Глас Времени

Глава 2

При салонном свете Лабберт делает какие-то наброски. В руках белеет клочок бумаги. Иосиф сосредоточен на навигаторе – изучает местность.

Подступает рассвет. В оконные стекла входят первые лучи. Природа просыпается. Возле машины кружит пара жуков. Наконец, Лабберт разбирается с айфоном, который двадцатью минутами ранее позаимствовал у Иосифа с целью провести калькуляцию математических параметров. Иосиф был прав относительно профессии: он действительно ученый, математик, и физик по совместительству. Назвав специальность, в замыслах не признался.

В расчетах ставится точка. Попутчик тянется к рюкзаку, откуда достает армейскую флягу:

– Кофе?

– Не откажусь.

Холодный напиток оказывается хорошим, но далеко не самым лучшим. Все же немного взбадривает полусонного Иосифа и его нового товарища.

– Скажите вот что, – убирая фляжку в рюкзак, произносит Лабберт. – Судя по тому, что недалеко от нас находится атомная станция, общество научилось подчинять ядерную энергию. Это понятно. Мне интересно, применялась ли ядерная энергия в качестве оружия?

– Да.

– Когда, кем и против кого?

– В августе 1945, в двух городах Японии, – трет виски Иосиф. – Прискорбный факт. Американцы хотели продемонстрировать свое могущество. Япония в то время оставалась последним противником стран антигитлеровской коалиции и даже после того, как её союзники пали, капитулировать отказывалась.

– Японцы? Оказались такими стойкими союзниками? Всегда полагал, ими будут итальянцы.

– Японцы объявили, что будут воевать до победного. С такой позицией страны восходящего солнца война могла затянуться на неопределенный срок. По правде говоря, силами всех стран подавить Японию уже не составляло большого труда. Вообще многие, в том числе я, считают, что американцы пошли на такой античеловечный шаг не ради тщеславия. Они знали, чем может обернуться затягивание войны хотя бы еще на полгода или год.

– Чем же?

– Сталин повернул часть войск на Дальний восток. Это угрожало чрезмерным усилением СССР в Тихоокеанском бассейне.

– Вот оно что…

– В Соединенных штатах, в долгосрочной перспективе, этот факт посчитали неблагоприятным и сработали на опережение, сбросив по одной ядерной бомбе на Хиросиму и Нагасаки. Так закончилась война.

– А точную дату помните?

– Разумеется. 2 сентября того же 1945.

Лабберт жалостливо сводит брови.

Иосиф не понимает, зачем рассказывает взрослому человеку факты, о которых ведает любой искушенный школьник.

– Думаю, не стоит говорить, что для Советского Союза война закончилась гораздо раньше, в мае.

– Выходит, Германия была повержена?

– А о чем я толкую уже минут пять? Конечно! Мы разгромили фашистов!

– Фашистов?

– Именно!

– Стало быть, Советы воевали с одной Италией? – непонимающе интересуется Лабберт. – С Германией воевали другие?

– Какие другие? СССР, США, Англия и ряд прочих государств, все вместе сражались против стран нацистского блока, то бишь стран «Оси». Вот и все.

Лабберт молчит и скорбно кивает.

Сцена, где два человека говорят об одном, но о разном: позиция Иосифа основана на исторических фактах, позиция Лабберта на смутных предположениях о… будущем!

Иосиф потягивается, затем спрашивает загрустившего:

– Посмотрите, уже утро. Надеюсь, вы сформировали план? О чем говорят расчеты?

– Мои расчеты показывают, что, к счастью, не обязательно проникать на охраняемую территорию. Достаточно разыскать высоковольтную линию электропередач.

– Эта задача попроще. Что-то подобное как раз должно тянуться от АЭС.

– Меня устроит что угодно, проводящее электрический ток под высоким напряжением. Должно сработать даже при наличии любого трехфазного выпрямителя или стационарного трансформатора. Хотя есть вероятность, что мощности будет недостаточно.

– О, – Иосиф тычет в мультимедийный дисплей, – оказывается, в пяти километрах к западу есть мощная распределительная подстанция. Загружаю фотографии окрестностей… М-да, и к тому же её стерегут не так пристально: низенький забор и… всего один охранный пост. Под ваши условия этот вариант наиболее подходит. Пока охранники будут выдвигаться из места своего пребывания, вы успеете провернуть, что хотите.

– Едем.

Объехав территорию несколько раз, они выясняют: есть всего одно удобное место, где можно перелезть через забор и в пару секунд добраться до ближайших трансформаторов.

Машина сворачивает с дороги и под прямым углом утыкается в решетчатый забор. Не теряя ни секунды, Лабберт перебрасывает вещи, вспрыгивает на крышу «Мерседеса» и лихо летит вслед за перекинутым рюкзаком и чемоданом.

– Большое спасибо! – доносится из-за забора.

– Благодарить не за что. С моей стороны ничего и не потребовалось!

Но Лабберт не слышит. Подхватив чемодан, он во весь дух бежит к электроустановке.

Иосифу до смерти интересно, что же будет происходить дальше. Но с каждой секундой в нем ширится страх быть пойманным. Он не знает, есть ли поблизости камеры видеонаблюдения. Они есть. И сюда уже едут…

В это время Лабберт открывает чемодан и достает на свет какую-то темную коробочку. В окружении гудящих установок он производит над ней какие-то манипуляции. Для чего это – никому, кроме него самого, не известно.

