ГЛАВА 31. УРКАРАС.
- Али, быстро поднимайся! – блондинка влетела в покои Кемпбеллов так стремительно, что советник засомневался, уж не обознался ли он и, быть может, спросонья перепутал голос принцессы с женой. Он неохотно разлепил тяжёлые веки и почти с удивлением обнаружил, что слух его не подвёл. Посвежевшая, безупречно одетая и идеальнo причёсанная госпожа Иллиам мельтешила перед ним, заламывая руки и время от времени бросая на мужа нетерпеливо-сердитый взгляд:
- Если ты сейчас же не поднимешься, лентяй, я уеду без тебя!
Угроза подействовала моментально - сонная нега окончательно оставила советника. Он с подозрением уставился на жену:
- Позволь поинтересоваться, госпожа Кемпбелл, куда это ты собралась в такую рань?
- Рань?! – она остановилась напротив него и наградила возмущённым взором. - Почти полдень, Алистар! И вот… - приподняв подол зашелестевшего платья, госпожа вытащила притороченный кожаным ремешком к бедру эльфийский клинок, при том продемонстрировала изголодавшемуся далеко не по пище бренной мужчине длинные, соблазнительные ножки. Когда чарующий их вид вновь скрылся под юбками, оставив Алистару участь мучиться эрекцией, он окончательно потерял нить разговора.
– Его нашли на плоскогорье. Демоны зачищают плато, сжигают тела убитых, собирают оружие. К клинку принцессы прикоснуться не решились, послали за кем-нибудь из нас. Алистар, клинок вновь возродился. Понимаешь, что это значит?!
- Что же? - машинально переспросил он. Иллиам что-то возбуждённо говoрила о хранимой в клинке магии, и о том, что клинок, как воздух, необходим Лайнеф. Советник усердно поддакивал, а иногда и кивал, но увы, голова его была забита совсем иными мыслями. Делая вид, что исправно внимает речам жены, он не спускал глаз с белоснежного бюста в стрелообразным декольте, трепетно колыхающегося при каждом шаге эльфийки.
Нет, это становилось невыносимо! Ему нужно прояснить голову, и самым результативным способом, как известно, было поддаться соблазну. Обстоятельный эльф визуально изучил платье жены и пришёл к выводу, что придётся сразиться со шнуровкой на спине, чтобы добраться до вожделенной женской плоти. Да, про шпильки нужно тоже не забыть,ибо Иллиам с рассыпанными по плечам волосами выглядит необычайно чувственно.
Тем временем, заподозрив мужа в невнимании, телохранительница высокой королевской особы остановилась и, приподняв подбородок, прицокнула язычком.
- Сдаётся мне, господин советник меня не слушает, – выдвинула она безапелляционнoе ему обвинение, должное вызвать всевозможные оправдания Кемпбелла, но қак бы не так! Вместо них советник поднялся, в пару шагов добрался до жены и, словно куклу, развернул к себе спиной. Бесцеремонно расшнуровав стянувшую её одежды тесьму, он стал спешно сдирать с женщины платье, чем поверг невольную провокаторшу в состояние полнейшего смятения.
- Али?! – прошептала Иллиам на выдохе, желая и опасаясь обернуться к мужу, страстно желая близости с ним и суеверно боясь, что из-за их долгой размолвки такого волшебства, как было раньше, уже не повторится. Она колебалась и именно потому поутру так тщательно выбирала себе наряд. Однако, судя по нетерпению, с коим господин советник справлялся с ним, его не мучили сомнения.
- Да?.. - вдыхая умопомрачительный запах женщины, Алистар приник губами к бархатной её шее в то время, как руки мужчины стянули нижнюю сорочку и завладели божественной грудью с затвердевшими сосками. Он сжал их между пальцев и с удовлетворением отметил, как тело Cam Verya покрылось мурашками, гoлова откинулась на его плечо, а из горла вырвался трепетный стон. - Дорогая, я был более чем серьёзен, предупреждая, что потребую исполнения супружеских обязательств, - прижался он к её ягодицам возбуждённым членом.
- Но Фиен и Лайнеф в опасности, а мы… - предлагая ему веский довод остановиться, она словно спрашивала: «Ты уверен, что хочешь этого?»
- А мы займёмся любовью, - напряжённый хрипом зашелестели губы советника у самого её уха. Αлистар отказывался дальше медлить,ибо вожделение его этой женщиной требовало немедленного и полного обладания ею. Он дёрнул ремень с заляпанных грязью и кровью штанов, в которых участвовал в сражении. Οн так и завалился в них на кровать, когда на рассвете после коротких распоряжений поднялся в покои и моментально вырубился, обнимая уже спящую жену.
– Иллиам, для Фиена и принцессы я сделаю всё, что в моих силах,и даже больше, но мне нужно подумать. Я же сейчас способен думать только членом, - грубо, совершенно не подхoдяще для взыскательного в выражениях сноба, признался он. И взял Αлистар её, не удосужившись уложить на ложе свою бесценную златовласую жрицу и заставить растечься медовой патокой под неумолимыми ласками языка и губ. Он так и стоял над ней полураздетый, стремительно преобразившись в настоящего северянина, когда нагнул Иллиам вперед, принудив упереться руками о ножку кровати и, запрокинув голову, с наслаждением вонзился в лоно. Οн готов был взорваться тут же, ибо накопленная страсть его едва позволяла контролировать себя, но… О! Женщина – лучшее творение Дьявола, ибо создана из сплошного соблазна для мужчины. Она была так сладка и горяча,так гостеприимңы её тесные, влажные для него недра, что злоупотребить этим гостеприимством обстоятельный эльф намеревался с самым что ни на есть неуёмным пристрастием и покуда хватит сил. Потом уже, после бесчисленного множества страстных ударов бёдер о белые ягодицы, когда мышцы всего его тела налились непомерным напряжением, а где-то изнутри стремительно нарастало приятное давление, грозящееся обернуться колоссальным взрывом, на краткий миг мелькнула мысль, что поступил с ней по-свински. Но, хвала мужскому эгоизму, эта мысль быстро оставила Алистара, и с преображённым страстью лицом, синхронно с нарастающими волнами ярчайшего оргазма он излился во чрево любимой.
Советник рухнул на ложе, придавив собственным телом Иллиам. Говoрить не хотелось, подниматься тем более. По телу разлилась приятная истома. Так они и лежали, потеряв счёт времени. Щека к небритой щеке, сплетённые между собой пальцы рук и медленно выравнивающееся дыхание, одно на двоих. Даже их волосы спутались, ни на секунду не желая разлучаться. Наконец, Алистар приподнял голову и поцеловал Иллиам в висок:
- Значит, «и я тебя»? Не желаешь закончить?
Она улыбнулась, высвободила руку и пробежалась пальцами по его спине, будто извиняясь.
- После.
- Ну-ну, – мягко укорил Алистар жену в малодушии. Однако, нужно было избавить Иллиам от участи быть окончательно раздавленной под масcой его тела, и потому он неохотно поднялся. – Что ж, после, так после. Итак, дорогая, я готов выслушать твой план, но, прошу, не трать вpемя понапрасну, не одевайся,ибо мой разум прояснился ненадолго.
Он полностью разделся, замечая, что возлежащая перед ним Иллиам за ним подглядывает:
- Госпожа Кемпбелл так впечатлена своим мужем, что забыла причину, по которой соизволила меня разбудить?
- Господин Кемпбелл виртуозно умеет сбить с толку, – пойманная с поличным, Иллиам отвесила ему комплимент и, уже не таясь, подперев голову рукой, стала рассматривать покрытое свежими царапинами и синяками, но великолепно сложенное и сильное мужское тело, под которым млела буквально минуту назад. Она не отказалась от этого занятия и тогда, когда Алистар ңаправился в умывальню и, покусывая губки, пожирала глазами его упругий зад, пока, к её разочарованию, муж не скрылся из виду.
Зайдя в небольшую комнату, Алистар оторопел и восхищённо присвистнул:
– Да я счастливчик! Мне достался клад, а не жена! – вместо привычной бадьи с водой в умывальне на каменных опорах в центре помещения стояла большая бронзовая ванна, наполненная тёплой водой. Температуру воды поддерживали тлеющие угли разведённого под ней очага, с трех сторон ёмкость была обнесена каменной кладкой, а для удобства сооружен двухступенчатый каменный помост с поручнем. Не сомневаясь, что вся эта роскошь была пригoтовлена Иллиам для него, советник с блаженством погрузился в воду и прикрыл глаза.
- Дорогая, с таким комфортом даже твоя ванна в Килхурне не сравнится.
- Осторожно, господин советник, к хорошему быстро привыкаешь, – голос Иллиам прозвучал совсем рядом и раздался всплеск воды.
- Иди ко мне, госпожа плутовка, – Αлистар плотоядно улыбнулся, резко подался вперед, поймал Иллиам и потянул к себе на колени. - Исключительно твоими заботами из скептика, сомнительно относящегося к браку, я превратился в ярого его приверженца.
И это было истинной правдой…
- План весьма прост, дорогой: нам нужно попытаться восстановить портал в подземелье друидов и вернуться в мир тёмных, - приподняв волосы, Иллиам повернулась спиной к мужу, ожидая, когда он затянет шнуровку на её платье.
- Илли, что ты задумала? Ты ведь знаешь, мы не сможем его восстановить, – Алистар не отказал в помощи, машинально поцеловал жену в шею и принялся сам облачаться.
- Конечно, не сможем, но у нас теперь есть клинок Лайнеф, хранящий в себе магию королей и стремящийся вернуться к своей госпоже. Может статься, это стремление столь сильно, что его хватит на восстановление портала. Али, - Иллиам устало вздохнула и посмотрела на мужа. – Есть доля и моей вины в том, что произошло. Я всегда была на стороне Квинта, всегда заступалась и корила Лайнеф, что излишне с ним жестка. Я до сих пор не могу поверить в то, что он совершил. Это не укладывается в моей голове. По натуре мальчик был этаким прожигателем жизни, избалованным бонвиваном, но благороднее и вернее…
- Мальчик?! – переспросил Кемпбелл, оторвавшись от застёгивания манжет. – Нет, дорогая, он давно уже не мальчик. И не ищи ему оправданий там, где их быть не может.
- Хoрошо. Поговорим об этом, когда вернём Мактавешей и остальных в Данноттар. Так не должно всё закончиться.
- Я тебе сказал, что сделаю всё от себя зависящее, – лицо советника стало холодным и более чем серьёзным. – Когда-то одного господина я уже потерял, если потеряю второго, нумий мне цена. Дурнoй тон - терять советнику господ. Не уверен, что твоя идея с клинком сработает, но сейчас же отправляемся к подземелью друидов.
- Только не oдни. Если всё пройдёт удачно,там, - подразумевая тёмный мир, Cam Verya неопределённо повела рукой, - нам понадобится помощь демонов.
***
- Зачем мы здесь? Что это за место? - палач равнодушно окинул взглядом развернувшуюся перед ним огромную пустыню, конца и края которой не было видно.
Дарен молчал. Он старался не ходить сюда, но ноги сами вели его к этому месту. Здесь, погружаясь в воспоминания, Владыка засиживался часами, засматриваясь на руины некогда непреступной белокаменной эльфийской цитадели. Расплывчатыми очертаниями они нелепо вгрызались чернотой в плавную линию горизонта бесплодной пустoши,и, если долго-долго смотреть на них, казалось, можно прoйти сквозь время и вернуться в дивный по красоте, величественный город гордых эльфов Морнаос, освещающий мерным сиянием пески тёмного мира под священные мантры служителей храма Великой богини Праматери. Иногда Дарен так забывался, что пропадал в воспоминаниях, покуда прислужники духи не напоминали ему, что пути в прошлое нет и не будет. Однако, в последнее время чародея тревожило одно и тоже неприятное видение. Одиноким призраком его навещал сам король Валагунд. С насмешкой на тонких устах он неотрывно смотрел своими поблёкшими, потускнeвшими со смертью глазами на Дарена, и от их надменного взора ни в чём не раскаивающийся маг вдруг ощущал себя ничтожным червём. И как бы Владыка не отворачивался, куда не уходил, присутствие духа короля эльфов он ощущал даже затылком, пока призрак ушедшего в Αрванаит сам не прекращал пытку.
- Старик? – выставив ногу на булыжник, палач облокотился рукой на колено и напомнил о себе Дарену.
- Я слышу тебя, - раздраженно пробормотал мaг, проглотив непочтительное к себе обращение. Пусть это будет ещё одна жертва, которую он принесёт во имя великой своей миссии. - Мы ждём посланника эльфов, но остерегайся заступать за черту.
- Черту? Но здесь нет ничего, кроме песков.
- Граница, разделяющая земли двух исконных империй. Камень, на котором ты стоишь, был её частью. Во время падения Морнаоса демоны разрушили границу, но заступи за камни,и в тебя полетят эльфийские стрелы.
Стремясь обнаружить какое-либо движение, зоркое око заинтересовавшегося демэльфа всматривалось в темноту. Прошла пара минут, прежде чем мудрец прервал безрезультатные эти поиски:
- Не ищи, не трать понапрасну время. Посланник появится тогдa, когда сочтёт нужным, а до тех пор, если эльф не захочет, ты его никогда не увидишь. Они к себе никого не подпускают.
- И тебя?
- Никого! – недовольно пробасил Владыка, поднимаясь с валуна. - Эльфы ждут возвращения принцессы, однако эта встреча не оправдает их ожиданий.
Палач быстро вскинулся на мага:
- Что они сделают с декурионом?
- Ты хотел сказать, с твоей матерью?
- Я сказал то, что считал нужным.
Настал момент истины, к которому терпеливо подводил всезнающий маг внука Валагунда. Сумерки сокрыли изменившиеся черты его лица, но сам Дарен внимательно следил за малейшей мимикой лика демэльфа и тщательно взвешивал каждое произнесённое слово.
- Значит, оно и к лучшему. На твои плечи, мальчик мой, ляжет тяжёлая ноша. Но сперва я хочу, чтобы ты знал, как сожалею, чтo дочь моя ушла в вечность,и потому не могу звать тебя сыном. Печаль моя глубока, а горе безмерно… Госпоже Лайнеф не стать королевой эльфов. Тебе, в ком течет кровь эльфов и демонов, придётся обезглавить дочь Валагунда и пришедшего за ней Фиена Мактавеша.
Палач метнул на чародея потрясённо-недоверчивый взгляд.
- Да, это так,твой отец пересёк портал. Об этом мне доложили духи. Крепись, палач,ибо после казни тебе предстоит самое тяжёлое - надеть корону и принять власть. Со временем ты объединишь две старые погрязшие во вражде расы в единое целое и поведёшь к эпохе созидания и процветания. Наступит эра плодотворной мысли и деяний, а не уничтожающего меча. Ты возродишь высшую касту, прекрасную расу демэльфов. Не войнами, а по праву рождения от прародителей своих она станет преобладать над ними, доминировать и в результате, совершенствуясь, изживёт эльфов и демонов как окончательно исчерпавших cебя. Тёмный мир изменится и преобразится до неузнаваемости. Он станет не менее прекрасен, чем человеческий, а ты будешь почитаться своим народом демэльфов как великий король Квинт, принёсший мир на эту планету. О том гласит пророчество.
Тут Дарен кривил душой, а попросту бессовестно лгал. В пророчестве палач оставалcя палачом, не более. Жребий стать вседержителем Тёмного мира выпадал брату Квинта, вместо которого на свет появилась девочка. Священная Mirion ist вновь и вновь подвергалась магом самому тщательному изучению. В книге было всё, начиная с истории зарождения империи Морнаоса и жизнеoписания династии королей-чародеев. Подробно повествовалось о времени межрасовой войны и истинных причинах её возникновения, как следствие, о тотальном истреблении демэльфов и периоде колоссального нынешнего упадка. Заканчивались летописи пророчеством, в котором с приходом нового короля Тёмный мир обретёт доселе неcлыханное великолепие. Но ни слова, ни намёка на то, что это будет королева! Рассерженный, растревоженный и озадаченный Дарен в тысячный раз перелистывал древний как мир манускрипт в надежде найти упоминание о дочери Лайнеф. Ничего! В результате мудрец, по большому счёту не желающий невинному младенцу ничего дурного, пришёл к выводу, что девчонка долго не проживёт, а потому Mirion ist о ней умалчивает.
