И тогда Кульков достаёт гранату из разгрузки и произносит:
— «Единицу» беру? — это килограммовая мощная граната Ф 1000.
— Давай, — соглашается Саблин, он хочет побыстрее закончить дело; сам же снаряжает свое оружие.
— Пошёл, — докладывает Кульков и, прикрываясь щитом, выглядывает из-за угла здания.
— Вижу, давай… — даёт ему добро Аким.
И тогда Николай выходит из-за угла и идёт вдоль стены; в этой стене есть дверь, и Кульков, проходя мимо неё, останавливается — видно, прислушивается, — а потом и говорит:
— Аким, дверь…
— Гляжу, — сразу откликается прапорщик, он даже наводит на дверь своё оружие. Дверь и вправду непонятная, может ведь и открыться, когда Кульков пройдёт и будет к ней спиной.
Николай проходит весь дом и заглядывает за угол; и сразу проходит к тому зданию, останавливается в паре шагов от двери, из которой по Саблину работала винтовка, и сообщает:
— На исходной! — это значит, что граната уже активирована.
— Накрываю, — говорит Аким и, привстав на локте, переводит оружие на раскрытый проём двери.
Бах-х… Бах-х… Бах-х… Жакан, картечь, жакан по очереди залетают в проём двери, бьют в стены, в пол, выбивая пыль, а Коля за это время успевает подойти ближе и, когда Аким перестаёт стрелять, забрасывает гранату в дом, бросает её вглубь, подальше… И сразу назад, прижимается к стене, прикрывается щитом… Две, три секунды тишины, и…
Буууум-мм!
С одного из окон здания срывает стальной ставень, и из окна вылетают осколки стекла, а с ними серые клубы — смесь тротилового дыма и бетонной пыли. Из распахнутой двери тоже вырывается та же смесь. А Саблин вскакивает и, на ходу загоняя патроны в дробовик, поспешно двигается к зданию. А Кульков уже заглядывает в проём двери, в серую пелену, и когда Аким подбежал к нему, он, подняв щит до самых камер, докладывает:
— Я пошёл!
Да, нужно заходить быстро, пока противник не пришёл в себя после контузии, пока у него не перезагрузилось оборудование после удара, пока он чистит камеры от пыли.
— Я сзади, — Аким достаёт из разгрузки гранату, но на сей раз легкую ГэЭРку. Указательный палец левой руки вставляет в кольцо чеки. Если вдруг что — два быстрых движения, одна секунда — и граната полетит через голову Николая в помещение.
Но на этот раз всё это оказалось ненужным. Аким заскочил за Кульковым, а тот уже входил в тёмную комнату, что находилась сразу за коридорчиком… И через пару секунд Саблин увидел, как в серой бетонной взвеси вспыхнул луч нашлемного фонаря товарища…
«Значит, тут всё!». Но он всё-таки решил уточнить:
— Коля, что там?
— Двое их тут, — отзывается Кульков.
— Живые есть? — Саблин прячет гранату, а дальше в дом за товарищем не идёт, присаживается в проходе, прикрывшись щитом: кто должен контролировать пространство перед домом, бой-то ещё не закончен.
— Один — всё… — потом следует пауза. — Второй тоже всё — отходит… Они же без брони оба.
«Значит, все трое без брони были».
— Пока не помер совсем, спроси, сколько их тут всего? — напоминает ему прапорщик.
— Да нет… Не спрошу, отходит он… Всё уже…
«Эх, жаль, жаль… Поговорить-то с кем-то из них хотелось бы. Ну кто ж мог знать, что они без брони все. Знал бы, сказал бы Николаю что полегче в дом кидать».
Саблин слышит, как под ботинками Кулькова хрустит стекло, Коля не спеша, осторожно заглядывает во все закутки здания. Всё проверяет. И… вздыхает.
— Чего там?
— Рация у них хорошая была, — отвечает Николай. — Гранатой её развалило.
— Что ещё? — интересуется Саблин.
— Кондиционер есть… Работает вроде… Оружейка тут у них: патронов немного… но кое-что есть. Провиант. О… — он оживляется. — Водка!
— Генератор там? — Акиму не до водки сейчас.
— Нет, не вижу. Но тут есть вода. Большой чан, герметичный, вода вроде чистая.
— Пошли дальше, — говорит Саблин и встаёт. Выглядывает на улицу. Смотрит в разные стороны. Но никого не видит. А когда Николай появляется за его спиной, прапорщик выходит из дома. Казаки обходят здание и с другой стороны, видят хозпостройки, компрессор и резервуар для опреснения. Теперь они уже у следующего здания. Тут негромко тарахтит генератор. А ещё тут же, в сарае, шесть бочек. Проверять, сколько в них и чего, им некогда; казаки возвращаются к тому зданию, за которым прятался Кульков, когда высадился. Это, кажется, склад — на двери навесной замок.