Иосиф с жадной нетерпеливостью наблюдает за каждым движением рук. Опасения растут: в любую секунду могут объявиться охранники, но он не уезжает.

Вот Лабберт поднимает голову. Ищет Иосифа взглядом и посылает знаки, чтобы тот немедленно убирался.

Иосиф мысленно отвечает:

«Ах, негодяй! Неужели не раскроешь своих тайн, прежде чем я уеду?»

Вой сирен бьет по слуху словно кнут. Иосиф не спит около суток, и мышечная моторика изрядно притормаживает. Усталыми глазами он ищет источник пронзительного шума и находит всего ничего – в ста метрах. Из-за поворота выскакивают три автомобиля полиции. И прятаться некуда!

В каком-то полукоматозном трансе Иосиф возвращается за руль. Расчетливо сдает назад на короткое расстояние. Включает положение «драйв» и выжимает педаль акселератора. Бампер утыкается в ограждение, отчего оно немного заваливается. Задние колеса проворачиваются, разбрасывая в разные стороны мелкозернистую насыпь. Визжат системы.

Иосиф охвачен страхом. Однако, благодаря выбросу адреналина, хладнокровно овладевает эмоциями и выполняет каждое действие с какой-то загадочной уверенностью.

Автомашины полицейских подкрадываются и окружают. Иосиф совершает повторный разбег и, наконец, ограждение из тоненьких прутьев, ухнув, валится наземь. Колеса «Мерседеса» закатываются на территорию подстанции. Полицейские толпятся возле образовавшегося пути.

«Ну, что тебе здесь нужно?!» – свирепея, думает Лабберт, надавливая на «коробочке» нужные символы.

Иосиф притормаживает в нескольких метрах, выпрыгивает и кричит:

– Прыгай в машину! Смоемся через главные ворота, там установлен простой пластиковый шлагбаум! Садись или тебя поймают!

– Проваливай! – глаза прежде сдержанного Лабберта вскипают от злости. – То, что сейчас произойдет, тебе не понравится! Уноси ноги и уводи вон тех!

Иосиф в нерешительности оборачивается: одна полицейская машина перескакивает поваленное ограждение и будет здесь с секунды на секунду.

– Убирайся! – вопит Лабберт, прижимая коробку к груди.

В этот момент свободной рукой он хватает пустой чемодан и швыряет на изоляторы. Неотъемлемый аксессуар любого туриста попадает точно в цель. Провода замкнуты. Начинается настоящее световое представление: электрокабель испускает короткие танцующие во все стороны молнии. Пространство заполняется треском. Один из множества трансформаторов гудит сильнее обычного и, видимо, готов взорваться. Бесчисленные разряды неистовствуют. Что-то источает едкий дым. Фигура Лабберта становится светлее, затем тонет в этом сине-белом облаке. Иосиф в растерянности мотает головой. Полицейские, вышедшие из машины, успевают достать оружие, но сейчас жмурятся, прикрывая лица ладонями.

Взгляд Иосифа застывает на передней части «Мерседеса». Держать глаза открытыми, когда вокруг свирепствуют ослепительные разряды, не столько трудно, сколько страшно, но происходящие аномалии вызывают неустрашимый интерес. Капот превращается не то в пластилин, не то в жидкое железо, и, не теряя первоосновной геометрической формы, вытягивается вперед. За секунды средний по размерам автомобиль превращается в самый настоящий лимузин. Полицейские отступают. Но, видимо, слишком поздно: аномалия настигает всех. Двое мужчин в темно-зеленой форме вытягиваются относительно прямолинейного вектора. Выглядит так, будто они идут, но прошлое изображение, оставленное моментом ранее, никуда не пропадает; вслед тянутся «хвосты» их самих. Далее процесс пластилинизации доходит до машины: «Ауди» вытягивается подобно «Мерседесу».

Иосиф чувствует странное состояние, хочет наклонить голову, взглянуть на свое тело, но с ужасом обнаруживает: нет никакого тела! Там, где должны быть туловище и ноги, сейчас обычный участок обычного пространства.

Сознание накрывает страхом, и он проваливается в забытьё.

Лабберт уже там… его настигло.

Теперь «там» и двое полицейских.

…Какое-то поле. Трава вышиной по голень. Шумит лесной массив. В отдалении катит убогонький трактор, волоча тележку. Голубое прозрачное небо с редкими хлопьями облаков. И день… день… не утро.

Здесь Иосиф. Он недвижим и смотрит в точку. Видит: в нескольких шагах мужчина в коричневом костюме наклоняется за фетровой шляпой и, поправляя, надевает ее на голову. На плече серо-зеленый рюкзак, в руке бронзовая коробочка, расписанная странными, возможно даже не китайскими иероглифами. Не сразу, а словно через туманную мглу разума, черты человека напротив становятся узнаваемыми. Теперь нет сомнений – это Лабберт. Тот, в свою очередь, оборачивается к Иосифу и корчит недовольную гримасу.

– Стоим, не двигаемся! – приказывает голос.

Иосиф вздрагивает: «Ну, что там еще?»

