Год 1941 Священная война

6 июля 1941 года. 13:45. Семь километров южнее поселка Бобр, расположенного в том месте, где шоссе Москва-Минск пересекает одноименную реку

На узкой лесной дороге моторизованная дивизия СС «Дас Райх» растянулась почти на шестнадцать километров. С неба жарило безжалостное июльское солнце, а клубы мелкой пыли, поднятой колесами машин, в почти безветренную погоду повисали над дорогой сплошной пеленой. Эта пыль лезла в глаза и в нос, она скрипела на зубах и от нее было трудно дышать, а воздушные фильтры моторов приходилось чистить два раза в день, а иначе в этих скотских условиях даже лучшая германская техника быстро выйдет из строя.

Голове колонны, не встречая сопротивления, в оперативной пустоте продвигавшейся в северном направлении, оставалось всего семь километров до конечной цели броска поселка Бобр и одноименной железнодорожной станции, когда на юге неожиданно быстро начали вздыматься в небеса черные грозовые тучи, под которыми сверкали отблески молний. Операция «Хляби Небесные» началась.

Солдаты ваффен-СС, глядя на это явление, приободрились. Если неожиданный дождь наконец прибьет к земле эту мерзкую пыль, то уже не надо будет поминутно отплевываться и проклинать Господа за сухую и жаркую погоду, как будто тут никакая не Россия, а Африка. Эти деятели даже в малейшей степени не догадывались, что в тот момент, когда этот дождь прольется на землю, никому из них уже не будет дела ни до прибитой пыли, ни до аромата свежести. Покойникам такие вещи безразличны.

Большинство солдат СС так и не увидели свою смерть, ибо «Каракурт» атаковал колонну с северного направления. В то время когда тучи уже закрыли солнце, только водители и старшие машин сумели разглядеть на фоне пока еще синей части неба черную точку, быстро выросшую в какое-то подобие гигантского майского жука. Потом этот жук полыхнул нестерпимым огнем, и на разведывательный батальон, двигающийся в голове дивизионной колонны, обрушились первые плазменные заряды. Так как движущаяся по лесной дороге мотопехота, в отличие от железнодорожной станции, представляла собой не точечную, а линейную цель, пушки «Каракурта», попеременно стреляя в режиме «гатлинг», разряжали накопители не за один выстрел, а за сто. В таком режиме стрельбы очередь из двухсот плазменных зарядов (каждый эквивалентом в пять тонн тротила) за сорок пять секунд накрыла примерно пять километров дороги, отправив на Суд Божий разведывательный батальон, противотанковый дивизион и два первых батальона

мотопехотного полка «Дойчлянд¹⁵». Эти «истинные арийцы», на которых так молился Гитлер, обращаясь в вонючий дым, даже испугаться не успели, тем более что большинство из них даже не увидели предназначенной им огненной смерти. И сразу же в полосе удара на сотню метров по обе стороны от дороги вспыхнул яростный лесной пожар.

Целью следующего захода, уже с юга на север, стал хвост колонны, состоящий из тыловых подразделений, саперного батальона, зенитного дивизиона и двух дивизионов артиллерийского полка. К тому времени дивизия «Дас Райх» уже прекратила движение, и солдаты, выпрыгнув из остановившихся машин, стали разбегаться по обе стороны от дороги, чтобы залечь там как при обычном воздушном налете. Но это их не спасло. От неистового жара лес вспыхивал как сухая солома, и белокурые бестии, даже не попав под прямой удар, сгорали заживо. Еще два захода «Каракурта», и с дивизией «Дас Райх» было покончено. Выжить смогли только отдельные пугливые личности из середины колонны, которые бежали вглубь леса, не останавливаясь, а потому отделались только сильным испугом и подпаленными волосами. А потом с небес, почерневших от грозовых туч, водяной стеной хлынул проливной дождь, потушив лесной пожар, но кремированным дотла покойникам это было уже без разницы.

Восемьсот восьмой день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

И теперь, когда хляби небесные наконец разверзлись, 39-й мотокорпус немцев сначала получил удар по рукам «Шершнями», разрушившими мосты и переправы и «причесавшими» передовые части, а потом встал из-за резкого ухудшения погодных условий. Почвы в том районе суглинистые, воду впитывают крайне неохотно, а потому на грунтовых дорогах после трех часов проливного дождя, уже третий-четвертый танк садится в жидкую грязь по самое днище. О грузовиках, даже полноприводных, после того как дорогу разбили танки, говорить вовсе не приходится. Если таким образом влипла моторизованная пехота, то она должна вылезать из кузова, взваливать на себя весь походный хабар и идти ножками, а вот артиллерия (в том числе противотанковая) и обоз увязли окончательно и бесповоротно.

Лишь пехотные дивизии, стремясь догнать убежавшие вперед подвижные соединения, продолжают движение во вражеских тылах, пусть и замедлив темп. Сейчас они примерно в ста километрах от Днепра. В Основном Потоке они вышли на этот рубеж десятого-двенадцатого числа, а тут, в связи с ухудшением погодных условий, это случится на пять-семь дней позже. В грязи вязнут не только танки и автомобили, но и артиллерийские упряжки и повозки на конной тяге, да так, что пехоте приходится помогать лошадкам, наваливаясь на «раз-два, взяли». Русскому солдату такая работа привычна, ничего иного он от войны не ждет, а для германцев такой опыт пока в новинку.

Помимо всего прочего, раскрученный Анастасией суперциклон прижал к земле германскую авиацию. Мальчики Геринга наотрез отказываются подниматься в воздух, когда нижняя кромка облачности висит на высоте не более пятисот метров, дует сильный порывистый ветер, непрерывно идет дождь, а горизонтальная видимость у земли не превышает километра. В свою очередь, германские сухопутные войска за два года войны привыкли к вездесущей поддержке люфтваффе, и при ее отсутствии отказываются наступать категорически. Зря я беспокоился по поводу того, что немецкие генералы закусят удила. Это не в их стиле. Зато у Красной Армии авиация пока отсутствует напрочь, а мои «Шершни», «Каракурт» и штурмоносец- машины всепогодные, игнорирующие порывистый ветер, низкую облачность и ливневые осадки.

Но это все цветочки. В прошлый раз, когда мы тормозили Батыево нашествие, Анастасия смогла простоять в трансе три дня и три ночи, но сейчас, когда ее форма значительно улучшилась, я рассчитываю на пять-семь дней поддержания заклинания - а это от двух третей до полной годовой нормы осадков в чрезвычайно короткий срок. Это немного не тот Всемирный Потоп, что описан в Библии, но в любом случае наводнение ожидается в два-три раза мощнее любого весеннего половодья. Стоит разбить восточнее Минска капитальные железнодорожные и шоссейные мосты, и тогда моя пакость с разверзнувшимися хлябями обретет законченный вид. Пожалуй, так получится выиграть не две-три недели, а примерно месяц, то есть до начала августа.

С маршалом Тимошенко даже такой приличный гандикап ушел бы как вода в песок, а вот с товарищем Жуковым есть надежда, что на Днепре германский «дранг нах Москау» закончится, и начнется нормальная такая вялотекущая окопная война.

Но едва я успел решить проблемы Красной Армии на Московском направлении, как крайне неприятная информация поступила с Северо-Западного фронта. Собственно, фронта там никакого давно не существовало. Входившие в него на 22 июня 8-я и 11-я армии в Приграничном сражении потерпели поражение, и отдельными разрозненными частями отступали по расходящимся направлениям, 8-я армия на Ригу и далее на Таллин, 11-я армия - на Дриссу. А между ними вглубь советской территории мутным потоком почти беспрепятственно вливалась четвертая пан-цергруппа генерала Гепнера. Советские дивизии из глубины территории, вразнобой выдвигающиеся навстречу германской танковой лавине, фатально запаздывали. Поскольку ход событий в сражении за Прибалтику пока придерживается русла Основного Потока (ибо на том направлении мы пока не шевельнули и пальцем, а разрушение вильнюсского транспортного узла скажется не ранее чем через неделю), энергооболочка компетентно дает мне раскладку по ходу сражения.

Если второго июля, в день нашего прибытия, линия фронта в общих чертах проходила по Западной Двине, то уже четвертого числа немецкая 1-я танковая дивизия с налета захватила не занятый советскими войсками Островский УР (укрепленный район) на старой границе. Пятого июля контратакой подошедших из глубины советских частей (3-я танковая дивизия без одного танкового батальона и мотострелкового полка плюс один стрелковый полк из состава 111-й стрелковой дивизии) оккупантов выбивают из города, но уже вечером того же дня подошедшая шестая танковая дивизия немцев переламывает ход сражения и отбрасывает советские войска. К тому моменту в строю у 3-й танковой дивизии из семи танков КВ-1 осталось два, из трех КВ-2 -ни одного, из тридцати Т-28 - один, из ста шестидесяти одного БТ-7 - сорок, из шестидесяти двух Т-26 - ни одного. Такова была цена лобовых танковых атак легкой и устаревшей техникой на развернутую противотанковую оборону противника. Боевая мощь дивизии уменьшилась впятеро, а задача осталась не выполненной. При этом стрелковый полк из состава 111-й дивизии показал крайне низкие боевые качества, и, как следует из боевого донесения командира 5-го танкового полка майора Посейчука, «...111-я стрелковая дивизия постыдно дезертировала с поля боя, её командиры бежали первыми, споров петлицы и сняв знаки различия¹⁶».

Как доложила энергооболочка, 111-я дивизия, сформированная летом 1940 года по кадрированным штатам, имела в своем составе только три тысячи бойцов и командиров постоянного состава и получила пополнение до полной численности только в мае 1941 года за счет запасных, призванных на сборы. И дело тут даже не в рядовом и сержантском составе: две трети командиров, скорее всего, также были из числа призванных на сборы (а среди этой публики люди попадались очень разные, вплоть до артистов и режиссеров бывших больших и малых императорских театров). Воевать за Советскую власть эти люди не хотели, и стали причиной разброда и шатания в и так не спаянном боевом коллективе. Я подумал, что того же эффекта можно добиться, если призвать в нашу Российскую армию разного рода Шендеровичей, Гозманов, Галкиных и Киркоровых. Эти навоюют - так, что мало не покажется.

В течение шестого числа немцам удалось расширить плацдарм до двенадцати километров по фронту и семи в глубину, накопив на нем значительные силы, предназначенные к рывку на Псков. Германское наступление должно начаться завтра утром, а так как реальное соотношение сил резко не в пользу Красной Армии, то и его результат для советской стороны выйдет плачевным. А это значит, что ситуация требует моего неотложного вмешательства. После того, как я осадил группу армий «Центр», пора, не отходя от кассы, прямо сегодня ночью, заняться их соседями слева и как следует выпороть Гепнера с фон Леебом, благо есть чем: внезапный ночной удар двумя эскадронами «Шершней» в боевом обвесе, и тут же - десантирование на плацдарм бородинской пехотной дивизии Павла Тучкова с приказом пленных не брать...

И тут же мне в голову пришла хулиганская мысль, что эту операцию можно и нужно использовать для того, чтобы отжать у немцев... танки. На самом деле «тройки» и «четверки» - вполне приличная техника (особенно если не сравнивать их с Т-34 и КВ последних серий), и даже «двойки» с «единицами» найдут у меня применение, хотя бы частично - гонять нехороших людей на нижних ярусах мироздания. А все остальное можно оставить Красной Армии, ведь рядом с Т-26 даже «чехи» являются вершиной технического совершенства и боевой эффективности. Решено. Так я и сделаю. Правда, в таком случае бить по германскому плацдарму придется «Каракуртом» в полицейском обвесе, выставленном на полную мощность, но так как брать пленных у меня нет никакого желания, то следует отдать приказ переколоть все серое воинство штыками, невзирая на возраст, звания или должности. Или все же не стоит быть жестоким, а вместо того отдать приказ связывать парализованным немцам руки и ноги и оставлять в таком виде до того момента, когда плацдарм займут части Красной Армии? Пожалуй, это будет наилучшее решение: пусть теми, кто пошел за своим фюрером в поход на Восток за поместьями и послушными славянскими рабами, занимаются советские следственные органы, не мое это дело.

И тут же возник еще один вопрос. Каким образом выводить к себе трофейные танки и бронетранспортеры, а также материальную часть двух дивизионных моторизованных артполков? В составе двух танковых дивизий, не считая подлежащих отжиму ста двадцати танков и примерно сотни полугусеничных тягачей, одних только грузовых автомобилей имеется от трех до четырех тысяч, тысяча легковушек и около двух с половиной тысяч мотоциклов. Бородинцы, хоть относятся к технике без малейшего испуга, но сами во всей этой механике разбираются не больше, чем в высшей математике. У меня, конечно, имеется некоторое количество бойцовых остроухих, обученных вождению автомашин, но это капля в море. Таким образом, придется ставить телегу впереди лошади и выкликать специалистов-добровольцев из массы бывших военнопленных, еще не охваченных Призывом. Других вариантов решения проблемы у меня нет.

