Год 1941 Священная война

8 июля 1941 года, 0:05, Москва, Ближняя дача в Кунцево, кабинет Сталина Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Перед началом Житомирско-Бердичевской операции я наскоро забежал к товарищу Сталину, чтобы поставить его в известность о результатах своей рекогносцировки. В этот раз Хозяин находился не в Кремле, а на Ближней даче - читал книги, переданные ему из моей библиотеки, и при этом тихонько матерился себе под нос по-грузински. Энергооболочка предложила перевести, но я отказался. Личное это у него, причем глубоко.

Заранее сообщив о своем визите через «портрет» (глава Страны Советов не любит неожиданностей), я появился в его кабинете. Кратко доложив обстановку в полосе вражеского прорыва, а также причины, приведшие к такому положению, я изложил план операции, попросив предупредить товарища Потапова, что в полосе ответственности его армии будут действовать мои войска.

В самом конце я добавил:

- Генерала Музыченко, товарищ Сталин, с должности командующего шестой армией необходимо снимать, и немедленно. Это же уму непостижимо, когда штаб армии отступает сам по себе, без связи со штабом фронта и войсками, а войска, соответственно, тоже сами по себе. В Киеве о прорыве под Новым Мирополем узнали только через двое суток, когда германские танки уже ворвались в Бердичев. Вон, генерал Потапов давление со стороны противника испытывал ничуть не меньшее, но отходил организованно, огрызаясь арьергардными боями, в результате чего немцы предпочли искать себе счастья не в полосе ответственности его фронта. Гарнизон Новоград-Волынского - не больше трех тысяч бойцов, а в него, как дятлы в бетонный столб, бьются целых три германских дивизии: одна танковая, одна моторизованная и одна пехотная. И германская кровь там брызжет во все стороны, как из-под бензопилы. Вместо Музыченко на шестую армию я рекомендую назначить генерал-майора Константина Рокоссовского. Во-первых, вы в любом случае повысите его всего через три дня до командующего армией. Во-вторых, расстроенная плохим управлением, но вполне комплектная шестая армия нуждается в хорошем командующем намного больше, чем четвертая, от которой осталось только название. В-третьих, когда я буду закрывать житомирско-бердичевский прорыв, на вашей стороне мне потребуется надежный и компетентный напарник, который бы твердо взял войска в свои руки. В-четвертых, прибыть к Бердичеву, чтобы взять под свой контроль расстроенные советские войска, Константин Константинович успеет гораздо быстрее, чем к Смоленску. А сейчас дорог даже каждый день, а каждый час.

Сталин даже в свой поминальник не глянул, ибо память имел идеальную, да и дифирамбов Рокоссовскому уже успел начитаться.

- Согласен, товарищ Серегин, - сказал он, - товарищ Рокоссовский вполне созрел для командования армией, а товарищ Музыченко вызывает у нас большие сомнения, на самом ли деле он нам товарищ. Но что вы скажете по поводу командующего Юго-Западным фронтом товарища Кирпоноса?

- Товарищ Кирпонос, если и лучше товарища Музыченко, то ненамного, - ответил я. -Это же надо было додуматься - передавать Новоград-Волынский укрепрайон и заполняющие его войска в подчинение армии, штаб которой находится неизвестно где и не выходит на связь. Если бы товарищ Кирпонос не трогал ситуацию своими кривыми руками, то такого тяжелого положения могло бы и не сложиться. Да и позже, в момент возникновения угрозы окружения шестой и двенадцатой армий, товарищ Кирпонос слишком долго не мог принять решение, в какую сторону выводить войска из наметившегося окружения, вследствие чего случилась катастрофа, сравнимая только с разгромом Западного фронта.

- Мы вас поняли, - нахмурившись, произнес советский вождь, - но, как мы понимаем, заменить товарища Кирпоноса некем.

- Ну почему же, - возразил я, - его можно заменить генералом Потаповым, показавшим качества, необходимые каждому хорошему полководцу, а на его место командующим пятой армией можно назначить генерала Лелюшенко, сняв того с утратившего боевые возможности двадцать первого мехкорпуса. Но эту рокировку нужно провести позже, когда товарищ Лелюшенко прибудет в Коростень принимать командование пятой армией.

- Есть мнение, - сказал Сталин, - что так мы и сделаем, но и в самом деле попозже. А пока мы позвоним товарищу Потапову и предупредим его о новом необычном соседе слева. И подчиняйте себе седьмой стрелковый корпус и остатки 199-й дивизии, не стесняйтесь. Сдавать участок будете уже генералу Рокоссовскому.

На этом оптимистическом моменте обмен мнениями с советским вождем был завершен, и я вернулся к себе в Тридесятое царство наводить последний лоск перед Житомирско-Бердичев-ской операцией.

8 июля 1941 года, глубокая ночь, окрестности Нового Мирополя Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Порталы к месту прорыва у Нового Мирополя мы открыли примерно в два часа ночи. В небе висела полная луна, и, пользуясь этим обстоятельством, германские саперы бодро махали топорами, восстанавливая разбитые вдребезги наплавные переправы через Случь. А по обе стороны от переправ выстроились длинные колонны из грузовиков. В восточном направлении, со станции разгрузки в Шепетовке, следовали машины, груженные топливом и боеприпасами для прорвавшегося к Бердичеву 48-го мотокорпуса, на запад двигался порожний транспорт, уже оставивший свой груз войскам и торопившийся в Шепетовку за новой партией, а также редкие санитарные машины (так какбои в Бердичеве на данный момент нельзя было назвать хоть сколь-нибудь интенсивными). При этом на восточном берегу автотранспорта было раза в три меньше, чем на западном: это вчера вечером постарались мои злобные фурии, выполняя приказ «что не съесть, то понадкусать».

Наше появление из порталов было для германских водил чем-то сродни грому с ясного неба. Да, тиха украинская ночь, и вдруг такое... Большинство из них просто дремали в кабинах в ожидании разрешения продолжить движение, а самые инициативные отправились по хатам поселян в поисках «курка, млеко, яйка, девка и горилка». Поскольку шоссе проходит прямо через Новый Мирополь (река Случь разрезает село пополам), то сделать это было несложно: только вылезай из кабины и топай направо или налево. Ну как белокурой бестии не воспользоваться возможностью реализовать свое право победителя, за которое им не будет даже общественного порицания? Когда мы прибыли, повсеместно уже раздавались крики «Рятуйте», кудахтание кур, мычание коров и вопли насилуемых женщин, ради разнообразия перемежающиеся одиночными винтовочными выстрелами (вероятно, для острастки местного населения).

Для занятия обороны по реке Случь фронтом на запад предназначалась четвертая пехотная дивизия генерал-лейтенанта Коновницына, при этом Новый Мирополь, расположенный в центре позиции, занимала бригада генерал-майора Якова Вадковского; три батальона высадились на западном берегу, а три на восточном. Сей военачальник был настолько же толст, насколько и отважен: уже в генеральском чине в штыковые атаки он ходил в первых рядах, а потому его буквально обожали не только офицеры, но и простые солдаты. Жена его Елизавета Петровна, в девичестве Елагина, отличалась ростом и статью, присущим обычно только бойцовым остроухим. В родной Москве на нее все глазели как на диковинку, а самые невоспитанные (купечество) даже показывали пальцами. Губернатор Москвы граф Ростопчин называл эту пару «союзом Сен-Готара с Монбланом». Но у нас в Тридесятом царстве молодая женщина впервые попала в общество, где она, соответствующим образом одевшись, может запросто затеряться в толпе, ведь таких в моем войске считают десятками тысяч.

Выбравшись через портал на эту сторону, генерал Вадковский повел носом на творящиеся вокруг безобразия и отдал команду насильников и мародеров в плен не брать, а со всеми прочими поступать по возможности: сдающихся миловать, сопротивляющихся пристреливать. И началось то, что бывает, когда мои Верные внезапно атакуют всякую шелупонь, занятую грабежами и насилием: частый и злой перестук выстрелов, удары штыком, буцкающие звуки тумаков и ойканье - там, где сонных германских водил вытаскивали из кабин и кулаками учили уму-разуму. Саперы на почти готовых переправах умерли все, ибо ломанулись к составленным в козлы винтовкам. А дальше - «ваше слово, товарищ Мадсен» - и короткие очереди, сметающие вражеских солдат с дощатого настила переправ в речную воду.

И все. На то чтобы очистить местность от присутствия неприятеля, потребовалось не более четверти часа, и еще один час ушел на то, чтобы вывести на нашу сторону затрофеенные грузовики. Причем часть из этих машин оказалась советскими ЗИСами и полуторками, брошенными советскими войсками из-за поломок или отсутствия горючего - хозяйственные немцы подобрали их и пустили в дело. Мелочь, а приятно, что эти машины снова выступают на правильной стороне Силы. Как только весь трофейный автотранспорт убрали с будущего поля боя, люди капитана Трегубова, чье подразделение за счет местных специалистов успели развернуть в батальон, приступили к минированию подступов к позициям дивизии генерала Коновницына.

Десятью километрами восточнее Нового Мирополя, в районе села Камень, фронтом на восток развертывалась пятая пехотная дивизия генерал-лейтенанта Алексея Бахметьева. Этот генерал был замечателен тем, что в Бородинской битве ему оторвало правую ногу ниже колена, и теперь вместо своей конечности у него имелся биомеханический протез с обратной связью (производства мастерских «Неумолимого»). Просто для регенерационных процедур по Лилиной методике необходимо как минимум три года отпуска с полным покоем, а так как покой нам только снится, генерал Бахметьев пока скачет на временном заменителе настоящей ноги, и это обстоятельство никак не мешает ему быть хорошим комдивом. Так вот, с пятой пехотной дивизией получилась накладка. Когда раскрылись порталы, оказалось, что село Камень занято какой-то германской моторизованной частью, хотя во время рекогносцировки в шесть часов вечера предыдущего дня тут никого не было.

Ай-ай-ай, как нехорошо получилось... За истекшие восемь часов обстановка изменилась, а я узнал об этом только после того, как снова вернулся в этот мир. Мне остро необходим эксклав где-то на поверхности этого мира, с реальным, а не виртуальным планшетом, куда сканирующая сеть будет скидывать все собранные данные. И сидеть за ним должен не я сам, а специально обученный Верный, который будет докладывать обо всех резких изменениях обстановки. Впрочем, эта германская часть в селе Камень была также застигнута врасплох, как и водилы с саперами в Новом Мирополе, а потому все обошлось наилучшим образом. Убитых, надо сказать, было немного - в основном пленные, так как в условиях беспартизанской действительности начала войны, несмотря на якобы врожденный германский орднунг, в два часа ночи на своих постах кемарили даже часовые.

После допроса пленных офицеров выяснилось, что это разведывательное подразделение и мотоциклетный батальон 16-й моторизованной дивизии вермахта, успевшие проскочить через Случь еще до того, как Елизавета Дмитриевна снесла мосты. Остальные части дивизии: штаб, два мотопехотных полка, моторизованный артиллерийский полк, противотанковый дивизион, интендантский батальон и батальон связи - застряли на другой стороне и временно, до поступления разрешения на продолжение движения, расположились в селе Полонном, в шестнадцати километрах по дороге к западу от переправ в Новом Мирополе.

