Главные люди опричнины. Дипломаты. Воеводы. Каратели. Вторая половина XVI века

Взгляд изнутри

Об опричнине писали миллион раз.

За последние годы ни одного крупного источника по истории опричнины в научный оборот введено не было.

Что должен сделать историк, который хочет нечто новое написать об опричнине, но не имеет шансов поработать с новыми источниками?

Конечно, лучший путь — всмотреться в источники давно известные, вновь подвергнуть их детальному анализу и вытянуть то, до чего еще никто не докопался. Новую концепцию устройства опричнины. Или, например, новый взгляд на ее роль в русской истории. Или просто — ряд важных частностей, прошедших мимо исследовательских усилий предшественников.

Превосходно! Красивая, честная, традиционная работа.

Каноны академического исследования требуют, чтобы начиналась такая книга длинным перечислением идей и мнений, высказанных другими историками по данному конкретному поводу. Вот как думал Николай Михайлович Карамзин. А вот так — Василий Осипович Ключевский. Эта остроумная оценка принадлежит Сергею Федорович Платонову. А по этому вопросу сильнейшим специалистом справедливо считают Степана Борисовича Веселовского. Или Руслана Григорьевича Скрынникова. Или Бориса Николаевича Флорю. Или… А в финале добавляется: «Но есть еще одно прочтение, которое и предлагает автор этой монографии».

Иногда действительно рождается новая, взвешенная, оригинальная трактовка. Однако подлинную ее обоснованность могут оценить со знанием дела лишь немногочисленные специалисты, глубоко погруженные в материал. И очень редко удается полноценно, во всех тонкостях осознать ее слабые и сильные стороны массовому читателю, интересующемуся русской историей. Поэтому, к сожалению, хорошая книга, написанная первоклассным знатоком, тонет в море макулатуры, созданной повелителями компьютерных команд «copy» и «paste». Всемирная сетевая помойка дает им океан материала…

Есть другой путь. Можно попробовать стезю исторического публициста или, скажем, историософа. Дать некое новое осмысление опричнины, отразить ее в художественных образах потрясающей силы… Да вот беда: с середины XIX века вся историософия вокруг опричнины укладывается в простенький набор — либо за почвенников и славянофилов, либо за либералов и западников. А художественные образы на протяжении полутора столетий схлопываются в незамысловатые словосочетания: либо «мудрый и дальновидный государь…», либо «кровавый и деспотичный маньяк…». Один-единственный раз нашелся человек, написавший великую, беспощадно проницательную книгу, вываливающуюся из этой примитивной двухполюсности, парящую над судьбами всей Европы. Это был профессор Московского университета Роберт Юрьевич Виппер. Но его «Иван Грозный», вышедший в 1922 году, был страшно изуродован редактором при переиздании 1942 года. С тех пор блистательный труд Виппера знали большей частью по жалкой поздней копии…

Третий путь был открыт совсем недавно. Если есть желание сделать из истории шоу, никто не помешает воскликнуть: «Да была ли вообще эта опричнина? И если была, то почему всего одна, а не две или три? Вот царей Иванов грозных точно было не менее четырех!» И так далее — обращаться за консультациями к Анатолию Тимофеевичу Фоменко, великому гуру отечественных шарлатанов.

Резюме: невероятно трудно по-настоящему хорошо написать о предмете, попадавшем на перо миллион раз… А повторять уже сказанное — низость, халтура, загробная пощечина Гутенбергу.

Автор этих строк не пытался изобрести какой-то миллион первый взгляд на опричнину, иначе говоря, миллион первый взгляд снаружи.

Он поставил перед собой другую задачу: показать, как смотрели на весь опричный уклад сами опричники изнутри.

Опричнина простояла семь с половиной лет. В ее состав попали очень разные люди. Опричнину питало несколько устойчивых общественных групп. Их представители имели расходящиеся, порою противоположные интересы. Одни готовы были весьма далеко зайти, разрушая традиционный, доопричный порядок. Другие собирались откорректировать старый уклад, но никак не разваливать его. Третьи были этим укладом совершенно довольны и чувствовали себя случайными людьми в «черном воинстве».

Волей-неволей всем опричным лидерам приходилось принимать на хребет часть груза великих государственных дел. Кое-кто готов был служить у вершин власти, имел желание и способности к большой государственной работе. Другие же искали возвышения, но не понимали, какой воз им придется везти.

Некоторые делали карьеру, пуская кровь единоплеменникам и единоверцам. Ну а кто-то всю опричнину прошел, не замаравшись в карательных операциях, но оставаясь честным служильцем государю и отечеству.

Часть видных опричных деятелей понимали свою пользу от сего учреждения, но по большому счету неплохо прожили бы и без него. У другой части вся жизнь, карьера и достаток зависели от ее сохранения…

Сумма интересов, целей и достижений главнейших деятелей опричнины дает невероятно пеструю картину. В опричнине видели разное, от опричнины хотели разного, опричнину по-разному защищали, от опричнины по-разному зависели. Соответственно не была она монолитом. Нет в ней ни единства замысла, ни единства идеалов, ни единства практической деятельности.

Для того чтобы понять, до какой степени эта пестрота не соответствует представлениям о какой-то цельности опричной системы — неважно, положительно ли воспринимается эта цельность, отрицательно ли, — следует вглядеться в судьбы вождей опричнины. Каждый из них — по-своему незаурядная личность. До наших дней дошло очень мало свидетельств об их словах, мыслях, идеях. Зато источники позволяют реконструировать их карьеру, их действия. А политика и военного человека действия характеризуют гораздо лучше, чем слова…

На истершихся каменных плитах прошлого, если всмотреться, проступает рисунок служебных назначений, удач и поражений на поле боя, материального достатка и семейно-родовых отношений. А рядом выцветшие капли киновари складываются в узор, передающий застывшее навеки эхо казней.

Чего они хотели? Что получили? Чем были вознаграждены и наказаны?

Тут каждая судьба — притча. Следя за ее развитием, обнаруживаешь смыслы, принадлежащие грешной земле. Но вот она приходит к финалу. Тогда всё мимолетное и земное никнет, давая место высокой правде, посланной Отцом Небесным. А уж какая кому из людей XVI века досталась последняя правда, зависело от его собственной души и воли. На могильные камни некоторых из них впору возлагать цветы да молиться об их душах, прося у Бога самого лучшего к ним отношения. У других же до сих пор страшным смрадом несет из-под надгробия.

Они ведь, как мы…