Интересно отметить, что, несмотря на опровержения исторической концепции Маркса историками, после появления марксизма многие теоретики капитализма и свободной торговли сразу же безоговорочно приняли эту концепцию и стали яростно отрицать, что капиталистические отношения имели место до XVIII века. Известный немецкий экономист-теоретик В.Зомбарт писал на рубеже XIX и XX веков о некапиталистической природе экономики средневековья и о том, что жившие в ту эпоху бизнесмены не были «настоящими», изображая их то робкими, то скупыми, то невежественными. Но два ведущих специалиста по истории итальянского средневековья, Р.Дэвидсон и Х.Зивкинг, выступили с критикой его работ и заявили, что в городах северной Италии в XIII-XVI вв. развивался самый настоящий капитализм с настоящим классом капиталистов-бизнесменов. После такой отповеди Зомбарт сразу пошел на попятную и признал свою неправоту ([104] p.163). Одновременно с Зомбартом целый ряд других авторов (Родбертус, Бюхер и другие) выступили с критикой прежних исторических взглядов на античность, утверждая, что там не было никаких капиталистических отношений, а экономика была основана на натуральном хозяйстве. И получили ответ со стороны известного немецкого историка Эда Майера, который заявил, что такое представление об экономике античности не имеет ничего общего с теми знаниями об античности, которые накоплены историками ([160] S.81-89).

Спрашивается – почему в течение всей кампании борьбы Великобритании за либерализм в торговле, начавшейся в 1840-е годы и продолжавшейся до начала XX века, не прекращалась критика существующей исторической концепции? И почему эта критика исторической концепции, начатая экономистом-либералом Юмом, неизменно велась также экономистами-либералами – Марксом, Энгельсом, Зомбартом, Родбертусом и т.д.? Может ли это быть простым совпадением, в любом случае очень странным? Для того чтобы это понять, нужно определить основное направление этой критики. Совершенно очевидно, что оно состояло в том, чтобы объявить анахронизмом все прошедшие исторические эпохи и объявить о начале новой эры, в которой (само собой разумеется) все должно было быть по-другому, не так, как в предыдущие эпохи. Поэтому никакие выводы, вынесенные в отношении предыдущих эпох, не годились для этой новой капиталистической эры, эры свободной торговли. И особенно не годились выводы, сделанные писателями-меркантилистами – ведь они были сделаны применительно к «докапиталистическому», «феодальному» обществу, где все якобы было совершенно по-другому. Тем более не годились параллели с упадком античного общества – ведь оно было «рабовладельческим». Таким образом, ничто не должно было мешать английскому капиталу реализовывать свою мечту о превращении Великобритании в мастерскую мира, а другие страны – в поставщиков для нее сырья и рабочей силы. И ничто не должно было мешать торговцам и финансистам Англии и других стран Запада наживаться на свободной торговле, тем более что от открывшихся спекулятивных возможностей (с одной стороны, появление дешевых видов транспорта – пароходов и паровозов, а с другой стороны, существование огромной разницы в ценах между странами) и от ожидаемых от свободной торговли баснословных прибылей у этих торговцев и финансистов уже захватывало дух. В этой связи можно вспомнить характеристику свободной торговли, данную И.Валлерстайном, который писал, что, в отличие от протекционизма, играющего важную роль в достижении государством долгосрочных преимуществ, свободная торговля служит «максимизации краткосрочной прибыли классом торговцев и финансистов» ([210] p.213).

Как мы уже знаем, этим планам не вполне было суждено реализоваться. Верхушка США, пережив гражданскую войну 1861-65 гг., решила прекратить эксперименты с «максимизацией краткосрочной прибыли» и вернулась к жесткой протекционистской политике, в результате к концу столетия страна превратилась в мощнейшую державу и в несколько раз по экономическим показателям обогнала Великобританию. А с недавней «мастерской мира» свободная торговля, как уже говорилось, сыграла плохую шутку: она превратилась в депрессивную страну, как в экономическом, так и демографическом отношении. Когда же провозглашенная «новая эра» - эра капиталистической свободной торговли закончилась Великой депрессией и всеобщим возвратом к протекционизму, то пыл сторонников пересмотра исторических концепций также угас. В 1930-е – 1950-е годы мы уже не видим попыток нового пересмотра истории. Наоборот, все бóльшая критика раздавалась в этот период в адрес Маркса и его исторической концепции. Как писал Ч.Уилсон в 1970-е годы, историческая концепция Маркса настолько сильно разошлась с историческими фактами, что для ее сторонников возник риск серьезной «конфронтации между теорией и фактами» ([86] p.6).

Надо сказать, что к тому времени западная историческая наука совершила большой рывок. Начали появляться и анализироваться археологические данные с использованием современных методов датирования и воссоздания утраченных объектов или веществ по сохранившимся элементам, данные аэрофотосъемки и т.д., что позволило сделать много удивительных открытий. С учетом массы новой достоверной информации, ряд историков заявил о том, что в античности действительно произошла демографическая катастрофа, еще целый ряд историков стали указывать на материалы, подтверждающие необыкновенные размеры торговли и специализации производства в античности. Примерно такие мнения – и о демографических кризисах, и о развитии рыночных и капиталистических отношений – стали высказывать историки, изучающие средневековье[87]. И те, и другие мнения и данные выше уже приводились. Могли бы найтись и те, кто захотел бы увязать эти демографические кризисы и экономические процессы между собой. Ведь, как писали К.Хеллеинер и Ч.Уилсон, наибольшие открытия в экономико-исторической науке можно ожидать именно в области изучения взаимозависимости экономических и демографических тенденций ([215] p.361).

Но такого рода открытия не сулили ничего хорошего сторонникам свободной торговли и глобализации. Они бы лишь подтвердили то, что и так многие грамотные люди знали или подозревали: что свободная торговля приносит странам не процветание, а упадок и деградацию. Поэтому одновременно со стартом новой кампании за свободу торговли требовался и новый крестовый поход против истории – и он начался в 1960-е – 1970-е годы. Именно с этого времени начали появляться в массовом количестве работы, которые в сущности повторяли идеи первого поколения «крестоносцев» - Маркса, Зомбарта, Родбертуса и т.д. Но на этот раз авторами этих работ выступали уже не либеральные экономисты или просто некие новые авторы, идеи которых затем опровергали именитые историки. Опыт первого крестового похода был в полной мере учтен. Авторами теперь уже нередко выступали сами именитые историки. Наиболее ярким примером может служить выступление группы античных историков Кэмбриджского университета в 1960-е – 1980-е годы с новой экономической концепцией античности. По существу, эта концепция мало отличалась от взглядов Родбертуса, раскритикованных Э.Майером в начале XX века. Они предлагали считать экономику античности не тем, чем ее считали большинство историков, а полунатуральной экономикой, где почти не было международной торговли. При этом никаких веских доказательств этой точки зрения не приводилось, наоборот, они сами приводили целый набор доказательств обратного, но при этом настаивали на своей точке зрения ([203] pp.xii-xxi). Разумеется, большинство их коллег с ними не согласились ([213] pp.87-102). А итальянский историк А.Карандини даже едко написала, что сотрудники кафедры античной истории Кэмбриджского университета издают «боевой клич» против любого упоминания о расцвете коммерческого капитализма в античном мире ([203] pp.156-157). Да, доспехи крестоносца трудно спрятать под мантией ученого.

Примерно в то же время М.Финли, руководитель указанной кафедры Кэмбриджского университета, выступил с другой идеей. Он предложил вернуться к теории К.Маркса о «рабовладельческом строе» в античности и заявил, что историки усвоили неправильные взгляды на рабство, раскритиковав при этом около двух десятков исторических трудов, в том числе классические произведения о рабстве Э.Майера и А.Валлона ([116] pp.32-63). На этих идеях К.Маркса и М.Финли я уже выше останавливался, поэтому оставлю их здесь без комментариев. Любопытно лишь отметить, что опять проповедовались исторические идеи Маркса, про которые еще М.Ростовцев писал в 1941 г., что они давно опровергнуты историками ([189] p.1328), и от которых даже сам Маркс при жизни отказался. Среди историков в целом предложение М.Финли вернуться к идеям Маркса было воспринято достаточно прохладно, не считая, по-видимому, опять его подчиненных из Кэмбриджского университета. Но зато это было с энтузиазмом воспринято американским телевизионным каналом исторических программ Discovery Civilization. В одной из передач этого канала, транслировавшейся в 2005 г., утверждалось, что в Римской империи около 200 г. н.э. было 10 миллионов рабов. Тем самым канал Discovery Civilization сильно «переплюнул» самого М.Финли, который называл цифру всего 2 миллиона, да и всех других историков, у которых, по самым смелым оценкам, эта цифра никак не выходила больше 3 миллионов, и никак не в 200 году, а в период поздней Республики в I в. до н.э. ([116] p.80) Кстати, в подготовке указанной программы Discovery Civilization принимали участие сотрудники того самого Кэмбриджского университета.

Одновременно с наступлением на экономическую историю античности, началось наступление и на ее демографическую историю. Вспомним – два столетия назад кампания за свободу торговли, начатая Д.Юмом, тоже сопровождалась атакой на демографическую историю. И сейчас повторилось нечто очень похожее: было заявлено, что почти все данные, полученные о демографии в античности, недостоверны и дают неправильную картину. Поэтому их нельзя принимать во внимание, и лучше отказаться вообще от каких-либо однозначных суждений ([178] pp.58, 69-70). И одновременно с таким заявлением все исторические демографы и историки, как по команде, начиная с 1990-х годов стали писать, что хотя все демографические данные эпохи античности свидетельствуют о непрерывном демографическом кризисе и сокращении населения, но это указывает лишь на несовершенство имеющихся данных, а вовсе не на то, что так и было в действительности ([114]; [213] pp.139-142).

Можно привести также примеры, когда археологические исследования вообще были заморожены, по-видимому, для того чтобы избежать появления новых нежелательных данных о демографическом кризисе в античности. Так, итальянские власти заморозили исследования сотен скелетов, обнаруженных еще в XIX веке во время раскопок Помпей. Эти скелеты принадлежат людям, умершим в Помпеях в момент извержения Везувия в 79 г. н.э., и их изучение могло бы дать, как пишет Д.Расселл, представительную картину римского общества того времени ([190] p.39). Однако, несмотря на призывы историков и демографов ([190] pp.4-7, 39), этот запрет до сих пор не был снят, хотя материальные затраты на проведение такого исследования были бы смехотворно малы и не идут ни в какое сравнение с теми огромными суммами, которые в целом тратятся на Западе на историю и археологию. Впрочем, нетрудно догадаться о причине этого запрета. Исследования скелетов могут лишь подтвердить ту картину демографической деградации в Древнем Риме, которая известна из других источников. А это может помешать глобализации, вызвав нежелательные параллели между событиями, произошедшими в античности и происходящими в Европе в настоящее время.