Ага, на планшете так оно и есть. Сейчас, когда тут все бегают туда-сюда и поют, как в индийском кино, мне необходимо постоянно присутствовать в этом мире, чтобы иметь возможность оперативно отслеживать через энергооболочку все маневры немцев и телодвижения слабонервных советских начальников. А вдруг опять какая-нибудь часть Красной Армии в панике побежит в тыл? Приказ о подготовке к перебазированию «Неумолимому» уже выдан, срок исполнения две недели - то есть, по местному календарю, к 22 июля. Но к тому времени фронт уже должен вмерзнуть в землю, следовательно, мне необходимо обустроить временный командный пункт где-нибудь на земле (пусть и не с комфортом, но зато надежно), и в тридесятом царстве появляться только урывками...

Пожалуй, для этой цели лучше всего подойдет Белосток, с присутствующими в нем еще неразграбленными мной советскими складами и крупным лагерем для военнопленных. Вот закончится Житомирско-Бердичевская операция - и можно будет приступить к созданию освобожденной зоны в тылу германской группы армий «Центр». Что самое ценное: данный временный эксклав будет располагаться точно в центре советско-германского фронта, и расстояние оттуда будет одинаковым и до Одессы и до Хельсинки, недавно снова возбухшего против СССР.

Кстати, надо не забыть на сутки-двое переключить «Каракурт» на воздействие плазменным оружием по Финляндии, чтобы жадным чухонцам, решившим повоевать за Петербург и Архангельск, небо вдруг показалось с овчинку. А чем Хельсинки лучше Вильнюса и Львова, где я не жалел ничего и никого? Здание Сената и Синода, то есть парламента и правительства -вполне легитимная военная цель, как и железнодорожные станции, где как раз сейчас разгружаются войска, предназначенные для войны против СССР. Все испепелить - да так, чтобы трава на этом месте сто лет не росла, ибо в гладкий расплавленный камень невозможно пустить корни.

Тем временем, закончив очистку будущих позиций от случайно приблудившихся немцев, бойцы моей 4-й пехотной дивизии приступили к окапыванию - частично естественным путем, частично с помощью магов Земли, использующих смонтированный в кузове грузовика большой магический генератор с радиусом охвата два десятка километров. И точно такие же маги помогали править рубеж обороны по Случи, совершенствуя систему траншей для пехотного заполнения, а кое-где переделывая все заново.

Кстати, был я в этих дотах линии Сталина, и понял, почему немцы с такой легкостью смогли их подавить, едва только со своих позиций убежало пехотное заполнение. Мертвых зон вокруг дота уйма, обзор через амбразуры и даже сохранившиеся перископы никакой, а потому плевое дело подобраться даже не на бросок гранаты, а вплотную, чтобы опустить в вентиляционное отверстие пару «толкушек» или вылить внутрь бензина из канистры. Эшелонированность в обороне тоже отсутствует напрочь, доты вытянуты в одну нитку, расстояние между ними где пятьсот метров, а где и километр. Поэтому в утреннем тумане или при использовании дымовой завесы, когда видимость сокращается до пары десятков метров, с обороной без пехоты наступает полный крестец. Враг может ходить где вздумается и делать что захочется, а в дотах об этом не узнают, пока внутрь не польется горящий бензин.

Вот тебе и легенда о неприступной «линии Сталина», что была, дескать, отстроена по лучшим мировым стандартам и в которую советский вождь сначала вбухал миллионы народных денег, а потом перед самой войной все это великолепие зачем-то взорвал. На самом деле приграничные укрепрайоны лепили из того, что было, где пораньше, где попозже: мол, против белых польских папуасов с оружием времен прошлой войны сойдет и так. Не сошло, потому что пробовать эти рубежи на прочность пришли совсем другие люди - германские технизированные варвары. Впрочем, такие циклопические оборонительные сооружения обладают еще одним решающим недостатком: стоит противнику прорвать их хоть на одном участке, сосредоточив там подавляющую мощь, и боевая ценность всей линии быстро упадет до нуля. Вот так обесценился первый рубеж укрепрайонов по старой границе, когда как немецкие механизированные части с налета взяли Шепетовский УР и оттеснили части Красной Армии дальше на восток. Ни одно подобное сооружение - ни линия Мажино, ни линия Зигфрида, ни линия Маннергейма, ни линия Сталина - не смогли сыграть предписанной им роли неприступного рубежа обороны: все они были прорваны или банально обойдены.

8 июля 1941 года, глубокая ночь, окрестности села Гульск, в десяти километрах юго-восточнее Новоград-Волынского

И примерно то же происходило южнее Новоград-Волынского в районе села Гульск, где части шестой пехотной дивизии генерала Петра Лихачева ликвидировали вклинение в советскую оборону 13-й танковой дивизии вермахта. Там рано утром седьмого числа под прикрытием утреннего тумана немцы так же, как и под Новым Мирополем, перешли через Случь по железнодорожному мосту и атаковали доты, не прикрытые пехотным заполнением. Любой дот становится бессильным и бесполезным, если пулеметчик не видит, куда стрелять. Потом к делу приступили саперы, и уже к полудню были готовы две дополнительные наплавные переправы, способные выдержать вес до двенадцати тонн, чего вполне хватало для доставки на другой берег противотанковой артиллерии, а также бб-го и 93-го мотопехотных полков со всеми положенными средствами усиления. И в то же время железнодорожный мост использовался для переправы 13-го разведывательного подразделения, 43-го мотоциклетного батальона, а также 4-го танкового полка. Таким образом, к вечеру седьмого числа через Случь перебралась вся 13-я танковая дивизия, а не только какая-то ее часть, как предполагалось первоначально.

Мотоциклисты с разведчиками даже успели сбегать до села Бронники на шоссе Новоград-Волынский - Житомир и отхватить там люлей от танкистов 19-го мехкорпуса, ибо мотоциклы и «Ганомаги» ни в коей мере не пляшут даже против самых легких танков. Но это так, для разминки. потому что к этой дыре, пробитой в советской обороне, топая сапожищами по пыльным дорогам, устремился весь двадцать девятый армейский корпус, снявшийся с утративших актуальность позиций воль реки Случь севернее Новоград-Волынского. Пройдет еще сутки-двое, и они вольются в этот прорыв, вынуждая советское командование оставить измочаленный в сражениях Новоград-Волынский и отступить в Коростеньский укрепрайон. Но все это еще было вилами на воде писано, ибо Аннушка уже пролила масло - то есть Серегин раскрыл свою дверь между мирами.

Ночью на этом участке фронта в гости к немцам заглянула смерть. Первыми под ударами штыков, саперных лопаток и штурмовых ножей умерли саперы, восстанавливающие порушенные штурмоносцем переправы (железнодорожный мост починить невозможно), а также личный состав расположившегося сразу за рекой артиллерийского полка. Дикие лилитки (а были среди бородинцев и такие новые рекруты) змеями подобрались к германским часовым и плюнули в них из духовых трубочек отравленными иглами. Никто из пораженных немцев, умирая, даже не пикнул, потому что доза яда на иглах была рассчитана примерно на динозавра. Ну а потом вперед ринулась пехота, обвешанная полным набором боевых заклинаний - от «Кошачьих Лап» до «Истинного Взгляда». И началась тихая и кровавая резня, когда один батальон вырезает спящий полк, и никто не может ему помешать, поскольку проснувшиеся тут же становятся мертвыми.

Пока бригада генерал-майора Ивана Цыбульского занимала оборону по рубежу Случи, две другие пехотные бригады полковников Буксгевдена и Воейкова-второго¹⁸, а также танковый батальон форсированным маршем выдвинулись к селу Марушовка и внезапно с тылового направления атаковали укрепившиеся там основные силы тринадцатой танковой дивизии. Вот там все было по-взрослому, и шум ночного боя можно было слышать в соседних селах, в том числе в Бронниках, Романовке и Новой Романовке, где укрепились советские войска из 19-го мехкорпу-са.

Оборону Марушовки командование германской дивизии выстроило с расчетом отражения атак со стороны шоссе, а приближающуюся с противоположного направления технику и солдат немецкие часовые по первому делу приняли за свое подкрепление. Две «бородинские» бригады - это десять тысяч восемьсот штыков. У немцев в Марушовке было примерно столько же. Да только одних застигли спросонья и врасплох, а другие навалились на них со всей яростью защитников родной земли, атакующих воров и убийц. Танки Т-80 были более чем убедительны, пушечными выстрелами подавляя отдельные очаги сопротивления. И, кроме того, из хат до своих машин на окраине села не успел добежать ни один немецкий танкист. Так что через четверть часа суматошного боя, когда сопротивление распалось на несколько очагов, уцелевшие немцы принялись бросать оружие, поднимать руки и сдаваться.

На этом с вражеским плацдармом у Новоград-Волынского было покончено, и уже к утру все артанские войска, участвовавшие в этой операции, вернулись к рубежу реки Случь, оставив пленных немцев в связанном виде на усмотрение своих советских коллег.

8 июля 1941 года, раннее утро, окрестности Нового Мирополя Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Едва рассвело, и на востоке вплотную к горизонту подкатил диск солнца, как к нам со всеми понтами с западного направления заявилась германская мотопехота, и прямо в колоннах, до спешивания и развертывания в боевой порядок, подверглась частому обстрелу трехдюймовыми шрапнелями. На вооружении каждой дивизии у меня сто восемь «Арисак» и восемнадцать пушек Шнайдера, поэтому внезапный снарядный дождь на хмельную от легких успехов германскую голову получился весьма отрезвляющим. Гаубицы калибром сто пять, сто двадцать и сто пятьдесят миллиметров пока молчали, рано еще им открывать рот. Не показывались противнику и «восьмидесятки» батальона майора Колесниченко - незачем. Пока в атаку идет одна пехота, пусть даже моторизованная, бородинцы с делом справятся и без них.

Впрочем, потери у противника оказались вполне умеренными. Двигающийся в голове колонны 60-й моторизованный полк потерял убитыми и ранеными до двадцати процентов личного состава, а также два десятка единиц техники. Некоторые грузовики загорелись, другие просто заглохли и остановились, при том, что все исправные машины постарались как можно скорее развернуться и покинуть зону поражения, образовав на дороге небольшой затор. Мои артиллеристы тут же прекратили огонь шрапнелями и, перейдя на гранаты, наказали немцев за отсутствие навыков правильно разворачивать колонну по методу «все вдруг». Получилось все просто замечательно: сбившиеся в кучу грузовики горели ярко, пятная синее небо безобразным столбом черного дыма.

После отражения этой, с позволения сказать, атаки со стороны противника в воздухе повисли два риторических вопроса: «Что это было?» и «А нас-то за что?». Но, видимо, за два года войны германские генералы успели наизусть выучить рецепт: «В любой непонятной ситуации вызывай люфтваффе», потому что где-то через час, когда солнце было уже высоко, на горизонте замаячили грозные девятки двухмоторных «юнкерсов». Обычной красноармейской части такой визит не сулил бы ничего хорошего, но у нас козырей по этой части как у дурака махорки. А может, эти парни были не по нашу душу, а просто летели бомбить Киев? Собственно, это неважно, потому что тот, кто ходит по нашему огороду, сам виноват в своих несчастьях. Чужих тут не любят. Появление звена «Стилетов» было вторым шоком немцев за этот день. Сверкая частыми трассами лазерных лучей, изящные стреловидные машины стремительно прорезали строй германских бомбардировщиков, сбив не менее десятка самолетов, а один из «юнкерсов» очень ярко и красиво взорвался на собственных бомбах.

