Гностицизм

В начале этой книги ночное небо использовалось в качестве метафоры для света гнозиса в противоположность тьме земной. Может быть полезно здесь, в заключение нашего исследования, расширить метафору, включив в неё контраст дневных и ночных небес. В свете дня физические объекты освещены с большой ясностью. Мирская деятельность требует именно такой ясности видения. С другой стороны, наше утонченное и более дальновидное ночное зрение подавлено этой излишней ясностью. Небесные светила в настоящее время сокрыты ярким дневным светом; достаточно редко мы можем увидеть контуры луны в дневное время, тогда как свет звезд полностью скрыт. Когда ослепительный блеск солнца исчезает и ночное небо снова появляется, объекты, находящиеся рядом, становятся смутными, а свет звезд, удаленных от нас на множество световых лет, снова доступен нашему взору.

Представьте себе мир, реальность, которая отрицает само видение ночного неба и подтверждает только солнечный свет. Отрезая от видения звезды, обитатели будут переживать только резкие контрасты мира дневного света и, таким образом, только мирское, которое означает, прежде всего, физическое. Еще более катастрофично то, что стимул для воображения, выражаемый звездным светом, исчезнет. Никто больше не сможет представить себе мир безграничного света, свидетельство которому эти видимые разрывы темной вуали.

Мы живем в мире такого отрицания. Начиная с Эпохи Возрождения, наша цивилизация все больше и больше отдает себя во власть мировоззрения, основанного на мире дневного света физических данных и рациональных теориях, которые могут быть выведены из них. Мы попали в суровый, залитый солнцем мир дневного сознания, где собираем все больше и больше фактов, что, как это ни парадоксально, до сих пор не прибавило нам больше счастья. Мы узнаем все больше и больше о все меньшем и меньшем. Утеряв гностическое видение ночного неба с его загадочным светом, мы обладаем тревожно неполным пониманием нематериального аспекта нашего восприятия. Мы, кажется, застряли в пространстве и времени рядом с нами, будучи пойманными в сети духовной близорукости невероятных пропорций и последствий.

Боги, которые пали

В культуре, отрицающей свет, который светит из-за пределов этого мира, люди разрабатывают средства спасения в мирских рамках. В девятнадцатом веке и начале двадцатого мы были вынуждены верить, что социально-экономические доктрины изменения мира могут привести к великолепному исходу человеческой истории. Карл Маркс изложил спасение мира путем соединения политики и экономики; его последующие ученики — Сталин, Мао Цзэдун и Пол Пот стали наиболее эффектными истребителями своих собратьев, известных в истории. Гитлер разработал спасение через расы и территориальные экспансии и принес страдания и смерть около пятидесяти миллионам человек, включая своих собственных соотечественников. Сегодня, в начале двадцать первого века, мы постепенно убеждаемся, что, по меньшей мере, в течение двух сотен лет мы были обмануты и введены в заблуждение политическими теоретиками, деятельность которых принесла страдания вместо обещанного земного рая. Бог политического спасения был разоблачен как бог, который пал.

Другое средство светского спасения, являющееся в определенном смысле богом, который обманул наши ожидания — это наука. Хотя наука умножила наши знания о физическом мире и дала инструменты к господству над ним, она отнюдь не искупила нас от нашей экзистенциальной ситуации. Слово наука является производным от латинского scientia, означающего «знание». Это не то знание, которое передается словом гнозис. Гнозис не является главным образом научным или рациональным по своей природе. Греки в своей довольно ясной манере, проводили различие между научным знанием (например, «он знает химию») и гнозисом, который является знанием, постигаемым через опыт (а-ля «она знает меня»).