За спиной полицейский с пистолетом в руках. Его напарник корчится на земле, тихо призывая на помощь. Первый косо поглядывает на товарища, не спуская с Иосифа прицел.

Лабберт отворачивается и уходит, как ни в чем не бывало.

– Эй, ты, второй, в коричневом пиджаке! Тебя тоже касается!

Лабберт решает пойти ва-банк и, была не была, пробует скрыться.

Но выстрел в воздух заставляет вздрогнуть и замереть.

– Второй произведу в зад! – предупреждает полицейский.

Остерегаясь резких движений, Иосиф наблюдает за разыгравшейся ситуацией.

– Шагайте сюда! Оба!

Иосиф и Лабберт становятся товарищами по несчастью. Они сидят на заднем сидении полицейской «Ауди А6», накрепко пристегнутые наручниками. Человек в устаревшей зеленой форме «Защитной полиции» пытается разобраться, что произошло с напарником. Тот лежит возле автомобиля и истекает кровью. На теле многочисленные язвы. Напарник стягивает с пострадавшего одежду и теперь оказывает первую помощь. По лицу видно: он испытывает острую боль. Несколько раз теряет сознание, но раствор нашатыря приводит в чувство.

– Быстро объясняйте, что здесь произошло?! – гневно спрашивает полицейский, склоняясь над другом и обрабатывая раны антисептическим средством.

Пристегнутые переглядываются. Одному из них ответить нечего, другому есть, но он не намерен.

– Хоть я и нарушу закон тем, что вас пристрелю, но будьте уверены: я обязательно это сделаю, если вы ничего не скажете!

Иосиф хочет заговорить, но удар Лабберта локтем в бок вынуждает изменить намерения.

Не получив ответа, полицейский кричит:

– Онемели?! Дерьмо собачье! Видимо, придется потрепать вас как следует!

Лабберт нервозно ерзает.

– Что ты наделал? – шепчет он Иосифу.

– Всего лишь вытащить тебя хотел.

– Бараньи твои мозги! Об этом тебя кто-то просил?

– Я и не ждал благодарности.

– Ты хоть представляешь, куда себя впутал? Куда своим безрассудством впутал тех двоих?

– Пока нет, но ты мне об этом непременно расскажешь!

– Еще чего!

– Я же должен знать, почему из прекрасного утра, проводимого возле электротехнических сооружений, мы вместе с двумя автомобилями, полицейскими и прочим хламьём переместились в чистое поле средь бела дня!

– Погоди! Вскоре тебе не захочется знать, куда попала твоя задница! Будешь умолять переместить обратно. И никто не сможет тебе помочь. Смотри на это поле, небо, слушай птиц… созерцай и радуйся. Скоро все изменится…

– Если бы не наручники за спиной, я бы, может, и радовался. В самом деле, нет причин для грусти.

– «Наручники за спиной» скоро покажутся тебе развлечением, – усмехается Лабберт. – У нас умеют вычислять подозрительных. Здесь ты и двух дней не продержишься. Тем более ты из СССР… ну да, из России. Тем, к кому тебя доставят, будет плевать на твой идеальный немецкий – от боли на родном запоешь. А когда выяснится, что ты русский, возникнет интерес к твоему имени…

– Что не так в моем имени?

– Ничего особенного. На немецком оно звучит более благосклонно. Но на русском… Просто где-то за бескрайними полями, в глубине азиатских степей, среди красных каменных стен большевизма, восседает усатый человек с таким же именем… Проще говоря, отлично сойдешь за большевика. Думаю, не стоит напоминать, каковы истинные отношения между нашими странами. Фюрер хоть и делает вид, будто не намерен пускать «боевую машину» на восток, но на самом же деле только этим и грезит!

– Фюрера нет! – грубо отрезает Иосиф.

Полицейский поднимается:

– Прекратить треп!

– Как нет и «усатого человека», – уже тише заявляет он.

– Ты либо глуп, либо невнимателен, либо упёрт. Почему вполне зримые факты не могут прошибить твой мозг? Как ты до сих пор не догадался, что я из другого времени? Видимо, думал, перед тобой всего-навсего умалишенный, возомнивший себя человеком прошлого? Твои ранние сомнения вполне ясны… но что же сейчас тебя не устраивает? Почему не удивляет хотя бы странное пространственное перемещение?

– Очень удивляет.… Но послушай, адекватный здоровый человек не может вот так сходу поверить. Мне нужно время и… ответы.

– Давай так: я постараюсь ответить на твои вопросы. А ты дашь обещание помочь освободиться и унести ноги.

Иосиф кивает.

– Вот и хорошо. В этом времени я – значимый ученый, на хорошем счету, и не хочу жертвовать положением. А если нас поймают с этими господами в зеленой форме, в окружении автомобилей двадцать первого века, будет столько вопросов… Лучше тебе не знать, как работает гестапо. Они и меня не пощадят.

Полицейский двигается к «Мерседесу» Иосифа, открывает багажник и с минуту в нем роется. Отыскав аптечку, возвращается к напарнику и, распечатав очередную упаковку бинтов, начинает аккуратно перевязывать раны. Все же чтобы перебинтовать спину человека в полубессознательном состоянии требуется, как минимум, усадить его неподвижно. Полицейский тщетно пытается выполнить разом две функции, напарник то и дело падает. Оказывать медицинскую помощь в полевых условиях всегда сложно, а делать это силами одной пары рук – сложнее вдвойне.