При этом немецкие бомбардировщики подходили к Новому Мирополю вдоль шоссе со стороны Шепетовки (такая местная примитивная система навигации: ориентироваться по руслам рек, ниточкам железных и шоссейных дорог), так что сбитые самолеты упали на голову немецких же мотопехотинцев. К тому же у мальчиков Геринга был свой рецепт, что нужно делать в непонятной ситуации. Раскрыв бомболюки, они, ни на секунду не задумываясь, обоср... то есть разбомбили собственные войска. Ничего личного, просто по инструкции выполнять команду «Спасайся кто может!» следует налегке, уже без бомб. Ущерб противнику от этой случайной бомбежки был скорее не материальным, а моральным: с немецких самолетов на немецкие же войска сыпется всякая дрянь, и даже в кого-то попадает. Тоже мне кригскамрады...

Тем временем «Стилеты», показывая хорошую слетанность в группе, заложили крутой боевой разворот и зашли в повторную атаку, тем самым заявив, что желают продолжения банкета до тех пор, пока со стола не уберут последнюю перемену блюд. Вторая атака - и снова вполне ожидаемый успех: восемь хвостов черного дыма, воткнувшихся в землю. И в этот момент у меня возникло ощущение, что мы тут не одни, и со всех сторон - и с правого, и с левого фланга -на происходящее в небе смертоубийство смотрят внимательные глаза людей, которых я опознал как своих. Прямо сейчас в небе над селом Полонное сбывались все их затаенные мечты... Тем временем мои злобные девочки пошли в третью и последнюю атаку, чем сорвали бурные аплодисменты. Больше в небе, кроме них, никто не летал.

Справа от нас вдоль рубежа обороны Новоград-Волынского УРа сидели два полка 199-й стрелковой дивизии. Германским танкистам и мотопехоте эти люди были не интересны, так как активных действий от них никто не ждал, а потому воевать с ними предстояло плетущейся в хвосте пехоте. Слева от нас начинался Остропольский УР, и вот там, в построенных, но невооруженных и необорудованных долговременных укреплениях, находилась 211-я воздушно-десантная бригада, местная элита элит. Едва я считал обозначение части с планшета, энергооболочка доложила, что в Основном потеке эти парни, не имеющие ни противотанкового, ни тяжелого вооружения, насмерть дрались против полнокровной германской танковой дивизии, покрыв себя неувядаемой славой. В заключение мой внутренний адъютант процитировал отрывок из боевого донесения 16-й танковой дивизии вермахта: «На овощных и злаковых полях русские пропускали наступающие танки вперед и из замаскированных оборудованных позиций открывали снайперский огонь по пехоте. Было много попаданий в голову большие потери! На некоторых участках приходилось осаждать и уничтожать каждый одиночный снайперский окоп. Велись ожесточеннейшие бои, русские упрямо и решительно сражались до последнего патрона...»

Нет, товарищи, такая десантная бригада нужна мне самому. Спасти этих парней, отборнейших защитников отечества - это мой долг Защитника Земли Русской и прямая производственная обязанность. Кроме того, это наш фланг немцы пытаются обойти через их позиции, а этого допускать никак нельзя...

- Владислав Петрович, - обратился я к подполковнику Седову, мысленно опустившись в командный центр Единства, - будьте добры выделить из первого и второго батальонов по одной роте, назначьте одного из ротных старшим и направьте этот сводный батальон вот сюда. Надо поддержать наших соседей слева, а то, не ровен час, обойдут нас по флангу и будет тогда проблем полон рот. Вот, смотрите: в район напротив их позиций подтягивается свежая германская танковая дивизия. Сегодня мотогансы прощупают передний край разведкой и мотоциклистами, а уже завтра начнут работать со всей серьезностью. Прикрытие с воздуха «Шершнями» гарантирую.

- Будет сделано, Сергей Сергеевич, - ответил командир моего танкового полка. - Если не секрет, скажите - помогать мы будем достойным бойцам или таким как те, что убежали с этой позиции?

- Достойным, Владислав Петрович, достойнее некуда, - сообщил я. - Двести одиннадцатая воздушно-десантная бригада яростно дралась и на этом, и на других назначенных ей рубежах, и в итоге выжившие в тех боях все без остатка погибли в Уманском котле. Но мне эти железные бойцы нужны живыми, здоровыми, а также находящимися в полной уверенности в том, что враг будет разбит и победа будет за нами. Именно с этого, по рецепту Старших Братьев, начинается превращение типичных красноармейцев в солдат-победителей. Вооружение у них только легкое, пригодное для десантирования с воздуха при помощи ТБ-3, вот мы и утяжелим их такой тяжелой свинчаткой, как двадцать танков Т-80. Ну и «Шершни» над вашими головами в небе точно лишними не будут.

8 июля 1941 года, позднее утро, окрестности Нового Мирополя

Тем временем, пока Серегин решал вопрос поддержки соседей с фланга, на стороне сумрачных тевтонских гениев тоже происходил определенный мыслительный процесс. Около десяти часов утра в Полонное¹⁹, вместе сосвоим штабом, руководить операцией прямо из боевых порядков прибыл командующий 1-й танковой группой генерал-полковник Эвальд фон Клейст. Прорыв на Бердичев был его любимым детищем, а потому этот деятель тут же начал предпринимать самые энергичные меры для того, чтобы «восстановить положение», выбив неожиданно возникшую пробку. Вслед за 16-й мотодивизией, к Новому Мирополю уже спешат моторизованная дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», 60-я моторизованная дивизия, 9-я танковая дивизия, а 16-й танковой отдан приказ как можно скорее нанести удар на Любар, чтобы обойти неожиданно упрямых незнакомцев по флангу.

У командующего 16-й мотодивизией генерал-лейтенанта Зигфрид Хенрици были свои заботы. Затея с вызовом мальчиков Геринга не удалась, начальство давит как каменная плита и требует разблокировать танковую магистраль любой ценой, при этом неизвестный противник, возникший вдруг в Новом Мирополе, оказался злым, умелым и в достатке оснащенным артиллерией. Трехдюймовые шрапнели и гранаты по колонне 60-го моторизованного полка во время обстрела летели густо, будто град во время грозы, и к тому же довольно метко. Плотность огня легких полевых пушек со стороны окопавшихся в Новом Мирополе незнакомцев в несколько раз превышала нормативы и для советской, и для германской армии. А в том, что это не русские, герр Хенрици был уверен. Русские так воевать не умеют, по крайней мере, пока. А против серьезного противника действовать тоже требуется серьезно. Перед атакой нужно вывести 146-й артполк на позиции, и пусть пушки воюют против пушек, раз уж люфтваффе оказалось бессильным перед новым врагом.

Но с выводом артиллерии на позиции тоже не задалось. Вот колонна машин с прицепленными орудиями выехала из пункта своей временной дислокации на шоссе, чтобы разбить огневые позиции у села Блыдни, поскольку с восточной окраины Полонного передний край русской обороны самая массовая в германской армии 105-мм полевая гаубица leFH18 могла обстреливать только на самом пределе досягаемости. И в тот же момент со стороны Нового Мирополя на малой высоте в воздухе появилось до двух десятков тихо свистящих аппаратов округло-пузатых форм. Разбившись на звенья, эти внешне даже симпатичные «толстячки» устроили германским артиллеристам весьма горячую встречу: чик-чик-чик, кто на новенького, чик-чик-чик, уноси готовенького... То, как взрываются машины с боекомплектом, видели все, да и на гаубицу, аккуратно разрезанную вдоль, будто какое-то учебное пособие, полюбовались потом тоже очень многие.

Но Зигфрид Хенрици, как и положено истинному арийцу, не унывал, тем более что в его спину колотил кулак генерала фон Клейста. 60-й мотопехотный полк, развернувшись в редкие цепи, нацелился в центр позиции в направлении шоссейного моста и находящейся там же поблизости железнодорожной станции, а 156-й мотопехотный полк двинулся в обход, в направлении железнодорожного моста - туда, где прежде имела успех передовая часть 11-й панцердивизии. Но и там, и там вышла незадача. Железнодорожную станцию и небольшое предмостное укрепление защищала хорошо окопавшаяся часть противника, имеющая на вооружении просто неприлично большое количество пулеметов. К тому же и из глубины вражеской обороны и прямо из боевых порядков опять забухали пушки, вслед за чем в воздухе начали распускаться белые облачка шрапнелей.

В районе железнодорожного моста все было точно так же, и, более того, сам мост оказался разрушенным до основания, а на противоположном берегу обнаружилась развитая и хорошо замаскированная оборона, которой день назад еще не было. И там тоже стали бить шрапнелями пушки и застрекотали пулеметы, слоями укладывая белокурых бестий в только начавшие желтеть пшеничные поля. Одним словом, искупаться в реке Случь у немцев не получилось и здесь. Не приблизившись к урезу воды даже на двести метров, германские цепи повернули обратно, так как их командирам непонятен был даже смысл такой неподготовленной атаки на противника, окопавшегося сразу за водной преградой. Прорвать оборону с ходу истеричным натиском и хитрыми приемчиками не получилось, люфтваффе оказалось бессильным, так что следовало переходить к планомерной позиционной осаде с подтягиванием к Новому Мирополю дополнительных сил линейной пехоты или попробовать найти в обороне Советов новое слабое место.

Одним словом, не только для одной 16-й моторизованной дивизии, но и для всей первой танковой группы это утро стало настоящим Содомом и Гоморрой. Обе дыры в большевистском заборе были наглухо заделаны, и генерал-полковнику фон Клейсту приходилось начитать все сначала, прочем в условиях, когда наскоком и нахрапом сделать уже ничего не получится. И только дивизия Алексея Бахметьева в бою так и не побывала, потому что одиннадцатая танковая дивизия немцев получила приказ не прорываться к своим, а захватить Бердичев и держаться там сколько будет сил. Мол, кригскамрады, подмога обязательно придет, вы только верьте: первая танковая группа своей мощью будет ломиться к вам на помощь, и перед ней не устоят даже все силы ада.

8 июля 1941 года, полдень, окрестности села Гульск, в десяти километрах юго-восточнее Новоград-Волынского, позиции 6-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Петра Лихачева

Генерал-майор Константин Константинович Рокоссовский

День этот начался престранно. Утром меня вызвал к себе командующий пятой армией генерал-майор Потапов и сообщил, что в соответствии с указаниями товарища Сталина я срочно должен сдать корпус своему заместителю, чтобы вступить в командование б-й армией, бывшее руководство которой шляется неизвестно где в самый разгар боевых действий. Затем Михаил Иванович посмотрел на меня испытующим взглядом и добавил:

- Удивительные дела творятся в нашем королевстве, Константин Константинович. Завелся у нас тут невесть откуда появившийся союзник - некий Великий князь Артанский Серегин Сергей Сергеевич. Ты можешь себе представить, чтобы помогать Красной Армии стал подобный человек? А он помогает, да так, что сам товарищ Сталин в разговоре по телефону называет его не господином, а товарищем.