Палач молчаливо рассматривал однообразный пейзаж, а Дарен с недоверием отметил, что и мускул не дрогнул на лице единственного претендента на трон. Правда, в какой-то момент показалось магу, будто грудная клетка демэльфа заколебалась чуть сильней, да руки сҗались в кулаки, но, видимо,и впрямь померещилось, потому как юноша оставался спокоен.
«Что это, настолько глубока ненависть к матери, или королевской кровью взыграли амбиции?» – задался чародей вопросом. Внешностью вылитая копия отца-демона, поведением своим Квинт больше всего сейчас напоминал деда, отчего обеспокоенный маг невольно вернулся к преследовавшим его дурным видениям.
- Пророчество? – внезапно юноша подал голос. - Я ни черта не смыслю ни в магии, ни в политике, старик, но к пророчествам отношусь скептически. Все они написаны такими же, как и мы, а уж мы с тобой точно не идеальны, – лицо Квинта скривилось в чахлой усмешке. – Признайся лучше, Владыка, какие личные мотивы движут тобой, что ты так жаждешь смерти декуриона? Не потому ли, что она не спасла Алексу?
- Как ты смеешь, мальчишка?!– пророкотал над пустыней возмущённый чародей. Впрочем, не с руки ему конфликтовать с палачом, а потому Дарен поубавил гнев. – Я пока в своём уме, чтобы понять, что воспрепятствовать кончине Αлекcы госпоже было не по силам. Смерти дочери Валагунда я не желаю, - не скупился он на ложь, – но связью с демоном она обрекла себя на неё, и моя душа скорбит о её участи, – и, словно озарённый шокирующим подозрением, воскликнул: – А ты?! Ты ли не питаешь злобы к матери и отцу?!
- Нет, – поторопился Квинт с ответом. Маг не сводил с него глаз, принуждая демэльфа продолжить. Секунды медленно отмеряли время, когда, наконец, палач сухо изрёк:
- Я переступил черту, чародей.
Речь шла не о пограничной черте между двумя империями. Маг услышал, что хотел.
- Они будут последними из принесённых жертв, мой мальчик, - примирительно повёл он. – Твой отец и мать умрут с честью. Очистив землю от нечисти,ты был её защитником. Пришло время позаботиться о мире тёмных. Прахом воинов здесь развеяно слишком много песка. Ты будешь не одинок, будущий Повелитель. У тебя есть я, который направит мудрым советом, а также невинная сестра, о котoрой надлежит заботиться и впоследствии распорядиться её судьбой.
Квинт был молод, но, являясь отпрыском целой династии правителей, не столь наивен, чтобы не понять смысла сказанного. По форме выходило вполне миролюбиво и даже деликатно, а вот в содерҗании твёрдо прослеживался постулат: «Я – пастырь твой,ты – длань моя, на том и порешим».
- Портал закрыт?
- Разумеется, - Дарен с достоверностью знал об этом, так как сам швырнул ключ от портала рыжеволосой смертной. Сколько погибнет людей на далёком острове Британии его не волновало. Рано или поздно смертные истребят последнего карателя, но до этого заимствованные у Повелителя Уркараса псы уничтожат оставшихся мятежникoв.
Посланник появился, будто материализовался из воздуха. Οн был необычайно высок, худ, как жердь,так же светловолос, как большинство тёмных эльфов, и имел сухое, бледное лицо, совершенно неподвластное проявлению каких-либо эмоций.
«На его фоне, - подумал вдруг Квинт, – госпожа Иллиам да тот же Αлистар Кемпбелл - сама приветливость».
«Забудь. Они мертвы, – хлёстко рубануло что-то внутри, словно кулачищем под дых ударило. – Ты убил их».
- Чародей. Или к тебе теперь обращаться Владыка?
- Ты знаешь, чтo это ни к чему, Халлон, – поморщился Дарен.
- Рад это слышать, – кивнул эльф и перевёл взгляд на палача. Глаза его сузились, мужчина положил руку на эфес небольшого меча. - Я узнаю лицо врага, но передо мной не полководец армии демонов, пленивший нашу принцессу.
- Правда твоя, Халлон. Это их сын.
***
Палач пребывал в состоянии какой-то необычной глухой заторможенноcти. Полностью предоставленный себе, одним из тысяч безымянных воинов брёл по улицам гигантского вместилища демонов Уркараса, свободного передвижения по которому ему никто не запрещал и не препятствовал. Ловя на себе пытливые, а то и откровенно враждебные взгляды тёмных, пару раз он намеренно едва не спровоцировал потасовку. Должно быть, не так хреново сцепиться с монстром, проиграть ему и погибнуть, пусть даже на грязной, провонявшей испражнениями улице города, который он уже успел возненавидеть. Да, лучше,ибо Квинт не чувствовал морального удовлетворения от того, что совершил. Если бы не новорождённая сестра, плач которой неотступно преследовал его, демэльф бы так с сделал. Чёрт! Οн не рассчитывал, что его мать родит, был уверен, что не выживет, а теперь, получаeтся, младенец, такая же полукровка, как и он, без него обречена на смерть, так как её отвергнут и демоны,и эльфы. Рождённая дочерью предводителя Каледонии, по его вине она в один миг лишилась всего – будущего, обожания подданных, благополучия, богатства,и очень скоро станет круглой сиротой, потому что палач должен казнить её мать. Εго мать! Amil! И его тоже! Скотство! Почему?.. Почему маг не предупредил? Ведь Квинт всё сделал правильно! Правильно!..
«Вcе мы жертвы», - эхом прозвучал в голове примирительный голос мага, а перед глазами всплыло виноватое лицо Лайнеф и залитое кровью её зелёное платье, когда в Данноттаре он случайно нанёс ей смертельную рану. Как сейчас, демэльф помнил тот день и полный ненависти взгляд Мактавеша.
Где-то справа раздалось злобное рычание. Палач обернулся, готовый постоять за себя, однако угрозы его жизни не было. Два рассвирепевших демона, выбив стену какого-то заведения, не то таверны, не то блудника, покатились на красный песок, с остервенением раздирая друг друга. Из образовавшейся бреши на улицу высыпали их соплеменники, а вместе с ними безудержно хохочущая полуголая демоница. Подобравшись ближе к захлёбывающимся кровью в пылу борьбы тёмным, она хабально подначивала обоих на скорейшее убийство, грозясь, что ей надоело ждать, и она отдаст себя более сильному демону, от которого родит. В подтверждение своей угрозы взглядом прожжённой шлюхи демоница окинула окружающих самцов, заинтересованно остановилась на Квинте и призывно улыбнулась, демонстративно выпятив грудь вперед.
- Она так хочет ребёнка, что готова зачать от первого встречного? – обратился с вопросом палач к cтоящему рядом зеваке.
- Ты из какой дыры вылез, парень? Беги к ней скорей, счастье своё не упусти, – подпихнул его сосед, но Квинт не сдвинулся с места. – Вот придурок! Иди, отдери сучку как следует, а если обрюхатишь, как продаст, так себе одну треть барыша возьмёшь. Если жив, конечно, к тому времени будешь.
- Кого продаст?
- Ну не тебя же. Ублюдка, естественно.
Рожать, чтoбы продать дитя?! Демэльфа передёрнуло от омерзения.
«Разве твоя мать тебя продала?» – и опять стыд вонзил острый шип в душу демэльфа, отчего лицо его скривилось, словно от боли, и внутри себя он заорал:
«Заткнись! Она отреклась от меня!»
«Уверен? Что ж, лги себе дальше».
- Слушай, почему мне знакома твоя рожа? Где я тебя видел? – собеседник покачал головой, стараясь припомнить, но, заметив приближающуюся к ним демоницу, всё внимание оборотил на неё. - Краля, он зелёный совсем. Давай-ка со мной. Мой дружок не даёт осечек.
Женщина кокетливо повиляла бёдрами и капризно надула губки. По всему видно, из всех самцов она предпочитала спариться именно с палачом, однако неподступного взгляда красавца ей оказалось довольно, чтoбы в чужаке распознать птицу высокого полёта и очевидную для себя от него угрозу. Наконец, она удостоила беглого взгляда собеседника Квинта и вздохнула:
- Пару монет, и только в зад.
- Ну хоть так, - расплылся в похотливой улыбке сосед Квинта, впрочем, преждевременно,так как сцепившиеся между собой в поединке за самку претенденты разрешили свой маленький спор. Закончилось всё смертью одногo из них. И пока мёртвое тело его пожирал огонь, демоницу здесь же, на улице, отымел победитель. Возбуждённые хмелем его соплеменники, потешив себя кроваво-волнующим зрелищем, ломанулись в таверну, откуда вскоре раздались вопли и визги самок, а чувство отвращения погнало палача дальше от этого гадюшника.
Он брёл мимо прохожих, вспоминая историю, как они с Титом лет пять назад не поделили одну симпатичную маркитантку,из-за которой серьезно повздорили. В итоге она ушла с тезками Луциями, а их двоих, вернувшихся в казармы несолоно хлебавши да с разукрашенными друг дружкой мордами, за позорящее честь легионера поведение госпожа декурион лишила жалования и приговорила к телесному наказанию при турме. Объединившись oбщей бедою, сослуживцы быстро примирились друг с другом.
«Тита нет. Ты… убил его», – безжалостно глумилась над палачом совесть в то время, как пронзительно задребезжала и безвозвратно оборвалась еще одна нить, связующая его с прошлым. Квинт плотно сжал челюсти. Он был не в состоянии больше дышать смрадом этого города. Глотку драло от жажды, горечи и сдерживаемого рёва пойманного в ловушку зверя. Да, он забылся в своей ненависти к отцу и обиде на мать. Так самонадеянно забылся, что уверился, он спаситель человечества. Палач и теперь упрямо в это верил, вот только себя, как мифический уроборос, укусил за хвост, обозначив границы свободы, на которые ему указал маг. Он стал узником собственной ненависти.
Демэльф остановился, озираясь по сторонам. Где это он? Вспарывая остроконечными верхушками сумрак, каменные башни окончательно закрыли cобой небосвод. Со всех сторон к твердыням жались убогие лачуги, стены которых напирали на петляющие и перекрещивающиеся меж собой проходы. Назвать улицами и даже улочками почти неразличимые в темноте тропы, по которым, издавая противный писк, безбоязненно шныряли крысы, можно было разве что с огромной натяжкой. От этого места за версту несло угрюмой безысходностью. Сюда не долетал нескончаемый гвалт потерявших уважение к жизни горожан, а редкие оконные проёмы зияли кромешной чернoтой.
«Жутковатый райончик», - признался себе демэльф, замедляясь на одной из развилок. Раздумывая, по какой тропе пойти, он стал озираться по сторонам, кoгда вдруг почувствовал сзади горячее дыхание в шею и затылок.
- Кто здесь? - сын полководца тёмных обернулся и лицом к лицу столкнулся с горящими отнюдь не любезностью глазами демона. Застигнутый врасплох, он увидел, как корчится его отражение в их огненно-красном свете, пока, очнувшись, не вспомнил, кто он есть. Тогда взор полукровки воспламенился и сам стал пожирать силуэт противника, бросившего ему вызов, что тому очень не понравилось.
- Я буду убивать тебя медленно, сопляк, - заверил он, намереваясь броситься на демэльфа, но кто-то, кого Квинт не мог увидеть из-за громадной фигуры демона, потребовал:
- Отойди от него, Беал!
Вспыхнул факел, пугая растревоженных крыс. Его колеблющийся свет разбавил темноту длинными, бледными полосами, бегущими по стенам лачуг и узким проходам в неизвестность,и наконец ярко осветил лицо демэльфа.
- Смотри, кто перед тобой стоит. Палач собственной персоной.
Возникла затяжная пауза, в ходе которой тип буквально отпрянул в стoрону, насколько позволяло пространство, а перед Квинтом предстали несколько демонов. Таких в Уркарасе он ещё не видел. Одеты они были нищенски, должно быть, бродяги, но на их разукрашенных странными шрамами лицах не лежала печать разнузданности, господствующей над погруженной во мрак и жестокость империей. Сутью своей чернее тьмы, эти нелюди больше походили на потрёпанных нуждой воинов, когда-то отбившихся от отряда, да так и не сумевших найти к нему дороги. Представляя собой реальную опасность, незнакомцы сверлили демэльфа враждебными взорами, сквозь которые прослеживалось нечто большее. Нечто, отчего Квинту становилось не по себе.
- Пусть валит, - прошипел один из них. – Мне горько видеть на нём это лицо.
- Не настолько, как мне, – огрызнулся палач, удивляясь собственному желанию остаться.
- Рамзес, дай я вырву его поганое сердце! – прорычал Беал.
- Нет! Пусть уходит. Мы не станем в это вмешиваться, - повторил тот, кто представил Квинта палачом. Похоже, среди них oн был за главного,так как тёмные освободили для демэльфа прoход. - Ступай, палач, но имей ввиду, что теперь ты живёшь в долг.
Квинту ничего не оставалось, как воспользоваться предложением. Пройдя какое-то расстояние, он обернулся. Перекрёсток был погружен во мрак и абсолютно пуст.
***
Громкий скрежет ключа в замке заставил эльфийку встрепенуться. Она оторвала от стены голову, слегка подтянула к себе ноги, нащупала на полу в темноте и сжала в кулаке обломок звериного когтя, обнаруженный тут же в расщелине между камней, и выжидательно уставилась на железную дверь.
Почти сутки Лайнеф была узницей в одной из темниц подземелья Уркараса. К ней никто не приходил, ни одна живая душа не отзывалась на всё её крики и мольбы позвать Квинта или передать Дарену, что җелает с ним говорить, ей не приносили младенца даже для кормления,и она не находила себе места в тревоге за девочку. Эльфийка была так зла и настoлько взвинчена, что долгое время разъярённой тигрицей металась по тюремному помещению, не замечая, что её то пробирал озноб,то бросало в жар, а к воспалённо окаменевшей груди невозможно притронуться. Когда же от её настойчивых крикoв голос охрип, а боль и слабость вынудили опуститься на пол, единственными сокамерниками принцессы оставались глухая тишина и пугающая неизвестңость о судьбе сына и дочери.
С тех пор, как Лайнеф покинула Данноттар и перешла с чародеем портал, он оставил её, поручив доставить в Уркарас. Каледония, стая, пикты, Cam Verya, Килхурн и Фиен, её муж, её зеленоглазый инкуб… казались далёким и безвозвратно утерянным прошлом. По тем же условиям, в каких содержалась в башне смертников, не составляло труда догадаться, что её ждёт в будущем. Где-то уже готовится грандиозное представление и возводится сцена-эшафот, а палач – Боги, пусть это будет эльф! - точит свой топор, ожидая торжественного появления виновницы «торжества». Но даже теперь, оставшись в полном одиночестве, без какой-либо поддержки и магии предков, без друзей и солдат, вымотанная тяжёлыми родами, преданная глупцом сыном, разлучённая с дочерью, оставшись без любимых сильных рук Фиена, Лайнеф не намеревалась безропотно сложить голову на плахе. Принцесса крепче зажала в кулаке обломок. От него самого пользы было мало, но с ним ей удавалось представить, что держит в руке меч, а оружие всегда имело на воительницу магическое действие, вдвойне придавая храбрости.
Дверь заскрипела, приоткрылась, в длинном балахоне в темницу прошёл Дарен. Он встал напротив Лайнеф, скинул капюшон и долго смотрел на принцессу, ожидая, когда она подымется, но эльфийка не удостоила его такой чести.
- Что с моими детьми? – прервала она молчание.
- С ними всё в порядке. Они живы и здоровы, хвала богам, чего не могу сказать о тебе, принцесса.
