Гламур

1

Посмотрев на табло, я узнал, что мой вылет отложен. Но я уже прошел таможенный досмотр и паспортный контроль и не мог выйти из зала ожидания. Зал выглядел просторным, а стена, выходившая на поле, была сплошь стеклянной, однако внутри царили шум и жара – в общем, приятного мало. Поездка моя пришлась на самый пик сезона отпусков. Зал был битком набит группами туристов, направлявшихся в Аликанте, Фаро. Афины и Пальму. Младенцы плакали, дети носились, играя в пятнашки, большая компания бритоголовых молодых людей небрежно развалилась в углу зала в окружении пустых банок из-под пива, возле телефонов выстроилась длинная очередь. Периодически табло оживаю, но про мой рейс не сообщали ничего.

Я уже жалел, что не поехал поездом. Перемещение по воздуху привлекательно прежде всего скоростью, даже при таком коротком путешествии, как мое. Однако в тот день, стоило мне выйти утром из дома, как задержки подстерегали буквально на каждом шагу. Сначала я с двумя пересадками еле тащился через весь Лондон в подземке, потом по железной дороге – до аэропорта Гатвик. и это была нескончаемая тряска в вагоне, до отказа набитом пассажирами. А теперь еще и ожидание посадки. В безотчетной тревоге я бродил по залу, пытаясь отвлечься. Хотя летать мне приходится регулярно, всякий раз перед полетом я испытываю необъяснимое беспокойство. Сесть было негде, заняться совершенно нечем, оставалось стоять на месте либо ходить кругами, разглядывая пассажиров. Я выбрал последнее и пересекал зал уже в третий или четвертый раз. Несколько человек привлекли мое внимание: среднего возраста мужчина с двумя громадными чемоданами, скромно одетая молодая женщина с приятным лицом, на которой был легкий жакет. Еще я заметил бизнесмена, прикрывавшегося от пестрой толпы финансовой газетой. От нечего делать я принялся теоретизировать на их счет. Как некоторые ухитряются пронести через контроль такую громоздкую ручную кладь? Женщина привлекательна, но едва ли я решусь с ней заговорить. С какой стати бизнесмену приспичило отправиться по делам в уик-энд, когда люди летят на отдых? Как всегда, эти праздные размышления ни к чему не привели, и постепенно я потерял к ним всякий интерес. Так или иначе, причину задержки наконец устранили, и на посадку пригласили пассажиров сразу трех самолетов. Толпа заметно поредела. Следующим объявили мой рейс, и я вместе с другими счастливчиками направился к выходу. Хотя во время короткого перелета в Ле-Тукс я продолжал злиться на себя, думая о том, какого черта мне вообще понадобилось лететь, однако менее чем через час я уже сидел во французском поезде, направлявшемся в Лилль.

Зная, что путешествие займет несколько часов, я купил в Ле-Тукс кое-что из еды: свежего хлеба, сыра, вареного мяса, немного фруктов и большую бутыль кока-колы.

Поезд останавливался чуть ли не на каждом полустанке, и мы приехали в Лилль на склоне дня. Экспресс, следовавший в Базель, уже ждал, готовый к отправлению. Всю дорогу до Лилля я дергался, боясь опоздать, и только теперь, впервые за день, почувствовал облегчение. Однако, тронувшись с места по расписанию, этот базельский экспресс тащился теперь еще медленнее, чем предыдущий. Состав еле полз по равнинам северо-восточной Франции, то и дело останавливаясь в чистом поле. Поезд был почти пуст, и во время каждой остановки наступала глубокая тишина. Солнце нещадно палило. Я был в купе один. Я взялся за одну из купленных в дорогу книжонок и попытался читать, но вскоре задремал.

Во время одной из таких стоянок внезапно открылась дверь в коридор, нарушив мою дремоту. Я поднял глаза. В дверном проеме стояла изящная молодая женщина среднего роста. Она сразу показалась мне знакомой, но в первый момент я никак не мог сообразить, где и когда ее видел.

– Вы ведь англичанин, верно? – сказала она.

– Да. – Я показал ей обложку книги, будто требовались какие-то доказательства.

– Так я и подумала. Наверное, вы летите из Гатвика? Я видела вас в лилльском поезде.

И тут я вспомнил ее. Это была та самая молодая женщина, которую я заметил еще в аэропорту, бродя по залу ожидания.

– Вы ищете свободное место? – поинтересовался я: мне уже изрядно наскучила собственная компания.

– Место-то у меня есть: я заказала билет еще в Лондоне – боялась, что поезд будет переполнен, – и вот теперь выясняется, что поезд почти пуст, зато в одном купе со мной едут еще семеро. Чистое безумие тесниться там по такой жаре.

Поезд дернулся и снова остановился. Кажется, прицепили еще несколько вагонов. Пол начал мелко дрожать – внизу заработал генератор. По платформе неторопливо прошли двое в железнодорожной форме.

Она закрыла дверь в купе и села к окну напротив меня. Свою холщовую сумку на длинном ремне, туго набитую, она положила рядом с собой.

– Далеко едете? – спросила она.

– В Нанси.

– Какое совпадение. Я тоже.

– Я там всего на одну ночь. А вы? У вас в Нанси знакомые?

– Нет, у меня там пересадка, – сказала она.

– Едете в Швейцарию?

– Не угадали, на Ривьеру. Собираюсь повидать друга. Он остановился в окрестностях Сен-Рафаэля.

– Большой крюк.

– Я неспешу. Мне это почти ничего не стоит, а по дороге я надеюсь немного посмотреть Францию.

– Похоже, вы избрали не самый живописный маршрут, – сказал я, глядя в окно на унылый фабричный городок с небольшими домишками, изнывающий от скуки в мареве раскаленного воздуха. У нее были прямые каштановые волосы, бледное лицо, тонкие руки. Должно быть, лет двадцать пять. Меня обрадовало ее появление. Отчасти я был благодарен ей за избавление от скуки и одиночества, но главное, она понравилась мне с первого взгляда. Ей, похоже, тоже было интересно поболтать со мной.

Мы сидели напротив, склонившись над проходом, и беседовали о жизни в Лондоне: сравнивали впечатления, узнавали кое-что друг о друге. Она сказала, что с утра ничего не ела, и я поделился с ней своими запасами, купив еще пару бутылок пива у поездного разносчика с тележкой.

Наше путешествие продолжалось. Солнце нещадно палило прямо в окно. Когда девушка вошла, на ней был тот самый жакет, который я заметил еще в аэропорту, но вскоре она сняла его и повесила на вешалку над головой. Пока она стояла спиной ко мне, я не мог отказать себе в удовольствии рассмотреть ее как следует. Она была хороша. Излишне худа в плечах, но в целом – прелестная фигура. Белые бретельки бюстгальтера просвечивали сквозь тонкую ткань блузки. В голове моей бродили отнюдь не платонические мысли: где она собирается провести эту ночь и с кем: захочет ли продолжать путешествие совместно или расстанется со мною, сойдя с поезда; торопится ли она попасть на море к другу или нет. Встреча с привлекательной молодой женщиной в самый первый день отпуска – почти неправдоподобное везение. Я, правда, планировал все иначе, но вовсе не из любви к одиночеству.

Мы продолжали беседовать и, только покончив с едой, догадались наконец познакомиться. Ее звали Сью. Оказалось, что Сью живет в Лондоне, в Хорнси, то есть совсем недалеко от западного Хэмпстеда, где у меня квартира. Это дало нам новую пищу для разговоров. Вспомнили среди прочего один паб в Хайгейте, хорошо известный нам обоим, где мы вполне могли не раз бывать одновременно. Сью сказала, что она – художник-иллюстратор, постоянного места работы не имеет – живет заказами, что окончила в Лондоне художественный колледж, но сама родом из графства Чешир, где по-прежнему живут ее родители. Я, естественно, тоже говорил о себе: сообщил, что снимал новости для телевидения, рассказал о двух-трех особо занимательных сюжетах, о местах, где довелось побывать, о том, почему оставил работу, о планах па будущее. Мы понравились друг другу, без всякого сомнения, и я определенно не мог припомнить, когда сходился с кем-нибудь так скоро. Она сидела, наклонившись ко мне через проход между сиденьями и слегка повернув голову, так что волосы частично скрывали ее лицо, и слушала мою болтовню с вниманием. Несколько раз я пытался сменить тему, чтобы дать ей возможность говорить о себе. Она отвечала на прямые вопросы, но сама в бой не рвалась. И вес же она не производила впечатления замкнутой или скрытной, просто казалась не слишком разговорчивой.

Меня не переставало удивлять, почему она одна. Я находил ее столь пленительной, что в моей голове просто не укладывалось, как другие мужчины могут не обращать на нее внимания. Было трудно поверить, что у нее нет возлюбленного. А может, тот загадочный друг из Сен-Рафаэля? Но она говорила о себе только в единственном числе, ни разу даже не намекнула на кого-то рядом с собой. Сам я не спрашивал, потому что успел проникнуться к ней желанием. Были у меня и другие причины не углубляться в эту тему. Имелась приятельница по имени Анетта, почти что постоянная подружка, но ничего обязательного: мы оба, случалось, поглядывали по сторонам. По работе мне частенько приходится отлучаться надолго, порой на недели, и за границей я обычно позволяю себе погулять. У Анетты тоже была собственная жизнь. Отчасти из-за этого я и отправился во Францию один. Месяцем раньше она улетела навестить семью брата в Канале, бросив меня на произвол судьбы в Лондоне в самое пекло.

Итак, мы со Сью дружно избегали этой темы, иначе нам пришлось бы слишком уж скоро признаться Друг другу во взаимных чувствах. В таких случаях лучше всегда сохранять свободу маневра, иметь путь к отступлению, чтобы вовремя отказаться от возможной связи, если вдруг становится ясно, что ничего не выйдет. В остальном же мы общались вполне непринужденно: болтали о всякой всячине, говорили о знакомых, обменивались мнениями, делились мелкими секретами. Между тем меня все время мучило желание прикоснуться к ней: я надеялся, что она сядет рядом или наоборот, у меня появится повод пересесть. Она и смущала, и возбуждала меня одновременно.

Поезд подъезжал к Нанси поздним вечером. Мы оба устали после целого дня пути, и теперь острый, чуть нервный интерес друг к другу перешел в обычное дорожное знакомство. Мы сидели, как и прежде, но Сью положила ноги на сиденье рядом со мной, и я мог чувствовать легкое прикосновение ее лодыжек к своему бедру. Она дремала, пока поезд едва полз по подъездным путям, и я вернулся к своей книжонке, хотя близость ее стройных ног отвлекала меня от чтения. Почти случайно я поднял глаза и понял, что мы прибыли на станцию. Началась обычная суета. Я высказал беспокойство по поводу ее багажа, который, видимо, остался в прежнем купе, но Сью заявила, что других вещей, кроме сумки, у нее нет. Пока я возился со своим чемоданом, она вышла из вагона и ждала меня на платформе.

На выходе с перрона контролер потребовал мой билет, между тем Сью свой билет не предъявила и никто ее не остановил.

В туристическом агентстве мы попросили порекомендовать нам какую-нибудь недорогую гостиницу поблизости от вокзала и, получив адрес, отправились на поиски. За дверью Сью повернулась ко мне и сказала:

– Ричард, нам следует кое-что обсудить.

– Что именно? – спросил я, хотя было нетрудно догадаться, о чем пойдет речь.

– Давайте сразу договоримся насчет предстоящей ночи, чтобы не было обид, ладно?

– Я ничего и не планировал, – сказал я, не вполне искренно. – Хотите подыскать себе другую гостиницу?

– Зачем?! Просто мы поселимся в разных номерах. Я ведь говорила вам, что еду в Сен-Рафаэль к другу. Вот поэтому.

– Разумеется, – ответил я.

Я сожалел, что тянул до последней минуты и в результате вынудил се затронуть этот вопрос. Разочарование между тем оказалось так велико, что я даже не пытался его скрывать. В гостинице каждый из нас без труда получил отдельный номер. У лифта мы задержались, прежде чем окончательно разойтись по комнатам. Сью сказала:

– Мне надо принять душ, но, кроме того, я голодна. Вы не собираетесь пойти поужинать?

– Конечно, и я готов вас подождать. Хотите составить мне компанию?

– С удовольствием, – сказала она. – Через полчаса постучу вам в дверь.

2

Площадь Станислава – превосходная старинная площадь в самом центре Нанси, окруженная великолепными дворцами восемнадцатого столетия. Мы вышли на нее с южной стороны и сразу же окунулись в величественную пустоту и покой. Казалось, будто повседневная суета центра города сюда не проникает. На площади было безлюдью. Редкие туристы бродили или стояли неподвижно, совершенно теряясь в этом грандиозном пространстве. Нещадно палило солнце, отбрасывая резкие тени на вымощенную песчаником мостовую. Перед входом в муниципалитет, бывший дворец герцога Лотарингского, стоял одинокий автобус: чуть дальше аккуратно выстроились в ряд четыре черных лимузина. Городской транспорт здесь не ходил. Мимо статуи герцога, воздвигнутой посреди площади, лениво крутя педали, катил одинокий велосипедист – мужчина в матерчатой кепке.

На углу площади находится знаменитый фонтан Нептуна – сооружение в стиле рококо с нимфами, наядами и херувимами. Вода струится по его ступеням-раковинам в бассейн, изящные чугунные арки работы Жана Ламура окружают фонтан. Мы прогулялись по булыжной мостовой, осмотрели Триумфальную арку, потом, пройдя под ней, очутились на Манежной площади – прямоугольной, с красивыми старинными зданиями и узким сквером посередине. В полном одиночестве мы шли между двумя рядами высоких старых деревьев. Нал крышами слева от нас виднелся шпиль кафедрального собора.

Мимо с грохотом проехал старинный автомобиль, оставляя за собой хвост дыма. В дальнем конце площади, мимо колоннады бывшего Дворца правительства, неторопливо прогуливалась еще одна пара туристов. Мы оглянулись назад, в ту сторону, откуда пришли, и еще раз увидели площадь Станислава в перспективе арки. Под ярким солнцем плавные линии зданий, весь величественный ансамбль старинной площади казался статичным и монохромным. Машина, изрыгавшая клубы дыма, миновала арку и выехала на площадь, и всякое движение вокруг нас замерло.

Мы покинули Манежную площадь и по узкой тенистой аллее вышли на одну из главных торговых улиц. Шум нарастал, и скоро мы влились в суетливую толпу. На бульваре Леопольда полно небольших уличных кафе. Проголодавшись, мы зашли в одно из них и, сев за столик, заказали demis-pressions. Накануне вечером мы посетили небольшой ресторанчик на другой стороне улицы. Поев, мы не спешили уйти: пили вино, болтали и засиделись далеко за полночь. Разговор коснулся друзей и подруг. Я рассказал Сью об Анетте, совсем не думая о ней так же серьезно, как Сью о своем дружке, а просто пытаясь создать хотя бы видимость равновесия. Я уже ревновал к нему.

Теперь, после непродолжительного осмотра города, Сью с большей охотой говорила о настоящем.

– Мне нравится в Лондоне, – рассказывала она, – но простое выживание там стоит бешеных денег. Уехав из дома, я вечно сижу без гроша. Денег нет, едва-едва удается наскрести на самое необходимое. Я хотела стать настоящим художником, но так и не вышло взяться за дело всерьез. Все только для заработка.

– Вы живете одна? – спросил я, пользуясь возможностью подбросить наводящий вопрос.

