Главная тайна новенького (СИ)

Глава 26

Эля

Целую минуту я не могу отойти от шока и глупо смотрю на то место, где только что был Диомид. Может, мне всё это померещилось? Выпускаю из рук платье, но оно… не спадает. Поворачиваюсь спиной к зеркалу и… вижу аккуратно застёгнутую молнию.

Из пяток сердце прыгает обратно в грудную клетку. Неужели он…

В голове не укладывается то, что Хромов мне помог. Я думала, что он умеет только создавать проблемы. И лапать девушек. А оказывается…

От потока информации мой мозг, кажется, сейчас взорвётся. В коридоре начинают шуметь зрители. Надо выходить из гримёрки, но я стою и не двигаюсь.

— Эль, ты чего? — Голос Насти вырывает меня из раздумий. — Концерт начинается, дуй быстрее за кулисы. Кстати, Диомид сидит во втором ряду! Хотелось бы мне быть рядом с ним! — мечтательно добавляет Ерёмина, которой всегда достаётся «роль» ведущей на концертах, из-за чего она практически никогда не сидит с одноклассниками в зрительном зале. — Ты меня слышишь или нет? — уже едким голосом спрашивает Ерёмина. Для меня же давно не секрет, что Настя «прониклась» симпатией к Хромову. И Ерёмину явно раздражает то, что последний игнорит её.

— Ага, — растерянно тяну я, смотря на себя в зеркало и не видя там ровным счётом ничего. Кожа помнит обжигающие прикосновения пальцев Хромова. И этот взгляд новенького… Такой туманный, такой загадочный… Хромов и правда полон тайн. Я уже и думать забыла про то, что мне надо разгадать одну, самую главную из них. Но как, чёрт возьми? Пока я ни на шаг не приблизилась к этому.

Встряхиваю головой, сбрасывая с себя остатки заполонившего мозг сладкого дурмана. Потом проверяю молнию и, убедившись, что она действительно хорошо застёгнута, спешу за кулисы.

Моё выступление по счёту третье. Выхожу на сцену, судорожно вспоминая слова песни. И, едва подойдя к микрофону, упираюсь взглядом в белую рубашку новенького. Хромов смотрит на меня с какой-то… нежностью? Принуждаю себя оторвать от Диомида взгляд и смотрю на самый дальний ряд, где вижу маму с папой и Мишу. Миша осторожно машет мне рукой, и на мгновение я забываю о новеньком. Вчера я разговаривала с Изотовым по телефону около часа и даже успела заметить, что в «лексиконе» Миши появились новые, до этого момента не знакомые ему вопросы и фразы. Однако после нашей долгой беседы мне не стало легче ни на толику. Я совсем запуталась в своих чувствах. Да и Мишу, по правде, слушала через слово… Ещё и новенький сегодня «выкинул» нечто… удивительное. На секунду зажмуриваюсь, стремясь «очистить» голову от ненужных мыслей, но зал наполняет включённая Софьей Николаевной музыка.

Широко раскрываю глаза и начинаю петь. Снова смотрю на Мишу. Тот улыбается мне. Голос мой становится увереннее, вот только спустя полминуты я понимаю, что взгляд у меня то и дело сползает на второй ряд актового зала. Перевожу глаза на новенького и вижу, как он фотографирует меня. От возмущения едва не проглатываю половину куплета, но с силой выдавливаю слова из себя, отчего потом мне весь остаток песни хочется кашлянуть. Хромов, убрав телефон, с довольной улыбкой смотрит на меня. Его глаза в свете лучей, испускаемых диско-шаром, горят как-то по-особенному, предательски маняще…

К счастью, музыка заканчивается, и раздаётся оглушительный плеск аплодисментов. А я стою, как дурочка, и не двигаюсь с места. Рассеянно вожу взглядом по рядам и… не вижу новенького.

— Это тебе, Русалочка, — слышу я прямо над своим ухом. — Ты прекрасно пела.

Леденея душой, поворачиваю голову. Передо мной стоит Диомид и протягивает мне шикарный букет из тёмно-бордовых роз.

— Бери, Русалочка, — тихо говорит мне новенький, очевидно, понимая, что я затягиваю эту часть Марлезонского балета. Дрожащими руками принимаю букет из рук Хромова, а потом нерешительно смотрю в зал. И если лица родителей полны удивления и недоумения, то лицо Миши оставляет желать лучшего. Цветом оно примерно как те самые розы, которые я держу в руках. Хромов проходит в зал и занимает своё место, а я, сжав всю свою волю в кулак, кланяюсь и под вновь посыпавшиеся аплодисменты спешно, насколько это позволяют каблуки, покидаю сцену.