В ответ я лишь пожал плечами, потому что не понял ровным счетом ничего. Тогда генерал Потапов бросил на меня еще один многозначительный взгляд и со вздохом произнес:

- Фронт у нас, Константин Константинович, был прорван сразу в двух местах. Под Новым Мирополем позавчера - начисто, до самого Бердичева, и вчера тут поблизости, у села Гульск -частично, с вклинением танковой дивизии через участок УРа, не прикрытый пехотным заполнением. И уже сегодня утром обе этих дыры товарищ Серегин наглухо заколотил своими собственными войсками. Ты можешь себе представить: из ниоткуда появился целый стрелковый корпус с артиллерией, танками и даже авиацией, и принялся так лупить немцев, что им сразу стало тошно, как в понедельник после праздника. Тринадцатая танковая, что влезла к нам под Тульском, со вчерашнего вечера закрепилась в Марушовке, а уже этой ночью наши таинственные незнакомцы устроили ей визит Каменного Гостя, и теперь кто из тех немцев не мертв, тот у нас в плену, связанный по рукам и ногам. Как эти наши союзники там воевали, с шумом грохотом и артиллерийской стрельбой, слышала вся округа. А сегодня утром прямо над Новоград-Волын-ском случился прямо-таки воздушный цирк с конями. Всего четыре истребителя неизвестной конструкции, чем-то вроде лучей гиперболоида инженера Гарина, показательно, на глазах у наших войск, посбивали к чертям собачьим три девятки «хейнкелей». И все это с шиком, с блеском и со смехуёчками: мол, смотрите, парни, как мы можем. А потом еще, снизившись, пролетели прямо над нашими войсками, показывая красные звезды на крыльях. Одна эта демонстрация подняла боевой дух войск, так что и словами-то не выразить. И прямо сейчас под Тульском артиллерия с обеих сторон¹ гремит как бы не сильнее, чем под Новоград-Волынским: немцы явно обиделись, что у них перед носом захлопнули такую интересную дверь, и теперь пытаются высадить ее плечом. Так что, Константин Константинович, ты поезжай в Марушовку, а потом в Гульск, посмотри, кто там воюет, и попробуй выйти на связь с товарищем Серегиным...

- Погоди, Михаил Иванович, ты меня делегатом связи посылаешь, или армией командовать? - спросил я.

- Ничего ты не понимаешь, Константин Константинович, - ответил генерал Потапов. - Товарищ Сталин сказал, что быстро собрать шестую армию и привести ее в дееспособное состояние ты сможешь только с помощью товарища Серегина. Если не веришь мне, можешь сам позвонить Самому, телефон ВЧ на столе...

Я покосился на массивный американский аппарат, прямо-таки кричащий о том, что это он тут настоящая власть, а не хозяин этого кабинета, и ответил:

- Да нет, Михаил Иванович, я тебе верю, а потому никуда звонить не буду. Если так надо, поеду хоть в Марушовку, хоть в Гульск, хоть к черту на кулички...

Генерал Потапов не знает, что огонь ведут только зртанские пушки, а вот немецкие артиллеристы рта раскрыть не могут, ибо к ним тут же прилетают злые «Шершни» и приводят к общему знаменателю.

- Ну хорошо, - сказал Потапов, - езжай. А мы тут будем держать за тебя кулаки, чтобы все было удачно. Ни пуха тебе, ни пера!

- К черту, - сказал я и отправился навстречу своей судьбе.

В Марушовке и вправду было интересно. Мертвые немцы, кто в исподнем, кто в мундирах, валялись буквально повсюду; некоторые были застрелены, другие без всякой пощады заколоты ножевыми штыками самозарядок²⁰. Было видно, что нападающие застигли их врасплох и истребляли просто с какой-то неистовой яростью берсеркеров. При этом некоторые хаты выглядели так, будто их расстреляли из подтянутых на прямую наводку шестидюймовок, а немощеные улицы были изрыты следами широких гусениц. На мой выпуклый глаз, тот танк, что оставил эти следы, должен был весить ничуть не меньше, чем КВ. И было таких железных зверей, нанесших немцам внезапный ночной визит, явно не менее двух десятков. И тут у меня возник еще один вопрос. Обычный танкист и днем-то ориентируется из своей железной коробки не очень хорошо, а уж в ночной темноте танк слеп как крот. Но эти гости передвигались ночью вполне уверенно, да и стреляли не на деревню дедушке, а точно туда, куда надо. И в стрелково-рукопашном бою тоже, судя по всему, имела место схватка зрячих с полуслепыми. Немцы просто почти не видели тех, кто их убивает, потому и дали разбить себя так легко.

Пробыв в этой Марушовке около получаса, я сел в свою «эмку» и поехал дальше в направлении Гульска. Поскольку моя легковушка - не танк, способный двигаться напрямую, пришлось изрядно попетлять по проселочным дорогам между еще зеленых пшеничных и овсяных полей. И чем ближе мы подъезжали к Гульску, тем громче грохотала артиллерийская канонада, а чуть позже в гром артиллерийских выстрелов стала вплетаться трескотня ружейно-пулеметной перестрелки. Похоже было, что немцы лезли на рубеж Случи как наскипидаренные, а суровые незнакомцы отгавкивались от них из всех орудийных и пулеметных стволов. Гремело так яростно и страшно, будто тут окопался полнокровный стрелковый корпус, собранный не в оборонительные, а наступательные боевые порядки²¹.

На окраине прибрежного лесочка, километрах в полутора от береговой черты, нашу машину остановили. Просто из придорожных кустов появились угрожающего вида вооруженные люди, при виде которых на ум мне пришло старорежимное слово «егеря»: все они с ног до головы были закутаны в маскировочные накидки, превращающие их в подобие бесформенных копен сена.

Водитель в испуге остановил машину, и в этот момент старший команды со старшинской «пилой»²² в петлицахи кустистыми усами-бакенбардами на лице, деликатно постучав пальцем в боковое стекло, спросил:

- Ты кто такой, господин хороший, и чего тебе здесь надобно?

Пахнуло на меня от этих слов временами если не очаковскими и покоренья Крыма, то Бородинскими или обороны Севастополя против воинства господ европейских коалиционеров. И при этом этот старшина (или, точнее, фельдфебель) не выглядел забитым и угнетенным солдатом тех времен, когда нижних чинов господа офицеры вообще не считали за людей.

- Меня зовут генерал-майор Рокоссовский Константин Константинович, - произнес я, - тут разыскиваю товарища Серегина Сергея Сергеевича.

Было впечатление, будто я верно назвал какой-то секретный пароль. Старшина, то есть фельдфебель, наклонил голову к левому плечу, будто прислушивался к чему-то внутри себя, потом кивнул и сказал:

- Все верно, ваше превосходительство, езжайте прямо до переезда, потом направо к станции. Сергей Сергеевич будет ждать вас там. А мы вас больше не задерживаем. Счастливого пути.

Раз - и егеря-призраки, только что окружавшие нашу машину, растворились в кустах, будто их и не было. Колдовство, да и только... Ну и мы поехали в указанном направлении, но как ни странно, больше нас никто не останавливал. Станции как таковой на этом месте не было, имелась только остановочная платформа, а штаб суровых незнакомцев располагался в лесочке по соседству, под сенью множества растянутых маскировочных сетей. Оттуда нам замахали руками, предлагая как можно скорее заехать на свободное место под маскировочной сетью и не демаскировать с воздуха позицию. Что мы и сделали со всей возможной поспешностью.

Встречали нас двое: оба в военной форме, отдаленно похожей на советскую или ту, что использовалась в старой русской армии. У одного в петлицах имелись три звезды, обозначающие генерал-лейтенантское звание, а второй был всего лишь капитаном. При невнимательном взгляде их можно было принять за начальника и его адъютанта, но я вдруг понял, что именно капитан тут главный, а генерал-лейтенант - его подчиненный, причем не самого высокого ранга. От невысокого мускулистого мужчины исходило ощущение неодолимой силы и непререкаемой правоты. Добавлял необычности прямой старинный меч на его бедре, при этом, по некоторым особым приметам телосложения и пластики движений, я, старый драгун прошлой войны, мог сказать, что и с этой античной пырялкой он с легкостью разделает на ломтики любого записного рубаку с шашкой.

- Ну здравствуйте, товарищ Рокоссовский, вот мы и свиделись, - сказал «капитан», пожимая мне руку, - меня зовут Серегин Сергей Сергеевич, по старой службе в две тысячи шестнадцатом году капитан сил специального назначения главного разведывательного управления генерального штаба, а также в новой ипостаси: самовластный князь Великой Артании, командующий собственным полумиллионным войском, член ЦК партии большевиков в мирах четырнадцатого и восемнадцатого годов, Защитник Земли Русской и Бич Божий для всяческих негодяев. Рядом со мной стоит командир шестой пехотной дивизии генерал-лейтенант Петр Гаврилович Лихачев, героический участник Бородинского сражения и множества других славных дел, совершенных как до присоединения к моей армии, так и после. Сейчас его солдаты, занявшие оборону по руслу реки Случь, на пальцах объясняют германцам, насколько им тут не рады.

Рука у товарища Серегина была твердой и жесткой, а чины, титулы и должности прямо противоречили друг другу. Я даже не знал, что и сказать в ответ. На выручку мне пришел генерал Лихачев.

- Сергей Сергеевич - большой оригинал, - сказал он. - Мы тоже не знали, что и думать, когда он явился к сражению при Бородино и принялся лупцевать Бонапартия с такой яростью, что от того полетели кровавые сопли. В результате враг пал на колени и взмолился о пощаде, а русская армия одержала невиданную победу. И у вас тут все будет так же, только не в один и не в два дня. Но самого страшного тут с Россией не произойдет, за это мы и деремся.

- А чего такого страшного с нами должно произойти? - не удержался я от дурацкого вопроса.

- САМОГО СТРАШНОГО у вас в моем прошлом все же не произошло, - тихо ответил товарищ Серегин. - Советское государство устояло под неистовым тевтонским натиском и победило в войне. А все остальное было так плохо, что хуже не бывает. Ценой довоенного благодушия и разгильдяйства стали блокада Ленинграда, растянувшаяся на два с половиной года, фронт от Ладожского озера до Москвы, Воронежа, Сталинграда и предгорий Кавказа, двадцать семь миллионов погибших, из которых больше половины мирные жители, голод, вызванный тем, что в оккупации оказались основные хлебородные районы, дотла разрушенные заводы и города. Меня для того сюда и прислали, чтобы все это предотвратить. Группам армий «Центр» и «Север» я по рукам уже дал, теперь пришло время осадить слишком уж разогнавшуюся группу армий «Юг». Про вас, Константин Константинович я знаю очень много хорошего и ничего плохого, а потому порекомендовал товарищу Сталину, чтобы именно вас назначили командующим армией на самое ответственное на данный момент Житомирско-Бердичевское направление. Вот, смотрите...

Он взмахнул рукой - и прямо перед нами в воздухе повисла полупрозрачная карта, отображающая оперативную обстановку в полосе ответственности Юго-Западного и частично Южного фронта. И тут я буквально остолбенел, забыв даже спросить, кто прислал сюда, к нам на выручку, товарища Серегина, и какие у него отношения с товарищем Сталиным, что он может рекомендовать, кого назначить командующим армией, а кого с этой должности снять. Не до того было. Открывшаяся передо мной картина для военного человека означала предотвращенную в последний момент катастрофу. Вражеские танковые и моторизованные дивизии, будто рыбы на нерест, устремились к раскрывшемуся перед ними прорыву, но в этот момент в нежные шестеренки германской военной машины с размаха воткнули железный лом, из-за чего та отчаянно забуксовала. И хоть тут, под Тульском, где на позиции дивизии генерала Лихачева толпами лезла германская пехота, тоже было жарко, но самое ожесточенное сражение должно разыграться под Новым Мирополем. Там, создавая ударный кулак, в течение ближайших суток к уже ведущей бой моторизованной дивизии дополнительно подходили еще одна танковая, одна моторизованная дивизии вермахта, а также моторизованная дивизия СС...

