Гири

Часть четвертая Йон Звук, напоминающий звон колокольчика. Также: неизгладимое воспоминание.

День уже заканчивался. Подходя к двери квартиры Мичи, Деккер вытащил из кармана своего пальто связку ключей. Подняв глаза, он увидел воткнутую в дверь какую-то записку. Приглядевшись, он понял, что это незапечатанный конверт. Любопытство заставило Деккера вытащить послание и глянуть на него. Оказалось, что это рождественская открытка. Свои поздравления мисс Асаме слали все десять швейцаров этого дома. Это светлое послание было лишним напоминанием о том, что до самого радостного праздника в году осталось всего пару недель и что щедрость мисс Асамы оценена по достоинству и не будет забыта.

«Ай да ребята!» — усмехнулся про себя Деккер.

Он попытался открыть верхний замок, но сделал это только с третьей попытки, наугад найдя нужный ключ. Через минуту был открыт и замок нижний.

Мичи просила его собирать ее почту и поливать цветы во время ее отсутствия. Эта просьба удивила Деккера. Но он расценил это как проявление все растущего доверия к нему, поэтому с готовностью согласился. Может, таким образом она устраивает ему проверку? Экзамен на то, с какой трепетностью и уважением он отнесется к ее личной жизни? Впрочем, ему казалось, что дело тут в другом. Он же не требовал от нее ответов на вопросы о шести последних годах. Он же не давил на нее до сих пор и не собирался давить впредь.

«Обращайся со временем аккуратно, — говорят японцы, — И оно отплатит тебе тем же».

Он опаздывал сегодня на квартиру Мичи. Соответственно, придется опоздать и в участок. Вину нужно было взваливать на Ле Клера, который задержал его сегодня на Федерал Плаза дольше обычного. Впрочем, капитану Агресту, — непосредственному начальнику Деккера в участке, — было по большому счету плевать на федеральную оперативную группу. Кивок в сторону Ле Клера тут не сработает. Капитан скажет, что Деккер уклоняется от выполнения своих первейших обязанностей в участке, что на его столе копится бумага и что он больше не потерпит опозданий.

Чтобы успевать в участок, нужно было урезать время в чем-то другом. Перед Деккером стоял выбор: либо отменить свои утренние тренировки, либо попросить кого-нибудь заменять его по вечерам в доджо. Он остановился на втором, хотя страшно скучал по своим ученикам и тяжело переживал тот факт, что в течение нескольких ближайших дней с ними будет работать другой инструктор. Проклятье!

Но Ле Клер не собирался отпускать вожжи. Он требовал и требовал.

— Господин Манфред, должен признаться, что с вашей помощью и с помощью этого плана вместимости арены нам удалось схватить господ Пангалоса и Кворрелса за их волосатые яйца. Мне кажется, что теперь пришло время их немножечко сжать, как вы на это смотрите? Налоговое преступление, мошенничество, тайный сговор — мне все равно как вы это пожелаете назвать. Кворрелс готов сотрудничать. Он уже кое-что выдал нам из того, что, как он надеется, избавит его от тюрьмы.

— Что именно?

— А именно, названия некоторых компаний в штате Делавер, где Поль Молиз любил отмывать свои грязные денежки, которые возвращались в страну с Каймановых островов. А именно, информация о курьерской системе, при помощи которой обеспечивается транспортировка деньжат на Кайманы и обратно. Он также позволил себе обронить пару-тройку словечек о «Мерибел Корпорейшн».

Ле Клер почесал рукой грудь, не расстегивая рубашки. Глянул в окно на солнце и добавил:

— Кворрелс сообщил о том, что ваш друг Канаи отвалил от «Золотого Горизонта».

Деккер выпучил глаза.

— Я давал вам мое слово, — проговорил он изумленным голосом. — И я сдержал его. Я не сказал ему ничего! Ни о казино, ни о людях, которые стоят за ним, ни об убийстве Бакстеда. Если вы помните, Канаи и сам уже что-то подозревал. Еще до гибели Алана Бакстеда.

— Подозревал, подозревал. А может быть, у Канаи по ночам случаются видения? Говорят, Христос помогает таким везунчикам, как он.

— Видения? А что? Такое бывает, я слышал...

— Бывает. Ой, бывает!

Они оба одновременно расхохотались.

— Прежде чем вы на сегодня откланяетесь, — продолжал Ле Клер, — я хотел бы, чтобы вы надиктовали рапорт, в котором бы подробненько поведали о том, как вам удалось заполучить этот фальшивый план вместимости. Имя информатора можете, разумеется, опустить. Одна из моих секретарш ждет вас за дверью и готова красиво оформить ваш рапорт.

— Мм... Но разве это не может подождать? Мне сегодня еще нужно успеть в участок.

— Господин Манфред! Послезавтра я должен быть в Вашингтоне. Снова, да. Я уже составил кое-какой план и ваш рапорт играет в нем очень важную роль. С его помощью я выполню задачу номер два.

— Номер два?

— Возьму за жабры уважаемого сенатора Теренса Дента. Я не собираюсь упускать эту вкусную рыбку. Сенатор Соединенных Штатов, вы только вдумайтесь! Это дельце, похоже, привлечет такое же внимание, как в свое время ABSCAM (операция ФБР, связанная с арабами). Представьте только! Но ребята из министерства юстиции хотят быть до конца уверенными, что мы на правильном пути и под конец не сядем в лужу, увлекая за собой и их. Они считают, что с них хватит седых волос, полученных после прежних неподтвердившихся обвинений в адрес конгрессменов. Если такое случится еще раз. Конгресс живьем сдерет с них шкуру и станет медленно поджаривать на огне. У Конгресса хватит яда, чтобы навсегда успокоить того, кто тронет на голове его членов хоть один волос без веских на то оснований. После ABSCAM все наши сенаторы и представители стали форменными параноиками. Стоит только попытаться приблизиться к ним с дурными намерениями, как они тотчас показывают зубы. Нам нужен, одним словом, верняк! Это понятно?

Деккер кивнул и спросил:

— А что с Пангалосом?

— А что с Пангалосом? Ничего хорошего. Он не выходит у меня из головы. Этот хлыщ уперся, как баран, но, похоже, я знаю, чем можно будет пронять его. А пока я начну работать с Кворрелсом. Выдою из него немного, а потом расскажу это Пангалосу. Он поймет, что чем дольше будет молчать, тем больше ему придется сказать потом, чтобы избежать строгого наказания. Он, бедолага, думает, что все будет по его, стоит только как следует надуть щеки и уничтожающе взглянуть на меня. Дурачок! Да он может смотреть на меня хоть до конца света, мне ничего не сделается. Я собираюсь затянуть на его члене узелок, который этот недоносок никогда не сможет распустить. И развязать нельзя и пописать трудно, каково? Или он станет со мной работать, или я его брошу на произвол судьбы. Он это рано или поздно поймет.

— Почему бы его просто не посадить?

— Я хочу как следует разобраться с «Менеджмент Системс», господин Манфред. И ожидаю, что господин Пангалос поможет мне в этом. А заключенный с отбитыми почками — плохой помощник. Пангалос еще посидит свое, не сомневайтесь. Я уж позабочусь об этом. А пока он сотрудничать не хочет. Ну что ж... Пусть пострадает хорошенько.

«О, да, он пострадает! — подумал Мэнни. — В этой области ты большой мастер! Уж ты, конечно, докажешь Пангалосу, кто из вас мужик с яйцами и у кого власть».

Ле Клер тем временем продолжал:

— Ему сказали, что мне ничего не стоит начать копаться в происхождении его клиентуры. Когда его клиенты узнают об этом, они выкинут Пангалоса, как рваный носок. Он уже достаточно времени побывал у меня в офисе. Улица знает, что я подбираюсь к нему все ближе и ближе. Так что, может, нам только выгодно подержать пока господина Пангалоса на длинном поводке. Я хочу, чтобы он почувствовал себя в изоляции, в одиночестве. Чтобы он понял, что ему больше некуда податься. Я хочу отрезать ему все пути для отступления. Ограничить его выбор до предела. Тогда он сам придет в мои распростертые объятия.

Интуитивно Деккер проговорил:

— А с вами когда-нибудь и кто-нибудь делал такое? Ограничивал вам выбор до предела?

Ле Клер опустил взгляд на свои отлакированные до блеска башмаки. Наступила недолгая пауза. Затем он проговорил:

— Это было давно. Я был еще ребенком. Пацаном. Учился в Говардском университете в округе Колумбия. Мой батя тогда служил там в Пентагоне. Как-то раз мы шумной компанией возвращались с баскетбольного матча в Балтиморе. Дети, господи. Ну, понятное дело, пьяные, но никого не задирали, это я отлично помню! И белые полицейские забрали нас. Посадили в «обезьянник» в участке.

Он поднял глаза на Деккера.

— Представьте только: негры в белом «обезьяннике»! И знаете, что они придумали? Каждому наставили в башку ствол и сказали: «Пойте хором „Реку Старика“ или ваши мозги полетят догонять журавлей». Все запели. Кроме меня.

— Да ну?

— Я сказал: "Можешь нажимать на спусковой крючок, белая задница, но от меня ты этого дерьма не услышишь. Ну, и я, естественно, стал центром внимания. Кто-то из фараонов решил меня проверить. Когда узнали, что мой батя двухзвездочный генерал в Пентагоне, меня, конечно, отпустили. Но на прощанье сломали челюсть и пару раз дали по почкам. Чтобы помнил о встрече. Вот так. Это еще добрые ребята попались. От других я бы не ушел так просто.

— Ну и что?

— Это меня кое-чему научило, — сказал Ле Клер. — Я понял, что твою задницу может спасти в конечном итоге только власть. Поэтому я стал стремиться к этому волшебному чуду. Я понял также на примере этого случая, что полицейские легко увлекаются. За ними нужен глаз да глаз.

«Я хорошо понимаю, что ты имеешь в виду», — подумал Деккер, вспомнив о судьбе Де Мейна и Бенитеза.

— Ладно, — махнул рукой Ле Клер. — Мне тогда был предложен выбор. Сейчас я то же самое предлагаю господину Пангалосу. Он может выбрать одно из двух. Либо пойти в тюрьму. Либо сотрудничать со мной. Он думает, что семейка Молизов слишком занята расследованием убийства Поля младшего и совсем о нем забыла. Нет, не забыла. Скоро, я уверен, он поймет, что его начальство выделит денек на его персону. И когда он увидит, что все внимание переключилось на него, ему понадобится друг.

Деккер сказал:

— Пошли разговоры о том, что была назначена цена на того, кто убил Поли. Дают четверть миллиона всякому, кто доберется до убийцы. Без всяких вопросов. Вероятно, вы правы, говоря о том, что сейчас ребята Молизов полностью сосредоточились на этом. Меня не удивит, если они решат подключить к этому и «Менеджмент Системс», которая ведет себя очень осторожно и старается не мараться.

Ле Клер кивнул в знак согласия.

— А теперь я убедительно попрошу вас пройти вот за эту дверь и спросить Рошель. Она уже заждалась вас. Я уже сказал, что требуется не простая отписка, а рапорт, которому я отвожу весьма серьезную роль в моей грядущей встрече с министром в Вашингтоне.

Деккер встал со стула и повернулся к двери. Ле Клер поднял вверх указательный палец и проговорил:

— Да, и еще, господин Манфред...

Детектив остановился на полдороги и повернулся к прокурору.

— Слушаю.

— По-моему, не стоит слишком часто оставлять миссис Реймонд одну, дружище.

Больше Деккер не оборачивался. Он ничего не ответил на это замечание своего начальника по федеральной оперативной группе. Детектив просто быстро вышел из его кабинета.

«Твою мать! — подумал он в сердцах. — Ле Клер знает про Мичи!»

Деккер убрал ключи в карман пальто, толкнул дверь от себя и вошел в квартиру своей любимой. Прикрыв за собой дверь и включив свет, он прошел на порог затененной гостиной.

Запах сигар все еще отчетливо чувствовался в воздухе. На кофейном столике не было серебряной пепельницы. Тот, кто спрятался в спальне, взял туда с собой ее и курит. Дверь в спальню, которую Деккер вчера плотно закрыл, была приоткрыта. Всего лишь щелка. Для того, чтобы наблюдать за ним изнутри и знать о его приближении.

Деккер сконцентрировался. Почта, оставленная вчера на кофейном столике, никуда не исчезла и лежала там. Правда, видно было, что ее переворошили. Шоджи был не на том месте, где накануне, как вспомнил Деккер. Две вазы с икебана на пороге токономы, — алькова, — были пододвинуты одна к другой несколько ближе, чем обычно. Словом, детектив понял, что своим приходом кому-то помешал.

Детектив кинул рождественскую открытку на кофейный столик к остальной почте, снял пальто и повесил его на согнутую в локте правую руку. Затем он быстро расстегнул все пуговицы на своем пиджаке и стал медленно приближаться к двери в спальню, которая была в начале коридора, ведущего в другие комнаты. Коридор был узкий, поэтому Деккер предпочел не входить в него. Мало ли что... Он пересек всю гостиную и остановился в конце ее, в нескольких шагах от двери в спальню. Прежде чем он успел что-то предпринять, как эта дверь распахнулась и в проеме показался мужчина в шляпе с круглой, плоской тульей и полями, загнутыми вверх, и кожаной куртке до колен. Он медленно вышел в коридор и остановился напротив Деккера. Обе руки у него были в карманах.

Он медленно вытащил их. В одной не было ничего, в другой блеснула полицейская бляха.

— Полиция. Мы бы хотели посмотреть на ваши документы, если имеются.

— Мы?

— Мой напарник за вашей спиной.

Деккер оглянулся через левое плечо. Действительно, из ванной комнаты показался второй. Он был молод, — не больше тридцати, — очень крепок, с широкими плечами, толстой шеей и свисающими светлыми усами. На нем были джинсы, тяжелые ботинки и белый шерстяной свитер грубой вязки. Он медленно приближался к Деккеру, постукивая об руку здоровенной отверткой с резиновой рукояткой.

Деккер почувствовал, как в воздухе запахло опасностью.

Он вновь оглянулся на того, который был в кожаной куртке.

— Говоришь, полицейский? Дайте-ка еще раз взглянуть на эту бляху.

— Я только что показывал вам ее, господин...

— Мое имя Деккер.

— Господин Деккер. Мы здесь при исполнении служебных обязанностей.

— О? Значит и туалетная салфетка имеется?

Кожаная Куртка повернул к Деккеру правое ухо, как будто недослышал. Видно было, что он немного растерялся.

— Туалетная салфетка, — повторил Деккер, снимая с правой руки пальто и показывая Кожаной Куртке свою пушку тридцать восьмого калибра. — Туалетными салфетками мы называем ордера на обыск в домах граждан. Любой полицейский знает это выражение.

Другой рукой Деккер достал из внутреннего кармана пиджака свою бляху и удостоверение личности. Руку, в которой было оружие, он развернул в сторону парня в белом свитере.

— Вы талантливые ребята, — проговорил он, следя за обоими. — На входной двери два первоклассных замка, а вы прошли сквозь них, как маги. Наверно и в центральном вестибюле вас не видели, не так ли? Ну, рассказывайте свою придумку. Грузовой лифт? Подземный гараж?

Кожаная Куртка на пару секунд надул щеки и с шумом выдохнул воздух. Осклабившись, он пробормотал:

— Охо-хо!.. У меня же написано в гороскопе: остерегайтесь сегодня встреч с незнакомыми людьми. А я, дурак, наплевал...

Деккер вовремя повернул голову вправо и увернулся от отвертки, которая была устремлена в его левый висок. Впрочем, ему это не совсем удалось. Удар инструментом пришелся в скулу. В ту же секунду Белый Свитер поднырнул под руку Деккера, державшую пистолет, и выстрелил вверх левой ногой. Ботинок с грубой, ребристой подошвой сильно ударил по запястью детектива. Пистолет вылетел из руки и отскочил в сторону.

Белый Свитер неспроста повел себя так уверенно. Деккер понял, что этот парень имеет подготовку в боевых искусствах. И очень неплохую.