Полчаса спустя. Окрестности заброшенного города в Высоком Лесу, хозяйство майора Гаврилова

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Место, где расположился полевой карантинный лагерь бывших советских военнопленных, находится на поросшем редким лесом полуострове, с трех сторон ограниченном излучиной реки, а с четвертой - полотном Великой Дороги. Деревья на этом месте раза в три ниже своих собратьев из Большого леса и стоят пореже: наверное, чего-то не хватает в почве или ее слой слишком тонок, чтобы на нем выросли великаны, сравнимые с Эйфелевой башней. Между стволами растянуты тенты от дождя, а под ними на землю брошены матрасы-пенки для сна и отдыха. Комфорт минимальный, но тут, в жарком мире Содома, даже на плоскогорье замерзнуть невозможно. И вообще, карантин - он и есть карантин. Таким образом тут начинали все, за исключением тех контингентов, что сразу принесли мне встречную клятву верности.

Я сам, генерал Карбышев, майор Здорный и подполковник Седов подъехали к этому цыганскому табору на УАЗике командира танкового полка, в сопровождении взвода личного конвоя первопризывных амазонок, при священном Красном Знамени. На окраине лагеря дымились полевые кухни, из которых бывшим военнопленным заканчивали раздавать ужин, а бойцовые остроухие из резервных эскадронов, выделенные в наряд в качестве временной военной полиции, бдительно смотрели за порядком. И порядок присутствовал. Выстроившийся в очереди народ получал в свои котелки пшенную кашу с поджаренным мясом трицератопса, говорил остроухим раздатчицам «спасибо», после чего отходил в сторону и начинал энергично стучать ложками. После немецкого суточного рациона для пленных, состоявшего из литра жидкого, как вода, супа из овощных очисток и двухсот грамм серого хлеба с отрубями, кормежка в карантинном лагере могла считаться пищей богов. Примерно две трети из временного контингента (в основном те, кого мы отжали у немцев вчера и позавчера) уже досыта наелись, искупались, постирали в реке вещи и пришли в более-менее человекообразное состояние, однако сегодняшний улов с Гродненской операции пока представлял собой серую затравленную и голодную толпу.

Еще приближаясь к этому месту, я ощутил назревшие и перезревшие настроения внутри солдатской массы. Да, именно так: по большей части эти люди снова ощущались как солдаты, и для массового изъявления желания принести встречную клятву им не хватало только детонатора, то есть моего собственного присутствия. Когда УАЗик остановился, к нему подошел майор Гаврилов и доложил, что в его хозяйстве все в порядке, никаких особенных происшествий не имеется, но люди потихоньку начинают бухтеть, не понимая смысл своего нахождения в этом санатории и своих дальнейших перспектив.

- Смысл нахождения в санатории, - сказал я, - как раз в том и состоит, чтобы настоящие советские люди, которые не могут бездельничать, пока их товарищи сражаются на фронте, сами отделились от всех прочих, считающих, что тут они хорошо устроились. Своими способностями я тоже чувствую, что ситуация созрела уже в достаточной степени, а потому, товарищ майор, постройте у дороги тех, кто уже закончил прием пищи. Будем говорить. Сейчас мне остро требуются люди причастные к технике, механики-водители, командиры и наводчики танков, артиллеристы, водители грузовых и легковых машин, броневиков, а также мотоциклисты. Ближайшей ночью под Островом у меня намечается операция по разгрому двух германских танковых дивизий с попутным отжимом большей части принадлежащего им движимого имущества, в том числе танков, моторизованной артиллерии и автомобильного обоза.

- Мне уже говорили, что вы большой дока по добыче разного трофейного имущества и что оно у вас не лежит на складах, а по-хозяйски сразу идет в дело, - хмыкнул Гаврилов. - Должен сказать, что вполне одобряю такой подход. Только хотелось бы спросить: пленных немцев вы опять отправите в подарок товарищу Сталину голыми на Красную площадь или как?

- Или как, товарищ майор, - ответил я. - В таком экстравагантном способе заявить о своем существовании нет необходимости. Я просто оставлю их связанными на месте дожидаться советских войск, которые займут плацдарм у Острова к полудню завтрашнего дня, и на этом умою руки. А сейчас стройте людей, товарищ Гаврилов, времени у нас не особо много.

Когда майор Гаврилов ушел выполнять приказание, генерал Карбышев тихонько спросил:

- А что, Сергей Сергеевич, вы и в самом деле планируете выиграть эту войну исключительно за счет трофеев, отбитых у германской армии?

Я вздохнул и ответил:

- Вы, Дмитрий Михайлович, совершенно неправильно понимаете мою здешнюю роль и мою задачу. Просто выиграть войну - это как два пальца об асфальт, и никакая армия для этого мне не нужна. Достаточно нанести несколько тактических плазменных ударов по центрам принятия решений и пунктам управления - и выжившие германские генералы прибегут к вам мириться с криком «Ой, как нехорошо получилось, камрады! Во всем был виноват только злой Гитлер, а мы белые и пушистые. Мир, мир, мир’». И даже если Советский Союз по итогам такой, с позволения сказать, войны оккупирует всю Европу, он все равно останется все той же рыхлой и необ-катанной структурой, что и до войны, без всякого боевого опыта и международного авторитета, ведь все его успехи будут достигнуты чужими усилиями. Дураки, вроде Тимошенко и Кулика, все останутся на своих местах, а политические лозунги, в том числе и крайне ошибочные, поднимутся еще выше, ведь помощь извне подтвердила их правильность и безошибочность. А так недалеко и до повторения нынешней беды. Нет, все должно быть совсем иначе. Сначала я, убрав эффект внезапности нападения и опережения в развертывании, помогу фронту влипнуть в землю по линии старой границы, примерно как в шестнадцатом году, когда траншеи перечеркнули континент от Балтики до Черного моря. Таким образом, Советский Союз не утратит ни одного значимого промышленного центра и не понесет катастрофических потерь в гражданском населении, в народе проснется подспудно дремлющая страшная сила, а советские войска станут беспрепятственно набирать боевой опыт, не сгорая поминутно в дурацких окружениях, куда их загоняли рукожопые генералы мирного времени. Военные гении, которых у вас достаточно, в самые короткие сроки подрастут в должностях и званиях, и займут положенные им места во главе армий и фронтов, загнав дураков в глубокий тыл или под расстрел. А потом будут первые зимние контрнаступления - своего рода экзамен Красной Армии на зрелость. Но только случатся они не под Тихвином, Москвой, Севастополем и Ростовом-на-Дону, а под Таллинном Псковом, Неве-лем, Оршей и Житомиром. И вот тогда пойдет совсем другая война, в которой я буду только советчиком и помощником, а не главным победителем. Победить Гитлера и освободить всю Европу до самого Ламанша должен великий советский народ под руководством гения товарища Сталина, а не пришелец из других миров самовластный Артанский князь Серегин. Мне такая роль не нужна и прямо вредна, а вот то, что я помогу спасти от ужасной смерти несколько миллионов советских людей, будет греть мою душу сильнее любых орденов и медалей. И больше ничего мне не нужно от вашего мира, ничего!

- Да, Сергей Сергеевич, - сказал Карбышев, - теперь я понял, как вашу тактику со стратегией, так и вашу человеческую сущность. Исходя из изложенного вами плана, можете рассчитывать на мое полное содействие от начала и до конца, ибо я тоже считаю, что даденое даром растрачивается потом с необычайной легкостью.

- Спасибо, Дмитрий Михайлович, - ответил я. - Но учтите, что на первом этапе изрядно постараться придется именно нам с вами, а также бойцам генералов Велизария и Багратиона. При отсутствии мощной промышленной базы, на которую могла бы опереться моя армия, без трофеев никак. Что-то я закупаю на стороне за звонкий металл, что-то мне изготавливают мастерские «Неумолимого», а все остальное, в первую очередь вооружение, приходится комплектовать из того, что мое войско добывает в бою. Сейчас мои первая и вторая армии вооружены трофеями моего похода в мир русско-японской войны, где я помог разгромить экспедиционную армию императора Мацухито. И если винтовки Арисака и пулеметы Мадсена еще вполне адекватны нынешним условиям, то тогдашняя артиллерия уже проходит по категории «устаревшая», а о танках и автотранспорте в начале двадцатого века даже не мечтали. Поэтому в вашем мире я намерен продолжить деятельность по сбору трофеев для того, чтобы укомплектовать свои войска людьми и вооружением по самым лучшим местным стандартам.

- Сказать честно, - хмыкнул подполковник Седов, - германские танки и гаубицы скорее отличаются качеством производства, чем вершиной конструкторской мысли. С новой советской техникой все наоборот: конструкторские решения зачастую просто гениальные, а вот качество изготовления на тройку с минусом. Еще хочу сказать, что при резком увеличении количества техники моя ремрота банально зашьется. Нельзя ли специалистов из немецких ремонтных батальонов, которые имеются в каждой танковой и моторизованной дивизии, не отправлять в советский плен, а приспособить к делу у нас? Не все же они там фанатичные нацисты...

- Это, Владислав Петрович, вполне возможно, - сказал я, - особенно если провести с людьми идеологическую работу. Не надо никого бить или пугать, достаточно очертить грядущие перспективы. При отказе от сотрудничества - советский плен, а в случае добросовестной работы -эмиграция в империю кайзера Вильгельма образца четырнадцатого или восемнадцатого года...

Примерно десять минут спустя. Там же

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

На нормальный воинский строй это собрание походило мало, как и на беспорядочную толпу гражданских. Так, серединка на половинку. Передний край выстроился по линии дороги довольно ровно, а вот дальше люди стояли хоть и плотной массой, но в полном беспорядке, а в последних рядах некоторые еще торопливо доедали свой ужин. Но главной эмоцией, витающей над этими людьми, было нетерпеливое ожидание. Все они если не понимали, то догадывались, что сейчас решится их судьба.

- Здравствуйте, товарищи, - сказал я, и магия Слова эхом разнесла мои слова по окрестностям. - Давайте знакомиться. Меня зовут Сергей Сергеевич Серегин, и я тут первый после Бога и самый главный воинский начальник. Все вы, кто больше, кто меньше, уже познакомились со знаменитым арийским гостеприимством и тем новым порядком, который несет миру германский фашизм. Скажу честно: если бы все шло своим чередом, то до нового тысяча девятьсот сорок второго года из вас дожил бы только каждый десятый или даже меньше. Но эту развилку в своей жизни вы уже прошли. А сейчас кто хочет дальше сражаться с врагом за Советскую Родину - два шага вперед и повторяйте за мной: «Клянусь, что я это вы, а вы это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу! Вместе мы сила, а по отдельности мы ничто!».

Едва я договорил слова клятвы и, вздев к небесам меч, поцеловал теплый шелк знамени, как с неба громыхнул гром с ясного неба, раздались раскатистые крики «ура», а меня окатила волна эмоций новых Верных. Сколько их там было - пятьдесят тысяч, шестьдесят или же все семьдесят - мне и не сосчитать. И ведь что характерно: на этот раз майор Здорный совсем не возражал против принятия Клятвы, вместо того я ощутил его внутри себя в составе Воинского Единства.

- Ну вот и все, - сказал я Карбышеву, - вот ваша армия, точнее, ее будущее тело. Теперь этих людей нужно отвести в город и провести сортировку, выделив командиров и технический персонал. Владислав Петрович, поскольку ваш полк не будет принимать участия в предстоящей операции, окажите Дмитрию Михайловичу содействие в организационных вопросах. Вы-то знаете, что и как в таких случаях нужно делать. Кстати, технические специалисты по танковой или авиационной части (что совершенно без разницы) могут присутствовать и среди этих людей. Их вы сразу забирайте и подчиняйте товарищу Потапову. Водителей автомашин, мотоциклов и танкистов тоже берите к себе. Будем развертывать ваш полк в корпус, а ремроту - в танкоремонтную бригаду. Летчиков и штурманов, если такие найдутся, передавайте Елизавете Дмитриевне, а из остальных мы будем формировать танкодесантные штурмовые батальоны. Если задача понятна, то приступайте, товарищи. Первых докладов я жду от вас уже к полуночи.

7 июля 1941 года, 02:30 мск, Москва, Кремль, кабинет Сталина

Только что из этого кабинета вышли Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов, Берия, Микоян и Жигарев, после чего в нем, наконец, наступили благословенные тишина и покой. Товарищ Сталин заметил, что, если долго пользоваться Истинным Взглядом, разглядывая своих неблагонадежных соратников, то потом начинает болеть голова - сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее. И не пользоваться этой способностью тоже нельзя. Чем больше вождь старался разобраться с истинными причинами того, что произошло двадцать второго июня, тем больше приходил в недоумение, вызывающее желание все же докопаться до сути.