– Знаете большие доходные дома в Хорнси? Я снимаю комнату в одном из них. Там уже много лет сдаются квартиры, комнаты и углы с койкой. Моя – на первом этаже, довольно большая, но слишком уж темная – невозможно работать при дневном свете. Дом хоть и стоит на холме, но позади разбит сад и деревья все загораживают.

– Ваш друг тоже художник?

– Мой друг?

– Тот, к которому вы сейчас едете.

– Нет, он что-то вроде писателя.

– Как это – «что-то вроде»?

Она улыбнулась.

– По крайней мере, сам он утверждает, что занимается сочинительством, и. похоже, тратит на него львиную долю свободного времени. Но мне он никогда ничего не показывает. Не думаю, будто он что-то опубликовал. Впрочем, я никогда не задаю ему подобных вопросов.

Погрузившись в раздумья о своем дружке, она качала головой, не отрывая глаз от небольшого подноса с солеными крендельками, поданными к пиву.

– Он мечтает перебраться жить ко мне, но я ни за что не соглашусь. Если это случится, я просто не смогу работать.

– И где же он живет?

– Переезжает с места на место. На самом деле я никогда не знаю, где его искать, пока он не является сам. Он живет за чужой счет.

– Тогда почему?.. Слушайте, а как его имя?

– Найалл.

Она произнесла по складам, не желая, видимо, чтобы я переспрашивал.

– Найалл – нахлебник, – продолжала она, – прирожденный паразит. Только поэтому он и оказался во Франции. Люди, у которых он жил в последнее время, собирались в отпуск и – могу вообразить – встали перед выбором: оставить его одного в доме или взять с собой. Они предпочли второе. Так что Найалл получил возможность бесплатно отдохнуть на юге Франции. И вот я еду к нему.

– Похоже, вы не в восторге от этого.

Она посмотрела прямо на меня.

– Хотите знать правду? Я страшно обрадовалась, когда Найалл перестал крутиться вокруг меня, но он принялся звонить мне из Франции, – Она допила остаток своего пива. – Не надо мне этого говорить, но… я устала от него. Я знаю его слишком давно. Он паразит, настоящий кровосос, и я мечтаю, чтобы он оставил меня в покое.

– Так бросьте его.

– Не так-то просто. Найалл умеет присасываться. Он знает, как добиться своего. Я вышвыривала его десятки раз, но он всегда ухитряется заползти обратно. Я больше не пытаюсь.

– Но что вас с ним связывает. Чем он удерживает вас при себе?

– Давайте возьмем еще пива.

Она сделала знак проходившему мимо официанту. Тот не подал вида, что заметил, и нам пришлось дожидаться его возвращения с кухни. На этот раз я подозвал его сам и заказал еще две кружки.

– Вы не ответили на вопрос, – сказал я Сью.

– Какой смысл?! Лучше поговорим о вашей подружке. Той, что сейчас в Канаде. Вы с ней давно знакомы?

– Вы решительно меняете тему разговора, – заметил я.

– Вовсе нет. Так что же, давно? Шесть лет? Я знаю Найатла столько же. Когда встречаешься с человеком так долго, он уже знает тебя как облупленного: знает, как сделать тебе больно, как управлять тобою, как заставить все вокруг обернуться против тебя. Найалл в таких делах – подлинный виртуоз.

– Почему же вы не?..

Я сделал паузу, пытаясь представить себе отношения такого рода, вообразить себя в подобной ситуации. С таким я сталкивался впервые в жизни.

– Почему я не делаю что?

– Не могу понять, почему вы не прекратите это.

Официант принес наш заказ и убрал со стола пустые стаканы.

– Я и сама не могу понять, – сказала Сью. – Наверное, все дело в лени. Часто ведь легче просто оставить все как есть. Это только моя вина, нужно быть тверже.

Я промолчал, откинувшись на спинку стула и делая вид, что наблюдаю за прохожими. Конечно, я познакомился с ней пару дней назад, и все-таки она не казалась мне похожей на такую вот беззащитную жертву, какой себя изображала. Мне хотелось вступить в настоящее мужское соперничество с ее дружком, сказать, что я другой – не липну к женщинам. Не собираюсь обижать ее или запугивать. «Вы встретили, – мысленно обращался я к ней, – совершенно другого человека. Со мной все гораздо проще, и если вы действительно не хотите иметь дело с этим типом, бросьте его и оставайтесь со мной».

В конце концов я сказал:

– Вы знаете, зачем он хочет вас видеть?

– Да ничего особенного. Вероятно, ему просто стаю скучно, захотелось, чтоб было с кем поговорить и переспать.

– Не понимаю, как вы согласились ехать. Говорили, что сидите без гроша, и тем не менее готовы ехать через всю Францию, чтобы встретиться с ним. Он – как вы его назвали? – кровопийца и паразит, и все же вы срываетесь с места, только чтобы ублажить его.

– Вы его не знаете.

– Верно, и все же это необъяснимо.

– Да-да… Так оно и есть.

3

Мы провели в Нанси еще одну ночь, затем отправились в Дижон. По дороге погода изменилась. Пока поезд тащился по нескончаемым пригородам, пошел сильный дождь. Перед отъездом мы обсудили наш маршрут, и теперь встал вопрос, стоит ли останавливаться в этом городе, но я уже не спешил на побережье, и все пошло так, как мы решили накануне вечером.

Дижон – оживленный промышленный город, и потому в двух гостиницах, куда мы обратились, не оказалось свободных мест. В третьей – отель «Сантраль» – нам предложили только двухместные номера.

– Давайте поселимся вместе, – сказала Сью, когда мы отошли от стойки администратора, чтобы посоветоваться. – Возьмем один номер на двоих.

– Вы уверены? Можно поискать еще.

Она спокойно сказала:

– Я готова разделить помещение.

Нам отвели номер на верхнем этаже в конце длинного коридора. Комната была небольшая, но с балконом и громадным окном, откуда открывался вид на близлежащую площадь и сквер. Ливень не прекращался, листва шумела под дождем. Две кровати были разделены небольшим столиком с телефоном. Как только портье ушел, Сью швырнула свою сумку на постель возле окна и подошла ко мне. Она обняла меня, я положил руки ей на плечи. Ее волосы, спинка жакета, вырез блузки – все было мокрым от дождя.

– Нам недолго быть вместе, – сказала она, – так что не стоит тянуть время.

Мы начали целоваться, она отвечала мне с нескрываемой страстью. Мы впервые держали друг друга в объятиях, впервые целовались. Я еще не знал, каково прикасаться к ней, не знал вкуса ее кожи и губ. До этого мгновения я только говорил с ней, только смотрел на нее. Теперь я мог осязать ее, прижимать к себе, ощущал энергию ее тела, сплавлявшуюся с моей. Скоро мы уже нетерпеливо раздевали друг друга и потом упали на ближайшую кровать.

Лишь когда уже окончательно стемнело, голод и жажда выгнали нас на улицу. Мы сделались физически зависимы друг от друга, мы едва могли разомкнуть объятия. Когда мы шли по мокрой от дождя улице, я тесно прижимал ее к себе и думал только о ней, о том, что она теперь для меня значит. Прежде секс зачастую только удовлетворял любопытство и потребность тела, но близость со Сью открыла для меня совершенно новые грани интимности, пробудила ранее неведомые мне чувства – глубокую привязанность, неутолимое влечение, постоянную потребность в другом человеке.

Мы увидели вывеску ресторана «Ле Гран Зэнг», но едва не прошли мимо, полагая, что он уже закрыт. А когда вошли, выяснилось, что ресторан работает, но мы – единственные посетители. Пять официантов в черных жилетах и брюках, с жестко накрахмаленными белыми передниками, которые доходили до щиколоток, выстроившись в безукоризненную шеренгу, терпеливо стояли возле служебной двери. Когда метрдотель указал нам на столик у окна, официанты принялись за дело. Они были весьма предупредительны, но сдержанны. У всех были густо напомаженные короткие темные волосы и тонкие, словно нарисованные карандашом усики. Мы со Сью обменялись понимающими взглядами, с трудом удерживаясь от смеха. Раньше у меня никогда не бывало подобного настроения.

За окном начиналась гроза. Ярко-розовые вспышки молний пронизывали небо вдалеке, но грома не было слышно. Дождь лил непрестанно, уличное движение почти прекратилось. Старый «ситроен», припаркованный возле тротуара, блестел под дождем, в двойном перевернутом «V» на радиаторе отражались красные огни вывески.

Покончив с едой, мы остались сидеть за столиком, неторопливо наслаждаясь бренди. Мы сидели друг напротив друга, держась за руки. Официанты деликатно отворачивались.

– Можно поехать в Сен-Тропез, – сказал я. – Ты бывала там?

– Там ведь сейчас много народу?

– Наверняка. Именно поэтому туда и стоит поехать.

– Это может оказаться накладно.

– Попробуем устроиться недорого.

– Не выйдет, если питаться в таких заведениях, как это. Ты обратил внимание на цены?

Из-за сильного дождя мы поспешили войти в ресторан, даже не взглянув на пены, но они были проставлены в меню. Цены были указаны в старых франках – так мне, по крайней мере, показалось сначала. Я сделал робкую попытку перевести их в английские фунты и заключил, что они либо смехотворно низкие, либо, наоборот, возмутительно высокие, если все-таки имелись в виду новые франки[3]. Скорее второе, судя по качеству кухни и обслуживания.

– У меня еще остались наличные, – сказал я.

– Понимаю, но этому не бывать. Я не могу позволить себе развлекаться за твой счет.

– И что же теперь делать? Ты сказала, что сидишь без гроша. Значит, пока мы вместе, или плачу я, или мы ничего не можем себе позволить.

– Ричард, мы уже говорили об этом, – возразила она. – Я все-таки должна ехать в Сен-Рафаэль и повидаться с Найаллом.

– Даже после сегодняшнего?

– Да.

– Если дело только в деньгах, то давай завтра же вернемся в Англию.

– Не только в деньгах. Я ведь обещала приехать к нему.

– Возьми обещание назад.

– Нет, я не могу так поступить.

Я отнял руку и уставился на нее с нескрываемым раздражением.

– Я не желаю, чтобы ты туда ехала. Даже мысль об этом для меня попросту невыносима.

– Как и для меня, – сказала она тихо. – Я понимаю, что Найалл – досадная помеха. Но я не могу просто исчезнуть, даже не попытавшись объясниться.

– Тогда я поеду с тобой, – сказал я решительно, – и мы поговорим втроем.

– Нет-нет, это совершенно невозможно. Я такого не вынесу.

– Хорошо. Мы поедем в Сен-Рафаэль вместе, и я подожду там, пока вы объяснитесь. Потом мы первым же поездом уедем домой.

– Но он ожидает, что я останусь с ним по крайней мере на неделю. Может быть, на две.

– Неужели ты ни в чем не можешь ему отказать?

– Как бы я хотела! Я мечтаю об этом последние пять лет.

– Не пора ли наконец попытаться?

Жестом я подозвал метрдотеля, и в считанные секунды передо мной появился аккуратно сложенный счет на тарелочке. Сумма, выписанная на старинный манер, вместе с service comprisприближалась к трем тысячам франков. В порядке эксперимента я выложил на ту же тарелочку тридцать франков, которые были приняты без возражений.

– Merci,Monsieur.

Когда мы уходили из ресторана, метрдотель и официанты снова выстроились в безукоризненный строй, улыбаясь и кланяясь нам.

– Bonne nuit, a bientot.

Мы торопливо шагали по улице. Сильный ветер и дождь заставили нас отложить всякие споры. Я был зол – на самого себя, на нее, на обстоятельства. Всего несколько часов назад я поздравлял себя с отсутствием собственнического отношения к женщинам, а теперь чувствовал, что все наоборот. Выход напрашивался сам собой: я должен отступиться и не мешать Сью встретиться с ее дружком. Мне остается только одно: как-нибудь случайно столкнуться с нею в Лондоне. Но она уже стала для меня особенной, и я остро чувствовал это. Она нравилась мне, делала меня счастливым. Близость с ней не только подтверждала это ощущение, но и обещала нечто большее.

Мы поднялись в номер, сняли мокрую одежду и высушили полотенцем волосы. В комнате было душно и жарко. Мы распахнули окно. Издалека доносились раскаты грома, снизу слышался шум машин.

Я постоял немного на балконе, снова промок, но так и не придумал, что делать дальше. Мне казалось, что я должен принять решение до утра. Из комнаты донесся голос Сью:

– Помоги мне.

Я вошел в комнату. Она стаскивала покрывало с одной из кроватей.

– Чего ты хочешь? – спросил я.

– Давай сдвинем кровати вместе. Нужно убрать столик.

Она стояла передо мной в лифчике и трусиках, с растрепанными волосами, разгоряченная, и выглядела невероятно сексуально. Спутанные волосы были еще влажными. Она была худенькой, почти без выпуклостей, кожа ее поблескивала в душном воздухе комнаты, легкое белье едва прикрывало тело. Я помог ей переставить столик и сдвинуть кровати, рывком расстелил простыни так, чтобы получилось подобие большого двуспального ложа, но только лишь мы довели дело до половины, как отдались друг другу. Этой ночью мы так и не успели обустроить наше ложе и уснули поперек кроватей в обнимку, не накрывшись даже простыней.

Утром я не принял никакого решения. Я чувствовал, что все равно потеряю ее, как бы там ни говорил. Позавтракав в уличном кафе прямо перед отелем, мы отправились осматривать город. О совместном путешествии на юг речи больше не было.

Центр Дижона – площадь Освобождения – булыжная площадь с герцогским дворцом, напротив которого полукругом стоят дома семнадцатого века. Хотя она значительно меньше площади в Нанси – более человеческих масштабов, – однако мы заметили, что и здесь не было ни людей, ни машин. Погода снова изменилась: ярко светило солнце, было жарко, о ночном ливне напоминали только большие лужи посреди мостовой. Во дворце располагался музей. Мы бродили по нему, восхищаясь величественными залами и покоями, полюбовались выставленными экспонатами, задержались перед мрачными надгробиями герцогов Бургундских, каменные изваяния которых между готическими арками казались неправдоподобно живыми.

– Куда подевались все люди? – спросила меня Сью.

Хотя она говорила тихо, ее голос зловещим эхом прокатился под сводами.

– Я тоже подумал об этом. Мне казалось, что в это время года во Франции толпы туристов.

Она взяла меня под руку и прижалась ко мне.

– Мне не нравится это место. Давай уйдем отсюда.

Почти целое утро мы бродили по многолюдным торговым улицам, пару раз отдохнули в кафе, затем спустились к реке и сели на берегу под деревьями. Вырваться из толпы и сбежать от нескончаемого шума автомобилей было истинным наслаждением.

Показав рукой поверх деревьев, Сью сказала:

– Солнце сейчас зайдет.

Одинокое облако, невероятно черное и густое, плыло по небу, приближаясь к солнцу. Оно было таким огромным, что солнце скрылось бы надолго. Необъяснимым было само появление этого облака – такого большого и темного, похожего на луковицу – на совершенно ясном небе. Пока тень проползала над нами, я искоса смотрел на это странное облако и думал о Найалле.

– Давай вернемся в отель, – сказала Сью.

– Я как раз собирался это предложить.

Мы вернулись в центр города. Войдя в номер, мы обнаружили, что горничная привела в порядок наши кровати. Они стояли так, как мы их поставили, но, когда мы разделись и стянули покрывала, выяснилось, что оба матраца застелены одной большой простыней.

4

Наше путешествие продолжалось. Мы двигались дальше на юг: добрались до Лиона, там пересели на другой поезд и прибыли в Гренобль – довольно большой современный город в горах. Мы нашли подходящий отель, сняли номер с двуспальной кроватью, забросили туда чемоданы и сразу же отправились бродить по городу. Было уже далеко за полдень.