Но запретные темы в западной науке не ограничены лишь историей, в том числе экономической и демографической. Они в полной мере касаются и экономики. В XX веке появилось множество всевозможных экономических гипотез и концепций, пытающихся описать труднообъяснимые экономические явления, в том числе, например, теория длинных циклов известного русского экономиста Кондратьева. Она говорит о возможности существования длинных экономических циклов (длиной 80 или более лет), в конце которого наступает очередной всеобщий кризис. С момента появления этой теории она много раз исследовалась, приводились многочисленные комментарии и предлагались самые разные причины длинного цикла Кондратьева. Самые разные, кроме наиболее очевидных причин, связанных с циклами глобализации – то есть с периодами интенсивной международной торговли. И никогда западными экономистами в гипотезах длинных циклов не анализировались те показатели, которые, как было показано выше, и определяют на самом деле этот длинный цикл: изменение уровня таможенных пошлин, неравномерность распределения доходов в обществе, степень монополизации, а также демографические волны. Хотя в принципе любой объективный экономический анализ покажет наличие таких волн за последние 4-5 столетий.

Таким образом, несмотря на то, что вся нынешняя западная идеология построена на восхвалении глобализации, никто из западных экономистов никогда всерьез не рассматривал это явление – с цифрами и фактами в руках, используя данные по крайней мере нескольких последних столетий. Итак, мы видим, что человечеству навязан совершенно незнакомый и неисследованный путь развития (глобализация), который, вполне возможно, ведет его к пропасти. И наложено жесткое табу на любые исследования этого пути. Ничем иным невозможно объяснить отсутствие серьезных попыток со стороны западных экономистов рассмотреть развитие глобализации даже за последние несколько столетий, не говоря уже о средневековой и об античной глобализации, поскольку, как указывалось выше, само существование глобализации в истории Европы (начиная с XII века) было еще в 1970-е годы обстоятельно рассмотрено и доказано И.Валлерстайном.

Но запрет наложен не только на исследование глобализации. Он распространяется вообще на любые серьезные экономические исследования влияния протекционизма и свободной торговли на экономическое развитие государств. В качестве примера можно привести экономическую конференцию, которая состоялась под эгидой Международной экономической ассоциации в 1963 г. Она была посвящена вопросам первоначальной индустриализации – то есть, говоря простым языком, каким образом отсталая аграрно-сырьевая страна превращается в промышленно развитую. Тема эта весьма актуальна сегодня, и не только для тех стран, где никогда не было промышленности, но и для тех, где произошла деиндустриализация – как, например, в странах бывшего СССР. В конференции приняли участие около 40 ведущих экономистов и экономических историков из разных стран, впрочем, с преобладанием представителей англоязычных стран. Казалось бы, если цель конференции – разобраться в причинах индустриализации (или ее отсутствия), то важно изучить роль разных факторов, в том числе и такого, как наличие или отсутствие протекционизма. Но нет: в 500-страничном труде, вышедшем по итогам конференции, слово «протекционизм» не встречается ни разу [109]. А, например, доклад Д.Норта об индустриализации США в XIX веке, который почти полностью соответствовал статье, опубликованной им одновременно в другом издании, уже не содержал ни одного упоминания об американском протекционизме, которых так много было в той статье ([109]; [87] II, pp.680-681). Конечно, такой своеобразный подход к организации научных дискуссий вполне можно объяснить сложившейся в то время политической ситуацией. Указанная конференция проходила накануне Кеннеди-раунда (1964-1967 гг.), где США собирались бороться с протекционизмом Западной Европы и добиваться снижения ими импортных пошлин. Речь шла о сотнях миллиардов долларов, которые США в дальнейшем могли получить в виде экспортной выручки и прибыли, или, соответственно, не получить. Поэтому американскому руководителю данной экономической конференции – профессору В.Ростову – вряд ли удалось бы, даже при всем желании, опубликовать выступления каких-то экономистов, ставящих под сомнение идеи свободной торговли.

Тем не менее, кое-какие мнения на этот счет на конференции все-таки были высказаны. Японский профессор С.Цуру заявил в своем выступлении, что Япония являет собой особый пример индустриализации, поскольку она была проведена в условиях всего лишь 5%-й таможенной защиты. Это был предельный уровень импортных пошлин, наложенный на нее государствами Запада ([109] p.142). А немецкий профессор Фишер выступил с комментарием, что, таким образом, Япония и Швейцария являются единственными странами, которым удалось провести индустриализацию без установления в этот период высоких таможенных пошлин ([109] p.373). Итак, мы видим, что при желании можно вынести главный вывод конференции, тщательно скрываемый, даже из двух коротких реплик.

У меня нет возможности в рамках этой книги рассматривать особенности индустриализации разных стран. Могу только отметить, что, как следует из проведенного выше анализа, и Швейцария, и Япония в период индустриализации в XIX веке еще имели естественный протекционистский барьер, который и до этого им служил хорошей защитой от глобализации. У Швейцарии таким барьером по-прежнему, до развития массового автомобильного транспорта, служили горы. А у Японии до появления современных скоростных крупнотоннажных судов таким барьером должны были служить расстояния: 15000 км отделяло развивавшуюся японскую промышленность от ее основных конкурентов, расположенных в Западной Европе и на восточном побережье США. Поэтому совсем не случайно именно Швейцария и Япония стали теми двумя единственными странами из нескольких десятков промышленно развитых стран Запада, которым удалось провести индустриализацию в условиях низких таможенных пошлин.

В целом мы видим, что в западной исторической и экономической науке образовались огромные запретные территории, которые со временем разрастаются и приобретают угрожающие размеры, грозя похоронить и историю, и экономику как науку вообще. Сегодня в американской исторической науке, как видим, уже вообще не принято произносить слова «упадок» и «кризис», а в экономической науке – слово «протекционизм», кроме как в ругательном смысле. В этой связи давно назрел вопрос о том, что другие страны должны, наконец, перестать безоговорочно верить тому, что написано западными историками и экономистами, даже если речь идет об истории или экономике стран Западной Европы и США, и начинать создавать свою историческую и экономическую науку, свободную от запретных тем и искажений (в том числе и от марксистского наследия).

Второй вопрос – в чьих, собственно, интересах образовались все эти запретные зоны. Если западные историки и экономисты полагают, что таким образом они помогли своим правительствам перехитрить все остальное человечество, то они глубоко и жестоко ошибаются. Потому что, как показывает та же история, наиболее успешные страны в условиях глобализации в конечном счете переживают самое страшное и головокружительное падение. Но глубокий экономический кризис, который ждет Западную Европу и США – это лишь часть правды. Другая часть правды состоит в том, что западноевропейским нациям грозит опасность повторить судьбу римлян в поздней античности и раннем средневековье. Уже сегодня во Франции арабо-французы, то есть иммигранты из арабских стран и стран Африки и их потомки, по численности очень быстро приближаются к основной французской нации, а по количеству рождающихся детей – во многих провинциях ее опережают. О том, что это другая нация, которая не может или не хочет ассимилироваться, стало ясно в 2005 г. во время массовых погромов, учиненных ею по всей Франции, которые с тех пор повторяются ежегодно. Поскольку численность этой молодой нации очень быстро растет, а коренная нация очень быстро стареет и дряхлеет, то в будущем неизбежно превращение Франции или ее отдельных провинций в своего рода Ближний Восток с жестким противостоянием или войной между двумя нациями. Войной, которой не будет конца и в которой не будет победителя, по крайней мере, в течение многих десятилетий. И если в других европейских странах демографический кризис еще не успел привести к аналогичным последствиям, то в условиях глобализации это лишь вопрос времени.

Разумеется, всего этого можно было бы избежать, если бы в 1960-е годы, когда у Франции восстановилась нормальная рождаемость, она, вместе со своими соседями или без них, сказала бы решительное нет глобализации, навязывавшейся ей в то время из-за океана, и продолжала бы развитие в рамках региональной экономической модели. Можно с уверенностью сказать, на основе проведенного выше анализа, что ей в этом случае удалось бы избежать резкого ухудшения демографических показателей. Но в этом случае, конечно, французской правящей верхушке в 1960-1970-е годы пришлось бы отказаться от увлекательного процесса «снятия сливок» или «максимизации краткосрочной прибыли». В то время речь шла, возможно, о десятках миллиардов долларов, которые можно было заработать в течение ряда лет только в результате роста международной торговли и увеличения французского экспорта в другие страны. Правда, самой французской нации, живущей сегодня в условиях не только демографического кризиса, но и начавшегося цивилизационного кризиса, от этого отнюдь не стало лучше.


Судя по всему, именно этими интересами «максимизации краткосрочной прибыли» руководствовалась правящая верхушка Запада, когда начинала в 1960-е годы проект под названием глобализация. И именно этими интересами, а не интересами народов этих стран, продиктованы все те запретные зоны: начиная от запрета исследования причин гибели античного мира и возникновения феодализма и кончая запретом исследования самой глобализации как экономического и исторического явления, – которые существуют сегодня в западной науке. С учетом вышесказанного остается надежда, что по мере нарастания экономического, социального и политического кризиса, с которым неизбежно столкнется весь мир на нынешней стадии глобализации, среди экономистов и историков во всем мире начнет появляться все больше людей, имеющих гражданскую ответственность и выступающих со своей гражданской позицией. И которые, как Д.Стиглиц, обрушатся с беспощадной критикой на глобализацию и как Р.Ходжес и Д.Уайтхаус, призовут к пересмотру существующей исторической концепции.


Комментарии к Главе XIII


1. О критике протекционизма Адамом Смитом


Критика Адамом Смитом сложившейся в Англии системы меркантилизма, или, в сегодняшней терминологии, протекционизма, носит предвзятый характер. Это хорошо видно из самого ее существа и из того, как он строит эту критику, что можно иллюстрировать несколькими примерами.

Так, основной аргумент сторонников протекционизма и противников идей свободной торговли – о том, что свободная торговля между странами способствует увеличению безработицы – он обыгрывает довольно своеобразно. Он, разумеется, возражает, но помимо некоторых логических аргументов приводит также следующий пример. Смотрите, говорит А.Смит, «в результате сокращения армии и флота по окончании последней войны больше 100 000 солдат и матросов … были сразу лишены своего обычного занятия; тем не менее, хотя они, без сомнения, испытали некоторые неудобства, это отнюдь не лишило их всякого занятия и средств к существованию» ([54] с.342). Заметим, что приведенный пример касается самой Англии (где произошло массовое увольнение из армии), которая жила в условиях протекционизма уже целое столетие к моменту выхода книги А.Смита. Данный пример, таким образом, не имеет никакого отношения к свободной торговле. Скорее наоборот, этим примером можно доказывать обратное – что в условиях протекционизма даже такое массовое увольнение не вызывает увеличение безработицы.

Может быть, у Адама Смита не было под рукой других примеров, относящихся к свободной торговле? Ничего подобного – сам он далее пишет о том, что Голландия – одна из немногих стран, проводящих политику свободной торговли, ставя ее в пример Англии ([54] с.362). В таком случае, спрашивается, почему он не приводит данные о том, как быстро рассасывается безработица в Голландии? Да очень просто – он не мог привести таких данных, потому что именно в Голландии к тому времени безработица уже давно приняла массовый и хронический характер. И в отличие от Англии, никуда не рассасывалась. Так, очень хорошо известным1815 г., голландских иммигрантов; до половины английской армии, разбившрротекционизма, носит предвзяв начале XIX в. посол Пруссии в Голландии писал, что половина населения Амстердама находится за чертой бедности ([112] p.268). И англичанам – близким соседям голландцев, хорошо их знавшим[88] – включая, без сомнения, и самого Адама Смита, этот факт должен был быть очень хорошо известен.