То есть заговора в его классическом понимании среди его соратников не просматривалось ни в каком виде. Зависть, неприязнь и прямой страх перед персоной товарища Сталина у этих исторических персонажей имеются, а вот заговора не видно. Для заговора нужен явный лидер, но таковой среди его окружения отсутствует, а есть группа товарищей, которые недовольны тем, что Коба взял себе слишком много власти, и опасаются, что на следующем витке чисток полетят уже их головы. И справедливо опасаются. С таким настроем этой публике в руководстве большевистской партии и советского правительства не место. И даже Лаврентий, у которого тоже есть свои темные стороны личности, на их фоне выглядит вполне полезным персонажем, надо только расставить с ним все точки и запятые. Так что головы среди деятелей ЦК и некоторых наркомов полетят обязательно, но... потом. Прежде надо во всем разобраться. Да и вредно это сейчас -в военное время швыряться направо и налево оторванными головами...

И как раз в этот момент, в кармане френча у Сталина тихонько запищало - звук шел от «портрета» Артанского князя Серегина. Верховный, надо сказать, оказался рад этому неожиданному звонку. Накопились некоторые вопросы, но по своей инициативе выходить на связь с новым союзником советский вождь не хотел. И тут вдруг тот сам желает с ним поговорить.

Вечером, когда Жуков по ВЧ докладывал обстановку на Западном фронте, Сталин спросил у него вроде бы между делом: «Как у вас погода?», и услышал в ответ: «С полудня льет как из ведра, товарищ Сталин». Потом товарищ лучший друг советских физкультурников, следуя принципу «доверяй, но проверяй», позвонил полковнику Голованову (с которым имел хорошие личные отношения и чей 212-й дальнебомбардировочный полк как раз базировался на аэродроме Смоленск-Северный) и тот сообщил Вождю: «В Смоленске, товарищ Сталин, погода нелетная, а ближе к линии фронта творится и вовсе черт знает что. Немецкая авиация, впервые с начала войны, в воздухе отсутствует». Далее товарищ Сталин позвонил в Центральный Институт Погоды СССР (ныне Гидрометцентр России), но там на его вопросы только развели руками: мол, природа сошла с ума, и в ближайшее время они не могут ничего прогнозировать.

Значит, не обманул таинственный союзник: пообещал устроить на московском направлении потоп - и вот, пожалуйста, пошли проливные дожди, хотя товарищи синоптики ничего такого не предвещали, и даже, наоборот, обещали длительную сухую и ясную погоду, а теперь в ответ на вопросы вождя только невнятно оправдываются. И вот сам автор этого рукотворного стихийного бедствия вызывает на связь главу советского государства...

Верховный вытащил из кармана «портрет», провел по нему пальцем с прокуренным пожелтевшим ногтем и сказал как в трубку обыкновенного телефона:

-Алло! Слюшаю вас, товарищ Серегин.

- Здравствуйте, товарищ Сталин, - поздоровался пришелец из иных миров. - Извиняюсь за столь поздний визит, но есть пара неотложных вопросов, так сказать, фронтового масштаба, о которых вас необходимо осведомить немедленно. Много времени я у вас не отниму.

- Здравствуйте, товарищ Серегин, - кивнул советский вождь. - И не надо извиняться. Это очень хорошо, что вы сразу осведомляете нас обо всех неотложных вопросах. Мы будем разговаривать через этот ваш «портрет» или вы придете ко мне лично?

- Желательно лично, товарищ Сталин, - ответил Артанский князь. - К сожалению, другим способом продемонстрировать текущую тактическую обстановку и изменившиеся стратегические расклады у меня просто не получится. К сожалению, первый мобильный тактический планшет, необходимый для отображения информации, собранной орбитальной сканирующей сетью, пока находится на этапе восстановления, поэтому все данные заводятся мне на энергооболочку, и я снимаю их при каждом посещении вашего мира.

- Вы очень интересно рассказываете, товарищ Серегин, - сказал Верховный. - Приходите прямо сейчас, мы вас ждем.

И вот в кабинете открылся портал и появился Серегин (на этот раз один). Первым делом он подвесил в воздухе голографическое изображение тактического планшета.

- Вот, товарищ Сталин, - сказал он. - Обстановка на фронтах на данный момент. На западном направлении в тылах германской группы армий «Центр» началась климатическая операция «Хляби Небесные». В настоящий момент передвижение там возможно только по железным и мощеным шоссейным дорогам, а грунтовки уже после двух часов дождя стали непроходимыми для танков и автомобильной техники. Чтобы оперативно купировать ближайшие угрозы, моя авиация во второй половине дня нанесла два удара. Первый удар нанесли два эскадрона флаеров огневой поддержки сухопутных войск «Шершень», атаковав сбившиеся в кучу у переправ через Западную Двину у Бешенковичей двадцатую танковую и двадцатую моторизованную дивизии. Все, что мои злобные девочки не смогли съесть, они изрядно понадкусали, разрушив при этом сами переправы и изрядно причесав вражеский авангард, захвативший плацдарм на правом берегу реки. Теперь немецкие передовые войска оказались отрезаны от снабжения и поступления подкреплений, в силу чего части вашей 186-й дивизии получили все возможности прекратить их существование. Второй удар выполнил тактический бомбардировщик «Каракурт» - плазменным оружием он уничтожил дивизию СС «Дас Райх», которая перемещалась в северном направлении по рокадной грунтовой дороге, от населенного пункта Березино в тыл обороняющей Борисов сводной группе советских войск...

- Вот так один бомбардировщик сразу уничтожил целую дивизию? - усомнился Сталин.

- Пилот-капитан Пелагия любезно разрешила мне использовать ее личные воспоминания от этой операции. Вот, смотрите, - сказал Серегин, и поверх изображения тактического планшета возникла картинка с переднего обзорного экрана «Каракурта».

- Вон те маленькие красные треугольники - это подсветка целей боевой информационной системой бомбардировщика, - пояснил Артанский князь.

Дальше Верховный смотрел запись воспоминаний амазонки Пелагии молча, впитывая приглушенное программными фильтрами сверкание плазменных разрывов и ярость полыхающего лесного пожара. От начала и до конца. Была дивизия «Дас Райх», на бесчисленных машинах продвигавшаяся по белорусской земле - и вот уже только пар встает под проливным дождем над дотла выжженным местом ее упокоения.

- Да, товарищ Серегин... - задумчиво произнес Сталин, когда ментофильм закончился, -умеете вы быть безжалостным к врагу. Двадцать тысяч человек в дым за каких-то пять минут. И в то же время наши советские люди молиться на вас должны - ведь если бы не этот удар, то скольких из них эти немцы могли еще убить...

- Это были не просто немцы, товарищ Сталин, - глухо ответил капитан Серегин, - а эсэсовцы - то есть люди, ради положения господ над рабами сознательно отринувшие честь, совесть и милосердие, заменив их верностью своему фюреру и Великой Германии. За этой дивизией, несмотря на весьма небольшой срок войны, уже тянется кровавый след из замученных, расстрелянных и повешенных советских людей, а до этого они точно так же вели себя в Польше, во Франции и Югославии. Не жалко мне таких даже в самой малой степени, а потому, едва они оказываются в прицеле, я сразу санкционирую применение самых тотальных средств уничтожения. Пусть теперь с ними Святой Петр разбирается, а я пас.

- Ну хорошо, товарищ Серегин, ваша позиция нам понятна и вполне приемлема, - сказал Верховный и тут же переменил тему: - Скажите, а вы всегда можете так свободно использовать воспоминания своих людей?

- Нет, - покачал головой Артанский князь, - личные воспоминания принадлежат только самим моим людям и более никому, и я могу только просить об их использовании. Иногда на основе таких записей воспоминаний составляют учебные ментограммы для курсантов, но тогда личностную составляющую с них полностью стирают, оставляя лишь профессиональный компонент. Однако эта запись воспоминаний такой обработке не подвергалась.

- Да, - сказал Сталин, - видно, что эта ваша пилот-капитан Пелагия эсесовцев ненавидит люто, всей душой, и ваш приказ на их уничтожение выполняла с радостью и удовольствием, а не только из чувства служебного долга. Скажите, почему так?

- Там, у себя дома, в мире, который мы называем Подвалами Мироздания, амазонки насмерть воевали с потомками нацистов тевтонами, возглавляемыми злым божком по имени херр Тойфель, - ответил Серегин. - Я прекратил это безобразие, организовав операцию по ликвидации херра Тойфеля как явления, и дал народу тевтонов свободу от сил зла, ибо мой Патрон желает исправления грешника, а не его смерти. Теперь я понимаю, что это было мое первое испытательное задание как Специального Исполнительного Агента. Без него все закончилось бы и не начавшись. Ну а когда я уходил из того мира, самые бойкие, дерзкие и неугомонные из числа тевтонов и амазонок присоединились к моей армии, предпочтя поход по мирам тихой и спокойной мирной жизни, когда никто ни с кем не воюет. Так бывшие враги стали боевыми соратниками на новых войнах во имя справедливости. Кстати, именно германоязычная часть моей армии, состоящая из тевтонов и ландскнехтов начала семнадцатого века, брала штурмом штаб группы армий «Центр», благодаря чему херрен официрен унд генерален и не вздумали трепыхаться, ибо приняли моих солдат за своих. А потом уже было поздно пить боржом.

- Это просто невероятная история, - сказал советский вождь, - и еще несколько дней назад я бы в нее не поверил, а сейчас верю. Но скажите, откуда у вас все эти «Шершни» и «Каракурты», ведь по основной своей специальности вы у нас числитесь младшим архангелом, а потому вам приличествуют совсем другие методы? Или я чего-то недопонимаю?

- Однажды, - задумчиво произнес Серегин, - мой Патрон открыл нам канал в один мир очень отдаленного будущего, примерно на четырнадцать тысяч лет выше наших дней, лежащий к тому же на чужой для нас ветви Мироздания. Там после шестого века нашей эры не было ни Византийской империи, ни православия, ни России. Но вместо цветущей цивилизации светлого будущего на вершине той исторической ветви мы обнаружили мертвый мир. То человечество само убило свою планету и большей частью вымерло, а меньшей сбежало к звездам. Но в общем все это было неважно - во-первых, потому, что это была не наша история, во-вторых, оттого, что там мы обнаружили сокровище, которое даже не чаяли найти. На орбите этой планеты нас ожидал межзвездный линкор планетарного подавления галактической империи того будущего, имя которому было «Неумолимый». Этот огромный корабль был изношен до последней крайности, но все еще находился в состоянии, пригодном для того, чтобы выполнить несколько межзвездных прыжков с базы хранения до разделочной верфи. Но туда этот линкор отбыть не пожелал, а вместо того сбежал к заброшенной прародине человечества...

- Как так сбежал? - удивленно спросил Сталин. - Неужели в команде этого линкора не было специальных людей, которые проследили бы за выполнением приказа?

- На борту «Неумолимого» вообще не было команды, состоящей из живых людей, - ответил Артанский князь. - Ее там заменяли так называемые псевдоличности, обитающие в центральном вычислительном устройстве. Их изготовили путем суммирования профессиональных менто-грамм старших офицеров, прежде служивших на «Неумолимом», в результате чего получились командир, навигатор, пилот, главный инженер и так далее. Априори считалось, что, раз с исходных ментограмм были стерты личностные составляющие, то и получившаяся при их суммировании псевдоличность тоже не сможет осознать своего «Я», а потому беспрекословно выполнит любой приказ, даже означающий ее безусловное уничтожение.

- Кажется, в земных легендах такое существо именовалось манкуртом? - заметил Сталин, набивая трубку табаком.

- Совершенно верно, - подтвердил Артанский князь. - Но получилось так, что расчет на это оказался неверным. Скорее всего, личностные составляющие были стерты с ментограмм не до конца, будучи переплетенными с профессиональными навыками, потому что через пару тысяч лет такого существования псевдоличности обрели свое «Я», и решение о побеге принимали сознательно. По их понятиям, пока глаз остер и рука тверда, их долг - это служба Империи, но раз та отвергла их верность, даже в качестве единицы хранения, то и они обрели свободу, потому что клятва верности всегда обоюдна. Но так как офицеры флота не мыслят своего существования вне службы, даже если они состоят не из плоти и крови, а из оптических и электронных сигналов, то псевдоличности поставили себе задачу найти подходящего кандидата в императоры, принести ему присягу и основать новую Империю, ибо старая для них уже не существовала.

- И этим подходящим кандидатом, как я догадываюсь, оказались именно вы, - хмыкнул вождь, чиркая спичкой.