От удара правая рука детектива онемела. Горячие иглы пронзили каждый нерв по всей длине руки. Но когда он вдруг увидел, как Кожаная Куртка нагибается за его пистолетом, он приказал себе не обращать внимание на боль. Тут ему помогли долгие годы тренировки и приобретенная в результате многочисленных поединков выносливость. Из скулы обильно текла кровь, заливая Деккеру все лицо. Правая рука была вся в огне. Однако, это не помешало детективу провести ряд маневров и приемов для нейтрализации Кожаной Куртки. Он прыгнул вперед и пару-тройку раз лягнул Кожаную Куртку по ребрам. Бедняга подлетел в воздух и грохнулся спиной о стену.

Деккер развернулся на сто восемьдесят градусов, чтобы быть лицом к лицу со вторым «полицейским» как раз вовремя. Белый Свитер легко передвигался вокруг него. Его движения напоминали движения кошки. Он не спускал напряженного самоуверенного взгляда с Деккера. Детектив не знал, кто тренировал этого подонка, но видел, что тренировали его изрядно.

Белый Свитер сделал один большой шаг навстречу Деккеру, высоко подпрыгнул в воздух, поджав ноги к заднице. Находясь в верхней точке своего прыжка, он мощно провел ногой резкий боковой удар. Вытягивающаяся нога стремительно приближалась к лицу детектива.

Деккер инстинктивно подался назад. Почувствовал только дуновение ветерка на своем лице, в дюйме от которого пронесся башмак противника. Белый Свитер приземлился после не совсем удачного удара на полусогнутые, демонстрируя прекрасное чувства равновесия. Да, такого трудно будет свалить с ног...

Через секунду он уже вновь занял стойку перед Деккером. Белый Свитер стоял боком, чуть выставив вперед одну руку и ногу. Глаза его замкнулись на глазах Деккера. Детектив также занял боевую стойку. Каждый ждал ошибки от противника. Каждый ждал благоприятного момента для атаки.

Наконец Белый Свитер не выдержал этого напряжения. Он изменил позу и показал, что нанесет удар ногой Деккеру в пах. Детектив инстинктивно опустил руки, чтобы защититься. Но Белый Свитер обманул его. Он молниеносно сделал полный оборот вокруг своей оси и провел удар ногой в голову детективу. Деккер успел увернуться назад. Правая рука невыносимо ныла. Ее нужно было поддерживать, чтобы она не висела, как плеть. Хотя было уже сейчас ясно, что перелома нет.

Деккер, не спуская глаз с Белого Свитера и не давая ему повода для нападения, стал быстро разминать больную руку. Сжимал и разжимал пальцы, проверял прочность кулака. Наконец, он почувствовал, что сила и крепость постепенно возвращаются к руке. Затем Деккер провел два быстрых удара по ногам соперника. Один был нацелен в колено, другой в икру. Белый Свитер отошел, но не далеко. Только для того, чтобы Деккер не достал до него. Он не побежал. А этот парень — думающий боец. С ним надо очень осторожно...

Впрочем, Белый Свитер сделал одну ошибку. Сосредоточившись на Деккере, он совсем потерял из виду своего напарника. Противники кружили, как по рингу, и наконец остановились так, что прямо за спиной Белого Свитера оказался Кожаная Куртка. Бедняга, ударившись о стену, теперь пытался подняться на ноги. Он отчаянно морщился, постанывал и держался за отбитые ребра. Опираясь спиной о стену, он уже почти поднялся, но сил не хватило...

— Так твою мать! — прохрипел он и рухнул опять на пол.

Ноги его непроизвольно вытянулись и ударили сзади Белого Свитера.

Потеряв на пару секунд равновесие. Белый Свитер обернулся на своего товарища. Когда Деккер увидел перед собой его спину, он понял, что может теперь схватить удачу за вихор. Правой ногой он подкосил парня по колену. Тот упал на пол. Теперь он был в полной власти Деккера. Тот мог сделать с ним все, что угодно.

Деккер решил применить метод «стального зажима». Не откладывая дела в долгий ящик, он мгновенно провел необходимые маневры. Он подскочил к Белому Свитеру, который пока еще не успел опомниться, зажал правой рукой ему горло, а левую просунул у него под мышкой и через плечо соединил с правой. Затем Деккер откинулся спиной назад и увлек за собой противника. Обхватив его еще ногами, он стал душить парня. Главная задача, — перекрыть шею и сократить подачу кислорода в мозг, — удалась как нельзя лучше.

Деккер держал зажим ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы противник перестал «трепыхаться». Он не хотел превращать парня в овощ, его жертва отчаянно сопротивлялась, боролась, пыталась разорвать зажим Деккера. Но детектив был силен, а парень с каждой секундой все больше слабел. Наконец он затих, мышцы его расслабились. Деккер отпустил его горло, перевернул парня под себя и встал. Первым делом детектив поднял с пола свой пистолет. Затем он подошел к Кожаной Куртке, и обыскал его. Оружия не было. Но у него было очень интересное удостоверение личности.

Кожаную Куртку звали Джеем Перлманом. Деккер смерил его внимательным взглядом.

— Вы оба работаете на «Менеджмент Системс Консалтантс»? Просыпайся, лопух.

У Перлмана глаза были закрыты. Обе руки он держал в правой стороне грудной клетки.

— Да... — прохрипел он.

— А где этот? — спросил Деккер.

— Кто еще? — удивился Перлман и даже открыл глаза. — Черт возьми, кажется, ты мне тут что-то сломал, скотина!

— Я спрашиваю: где ваша голова? Тот сморчок в белом свитере рожден, чтобы кости людям ломать, а не думать. К тому же ни у кого из вас нет сигар.

— Черт возьми, что тебе еще надо, я не пойму никак?

— Хочешь, чтобы я проделал тебе дырочку в левой стороне? Для вентиляции? Не надо играть в дурачка. Я говорю о человеке, который курит дорогие кубинские сигары, которыми пропахла вся квартира. Ты их не куришь. Что-то мне подсказывает, что не курит их и твой приятель с толстой шеей. Я спрашиваю последний раз: кто дымил здесь кубинскими сигарами? Неужели лучший подслушиватель телефонных разговоров во всем Манхэттене?

Деккер повернулся лицом к спальне.

— Эй! Феликс! А-ну, давай вытаскивай оттуда свою смуглую задницу!

Дверь спальни открылась еще раз и в проеме появился маленький, улыбающийся кубинец с сигарой, зажатой между ровными рядами белых зубов. Он вошел в холл.

Одет был с иголочки. Костюм-тройка серого цвета, галстук, пальто «Берберри» через руку. В другой руке у него был кейс.

— Деккер, дружище! Комо эста?

— Феликс... Я так и знал, что это ты, сучий потрох!

Они были знакомы между собой. Подслушиватель телефонных разговоров и детектив. Да что там знакомы — работали вместе!

Феликс Бетанкур был во всех отношениях примечательной личностью. Ему было за пятьдесят. Внешность патриция. Своими манерами и умением держаться на людях он снискал себе прозвище Изящный. Феликс был настоящим гением в электронике. Он приложил руку к Бей оф Пиге, Уотергейту и другим политическим скандалам самого громкого звучания. Он работал в разное время и одновременно на ЦРУ, ФБР, Государственный Департамент, обе крупнейшие политические партии и мощные транснациональные корпорации. Он работал также на вашингтонские и нью-йоркские газеты, профессиональные союзы, нью-йоркскую полицию и, наконец, он работал на организованную преступность. «Менеджмент Системс Консалтантс» заполучила его, лишь предложив ежегодную зарплату, исчислявшуюся шестизначным числом.

В те времена, когда информация становилась самым надежным видом валюты, Феликс Бетанкур становился королем.

Несмотря на свои безупречные манеры, в душе Феликс отличался крайней аморальностью. Он всегда готов был продаться тому, кто больше даст. И однако, это не мешало Деккеру относиться к нему без ненависти, даже с определенной симпатией.

— У тебя хороший галстук, Феликс.

Кубинец глянул вниз.

— Двести долларов. Ручной работы. Особый шелк. Червяков шелкопряда кормил исключительно дубовыми листьями. Исключительно! Это придало ткани мягкий коричневый цвет. — Он мельком глянул на парня в белом свитере, который без сознания лежал на полу. — Я говорил ему, что с тобой лучше не связываться. А он ответил, что это все ерунда. Он ответил, что сможет свалить тебя с закрытыми глазами.

— А получилось наоборот. Свалил его я и глаза ему закрыл я же.

Феликс ухмыльнулся.

— Тут ты прав, дружище, спору нет. Это Тоби. Он хвастался тем, что его тренирует сам Робби Эмброуз, чемпион. Он говорил, что вывернет тебя наизнанку через задницу.

— Что в портфеле, Феликс? Кубинец вынул изо рта толстую сигару и только пожал плечами.

Тогда Деккер сказал:

— Выложи его содержимое в гостиной на кофейный столик. После этого ты со своими дружками должен убрать из этой квартиры всех жучков, кранчиков и микрофончики, которые вы тут установили. Я очень советую тебе снять все и ничего не забыть. Завтра я приведу сюда одного из твоих конкурентов. Он перевернет всю квартиру вверх дном. И если он найдет хоть вот такой кусочек проволоки...

Феликс улыбнулся.

— Деккер! Друг мой! Я умею проигрывать, ты не думай. Мы профессионалы, ты и я. Я уберу, все, вот увидишь.

Белый Свитер зашевелился и глухо застонал.

Кубинец проговорил:

— Не хочу показаться излишне любопытным, дружище, но у тебя нашлись ключики к этой квартире... Означает ли это, что леди является твоей подругой? Если бы я знал об этом заранее, то никогда не согласился бы вломиться сюда.

— Феликс, не надо! — улыбаясь, проговорил Деккер. — Ты бы вломился даже в Христову гробницу, если бы тебе сказали, что там нужно установить жучка за хорошие денежки! Вываливай на стол свой кейс. И положи, пожалуйста, пепельницу туда, откуда ты ее взял.

Спустя двадцать минут Деккер, находясь все еще в квартире у Мичи, пытался осмыслить то, что произошло с ним.

Так... Ребята Молиза заняты сейчас исключительно розысками того парня, который прикончил Молиза младшего... В настоящий момент они только этим и занимаются. Подключили к этому даже «Менеджмент Системс», которая известна своими претензиями всегда оставаться в стороне от чернухи...

Он отпустил Феликса и его друзей с богом. Ради Мичи. Нет смысла привлекать к ней больше внимания, чем необходимо. Феликс набрал было в свой кейс кое-какие письма Мичи, личные бумаги, паспорт и деловые документы алмазной компании. Ни один судья не посадил бы его за это, если бы вообще можно было представить, что дело дойдет до суда. Адвокаты для Феликса, нанятые «Менеджмент Системс», затянули бы процесс и суд года на два. А потом все бы тихо затухло. Кто станет собирать серьезное собрание для того, чтобы обсуждать как кто-то когда-то спер какие-то бумажки?..

Должно быть это дело рук Спарроухоука. Другие варианты маловероятны. Ведь это англичанин заправляет «Менеджмент Системс». Впрочем, он должен был сейчас разбираться только с делом об убийстве Поли. Ни на что иное не отвлекаться. Неужели он или кто-нибудь в клане Молизов думает, что она имеет ко всему этому какое-то отношение? Деккер даже вздрогнул. Он закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.

Если Спарроухоук... Если предположить, что Спарроухоук и семейка Молизов хотят видеть Мичи мертвой... Как уберечь ее от них? Как?!.

В последние шесть лет Деккер никогда не раскрывался перед женщинами. Он рисовал в сознании волшебные образы и обманывался ими. Женщин он держал на расстоянии вытянутой руки и обманывал их. Но долгий обман кого-то, в результате, оборачивается самообманом.

В итоге он понял это, но ничего не предпринял. Самообман так самообман. Он жил в мире обмана и иллюзий. Ему было на все наплевать.

До тех пор, пока однажды вечером в его тренировочном доджо не появилась Мичи. С того света.

С ее возвращением он вернулся к жизни. Он стал уязвим. До этого он не совершал ошибок, потому что ничего вообще не делал. А теперь он рисковал ошибиться. До этого он ни перед кем не раскрывался. А теперь раскрылся перед Мичи. А значит и перед врагами.

Раньше ему нечего было терять, а теперь — Мичи.

Он сидел в ее квартире до наступления ранних декабрьских сумерек, охотясь в своем сознании за бестелесными тенями и борясь со страхом.

Тем же вечером, в пять часов тридцать две минуты, Спарроухоук и Робби, разрезая толпу пешеходов на тротуаре, быстро продвигались к лимузину, который должен был сбросить Эмброуза в центре, а Спарроухоука отвезти домой в Коннектикут.

Робби первым заметил какого-то мужчину, стоявшего рядом с шофером.

Затем и Спарроухоук поднял глаза.

Боже мой! Деккер!

Шок от встречи был искренним.

Деккер сказал без всякой подготовки:

— Лапы прочь от Мишель Асамы. Не прослушивать ее квартиру, не вламываться туда с обыском, не вскрывать ее почту и вообще держаться от нее подальше. Все.

Глаза Спарроухоука сузились.

— Можно полюбопытствовать: это официально?

— Полюбопытствуй.

— Это официально? Она что, находится под домашним арестом полиции? Или по отношению к ней осуществляется федеральная программа защиты свидетелей?

— Это неофициально.

— В самом деле? Кстати, до меня дошли слухи о том, что ты избил сегодня еще двух моих людей. Тебе не кажется, что ты несколько увлекся со своей доблестью?

— Один из твоих людей пытался высадить мне глаз при помощи отвертки. Я оборонялся.

— Отверткой? Ах, какая беда! А ты даже не арестовал его. — Спарроухоук оглянулся на Робби. — Ты только представь. Кто-то хочет сделать из него Циклопа, а он даже не арестовывает его! — Он опять взглянул на Деккера. — Так, давай напрямую. Твоя забота о мисс Асаме строго неофициальна и несанкционирована начальством, да? Защищая ее, ты находишься не при исполнении служебных обязанностей, верно?

Деккер передернул плечами. Ему стало неуютно. Он уже стал жалеть о том, что устроил этот разговор.

Спарроухоук заметил его замешательство.

— А поскольку это неофициально, дражайший детектив сержант Деккер...

— Это личное.

В то самое мгновение, когда он выпалил это слово, Деккер понял, что совершил ужасную ошибку.

Брови Спарроухоука поползли вверх.

— Личное? Ах, личное? О, это заставляет меня посмотреть на предмет дискуссии под совершенно иным углом зрения. Личное. Ты слышал, Робби? Нет, ты слышал?

— Ага, майор.

— И скажи же ты мне, дорогой детектив сержант Деккер. Как это понимать? Что это может означать? Значит ли это то, что я отныне не должен воспринимать тебя серьезно? И вообще, неужели между мной и тобой может быть что-то личное? Робби, может быть, я что-то не так понял? Может, он хотел сказать, что это у тебя с ним есть что-то личное?

— С удовольствием готов согласиться с ним, майор. Я уже имел честь обделать пару личных дел с сержантом Деккером в свое время. И готов снова.

Спарроухоук издевательски нахмурил лоб и приложил руку к подбородку, якобы задумавшись.

— Ах, да! — воскликнул он. — Что-то такое припоминаю. Ага, ну правильно. Вспомнил. У вас были две личные... Сугубо личные встречи.

Деккер перевел на секунду взгляд на Робби. Перед ним, нагло ухмыляясь, стоял тот единственный в мире человек, которому оказалось по силам поколебать уверенность Деккера в себе. Это был тот человек, из-за которого Деккер больше не участвовал в турнирах по карате. Внезапно он почувствовал, как раны, которые были нанесены Робби во время тех двух поединков, вновь закровоточили в его душе. Боль вернулась. Вернулся страх. Только теперь Деккер понял, что страх не пропал. Просто все это время сидел где-то глубоко в его голове. Затаившись.