Мы видим, таким образом, классический образец того, как автор, не имея доказательств и веских аргументов, выступает в качестве своего рода фокусника или «наперсточника», обманывающего публику. Публика думает, что под одним из стаканчиков находится шарик, и следит за перемещениями стаканчика по столу; а шарика там на самом деле давно уже нет, его уже давно оттуда незаметно выкинули. И двигают по столу пустой стаканчик, движения которого уже ничего не значат и ничего не доказывают.

Другой пример. А.Смит, по-видимому, вполне сознательно смешивает понятия «конкуренция внутри страны» и «свобода внешней торговли». И обвиняет сторонников протекционизма, которым якобы присущ «дух монополизма», в стремлении к созданию монополий ([54] с.360). Хотя, если кому-то и можно было бы предъявить претензии в насаждении монополий и ограничении конкуренции, то уж никак не современной ему Англии. Промышленная революция в Англии, которая, можно сказать, разворачивалась прямо на глазах у Адама Смита, собственно и стала возможной благодаря духу свободного предпринимательства и уничтожению существовавших ранее (при королевской династии Стюартов) торговых и промышленных монополий[89]. Критика монополизма применительно к Англии второй половины XVIII в. со стороны Смита, таким образом, была, по меньшей мере, необъективной.

Что касается поднятого А.Смитом вопроса о том, что таможенные пошлины усиливают монополизм отдельных стран ([54] с.360), то данное утверждение является как минимум весьма спорным, и оно требовало с его стороны доказательств, которые он опять-таки не представил, да, собственно, и не мог представить. Дело в том, что в силу неодинаковых условий каждая страна изначально имеет определенную монополию по отношению к другой. И если она посредством импортной пошлины уравнивает менее благоприятные условия производства у себя с теми, что имеются за рубежом, то тем самым монополизм, наоборот, устраняется, а не усиливается, как утверждал Смит. Англия в эпоху А.Смита активно применяла аграрный протекционизм. Тем самым английское сельское хозяйство, имевшее менее благоприятные стартовые условия по сравнению с французским или испанским (где климат лучше подходит для растениеводства), было уравнено с ними по прибыльности. Таким образом, посредством протекционизма был преодолен монополизм Юга Европы по отношению к Северу. И сельское хозяйство в Англии процветало. А когда Англия, следуя советам А.Смита, столетие спустя отказалась от протекционизма, в том числе аграрного, то ее сельское хозяйство постиг жестокий кризис, и оно почти полностью исчезло под влиянием иностранной конкуренции. Это – конкретный пример, когда аграрный протекционизм способствовал устранению монополизма отдельных стран в сельском хозяйстве, а свободная торговля, наоборот, его опять возродила. Аргументы Адама Смита, таким образом, несостоятельны – в действительности все не так, как он утверждал, а ровным счетом наоборот.

И наконец, утверждение А.Смита о том, что авторами и вдохновителями системы протекционизма в Великобритании были «купцы и владельцы мануфактур», в интересах которых, а не в интересах широкой массы населения, якобы и была создана эта система, уже давно было опровергнуто историками. Как писал известный английский историк Ч.Уилсон, «сегодня мы больше знаем, чем Адам Смит, о процессе выработки меркантилистской политики в Англии. … В этом процессе участвовал очень широкий круг людей, далеко не только купцов и промышленников. И сама “политика” состояла не просто в удовлетворении пожеланий влиятельных купцов или компаний. Она должна была учесть необходимость поддержания общественного порядка, который мог оказаться в опасности вследствие крупномасштабной безработицы или дефицита продовольствия, несовершенной системы сбора налогов и проблем с обеспечением военной безопасности» ([215] pp.165-166)[90].


2. О критике протекционизма и свободной торговли К.Марксом и Ф.Энгельсом


Отношение К.Маркса к концепции свободной торговли представляет интересный феномен. В двух речах, написанных для Брюссельского конгресса по вопросам свободы торговли (сентябрь 1847 г.), он критикует протекционизм и положительно отзывается о свободе торговле[91]. А в речи на публичном собрании Брюссельской демократической ассоциации (январь 1848 г.) он, наоборот, подвергает уничтожающей критике свободу торговли. В другом произведении того же периода он приветствует борьбу чартистов против фритредеров (сторонников свободной торговли)[92]. Таким образом, в течение очень короткого периода времени (примерно полугода) он дважды ругает свободную торговлю и дважды ее хвалит. В чем причина такой странной позиции?

Причина, по всей видимости, одна, и очень банальная. На Брюссельском конгрессе в сентябре 1847 г. собрались в основном купцы и представители международного капитала, поддерживавшие идеи свободной торговли. Выступая перед ними, Маркс критикует протекционизм и выступает за свободу торговли. А на публичном собрании Брюссельской демократической ассоциации 4 месяца спустя собрались представители широкой общественности, которая была настроена против свободы торговли. Здесь Маркс критикует последнюю.

Если рассмотреть взгляды Маркса на этот предмет по существу, то можно заметить, что его критика свободы торговли действительно прямо-таки уничтожающая. Он фактически обвинил свободную торговлю во всем, в чем только можно было ее обвинить: и в обнищании народных масс, и в ограблении слабых стран буржуазией, и в массовой безработице, и в «распаде национальностей», и в «доведении до крайности антагонизма между пролетариатом и буржуазией», и в «ускорении социальной революции» ([34] с.414-418, 255). Когда он, наоборот, защищает свободу торговли и критикует протекционизм, по-видимому, рассчитывая понравиться представителям международного капитала, то делает это с не меньшей яростью и убежденностью. Но аргументы не очень впечатляют. По существу он ставит в вину протекционизму уничтожение ручной (кустарной) промышленности, вместо которой возникает современная машинная индустрия, и ругает его за это очень сильно ([34] с.254-255). Надо отметить, что это «обвинение» - вполне верное и соответствует фактам, выше это было показано на нескольких примерах. Однако любой здравый человек признает, что это никак не обвинение, а скорее большое достижение промышленной революции, ставшее возможным благодаря протекционизму. Хотя в глазах международных купцов и финансистов это вполне может выглядеть как обвинение – ведь протекционистская политика заставляет их инвестировать большие финансовые средства в крупное производство, вместо того чтобы зарабатывать легкие деньги на международной торговле и эксплуатации надомных рабочих-кустарей, не неся при этом никакого риска.

Два других обвинения в адрес протекционизма уже и вовсе явно рассчитаны на то, чтобы понравиться представителям международного капитала, сидящим на конгрессе. «Система протекционизма вооружает капитал одной страны для борьбы с капиталом других стран», - говорит Маркс, тем самым высказывая самое страшное обвинение в адрес протекционизма, в глазах международных участников бизнес-конгресса. И еще, говорит Маркс, сторонники протекционизма (какой ужас!) хотят «сделать капитал слабым и уступчивым по отношению к рабочему классу» и уповают на «человеколюбие капитала» ([34] с.256).

Тем не менее, мы видим, что Маркса ничуть нельзя обвинить в необъективной критике. Он очень четко сформулировал и те недостатки свободной торговли, от которых страдает большинство населения, и те недостатки протекционизма, которые не нравятся меньшинству – международной олигархии. И изложил их (отдельно) и тем, и другим.

В отличие от К.Маркса, Ф.Энгельс далеко не столь же объективен в своей критике. Но у него, как и у шотландцев Юма и Смита, не могло не быть личного негативного отношения к протекционизму. Он был наследником торгового и промышленного бизнеса, часть которого находилась в Англии, а часть – за ее пределами, в частности, в Германии. И высокие таможенные пошлины ему должны были мешать, создавая препятствия на пути товарных потоков и не позволяя наладить эффективное управление фабриками и торговыми предприятиями в разных странах. В своей критике протекционизма Энгельс не признает ни одного обвинения в адрес свободы торговли, которые признал Маркс, включая безработицу и снижение заработной платы (которое Энгельс отрицает). Но при этом, несмотря на его критический тон в адрес протекционизма, он не находит и ни одного веского аргумента против. Он лишь ратует за то, чтобы вопрос о таможенных пошлинах был «передан всецело на усмотрение буржуазии», переживает по поводу того, что партия, отстаивающая протекционистские пошлины, «является безусловно самой сильной, самой многочисленной и самой влиятельной». И призывает к отмене пошлин, после которого возникнет «только один эксплуатирующий и угнетающий класс – буржуазия» и «лишь тогда начнется последняя, решающая борьба, борьба между имущими и неимущими, борьба между буржуазией и пролетариатом» ([34] с.61-64).

Но в итоге они оба: и Энгельс, и Маркс, - выступают за свободу торговли. По-видимому, желание понравиться представителям крупного международного капитала пересилило в Марксе желание понравиться широкой общественности. Поэтому в конце всех своих выступлений (и тех, и других) Маркс говорит, что он – за свободу торговли. Но обосновывает это тем, что это ускорит социальную революцию, вызвав такую нищету и такой антагонизм между богатыми и бедными, что сделает ее неизбежной ([34] с.266-267, 417-418). Этот тезис можно считать гениальной находкой Маркса: с одной стороны, поддержка им свободной торговли не могла не понравиться крупному капиталу, тем более что в последующем все социал-демократы, с благословления Маркса и Энгельса, стали вносить раскол в рабочее движение, выступавшее против свободной торговли. С другой стороны, в глазах общественности он сохранил свой имидж революционера и борца за освобождение пролетариата от эксплуатации. Таким образом, гениальность Маркса состоит не в том, что он что-то там открыл: все основные элементы его исторической концепции сегодня опровергнуты как не соответствующие фактам, равно как опровергнута его теория прибавочной стоимости и другие экономические теории. Действительная «гениальность» Маркса состоит в том, что, защищая по сути интересы крупного капитала, как в вопросе свободной торговли, так и в других вопросах[93], он умудрился при этом остаться в глазах общественности революционером и защитником интересов трудящихся.



Глава XIV (вместо Эпилога). Что ожидает человечество в XXI веке?


Нострадамус писал свои предсказания в 1550-е годы, в конце полувекового периода роста и процветания Западной Европы и перед началом новой эпохи западноевропейской глобализации. В них он утверждал, что не пройдет и полутора столетий, как эпидемии, голод, войны и прочие бедствия так опустошат окружающий мир, что останется мало людей и много земли будет невспаханной и бесплодной. Никто из окружавших его в то еще счастливое время ему не верил. Но уже через несколько десятилетий всю Европу охватят страшные гражданские войны; в течение столетия население всей Центральной и Восточной Европы, включая Германию, Польшу, Богемию, Моравию, Италию, Россию и Турцию, сократится в полтора-два или даже в несколько раз; а еще спустя полстолетия к такому же упадку придут Испания и Франция. И по истечении срока, отведенного Нострадамусом, в 1718 г., Монтескье напишет об «ужасной катастрофе, которая поразила Мир» и воскликнет: «Почему Мир так мало населен в сравнении с тем, каким он когда-то был?» ([165] CXII).