Мы вели себя как вполне добросовестные туристы, послушно осматривая достопримечательности в каждом городе, куда приезжали. Благодаря этому вся поездка выглядела осмысленной, а пребывание вместе – оправданным. Кроме всего прочего, это охлаждало наш взаимный пыл, позволяло не обсуждать желанную для обоих связь до бесконечности.

– Поднимемся на гору? – предложил я.

Мы стояли на набережной Стефана Жэ, откуда начиналась канатная дорога в горы. С широкой площадки перед зданием вокзала можно было видеть канаты, круто поднимавшиеся от города к высокому скалистому гребню.

– Не выношу канатных дорог, – сказала Сью, вцепившись в мою руку. – Это опасно.

– Совсем нет, не волнуйся.

Мне очень хотелось взглянуть на город с вершины, и я сказал:

– Неужели тебе хочется весь день бродить по улицам?

Мы уже ознакомились со старой частью города. Современные районы были сплошь застроены бетонными многоэтажками, густо завалены мусором и, кроме того, продувались насквозь жутким ветром, который делает из таких кварталов аэродинамическую трубу. Путеводитель настойчиво рекомендовал посетить университет, но мы выяснили, что он находится почти за чертой города, где-то на восточной окраине, и не отважились ехать в такую даль.

В конце концов я затащил Сью на фуникулер. Это была современная канатная дорога: высоко в небесах над горным склоном скользил состав из четырех стеклянных шаров. Сью изображала, что очень напугана, и все время держалась за мою руку. Мы быстро удалялись от города, набирая высоту. Некоторое время я продолжал смотреть назад на Гренобль, широко раскинувшийся по долине. Потом мы перешли в другой конец вагончика, чтобы полюбоваться склоном горы, выраставшей под нашими ногами.

Состав замедлил ход, приближаясь к вершине. Вагончики остановились, и мы вышли наружу, миновали шумный машинный зал и оказались в объятиях леденящего ветра. Сью забралась рукой мне под куртку, обняла за талию и тесно прижалась ко мне. Находиться с женщиной, которая мне по-настоящему нравилась и которой я тоже хотел нравиться, было для меня совершенно новым, удивительным ощущением. Про себя я отрекся от своего прошлого опыта, твердо решив никогда больше не искать легких сексуальных побед. После стольких лет я встретил наконец человека, с которым хотел бы остаться на всю жизнь.

– Здесь можно выпить, – сказал я.

Кафе было построено на самом краю обрыва, со смотровой площадки открывался вид на долину. Мы вошли внутрь, радуясь возможности укрыться от ветра, и сели за столик. Официант принес коньяк.

Потом Сью отправилась в дамскую комнату, я же подошел к сувенирному киоску и купил пару почтовых открыток. Я собирался послать их кое-кому из друзей в Англию, но внезапно понял, что, встретив Сью, потерял едва ли не всякий интерес к своим прежним знакомым.

Она нашла меня у киоска.

– Ну вот, я согрелась, – сказала она. – Пойдем, взглянем на город.

Тесно обнявшись, мы вышли наружу, на растерзание ледяному ветру, и подошли к самому краю обзорной площадки. На долину были нацелены три оптические трубы: опустив монетку, можно было осмотреть местность. Мы стояли между ними, склонившись над бетонным парапетом, и смотрели вниз. Небо было ясным, воздух прозрачным. На горизонте виднелись горы, к которым прижималась южная окраина города. Слева вздымались снежные пики Французских Альп, резко выделяясь на фоне голубого неба.

– Смотри, – сказала Сью, указывая на группу красивых старинных зданий с башнями и шпилями, вытянувшихся вдоль реки, – наверное, это университет. Он ближе к городу, чем мы думали.

Тут же на площадке прямо возле парапета был установлен щит с планом города и обозначениями всех важнейших достопримечательностей, видимых отсюда. Мы попытались сориентироваться на местности.

– Город много меньше, чем я думал, – сказал я. – Когда мы ехали в поезде, казалось, что он растянулся на всю долину.

– А где же современные кварталы? – спросила Сью. – Ты был уверен, что мы сможем увидеть их отсюда.

– Где-то рядом с гостиницей.

Я взглянул на план, но нашу гостиницу там не обозначили. Кварталы высотных зданий располагались и рядом со станцией фуникулера. Я проследил взглядом канаты, тянувшиеся по склону горы вниз, но вокзальную площадь отсюда не было видно.

– Видимо, это какой-то обман зрения.

– А может быть, их проектировали так, чтобы они сливались в единый ансамбль со старинными зданиями?

– Не сказал бы, что они так уж хорошо сливаются, если смотреть вблизи.

Судя по карте, Монблан находился где-то на северо-востоке. Мы повернулись в указанном направлении, но ничего не смогли увидеть из-за густых облаков. Неподалеку от кафе мы заметили развалины древнего форта и, решив осмотреть его, подошли поближе, но оказалось, что вход платный, и мы передумали.

– Ну что, еще бренди, – спросил я, – или назад в отель?

– Сначала бренди.

Через полчаса мы снова вышли взглянуть на город. Внизу загорались уличные фонари, здания пестрели теплыми оранжевыми и желтыми огоньками. Некоторое время мы наблюдали, как опускается вечер, как глубокие тени гор ползут по низине, погружая долину во мрак, потом заняли места в вагончике и спустились вниз. На время город исчез из виду. Только преодолев часть спуска, мы увидели его снова. Поднимался туман, но, странное дело, теперь новые кварталы были прекрасно видны: голубовато-белые полоски ламп дневного света, освещавших гигантские башни из стекла и бетона. Удивительно, как мы не заметили все это с вершины горы? Я достал из кармана купленные наверху почтовые открытки. Одна изображала вид долины с обзорной площадки, и на снимке современные здания сразу бросались в глаза. Однако загадка не показалась мне достойной того, чтобы вернуться назад на площадку.

– Я изнемогаю от голода, – сказала мне Сью.

– Ты о еде?

– И о ней тоже.

5

Мы прибыли в Ниццу в самый пик туристического сезона. Единственная гостиница, подходящая по деньгам, располагалась далеко от моря в лабиринте узких улочек почти на самой окраине северной части города. Здесь, в Ницце, страх потерять Сью вытеснил во мне остальные чувства. Сен-Рафаэль находится всего в нескольких километрах дальше по побережью, так что нам в лучшем случае оставался еще день или два.

Имя Найалла превратилось в табу. Он неизменно занимал наши мысли, но мы не упоминали о нем вслух. Однако само по себе это молчание было красноречивым. К этому времени мы уже знали все, что можем сказать друг другу, и выслушивать это заново не было никакого желания. Единственное, что мне теперь оставалось, – признать свое поражение и попытаться хоть как-то дать ей понять, что мы вот-вот потеряем. Она, казалось, чувствовала то же, что и я, и сама пыталась найти решение. Мы оба умели отбрасывать все неважное и полностью сосредоточились друг на друге.

Я влюбился в нее. Я осознал это еще в Дижоне, и теперь с каждой минутой, проведенной вместе, росло и само чувство, и моя уверенность в нем. Сью восхищала меня, я был пленен ею. И все же я оттягивал признание. Но вовсе не потому, что оставались сомнения, а лишь из опасения, что это только поднимет ставки в моем соперничестве с Найаллом. Без всякого на то основания я надеялся, что она передумает и не уйдет к нему.

Я по-прежнему не знал, что делать. В первую ночь в Ницце мы, как обычно, занимались любовью, и после, когда Сью уснула возле меня, я еще долго лежал в постели с зажженным светом и, делая вид, что читаю, размышлял о ней и Найалле.

Ни один из возможных путей не годился. Я понимал, что бессмысленно требовать от нее окончательного выбора. Сью проявляла непонятное упрямство в отношении Найалла, и с этим приходилось мириться. Я также отверг мысль изобразить себя страдающим любовником в расчете на ее сочувствие. По существу, все обстояло почти так, но я ни за что не стал бы прибегать к такому приему в борьбе за Сью. Я желал удержать ее иным способом, хотел завоевать ее прямо и открыто, без театральных уловок. Да и зачем? Она даже не скрывала, что прежняя связь ее тяготит.

Она решительно отвергла все мои предложения, например, помаячить на заднем плане, когда она встретится с ним, или досрочно вернуться в Англию. Оставались только чрезвычайные меры: столкновение с Найаллом; может быть, ссора с ней самой. Мелькала даже идиотская мысль – причинить самому себе какое-либо увечье. Впрочем, подобные варианты я даже не рассматривал всерьез.

Большую часть следующего дня мы провели в отеле, покидая номер каждые два-три часа, просто чтобы сменить обстановку: прогуляться, зайти куда-нибудь поесть или выпить. Хотя мы почти ничего в Ницце не видели, я уже начал ее ненавидеть. Единственной причиной тому было мое тяжкое душевное состояние. В моем сознании это место связалось с неминуемой катастрофой, и потому я проклинал его. Помимо прочего, меня раздражало бьющее в глаза благополучие: все эти шикарные яхты в гавани; бесчисленные «альфы», «БМВ» и «феррари», затыкавшие узкие улочки, дамы с гладкими после подтяжек лицами, эти солидные бизнесмены с брюшком. Не меньше выводило из себя и обратное: вульгарное и показное пренебрежение к богатству – английские дебютантки в ржавых «роверах-мини», изношенных кроссовках «найк», обрезанных джинсах, линялых майках, с татуировкой на полуголых ягодицах. Меня бесили женщины, принимавшие солнечные ванны топлесс, все эти пальмы и алоэ, плавная линия побережья, бесконечный пляж, темно-зеленые горы и картинно-голубое море, все эти казино и отели, виллы за неприступными заборами, небоскребы многоквартирных корпусов, любители виндсерфинга и водных лыж, моторные лодки и катамараны. Я завидовал каждому, кто радовался здесь жизни, потому что своей собственной радости должен был вот-вот лишиться.

Сью была для меня источником радости, но и страдания тоже. Если бы я сумел задвинуть Найалла на задворки сознания, если бы мог не загадывать дальше, чем на два-три часа, если бы я был способен не цепляться за эту бессмысленную надежду, что она передумает в последнюю минуту, я был бы счастлив, как любой влюбленный дурак.

Видимо, Сью тоже занималась самоистязанием, однажды я застал ее плакавшей в подушку. Мы занимались любовью при первой же возможности. Когда мы выходили в город, то постоянно касались друг друга, обнимались или хотя бы шли под руку, а зачастую просто сидели в баре или ресторане, держась за руки и бездумно глядя в пространство или на прохожих.

Мы решили задержаться в Ницце еще на ночь, хотя понимали, что наши мучения только продлятся. Как-то нам удалось договориться в гостинице. Мы решили, что утром вместе отправимся в Сен-Рафаэль и там расстанемся. Эта наша ночь была последней. Мы занимались любовью так, будто ничего не изменилось, но потом долго не могли успокоиться и молча сидели в постели. Жалюзи были подняты, и окна широко распахнуты навстречу ночи и звукам улицы, вокруг лампочки вились и жужжали мошки. Она первой нарушила молчание.

– Куда ты поедешь дальше? – спросила она.

– Еще не решил. Наверное, уеду домой первым же поездом.

– Но были ведь у тебя какие-то планы до нашей встречи? Ты не хочешь вернуться к ним?

– Я отправился в путешествие, решив положиться на случай. Этим случаем оказалась ты, так что возвращаться совершенно не к чему.

– Может представиться и новый случай.

– Ты правда этого хочешь? – спросил я удивленно.

– Конечно нет. Почему бы тебе не развлечься в подходящем месте, например в Сен-Тропезе?

– Одному? Совсем не вдохновляет. Я хочу быть с тобой.

Она замолчала, рассматривая скомканные простыни нашей последней постели. Тело у нее было молочно-белое, совершенно не тронутое загаром. Внезапно мое ревнивое воображение нарисовало встречу с ней в Лондоне: прошло несколько недель, и оказывается, что она загорела.

– Между нами все кончено? – сказал я.

– Это зависит от тебя.

– Ты ведешь себя так, будто мы не сможем больше встречаться. Это и правда конец?

– Отчего же? Мы увидимся в Лондоне. Мой адрес у тебя есть.

Она приподнялась и села возле меня на колени, натянув на себя мятую простыню и прикрыв обнаженные ноги. Когда она заговорила, руки дрожали.

– Я должна повидать Найалла. Я не собираюсь нарушать обещание. Но я не хочу причинять тебе боль и постараюсь разобраться с этим как можно скорее. Пожалуйста, продолжай свой отпуск, только скажи, куда ты поедешь. Если все сложится, я присоединюсь к тебе позднее.

– Что ты ему скажешь? Ты намерена сообщить ему о нас?

– Полагаю, это следует сделать.

– Тогда почему бы мне не подождать тебя в Сен-Рафаэле?

– Потому что… Я не могу просто сказать ему это. Нельзя же так вот просто войти и заявить прямо с порога: да, кстати, я встретила другого человека, так что – до свидания.

– Почему нельзя?

– Ты не знаешь Найалла. Он надеется, что я останусь с ним недели на две. Мне придется осторожно все выложить. Конечно, я скажу о тебе, но он отнесется к этому не лучшим образом. За шесть лет нашего с ним знакомства не было еще никого другого.

– Хорошо, сколько времени тебе потребуется?

– Дня два, может быть, три.

Я поднялся с постели и налил нам обоим немного вина из бутылки, купленной еще днем. Ситуация была совершенно курьезной, и всякий раз, когда мы пытались обсуждать наши проблемы, дело кончалось тем, что я злился и срывался. Я не мог понять, на каком таком коротком поводке Найалл удерживает ее при себе, какую власть он над ней имеет, и, пытаясь освободить, рисковал вместо этого потерять ее навсегда. Все, чего я хотел…

Голова моя шла кругом от бессильной злобы. Я залпом выпил стакан вина, наполнил его снова и сел возле Сью, протянув ей другой. Она отставила его в сторону, даже не пригубив.

– Когда ты встретишься с Найаллом, ты станешь с ним спать?

– Я сплю с ним вот уже шесть лет.

– Я спросил не об этом.

– Не твое дело.

Как ни больно было это слышать, но в ее словах была правда. Я откровенно разглядывал ее обнаженное тело, пытаясь вообразить ее с другим мужчиной, с этим Найаллом: как он прикасается к ней, возбуждает ее. Самая мысль об этом показалась мне отвратительной. Эта женщина стала моим сокровищем. Она лежала, зарывшись щекой в подушку, волосы скрывали ее лицо. Мне захотелось прикоснуться к ней. Я положил ладонь на ее запястье. Она откликнулась мгновенно, сжав мою руку.

– Не думала, что это будет так трудно, – сказала она.

– Давай поступим так, как ты предлагаешь, – сказал я. – Я оставлю тебя завтра в Сен-Рафаэле, а сам отправлюсь дальше вдоль побережья. Если мы не пересечемся в течение недели, я вернусь в Англию один.

– Это не займет неделю, – сказала она. – Три дня или даже меньше.

– Как у тебя с деньгами?

– А что с деньгами?

– Ты же на мели. Как ты будешь без денег?

– Мне они не нужны.

– Ты хочешь сказать, что сможешь одолжить у Найалла?

– Если потребуется.

– Ты готова одолжить у него и не хочешь взять у меня?! Неужели ты не понимаешь, что это дает ему дополнительную власть?

Она покачала головой. Я добавил:

– Впрочем, помнится, ты говорила, что у него никогда нет денег.

– Я говорила, что у него никогда нет работы. А в наличности он недостатка не испытывает.

– И где же он достает деньги? Ворует?

