Глаз в небе

Глава 4

Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо. В доме наступило успокоение. Вся саранча уползла куда-то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, небольшой грузовик молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг-Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом. Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.

Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…

— Великий Боже, — проговорил он таинственным полушепотом, — сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.

Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало-помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.

Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:

— Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! — Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг-Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. — Господи, оцени ее слова по достоинству! — продолжал Джек, тщательно выбирая слова. — Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма… Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого-нибудь знака. Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически — тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.

Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую-то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же — негр.

— Хорошенький знак свыше, нечего сказать! — с сарказмом заметил Гамильтон. Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.

— Вы меня помните? Я — гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит…

— Вы тут ни при чем, — сказал Гамильтон. — Вам досталось наравне со всеми.

Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую. — Вы завтракали?

— Я не голоден, — ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. — Что вы сейчас делали? Молились?

— М… да, — признался Джек.

— Это ваш обычай?

— Нет… — Поколебавшись, он добавил:

— Я не молился лет с восьми.

Негр помолчал, раздумывая над чем-то, потом, спохватившись, представился:

— Меня зовут Билл Лоуз…

Они обменялись рукопожатием.

— Вы, кажется, все поняли! Когда догадались?

— Где-то со вчерашнего вечера.

— Что-нибудь произошло?

Гамильтон рассказал ему о дожде из саранчи и об укусе осы.

— Догадаться несложно. Солгал — был наказан. Перед тем сквернословил — значит, снова наказан. Причина и следствие. Все элементарно.

— А на молитву вы зря теряете время, — без обиняков заявил Лоуз. — Я пробовал. Все напрасно!

— О чем вы молились?

Лоуз с иронией ткнул себя в шею над воротом сорочки, в полоску черной кожи:

— Могли бы догадаться. Но все не так просто… Тут уж, наверное, судьба.

— В ваших словах изрядная доля горечи, — осторожно заметил Гамильтон.

— В свое время ее было гораздо больше. — Лоуз прошелся по гостиной.

— Извините, что я так бесцеремонно ворвался… Но дверь была не заперта, и я решил, что вы дома. Вы инженер-электронщик?

— Да.

Состроив гримасу, Лоуз протянул руку:

— Приветствую, коллега. Я выпускник университета. Квантовая физика.

Благодаря чему и получил работу гида. Большая конкуренция в наше время… Во всяком случае, мне так говорят.

— А вы как разобрались со всем этим? — Гамильтон повел вокруг рукой.

— С этим?.. — Лоуз пожал плечами. — Догадаться нетрудно.

Он вынул из кармана матерчатый узелок. Развязав его, он показал крохотную металлическую пластинку.

— Когда-то сестра заставляла меня это носить. Так и привык. Он бросил амулет Гамильтону. На пластинке еще не до конца стерлись слова веры и надежды. Возможно, тысячи рук ощупывали эти заклинания.

— Давайте, — усмехнулся Лоуз. — Воспользуйтесь им.

— Воспользоваться? — не понял Джек. — Откровенно говоря, это не мой стиль.

— Я по поводу вашей руки. — Лоуз сделал нетерпеливый жест. — Талисман ведь действует — теперь. Приложите к больному месту и увидите. Лучше снять повязку. При непосредственном контакте он работает лучше. Именно так я избавился от своих собственных травм.

Недоверчиво посматривая на Лоуза, Гамильтон содрал часть повязки.

Почерневшая плоть влажно блестела сукровицей под лучами солнца.

Поколебавшись, Джек осторожно приложил к ране холодный кусочек металла.

— Вот, уже пошло, — заметил Лоуз.

Отвратительная нагота поврежденных тканей стала бледнеть и покрываться розовой пленкой. Оранжевый глянец медленно обретал нормальный телесный цвет. Рана сузилась, перестала сочиться сукровица. Потом и вовсе затянулась. Только посредине осталась узкая белая полоска. Под кожей пропала болезненная пульсация.

— Вот видите! — победно ухмыльнулся Лоуз, протягивая руку за амулетом.

— А раньше он помогал?

— Да что вы!.. Никогда. Глупые старушечьи байки. — Он сунул амулет в карман. — Теперь попробую оставить на ночь несколько волосков в воде… Утром, конечно, будут черви. А хотите знать, как вылечить диабет? Надо взять половину сушеной жабы, смолоть как кофе, перемешать с молоком девственницы, завернуть в старую тряпку и обернуть шею больного.