Он идет к Иосифу:

– Поможешь! Держи спину, так… вот так…

Иосифу вспоминаются страшные фотографии обожженных людей. Отслаивающаяся зеленовато-коричневая кожа с множеством кровоподтеков, язвы, волдыри. Он смотрел передачу, как на одном химическом заводе произошла авария, и сейчас видит что-то похожее.

Полицейский замечает дрожь в руках ассистента.

– Страшно?! Может, все-таки расскажешь, что произошло?

– Я бы и сам рад узнать.

– Не морочь голову, вы с этим типом в шляпе заодно!

– Эй, – доносится крик из автомобиля, – не хочу отрывать от важного занятия, но разве вы не видите? Это не просто раны, это последствия интенсивного облучения! Перебинтовывать человека в таком состоянии категорически воспрещается! Ему нужен хирург и хорошие медикаменты.

Полицейский склоняется и только теперь замечает странный характер ран на теле друга.

– Похоже, ты прав! Доктор?

– Нет, просто озвучиваю очевидное.

– Умник, значит! – Полицейский просовывается в салон и ударяет Лабберта по лицу.

– Я четверть часа над ним корячусь, а ты заявляешь только сейчас?!

– Уж извините, мне вообще-то велели заткнуться!

Полицейский садится на пассажирское сидение и, поставив ногу на порог, принимается настраивать рацию.

– Прием, прием! Нужна поддержка. Как слышите? Прием.

Ответом служит лишь шум.

– Эй, ты, – обращается он к Иосифу, – помоги усадить напарника в машину. Выдвигаемся в лечебное учреждение!

– Ему уже не помочь, – гундосит Лабберт, облизывая кровь на губах. – Даже если по счастливой случайности с неба свалится самая лучшая клиника, и врачи немедленно примутся за лечение, он проживет короткую мучительную жизнь.

– Заткнись, если не хочешь получить еще раз!

Полноприводная «Ауди» вырывается на проселочную дорогу. За ней поднимается стена непроницаемой пыли.

– Ничего не пойму… Где автострада, которая была здесь двадцатью минутами ранее? – спрашивает полицейский.

– Осталась позади, в будущем! – отвечает Иосиф.

– Шутить вздумал?!

– Он не шутит, – вступает Лабберт. – Всё действительно так. Единственное, он напутал со словами «позади» и «в будущем»… смысл не искажен, но формулировка необычна.

Полицейский не выдает нахлынувшей паники, тревоги и ужаса. Его чувства сейчас отданы разуму, который изо всех сил прощупывает варианты, как спасти напарника. В 2010 году он уже попадал в похожую ситуацию, но не в Германии. Он был членом Немецкого военного персонала в составе Международных сил содействия безопасности в Исламской Республике Афганистан. На их бригаду было совершено нападение, и, когда атаку удалось отбить, ему на собственных плечах пришлось выносить раненых. Он видел кровь и видел смерть, и с тех пор его это не пугало. Куда страшнее осознавать ответственность за то, что можешь попросту не успеть довезти товарища до точки оказания помощи.

Добравшись до первого населенного пункта, полицейский сбавляет ход и присматривается к окружающим домам. Он не первый год патрулирует эти места и знает каждый городок в радиусе полста километров, но сейчас он начисто сбит с толку: улицы и некоторые здания вроде бы на своих местах, но в то же время чего-то нахватает. Ему хорошо знаком местный ландшафт, он вроде бы прежний, но смущают деревья: в местах, где он привык их видеть, сейчас преимущественно ничего нет. Местные жители одеты нарочито старомодно. Мужчины либо в строгих костюмах, либо в крестьянских одеждах. На головах множество видов различных шляп, а вместо поясных ремней почти все носят подтяжки. У полицейского по коже гуляет мороз. Не понятно, кто тот непостижимый режиссер, который устроил такую невероятную постановку? Не понятно, почему все эти люди так смотрят в его сторону? Вот женщина роняет корзину с продуктами. Из нее выкатываются красные яблоки и куриные яйца. Вот мужчина, усердно толкающий тачку, засматривается и случайно переворачивает ее на бок. Какой-то рабочий с канистрой в руках вовсе спотыкается и падает, горючее попадает на одежду, но он не в силах оторвать взгляд от неизвестного автомобиля.

– Я знаю эти места много лет! Более того, я патрулировал в этом городке несколько часов назад; вон там, на углу должен стоять круглосуточный «Сабвей», в нем я пил кофе в три часа ночи. Но там пустое место, а судя по солнцу, сейчас далеко за полдень. Значит, со временем действительно что-то произошло?

– Так точно, господин полицейский, – усмехается Лабберт. – Рад, что до вас двоих наконец-то дошло! Бог мой, я думал, люди двадцать первого века будут куда более предрасположены к удивительным вещам, к фантастике, к восхитительным возможностям технических достижений! Как же я заблуждался! Вы ничем не отличаетесь от деревенщин из века двадцатого. Даже хуже. Вам, чтобы поверить, нужны сухие доказательства и факты, этим же достаточно красочных слов и захватывающих историй.

На одном из строений виднеется красный крест на белом фоне. Полицейский сворачивает туда.