Оторвав взгляд от карты, я посмотрел на товарища Серегина и сказал:

- Товарищ Серегин, мне надо видеть это собственными глазами.

- Вы все увидите, товарищ Рокоссовский, но сначала вам требуется посетить товарища Сталина и получить от него документ, делающий вас командующим армией особого назначения с чрезвычайными полномочиями, чтобы никакой товарищ Кирпонос не мог вмешиваться в ваши распоряжения, - ответил мне тот, кто называл себя Защитником Земли Русской и Божьим Бичом. - Идемте, у нас есть еще двадцать минут, после чего у товарища Сталина начнется важное совещание, и нам придется ждать еще не менее полутора часов. А времени на лишние проволочки нет.

Не успел я раскрыть рот, чтобы спросить, каким образом мы прямо отсюда попадем к товарищу Сталину, как вдруг передо мной прямо в воздухе раскрылась дыра в самый главный кабинет советского государства. У меня аж дух перехватило. После такого я был готов поверить во что угодно.

8 июля 1941 года, 12:35 мск, Москва, Кремль, кабинет Сталина

Когда советского вождя с краткосрочным визитом посетили Серегин и Рокоссовский, тот готовился к встрече с британским послом Криппсом. Неплохой человек этот Стаффорд Криппс, по убеждениям почти социалист, но товарищ Сталин уже знал, что с Британской империей ему совершенно не по пути. С Рузвельтом еще можно иметь дело из расчета «ты мне, я тебе», а вот с Черчиллем так не получится. Вражина он лютый, и Советский Союз ненавидит ничуть не меньше, чем Гитлера. Держава, над которой пока не заходит солнце, смертельно больна, и не стоит продлевать ее агонию. Если теперь у Советского Союза есть такая заручка, как товарищ Серегин, то пусть в этой войне каждый будет сам за себя, а там посмотрим, с кем товарищ Жуков будет пить водку в Берлине за Победу. Так что с господином Криппсом стоит поговорить на общеполитические темы и отпустить пока восвояси ни с чем.

И вот, едва только Верховный пришел к этому решению, как в его кармане тоненько запищал «портрет» Артанского князя.

- Товарищ Сталин, - сказал «портрет» (а на самом деле энергооболочка Серегина), - у меня здесь генерал Рокоссовский во плоти, собственной персоной. Будет ли вам удобно принять нас двоих прямо сейчас для обмена информацией и получения товарищем Рокоссовским мандата на командование 6-й армией с подчинением исключительно Ставке Верховного Главнокомандования, то есть вам? А то есть опасения, что товарищ Кирпонос, с позиции самого важного петуха в этом углу курятника, может опять наломать дров и свести на нет все результаты операции. Да гражданин Клоун там совсем неподалеку, а с этим кадром никогда не угадаешь, какая вожжа попадет ему под хвост.

Упоминание Клоуна, то есть товарища Хрущева, было для советского вождя той самой последней соломинкой, что ломает спину верблюду. Да и сам товарищ Серегин еще ни разу не беспокоил хозяина этого кабинета по незначащим обстоятельствам. Каждый его визит был строго по делу и шел на пользу как делу борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, так и лично товарищу Сталину. Времени до появления британского посла действительно осталось немного, однако Артанский князь тоже не был склонен к затягиванию разговоров. Да и взглянуть на товарища Рокоссовского перед назначением Истинным Взглядом совсем не вредно.

- Хорошо, приходите, - ответил Верховный. - Только времени у нас будет мало, через двадцать минут у нас назначена важная встреча.

- Раз-два, - произнес «портрет» Серегина. - Мы уже здесь.

Подняв взгляд, хозяин кабинета увидел, что действительно товарищ Серегин уже здесь, а с ним генерал Рокоссовский в чуть помятой и запыленной полевой форме, загорелый под жарким украинским солнцем и отчаянно обалдевший от мгновенного перемещения из прифронтового леска в главный кабинет страны.

Верховный бросил на генерала пристальный Истинный Взгляд и удовлетворенно кивнул.

Кристальной чистоты человек и способный полководец - не чета надутому как индюк и такому же глупому маршалу Тимошенко.

- Здравствуйте, товарищи, - сказал Сталин. - Мы вас слушаем.

Первым делом Артанский князь жестом фокусника подвесил в воздухе изображение тактического планшета. Объяснять Верховному ничего не потребовалось: дырки в советской обороне были наглухо заколочены свежими артанскими соединениями, и сейчас в них отчаянно бились серые волны германского нашествия.

- Это только начало, - сказал Серегин, - получив дверью по пальцам, генерал Клейст взбеленился, и сейчас готов бросить на штурм все, что найдется под рукой. Поэтому мои войска -это лишь временная заплатка. Через некоторое время, когда спадет накал сражения, их надо будет сменить вашими местными частями, пополненными за счет мобилизованных резервистов. И вообще, у некоторых ваших генералов есть такой недостаток, как война по карте. Они видят значок, отображающий стрелковую дивизию, и задачи ей ставят соответствующие дивизии, но им невдомек, что в предыдущих боях эта дивизия сточилась по численности до полка или даже до батальона и утратила все тяжелое вооружение. Вот и получается, что на картах все красиво, а на местности выходит пшик. То же самое с танковыми дивизиями, утратившими всю материальную часть и воюющими по-пехотному. Новые танки вы еще наделаете, промышленность у вас от войны не пострадала, и в дальнейшем тоже сохранит свои возможности, а вот взять танкистов и, самое главное, танковых командиров с боевым опытом, выживших в тяжелых сражениях первых дней войны, в случае их гибели в пехоте вам будет негде. А кадровый состав с боевым опытом - главный ресурс любой армии.

- В этом мы с вами согласны, - сказал Верховный. - Вы хотите сказать нам что-нибудь еще?

- Да нет, товарищ Сталин, - ответил Серегин, - на этом все. Все остальные дела мы должны решать прямо на месте с товарищем Рокоссовским, ибо бегать в этот кабинет из-за каждой мелочи будет невместно. Естественно, я ежедневно буду осведомлять вас о ходе развития операции, но и только. А сейчас нам тоже нужно спешить. Тяжелые бои разгорелись за нашим левым флангом на северном фасе Остропольского укрепрайона, где занимает оборону двести одиннадцатая воздушно-десантная бригада и части усиления. Сегодня я ожидал там от противника только прощупывающих атак, а потому выделил для поддержки десантникам сводный танковый батальон и два звена «Шершней» со сроком готовности на вторую половину сегодняшнего дня, но шестнадцатая танковая дивизия германцев полезла на том участке буром уже сегодня. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь слабонервный местный начальник, не чувствуя над собой твердой руки командарма, дал приказ на отход своим частям, или товарищ Кирпонос начал бы мешать расклады, перемещая ценные боевые единицы по своему усмотрению - например, к Бердичеву. Греха, то есть глубокого обхода по флангу потом не оберешься. Не исключено, что там мне придется бросать в бой еще одну дивизию из своего резерва, хотя делать это крайне нежелательно, так как эти силы могут понадобиться мне в другом месте. У германцев сейчас вопрос стоит «пан или пропал», и у нас, собственно, тоже.

- Хорошо, товарищ Серегин, - кивнул советский вождь. - Мы согласны с вашей оценкой ситуации. Если товарищи в Киеве начнут местничать и раскачивать ситуацию, то мы их поправим со всей большевистской решительностью.

Затем Верховный на вырванном из блокнота листе своей собственной рукой написал распоряжение, что генерал-майор Рокоссовский назначается командующим шестой армией, до особого распоряжения подчиняющейся только Ставке Верховного Главнокомандования, с правом привлекать к выполнению задач любые части и соединения, находящиеся в зоне его ответственности. И подпись красным карандашом: «И-Ст.», после чего эта бумага обрела в Советском Союзе силу закона.

8 июля 1941 года, три часа пополудни, Остропольский укрепленный район, окрестности села Онацковцы, в двадцати четырех километрах юго-западнее Нового Мирополя, позиции 211-й воздушно-десантной бригады

С утра прощупав позиции советских войск разведывательным подразделением и получив по рогам, за час до полудня 16-я панцердивизия под командованием генерал-лейтенанта Ганса-Валентина Хубе перешла к решительным действиям. Оборону на этом участке Остропольского УРа_; прикрывающего дорогу на Любар и далее на Бердичев, занимали 511-й стрелковый полк, состоящий из УРовских артпульбатов, 211-я воздушно-десантная бригада и 3-я артбригада ПТО. Первая атака танками прямо с марша была отбита противотанкистами с блеском, так как их 76-2-мм пушки Ф-22 имели возможность пробивать лобовую броню германских средних танков с полутора, а 85-миллиметровые зенитки 52-К - с двух с половиной километров.

После этой неудачной попытки взять рубеж Остропольского УРа с наскока командованию 16-й панцердивизии пришлось развернуть свои пехотные подразделения по всем уставам и запросить у Эвальда Клейста поддержки авиацией, тяжелой артиллерией, а также ускорения подтягивания двигавшейся во втором эшелоне 111-й пехотной дивизии, временно приданной 48-му моторизованному корпусу. Лезть танками в лоб на сильную и хорошо замаскированную²³ противотанковую оборону было чистым самоубийством: десяток «двоек», восемь «троек» и две «четверки», застывшие на поле боя мертвыми железными гробами, были тому свидетелями.

Впрочем, это были еще не окончательные потери: большая часть подбитых русской артиллерией танков были не уничтожены²⁴, а только повреждены, и их восстановление в походных условиях танкоремонтного батальона занимало от трех до десяти дней. Надо только дождаться ночи, чтобы тягачи смогли взять поврежденные машины на буксир и вытянуть их в безопасное место. В крайнем случае, это произойдет после того, как русских отбросят с этого рубежа, и поле боя останется за германской армией.

Но около часа дня, после второй отбитой атаки (на этот раз только пехотой), со стороны Любара к Онацковцам примчался взмыленный мотоциклист, доставив командиру 3-й артбригады ПТО полковнику Турбину приказ из штаба Юго-Западного фронта сворачиваться с позиций и двигаться в сторону Бердичева, чтобы занять оборону на Казатинском направлении. Это была катастрофа. Ни у десантников, ни у гарнизона УРа штатных противотанковых средств в наличии не имелось, если не считать таковыми двенадцать сорокопяток, шесть зенитных крупнокалиберных пулеметов и двести восемьдесят восемь ранцевых огнеметов. Полнокровной танковой дивизии немцев такая оборона будет на один зуб.

Остропольский укрепленный район начали строить в 1938 году, после сентября 1939 года, когда к Советскому Союзу присоединилась Западная Украина; в связи с ненужностью дальнейшую достройку УРа продолжать не стали. Успели возвести только бетонные коробки ДОТов, но ни вооружения, ни спецоборудования укрепрайон не получил. Не произвели и земляную обсыпку сооружений с целью их маскировки на местности. Также в ДОТах отсутствовали бронированные двери и заслонки амбразур. В таком состоянии укрепленный район и законсервировали до лучших времен.