Я, конечно, не Нострадамус и не могу предвидеть будущее. Но изучение глобализации в исторической перспективе позволяет сделать некоторые выводы относительно возможного экономического и социального развития ведущих стран мира, а также возможных военно-политических тенденций, которые неотделимы от этого развития. Ведь как давно уже было сказано, политика есть концентрированное выражение экономики.

Проведенный анализ позволяет утверждать, что развитие глобализации имеет циклический характер. Даже если ограничиться последними 4 с половиной столетиями, прошедшими после Нострадамуса, то можно выделить несколько циклов глобализации. Вторая эпоха западноевропейской глобализации (середина XVI в. – конец XVII в.) ознаменовалась гражданской войной и революцией в Англии, так называемыми «войнами за реформацию церкви» и Тридцатилетней войной в центральной Европе, которую, следуя И.Валлерстайну, можно считать «первой мировой войной капиталистической мировой экономики» ([211] p.23).



Вторая эпоха западноевропейской глобализации. Примерная территория распространения зоны интенсивной международной торговли в Европе в XVI-XVII вв.



Карта Испанской империи в момент ее наибольшего расширения (конец XVI – начало XVII вв.) Источник: www.infokart.ru

За пределами Европы процессы глобализации в ту эпоху принимали в основном форму колонизации. Собственно говоря, строительство колониальных империй и являлось не чем иным как одной из форм глобализации. В XVI-XVII почти все колонии за пределами Европы были испанскими или португальскими, а после присоединения Португалии к Испании в конце XVI в. все они вошли в состав Испанской империи. Поэтому границы распространения западноевропейской глобализации на ее второй стадии (XVI-XVII вв.) за пределами Европы примерно совпадали с границами Испанской империи, показанной на карте.

Многие народы, которые в ту эпоху оказались вовлеченными в процессы глобализации, постигла та же участь, что и римлян. Так, в течение XVI-XVII вв. в целом ряде испанских колоний (Филиппины, Ямайка, Гайана, многие другие острова и территории Латинской Америки) местное туземное население полностью вымерло, и эти территории в дальнейшем заселялись выходцами из Африки и других стран.

Затем, в XVIII в. наступила эра протекционизма (меркантилизма), когда ряд западноевропейских государств развивался в рамках региональной экономической модели, обособленно от мировой экономики. Но глобализация в целом не прекращалась, а лишь перешла в иную форму, поскольку многие западноевропейские страны не проводили протекционистскую политику или проводили ее весьма неэффективно (Франция, Испания, Польша, Голландия и другие); кроме того, глобализация впервые начала развиваться за счет новых стран (Северная Америка, Индия, Западная Африка), которые впервые соприкоснулись в тот период с глобальной экономикой. Эта эпоха закончилась Французской революцией в 1789 г. и наполеоновскими войнами за передел мира.

По окончании наполеоновских войн началась четвертая эпоха западноевропейской глобализации. Если не считать подготовительного периода (1820-е – 1830-е годы), в течение которого Великобритания боролась с внутренними противниками идей свободной торговли и понемногу снижала таможенные пошлины, то начало этой эпохи можно отнести к 1840-м годам, когда и Великобритания, и другие страны Западной Европы осуществили беспрецедентное снижение импортных пошлин и перешли к беспошлинной торговле. Здесь также не было полного единства, поскольку некоторые страны то отменяли, то опять вводили высокие пошлины (Германия, Россия, Франция, Италия), а США после гражданской войны 1860-х годов вообще отказались следовать в русле общей политики свободной торговли. Тем не менее, международная торговля развивалась невиданными темпами, и к концу этой четвертой эпохи (1900-1929 гг.) глобализация впервые охватила весь мир.

Но в течение всей четвертой эпохи глобализации (1840-е – 1920-е гг.) в мировой экономике непрерывно нарастали диспропорции и внутренние проблемы, которые особенно усилились к концу этого периода. Во-первых, углублялось имущественное неравенство и как следствие – усиливалось обнищание масс населения и торможение спроса, без которого рыночная экономика не может развиваться. Во-вторых, происходил повсеместный рост монополизации, вызывавший окостенение экономических структур, бюрократизацию общества и торможение научно-технического прогресса. В-третьих, в начале XX в. в Западной Европе уже начал ощущаться демографический кризис (как было выше показано - еще одно следствие глобализации!), вызвавший старение населения и, как следствие, еще большее сокращение спроса и появление проблемы нехватки рабочих рук. Обнищание населения и засилье со стороны монополий и бюрократии вызвали мощную волну социального протеста со стороны «низов» и недовольство со стороны «верхов», которые тоже стали ощущать ухудшение своего экономического положения. Это привело к возникновению в «верхах» националистических и реваншистских настроений, за счет которых «верхи» пытались преодолеть волну социального протеста, что привело к Первой мировой войне 1914-1918 гг. и ускорило революцию 1917 г. в России. Однако война не спасла от надвигавшегося экономического кризиса, так как не затронула его основной причины. После войны режим свободной торговли в Западной Европе опять был восстановлен в полной мере. Но он не просуществовал и 10 лет, как началась Великая депрессия, и все страны были вынуждены окончательно свернуть глобализацию. Однако сама Великая депрессия вызвала такое усиление социального недовольства, такой социальный кризис, что следствием ее стали приход к власти нацистов в Германии и Италии и установление полуфашистских или авторитарных режимов в большинстве государств Европы. В свою очередь, следствием установления фашистских режимов стала Вторая мировая война 1939-1945 гг.

Нынешняя эпоха глобализации началась в конце 1960-х годов, когда в результате Кеннеди-раунда были резко снижены таможенные пошлины ведущих стран Запада. Если исходить из опыта предыдущего цикла глобализации, то фаза бескризисного экономического развития в условиях всеобщего распространения свободной торговли может продолжаться порядка 70-80 лет. Соответственно, если считать годом начала глобализации 1967-й (год окончания Кеннеди-раунда), то следующая Великая депрессия могла бы случиться в 2030-е годы. Но есть подозрения, что длина фазы бескризисного развития не является постоянной величиной. Научно-технический прогресс и ужесточение международной конкуренции могли сильно ускорить все экономические процессы в мире. Об этом можно судить как по скорости происходящей монополизации (размеры слияний и поглощений) во всех странах, так и, например, по тому факту, что хроническая безработица даже в самых благополучных странах с высоким уровнем социальной защиты, как, например, Германия, составляла в течение 1990-2000-х годов около 10% от трудоспособного населения. Эта цифра уже превышает средний уровень безработицы в Западной Европе в 1930-е годы - 7,5% ([121] p.452) - и близка к предельному уровню, после которого может начаться необратимый социальный и экономический кризис[94]. С учетом этого цикл глобализации мог вполне сократиться лет на 20-30, и Великую депрессию можно было бы ожидать не в 2030-е годы, а в 2010-е или даже в 2000-е годы. Поэтому наиболее вероятно, что начавшийся в 2008 году мировой финансовый кризис есть не что иное, как начало новой Великой депрессии. В любом случае, следует ожидать, что если в 2010-е годы и будут отдельные периоды экономического роста, то лишь кратковременные, а в целом кризисные и застойные явления резко усилятся. Наряду с наступлением Великой депрессии весь мир в ближайшие десятилетия ожидает дальнейшее обострение социальных и военных конфликтов, которые могут принять глобальный характер. Ведь и вторая, и третья, и четвертая эпоха западноевропейской глобализации (да и первая тоже) закончились такими глобальными военными и социальными конфликтами.

Чем Великая депрессия будет отличаться от обычных экономических спадов, которые периодически происходили в последние десятилетия? Как и в предыдущем глобальном цикле, Великая депрессия будет представлять собой очень сильный и глубокий спад производства, который вызовет постепенное введение многими странами высоких импортных пошлин и свертывание международной торговли. Поскольку большинство стран в мире уже давно не производят многие виды необходимых им товаров, полагаясь на импорт (включая продовольствие), но при этом производят много товаров, которые экспортируют, то такое свертывание международной торговли приведет к катастрофическим последствиям. Начнется падение производства товаров и услуг, ранее экспортировавшихся, и параллельно этому начнут дорожать импортные товары и продовольствие. В целом, следствием станет катастрофическая безработица и резкое падение реальных доходов населения во всех странах. Причем, чем больше страна связана с международной торговлей, тем больше будет безработица и падение доходов.

Вы можете мне возразить: западные правительства никогда не допустят такого введения пошлин и обвала международной торговли, поскольку это для них равносильно самоубийству. Но и в 1920-х годах никто бы не поверил, если бы ему сказали, что ведущие западные государства через несколько лет введут у себя импортные пошлины в размере в среднем 50% и более. А за полгода до начала Великой депрессии (в феврале 1929 г.) специальная комиссия, возглавляемая президентом США Гувером, завершила большую работу по анализу экономики страны и пришла к выводу, что ей не грозят кризисы и потрясения. И когда начался биржевой кризис, обвал производства и массовая безработица (вторая половина 1929 г.), Гувер не мог поверить в реальность происходящего. В течение следующих двух лет он несколько раз заявлял, что самое худшее позади и вот-вот начнется подъем ([164] pp.25-27, 37). Между тем, Великая депрессия в США продлилась 10 лет, и безработица в течение всего этого периода составляла от 7 до 13 миллионов человек (от 14 до 26% трудоспособного населения), исчезнув как массовое явление лишь к 1941 году ([164] pp.451, 453).

Помимо общего вывода о существовании циклов глобализации, многое в сегодняшнем экономическом развитии указывает на то, что 2010 годы (и последующие десятилетия тоже) станут годами Великой депрессии. Выше уже говорилось о том, что те три негативные тенденции, которые происходили в предыдущие эпохи глобализации (обнищание населения, монополизация и бюрократизация, демографический кризис), развертываются со все возрастающей силой. Но к ним добавилась еще одна негативная тенденция, связанная с несовершенством или даже, лучше сказать, порочностью нынешней валютно-финансовой системы, основанной на использовании в международных расчетах не золота, как это было раньше, а одной или двух национальных валют – доллара и евро. В настоящее время во всем мире за пределами США находится уже несколько триллионов долларов, в основном в виде так называемых валютных резервов, хранимых государствами. Эти деньги представляют собой не что иное, как долг США перед этими странами, который рано или поздно надо отдавать. И этот долг растет с небывалой скоростью. Если не произойдет кризиса, связанного с долларом, уже в ближайшие годы, то можно сказать с уверенностью, что такой кризис будет спровоцирован по мере углубления экономического спада в ведущих странах Запада и прежде всего в самих США. Например, в будущем может начаться следующая цепная реакция: США в условиях кризиса станут ограничивать импорт из других стран, чтобы обеспечить у себя бóльшую занятость и уменьшить безработицу. А в ответ другие страны, прежде всего Китай и другие страны Азии, станут избавляться от долларов, и начнется его неконтролируемый обвал на валютных рынках. Вероятность такого сценария будет увеличиваться по мере усиления экономического кризиса в США в 2010-е годы.