— Вы хотите сказать…

— …что теперь подействует. Как до сих пор еще верят в глубинке. До сих пор старики ошибались, а мы были правы. Но теперь неправы мы. На пороге спальни появилась Марша. В халате, заспанная и непричесанная.

— О!.. — испуганно выдохнула она, завидев Лоуза. — Это вы! Как поживаете?

— Спасибо, хорошо, — ответил Лоуз.

Протирая глаза. Марша обернулась к мужу:

— Как спалось?

— Так… А что?

Что-то в ее голосе насторожило Джека.

— Сон видел?

Гамильтон задумался. Снилось нечто расплывчатое, рассказывать особо не о чем.

— Нет, — буркнул он.

Странное выражение появилось на угловатом лице Лоуза.

— Вы видели сны, миссис Гамильтон? Что именно?

— Самое странное, такое и сном-то не назовешь. Ничего не происходило.

Просто — было…

— Место, но не действие — так?

— Вот-вот. Грубо говоря, имело место что-то неизвестное. И мы в том числе.

— Мы все? — живо спросил Лоуз. — Все восемь?..

— Да, — кивнула Марша. — Все лежали там, где упали. В «Мегатроне».

Мы просто лежали. Без сознания. И даже, казалось, вне времени.

— А в углу, — спросил Лоуз, — происходит что-нибудь? Суетятся медики? Или ремонтники?..

— М-м… да, — подтвердила Марша. — Но они, скорее, недвижно присутствуют. Замерли, как статуи, на какой-то лестнице.

— Нет, они двигаются, — возразил Лоуз. — Мне тоже снилось подобное.

И я тоже сначала думал, что они неподвижны. Они двигаются, только очень медленно.

Наступило тягостное молчание.

Еще раз покопавшись в памяти, Джек нерешительно произнес:

— Теперь и я припоминаю… Это след травмы: мгновение шока. Оно врезалось в наше сознание. Наверно, мы никогда от него не избавимся полностью.

— Но это не память! — взволнованно воскликнула Марша. — Это продолжается! Мы все по-прежнему — там.

— Как?.. В «Мегатроне»?

Она судорожно кивнула:

— Я это только так и ощущаю.

Чувствуя, что Марша на грани срыва, Джек сменил тему.

— Сюрприз! — показал он ей заживленную рану. — Глазом не моргнув, Билл чудо сотворил!

— Нет, не я! — сердито запротестовал Лоуз. — Никто и никогда не уличит меня в чудесах. Смущенный Гамильтон поглаживал свою руку.

— Это ваш амулет ее вылечил!

Лоуз достал талисман из кармана и внимательно осмотрел его.

— Может быть, теперь мы спустились до уровня настоящей реальности.

Может, под обманчивой поверхностью всегда существовала эта реальность…

Марша медленно подошла к мужчинам.

— Мы мертвы, не так ли? — спросила она неожиданно севшим голосом.

— По-моему, нет, — ответил Гамильтон. — Мы все еще находимся в Белмонте, штат Калифорния. Но это другой Белмонт. Произошли какие-то перемены. Некоторые добавления, там и тут… Другими словами, кто-то за нами следит.

— И что теперь? — спросил Лоуз.

— Вопрос не по адресу, — ответствовал Гамильтон. — Я в таком же положении, как и вы.

— Я могу сказать, чего нам ждать теперь, — тихо сказала Марша.

— Чего же?

— Я иду искать работу.

Брови Гамильтона поднялись:

— Какую еще работу?

— Любую. Машинисткой, продавщицей, телефонисткой на коммутаторе. Чтоб нам было на что жить… или ты забыл?

— Я не забыл. Но ты тем не менее останешься дома, хотя бы мебель от пыли протирать… А я позабочусь о работе.

Он выставил чисто выбритый подбородок и выпятил грудь в свежей сорочке:

— Два шага уже сделал на этом пути!

— Но ведь я виновата, что ты без работы!

— Может, никому из нас работать больше не придется, — иронизируя, произнес Лоуз. — Может, от нас больше ничего не требуется, кроме как рот раскрывать в ожидании манны небесной.

— Вы говорили, что уже пробовали, — бросил Гамильтон.