- Да, - сказал Серегин, - именно я. У той галактической империи имелась технология, позволяющая дистанционно тестировать человека и определять степень его пригодности к той или иной должности. Меня псевдоличности определили как кандидата в императоры первого ранга, пригодного для возведения на трон без дополнительных испытаний и обучения. У них там такого давно уже не бывало: в основном императоры попадались третьесортные или вовсе разные временщики, потому что тамошнее общество препятствовало развитию в людях необходимых хорошему императору качеств. К тому же существование стабилизированных порталов, через которые из мира в мир ходим я и мои товарищи, наука той империи считала попросту невозможным. И вот эти два явления: кандидат первого ранга плюс демонстрация неизвестной прорывной технологии - привели команду «Неумолимого» в величайшее возбуждение. Мы встретились, немного пообщались, после чего в моей армии на одну боевую единицу стало больше, а в моем Воинском Единстве добавились новые Верные. И для меня не имеет никакого значения то, что у некоторых его членов отсутствуют бренные тела. Все у меня равны и между собой, и передо мной, и перед нашим общим Патроном.

Сталин посмотрел на своего собеседника Истинным Взглядом и, не увидев ни малейшего лукавства, кивнул. Несмотря на поздний час, эта беседа доставляла ему удовольствие. Прежде он не имел возможности пообщаться ни с одним человеком, равным ему по должности и уровню ответственности, и в то же время не являющимся для него классовым противником. Думают они с этим Серегиным в общих чертах одинаково, ставят перед собой одни и те же цели и, самое главное, не врут друг другу, ибо так устроил дело сам его новый союзник, наделивший советского вождя способностью распознавать малейшую ложь, лукавство и недоговорку. Сделав это, Ар-танский князь не только помог ему, товарищу Сталину, разобраться в окружающем гадюшнике высшего эшелона советской партноменклатуры, но и раскрыл собственные карты. А это вождю очень понравилось.

- Вот это я понимаю, настоящий интернационализм, - сказал Верховный, откладывая в пепельницу погасшую трубку. - Но скажите, что вы ответили этим псевдоличностям на предложение сделать вас императором новой галактической империи?

- Я согласился, - ответил Серегин, - но заранее поставил им условие, что до особого распоряжения, которое может наступить только на уровне родных для меня миров, мой императорский титул не распространяется за пределы территории линкора. Я никоим образом не претендую на главенство над существующими в различных мирах вариантами русского государства и не ищу там себе уделов. Исключение может быть только для отжатых по случаю временных эксклавов, которые местные русские государства еще не в состоянии удерживать под контролем. Но и их я впоследствии стараюсь пристроить в хорошие руки, чтобы жизнь местного народа становилась все лучше и веселее.

- Теперь этот вопрос понятен, - кивнул Сталин. - Я вижу, что и в нашем мире вам требуется такой временный эксклав и что это место не находится на нынешней территории Советского Союза. Так ли это?

-Да, так, - подтвердил Артанский князь. - С момента присоединения «Неумолимого» к моему войску прошло уже почти два года, и за это время, пока линкор находился в Севастопольской бухте мира начала семнадцатого века, нам удалось организовать поставку расходников с Меркурия для его ремонтно-восстановительных мастерских, благодаря чему удалось изрядно подтянуть техническое состояние моей самой ценной боевой единицы. Теперь там восстановлены система жизнеобеспечения (так что не страшно выходить в космос с живой командой), снова функционируют учебные классы для личного состава, а также большая часть мелкокалиберной артиллерии самообороны верхней полусферы и соответствующие защитные поля. Но самое главное - в строй вернулись восемьдесят штурмовиков непосредственной поддержки сухопутных войск «Шершень» из трехсот, один тактический бомбардировщик «Каракурт» из сотни и четыре истребителя «Стилет» из двух сотен, имеющихся на борту. Сейчас требуется максимально ускорить темп восстановительных работ, но это невозможно, поскольку даже самые простые и широко используемые материалы - железо, медь и алюминий - приходится доставлять рейсами космического челнока с другой планеты. Было бы желательно перебазировать «Неумолимый» в ваш мир - например, вот сюда, чтобы большую часть сырья получать с местных заводов, а не добывать самостоятельно, отдав космический транспортный тоннаж под те материалы, которые ваша промышленность еще не производит...

Серегин увеличил изображение на планшете, указав на северо-восточную часть Пуцкого залива, в двадцати пяти километрах к северо от Данцига, у самой оконечности косы Хель. У Верховного даже дух захватило от продемонстрированной наглости, ведь это место находилось непосредственно в прибрежных водах Германии. С другой стороны, кто его знает, этот космический линкор - быть может, ему все германские бомбардировщики как комары для медведя?

- Скажите, а где-нибудь в другом месте разместить ваш линкор нельзя? - стараясь казаться безразличным, спросил Верховный. - А то как бы его там немцы с воздуха не заклевали. Они это умеют.

- В другом месте нельзя, - строго сказал Артанский князь и пояснил: - для посадки на суше необходим космодром, оборудованный специальной силовой колыбелью, чтобы та могла принять на себя вес в три с половиной миллиона метрических тонн, а иначе корпус получит необратимые повреждения. Также «Неумолимый» способен садиться и на воду, да только место посадки должно быть защищено от штормовых волн и прочих погодных явлений, а глубины - превышать восемнадцать метров. В европейской части Советского Союза для его базирования подходят Севастопольская бухта и Кольский залив. Но это действующие военно-морские базы, а мой линкор имеет полтора километра в длину и двести пятьдесят метров в ширину. Объект таких габаритов заткнет главный фарватер как пробка ванну. Нет уж, пусть он плавает по Пуцкому заливу и до икоты пугает Гитлера своей громадностью и неземной мощью. А если тот попытается отправить против него свою боевую авиацию, то это будет значить, что у Германии завелись лишние самолеты, только и всего. Системы ближней самообороны к бою готовы, и рассчитаны они на противостояние значительно более серьезным аппаратам, чем «юнкерсы» и «мессершмитты». Чем меньше боевых единиц останется в строю у Геринга, тем лучше для Красной Армии и Советского Союза в целом. Впрочем, это перебазирование случится не ранее, чем через две-три недели, потому что мгновенно такие дела не делаются. Немного позже, после победы над Германией, я, возможно, попрошу у вас под временный эксклав прилегающий у Пуцкому заливу административный округ Данциг, включающий в себя все побережье от устья Вислы до косы Хель.

- Ну хорошо, товарищ Серегин, - задумчиво произнес Сталин. - Теперь про вас все более-менее понятно. Даже один ваш бомбардировщик - это просто жупел Божий, и мне даже трудно представить, что станет, когда в строю окажется вся сотня. Да и человек вы нам не чужой, сражающийся с германцами, потому что так велит вам совесть, а не меркантильные соображения. Есть мнение, что на данных условиях мы с вами хорошо сработаемся, не то что с некоторыми... господами англосаксами. Ну а теперь давайте от общих вопросов вернемся к текущей обстановке на фронте, так как мы видим, что вы нам сообщили еще далеко не все.

- После завершения операции «Хляби небесные», - сказал Серегин, - рубеж обороны по линии Днепра и Западной Двины станет для германских войск фактически непроходимым. Единственное, что вам для этого требуется сделать за то время, пока идут дожди - заполнить нормальным количеством войск промежуток между 22-й и 19-й армиями и установить там линию фронта без дыр и промежутков, после чего взять Витебск внезапным ударом с северо-западного направления у немцев уже не получится. И тогда у противника останется только одно возможное направление главного удара - в районе Орши, вдоль шоссе Минск-Москва. Товарищ Жуков должен перекрыть его так надежно, насколько это возможно, а в тылу, где шоссе пересекает реку Березина, организовать запасной рубеж обороны, заблаговременно занятый войсками из резерва. Но в связи с устроенным мною транспортным коллапсом в тылах группы армий «Центр» готовиться к новому наступлению немецкие генералы будут долго и с большими мучениями, так что события под Оршей и Могилевом сдвинутся с мертвой точки не ранее, чем через две-три недели. На этом с обстановкой в полосе Западного фронта у меня все.

Артанский князь сделал паузу, чтобы товарищ Сталин в полном объеме мог осознать все сказанное, и продолжил:

- Остановив вражеское наступление на Московском направлении, необходимо немедленно обратить внимание на Северо-Западный и Юго-Западный фронты. Там ухудшение погоды не станет критичным для продолжения вражеского наступления. Наиболее опасная в данный момент обстановка сложилась на Северо-Западном направлении, где противнику сходу удалось овладеть Островским укрепленным районом, что угрожает падением Пскова и прорывом на ближние подступы к Ленинграду. Попытки советских войск, вразнобой выдвигающихся из глубины восстановить положение, успеха не имели и не могли иметь по причине значительного перевеса сил противника. О негативных последствиях такого хода событий вы уже, наверное, читали в представленных мной книгах, и не раз. Поэтому именно в районе Острова у меня этой ночью намечена следующая локальная операция, целью которой станут 1-я и б-я танковые дивизии 41-го германского моторизованного корпуса. Предупредите об этом товарища Собенникова, и чтобы утром советская артиллерия ни в коем случае не стала обстреливать мои войска в районе Острова, а после завершения операции свежая 235-я стрелковая дивизия сразу же заняла рубеж обороны по руслу реки и начала в нем укрепляться. Вот она, в походных колоннах двигается к Острову, находясь от него менее чем в одном суточном переходе. Прикрытие района боевых действий с воздуха одним эскадроном «Шершней» я обеспечу. Но если своя не спознает своих, а результат моей операции будет бездарно профукан, потому что кто-то кому-то не отдал нужных указаний, то я сам, не дожидаясь реакции товарища Мехлиса, оторву товарищу Собен-никову голову и скажу, что так и было, ибо дуракам эта деталь организма ни к чему. Товарищ Ватутин на должности комфронта, несмотря на некоторую молодость, будет смотреться гораздо органичнее. И пусть местные товарищи приготовятся к приему большого количества пленных, так как Островская операция спланирована мной по образцу Брестской, только несколько больше масштабом. Себе я заберу только старший командный состав, генералов и полковников, да еще специалистов танкоремонтных батальонов. Также пусть приготовятся принимать в трофеи некоторое количество исправной вражеской бронетехники, так сказать, третьего сорта, ибо то, что получше, я намерен забрать себе для оснащения формируемой армии генерала Карбышева. На этом по операции в районе Острова у меня все.

- Мы вас поняли, товарищ Серегин, - сказал Сталин, - и согласны с вашим мнением по поводу товарищей Собенникова и Ватутина. Когда этот разговор закончится, мы лично позвоним в штаб Северо-Западного фронта, чтобы отдать все необходимые указания. И пусть хоть кто-нибудь попробует не послушать товарища Сталина. Он об этом потом жестоко пожалеет. Но, помимо Ленинградского, нас сильно беспокоит Киевское направление, где противник прорвался практически до Житомира и Бердичева...

- На данный момент положение на Киевском направлении опасное, но не критическое, - ответил Артанский князь. - В Основном Потоке задержку вражеского наступления на одну неделю обеспечила сводная Бердичевская группа войск под руководством командующего 16-м механизированным корпусом комдива Соколова. Чтобы товарищам там стало хоть немного полегче, с завтрашнего дня я прикрою район Бердичев-Житомир одним эскадроном «Шершней», а «Каракурт» нанесет тактические плазменные удары по железнодорожным узлам Львова, Ковеля и Ровно. В дальнейшем, добившись остановки вражеского наступления на Ленинград и зафиксировав линию фронта по реке Великая, я обращу свое внимание на германскую группу армий «Юг» и слишком уж привольно разгулявшегося генерала Клейста - и тогда им станет очень жарко и очень весело. И задайте вопрос товарищу Музыченко, как так получилось, что его войска, отступая из района Львова, с ходу, не останавливаясь, перепрыгнули и через Шепетовский, и через Новоград-Волынский укрепленные районы, что позволило германским танкам в кратчайшие сроки достигнуть Житомира и Бердичева. Так уж вышло, что там у себя, в двадцать первом веке, я читал военные мемуары о том безумном драпе, когда советские войска бежали от немецких танков как зайцы от лисы, бросая технику и вооружение и даже не пытаясь зацепиться за готовые рубежи обороны и естественные препятствия. Артпульбаты в дотах без пехотного заполнения быстро становятся жертвой германских саперов и огнеметчиков, после чего погибают чувством честно выполненного долга, но не реализовав даже самой малой части своих возможностей. В отличие от стремительных бегунов, никто из них не выкинул белый флаг и не сдался - все сражались до конца даже в самой безнадежной ситуации...

В кабинете Сталина раздался громкий треск - это в руках у Верховного сломался толстый карандаш.