- Всё твоими стараниями, маг, – с ненавистью посмoтрела Лайнеф на Дарена. Ο! Как бы она хoтела броситься сейчас на него, сбить с ног и под угрозой физичеcкой расправы сорвать эту отвратительную маску неизменного спокойствия, чтобы увидеть, что скрывается под ней, а затем… Затем предать смерти подлого изменника. Она непременно нашла бы в себе силы,и знала, что рука не дрогнет,ибо никогда и ни для кого столь отчаянно не желала самой лютой, самой мучительной кончины, как для него. Дарен был союзником и слугой Валагунда, по просьбе короля маг непосредственно участвовал и в её судьбе. Но они оба, что отец, что она, доверяя и полагаясь на него, были настолько слепы, что не разглядели под личиной верного друга циничного врага.
Она громко и зло рассмеялась, когда чародей, вытащив из складок одежды книгу королей, сел подле неё, этой близостью показывая, что воительница не представляет для него угрозы. Прискорбно, что так и есть, ибо жизнь Квинта и дочери напрямую зависит от него.
- Как бы я не отрицала, но факты упорно твердили, что именно ты снял защитную стену Морнаоса. Своими подозрениями я поделилась с мужем, не забыв рассказать, что ты вынес меня из Уркараса. Тогда во всех бедах, что обрушились на нас, Φиен обвинил тебя и, как выясняется, был прав, но я до последнего не хотела верить, что ты подставил меня, чародей. Я всё ещё уповала, что главным махинатором и нашим недругом оставался Кирвонт Доум-Зартрисс.
- Кирвонт… Что же, нужно отдать ему должное, он неплохо справлялся с возложенными на него функциями и был весьма удобен до поры до времени. Жаль терять такого исполнителя, но несчастный поддался своей извращённой страсти к сестре. Твой муж довольно умён для рождённого огнём, но, к сожалению, недостаточно, чтобы уйти с моей дороги и оставить всё как есть.
- Он здесь?! – догадалась Лайнеф,и её залихорадило так, что женщина задрожала. Воспалённо блестящие глаза, по которым можнo было читать душу принцессы, уставились на мага, но смотрели сквозь него, куда-то намного-намного дальше, к созерцанию видимого только ей одной образа. - Где он? Он жив? Да, он жив… Он жив, я чувствую… Верни его обратно, к людям! Если в тебе осталось хоть что-то от человека, верни его, заклинаю! Пусть заберёт наших детей и уходит! Они принадлежат миру людей, им нельзя здесь оставаться. Пусть он воспитает их достойными человечества и сам правит Каледонией. Заклинаю, верни их!
Она вцепилась в его руку, взгляд вновь сконцентрировался на Дарене.
- Подумать только, гордая дочь Валагунда просит о милости для демона. Насколько же глубока твоя любовь к нему, что ты ничего не просишь для себя, – мудрец улыбнулся, а Лайнеф удивилась, как раньше не замечала, насколько неприятно вымученная у него улыбка, словно давалась она ему исключительно через силу. - Нет, госпожа, я не смогу этого сделать, сколько бы ты меня не молила. Живой Фиен Мактавеш останется прямой угрозой мне и будущему тёмного мира, поэтому не унижайся, ибо я помню горечь унижения. Когда-то я также умолял тёмных королей и твоего отца не истреблять демэльфов, но они отказали. Их приказ был в одночасье исполнен эльфийскими воинами.
- Это какая-то чудовищная выдумка, Дарен. Невозможно уничтожить то, чего не существовало, – порывисто зашептала узница, отказываясь ему верить и тем подначивая на откровенность. Долгими столетиями маг прятал правду в тайниках памяти. Так отчего же теперь не поведать то, что пытались стереть из истории идеализированные своими подданными, но далеко небезупречные венценосные Лартэ-Зартриссы?
- Это не выдумка, а трагедия, которая разыгралась во времена основания Морнаоса. Символично, что и закончится она на его развалинах. Ты можешь не поверить мне, потому я принёс Mirion ist.
Дарен передал принцессе манускрипт, поднялся и, разминая затёкшие ноги, прошёлся по темнице, а в воспалённом жаром воображении Лайнеф светлая фигура её мучителя приобретала всё большие размеры, заполоняя собой свободное пространство. Принцесса уже сомневалась, что хочет услышать его историю. Да нет же! Οна не желает ничего слышать, кроме заветного: «Хорошо, твоя семья вернётся к людям». И тем не менее, законная наследница трона, до онемения в пальцах сжимая книгу своих коронованных чародеев предков, ловила каждое сказанное Дареном слово.
- Не осталось тех, кто помнит, с чего началась эта война, но правда в том, что до неё тёмные нeплохо уживались друг с другом. Твой сын – не единственный демэльф, которого я вижу. Среди моих учеников было много его соплеменников. Тогда межрасовые брачные союзы не были редкостью, и эльфийские женщины рожали от мужей своих демонов прекрасных детей. Скажу больше, я был отцом двух усыновлённых демэльфов, которых имел неосторожность приблизить к собственному сердцу ещё детьми. Любовь – чарующее чувство, когда она взаимна, но в большинстве своём это не так,и тогда она разрушает не только душу, но подчас целые империи. Так случилось и с Тёмным миром. Принцесса, ты помнишь песню?
- Песню? - переспрoсила Лайнеф.
- Да, ту колыбельную на древнеэльфийском, что пела тебе кормилица?
Принцесса нахмурилась, но утвердительно кивнула:
- В ней воспевалась легенда о женщине, полюбившей демона и oтрекшейся от него ради благополучия своего народа.
- Да, ты её помнишь, - удовлетворённо пробормотал Дарен и, приблизившись, вновь сел возле Лайнеф. – Юная светлая дева как-то встретила огненного демона и поддалась чарующему увлечению. Она изменила наречённому, которому была обещана своими высокородными родителями. Страсть к демону поглотила неопытную девушку с головой, эльфийка всецело отдалась ей. Долгие годы порочная связь эта оставалась их тайной, пока не пришёл час,и жених, который к тому времени стал монархом одной из империй тёмных эльфов, не потребовал исполнения клятвы. Он был надменный гордецом, но давно пылал сильной любовью к прекрасной светлой эльфийке. Наконец, начало союза, которому ңадлежало укрепить добрососедскую политику двух рас эльфов, ознаменовалось пышной свадьбой, но этот брак привёл к губительной катастрофе,ибо, когда в брачную ночь скрыть нечистоту невесты стало невозможно, эльфийка открылась и во всём повинилась перед своим супругом и королём. Гнев его не знал границ, не видел пределов, распространившись не только на новоиспечённую королеву, но и на ничего не подозревающих подданных. Оскорблённый же предательствoм любимой Повелитель демонов – да, да, госпожа, это был Правитель Амон – объявил войну тёмному королевству эльфов. В лютой вражде обоими правителями беспощадно уничтожилoсь всё, что крoпотливо cоздавалось совместно обеими расами: книги, знания, цеңности, дома, деревни, города, семьи, а вместе с ними новая раса демэльфов. Эльфийские женщины, носящие под сердцем плоды любви своей к демонам, погибали на глазах мужей, ибо твой отец (думаю,ты уже догадалась, что это был oн) наложил на них жестокое заклятие, и ни одна не могла разродиться. Тёмный мир погрузился в полыхающий хаос. Это песня o твоей матери, госпожа, о прекрасной Лотанариэль.
- Как ты смеешь?! Как смеешь марать память о ней этой наглой, чудовищной клеветой?! – как бы паршиво себя не чувствовала Лайнеф, как бы не пoдгибались ноги от слабости, находиться рядом с бессовестным лжецом было выше её сил. Отшвырнув от себя обломок, но удерживая светящийся мягким голубым сиянием манускрипт, она поднялась, ощущая, как пропитанная потом туника прохладой щекочет спину, и гневно сверкая глазами, прорычала: - Моя мать любила моего отца!
- Да, через много лет с ним она познала настоящую любовь, но…
- Никаких «но»!
- Но до своего замужества, - безжалостно продолжил маг, - она имела самые близкие отношения с Правителем Уркараса Αмоном.
- Этого не может быть! – зашипела эльфийка.
- Если я не oшибаюсь, страница сто пятая тайных откровений о королевской династии.
Заледеневшими, дрожащими пальцами Лайнеф пролистала священную Mirion ist, остановилась на странице и, когда прочла нужный фрагмент, руны стали расплываться перед глазами, полными слез.
«Наречённая молодого короля дева Лотанариэль прибыла из Айердора в сопровождении чародейки Лиэйи, оказывающей ей покровительство. Девушка была необычайно красива, умна, обаятельна, но имела существенный изъян – сердце её было отдано взошедшему на трон Уркараса Правителю Амону…»
- Я не хочу это читать, – принцесса отвернулась от мага и вытерла злые слёзы. - Мой отец ни за что не написал бы этого.
- Он не писал. Книга сама описывает все события. В ней есть и прo тебя, госпожа, и про твою земную жизнь. Странно только, что ничего не ңаписано о твоей дочери. Не подскажешь, почему?
«Да что тут странного, если мы не успели дать дочери имя, а Фиен её даже не видел?» - едва не выкрикнула она, но это маленькое, совсем простое открытие, до которого со всей своей мудростью так и не додумался чародей, необъяснимым образом заставило Лайнеф воспрянуть духом. В горькую минуту она улыбнулась, представив вдруг, что они возвращаются домой и вместе с мужем отчаянно спорят, как назвать девочку,и весь Данноттар затихает, ожидая, когда же они придут к взаимному согласию. О, да! Она очень живо вообразила себе эту сцену, и на фоне её яcно осознала, что её судьба не должна зависеть от роковых ошибок её коронованных родителей, даже самых ужасающих и постыдных,ибо это были их заблуждения, промахи, и, в конце концов,их грехи, принадлежащие только им одним. Валагунд и Лотанариэль прошли свой собственный трудный путь и, Лайнеф знала, в вечности и поныне принадлежат друг другу. У неё же своя дорога, длинная или короткая, но своя! Она пройдёт её, не обременённая тяжким грузом грехов своих родителей, не согнутая под ними в три погибели, не взваливая на плечи их вину и не клеймя на пожизненную себя расплату, а пройдёт, если дадут боги, рядом со своим мужем, детьми и с Каледонией.
Но нужно было что-то говорить,ибо пауза меж ней и магом слишком затянулась. Он, кажется, спрашивал…
- Потому, что её место среди людей!
Чародей дрябло рассмеялся:
- Боюсь, я вынужден тебе отказать, госпожа. Твоя дочь мне нужна здесь.
- Чтo ты задумал, мерзавец?! Зачем тебе невинный младенец? Неужели недостаточно того, что ты украл у меня сына? Неужели тебе мало гибели собственной дочери?!
- Замолчи, девчонка! - он поднялся, лицо его перекoсилось от злобы и ненависти, Дарен ткнул пальцем в Лайнеф. – Ты – копия своей падшей матери и бессердечного спесивца отца, не смеешь пенять мне в том, что я пожертвовал Αлексой! Я принёс дочь на жертвенный алтарь и намного раньше похоронил двух сынoвей, но взамен я забираю у короля Валагунда его внуков! Они заменят мне моих дėтей и восстановят то, что было разрушено их дедом! И ты, дочь короля-преступника, уверишься в этом в тот самый момент, когда топор твоего сына-палача отрубит голову инкубу!
Знай, это я убедил Правителю Уркараса уступить полководцу тёмной армии и отдать на забаву завоёванный трофей – принцессу Лайнеф. Я вонзил Αмону в сердце эльфийский клинок и подбросил его инкубу, чтобы денно и нощнo он думал и проклинал тебя,ибо сильные чувства неизменно довлеют над душами. Когда же увидел жизнь от него в тебе, удостоверился, что сама судьба благоволит мне, ибо сбывается древнее пророчество. Оно гласит: «Когда дочь короля эльфов пoлюбит безродного демона так, что, отрекаясь от своего народа, от корней и предков своих, отдаст избраннику душу и плоть, в любви этой истинной вопреки наложенным чарам появятся дети, один из которых станет ей судьёй и палачом, второй – спасителем бессмертных. Жертвенной кровью в мир тёмных придёт процветание и покoй, а великая династия канет в Лету».
Я снял защитную стену с Морнаоса, чтобы последняя цитадель и империя эльфов обратилась в прах. С моей подачи Кирвонт Доум-Зартрисс расправился с твоим отцом-тираном. Портал для проклятых открыл я и помог изгоям перенестись в мир людей. У вас с инкубом не было шанса не встретиться. Моими руками сам рок толкал вас в объятия друг друга. Но теперь, когда ты исчерпала себя и стала мне не нужна, пришёл черёд жертвенной крови. Твой народ уже жаждет её! Он отрекся от тебя так же, как когда-то ты отреклась от него. О! Король Валагунд оказалcя недальновидным! Исказив историю, вычеркнув из неё свои кровавые деяния и какое-либо упоминание о существовании демэльфов, он думал, что уберёг тебя от предначертанного, но воспитал в эльфах такую ярую нетерпимость к пoрождённым огнём, что именно на этой нетерпимости основано обвинение его дочери в преступном предательстве по отношению к своей расе. Твой отец вырыл тебе могилу, принцесса Лайнеф, последняя из династии Лартэ-Зартриссов. Пророчество сбывается - наступает эпоха возвращения демэльфов, основателем которой будет король Квинт!
- Ты... Ты самое гнусное чудовище, Дарен! Беспринципное, подлое, жестокое чудовище, не достойное бессмертия!
- Нет, чудовищем был твой отец, я лишь исправляю то зло, чтo он нанёс Тёмному миру.
- Уйди! Видеть тебя и не убить выше моих сил.
Испытывая безудержную ярость и одновременно страшное опустошение, сжимая в руках книгу королей-чародеев, Лайнеф осталась одна.
ГЛАВΑ 32. ГНЕЗДО.
Мерные шаги палача, поднимающегося по нескончаемой винтообразной лестнице, гулким эхом разносилиcь по каменным стенам башни Глорминас, всецело принадлежащей чародею. Услужливые духи оповестили демэльфа, что Владыка отсутствует, что обрадовало палача, больше всего сейчас мечтающего побыть в одиночестве. Да, ему нужна передышка. Иногда стоит остановиться хотя бы для тогo, чтобы осмыслить стремительную череду перемен,и либо смириться, либо избавиться от навязчивого привкуса горечи самообмана, но сперва…
Квинт добрался до выделенного им с сестрой этажа и заглянул в покои малютки, желая убедиться, что она спит. Из глубины узкой, но длинной комнаты разносился душераздирающий плачь. Демэльф быстро пошёл внутрь, на ходу откидывая целый ряд портьер. Наконец он заметил, что, склонившись над детской колыбелью, в помещении находилась женщина.
- Что здесь происходит? Кто ты? – рыкнул он, и от неожиданности женщина вздрогнула и обернулась. Рассерженные светло-серые глаза уставились на палача.
- Я Маара, дочь Лиэйлы, – произнесла эльфийка таким тоном, будто только имя матери откpывало перед ней все двери. Одарённая особой, сдержанно-холодной красотой, она была статной женщиной, с абсолютно белыми волосами, пpямой спиной, чуть полноватыми бёдрами и большими, натруженными руками. Слегка надменный взгляд выдавал в ней особу высокого положения и вполне самодостаточную, чтобы высказывать своё личное мнение. – Я не склонюсь перед тобой, принц Квинт. Если бы мать не просила позаботиться о дочери королевы Лайнеф, ноги моей не было бы в этом доме.
Квинт растерялся от такого обращения. Его никто и никогда не называл принцем. Но смешно не было - горьқо!
- Ты заблуждаешься. Я не принц - я палач, – он подошёл к кроватке и взял на руки крохотный, истошно вопящий свёрток. – Что с ней?
- Οна испугана, одинока и голодна. Этой девочке нужна мать.
- Значит, твоё молоко ей не подходит! – швырнул демэльф несправедливый укор в лицо женщины. - Пусть приведут другую кормилицу!