Он заставил себя проговорить:

— Я повторять больше не стану. Оставьте ее в покое.

Спарроухоук сказал уже подчеркнуто вежливо:

— Вы пропустите меня к моей машине, господин Деккер?

Деккер отошел в сторону. Шофер открыл для англичанина заднюю дверцу. Спарроухоук, не теряя времени, влез в салон. Робби уже занес ногу, но остановился и повернулся к Деккеру. Он просто покачал головой, как бы с укоризной.

Ему не нужно было грозить сержанту или бросать ему вызов.

Просто он знал, что лучше Деккера. Вот так просто.

Он коснулся золотой серьги у себя в ухе и скрылся в салоне лимузина.

Когда машина отвалила от края тротуара, Деккер осознал, что совершил страшную ошибку. Он предупредил их. Возможность застать их врасплох лопнула, как мыльный пузырь. Он сам ее уничтожил. Он просто взял и сказал им, что тоже участвует в игре, хотя мог этого не делать и много на этом выиграть.

Рано или поздно ему придется заплатить страшную цену за эту ошибку. Ему и... Мичи...

На Джованни Гран Сассо не произвели никакого впечатления ультрасовременные казино Атлантик-Сити. Дело все было в том, что консиглиере не являлся игроком и не одобрял тех, кто играет.

На тучного седовласого итальянца произвела приятное впечатление только близость Атлантик-Сити к океанскому побережью. Он вдыхал соленый воздух и вспоминал о тех давних днях, когда он, еще будучи совсем молодым человеком, затеял пеший переход по прибрежным городкам своей родной Сицилии, когда он спал под открытым звездным небом и питался исключительно хлебом, сыром, вином и фруктами. Он с ностальгией вспоминал о тех днях. Это была самая счастливая пора в его жизни.

Сегодня вечером Гран Сассо неспешно гулял под руку с Альфонсом Родственничком по одной из прибрежных улиц Атлантик-Сити. Старые джентльмены были заняты разговором. Чуть позади за ними шли два телохранителя. Несколько минут назад закончилась встреча с сенатором Терри Дентом, который прилетел из Вашингтона специально для того, чтобы выяснить свое место в новой структуре руководства мафии. Дент предупредил итальянцев о том, что дело их принимает не самый лучший оборот.

— Ле Клер готов набросить сачок на многих ваших людей, — сказал Дент. — Не буду скрывать от вас: мне от осознания этого становится очень и очень неуютно. Для начала скажу о том, что Ле Клер подбивает министерство юстиции сделать официальный запрос правительству Кайманов о ваших тамошних банковских делах.

— На Кайманах не станут сотрудничать с американцами, — уверенно проговорил Гран Сассо. — Как только они это сделают, они сразу потеряют несколько миллиардов долларов. После этого кайманскому правительству ни от кого не будет веры. Когда дело касается больших денег, всякий предпочитает больше помалкивать.

— Инстинкт подсказывает мне, что тут вы правы. Но меня больше всего беспокоит то, что ребята из министерства юстиции охотятся отнюдь не за тенью. Они знают в кого целят. В Делавер были спущены из центрального правительства запросы относительно «Мерибел Корпорейшн», «Скарборо Риэлти» и «Эдвардс-Брюер Корпорейшн».

— Все наше, — пробормотал Джулия.

— Все ваше. Я узнал обо всем этом совершенно случайно. Просто по Конгрессу ходят и жалуются парламентарии от Делавера. Их не включили в состав комиссии, которая проводит расследование. Я слышал, что в Делавере тоже не особенно-то хотят сотрудничать с очкариками-юристами. Вы правильно подметили: как только начал передавать по команде информацию, тут же начал терять клиентов. Когда ты прячешь денежки, неохота раскрываться кому-то, где именно ты их прячешь. Это я понимаю. Я вам вот что скажу, ребята. Где-то вы допустили прокол и мне от этого теперь худо спится по ночам. Если вы намерены продолжать со мной дела и дальше, давайте будем впредь избегать подобного. Я знаю, что Пангалос утверждает, что молчит как рыба, но вот насчет Кворрелса?

Гран Сассо подлил Денту еще «Чивас Регаль».

— Вы что-то говорили о проблемах насчет лицензии казино.

— А это... Тоже неприятность. Ле Клер вошел в контакт с игровой комиссией из Нью-Джерси и посоветовал им там крепко подумать, прежде чем давать лицензию. Казалось бы, пустяк — лицензия. А посоветовал и теперь думают... Впрочем, похоже, ребята, вы не одни из тех, кто не хотел бы закрытия «Золотого Горизонта». Со мной в контакт вошел один конгрессмен от Нью-Джерси... Я не стану называть его имени... Так вот, прощупывал почву относительно того, помогу ли ему в борьбе с Ле Клером. Я и другие нью-йоркские парламентарии. Закрой казино и целая туча налоговых денег улетит в трубу. Я уже не говорю о рабочих местах.

Гран Сассо согласился с этим. Для него лично закрытие «Золотого Горизонта» означало потерю места, где он без проблем мог отмывать свои грязные капиталы. Игровой бизнес — это наличность. Наличность намертво связана с такими заведениями. Она циркулирует в них совершенно законно. Нет, если прикроют казино или, — того хуже, — «Менеджмент Системс Консалтантс»... Это не дело.

Дент устремил в итальянцев указательный палец.

— А теперь я вам настоятельно рекомендую хорошенько подумать о большом жюри, которое собирается созвать Ле Клер. Там он применит против вас свое главное оружие: свидетеля-информатора. Причем в его планы входит накинуть вуаль именно на членов жюри. На жюри, а не на свидетеля. Это вам о чем-нибудь говорит?

— Нигер совсем озверел... — пробормотал Джулия.

— Вы так думаете? Вполне возможно, но рассуждает он здраво. Как вы думаете, чем это пахнет?

Заговорил Гран Сассо:

— Это означает только одно: что он уверен в том, что ему удастся добиться обвинительного заключения. Это означает, что он посоветует членам жюри сделать так, чтобы тот человек не видел их лиц. Если им дорога жизнь. Черный человек очень умен... Откуда вы об этом узнали?

Дент нервно дернул щекой.

— Ле Клер говорил в министерстве юстиции о моей персоне и мне это совсем не нравится. Совсем не нравится... Им тоже хочется, но, как говорят, колется... Им нужно быть уверенными в том, что они не нарушат моих гражданских прав, начав мою раскрутку. Им нужен верняк. И у Ле Клера, похоже, что-то такое накапливается в бардачке. Короче, на одной вечеринке в Джорджтауне я столкнулся с одним парнем из ФБР. Он сказал, что его дочь переезжает в Нью-Йорк и ей нужна работа. Приличная. Мы разговорились и под конец он поведал мне о кое-каких планах Ле Клера.

Гран Сассо задумался, потом наклонился вперед и взял Дента за руку.

— Сенатор, сделайте-ка нам небольшое одолжение. Побеспокойтесь о том, чтобы девушка нашла себе работу. Хорошую работу. Что-нибудь такое, чем бы ее папаша очень загордился. Я хочу, чтобы этот парень из ФБР чувствовал себя вашим должником. Если у вас возникнут какие-нибудь проблемы с ее трудоустройством, звякните мне. Я постараюсь кое-что сделать, кое-где помочь. Когда она поступит на место, позаботьтесь о том, чтобы ее папаша знал, что обязан этим исключительно вам и вашему доброму характеру. Но не приближайтесь к нему после этого с просьбами об услугах до тех пор, пока я не скажу.

— Хорошо, — ответил сенатор.

— Теперь, прежде чем нам двигаться дальше, я хотел бы, чтобы вы внятно объяснили мне, в чем вам там еще требовалось мое содействие?

Дент выдохнул.

— Аза Эрнштейн.

— Ага, это парень из магазина, — проговорил, кивая, Джулия. — Вроде бы у него возникли какие-то проблемы с профсоюзом? Насколько мне известно, он очень щедр по отношению к избранным, этот ваш Эрнштейн.

— Один из основных моих помощников, — сказал Дент. — Давал мне крупные чеки. Помогал мне в избирательной кампании и когда требовалось выделить средств немного больше первоначальной сметы... Словом, он никогда не отказывал. Если я говорил ему, что нужен такой-то чек на такую-то сумму, он не задавал вопросов. Короче, я его должник. Я хотел узнать, не могли ли бы вы подключить к этому делу ребят из «Менеджмент Системс»? Пусть прощупают прошлое профсоюзных деятелей. Там полдюжины человек, всего-то... От них одни неприятности. Наверняка там можно будет кое за что зацепиться и обернуть против них самих. Я хочу вернуть свои долги Эршнтейну. Это упрочит мою репутацию. Он сейчас не может себе позволить забастовку. Не может себе позволить то, чего от него требуют профсоюзы.

Гран Сассо и Родственничек обменялись взглядами. Им было хорошо известно, что только благодаря денежкам Эрнштейна Дент занял свой высокий пост и все еще держится на нем.

— Мы побеспокоимся об Эрнштейне, — пообещал консиглиере. — Вы хотите, чтобы он выиграл забастовку, или чтобы она была отменена, не начавшись?

— Да, что-нибудь в этом роде.

Консиглиере важно кивнул.

— Считайте, что проблема снята.

Дент весь засветился от осознания собственной значимости.

— Буду вам очень признателен. Да, кстати, пока это не вылетело у меня из головы... Есть тут акции одного рудного дела... Так вот мой приятель, сенатор из Аризоны, божится, что они сейчас полетят вверх, как на крыльях. И я подумал: а не могли бы вы мне выделить аванс в счет процентов моего будущего дохода от новой арены?

— Сколько? — спросил по-деловому Гран Сассо.

— Пятьдесят тысяч.

«Знает, собака, что мы ему не сможем отказать», — пронеслось в голове у консиглиере.

— Посылочка будет в вашем вашингтонском офисе. Завтра. Она будет адресована вам строго лично.

Откупные... Без них не обойдешься, когда один влиятельный человек имеет дела с другим влиятельным человеком. Неважно, зачем Денту потребовалась такая большая наличность. Ему просто нельзя было отказать.

— У меня такое впечатление, что Пангалос и Кворрелс все-таки заговорят с Ле Клером на его языке, — проворчал Дент. — Этот сраный план вместимости. Он висит на них слишком тяжким грузом. И надо ж было его прошляпить!..

Гран Сассо подбавил себе в кофе анисовой. Есть вещи, о которых лучше говорить в отсутствие сенатора Соединенных Штатов.

— Сенатор, пусть Пангалос и Кворрелс вас не заботят. В итоге все закончится хорошо. Вот увидите.

Гуляя по улице под руку с Гран Сассо, Джулия наклонил голову вперед, еще глубже вжал руки в карманы пальто и сказал:

— Интересно, что бы выкинул Дент, если б знал о том, что мы запланировали сделать с этими двумя юристами?

Гран Сассо усмехнулся и ответил:

— Люди закрывают руками глаза, а потом жалуются, что темно. Он все прекрасно знает, но... не хочет знать. Не забудь о том, что тому полицейскому мы платим за работу семьдесят штук. Он предупредил Спарроухоука о том, что на меньшее не согласен, а Спарроухоук предупредил меня.

— Он хорош, этот полицейский. Он поставил еще какое-то условие? Чтобы оба юриста оказались в одно время в одном месте, да? Устроить это будет нелегко...

Консиглиере сказал:

— Вот как раз наоборот, друг мой. Сделать это будет легче всего.

«Ирония судьбы, — подумал он. — Я старше Пангалоса и Кворрелса, а знаю, что переживу их. Завтра в это время юристы уже будут мертвы».

Константин Пангалос раздраженно протирал глаза, сидя на кровати. Он схватил с телефона трубку и с опаской оглянулся на жену, которая лежала на своей половине кровати. Слава богу, не проснулась! Он прижал трубку к левому уху. Там сразу начали говорить. Узнав голос, Пангалос перебил:

— Бускаглия! Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Без четверти двенадцать, черт тебя возьми! Сейчас уже полночь! Полночь, а не полдень!

— Значит, я решил позвонить тебе в полночь. Можешь возбудить против меня уголовное дело. Но сначала выслушай, что я тебе скажу. Как тебе понравится мысль избавиться от головной боли по поводу этой сраной каши, заваренной Ле Клером на плане вместимости?

— И ты разбудил меня специально, чтобы задать этот вопрос? Пошел ты! У меня сейчас нет времени на игры! Со своими проблемами я пока справлялся сам и сейчас как-нибудь справлюсь, понял?

— Конни! Конни! Ты, видно, просто недослышал меня! Я сказал, что могу устроить один хитрый трюк, в результате которого план вместимости покинет стены мрачного здания на Федерал Плаза! Этот план существует в единственном экземпляре! Одна бумажка! В ней все их доказательства, все их улики против тебя и Кворрелса.

Пангалос вскочил с кровати и хрипло заговорил:

— Слушай, давай прямо и начистоту! Потому что, если ты мне пудришь мозги...

— Зачем мне это делать, когда я собираюсь пошарить у тебя в карманах? Это будет тебе немалого стоить. Копни. Пять для меня и десять для парня, который возьмет документ и уйдет с ним из штаб-квартиры Ле Клера. Это окончательная цена. Торговаться не будем. Или соглашайся, или...

— Похоже, ты не оставляешь мне выбора. Черт возьми! Это бы вытащило меня из глубокой ямы! Если этот план исчезнет оттуда, я смогу без всяких проблем каждый раз посылать Ле Клера куда подальше!

— Я уже переговорил на этот счет с Кворрелсом. Он едва не расцеловал меня через трубку. Он готов заключить эту небольшую сделку. Не думаю, что у вас двоих возникнут серьезные проблемы с добыванием денег.

— Деньги-то найдутся. А вот этот сраный план, который Деккер... Кстати, кто твой человек на Федерал Плаза?

Бускаглия фыркнул.

— Ты что, думаешь, что я назову тебе его имя? Разбежался! Это мое дело. А парень сделает все, как надо. Если ты помнишь, Деккер отвез меня на Федерал Плаза прямо с арены. Едва не за шиворот. В этом и была его роковая ошибка. Как только я оказался там, так сразу встретил одного парня из моей молодости. Мы никогда с ним не были друзьями. Просто знакомыми, приятелями... Кроме того, у него остался ко мне должок. Как-то он был экспертом в федеральной комиссии, которая доставила мне много неприятностей. И хоть я согласился не помнить зла, он сказал, что рвется в бой и готов искупить. Сейчас наступает время таких, как он. Людей с новым мышлением. А черные задницы, вроде Ле Клера уже выдохлись. Кроме пенсии им ничего не светит. Пришла пора на первый план выходить таким, как мой приятель. Но Ле Клер его вверх не пустит. Он вообще никого вверх не пускает. Заткнул все дыры своей черной жопой. Словом, я пообещал приятелю хорошо его устроить вместе с женой, а он согласился оказать услугу мне.

Пангалос уткнул куда-то в воздух указательный палец, представляя, что делает это в адрес Бускаглии.

— Вот это мне нравится, дружище! Знаешь, я ведь просил Спарроухоука подключить к моему делу «Менеджмент Системс Консалтантс». Я думал, что ему ничего не стоит разобраться с этой бумажкой, а заодно и со всей федеральной оперативной группой. Но он только замотал головой и сказал, что это невозможно. Что его люди слишком хорошо внедрены и находятся на виду. И еще он сказал, что Ле Клер не дурак и бережет эту бумажку, как зеницу ока.

Пангалос хохотнул.

— Ну и паршивый же кролик, этот Ле Клер! Я собираюсь поставить его теперь на место.

Бускаглия сказал:

— Вот поэтому вместо «Менеджмент Системс» к тебе обращаюсь я. Я скажу Спарроухоуку о моем друге и он возьмет его к себе. Он станет их информатором. Ты знаешь, как они работают. Тихо, без шума и пыли. Я скажу Спарроухоуку и буду считать, что мое дело закончено. С той самой минуты судьба моего приятеля будет зависеть от доброй воли англичанина, а я удалюсь. Возьму твои денежки и удалюсь. Ты знаешь, как я умею тратить хорошие деньги!