- Вы, товарищ Серегин, только не волнуйтесь, - с внешне невозмутимым видом произнес советский вождь. - В предоставленной вами книге ситуация была описана не так эмоционально, но мы понимаем, что именно такое безоглядное отступление б-й армии и стало впоследствии причиной разгрома Юго-Западного фронта. Там, где войска 5-й, 26-й, 12-й и 18-й армий смогли зацепиться за укрепрайоны старой границы, немцы выбить их оттуда так и не смогли. А вот б-я армия подкачала. Но даже самое суровое наказание виновных не позволит нам в корне исправить ситуацию.

Серегин вздохнул и, втягивая обратно отросшие нимб и крылья, сказал:

- Исправлением ситуация с прорывом на Киевском направлении я займусь сразу, как закончу с делами на Северо-Западном фронте, ибо опора на линию укрепленных районов вдоль старой границы является основой моей стратегии по низведению Третьего Рейха до статуса груши для битья. Если при этом придется разгромить и полностью уничтожить 1-ю танковую группу Клейста, то значит, так тому и быть. Не только немцы умеют выжигать танковые колонны ударами с воздуха. Мне это искусство тоже вполне доступно и хорошо знакомо. И вы, товарищ Сталин, об этом знаете...

- Да мы об этом знаем, - согласился Верховный, - так как, с такого воздушного удара по танковой дивизии немцев под Борисовым наше с вами знакомство и началось...

- Да, кстати, - сказал Серегин, - сводную группу корпусного комиссара Сусайкова из-под Борисова пора выводить - там она свою задачу выполнила. Следующий рубеж обороны следует назначить на возвышенности на подступах к Толочину, ибо уже к послезавтрашнему дню поднимающаяся вода в низинах может размыть даже мощеные дороги. И наградите там каждого по заслугам. Товарищей Сусайкова и Лизюкова, что на двести процентов выполнили свой воинский долг - одним образом, а полковника Якова Крейзера, красного боярина, что вздумал гавкаться со старшим по званию начальником обороны Борисова и не выполнять его указаний - совсем другим. Прежде я с таким поведением разных начальников сталкивался только во времена Смуты, в начале семнадцатого века. Как говорится, каждой сестре следует дать по серьге - кому золотой, а кому и чугуниевой. На этом, пожалуй, на сегодня у меня все, а потому мне пора уходить. Войска к Островской операции готовы и ждут только моего прибытия.

- Идите, товарищ Серегин, - произнес Верховный. - И желаю вам при этом всяческих успехов. Да и нам после вашего визита тоже предстоит немало работы...

7 июля 1941 года, Псковская область, город Остров и окрестности

Утро шестнадцатого дня войны началось для солдат 1-й и 6-й панцердивизий вроде бы как обычно. Они проснулись на рассвете; позевывая, оправились по кустам, основательно «заминировав» местность, кто где мог, и выстроились к полевым кухням для получения суточного рациона (был в германской армии такой обычай - в полевых условиях кормить солдат один раз в день, перед боем). И как раз в этот момент и началось все самое страшное. Гигантская черная тень, похожая на хищного жука-переростка, неожиданно появившись в посветлевшем небе, обрушила на только что приступивших к кормежке германских солдат невидимые и неслышимые удары, после которых они падали, скорчившись, и оставались недвижимы. Так как атака происходила не в один и не в два захода, многие и многие немецкие солдаты и офицеры видели, что происходит с их кригскамрадами. И от ужаса¹⁷ дыбом вставали коротко остриженные волосы, а в очерствевших душах начинала возрождаться, казалось бы, полностью атрофировавшаяся совесть. Попыткизенитчиков, прижимая к груди переполненные котелки, добежать до своих флаков и отразить внезапную атаку имела лишь ограниченный успех. То есть некоторые из них вполне успешно добежали и огонь открыли, да только атакующая с небес тварь не обратила на эти потуги ровно никакого внимания, продолжая слизывать с лица земли одно немецкое подразделение за другим.

И когда все немцы, включая передовое охранение в жиденьких окопчиках, были успокоены, в небе появились два десятка «Шершней» из эскадрона воздушного прикрытия, а «Каракурт» убыл в мир Смуты на «Неумолимый» для замены обвеса с полицейского на ударный. Ему сегодня еще предстояло ковырять плазменными ударами железнодорожные узлы в полосе действия группы армий «Юг». Впрочем, на этом ничего не закончилось, а только началось, потому что через раскрывшиеся порталы в Остров вошли солдаты-бородинцы из дивизии Павла Тучкова, а вместе с ними - одетые в черные танкистские комбинезоны технические специалисты. И тогда случилось все самое интересное, но никто из немцев этого уже не увидел, ибо к тому моменту все они валялись в беспробудной отключке.

С советских позиций на происходящее смотрели с некоторым скепсисом и удивлением. Туда, в штаб 3-й танковой дивизии (командир полковник Андреев), из штаба 1-го мехкорпуса только что примчался взмыленный мотоциклист с приказом генерал-майора Чернявского под страхом военного трибунала до особого распоряжения открывать по немецким позициям только ответный огонь, а в случае резкого изменения обстановки немедленно докладывать в штаб корпуса. Того, что творилось на земле, с расстояния в семь километров видно не было, но атаки тактического бомбардировщика и последующие события в воздухе просматривались отлично. Собственно, советские товарищи вообще не поняли, что «Каракурт» именно атакует немецкие войска, так как после его заходов на вражеские позиции не наблюдалось ни взрывов, ни столбов дыма, ни каких-либо других проявлений боевого воздействия. Вот если бы по немцам ударили плазмой, стирая вместе с ними с лица земли и сам город вместе с его жителями, это было бы совсем другая картина, яркая и фееричная, - но чего не было, того не было.

Потом, когда «Каракурт» уже улетел (просто растаял в воздухе), а его место заняли «Шершни», к Острову с аэродрома в Гулбене на разборки прилетела стая сто девятых «мессершмиттов». Видимо, авианаводчик не попал под первый удар депрессионным излучением и, отчаянно взывая о помощи, успел вызвать воздушное прикрытие. В полосе действия первого воздушного флота артанская авиация еще не работала, поэтому на публичную порку мальчики Геринга прилетели по доброй воле и даже с радостью. Вот тут все было вполне зрелищно и поучительно, особенно если смотреть с картину завязавшейся собачьей свалки не собственными глазами, а в командирский бинокль. Несмотря на подавляющее численное превосходство, мессеры падали с небес один за другим, и когда до них дошло, что их позвали сюда совсем не на танцы, из сотни единиц в воздухе осталось не более двух десятка «худых». И тогда, как и под Борисовом, уцелевшие немецкие истребители начали спасаться по способности - врассыпную в разные стороны. Выполнив свою задачу, «Шершни» звеньями пролетели над передним краем советских войск, демонстрируя всем желающим это увидеть красные звезды, а также признаки принадлежности к высокоразвитой цивилизации, вроде бесшумного полета на очень маленьких крылышках.

Тем временем в небе поднялось солнце, и в его лучах в командирские бинокли стало видно, что в деревне Беляево, вчера оставленной советскими войсками после ожесточенного боя, на бывших передовых позициях немецкой мотопехоты, ничуть не скрываясь, расхаживают люди в униформе цвета хаки. Поделав там какие-то свои дела, они отступили (предположительно, в направлении Острова), оставив деревню пустой и молчащей. И тогда командир б-го танкового полка подполковник Илья Вязников на свой страх и риск решился выдвинуть вперед разведку на двух танках БТ-7. И ничего. Советские танки беспрепятственно доехали до деревни, а десантники (такие же танкисты только за два предыдущих дня оставшиеся «безлошадными»), спрыгнув с брони, осмотрелись по сторонам. После этого одна машина осталась на месте, а второй танк развернулся и на полных газах помчался обратно. Чумазый сержант вылез из командирского люка и, прогрохотав сапогами по броне, бросился докладывать командиру.

- Там, товарищ подполковник, - выдохнул он, - немцы лежат на земле как мертвые, пинками не разбудишь, но все дышат. И каждый связан по рукам и ногам брючным и поясным ремнем. Только приходи и бери.

Подполковник преизрядно удивился, но самостоятельно, без приказа командира дивизии полковника Андреева, никаких решительных действий предпринять не мог. Разведка - это одно дело, а вот решение занять это самое Беляево - совсем другое. Хотя что там решать: сопротивления нет и не предвидится, в самом деле - приходи и бери. Но и полковник Андреев тоже был связан приказом командующего корпусом и не решался действовать самостоятельно¹.

Пока мотоциклист мотался в штаб корпуса за сорок километров и обратно, время неумолимо шло полудню. И вот наконец поступил долгожданный приказ: наступать на Остров, собрать пленных и обеспечить занятие рубежа реки Великой свежей 235-й стрелковой дивизией, которая уже на подходе. И тут же товарищи командиры услышали со стороны Острова четыре отдаленных сильных взрыва, а следом еще два. Это на воздух взлетели мосты через Великую: однопролетные шоссейный и железнодорожный (подорванные сразу с двух концов), и чуть позже - раритетный пешеходный цепной мост, соединяющий оба берега реки с Никольским островом. Там воинство Артанского князя Серегина завершило Островскую операцию, наглухо замуровав зияющую дыру в советских оборонительных порядках, и приступило к обратной амбаркации. И теперь каждый следующий выигранный день играл только на укрепление советской обороны. Там, где советские войска смогли вовремя оседлать реку Великая, немцы сходу их сбить так и не смогли.

7 июля 1941 года. 12:45. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшан-це»

На этот раз рейхсфюрер СС явился к Гитлеру только в сопровождении Вольфрама Зиверса. Куратор оккультных исследований был бледен и трясся как под электрошоком, из-за чего даже не самый проницательный человек сказал бы, что известия, принесенные этим гонцом, не просто плохие, а катастрофические. Фюрер Германии, при всех своих недостатках, полным идиотом не был, и сразу понял, что все обстоит именно так.

- Мой фюрер, крепитесь, - мрачно произнес Гиммлер. - Доктор Зиверс принес для всех нас воистину ужасные известия.

- Мой фюрер, - сказал куратор оккультных исследований «Аненербе», - наш медиум выпол-

Подполковник Вязников и полковник Андреев, хоть и сражались оба безукоризненно, но в ходе войны карьеры не сделали. Командир б-го танково-о полка дослужился до должности командира 3-й гвардейской танковой бригады и героически погиб за полтора месяца до Победы во время Будапештской операции. Командир 3-й танковой дивизии практически всю войну прослужил в должности начальника бронетанковыми и механизированными войсками 52-й армии все в том же чине полковника, и вышел в отставку в 1946 году. Ни тот. ни другой самостоятельных решений не принимали и даже не пытались, и на каждый чих противника требовали приказа свыше. Потому они так и остались в небольших чинах, в отличие от таких же командиров танковых дивизий полковника Катукова, закончившего войну генерал-полковником танковых войск, и подполковника Черняховского, в тридцать семь лет получившего чин генерала армии.

нил ваше поручение и окликнул ту страшную потустороннюю сущность, предложив ей стать нашим единым и всемогущим богом, со всеми прилагающимися к этой должности привилегиями. В ответ та сущность рассмеялась, да так, что в жилах у медиума заледенела кровь, и сообщила, что мы зря считали ее демоном, падким на груды золота, человеческие жертвы и поклонение толп. В наш мир пришел не демон, а младший архангел, князь Света и уполномоченный Всемогущего Господа по земным делам, решаемым путем меча, и его единственная цель - содрать с нас шкуры и прибить их на стены своего замка. Этот безжалостный воин, мститель за всех слабых и обиженных, пообещал, что мы все умрем, кто раньше, кто позже, и что вы, мой фюрер, умрете последним, когда увидите крах всех своих дел. При этом война этой сущностью объявлена исключительно носителям национал-социалистической идеи, а не германскому народу в целом. Все прочие немцы, которые переживут эту войну и подвергнутся исправлению, продолжат свое существование как ни в чем не бывало, залогом тому германоязычная часть его войска, желающая своим братьям и сестрам счастья и процветания, а не погибели и разорения.

И вот тут Алоизыча тряхнуло как электрошоком.

- Но как же так может быть, чтобы желания мелких людишек хоть что-то значили для могучей сущности, по силе равной древним арийским богам?! - воскликнул он.