Управление и войска 16-го Остропольского укреплённого района были снова сформированы в составе Киевского Особого военного округа 4 июня 1941 года (через два дня после того как немцы начали отселять гражданское польское население из стокилометровой приграничной зоны). Скорее всего, это были бойцы и командиры запаса, призванные на краткосрочные сборы тут же на Правобережной Украине. И сам этот факт ставит жирный крест на измышлениях Хру-щева-Резуна о том, что Сталин до самого 22 июня не верил в скорое нападение гитлеровской Германии. Но сформировать войска укрепленного района еще не значит подготовить его к ведению боевых действий. В дотах разместили штатное вооружение стрелковых частей, а личный состав артпульбатов не прошел процесс обучения и боевого слаживания. О подготовке противотанковых препятствий перед линией ДОТов даже не задумывались - на это уже не было времени. Большая война накатывалась на страну как поезд-экспресс на зазевавшегося пешехода.

В первый же день войны Остропольский УР вошёл в состав Действующей армии, а уже 27 июня, когда поражение в Приграничном сражении стало очевидным фактом, 211-я воздушно-десантная бригада, дислоцированная в городе Житомир, получила приказ занять в нем оборону. Чуть позже, уже в начале июля, на территорию УРа отошла 3-я артбригада противотанковой обороны, уже изрядно разукомплектованная относительно довоенного штата, но все еще вполне боеспособная. В ходе боевых действий из ее состава изъяли все 107-мм пушки, как избыточные по мощности в противотанковой обороне, а также половину 85-мм зениток и почти все 37-мм зенитные автоматы, но все равно того, что осталось, для отражения германских танковых атак было достаточно, лишь бы пехотное прикрытие было надежным. А бойцы воздушно-десантной бригады - это самое надежное пехотное прикрытие, какое только можно придумать.

И вот заполошным киевским «стратегам» вздумалось до кучи к уже разгружающимся под Бердичевом частям 16-го мехкорпуса добавить и эту противотанковую артбригаду, несмотря на то, что она прикрывала все то же направление на Бердичев и препятствовала расширению прорыва. Но снять артиллерию с позиций, даже по приказу сверху, это не так просто и не так быстро, как хотелось бы некоторым. И вот как раз в самый разгар этого действа на Остропольский УР случился налет германской авиации (заказанный, кстати, Гансом-Валентином Хубе), задержав снятие противотанковой артбригады с позиций. По команде «воздух» все прячутся в заранее отрытые противовоздушные щели, а не продолжают заниматься своими делами. И только расчеты четырех 37-мм зенитных пушек 61-К, заняли свои места по боевому расписанию, несмотря на то, что досягаемость по высоте у этих пушек составляет три километра, а немецкие бомбардировщики подходили на пяти.

Но в тот момент, когда «юнкерсы» уже готовились открыть бомболюки, прилетела четверка «Стилетов», мечущаяся на театре боевых действий с фланга на фланг в режиме пожарной команды, и приступила к своему излюбленному занятию по истреблению асов Геринга. Взмах косой смерти, пересверк раскаленных лазерных лучей - и вот в головной девятке один бомбардировщик взорвался, и еще пятеро вывалились из строя, объятые пламенем, и, оставляя за собой черные дымные хвосты, круто пошли к земле. Но это было только начало. Прокачав одно плечо качелей, стремительные стреловидные истребители необычайно круто развернулись для новой атаки. Тут лица к небу задрали даже самые нелюбопытные и занятые советские бойцы и командиры. Такого воздушного цирка под куполом неба эти красноармейцы еще не видели. Германские бомбардировщики или взрывались прямо на эшелоне, или, горящие, рушились с высоты на грешную землю. Один за другим в воздухе раскрывались белые купола парашютов, и шаловливый ветер сносил их в сторону советских позиций. Десантники встрепенулись и группками по четыре-пять бойцов побежали «собирать одуванчики». Пленные немецкие летчики в это время были еще большой экзотикой, тем более в таком большом количестве.

Вот последний «юнкере» рухнул поодаль, подняв в небо клуб черного дыма, смешанного с бензиновым пламенем, и на этом представление в небе закончилось. Бойцы и командиры противотанковой артбригады, только что приветствовавшие каждую атаку стремительных стреловидных аппаратов подбадривающими криками и радостным улюлюканьем, опустили глаза и увидели, что неподалеку от них в сопровождении личной охраны и свиты из адъютантов стоит самый настоящий советский генерал-майор в слегка помятой и запыленной полевой форме. Вот не было никого - и вдруг явление; при этом поблизости не видно ни машины, ни какого другого транспортного средства, которое могло бы доставить этого генерала сюда к Онацковцам.

- Товарищ полковник, ко мне! - вроде бы негромко, но с повелительными интонациями произнес генерал, и командир бригады, стряхнув оцепенение, выполнил приказание.

- Полковник Турбин, - козырнув, представился он генералу, - командир третьей артиллерийской бригады противотанковой обороны.

- Генерал-майор Рокоссовский, - ответил тот, - приказом товарища Сталина с сегодняшнего дня назначен командующим шестой армии с прямым подчинением Ставке Верховного Главнокомандования, минуя штаб Юго-Западного фронта. Вот, прочтите...

С этими словами генерал Рокоссовский показал полковнику Турбину распоряжение Верховного о своем новом назначении и чрезвычайных, буквально драконовских полномочиях.

- В силу данных мне чрезвычайных полномочий, - сказал новый командующий армией, едва командир противотанковой артбригады усвоил информацию и, самое главное, осознал подпись под приказом «И-Ст», - я отменяю приказ генерала Кирпоноса о перебазировании вашей бригады под Бердичев. Ваш фронт здесь. Ни один германский танк не должен прорваться через Остропольский УР к Любару, а немцами, окопавшимися в настоящий момент в Бердичеве, займутся уже другие части. Приказ понятен?

- Так точно, товарищ генерал-майор! - ответил полковник Турбин, испытавший от слов генерала чувство облегчения. - Ваш приказ понятен и будет выполнен.

Командир противотанковой артбригады был боевым командиром с опытом советско-финской войны, в ходе которой его два раза повышали в чине²⁵ и должности, а также отметили званием Героя Советского Союза. Поэтому он понимал, что уход его части с данного участка фронта не только до предела ослабит возможности противотанковой обороны, но и может вызвать панические настроения среди личного состава УРовского 511-го стрелкового полка. Десантники с позиций не побегут и будут драться насмерть, а вот от призванных на краткосрочные сборы малороссийских селян и обитателей маленьких городков при малейшем деморализующем действии можно ждать чего угодно. Однако приказы в армии положено выполнять, а не обсуждать, даже несмотря на их самоочевидную глупость и предсказуемые тяжкие последствия. И вот теперь мучительное чувство тягостного бессилия вдруг разрешилось само собой.

Командир воздушно-десантной бригады полковник Глазков, также присутствующий при этом разговоре, испытал чувство, схожее с тем, что испытывает приговоренный к смерти, уже на краю эшафота услышавший указ о помиловании. Отмененный только что приказ Кирпоноса о перебазировании противотанковой артбригады превращал его бойцов в чистых смертников. Немецкие танки на позиции Остропольского УРа прут со страшной силой, и права отступить у его бойцов нет. У настоящего десантника, как и у самурая, долг перед Родиной тяжелей горы, а смерть в бою легче перышка. Но на этом моменте для командира воздушно-десантной бригады еще ничего не закончились. Рокоссовский, выцепив взглядом среди артиллеристов полковника в общевойсковом обмундировании, но с голубыми петлицами, обозначавшими принадлежность к военно-воздушным силам²⁶, скомандовал:

- Товарищ полковник, подойдите и представьтесь.

- Полковник Глазков Василий Андреевич, командир 211-й воздушно-десантной бригады, -ответил тот.

Окинув присутствующих и, в первую очередь, командиров бригад внимательным Истинным Взглядом (Серегин уже успел инициировать нового знакомого этим таким полезным заклинанием) новый командующий шестой армией собрался с мыслями и сказал:

- Поскольку каждый солдат должен знать не только свой маневр, но и его смысл, Сергей Сергеевич, будьте добры продемонстрировать товарищам командирам текущую обстановку в ближних окрестностях театра боевых действий.

И тут произошло такое, от чего у товарищей командиров в буквально отвисли челюсти. Достаточно неприметный капитан из свиты генерала сделал неуловимое движение рукой - и в воздухе повисло голографическое изображение тактического планшета, во всех подробностях отображавшего обстановку от Новоград-Волынского на севере до Староконстантинова на юге и от Изяславля на западе до Житомира-Бердичева на юге. Картина огнем и кровью по широкому полотну военной действительности.

- Первое, что хочу вам сказать, - веско изрек Рокоссовский, когда командиры бригад впитали в себя обстановку во всем ее тактическом многообразии, - товарищ Серегин - это не обычный капитан Красной Армии, а нечто совсем иное...

- Как так иное, товарищ генерал? - ощетинился полковник Глазков. - Он что, немец, или, хуже того, белогвардеец?

- Товарищ Серегин ни в коем случае не немец и не белогвардеец, - отрезал Рокоссовский, -а наш не столь уж отдаленный потомок, командир подразделения в войсках особого назначения главного разведывательного управления генерального штаба, прибывший к нам из две тысячи шестнадцатого года. Там семьдесят пять лет спустя эта война считается главной болью и главным подвигом нашего народа, поэтому участвует в ней товарищ Серегин не только по приказу и в силу служебного долга, но и по зову души. Но это только часть сущности этого человека, определяющая то, что он сражается на нашей стороне, а не остался безучастным свидетелем и не занял сторону наших врагов. Примите как данность, что, прежде чем оказаться на нашей войне, товарищ Серегин с боями прошел через множество других миров, где набрался военного опыта, поболее, чем у иных наших генералов, получил некоторые дополнительные способности, отсутствующие у обычных людей, и обзавелся преданной лично ему армией хорошо обученных и вооруженных бойцов. В частности, он имеет возможность открывать своего рода двери из одного места в другое - например, прямо отсюда в кабинет к товарищу Сталину, а те копьевидные истребители, которые с таким шиком сбивали германские «юнкерсы» перед нашим появлением, принадлежат как раз к его военно-воздушным силам. В нашем мире товарищ Серегин сам по себе держава, и именно в таком качестве он заключил с товарищем Сталиным союз против всех наших врагов, кем бы они ни оказались. Сергей Сергеевич, покажите товарищам командирам текст союзного договора, где указаны все ваши титулы, должности и звания, а также стоит подпись нашего Верховного Главнокомандующего.

Тот с ловкостью завзятого фокусника извлек из воздуха два листа бумаги, скрепленных степлером (точные магические копии советско-артанского союзного договора и выданного товарищем Сталиным драконовского мандата) и передал их в руки командирам воздушно-десантной и противотанково-артиллерийской бригад.

- Да уж, товарищ генерал, - смущенно сказал полковник Глазков, - полномочия товарищу Серегину товарищем Сталиным даны просто безграничные. Только хотелось бы знать, как дважды член ЦК партии большевиков мог оказаться самовластным князем какой-то там Великой Ар-тании. И кстати, где это?