— Саль, ты только что спас мою бедную задницу. И я не собираюсь забывать об этом. Как скоро этот твой приятель обтяпает дельце?

— Скоро. Сейчас он уже может дотянуться до бумажки голой рукой. Ле Клер не любит рисковать. Он сменяет охрану документов через каждые два дня. Так что мой приятель долго возле бумаг не удержится. Да, кстати, пока не забыл... У нас с тобой разговор идет о наличных, понял? Чеки мне не нужны, так и знай.

— О'кей, о'кей, черт с тобой. Кворрелс...

— Он уже в деле, я ж тебе говорю. Он говорит, что плату разделите по-братски: пятьдесят процентов на пятьдесят процентов. За это ты полнишь в руки план вместимости, а впридачу и все то, что Ле Клер успел собрать на тебя и Кворрелса в своей конторе. Покажешь этот план Гран Сассу и Родственничку и после этого можешь считать себя совершенно свободным.

— Господи, всю жизнь я занимался тем, что собирал на людей бумажки, которые могут их погубить. Никогда не думал, что сам окажусь в роли загнанного зверя и буду надеяться на то, что кому-то там удастся спереть из моего бывшего офиса компромат на меня! Когда мы встретимся с твоим парнем?

— Ле Клер, начиная с послезавтра, переводит его от бумаг в другое место. Завтра — его последний день. Если не возражаешь, все будет сделано утром, а вечерком мы забьем где-нибудь стрелку.

Спустя двадцать два часа Пангалос вылез из такси в пустынном квартале близ Сорок Восьмой и Одиннадцатой улиц, забитых многоквартирными домами мрачного вида. Пангалос подождал, пока такси уедет и затем стал переходить дорогу, направляясь к машине, припаркованной у давно выселенного, аварийного дома, справа от которого тянулся пустынный школьный двор.

Вдруг он занервничал и ускорил шаг. Он нес в кейсе почти восемь тысяч наличными, — свою долю, — и еще имел наручные часы, которые бы потянули в любой лавочке по скупке краденого на пять тысяч. У него не было никакого желания становиться находкой для какого-нибудь ночного бродяги-налетчика.

Господи, он был так близок сейчас к спасению! Действительно Деккер совершил непростительную ошибку, что отвез арестованного Бускаглию на Федерал Плаза. Надо было отпускать его еще в Лонг-Айленде.

Как только Пангалос возьмет в руки этот чертов план вместимости, можно будет считать, что все проблемы сняты. Пусть тогда Ле Клер хорошенько помучается мыслью о «неожиданно потерявшемся» вещдоке. Без плана он ничего не мог сделать, засранец чернокожий!

Подойдя к машине, Пангалос вдруг резко остановился и, затаив дыхание, замер на месте. Слева показалась еще одна машина. Его это испугало. Но машина, слава богу, завернула за угол на Одиннадцатую улицу и направилась, судя по всему, в центр. Пангалос постоял еще, ожидая, когда угомонится его сильно стучавшее сердце, затем распахнул переднюю дверцу и сел на сиденье рядом с водительским, где его поджидал Ливингстон Кворрелс.

Пангалос захлопнул за собой дверцу. Он стал разминать заиндевевшие от холода руки в тонких перчатках. Затем огляделся вокруг.

— У тебя такой вид, будто ты только что застукал свою жену спящей в супружеской постели с посыльным мальчишкой. Где Бускаглия и его дружок?

Кворрелс повернул к греку свое заплаканное лицо.

— Конни, я... Я не понимаю, что происходит. Правда! Он заставил меня прийти сюда и ждать... Я вынужден делать то, что он приказал.

Кворрелс заикался от страха.

Пангалос нахмурился.

За его спиной послышался какой-то шорох. Пангалос не успел обернуться. С пола на задних сиденьях поднялся зловещей тенью Дориан Реймонд. Он сел прямо, спокойно упер Пангалосу в левый висок дуло пистолета двадцать второго калибра с глушителем и нажал на спусковой крючок. Раздался негромкий хлопок. Голова грека дернулась вправо и он мгновенно обмяк в своем кресле.

Кворрелс отшатнулся от трупа в суеверном ужасе. Он стал переводить затравленный взгляд с грека на Дориана и обратно.

— Дориан, я сделал, как ты меня просил... Я сделал... Ты сказал, что после этого ты меня отпустишь! Пожалуйста! Я хочу домой! К жене! Пожалуйста!

Дориан знал, что вести разговоры в таких случаях противопоказано. Единственной вещью, которую он мог сейчас сделать для Кворрелса, было мгновенное убийство. Пусть не мучается.

Он выстрелил дважды. Оба раза в голову. Одна пуля прошибла левую скулу Кворрелса, другая вошла в глаз. Кворрелс обмяк и стал сползать вниз. Одна его рука стала съезжать с баранки, а другая так и осталась на спинке сиденья.

Зажмурив глаза, Дориан отчаянно замотал головой. Эта работа не прошла для него даром. Он был знаком с обоими ребятами в течение нескольких лет и их убийство растревожило его душу гораздо сильнее, чем он предполагал. А ведь он еще не закончил. Джонни Сасс просил оставить «послание»...

Перегнувшись через спинку переднего сиденья, Дориан запихнул глушитель далеко в рот Кворрелса и дважды нажал на спусковой крючок. Голова мертвого еврея с каждым выстрелом подскакивала, как у Петрушки. Дориан толкнул Кворрелса обратно на баранку, затем то же самое проделал с мертвым Пангалосом. Он взял его за волосы, оттянул голову назад и тоже два раза выстрелил ему в рот.

«Послание» означало: «Юристы слишком много говорили».

Нервы у Дориана были напряжены до предела. Ему необходимо было как можно скорее выпить. Он отвинтил глушитель и положил его в левый карман своего пальто. Пистолет он спрятал в правом кармане.

Он, конечно, не самый умный и порядочный парень на Земле... Но он не нуждался в том, чтобы ему кто-то намекнул на то, что пора остановиться. Бакстед... Кворрелс... Пангалос... Его дружки. И он убил их всех.

Все, пора выходить из этой дерьмовой игры. Хватит! Деньги у него были. Семьдесят пять штук, не считая еще двадцати в банке... Почти сто тысяч. А еще копия «голубиного списка», за которую при удаче можно будет выручить несколько миллионов! Достаточная сумма для того, чтобы он прожил с Ромейн безобидно до конца жизни.

Он был уверен, что с деньгами сможет вернуть Ромейн. Он знал это. Это была его единственная женщина, с которой он не чувствовал себя подонком, а человеком. Она ушла от него. Он извлек из этого печальные, но, видимо, необходимые уроки. Наказание отбыл. Теперь ему требовался только еще один, последний шанс. Она должна ему его дать! Пусть посмотрит на то, как он умеет заботиться о ней. Она увидит его искренность, его старания и... Все у них будет хорошо.

А в настоящий момент он направился на Восьмую улицу, где, как знал, есть бар. Ему требовалось пропустить несколько стаканчиков и хорошенько поразмышлять о том, как он будет жить дальше после всего того, что сделал. Он ведь не Робби, которому человека убить — что два пальца обоссать. После Кворрелса... Теперь ему будет страшно заводить друзей. Ведь до сих пор все заканчивалось тем, что он их убивал...

В баре на углу между Восьмой и Сорок Девятой улицами он сел между безликими мужиками в пальто и темных шляпах. Он выпил скотч и поклялся себе в том, что никогда не будет вспоминать о прошлом. Прошлое не должно мешать строительству будущего.

Он возьмет деньги и станет свободным. Возьмет с собой Ромейн и исчезнет.

Он задержался в баре надолго. Потому что боялся идти домой ложиться спать. Потому что знал: ему будут сниться те, кого он только что так безжалостно убил.

Гуляя по залам амстердамского Рихксмузеума, Мичи ничем не показывала того, что знает о слежке за ней. Она пристроилась к небольшой группе туристов, которые переходили от одной картины Рембрандта к другой. Когда все остановились перед «Ночным Сторожем», она остановилась тоже.

Она глянула в свой путеводитель, затем вновь на картину. Спустя несколько минут она отделилась от группы и направилась к выходу из зала. Она намеренно шла прямо на того человека, который сопровождал ее сегодня везде, начиная от самого отеля «Окура», где она остановилась. Он усиленно делал вид, что полностью поглощен созерцанием «Еврейской Невесты» Рембрандта. Но его концентрация была слишком нарочита, чтобы быть искренней. Нетрудно было догадаться, что он только ждет момента, когда Мичи пройдет мимо него, чтобы вновь пристроиться ей «в хвост».

Мичи прошла мимо него, не замедляя шага и не глядя на него.

Она вышла из музея. Воздух был холодный, поэтому она закрыла нижнюю часть своего лица толстым черным шарфом и подняла воротник своей меховой шубки. На дворе стояло воскресенье и Амстердам был тих. Она остановилась на улице и огляделась по сторонам, как бы решая, куда идти дальше. Движения на улицах почти не было.

Мичи пошла налево. Пешая прогулка не пугала ее. Наоборот, она рада была отдохнуть после утомительной деловой встречи, касающейся проблем ее алмазной компании. Она любовалась аккуратными каналами, по оба берега засаженными деревьями, домом Рембрандта и Анны Франк. Свернула под конец на узенькую боковую улочку и вышла на проспект, вдоль которого тянулись роскошные особняки и старинные дома.

Она ни разу не оглянулась назад.

Оказавшись вблизи рынка Альберта Куипа, она остановилась на пару секунд, а потом решительно направилась вдоль рядов палаток, где торговали антиквариатом, старинными ювелирными украшениями, деревянными башмаками и алмазами. Остановилась у палатки торговца рыбой и заказала себе тарелку сельди особого приготовления. Смакуя нежное и вкусное мясо рыбы, она как бы невзначай повернулась в ту сторону, откуда пришла.

Он был там. В толпе людей. Круглолицый мужчина в темно-зеленой куртке с капюшоном, — анораке, — квадратных очках с крашеными стеклами. Она разглядела у него слуховой аппарат. Господи! Ну и «шпик»!

Он стоял около палатки, где торговали блюдами индонезийской кухни. Вот он протянул руки в окошко и вытащил их с пирогом. Мичи уже ела такой пирог. Начинка была из кокосов и жареных бананов. Он передал владельцу палатки два гульдена, спрятал в карман сдачу и тут же с жадностью набросился на экзотическое блюдо.

Мичи повернулась к нему спиной, бросила недоеденную рыбу в картонную урну, заполненную мусором, и быстро смешалась с толпой.

Она заметила за собой слежку еще в Лондоне. Все два дня, что она там находилась, ее «пасли». Поймала она ребят очень просто и в то же время хитро. Прежде чем в очередной раз уйти куда-то из своего номера в лондонском отеле, она «обронила» на пол возле самой двери маленький бриллиант. Несмотря на свою привлекательность, камень был бракованным. Впрочем, это было видно только профессиональному ювелиру. Несведущий в этих вопросах человек вполне мог принять камень за дорогой. Выйдя в холл, она повесила на своей двери стандартную табличку, которая гласила: «НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Вернувшись в номер, она огляделась вокруг себя. Вроде бы все лежало на своих местах. Казалось, здесь никого не было в ее отсутствие. Кровать была не заправлена, как она ее и оставила. Газеты были небрежно разбросаны по креслам, как она их и оставила. На столике перед телевизором лежала тарелка с недоеденным завтраком, как она ее и оставила. Все лежало там, где она это оставила. Но вот камня на полу не было.

Если бы не жадность «шпиков», Мичи, наверное, так и не узнала бы о том, что ее «пасут».

После того инцидента, в который она попала с теми двумя американскими недоумками на открытий новой арены в Лонг-Айленде, Мичи отныне решила быть более осторожной. Она поняла, что должна держать себя ниже травы, тише воды. Не стоит привлекать к себе внимание тех людей, за жизнями которых она приехала в Америку. Счастье, что в ее лондонском номере не было ничего, что могло бы скомпрометировать или выдать ее. Пятнадцать тысяч долларов наличными лежали в гостиничном сейфе вместе с запечатанным конвертом, где было три ее паспорта, каждый из которых был заполнен на свое имя.

После убийства Поля Молиза и его шофера-телохранителя она спрятала кай-кен и некоторые бумаги подальше. В ее нью-йоркской квартире не было ничего, что могло бы навести на подозрения тех людей, которые бы посчитали нужным перевернуть ее вверх дном.

Впрочем, где-то, на каком-то этапе она все же допустила какую-то промашку. Иначе, чем объяснить обыск в ее лондонском номере? Чем объяснить постоянную слежку от Лондона до Амстердама? Может, все началось с той злосчастной минуты, когда двое пьяных американцев ввалились в женскую комнату в новой арене?.. Впрочем, были возможны и другие варианты. Например: она что-то не то или не так сказала... Или ее кто-то узнал?

Когда она вернется в Америку, она все расскажет Мэнни. Они любят друг друга, но она понимала, что не будет покоя им обоим и их любви, пока она не выполнит свой долг по отношению к семье. Мичи поклялась убить тех людей, которыми по долгу службы как раз занимается Мэнни. Такова была печальная ирония судьбы. И она исполнит клятву.

Достаточно ли крепка его любовь к ней, чтобы понять ее?..

Покинув рынок, она пешком отправилась в свою гостиницу. Впрочем, в самый последний момент раздумала и зашла в кафе, которое располагалось в двух домах от отеля. Она заказала себе джин «Женевер Датч» и апельсиновый сок. Со своего столика она могла видеть дверь кафе и двери отеля. Прошло несколько минут. Человека в темно-зеленом анораке не было. Однако, она понимала: это совсем еще не означает, что он прекратил слежку.

Мичи спросила, где тут телефон, и ее провели вниз по лестнице. Она взяла адресную книгу и несколько монет из кошелька. Она села на стул так, чтобы видеть всю лестницу и стала набирать номер. Абонент долго не отвечал и она уже хотела повесить трубку, как вдруг в ней раздался голос:

— Слушаю!

— Мэнни, это ты?

Поначалу голос Деккера был недовольным, но, узнав, что это Мичи, он преобразился.

— Мичи! Откуда ты звонишь?

— Из Амстердама. Как ты?

— Отлично. Просто отлично. Я скучаю по тебе. Когда ты возвращаешься?

— У меня в Европе еще дела. Отсюда я планирую улететь в Париж. Ты уверен, что все нормально? У тебя был сначала какой-то странный голос...

Он рассмеялся.

— Интересно, а каким еще голосом я должен отвечать человеку, который звонит так рано, да еще в доджо? Я привык тренироваться один и не люблю, когда мне мешают. К тебе это, разумеется, не относится. Можешь звонить сюда в любое время.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Я просто хотела сказать, что когда вернусь, мы должны о многом переговорить. Я расскажу тебе... все. Все. Ты понимаешь меня?

Голос его стал мягким и нежным.

— Рассказывай мне все, что считаешь нужным. Если мне чего-то не нужно знать — молчи.

— Я думаю, что теперь могу довериться тебе.

— Спасибо за доверие. Поэтому ты мне и ключи от квартиры доверила?

— Я просто знаю, что могу довериться, и все. Скажи мне одну вещь: почему ты так рано оказался в доджо? К тому же сегодня ведь воскресенье. Я чувствовала, что ты там, поэтому и позвонила. Но... неужели ты всегда тренируешься в такую рань?

— Не всегда. Ты ведь не знаешь, что у нас тут произошло. Вчера убили двух очень важных людей. Юристы. Тот парень, на которого я работаю в составе оперативной группы, места себе не находит. Злой, как черт! Сегодня он тащит нас на экстренное совещание к себе в девять утра! Похоже, мы знаем, кто нам подкинул такую подлянку. Некто, кого мы оба знаем. Дориан Реймонд.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Мичи. Она насторожилась.

— Вы... арестуете его?