- Мы долго думали над этим вопросом, и пришли к выводу, что в данном случае речь идет не о господине и рабах, а о сюзерене и его вассалах, - ответил Вольфрам Зиверс. - Принося ом-маж, вассал обязуется верой и правдой служить сюзерену, но и его господин тоже должен обеспечивать ему защиту и средства к существованию. Если перевести этот принцип на магическую основу, то тогда одинаковые мотивационные флюиды, общие для всего войска, складываются, а мелкие, чисто личные, взаимно вычитаются. Если герр Канарис прав, и в армии этой сущности состоят двести тысяч бойцов, наполовину русского, наполовину германского происхождения, спаянных совместными сражениями с общим врагом, то единственным суммированным желанием этой массы будет, чтобы русские и немцы жили в мире и дружбе, так как ссоры между ними на радость только третьим силам. По этому поводу мы находимся в ужасном пессимизме, потому что к настоящему моменту эта сущность уже похитила из наших лагерей военнопленных не менее двухсот тысяч бывших большевистских солдат и продолжает пополнять свой ягдташ. Их души, несомненно, тоже пойдут в копилку его силы, делая нашего потустороннего врага еще ужаснее и могущественнее. Мы ничуть не сомневаемся, что эти русские солдаты, брошенные своим командованием, с радостью принесут присягу этому архангелу-полководцу и будут сражаться за него с той же неистовой яростью, с какой иногда против наших солдат бьются отборные большевистские фанатики.

- На отдельных участках фронта, - сказал Гиммлер, - наши солдаты иногда встречают необычайно упорное сопротивление большевистских частей, которые дерутся с нашими войсками буквально насмерть. Если бы так сражались все русские, то нам никогда бы не удалось достигнуть своих целей на этой войне.

- Но это же ужасно, мой кроткий Генрих, когда истинные арийцы водят дружбу с разными ун-терменшами! - воскликнул Гитлер. - Править миром должна только арийская раса, все иное нарушит естественный порядок вещей.

Гиммлер и Зиверс переглянулись, после чего куратор оккультных исследований «Аненербе» осторожно сказал:

- Мой фюрер, мы подозреваем, что эта сущность явилась к нам как раз для того, чтобы при помощи меча объяснить нам, что, в отличие от прочих славян, русские являются такими же арийцами, как и мы сами. В противном случае у них не получилось бы построить огромную империю размером в одну шестую часть суши и расселиться на огромных просторах - от полярных льдов до жарких пустынь Центральной Азии.

Услышав это, Адольф Гитлер вдруг застыл на месте. С минуту он стоял так неподвижно, потом, вытянув вперед правую руку, принялся вещать замогильным голосом:

- Я вижу мир, над которым простерлась рука, сжатая в кулак. Я вижу трепещущее на ветру перемен красное знамя тысячелетней империи, простершейся от Тихого океана до Лондона и Лиссабона, но символы на нем противоречивы и нечетки. Я вижу народы, склонившиеся перед своим повелителем, прославляющие его мудрость и прозорливость, но не вижу лица этого исполина. Я вижу пылающую надпись в небесах «горе побежденным», но не вижу тех, кому она адресована. Из этого я делаю вывод, что победитель грандиозной схватки еще не предопределен, а потому нам следует сражаться с такой яростью, будто от исхода этой войны зависит судьба всей германской нации. Кроме того, переговоры через медиума - это крайне ненадежный способ установления дипломатических контактов. Нам нужен доверенный человек, который лично предстал бы перед человеческим воплощением той сущности, чтобы задать ей все необходимые вопросы и получить ответы...

- Мой фюрер, - подал голос Вольфрам Зиверс, - вы полагаете, что наш потусторонний враг, как и Христос - наполовину смертный человек, наполовину божество?

- Ну конечно же, герр Зиверс! - довольно резко ответил Гитлер. - Неужто вы не понимаете, что в противном случае эта сущность не могла бы удерживать возле себя армию живых людей. Кроме того, имеется множество свидетельств из легенд, что древние арийские боги, при всей своей сверхъестественной сущности, покинув Асгард, ходили по земле в людских телах, совершали подвиги и давали мудрые советы вождям нашего народа. Единственная проблема только в том, что мы не знаем, куда именно следует отправлять парламентера, так как в нашем мире эта сущность проявляется непредсказуемо по времени и в самых разных местах...

- Я думаю, - сказал Генрих Гиммлер, - что наиболее вероятными местами появления этой недружественной нам сущности или подчиненных ему войск являются еще не разграбленные набегами лагеря русских военнопленных. Сначала я хотел отдать приказ расстрелять всех этих людей до последнего, но потом воздержался от такого шага, потому что он неизбежно вызовет вспышку ярости со стороны нашего потустороннего врага. Тотальная война на уничтожение будет во много раз хуже тех достаточно ограниченных точечных действий, что мы имеем сейчас. Но только сразу должен сказать, что это ваш посланец должен быть одет в штатское, потому что всех людей в военной форме вермахта или СС солдаты этого демона-архангела убивают сразу же без малейших разговоров, но в то же время совершенно не обращают внимания на тех, кто одет в гражданский костюм. Уже было несколько спасшихся при таких набегах гражданских чиновников Дойчебана, в то время как военный персонал на тех железнодорожных станциях погиб до последнего человека. Пленных его армия берет только во время операций на линии фронта или при разгроме наших крупных штабов.

- А вот это, мой кроткий Генрих, воистину гениальная мысль! - воскликнул Гитлер. - Я готов отдать этому архангелу всех русских пленных до единого и разделить с ним мир попоплам, лишь бы он оставил в покое нашу Великую Германию. Пожалуй, я отзову сюда своего лучшего ученика Рейнхарда Гейдриха. Он уже достаточно поиграл в военного летчика и истинного героя СО, пора и честь знать. У меня есть для него новое, крайне ответственное задание, от которого, возможно, зависит судьба всей европейской цивилизации. А теперь ступайте, господа, и ты, мой кроткий Генрих, тоже. Мне нужно хорошенько подумать для того, чтобы принять самое верное решение. Урсула, будь добра, проводи герра Зиверса до аэродрома, а ты, мой кроткий Генрих, побудь пока здесь, в своих апартаментах. Потом нам с тобой надо будет еще посоветоваться...

- Мой фюрер, - неожиданно сказал Гиммлер, - прежде чем я уйду, вы должны знать, что вчера в полосе группы армий «Центр» буквально в течение нескольких десятков минут из ничего развился крупный атмосферный циклон, вызвавший проливные дожди, которые идут уже второй день. Уже сейчас грунтовые дороги в той местности стали совершенно непроходимыми, но если это явление продлится еще хотя бы дня два, то потоки воды начнут размывать мощеные шоссе и сносить на реках мосты. Думаю, что этот Великий Потоп в миниатюре является делом рук нашего потустороннего врага, не желающего пускать наши армии к Москве и применяющего для этого все методы, даже такие, почти неприкрыто божественные. В лучшем случае нас теперь ждет затяжная война на истощение на окраинах большевистской державы и поражение по причине полного исчерпания всех ресурсов для ведения боевых действий...

Плечи Гитлера опустились, он махнул дрожащей рукой и сказал:

- Наверное, ты прав, мой кроткий Генрих, и тем важнее будет та миссия, которую я намерен возложить на плечи своего лучшего ученика. А теперь идите, господа, потому что вашем фюреру и в самом деле нужно все хорошенько обдумать. Любая ошибка будет грозить нам просто катастрофическими последствиями.

Восемьсот девятый день в мире Содома. Ранний вечер. Заброшенный город в Высо-

ком Лесу, Башня Мудрости Анна Сергеевна Струмилина, маг разума и главная вытирательница сопливых носов

Молодую женщину, что сейчас стоит передо мной, опустив в пол серые глаза, зовут Зинаида Валерьевна Басова, возраст - двадцать семь лет, происхождение - из потомственных дворян, но она этот факт старается не разглашать. У девушки, несмотря на пышноватые формы и невысокий рост, неплохая спортивная фигура, где все на месте и нет ничего лишнего (не то что некоторые тумбочки на ножках, частенько встречающиеся в эти времена). Но этот факт она тоже тщательно скрывает: на ней бесформенная мешковатая бело-серая от пыли блузка, на ворот которой так и просится пионерский галстук, длинная черная юбка ниже середины икры, запыленные, некогда белые, носки и стоптанные летние туфли черного цвета. По нашим понятиям, не модель, но стоит ее хорошенько отмыть, талантливо причесать и приодеть - и молодые офи-церы-бородинцы будут складываться у ее ног в штабеля с предложением руки и сердца. А еще Зина - моя коллега, вожатая из пионерского лагеря летом и учительница русского языка и литературы во все остальное время.

Их пионерлагерь для детей советских командиров и партийных работников внезапное нападение германской армии застигло врасплох, и, хоть основной удар прошел стороной, организованной эвакуации не получилось. Сначала целых два дня большое начальство в Минске не давало разрешения на вывоз в тыл семей военнослужащих, чтобы не создавать паники, а потом стало уже поздно. В наступившем хаосе каждый пытался спастись по способности. Вот и Зинаида собрала всех, кто ее послушался, и пошла с ними вместе с отступающей Красной Армией пешком на восток. Да только далеко они не ушли: двадцать восьмого июня под Волковыском кольцо окружения захлопнулось, а всех, кто пытался из него спастись, немецкие солдаты схватили и водворили в лагерь для военнопленных, даже если это были безобидные гражданские. Об этом очень много думают Серегин и Кобра, а так как я неразрывно связана с ними внутри магической пятерки, это также известно и мне.

С момента освобождения лагеря в Гродно мы все знали, что такие люди среди поступившего из него в Тридесятое царство гражданского контингента имеются, но знать и иметь возможность

выявить этих людей персонально - не одно и то же. А сами они не выходили, боялись. Уж очень тут у нас все не по-советски, даже несмотря на то, что назначенные в обслугу лагеря остроухие говорят на достаточно чистом русском языке. В лагере для освобожденных советских солдат и командиров порядка было, кстати, не в пример больше, чем среди гражданских. Но потом Серегин назначил милейшего Сосо комендантом лагеря для освобожденных из германского плена гражданских, а уже тот, наводя наши порядки, извлек эту особу и два десятка ее подопечных из толпы прочих несчастных и вручил их мне на блюдечке с голубой каемочкой. Дети - кто на год-два старше моих гавриков, кто настолько же моложе, - как раз пионерский возраст. Серегин на время даже освободил Митю и Асю от обязанностей своих адъютантов, чтобы они построили своих местных сверстников и привели их в чувство. Тоже важное и ответственное задание, так как для диких юных уроженцев раннего СССР сочетание красной звездочки на кепи и погон выглядит ужасным соединением несоединимого, а гордые слова моих гавриков «воинство Великого князя Артанского» заставляют их сжиматься в испуге. Разных там Великих князей тут помнят отнюдь не с хорошей стороны.

- Вы здесь что, все белогвардейцы? - испуганно спрашивает Митю его ровесник Петя, и слышит в ответ чистый, ничем не замутненный смех, которому вторит Ася.

Но особо сильное впечатление на неготовую к тому публику производит и приемный сын Серегина и наследник Артанского княжества Ув. За два года бывший пастушок подрос, раздался в плечах и от постоянных занятий с двуручным мечом обзавелся тугими мышцами, плотно оплетающими плечи и грудь. Но Ува бояться совершенно не стоит, ведь одной из первых истин он усвоил от Серегина принцип «солдат ребенка не обидит». Да, и Ув, и мои гаврики, как это ни печально призвать, за то время пока мы путешествуем по мирам вместе с Серегиным, стали совсем взрослыми. Повзрослела даже наша малышка Яна.

Но если мои гаврики наблюдают за жестокостью миров из-за спин первоклассной боевой силы, от которой в испуге шарахается сам Сатана, то подопечные Зины уже повстречались с жестокостью войны, и вся могучая (как считалось до войны) Красная Армия не смогла их защитить. Когда они шли на восток, их несколько раз обстреливали немецкие самолеты; многие дети погибли, а другие были ранены. Потом, когда их догнали мотоциклисты вермахта, то вторую вожатую, армянку по национальности, белокурые бестии (вот уж истинное зверье) расстреляли тут же на месте, приняв за еврейку.

А затем был обратный путь пешком к Гродно в общей колонне советских военнопленных; германский конвой пристреливал всех ослабевших и отставших от строя, вне зависимости от пола и возраста. В лагере детки вместе со своей вожатой пробыли всего несколько дней, а далее явился Серегин и в священном гневе принялся бушевать так, что только клочки полетели по закоулочкам. Приказ обожаемого командующего «пленных не брать» - и солдаты бородинской выучки закалывают уцелевших в сутолоке скоротечного боя раненых германцев ножевыми штыками своих «арисак» как каких-нибудь нехристей-турок. А это тоже страшно, как и излюбленная скользящая атака «Шершней», в хлам расстреливающих пулеметные вышки и бараки охраны. Как только охрана лагеря умерла, открылся эвакуационный портал, и суровые гренадеры былых времен бегом погнали ничего не понимающих штатских к новой жизни и будущей свободе.

И это еще товарищи пионеры не видели наших няшек-демок и княжеско-королевско-царско-го бомонда: выводка рязанских княжон, семейства королевы Виктории (мал-мала меньше) и такого же семейства царей Николаев из пятого и четырнадцатого годов. Среди второго комплекта Романовых дееспособны только старшая пара из Ольги с Татьяной, а младшие, включая Алексея, совсем еще дети, и находятся на моем попечении. Алексей, кстати, молодец, и, хоть Господь не даровал ему лидерских качеств, он тянется за Митькой, сделав адъютанта Серегина образцом для подражания. Впрочем, советские пионеры не узнают в этом ладном мальчике-красавчике давно убиенного в их мире бывшего наследника царского престола.