- Великая Артания - это не только где, но и когда, - сухо ответил Серегин. - В конце шестого века нашей эры, в среднем течении Днепра, там, где шумят яростные пороги, обитал восточно-славянский племенной союз антов, иначе называемых артанами. К моменту моего появления с войском в том мире на них напали безжалостные степные кочевники авары, уничтожающие на своем пути все живое. Я вмешался в эту войну, ибо артаны для меня были своими, а авары выглядели ничуть не лучше фашистов Гитлера. Лето пятьсот шестьдесят первого года выдалось жарким. Скакали в степи отряды панцирных всадников, жарким пламенем горели веси мирных поселян, и не было пощады побежденным ни с той, ни с другой стороны. И хоть изначально у авар было почти пятикратное преимущество над моим войском, я воспользовался тем, что их каган Боян разделил свою орду на мелкие отряды, ибо, если на этой земле еще нет городов, ее невозможно грабить большими армиями. В каждой битве мое войско имело над врагом подавляющее численное и качественное преимущество, и в силу этого истребляло отдельные части вражеской армии до последнего человека. И вот, когда все закончилось и авары были полностью уничтожены, народ артан сам предложил мне стать его князем, ибо вслед за варами волнами шли еще кочевые народы, жадные до чужого добра. Я подумал и согласился, так как чувствовал свою ответственность за этих людей, а в те времена еще не было другого способа возглавить народ, чтобы объединить его в государство и повести к лучшей жизни. С тех пор прошло ровно два года; Великая Артания усиливается и хорошеет, а славянские поселяне мирно пашут землю, ибо от всех напастей их бережет имя великого архонта Серегина, могильщика жестокой аварской орды. Сам я там бываю от случая к случаю, и не надо мне от этих людей ничего, кроме некоторого количества продовольствия для пропитания моей армии, но всем недобрым соседям, охотникам за чужим добром, известно, что если кто налезет на моих подопечных, то судьба его будет такой же, как у авар. Вобью в землю по самые ноздри и скажу, что не было никогда такого народа. Достаточно вам таких объяснений, товарищи командиры, или нужны еще?

- Вполне достаточно, товарищ Серегин, - решительно ответил полковник Турбин. - И вообще, если вам доверяет товарищ Сталин, то кто мы такие, чтобы сомневаться в его решениях... Поэтому давайте вернемся к нашим текущим делам.

- Во-первых, товарищи, - сказал Артанский князь, - товарищ Рокоссовский, по моей рекомендации назначенный командовать вашей шестой армией, это военный гений в фазе развития масштаба Суворова или Румянцева. Это я знаю и как выходец из будущих времен, и как своими способностями бога-полководца русской оборонительной войны. Поэтому командует вашей армией он, а я только оказываю ему содействие средствами усиления, воздушным прикрытием и свежими разведданными. Во-вторых, тактическая обстановка, которую вы сейчас видите на планшете, получена не путем изучения различных военно-исторических трудов, а собрана при помощи сателлитов орбитальной сканирующей сети, что держат весь этот мир под своим неусыпным контролем. Мне достоверно известны не только фактические пути перемещения и пункты временной дислокации воинских частей и соединений обеих сторон, но и приказы, которые отдает своим войскам советское и германское командование. Цена этим знаниям полностью уничтожающим так называемый «туман войны» десятки, а может, и сотни тысяч жизней по обе стороны фронта. Если для Красной Армии потери от применения этих знаний должны уменьшиться, то для вермахта они, наоборот, резко увеличатся. В-третьих, сегодня ночью я заткнул германские прорывы под Тульском и Новым Мирополем пехотными дивизиями своей армии, при соответствующих средствах усиления и воздушном прикрытии. Эти соединения укомплектованы героями Бородина и обороны Севастополя в Крымскую войну. Я дал им современное оружие и обучил соответствующим тактическим приемам, а опыт множества затяжных войн, яростная отвага и железная стойкость в бою у них имелись и до присоединения к моей армии. В-чет-вертых, в настоящий момент германское командование, получив неожиданный удар по рукам, находится в перманентной истерике и стремится любой ценой «восстановить положение», стягивая к местам бывших прорывов все, до чего получается дотянуться. В том числе приказ любой ценой прорваться через Любар к Бердичеву получила противостоящая вам 16-я танковая дивизия. Как вы сами видите на планшете, сюда же движутся 111-я пехотная и 9-я танковая дивизии, так что в ближайшие несколько дней на этом рубеже будет жарко как в преисподней, тем более что у вас тут перед линией дотов отсутствует водная преграда. Но не все так плохо, как кажется на первый взгляд. Прорвавшаяся в Бердичев танковая дивизия противника получила от своего командования приказ занять оборону и дожидаться деблокирующего удара. Поэтому я переброшу сюда к вам с тыловой отсечной позиции под Новым Мирополем свежую 5-ю пехотную дивизию генерал-лейтенанта Бахметьева и предназначенный для ее поддержки советский танковый батальон из тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, а также выделю на ваше направление воздушную поддержку из эскадрона «Шершней»...

Командиры бригад, узнав, что на их позиции в ближайшее время попрут целых две танковых и одна пехотная дивизии немцев, встревоженно переглянулись, но потом, услышав про подкрепление и, главное, про поддержку с воздуха, вернули себе былой оптимизм.

- «Шершни»? - осторожно спросил полковник Глазков. - Это те копьевидные самолеты, которые отбили атаку германских бомбардировщиков перед самым вашим появлением?

- Нет, - терпеливо пояснил Серегин, - то были истребители типа «Стилет», их у меня всего одно звено, четыре единицы, а «Шершни» - это бронированные флаеры огневой поддержки сухопутных войск, по-нашему штурмовики, и их в моем воздушном флоте четыре эскадрона - восемьдесят машин. Впрочем, «Шершни» способны довольно успешно работать и против местной авиации, да только вот «мессершмитты» на полном форсаже от них запросто сбегают. Не те скоростные характеристики...

- Вы поверьте, товарищи, - сказал Рокоссовский, - что даже один эскадрон «Шершней» -это весьма солидная поддержка. Я видел их работу только мельком, но впечатлений хватило на всю жизнь. О, вот и они... легки на помине!

В этот момент два десятка крутобоких краснозвездных аппаратов в плотном строю с тихим шелестом на малой высоте пронеслись прямо над позициями противотанковой артбригады в сторону противника, и вскоре там начали раздаваться бумкающие звуки, как будто у нехороших людей что-то взрывалось, и даже в очень большом количестве.

- Германский дивизионный артполк, выходящий на предписанные ему огневые позиции, -это совсем не то явление, которое может считаться приемлемым, - пояснил Серегин. - Возможности контрбатарейной борьбы у артбригады полковника Турбина, прямо сказать, никакие, поэтому я экстренно вызвал сюда один эскадрон «Шершней», чтобы тот навел в глубине вражеской обороны самый правильный порядок. Полностью растоптать танковую дивизию немцев мои злобные девочки не сумеют, зато понадкусают ее основательно и во всех местах, чем ослабят последующий натиск.

- «Злобные девочки», Сергей Сергеевич? - переспросил Рокоссовский, выражая общее удивление.

- Да, Константин Константинович, - сказал я, - вы о моей армии еще многого не знаете. В кабинах «Шершней» сидят юные воительницы четырнадцати-пятнадцати лет от роду, пилотес-сы «Стилетов» еще моложе. У более старших возрастов остроухих необходимые для этого занятия и таланты уже стерлись в ходе первоначального обучения и заменились навыками, необходимыми для линейного пехотного боя холодным оружием. В наземных войсках я их использовать могу, а вот в качестве пилотов воздушной кавалерии уже нет. Среди советских пилотов, освобожденных из германского плена, нам удалось отобрать больше полусотни человек, пригодных для переобучения на пилотов штурмовиков, бомбардировщиков и десантных транспортов, и ни одного, кого стоило бы готовить на пилота сверхзвукового аэрокосмического истребителя. Не та скорость реакции и глазомер. Боеготовых «Шершней» у меня сейчас четыре эскадрона, а скоро будет шесть, однако количество «Стилетов» в ближайшем будущем останется неизменным. Просто нет смысла восстанавливать дополнительные машины, если их будущим пилотам сейчас всего по десять-одиннадцать лет. Впрочем, на Германию Адольфа Гитлера и того, что есть, у меня хватит с избытком, поэтому, товарищи, надо данный разговор заканчивать и возвращаться к практическим вопросам. В первую очередь сейчас вам необходимо назначить начальника обороны участка и подчинить ему все остальные части. Немцы наверняка перехватили приказ Кир-поноса на передислокацию противотанковой артбригады, который тот отдал открытым текстом. Потому, уже к вечеру, следует ожидать массовой танковой атаки, возможно даже, сразу с двух направлений: северо-западного от Лабуни и юго-западного от Огиевцев. Готовиться к этому событию требуется со всей надлежащей серьезностью. А о сущности моей армии, мы с вами, когда будет время, еще поговорим. Не чужие, чай, люди.

- Старшим участка обороны с правами командира дивизии я назначаю полковника Глазкова, - сказал Рокоссовский, - а полковник Турбин становится начальником артиллерии...

- Хотелось бы знать, в какие сроки товарищ Серегин пришлет свое подкрепление? - торопливо спросил полковник Глазков. - Драться мы, конечно, будем при любых обстоятельствах, но все же хотелось бы определенности...

- Войска готовы и ожидают с прикладом у ноги. Танки, кстати, тоже. После того как товарищ Рокоссовский решил главный организационный вопрос, можно начинать переброску, - сказал Серегин, открывая локальные порталы. - Прошу любить и жаловать, товарищи, герои Бородина. Только не надо тушеваться. И вы тоже, после некоторой закалки огнем, водой и медными трубами такими будете. Это я вам говорю как специалист.

Восемьсот тринадцатый день в мире Содома. Раннее утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Три дня и три ночи продолжается ожесточенное Житомирско-Бердичевское сражение. Выгнувшаяся дугой линия фронта гудит от артиллерийской канонады подобно колоколу. Расход боеприпасов зашкаливает. Для самых массовых в моей армии полевых трехдюймовок «арисака» запас снарядов, некогда взятых с растерзанного трупа японской маньчжурской армии, израсходован на две трети, гранат - наполовину. И это при том, что мои артиллеристы не разбрасывают снаряды куда попало, каждый выстрел наносит противнику потери. Кровь германских солдат течет по земле рекой, артиллерия противника приведена к молчанию ударами с воздуха. В воздухе господствуют мои «Шершни» и «Стилеты», а люфтваффе понесло тяжелейшие потери и сидит на аэродромах тихо, как мышь под веником, не показываясь в небе. Пилоты третьего ягдгешва-дера (истребительной авиаэскадры), прежде непрерывно хваставшиеся, сколько русских СБ они сбили за день, теперь предпочитают и вовсе не подниматься в воздух: оказалось гораздо проще получить березовый крест на могилу от моих злобных девочек, чем железный крест из рук их фюрера.

Особенно яростным сражение было в полосе Остропольского УРа. К исходу дня восьмого июля Эвальд фон Клейст понял, что там, где по линии дотов вдоль реки Случь заняли оборону советские стрелковые и мои пехотные дивизии, преодолеть эту водную преграду не удастся ни при каких потерях. Германские саперы просто не имеют возможности подойти к урезу воды для того, чтобы приступить к наведению переправ, а попытки форсирования на подручных средствах заканчиваются стопроцентными потерями при невыполненной задаче. Поэтому он и перенес основное направление удара на Любарское направление.