Другим богом, потерпевшим крах, является бог охраны окружающей среды. Мы обеспокоены продолжающимся ростом технологий и превратились во встревоженных защитников природного мира — или, как мы парадоксально называем его, окружающей среды. «Окружающая среда» является антропоцентрическим термином, поскольку он определяет природный мир как нечто окружающее человека. Тем не менее, допускаемый неясный пантеистический смысл сохранения природы или планеты не является тождественным спасению наших душ или духов. Если наша внутренняя сущность остается загрязненной, а наше сознание неадекватным, то сможет ли чистая окружающая среда спасти нас от нашей собственной бестолковости и экзистенциального недомогания? Поможет ли решение грядущего экологического кризиса разрешить кризис в наших умах и сердцах? Западные цивилизации, особенно с восемнадцатого и девятнадцатого веков, обнаружили огромное количество информации о мире вокруг нас. В то же время, мы остаемся в совершенной тьме относительно мирах внутри нас и за пределами нас. Эти миры временами подытоживаются в термине сознание. Можно сказать (и это в самом деле справедливо), что сознание не является сильным местом науки. Даже психология, отчасти глубинная психология, которая достигла такой известности в двадцатом веке, не способна построить действительно эффективную связь с наукой. Фрейд ничего не желал так сильно, как того, чтобы психоанализ признали как «новую науку», но по проистечению века его желание так и осталось неисполненным. Хотя предмет исследования носит название «изучение сознания», науки о сознании не существует. Сознание трудно исследовать научными процедурами и методами, прежде всего потому, что оно плохо поддается научному принципу повторяемых экспериментов. Близкие неудачи предмета парапсихологии, пожалуй, лучший тому пример. Результаты экспериментов с телепатией и другими паранормальными силами становятся все менее и менее убедительными по мере их повторения. Как мы узнаем, что сознание существует? Мы знаем его только как вид персонального опыта, который мало зависит от повторяемых экспериментов и больше от усиления определенного способа восприятия, который может получить доступ к сознанию. Короче говоря, когда мы имеем дело с сознанием, мы имеем дело с реальностью гнозиса. Это, безусловно, понимал Юнг, что привело его к гениальному соединению психологии с гнозисом и гностицизмом. Древние гностики, как осознавал Юнг, сделали особые открытия в сфере сознания именно потому, что они использовали режимы восприятия, которые не были связаны стандартами эго и его рациональными, экстровертированными наклонностями. Можно справедливо заметить, что наука постепенно приобрела черты, которые указывают за пределы её самой, даже по отношению к сознанию. В частности, теоретическая физика проникла в сферы, которые по своей природе являются скорее метафизическими, нежели физическими. Тем не менее, только малое число квалифицированных ученых принимают метафизические аспекты своих дисциплин серьёзно. Авторы, которые провозглашают наличие определенного вида Дао в физике, или других ветвях науки, являются по большей части популяризаторами, чьи позиции в научном сообществе в лучше случае незначительны. Обычная публика, даже её образованная часть, все время живет в ньютоновском и дарвинском мире, где Эйнштейн, Планк и другие их сотоварищи могли бы никогда не существовать. Прикладная наука, безусловно, базируется на теориях, которые приводят к метафизическим выводам, но эти выводы представляют мало интереса для человека, наслаждающегося благословлением все более изощренной технологии. Хотя и больно признавать это, в терминах сознания и, следовательно, гнозиса, наука оказалась еще одним богом, который потерпел неудачу. Перечисленные здесь павшие боги лишь некоторые из гораздо большего числа претендующих на спасительную силу. Все они обречены на провал, так как само понятие мирского спасения является ущербным. Ведь в действительности виноваты не отдельные недостатки условий и средств. Нам нужно признать, что наши сущностные и неизменные потребности не могут быть удовлетворены чисто земными и человеческими ресурсами. Дневной свет ограниченного земного мышления просто не соответствует этой задаче; нам нужен другой свет, льющийся из-за пределов этого мира.

Встреча с гностиком

Гностики всегда были осведомлены о фундаментальном затруднительном положении, которое окружает нас в этом мире, и определили его как отсутствие гнозиса. Пророк Осия, одна из наиболее гностических фигур Ветхого Завета, винит отсутствие божественного гнозиса (знания Бога) не только в людских страданиях, но и несчастьях всего творения:

Эта гностическая точка зрения в корне противоречит двум другим способам видения связи между Божественностью, людьми и природным миром. Первый предполагает, что человек является источником всех ценностей, что природный мир является всего лишь инструментом человеческих устремлений, и что Бог, если он вообще существует, не имеет никакого значения (эта позиция, пожалуй, в её современной форме была впервые сформулирована Френсисом Бэконом и стала известна в эпоху Просвещения). Вторая (и последняя) позиция предполагает, что природный мир является источником всех ценностей, что человеческое существо стало нарушителем универсальной экосистемы, и что Бог, если он есть, имманентно присутствует в природе, и, по сути, неотличим от неё. С гностической точки зрения, ни человеческое существо, ни природный порядок не могут быть источником всех ценностей, потому как они радикально отчуждены от Божественности, где пребывают подлинные ценности. Только когда человеческое сознание перебирается через пропасть разделения и соприкасается с Божественностью, становится возможным постижением истинных ценностей.