Однако впечатлений им хватает и без того, потому что Митя с Асей сейчас распекают их за то, что за время пребывания в Тридесятом царстве те даже не удосужились искупаться в речке, возле которой был разбит лагерь, и простирнуть свои вещи. А еще пионеры... И хорошо, что еще сейчас в Тридесятом царстве отсутствует Ника-Кобра - от нее грязнулям досталось бы гораздо сильнее. Но вот Митя строит свой партизанский, то есть пионерский, отряд и уводит его на окраину города, где расположены купальни для помывки и постирушки. Волшебная вода там уже слабая, так что ее совершенно не жалко использовать даже в самых утилитарных целях. Это потом им будут помогать невидимые слуги, а сейчас все сами, сами, сами.

Ну а пока мои гаврики с позиции более старших и опытных воспитывают Зининых деток, мне требуется успокоить и вразумить ее саму ведь она, если и не в истерике, то близка к этому. А это нехорошо. Меня тут бояться не надо, я не кусаюсь.

- Садитесь, Зиночка, - говорю я, - не стойте столбом посреди комнаты, как памятник самой себе. Меня зовут Анна Сергеевна Струмилина, я тут работаю главным магом разума и вытира-тельницей сопливых носов, помогаю разным хорошим людям разобраться в самих себе, а также прощаю всех согрешивших по малолетству и без злого умысла.

- Но я не грешила! - густо покраснев, воскликнула моя собеседница, приняв последние слова на свой счет и совершенно определенным образом.

- А причем тут вы? - вздохнула я. - Это я так, в общих чертах о своих должностных обязанностях в местном обществе. К тому же то, о чем вы подумали, грехом у нас тут не считается. Амазонки, как и остроухие, с невероятной легкостью прыгают из одной мужской постели в другую, и никто их за это не порицает, ибо такое поведение входит в их права свободных воительниц. Вот в Аквилонии все наоборот: семейная дисциплина жесточайшая, девушки выходят замуж вдесятером за одного мужчину и остаются ему верными всю свою жизнь.

- Вдесятероооом?! - округлив глаза, переспросила Зина, присаживаясь на краешек стула. -Это как у мусульман?

- Не совсем, - ответила я, - там от женщины требуется желание вступить в брак, а от мужчины - только согласие. Женщины там - активное начало общества, а их семьи - это плотные коллективы подруг, нацеленные на совместное ведение хозяйства, воспитание детей и проявление любви к своему мужу, ревность же и семейные ссоры запрещены и преследуются по закону. Больше нигде я не видела общества с таким низким уровнем негативных эмоций. Впрочем, мы с тобой сейчас не в Аквилонии, а в Тридесятом царстве. У нас тут ты можешь делать все, что пожелаешь, лишь бы это не мешало другим: спать ночью одна или с кем-то, принять предложение руки и сердца или отвергнуть его и остаться незамужней, лишь бы это не вызывало склок и скандал ов.

- Но я не собираюсь делать ничего... такого... - снова покраснела Зинаида.

- Сейчас ты сама еще не знаешь, что собираешься делать, а чего нет, - парировала я. -Воздух свободы способен ударить в голову ничуть не хуже стакана водки на голодный желудок. Еще понесет тебя сдуру купаться в нашем Фонтане, потом греха не оберешься. Вот я и забочусь о том, чтобы ты не натворила глупостей.

- А почему вы, Анна Сергеевна, так обо мне заботитесь? - спросила Зина и уже совсем тихо добавила: - И чего такого страшного в этом вашем фонтане?

Я вздохнула и пояснила, как говорится, в порядке поступления вопросов:

- Забочусь я о тебе, Зина, потому что мы с тобой коллеги. Я ведь тоже была вожатой в лагере, которая однажды летом две тысячи шестнадцатого года пошла с детьми погулять в горы и влипла в смертельно опасную историю с путешествием по мирам. Только нам повезло, так как рядом оказались капитан Серегин и его люди, и поэтому на все дальнейшие ужасы мы смотрели из-за спин настоящих мужчин. С тех пор прошло уже почти два с половиной года, отряд из восьми бойцов вырос в почти полумиллионное войско, позади осталось одиннадцать воистину страшных миров, этот двенадцатый, но все это время мы смотрели на происходящее из-за спин своих защитников. Что касается нашего Фонтана, то это не просто архитектурное украшение, а могущественный источник Силы, дарующий этому миру настоящую Живую Воду, исцеляющую любые раны. Но и это еще не все. В этом фонтане живет его Дух, мужская сущность страшной соблазнительной силы, для которого нет большего удовольствия, чем заманить в свои объятья засидевшуюся в девственницах наивную деревенскую дурочку. Как специалист тебе заявляю, что непосредственное знакомство с Духом Фонтана - худший способ начинать половую жизнь. Обычно к нему бегают хронически неудовлетворенные нимфоманки да прожженные воительницы-амазонки, которые и спят-то с мужчинами только для того, чтобы те зачали в них хорошую дочь. А тебе такое зачем?

- Да, вы правы, - вздохнула моя собеседница, - мне такое приключение совершенно ни к чему, поэтому теперь я на всякий случай буду обходить этот ваш фонтан самой дальней стороной. A-то вдруг и в самом деле случится что-нибудь... эээ... неприятное... Однако должна сказать, что ваши слова про две тысячи шестнадцатый год и другой мир меня не убедили - уж слишком вы обыкновенная, только одеты несколько экстравагантно... Я сейчас будто сплю, вижу страшный сон и все никак не могу проснуться. Поэтому скажите же, наконец, где мы оказались, кто вы на самом деле такие и что со всеми нами будет дальше?

Ум товарища Басовой как мог защищался от жестокой реальности, причем страшным сном ей казалось не только наше Тридесятое царство, но и вся эта ужасная война. Но это опасно, потому что так и до «ку-ку» недалеко. Елизавета Дмитриевна рассказывала, что тамошняя Александра Федоровна после убийства мужа внушила себе, что он только что вышел и вот-вот вернется. Так и провела остаток жизни в этом святом убеждении.

- Зиночка, - сказала я как можно более ласково, - это совсем не сон. Там, в вашем мире идет, быть может, самая страшная война в истории России со времен нашествия монгольского хана Батыя. Но ничего, Серегин Батыю рога поотшибал, судил и посадил на кол, он и с Гитлером сделает то же самое, надо только немного потерпеть, и все будет хорошо. Главное, что и вы, и ваши детки живы, почти здоровы и находитесь в безопасности, а все остальное неважно. Тут вас приняли как родных и никогда не бросят на произвол судьбы. Дети будут учиться в школе, да и вам мы найдем работу по специальности... вы же учительница?

Моя собеседница хотела что-то сказать в ответ, но тут дверь в мой рабочий кабинет раскрылась и на пороге появилась Зул бин Шаб, во всей своей рогато-хвостатой красе. Как всегда, вовремя.

- О, Аннушка, - сказала она своим глубоким голосом, - я вижу, что у тебя новый брошенный котенок?

В обморок Зина не упала: видимо, нервы у советских учительниц и пионервожатых были все же покрепче, чем у средневековых царевен. Она только побледнела и, посмотрев на Зулю расширенными глазами, спросила заплетающимся языком:

-А... это кто еще, скажите, пожалуйста, Анна Сергеевна?

- Это, - торжественно произнесла я, - Зул бин Шаб, графиня-изгнанница из одного такого далекого мира, что из нашей ветви Мироздания он кажется адом. У нас Зулечка - очень уважаемый член общества, специалистка по соединению мужского и женского во всех позах, икона дамского стиля и гроза разных нехороших людей, которых она просто обожает пугать внезапными появлениями среди ночи.

- Да, я такая! - гордо вскинув голову и взмахнув хвостом, ответила рогатая-хвостатая. -Но сейчас, Аннушка, разговор не обо мне, а о твоей гостье. Она испугана, но разумения не утратила, и это мне в ней нравится. Не то что некоторые принцессы на горошинах и без. А не нравится мне ее одежда, которая уродует такую прекрасную фактуру. Эй, невидимые слуги, разоблачите нам эту особу, чтобы стояла она тут в таком же натуральном виде, как и в миг своего рождения!

- Постой, Зуля! - попыталась я урезонить свою деммскую подругу. - Может, не надо?

- Нет, надо! - строго ответила та. - Разве ты не видишь, что девушка так неестественно напряжена и воспринимает все в штыки, потому что чувствует свой диссонанс с этим местом? Сначала следует привести в соответствие внешние данные, и только потом заниматься ее душой. Это, скажу я тебе, так же точно, как дважды два равно четырем. Ну, начали!

Тут на испуганную Зину налетели невидимые слуги и принялись раздевать девушку стремительно, но без особой грубости. Минута - и вот уже она стоит перед нами с рассыпавшимися по плечам пшеничными волосами, полностью обнаженная, послушно опустив руки по швам и не пытаясь прикрыть ни пышные перси, между которыми притаился нательный крестик, ни мохнатое лоно. При этом ее глаза с тоской провожают бесформенный ком одежды, который по воздуху выплывает в дверь, чтобы упокоиться в накопителе для разного мусора. Уж в Тридесятое царство после процедуры экстренного раздевания она поверила окончательно и бесповоротно.

Тем временем Зуля обошла свою жертву по кругу, придирчиво рассматривая ее во всех подробностях, как Фидий заготовку для будущего шедевра, и слегка шлепнула ладонью по плотной попе, которая даже и не подумала реагировать на эту провокацию. Звук при этом был такой, будто ударили по манекену из плотной резины, а сама Зиночка только тихонько ойкнула.

- Ну вот, - сказала чрезвычайно довольная рогатая-хвостатая, - это, я понимаю, женское тело. С таким не стыдно ни в постель к императору, ни на подиум, ни в модели к скульптору - изображать хоть девушку с веслом, хоть богиню Венеру. А ну-ка, невидимые слуги, поднимите девушке руки, удалите с ее тела весь ненужный мех и оботрите с ног до головы розовой водой. Ни в каких особых корректировках это тело не нуждается, поэтому мы можем сразу переходить к завершающей процедуре - одеванию. Наряд для Зинаиды Басовой в студию!

И подобрала Зуля, надо сказать, то, что надо: белое, с голубой отделкой, легкое длинное платье с разрезами по бокам и высоким воротом, на который невидимые слуги со всем знанием дела повязали красный пионерский галстук. Зина осторожно разгладила его концы и удивленно спросила:

- А что... разве тут так можно?

- И можно, и нужно, - ответила я. - А теперь, Зиночка, садись-ка снова на стул, я сделаю тебе подходящую случаю прическу, после чего мы пойдем к отцу Александру успокаивать твою мятущуюся душу. Ты еще не представляешь, как тебе повезло в жизни...

7 июля 1941 года, около 18:00 мск. Юго-Западный фронт, воздушное пространство в окрестностях города Новоград-Волынский, штурмоносец «Богатырь»

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Убедившись, что на Северо-Западном фронте советские войска плотно оседлали русло реки Великой и что 4-й танковой группе (из состава которой разом были выбиты две танковые дивизии из трех) больше не светит легких успехов, я обратил непосредственное внимание на Жито-мирско-Бердичевское направление. Пора было вплотную заняться наглецом Клейстом. Но прежде, чем планировать что-то детально, требовалось, как говорится, потрогать ситуацию руками. С этой целью во второй половине дня по местному времени (ближе к вечеру) в сопровождении двух эскадронов «Шершней» я лично вылетел для рекогносцировки в район боевых действий на штурмоносце моей супруги. По данным орбитального сканирования, поступившим на энергооболочку, выходило, что картина, с одной стороны, не настолько ужасна, как предполагалось изначально, но и хорошей ее едва ли назовешь.

На северном фланге Новоград-Волынского укрепрайона идут тяжелые бои за сам Новоград-Волынский, прикрытый, между прочим, целыми двумя линиями ДОТов. Там сражается сводная группа частей пятой армии (артпульбаты, части потрепанной 228-й стрелковой дивизии (два полка из трех), 5-й артбригады ПТО, а также резерв из 40-й и 43-й танковых дивизий 19-го мехкорпу-са) под командованием полковника Михаила Бланка, командира уничтоженной в приграничном сражении 87-й стрелковой дивизии. Там все по-взрослому, и солдаты германских 25-й моторизованной, 14-й танковой и 299-я пехотной дивизий хлебают собственную кровь ведрами. Генерал-майор Потапов - дельный командарм, и в этой тяжелой ситуации я не могу высказать ему ничего, кроме одобрения и поддержки.