Посмотреть на чудо-агрегат выходит сам главврач. Он поглаживает седую бородку, окруженный медперсоналом. После минутного оцепенения, облученного напарника все же уносят. Сейчас полуживое агонизирующее тело будут осматривать терапевт совместно с хирургом.

Лабберт с Иосифом прогуливаются возле машины и потирают запястья. Они пообещали вести себя тихо, и полицейский вынужден был их отстегнуть.

– Узнаю кольца автомобильных компаний, – говорит главврач. – Но что еще за модель? Я таких никогда не встречал.

– Концептуальная модель! – отмахивается полицейский. Ему не до болтовни. Через минуту он побежит за своим другом.

– Концептуальная, говорите? Очень интересно. А что это на вас за форма? Зеленая какая-то, больше на военную похожа. На спине большими буквами «полиция». Впервые вижу.

– Не имеет значения.

– Как знаете.

Уходя, главврач приказывает персоналу разойтись. Быстрым шагом скрываясь в глубине коридора, он размышляет, которому из ведомств доложить о случившемся. На столе под стеклом возле телефонного аппарата есть памятка с важными номерами. На этот счет у него строгие указания: доносы осуществлять только по каналу гестапо. На остальное существует «полиция порядка», но этих ребят он сегодня не побеспокоит.

Впервые приходится воспользоваться телефонным номером в графе под цифрой один. На морщинистом лбу выступают капельки пота, руки дрожат. Однако крепкий табак помогает с собой совладать.

Цинковый голос в телефонной трубке сообщает: группа выдвигается. Спецслужбы при диктаторских режимах работают великолепно.

Иосиф держится в тени дерева, прислонившись к стене больничного здания.

– Бежать не пришлось: наш полицейский оказался сговорчивым малым, – рассуждает Лабберт. Он становится рядом.

– Тогда как же наш уговор?

– Ты же не думаешь, что я такая редкостная скотина, которая может запросто сбросить со счетов человека, нуждающегося в помощи? Все, что хочешь знать, я тебе и так расскажу, без всяких уговоров. А вообще, будем честными: рассказывать-то нечего! Ты попал в прошлое, сегодня 10 сентября 1939 года. Германия. Как я догадался, историю ты знаешь хорошо; стало быть, объяснять, какая острая в мире царит обстановка, не нужно. Семь суток назад британцы объявили нам войну. Вермахт в данный момент блицкригом занимает территорию Польши. Боевой дух гражданского населения и армии на подъеме. Большинство немцев верит, или хочет верить, в нацистскую партию и фюрера. После прошлогодних и весенних завоеваний все прониклись глубокой верой в победу.

Ветерок теплыми порывами качает ветви и шумит листвой. Золотые лучики, играя и рябя, пробиваются сквозь зелень. Отовсюду доносятся отголоски безмятежной сельской жизни. Где-то гудит мотор, скрипит телега. Многоголосое и оттого незаметное тявканье местных собак. Бормотание рабочих. Иосиф видит, слышит, верит, но не безоговорочно; сомнение в реальности еще слишком крепко. Он в предвкушении: хочется бежать, проверять, искать слабые места. Такого ведь не бывает! Мечты о путешествиях во времени проистекают из области фантастики. Он по-взрослому огорчен, но по-детски обрадован, что это случилось именно с ним.

Какой-то важный мужчина шагает с газетой, свернутой в трубочку.

– Уважаемый! – останавливает прохожего Лабберт. – Что будет стоить газета?

– Я еще не успел ее прочесть, – отзывается прохожий. – Но если она вам так нужна, я отдам совершенно бесплатно, товарищ. Хотя четыре пфеннига не помешали бы.

Лабберт отдает две бронзовые монеты со свастикой и орлом, берет газету и сует Иосифу.

– «Народный обозреватель», – читает тот вслух. Под пальцами хрустит бумага. С первой страницы смотрят лица партийных руководителей. Среди них – Герман Геринг.

– Зачем ты подсунул мне гнилое пропагандистское чтиво? – любопытствует Иосиф.

– «Гнилое пропагандистское чтиво» я подсунул для просвещения. Ознакомься с текущей обстановкой. Ты не глуп, но пока не успел толком понять, где находишься. Просто хочу, чтобы ты знал: в этом времени люди не шутят. Здесь не демократичная Европа двадцать первого столетия, где за неосторожное слово на тебя даже не обратят внимания. Здесь сажают за взгляд! Запомни, если хочешь выжить.

Иосиф чиркает зажигалкой и с улыбкой подпаливает краешек газеты. Та вспыхивает, ветер разносит дым и черные пепельные хлопья. Несколько мужчин, вышедших из дверей больницы, с ужасом наблюдают за неслыханной дерзостью: какой-то смельчак решил спалить главный политический орган у всех на глазах! Отчаянность невиданного масштаба!

– Прекрати! – возмущается Лабберт. – Я же только что объяснил принципы безопасного поведения в нашем обществе. Хочешь, чтобы тебя сцапал жандарм и передал в тайную полицию?

– Будь проще, Лабберт! Мне противно держать в руках это «чудо» Геббельсовского вранья. И с чего ты взял, что я всерьез намерен думать о безопасности? Я же не собираюсь здесь задерживаться!

– Да неужели! А как ты попадешь обратно? Сядешь и будешь ждать семьдесят с лишним лет?!

