В комнате никого не было.
Розмари и не ожидала кого-нибудь там встретить; прошло слишком мало времени после инцидента в лесу. К тому же ускользнуть незамеченным было не так просто.
Удивило и испугало ее другое: представшая ее взору картина разрушений.
Розмари стояла у открытой двери, рассеянно потирая ладонью плечо: ее пробрала дрожь. Хотя сюда и не проникало никаких звуков, она могла поклясться, что чувствует, как ветер сотрясает весь госпиталь, чувствует, как здание всей своей тяжестью давит ей на плечи.
Эти чувства разозлили ее, но отделаться от них она не могла.
«Проклятие», — подумала Розмари, устало проводя рукой по лбу.
Матрац в нескольких местах был вспорот, и внутренности его разбросаны по полу. Стол, у которого недоставало одной ножки, был перевернут. Кресло являло собой груду обломков.
«Мальчик в голубом» был изорван в клочья, а на его месте на стене было нацарапано черным:
Я ищу тебя.
Майор Тонеро сидел за столом, положив руки перед собой, и пристально смотрел на телефон.
Тонеро не был ни паникером, ни чересчур самонадеянным человеком, однако, вернувшись с места происшествия, он всерьез задумался о дальнейших шагах. Он долго ходил по комнате, размышлял и наконец понял, что следует делать. И теперь эта мысль не выходила у него из головы. Нет, он ни в коем случае не считал Проект провалившимся — слишком многому научила его работа над ним, слишком многого удалось достичь. Нет, иная мысль не давала ему покоя…
Зазвонил телефон.
Тонеро даже не шелохнулся.
Когда звонок прозвенел в седьмой раз, он откашлялся и взял трубку.
— Добрый день, сэр, — произнес он и без промедления выдал подробный отчет о том, что произошло, а также высказал свои соображения относительно возможной связи этого происшествия с теми двумя инцидентами, о которых он уже докладывал в инстанции. Говорил он сухим, лишенным каких бы то ни было эмоций голосом. Закончив говорить, он весь обратился в слух.
Когда его спрашивали, он отвечал, держа спину прямо. Свободная рука его неподвижно лежала на столе.
Голос на другом конце провода звучал ровно и невозмутимо, что само по себе было хорошим признаком, однако Тонеро все равно как-то было не по себе.
Прошло не меньше получаса, прежде чем разговор зашел наконец о самом главном.
Тонеро весь напрягся, услышав последний вопрос.
— Да, сэр, — кивнув, ответил он. — С вашего разрешения. — Он глубоко вздохнул. — Я считаю, что пора задействовать и другие районы. О некоторых из них я упоминал в декабрьском отчете. Данный район оказался заражен. Не по нашей вине. Кроме того, я полагаю, что теперь невозможно не принимать во внимание прибывший сюда дополнительный контингент. Особенно после сегодняшнего инцидента. То обстоятельство, что это люди из Бюро, означает, что мы не сможем гарантировать эффективного контроля за их действиями или хотя бы частичного их сдерживания. Однако мы, несомненно, сможем осуществить трансфер без риска обнаружить себя, и пускай тогда люди из Бюро ведут какие угодно расследования. Они все равно ничего не найдут.
Тонеро замолчал и в первый раз за весь разговор позволил себе улыбнуться:
— Да, сэр, вы совершенно правы — никогда неизвестно, где найдешь, где потеряешь. Но мы уже так далеко продвинулись вперед, что это само по себе является хорошим аргументом в пользу нашего конечного успеха.
И он снова расплылся в улыбке:
— Благодарю вас, сэр. Я польщен. Неожиданно улыбку как ветром сдуло:
— Незаменим? Нет, сэр, откровенно говоря, это не так. Он утратил убежденность и способность объективного анализа, да и нервы у него уже начинают сдавать. Не думаю, что его передислокация пойдет на пользу Проекту. Вместе с тем доктор Элкхарт проявила себя с наилучшей стороны. Лишиться ее было бы серьезной для нас утратой. Тонеро ждал и терпеливо слушал.
— Сорок восемь часов, сэр.
Он почтительно кивнул, положил трубку и несколько секунд сидел, не шелохнувшись.
Затем, словно у него гора с плеч свалилась, он весь обмяк и пробормотал:
— Боже правый!
У него дрожали руки, лоб покрылся испариной.
Барелли сидел в закусочной, за столиком у окна, и думал о том, а не теряет ли он попусту время? Не то чтобы он сомневался в своем таланте журналиста — таковой считался само собой разумеющимся. Однако, проведя в полицейском участке целый час, в течение которого он общался с сержантом Нильсеном и с другими полицейскими, время от времени заходившими и выходившими, ему не удалось узнать ничего такого, чего бы он уже не знал до сих пор — Фрэнки убит, убийца на свободе и ни единая живая душа не имеет понятия, что, черт побери, все это значит.
«А этот бред насчет гоблинов! — раздраженно думал Карл. — За кого они меня принимают?»