Зачем Китаю обваливать доллар? А затем, что ему уже не нужно будет держать доллары в таких количествах. Как отмечает Д.Стиглиц, США и Китай сегодня являются своего рода заложниками друг друга ([197] p.258): США обеспечивают Китаю свой огромный рынок, тем самым уменьшают китайскую безработицу и способствуют быстрой индустриализации Китая; а Китай выступает добровольным неограниченным кредитором США, накапливая доллары в огромных количествах[95]. Но стоит этому хрупкому равновесию нарушиться, как возникнет кризис. Сегодня Китай боится избавляться от долларов: США в ответ перекроют китайский импорт, и масса китайских предприятий обанкротится. Кроме того, у Китая еще не полностью развеялись иллюзии относительно возможности скупки американской собственности, хотя американский Конгресс уже показал к этому свое негативное отношение[96]. Но в начале XXI века, в отличие от предыдущих десятилетий, Китай уже делает основной упор в своей внутренней экономической политике не на экспорт, а на развитие внутреннего спроса, понимая что ситуация с бесконечным неоплачиваемым экспортом в США ненормальная и не может продолжаться очень долго. Поэтому в будущем, если в условиях углубления экономического кризиса США начнут чинить препятствия китайскому импорту (что вполне вероятно), то ответом Китая может стать обвал доллара. Но он, в свою очередь, настолько подорвет доверие к любым национальным валютам, что, вполне возможно, страны вообще перестанут их свободно принимать к оплате за экспорт своих товаров[97] и начнут, как это было в 1950-е годы, переходить к двусторонним клиринговым расчетам. А это, в свою очередь, вызовет те последствия, о которых выше говорилось – резкое сокращение международной торговли, банкротство экспортных отраслей, массовую безработицу и пауперизацию.

Если события развернутся по описанному выше сценарию, то следствием Великой депрессии где-нибудь в районе 2020 года может стать глобальный военный конфликт. Поскольку многие государства не будут в состоянии быстро решить социально-экономические проблемы, накопившиеся за 50-60 лет, которые обострятся во время Великой депрессии, то, как это произошло в 1930-е годы с Германией, Италией и Японией, правительства ряда государств предпочтут развязать внешнюю войну, чтобы не быть уничтоженными волной народного недовольства. Развяжут внешнюю войну, скорее всего, США и некоторые их союзники, поскольку именно США больше всего пострадают от Великой депрессии, свертывания международной торговли и краха доллара. Основной военный конфликт может развиваться по линии противостояния США – Китай (см. ниже), а может перерасти и в глобальный конфликт по линии Запад – страны Азии (включая всю юго-восточную Азию и весь арабский мир, а возможно – и весь исламский мир).

Но события могут развернуться и по несколько иному сценарию. В предыдущем цикле глобализации Первая мировая война началась, не дожидаясь Великой депрессии, поэтому и в нынешнем цикле может произойти что-то подобное. Выше было показано, что глобализация вызвана стремлением «верхов» к «снятию сливок». Но, как только это один раз было проделано, возможности дальнейшего «снятия сливок» или, говоря словами И.Валлерстайна, «максимизации краткосрочной прибыли», на этом практически заканчиваются. Далее «верхам» остается мрачно наблюдать за постепенным падением своих прибылей и ростом социальной напряженности – такова экономическая логика глобализации, которую я выше объяснил. Наиболее вероятно, что это растущее раздражение «верхов» выплеснется наружу и в самом начале Великой депрессии. И поводом могут послужить, как это было раньше в истории, либо наличие богатого, но слабого соседа, либо обострение противоречий с основным конкурентом.

Примеры нападения на богатого, но слабого соседа в эпоху глобализации и кризиса «верхов» - это поход Александра Македонского на Персию, завоевание Римом Дакии и Парфии (Месопотамии) во II в. н.э., нападение Гитлера на СССР[98]. Кстати говоря, если бы народам СССР не удалось отстоять свое право на жизнь в 1941-1945 гг., то история Европы была бы совсем другой, намного больше похожей на Римскую империю в период ее внешних завоеваний и расцвета там рабства. В годы войны в гитлеровской Германии работало под надзором надсмотрщиков более 7 миллионов «рабов» - подневольных работников, угнанных туда преимущественно из Польши и СССР. Германия уничтожила, преимущественно на территории СССР и Польши, около 20 миллионов мирных жителей и еще 4 миллиона советских военнопленных, в частности, широко применяя систему концлагерей ([121] pp.468-469). Конечно, в настоящее время, когда существует мировое общественное мнение, ни один агрессор не может себе позволить проводить такую политику на завоеванной территории. США в 2000-е годы лишь несколько раз применили химическое оружие и пытки в тюрьмах на территории Ирака и других стран, и это вызвало бурную реакцию мировой общественности. Но вполне вероятно, что под влиянием социального кризиса в ближайшие 2 десятилетия в ведущих странах к власти придут реакционные и радикально настроенные правительства. И они могут оказать сильное влияние на мировое общественное мнение или попросту начнут его игнорировать. Некоторые страны Восточной Европы, поддержавшие США в их агрессии в Ирак и разместившие тайные американские тюрьмы на своей территории, а также Грузия, напавшая на Южную Осетию в 2008 г. – лишь «первые ласточки» в этом отношении, за ними могут последовать другие страны. Это развяжет руки будущим агрессорам и даст им возможность осуществить деяния в отношении мирного населения, сравнимые с теми, которые совершили гитлеровские фашисты во время Второй мировой войны.

Даже слабая страна, но обладающая ядерным оружием – «жертва», слишком опасная для самого агрессора. Поэтому вряд ли ядерные государства станут объектами такого нападения, скорее всего это будут неядерные государства, обладающие ценными природными ресурсами. Можно утверждать, что первым пробным таким экспериментом стало нападение США и Великобритании на Ирак, которое может принести этим государствам баснословные прибыли в виде доходов от добычи иракской нефти.

Помимо таких нападений на слабого соседа, вполне возможно обострение конфликта между двумя центрами глобальной экономики – старым и новым. Мы видим, что в условиях глобализации периодически происходила смена центра, и в этот момент разгорались самые острые военные конфликты. Примеры такого острого противостояния между «новым» и «старым» центром мировой экономики: Рим и Карфаген (III в. до н.э.), империя Габсбургов и Франция (XVI в.), Франция и Англия (XVIII в. – начало XIX в.), страны Антанты и Германия (1914-1918 гг.). Поэтому военный конфликт между новым центром (Китай) и старым (США) в условиях современной глобализации наиболее вероятен. Эта война совсем не обязательно должна перерасти в ядерную, поскольку все понимают самоубийственность такого сценария. Скорее всего, она слабо затронет сами территории Китая и США, а будет состоять из серии региональных конфликтов; но в целом это противостояние может принять глобальный характер и будет заключаться в попытке «выдавить» конкурента силовыми методами из тех стран, где столкнутся интересы соперников.

Как видим, угроза и, в конечном счете, неизбежность таких военных конфликтов содержится в самой экономической природе глобализации. В свою очередь, их разрастание может лишь ускорить развал нынешней глобальной экономической и финансовой системы. И последствия этого развала будут намного более катастрофическими, чем в предыдущую эпоху глобализации. Почему? Из-за несовершенства нынешней мировой валютной системы. Если во время Первой мировой войны государства могли в целом торговать, как прежде, хотя и в меньших размерах, используя в расчетах золото[99], то сегодня никакой привязки международных валют к золоту или к чему-либо еще, имеющему реальную ценность, не существует (эта привязка была уничтожена вскоре после начала современной эпохи глобализации – в начале 1970-х гг.). Если в какой-то момент в результате подрыва доверия к национальным валютам или в результате глобального военного конфликта доллар и евро перестанут принимать к оплате, то произойдет полный крах международной торговли: никто не захочет поставлять свои товары в обмен на сомнительные бумажки. А найти адекватную замену доллару и евро в международной торговле, тем более в военных условиях, будет практически невозможно[100]. В свою очередь, свертывание международной торговли вызовет повсеместно массовую безработицу и нарастание социального кризиса, а это подтолкнет правительства стран мира к еще большему втягиванию во всевозможные военные конфликты, которые, как показывает история, всегда использовались правящей верхушкой для того, чтобы отвлечь население от внутренних социальных проблем.

Как видим, по какому бы сценарию ни разворачивались дальнейшие события: сценарий длительного мирного существования при углублении Великой депрессии с последующим крахом глобальной экономики и втягиванием стран в глобальный военный конфликт или сценарий раннего возникновения региональных войн с последующим развалом глобальной экономики, результат неизбежно будет один и тот же – Великая депрессия и войны, приобретающие все более глобальный характер. Не исключена в перспективе и мировая катастрофа в виде глобальной ядерной войны. Может ли что-либо этому помешать? Как видно из исторического анализа, единственная альтернатива глобальной модели развития, доказавшая свою жизнеспособность – это региональная модель развития в рамках капиталистического рыночного хозяйства. Поэтому, чем больше стран смогут в ближайшие два десятилетия отказаться от активного участия в глобализации и перейти на региональную модель развития, тем больше вероятность, что сила грядущей Великой депрессии будет сравнительно умеренной и она не приведет к апокалипсису. А в политике эти государства в силу самой природы региональной модели будут стараться занимать нейтральную позицию и оказывать отрезвляющее воздействие на «поджигателей войны».

Насколько вероятен переход к региональной экономической модели? Наиболее вероятные «кандидаты» для этого – Россия и, возможно, Европейское сообщество, страны Латинской Америки и ряд стран Азии. Россия обладает целым «букетом» неблагоприятных стартовых условий, которые не позволяют ей получать даже минимальные выгоды от участия в глобализации. У нее очень низкая плотность населения, намного ниже, чем у большинства других стран мира. Основная часть населения проживает на большом удалении от моря, служащего до сих пор основным видом глобального транспорта. И даже там, где этот выход к морю есть в местах густого населения (Черное и Балтийское моря), есть сильные ограничения по его использованию (перегруженность Дарданелл – выхода в Средиземное море, перегруженность портовой инфраструктуры в районе С-Петербурга). Имеющиеся речные пути, соединяющие внутренние области с морями, зимой покрываются льдом и поэтому судоходны лишь примерно 6 месяцев в году. Бóльшая часть населения проживает в экстремально холодных климатических условиях: соответственно, любое производство здесь требует неизмеримо больших капитальных и текущих затрат, связанных с отоплением и поддержанием систем в рабочем состоянии, чем в указанных выше регионах планеты. Таким образом, по всем трем основным факторам, определяющим преимущества стран в международной конкуренции (плотность населения, естественные транспортные пути, климат), Россия очень сильно уступает большинству стран мира[101].