Гностик, в своей душе или духе преодолевающий это отчуждение от Божественности, является чужеземцем по отношению к этому миру и другим людям. Встреча с подлинным Гностиком означает встречу с чужаком. Мы можем встретиться с таким человеком опосредованно, путем чтения Гностических писаний или напрямую, путем столкновения с современным Гностиком. В обоих случаях имеет место встреча незнакомца, высказывающего странные идеи. Но если мы вовлекаемся в творческое взаимодействие с этим незнакомцем, он может стать нашим другом, на чью проницательность мы можем рассчитывать, когда приходим к духовным вопросам, ускользающим от нашего понимания. Те, кто путешествовал по дороге впереди нас к дальней стране, обычно достаточно квалифицированны, чтобы указать нам наши собственные направления. Встреча, таким образом, может оказаться многообещающей для человека.

И снова — заимствуя образы у Мани и Будды — гностик подобен лодочнику, который гребет, встречая нас и помогая нам переправиться на другой берег. Гностик рассказывает нам, что он знаком с территорией дальнего берега и уверяет, что нас там поджидают великие чудеса. Он также напоминает нам, что садясь на борт его парома, мы будем вынуждены оставить «Terra Firma» нашего нынешнего обитания. Это местожительство различно для каждого человека. Мирским скептикам придется оставить приятное отсутствие духовных обязательств; преданно религиозным, может быть, придется переоценить свои религиозные идеалы, в частности, концепции о Боге; малодушным, возможно, предстоит собрать определенное экзистенциальное мужество для совершения великого путешествия. И, пожалуй, самое главное, завсегдатаям духовного супермаркета New Age придется оставить свою поверхностность в этих вопросах и подвергнуться требовательному процессу сознательного саморазвития, связанного с совершенно иным мировоззрением.

Гностические писания описывают затруднительное человеческое положения как невежество, сон, опьянение или забывчивость. Эти составляющие нашего плачевного состояния проявляются во многих формах. Мы словно животные, которых так приручили к своей клетке, что даже когда её двери открыты, мы отказываемся покидать её пределы. Сон и оцепенение нашего нынешнего существования оказываются более предпочтительны, чем вид свободы, привносимой гнозисом. Мы редко ставим под вопрос общепринятое мировоззрение, принятое в нашей культуре или догмы нашей религии, но сейчас, кажется, готовы усомниться в учениях, принесенных гностическими озарениями. Некоторые из этих сомнений, конечно, полезны. Но нам необходимо подвергать сомнение не только Гностиков и их учения, но также и самого вопрошающего. Разве мы отвергаем рассмотрение гностических постулатов не потому, что они противоречат тому, что думает большинство? Сколько из заветных убеждений, которые стоят на пути нашей готовности к принятию гностических идей, на самом деле являются не более чем непроверенными предположениями, навязанными нашим обществом?

Это было верно две тысячи лет назад и остается таковым по сей день — у большинства людей гностицизм вызывает беспокойство, а временами даже бешенство; он представляет собой вызов тому, во что многие из них верили и практиковали. Тот, кто полон решимости сделать из этого мира большее, чем он есть, шокированы гностицизмом и его трезвым признание того, что мирское спасение невозможно. Мир не может быть вознесен своими собственными силами, являются ли они политическими, экономическими, научными или экологическими по своей природе. Мир нуждается в чем-то, что находится за пределами его самого — в мудрости, внутреннем знании, которое переступает пределы планеты и космоса. Такая позиция представляется оторванной и потусторонней современному и постмодернистскому уму, одержимому добродетелями социальных изменений. Сторонники статус-кво в обществе также склонны смотреть на гностиков недоброжелательным взглядом. Как может кто-то, кто называет Творца грязными именами, кто усматривает недостатки во всех вещах, которые составляют творение, и кто не считает заповеди какой-либо религии или общества спасительными, быть чем-то иным, кроме разрушительной силы в обществе?

Однако, те, кто пришли к пониманию жизни как трагедии, кто ощутил осиротелость и отчужденность своего сознания среди своего собственного бессилия, гораздо более вероятно откликнутся на гностическую весть. Те, кто достаточно настрадался в своей земной жизни и кто сумел максимально осознать эти страдания так, что теперь обладают необходимым правильным намерением и искренностью, являются подходящими слушателями странного и древнего голоса Гностика, который зовет их — в настоящее время с новой силой. Это души и умы, которые, вероятно, обратили свой взор от резкого дневного света рациональности и экстраверсии к таинственному свечению ночного неба, где может быть воспринят свет гнозиса. Для них встреча с гностическими учениями является полезной. Свет звезд, так долго вытесняемый дневным светом, появляется вновь и темные тени, отбрасываемые дневным светом, отступают. И посреди звезд мы приветствуем таинственное полуночное солнце, видимое посвященным.