Он неторопливо потягивал холодный кофе и бездумно глазел в окно. Стрелки на круглых настенных часах подбирались к шести. На улице было довольно оживленно. Похоже, погода никого не пугала. Люди в военной форме, солдаты в цивильной одежде, старательно изображавшие из себя штатских — вся эта публика мельтешила за окном. Кто передвигался на своих двоих, кто на машинах.
Люди толкались в закусочной, заходили в бары, роились перед зданием кинотеатра, расположенного через квартал, к западу от полицейского участка…
Пятница, вечер, а он попал в самое никуда.
Карл уже выпил такое количество кофе, что у него начало урчать в животе. Он сунул в рот антацидную таблетку, рассеянно прожевал ее и отчаянно попытался сообразить, что же ему теперь делать. Разумеется, «про запас» имелась Бабе Рэднор. Было бы желание! У него складывалось впечатление, что, кроме нее, ему вряд ли удастся найти в этом городе какое-нибудь развлечение.
Он съел еще одну таблетку, еще раз обозрел улицу, бросил на стол деньги и вышел.
Задрав голову, он недовольно посмотрел на тяжелые низкие тучи. Карл терпеть не мог такую погоду. Если собирается дождь, то пусть бы он поскорее прошел — и все дела. Если нет, то почему ветер не может разогнать облака?
Он заглянул за угол. Его машина все еще стояла возле полицейского участка.
По пути ему встретилась старушонка, одетая во все черное — начиная от пальто и кончая длинным шарфом, которым она обмотала голову. Старушонка шла, прижимая к груди большую сумку. Эта-то сумка — а вернее, ее содержимое, — и заставила Карла обернуться.
Из сумки торчал оранжевый колпачок флакона-пульверизатора. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто эта старушонка.
Карл поспешил за ней и, обогнав, произнес:
— Мисс Ланг?
Та остановилась и окинула его тяжелым взглядом:
— Госпожа Ланг, если не возражаете. А вы кто будете?
— Я журналист, — с готовностью объяснил Карл. — Меня интересует… — он старался говорить как можно более доверительным тоном, — дело гоблинов.
Сказав это, он принялся терпеливо ждать, когда госпожа Ланг окончит прикидывать, насколько искренне его заявление и насколько ему можно доверять.
Мимо прокатил автобус.
На углу трое военных затянули песню.
Элли Ланг подозрительно посмотрела на Карла:
— Вы думаете, что я чокнутая?
— Гоблин убил моего друга. Мне не до шуток. Вы меня очень обяжете, если согласитесь со мной поужинать.
— Хотите у меня все разнюхать, так?
— Мне было бы просто приятно… — Карл добродушно усмехнулся, — но и для этого, конечно, тоже, вы правы.
Она сокрушенно покачала головой:
— Вы ужасный озорник, мистер, но я не собираюсь отказываться от бесплатного ужина. — С этими словами она взяла его под руку, и они вместе двинулись по улице. — Надеюсь, вы не жадина и мы пойдем в какое-нибудь приличное место?
Карл едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Вместо этого он пообещал ей самый лучший ужин, какой только возможен в этом городишке. Видимо, это обещание ее успокоило. Чутье подсказывало Карлу, что это будет самый ценный и полезный вечер — если, конечно, он не встретит Малдера или Скалли.
Тонеро не было ни в офисе, ни вообще в пределах гарнизона, однако Розмари приказала себе не паниковать. Еще было время, чтобы внести кое-какие коррективы. Еще оставалось время, чтобы спасти хоть что-нибудь из того, на что она угробила столько лет своей жизни.
Она вернулась в госпиталь, кивнула дежурному и прошла по коридору к лифту, на котором висела табличка: «Только для спецперсонала». Достав из кармана брелок с ключами, она вставила серебристый ключик в вертикальное отверстие, в том месте, где обычно находится кнопка вызова. Дверь открылась, и Розмари вошла в кабину.
Лифт двинулся вниз.
Ей не нужно было смотреть на лампочки индикатора: лифт останавливался лишь на трех уровнях — на первом, на втором, где находился офис майора, и в цоколе.
Кабина вздрогнула и остановилась. Двери раздвинулись, и Розмари с тревогой вгляделась в тускло освещенный коридор.
Затем она вышла из кабины. Ей вдруг показалось, будто коридор еще больше вытянулся, а глухое эхо шагов под бетонными сводами стало еще более отчетливым и зловещим.
Тишину нарушало лишь ровное гудение трасформаторов.
Точно готовясь предстать перед публикой, Розмари тщательно расправила складки халата на груди и пригладила волосы. Главное — держаться уверенно и спокойно, где бы ни находилась. Если она будет строго придерживаться своего плана и не потеряет самообладания, то все у нее получится.
Она проверила дверь, ведущую в кабинет Таймонса — та была заперта.
Она вошла в аналитический центр и едва не вскрикнула от неожиданности, увидев Таймонса, сидящего за одним из компьютеров.
— О Боже, Леонард! Не ожидала встретить тебя здесь. Что это ты…
Таймонс поднял голову. В правой руке он держал черный металлический брусок длиной около шести дюймов. В левой руке у него был пистолет.
— Оставайся на месте, Розмари, поняла? Стой где стоишь.