Поэтому дальнейшее участие России в глобальной экономической модели приведет лишь к тому, что в ближайшие годы произойдет окончательная ее деиндустриализация, которая уже в значительной степени произошла в 1990-е годы, а большинство населения окажется без работы, что частично уже имеет место. С учетом этого стремление России войти в ВТО, то есть в мировую систему свободной торговли, можно объяснить только близорукостью российской правящей верхушки. «Максимизация краткосрочных прибылей» в результате вхождения в ВТО окажется настолько маленькой, а прибыли - настолько краткосрочными, что она их даже не успеет заметить. Зато очень скоро заметит последствия в виде социального взрыва. Социальные взрывы и возникли в России в предыдущую эпоху глобализации намного раньше (в 1905 и 1917 гг.), чем в других странах Европы в основном по той причине, что Россия по объективным условиям, которые были указаны выше, намного хуже приспособлена для глобализации. Можно определенно утверждать, что если страна в ближайшие годы не свернет с глобального пути развития и не возьмется серьезно за проблему внутренней коррупции, то существует реальная угроза повторения российских событий 1905 и 1917 гг. или германских событий 1929-1933 г. уже в 2010-е годы[102]. В этом случае высока вероятность втягивания России и во внешние военные конфликты. Но именно по той причине, что глобализация невыгодна даже большей части российской правящей верхушки, не считая некоторых олигархов и торговых компаний, можно надеяться, что Россия свернет в ближайшие годы с этого пути и начнет развиваться по региональной модели развития. Тем более, что она имеет для этого все условия – большие размеры страны и населения (достаточно большой внутренний рынок) и самообеспеченность по большинству видов сырья и энергии.

Бразилия во многом похожа на Россию: имеет низкую плотность населения, но при этом большую территорию и большое абсолютное население. Это – недостаток при участии в глобальной модели и важный аргумент в пользу перехода на региональную экономическую модель. Но Бразилия, по-видимому, намного больше, чем Россия, зависит от иностранного, прежде всего американского, капитала. Поэтому переход к региональной модели развития возможен только после сильного социального взрыва, который в этой стране вполне возможен. В принципе нельзя исключить и переход на региональную модель развития целой группы латиноамериканских государств, если они образуют общий рынок, который будет закрыт едиными пошлинами от внешнего рынка. Нынешние тенденции к образованию правительств антиглобалистской ориентации (Венесуэла, Боливия и другие) свидетельствуют о том, что это в принципе возможно.

Китай получает больше всего выгод от участия в глобальной экономике, имея для этого все стартовые преимущества. У него очень высокая плотность населения, одна из самых высоких в мире. Подавляющая часть населения проживает либо вдоль побережья океана, либо вдоль незамерзающих судоходных рек, впадающих в океан. Климат – теплый, идеально подходит для размещения любых производств, не требуя слишком больших затрат ни на отопление, ни на обеспечение предприятий водой (в частности, опреснение), как, например, в ряде арабских государств. В сущности, те же самые преимущества участия в глобальной экономике имеет и ряд других стран Юго-Восточной и Восточной Азии, а также Индия. Поэтому маловероятно, что эти страны самостоятельно откажутся от глобализации и пойдут по пути регионального развития, если только их к этому не вынудят чрезвычайные обстоятельства или начавшийся развал глобальной экономики.

США получают слишком большие прибыли, в том числе от использования доллара в международных расчетах и финансах, чтобы отказаться от глобализации. Но по некоторым из основных факторов международной конкуренции (плотность населения) США сильно уступают Китаю и Индии, поэтому в перспективе им не выиграть в глобальной конкуренции – они обречены на проигрыш. Самая большая опасность состоит в нынешней роли доллара, которая создает у американцев иллюзию небывалого богатства и процветания. Эта та бомба замедленного действия, которую заложили под весь мир творцы нынешней глобализации. Когда по мере развития Великой депрессии и падения доллара американцы обнаружат, что они из самой богатой нации в мире превращаются в бедную нацию, будет шок и социальный взрыв. А поскольку, в отличие от европейцев, еще помнящих Вторую мировую войну, которая шла на их территории, у американцев нет такого опыта, они могут позволить втянуть себя в военные авантюры, о которых выше было сказано.

Что касается стран Европейского сообщества, то в последнее время здесь наметились тенденции к экономическому национализму. С учетом застарелых демографических проблем, возникших еще в предыдущую эпоху глобализации, продолжение нынешней глобализации чревато не только социально-экономическими проблемами, но и нарастанием в некоторых странах (Франция) цивилизационного конфликта, подобно тому, что было описано в главах I и VI применительно к Римской империи. Но все равно – отказ от активного участия в глобальной экономике чреват глубоким экономическим кризисом для всех этих стран, которые слишком сильно зависят от международной торговли. Поэтому переход на региональную модель развития возможен лишь как результат долговременной сознательной стратегии, принятой ведущими европейскими странами, под влиянием роста националистических настроений и социальных взрывов.

В определенной мере такой переход облегчен тем, что ЕС уже представляет собой некий пример региональной модели. Конечно, после последних расширений ЕС – до 27 стран-членов – встает вопрос о том, в какой мере ЕС все еще является региональной интеграцией, и не переросла ли она уже в глобальную. Ведь страны Восточной и Южной Европы, присоединившиеся к ЕС, очень сильно отличаются по всем своим экономическим и социальным показателям от Западной Европы, а объединение таких стран – это уже признак глобализации, а не региональной модели развития[103].

Тем не менее, путь, уже пройденный странами ЕС в деле региональной интеграции, может способствовать тому, что они, в условиях социального и демографического кризиса и под давлением национальных движений, выработают стратегию постепенного свертывания глобализации и перехода полностью к модели регионального развития. В этом случае они, как Россия и другие страны, отказавшиеся от глобализации, могут выступить той стабилизирующей силой, которая позволит избежать мировой катастрофы.



Послесловие


Начиная работу над этой книгой, я ее не собирался писать как книгу о глобализации. Даже слова «глобализация» не было в первоначальном варианте ее названия, оно появилось когда значительная часть книги была уже написана. Мое отношение к глобализации раньше было таким же, как у большинства людей: как к неизбежному процессу, сопровождающемуся несколько неприятными социальными и культурными последствиями, но (как говорят) важному с точки зрения прогресса и экономического процветания. Я совершенно не предполагал, что в результате работы с историко-экономическим материалом и фактами мое представление о глобализации в корне изменится, и я стану антиглобалистом. Тем более что антиглобалисты ранее в моих глазах, так же как в глазах многих людей, представлялись чем-то средним между эксцентричными хулиганами (устраивающими погромы во всех городах, где собирается «большая восьмерка») и «зелеными», борющимися с неотвратимым процессом наступления цивилизации на природу. Иными словами, представлялись в качестве дон кихотов, сражающихся с ветряными мельницами. Но если «ветряные мельницы» и сами вскоре должны неизбежно рухнуть, то борьба с ними приобретает совсем другой смысл.

Конечно, начиная сбор материалов и работу над книгой, я предполагал, что поразивший Средиземноморье в эпоху античности демографический кризис может дать ключ к пониманию причин нынешнего демографического кризиса в Европе и России, а также что он имеет, хотя бы отчасти, экономическую природу. Но я не мог еще знать, что эти события, столь далекие друг от друга по времени, так между собой связаны по своей сути и причинам. Я это понял и смог доказать, лишь приступив к работе над второй частью книги. На этом, собственно говоря, я мог считать свою задачу выполненной. Но в процессе работы выяснилось, что глобализация приводит не только к демографическому кризису, а и к ряду других серьезных последствий в экономической и социальной жизни вовлеченных в нее стран. Поэтому я не мог оборвать изложение на полуслове, не приведя хотя бы некоторые наиболее важные выводы и факты, касающиеся этих последствий глобализации. Более серьезное их рассмотрение проведено во второй и третьей книгах исторической трилогии «Неизвестная история», которые являются логическим продолжением первой книги.

Несмотря на то, что изучение исторического материала, представленного в настоящей книге, неизбежно приводит к выводу о гибельности процесса глобализации как для отдельных стран, так и для мира в целом, я все равно не призываю Вас немедленно идти бить стекла в международных бизнес-центрах, в которых встречаются лидеры «большой восьмерки». Глобализация сегодня – это объективный процесс. Небольшие страны в одиночку не могут с ним бороться, в силу и экономических, и политических причин. Крупные государства в принципе могут остановить глобализацию или резко уменьшить ее влияние в своей собственной стране, но для этого нужна большая политическая воля и понимание необходимости такого шага. Для того чтобы это произошло, нужна широкая общественная дискуссия о глобализации и, возможно, формирование широкой партии или движения антиглобалистов. Но это не должно быть экстремистское движение, способное лишь навредить диалогу с властью и подорвать свой имидж в глазах общественности, а легальная партия или, возможно, сетевая организация, использующая для обсуждения и распространения своих идей Интернет и другие средства коммуникации.

Вообще, прежде чем убеждать свои страны в необходимости продолжения их участия в глобализации, политическим лидерам не мешало бы разобраться, к каким последствиям приведет эта политика. А как было показано выше, именно объективного анализа глобализации как исторического, экономического и социального явления до последнего времени не было вообще. Причем, как показывают многие факты, предпринимаются сознательные попытки не допустить проведения такого анализа и распространения его результатов. Поэтому в итоге мы имеем ужасающую картину: человечество запустило проект под названием «глобализация», не зная закономерностей развития этого явления и не пытаясь в них разобраться. Это все равно как если бы ребенок решил поуправлять самолетом и взлетел на нем в воздух, не имея ни малейшего представления о том, что делать с ним далее и каким образом посадить его на землю.

К сожалению, приходится констатировать, что незнание законов развития человеческого общества, прежде всего его экономического и социального развития (и глобализация – в числе этих законов), может действительно способствовать наступлению глобальной катастрофы в XXI веке. Человек уже почти расшифровал свой ген и собрался создавать или клонировать себе подобных; разгадал ряд загадок Вселенной и собрался осваивать космос, научился управлять ядерной энергией, создал совершенные электронные системы и искусственный интеллект. Но он до сих пор не может (или не хочет) изучить законы функционирования и развития человеческого общества, с тем чтобы учитывать эти законы при формировании государственной политики. Поэтому человечество сегодня все больше напоминает ребенка, решившего поуправлять самолетом в воздухе.


Словарь понятий и терминов


Вакханалия - 1. в античном мире: празднество в честь Вакха – бога вина и веселья; 2. (в переносном смысле) крайняя степень беспорядка, неистового разгула

Глобализация – 1. в широком понимании: процессы интернационализации, происходящие во всех сферах современной жизни (экономической, культурной, технической, финансовой, в сфере коммуникаций, миграций населения и т.д.); 2. в узком понимании, употреблявшемся еще в середине XIX в. (например, К.Марксом): интенсивная торговля между странами, приводящая к возникновению сильной зависимости этих стран друг от друга и имеющая следствием формирование глобальной наднациональной экономики

Картель – одна из форм монополий: объединение крупных предприятий какой-либо отрасли промышленности, сохраняющих коммерческую и производственную самостоятельность, организованное в целях регулирования производства, обеспечения господства на рынке, контроля над ценами и извлечения монопольной прибыли

Латифундия – крупное поместье или земельное владение (в античном мире, Латинской Америке и т.д.). Латифундист – владелец латифундии.