– Пожалуйста, Ричард, оставь это. Для Найалла деньги ничего не значат. Я смогу получить все, что мне нужно.

Это неожиданное заявление заставило меня увидеть их связь в новом свете. Она ехала к нему с намерением оставить навсегда и не сомневалась, что после всего этого он одолжит ей денег. Нет, за три дня она явно ничего не решит. Что бы Сью ни говорила, они с этим Найаллом были странной парой.

Я натянул брюки и тенниску и, оставив ее лежать в постели, выскочил из номера, со стуком захлопнув дверь. Спустившись бегом по ступенькам на четыре пролета, я очутился на тротуаре. Ночь была теплой. Я направился в бар на углу, но он оказался закрыт. Повернув за угол, я двинулся дальше по улице. Это был запущенный, плохо освещенный район: старые дома, в трещинах и с облупившейся штукатуркой, жались один к другому, светились редкие окна. Впереди, за перекрестком, я увидел оживленную магистраль, по которой сплошным потоком неслись машины. Дойдя до нее, я остановился. Я понял, что был не прав, что после трех-четырех дней знакомства не имею ровно никаких оснований распоряжаться ее жизнью, что я, пусть по-своему, так же пытаюсь управлять ею, как и Найалл. До сих пор меня это не смущало, я подозревал Сью в худшем, полагая, что ей свойственно вести себя с мужчинами подобным образом: завлекать их, руководствуясь одной ей ведомыми причинами, возможно, даже не понимая толком, зачем ей это надо. Я пытался сообразить, во что вляпался. Ничего подобного я не искал. Всего неделю назад я понятия не имел о ее существовании, теперь же она завладела мною целиком. Никогда прежде я не испытывал столь сильного желания обладать женщиной. Я был влюблен в нее по уши.

Моя скоропалительная злоба улетучилась. Сейчас я проклинал себя. Она тоже вляпалась, думал я, и тут же выяснилось, что я давлю на нее, требую, чтобы она немедленно изменила всю свою жизнь. Я настаивал, вынуждал ее сделать окончательный выбор, принять однозначное решение, и она оказалась в безвыходной ситуации. Она знала Найалла гораздо лучше, чем меня, я же не знал его вовсе. Я был на грани отчаяния, еще чуть-чуть – и я потеряю ее навсегда.

Я поспешил обратно в отель, будучи уверен, что все уже разрушил. Бегом поднявшись по лестнице, я стремительно ворвался в номер, ожидая, что не застану ее. Но она не исчезла: лежала в постели в прежней позе, повернувшись спиной к двери. Ее худенькое тело прикрывала только тонкая простыня.

Когда я вошел, она не шелохнулась.

– Ты спишь? – спросил я.

Она повернулась и посмотрела на меня. Ее лицо было мокрым от слез, глаза покраснели.

– Где ты был?

Я стянул с себя одежду и забрался к ней в постель. Мы обнялись и принялись целоваться, нежно сжимая друг друга в объятиях. Она снова плакала и всхлипывала у меня на груди. Я гладил ее волосы, касался губами век и только теперь наконец произнес те слова, которые так долго носил в себе, не решаясь сказать вслух. Слишком, слишком поздно – но ясно отдавая себе отчет в том, что говорю. В ответ она невнятно пробормотала сквозь слезы:

– Да-да. И я люблю тебя тоже. Мне казалось, ты это понял.

6

Утро мы провели в молчании, но я был, в общем, доволен. Перед сном мы составили подробный план и обо всем договорились. Теперь Сью знала мой маршрут на ближайшие дни, было точно намечено место и время встречи на каждый день.

В центре Ниццы мы сели в автобус и поехали вдоль побережья в западном направлении. Сью держала меня за руку и прижималась ко мне. Автобус шел через Антиб, Жуан-ле-Пен и Канны. Пассажиры входили и выходили на каждой стоянке. После Канн за окнами замелькали лучшие пейзажи, виденные мной во Франции: поросшие лесом горы, живописные долины, круто спускавшиеся к воде, и, конечно же, изумительные виды самого моря, один другого краше. Кипарисы и оливковые деревья росли возле самой дороги, дикие цветы покрывали сплошным ковром каждый необработанный клочок земли. Через открытые люки в автобус проникали дивные ароматы цветущих растений. Правда, время от времени к ним примешивался, все перебивая, густой запах бензина и солярки. Побережье было густо населено. Мы проезжали мимо бесчисленных строений – частных домов и многоквартирных корпусов. Иные располагались высоко на склонах, другие – на самом берегу среди деревьев. Порою они изрядно портили пейзаж, но не больше, чем сама дорога.

Мы увидели дорожный знак и поняли, что до Сен-Рафаэля осталось четыре километра. Тогда мы прижались друг к другу, крепко обнялись и поцеловались. Мне хотелось продлить прощание и одновременно побыстрее с ним покончить. В любом случае все слова были сказаны.

Однако Сью все-таки нашла что сказать напоследок. Когда автобус остановился в центре Сен-Рафаэля, на небольшой площади с видом на крохотную гавань, она склонилась к моему уху и тихонько шепнула:

– Есть хорошая новость.

– Какая же?

– Нынче утром у меня начались месячные.

Она сжала мне руку и, поцеловав в щеку, двинулась по центральному проходу вместе с другими пассажирами. На маленькой площади толпилось множество отдыхающих. Я смотрел на них, сидя у окна, и думал, нет ли среди них Найалла. Сью подошла к моему окну и смотрела на меня снизу вверх, улыбаясь. Мне захотелось, чтобы автобус поскорее тронулся. Наконец мы поехали.

7

Оставшись один, я начал постепенно приходить в себя. Добравшись до Сен-Тропеза, я сразу нашел, жилье и отправился осматривать город. Местечко мне понравилось. Необъяснимым образом здесь меня радовало и привлекало именно то, что недавно так раздражало в Ницце. Такие же люди наводняли город, то же бьющее в глаза благополучие, тот же дух роскоши и гедонизма во всем. Здесь явственно ощущался запах денег. Однако в отличие от Ниццы местечко было небольшим, с домами в традиционном местном стиле. Приезжая публика тоже отличалась несколько большим разнообразием и демократичностью. Целыми днями по улицам сновали толпы молодежи, обосновавшейся, судя по всему, в палаточных лагерях за чертой города, нередко попадались люди с рюкзаками, многие, видимо, спали прямо на пляжах. В общем, вполне можно было поверить, что с окончанием сезона этот городок снова обретает собственные неповторимые черты, возвращается к покою и безвестности, которыми наслаждался, пока его в пятидесятых годах не облюбовали кинозвезды и прожигатели жизни.

Теперь, когда со мной не было Сью, задача, перед которой она меня поставила, уже не требовала скорейшего решения, столь непрерывных раздумий. Хотя я по-прежнему испытывал любовь и нежность к этой женщине, сейчас, оставшись один, я довольно быстро восстановил былую уверенность в себе. Я вспомнил, что до встречи с ней намеревался провести свой отпуск в одиночестве. Я мечтал порвать на время со всем, что меня окружало в Лондоне: ни работы, ни подружек, ни телефонных звонков.

Как бы ни была сильна моя ревность к Найаллу, она тоже угасла значительно быстрее, чем казалось еще накануне. Я постарался по возможности выбросить из головы все, что было связано со Сью, с моим любовным приключением, и стал строить планы приятного времяпрепровождения на ближайшие Дни для себя одного.

Первое, что я сделал по приезде в Сен-Тропез, это позвонил в местный офис прокатного агентства «Герц». Я хотел взять машину для продолжения путешествия. Хотя я собирался ехать не раньше чем через три дня, оказалось, что побеспокоиться об аренде заранее было правильно, потому что у них оставался всего один свободный автомобиль. Я подписал необходимые бумаги и внес залог. Служащая агентства – Даниель, судя по значку на блузке, – несмотря на ощутимый французский акцент, свободно говорила на американском английском. Она сообщила, что два года проработала в новоорлеанском отделении «Герца».

Со Сью мы договорились, что каждый день в шесть вечера я буду ждать ее в «Сенекье» – большом открытом кафе с видом на внутреннюю гавань. В первый вечер я просто прошел мимо в назначенное время. Ее не было, но я и не ожидал, что она появится так скоро.

Большую часть следующего дня я был на пляже: читал, дремал, время от времени шел в море поплавать. Я почти не думал о Сью, но вечером снова отправился в «Сенекье». Она не появилась.

Третий день я снова провел на пляже, но на сей раз, наученный собственной беззаботностью, подготовился лучше, чем накануне. Обильно намазанный солнцезащитным кремом, я сидел под взятым напрокат зонтом и, стараясь не делать резких движений головой, ногами и руками, почти весь день просто наблюдал за отдыхающими.

Сью возбудила во мне плотское желание, но сейчас ее не было рядом, и некому было это желание утолить. И вот я сидел в окружении обнаженной женской плоти: всюду, куда ни глянь, лежали почти голые красотки, подставляя солнцу ничем не прикрытые груди и ягодицы. Днем раньше я едва обратил на них внимание, но теперь я снова тосковал о Сью, воображая себе ее с Найаллом. Что греха таить, меня привлекали блестящие загорелые тела всех этих сексапильных француженок, немок, англичанок, швейцарок – и каждое прикрыто лишь узенькой полоской бикини. Ни одна из них не могла заменить Сью, но каждая была живым напоминанием об утрате.

Этим вечером я снова ждал Сью в «Сенекье». Я жаждал ее появления, желал ее больше, чем когда-либо, но и на этот раз ушел ни с чем.

Впереди были еще сутки в Сен-Тропезе, но я решил убить время другим способом – пляж слишком уж выбивал меня из колеи. Утро я провел в центре городка. Я медленно прохаживался по улицам, заглядывая в бутики и сувенирные лавки, магазины кожаных изделий и мастерские ремесленников. Я обошел всю гавань, с откровенной завистью разглядывая яхты, наблюдая за их шикарными владельцами и гостями, любуясь безукоризненной выправкой экипажей. После ленча я решил прогуляться по берегу моря. Покинув центр, я спустился по камням к самой воде и пошел вдоль бетонного волнолома.

Когда стенка кончилась, я спрыгнул на песок и побрел по пляжу. Солнце сюда почти не попадало. Из-за деревьев большая часть берега находилась в тени, поэтому, вероятно, и народу было меньше.

Я миновал вывеску с надписью: Plage Privee. Картина сразу изменилась.

Этот пляж решительно отличался от всего, что я видел в Сен-Тропезе. Он был гораздо меньше других забит отдыхающими и оказался к тому же самым благопристойным. Публика наслаждалась солнцем, многие купались и загорали, но не было женщин с обнаженной грудью, не было мужчин в плавках на веревочках. В песке играли дети. На других пляжах играющих детей я почти не встречал, зато здесь я не увидел ресторанов и баров на открытом воздухе, торговцев журналами и фотографов. Не было также зонтиков от солнца и топчанов. Я медленно шагал вдоль берега, думая о том, как этим людям должны бросаться в глаза мои слишком короткие шорты из грубой ткани, моя тенниска с рекламой бурбона «Сазерн камфорт» и сандалии, но никто, похоже, не обращал на меня ни малейшего внимания. Мое же внимание привлекли группы пожилых людей, разбросанные по всему пляжу. Захватив с собой продукты для пикника, термосы, чайники, маленькие керосиновые примусы, они наслаждались морем и солнцем. Мужчины были в рубашках с закатанными рукавами и серых фланелевых брюках или мешковатых шортах цвета хаки. Они сидели в полосатых шезлонгах с трубками в зубах, некоторые читали английские газеты. Женщины были в легких летних платьях или в скромных закрытых купальниках. Некоторые, сидя, принимали солнечные ванны. Я спустился к самой кромке воды и остановился возле группы детей, которые плескались, резвились и гонялись друг за другом на мелководье. Чуть подальше подпрыгивали в волнах головы купальщиков в резиновых шапочках. Какой-то мужчина выплыл из глубины, поднялся на ноги и, неловко переступая по дну, направился к берегу. Он был одет в шорты и майку, глаза закрывала маска для подводного плавания. Проходя мимо меня, он снял маску и вытряхнул из нее воду. Брызги оставили следы на белом песке. Мужчина широко улыбнулся, пожелал мне доброго дня и двинулся дальше вверх по пляжу.

В двух-трех сотнях метров от берега стоял на якоре прогулочный лайнер.

Прямо у меня на глазах человек на водных лыжах вознесся над поверхностью моря и, держась за канат, заскользил по воде, следуя за буксировавшим его быстроходным катером. Я пошел дальше вдоль кромки берега, миновал границу частных владений и вышел к другому пляжу. Там из песка торчали длинные ряды навесов с соломенными крышами, повсюду – под тентами и прямо на солнцепеке – распростерлись почти голые тела любителей солнечных ванн. На этот раз я не стал задерживаться и сразу же направился вверх к ближайшему пляжному бару, где купил стакан непозволительно дорогого апельсинового сока со льдом. Утомленный долгой пешей прогулкой, я опустился прямо на песок, с наслаждением потягивая ледяной напиток.

Вскоре я заметил идущую по песку молодую женщину. В отличие от прочих женщин в моем поле зрения эта была одета, причем шикарно и со вкусом. На ней были дорогие облегающие джинсы, свободная белая блузка с длинными рукавами и широкополая шляпа от солнца. Когда она подошла ближе, я понял, что знаю ее: это была Даниель из «Герца». Она остановилась всего в нескольких метрах от меня. Я наблюдал за ней, пока она раздевалась. Она сняла джинсы и блузку и, оставшись в одних трусиках, спокойно пошла к морю. Выйдя из воды, она надела блузку на мокрое тело, но не стала сразу натягивать джинсы и опустилась на песок, чтобы обсохнуть.

Я подошел к ней поболтать, и вскоре мы договорились вечером встретиться и поужинать вместе.

Ровно в шесть я снова был в «Сенекье» в ожидании Сью. Если она появится, я тут же без малейших сожалений забуду о свидании с Даниель, размышлял я, но если ее не будет и теперь, уж этот-то вечер я не проведу в одиночестве. Никакой вины я не чувствовал, наоборот, мне хотелось бросить вызов. Мои чувства снова изменились: теперь, стоило мне подумать о Сью, мысль сразу же переключалась на Найалла, этого «что-то вроде писателя», умело державшего ее на крючке.

На обратном пути из кафе я зашел в бутик. Я уже заглядывал туда раньше и обратил внимание на большой выбор открыток с видами. Движимый мстительным чувством, я купил открытку – снимок довоенного Сен-Тропеза, сделанный задолго до того, как местечко превратилось в модный курорт: рыбаки чинят сети, растянутые на осыпающейся дамбе; в гавани только рыбацкие суденышки, требующие починки – одни больше, другие меньше; чуть дальше, на побережье, где сейчас бродят нескончаемые толпы туристов – как раз на месте модного кафе «Сенекье», – узкий двор и деревянный склад.

Едва переступив порог своей комнаты и даже не успев переодеться, я сел на кровать и написал на купленной открытке: «Жаль, что тебя здесь нет». И нарисовал вместо подписи печатную букву «X». Я поставил лондонский адрес Сью и несколькими минутами позже, отправляясь на свидание с Даниель, опустил открытку в почтовый ящик.

Даниель знала уютный ресторанчик под названием «Гротто Фреш» на тихой улочке, единственный, по ее словам, который работал круглый год и куда ходили местные. После ужина мы отправились к ней. Даниэль снимала квартиру вместе с тремя приятельницами. Ее спальня находилась рядом с общей гостиной, и, пока мы занимались любовью, я слышал за стеной хриплый вой какого-то телешоу.