— Пробовал, да. И безрезультатно. Но у других получается. И нам надо выяснить, как это им удается. Этот мир, чем бы он ни был, имеет свои собственные законы. На привычные для нас нормы они не похожи. Мы в этом уже убедились: талисманы больше не безделушки. Значит, благословение — не пустой звук в этом мире… — Запнувшись, он добавил:

— Как, вероятно, и проклятие.

— И спасение!.. — широко раскрыв глаза, прошептала Марша. — Боже милостивый, значит, Небеса действительно существуют?

— Безусловно, — кивнул Джек, направляясь в спальню. Вскоре он вернулся, завязывая галстук. — Но об этом после… А сейчас я отправлюсь вдоль побережья искать работу. У нас в банке — пятьдесят долларов, и ни цента больше. Я не намерен умирать с голоду, дожидаясь, когда же начнут действовать молитвы.

На служебной автостоянке у ракетного завода Гамильтон включил зажигание своего «форда». Машина все еще занимала прежнее место с надписью:

«Зарезервировано для Д. Гамильтона».

Выехав на Эль-Камино-Реаль, он вскоре оставил Белмонт позади. Через полчаса он уже был у южной оконечности Сан-Франциско. Башенные часы местного отделения банка показывали 11.30, когда Джек припарковал машину на покрытой гравием площадке среди «кадиллаков» и «крайслеров» персонала Агентства по развитию электроники.

Корпуса агентства высились справа: белые бетонные кубы на фоне холмов растущего индустриального города. Когда-то давно, после первой публикации Гамильтона по электронике, агентство хотело переманить его из «Калифорния мэйнтэнанс» к себе.

Возглавлял агентство Гай Тиллингфорд, один из ведущих специалистов страны. Блестящего ума человек, он был еще и близко дружен с отцом Гамильтона.

Именно здесь надо искать работу — если вообще суждено ее найти. И, самое главное, в данный момент агентство не вело военных исследований. Доктора Тиллингфорда, одного из основателей Института фундаментальных исследований в Принстоне, больше увлекали чисто научные проблемы. Из Агентства по развитию электроники вышло несколько мощнейших компьютеров, величайших электронных мозгов, применяемых во всех странах западного мира.

— Да, мистер Гамильтон, — деловито затараторила секретарша, бегло полистав его бумаги, — я скажу доктору, что вы здесь… Уверена, он обрадуется вам.

Энергично вышагивая в холле, Гамильтон то и дело складывал вместе кончики пальцев, молча творя молитву. Она получалась сама собой; для этого не требовалось усилий. Пятидесяти долларов на счете явно недостаточно для счастья… даже в этом мире чудес и сыплющейся с потолка саранчи.

— Джек, мальчик мой! — раздался звучный голос. Доктор Гай Тиллингфорд появился в дверях кабинета, протягивая гостю руку. Лицо его светилось радостью. — Как я рад тебя видеть! Погоди, сколько же мы не виделись? Десять лет?

— Недалеко от этого, — признал Гамильтон, ощущая сердечную полновесность рукопожатия. — А вы, доктор, неплохо выглядите. В кабинете Тиллингфорда находились инженеры и научные консультанты. Блестящие молодые люди, энергичные, по моде одетые. Не обращая на них внимания, доктор провел Джека через анфиладу переходов в отдельную комнату.

— Здесь мы сможем поговорить, — доверительно сказал он, тяжело опускаясь в просторное кожаное кресло. — Видишь, устроил себе… подобие убежища, где можно хоть несколько минут побыть самим собой. Поразмышлять, успокоиться…

Он с грустью добавил:

— Не могу, знаешь ли, держать такой темп, как раньше. Пару раз в день вынужден заходить сюда, чтоб восстановить силы.

— Я ушел из «Калифорния мэйнтэнанс», — сообщил Гамильтон.

— Ага! — кивнул Тиллингфорд. — Молодец. Это место не для тебя.

Слишком заняты пушками. Не ученые, а государственные чиновники.

— Я не подал в отставку. Меня выгнали.

Гамильтон кратко обрисовал ситуацию.

Тиллингфорд некоторое время сидел молча. Задумавшись, он насупил брови, ногтем постукивая по передним зубам…

— Я помню Маршу. Милая девушка, всегда нравилась мне. Все помешались теперь на охране секретов. Но здесь нам нет нужды об этом беспокоиться. Мы как отшельники в башне: никаких правительственных заказов! — Доктор довольно рассмеялся. — Последний бастион чистой науки.