Левант – общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря (Сирия, Ливан, Израиль, Египет, Турция, Греция, Кипр); в узком смысле – общее название Сирии и Ливана

Меркантилизм – экономическое учение, возникшее в XVII в. в протестантских странах Европы (Англия, Германия) и господствовавшее в большинстве стран Западной Европы в течение XVIII – начала XIX вв. В основе данного учения лежало убеждение в том, что протекционизм, то есть защита экономики страны от иностранной конкуренции посредством импортных пошлин, ведет к экономическому процветанию и росту населения страны. Меркантилисты – писатели и экономисты, проповедовавшие меркантилизм

Олигархия – (в переводе с греческого «власть немногих») политическое и экономическое господство небольшой группы представителей крупного финансово-промышленного капитала, а также сама такая группа

Панегирик – 1. (в древности) ораторская речь хвалебного содержания 2. (в переносном смысле) восторженная и неумеренная похвала

Пауперизация – обнищание народных масс, их превращение в пауперов (нищих)

Проскрипции – в Древнем Риме списки лиц, объявленных вне закона (при Сулле, 82-79 гг. до н.э.; при 2-м триумвирате, 43 г. до н.э.). Использовались в политической борьбе и для сведения счетов с противниками. Имущество проскрибированных подвергалось конфискации, а сами они подлежали казни

Протекционизм – экономическая политика государства, направленная на защиту национальной экономики от иностранной конкуренции. Реализуется посредством введения импортных пошлин, количественных ограничений импорта, стимулирования экспорта, финансовой поддержки национальной промышленности и сельского хозяйства

Рантье – человек, который живет на ренту – регулярный доход, получаемый с капитала, имущества или земли

Сепаратизм – стремление к отделению

Чартизм – первое массовое рабочее движение в Великобритании в 1830-1850-е гг. Требования чартистов были изложены в 1838 г. в виде законопроекта – «народной хартии» (по-английски charter), откуда и произошло это название

Список использованной литературы



1. Альтамира-И-Кревеа Р. История средневековой Испании. С-Петербург, 2003

2. Анжель Ж. Римская империя. Москва, 2004

3. Аппиан Александрийский. Римская история

4. Валлон А. История рабства в античном мире. Смоленск, 2005

5. Все войны мировой истории, по Харперской энциклопедии военной истории Р.Дюпюи и Т.Дюпюи с комментариями Н.Волковского и Д.Волковского. С-Петербург, 2004, книга 1

6. Всемирная история: В 24 томах. А.Бадак, И.Войнич, Н.Волчек и др., Минск, 1997, т. 3

7. Всемирная история: В 24 томах. А.Бадак, И.Войнич, Н.Волчек и др., Минск, 1997, т. 9

8. Всемирная история: В 24 томах. А.Бадак, И.Войнич, Н.Волчек и др., Минск, 1998, т. 11

9. Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. С-Петербург, 1997, т. 1

10. Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. С-Петербург, 1998, т. 3

11. Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. С-Петербург, 1998, т. 4

12. Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. С-Петербург, 1998, т. 5

13. Гийу А. Византийская цивилизация, Екатеринбург, 2005

14. Грант М. История Древнего Рима. Москва, 2003

15. Гумилев Л. Древняя Русь и Великая степь, Москва, 2002

16. Дворецкий И. Латинско-русский словарь. М., 2006

17. Дельбрюк Г., История военного искусства, Москва, 2005, т. 1

18. Дельбрюк Г., История военного искусства, Москва, 2005, т. 2

19. Дельбрюк Г., История военного искусства, Москва, 2005, т. 3

20. Джонс А. Гибель античного мира. Ростов н/Д, 1997

21. Джонс Г. Норманны. Покорители Северной Атлантики. Москва, 2003

22. Древняя Русь и славяне. Отв. ред. Т.Николаева. Москва, 1978

23. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994

24. История Древнего Востока. Под. ред. В.Кузищина, Москва, 2001

25. История Китая. В.Адамчик, М.Адамчик, А.Бадан и др. Москва – Минск, 2005

26. Итальянско-русский словарь. Сост. Н.Сворцова и Б.Майзель. М., 1972

27. Ключевский В. Курс русской истории. Лекции I-LXXXVI

28. Ковалев С. История Рима, под ред. Э.Фролова. С-Петербург, 2003

29. Кузьмин А. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. Вопросы истории, № 10, 1970

30. Кузовков Ю. История коррупции в России. Москва, 2010

31. Кузовков Ю. Мировая история коррупции. Москва, 2010

32. Латинско-русский и русско-латинский словарь. Под ред. П.Подосинова. М., 2007

33. Литаврин Г. Византийское общество и государство в X-XI вв. Проблемы истории одного столетия: 976-1081 гг. Москва, 1977

34. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Москва, 1955, т. 4

35. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Москва, 1961, т. 25, часть II

36. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Москва, 1961, т. 46, часть I

37. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Москва, 1961, т. 48

38. Моммзен Т. История Рима. Москва, 2001, т. 1, книга 3

39. Моммзен Т. История Рима. Москва, 2001, т. 2, книга 4

40. Моммзен Т. История Рима. Москва, 2001, т. 3, книга 5

41. Моммзен Т. История Рима. Москва, 2001, т. 5, книга 8

42. Новосельцев А. Образование Древнерусского государства и первый его правитель. Вопросы истории, № 2-3, 1991

43. Петухов Ю., Васильева Н. Евразийская империя скифов. Москва, 2007

44. Плиний Старший. Естественная история

45. Плиний Младший. Письма

46. Робер Ж. Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений. Москва, 2006

47. Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики) Ленинград – Москва, 1927, т. 1

48. Ростовцев М. Общество и хозяйство в Римской империи. С-Петербург, 2000, т. 1

49. Ростовцев М. Общество и хозяйство в Римской империи. С-Петербург, 2000, т. 2

50. Русско-итальянский словарь. Сост. Н.Сворцова и Б.Майзель. М., 1972

51. Рыбаков Б. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Москва, 1982

52. Светоний Г. Жизнь двенадцати цезарей. Книга первая. Божественный Юлий

53. Светоний Г. Жизнь двенадцати цезарей. Книга восьмая. Домициан

54. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Москва, 1962

55. Страбон. География

56. Тацит. Анналы

57. Тацит. История

58. Успенский Ф. История Византийской империи. Москва, 2001, т. 1

59. Успенский Ф. История Византийской империи. Москва, 2001, т. 2

60. Цезарь Ю. Галльская война

61. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Под ред. О.Трубачева. М. 1978-2006