Потом Даниель приготовила кофе с бренди, и мы сидели на ее кровати, прихлебывая теплое питье, но вскоре я попрощался и отправился в отель. Я не мог думать ни о ком, кроме Сью, и сожалел о случившемся.

Мы снова встретились с Даниель следующим утром, когда я забирал свой «рено». Она была в униформе компании «Герц», держалась официально, но дружелюбно и всем своим видом давала понять, что ни о чем не жалеет. Перед моим отъездом мы слегка коснулись щеками.

8

Из Сен-Тропеза я сразу направился в глубь страны, чтобы избежать плотного движения на прибрежных дорогах. Управление на первых порах давалось мне с трудом. Переключатель скоростей у «рено» оказался слишком тугим и к тому же находился с правой стороны, что было для меня совершенно непривычно. Езда по незнакомым дорогам с правосторонним движением требовала постоянного внимания, особенно в горах, где шоссе все время петляло. Миновав Ле-Люк, я выехал на главную магистраль – широкую скоростную дорогу с разделительной полосой – и продолжил путь на запад. Вести машину стало гораздо легче, и я позволил себе немного расслабиться.

После Экс-ан-Прованса я съехал с главной дороги и повернул на юг к Марселю. Еще до полудня я прибыл на место, снял номер в небольшом пансионе рядом с доками и всю вторую половину дня посвятил осмотру города. Задолго до шести вечера я отправился на рандеву со Сью, которое было назначено на вокзале Сен-Шарль. Я прождал ее, стоя на самом видном месте, до восьми часов, потом отправился поесть.

Я вынужден был убить в Марселе еще один день. Я побывал на Quai du Port, поглазел на трамваи и причалы, полюбовался напротив доков рядами трех- и четырехмачтовых судов, чуть не оглох от грохота паровых кранов. Ближе к вечеру я совершил водную экскурсию вдоль береговой линии. Кораблик прошел мимо мрачных строений форта Сен-Жан, потом мы направились в спокойный залив и обошли вокруг замка Иф. Когда я снова явился на вокзал, было еще слишком рано. Я бродил по вестибюлю, подходя к выходу на перрон всякий раз, когда прибывал очередной поезд с Ривьеры. Нескончаемые толпы пассажиров, толкаясь, проходили мимо меня. Я вглядывался в их лица, надеясь увидеть Сью. Время шло, но она не появлялась, и я начал беспокоиться. Может, я ее как-то пропустил? Хотя я был уверен, что просто не мог не узнать Сью – ее облик отпечатался в моей памяти, – сомнения все же не давали мне покоя. А вдруг она была в незнакомой одежде или изменила цвет волос и прическу?

Я подождал последнего поезда с Лазурного берега, потом вернулся в свой номер.

9

Я ехал дальше на запад, в Камарг, но по дороге сделал остановку в Мартиге. Этот городок был последним из тех, где мы договорились встречаться. Находится он всего в нескольких часах езды от Марселя. С первого взгляда стало ясно, что Мартиг – место не для одиноких: развлечений здесь не было никаких.

Мы условились увидеться на Кэ-Брескон – набережной когда-то судоходного канала, превратившегося теперь в тихую заводь. Дома стояли почти у самой воды. К узкому причалу было привязано множество небольших лодок и яликов. Редкие приезжие забредали сюда, на набережной не было ни ресторанов, ни магазинов, ни единого бара. По вечерам здесь собирались местные старики. Когда я прибыл, чтобы встать на часах, они уже высыпали из обветшалых домишек и расселись группами на старых ящиках и плетеных стульях. Все женщины были в черном, на мужчинах – видавшая виды одежда из нимской саржи. Они провожали меня удивленными взглядами, когда я медленно прогуливался по набережной. При моем приближении разговоры умолкали. Я дошел до устья канала. Передо мной расстилалась черная гладь пруда Берр, источавшего запах нечистот.

Был теплый вечер, темнело, окна крохотных домиков зажигались одно за другим. На городок опускалась ночь, а Сью так и не появилась. Я снова был один.

На следующий день я не знал, что делать дальше. Пока же я просто ехал в Камарг, стараясь ни о чем не думать. Уже в дороге у меня наконец созрел план. Я решил повернуть на север, добраться до Парижа, оставить там машину и первым же рейсом вернуться в Лондон. Я свернул на другую дорогу и вскоре оказался в небольшом городке под названием Эг-Морт.

Я обратил внимание на это странное название еще раньше, когда мы со Сью изучали карту побережья. Мы заглянули в путеводитель. Оказалось, что название происходит от искаженного латинского Aquae Mortuae – «мертвые воды». Городок представлял собой бывшую средневековую крепость с мощными укреплениями и остатками рвов, о которых напоминали мелководные лагуны, тянувшиеся в несколько рядов за пределами городских стен. Я оставил машину снаружи от крепостной стены и вышел прогуляться. Воздух был жарким и влажным. Следуя по дну высохшего рва, я обошел несколько валов и башен, но это занятие быстро мне наскучило. Я решил подняться на небольшой холм неподалеку и осмотреть окрестности. С высоты городок казался лишенным красок – монохромным, как старинная фотография, тонированная в сепии. Виной тому, вероятно, были вертикально падавшие лучи солнца, выбелившие все цвета. Я стоял и смотрел на крыши старых домов, на расположенные чуть поодаль, вне крепостной стены, фабричные корпуса с высокими трубами, из которых почему-то не шел дым. В лагунах отражалось небо.

Внезапно меня поразила одна мысль. Вдруг я понял, что теперь, когда рядом со мной нет Сью, все стало безжизненным и сама Франция представляется мне каким-то застывшим, безмолвным, почти нереальным местом. Она проплывает мимо меня почти незаметно, пока я двигаюсь, и застывает в странной неподвижности всякий раз, когда я останавливаюсь и пытаюсь оглядеться вокруг. Возвращаясь мысленно к последним нескольким дням, я обнаружил, что Сью затмила для меня все, что она перебила все остальные впечатления: я помню только ее – ее смех и голос, ее тело, ее манеру заниматься любовью, а Франция осталась лишь мимолетным видением, едва заметным фоном. Сью отвлекала меня сначала своим присутствием, потом отсутствием. Пустынные площади Нанси, старомодный ресторан в Дижоне, вид Гренобля с высоты, скромно одетые люди на пляже в Сен-Тропезе, доки Марселя – все это казалось мне теперь застывшим, как моментальные снимки, – ускользнувшие мгновения, которые я прожил, не замечая, пока мысли мои блуждали неизвестно где. Вот и теперь городок Эг-Морт, замерший внизу под лучами палящего солнца, показался мне неким случайно выхваченным из памяти мгновенным снимком. Он всплыл невесть откуда, его неподвижность как будто отражала какую-то давно забытую мысль или образ, причем не имевший к Сью ровно никакого отношения. Франция не давала мне покоя. Я не уделил ей должного внимания, и она ускользнула от меня, осталась в памяти набором разрозненных картинок. Сколько всего в этой стране я уже упустил, сколько еще ожидало меня впереди?

Пока я стоял на холме, налетела туча мошкары и теперь с отвратительным жужжанием вилась вокруг моего лица. Я поспешил спуститься вниз и двинулся обратно по улицам старого города, желая скорее добраться до машины. Я довольно быстро нашел свой «рено» и открыл дверцу, чтобы немного проветрить салон, прежде чем сесть за руль.

– Ричард! Ричард!

Она бежала ко мне, лавируя между машинами, волосы ее разлетались, падая на лицо. Я мгновенно почувствовал, как нереальность происходящего рассеивается, призрачный городок исчезает и я думаю лишь о ней – о том, как же она похожа на себя, ничуть не изменившись. Я сжимал ее в объятиях, осязал ее гибкое стройное тело, наслаждаясь ощущением ее близости и ликуя от сознания, что она снова со мной.

10

И снова мы ехали на юго-запад, открыв окна потоку горячего воздуха и грохоту проносящихся мимо автомобилей.

– Как ты нашла меня? – спросил я, стараясь перекричать шум.

– Просто повезло. Я уже почти отчаялась.

– Но почему именно здесь, в этом городишке?

– Мы говорили о нем в Ницце, помнишь? И я подумала, что ты можешь сюда завернуть. Я приехала в Эг-Морт нынче утром и с тех пор все слонялась и ждала, сама не знаю чего.

Мы искали, где остановиться, чтобы спокойно побыть вместе. Перед этим она три с половиной дня провела в автобусах, переезжала с места на место, сначала пытаясь вписаться в мой маршрут, а потом угадать, куда я могу поехать дальше.

Мы остановились в Нарбонне в первой попавшейся гостинице. Сью сразу же плюхнулась в ванну. Я вошел к ней и присел на край ванны. На ноге у нее я заметил синяк, которого прежде не было.

– Не надо так глазеть.

Она погрузилась поглубже в воду, скрыв от меня низ живота, но для этого ей пришлось поднять колено, и синяк оказался полностью на виду.

– Я думал, что тебе будет приятно, – сказал я, нежно касаясь ее колена. Она отодвинула ногу.

– Ты же прекрасно знаешь: я терпеть не могу, когда меня разглядывают.

Я вышел из ванной, сбросил одежду и лег на кровать. Я слышал, как Сью плескалась, потом спускала воду. Долго было тихо, потом она громко высморкалась в бумажный платок. Наконец она появилась в дверях, одетая в трусики и тенниску. Она едва взглянула в мою сторону и принялась бродить по комнате, зачем-то высунулась в окно и осмотрела двор, потом долго возилась со своей одеждой. В конце концов она все-таки подошла к кровати и села куда-то на дальний край, в самых ногах, так что я не мог дотянуться до нее, не приняв для этого сидячее положение.

– Откуда этот синяк? – спросил я. Она согнула ногу, чтобы посмотреть.

– Так, случайно. Обо что-то споткнулась и упала. Есть еще один.

Она повернулась ко мне боком и задрала тенниску, показав второй темный синяк почти под мышкой.

– Уже не болят, – сказала она.

– Работа Найалла, нет?

– Ничего подобного. Случайность. Найалл не имеет к синякам никакого отношения.

Мне так хотелось снова обнять ее, но между нами уже установилось отчуждение. Так скоро… Пробыв в номере полчаса, мы оделись и отправились в город поесть. Я едва замечал окружающее. Я чувствовал, что устал от путешествия, от мельтешения городов. Кроме того, Сью снова завладела моим вниманием. Ее присутствие занимало меня настолько, что я просто не видел ничего вокруг. Мы пообедали в открытом кафе на пыльной улице, и тут она наконец соизволила сообщить, что с нею произошло на самом деле.

Друзья Найалла остановились неподалеку от Сен-Рафаэля, в одном из тех сельских домиков, что летом обычно сдаются внаем. Когда она добралась до места, выяснилось, что Найалла нет дома, и ей пришлось ждать его до позднего вечера. Наконец он явился, но не один: с ним были еще четверо – мужчина и три девушки. Он не пожелал сообщить, где они были и чем занимались, и, судя по всему, не слишком обрадовался ее появлению. В доме теперь, включая Сью, оказалось девять человек. Лишних кроватей не было, поэтому она волей-неволей была вынуждена разделить с ним постель. Найалл весь вечер был не в духе, раздражался и вспыхивал по пустякам, а утром снова куда-то исчез, прихватив с собой Джой, одну из тех трех девиц. Сью решила тут же уехать и присоединиться ко мне. Она довольно далеко ушла от дома по направлению к Сен-Рафаэлю, когда появился Найалл с компанией. Произошло объяснение. Сью рассказала обо мне, и он набросился на нее с кулаками. Приятели оттащили его. Она снова собралась уходить, но тут настроение Найалла резко изменилось. Сначала он впал в меланхолию и всячески пытался ее удержать, но когда она решительно заявила, что на этот раз все кончено, он сразу же напустил на себя вид полного безразличия.

– Ну, и я, по обыкновению, приняла его слова за чистую монету, – сказала она. – Он твердил, будто все ему теперь без разницы, и я вдруг поняла, что не могу уйти от него просто так.

– Нет, у меня в голове не укладывается, – сказал я, чувствуя, что она снова морочит мне голову. – Почему ты сразу не…

– Хорошо, пусть не сразу. Я уехала всего через два дня.

– Ладно, теперь с этим покончено? – спросил я, остывая.

– Надеюсь. Но я не верю ему. Прежде он никогда так себя не вел.

– Ты хочешь сказать, что он мог поехать следом?

Она явно напряглась, стала суетливо вертеть в руках вилку и ложку.

– Я думаю, он спит сейчас с Джой, вот и не сумел решить сразу, кого предпочесть – ее или меня.

– Может, просто забудем о нем?

– Что ж, забудем.

После еды мы отправились на прогулку по городу, но на самом деле занимали нас вовсе не достопримечательности, и вскоре мы вернулись в отель. Оказавшись в номере, мы широко открыли окна, впустив в комнату вечернее тепло, и задернули занавески. Я забрался в ванну и просто лежал в воде, тупо уставившись в потолок и теряясь в догадках, что предпринять. Все шло не так. Я не был даже уверен, следует ли ложиться с ней в постель. Дверь ванной была открыта. Лежа в ванне, я не мог видеть Сью, но прекрасно слышал, как она ходит по комнате. Мне показалось, что я слышу какие-то слова. Я спросил, что ей нужно, но она не ответила. Потом я услышал, как она заперла на задвижку входную дверь. Она даже не зашла взглянуть на меня. Мы с ней вели себя как двое очень близких людей, начисто лишенных сексуального влечения: мы могли снимать один номер на двоих, раздеваться на глазах друг у друга, даже спать в одной постели, однако незримое присутствие Найалла держало нас на расстоянии.

Я досуха вытерся и вошел в спальню. Сью сидела в постели и листала номер «Пари-Матч», никакой одежды на ней не было. Когда я забрался под простыню рядом с ней, она отложила журнал в сторону.

– Я выключу свет? – спросил я.

– Ты кое-что сказал мне в Ницце. Это было всерьез?

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Ты сказал, что любишь меня. Это правда?

– Тогда я любил тебя так, как никого прежде.

– А как теперь?

– Сейчас не лучшее время для вопросов.

– Зато самое лучшее для ответов. Ты любишь меня?

– Конечно люблю. Потому все это для меня так и важно!

Она вытянулась на постели, ногой отбросила простыню и прижалась ко мне.

– Не выключай свет, – сказала она. – Терпеть не могу заниматься любовью в темноте.

11

Кольюр был крошечным рыбацким селением. Деревушка прижалась к небольшому заливу на самом юге западного побережья Франции – старинный форт и собранные в кучу каменные домишки, окруженные скалистыми холмами, которые в ярком солнечном свете казались зеленовато-коричневыми. Не успели мы приехать, как меня снова охватило все то же необъяснимое ощущение застывшего времени. Казалось, будто жизнь вокруг нас замерла в странной неподвижности: мы можем наблюдать деревушку извне, проходить сквозь нее, но узнать ее по-настоящему нам не дано. Нечто подобное я уже испытал однажды. Я вспомнил городок Эг-Морт, тоже показавшийся каким-то нереальным, будто мертвым, и внезапную мысль о том, что в присутствии Сью я а отвлекаюсь от всего, теряю способность правильно видеть.

Но теперь, когда Сью находилась рядом и когда я наконец по-настоящему был с ней, я чувствовал, что способен совладать со своей рассеянностью и убедить самого себя, что и эта женщина, и это местечко – просто разные стороны моего восприятия действительности. Они даже могли сходиться вместе, если я позволял. Во всяком случае, у меня впервые появилось чувство раскрепощения и счастливого удовлетворения. Мы больше не спорили и не выясняли отношения.