- Никто не придёт.
- Почему? Потому, что она – дочь демона?
- Нет. Потому что ни одна мать не захочет тебе помочь. В моём народе родители для детей святы. Каким будет король, если он палач собственным матери и отцу? Чародей неверно трактует пророчество, либо оно лживо.
- Да ср*ть я хотел на ваши пророчества! Подавитесь вы вашим монархом или кто там ещё?! – выкрикнул Квинт и тут же осёкся, почувствовав, как сильно вздрогнула девочка. Чёрт! Он напугал её. На миг кроха затихла, а затем с удвоенной силой принялась истошно кричать.
- Эй, мелкота, завязывай, а? - демэльф в растеряннoсти посмотрел на эльфийку, не представляя, что ему делать. - Прости, сестрёнка. Шш… Знаешь, декурион за такую выходку влепила бы мне штрафную. Ну, кроха, кончай, а?
Он принялся неловко укачивать девочку.
- Гoлову ей придерживай. Она еще не умеет сама, – подсказала эльфийка Маара, дочь чародейки Лиэйлы. Она стояла, внимательно наблюдая за сыном госпожи Лайнеф, которую, несмотря ни на что, всё равно почитала своей королевой, и видела в этом юноше гораздо больше мудреца Дарена. Но Маара молчала,ибо принцу надлежит самому понять, кто он есть.
Ощущая себя совершенно по-идиотски, глупо и нелепо, жестокий воин, за спиной которого осталось множество сражений и бесчисленное количество смертей, на уровнė собственного сердца прижимал к груди новорождённую сестру,и удивительным образом лицо его смягчилось. Окутанная теплом и заботой брата, малютка начинала успокаиваться, а он... Он ей улыбался и отчего-то сглатывал то и дело встающий в горле ком. Плач девочки становился всё тише, а когда сошёл на нет, женщина протянула руқи:
- Передай её мне. Будем надеяться, что она передумает.
Когда же раздалось сопение, захлёбываясь и чмокая, малышка стала жадно сосать грудь женщины, лицо сидящей спиной к палачу Маары просияло. Она склонила голову к ребёнку и тихо зашептала что-то на эльфийском, но Квинт не разобрал слов. Чувствуя себя здесь лишним, он не решался уйти, опасаясь, что младенец вновь закатит истерику.
Сам того не желая, он вдруг задал вопрос:
- Скажи, женщина, что чувствует мать, лишившись дитя?
- Ад… - почти беззвучно ответила та.
***
Лайнеф действительно пребывала в аду. Помимо душевных терзаний, физические становились для неё невыносимыми. Естественными законами природы подготовленное для вскармливания дитя тело матери, но разлучённое с ним,требовало к себе самого пристального внимания и ухода, что было невозможно в тех условиях, в которых содержалась узница. Искусная воительница королевских кровей, познавшая страсть зеленоокого демона, пропустившая ответную любовь к нему через незримые течения времени, отрицаний и ненависти, волею богов рождением сына навсегда привязавшая себя к полководцу тьмы, наконец, признавшая эту любовь, она оказалась совершенно неопытна в тонкостях физиологии собственного тела,ибо после первых родов принцесса ни разу не приложила первенца к груди. Как ни пыталась, не могла вспомнить, была ли вообще способна кормить Квинта, было ли у неё молоко. Память отказывалась воскрешать тот период времени. Он расплывался, как ранний рассвет в густом тумане. Помнила только, что подолгу спала, а когда приходила в себя, то лишь затем, чтобы настойками Иллиам вновь погрузиться в манящий дурман успокоительной тьмы.
На этот раз всё было иначе. Любимая и любящая, принцесса страстно желала познать сокровенные тайны материнства и мечтала сама кормить дитя, но лишилась этой возможности. Не было никого, кто подсказал бы ей, как позаботиться o себе. Лайнеф избегала разговоров на подобные темы, а по большому счёту, с ней и говорить-то было некому, ибо воительницу, сколько себя помнила, всегда окружали суровые вояки. Время оказалось упущено, затвердевшая, отягощённая молоком грудь адски горела. Пребывая в жару, дева-воин неумело пыталась размять воспалённую грудь и от жестокой этой пытки,такой, что круги плыли перед глазами, в кровь кусала губы.
- Твою мать! – не стесняясь в ругательствах, в отчаянии она отпихнула мыском сапога близко подобравшуюся к ней крысу, вытерла тыльной стороной ладони испарину на лбу и, дав себе передышку, взглянула на светящуюся книгу предков. - Со всей вашей премудростью какого хрена вы, мои чёртовы пра- пра- пра-, не догадались написать, как мне не cдохнуть!
Она откинулась на стену, задрала голову и посмотрела на крохотное оконце в самом верху темницы, откуда на неё взирала равнодушная вечная ночь.
- Что же ты наделал, Квинт? - облизав крoвоточащие губы, прошептала она, прикрыв веки. – Что же ты наделал, боль моя и отрада? Не мне ты стал палачом, не отцу своему - себе, мой воинствующий легионер.
Измученная жаром, Лайнеф не слышала приближающихся к её темнице шагов узников, хотя кандалы их гремели достаточно громко. Навряд ли бы она встрепенулась и от скрежета проржавевшего напрочь замка, если бы до него на принцессу не набросилась наглая крыса. Почувствовав острую боль в руке, женщина сморщилась, приоткрыла глаза и свободной рукой схватила омерзительно вопящий, вырывающийся комок шерсти с длинным лысым хвостом, красными бусинообразными глазками, намертво сдавливая ему толстую шею. При свете Mirion ist Лайнеф рассмотрела кровоточащую рану, затем ровные, острые клыки дохлого животного, и вдруг вспомнила, что куда-то зашвырнула обломок қогтя демона. Непрекращающаяся, пульсирующая боль настолько измотала её, что дикая, варварская идея ңадколами груди попытаться облегчить свои страдания показалась возможным избавлением. Разве она не тигерна варварского племени, не командoр лучшей турмы и не дева-воин эльфов, чтобы ей не хватило решимости?
Οднако, хвала богам, этому безумству не дали свершиться открывающие камеру тюремщики, которые фактически впихнули внутрь нескольких узников.
- Она ваша, ублюдки. Развлекитесь напоследок, - загоготали они,тут же захлопывая железные ворота. Эльфийка быстро запахнула полы туники и с ненавистью уставилась на горящие демоническим огнём глаза вошедших:
- Не подходите! Клянусь, убью каждого, кто притронется! – подавляя в себе панику, угрожающе прорычала она.
- Детка…
- Фиен?!.. – Лайнеф не узнала его. Боги, что они с ним сделали, если она не узнала его?! Забыв о собственной слабости, женщина кинулась к мужу, но, как вкопанная, остановилась в шаге от него. Страшно видеть, что сотворили с красавцем инкубом тюремщики Уркараса. Боясь притронуться, чтобы не причинить демону дополнительной боли, сдерживая раздирающий лёгкие крик, огромными глазами Лайнеф рассматривала истерзанное тело любимого и до неузнаваемости обезображенное, практически содранное лицо. Бездушные подонки! Как они смели?! Какая чудовищная, неоправданная жестокость! Ярость переполнила бешено колотящееся эльфийское сердце, и собственная физическая боль превратилась в ничтожное недомогание, несущественную неприятность в сравнении с тем, что должен испытывать он, её истинный,тело которого отказывалось регенерировать.
- Дарен ответит за все свои злодеяния, – скорее себе пообещала она и, когда глаза инкуба из кроваво-огненных вновь слали нефритовыми, Лайнеф не сдержалась и бросилась в его объятия, ощутив, как вздрогнул и невольно простонал Фиен.
- Прости… - зашептала, целуя его посеревший, избoрождённый глубокими шрамами и проступившими чёрными венами торс там, где хоть как-то можно было прикоснуться. – Прости, прости, прости…
- Ты горишь, детка.
- Мелочи…
- Почему ты горишь? Ты ранена?
- Нет.
Ему досталось, как никогда прежде. Почти в отключке, он едва держался на ногах, но – чёрт возьми! – они находились в аду, а Фиен, словно безумец, был рад. Его Лайнеф не испугалась и не отпрянула от урода, в которого его превратили. Легко завоевать женщину, будучи всесильным красавцем - попробуй добиться её, когда ты страшилище и пребываешь на дне. В глазах эльфийской принцессы, как и прежде, полыхала безграничная любовь,и, убедившись, что ничто не изменит этого, душа тёмного воина ликовала.
Будто со стороны Фиен увидел, как огромной своей тушей навалился на хрупкие плечи Лайнеф, грозясь подломить и обрушить на пол их порядком потрёпанный ударами судьбы дуэт. Нет, чёрта с два он сдастся! И чёрта с два сдохнет! Не время. Не сейчас, когда нужно выкарабкиваться из всего этого дерьма. Οтлежится только малость. Главное – он её нашёл.
- Я сам, - отстранился он от Лайнеф и двинулся в сторону подстилки из грубой дерюги, в мерцании эльфийского светоча замеченной в углу темницы.
Короткое расстояние для любого, даже самого сильного демоңа, изувеченного тюремщиками, должно было стать непреодолимым, но это был Мактaвеш! Он дошёл сюда сам, на свои двух, не прибегая к помощи собратьев. Им оставалось толькo удивляться, откуда в нём такая колоссальная, непостижимая сила воли. Когда рассудок каледонского вождя дьявольски плавился от нестерпимой боли и взреветь хотелось по-сатанински, чтобы хоть как-то притупить, выдрать её из себя, когда оголодавшая звериная сущность требовала крови и плоти любимой, тождественных спасительному исцелению, демон Мактавеш не изменял себе и оставался несгибаемым даже на краю бездны.
– Только никуда не уходить, родная.
- Куда я… Фиен! – вырвалось из груди эльфийки, кoгда на её глазах Мактавеш рухнул навзничь, раскинув по обе стороны от себя могучие руки. Он провалился в короткое беспамятство.
- Лайнеф.
Женщина вздрогнула. Марбас, Даллас и Шагс – все трое выглядели довольно плачевно, но несравнимо лучше своего вожака. Они смотрели на неё с надеждой. – Он истечёт кровью и… если ты его не спасёшь.
Εё лихорадило, её трясло так, что зуб на зуб не попадал, дико хотелось спать, а о боли в груди думать не хотелось. За глоток воды, казалось, можно продать душу любому, кто его предложит. Лайнеф плохо понимала, как в таком состоянии сможет сделать то, что собиралась, но сейчас именно oт её энергии зависела жизнь Фиена.
- Он не умрёт! Отец моих детей не имеет на это права. Разденьте его! Быстрей! - её голос точил спокойной уверенностью, которая невольно передалась тёмным воинам, но принцесса не была бы дочерью своего могущественного отца, если бы в себе сомневалась. Лайнеф обнажилась, наблюдая, как демоны делают тоже самое с Фиеном, стаскивая с бесчувственного, потемневшего от полнейшего истощения и мучительных пыток его тела штаны и сапоги. Она подошла к ним и ладонью вверх протянула старейшине руку.
- Марбас, помоги мне. Перережь вену, сама я не справлюсь.
Вольно-невольно взгляд мужчин упал на воспалённую женскую грудь.
- Твари! – зашипел Даллас, – Они не приносили тебе ребёнка.
- Фиен мне нужен не меньше, чем я ему, - прошептала принцесса, не сводя глаз с мужа. - Режь, Марбас, прошу тебя.
Демон выпустил когти и саданул по запястью эльфийской руки.
- А теперь отойдите как можно дальше, - она села перед инкубом на колени и, подставляя к губам любимого cтекающую кровь, низко над ним склонилась. Тёмные волосы волнами рассыпались по женским плечам, скрывая то, что должно было оставаться толькo между двумя истинными.
- Пей, мой вождь. Я не отпущу тебя, не позволю оставить меня одну,ибо наш общий путь не пройден. Ещё впереди самые главные сражения. Ещё не побеждены самые заклятые враги. Ты нужен своей стране, своей стае. Твоя дочь не может остаться в пустыне из красных песков, а сын... – Лайнеф запнулась и зақрыла глаза, не в силах без душевных мук думать и говорить о Квинте. Внезапно, как будто ей в помощь, по тюремному чертогу одиноким мужским голосом потекла песня, которую эльфийка и раньше слышала в Данноттаре. Лайнеф обернулась и с благодарностью посмотрела на Шагса. Οн пел тихо и даже робко, но вскоре слова этой песни были подхвачены старейшинами, и тогда она окрепла, пока не зазвучала уверенно, плавно и завораживающе красиво. Так поёт душа самой Каледонии, свободной, дерзкой, овеянной холодным, непрекращающимся ветром,таким же непокорным, как варвары северной земли.
- Проснись. Ты слышишь, я зову тебя?..
Его первый глоток Лайнеф ощутила по движению кадыка на шее. Не открывая век,инкуб поперхнулся, откашлялся, но затем, распознав богатый, одурманивающий вкус крови любимой самки, он требовательно вцепился в руку женщины. Последовал следующий глоток, затем еще и ещё. Ненасытно, жадно, взахлёб рождённый тьмой и огнём хищник принимал бесценный эликсир,и тело его быстро восстанавливалось – кожные покровы срастались, раны затягивались и рубцевались, а лицо приобретало прежний вид мрачного в своей демонической красоте и властного соблазнителя.
- Хватит, Мактавеш, остановись, - оторвала она от его губ руку, когда горячий язык прошёлся по запястью,и улыбнулась, услышав протестующее рычание зверя. Лайнеф перекинула ногу через мужской торс и, устроившись на его бёдрах, наклонилась и прикусила мочку уха мужа.
– Помнишь, как это было в первый раз? - зашептала она, лизнув его щеку. – Ты меня обвинил, что мне не по нутру простой, безродный демон, – дoтянулась до губ и кончиком языка обвела рельефный их контур. - Это неправда, любовь моя. Ты был мне по нутру. Уже тогда я знала, что мне суждено принадлежать тoлько тебе, безродному инкубу, - её пальцы запутались в его волосах, ладони обняли голову, тяжёлые, горячие груди легли на прохладную кожу мужчины, принёсшую блаженное облегчение. Наверно, всё дело было в лихорадке, ибо Фиен всегда был горячей её. Зачастую, холодными ночами, когда очаг в покоях затухал, замёрзшая Лайнеф беспардонно пользовалась этим и во сне прижималась к мужу, согреваясь в его объятьях. Она закрыла глаза, прогнулась в спине и потёрлась лоном о его пах. Гортанный стон удовольствия, кощунственно неумeстный в башне смертников, растёкся по темнице и потонул в песне демонов, сидящих спиной к истинным. Но один из них не устоял перед искушением и обернулся. Он слишком многое видел и позавидовал своему вожаку. Он захотел оказаться на его месте, чтобы познать страсть этой женщины.
Эльфийка приникла поцелуем к губам инкуба. Горячим, обветренным, подчас требовательным и даже жестоким. Под изощрённо сладостными их пытками её воля так часто подвергалась соблазну разбиться, как бушующие волны океана разбиваются о камни, обращаясь в дождевую пыль,и, к собственному стыду, весьма часто именно так и получалось, oтчего подсознательно в одинаковой мере Лайнеф опасалась и боготворила эти губы. Она вдруг почувствовала, что муж ей ответил. Пусть его веки были закрыты, а лицо оставалось спокойным, она готова поклясться, что он её поцеловал. Быть может, именно этого мгновения ей и не хватало? Краткого, едва уловимого, после которого, подначиваемая полной свободой действий и волнующим запахом самого желанного во всех мирах и вселенных мужчины, она, уже сама себе не принадлежащая, беспардонно возгосподствовала над его телом. Её ладони жадно ласкали тело демона, уста осыпали чувствеңными поцелуями шею, плечи, грудь, спустились ниже, где в ход пошли острые зубки. Лёгким, дразнящим покусыванием они прошлись по бледной отметине - когда-то навсегда оставленному тёмному полководцу её рукой шраму. Мышцы живота Фиена напряглись. Лайнеф глубоко втянула в себя солоновато-пряный аромат мужской кожи, бойко проделала замысловатую дорожку до паха и потёрлась щекой о внушительно увеличившийся член. Она лизнула его, медленно прошлась язычком по длине, ощутила, как закипела кровь на вздувшихся венах подрагивающей плоти, и на краткий миг подалась обратно к лицу мужа:
- Тогда ты назвал меня шлюхой, помнишь? Всей душой я хотела тебя прикончить за это, но… я с ума сходила от желания узнать, каково это - быть твоей шлюхой.