— Вы думаете, что я мог бы пригодиться вам? — спросил Гамильтон, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.

— Почему бы и нет?

Машинальным движением Тиллингфорд достал некий странный предмет, вращающийся барабан на подставке, и принялся крутить его.

— Я с твоими работами знаком… По правде говоря, жалею, что ты раньше не оказался у нас.

Гамильтон как зачарованный смотрел на диковинную штуку в руках у Тиллингфорда: он узнал молельное колесо буддистов.

— Тебе, конечно, зададут положенные вопросы, — вскользь обронил Тиллингфорд, вращая колесо. — Рутина, сам понимаешь… Но анкету и прочее тебе заполнять не придется. Я опрошу тебя устно. Как я понимаю, ты не пьешь, не так ли?

Гамильтон от удивления привстал:

— Пью?!.

Видимо, Тиллингфорда ответ удовлетворил.

— Теперь что касается Марши… Некоторую трудность эта история создает. Не в том, что относится к охране секретов, а… Джек, я должен спросить вот о чем… Скажи мне правду, Джек!… Тиллингфорд вытащил из кармана книгу в черном переплете, тисненную золотом: «Байян Второго Бааба»[3] и передал ее Гамильтону.

— В колледже, когда вы с Маршей имели отношение к радикальным кругам… вы не практиковали, скажем так, «свободную любовь»? Гамильтон не смог подобрать нужных слов. В крайнем изумлении он встал перед Тиллингфордом, держа в руке «Байян». Книга еще хранила тепло рук доктора. В комнате уже появились двое служащих агентства; они наблюдали с почтительного расстояния. В длинных белых халатах, они держались торжественно, как служители некого культа. Их коротко остриженные головы напоминали выбритые черепа молодых монахов… Странно, что раньше Джеку не приходило в голову, насколько нынешняя мода коротко стричься похожа на ритуальную стрижку монашеских орденов. Эти двое выглядели вполне типично для молодых физиков, но куда подевалась их обычная для юных талантов бесцеремонность?

— Раз уж мы начали, то я спрошу тебя вот о чем, — говорил Тиллингфорд. — Джек, мальчик мой, положи руку на «Байян» и скажи правду: нашел ли ты Единственно Верный Путь к благословенному спасению? Все взгляды сошлись на Гамильтоне. Он сглотнул неожиданно подкативший к горлу ком, покраснел как рак и стоял, совершенно обалдевший.

— Доктор, — наконец проговорил он, — я, пожалуй, зайду в другой раз.

Тиллингфорд снял очки и обеспокоенно взглянул на Гамильтона:

— Ты плохо себя чувствуешь, Джек?

— Я много пережил за последние дни. Потеря работы… — Он торопливо добавил:

— И прочее… Марша и я попали вчера в аварию.

— Да, да, — кивнул Тиллингфорд. — Я слышал об этом. К счастью, никто не погиб.

— С теми, кто угодил в эту бойню, — вступил в разговор один из сотрудников, — должен был находиться сам Пророк. Вы подумайте: падать с такой высоты — и уцелеть!

— Доктор, — хрипло произнес Гамильтон, — вы не могли бы рекомендовать хорошего психиатра?

— Кого? — Лицо ученого мужа вытянулось и застыло с выражением крайнего удивления. — Ты, парень, в своем уме?

— По-моему, да… — не совсем уверенно ответил Джек.

— Обсудим это позже, — сдавленным голосом проговорил Тиллингфорд.

Нетерпеливым жестом он отослал обоих ассистентов. — Ступайте в мечеть, — приказал он им. — Займитесь медитацией, пока я вас не позову. Те вышли, бросая на Джека любопытные взгляды.

— Со мной можешь говорить откровенно, — тяжело вздыхая, сказал Тиллингфорд. — Я твой друг, Джек. Я знал твоего отца. Это был великий физик. Лучше не бывает. Когда ты пошел работать в «Калифорния мэйнтэнанс», я сильно огорчился. Но, конечно, мы должны склоняться перед Волей Космоса. Гамильтон чувствовал, как холодный пот стекает у него по шее, впитываясь в накрахмаленный ворот сорочки.

— Можно задать несколько вопросов? — выдавил кое-как Джек. — Я нахожусь в научном учреждении, не так ли? Или я отстал от событий?