– К тому времени я безнадежно состарюсь. – Иосиф затаптывает тлеющие остатки бумаги. – Точно так же, как оказался здесь, я окажусь там.

– Размечтался! Без меня ты не сможешь этого сделать, а я пока не собираюсь покидать своё время. У меня много дел, да и вообще, я должен оправиться от увиденного в твоем времени. Будущее произвело на меня неприятное впечатление.

– Я подожду. Сколько потребуется – два дня, неделя?

– Не два дня и не неделя! – восклицает собеседник. – Полгода или год!

– Тогда я последую примеру нашего полицейского и заряжу тебе крепкого кулака! Впрочем, если он не сделает этого раньше, ведь, небось, ему тоже хочется домой.

– Я вроде не из бюро добрых услуг. С какой стати я должен потакать вашим желаниям? Не я вас сюда притащил, не мне и вытаскивать!

К зданию подъезжает черный автомобиль. Выходят двое, третий, не глуша мотор, ждет за рулем. Крепкие, в фуражках и форме. То, что Иосифу приходилось видеть лишь в фильмах, теперь прямо перед ним. Он запоздало чувствует опасность, когда один из них поправляет висящий на плече автомат.

У Лабберта каменное лицо.

– Ваши документы! – рыкает гестаповец, заводя палец за ремень.

Лабберт хлопает по карманам и протягивает паспорт гражданина Германии. Гестаповец вертит документ в руках и ледяными глазами поглядывает из-под козырька.

– Господин Голдхабер, что вы делаете возле этого госпиталя? Судя по документам, вы проживаете в Мюнхене. Являетесь членом научного общества… – офицер готовится зачитать следующую должность, но Лабберт так ударяет ладонью о ладонь, что гестаповцу становится ясно: произносить вслух такое не следует. Слегка сбившись, продолжает: – С какой целью вы приехали сюда?

– Прибыл в гости к одному научному сотруднику.

– Как зовут научного сотрудника?

Лабберт берет из головы первое имя и отвечает.

– Хорошо, мы выясним.

Гестаповец возвращает документы и переключается на Иосифа. Изучает его с ног до головы.

– Что за странные брюки? – озадаченно указывает гестаповец на темно-синие джинсы. – Кто изготавливает подобное? А эта светлая рубашка в розовую клетку? Впервые вижу такой пошив.

Иосиф одет по-летнему стильно. Однако такой вид не может не насторожить людей первой половины прошлого века.

– Я турист! – подавляя волнение, отвечает Иосиф.

– Предъявите документы.

– Они остались в машине.

– В таком случае, где ваш автомобиль?

Второй гестаповец пятится назад и ошеломленно кричит:

– Эй, посмотри-ка туда! Что это за чертовщина? – дуло автомата указывает на припаркованную возле черного входа «Ауди».

Обершарфюрер отступает. Глаза заметно округляются. Он снимает фуражку и мелкой поступью крадется к странному автомобилю.

– Полиция?.. – читает он. – Что еще за полиция? Что за номера? – разглядывает флажок Евросоюза с литерой «D». – Флаг чьей страны изображен на номере этого странного автомобиля?

– Флаг Европейского Союза! – гордо и с вызовом отвечает Иосиф.

Суровый взгляд в ответ.

– Довольно! Ганс, арестовывай. Разговор продолжится в кабинете.

– С ними должен быть еще один! – щуря глаз, замечает Ганс.

– Сначала усади этих, потом разыщем третьего. И пусть пришлют грузовик, нужно отбуксировать эту штуковину.

Ганс обходит «подозреваемых» сзади. Иосиф, игнорируя конвой, идет к главному, тот подозрительно таращится.

– Не ясно сказано? В машину, живо!

Но Иосиф будто не слышит. По пересохшему рту собирает остатки слюны и смачно плюет в лицо обершарфюрера. В воздухе возникает страшный накал. Ганс снимает автомат с предохранителя – если бы не шеф, потенциально попадающий под линию огня, он бы выстрелил Иосифу в спину. Обершарфюреру нанесен непоправимый удар по чести, теперь он должен собственноручно наказать виновника или навсегда утратить достоинство среди подчиненных.

– Всегда мечтал плюнуть в рожу нацисткой свинье! – хохочет Иосиф.

Покрасневший гестаповец расстегивает кобуру. Но в следующий миг от удара ногой двери госпиталя распахиваются, и оттуда бойким шагом выходит полицейский в зеленой форме. У него на руках только что умер напарник. Увидав происходящее из коридорного окна, он поспешил на помощь. В вытянутой руке полицейский держит компактный «Вальтер P99». Первая пуля достается автоматчику – тот бесшумно падает. От второй пули падает обершарфюрер. Полицейский расстреливает гестаповцев прямо на ходу, даже не останавливаясь, чтобы прицелиться. Следующие три пули пробивают обшивку гестаповского автомобиля и уничтожают водителя.

– Помогите вынести тело моего друга! – приказывает полицейский остолбеневшим Иосифу и Лабберту. – Его не спасли. Мы уезжаем!

«Ауди» прорывается через город. Власти, жандармерия и спецслужбы уже оповещены о случившемся. Повсюду шныряют грузовики с вооруженными людьми. Задействован небольшой отряд эсэсовцев.