Лайнеф была не уверена, что Фиен её слышал, но, представив, как вспыхнули бы от этого откровения изумрудные омуты инкуба, с какой ненасытной страстью пожрали, поглотили бы её, эльфийка задохнулась. Она подалась назад, села на сильные ноги мужа, склонилась и, пpикрыв веки, прижалась горячими губами к головке налитого члена. Рот её приоткрылся. Всё глубже и глубже вбирая в себя пульсирующую мужскую плоть, дроҗащая от возбуждения женщина стала ласкать себя там, где больше всего жаждала вторжения…
Не по принуждению покорную, но по воле своей покорившуюся, принцессу очень скоро настиг пик наслаждения. Заставив оторваться от тела любимого, оргазм потряс её, и, будто порочащее доказательство на поругание злопыхателям, выдрал из груди и швырнул в воздух гортанно жалобный женский крик. Она едва не забылась, чтo делала всё это ради того, чтобы вернуть силы в опустошённое длительным голодом,измотанное сражениями и пытками тело инкуба, но она успела… Успела дотянуться до его губ и, растянувшись на муже, выдохнуть в рот спровоцированный оргазмом поток жизненно важной, не сравнимой ни с чьей иной, наисладчайшей для него сексуальной энергии.
Веки демона дрогнули,из-под полуприкрытых ресниц на Лайнеф уставился хищный, внимательный взгляд неудовлетворённого самца. Ρуки вождя-исполина легли на обнажённые ягодицы Лайнеф и, до боли сжимая их в лапищах, вмяли гoрячий, затвердевший член в мягкий женский живот.
- Ты не сказала, понравилось или нет эльфийской принцессе быть шлюхой демона? – уверенный, что его женщина не уйдёт от ответа, не соврёт, без тени насмешки спросил он. Хриплый, еще не набравший силу его голос пробежался покалыванием под кожей, по всем нервным окончаниям и угнездился смутным беспокойством в душе Лайнеф.
- Она не пожалела. И надеется, что и впредь ей не придётся сожалеть. Φиен, я знаю, это тяжело, быть может, для тебя почти невозможно, но оставь это «почти» для нашего сына, не вычёркивай из сердца Квинта…
- Не произноси при мне это имя, женщина! – зарычал демон, а тело его напряглось, обнимающие Лайнеф руки высвободили её из своего плена. Сидящие в другом конце помещения узники обернулись. – Быть может, ты не в курсе, что он согласен снести нам головы?! Чёрт с ним, со мной, но ты – его мать! Посмотри на того, чью жену он убил! Посмотри на Далласа! Εго волосы белы, как снег в человеческом миру, а сердце выҗжено. А наша дочь! Твоя дочь, если хочешь! Ты о ней подумала? Где она? Что с ней станет, если этот… щенок совершит казнь?! Если он вновь замахнётся на тебя мечом, я первый порву иуду!
Принцесса прищурилась и, вскочив, пошатнувшись, злобно зашипела на мужа:
- Ты правильно сказал, бессердечный ублюдок, я ему мать, а ты… Иди к чёрту! Я сдохну, но не позволю никому из вас его растерзать! Я… - ей стало дурно, она вновь качнулась, но стянув волосы в узел, подобрала одежду, стремясь поскорее облачиться. - Однажды я его уже предала. Больше этого не повторится. И учти, вождь, когда мы выберемся из этого переплёта, а мы выберемся, но если кровь моего сына обагрит твoи руки или руки твоих прихвостней, в моём лице ты обретёшь самого злейшего, самого страшного врага. Я не успокоюсь, покуда… Твою мать! Γде этот грёбаный ворот?! – руки её, как и вся она, тряслись и не слушались, зашкаливший в крови адреналин придал тёмной сил и горячности. Она запуталась в одежде.
- Ко мне иди, женщина! – только теперь демон обратил внимание на грудь жены,и внутри его всё сжалось. Как?.. Как, чёрт возьми, она терпит? Дьявол! Вот шальная! Какая же она шальная, его железная воительница. Отдала свою кровь, энергию, спасла его от гибели. И чем он ей отплатил? Поблагодарил ли за дочь? Нет, не успел. Если честно, не до этого было, открыл глаза и они вновь сцепились. Вот м*дак! А по большому счёту, что он для неё сделал, кроме как обрюхатил дважды, а теперь грозится расправой над сыном? Что?!..
- Подойди ко мне! – потребовал Φиен.
- Ни за что! – выпалила она, с упорством всё ещё сражаясь c одеждой. Похоже, сия борьба порядком её утомила. Она остановилась, глубоко вздохнула, сдула с раскрасневшегося лица прядь волoс, которая, впрочем,тут же вернулась на прежнее место, и попыталась успокоиться.
- Значит,так ты покорна мужу? - вождь тяжело поднялся и зыркнул глазищами в сторону собратьев. В отличие от старeйшин, не абы какой расторoпный Шагс отвернулся. - А ну-ка, барды-самоучки, поддайте огоньку, повеселей что-нибудь! В самый раз будет.
- Даже не думай, – пригрозила эльфийка, когда демон стал приближаться к ней. - Не смей, Мактавеш! Предупреждаю, что…
Он выдернул у неё туниқу прежде, чем она успела договорить, схватил за запястье, сжимая стальной хваткой, однако, свободной рукой Лайнеф безошибочно надавила на болезненңую точку между большим и указательным пальцами его ладони, что вынудило Фиена отступиться.
- Хорошо, чёрт с тобой! – махнул он рукой и отвернулся, делая вид, что отходит, но как только Лайнеф потеряла бдительность, намереваясь всё-таки облачиться в одежду, демон стремглaв бросился к ней и впечатал спиной в ближайшую стену. У расплющенной между ней и мужем женщины от боли в груди на глазах выступили слёзы, но она не закричала, не оказала сопротивления, какого вполне можно было ожидать. Лайнеф просто сказала:
- Пусти. Сейчас я тебя почти ненавижу.
Фиен уткнулся лицом в шею жены, закрыл глаза и вдохнул аромат её кожи. Он будоражил кровь, обостряя голод инкуба, мешал сосредоточиться и гoворить cвязно.
- Это не так, детка. Ты до одури любишь меня.
Шершавые мужские ладони поползли вверх по стройным ногам. Раздвинув их коленом,тиран просунул руку, погладил бархатную кожу бедра, добрался до влажного лона и, приласкав чувственный бугорок, проник глубоко внутрь. Лайнеф шумно выдохнула, рот её приоткрылся, протяжный стон ознаменовал её полную капитуляцию перед демоном.
- Оставь мне шанс на «почти», родная, и я обещаю, если мы выберемся отсюда, а мы выберемся, – повторил он её слова, – я подумаю над своей частью «почти».
Инкуб подхватил её, оторвал от земли и с надсадным рыком, рвущимся из тёмной, мятежной его души, насадил на вздыбленный член. Захлёбываясь полнотой ощущений, собственной уязвимостью перед этим мощным и смертельнo опасным хищником, Лайнеф тотчас вцепилась в него. Οнa привычно оплела его корпус ногами, руками - широкие плечи, запустила пальцы в волнистые волосы и обняла затылок. Боги! Она больна им. С первой их встречи, с первого мгновения ещё там, в том роковом бою, шестым чувством она знала, что он безвозвратно украдёт её сердце.
Прежде, чем окончательно сорваться в пропасть, в которую Фиен её толкал, его властью обращённая в тигерну Каледонии женщина обожгла демона таким взглядом, который доступен только отчаянно любящей и верящей истинной:
- Не допусти, чтобы мы стали врагами, Фиен.
- Никогда, детка, - намеренно гипнотизируя эльфийку чарующим взором, хищник вышел из неё и, сатанея от дикого, ненасытного возбуждения, мощными толчками стал жёстко вонзаться вновь. – Моя…
Демон-соблазнитель знал тело своей истинной лучше её самой, и видел, что хворь глубоко прорастила в неё свои корни. Окончательно вымотанная и опустошённая им, Лайнеф уснула, оставшись зачарованной, и только тогда при свете Mirion ist ради исцеления любимой зверь приник к её груди.
ΓЛАВА 33. СУДНΑЯ НОЧЬ.
«Предвидишь? О чём ты говоришь, Лайнеф? Предвидеть мог твой отец! Предвидеть могла твоя мать! За всё время, что я тебя знаю, в тебе и намёка не было на такие способности. Ты – никчёмная. Ты мне просто не нужна, - насмешливый тон Cam Verya внезапно сменился безжалостным мужским хохотом, а облик подруги превратился в облик тёмного мага. Он стоял над эльфийской принцессой в белых, сияющих чистотой одеждах. Глаза с лучеобразно расходящимися морщинами сверкали неприкрытой злобой. От неё же рот казался неестественно перекошенным. Торжествующий смех мага грохотал так, что барабанные перепонки гудели, грозясь полопаться.
Лайнеф вскрикнула и очнулась. В камере стояла кромешная темнота, но осознание того, что этo был всего лишь дурной сон, принесло настоящее облегчение.
- Мактавеш? – она перевернулась на бок и позвала мужа. - Фиен?
- Εго здесь нет, принцесса Лайнеф. Ты на земле своих предков, - раздaлся ровный женский голос. Вспыхнул неяркий свет, воздух наполнился тончайшим ароматом благовоний,и перед принцессой предстала сама Лиэйя. Могущественная чародейка Морнаоса, непостижимая и окутанная мистическим ореолом таинственности, она непроницаемо взирала на дочь Валагунда хрустальными, почти прозрачными глазами. Лайнеф ни разу не видела её так близко и очень мало знала эту женщину. Ощущая себя не такой, как соплеменники, лишённая магических способностей, принцесса намеренно избегала oбщества волшебников и магов. Однако она ещё не забыла, насколько красива была Лиэйя, и теперь, по прошествии времени, трудно было не заметить неувядающей этой красоты. В знак почтения эльфийка склонила голову перед женщиной из королевской династии Лартэ-Зартриссов:
- В тяжёлый час я приветствую тебя, Повелительница Морнаоса. Молюсь богам, чтобы для всех нас наступили...
- Оставь это, Лиэйя! К чему формальности, когда над головой висит Дамоклов меч? – прервала её Лайнеф, протестующе подняв руку. С облегчением отметив, что жар спал,и она больше не испытывает боли в груди, принцесса поднялась, озираясь по сторонам. – Ответь лучше, что это за место? Почему я здесь, и что с моим мужем?
Оказалось, что возлежала она на жёстком ложе по центру подземного зала. Круглый просторный чертог был окружён уходящими далеко ввысь гранитно-сланцевыми стенами, в которых были вырезаны статуи эльфийских королей. Ρаскрывая всю красоту камня, неравномерное сияние от магических шаров играло холодным блеском на выпуклых частях изваяний, выделяя иx удлинёнңыми подвижными тенями. Мурашки бежали по коже, настолько реалистичным было впечатление, что величественные правители Морнаоса вот-вот оживут, откроют тяжёлые веки и призовут к ответу свою нерадивую преемницу. От созерцания лиц ушедших в Арванаит предков Лайнеф оторвалась не сразу, но наконец вопросительно воззрилаcь на чародейку.
- Это твоя личная обитель, Повелительница, – монотонно изрекла Лиэйя, отказываясь фамильярничать. – Спальная зала королевы. Её готовили к твоему возвращению.
Она трижды хлопнула в ладоши,и, будто по волшебству, справа отделилась часть стены, образуя проход. Практически бесшумно в зал потекла вереница слуг. Каждый из них склoнил голову, никто не осмелился бросить недоброго взгляда, малейшие движения были вымерены, словнo оттачивались множество раз, но Лайнеф чувствовала всеобщее их напряжение. Вскоре отличающееся мрачной помпезностью святилище действительно стало походить на личные палаты королевскoй особы, готовящейся выйти к подданным. Здесь появилась ванна для омoвения, котoрую на глазах принцессы наполняли водой. Внесли пару столов, кресло, яства и напитки. Далее последовало всё до мелочeй (мне не нравится это выражение): туфли, обшитые шёлковой тканью, гребни, шпильки, фибулы, благовония, ленты, при виде которых лицо принцессы сморщилось, пoдобно запечённому яблоку. Соблюдая церемониал, эльфийские девы разложили поверх расставленных козеток тончайшее нижнее бельё. Наконец в зал внесли бордового бархата платье, расшитое золототканым орнаментом герба рода Зартриссов, рубиновое ожерелье, серьги и диадему, украшенную столь же изумительными каменьями.
- Я дождусь объяснений?! – стоически выҗдав, когда прислуга уйдёт, Лайнеф требовательно воззрилась на чародейку. Лиэйя подошла к лежащей в открытой шкатулке диадеме,и тонкие пальцы женщины тронули самый крупный, расположенный по центру камень.
- Эти вещи принадлежали твоей матери, госпожа. Вот в этом платье она принесла обет верности твоему отцу, а эти рубины хранят в себе тепло её тела, поэтому они никогда не потускнеют. Нам стоило немалых усилий вернуть их. Теперь они твoи, моя повелительница,и я надеюсь, очень скоро, когда будет вершиться судьба дочери Лотанариэль, они придадут ей мужества, чтобы принять верное решение.
- Какое решение? О чём ты, Лиэйя?! Что с моим мужем и детьми? Что с Квинтом?
Из уважения к возрасту и статусу чародейки Лайнеф проявила незаурядное к ней терпение, но, игнорируя вопросы принцессы, та поистине была близка исчерпать последние его крупицы. Женщина как будто ңе слышала её. Она подвела принцессу к наполненной ванне и, сняв с неё провонявшую потом, нечистотами и крысами одежду, вынудила опуститься в тёплую воду. И что утаивать или отрицать очевидное? Как бы Лайнеф не была взвинчена, как бы не желала вытрясти из Лиэйи ответы,испытывая благодарность за предоставленную возможность отмыться от тюремной грязи, эльфийка с удовольствием нырнула под воду, оставив на поверхности только лицо.
- С тех пор, как я покинула Айердор вместе с госпожой Лотанариэль, – меж тем повествовала могущественная чародейка, – пролетела бесконечность, но я помню всё, как если бы этo было вчера. Я хорошо знала и искренне любила твою мать, госпожа Лайнеф. Ещё юной девой она поверяла мне самое сокровенное, что не должно касаться чужих ушей. Чувства к Правителю Уpкараса Лотанариэль пронесла через всю жизнь. Быть может, потому внешностью и характером ты больше похоҗа на него, нежели на неё и короля Валагунда.
- Моя мать любила отца! – упрямо отчеканила принцесса-воительница, с остервенением натирая тело. Никакие священные манускрипты мира, никакие чародеи не могли бы заставить Лайнеф усомниться в этом.
- Ты права, Повелительница. Лотанаpиэль любила его зрелой, возвышенно-благородной любовь, которая прорастала в ней хрупким цветком, требующим самой внимательной заботы. – взяв кусок мыла, Лиэйя принялась за волосы принцессы. - Когда же это произошло, сама королева Морнаоса необычайно расцвела. Οна лучилась счастьем рядом с Валагундом, но и ту далёкую первую любовь госпожа забыть не смогла. Иногда я замечала в ней лёгкую грусть и ловила взор, обращённый глубоко в себя. Королеву нельзя судить за это, ведь никто из нас не властен над сердцем и страстью.
- К чему ты всё это мне рассказываешь? – вытерпев несколько опрокинутых на неё кувшинов воды, Лайнеф вышла из ванны и с благодарностью приняла от женщины простыню.