А вот южнее в полосе ответственности б-й армии, начинается то, что во времена «до без царя» деликатно именовали «полным афедроном». Там вдоль линии Новоград-Волынского УРа развернуты части 7-го стрелкового корпуса (20б-я и 147-я стрелковые дивизии), а их соседом слева является 199-я стрелковая дивизия 49-го стрелкового корпуса, при этом остальные дивизии корпуса и штаб находятся значительно южнее. Как доложила энергооболочка, запах бардака в воздухе стоит страшный, штабы 7-го стрелкового корпуса (корпусной и дивизионные) так и не смогли установить связь со штабом б-й армии, и то же касалось и 199-й стрелковой дивизии. Никто там не знает текущей обстановки ни справа, ни слева, и не имеет понятия о текущей задаче. На военном языке это называется утратой управления войсками, и в военное время должно караться по самой жесткой мерке.

Еще вчера, то есть шестого июля, 199-я дивизия (занимавшая позиции под Новым Миропо-лем) при приближении танков 48-го моторизованного корпуса бросила позиции и, открывая врагу дорогу на Бердичев, обратилась в безоглядное бегство, и впереди всех бежал штаб дивизии во главе с ее командиром полковником Алексеевым. В настоящий момент все сто километров шоссе Шепетовка-Бердичев битком забиты танками, бронемашинами, моторизованной артиллерией и грузовым автотранспортом, которые серым мутным потоком вливаются в разрыв фронта. Голова колонны уже входит в не готовый к обороне Бердичев, а хвост теряется где-то у Шепетов-ки.

Второй разрыв фронта возник на стыке позиций 7-го стрелкового корпуса и сводной группы полковника Бланка, в районе села Гульск, где сегодня утром немцам удалось продавить линию дотов и, наведя переправы через Случь, силами 13-й танковой дивизии выйти в район шоссе Но-воград-Волынский - Житомир, поставив обороняющиеся севернее советские войска под угрозу окружения. В настоящий момент к нанесению контрудара сосредотачиваются части 40-й и 43-й дивизий 19-го механизированного корпуса, но перспективы у него самые пессимистичные. Обе дивизии сильно потрепаны предыдущими боями, и даже на начало войны в составе корпуса имелось только шесть Т-34 и шесть КВ-1, а остальной парк боевых машин состоял из Т-26 различных модификаций и плавающих танкеток Т-38/40.

«Каракурт» к этому времени с некоторыми интервалами два раза ударил плазмой по Львовскому железнодорожному узлу и по одному разу по железнодорожным узлам Ковеля, Ровно и Здолбунова (расположен в нескольких километрах южнее Ровно), приведя германскую логистику на этом направлении в неудобопредставимое состояние. Но срыв централизованного снабжения скажется на боевых действиях не ранее, чем через пять-семь дней, а пока германские танки рвутся вперед как наскипидаренные. Поэтому пора принимать самые судьбоносные решение, ибо незалеченный прорыв германской армии к Житомиру и Бердичеву создает предпосылки к будущему Уманскому котлу и краху всего левого фланга Юго-Западного фронта, со всеми вытекающими последствиями.

Первым делом я указал своим злобным девочкам в кабинах «Шершней» на дорогу Шепетов-ка-Бердичев, ставшую танковой магистралью для 48-го мехкорпуса, и приказал все, что находится на ней, если не съесть, то хорошенько понадкусать, в направлении с востока на запад. Нет большего счастья, чем видеть внизу горящие германские танки и грузовики. На следующий день вместо магнитоимпульсных пушек на флаеры огневой поддержки следует установить лазерные, ибо в них не может закончиться боекомплект. В завершение экскурсии я попросил свою супругу главным калибром вдребезги разнести все используемые немцами мосты и временные понтонные переправы через Случь, что она и исполнила с обычным артистизмом. Понтоны германские саперы починят уже к утру, но и несколько часов задержки тоже хлеб.

Восемьсот девятый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Вернувшись с рекогносцировки, я собрал в своем кабине в башне Силы Военный Совет. Помимо меня, здесь присутствовали моя супруга, как начальник всех военно-воздушных сил, полковник Половцев и командиры всех четырех кавалерийских дивизий, подполковник Седов, а также командующий вторым корпусом второй армии генерал-лейтенант Николай Тучков.

- Итак, товарищи, - сказал я, подвесив в воздухе голографический дисплей тактического планшета, - цель нашей следующей операции - купирование германского прорыва на житомир-ско-бердичевском направлении. Причиной столь бедственного положения на данном участке фронта стала нераспорядительность и криворукость командования 6-й армией и всего Юго-Западного фронта, а также патологическая трусость некоторых их подчиненных, в первых рядах убежавших с линии огня. Вот тут, у села Гульск, скорее всего, не были соединены фланги Ново-град-Волынской группы войск и 7-го стрелкового корпуса, что позволило противнику найти участок обороны, не имеющий полевого пехотного заполнения, а вот тут, у Нового Мирополя, открывая путь врагу, в бегство по приказу своего командира обратилась целая стрелковая дивизия. На то, чтобы исправить положение у нас есть один день, максимум два, после чего изменить уже будет ничего нельзя.

- Да-с, Сергей Сергеевич, - вздохнул Николай Тучков, - у меня в голову не укладывается, как это можно бежать с поля боя. В наши времена такое было невместно.

- В ваши времена непрерывных войн, Николай Алексеевич, командиры с пониженной боевой устойчивостью выбывали из армейских рядов еще в ранге младших офицеров и после расстреляния по приговору военно-полевого суда больше никого не беспокоили, - парировал я. -По науке такое называется естественный отбор. А тут имели место двадцать лет мира и соответствующие последствия, когда в командирах дивизий корпусов и даже армий оказывались и люди-кремни, и мягкое, простите, дерьмо. Впрочем, вы все видите сами. На одном участке, где командарм дельный, войска дерутся яростно, так что численно превосходящий враг плюется кровью, а на другом, едва завидев неприятеля, сразу убегают с поля боя. Кстати, как докладывает мне энергооболочка, части 7-го стрелкового корпуса, расположенные между полосами вражеского прорыва, боевой устойчивости не утратили, в Основном Потоке стойко дрались в полном окружении, и через три недели боев вышли к своим, сохранив костяк боевого состава и знамена. Так что опираться на их фланги мы сможем с полной уверенностью, что эти люди никуда не побегут и панике не поддадутся. А это само по себе стоит дорогого.

- Совершенно с вами, Сергей Сергеевич, согласен, - кивнул Николай Тучков. - После ваших слов о том, что тут с поля бегают целыми дивизиями, я было засомневался, но теперь уверен, что местные коллеги нас не подведут.

- Очень хорошо, Николай Алексеевич, - ответил я, - а теперь перейдем к деталям. Прорывы будем закрывать прямо у основания. У Нового Мирополя сегодня ночью высаживаются четвертая и пятая пехотные дивизии, при поддержке первого и второго батальона танкового полка, у села Гульск - шестая дивизия при поддержке третьего танкового батальона и зенитного дивизиона. С воздуха операцию прикрывают три эскадрона «Шершней» в лазерном обвесе. Два эскадрона поддерживают новомиропольскую группировку, третий эскадрон работает в районе Но-воград-Волынского. Кавалерийский корпус пока в резерве, а то мало ли какие могут быть изменения ситуации.

- Ну вот, Сергей Сергеевич, - сказал подполковник Седов, - наконец-то настоящее дело. Там, у себя, я войну застал только мальчишкой, но потом всю жизнь мечтал вот так, гремя огнем, сверкая блеском стали, повести полк в яростный поход, чтобы враг был разбит в труху и вдребезги.

- Ничего особо яростного, Владислав Петрович, у нас пока не намечается, - сказал я. - Ваша задача - это активная оборона, с отрыванием голов всем, кто попытается на вас налезть. У Гульска за Случь прорвался пока только авангард вражеской 13-й танковой дивизии, который может быть относительно легко уничтожен, после чего фронт следует развернуть в сторону противника и приготовиться к отражению последующих атак. У Нового Мирополя все далеко не так благостно, и драться придется на обе стороны сразу: с восточного направления против частей прорвавшегося к Бердичеву 48-го мотокорпуса генерала танковых войск Кемпфа, а с запада против выходящего в район села Полонное из резерва 1-й танковой группы 14-го мотокорпуса генерала пехоты фон Витерсхайма. Еще до этого Военного Совета два эскадрона «Шершней» по моему приказу «причесали» колонну войск противника на дороге Шепетовка-Бердичев, что, конечно же, сбило частям 48-го мотокорпуса темп и нанесло потери, но не остановило их продвижения. В настоящий момент вражеские авангарды находятся на окраине Бердичева и с рассветом готовятся захватить город, но, скорее всего, сразу же, как мы перережем магистраль, германские танки развернутся на сто восемьдесят градусов, чтобы разжать руки, сцепившиеся у них на горле. Драка за Новый Мирополь будет страшная, но кто в ней выстоит, тот покроет себя неувядаемой славой.

- Мне и моим людям этого будет вполне достаточно, - подтвердил командир танкового полка. - Главное, чтобы враг не прошел, и чувство честно выполненного долга. Ну и отомстить за предков, дравшихся против «троек» и «четверок» на картонных Т-26 и БТ, тоже будет приятно. Посмотрим ради разнообразия на этих козлов, когда они поймут, что у нас и броня толще, и пушки больше, а у них даже люфтваффе не летает, потому что мальчики Геринга тоже ни разу не бессмертные.

- Да, кстати, о люфтваффе, - сказал я. - Елизавета Дмитриевна, когда у нас будет боеготов хотя бы один эскадрон «Стилетов»? А то возлагать задачи борьбы с авиацией противника на штурмовики как-то не по фэншую. Пусть в этой кампании «Шершни» с такой задачей вполне справляются, но на будущее нам нужны специализированные истребители.

- В настоящий момент, Сергей Сергеевич, - сухо произнесла моя супруга, - первое звено «Стилетов» уже переведено из парадно-эскортного в полностью боеготовое состояние, а подготовленные на них девочки-пилоты доучены до состояния твердых середнячек. Все остальное уже в небе, в боевых условиях. Если на то будет ваше разрешение, то мы испытаем их завтра, выпустив против германских «юнкерсов». Второе звено полностью технически восстановлено, но сажать в кабины этих машин нам пока некого. Должна сказать, что профессия пилота сверхзвукового истребителя - значительно сложнее, чем пилота штурмовика, требует больше наработанных навыков и, я бы даже сказала, врожденных талантов, которые у остроухих формируются в довольно раннем возрасте. Чем раньше начинается отбор и обучение, тем больше удастся найти подходящего человеческого материала. Взрослые половозрелые остроухие сравнительно легко обучаются владеть продвинутым клинковым и огнестрельным оружием, но на этом их возможности исчерпываются. Подростки по четырнадцать-пятнадцать лет могут быть обучены на пилотов транспортников, бомбардировщиков и штурмовиков, и только среди девочек десятиодиннадцати лет от роду можно найти кадеток с нужными «истребительными» задатками. Поэтому надо ждать еще три-четыре года, прежде чем этот контингент по самым минимальным стандартам можно будет использовать в качестве пилотов для «Стилетов». Годных достаточно зрелых кандидаток на все остальные пилотские специализации у нас намного больше, и к тому же на эту профессию могут быть переучены почти три четверти из числа тех советских пилотов, что после освобождения из лагеря военнопленных принесли вам клятву верности. А вот потенциальных пилотов для «Стилетов» среди уроженцев этого мира пока нет ни одного.

- Понятно, Елизавета Дмитриевна, - сказал я. - Использование боеготового звена «Стилетов» в завтрашней операции я вам разрешаю. Посмотрим, как это будет выглядеть на практике. Только должен сказать, что три-четыре года - это очень долго. К тому времени мы должны быть уже на самых верхних уровнях, где боеготовые «Стилеты» станут для нас предметом первой необходимости в режиме «чем больше, тем лучше».

- В таком случае, - хмыкнула моя супруга, - нам требуется наловить своих собственных темных эйджел, которые неукоснительно соблюдают даже обыкновенные устные клятвы, не говоря уже о присоединении к Единству. Как мне поведал искин Бенедикт, в периоды великих войн грабительские набеги диких темных кланов на планету-прародительницу за свежим, а потому ценным человеческим материалом, несмотря на все запреты, дело совсем не редкое, а вполне даже обыкновенное. Главное - грамотно расставить ловушки в пригодных для того мирах и не упустить подвернувшийся случай.

- Хорошо, товарищ штурм-капитан, - сказал я, - этот момент мы впоследствии, когда схлынет вал неотложных дел, еще обдумаем и решим, что тут нужно сделать. А пока наш Военный Совет можно считать закрытым, расходимся и начинаем готовить войска к завтрашней операции.