62. Abraham D. The Collapse of the Weimar Republic. Political Economy and Crisis. Princeton, 1981

63. American Civil War. Encyclopaedia Britannica, 2005

64. Annales litteraires de l’universite de Besancon, 163, 1974

65. Antislavery Vanguard: New Essays on the Abolitionists. Ed. by M.Duberman. Princeton, 1965

66. Bagnall R., Frier B. The Demography of Roman Egypt. Cambridge, 1994

67. Barbour V. Capitalism in Amsterdam in the Seventeenth Century. Michigan-Toronto, 1963

68. Beloch J. Die Bevoelkerung der Roemischen and Griechischen Welt, 1898

69. Bernstein M. The Great Depression. Delayed Recovery and Economic Change in America, 1929-1939. Cambridge, 1987

70. Bloch M. Les caracteres originaux de l’histoire rurale francaise. Paris, 1988

71. Blum J. Lord and Peasant in Russia. From the Ninth to the Nineteenth Century. New York, 1964

72. Brenner Y. The Inflation of Prices in the Sixteenth-Century England. Economic History Review, XIV, 2, 1961

73. Brundage J., Sex, Law and Marriage in the Middle Ages. Aldershot, 1993

74. Brunt P. Italian Manpower, 225 B.C.-A.D.14. Oxford, 1971

75. Bury J. A History of the Later Roman Empire. London, 1923

76. Cambridge Ancient History. Cambridge, 1936, Vol. XI

77. Cambridge Ancient History, Cambridge, 2d. ed., 1982, Vol. III, Part 3

78. Cambridge Ancient History, Cambridge, 2d. ed., 1988, vol. VI

79. Cambridge Ancient History. Cambridge, 2d. ed., 1988, Vol. VII, Part II

80. Cambridge Ancient History. Cambridge, 2d. ed., 1999, Vol. XIII

81. Cambridge Ancient History. Cambridge, 2d. ed., 2000, Vol. XIV

82. Cambridge Economic History of Europe. Cambridge, 1942, Vol. I

83. Cambridge Economic History of Europe. Cambridge, 1942, Vol. II

84. Cambridge Economic History of Europe. Cambridge, 1971, Vol. III

85. Cambridge Economic History of Europe. Cambridge, 1967, Vol. IV

86. Cambridge Economic History of Europe, Cambridge, 1977, Vol. V

87. Cambridge Economic History of Europe, Cambridge, 1965, Volume VI, Parts 1-2

88. Cambridge Economic History of Europe, Cambridge, 1989, Vol. VIII

89. Cambridge Economic History of Europe. Cambridge, 2d. ed., 1988, Vol. I-II

90. Cambridge Medieval History. Cambridge, 1936, Vol. I

91. Cambridge Medieval History. Cambridge, 1936, Vol. II

92. Cambridge Modern History. Cambridge, 1957, Vol. VII

93. Canada. Encyclopaedia Britannica, 2005

94. Carr-Saunders A. World Population. Past Growth and Present Trends. Oxford, 1936

95. Change in Medieval Society. Europe North of the Alps, 1050-1500. Ed. by S.Thrupp. New York, 1964

96. Chaunu P. La civilisation de l’Europe classique. Arthaud, 1970

97. Cipolla C. Before the Industrial Revolution. European Society and Economy, 1000-1700. New York, 1976

98. Clapham J. The Economic Development of France and Germany. Cambridge, 1936

99. Clark C. Population Growth and Land Use. New York, 1968

100. Clarke S. When Roman and Natives didn’t mix. British Archaeology, no. 14, May 1996

101. Collins Dictionary of Geology. Glasgow, 1990

102. Collins R. Early Medieval Spain: Unity in Diversity, 400-1000. New York, 1983

103. Colonialism and Migration. Indentured Labor before and after Slavery, ed. by P.Emmer. Dordrecht, 1986

104. Day J. The Medieval Market Economy. Oxford, 1987

105. Delaney F. A Walk in the Dark Ages. Glasgow, 1988

106. Demographic Yearbook, UN, New York, 1965 – 2003

107. Domar E. The Causes of Slavery or Serfdom: a Hypothesis. Journal of Economic History, Vol. 30, 1970, No. 1

108. Duncan-Jones R. Money and Government in the Roman Empire. Cambridge, 1994

109. Economics of Take-off into Sustained Growth. Proceedings of a Conference…, ed. by W.Rostow, London – New York, 1963

110. Economic Survey of Ancient Rome, ed. by T.Frank. Baltimore, 1937, Vol. III

111. Encyclopaedia Britannica, 2005

112. Essays in Economic History, ed. by E.Carus-Wilson, London, 1954

113. Essays in Economic History, 1500-1800, ed. by P.Earle. Oxford, 1974

114. Family in Italy from Antiquity to the Present. Ed. by D.Kertzer & R.Saller. New Haven, 1991

115. Feudalism. Encyclopaedia Britannica ,2005

116. Finley M. Ancient Slavery and Modern Ideology. New York, 1980

117. Finley M. Aspects of Antiquity. Discoveries and Controversies. New York, 1968

118. Fontana Economic History of Europe, ed. by C.Cipolla. Vol. I, London and Glasgow, 1972

119. Fontana Economic History of Europe, ed. by C.Cipolla. Vol. III, Glasgow, 1978

120. Fontana Economic History of Europe, ed. by C.Cipolla. Vol. IV, part 1, Glasgow, 1977

121. Fontana Economic History of Europe, ed. by C.Cipolla. Vol. V, part 1, Glasgow, 1974

122. Fontana Economic History of Europe, ed. by C.Cipolla. Vol. V, part 2, Glasgow, 1976

123. Franklin B. Observations concerning the Increase of Mankind. 1751

124. Glass D. Population Policies and Movements in Europe. Oxford, 1940

125. Glotz G. Histoire grecque. Paris, 1931, tome I, II, III

126. Glotz G. Le travail dans la Grece ancienne. Paris, 1920

127. Gould J. The Price Revolution Reconsidered. Economic History Review, XVII, 2, 1964

128. James E. The Origins of France. From Clovis to Capetians, 500-1000, New York, 1982

129. James H. The German Slump, Politics and Economics, 1924-1936. Oxford, 1986

130. Jones A. The Later Roman Empire (284-606). A Social Economic and Administrative Survey. Baltimore, 1964, Vol. I

131. Jones A. The Later Roman Empire (284-606). A Social Economic and Administrative Survey. Baltimore, 1964, Vol. II

132. Jones A. Slavery in the Ancient World. Economic History Review, 2d ser., 9, 1956

133. Jullian C. Histoire Gaule

134. Herlihy D. The Economy of Traditional Europe. Journal of Economic History, 1971, Vol. 31, No. 1

135. Hicks J. A Theory of Economic History, Oxford, 1969

136. Histoire de la France. Des Origines a nos jours, par G.Duby. Paris, 1997

137. History of Private Life. Ed by P.Aries and G.Duby. Cambridge, 1987, Vol. 1

138. Hodges R., Whitehouse D. Mohammed, Charlemagne and The Origins of Europe. Oxford, 1983

139. Hollingworth T. Historical Demography. London, 1969

140. Hopkins K. Death and Renewal. Sociological Studies in Roman History. Vol. 2, Cambridge, 1983

141. Hopkins K. Taxes and Trade in the Roman Empire (200 B.C. – A.D. 400). Journal of Roman Studies, Vol. 70, 1980

142. Hume D. Of the Populousness of Ancient Nations, in: Political Discourses. Edinburg, 1752

143. Koepke N. Anthropometric Decline of the Roman Empire? (unpublished article) University of Tuebingen, 2001

144. Labrousse E. La crise de l’economie francaise a la fin de l’Ancien Regime et au debut de la Revolution. Paris, 1990

145. Lane F. Tonnages, Medieval and Modern. Economic History Review, Vol. 17, 1964, No. 2

146. Langley L. The Americas in the Age of Revolution. New Haven and London, 1996

147. Lassere J. Ubique populus. Peuplement et mouvements de population dans l`Afrique romaine de la chute de Carthage a la fin des Severes (146 a.C. – 236 p.C.). Paris, 1977

148. Lockridge K. The Population of Massachusetts, 1636-1736, in: Economic History Review, Vol. 19, 1966, No. 2

149. Lopez R. The Birth of Europe. London, 1967

150. Loria A. Les bases economiques de la construction sociale, 1893

151. Lot F. La fin du monde antique et le debut du moyen age. Paris, 1968

152. Lot F. Les invasions barbares et le peuplement de l’Europe. Paris, 1937, tome 2

153. Lot F. Naissance de la France. Fayard, 1970

154. MacMullen R. Corruption and the Decline of Rome. New Haven and London, 1988

155. MacMullen R. Le paganisme dans l`empire romain. Paris, 1987

156. Malthus, Thomas Robert. Encyclopaedia Britannica, 2005

157. Martin D. The Construction of the Ancient Family: Methodological Considerations. Journal of Roman Studies, 1996, LXXXVI

158. Merkelbach R. Die Hirten des Dionysos, Stuttgart, 1988

159. Mexico, history of. Encyclopaedia Britannica, 2005

160. Meyer E. Kleine Schriften. Halle, 1924, Bd. 1

161. Millar F. The Roman Empire and its Neighbours, London, 1967

162. Milward A., Saul S., The Economic Development of Continental Europe, 1780-1870, Totowa, 1973

163. Minoan Civilization. Encyclopaedia Britannica, 2005

164. Mitchell B. Depression Decade. From New Era through New Deal 1929-1941. New York, 1969

165. Montesquieu. Lettres persanes

166. New Cambridge Medieval History. Cambridge, 2005, Vol. I

167. New Cambridge Medieval History. Cambridge, 1995, Vol. II

168. New Cambridge Modern History. Cambridge, 1957, Vol. I

169. New Cambridge Modern History. Cambridge, 1958, Vol. II

170. New Cambridge Modern History. Cambridge, 1971, Vol. IV

171. New Cambridge Modern History. Cambridge, 1971, Vol. V

172. Nieboer J. Slavery as an Industrial System: Ethnological Researches. 1900

173. North Africa, history of. Encyclopaedia Britannica, 2005

174. North D. and Thomas R. The Rise of the Western World. A New Economic History. Cambridge, 1973

175. Oman C. The Dark Ages, London, 1923

176. Ostrogorsky G. Geschichte des byzantinischen Staates. Munchen, 1965

177. Oxford Illustrated History of Medieval England, ed. by N.Saul. Oxford, 1997

178. Parkin T. Demography and Roman Society. Baltimore, 1992

179. Piganiol A. L’empire chretien (325-395). Paris, 1972

180. Pirenne H. Mahomet et Charlemagne. Paris, 1937

181. Pirenne H. Medieval Cities. Princeton, 1925

182. Poehlmann R. Geschichte des antiken Kommunismus und Sozialismus, 1893-1901, Bd. 1-2, Munchen

183. Population. Encyclopaedia Britannica, 2005

184. Rickman G. The Corn Supply of Ancient Rome. Oxford, 1980

185. Riddle J. Contraception and Abortion from the Ancient World to the Renaissance. Cambridge, 1992

186. Rome et la conquete du monde mediterraneen, ed. par C.Nicolet. Paris, 1979, tome 1

187. Rome et la conquete du monde mediterraneen, ed. par C.Nicolet. Paris, 1979, tome 2

188. Rostovtseff M. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxford, 1941, Vol. I

189. Rostovtseff M. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxford, 1941, Vol. III

190. Russell J. The Control of Late Ancient and Medieval Population. Philadelphia, 1985

191. Russie a la fin du 19e siecle, sous dir. de M.Kowalevsky. Paris, 1900

192. Semmel B. The Rise of Free Trade Imperialism. Classical Political Economy, the Empire of Free Trade and Imperialism, 1750-1850. Cambridge, 1970

193. Spain. Encyclopaedia Britannica, 2005

194. Spartacus. Encyclopaedia Britannica, 2005

195. Stein E. Histoire de Bas-Empire. Brouwer, 1959, tome 1

196. Stenton F. The First Century of English Feudalism, 1066-1166. Oxford, 1961

197. Stiglitz J. Making Globalization Work, London, 2006

198. Stirrup. Encyclopaedia Britannica, 2005

199. Studies in Medieval History presented to R.Davies. Ed. by H.Mayr-Harting and R.Moore. London and Rouceverte, 1985

200. Tarascio V. Keynes on the Sources of Economic Growth. Journal of Economic History, 1971, Vol. 1, No. 2

201. Tarn W, Griffith G. Hellenistic Civilization. London, 1952

202. Tours, Gregoire de. Histoire des Francs. Paris, 1963

203. Trade in the Ancient Economy. Ed. by P.Garnsey, K.Hopkins, C.Whittaker. Berkley, 1983

204. United Kingdom. Encyclopaedia Britannica, 2005

205. United States. Encyclopaedia Britannica, 2005

206. Wakefield E. A View of the Art of Colonization. 1834

207. Wallace-Hadrill J. Early Medieval History. Basil Blackwell – Oxford, 1975

208. Wallace R. A Dissertation on the Number of Mankind in Ancient and Modern Times… Edinburg, 1753

209. Walbank F. The Awful Revolution. The Decline of the Roman Empire in the West, Toronto, 1969

210. Wallerstein I. The Modern World-System. Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century. New York, 1974

211. Wallerstein I. The Modern World-System II. Mercantilism and the Consolidation of the European World-Economy. New York – London, 1980

212. Wallerstein I. The Modern World-System III. The Second Era of Great Expansion of the Capitalist World-Economy, 1730-1840s. San Diego, 1989

213. Ward-Perkins B. The Fall of Rome and the End of Civilization. New York, 2005

214. Wilcox C. Competition and Monopoly in American Industry. Connecticut, 1970

215. Wilson C. England’s Apprenticeship, 1603-1763. New York, 1984

216. Wright R. The Continental Army. Washington D.C., 1983

217. Wrigley E. Family Limitation in Pre-Industrial England. Economic History Review, Vol. 19, 1966, No. 1

218. Wrigley E., Schofield R. The Population History of England, 1541-1871. A reconstruction. Cambridge, 1981

219. Zeitschrift fuer die Gesammte Staatwissenschaften, 92, 1932


Содержание


Предисловие


ПЕРВАЯ ЧАСТЬ. Гибель античного мира – апокалипсис в истории человечества


Глава I. Как погибла Западная Римская империя?

Глава II. Причины падения Западной Римской империи

Комментарии к главе II

Глава III. О размерах сокращения населения в западных провинциях Римской империи

Комментарии к главе III

Глава IV. О «белых пятнах» в истории античности и раннего средневековья

Комментарии к главе IV

Глава V. О причинах возникновения феодализма и феодальных отношений

Глава VI. Темные века – последний акт античной трагедии и мучительное рождение нового мира


ВТОРАЯ ЧАСТЬ. Причина демографического кризиса в античности и в современную эпоху


Глава VII. Краткий обзор социальной жизни в эпоху античности

Глава VIII. Краткая экономическая история античности (в сравнении с историей «европейской мировой экономики»)

Комментарии к главе VIII

Глава IX. Глобализация и демографические кризисы в истории

Глава X. Глобализация и демографические кризисы в истории (продолжение)

Глава XI. Почему глобализация приводит к демографическому кризису?

Глава XII. Глобализация в условиях промышленной и научно-технической революции

Глава XIII. Запретные темы западной исторической и экономической науки

Комментарии к главе XIII

Глава XIV (вместо Эпилога). Что ожидает человечество в XXI веке?


Послесловие

Словарь понятий и терминов

Список использованной литературы
























Загрузка...