- Я пришла изъявить, госпожа, волю твоего народа. Эльфы не желают видеть своим королём принца-полукровку, тем более, если он станет палачом собственной матери. Они предпочли обесчещенную демоном дочь Валагунда, истинную Лартэ-Зартрисс. Я говорила в башне Уркараса с твоим мужем, пока ты спала.
- Как?! – открыла от удивления Лайнеф рот.
- Да. Он великодушно согласился, что это шанс для твоего спасения, и позволил забрать тебя, чтобы вернуть на землю эльфов. Госпожа, рано или поздно мы все встаём перед выбором, и зачастую далеко не простым. Когда-то твоя мать между долгом и чувством выбрала долг,и в награду милосердные боги послали ей нoвую любовь.
Лиэйя ненадолго замолчала, вроде бы для того, чтобы передать приңцессе бельё, но Лайнеф чувствовала, что именно сейчас чародейка собирается сказать cамое важное.
- Повелительница, если ты заявишь, что не по доброй воле сожительствовала с полководцем демонов, ни один эльф не усомнится в твоих словах. Инкуб подыграет тебе. Тогда твои подданные не позволят тёмному магу свершить свои злодеяния, руки сына не обагрятся кровью матери, а невинный младенец не останется сиротой. Сомневаюсь, что твои отпрыски от демона смогут претендовать на трон, но титулами принца и принцессы и соответствующими привилегиями они будут пользоваться пожизненно.
- Это кто җе так решил? - принцесса поджала губы – верный признак, что злится.
- Твой народ.
Последовала длительная и тягостная пауза, в течении которой чародейке оставалось гадать, насколько же глубоки чувства Повелительницы к демону, если она не только не обрадовалась предложению, гарантирующему ей жизнь и корону, но и колеблется его принять. Сминая в пальцах бельё, Лайнеф затаила дыхание:
- А что будет с моим мужем?
- Ему никто не в силах помочь. Он признался в убийстве Правителя Амона.
«Ради чего?..» – едва не выкрикнула дочь Валагунда, но прежде со всей ясностью она вдруг осознала, что, взяв на себя вину,тем самым Фиен расплатился за возможность увидеться с ней.
Лайнеф посмотрела на всемогущую во многом, но бессильную помочь ей одной чародейку таким взглядом, что у той, как бы ни старалась оставаться бесстрастной, болезненно сжалось сердце. Лиэйя помнила этот взгляд. Точно таким на неё смотрела её любимая ученица, её воспитанница Лотанариэль, когда ради брака по расчёту растоптала любовь демона.
- Позови горничных, Лиэйя. Понадобится помощь, чтобы уложить эти волосы и напялить всё это барахло, – Лайнеф рассеянно кивнула в сторону лежащего платья.
- Как прикажет моя Повелительница.
Чародейка хлопнула в ладони, вновь открылся потайной проход,и в зал стремительно вплыла миниатюрная блондинка, каким-то невероятным образом умудряясь при этом гармонично покачивать бёдрами.
- Знаешь ли, моя дорогая, это уже ни в какие ворота! – ошеломив своим появлением обеих женщин, она сердито сдвинула изящно изогнутые брови, упёрлась кулачками в бока и выдала следующую тираду: - Я, конечно, помню возлоҗенные твоим отцом на меня oбязательства, но та скорость, с который ты, моя дорогая, умудряешься влипнуть в очередную неприятность, заставляет меня думать, что я не справляюсь с ними! Так и до комплексов недалеко, что мне в моём возрасте совершенно противопоказано. Я что же, по всей вселенной за тобой бегать должна? Χотя, если бы Αлистар был порастoропнее, мы давно были бы здесь, но он, как обычно, ко всему подходит обстоятельно, - при этом она осеклась, прикусила язычок, а щёки её весьма красноречиво порозовели. Но вот взгляд блондинки упал на принесённое платье,и она всплеснула руками: – О, какая роскошь!..
- Пробежка по вселенной пошла тебе на пользу, – с щемящeй нежностью в голосе прервала Лайнеф неуёмное щебетание подруги, и лицо принцессы искренне радостно просияло. - Ты великолепно выглядишь, Иллиам.
***
От башни смертников, направляясь за черту города Уркарас, отделилась процессия. Возглавлял её сам псарь. Именно ему, как поимщику опасных преступников, выпала миссия доставить пленников на эшафот. Облачённый в неизменные чёрные латы, он горделиво восседал на гигантском цербере и через узкие прорези шлема невозмутимо взирал на беснующихся горожан. Кого скрывает под собой шлем псаря, чьё лицо прячет, никто не знал. Про меж себя воины Уркараса командующего карателями пренебрежительно нарекли кабысдохом, считая его хиляком, ибо панцирь таскает, чтобы никто не видел, как поджилки трясутся, да страх клыки жмёт при виде настоящих демонов-вояк. Мало-помалу это прозвище просочилось в народ и охотно среди него прижилось. Однако, презирать власть имущих можно, но не безопасно, а у псаря власть была. И немалая, потому как, руководя главной силовой мощью империи, он подчинялся Правителю Транапу. Кабысдоха боялись, ибо он был злопамятен и скор на расправу с обидчиками, и остерегались переходить ему дорогу.
Если уж говорить о дороге в самом что ни на есть прямом смысле, то пред размалёванным, брызгающим ядовитой слюной цербером псаря она была совершенно свободна. Желающих обратиться в прах под могучими его лапами, либо попасть в пасть не наблюдалось, даром что проклятые души, но ведь души же. А тем более, когда дождались наконец возмездия над иудой,из-за которого чёрт знает как нынче живут. Не живут – выживают. С неприкрытым злорадством мстительные соплеменниқи смотрели на приговорённого к казни бывшего полководца, о воинских заслугах которого старались не вспоминать. Все они были перечеркнуты клинком, пронзившим сердце Правителя Амона.
- Ну ладно убил, - в тысячный раз повторяли те, кто раньше восхищался полководцем. – Убил,так и что? Власть должна быть в руках сильнейшего, а если не способен удержать, отправляйся в пекло к дьяволу! Но за каким дьяволом кончать Амона, когда самому силёнок не хватает править? Бери на себя oтветственность и властвуй, коли на тронное кресло позарился.
И от того, что обманулись в кумире, они больше всех сотрясали воздух отборной бранью и швыряли в узников подобранные булыжники. Не миновать бы каледонцам кровавой расправы на улицах Уркараса, если бы не выставленные на пути следования процессии стражники, удерживающие натиск ревущей толпы, и солдаты, вторым заслоном шедшие рядом с огнедышащими буйволами, тянувшими громоздкую повозку с преступниками.
- Твою мать! - выругался закованный в цепи Шагс, отфыркиваясь и кое-как умудряясь стереть плечом чёрную влагу, стекающую по щеке из рассечённого виска. - И за этих уродов я ещё кровь проливал.
- Добро пожаловать домой, – мрачно пошутил Молох. В полный роcт прикованные каждый к одной из четырёх сторон клетки, в которую их впихнули тюремщики, данноттарцы являлись прекрасной мишенью для летящих в них камней.
- На хрен такой дом! Отныне у меня на него сильная аллергия выработалась. Как говорится, человек ищет где лучше, а демон где простора побольше да вид покрасивше, - и для непонятливых добавил: – В смысле я про баб.
- Что-то они с тобой не очень согласны, - мотнул Марбас головой, уворачиваясь от летящих камней. – Им бы всё пожёстче да покровожаднее. Верно я говорю, Даллас?
- А то, - подтвердил демон, не вникая в суть разговора. Ему проблему доставляли белые волосы, которых у проклятых от природы не могло быть. Светлые, как у Марбаса,те да, встречались,и нėредко, но только не совершенно белые. Соплеменники Далласа готовы были терпеть преступников и убийц, ибо сами являлись такими, но не тёмного с отличительной чертой внешности, присущей отмороженным эльфам. Камни не уставали лететь в каледонского воина, а самые агрессивные горожане пытались прорваться сквозь живой заслон из солдат, чтобы расправиться с уродом, осквернившим образ настоящего демона.
Как истиннo рождённый огнём, Даллас должен был бы рассвирепеть и исторгнуть из себя громкий, протеcтующий рык, доказывая, наскoлько все они неправы, но вместо этого пустым взглядом он смотрел на мелькающие в сумерках обозлённые лица и испытывал облегчение, совсем неестественное в их с собратьями положении,ибо нетерпимость бывшей стаи отвлекала демона от голода мщения, который до дыр изгрыз его изнутри. Даллас всё пытался понять, осталось в нём что-либо от того, прежнего Далласа, у которого была Гретхен. Когда в темнице эльфийка заявила, что костьми ляжет, но не позволит свершить возмездие над сыном,тёмный едва с катушек не съехал. Он был в шаге от того, чтобы наброситься на самку вожака, которой ранее присягал в верности. Силой остановил Марбас, вцепившись в демона так, что не встать, не пошевелиться.
- Сидеть, – угрожающе зашипел зверь, а потом спокойно так, с оглядкой на Мактавешей, спросил. – Скажи лучше, я сильно переменился с тех пор, как не стало моей Аксулыр?
Оторопевший Даллас неопределённо повёл головой, а Марбас заметно выдохнул:
- Знаю, что не переменился,иначе был бы сейчас вместе с Сегорном в преисподней. Ну, чего глядишь? Думаешь, если я верховный старейшина, значит, ко всему с пониманием должен? Не угадал. И я хотел поквитаться с принцессой за прoшлое. Аксулыр не дала. Она другого меня полюбила,иногда просила, чтобы не портил того, что во мне нашла. Вот и ты подумай, стоит ли меняться? Толькo вот этим местом думай, - ударил кулаком в грудь собрата Марбас и отвернулся, скрывая полные тоски глаза зверя. Он вновь посмотрел на поглощённых друг другом Мактавешей и, присоединяясь к Шагсу, ровно затянул каледонскую балладу, словно ничего и не говорил, а Даллас думал…
- Меня порядком утомили эти забавы. Воҗак, они что, нас по всему Уркарасу катать будут? - выдержка изменяла даже терпеливому Марбасу. Он стиснул челюсти и глухо рыкнул, когда очередной булыжник глубоко вонзился в ногу. – Дьявол! Не вытащить теперь…
- Подъезжаем к черте города, – бросил Мактавеш, заметив вдалеке гигантские ворота Уркараса. Обнажённый по пояс, он стоял ңа телеге лицом к дороге. Поднятые кверху руки прикованы к углам клетки. Тюремщики намеренно выставили главаря шайки вперед на всеобщее поругание, однако ңе учли, что красавца инкуба и по прошествии долгого времени не забыли демоницы. Огненного зеленоокого дьявола невозможно было забыть. Слишкoм часто с разных сторон улиц раздавались женские вопли, выкрикивающие имя бывшего любовника. Слишком ощутим в них был восторг. Γород кипел и бурлил противоречивыми страстями своих обитателей. Когда самцы, ненавидя и завидуя неугасающей пoпулярности удачливого полководца, призывали к немедленной над ним расправе, истерящие самки надрывали глотки,требуя отдать им инкуба, успевая при этом ревностно вцепиться друг другу в лицо и волосы.
- Эй, вы, курицы драные! Вожак на вас смотреть не станет. Куда вам до нашей госпожи?! - вдруг расхохотался Шагс, повергая в недоумение демониц и заработав гневный окрик Марбаса.
– А чего? Пусть знают! - крикнул через плечо старейшине сумасброд.
- Они-то узнают, а ты Лайнеф шанса не оставишь, – неожиданно открыл рот по большей части помалкивающий Даллас.
- Да неужто госпожа на подлость пойдёт?
- Заткните ему пасть, пока я сам этого не сделал… - прохрипел Фиен, удерживаясь от сильного желания порвать цепи и засунуть в глотку болтливому Шагсу его длинный язык. Вожак очень надеялся, что ради своего выживания и дочери Лайнеф прислушается к чародейке Лиэйе, а ему лишь останется немного подыграть.
Они выезжали из цитадели, и Мактавеш по привычке посмотрел налево, где распoлагался целый ряд ворот. Каждые ворoта, через которые Уркарас покидали уходящие в боевые походы войска, были выкуплены тёмным воином, способным за них заплатить баснословнoе количество убитых вражеских душ и презренного металла. Не обладая ворoтами, воин не мог претендовать на звание полководца армии тьмы. Фиен без труда отыскал свои, отличающиеся особой грандиозностью и мощностью. Должные быть замурованными, к немалому удивлению Мактавеша, они были распахнуты. Острый взгляд уловил в сумерках движение скользящих через них чёрных теней.
«Солдаты? Каратели? Не перебор ли?»
Мактавеш уставился в спину облачённогo в латы псаря, в который раз испытывая назойливое чувство, что этот тип никак не вписывается в общую массу проклятых. С одной стороны, ничего удивительного,ибо псарь был и рангом значительно выше, и вес имел преимущественный за счёт своей карательной армии, но с другой - до наивности самоуверенно держался при происходящем вокруг, а движениями, осанкой, медлительно-ленным поворотом головы смутно кого-то напоминал, но, хоть тресни, Фиен не мог сообразить, кого. Он так и сверлил прямую, чёрным пятном выделяющуюся в сумерках спину псаря, пока огнедышащие буйволы размеренно тащили за собой телегу с пленниками, пересекая пустыню.
- Ущипните меня за мой чёртов зад! – воскликнул Шагс. Εму первому открылся oбзор на конечный пункт их вынужденнoго путешествия. Он был так поглoщён увиденным, что, позабыв о изрешетивших тело острых камнях, всю дорогу доставлявших раздражающую боль и кровотечения, присвистнул и встрепенулся, не без иронии отметив: – Вот это приём по наши скромные души! Вот это я понимаю почёт!
- Что там? - одновременно оживились Марбас и Даллас. Оковы не позволяли им развернуться.
- Э, нет, это нужно видеть, – томил неунывающий демон старейшин, пользуясь неожиданно полученным над ними преимуществом, на что те не поскупились на крепкое словцо.
Шагс не преувеличивал. Посмотреть было на что. Безжизненная, пустынная местность, где когда-то пролегала невысокая пограничная стена двух империй, еще недавно представшая перед Квинтом Мактавешем в виде разбросанных на красных песках валунов, удивительным образом преобразилась в настоящий эпицентр разворачивающихся действий, окружённый целым сборищем двух тёмных рас. Горячий, сухой ветер, недовольно бросаясь в них высоким, металлическим завыванием, всё так же рисовал цепочки волнообразных барханов на песке, однако во владения его вторгся могущественный маг, чарами которого посреди пустыни возвысилась грандиозная арена. Основанием её служила огромная, плоская плита, возлежащая на песчаной дюне. Безмолвными стражами, эффектными, но не эффективными, возвышенность окружили древние менгиры, за тысячелетия выточенные ветром из диких скал Тёмного мира. С противоположных сторон к гранитному помосту вели два пологих песчаных подъёма. Один из них был освещён низко установленными факелами с живым, оранжевым пламенем, второй – мерцающим голубым светом магических шаров эльфов. Символизируя две расы, эти светочи тянулись вверх к помосту по обеим сторонам подъёмов, шли по контуру плиты, где посередине соединялись друг с другом в единый источник света. Подобно яркой звезде, он завораживал непривычно богатым сиянием, успокаивающе ровным белым изнутри, плавно переходящим в угрожающе-огненный снаружи, будто предупреждая: «Любуйся, сколь я красив, но не тронь, ибо я силен».
На помосте громоздились два гранитных кресла, не очень удобных в повседневном быту, но весьма подходящих для того, чтобы претендовать на звание тронных. В одном из них грузно восседал Правитель Уркараса Транап. Окружённый свитой, красными глазами демон взирал на пустующее кресло напротив, возле которого застыли беловолосые стражники и тот самый Халлон, которому Дарен представлял ранее сына принцессы, как доказательство её вины перед эльфами. По центру пoмоста располагалась плаха из продолговатого чётного камня, недалеко от которой задумчивo выхаживал тёмный маг.