— Заперто, — Николай пару раз слегка тычет в дверь стволом дробовика. — Склад какой-то.
— Надо посмотреть… — Аким не успевает договорить, так как из-за двери доносится какой-то звук, голос, что ли, но ни Саблин, ни Кульков разобрать его не могут, и тогда Николай стучит бронированным кулаком в дверь и выводит голос на внешний динамик:
— Эй! А ну, кто там?
— Мы здесь, — кричат из-за двери. Это голос принадлежит женщине.
— Мы? Кто мы? Кто вы такие? — уточняет казак.
— Мы люди… Мы тут у них… Они нас сюда привезли и держат тут… — голос женщины срывается.
— Спроси, сколько было охраны? — сразу сориентировался Аким.
— А сколько человек вас охраняло? — повторяет Кульков.
— Сколько человек? — переспрашивает женщина. — Не знаю, немного… — Она за дверью с кем-то переговаривается и потом сообщает: — Кажется, трое… Или четверо. Но не больше… Один то приезжал, то уезжал…
«Трое, четверо… Приезжал, уезжал… Бестолковая какая-то… Посчитать, что ли, не могла? — впрочем, он не злится на тех, кто сидит под замком. — Может, и не могла. Но если четверо, придётся искать ещё одного». И прапорщик говорит товарищу:
— Там ещё блиндаж на юге есть, дзот, пойдём поглядим его.
— А вас-то самих сколько? — говорит Кульков в дверь прежде, чем уйти.
— Нас…? — следует пауза. И потом из-за двери доносится. — Вместе с детьми семеро.
«Там ещё и дети?».
Казаки молчат, а их товарищи в лодке, Калмыков и Карасёв, слушают их разговор, и прапорщик понимает, как им там в лодке всё интересно. И поэтому он сообщает товарищам:
— Здесь семеро мирных вместе с детьми. Тут они под замком, мы сейчас проверим блиндаж. Потом за ними вернёмся.
— Принято, — откликается Карасёв.
После этого разговора с пленными штурмовые уходят на южную часть островка.
Дверь в блиндаж бронирована, но подход к двери — Николай достал миноискатель и проверил — оказался безопасным. Китайцы такого себе не позволяют. У тех не сорвёшься. Вошли — огляделись… Пулемёт, давно не чищенный, хотя лента уже заправлена; сам дзот, хоть и замусорен, спланирован правильно, бойницы в два ракурса: на юг, на пристань, и на юго-восток, на пологий подъём от воды. Вот только никого тут не было. Зато было две полных ленты для пулемёта, винтовка с пятью магазинами и несколько гранат. Николай даже включил прицел пулемёта, приник к прикладу, поглядел в панораму… И вынес вердикт:
— Рабочий.
— Ладно, — говорит ему прапорщик. — Ты погляди, как этих бедолаг открыть, а я обойду остров.
— Замок взорвать, что ли? — уточняет Николай.
— Погодь. Замок больно крепкий. Разнесём всё. Контузишь ещё мирняк. Сначала поищи ключи. Там, во втором доме, у мёртвых ключи погляди, может быть, найдутся.
— Есть.
Сам же Аким, забрав у товарища миноискатель, пошёл к воде, а Карасёв и интересуется:
— Атаман, всё у вас?
— Непонятно пока, — отвечает прапорщик, — может быть, ещё один где прячется.
И тогда урядник ему и говорит:
— Атаман, а сигналы-то никуда не делись, на острове два постоянных источника.
— И где они? — интересуется Аким.
— Ну, вот один… — Мирон на секунду замолкает, — метров пятьдесят-шестьдесят южнее твоего… Юг ровно.
— Да там вода уже, — удивляется Аким, приглядевшись.
— Ну, хрен его знает, — отвечает Карасёв. — Говорю, что у меня на мониторе. Рация в этом плане не ошибается, если показывает устойчивый сигнал — значит, он есть.
— Ладно, погляжу, — соглашается Саблин. Ему как раз туда и нужно, удобные подходы к острову как раз все с юга, с других сторон либо рогоз, либо плотная акация.
Он включает миноискатель и на пологом спуске к воде, одну за другой, сразу находит две мины. И говорит Кулькову:
— Николай, ты там поосторожнее.
— Нашёл мины? –догадывается тот.