— От событий?.. — Озадаченный Тиллингфорд взял «Байян» из вялых пальцев Гамильтона. — Я не вполне понимаю ход твоих мыслей, мой мальчик. Пожалуйста, поконкретнее!

— Ну, скажем, так… Я долгое время просидел в определенной изоляции.

Будучи погружен в работу, я потерял контакт с остальным научным миром. И поэтому, — Джек беспомощно развел руками, — не имею понятия, кто чем сейчас занимается. Может, вы коротко введете меня в курс дела?

— В курс дела, — кивая, повторил Тиллингфорд. — Потеря контактов и отсутствие перспективы — общая беда. К этому всегда ведет сверхспециализация. Я и сам тебе не ахти как много расскажу. Наша работа в агентстве очень четко расписана. У себя в «Калифорния мэйнтэнанс» вы строили оружие против неверных. Там просто, прикладная наука, так ведь?

— Да, — согласился Гамильтон.

— А здесь мы заняты вечной фундаментальной проблемой — связью. Это наша работа. И притом какая работа, Джек! Обеспечивать электронную систему нервной связи. У нас работают электронщики вроде тебя. У нас есть и высшего калибра консультанты по семантике. Неплохие исследователи-психологи. Все мы образуем команду, чтоб решать важнейшую проблему человеческого существования: поддержание бесперебойного канала связи между Землей и Небесами.

Доктор продолжал:

— Хотя ты с этим уже знаком, но я повторюсь. В прежние времена, пока связь не стала предметом строгого научного анализа, существовали различные, сделанные кое-как системы. Грубые, эклектичные — больше произвола, чем науки… Жалкие попытки привлечь к себе внимание Господа, дергая Его за бороду. Наподобие громких песнопений и молитв, до сих пор практикуемых малообразованными классами. Ну да ладно, пускай себе поют и скандируют… Он нажал кнопку, и одна из стен комнаты стала прозрачной. Гамильтон увидел, что они с Тиллингфордом со всех сторон окружены лабораторными блоками: расположенные концентрическими кругами, они уходили вдаль — в бесконечность. Бесчисленное множество специалистов, самое совершенное оборудование.

— Ты знаешь, что сделал в кибернетике Норберт Винер, — со значением произнес Тиллингфорд. — Собственно, он ее и создал. Но еще важнее то, что совершил Энрико Дестини в теофонике.

— А что именно?..

Брови Тиллингфорда поднялись в изумлении.

— Но ты же специалист, мой мальчик! Теофоника… Разумеется, это двусторонняя связь между человеком и Господом. Используя открытия Винера, а также разработки Шэннона и Уивера, Дестини смог создать первую, действительно заслуживающую внимания систему связи между Землей и Небом. Конечно, он получил возможность использовать все технические достижения периода Священной Войны — против орды безбожных гуннов, поклонников Вотана и Валгаллы.

— Вы… нацистов имеете в виду?

— Да, этот термин тоже мне известен. Но им пользуются в основном социологи. Ну а вспомни Анти-Бааба, этого лжениспровергателя нашего Пророка. Говорят, он жив и скрывается в Аргентине. Якобы нашел какой-то эликсир вечной молодости, гнусное снадобье… Вступил в сношение с дьяволом — помнишь? Короче, это уже достояние истории.

— Да, — хрипло отозвался Гамильтон, — я знаю…

— И тем не менее находились люди, не желавшие видеть знаки, уже начертанные на стене. Иногда я даже думаю, что неверные заслуживают кары. Парочка водородных бомб — и неискоренимая до сих пор зараза прекратит…

— Да, так что же в других отраслях физики? — перебил его Гамильтон.

— Чем они заняты?

— Физика закончилась, — сообщил ему Тиллингфорд, — она исчерпала себя. Практически все, что можно было узнать о материальной стороне жизни, уже известно… Давным-давно, столетия назад. Физика стала абстракцией технологии.

— А сами технологи, инженеры?..

Вместо ответа Тиллингфорд подтолкнул к Джеку ноябрьский номер «Журнала прикладных наук».

— Передовица даст тебе полное представление. Светлая голова этот Киршбейн.

Статья была посвящена теоретическим аспектам проблемы резервуаров. Из подзаголовка следовало, что резервуары предназначались для «постоянного снабжения крупнейших населенных пунктов божественной благодатью».

— Благодатью?.. — едва слышно пролепетал Гамильтон.