Автомобиль из будущего мчится мимо деревенских домиков. Полицейский время от времени включает «люстру» и сирену, чтобы отпугивать собравшихся на дорогах людей.

– Вы лишили жизни троих гестаповцев, – вещает Лабберт с заднего сидения. – Советую использовать все свои служебные навыки, в противном случае мы рискуем быть повешенными.

– Мне знакомы их методы, – отвечает полицейский. – Из больничного календаря я узнал, что сегодня 10 сентября 1939, а значит, страна на военном положении. Когда-то я про это читал. Германия в то… в это время просто непригодна для нормальной жизни: гестапо, концлагеря, диктатура…

– Я счастлив находиться в кругу знатоков истории, – острит Лабберт. – Но то, что для вас прошлое, для меня все же – моё настоящее. И хочу сразу внести некую ясность: все не так плохо, как вам может казаться. Жить можно даже при диктатуре. Вся суть подачи исторических материалов – учебников, художественных произведений, серьезных научных работ – в концентрации в них событий. Так у нас преподносятся исторические события вроде Мировой войны 1914 и ранее: берется одна или несколько тем и широко освещается, при этом почти всегда забывается обо всем остальном. Например, если в перечисленных источниках повествуют о начале боевых действий, уничтожении народа, захвате территорий, то начисто забывают, что в это время где-то совсем близко существовала и обычная жизнь. Люди точно так же ходили на службу, пекли хлеб, нянчили детей. Ведь человек должен жить, несмотря ни на что. Среди всего этого, поверьте, встречается и дружба, и любовь, и счастье. Сейчас куда хуже живется в СССР. Вот где у человека нет прав! Если в Германии ты еще можешь косо взглянуть в сторону власти и не попасть за решетку, то уж там тебя в лучшем случае ждет долгая ссылка, а в худшем – расстрел.

Полицейский долго молчит, затем как-то осторожно произносит:

– Значит… сейчас, где-то совсем рядом, на относительном удалении, существуют они? – спрашивает он.

– Кто «они»?

– Диктаторы двадцатого века.

– А вместе с ними – многомиллионные армии! – восклицает Лабберт. – А еще – тайные службы, осведомители, переполненные тюрьмы, камеры пыток и прочая атрибутика диктаторского режима. Уж поверьте, все это есть.

Путь преграждает грузовик с деревянными бортами. Из него смотрят полтора десятка винтовок.

– Пригнуться как можно ниже! – приказывает полицейский. Он включает заднюю передачу и осуществляет красивый разворот. Из грузовика стреляют. Несколько пуль проходят сквозь металл и чудом не достигают пассажиров и важных узлов функционирования автомобиля.

«Ауди» без труда уходит в отрыв от техники тридцатых.

– Нужно вернуться за «Мерседесом», – из-за спинки сидения предлагает Лабберт.

– Зачем? – не понимает полицейский.

– Представьте, что было бы, если бы в вашем времени нашли звездолет будущего, припаркованный на лесной поляне! В том автомобиле применяются такие технологии, узнав которые нацисты продвинутся далеко вперед. Я хоть и немец, но не особо поддерживаю это движение. А после того, что я узнал из источников в вашем времени, нацизм кажется мне чудовищным проявлением социально-политического устройства. Я знал, что в стране есть лагеря, где содержат коммунистов, евреев и прочих неугодных, но не знал, что их жгут в печах! Для чего это?

– Жгут затем, что надо! – изрекает полицейский. – Это дело руководства. А если народ позволяет руководству занимать свое место, значит, народ где-то в глубине своей мелкой души приветствует происходящее. И не вздумайте мне возражать!

«Ауди» подкрадывается к лесной опушке, откуда хорошо просматривается местность. Полицейский глушит мотор.

– Выходите. В текущих обстоятельствах необходимо применить снаряжение. В багажнике имеется оружие и средства защиты.

Все трое в бронежилетах. Лабберт с любопытством осматривает новое обмундирование: в его веке нет ничего подобного.

– Оружием кто-нибудь из вас пользоваться умеет? – интересуется полицейский.

Иосиф косится на Лабберта, тот, в свою очередь, идет в машину и достает из рюкзака «Luger P08» с коричневой рукояткой.

– Проклятье! – недоумевает полицейский. – Все это время пистолет находился при вас?

– Да, господин полицейский, – смеется Лабберт, – а что такое? Вышла служебная промашка? Забыли проверить содержимое моей ручной клади, прежде чем взять на борт своего современного корабля?

Полицейский поджимает губы и отмахивается.

– Только от него толку чуть, – говорит Лабберт, – в нем всего два патрона.

– Дайте посмотреть. – Полицейский вертит оружие. – Как я и думал, разработчик этого пистолета еще и прародитель самого популярного в мире патрона. Стандартные девятимиллиметровые, у меня таких целый багажник.

– Сложно поверить, что в вашем времени все еще используются обычные патроны, которые стреляют вот уже век. Меняются только технические характеристики самого оружия. Эх…

– Начитались фантастики? – Полицейский возвращает пистолет.

В кустах что-то шевелится. Полицейский берется за дробовик и целится в зеленую глубину листьев.

– Живо в укрытие! Прячьтесь за машину!

Полицейский встает на колено и вжимается щекой в черный корпус оружия.