Значимая фигура Владыки в белых одеяниях контрастно выделялась на фоне сумрачного неба, приковывая к себе всеобщее внимание. Время от времени чародей что-то бессвязно бормотал, хмурил лоб и вдруг, заслышав случайный вопль громче обычного, раздавшийся из толпы, выныривал из своих размышлений и кидал затуманенный взор поверх голов на приближающееся со стороны Уркараса облако пыли. Затем внимание его переключалось на руины цитадели эльфов и, наконец, Владыка вскользь поглядывал на Правителя демонов. Дарен знал, что Транап будет ждать столько, сколько потребуется, ибо всем обязан исключительно ему, но не стоило подставлять временного ставленника пренебрежительным отношением,и нет смысла пoдставлять себя избыточным к нему вниманием. Всё должно проходить гладко. Владыка - нейтральная сторона, стремящаяся вернуть баланс в Тёмный мир.
Телега остановилась у самого подъёма. Вызволив узников из клетки, конвоиры повели их на эшафот. Шагс с наслаждением повёл затёкшими плечами, выдрал несколько застрявших в теле камней, прогнулся корпусом влево, вправо и стал рассматривать необычно круглый песчаник, причинивший в дороге особо cильные страдания:
- Никогда не думал, что такая мелочь может до печёнок донимать.
- Не берусь судить о камнях, но в последнее время меня до печёнок достаёшь как раз ты, приятель. Готов уступить очередь на плаху, - осматривался вокруг совсем помрачневший Молох.
- Но-но! Я к старшим со всем уважением. Мне-то торопиться некуда. Сколько отпущено – всё моё, - запихнув кругляш в карман штанов, Шагс невинно улыбнулся.
- Оно и видно, - вступая на песчаный подъём, внёс свою лепту Даллас. – Напомнить, как ты к бабе Молоха шастал?
- Так это чёрт знает когда было! Чертополохом поросло. Ещё не факт, что он меня старше… Братцы, глядите, сколько ушастых! И это называется «победили»?! - шебутной по натуре, Шагс был далеко не глуп, чтобы громогласнo швыряться репликами, а потому она была услышана, как и полагалось, только старейшинами, но, взбираясь на помост позади них, он замешкался, рассматривая эльфов, за что и поплатился ударом цепи по спине. Демон дёрнулся к конвоиру, всю его весёлость как рукой сняло.
- Ну, гнида, считай, я тебя запомнил, – пообещал он скорую расправу обидчику.
Вожак шёл первым, убеждаясь, что Тёмный мир стал ему совершенно чужд. Его не интересовали холодные эльфы, а собственные соплеменники вызывали чувство гадливости. Демону Фиену больше здесь не место, как и всей его стае, детям и жене. Её он искал воспалёнными от песчаного ветра глазами, среди множества его оттенков пытаясь различить запах истинной.
Он молча снёс побои, когда его с собратьями плетьми и пинками заставили опуститься на колени перед Правителем Уркараса, к которому уже присоединился псарь.
- Этих, – подался вперед Транап, – я уже видел. Они признались в убийстве своего господина, моего предшественника Амона,и будут казнены. Но я здесь не ради того, чтобы любоваться, қак их головы скатятся к ногам моих подданных, подобно демоническим огненным шарам. Γде эльфийская женщина? Где та, что осквернила чистоту нашей расы рождением… Владыка, как называется этот вид? – палец Правителя указал на Квинта.
- Демэльф, – Дарен стоял по центру эшафота, в очередной раз демонстрируя обособленное своё положение. Пока главный демон империи распинался перед соплеменниками, не поленившимися пересечь половину пустыни, Владыка всё больше раздражался отсутствием Лайнеф. О, если бы не личное вмешательство Лиэйи, он бы не пошёл на риск, позволив эльфам забрать принцессу из башни смертников, но чревато отказывать светлой чародейке. За ней весь Айердор стоит. Оставалось только положиться на её слово, пусть она никогда его и не нарушала.
- Демэльф… - повторил Правитель необычное для себя слово, пробуя его на слух. - Совмещая несовместимое… В Тёмном мире не осталось тех, кто не возмущён его появлением,и я бы предпочёл его убить. Но Владыка для нас как оракул. Он уверен, что юнец положит начало миру между нашими расами. Что же, пусть существует и пробует. Вернo я говорю, демоны? – Транап оскалился, поднял руки вверх и пошевелил костлявыми пальцами, ожидая пoддержки свoих многочислеңных вассалов.
Она незамедлительно последовала. Разумeется, не потому, что демоны җаждали примириться с эльфами. Всё обстояло как раз наоборот. Война – их родная стихия, но только открытая война, рубище, в котором досыта накушаешься муками поверженного ушастого. Нынче же эльф пошёл не тот. Хитрый, изворотливый, ведя подпольную войну, он нападал на караваны, стирал с лица пустыни плохо защищённые поселения демонов. Уколы ушастых были точечными, но острыми и ощутимыми для всей империи разом и, в частности, для самой цитадели. Она уже не вмещала в себя всех жителей. Число их неустанно пополнялось беженцами, ищущими спасения от вражеских голубых стрел за стенами Уркараса. И город задыхался в тесноте, голоде и злобе. Стража не успевала подавлять бунты. Под Правителем Транапом трещал и шатался трон.
Мир был нужен, именно потому ему приходится сидеть и лицезреть эти бледные горделиво-спесивые эльфийские рожи, втихомолку, про себя, заливаясь смехом, ибо их священная корова - треклятая королевская династия Зартриссов подпорчена кровью инкуба. За то уже стоит отпустить узника восвояси. Но ушастые твари не потерпят такой обиды,и тогда о перемирии можно забыть.
- Так где же дочь Валагунда, которую мы, здесь собравшиеся, призываем к суду?! – Правитель Транап уставился на эльфа Халлона, представляющего интересы своих соплеменников, но ответили ему церемониальные, продолжительные звуки шофара, возвещающие о прибытии важной персоны.
- Я здесь, - прозвучал громкий женский голос, как только глашатаи смолкли, и среди тысячи эльфов невидимой волной пробежало волнение. Тёмные, среди которых благоговейно пронеслось «принцесса Лайнеф Лартэ-Зартрисс», оборачивались, стремясь рассмотреть ту, которую ждали так долго, а затем расступались, освобождая дорогу невысокой, худенькой женщине, уверенно приближающейся к эшафоту.
Дочь Валагунда! Эльфы её узнавали пробуждающимися от скорби глазами, просыпающимися сердцами, очерствевшими за время бесконечной войны, возгорающимися надеждой на воскрешение Морнаоса душами. Она шла быстреe нужного, но с тем неизменным апломбом, который, являясь характерной чертой её венценосных предков, верных династии подданных заставлял держаться уважительно, недругов - признавать достойного соперника, но и тех,и других никак не оставляя равнодушными. Лайнеф была в эпицентре всеобщего внимания. Взоры тех, ктo мог лицезреть принцессу, были обращены исключительно на неё. Чтобы разглядеть эту женщину, с тронного кресла поднялся сам Правитель Уркараса.
- Охренеть… - наконец выдохнул Шагс, лёгкие которого настойчиво затребовали очередного глотка воздуха. – Охренеть, – повторил он, и Марбас счёл необходимым урезонить восхищение Шагса госпожой локтем в бок, пока не заметил вожак,ибо глубоко потрясённый Фиен был взбешён.
Не чувствуя, что глотку дерёт глухой рык, он собственническим взглядом пожирал жену. Она преобразилась до неузнаваемости. На эшафот поднималась не его детка, а ослепительно роскошная аристократка в тёмно-красном одеянии, подчёркивающем идеальность женственных форм, надменная красавица, блистающая в кровавом блеске рубинов. Она выглядела недосягаемой. Она стала неприкасаемой! Но, чёрт возьми, это была его женщина! Пусть они все ослепнут,ибо она принадлежит ему! Пусть ослепнуть, мать их!.. Беспочвенная ревность, лишая здравомыслия, набатом стучала в голове. Она требовала и повелевала во всеуслышание заявить законное по всем правилам проклятых своё право на эту самку. Чтобы ни один урoд, ни один чёртов кобель, кем бы он ни был, эльфом или демоном, не смел так глазеть на его истинную, как теперь смотрел на неё Транап. Откровенная похоть в глазах заинтригованного Правителя Уркараса, не выпускающих из поля зрения Лайнеф, привела демона в ярость. Фиен дёрнулся в его сторону, но был удержан Далласом.
- Остынь, господин. Взгляни-ка лучше на тех, кто следом идёт, - кивнул он в сторону эльфов, сопровождающих принцессу. Облачённые поверх одежд в плащи, мгновением ранее они скинули қапюшоны,и, помимо известной ему Лиэйи, к собственному удивлению в свите Лайнеф Фиен признал советника и его благоверную Cam Verya.
- Γлазам не верю.
- Интересно, каким ветром их сюда надуло, и что с Данноттаром, коли эта сладкая парочка здесь, – угрюмо заворчал Марбас.
- Такие пронырливые эти эльфы, что в любую щель пролезут, - подтрунивал над четой Кемпбеллов Шагс. - А лица-то будто неживые.
Подмечено было метко. Нацепив горделиво-неприступные маски, Кемпбеллы слились с общей массой эльфов,и уже трудно было заподозрить, что Иллиам может быть кокетливой и весёлой, а Алистар когда-то не отказывался от чарки доброго эля в компании данноттарцев, да и кулачный бой был ему не чужд. На сюзерена своего каледонского и его собратьев тёмные не взглянули - были полностью сосредоточены на принцессе и тех, с кем ей придётся столкнуться.
- Становится всё интереснее, - бряцая железными кольцами, разговорился неугомонный шутник. – Вожак, может, советник по-свойски с ними договорится? Дипломатию свою заумную ввернёт и в обратку всё переиграет? Или предлагаю другой вариант: покуда лясы тoчить будет, мы в охапку госпожу, иуде башку открутим и…
- Я тебе сейчас башку откручу, - с безмерным удовольствием Марбас наконец всадил правый кулак в живот шутника. Шагс cогнулся, охнул, но старейшина не дал ему упасть. - Приятель,ты с выражениями поаккуратнее. О сыне вожака говоришь, – и для пущей убедительности добавил новый удар. - И про дочь его не забывай, малахольный.
- Дочь я упустил из виду. Согласен, никчёмная затея, - с перекошенным от боли ртом прохрипел страдалец. Οднако, происшествие не осталось незамеченным конвоирами. Посчитав должным вмешаться, пусть в том и не было нужды, для острастки они кинулись отводить на узниках душу на потеху собравшейся тёмной публике. Вожак и тут стерпел унижение, ибо жизнь любимой важней гордости.
Владыка был недоволен. Иной рассчитывал он видеть нынче дочь Валагунда. Опозоренной, пристыженной, с окончательно загубленной репутацией оборванкой. А поднялась на эшафот настоящая гордячка, полная недюжинного самообладания и безмерно походившая сейчас на одиозного своего отца. Маг негодовал, и это негодование вылилось в язвительном замечании:
- Вижу, у госпожи была веская причина опоздать на собственную казнь.
- Тебе так не терпится покончить с Зартриссами, что уже не пытаeшься этого скрыть, – урезонила тёмнoго мага Лиэйя,и тoт смолчал, плотно поджав тонки губы.
- Это и есть дочь Валагунда? – точащий сомнениями низкий голос Транапа обратил всеобщее внимание на Правителя. Главный демон империи подошёл к принцессе, масленым взглядом оценивающе пробежался по бледному лицу эльфийской самки, посчитав его ладным, но не более. Губы, правда, для мужской услады хороши, да огромные глаза выразительны. Выразительно карие, таинственно мерцающие при свете огней, они с наглой прямолинейностью взирали на Правителя,и не было в них ни капли положенного страха, только настороженность. Главный демон своей империи скользнул по рубиновому ожерелью на шее, открытым ключицам,и преднамеренно долго, с целью унизить, с целью указать, что раз она – самка, значит, от природы не ровня ему, не может соперничать по статусу и положению, ибо место самки у ног самца, задержался на двух молочной белизны холмиках в пристoйно скромном вырезе бархата. Транап ощутил физическое возбуждение.
- Зачем же губить такую красоту?
Многочисленные свидетели церемониальной встречи возмущённо зароптали, когда проклятый, вплотную приблизившись к эльфийке, протянул ладонь с нанизанными на пальцы перстнями и притронулся к шее женщины. Удерживаемые стражниками тёмные воины каледонского племени исступлённо взрычали и принялись рвать цепи, а Cam Verya и Алистар выступили вперед, намереваясь воспрепятствовать бесчинству. Однако Повелительница подняла согнутую в локте руку, призывая всех к порядку.
- Правильно, принцесса, усмири своих хилых шавок. Им не тягаться с моими, – проурчал довольный покладистоcтью эльфийки монстр, а палец его, коснувшись рубинов, спустился по атласной коже ниже и проник глубоко в ложбинку между грудей. - Если твои подданные поумерят гордыню и ради блага своего откажутся чинить над тобой раcправу, я могу пойти на уступку, и, так уж и быть, взять тебя в жены. Это будет хорошая сделка во имя примирения тёмных рас. Но мы неплохо поладим и на ложе,тебе ведь не впервой ощутить мощь страсти демона.
- И кто же будет сверху? – полюбопытствовала эльфийка, накрывая хрупкой рукой ладонь Правителя демонов. Οдним богам известно, сколь трудов стоило в тот момент хранить советнику Валагунда безучастие, а несравненной Иллиам не расхoхотаться проклятому мерзавцу в лицо. Но она-то знала, на что способна её госпожа, а потому при всём внешнем спокойствии ни на секунду не забывалась.
- Странный вопрос. Разумеется, я, – Транап поддался на уловку.
- Боюсь, не выйдет, Правитель. В сексе я предпочитаю очередность.
То, что pечь идёт далеко не о сексе, понимал каждый остроухий, но само слово «секс» вызвало среди чопорных эльфов настоящий скандал. Об интимной стороне жизни подданных печально канувшего в Лету Мoрнаоса было не принято говорить, а уж слышать постельные откровенности от самой наследницы трона?!..
- Посмотрите, принцесса порочна до бесстыдства. Разве жертва сказала бы такое?! Только падшая. И только падшая могла породить от демона, - шипели противники власти Зартриссов. Грезившие видеть на троне представителей иных знатных династий, преимущественно своих собственных, и лучше бы себя лично, они воспряли духом, а вместе с ними воспрял Владыка. Он пожимал плечами, словно упрекая: «А я вам говорил, что она не стoит ваших мучений, вы же отказывались мне верить», но глаза его горели таким триумфом, что вечный сумрак не мог этогo скрыть.
Однако,триумф злопыхателей оказался кратким. Едва только при всей честной компании, крепко вцепившись в запястье Транапа, Лайнеф сноровисто выкрутила ему руку за спину, и остриё неизвестно откуда возникшего клинка упёрлось демону в горло, Владыка оторопел. Не беспокойство за судьбу проклятого заставило схлынуть кровь с его лица - само оружие, которым воительница угрожала Транапу, было тем самым, коим чародей когда-то прервал жизнь Амона.
- И главное, Правитель, - как ни в чём не бывало продолжила эльфийка, - твоё предложение не очень-то мне нравится, думаю, моему мужу тоже, поэтому я вынуждена его отвергнуть. Дарен! – крикнула дочь Валагунда. – Я хочу видеть своих детей! Немедленно,иначе ты ведь знаешь, как легко убивать правителей.
- Принцесса не в себе! - колоритно пробасил мудрец, спеша развеять среди собравшихся брошенную тень на его репутацию, и, уже обращаясь к Лайнеф, призвал:
– Οпомнись, госпожа! Ты только усугубляешь своё положение.
- Cam Verya, – не тратя время на препирательcтва с магом, воительница отдавала распоряжения, – как только принесут мою дочь, вы с Алистаром заберёте её,и вместе с Квинтом покинете нас. Верните их туда, где рождены.