— Инженеры и техники заняты преимущественно перекачиванием благодати по трубопроводам во все бахаитские общины планеты. В некотором смысле эта задача аналогична нашей — поддержанию бесперебойной связи…

— И это все, чем они заняты?

— Ну, есть еще постоянное строительство мечетей, храмов, алтарей.

Господь строг, ты это знаешь сам. Его установки предельно четки. Откровенно говоря — и строго между нами — этим ребятам я не завидую. Одна оплошность и… — Он щелкнул пальцами. — Пфф!

— Пфф? — повторил зачарованно Гамильтон.

— Молния!..

— О!.. — только и смог произнести Джек. — Конечно!

— Смышленые ребята ни за что не идут инженерами. Смертность слишком высока. — Тиллингфорд отечески взглянул на Гамильтона. — Видишь теперь, мой мальчик, что ты попал действительно в хорошую отрасль физики?

— Я никогда не сомневался в этом, — чуть дыша проговорил Джек. — Мне просто любопытно, как другие работают.

— А я, что касается твоего морального облика, вполне удовлетворен, — пророкотал доктор. — Я знаю, ты из хорошей, богобоязненной семьи. Твой отец был воплощением честности и смирения. Временами я до сих пор получаю от него известия.

— Да? — промямлил Гамильтон.

— У него все в порядке. Конечно, по тебе он скучает. — Тиллингфорд показал на аппарат селекторной связи на столе. — Если хочешь…

— Нет! — отодвигаясь как можно дальше, замотал головой Джек. — Я все еще не оправился от последствий аварии. Боюсь — не выдержу…

— Как тебе угодно. — Тиллингфорд хлопнул его по плечу. — Хочешь посмотреть лаборатории? У нас ты увидишь наиновейшее оборудование. Извини уж, похвастаю… — Доверительным шепотом он сообщил:

— В твоей старой конторе, «Калифорния мэйнтэнанс», они хотели переплюнуть нас. Досаждали Небесам своими просьбами…

— Но все досталось вам?

— О да. Кто, в конце концов, держит связь? — Осклабившись, Тиллингфорд лукаво подмигнул и повел Джека к дверям. — Я передам тебя нашему директору по кадрам. Он оформит бумаги. Директор по кадрам оказался розовым, пухленьким человечком; не переставая жизнерадостно улыбаться, он выудил из ящика стола необходимые бланки.

— Мы рады принять ваше заявление, мистер Гамильтон. Агентству нужны люди с вашим опытом работы. А поскольку доктор Тиллингфорд знает вас лично…

— Нет нужды прокручивать с ним рутину, — заметил Тиллингфорд. — Опусти бюрократические подробности. Переходи прямо к тестированию по квалификационным пунктам.

— Отлично, — отозвался директор, доставая свой экземпляр «Байяна Второго Бааба». Положив том на стол, он закрыл глаза, пробежал пальцем по срезу книги и открыл ее наугад. Тиллингфорд с любопытством заглянул через плечо директора. Переговариваясь между собой шепотом, они углубились в изучение текста.

— Прекрасно! — воскликнул вскоре Тиллингфорд, удовлетворенно выпрямляясь. — Ответ положителен.

— Безусловно, да! — согласился директор. Обращаясь к Джеку, он сказал:

— Возможно, вам будет интересно узнать, что мы получили едва ли не самый одобрительный отзыв в этом году!

Директор стал читать деловитой скороговоркой:

— Видение 1931: глава шестая, стих 14, строчка первая. Она гласит:

«Да, истинная Вера испаряет гордыню безбожных, ибо узнает безбожник в полной мере гнев Господень; узнает он, доколе наполнять ему глиняный сосуд». Он смачно захлопнул «Байян» и положил его на стол. Оба власть предержащих мужа прямо-таки лучились доброжелательностью, равно как и доброй волей, и профессиональным удовлетворением.

Ошеломленный Гамильтон не понимал, что же он в конце концов чувствует по поводу услышанного здесь. Джек ухватился за ту тонкую ниточку надежды, которая и привела его сюда.

— А могу ли я узнать насчет жалованья? — спросил он. — Или это будет… — он попытался превратить все в шутку, — чересчур меркантильно с моей стороны?

Оба собеседника казались озадаченными:

— Жалованье?