— Есть малость, на берегу…
— Принято, — откликается Кульков. — А я ключи найти не могу никак. Ладно, мертвяков обыщу.
— Давай, — заканчивает прапорщик и тут же находит ещё одну мину у самой воды. Извлекать их Аким не стал: опасно; Бог их знает, как и когда установлены.
«Они тут всерьёз воевать собирались… Мины, ДЗОТ неплохой, — он остановился у воды. — А в воде вот тут ещё и фугас на вибрацию винта выставлен».
— Аким, — снова говорит Карасёв. — Сигнал… ну… метров пятнадцать от тебя.
— Я на берегу стою, — замечает Саблин. И тут же догадывается. Метров в двадцати от него из ряски поднимается тонкий ствол дерева шести или семи стеров в высоту. Листва-ветошь спускается с веток… Но прапорщик, увеличивая зум камер, начинает оглядывать дерево и… поднимает дробовик, прицеливается…
Бах-х…
— Чего там? — сразу настораживается Кульков.
— Камера.
— Всё — этого сигнала нет, — сообщает радист.
— Хорошо стояла, весь остров с юга просматривала… Мирон, а что, могла она на Хулимсунт изображение предавать?
— Да ну… нет, конечно; у неё мощности, как у нашего СПВ… Может, метров на двести передатчика хватало, до рации, а вот с рации уже картинка запросто могла до Хулимсунта долетать. Удобно им это было…
— Рацию мы им разбили, — замечает Кульков.
— Ну, значит, всё, — резюмирует радист, — а вот пока не разбили, они нас, может, даже и видели. И на здании, где Николай бродит, там вторая ещё работает.
«Значит, видели, — удовлетворённо думает Аким. — Если идти не по тине, а по руслам… Часа четыре… может, даже и меньше. Если решатся, значит, уже грузятся люди Глаза в лодки… Эх… хоть бы так и было!».
— Сейчас найду, — обещает Кульков. — Говори, где, Мирон.
— Попробуй не ломать её. Заберём, — распоряжается Аким — вещь-то ценная, — и после идёт проверить спуск к мостушкам.
Вторая камера оказалась расположена на углу здания, и пока Кульков ходил в первое задние за лестницей, пока снимал камеру, Саблин прошёлся по берегу до мостушек, где мин не обнаружил, потом пошёл по западной стороне островка. Но мин больше нигде не было. Так он добрался до мусорки, до того места, где они с Николаем выбрались из воды на сушу. Тут тоже нигде мин не было. Но именно там он нашёл то, что в бою не заметил, пробежав мимо. То был труп первого убитого ими, того, кого, по сути случайно, сразила пулемётная пуля. Денис бил не прицельно, на звук винтовки, через рогоз, но этот человек своё получил.
Человек.
Саблин подошёл к нему: ни брони, ни даже КХЗ… Даже респиратора с очками на нём не было. Плохая пластиковая одежда, плохая обувь. Только старенькая «тэшка» рядом да подсумок с магазинами в двух шагах. Но это было не всё, что удивило Акима. Волос на голове человека не было вообще, а кожа была коричневого цвета. Морщинистая на горле, как у старухи, и абсолютно гладкая на черепе. Голова запрокинута, рот его, без намёка на губы, был широко открыт, и там Саблин не увидел ни единого зуба. Он лежал в огромном чёрном пятне вытекшей крови; судя по всему, умер быстро. Двенадцатимиллиметровая пуля ударила его в стык предплечья и ключицы, оторвала левую руку и размочалила грудную клетку слева.
— Чего ты там, Аким? — Кульков шёл к нему.
— А ты видал его? — в свою очередь интересуется прапорщик.
— Мельком, — говорит Николай и, подходя ближе, добавляет: — О-о… так это ж переделанный. А те двое в доме были людьми… — он явно удивлён. — Хрен поймёшь, что тут у них творится.
— Это беглый переделанный. Здесь их называют бракованными, — уточняет Саблин.
— А-а… — понимает Кульков, продолжая рассматривать мертвеца. — Не солдат, не нюхач… Вообще не пойми кто…
— На техника смахивает, — Саблин присаживается на колено и, стараясь не испачкать перчатку в кровь, начинает обшаривать карманы мертвеца. И выбрасывает из них всякое… Кусок кукурузного сухаря… «Как он его грыз-то, без зубов-то?». Маленькую пластиковую фляжку — с водкой, кажется. Баночку с какими-то таблетками, моток проволоки и наконец… связку с двумя ключами. Он протягивает ключи Кулькову:
— Может, от замка?
— Похоже, что от него, — Николай забирает ключи и идёт к зданию.