— Леонард, какого черта ты здесь делаешь? Он через силу улыбнулся:
— Вношу кое-какие коррективы, вот и все. Она внимательно осмотрела комнату: все как будто было на месте. Тут ее взгляд упал на монитор одного из компьютеров — хотя аппарат был включен, монитор пустовал. То же самое происходило и со вторым компьютером.
— Все оказалось до смешного просто, — произнес Таймонс, помахивая черным бруском. — Не знаю, как это я раньше не догадался. Зачем устраивать сыр-бор, когда все, что требуется, — это магнит?
— Боже, Леонард!
— Одно движение — и готово! — Он бросил магнит на полку. — Одно движение — и все исчезло. — Фокус в том… — холодно проронил он и затем выстрелил в ближайший к нему компьютер.
Розмари хотела было бежать, но он наставил на нее пистолет.
— Видишь ли, фокус в том, — повторил он, — что никто ничего не узнает. То есть я хочу сказать, что глупо обращаться в газеты или на телевидение — все равно никто не поверит.
Он выстрелил еще раз: на пол полетели осколки стекла.
Розмари попятилась.
Таймонс устремил на нее мрачный — исподлобья — взгляд:
— И все же я попробую. Несмотря ни на что. Я попробую.
— Этого нельзя делать, — выдавила она охрипшим от волнения голосом. — Ты не смеешь. — В отчаянии она прижала ладонь к груди. — Леонард, подумай о том, сколько лет мы потратили на это. Сколько всего было сделано. Сколько отдано времени и сил. Ради Бога, подумай об этом!
— Сколько было провалов, — сухо отрезал он. — Сколько времени и сколько провалов! Кончено, Розмари. Надо избавляться от собственных ошибок.
«Он не в себе, — мелькнуло у нее в голове. — Боже мой, он просто болен!»
— Послушай, Леонард, если ты… если тебе наплевать на работу… подумай хотя бы… — Она вскинула вверх большой палец, указывая куда-то в потолок. — Ты не посмеешь.
— Почему же? Ты имеешь в виду эти дурацкие клятвы, под которыми мы подписались? — Тут он выстрелил в третий — и последний — монитор и прикрыл лицо ладонью, защищаясь от осколков. — Бессмысленно, Розмари. К тому времени, когда я все закончу, они не будут стоить и ломаного гроша.
— Я буду все отрицать, — с угрозой в голосе произнесла она. — Я буду говорить всем, что ничего не знаю.
Таймонс выпрямился:
— Мой дорогой доктор, простите меня, конечно, но боюсь, вам не суждено дожить до этого момента.
Розмари прижалась спиной к стене. Ей не хватало воздуха, она едва-едва могла дышать. Над одним из разбитых компьютеров струился дымок.
— Они найдут тебя, Леонард. — Она судорожно сглотнула слюну, пытаясь побороть чувство тошноты. — Даже если тебе и удастся скрыться из гарнизона, ты все равно не спрячешься. Ты продержишься неделю, максимум месяц. — Пот застилал ей глаза, но она не смела шевельнуть рукой. — Ты только что подписал себе смертный приговор.
Таймонс пожал плечами:
— Розмари, неужели ты думаешь, что меня это хоть сколько-нибудь тревожит?
Сказав это, он без предупреждения стал стрелять по полкам, выпустив в них всю обойму. Грохот стоял невообразимый. Она закрыла лицо руками и закричала страшным голосом — скорее от бессильного гнева, нежели от страха. Не успела она опомниться, как Таймонс достал из кармана свежую обойму и перезарядил пистолет.
Отняв от лица ладони, Розмари увидела направленное на нее дуло.
Она закрыла глаза.
«Это сумасшествие, этого не может быть», — только и успела подумать она.
— Убирайся!
Она не шелохнулась.
— Розмари, убирайся прочь! Она открыла глаза и увидела, что Таймонс опустил пистолет. В глазах его больше не было угрозы.
— Возможно, — произнес он, — ты протянешь дольше меня.
Лицо ее исказилось от злости, но она молчала, боясь, как бы он не передумал. Хотя ей отчаянно хотелось остановить его, еще больше ей хотелось выбраться отсюда живой.
— Убирайся, — повторил он и указал пистолетом на дверь.
Розмари не стала дольше испытывать его терпение и опрометью кинулась в коридор. Не пройдя и двух шагов, она оступилась, подвернула лодыжку и больно ударилась о стену. От неожиданности она пронзительно вскрикнула — и тут до нее донесся звук выстрела.
Потом еще один.
Тогда она бросилась бежать со всех ног, прижимая к груди ушибленную руку. Другой она, прямо на ходу, доставала из кармана ключи.
Прежде чем она смогла вставить ключ в отверстие, тот дважды выскальзывал у нее из рук.
— Ну же, ну же, — шептала она, пытаясь взять себя в руки. — Давай же!
Наконец двери раздвинулись. Она влетела в кабину и снова вставила ключ.
И только когда двери закрылись, Розмари поняла, что в кабине она не одна.
«Нет!» — мелькнуло у нее в голове. После всего, что ей пришлось пережить, только этого еще не хватало.
— Ловко у меня это получается, вы не находите? — произнес у нее за спиной скрипучий голос.