— Да, жалованье! Оклад! — повторил Гамильтон с ноткой легкой истерики в голосе. — Должны же вы это знать. Бухгалтерия выдает жалованье каждые две недели. Видите ли, без этого принятый на работу начинает волноваться.

— Как это и принято, — с достоинством произнес Тиллингфорд, — ваш счет будет кредитоваться через компьютер каждые десять дней. — Обернувшись к директору по кадрам, он спросил:

— Сколько там, уточните. Я не помню таких мелочей.

— Сейчас справлюсь у бухгалтера, — ответил директор.

Он покинул кабинет, но вскоре вернулся. — Ваш рейтинг равен А-4. Через полгода вы получите А-5. Ну как? Неплохо для молодого человека тридцати двух лет?

— А что такое «А-4»? — потребовал объяснений Гамильтон.

Доктор с директором переглянулись, и директор, после удивленной паузы, облизнул пересохшие губы и сказал:

— Компьютер скрупулезно ведет дебет и кредит. — Он поднял палец:

— Вселенский счет! Вы же знаете прекрасно о Великом Счете грехов и добродетелей. Агентство по развитию электроники выполняет работу, порученную Господом. Теперь, следовательно, вы — слуга Божий. Ваше жалованье — это четыре ступеньки каждые десять дней, четыре шага к вашему спасению. Компьютеры обеспечивают все необходимое. Они в конце концов для этого и существуют.

Итак, все сходилось.

Сделав глубокий вдох, Джек сказал:

— Прекрасно. Я что-то немного растерялся, извините. Но… — Не сдержав эмоций, он снова атаковал Тиллингфорда:

— На что же мы с Маршей будем жить? Нам нужно оплачивать счета, нужно есть, в конце концов!

— Как служитель Господа, — сухо ответил Тиллингфорд, — ты будешь обеспечен всем необходимым. Твой «Байян» с тобой?

— Д-да, — пробормотал Гамильтон.

— Следи, чтоб вера не покинула тебя. Я бы сказал, что человек твоего морального уровня, занимающийся такого рода работой, вправе молиться о получении и, соответственно, получать… — он произвел мысленный подсчет, — …скажем, не менее четырехсот в неделю. Что скажешь, Эрни?

Директор по кадрам согласно кивнул:

— Да, по меньшей мере.

— И еще одно, — торопливо проговорил Джек, видя, что доктор Тиллингфорд, сочтя дело решенным, собрался уходить. — Я пару минут назад спрашивал насчет психиатра…

— Мой мальчик! — остановившись, вздохнул Тиллингфорд. — Я должен сказать тебе одну, только одну вещь. Свою жизнь ты вправе прожить как тебе угодно. Я не собираюсь указывать, что тебе делать и что думать. Духовное существование — это вопрос между тобой и Единосущным Богом. Но если тебе хочется обратиться к шарлатанам и…

— Шарлатанам… — повторил вымученно Джек.

— Маргинальные психи! Я бы не удивился, будь ты простым человеком с улицы. Темный народ действительно тяготеет, в большинстве своем, ко всевозможным психиатрам. Я знаю статистику — печальное свидетельство о степени заблуждений в обществе… Я вот что сделаю для тебя! Он вытащил из кармана записную книжку, ручку и что-то быстро набросал на листке.

— Вот единственно верный путь. Если ты до сих пор к этому не пришел, то теперь, вероятно, уже поздно. Но мы имеем указание не прекращать попыток. Вечность, в конце концов, — долгий путь, мой мальчик. На листке было написано: «Пророк Хорейс Клэмп. Усыпальница Второго Бааба. Шайен, штат Вайоминг».

— Именно, — подтвердил Тиллингфорд. — Если идти, то прямо к вершине.

Это удивляет тебя? Но это свидетельствует о том, насколько я проявил к тебе участие, мой мальчик.

— Благодарю, — пробормотал Гамильтон, тупо кладя бумажку в карман. — Раз вы так советуете.

— Да, я так советую, — непререкаемым тоном повторил Тиллингфорд. — Бахаизм есть единственно истинная вера, мой мальчик. Единственная гарантия того, что ты будешь в раю. Бог вещает устами Хорейса Клэмпа. Завтра же бери себе свободный день и отправляйся в Шайен. На работу явишься потом, это не важно. Если кто и сможет спасти твою бессмертную душу от огня вечного проклятия, так это пророк Хорейс Клэмп.