Большую часть дня Кольюр выглядел пустынным, жалюзи на окнах были закрыты от жары. В одиночестве мы бродили по узким булыжным мостовым, взбирались на вершины холмов и наблюдали за лодками. По вечерам местные жители выносили на улицу стулья и усаживались в тени за стаканчиком вина, наблюдая, как рыбаки загружают в грузовики дневной улов, присыпая его колотым льдом. В Кольюре не оказалось ни гостиницы, ни другого наемного жилья, хотя путеводитель утверждал обратное. Нам удалось снять маленькую комнатушку над баром. Для жителей деревушки мы были les anglais. Других приезжих, судя по всему, в поселке не было.

Кроме одного. Мы заметили его на второй день, когда поднялись на холм у восточной окраины деревушки. Узкая тропинка вилась по спирали, и когда мы вновь оказались на западном склоне, откуда начали подъем, нашему взору предстали как на ладони и гавань, и весь поселок. Отсюда, с высоты холма, стены домов и скаты крыш, освещенные утренним солнцем, казались в перспективе несколько укороченными и смещенными в вертикальной плоскости, при этом возникало странное впечатление, будто домишки громоздятся один на другой, образуя несимметричный геометрический узор.

Неподалеку от тропинки сидел художник. Это был маленький человек с круглой головой и сутулой фигурой, неопределенного возраста, но, видимо, еще не старый. На вид ему было лет сорок – пятьдесят. Перед ним стоял мольберт с натянутым на него небольшим холстом. Проходя мимо, мы кивнули ему, но он сделал вид, что не заметил. Я почувствовал, как рука Сью внезапно выскользнула из моей. Она остановилась, пристально посмотрела на художника, потом на меня, затем снова на него. Мы двинулись дальше, но она еще несколько раз оглядывалась, словно пыталась разглядеть рисунок на холсте. Когда мы удалились за пределы слышимости, она заговорила:

– Этот человек очень похож на Пикассо!

– Мне тоже так показалось. Но Пикассо вроде нет в живых.

– Разумеется, это не Пикассо. Но все равно, ощущение жутковатое. Он выглядит точь-в-точь как Пикассо.

– Ты видела, что он рисует?

– Нет, не смогла разглядеть. Но это немыслимо!

Она была ошеломлена встречей.

– Возможно, родственник. Или просто очень похож.

– Ну да.

Мы продолжали прогулку, и я завел разговор о том, как некоторые люди подделывают свою внешность под знаменитостей, которыми восхищаются, но Сью это все равно ни в чем не убедило. Наконец я сказал:

– Давай вернемся той же дорогой и взглянем на него еще раз.

– Хорошо. Я был почти уверен, что к этому времени художник успеет исчезнуть, но он по-прежнему сидел на том же месте, у поворота дороги, ссутулившись на своем раскладном табурете, и рисовал уверенными стремительными мазками.

– Невероятно, – прошептала Сью. – Это может быть только его родственник! Были у Пикассо сыновья?

– Не имею представления.

Теперь мы шли по той стороне дороги, где сидел художник, и могли рассмотреть холст. Когда мы приблизились, Сью крикнула:

– Hold, senorl[10]

Не оборачиваясь, он поднял вверх свободную руку и крикнул в ответ:

– Hold!

Мы прошли за его спиной. Хотя картина не была закончена, но углы крыш уже были ясно обозначены и общая композиция сформирована. Пока мы спускались с холма к деревушке, Сью приплясывала на ходу, не в силах сдержать восторга.

– В одной из моих книг есть этот эскиз! – сказала она. – Оригинал, если не ошибаюсь, хранится в галерее Тейт!

Мы пробыли в Кольюре еще четыре дня и ежедневно где-нибудь видели этого художника, кладущего все те же уверенные мазки.

Перед отъездом мы спросили хозяйку бара, над которым жили, известно ли ей, кто он такой.

– Non, – сказала она с мрачным презрением. – Ilest espagnol.

– Мы думали, он – знаменитость.

– Pah! II est tres pauvre. Un espagnol celebre!

Собственная шутка так ей понравилась, что она залилась безудержным смехом.

12

Сначала мы планировали закончить наш отпуск в Кольюре, но потом решили заодно посмотреть и Пиренеи, а в Англию вернуться самолетом. Итак, мы направились в Биарриц. Путешествие на машине по горам заняло два дня. Поездка прошла без происшествий и оставила самое приятное впечатление. В Биаррице администратор отеля заказал нам билеты на самолет до Лондона, но подходящий рейс был только через сутки. В автомобиле мы больше не нуждались, и на следующее утро я вернул его в местное отделение «Герца».

Сью ждала меня в отеле. Едва увидев ее, я понял, что с ней что-то неладно. Она снова отводила глаза, как в худшие наши минуты, и меня внезапно охватил знакомый страх. Я сразу догадался, что перемена как-то связана с Найаллом.

Но как же это могло случиться? Найалл за сотни километров от нас, он и знать не знает, где мы находимся.

Я предложил ей прогуляться на пляж, и она согласилась, но шли мы порознь, не держась за руки, как обычно. Мы вышли на дорожку, зигзагами спускавшуюся вниз, к Grande Plage. Тут Сью остановилась.

– Чувствую, что сегодня пляж мне будет не в радость, – сказала она. – Но ты иди, если хочешь.

– Без тебя? Нет, не хочу. Мы можем провести время как-нибудь иначе.

– Лучше я похожу по магазинам одна.

– В чем дело, Сью? Что-то случилось?

Она отрицательно покачала головой.

– Просто хочется немного побыть одной. Час или два. Я не могу тебе объяснить.

– Можешь, конечно. Просто не хочешь.

– Бога ради, только без этих обвинений. Пожалуйста, Ричард.

– Ладно, делай, как знаешь. – Я раздраженно махнул рукой в сторону пляжа. – Пойду, лягу на песок и буду ждать, пока тебе снова захочется меня видеть.

Она уже уходила, но, услышав мои слова, остановилась.

– Мне нужно немного подумать, вот и все. – Она вернулась и чмокнула меня в щеку. – Ты тут ни при чем, честное слово.

– Какое облегчение!

Но она уже шла прочь и никак не отреагировала. Это разозлило меня еще больше, и я начал стремительно спускаться вниз по каменистой тропе.

Пляж был полупустым. Я выбрал место, расстелил полотенце, снял джинсы и рубашку, опустился на свою подстилку и предался раздумьям. Сью по-прежнему занимала мои мысли, но сейчас, оставшись один, я мог наконец внимательно присмотреться ко всему окружающему. Пляж выглядел… застывшим.

Я сел прямо и огляделся, четко сознавая, что время вокруг меня опять будто остановилось. Этот пляж отличался от всех, что я видел на Средиземноморском побережье: не было полуголых купальщиц, солнечное тепло приятно умерялось бризом. Море казалось мускулистым: длинные пенистые буруны мерно накатывали на берег, создавая ровный умиротворяющий рокот, хорошо знакомый мне по британским пляжам. Меня окружал подвижный и звучный мир, расходившийся с моими ощущениями: я снова чувствовал себя в замкнутом пространстве, где все остановилось и застыло.

Разглядывая людей на пляже, я заметил, что многие пользуются кабинками для переодевания – маленькими будками, похожими на крохотные арабские юрты, которые стояли тремя параллельными рядами, один позади другого. Движения купальщиков, выходящих из кабинок, были почти робкими: они торопливо преодолевали полосу песка и заходили в воду, навстречу прибою, сутулясь и выставляя вперед руки. Когда к ним подкатывал первый вал, они подпрыгивали, поворачиваясь к нему спиной, и с пронзительным криком бросались в холодную воду Атлантики. Большинство пловцов были мужчинами, некоторые женщины тоже купались, но все – в бесформенных закрытых купальниках и резиновых шапочках.

Я лег на спину, подставив тело солнцу. На душе по-прежнему было тревожно. Со стороны моря доносились громкие крики резвящихся отпускников. Я начал думать о поведении Сью. Каким образом Найалл ухитряется вступать с ней в контакт? Откуда, черт бы его побрал, он знает, где ее искать? Может быть, она сама связывается с ним? Я ощущал себя раздраженным и уязвленным. Мне хотелось, чтобы Сью поведала мне больше о Найалле, чтобы у нас появился хоть какой-то шанс разрешить эту явно неразрешимую проблему.

Я разволновался и снова сел. Небо над головой было глубоким и безупречно синим, солнце стояло прямо над крышей казино и нещадно палило. Я сощурился и посмотрел прямо на раскаленный диск. Рядом с ним плыло облако, одно-единственное на всем небосклоне. Такие облака можно видеть в Англии летом после полудня, когда испарения поднимаются вверх от разогретых полей и лесов. Неподвластное океанскому бризу, оно неподвижно застыло совсем рядом с солнцем. Это облако снова заставило меня думать о Найалле. Такое уже случилось со мною однажды, когда я смотрел на другое облако, сидя на берегу реки в Дижоне. И сейчас, в точности как тогда, я был поглощен мыслями о Найалле.

Он был для меня невидимкой. Он существовал только благодаря Сью – ее описаниям, ее эмоциям. Я задавался вопросом, каков он на самом деле, этот Найалл, так ли он ужасен, как выходило с ее слов. Странное дело: у нас с ним должно было быть немало общего, и не только потому, что нас влекло к одной женщине. Вероятно, Найалл должен был знать и воспринимать Сью во многом так же, как и я: ее ласковый нрав, когда она счастлива, ее изворотливость, когда она чувствует угрозу, ее умопомрачительную верность слову. Но прежде всего он должен не хуже меня знать ее тело.

Теперь Найалл узнал и обо мне. И снова через посредство Сью. Интересно, каким она меня описала? Наверное, таким, каким знала сама: импульсивным, ревнивым, обидчивым, безрассудным, легковерным. Но все это проявлялось лишь в ответ на вызов со стороны Найалла, знакомого мне только с ее слов. Как хотелось бы думать, что Сью воспринимает меня таким, каким я вижу себя сам. Но я прекрасно сознавал, что наш треугольник не оставляет места подобным надеждам. Ей как-то особенно удавалось подчеркивать неприятные качества людей, о которых она говорила, и это лишь подогревало наше со Сью взаимное недоверие и мое соперничество с Найаллом.

Пляж мне скоро наскучил и даже стал внушать отвращение. Я чувствовал себя незваным гостем, вторгшимся в живое течение жизни и нарушившим ее естественное равновесие. Сью, по всем признакам, появляться не собиралась. Я оделся и стал подниматься по каменистой тропинке, надеясь найти ее в отеле. На самом верху я оглянулся. Отсюда пляж выглядел многолюдным. Ряды кабинок для переодевания исчезли из поля зрения, зато за линией прибоя я увидел множество серфингистов и лихачей на скутерах.

Моя надежда застать Сью в номере не оправдалась. Я оставил записку, что ухожу в город поесть, и направился в центр в поисках кафе. Я нарочно прошел мимо нескольких ресторанчиков, надеясь случайно столкнуться с ней на улице, но народу было слишком много, и я понял, что легко мог ее пропустить.

Да, путешествие меня утомило. Я сменил слишком много разных мест, я устал спать в чужих постелях. Я начал думать о том, что ожидает меня дома среди накопившейся почты. Не пришли ли долгожданные чеки, не предложил ли кто-нибудь работу? Я уже почти забыл, как оттягивает плечо камера.

Я зашел в кафе на открытом воздухе, заказал порцию гребешков в винном соусе и графинчик белого. Я был сердит на Сью за то, что она так бесцеремонно оставила меня одного, за то, что ее не оказалось в отеле, за то, что она не сказала мне, что вообще происходит. Тем не менее сидеть на солнце за столиком было приятно. После еды я заказал еще графинчик вина и решил остаться здесь до наступления сумерек. Я сидел в полудреме, наблюдая за толпой прохожих.

Неожиданно я увидел Сью. Она шла по другой стороне улицы. До сих пор я смотрел не особенно внимательно, и в первый момент мне показалось, что она не одна, что с ней какой-то мужчина. Я сразу же подался вперед и вытянул шею, чтобы лучше видеть. Но нет, я ошибся. Она была одна, но всем своим обликом и поведением походила на человека, идущего с кем-то под руку и поглощенного беседой. Она шла медленно, ее голова все время была повернута вбок, время от времени она согласно кивала и совершенно не смотрела под ноги. По всему было видно, что она увлечена разговором, но собеседника рядом с ней не имелось. Сью дошла до перекрестка и остановилась, но не для того, чтобы перейти через дорогу. Она нахмурилась, потом сердито тряхнула головой. Сделав раздраженный жест, она развернулась и, угрюмо глядя в землю, пошла обратно, быстрым шагом удаляясь по боковой улице.

Она выглядела полностью отрешенной: жестикулировала, словно разговаривала сама с собой, и так была захвачена этим монологом, что встречные прохожие вынуждены были уступать ей дорогу. Мой гнев сменился беспокойством.

Как только она исчезла из поля зрения, я бросил на стол несколько франков и поспешил ей вдогонку. Совсем ненадолго я потерял ее из виду, но, повернув за угол, увидел снова. Судя по всему, спор с невидимым собеседником был в самом разгаре. Мне показалось, что она опять намерена остановиться, поэтому я тут же повернулся к ней спиной и зашагал прочь. Свернув на центральную улицу, я быстро дошел до следующего перекрестка и почти бегом обогнул квартал. Когда я вышел из-за угла, она по-прежнему стояла посреди улицы лицом ко мне. Я двинулся ей навстречу, надеясь, что ее настроение переменилось. Она разглядывала меня с безучастным видом, но вдруг на какое-то мгновение черты ее обычно спокойного лица исказились, выдав крайнее замешательство и растерянность. Пораженный этим неожиданным проникновением в ее внутренний мир, я потерял всякую охоту обращаться к ней с обвинительной речью, которую только что готовил.

– Вот ты где, – заговорил я. – Долго же пришлось тебя искать.

– Привет. Не видно было, что она ходила по магазинам – в руках никаких пакетов, – и она явно не собиралась рассказывать, чем занималась без меня. Теперь мы вместе двигались в ту же сторону, куда она шла до встречи со мной, но ей, видимо, было безразлично, рядом я или нет. Она смотрела по сторонам, не желая встречаться со мною глазами.

– Что будем делать вечером? – спросил я. – Сегодня наша последняя ночь во Франции.

– Мне все равно. Решай сам.

Несмотря на замешательство и обеспокоенность ее поведением, я ощущал приближение новой волны гнева.

– Ладно, я оставлю тебя в покое.

– Что это значит?

– Я же вижу, что именно этого ты желаешь.

Разозленный ее угрюмым безразличием, я стремительно зашагал прочь. Я слышал, как она сказала мне вслед:

– Ричард, перестань.

Но я не остановился. Дойдя до угла, я оглянулся.

Она продолжала стоять на месте, даже не пытаясь пойти за мной или как-то успокоить. Нетерпеливым жестом я выразил свое возмущение и скрылся за углом.

Возвратившись в номер, я принял душ, переоделся во все свежее, лег на кровать и принялся за чтение. Я был сыт всем этим по горло. Больше всего на свете мне хотелось немедленно поехать в аэропорт и улететь в Лондон. В тот момент мне было совершенно все равно, увижусь ли я с ней когда-нибудь или нет.

