже не первый год, верно?
Старатель кивнул. Сидел на стуле скособочившись, неудобно. Смотрел на нас с подозрением.
— А до этого работал на Уралмаше?
Милованов снова кивнул. Потом спохватился и спросил:
— А как вы узнали?
Я указал на значок на отвороте его тулупа.
— А вот же. Памятный значок. Что-то там насчет юбилейной отливки тонны стали?
Милованов отвернул ворот, усмехнулся.
— А, вы про это? Да, десятимиллионная тонна стали. Как раз в том году получили. Было такое.
Он сидел довольный, улыбался. Но мы сюда не в игры играть приехали.
— Это ты поставил ловушки для золота? — спросил я тем же тоном.
Милованов перестал улыбаться.
— Нет, конечно. Я даже не знал о них! Духом не ведал!
Я посмотрел на него. Отлично. Работают те же самые мышцы лица возле рта и глаз. Никаких признаков лжи.
Кивнул Белокрыловой.
— Давай следующего. Этот чист.
Аня упрямо покачала головой.
— Вообще-то, это мне решать! А не тебе.
Я улыбнулся и снова кивнул:
— Ах да, точно. Я и забыл. Анна Николаевна, можете отпускать этого человека. Не будем терять времени. Он говорит правду.
Белокрылова поджала губы, но послушалась. Ей тоже не хотелось задерживаться на Колыме.
В кабинет зашел следующий старатель, Аверьянов. Но едва он уселся на стул, как я сказал:
— Минутку! — и выскочил в коридор.
Прошелся туда-сюда. Третьего рабочего, Данилова, нигде не было видно. Я заглянул на лестницу. Данилов и Шалфеев стояли рядом возле окна на лестничном пролете. Курили. О чем-то шептались.
— Очень жаль, что вынужден прервать вашу интимную беседу, — сказал я и указал на старателя. — Но мы вас ждем, Данилов. Пойдем.
Шалфеев снова набычился.
— Чего это ты там на интим намекаешь? Все-таки, начищу я тебе морду, ищейка.
Но я уже увел Данилова. Не дал ему поговорить с начальником охраны.
Завел в кабинет. Поставил рядом с Аверьяновым. Спросил:
— Скажите, вы близкие друзья? Можно сказать, что у вас почти нет секретов друг от друга?
Аверьянов и Данилов поглядели друг на друга. Потупились. Нет, они не близкие друзья.
— Ну, как друзья? — пробормотал Аверьянов. — Так, приятели.
Он опустил глаза. И Данилов тоже отвел взгляд, хотя тут же с вызовом поглядел на нас. Я поглядел на Белокрылову.
— Вот наши клиенты. Можешь прессовать их по-полной. Это они поставили ловушки. И учти, Данилов только что общался с начальником охраны.
Белокрылова впилась взглядом в мужиков. Как волчица, которая нацелилась резать оленя.
— Отлично, — сказала она. — Тогда начнем с Данилова. Витя, постереги Аверьянова. И чтобы он ни с кем не общался!
Я оставил ее и Аксакова в кабинете с Даниловым. Терехов увел второго старателя. Я пошел прогуляться по прииску.
Поздно ночью в квартиру, где поселился Музеев, кто-то постучался. Он сначала сделал вид, что ничего не слышит. Но визитер в коридоре не унимался. Продолжал стучать. Еще и добавил:
— Откройте, милиция!
Музеев лежал в постели с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Думал, что делать.
Это могут быть действительно менты. А могут быть и люди Мухи. Все может быть в этом проклятом мире. Даже невозможное.
Там, в квартире Мухи, когда скупщик золота спросил насчет Ленинграда, Музеев спокойно ответил:
— Ничего не знаю. Я сразу из Магадана сюда. Проездом через Омск. Так что ты бочку не кати.
Муха поглядел на него блестящими глазами. В комнате царил полумрак. На потолке лампа со старомодным красным абажуром.
Стол в центре комнаты остался в полосе света. А люди по краям — в полумраке.
Сзади незаметно очутился подельник скупщика. Невысокий, довольно упитанный, но спокойный. Повторялась ситуация в Ленинграде.
— Точно? — спросил Муха. — Не обманываешь? Мне неприятности не нужны. Ни с ментами, ни с ворами.
Музеев тоже глядел ему в глаза. Честно и прямо. Это как в магаданском аэропорту. Главное, не выдать, что внутри все напряглось. И внутренности превратились в стальной канат.
Надо представить, будто это не ты. Не ты украл самородок весом двенадцать кило. Не ты замочил здоровяка в Ленинграде. Не ты подался в бега на Кавказ.
— Точно, — ответил он спокойно. — Это не я. А кто-то другой. На Колыме золота много берут. Государство не обеднеет.
Муха помолчал еще. Улыбнулся.
— Тогда все хорошо, брат! Ты извини, мы обязаны проверить. Шакалов много кругом. Все хотят урвать кусочек.
Его подельник сзади исчез. Муха отсчитал деньги. Музеев осторожно взял протянутые купюры.
Стальной канат ослаб. Внутренности постепенно размякли. Хотя, это все может быть для отвлечения внимания. А как только он отвернется, то тут же накинутся.
Но Муха больше не напрягался. Попрощался. Договорился насчет следующей встречи. Музеев вышел из дома, отпустил нож в кармане. Облегченно выдохнул.
А потом на улице заметил за собой слежку. Двое парней следовали вдалеке. Музеев нырнул в подворотню, постарался оторваться. Кажется, удалось.
Что за жизнь, как перепуганный заяц. Не слишком ли большой кусок он откусил? Не по зубам.
Теперь все зарятся на его добычу. И львы, и шакалы. И еще менты дышат в спину.
Он вернулся домой, поужинал, посмотрел телевизор и лег спать. А теперь проснулся от стука в дверь.
— Откройте, милиция! — повторил голос за дверью. — Вот, смотрите, показываю удостоверение в глазок.
Музеев поглядел в глазок. Действительно, кажется менты. Вот зараза. Как они нашли его?
Он обреченно вздохнул. Вытащил нож, на всякий случай спрятал руку за спину. Вдруг это все-таки не менты, а бандиты. Открыл дверь.
Перед ним стояли трое. Крепкие, с цепкими взглядами. Один в гражданке, а двое в форме.
— Товарищ Музеев? — спросил тот, что в гражданке. — Вы арестованы.