– Не стреляйте! – доносится тревожный голос. – Я всего лишь брожу по лесу в поисках корней и трав. Хайль!

Появляется плетеная корзина, затем человек.

Полицейский поднимается и опускает автоматический дробовик.

– Прошу, не стреляйте!

– Уходите. Ну же! Скорей!

– Да-да… ухожу, – говорит мужчина, но с места не двигается. Он не может оторваться от автомобиля. – Это… а… что…

– Живее покиньте местность! Здесь проходят военные учения, вы не должны никому рассказывать!

– Я понял. – Он быстро удаляется, не переставая оглядываться.

– Эй, погоди-ка! – будто что-то вспомнив, окликает его полицейский. – Да постой же! Далеко живешь?

– Примерно в километре отсюда, – отвечает перепуганный крестьянин. Взгляд его мечется между дулом дробовика и лицом человека в странной зеленой форме.

– Хочешь послужить родине?

Мужчина кивает.

– Можешь сделать так, чтобы в ближайшее время у нас в распоряжении появилась штыковая лопата?

– Лопата? Лопата у меня есть! – заискивающе отвечает он. – Могу принести две, даже три!

– Спасибо, достаточно одной. И помни – никому! Это секретное задание.

– Я понял!

– Иди же! Жду на этом же месте.

Теперь он спешит, даже не оборачиваясь.

Лабберт, Иосиф и полицейский выносят погибшего из автомобиля и укладывают на землю.

– Когда принесут лопату, будем хоронить, – объявляет полицейский. – Давайте сделаем это возле того невысокого дерева.

Все молча подхватывают бездыханное тело, испещренное багрово-коричневыми язвами, и мелкими шагами несут в указанном направлении.

Через полчаса обрадованный тем, что послужил Германии, мужчина приносит лопату. Полицейский приказывает ему немедленно скрыться, заверяя, что инструмент якобы будет реквизирован в пользу вооруженных сил. При этом он чуть не оговаривается «в пользу «Бундесвера», поправляется и говорит «в пользу «Вермахта».

Могила выкопана быстро: работают втроем, поочередно. Тело аккуратно спускают вниз. Полицейский уничтожает документы, чтобы в случае эксгумации тайная полиция и прочие силы Рейха не смогли определить принадлежность останков. На алюминиевом нагрудном жетоне затирают дату рождения и решают его оставить.

Они прислушиваются к каждому звуку и все так же по очереди размахивают лопатой, зачерпывая как можно больше земли и ссыпая ее в могилу.

Полицейский поглядывает на исчезающее тело напарника влажными покрасневшими глазами. За свою жизнь он похоронил более десятка боевых товарищей и сослуживцев, но до сих пор так и не может привыкнуть. Раньше ему казалось, что с каждым новым покинувшим строй будет приходить равнодушие – увы, становится только хуже.

– Я не верю! – вдруг заявляет он. В его голосе чувствуется уверенность отчаявшегося человека. Он берет пистолет и приставляет себе к виску.

Лабберт смотрит с выражением полнейшего непонимания.

– Я не верю! – повторяет полицейский. – Этого всего нет, и быть не может! Какие нахрен нацисты, какой 39-й год?! Это же бред, вздор! Эй, ты вроде бы из моего времени? – Иосиф прекращает закапывать и выпрямляется.

– Вроде да, – отвечает он, вытирая пот.

– Тогда скажи, ты сам-то веришь?

– Во что, в перемещение? Черт его знает, я верю глазам и ощущениям, на протяжении всей жизни они были моими неразлучными спутниками. И если это существует, значит существует.

– А я вот отказываюсь верить даже собственным глазам. Я как раз завершал смену, когда дежурный по рации сообщил, что какие-то люди ошиваются возле электрораспределительного комплекса. Приказали проверить. Поблизости было еще несколько патрульных машин, все мы получили одно задание и случайно пересеклись на развилке. Так получилось, что я ехал первым. Факт проникновения визуально подтвердился. Черный «Мерседес» свалил ограждение, дальше вы знаете…

Иосиф делает энергичное движение и сталкивает вниз большой ком земли. Его мало смущает направленный в висок пистолет, он уверен: полицейский не посмеет себя застрелить. Произойдет это не от недостатка смелости, а от избытка любопытства. Каждому интересно побывать в другом времени. Ради этого каждый готов забыть про строгие научные изъяснения и собственные инстинкты.

– Хотя какого черта я буду рисковать собой? – полицейский в порыве безумия наводит пистолет на Лабберта.

– Ты чего?!

– Проверим, насколько всё правда!

– Мало тебе одной смерти? – спрашивает Иосиф, не отрываясь от дела. – Вообще-то погиб твой сотрудник. Не знаю, какие между вами были отношения, дружеские или просто служебные, но я бы не стал проливать кровь возле еще свежей могилы, хотя бы из уважения к нему. Даже твой психоз не может служить оправданием. К тому же ты грозишь пристрелить единственного человека, который может помочь.

В довершение своих слов Иосиф подходит к полицейскому, отводит в сторону зловещее дуло и вручает лопату.

– На, держи. Пора поработать и забыть про глупости. Я не меньше твоего нахожусь под впечатлением, но взгляни на меня! Ты же защитник порядка и наверняка знаешь: потеря контроля в критической ситуации сулит неприятности.