Но когда она вернулась, я по-прежнему лежал на кровати в той же позе и не спал. Был одиннадцатый час. Когда она вошла, я сделал вид, что не замечаю ее присутствия, на самом же деле внимательно прислушивался, стараясь угадать, что она делает. Я слышал, как она двигается по комнате, опускает на пол сумку, снимает босоножки, расчесывает волосы. Я хмурил брови и смотрел в сторону. Явно провоцируя меня, она стала неторопливо раздеваться, встав прямо перед моим носом и бросая одежду на пол. Перешагнув через нее, она отправилась в душ и надолго исчезла. Все это время я продолжал лежать на покрывале, сохраняя полное безразличие. Я был холоден и спокоен. Наконец-то между нами все кончено. Даже если она в очередной раз даст себе команду «кругом!» и снова станет внимательной и ласковой, ослепительной, невообразимо сексуальной – я скажу твердое «нет». Уж слишком часто она меняет курс. Между нами стояло нечто совершенно непреодолимое, и неважно, был ли это сам Найалл или то, что он собой олицетворяет. Я не в состоянии больше терпеть ее внезапные отлучки, ее упрямство, ее непоследовательность. Я хотел покончить с этим раз и навсегда.

Наконец она вышла из ванной, вытирая на ходу волосы, и остановилась у кровати. Я откровенно разглядывал ее обнаженное тело, впервые не находя ее привлекательной. Слишком худая, фигура угловатая, а с убранными назад мокрыми волосами она выглядела простоватой и совершенно безликой. Сью поняла, что я наблюдаю за ней. Она наклонилась, перебросила волосы вперед и накинула на голову полотенце, вытирая затылок. Мне стали видны бугорки ее позвонков.

Не досушив волосы, Сью натянула на себя тенниску, откинула покрывало и нырнула в постель. Я немного подвинулся, освобождая ей место. Она села, подложив себе под спину подушку, и пристально посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Раздевайся и иди ко мне, – сказала она.

– Что-то не хочется.

– Ты злишься.

– На этот раз ты зашла слишком далеко. Между нами все кончено.

Она тяжело вздохнула.

– Ты простишь меня, если я скажу правду?

– Сомневаюсь.

– Не хочешь даже слушать?

– Почему ты не сказала мне правду утром?

– Потому что ты попытался бы меня остановить. Я должна была это сделать, а ты стал бы мешать. И знаешь, у тебя бы получилось.

– Тоже сомневаюсь.

– Ричард, послушай. Это Найалл. Он здесь, в Биаррице. Я провела с ним целый день. Но ты ведь и сам уже понял, верно?

Я кивнул. Несмотря ни на что, я был потрясен этой новостью, которая только подтверждала неизбежное.

– Он явился в номер сегодня утром, когда ты ушел сдавать машину, – продолжала она. – Сказал, что хочет поговорить со мной наедине. Я не могла ему отказать. Но теперь я больше никогда с ним не увижусь. Никогда! Это правда.

– Что ему было нужно? – спросил я.

– Он несчастен, он хочет, чтобы я вернулась.

– И как же ты его утешила?

– Я сказала, что приняла окончательное решение – остаться с тобой.

– И на это ушел целый день?

– Да.

Такая правда не способствовала примирению. Почему она действует вопреки собственным решениям? Вслух я воскликнул:

– Какого черта он поперся сюда за нами следом?

– Не знаю.

– А в Кольюре он тоже нас преследовал? Неужели он был и там?

– Надеюсь, нет. Но точно сказать не могу.

– Ясно.

Я умолк, понимая, насколько бесполезны эти речи. Лицо Сью вовсе лишилось красок: щеки и губы выглядели бледнее, чем обычно, даже глаза как-то поблекли. Ее волосы уже почти высохли, лицо больше не казалось таким худым и вытянутым, но она была расстроена не меньше меня. Теперь в моей голове вертелись все эти нелепые клише и дежурные фразы, которые люди обыкновенно произносят, пытаясь помириться. Я думал: хорошо бы перевести стрелки часов назад, забыть эту нелепую распрю и только обниматься, целоваться и любить друг друга. Увы, это было невозможно.

Той ночью мы еще долго не спали. Целиком погруженные в собственные переживания, мы злились друг на друга, окончательно запутавшись в своих отношениях и чувствах. В конце концов я разделся и забрался к ней под простыню. Мы лежали рядом без сна, даже не пытаясь заняться любовью. Ни один из нас не решался сделать первый шаг.

В какой-то момент, зная, что она не спит, я спросил:

– Когда сегодня я видел тебя на улице, ты там что делала?

– Пыталась разобраться, что к чему. А что?

– А где был твой Найалл?

– Ждал меня в другом месте. Я хотела немного пройтись, но тут появился ты.

– Ты вела себя так, будто с кем-то разговариваешь.

– Ну и что? А ты никогда не разговариваешь сам с собой на улице?

– Ты так размахивала руками, будто отчитывала кого-то.

– Не может быть.

Мы лежали в теплой темноте, сбросив с себя простыни. Открывая глаза, я различал очертания ее тела. Обычно она лежала очень тихо, не металась во сне, и в темноте мне всегда было трудно понять, спит она или бодрствует. Я спросил:

– Где сейчас Найалл?

– Где-то неподалеку.

– Я так и не понимаю, как ему удалось притащиться сюда следом за нами.

– Не стоит недооценивать его, Ричард. Он очень умен, и, когда чего-то хочет, его настойчивости нет предела.

– Он имеет над тобой власть, что бы ты ни говорила. Хотел бы я понять, в чем тут дело.

– Да, у него есть власть надо мной.

Сью глубоко вздохнула, и выдох был больше похож на всхлип. Наступило долгое молчание. Потом она стала дышать ровнее, и я подумал, что она наконец уснула. Я тоже почти задремал, когда она вдруг спокойно сказала:

– Найалл гламурен. Он умеет очаровывать.

13

Большую часть следующего дня мы провели в дороге: такси до аэропорта, затем два перелета с долгим ожиданием пересадки в Бордо. Из аэропорта Гатвик мы поездом добрались до вокзала Виктория, а там взяли такси. У дома Сью я попросил водителя подождать и поднялся к ней. На столе в холле ее ждала небольшая кучка писем. Захватив их, она открыла дверь ключом. Комната меня приятно удивила. Я ожидал увидеть обычную для подобных студий тесноту и беспорядок, но жилище Сью было просторным и опрятным, даже мебель казалась тщательно подобранной. В углу стояла узкая кровать, рядом – книжные полки, забитые дорогими альбомами. Возле единственного окна – рабочий стол с чертежной доской, на нем – стаканчики с кистями, ручками и мастихинами, подставка для бумаги, большая настольная лампа на гибком кронштейне. Рядом на отдельном столике расположился «Макинтош». Телевизора не было, но я заметил стереопроигрыватель. У другой стены был рукомойник, небольшая газовая плита и огромный антикварный гардероб. Я обратил внимание, что она сразу же заперла дверь на две крепкие задвижки, одна из которых крепилась над головой, вторая – возле самого пола. Окно тоже было закрыто на все шпингалеты.

– Там таксист ждет, – сказал я.

– Понимаю.

Мы стояли лицом друг к другу, но избегали встречаться глазами. Я чувствовал себя совершенно измотанным. Она первая подошла ко мне, и мы внезапно обнялись гораздо нежнее, чем можно было ожидать.

– Значит, это конец? – спросил я.

– Только если ты сам этого хочешь.

– Ты же знаешь, что не хочу. Но я не в силах и дальше терпеть все эти штучки с Найаллом.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться: Найалла больше не будет.

– Прекрасно. Только давай об этом не прямо сейчас.

– Хорошо. Я позвоню тебе вечером, – сказала я она.

Мы обменялись адресами и телефонами еще в самом начале нашего знакомства, но сейчас на всякий случай решили проверить, что записи не потерялись. Адрес Сью было легко запомнить, поэтому я не стал записывать его и на этот раз, однако номер телефона все же нацарапал на одной из последних, отрывных страниц записной книжки.

– Пообедаем вместе завтра? – спросил я.

– Давай решим позднее. Сейчас я бы отдохнула и просмотрела почту.

– Я тоже не прочь отдохнуть.

Мы снова обнялись. На сей раз поцелуй вышел долгим и снова напомнил мне вкус ее губ, жар наших ночей. Я уже сожалел о своем вчерашнем поведении и в безумном порыве едва не попросил у нее прощения, но, когда мы отстранились друг от друга, Сью улыбалась.

– Я позвоню вечером, – повторила она. Через пятнадцать минут такси остановилось возле моего дома. Войдя в прихожую, я опустил на пол багаж и взглянул на груду писем и газет, сваленных на коврике. Оставив их лежать на месте, я поднялся к себе.

Попав домой после долгого отсутствия, повидав множество разных мест, я испытывал странное ощущение узнавания и одновременно новизны. В комнатах стоял ощутимый запах сырости и плесени. Я открыл окна, чтобы проветрить помещение, включил водогрей и холодильник. Квартира у меня четырехкомнатная: помимо кухни и ванной, есть гостиная, спальня, комната для гостей и кабинет, где я храню свою коллекцию старинного кинооборудования, собранную за многие годы, а также копии некоторых телесюжетов, над которыми в свое время пришлось работать. Кроме того, есть у меня шестнадцатимиллиметровый проектор с экраном и установка для редактирования кинопленки. Все это были свидетельства моего робкого намерения выступить как-нибудь в роли независимого продюсера, хотя я прекрасно понимал, что, если дойдет до дела, большую часть моих раритетов предстоит заменить современным профессиональным оборудованием. И тогда уже придется арендовать подходящих размеров студию.

После зноя на курортах Франции квартира показалась мне холодной, и к тому же пошел дождь. Я бесцельно бродил по комнатам, чувствуя упадок сил и уже тоскуя по Сью. Отпуск закончился неудачно. Я еще не настолько хорошо ее знал, чтобы правильно судить о переменах в ее настроении, и мне пришлось уйти от нее как раз в тот момент, когда в наших отношениях наметился очередной подъем. Я подумал, не набрать ли ее номер, но она дважды повторила, что позвонит сама. Так или иначе, дел было полно: чемодан с грязной одеждой, требовавшей безотлагательной стирки, пустой холодильник. Но мне было лень за что-то браться, хотелось назад во Францию.

Я приготовил себе растворимый кофе и сел за почту. Письма всегда выглядят гораздо привлекательнее, пока конверты не вскрыты. Почта состояла в основном из счетов и рекламных проспектов, подписных журналов и безликих ответов знакомых на мои безликие письма, отправленные перед отъездом. Была и открытка из Канады:

«Ричард. – Возможно, мне придется остаться ещена несколько недель. Не мог бы ты позвонить Меган на работу (753 7362) и попросить ее переслать сюдамою почту? Адрес у нее есть. Скучаю по тебе. Люблю. – Анетта». После подписи она зачем-то поставила букву «X».

Только три послания из всей кучи оказались достойными внимания: два чека и записка недельной давности от одного продюсера, который просил меня безотлагательно с ним связаться.

Жизнь возвращалась в обычное русло. Да, Сью обладала поистине удивительной способностью отвлекать меня. Когда она была рядом, все остальное начисто вылетало из головы. Быть может, в Лондоне она покажется мне другой и наши отношения в обычной, повседневной обстановке продолжатся, но уже без прежнего пыла. Одно я, во всяком случае, знал наверняка: если связь становится длительной, то накал ее неизбежно падает.

Я позвонил продюсеру, приславшему записку. В офисе его уже не было, но автоответчик сообщил домашний телефон. Я позвонил туда – опять безуспешно. Затем я отправился в гараж, где обычно держу машину. К моему удивлению, мотор завелся с первой же попытки. Я подогнал «ниссан» к дому и оставил рядом с подъездом. Я собрал грязную одежду и, прихватив сумку, с которой хожу по магазинам, поехал в ближайшую прачечную, запихнул грязные вещи в стиральную машину и двинулся за продуктами. Покончив с хозяйственными делами, я вернулся домой.

За едой я пролистал утреннюю газету в надежде узнать, что произошло в мире, пока я был в отлучке. Работа наложила своеобразный отпечаток на мое восприятие новостей: либо я окунаюсь в сюжет с головой и пристально слежу за развитием событий, либо мгновенно теряю к ним всякий интерес. Однако за время этого отпуска вокруг меня образовался е полный информационный вакуум: в разряд событий, лишенных интереса, попадало абсолютно все. Газета лишь подтвердила, что я почти не ошибся. Сообщения были те же, что и всегда: рост напряженности на Ближнем Востоке; министр опровергает сообщение о супружеской неверности; авиакатастрофа в Южной Америке; слухи в связи с грядущими парламентскими выборами.

Я снова набрал номер продюсера. На этот раз он был на месте и очень обрадовался звонку. Оказалось, что один из американских телеканалов заказал документальный киноматериал о вооруженном вмешательстве США во внутренние дела Центральной Америки. Не имея возможности – по вполне понятным политическим соображениям – воспользоваться услугами американской съемочной бригады, они обратились к нему, и вот уже целую неделю он пытается найти кинооператора, но никто не желает браться за такую опасную работу. Еще в ходе беседы я успел взвесить все «за» и «против» и в конце сказал, что готов принять предложение.

Время близилось к ночи, и я испытывал растущее беспокойство, причина которого была мне знакома – пожалуй, даже слишком хорошо. Я почти свыкся с этим состоянием: я снова ждал звонка от Сью. Конечно, я выходил из дома часа на полтора, и нельзя исключить, что она звонила именно в это время, но она вполне могла бы попытаться еще раз. На самом деле ничто не мешало мне самому набрать ее номер, но она дважды повторила, что позвонит сама, и это прозвучало как некое неписаное правило эмоционального этикета. По существу, мы ведь были едва знакомы, поэтому такие тонкости поведения, как проявление инициативы или уступка первого шага, выбор времени и места и тому подобные мелочи, все еще имели значение.

Я ждал ее звонка, но в то же время мне смертельно хотелось спать, и к десяти вечера я уже просто не находил себе места. Я нутром чуял в этом молчании телефона знакомую угрозу – новое вторжение Найалла в наши отношения. Если он умудрился с помощью каких-то чар выследить нас в Биаррице, ему тем более ничего не стоит последовать за нами домой.

Я лег в постель, продолжая злиться на нее, но вскоре уснул. Спал я беспокойно, несколько раз за ночь просыпался и в один из таких моментов – в глубокой темноте перед рассветом – твердо решил вычеркнуть ее из своей жизни. Решению не суждено было дожить до утра, поскольку разбудил меня ее звонок. Я схватил трубку, еще не вполне проснувшись.

– Ричард? Это я, Сью.

– Привет.

– Я тебя разбудила?

– Это неважно. Ты же собиралась позвонить вчера. Я прождал весь вечер!

– Я звонила спустя час или два после твоего ухода, но никто не ответил. Я хотела перезвонить позже, но уснула.

– Я уже решил, что с тобой что-то случилось.

Мгновение она помолчала.

– Нет, но я должна сходить сегодня в студию, узнать насчет работы. Я совершенно на мели.

– Может, все-таки встретимся вечером? Я хочу тебя видеть.

Мы обсудили детали предстоящего свидания, будто договаривались о деловой встрече. Сью казалась чем-то озабоченной и далекой, и я прилагал немалые усилия, чтобы не сорваться на скандальный тон. Меня мучили подозрения относительно истинных причин, помешавших ей позвонить.

– Между прочим, – сказала она, – ты посылал мне открытку? Я нашла ее среди почты.

– Открытку?

– Это ведь ты послал мне почтовую открытку из Франции? Думаю, это ты. Она не подписана. По-моему, ее отправили…

– Да, это я, – поспешил я перебить ее. – Я отправил ее из Сен-Тропеза.

Довоенный снимок Сен-Тропеза: рыбаки, сети и склад – не слишком приятное напоминание о моем одиночестве, пока она была с Найаллом, а заодно и о том, что произошло между нами с тех пор. И все из-за Найалла.

– Я не узнала твоего почерка, – сказала она. – Ну ладно, пока. До встречи.