— У нас для этого недостаточно оснований. Только догадки. Убийство было совершено им, лично я-то в этом уверен. Его почерк. Выстрелы в голову. К тому же он был хорошо знаком с убитыми. Не знаю... Может, мы пригласим его к себе на допрос, а там посмотрим... А вдруг удастся припугнуть его и он в чем-нибудь ошибется или признается? Мы тут думали, зачем он это сделал? Ответ один: чтобы помешать нашему расследованию в отношении «Менеджмент Системс Консалтантс», Спарроухоука и семейки Молизов. У нас было только два источника информации. И с обоими разобрался вчера Дориан. Если нам удастся разговорить теперь его самого, то это можно будет назвать большой удачей. Попробуем что-нибудь... Собственно, для этого нас и собирает сегодня мой начальник.

Мичи сказала:

— Так его что, скоро посадят в тюрьму?

— Кто знает? Как получится... Зависит от того, удастся нам или нет растрясти его. Посадив его за решетку, мы ничего этим не добьемся. Оперативная группа хочет засадить птичек покрупнее. Но мы попытаемся сделать все возможное. Слушай, что мы все говорим о моей работе? Заканчивай там свои дела с алмазами и поскорее возвращайся домой!

Она решила немного пококетничать.

— Что это ты так на этом настаиваешь? Неужели несгибаемый воин может отдавать сердце чему-нибудь, кроме своего карате?

— Возвращайся и увидишь.

— Мне так много надо сказать тебе...

— Неужели на этот раз ты разоткровенничаешься настолько, что выложишь мне всю свою подноготную?

Она прикрыла глаза.

— Хай. Я расскажу тебе о том, что случилось в те годы, что мы жили в разлуке. Я расскажу тебе о том, что на самом деле произошло с моей семьей и почему я приехала сейчас в Америку. Только я очень прошу тебя... Пусть в наших отношениях ничего не изменится! Обещай мне!

— Я обещаю. Я думаю, это еще больше сблизило нас. По крайней мере, надеюсь на это. В самом деле, почему бы нам не попробовать? Шесть лет уже прошло, стоит ли тянуть еще столько же? Как я хотел бы, чтобы ты вернулась следующим же самолетом!

Он еще не договорил до конца последнюю фразу, как в ее мозгу вдруг вспыхнула сумасшедшая идея!..

Хай! Действительно, почему бы не прилететь в Нью-Йорк следующим же рейсом? Для того, чтобы убить Дориана Реймонда!

Это будет сопряжено с огромным риском и опасностью. Ей нужно будет «уйти от хвоста» в Амстердаме, затем вылететь в Нью-Йорк инкогнито и, не попавшись на глаза ни Мэнни, ни кому бы то ни было другому, убить Дориана Реймонда, после чего немедленно вернуться в Европу и сделать видимость того, что она ее и не покидала. Ей потребуется для успеха мобилизация всех сил, всех способностей, всей хитрости, на какую она только способна, абсолютной концентрации...

А также благословение богов и предков.

— Следующим самолетом... — прошептала она.

— Что? — переспросил Мэнни.

Она вернулась к реальности и спохватилась.

— Ничего. Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что любишь меня. Это моя соломинка, за которую я хочу уцепиться. Это все, что у меня есть в жизни. Люби меня, Мэнни. — Ее глаза наполнились слезами. — Прошу тебя. Люби меня!

Она резко повесила трубку.

Находясь от нее за тридцать пять сотен миль, Мэнни кричал в свою трубку:

— Люблю! Люблю! Я люблю тебя!

Вдруг он замолчал.

— Мичи? Мичи? Але? Але?! Мичи?!..

Ее имя эхом прокатилось по всему доджо от стены до стены, от пола до потолка. Кроме Деккера в тренировочном зале больше никого в ту минуту не было. В зеркале отражалась его одинокая фигура. Он все еще продолжал инстинктивно прижимать трубку к уху.

По лакированному деревянному полу медленно ползло красное рассветное солнце. Еще минута и оно коснется его блестящего от пота тела...

Спустя двенадцать часов после телефонного разговора с Мичи Деккер стоял на пороге квартиры Ромейн и звонил в ее дверь. Она жила в коричневом доме на западной стороне Восемьдесят Четвертой улицы. Недалеко от Риверсайд Драйв и от лодочной станции на Генри Гудзон Ривер, куда можно было без труда дойти пешком.

Изнутри послышался шорох. Ромейн шла ему открывать. Он не жаждал встречаться с нею, но у него не было выбора. Ле Клер находился в скверном расположении духа по случаю убийства Пангалоса и Кворрелса. Даже его очаровательные секретарши ничего не могли сегодня поделать со своими шефом. Он просто озверел.

Это двойное убийство едва не ставило крест на том расследовании в отношении «Менеджмент Системс», которое Ле Клер так долго лелеял. Два мертвых тела адвокатов мафии серьезно задерживали Чарльза Ле Клера на его пути к славе. Ему было очень трудно примириться с этим. С той самой минуты, как только в его офис принесли сообщение об этих убийствах, он сидел на проводе с министерством юстиции.

У журналистов в этот день был настоящий праздник. Газеты вышли с крупными заголовками «Убийства в Вест-Сайде». Пресса отрывалась как могла. К счастью, — по какому-то недоразумению, — никто из писак даже не вспомнил сегодня о «Менеджмент Системс».

Дориану Реймонду, однако, повезло меньше. По крайней мере о нем Ле Клер вспомнил сразу же.

— Клянусь своей черной задницей, что этот удар поддых мы получили от нашего общего друга Дориана! — бесновался Ле Клер. — Кто еще? Ясно, как день!

Деккер пожал плечами.

— Если бы мы знали точно...

— Да! Если бы мы знали точно! Я вам вот что скажу, господин Манфред. Бросайте-ка вы все к чертовой матери, — абсолютно все, до тех пор, пока мы не разберемся с этим дерьмом, до тех пор, пока нам не удастся как-нибудь объяснить этот позор перед министром юстиции. Начиная с этой минуты, вы намертво прилипаете к жене Дориана. Только не надо мне говорить о том, что ваши глаза смотрят совсем в другую сторону, ясно? Я хочу знать, где шатался Дориан всю прошлую ночь. Кстати, а вы-то где были?

— Эй, вы что, подозреваете меня в совершении этих двух убийств?! Вот это мило!

Ле Клер в раздражении швырнул ручку на стол, но она на нем не удержалась и скатилась на пол.

— Слушай, сержант, хватит острить! По-моему, вы выбрали для этого не самое удачное время! Мне нужна информация, господин Манфред! Мне нужна от вас информация завтра в это же время!

Он не стал утруждать себя произнесением сакраментального: «иначе...» Деккер и так знал, что будет «иначе».

Ле Клер добавил:

— Так что можете пока забыть о своей японской леди! Потому что если я решу, что вы хотите выпасть из связки, мы перейдем с вами в ближний бой! Играть я стану очень круто и не успокоюсь до тех пор, пока один из нас не уткнется мордой в грязь! И учтите: я не собираюсь быть таким неудачником! «Менеджмент Системс Консалтантс» не победить меня! Я не собираюсь плевать на перспективу занять пост заместителя министра, так и знайте.

Он откинулся на спинку своего стула, снял очки и стал усиленно массажировать перемычку носа большим и указательным пальцами.

— Знаете что, Деккер... Вот я, наблюдая за тем, как вы обращаетесь со своими женщинами... И я не хочу, чтобы вы обращались со мной так же! Все. Проваливайте.

Удар ниже пояса. Скотина. И прямо в «десятку».

Это замечание больно кольнуло его; тем больнее, что Деккер сознавал частичную правоту его.

Однако, разумеется, не в отношении Ле Клера. Ему казалось, что он обращается с Мичи, как с другими женщинами, — сначала секс, а потом лишь намеки на реального Мэнни Деккера, каким он являлся, и никаких обещаний, — и что пора с этим заканчивать.

Сегодня Деккер позвонил Ромейн и это был первый разговор с ней за последние несколько дней. Ему нужно было узнать, не слышала ли она чего-нибудь о Дориане, который после двойного убийства, как сквозь землю провалился. В участке, где он работал, отвечали, что детектив Реймонд заболел. Дома к телефону никто не подходил. В кабаках и ночных клубах, где он был частым посетителем, никто его не видел. Со своими букмекерами он не встречался. Словом, исчез.

По улице ходил о нем невероятный слух: говорили, будто бы Дориан расплатился со всеми своими долгами.

Деккеру не особенно-то хотелось встречаться сегодня с Ромейн, но Ле Клер не оставил ему выбора. Детектив понимал, что единственный способ удержать Ле Клера в стороне от Мичи — это игра по его правилам. Прокурор уже был наслышан о японской подруге Деккера. «Как много ему известно?!» — спрашивал себя порой с отчаянием детектив.

У двери Ромейн Деккер замешкался. Он не сразу позвонил в дверь, долго готовился и боролся с желанием уйти. Но под конец он решил не оступать. Он услышал тихий звук за дверью. Кто-то глянул на него в «глазок». После этого послышался звук открываемого замка. Дверь медленно, как-то судорожно открылась перед ним.

Ромейн до его прихода плакала. Сейчас у нее было влажное лицо и покрасневшие глаза, в которых до сих пор стояли слезы. Она открыла дверь и молча отошла в сторону. Ни поцелуя, ни приглашающего жеста. Деккер почуял в душе холодок.

Ромейн закрыла за ним дверь, обмахнула слезы с ресниц и отвернулась от детектива. Холодок в душе превратился в мороз.

Она проговорила:

— Если бы ты доверял мне, то знал бы, что это ничего между нами не изменило бы. Тебе всего лишь нужно было все рассказать.

— Рассказать? Что именно? — спросил Деккер удивленно.

Впрочем он, конечно, знал «что именно». Но он так долго играл роль обманщика, что теперь не мог ее сдать без боя.

Она повернулась и стала смотреть ему прямо в лицо, от чего ему стало очень неловко.

— Ты полицейский! Я никогда не была тебе интересна, как женщина и человек. Тебе просто нужно было получать регулярно информацию о Дориане, не так ли?

С того самого момента, как он ступил сегодня в эту квартиру, Деккер чувствовал, что произойдет что-то страшное и последнее... Но он все же не успел подготовиться.

Сейчас он сделал шаг навстречу ей, раскрыв руки для объятия, но она остановила его тем, что отрицательно покачала головой.

— Дориан, — сказала она не своим голосом. — Вот все, что тебе нужно было относительно меня.

У него опустились плечи. Тяжело как!.. Он не смел отрывать взгляда от ковра на полу.

— Мы с самого начала были обречены... — продолжала она. — Тобой. Ты все определил с самой первой встречи. У тебя был строжайший план, который ты с блеском исполнял. А по утрам докладывал начальству, да?

Слова ребенка. Наивные, правдивые и бесхитростные. Прямо в цель. Ему было сейчас очень больно... Он мог понять ее чувства. У него у самого в жизни бывали черные моменты, когда он чувствовал, что его не любят. Обман в любви повергает человека в состояние близкое к смерти. Может быть, это состояние еще даже хуже смерти...

— Прости, — сдавленным голосом проговорил Деккер. — Мне никогда не было наплевать на тебя. Ты была мне очень дорога... Правда. Я не хотел делать тебе больно...

— Я замолвлю за тебя словечко, Мэнни! Ты был со мной человеком слова. Ничего не обещал и поступал в соответствии с этой установкой.

У Мэнни все же хватило смелости еще раз поднять на Ромейн глаза. Затем он как-то неопределенно пожал плечами и повернулся к двери.

Когда он ушел, она медленно закрыла за ним дверь, прислонилась к ней спиной и вновь заплакала. Ее худенькие плечи содрогались. Затем открылась дверь в спальню и из нее показался Дориан... Он быстро подошел к своей жене и обнял ее.

— Все хорошо, — проговорил он. — Все будет хорошо. Отныне у нас с тобой все будет прекрасно. Как я и говорил. У меня столько денег, что хватит до конца жизни нам обоим. И еще останется. Мне только осталось продать тот список, о котором я тебе рассказывал. А потом мы с тобой уедем отсюда. Куда-нибудь на курорт. К морю и солнцу.

Он поцеловал ее в голову, нежно прикоснувшись губами к волосам. Затем стал гладить их.

— Прошу тебя, милая, дай мне еще один шанс! Я готов встать перед тобой на колени, я готов... я готов... Я не знаю... Все сделаю! Ты прости, я никогда не умел красиво говорить... Я люблю тебя. Люблю. У меня нет других слов. Я отдам все свои деньги только за то, чтобы ты дала мне еще одну возможность, Ромейн! Прошу тебя, давай попробуем!

Ее руки медленно обвились вокруг его талии. Она спрятала лицо у него на груди.

Впервые за много лет Дориан заплакал.

— У нас все получится, — пробормотал он сквозь слезы. — Вот увидишь...

— Ле Клер слушает. Кто это?

— Деккер. Я только что от Ромейн Реймонд. Звоню из телефонной будки недалеко от ее квартиры.

— Так... Судя по вашему голосу, вас разлюбили! Что там случилось, черт возьми? Она что, сорвала с вас маску? Как ей это удалось? Такая наивная дурочка...

— Я нашел Дориана Реймонда.

— Вот это мне нравится больше. Вот такой работы я и ждал от вас, когда включал в состав федеральной оперативной группы. Где он шатается?

Деккер оглянулся на дом Ромейн.

— Там, где вы совсем не ожидали на него наткнуться. У своей жены.

Ле Клер, похоже, стукнул кулаком по столу и расхохотался.

— Эй, приятель, ты что, дуришь меня, старика? У своей жены?! Вот так сучка! У своей жены... И вы были там в это же самое время! — Ле Клер снова заржал.

Никогда еще Деккер не чувствовал по отношению к своему начальнику такой лютой ненависти и такого огромного презрения.

— Да. Мы предпочли друг друга «не заметить».

— Господин Манфред, — сказал в трубку довольный прокурор, не догадываясь о настроении детектива. — Вам никто не говорил раньше, что вы ведете удивительно интересный образ жизни?

Спарроухоук вывел единственно возможное заключение, исходя из проведенного аналитического расследования: само существование на этом свете Мишель Асамы ставило его собственную жизнь под серьезную угрозу. Доказательства этого вывода лежали перед его глазами на столе в виде короткого, но насыщенного последнего доклада.

Хотел он того или не хотел, нравилось ему это или не нравилось, но он вновь вынужден был стать охотником. Это был его единственный шанс выжить. Его жизнь зависела теперь от того, удастся ему навсегда раскрыть тайну молодой японки или нет.

Доклад был разложен по отдельным страничкам на столе. Спарроухоук ткнул своей золотой ручкой в ту страницу, которая задевала краем фотографию его жены и дочери, вставленную в дорогую рамку.

— Смотри сюда, Робби. Вот тебе список имен. Три японских джентльмена, каждый из которых связан с нашей мисс Асамой. Господин Кнейдзи Дайго. Господин Нобору Абе. Господин Шигейдзи Шина. В Японии они считаются довольно влиятельными людьми. Первые двое — банкиры. Уважаемые, процветающие, могущественные. Третий, господин Шина, интересен для нас не меньше, а куда больше. Это одна из первых фигур, — если не первая, — в японской военной разведке. Умен и талантлив, как мне говорили, чертовски! А теперь передвинемся на следующую страницу. Вот она. Взгляни. Разреши представить тебе господина Теттсуо Ишино. Посмотрим, каким же образом, господин Ишино добывает себе хлеб насущный? Правильно. Возглавляет торговлю алмазами в Амстердаме.

Спарроухоук швырнул золотую ручку на стол.

— А теперь шарада. Что общего между этими четырьмя японскими джентльменами, кроме того, что они японцы и являются богатыми, влиятельными людьми? Дело в том, что все они были членами «Джинраи Бугаи» или войск «Божественного Грома».

Робби проговорил:

— Пилоты — камикадзе...

— Ты абсолютно прав, мой мальчик! Пилоты-камикадзе. Те из них, кому было отказано по разным причинам в возможности с честью умереть за родину, представляют ныне объект нашего интереса. Надеюсь, тебе не нужно рассказывать о «Джинраи Бугаи»? Ты ведь у нас эксперт по восточной военной культуре. Камикадзе, насколько мне было известно, мог остаться в живых лишь в трех случаях. В случае нелетной погоды. В случае обнаруженной неисправности транспортного средства. И в случае окончания войны. Итак, четверо наших друзей выжили. Но я скажу вам больше, дорогой друг! Все четверо во время войны служили в одном подразделении самоубийц с Джорджем Чихарой.

— Ого!..

— Вот именно! Ого!

Робби покачал головой.

— Но, майор, этого не может быть. Вы говорите, что Мишель Асама, возможно является родственницей Чихаре и, может быть даже, кому-нибудь из этих джентльменов. Что она приехала в Америку с единственной целью: чтобы отомстить за то, чтобы было сделано с ее семьей шесть лет назад в Сайгоне. Все логично, все правильно, но вы, по-моему, забываете одну вещь, майор. Очень существенную. Разве мы позаботились не обо всех членах семьи Чихары в ту ночь на его вилле?

Спарроухоук хмыкнул и поднял вверх указательный палец.

— Вот, Робби! Вот вопрос вопросов! Ну-ка, прокрути свою память назад, старик. Припоминаешь машину, которая подъезжала было к вилле, а после крика Чихары быстро скрылась? Помнишь наши попытки дознаться у господина Чихары, кому это он подал предупредительный сигнал?

Робби ухмыльнулся.

— О, да! Еще как помню! Вы тогда решили было проткнуть ему яйца пистолетом, стрелявшим дротиками. И машину я помню. Кто-то появился и тут же исчез, не попав в мышеловку. Но разве мы не нашли трех мертвых женщин наверху? Старуху и двух молоденьких леди?

Англичанин положил на плечо Робби свою руку.

— Да, нашли, старик. Но с чего это мы вдруг решили, что перед нами семья Чихары в полном составе? Это было логично предположить и мы, предположив, ничего не стали проверять. А стоило проверить... Возможно, тогда мы бы отнюдь не благодушествовали все эти шесть лет.

Робби даже потряс головой, словно хотел отделаться от наваждения.

Спарроухоук хлопнул в ладоши.

— Итак, что мы имеем? Банду из отставных пилотов-камикадзе, которым повезло остаться во время войны в живых, у которых сегодня есть все, что нужно хорошему человеку, — деньги, власть, влияние, — и которые, по моим прикидкам, полны желания оказать действенную поддержку дочери или родственнице своего бывшего собрата по оружию. Банкиры дают деньги, а джентльмен из разведки дает то, что мы привыкли считать самой ценной вещью на свете, — информацию.

— Постойте, майор... Вроде бы Чихара успел выслать из страны черт знает какое количество алмазов за несколько недель до падения Сайгона? Мы перехватили только хвост этой сверкающей кометы.

— Как раз к этому я сейчас и подхожу. Согласно данным, полученным нашими зарубежными экспертами, оба банкира и господин Ишино были компаньонами Чихары в то время, когда он орудовал в Юго-Восточной Азии. А Ишино конкретно проворачивал для Чихары сделки с алмазами в протяжении всего времени. Банкиры оперировали с наличностью Чихары, его инвестициями, заемами и, — я абсолютно уверен в этом, — сделали на всем этом очень приличные капиталы. Так что, старина, если мисс Мишель Асама и испытывает какие-то проблемы, то только не с деньгами.

— Майор, как насчет того, чтобы прощупать тех ребят, которые работают на нее в алмазной компании. Как ее бишь?.. «Пантеон»?

— Уже сделано. Два члена совета директоров являются близкими родственниками уже почивших в бозе бойцов «Джинраи Бугаи».

Робби хихикнул.

— Против нас работают серьезные ребята...

— На мой взгляд, наибольшую опасность для нас представляют не мужчины, а сама мисс Асама. Все указывает на то, что наша молодая леди всерьез настроена на то, чтобы сравнять счет за то, что произошло тогда с ее папашей в Сайгоне. Если она и не является членом клана самураев, а просто возомнила себя самураем, нам от этого не станет легче.

Робби коснулся золотой серьги в ухе.

— Только прикажите, майор. Лично я бы очень рекомендовал ей удовольствоваться смертью Поля Молиза и на этом подбить бабки. Если она полагает, что останавливаться еще рано... Что ж, тем хуже для нее.

— Она не остановится. Мы ведь знаем ее происхождение. Ты-то уж должен понимать такие вещи, специалист! У нее долг. Обязательства. Святая вещь, что ты хочешь? Или она выполнит свой долг или погибнет на этом пути.

— Умирать за какие-то там понятия, обозначающиеся четырьмя буквами, это просто глупо. Это ее нисколько не возвышает. Все остается на своих местах. За исключением того, что из разряда живых людей, она переходит в разряд разлагающихся трупов. Все.

Спарроухоук вытащил из пачки одну турецкую сигарету.

— Боюсь, не все так просто, Робби. Этих людей нельзя недооценивать.

— А где сейчас эта Мишель, как там ее по-настоящему?

— В Амстердаме. Насколько мне известно, осуществляет алмазные сделки с господином Ишино. Наблюдение за ней организовано в течение двадцати четырех часов в сутки. Вот-вот улетит в Париж, но и там ее встретят наши люди, я уже распорядился. Там готовы. В Лондоне ни за что уцепиться не удалось. Она очень аккуратна. В Амстердаме пока тоже у нее все гладко. Посещает алмазные ярмарки. Покупает главным образом уже отшлифованные камни. За три дня потратила больше миллиона долларов. У нее очень хороший вкус и наметанный глаз, как меня уверяли.

— Она что, таскает за собой чемоданы с деньгами?

— Алмазный бизнес основан на доверии. Ты покупаешь и забираешь товар. О дне оплаты договариваетесь позже. Если в назначенный срок продавец не получил твоих денег, твое доброе имя окунают в парашу. Если тебя уличат в мошенничестве или если ты обанкротишься, алмазный мир узнает об этом едва ли не раньше тебя самого. Ты будешь пожизненно отстранен от всех торговых дел. Правда, если рассчитаешься с долгами, еще можешь вернуться в люди. Но даже после этого многие ярмарки будут для тебя закрыты. Это очень строгий бизнес. Здесь работают железные законы. Или ты их исполняешь, или... увы.

Робби выслушал и сказал:

— Чем она занимается в свое свободное время?

— В Лондоне ничем не занималась. В Амстердаме постоянно гостит у господина Ишино, общается с членами его семьи. Ни в чем «таком» не замечена, если ты на это намекаешь.

— Значит от Деккера и Дориана держится на расстоянии и даже не пытается пока выйти на кого-нибудь из них?

Спарроухоук провел рукой по своим посеребренным сединой волосам.

— Так, хорошо что ты напомнил. Есть обстоятельство, на которое нам необходимо обратить пристальное внимание. Мишель Асама и детектив сержант Манфред Деккер. Когда они «состыковались» и где? С Деккером она смотрелась бы, если честно, много естественней, чем с бедолагой Дорианом.

Он покачал головой.

— Кстати, о Дориане. Я надеялся на то, что макаронники погодят пока с нанесением удара по Пангалосу и Кворрелсу. К сожалению, мои надежды не оправдались. Шум, который поднялся вокруг этого двойного убийства, конечно, потихоньку уляжется. Но пресса что-то уж очень вцепилась в эти, как они их называют, «Убийства в Вест-Сайде». Пока что, давай-ка, не будем распространяться о нашем расследовании в отношении Мишель Асамы. Для Гран Сассо мы все еще копаем сайгонские связи Поля Молиза, как нам и было приказано. Пока ничего определенного не раскопали.

— Да, майор... Как раз вспомнил об одной сайгонской детали моей жизни. Сразу же после моей победы над Деккером, он вдруг как угорелый унесся, куда бы вы думали?.. В Японию. Я тогда обеспокоился немного. Подумал, что он поехал искать учителя по карате, который обучил бы его новой технике, с помощью которой ему удалось бы навешать мне пилюль в следующем поединке. Я стал расспрашивать об этом и кто-то сказал мне, что он поехал в Токио на встречу с девушкой. Я тогда сразу подумал о том, что это японка. Мне сказали, какие примерно места он будет посещать в Токио, и тогда я догадался: это японка. Кто-то говорил, что она сама из Сайгона, но тогда меня это не интересовало и я не стал расследовать это дело дальше.

— Если человек едет в Японию, означает ли это, что он едет туда непременно встретиться с японкой?

— Вы полагаете, что он поехал на встречу с американкой? Вроде логично, только не получается. С американкой он мог встретиться на Гавайях, как делали многие солдаты. А он поехал в Японию. Это могло означать только, что его девушка...

— Японка?

— Японка.

Спарроухоук чуть подумал и потом проговорил:

— Хорошо, что ты вспомнил о такой детали, подошьем ее к общему расследованию. — Он глянул на свои часы. — Кстати, я опаздываю. Нужно проверить одну охранную систему, которую мы внедряем в одну фирму. Да, чуть не забыл! Поздравляю тебя с победой в Бостоне. Нокаут в первом раунде, я слышал. Ого-го!

Робби осклабился.

— Хотел вернуться в Нью-Йорк утренним рейсом, так что нечего было затягивать бой.

— Черт возьми, не пойму, как тебе удается все время побеждать! Одни тренировки чего стоят! Каждый день по несколько часов в течение стольких лет! С ума съехать можно. Но, похоже, все окупается. Мне кажется, ты просто не умеешь проигрывать.

— Просто я не совершаю ошибок, майор. Я никогда не забываю сделать перед поединком то, что необходимо сделать. В этом секрет успеха.

— Ага, понимаю. Дисциплина. Тренировки. Надлежащая диета. Воздержание. Это большие жертвы.

Робби шутливо отдал ему честь по-военному.

— Что делать, майор? Без всего этого нет победы.

Ле Клер нетерпеливо барабанил по поверхности своего стола пальцами обеих рук. Перед ним на стуле сидел Дориан Реймонд, который подозревался в совершении шести нераскрытых заказных убийств и работе на организованную преступность.

— Ты полицейский, — сказал он Дориану. — Так что тебе известно, по каким правилам мы тут все играем. С самого начала ты повел себя неразумно.

Заставил себя долго ждать. Отсрочки. Задержки. Апелляции. К тому же торгуешься. Не знаю, может, тебе в конце концов и повезет. Всегда можно уйти из этого кабинета на свободу.

Ле Клер откинулся на спинку своего кресла и заложил руки за голову.

— Ты мне нужен. И я заполучу тебя, не сомневайся. Неважно, сколько это займет у меня времени. Неважно, на какие жертвы мне придется ради этого пойти. Время работает не на вас, господин Реймонд. Это факт, с которым не поспоришь.

Дориан смотрел в потолок.

— Может, сразу зачтете обвинение?

— Ага, молодец! Какой молодец!

Дориан прекрасно знал, что конкретных обвинений ему предъявить сейчас не смогут. Слишком мало улик. Он пришел в кабинет федерального прокурора на разговор, а не на официальный допрос.

И Деккер, который сидел в углу на кожаном диване, знал, что Дориан не дурак и понимает ситуацию. Нет улик — нет и обвинения.

Однако, Деккер также знал, что и Ле Клер не дурак. Он умел воткнуть нож в самое больное место.

— Тебя задержали у жены, — мягким, вкрадчивым голосом продолжал Ле Клер. — Неужели ваша любовь обрела вторую молодость? Поверить трудно. Мне говорили, что любовь бывает только раз...

Дориан, который уже подносил ко рту сигарету, вдруг замер. Он медленно замкнул свой тяжелый, мрачный взгляд на Ле Клере, затем перевел глаза на Деккера. Потом снова на сигарету. Он прикурил, глубоко затянулся и выпустил дым из ноздрей двумя струйками. Он сел поудобнее на стул, скрестив ноги и сложив руки на груди. Внешне был абсолютно спокоен.

Но Ле Клера не проведешь. Прокурор знал, что попал в десятку своим намеком. Теперь Дориан насторожился.

— Я могу посадить твою женушку в тюрягу, — прямо сказал Ле Клер.

— Пошел ты, — процедил сквозь зубы Дориан.

Сделав еще две глубокие затяжки, он вытащил сигарету изо рта.

— Увы, детектив, пойду не я. Пойдет она. Как подумаю, что такое хрупкое, нежное существо, как твоя жена Ромейн Реймонд, окажется на вонючих нарах и за решеткой... Страшно становится, можете мне поверить.

— У тебя нет шансов надеть на нее наручники, козел. Ни одного шанса. Мои дела, — если вообще тут можно говорить о том бреде, который вы на меня вешаете, — не имеют к ней никакого отношения. Она танцовщица. За это в тюрьму не сажают.

— Постой, постой, ты, кажется, кое-что упустил из виду. Мы задержали тебя в ее квартире. Стоит мне дать ход этому факту, как не пройдет и часа, как ее приволокут сюда, разденут, обыщут с головы до ног и поместят за решетку на пару-тройку деньков до полного выяснения.

— На пару-тройку, говоришь?

— Может, дольше. О... Ты ее не узнаешь, когда она вернется в твои объятия. Одного дня в хорошей тюрьме вполне достаточно для того, чтобы у любого поехала крыша. А такие, как твоя жена, вообще ломаются, как спички, дружище. Достаточно будет одного знакомства с заключенными, которые найдут ее в душевой и отметят вместе с ней ее «новоселье». Свет выключается, к ней подходят шесть человек... Ну, да что я тебе буду рассказывать. Ты сам, небось, все хорошо знаешь.

Дориан вскочил со стула.

— Сучий потрох!!!

Деккер тоже поднялся со своего дивана, готовый в любую секунду вмешаться. Неохотно... Он был бы только рад, если бы Дориан разбил сейчас нос этому скоту Ле Клеру.

Прокурор не изменился в лице. Наоборот, улыбнулся. И показал Дориану на Деккера. Тот оглянулся на детектива и, опустив глаза, сел обратно на свой стул.

Ле Клер фыркнул.

— А жаль! Жаль, Дориан Реймонд, что ты на меня не набросился. Во-первых, отпала бы проблема с предъявлением тебе первого конкретного обвинения. Во-вторых, я хотел полюбоваться на способности господина Деккера. Говорят, он очень хорошо дерется. Как это называется у них? Карате? Вот-вот! Ну, ладно, где мы остановились? Ах да, на твоей жене. Я должен сказать тебе еще кое-что. Я могу вести ее по делу, как соучастницу, а сумму залога назначить такую, что она ее не осилит. А если ты спросишь, что я конкретно повешу на нее, то я тебе охотно отвечу. Так, так, так... Дай подумать... Ага! Она отвезла тебя в Атлантик-Сити, где ты положил Алана Бакстеда, выпустив ему в голову две пули. Там дальше будет видно. Может, мне удастся обвинить ее еще и в непосредственном участии в преступлении. Кто знает?

— Ты же знаешь, прокурор, что все это яйца выеденного не стоит.

Ле Клер ухмыльнулся.

— Знаю, но я буду очень стараться. Авось, что и выйдет. Конечно, мы могли бы договориться...

— О чем?

— О том, что ты мне рассказываешь все, что знаешь, о «Менеджмент Системс Консалтантс». Все, что знаешь о сенаторе Терри Денте и о его связях с мафией Молизов. Все, что знаешь о самой семейке Молизов, которая, — мы оба это прекрасно знаем, — приказала тебе убрать с дороги Пангалоса и Кворрелса.

Дориан отвернулся в сторону.

Голос Ле Клера стал еще елейнее:

— Я знаю, тебе будет трудно решиться на это. Ты пойдешь против сильных мира сего и будешь обречен на то, чтобы скрываться от итальяшек до конца своих дней. Все это я хорошо понимаю. Но перспектива оказаться в федеральной тюрьме для тебя гораздо более плачевна. Ты не протянешь и месяца в Атланте или в Ливенуорте, тебе это прекрасно известно, как полицейскому. Не любят нашего брата заключенные. Наш брат для них — боксерская груша.

Ле Клер вскинул руки вверх.

— Впрочем, что это я тебя уговариваю! Как будто ты мне делаешь одолжение, а не я тебе! Ты можешь даже не слушать меня.

Дориан закурил еще сигарету.

Деккер видел, как боевой дух и запал улетучиваются из его коллеги по профессии.

Но он ошибался, если полагал, что Дориана уже удалось до конца сломить.

Он сказал:

— Для начала я скажу вам вот что: ничего за собой я не признаю. Если вы потребуете от меня сделать официальное заявление, то я сделаю его только в присутствии адвоката. Это, во-первых. Теперь, во-вторых. Я могу предложить вам одну сделку. Но то, о чем я собираюсь вам рассказать, не имеет никакого отношения к «Менеджмент Системс» и к Молизу. Вернее, отношение достаточно косвенное. Я могу сдать вам парня, который убил много народу. Очень много.

Ле Клер сказал:

— Как много?

Дориан взглянул на него.

— Тридцать человек. Может, больше. Все бабы.

Ле Клер фыркнул и махнул на Реймонда рукой.

— Хорошо. Я так понял: ты в штаны наложил сдать мне Молизов. Ну, черт с тобой. Только не думай меня купить на какую-нибудь дешевку, приятель. Я не такой дурак. Тридцать баб, говоришь? Рассказывай басни!

— Я не преувеличиваю. Я сказал: тридцать. Значит так оно и есть. Работает ловко. Сначала трахает, а потом забивает до смерти. При помощи карате.

Деккер чуть подался вперед. Он стал прислушиваться к Дориану.

Ле Клер сказал:

— И ты знаешь этого убийцу-каратиста?

Дориан кивнул.

— Эй, Деккер, вы слышали?

— Слышал.

— Просто хотел убедиться в том, что мои уши не стали подводить меня с возрастом. Итак, сержант Реймонд. Вы сказали, что знаете этого преступника. До сих пор молчали. Какого черта?

— А что мне было без толку трепаться? Кинуть козырь на стол каждый может, а вот приберечь его для особого случая, как сейчас, например... Так что? Договоримся?

— Кто он?

Дориан покачал головой.

— Дед Пихто. Для начала я хочу убедиться в том, что мы договорились. Я хочу, чтобы все было надлежащим образом оформлено. Я сдаю вам этого парня, а вы заворачиваете назад все ваши обвинения против меня. И моей жены. Я подчеркиваю: все обвинения. Подумайте. Возьмете этого парня и это позволит вам закрыть десятки разных дел во многих городах! Да, я его знаю, черт возьми! Мы вместе служили во Вьетнаме. Когда я понял, что это он, я сам страшно удивился. Впрочем... удивляться-то тут как раз было, наверно, нечему...

Мысли в голове Деккера закружились бешеным вихрем. Как ни странно, но в этом хаосе, в этой неразберихе стала складываться общая картина. Многие звенья отсутствовали, другие кружились совсем рядом, но не могли подстроиться на нужное место.

Деккеру вдруг страшно захотелось вскочить со своего дивана, заорать и замахать руками. Крикнуть Дориану:

— Молчи, я первый!

Деккер порывисто поднялся со своего места.

— Прошу меня простить, я сейчас вернусь, — сказал он и, не дожидаясь реакции Ле Клера на такую дерзость, выскочил из кабинета.

В приемной он задержался было у стола секретарши, но тут же передумал. Лучше сделать звонок откуда-нибудь снаружи. В холле он нетерпеливо расхаживал на одном месте, поджидая лифт. Когда дверь открылась, он бесцеремонно втиснулся в переполненную кабину.

Он почти знал, почти был уверен... Эта мысль не давала ему покоя, она терзала его и придавала энергии. Не успели двери лифта полностью открыться, как Деккер уже вылетел из кабины и бросился к телефонам.

Он пошарил рукой в кармане на предмет мелочи. Ее не было. Черт! Покопавшись еще, он нащупал-таки двадцать пять центов. Утопив монетку в приемнике, он сорвал трубку и лихорадочно набрал номер участка. Занято. Проклятье! Проклятье!..

Повесив трубку, он нажал на кнопку возврата, получил монету назад, сунул ее опять и снова набрал номер.

«Господи, только бы пробиться! Только бы пробиться!»

Его молитва была услышана. Долго к телефону никто не подходил, потом раздался голос:

— Детектив Спайсленд слушает. Манхэттен Вест. Чем могу?

— Эллен, это Деккер. Я о твоем кайшаку. Что у тебя уже есть? Только быстро, меня ждут наверху.

— Мэнни, я на двух телефонах...

— Плюнь на второй! Пусть ждут! Скажи, что перезвонишь попозже. Это очень важно. Клянусь.

— О'кей, о'кей... Успокойся, я сейчас.

Детектив нетерпеливо грыз нижнюю губу. Через пару-тройку секунд Эллен вернулась. А он думал: «Это он. Это должен быть он».

— Ну, что? Але, Мэнни, ты где?

— Я здесь, я здесь.

— Короче... Пока что я успела сделать вот что. Как ты и советовал, я связалась с некоторыми изданиями, специализирующимися на боевых искусствах. Получила расписание турниров, списки участников. Много времени потратила на то, чтобы узнать, было ли изнасилование с убийством примерно в то время, когда проходил тот или иной турнир. Ответ во всех случаях — да, было. Либо в том же городе, где назначалось соревнование. Либо на окраине или в окрестных маленьких городках. Я произвела расчет времени. Каждый раз у преступника вполне хватило бы времени на то, чтобы после злодейства еще успеть на ринг. Время смерти у всех жертв наступало до турнира, вернее, до его открытия или до финального боя. Правда, в двух случаях судмедэксперт был не уверен. Очевидно, однако, что и убийства и турниры проходили почти синхронно, то есть в один день.

— Сколько турниров ты уже проверила?

— Девять. Я позвонила в департаменты полиции всех девяти городов. Девять жертв. Все женщины.

Разные типы. Белая, чернокожая, латиноамериканца...

— О'кей. А теперь слушай меня внимательно. У тебя там с собой эти журналы?

— А где же им быть? Прямо перед моими глазами на столе.

Деккер в облегчении закрыл глаза.

— Открой страницы на тех турнирах, о которых ты наводила справки. Только на этих турнирах.

— Тебе нужны имена тех парней, которые являлись участниками?

— Открой страницы, Эллен!

— Не ори! Здесь в участке этого дерьма и без тебя хватает. Я ищу, ищу...

— Посмотри, часто ли там встречается имя Робби Эмброуза.

— Как? По буквам.

— РОББИ ЭМБРОУЗ!!! Ну, быстрее же, черт...

— Тебя что, с цепи сегодня спустили? Скорее бы возвращалась из Европы твоя девчонка. Ага, вот. Денвер. Апрель сего года. Победитель нокаутом Робби Эмброуз. Так, теперь сверимся с моим графиком убийств... В ту же ночь в Денвере была изнасилована и убита женщина. Другой журнал. Открываем... Даллас. Поединок вызова. Победа нокаутом. Опять Робби Эмброуз. В тот же вечер в Далласе была изнасилована и убита женщина. Так, поехали дальше... Какое-то «Сражение в Сиэтле». Робби Эмброуз. Нокаут в третьем раунде. Примерно за час до поединка в Сиэтле была изнасилована и убита женщина.

— Прогляди дальше, — нетерпеливо подстегнул ее Деккер.

Через пару минут в трубку послышался совершенно изменившийся, подавленный голос Эллен Спайсленд:

— Боже, Мэнни! Проклятье! Ты понимаешь, что означает все это дерьмо?

— Все это дерьмо означает только одно: мы вышли на кайшаку. Это означает, что нам известна личность того, кто, похоже, насиловал и убивал женщин в разных городах Штатов. Всего на его счету... По меньшей мере тридцать жертв. Это означает, что искомым кайшаку является Робби Эмброуз!

Из окна своей квартиры, с высоты в десять этажей, Дориан глянул вниз на Собор Святого Джона Божественного. Одновременно он сорвал ногтями пробку с бутылки водки, емкостью в одну пятую галлона.

Несмотря на сегодняшнюю, отдавливающую яйца встречу с Ле Клером, день в целом можно было считать хорошим. Он выпил за это, поднеся бутылку ко рту и сделав большой глоток прямо из горлышка. Он под подозрением... Ну и что? Свидетелей не было и, похоже, Ле Клер не располагал ни вещдоками, ни серьезными доказательствами аналитического характера.

Настроение у Дориана было не самое плохое. Дело было в том, что сегодня он переезжал обратно к Ромейн.

Дориан, не отрывая глаза от церкви, вновь поднял бутылку, как бы делая тост.

— Все просто божественно, старина Джон. Пока, до встречи.

Он отвернулся от окна к телевизору, где показывали традиционный в понедельник вечером футбольный матч. Сегодня он поставил пять тысяч на «Миннесота Викингс». Его команда уже имела преимущество в двадцать очков перед соперниками и игра у нее шла как нельзя лучше. Видно было, что разрыв в счете будет вот-вот увеличен. Если викинги удержат темп и одолеют в этом матче, на вырученные деньги Дориан купит Ромейн соболью шубу, о которой та давно мечтала.

Собственно говоря, именно «голубиному списку» Дориан был обязан изменением отношений с Ромейн.

Он вспомнил свою депрессию, которая почти задавила его после убийства Пангалоса и Кворрелса. Тогда он страшно напился. Ему было нечего терять. Пьяным он завалился к Ромейн. Та не выгнала его. Благодаря этому скоту Деккеру, она была слишком не в себе, чтобы кого-то куда-то выгонять.

Дориан подошел к телевизору, увеличил звук и поставил водку на складной стульчик. Затем он прошел в спальню, достал с верхней полки одежного шкафа стопку чистых рубах и бросил их в открытый чемодан, лежавший на кровати.

Всего один чемодан. Две фотографии в рамках. На одной — его выпускной класс в полицейской академии. На другой — он с Ромейн в день их свадьбы. Библия, подаренная ему матерью. Старушка полагала, что этот талисман убережет сына во Вьетнаме. А Дориан ни разу даже не раскрыл ее. И все. По сути, кроме одежды у Дориана ничего больше не было. Все его богатство составляла одежда и... деньги.

А денег у него было достаточно.

Он закрыл чемодан и отнес его в гостиную. Стал искать ботинки. Они валялись возле дивана. Стряхнув с левого ботинка жирного таракана, Дориан обулся. Откинувшись на пару минут на спинку дивана, он увидел, как «Миннесота» забила гол с поля, который добавил к ее общему счету еще три очка. Всего стало тридцать. Она была уже недосягаема для противника. Дориан устремил в сторону экрана сжатый кулак.

— Поднажми еще, викинги!

Сигареты. Куда, так твою мать, он задевал сигареты? Порывшись в карманах своей куртки, он вытащил смятую пачку, в которой болталось лишь несколько сломанных сигарет. Надо не забыть заскочить куда-нибудь купить их до Ромейн... Дориан взял это на заметку.

По крайней мере, травка еще осталась. Он хранил ее в специальном мешочке, который висел на гвоздике за зеркалом в ванной комнате.

Трава всегда стимулировала у него сексуальное возбуждение. Может быть, еще рано подходить с этим к Ромейн... Но он решил все же попытаться. Никогда не знаешь, когда ты угоден женщине.

Робби... Черт, какого черта он сейчас подумал о Робби? Дориан плюнул, махнул рукой и направился в ванную, где вытащил на свет божий свою травяную заначку и бумагу. Он ловко свернул толстую самокрутку и решил, что выкурит ее в знак прощания с этим домом, с Собором Святого Джона, с этой дерьмовой жизнью.

Опять Робби... Ага!

Поначалу это не особенно-то заинтересовало Ле Клера.

— Мне нужна «Менеджмент Системс Консалтантс», — твердил он упрямо. — Собственно, поэтому тебя сюда и пригласили. Говорю тебе это на тот случай, если ты еще не догадался.

Деккер все еще не возвращался.

Дориан проговорил:

— Считайте, что вам крупно повезло, господин прокурор. Потому что человечек, о котором мы собираемся поболтать, случайно работает там.

Ле Клер долго думал, прежде чем продолжить:

— Сержант, я был бы вам очень обязан, если бы вы держали эту информацию в секрете. Пусть будет только между нами. Я не хочу, чтобы сержант Деккер знал о том, о чем мы сейчас будем говорить.

— Об этом можете не волноваться. Даже другу своему я не рассказал бы об этом. А Деккер, мягко выражаясь, не является мне большим другом.

Дориан был не дурак. Он понял, что Ле Клер только что сделал разворот на триста шестьдесят градусов. Внезапно он проявил удивительную заинтересованность в отношении Робби Эмброуза. Просто удивительную. И Дориан не преминул воспользоваться этим. Он встал со стула.

— Вы знаете, где найти меня. Мне нет никакого смысла оставаться здесь. Предъявления обвинения мне, по-видимому, от вас не дождаться, так что я пошел. Когда вы будете готовы, мы поговорим. Но есть одно непременное условие. Наша сделка означает прекращение всякого преследования в отношении меня и в отношении моей жены Ромейн. Я хочу, чтобы все было оформлено официально, в письменном виде. Итак, думайте. Или мы с вами работаем, или до свиданья. Только так, дорогой прокурор.

Сидя у себя в квартире, Дориан глубоко затянулся травой, задержал мягкий дым у себя в легких, прикрыв от удовольствия глаза.

«Панама Ред». Самое лучшее.

Он выдохнул.

В дверь раздался звонок. Дориан даже вздрогнул от неожиданности.

— Да?

Зазвонили снова.

— Ну, ладно. Сейчас.

Человек мог ведь позвонить и снизу, но он этого не сделал. Чертов дом. Здесь не было швейцара и двери всегда были открытыми нараспашку. Каждый мог войти и ограбить кого угодно.

Бзззз-зз-з!

— Иду, черт вас возьми!

Он встал с дивана. В коленках закололо. Он пошатнулся. Ну, и травка! Первый сорт! Он крепко уперся ногами в пол, зажмурил глаза, сконцентрировался на себе, затем открыл глаза и пошел открывать. У самой двери он несколько раз глубоко вздохнул и глянул в «глазок».

Ни фига себе!..

Он тут же открыл дверь.

Мимо него в комнату быстро прошла Мичи.

Сладострастно улыбаясь, Дориан закрыл за ней дверь и прислонился к ней спиной.

— Вот так встреча, Мишель! Ну что ж... отлично. Когда ты вернулась? А говорила, что уезжаешь на десять дней...

Боже, как он возбудился!

Он медленно направился к ней, держа окурок самокрутки между большим и указательным пальцем правой руки.

Мичи деловито спросила:

— Ты один?

Дориан картинно огляделся вокруг себя.

— Похоже на то... Да. Можно сказать, что я был один. До тех пор, пока не появилась ты.

Ну, конечно же, она пришла поразвлечься. А иначе зачем? Дориан почувствовал напряжение своего члена. Одну «палочку». На прощанье.

Он твердо решил развязаться с Мичи. Она хороша, но не для него. После сегодняшней встречи он навсегда отдастся в руки Ромейн.

Дориан предложил:

— Пошли в спальню.

— Выключи, пожалуйста, свет.

— Я же говорю, пойдем в спальню...

— Свет. Пожалуйста, выключи свет.

Он нахмурился. Он почувствовал, что у нее что-то на уме.

Ну, хорошо, если эта сучка хочет, чтоб все было по ее... Пускай. Он выключит свет.

Он заметил, как Мичи оглянулась на распахнутое окно, выходящее на улицу.

— Ты что, насчет соседей волнуешься, детка? Там нет ничего, кроме Большого Сортира. Он такой большой, что я уверен, ты такого еще не видела.[4]

Он сам рассмеялся своей шутке и пошел выключать свет. Потом он наощупь стал возвращаться к Мичи.

— Хочешь чего-нибудь выпи... — начал он, но не закончил, потому что вынужден был вскрикнуть от дикой боли...

