– Это что здесь делается? – рычит мой дядька. Я первый раз вижу его в гневе, и даже у меня волосы на руках дыбом встают. Что уж тут говорить о холеных городских братках, они опасливо отступают подальше.
Я поднимаю Еву на ручки и шепчу на ушко успокаивающие слова. Представляю, какой это стресс для малышки.
– Это кто тут намеревается дитя похищать? Кто племяшку мою обидел? – он закатывает рукава, демонстрируя руки-кувалды.
– Вот, – ябедничаю я, – они…
– Я вам сейчас похищу! Я вам сейчас похищу! – тётя Маша встает рядом с мужем. – А ну-ка, быстро в свою тарантайку прыгнули и бегом отсюда!
– Это мой ребёнок, моя дочь! – визгливо кричит блондинка.
Бог мой, да она бессмертная!
– А-а-а, – вкрадчиво говорит тётя, – это ты, лахудра, дитя бросила, мужа бросила и жопой крутишь перед этими… Да я тебя сейчас!
– Маша, не надо, убьешь! – мама вцепляется в тётю мертвой хваткой.
– Ну-ка, бери своих огрызков и вперёд отсюда! – грозит тётя Маша кулаком. – Ишь ты, нашлась мать! Где ты была столько времени? Мы-то думали, она померла, а она вона, расфуфыренная макитра!
Ох, чую, не сдобровать этой Инге. Щас тётя Маша научит её чтить семейные ценности. Но всех отвлекает громкий рев мотора. К нам в клубах пыли мчится чёрный внедорожник Ивана.
Он выскакивает из машины и, распихав толпу, подбегает к нам с Евой и заключает в кольцо своих рук. Словно каменной стеной огородил.
– Как вы? – шепчет он мне на ушко.
– Нормально, – говорю я.
– А вот и папа! – слышим мы язвительное. – Сейчас он вам всё и объяснит…
Иван поворачивается к Инге и смотрит на неё в упор. А взгляд у него такой, что не хотела бы я оказаться на её месте.
– Я объясню, – зловещё говорит он.
Все замерли в предвкушении скандала. Всем хочется посмотреть, как Иван сейчас всех размажет по асфальту, то есть по грунтовке.
Пробормотав: “Мы так не договаривались”, бычки скрываются в джипе. За ними следом бочком пробирается бледный юрист. Инга, потерявшая поддержку, неловко переминается с ноги на ногу и взглядом ищет путь отступления.
– Дорогие односельчане! – громко говорит Иван. – Я очень благодарен вам за защиту двоих самых важных для меня людей! Я обязательно лично поблагодарю каждого, но сейчас прошу разойтись. Теперь я справлюсь сам. Это моё дело.
Повисла тишина, люди недоуменно переглядываются. По их мнению, Иван явно в численном меньшинстве и его нельзя оставлять в опасности.
– Ну, чего встали? – командует тётя Маша. – говорит же, сам справится. Айдате коров встречать!
– Иван, я здесь поблизости буду. Зови, если что, – басит дядя.
Они с тётей Машей отходят, и остальные тянутся за ними, оглядываясь.
– Зайки, идите с ними, – говорит нам Иван, – за меня не беспокойтесь, я разберусь.
Я киваю, и мы идём с тётей Машей и дядей Алексеем домой.
Я как могу развлекаю Еву, но сама поминутно поглядываю на часы. Почему Иван так долго? О чём он там беседует? А вдруг…
Нет, мне даже не хочется об этом думать. Я не верю, что Иван способен снова сойтись с женщиной, которая бросила его и Еву. “Но она всё-таки мать, и Иван, наверное, любил её когда-то”, – глупая мысль лезет мне в голову.
“Брысь!”, – шугаю я её. – “Быть такого не может!”.
Уже и стемнело на улице, уже и Еве спать пора, а Ивана всё нет. Я купаю девочку, и мы укладываемся на моей кровати. Я достаю книжку, которую хотела ей подарить, и читаю про приключения весёлого мышонка. Мы почти уснули, когда нас разбудил тихий стук в дверь моей комнаты. Ева тут же подскочила и побежала открывать. Я еле успела на себя сарафан натянуть.
– Как вы? – уже второй раз за день спрашивает Иван.
Ева влезла к папе на ручки и уткнулась в могучую шею. У меня защипало в глазах. Бедная девочка, сколько ей сегодня пришлось перенести.
– Я нормально, а вот Ева, – вздыхаю я, – боюсь, ей пришлось нелегко.
– Ничего, солнышко, – Иван гладит Еву по спинке, – больше тебя никто не побеспокоит.
– Правда? – спрашиваю я. – Ты смог договориться?
– Конечно, – фыркает он.
– Как? – спрашиваю я.
– Я их…
Иван проводит ладонью по горлу.
– Тише ты, – я делаю большие глаза, заметив, что Ева с интересом прислушивается. – Ты с ума сошёл?
– Я шучу, – Иван устало присаживается на край кровати, – денег дал. Много. Юрист кстати оказался, он отказную заверил тут же. Теперь по документам у Евы нет матери.
– Ма-ма, – вдруг слышим тонкий неровный голосок.
Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать от счастья.
Иван замирает, вопросительно глядя на меня широко раскрытыми глазами. Мол, не показалось ли ему.? Я осторожно киваю.
– Что, солнышко? – спокойно спрашивает он Еву. В ожидании я напряглась так, что каждая мышца тела деревенеет.
– Ма-ма! – уже увереннее и громче говорит Ева.
Она спрыгивает с колен отца, шлепая босыми ножками, подбегает ко мне. Берет за руку, тянет, я сажусь рядом с ней на пол.
– Мама! – говорит она мне и крепко обнимает за шею.
Я осторожно обнимаю её и прижимаю к себе, из моих глаз ручьём текут слезы радости и безграничного, всепоглощающего чувства любви.
– Милая моя, солнышко, цветочек мой, – говорю я, захлебываясь в слезах, – доченька…