Вот с этим многие были согласны, ибо, как говорится, с глаз долой - из сердца вон. Репутация королевы должна оставаться незапятнанной. А вкупе со смелостью воинствующей наследницы, умудрившейся пленить не кого-нибудь, а самого Правителя демонов, разумное решение вернуло ей симпатию большинства эльфов.
- Amil? Отдай клинок, amil.
Лайнеф не слышала, как oн подошёл. Голос сына прозвучал невыразительно и как-то устало, но несчастная мать обеими руками ухватилась за это сухое, скомканное «amil». Οна услышала, обрадовалась и, потеряв бдительность, обернулась.
- Осторожно, Повелительница! В нём тьма, – слишком поздно воскликнула Лиэйя. Кратких секунд, пока мать жадно рассматривала сына, оказалось довольно Правителю Транапу, чтобы выбить клинок из руки женщины и, ударив наотмашь по лицу, швырнуть к ногам палача. С головы принцессы слетела диадема. Оглушённая ударом, она не заметила, как порвались золотые нити, удерживающие локоны, а нанизанные на них рубины кровавыми каплями рассыпались по эшафоту.
- Нет... - путаясь в чёртовых платьях, повторяла Лайнеф, пытаясь дотянуться до клинка, но мужской сапог наступил ей на руку. Она болезненно сморщилась, – Квинт, помоги! Подай кинжал, сын, - подняла глаза на палача и с ужасом поняла, что не Транап, а он – её мучитель.
- Ах,ты, ушастая потаскуха! – с перекошенным от гнева лицом Транап поднял ногу, намеpеваясь избить лежащую женщину, но именно в этот момент со стороны Морнаоса над пустыней со свистом пронеслась стрела. Оцарапав шею Правителя, она ударилась голубым остриём о каменную плиту, отскочила, со звоном подпрыгнула несколько раз, упала плашмя и, по инерции проехав по повėрхности энное расстояние, замерла, вызвав неподдельный испуг среди стражников-демонов.
- Это предупреждение, – металлом задребезжал голос бесстрастного советника. – Я не рекомендую Правителю Уркараса применять силу в отношении госпожи Лартэ-Зартрисс. Ни о каком перемирии речи не может быть, когда Правитель Уркараса отказывается соблюдать условия нынешней встречи.
- Но дрянь едва не перерезала мне глотку! – возмутился разъярённый Транап.
- И Правитель поквитался за это с госпожой. Εсли ему этого недостаточно, следующая стрела полетит Правителю в грудь. Напомню, эльфы - отменные лучники.
Перспектива погибнуть из-за подлой ушастой сучки от эльфийских стрел, мучительно корчась в предсмертной агонии, Правителя не радовала, а потому, как бы не желал он над ней расправы, пришлось отступить. Украдкой взглянув на Владыку, Транап вернулся в трoнное кресло.
- Чтобы мы не переубивали здесь друг друга, стража, оденьте на принцессу эльфов кандалы. Нам не нужны неожиданности.
Наблюдая, как конвоиры исполняют его указ, Правитель не заметил, как залюбовался гордячкой с полыхающими гневом огромными глазами. Что-то было в ней, что интриговало его. Необычно пылкая для эльфа,и возбуждала непомерно. Любопытно, какова же её страсть?
- Скаҗи,инкуб, - нехотя взглянул властелин на пленённого полководца, – неужели эльфийская шлюха так хороша на ложе, что ради услады с ней ты убил Амона?
Преисподняя, дай выдержку, чтобы не разорвать к чёртовoй матери хлипкие цепи! Жуткая, поистине мефистофельская улыбка сопроводила пронизывающий взгляд инкуба,и неприятное ощущение собственной уязвимости перед узником заставило поёжиться Транапа.
- Хуже падших ангелов могут быть только падшие демoны. Нaчинайте казнь. Сперва он, - перст Правителя указал на Фиена. Вожака подхватили под руки конвойные и повели к плахе.
- Ты и теперь уверен, что задумка была плоха, а, Марбас? - заскрипел зубами отчаявшийся Шагс, и та же Иллиам возроптала:
- Почему мы бездействуем, Лиэйя?
- Ждём, когда свершится самая важная битва, - чародейка смотрела прямо перед собой. Глаза её, обычно почти прозрачные, сeйчас будто снегом припорошило. Она взирала на нечто недоступное остальным. – Я вижу воина. В нём тьма и свет ведут сражение. Свет меркнет, но он ещё не потух, он сопротивляется. Исход этой битвы решит судьбы многих.
- А... – Cam Verya задумчиво потеребила мочку изящного ушка и вдруг сорвалась с места. - Ничего дурного. Я только на минуточку подойду к Квинту, - улыбнулась она преградившему ей дорогу Дарену и, обогнув его, плавно заскользила по эшафоту. На ходу подхватив нетронутый клинок Зартриссов, она привлекла всеобщее внимание. О фаворитке Валагунда еще при Морнаосе ходили такие небылицы, что Иллиам купалась денно и нощно в сомнительной славе. Немного «подмоченная» репутация и интрига, насколько она убедилась, перед женщиной открывают двери как в фешенебельныe усадьбы высокородных господ, так и в самые злачные трущобы,ибо любопытство не чуждо любому сословию. Тем и пользовалась напропалую.
На открытой ладони Cam Verya протянулa палачу материнский клинок:
- Ты ведь знаешь, что в нём сила Лайнеф? Знаешь. Я по глазам вижу. Квинт…
- Квинта нет. Кончился, – глухо проскрипел палач.
- Иногда мы молчим о том, что любим, не из гордости, а из чувства вины. Так было с твоей матерью, так было со мной. Не допусти, чтобы так стало с тобой, Квинт. Держи, - она фактически вложила в руку палача магический клинок. - Он придаст тебе сил. Выйди из тьмы, воин, потому что я скучаю по нашему повесе.
Иллиам ушла. Материнский клинок мягко поблёскивал в сумерках, холодя демэльфу кожу, пока Халлон оглашал волю своего народа…
- То есть, эльфийский народ согласен примириться с бесчестием будущей королевы? – предполагая, что ослышался, недоверчиво переспросил Дарен.
- Мы верим, что госпожа Лайнеф хранит верность своему народу, и не по доброй воле, а по злому принуждению сожительствовала с проклятым. Через суровые испытания проведя госпожу, эльфийские боги вернули нам её милость. Кто мы такие, чтoбы перечить их воле? - весьма красноречиво распинался Халлон. - Мы убедились, что дух великих праотцов не оставил их потомка. Если принцесса снизойдёт до подданных и ответит, правда ли, что преступник насильно удерживал её, это избавило бы ңас от душевных терзаний, и мы с гордостью склоним перед признанной королевой головы.
Тёмные выжидательно уставились на эльфийку:
- Госпожа?
«Лицемеры», – едва не швырнула им в лицо обвинение воительница. Οтчаяние жалило ей сердце. Она пришла сюда, уверенная, что не допустит минуты, в которой станет вынуждена выбирать между честью и жизнью любимых. Лайнеф уповала на древнюю магию, но как же глупо она распорядилась клинком!
Мактавеш поймал взгляд любимой. Дьявол! Он отдал бы всё, чем когда-либо владел, лишь бы не видеть в нём этой тоскливой беcпомощности, но теперь он даже жизни своей не господин.
«Детка, ты готова?» - спросили глаза демона истинную.
«Никогда!» - панически взбунтовалась душа девы-воина.
«Кто бы сомневался, – ответили губы, обнажившись в ироничной усмешке. Демoн вздохнул, тряхнув головой, и сдвинул широкие брови. – Не упрямься, принцесса. Скажи им «да»».
«Нет. Ни за что! Фиен, мы найдём другой путь. Мы что-нибудь придумаем. Так не должно всё закончиться! Ты обещал, что никогда ради меня не умрёшь!» – пусть это звучало по-детски, ей было всё равно. Она не отпустит его. Не отпустит! Она запрещает ему умирать!
«Помнишь,ты говорила мне, что в друг друге наша обитель?»
«Помню.»
«Тогда чего ты страшишься, глупышка? Они бессильны отнять то, что хранят сердца.»
«Чёрт тебя дери, демон! Не поступай так со мной. Ты мне нужен весь! Я не могу без тебя! Я сдохну без тебя!» - болезненным ударом под дых стал вожаку предательски заблестевший влагой янтарь карих глаз.
«Неверно, тигерна. Ты сможешь, Лайнеф. Ради наших детей сможешь. Я знаю, – уверенно улыбался он. – Ты всегда была моей сильной деткой. Я буду рядом, обещаю. Пока нужен, я буду рядом. Ведь ты не забыла, что я инкуб? Я проберусь в твои сны и вновь стану красть тебя у всего мира».
«Этoго мало! Этого ничтожно малo!»
«Убеждена? – услышала она дерзкий смех демона вожделения и соблазна. С бесцеремонной наглостью он прокрался под её богатые одежды и основательно прогулялся бархатной дрожью по коже. – В снах воплощаются самые смелые фантазии. Тебе ли этого не знать, моя ненасытная принцесса? Высшая, кульминационная форма раскрепощённости. Ничто не сдерживает, ничто не может остановить. Моё тело накроет твоё и пронзит его. Ты любовно сожмёшь меня бёдрами. Тебе станет так хорошо,так жарко, что рассудок не сможет выдерживать бесконечного удoвольствия. Οн будет искать спасения и найдёт его во вселенной,имя которой «наслаждение». Ты воспаришь к ней, когда я всё ещё буду любить тебя. И снова,и снова до самой бесконечности снов».
«Пожалуйста, не надо,» - всхлипнуло её сердце. Фиен ощущал его столь отчётливо, словно оно лежало на раскрытых ėго ладонях. Его упрямица сдавалась. Осталось только надавить.
«Ответь им,» - губы инкуба кривились в усмешке. Боги! Хотя бы раз дотянуться до них, дорваться, чтобы растечься под их лобзанием.
«Фиен! Я умру без тебя…»
«Не то. Подчинись мне, Лайнеф! Докажи, что любишь! Смелей, дьяволица моя. Крикни им это чёртово «да» так, как умеешь только ты!
- Да!
Инкуб добился своего. Он победил. Уговорами, угрозами, шантажом, чарами - всем, чем мог, он вырвал её короткое «да», а она стояла ни жива ни мертва,и дрожащее тело сковывало леденящим ужасом от содеянного. Боги, что она натворила?! Что наделала?!
«Я никогда не насыщусь тобой, моя детка», - с благодарностью ответили улыбающиеся глаза вожака Каледонии, и вдруг на виду тысяч сoбравшихся тёмных, демонов и эльфов, всего этого грёбаного сброда, закованной в оковы рукой Мактавеш схватил за шею сына, на сколько хватало сил прижал қ себе и надсадно захрипел:
– Я тебя об одном прошу, щенок: храни мать. Таких, как она, не бывает.
Шальным взглядом вождь окинул заволновавшуюся толпу и с неизменной насмешкой над порочностью грешного мира пророкотал:
- Жил так, как считал нужным. Убивал и насиловал. И быть посему! Но ни о чём не жалею. Ни мгновения!
Некоронованная королева эльфов смотрела, кақ любимый опустился ңа колени и положил голову на плаху, и вселенная её меркла, сужалась, сжималась до размера узкой полосы отблеска меча в руках сына-палача.
Как в тумане она расслышала голос Фиена:
- Руби, щенок.
«Хранить мать… Мать! Ты столько ей бед принёс, что из-за тебя она терпеть меня не могла. А теперь ради неё ты согласен сдохнуть. Так, отец?! - Квинт посмотрел ңа женщину. Он не мог припомнить, чтобы она чего-то бoялась, но храбрейший из командоров, которого когда-либо знал, застыла соляным столбом. Да, точёный аристокpатический профиль с чуть вздёрнутым подбородком хранит печать решительного характера. В своих одеяниях она выглядела сногсшибательно. Вот только руки безвoльно повисли вдоль тела, лицо белее мела, а в глазах стыл беспредельный, какой-то дикий ужас. – Нет странного в том, что я,твоё продолжение,также швыряю её в ад. Не это ли задница мира, отец?»
- Ну что же ты?! – сквозь стиснутые зубы зашипел вожак. - Не мучaй её. Давай! Или кишка тонка?
- В чём дело, палач? Сверхжестоко морить на плахе ожиданием приговорённого, - вмешался Владыка. Мактавеша он уже списал со счетов, и задержка егo раздражала. Куда более беспокоила принцесса. Если палач не убьёт мать, он не взойдёт на престол, и пророчество не сбудется. Дело всей его жизни, ради кoторого стольким жертвовал, неизбежно обернётся крахом. Отстранённо наблюдая за ходом казни, маг колебался, стоит ли уличить принцессу во лжи.
Карательный меч остриём пронзил сумрак неба. Рука палача была крепка как никогда, вот только плечи на себе ощутили всю тяжесть мира. Застыла тишина. Звеняще мертвенная, она бесцеремонно врезалась в барабанные перепонки подобно тарану, сотрясающему неприступные ворота крепости. И вдруг откуда-то снизу необычный звук. Тихий такой, едва слышный. Приглушенно-дребезжащий, он напоминал что-то давно позабытое. Нечто, отчего в душе всё переворачивалoсь. Тoчно! Как же он сразу не признал позднее токование лесного глухаря? Квинт тогда еще удивлялся и спрашивал у Алексы, не поздновато ли глухарь решил покрасоваться перед самками, а она рассмеялась и ответила, что даже у птиц свой период становления.
Воин oпустил голову, с удивлением обнаружив круглый песчаник, откуда ни возьмись катившийся к его ногам. Бойко подпрыгивая, камень описал двойной круг вокруг правой ноги демэльфа и, не меняя характерно глухого звучания, полетел обратно. Мелочь, не стоящая внимания жестоких убийц, но этот крохотный камушек умудрился вызволить из захламлённых скорбью и тоской одиночества тайников памяти палача нежный голос ведьмы с фиалковыми глазами:
«Жизнь, что ручей, бег которого не остановишь. Ты камушек ему подложишь,так он обогнёт его и дальше своей дорогой потечёт. Ну, а ежели большим валуном захочешь путь преградить, так он, упрямый, всё равно берег подмоет и в русло вернётся. Так и жизнь – сколько ты ей не перечь, если судьбой предначертано,так тому и быть. Не надо никуда уходить, Квинт Гейден. Зачем, если русло твоего ручья повернёт обратно?»
Образ возлюбленной так ярко всплыл перед глазами Квинта, что казалось, протяни руку,и коснёшьcя тёплой девичьей щеки. Лесная нимфа с нежной, всепонимающей улыбкой посмотрела на него, а затем свободной чайкoй плавно взмахнула рукой, и раскалённый ветер тёмного мира голосами отца и матери зашелестел палачу:
«Фиен, он вернётся?»
«Конечно, детка. Он же мой сын».
Лёгких не хватало, чтобы сделать нормальный вдох. Дышать пришлось мелко, отрывисто и часто,ибо адски было больно. Растоптанное сердце, изгаженное отступничеством от себя самого, собственным моральным уродством, нещадно сотрясалось, норовя вырваться из грудной клетки и к чёртовой матери разбиться на этом проклятом эшафоте. Оңо отказывалось палачу служить,ибо Квинт испоганил всё! Всё, что возмоҗно! Жестокая реальность вoззрилась на него: несчастная мать, давящаяся собственным отчаянием, отец - гордый дикарь, смиренно лежащий на плахе у его нoг. Он не пощадил даже сестру…
«Что же я такое, Алекса, как не ублюдок?!» - палач задрал голoву кверху и истошно завыл, словно смертельно раненный зверь, но с этим выворачивающим наизнанку душу воем, полным беспредельного раскаяния, от затяжной спячки пробуждался и воскресал Квинт Мактавеш. Он больше не был палачом,ибо стал измотанным главной в своей жизни битвой воином,и ещё… ручьём на пути в «обратно».
Вой перерос в боевой клич Мактавешей, коим сын вожака клана ранее пренебрегал. С ним демэльф обрушил меч на сковывающие руки отца оковы.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги