Гнев Новороссии

Глава 6. Руски и срби браћа заувек!

Руски и срби браћа заувек![16]

Ту ночную атаку они все же отбили, ценой пятерых убитых и почти втрое большего числа раненых. Но и киевские неофашисты понесли тяжелейшие потери: сожжены танк и бронетранспортер, захвачен бронированный гусеничный тягач с зенитной скорострельной пушкой. Не менее двадцати трупов в черной, похожей на эсэсовскую, униформе валялись в лужах подсохшей крови. Защитники Славянска выстояли и на этот раз.

На прощание старший лейтенант Новиков сфотографировался с перебинтованным Чапаем на фоне пулемета «максим» – фото получилось весьма антуражным.

После неудачного нападения «правосеков» наступило хрупкое затишье, даже «желто-блакитные» каратели на горе Карачун не обстреливали город. Два медицинских джипа «Тигр» вернулись в расположение военно-полевого госпиталя.

Старший лейтенант Новиков сразу же справился о состоянии раненного в шею бойца. Оказалось, что тот уже прооперирован и пришел в себя. Тончайшую операцию по восстановлению поврежденной сонной артерии проводил сам подполковник медицинской службы Авраимов. Глядя на толстые пальцы и волосатые руки военврача, больше похожего телосложением на ярмарочного борца, не верилось, что Юрий Гаврилович выполнял сложнейшие манипуляции сосудистым инструментарием и успешно провел вазопластику.

Что и говорить – талант! При этом еще и помноженный на огромный опыт, начиная с Афганистана.

– Жаль, что я у вас хотя бы «на крючках» не постоял… – с плохо скрываемой завистью сказал Константин Новиков.

– Костя, не льсти старшему по званию, – лукаво улыбнулся Хитрый Грек.

– Да куда уж там…

Несколько дней старший лейтенант Новиков дежурил как обычный врач-терапевт. И понял, что на передовой – лучше! Думал как – отдохнуть и расслабиться. Не вышло. Только прикорнешь, как в палатке с красным крестом материализуется очередной бравый вояка:

– Доктор, а можно мне что-нибудь от головы? А у меня тут болит, а тут чешется. Ногу натер… Что-то сердце шалит…

Первый грозный вопрос при давлении 180 на 100:

– Сколько не спал?

– Ну, суток двое – трое… Я еще пару банок «энергетика» выпил…

– Ну, и кто тебя умным назовет? Вот тебе тридцать капель «Барбовала» – и на боковую! Это приказ!

Отдельную категорию пациентов составляли бабушки – «божии одуванчики».

– Ой, сынок, шо-то у меня туточки колет…

При этом подобные пациентки напрочь игнорировали наличие гражданских больниц, а шли именно в военно-полевой госпиталь! Что поделать! – врачи обязаны оказывать помощь всем. Чтобы успокоиться, старший лейтенант медицинской службы шептал клятву Гиппократа:

«Per Apollinem medicum et Aesculapium, Hygiamque et Panaceam juro, deos deasque omnes testes citans, mepte viribus et judicio meo hos jusjurandum et hanc stipulationem plene praestaturum.

Illum nempe parentum meorum loco habiturum spondeo, qui me artem istam docuit, eique alimenta impertirurum, et quibuscunque opus habuerit, suppeditaturum…»[17]

А так в основном – плановые перевязки, наблюдение уже прооперированных пациентов, даже один случай аппендицита оказался! Старший лейтенант Новиков провел аппендэктомию с чувством ностальгии…

После смены свободного времени оставалось достаточно. Неразлучная парочка военно-полевых хирургов, капитаны Асмолов и Максименко вовсю ухлестывали за медсестричками, причем – за «гражданскими». Старший лейтенант Новиков тоже завел пару интрижек. Действительно, война если и не все списывает, то прощает многое…

В одно такое нудное дежурство, которое уже изрядно поднадоело не только старшему лейтенанту Новикову, но и всем остальным офицерам медслужбы, в русском военно-полевом госпитале появился не совсем обычный пациент.

Возле баррикад, прикрывающих военно-полевой госпиталь, затормозили два изрядно побитых непосильным трудом на ухабистых дорогах «уазика». На машинах красовались черно-сине-красные флаги ДНР и красные кресты.

– Кто это к нам пожаловал? – молодой боец сдвинул предохранитель укороченного «калашникова».

Его напарник, пожилой ополченец с охотничьей двустволкой, подошел ближе. Он держал оружие на сгибе локтя, с открытой казенной частью и вставленными патронами. А теперь выразительно клацнул замками.

Из заднего «уазика» бойцы вытащили раненого с обмотанной кровавыми бинтами головой и в расстегнутом бронежилете. Тот опирался на странного вида винтовку, напоминающую гибрид «драгуновки» и автомата Калашникова. На ствольной коробке, на стандартном кронштейне «ласточкин хвост», как заметил Новиков, стоял оптический прицел. Раненый ругался, но как-то не по-нашему, хотя издали слов было вроде бы и не разобрать.

– Где у вас тут доктор? – крикнул один из бойцов.

– Сюда давайте! – молодой ополченец поставил автомат на предохранитель и указал на завешенные маскировочными сетями палатки с красными крестами.

Навстречу из палатки приемного покоя как раз вышел с пластиковым стаканчиком кофе старший лейтенант Новиков.

– Ну, вот – только решил кофею испить!.. Тащите раненого в палатку, – пластиковый стаканчик полетел в урну, расплескивая недопитое содержимое. – Заводите раненого в палатку, посмотрим, что там с ним.

Пока с пострадавшего стрелка снимали бронежилет, он ругался сквозь зубы на странном языке, похожем на чешский или польский. «Наемник он, что ли?» – подумал старший лейтенант Новиков. В принципе, для врача, пусть и военного, нет правых и виноватых – есть только пациенты.

Раненый стрелок с видимым сожалением расстался со странной винтовкой: передняя ее часть напоминала СВД, а задняя – автомат Калашникова. Оружие человек с перебинтованной головой аккуратно прислонил возле кушетки. А рядом положил еще и небольшой, похожий на дрель, пистолет-пулемет. Глянув на эту «дрель», старший лейтенант Новиков стал догадываться, кто перед ним…

Костя размотал повязку на голове, ранения были не такими уж серьезными. С правой стороны была рассечена кожа до кости, но сам череп не поврежден. Также была рассечена бровь. Под бронежилетом раны, как опасался военврач, не оказалось. Только внушительных размеров лиловая гематома и, скорее всего трещина в ребрах.

– Сейчас обработаю раны и отправлю тебя на рентген. Ты, что наемник? По-русски понимаешь?

– Ја нисам плаћеник… Не наемник… – с трудом выговорил раненый. – Я – српски снајпер.

– Честно говоря, я уже догадался, когда увидел пистолет-пулемет «Скорпион». Как тебя сюда занесло?

– Добровољац, борио сам се на српском рату. Сејчас овде сам у рату против нацистима, – раненый снайпер приумолк, подбирая слова. – Как это по-русски… Доброволец, воевал на сербской войне. Теперь воюю здесь против фашистов.

В принципе, примерно половина сербских слов была понятна, и смысл, хоть и искаженный, доходил до русского офицера.

– Что с тобой случилось?

– А? Прекривен бацачи граната. Балистички прслук спасио… – Из гранатометов «накрыло». Бронежилет спас.

– Ну, хорошо, хоть бронежилет спас… Жить будешь, только на рентген сходить нужно, и, пока ребра заживут, у нас в госпитале побудешь.

Вместе с дежурной медсестрой Константин Новиков зашил рану на голове сербского снайпера и поставил дренаж. Также наложил пару швов на рассеченную бровь и заклеил ее пластырем.

– Хвала, – это слово не нуждалось в переводе. Сербский снайпер-доброволец пожал руку русскому военврачу.

– Да не за что. А как звать-то тебя?

– Јунгле цат, – серб помедлил, подыскивая русские слова, – Камышовый кот.

Старший лейтенант Новиков понимающе усмехнулся, оценив иронию. Камышовый кот – очень злобная, умная и хитрая тварюка. Самец достигает почти метра в длину и весит восемь – двенадцать килограммов. Главная особенность камышового кота – скрытность, он обитает в густых зарослях тростника и колючих кустарников по низменным берегам рек и озер.

– Ну, хорошо, Камышовый кот, зализывай раны…

Еще пару дней все было относительно спокойно. С горы Карачун по Славянску изредка бабахали минометы и 152-миллиметровые гаубицы, сторонкой, чтобы не попасть на прицел зенитчикам ДНР, пролетали украинские «Ми-24» и американские «Ирокезы», поставленные в рамках «гуманитарной помощи США. «Престарелые» ветераны еще Вьетнамской войны летали теперь в небе Донбасса. Вертолеты поставлялись без вооружения и укомплектовывались пулеметами ракетными блоками уже на месте – на Львовском авиаремонтном заводе.

По ночам Нацгвардия головорезов и каратели из «Правого сектора» совершали диверсионные вылазки, но им уже несколько раз довольно круто пообломали рога на трезубцах. До старшего лейтенанта Новикова доходили сведения и об активном участии в противодиверсионных контратаках командира ополченцев Чапая. В полевой госпиталь привезли троих раненых ополченцев ДНР, но их состояние не вызывало опасения у врачей.

В общем-то, текли обычные будние дни «Донбасского Сталинграда».

Беда всегда приходит нежданно-негаданно, а некоторые мерзости даже по меркам военного времени требуют только одного – мести! Такой трагедией стал расстрел медицинского уазика-«таблетки» на дороге между Семеновкой и Славянском. На блокпосту после артналета и последовавшей за ним атаки были ранены два местных ополченца. Каратели из Нацгвардии Украины и из «Правого сектора» до сих пор не могли угомониться. Они все еще пытались прорваться в разрушенное после ожесточенных боев село.

Для карателей из «Правого сектора» и Нацгвардии Украины героическая деревенька Семеновка была лишь только точкой на карте, безликим «населенным пунктом», за взятие которого под контроль террором и кровью следовало отчитаться перед киевскими фашистами. Чтобы те, в свою очередь, отчитались перед звездно-полосатыми фашистами в Вашингтоне.

А вот для тех, кто родился и вырос здесь, кто холил эту землю, собственными руками по весне и осенью собирал с нее достойный труда урожай, это и была Родина. Аккуратные беленые домики, живое золото осенней листвы, дымка над полями поутру… Для тех, кто стоял на блокпостах под флагами мятежной Донецкой Народной Республики, все было просто и понятно.

Но сейчас Семеновка, Черевковка, другие села в пригородах Славянска были превращены бандеровскими карателями в лунный ландшафт. И все равно эти сволочи не могли сломить сопротивления защитников этих сел! Двое из них были ранены и надеялись получить необходимую помощь. А вышло наоборот…

Когда два медицинских джипа СПМ-2 «Тигр» добрались к месту трагедии, все было уже кончено. Старший лейтенант Новиков глядел на изрешеченный микроавтобус с распахнутыми задними дверцами, на неподвижные тела людей и не понимал, как можно было сотворить такое. На белом халате женщины-фельдшера кровь, даже подсохшая, смотрелась особенно контрастно. Она до последнего удара сердца была верна долгу медика и клятве Гиппократа. Она лежала навзничь, раскинув руки, словно пытаясь закрыть собою раненых. Да так оно и было…

Картину трагедии восстановить было несложно. Слева стекло водительской дверцы было разбито пулей. Окровавленная голова немолодого уже водителя покоилась на руле. Костя Новиков знал его немножко: дядя Петя работал на «Скорой» лет тридцать с гаком, любил крепкий табак, брезгливо отрывая фильтры сигарет перед тем, как закурить, и был заядлым доминошником. За это его и гоняли санитарки и медсестры. «Дядя Петя, ты как сядешь «козла» забивать в гараже, так треск стоит, как от ружейной пальбы!» – говорили они.

Тела двоих эвакуированных ополченцев, женщины-фельдшера и водителя, накрыли простынями и загрузили в медицинские броневики. Уже возвращаясь к своему «Тигру», старший лейтенант Новиков приметил одну странность. С левой стороны, со стороны водителя, сразу за кабиной почти в центре красного креста зияла одинокая пулевая пробоина. В принципе, вся «таблетка» была буквально изрешечена, но это попадание выделялось так, будто кто-то намеренно хотел попрактиковаться в точности стрельбы.

Об этом Константин Новиков рассказывал военврачам вечером, после ужина. К ним «на огонек» зашел и снайпер-серб. Он часто приходил вечерами к русским военврачам и слушал их рассказы. О себе же он рассказывал крайне мало, ссылаясь на плохое знание русского языка. Причина была явно надуманной, но на войне старались не лезть человеку в душу – мало ли что… «Заглядывая в бездну, помни, что и бездна заглядывает в тебя», – слова основателя психоанализа Зигмунда Фрейда были сказаны явно не на пустом месте.

История с простреленным красным крестом не просто заинтересовала, а по-настоящему взволновала серба. Отведя старшего лейтенанта в сторонку, он подробно расспросил и об уничтоженном санитарном «уазике», и о месте, где произошла трагедия.

– Мулю, покажи мне то место, где заседа!

– Что, прямо сейчас?! Поздно ведь… Давай завтра, рано утром.

– Добро.

Чтобы не привлекать внимания, выехали на видавшем виды, битом-перебитом командирском «уазике». «Козлик» с заплатами на брезентовом тенте весело скакал по ухабам. Серб молча сидел на правом сиденье, положив на колени компактный пистолет-пулемет «Skorpion Vz.61». На ствол похожего на дрель оружия был навинчен глушитель. Снайпер Камышовый кот был в полной выкладке, на заднем сиденье покоилась до поры его странная снайперская винтовка.

Остановились за поворотом дороги, дальше пошли пешком. Вдвоем они осмотрели то место, где был расстрелян санитарный «уазик», потом углубились в лес. Костя и на свой пистолет-пулемет «Кедр» установил глушитель, но до скрытности Камышового кота ему все же было далеко. Тот двигался, словно действительно принадлежал к семейству кошачьих – практически неслышно стелился над самой землей, и ни одна веточка не треснула под его хищной поступью. Красота и очарование осеннего леса отступали перед настороженностью и закипающему в жилах адреналину. Откинув приклад, старший лейтенант Новиков взял «Кедр» на изготовку, готовый изрешетить любого в считаные секунды.