– Пока.

Весь день я старался не думать о ней, но она так меня опутала, что выкинуть ее из головы никак не удавалось. По-прежнему все мои мысли и действия были наполнены ею. Меня не радовало, как она на меня влияла, но нельзя было отрицать и той простой истины, что я все еще безнадежно и по уши в нее влюблен. Притом в наших отношениях было всего два коротких светлых периода: день-два до того, как она отправилась к Найаллу, и еще пара дней после. Я любил ее, но мое чувство было основано на каких-то мимолетных впечатлениях. По существу, мне так и не удалось разглядеть, какая она на самом деле.

14

Полный дурных предчувствий, я шел к станции подземки на Финчли-роуд. Сью уже стояла там и, заметив меня, бросилась со всех ног мне навстречу, крепко обняла и поцеловала. Мои подозрения мгновенно рассеялись. Она сказала:

– Давай пойдем к тебе.

– Я уже заказал столик в ресторане.

– Ничего страшного. Мы можем позвонить и сказать, что придем позднее.

Я остолбенел от неожиданности и послушно позволил увести себя. Едва мы переступили порог моей квартиры, она принялась целовать меня так горячо и страстно, как никогда раньше. Сам я при этом не ощущал почти ничего. Моим эмоциям было не так-то просто вырваться из укреплений, выстроенных за день. Между тем было понятно, чего она хочет, и вскоре мы оказались в постели. Затем она вышла из спальни и принялась расхаживать по квартире, осматривая комнаты. Она вернулась назад, полная воодушевления, прежде я ее такой никогда не видел. В руках у нее были две банки пива, извлеченные из холодильника. Передав одну из них мне, она уселась, скрестив ноги, нагишом поверх одеяла. Я полулежал, опираясь на спинку кровати, и вяло разглядывал ее.

– Я намерена держать речь, – сказала она, открывая банку. Она вырвала кольцо из крышки и швырнула его через всю комнату в угол. – Хочу, чтобы ты внимательно выслушал.

– Не люблю речей. Лучше возвращайся под одеяло.

– Моя тебе понравится. Не зря же я работала над ней целый день.

– Надеюсь, ты сохранишь ее для потомства?

– Итак, слушай. Во-первых, я сожалею, что виделась с Найаллом, предварительно не сказав тебе. Прости, если причинила тебе боль, больше такое никогда не повторится. Во-вторых, Найалл может вернуться в Лондон в любой день, и, если он захочет встретиться, я не сумею его остановить. Он знает, где я живу, где работаю. Я хочу сказать, что если снова увижусь с Найаллом, то не по своей воле. В-третьих…

– И все начнется сначала. И после каждой вашей встречи все будет повторяться снова и снова.

– Нет, ничего подобного. Ты не дал мне договорить. Есть еще и третье: ты – единственный, кого я люблю. Я хочу быть только с тобой, и мы не должны позволить Найаллу вмешиваться в наши отношения.

После занятий любовью я чувствовал себя умиротворенным, я испытывал к ней нежность, ощущал теплоту, идущую от нее, но между нами уже пролегла трещина. Еще сегодня утром мне казалось, что события диктуют окончательное расставание, и ют – новый поворот. Сейчас она произносила именно те слова, которых я ждал. Но было что-то, чего она не понимала, да и сам я только начинал осознавать: в этих внезапных переменах как раз и крылось главное зло. Всякий раз, когда я пытайся приноровиться к очередному витку нашего романа, безвозвратно терялось что-то из прошлого. Разрывы и примирения чередовались столь стремительно, что я едва мог припомнить светлые времена.

– Почему бы нам не встретиться и не поговорить с Найаллом вместе? – спросил я. – Мне тошно становится от одной мысли, что ты можешь оказаться с ним один на один. Откуда мне знать, что он снова тебя не поколотит?

Она отрицательно покачала головой.

– Ты никогда не сможешь увидеть его, Ричард.

– Но если мы будем вместе, он волей-неволей признает, что теперь все по-другому.

– Нет. Ты не понимаешь, в чем дело.

– Так объясни.

– Я боюсь его.

И тут я внезапно вспомнил о звонке продюсеру и о новом контракте. Через пару дней мне придется уехать. Теперь я сожалел, что накануне имел неосторожность принять это предложение. В голову сразу полезли недобрые мысли: Найалл непременно вернется, когда меня не будет в Лондоне, и обязательно заявится к Сью. Воображение уже рисовало самое худшее. Но я не имел права так думать. Как я мог усомниться в ее искренности, в ее праве поступать по своему разумению? Я должен был ей доверять.

В конце концов мы оделись и отправились в ресторан. Только там я сообщил Сью о предстоящей командировке в Коста-Рику. Я не обмолвился о своих страхах, но она догадалась о них и сказала:

– Плохо только то, что мы долго не увидимся. Остальное не важно.

Она провела со мной два дня, и мы были счастливы. Потом я простился с ней и отправился зарабатывать на жизнь.

15

Я вернулся через пятнадцать дней с красными от недосыпа глазами, совершенно измученный тринадцатичасовым перелетом. Все эти две недели что-нибудь мешало съемке: проволочки с разрешениями от властей, вечные проблемы с организацией нужных встреч и интервью. Плюс ко всему невыносимая жара и влажность. Каждый раз, когда нам приходилось снимать на новом месте, следовало сначала заручиться одобрением местных чиновников или военных, и все косились на нас подозрительно, а то и враждебно. Я с трудом выдержал до конца съемок. Когда наконец материал был отснят, деньги лежали в кармане и я в полной безопасности возвращался домой, то с трудом верилось, что весь этот кошмар уже позади.

Я добрался до дома, но, несмотря на жуткую усталость, меня терзали досада и тревога. Я чувствовал раздражение и досаду. Лондон встретил, как I, всегда, холодом и сыростью. Моросил дождь, однако после хибар и трущоб Центральной Америки город выглядел чистым, благополучным и современным. Я пробыл дома ровно столько, сколько потребовалось для беглого просмотра почты, затем вывел из гаража машину и поехал к Сью.

Открыла мне ее соседка. Я направился прямо в комнату Сью и, подойдя к двери, постучал. Ответа не последовало, но изнутри послышалось движение. Потом дверь открылась, и я увидел Сью. На ней был пеньюар, наброшенный прямо на голое тело, который она запахнула и придерживала рукой. Несколько секунд мы пристально смотрели друг другу в глаза. Затем она сказала:

– Может, войдешь?

При этом она оглянулась через плечо так, словно в комнате был кто-то еще. Переступая порог, я уже напрягся в ожидании стычки. Меня переполнял страх.

В комнате было душно, стоял полумрак, сквозь задернутые занавески слабо сочился дневной свет. Сью раздвинула шторы. Ее комната находилась ниже уровня земли. Окно выходило на заднюю сторону дома. Невысокая кирпичная стена сточного колодца и площадка, заросшая кустарником и нестриженой травой, заслоняли солнечный свет. Мне показалось, что в воздухе висит какая-то легкая голубоватая дымка, как если бы в комнате недавно курили, но я не чувствовал запаха табачного дыма.

Видимо, когда я постучал, она была в постели: покрывало было снято, одеяло скомкано, и одежда ее висела на спинке стула. Я заметил стоявшую на столике возле кровати тарелку с тремя сигаретными окурками, обгоревшими спичками и горкой пепла.

Я подозрительно оглядывал комнату, разыскивая Найалла.

Сью закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, плотнее запахнув пеньюар. Она не смотрела на меня, неприбранные спутанные волосы скрывали ее лицо, тем не менее я не мог не заметить ее необычно красные губы и порозовевший подбородок.

– Где он? – спросил я.

– Где кто?

– Найалл, разумеется.

– Ты видишь его здесь?

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Ну, и как же он ушел? Через окно?

– Это смешно!

– А чем еще ты могла заниматься в постели среди бела дня? – сорвался я на крик.

Тут я внезапно потерял уверенность в своей правоте и взглянул на часы. Они все еще показывали центральноамериканское время. Самолет приземлился в Хитроу на рассвете, и, стало быть, время едва перевалило за полдень.

– Мне сегодня не надо на работу, и я решила поваляться. – Оттолкнув меня, она прошла мимо и уселась на постель. – Почему ты не предупредил, что приедешь?

– Почему? Я только что вернулся, и мне не терпелось тебя увидеть!

– Я думала, что ты сначала позвонишь.

– Сью, ты же обещала, что этого больше не будет никогда.

– Это совсем не то, что ты думаешь.

– По-моему, как раз то! – Я ткнул в сторону превращенной в пепельницу тарелки. – Ты считаешь меня полным тупицей? Не лги мне, пожалуйста, никогда больше не лги!

Ее глаза наполнились слезами, но она выдержала мой взгляд и сказала спокойно:

– Ричард, мне очень жаль. Найалл нашел меня. Однажды вечером он выследил меня, преследовал до самого дома. И у меня не было сил с ним спорить.

– Как давно это случилось?

– Пару недель назад. Послушай, я знаю, что это значит для нас обоих. Только, пожалуйста, не надо делать все еще хуже, нам это все равно не поможет. Найалл не собирается оставлять меня в покое, что бы мы ни делали, какие бы обещания я ни давала.

– Я никогда не вырывал у тебя обещаний, – возразил я.

– Ладно, пусть так, но теперь с этим покончено.

– Ты чертовски права – с этим покончено!

– Давай оставим все как есть.

Я едва расслышал ее слова. Она вся сжалась: обхватила руками колени и опустила голову так низко, что мне оставались видны только ее макушка и плечи. Лицо ее было обращено к столику у кровати. Я заметил, что тарелки с окурками уже нет. Видно, она как-то незаметно спрятала ее. Эти ее торопливые попытки замести следы, как и виноватый вид, только подтверждали мои подозрения. Найалл был здесь прямо передо мной. Я понял это сразу, как только постучал в ее дверь.

– Мне остается только уйти, – сказал я. – Но все-таки скажи напоследок: что это за крючок, на котором Найалл тебя держит? Почему ты позволяешь ему так с собой поступать?

– Он умеет зачаровывать, Ричард, – ответила она.

– Это я уже слышал. Умеет так, что крутит тобою, как хочет?

– Нет, правда. Это гламур. Найалл гламурен.

– А если серьезно?

– Куда уж серьезнее! Это – главное, что есть в моей жизни. И в твоей тоже.

Сказав это, она подняла взгляд. Худая, поникшая фигурка среди перекрученного мятого постельного белья, кучей лежавшего на матраце. Она заплакала, молча и безнадежно.

– Я ухожу, – сказал я. – И больше не пытайся со мной связаться.

Она спустила ноги с кровати, с трудом распрямилась, словно испытывала боль, и встала.

– Я люблю тебя, Ричард, именно за твой гламур, – сказала она. – Это он влечет меня к тебе.

– Мерзкое слово!

– Этого ты не изменишь. Твой гламур никуда от тебя не денется. Вот потому-то Найалл и не дает мне уйти. Я чарую его точно так же, как он меня. И ты тоже. Если уж ты окутан гламуром, ты никогда не позволишь уйти…

В этот момент в комнате где-то за моей спиной послышался явственный смешок. Смеялся мужчина. Этакое презрительное фырканье, когда у человека нет уже больше сил сдерживать веселье на ваш счет. Я резко обернулся, с ужасом понимая, что Найалл все это время был здесь, в комнате. Но никого не увидел. И только теперь я обратил внимание на дверцу гардероба, которая все время была открыта. Это было единственное подходящее место! Там достаточно просторно, чтобы спрятаться. Значит, Найалл все время стоял в шкафу!

Новая волна бессильной злобы захлестнула меня. Я желал только одного – немедленно бежать отсюда. Я бросился к двери, с силой рванул ее, заметив, как блеснули стальные петли, пересек коридор и стремглав выскочил на улицу, захлопнув за собой входную дверь. Я был слишком зол, чтобы садиться за руль. Я помчался пешком по улице, торопясь уйти как можно дальше от этого места. Ослепленный гневом, я шел и шел по направлению к дому, с единственным желанием – освободиться от нее и забыть. Я поднялся вверх до Арчуэя, затем по виадуку вышел в Хайгейт, потом спустился к Хэмпстед-Хит. Гнев одурманивал меня, мысли кружились нескончаемым водоворотом: я вспоминал все незаслуженно нанесенные мне обиды. Я понимал, что устал от долгого перелета, что нарушен нормальный суточный ритм, что в таком состоянии трудно мыслить рационально и вряд ли я смогу здраво разобраться в том, что произошло. Вероятно, в тот момент я воспринимал окружающее скорее как галлюцинацию, чем как реальность: высотные здания за бывшей пустошью к югу от низины, ряды старинных красно-кирпичных домов; я мчался, едва обращая внимание на прохожих и шум транспорта. Я срезал путь, пройдя боковыми переулками через жилой район, застроенный виллами викторианской эпохи. Улицы густо заросли старыми деревьями – платанами, декоративными вишнями и дикими яблонями, утратившими к концу лета былую свежесть; по обеим сторонам дороги стояли машины, припаркованные колесами на тротуар. Я проталкивался мимо людей, едва замечая их, бегом пересек Финчли-роуд, лавируя в потоке машин. Впереди меня ждал спуск с холма в западную часть Хэмпстеда – длинные прямые улицы с несущимися по ним легковыми автомобилями и грузовиками, множество людей на тротуарах, ожидающих автобуса или спешащих по магазинам. Я протискивался в толпе, думая только о том, как бы поскорее добраться до дома, залезть в постель, попытаться уснуть и забыть во сне свою злобу, а заодно и восстановить жизненный ритм.

Я свернул к Вест-Энду и почувствовал себя почти дома. Уже осталась позади станция подземки Уэст-Хэмпстед, я прошел мимо круглосуточного супермаркета и приближался к полицейскому участку. Все это были хорошо знакомые ориентиры моей лондонской жизни до появления в ней Сью. Я уже начинал строить планы на будущее, думать о работе. Во время долгого перелета домой продюсер рассказывал о новом проекте – серии документальных фильмов для Четвертого канала. Речь шла о солидной программе, требовавшей многочисленных командировок. Как только отосплюсь и полностью восстановлю силы, немедленно позвоню ему – уеду на некоторое время из страны, займусь привычным делом, поразвлекусь на досуге с зарубежными красотками.

Долгая прогулка пешком прояснила мой разум. Больше никакой Сью, никакого Найалла, никаких воскресающих надежд и нарушенных обещаний, ни уверток, ни лжи. Кому нужен секс вечером, если сожалеешь об этом той же ночью? Я ненавидел Сью за все, что она мне сделала. Я сожалел о доверительных признаниях, о ночах любви. Вспомнить только, как она разглагольствовала сама с собой! С тех пор как я это увидел, я не раз спрашивал себя, вполне ли она в своем уме. Теперь я был твердо уверен в том, что Сью полубезумна. А Найалл! Могло быть одно-единственное рациональное объяснение тому факту, что я ни разу его не видел. Этот человек – не более чем фантом, плод ее поврежденного рассудка! Найалла не существует/ Что-то ударило меня в спину и швырнуло вперед. Я ничего не слышал, но понял, что падаю внутрь витрины. Толстое стекло разбилось и осыпало меня градом осколков. Какой-то частью сознания я еще воспринимал происходящее. Я понимал, что качусь по земле, изгибая спину, в то время как немыслимый жар палит мне шею, ноги, руки и волосы. Когда тело прекратило движение, единственным звуком был треск ломавшейся витрины и звон разбитого стекла. Осколки все падали, поливая меня бесконечным дождем боли, а откуда-то снаружи ко мне со всех сторон подступала необъятная и полная тишина. И мрак.