Мичи провела хлесткий удар ему под подбородок правым согнутым локтем. Голова его откинулась назад. Он не ожидал этого удара и поэтому зверски прикусил себе язык. Отрубил кончик. Он инстинктивно поднял руки к лицу и в ту же секунду получил от Мичи второй удар тем же локтем в поддых. Это вышибло из него весь дух. Его руки безвольно повисли. Он почти не уловил движения ее левой руки, которая с растопыренными пальцами, словно змея, устремилась к его глазам. Через пару секунд Дориан был уже ослеплен.

Ему не хватало воздуха. Он хотел кричать, но не мог.

Мичи продолжала атаку. На этот раз ниже. Она подрубила его одним мощным ударом по лодыжкам. Дориан тяжело рухнул на пол. Раздался глухой стук черепа о дерево. Прежде чем Дориан успел не то что подняться, а хотя бы пошевелиться, Мичи нанесла еще один страшный удар. Острым носком своей туфли ему в горло.

Дориан лежал на полу. Он отчаянно хрипел, сдавливая руками поврежденное горло и катался из стороны в сторону. Мичи отвернулась от него и быстро прошла к окну. Она отодвинула занавеску и глянула вниз. Десять этажей. Хай. Она сильнее раздвинула занавески и пошире открыла окно. Холодный воздух ласкал кожу ее лица.

Она вернулась к Дориану, нагнулась, решительно подхватила его подмышки и потащила по полу в сторону окна. Краем глаза она глянула в сторону телевизора. «Миннесота» принимала поздравления с победой.

Труднее всего было поднять его и взвалить на подоконник, но в конце концов ей удалось и это. Теперь Дориан лежал, наполовину свесившись из окна. Она глянула вниз и увидела, что прямо под его окном был квадратный, старомодный козырек подъезда.

Мичи склонила голову в память о своей семье, затем сняла свою коричневую шляпку, которая скрывала ее волосы и хачимаки, надетый на лоб. Подхватив безвольного, хрипящего Дориана под ноги, она выпихнула его из окна и тут же отошла вправо, спрятавшись за занавеской.

Окно она оставила открытым.

Подхватив с подоконника свою шляпку, она пересекла комнату, подошла к входной двери и глянула в «глазок», чтобы убедиться в том, что холл пуст. Спустя минуту она уже покинула квартиру и спускалась по лестнице вниз. Она ожидала натолкнуться у подъезда на толпу зевак, но выйдя на улицу, она обнаружила, что та почти пустая. Вздохнув с облегчением, Мичи надвинула на лицо шарф, надела темные очки и, немного поколебавшись, подняла глаза вверх. Дориан приземлился аккуратно на козырек и никто этого до сих пор не заметил.

Вдруг высокие двери церкви распахнулись и оттуда на улицу хлынула толпа вместе со звуками средневековых рождественских гимнов. Слава богу, что было уже темно. Мичи поспешила скрыться в противоположную сторону.

Спустя восемь часов после всего этого Мичи была разбужена стюардессой самолета авиакомпании «Эйр Франс».

Рейс немного опережал график полета благодаря сильному попутному ветру. Стюардесса объявила о том, что самолет совершит посадку в аэропорту имени Шарля де Голля почти на полчаса раньше. Мичи чувствовала голод и усталость. Она потянулась и огляделась вокруг себя. Салон самолета был почти пуст.

Она отыскала свои туфли, надела их и зевнула в кулачок. Она взглянула в иллюминатор. Внизу проплывала сплошная пелена утреннего плотного тумана. Сквозь редкие разрывы в ней можно было видеть зеленые и желтые поля, а также разбросанные в беспорядке постройки и дома. По внутреннему радио кто-то из членов экипажа сообщил о том, что в Париже заморозки. Мичи на это улыбнулась. Тем лучше.

Самолет приступил к резкому снижению. У Мичи заложило уши. Чтобы избавиться от неприятных ощущений, она стала намеренно зевать. Это всегда помогало, помогло и сейчас. Она услышала через несколько минут скрип соприкосновения шасси с покрытием посадочной полосы. Самолет несколько раз невысоко подпрыгнул и наконец прочно прижался к земле и резко стал тормозить, сокращая пробег. Сердце у Мичи стало биться взволнованнее. Самая опасная часть задуманного плана лежала впереди.

Самолет стал останавливаться. Мичи тут же поднялась со своего места и вышла в проход, чтобы достать свою сумочку. К ней тут же подбежала стюардесса. Вежливо, но настойчиво она порекомендовала Мичи вновь занять свое место и не вставать с него до полной остановки самолета. Мичи подчинилась с улыбкой.

— Прощу прощения. Да, вы правы.

Она укорила себя за излишнюю взволнованность. Такое больше не должно повториться. Необходимо полностью контролировать себя.

На таможне задержек никаких не случилось. Ей нечего было заявлять в декларации, весь багаж ее состоял из одной наплечной сумки. Ее пропустили почти сразу же, только немного задержались на ознакомлении с ее документами. Паспорт у Мичи, где указывалось, что она американка, был, разумеется, поддельный. Однако это не было замечено.

Сделав один телефонный звонок, она поймала такси.

На пути в Париж она то и дело напоминала себе о том, что осталось убить всего лишь двоих. После этого долг не будет связывать ее по рукам и ногам. Она получит свободу и найдет свое счастье в объятиях Мэнни.

Видимо, она опять задремала, потому что когда очнулась, они уже въехали на Пляс де ля Конкорд. Вид великолепной площади очаровал ее. Перед самой улицей Фобурга Сент-Оноре таксист затормозил.

Мичи достала из сумочки лыжную маску и надела ее на лицо.

— Фруа, — сказала она шоферу, как бы оправдываясь. — Холодно.

Шофер не удивился. Пол-Парижа ходило в таких масках в такой мороз.

Машина повернула на улицу Фобурга Сент-Оноре. Здесь было средоточие самых изысканных магазинов Парижа. Мичи сказала, что ей нужно попасть в лавку Ива Сент-Лорена.

Но прежде чем шофер успел затормозить машину у входа в магазин, как из-за угла противоположной стороны показалась другая машина такси. Она успела первой ко входу, поэтому шофер такси вынужден был остановиться чуть поодаль. Машина прижалась к тротуару. Мотор продолжал работать вхолостую.

Из второй машины вышла женщина в белой меховой шубке, сапогах и черной шляпке с висячими полями. Ее лицо было закрыто темными очками и черным шарфом. Она вышла из машины и тут же скрылась за дверьми магазина Сент-Лорена. Мичи расплатилась с таксистом и тоже вышла из машины. Тут-то она и увидела «Рено». Машина притормозила за вторым такси, чуть поодаль, и из нее вышел уже знакомый Мичи человек в темно-зеленом анораке и квадратной формы очках с цветными стеклами. Он дотронулся до слухового аппарата в левом ухе и затем быстро пересек улицу на противоположную сторону. Мичи видела, как он вошел в пустое кафе, где стулья были поставлены сиденьями на столы и где драил полы какой-то маленький алжирец.

Достав из кармана номер «Пари-Матч», человек в анораке снял со стола один стул и сел на него. Он заказал каппуччино и приступил к чтению журнала.

Спустя пятнадцать минут после того, как Мичи зашла в лавку, оттуда показалась женщина в ее пальто, шляпке и лыжной маске. Она села в такси, которое привезло сюда Мичи и уехала на нем. Мичи, прячась за витриной, внимательно наблюдала за этим. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Слава богу, никто за такси не последовал. «Рено» так и стояло на месте. А человек в зеленом анораке продолжал ознакомление с журналом. Мичи глубоко вздохнула и про себя возблагодарила богов.

Все шло по плану.

Она вышла из лавки на улицу, держа в руках пакет с купленными юбками и нацепив на лицо новую пару темных очков. Она была в своей белой меховой шубе, шляпке с висячими полями. Шарф был обмотан вокруг шеи и не закрывал лица. Теперь ей можно было не прятаться. Дело сделано. Трюк удался на славу.

Она пошла пешком по улице Фобурга Сент-Оноре. Остановилась возле одной лавочки, чтобы купить кое-что из парфюмерии и свитер. Спустя час она поймала такси и попросила отвезти себя в отель «Ришелье», что располагался у самой Этуаль в начале Елисейских полей.

У нее был роскошный номер с балконом, выходящим на внутренний двор. Мичи первым делом приняла ванну, и только потом тщательно осмотрела номер на предмет обнаружения следов обыска. Нет, кажется, сюда никто не заходил в ее отсутствие и в отсутствие той, которая подменяла ее. Сделав несколько деловых звонков по телефону, она поставила будильник на три часа дня и легла спать.

В четыре пятнадцать она уже спустилась в вестибюль. Швейцар проводил ее до такси и открыл дверцу. Когда машина отъехала от отеля, из-за угла показалось «Рено» с мужчиной в темно-зеленом анораке за рулем. Между Мичи и ее преследователями было несколько других машин. Шпик искусно держал дистанцию всю дорогу, не приближаясь, но и не теряя Мичи из виду.

Агент ФБР подошел к спальне, толкнул дверь ногой и заглянул внутрь. Глядя на царящий там беспорядок, он покачал головой, выражая этим свое неодобрение, и вернулся к окну, у которого неподвижно стоял Деккер. Оба стали смотреть вниз на тело Дориана Реймонда, распластанное на козырьке подъезда. Десять этажей... Ого-го! Полицейские, обступившие было труп, разошлись в стороны. К ним подбежал врач и что-то быстро сказал. Тогда Дориана подхватили под руки и ноги и спустили с козырька вниз. Труп был положен на носилки, закрыт синей простыней и унесен в машину. Слава богу! Теперь хоть не будут сверкать эти фотовспышки, которые почему-то очень раздражали сейчас детектива Деккера.

Он повернулся к стоявшему рядом с ним агенту ФБР. Тот тоже состоял в федеральной оперативной группе у Ле Клера.

— Ну, что у вас?

Агент скривил губы и покачал головой.

— Ничего. Никаких примет насильственного вторжения. Никаких признаков борьбы. Окно не высажено. Отпечатки пальцев говорят о том, что возле окна мог находиться только он один. Соседи ничего не слышали, как всегда. Люди из двух ближайших квартир вообще отсутствовали в это время дома. Были на рождественском празднике вон в той церкви. Другие легли по постелям в восемь тридцать и спали, как новорожденные.

Деккер проговорил:

— Ле Клеру это не понравится.

— Ему никогда ничто не нравится.

— Значит, совпадение? Дориана вызывали на разговор к прокурору, а потом он случайно выпал в окно с десятого этажа?

Агент ФБР глянул на эксперта, который обмахивал кисточкой экран телевизора на предмет отпечатков пальцев.

— Мы нашли много пустых бутылок из-под спиртного и початую бутылку водки. На полу лежал окурок. Травка. В спальне нашли «колеса» и пузырек с кокаином в чемодане. Может, он просто накачался больше обычного и возомнил себя суперменом?

— Чемодан не вписывается в эту картину, — возразил Деккер. — Его жена говорит, что Дориан должен был вот-вот переехать к ней. Вот он и собирал свои шмотки. Зачем же ему было бросаться из окна?

— А что такого? Собрался мириться с женой, а потом передумал. К тому же я слышал, что к нему в последнее время частенько захаживала какая-то кралечка...

Деккер взглянул на агента. Что-то кольнуло его в сердце. Но он решил не придавать этому значения и тут же забыл об этих словах.

Услышав о смерти Дориана, Ле Клер приказал Деккеру и еще двум членам федеральной оперативной группы немедленно посетить дом около Собора Святого Джона и все там обшарить. Однако расследование тут же взял в свои руки местный вест-сайдский полицейский участок, так что Деккер и его товарищи превратились в простых наблюдателей.

Никто не спешил высказывать то, что казалось очевидным. Во всяком случае, никто не спешил утверждать это категорично. А очевидным было то, что это самоубийство. Но Дориан мог погибнуть сам, а мог и с небольшой помощью со стороны своих неизвестных «доброжелателей». Окончательный вердикт приберегали до конца расследования.

Деккер спрашивал себя: не ребята ли Молизов поработали в этой квартире? Или Дориан действительно возомнил себя летающим ангелом, как следует накачавшись наркотой?

Деккер бесцельно блуждал по квартире. Она была забита разным народом. Полицейские, судебно-медицинские эксперты, представители офиса по раскрытию убийств, представители офиса мэра и наконец офиса полицейской комиссии. Репортеров тормознули еще в вестибюле. Кое-кому удалось пробиться на этаж, но в квартиру не пролез ни один.

Внезапно дверь квартиры отворилась и Деккер увидел их. Они толпились в холле, нацеливая объективы камер, фотовспышки и микрофоны на распахнувшуюся дверь. Всюду шныряли в обтягивающих джинсах ассистенты операторов. Газетчики перли вперед с диктофонами и блокнотами. Все это было довольно омерзительным зрелищем. Деккер даже поморщился в отвращении. Зрители на оргии смерти. Любую правду перевернут с ног на голову и преподнесут в своих писульках в виде совершенно полоумной теории.

Какого черта он делает здесь? Он был здесь потому, что так приказал Ле Клер. Прокурор просто озверел, когда ему сообщили о смерти Дориана. Он понял, что никакой сделки не состоится. Ему показали фигу точно также, как было в случае с Пангалосом и Кворрелсом.

А как быть с Ромейн? Где она? Что она? Деккеру нужно было хотя бы попытаться увидеться с нею сегодня. За ним был долг... Он знал, что Дориан собирался переехать к ней, но не верил, что на это дала добро Ромейн... Хотя, впрочем, что ей еще оставалось делать после разрыва с ним?..

Он прошел в наконец-то опустевшую спальню. Ребята, снимавшие вокруг отпечатки пальцев, полицейские фотографы и детективы перешли в другую половину квартиры. Деккер оказался в комнате наедине с самим собой. Он огляделся вокруг и не смог отделаться от ощущения жалости к Дориану за то, что он жил так глупо, нелепо и убого.

«Почти Человек». Так он сам любил называть себя. Он прожил в характерной для него манере до самого конца... Он почти вернулся к своей жене. Почти заключил сделку с Ле Клером, которая избавляла его от тюрьмы. Почти дожил до своего дня рождения... Когда оно? Через неделю.

Почти.

Сунув руки в карманы пальто, которое он не снимал, Деккер опустился на краешек постели. Или самоубийство, или смерть от рук головорезов клана Молизов. Последнее маловероятно. Зачем мафиози убивать полицейского? Такое случается очень редко. «Теневые ребята» предпочитают не пачкаться такой работой без крайней необходимости. Это было чревато для них. Обычно полицейские и профессиональные преступники ладили между собой, всегда находили общий язык. По крайней мере обходились без большой крови. Так было спокойнее для тех и других. Были какие-то правила, которых придерживались и те, и другие.

Деккер уже хотел встать и уйти, как вдруг его внимание привлекла одна вещица, лежавшая на полу под туалетным столиком. Очевидно, кто-то отодвинул ее туда ногой, не заметив. Деккер нагнулся и достал ее. И тут... его сердце едва не остановилось! Он оглянулся через плечо на дверь, словно хотел удостовериться в том, что, кроме него, здесь никого нет... Затем вновь перевел глаза на поднятую вещь. Это был бумажный северный олень... Такую красивую и изящную поделку могла сделать только...

Он положил оленя в карман пальто и решительно поднялся. Стало дурно. Затошнило. Он мгновенно вспотел. Воздуха не хватало.

Деккер выскочил из спальни, пересек гостиную, распахнул входную дверь и с ходу врезался в толпу журналистов, которые толпились в холле. Он отчаянно работал локтями, раскидывая писак в разные стороны, пока не достиг лестницы. Распахнув дверь, он устремился вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Через несколько пролетов он внезапно замер на месте, изо всех сил вцепившись в железные перила.

Деккер глубоко дышал, хватая ртом воздух и ругая его за то, что он такой спертый и теплый. Он вновь стал спускаться, но уже медленнее. Северный олень, лежавший у него в кармане, жег руку.

Деккер продолжал спускаться. Перед глазами у него давно уже было темно. Он не знал, куда идет. Да ему, впрочем, было плевать.

Через полминуты он вынужден был снова остановиться. Его вырвало.