Именно туда в течение девятого и десятого числа в дополнение к изрядно растрепанной 16-й танковой дивизии и 111-й пехотной дивизии из резерва первой танковой группы поочередно прибыли 14-й моторизованный корпус (9-я танковая дивизия и моторизованная дивизия СС «Викинг»), а также отдельная на данный момент 60-я моторизованная дивизия. Моторизованная дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер», находившаяся в Полонном, во втором эшелоне за потрепанной 16-й моторизованной дивизией, получила приказ наступать не на Новый Мирополь (это направление Клейст посчитал бесперспективным), а в сторону Онацковцев. И, будто этой концентрации сил было мало, по рокадным дорогам из-под Новоград-Волынского начал перемещаться 3-й моторизованный корпус (14-я танковая и 25-я моторизованная дивизии).

В свою очередь, я не остался безучастным к такой активности оппонента, все телодвижения которого у меня были как на ладони, и выставил на поле боя моторизованную артиллерийскую гаубичную бригаду, укомплектованную германскими полугусеничными тягачами, советскими гаубицами МЛ-20 и личным составом из числа освобожденных советских военнопленных. За время набеговых операций в западной Белоруссии мои люди сумели отжать у немцев большое количество новеньких гаубиц-пушек А-19 (122-мм) и МЛ-20 (152-мм). Но так как трофейных тягачей, которые могли бы таскать это богатство по полю боя у меня весьма ограниченное количество (36 единиц), то сводная артбригада укомплектована орудиями с максимальным весом доставляемых врагу аргументов. Включенные в систему обороны Остропольского УРа в качестве «длинной руки», эти орудия имеют возможность молотить противника еще на этапе развертывание перед атакой.

Командовать этой артбригадой я назначил своего тезку, Серегина-второго, и туда же включил его первоначальный самоходный артдивизион танкового полка. Вес снарядов у самоходных гаубиц 2С1 в два раза меньше, чем у МЛ-20, однако у самоходок второй половины двадцатого века выше маневренность на поле боя, и к тому же еще со времен мира русско-японской войны у них в боекомплекте имеются фугасные снаряды с триалинитовой начинкой. Помнится, адмирал Того посчитал такие фугасы эквивалентными десятидюймовому калибру. На суше это тем более круть невероятная. И еще: я не снимаю с повестки дня возможность применения снарядов с наложенной печатью «хаос-порядок». Небесный Отец дал мне добро на применение такого магического ОМП, но только в том случае, если в эпицентре удара окажутся солдаты ваффен-СС, и никаких гражданских. Впрочем, накладывать такую печать можно на любой осколочно-фугасный снаряд достаточно крупного калибра; с шестидюймовым снарядом от МЛ-20 все может получиться гораздо интереснее, ибо наложенная на него печать вмещает в себя гораздо больше энергии.

Впрочем, пока обходится и без такого экстрима, и помогает держать фронт еще одно мое усиление - самодельный самоходный противотанковый артполк в двадцать четыре рубочных самоходки с трехдюймовыми орудиями Канэ. После того, как ко мне пошли местные Верные, механики-водители для этих машин наконец нашлись, и теперь этот полк составляет мобильное усиление противотанковой обороны, вместе с танковым батальоном на Т-80 и «Шершнями», дополняя возможности артбригады полковника Турбина. Ближние подступы к линии дотов заставлены разбитым бронехламом разной степени ремонтопригодности, но только вытащить оттуда что-то для восстановления немцам не стоит и мечтать, ибо наводчик, инициированный «Истинным Взглядом», влепит снаряд в подъехавший тягач, невзирая на темноту и туман. Были уже прецеденты, и нескольких случаев германским ремонтникам оказалось достаточно, чтобы не повторять подобных попыток.

Впрочем, завтра, когда Клейст стянет к Остропольскому УРу все подвижные соединения, сколько у него есть, следует ожидать последнего истеричного германского натиска, что называется «на все деньги», после чего противнику придется взять оперативную паузу, так как одними пехотными дивизиями задача прорыва старой границы не решаема в принципе. Это понимаю я, это понимают Клейст и Рунштедт, это же понимает товарищ Сталин, и потому немцы делают ставку на один последний удар, а наше дело - его отразить и нанести врагу максимально возможные, желательно шокирующие потери. Не исключено, что вместо того, чтобы кидаться снарядами с бинарными печатями, нам с Коброй понадобится применить свои особые способности Адептов и возможности наших мечей. И тогда кто не спрятался (то есть не убежал далеко и быстро), я не виноват. Поэтому завтра с самого раннего утра Кобра нужна будет мне здесь.

Но главное сейчас - это то, что удалось ликвидировать прорыв германской танковой дивизии в Бердичев, причем сделано это было в полном соответствии с неоримской тактикой, предназначенной для применения при освобождении территорий с лояльным населением. В ночь с девятого на десятое число «Каракурт» в полицейском обвесе всплошную обработал позиции германских войск и сам город парализующе-депрессионным излучением на полной мощности. Потом, при первых признаках рассвета, в атаку перешли части 16-го механизированного корпуса, к тому моменту охватившие Бердичев полудугой. В течение трех часов они установили над городом полный контроль и побрали впавших в кататонию германцев в советский плен. На этом язва германского прорыва оказалась в общих чертах залечена, и оставалось только проследить, чтобы не случилось рецидива.

А вчера вечером, как только выяснилось, что коллизия с Бердичевом успешно разрешилась, произошло еще два события: во-первых, из аута объявился генерал Музыченко, которого до этого не было ни видно, ни слышно, и во-вторых, в Киеве зашевелился злой клоун Никитка. Не понравилось ему, что Хозяин так бесцеремонно начал распоряжаться в его украинской вотчине: отстранять от командования одних генералов и назначать на их место других, да еще и с чрезвычайными полномочиями. Если бы не Уманский котел, Музыченко еще долго таскали бы с одной должности командарма на другую (как того же Голубева), пока не запихали бы в какой-нибудь дальний угол тыла. Ведь в когорту генералов-победителей этот человек не вписывается совершенно, хотя и предателем, скорее всего, тоже не является. Насмотрелся я уже, понимаешь, в четырнадцатом году, на канцелярских служителей в высоких чинах - и тут, поначалу, картина похожая.

А может, это были не два события, а по сути одно: объявившийся Музыченко нажаловался своему покровителю, что его так невежливо поперли с должности, и это вызвало активность будущего ниспровергателя культа личности - в первую очередь в сторону генерала Рокоссовского. К подобному повороту событий я приготовился заранее. Мандат у моего протеже такой, что на сраной козе к нему не подъедешь - сразу пошлет... к товарищу Сталину, что и произошло при попытке Хруща письменным указанием вызвать к себе Рокоссовского в Киев для разноса. Лично товарищ Кукурузник и генерал Кирпонос на командный пункт 6-й армии разбираться не полезли, ибо расположился тот в небольшом лесном массиве юго-восточнее Нового Миропо-ля, неподалеку от станции Колодяжная, всего в шести километрах от переднего края. В Киев та указивка Хруща вернулась с лаконичной подписью, что, согласно своему статусу командующего армией с особыми полномочиями, генерал-майор К. К. Рокоссовский держит отчет только перед Верховным Главнокомандующим и наркомом обороны И. В. Сталиным.

Кстати, во время очередного вечернего отчета у советского вождя мы о таком явлении ему доложили. Константин Константинович был против, а я сказал, что докладывать надо непременно, ведь между мной и товарищем Сталиным атмосфера полного доверия и откровенности, а иначе с этим человеком вести дела нельзя. Был бы это личный вопрос, еще можно было бы подумать, но пытаться оторвать от дела командующего армией в разгар битвы переводит это дело в стратегическую и даже политическую плоскость, а потому - на войне как на войне. Никто товарища Хрущева под руку не толкал. Все сам, сам, сам.

Верховный выслушал доклад о положении на фронте, потом спросил, уверен ли я, что мы сможем сдержать последний истеричный натиск Клейста. Я ответил, что абсолютно уверен. Если, мол, применить методы взаимодействия первичных сил Мироздания (что немного неспортивно, но очень эффективно), то безразлично, сколько на наши позиции налезет врагов - хоронить потом будет некого. Градиент Хаос-Порядок - он такой. Но я применять такие возможности очень не люблю, потому что даже учебный выстрел таким оружием сильно сушит душу. И уже в самом конце разговора я доложил о попытке Кукурузвельта подмять под себя товарища Рокоссовского. Ни слова не говоря (мне), советский вождь снял трубку аппарата ВЧ, попросил телефонистку соединить с первым секретарем ЦК КПУ и сказал: «Никитка, приезжай в Москву, есть разговор», после чего, не слушая ответа собеседника, повесил трубку.

Теперь, если гражданин Кукурузник после возвращения из Москвы (коли будет у него такая возможность) закусит удила (что маловероятно, но не исключено), следует ожидать наездов нахрапом разных подхалимов и прочих грубостей. Но от подобных неприятностей Константина Константиновича непрерывно охраняет взвод моих первопризывных амазонок, и, вообще, дальше села Камень, через заставы конной егерско-уланской дивизии полковника Зиганшина, в сторону линии фронта без моего ведома и разрешения проехать или пройти пешком невозможно. А я там всегда поблизости. До тех пор, пока планшетом для орбитальной сканирующей сети работает моя энергооболочка, отлучаться в разгар сражения из мира сорок первого года мне желательно не более, чем на час-два. Вот и сейчас я пришел, чтобы раздать задания на день для бригад дивизий Воронцова и Павла Тучкова, отозвать из их избушки Кобру с Анастасией (локальный потоп и так удался на все сто), и сразу собираюсь обратно в сорок первый год. Порталы для моих бородинцев открывать-закрывать будут боец Колдун и боец Артемида, в то время ка Лилия поддерживает связь с дивизионными медсанбатами в полосе действия б-й армии. В отличие от операций в мире Первой Мировой войны, в наш госпиталь забирают всех раненых - и легких, и тяжелых. Просто легкие возвращаются в строй уже на следующие сутки, а остальные проведут у нас от трех дней до месяца. И это уже дает свои результаты. А вот Птица, Бригитта Бергман и Анастасия, несмотря на продвинутость в своих сферах, порталы открывать не способны: им это не дано. В противном случае разные интересные личности между мирами только так шныряли бы туда-сюда, чего по факту не наблюдается.

Кстати, мои первопризывные амазонки от того, кого им доверено охранять, буквально млеют, как кошки с ведра валерьянки. Ведь Константин Константинович для них - настоящий идеал мужской красоты, обаяния и жизненной успешности. Правда, о «хороших дочерях» речь пока не идет, ибо для этого требуется, чтобы обе стороны находились в положении «вне службы». Но ничего: когда фронт уйдет на оперативную паузу, а Кирпоноса сменит товарищ Потапов, я выговорю для товарища Рокоссовского неделю отпуска у меня в Тридесятом царстве для поправки здоровья. И вот тогда мои амазонки получат свой шанс подкатить к предмету своего интереса. Но это будет уже их личное дело, в которое я вмешиваться не собираюсь.

Восемьсот тринадцатый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости

Зинаида Валерьевна Басова, учительница русского языка, пионервожатая и комсомолка

Неистовое местное солнце, буквально сжигающее все живое своим жаром, камнем упало за горизонт, и на таинственный город опускается вечер - с его прохладой, яркими огнями уличных фонарей и громкой музыкой на расположенной неподалеку танцплощадке. И будто нет нигде никакой войны, но я знаю, что местный госпиталь принимает к себе потоки раненых, чтобы волшебством и естеством в кратчайшие сроки поставить их на ноги и вернуть в огонь сражений, а владыка этого места, Артанский князь Серегин, хозяин жизни и смерти всех этих людей, лишь изредка появляется в своем кабинете в башне Силы. Всем известно, что этот человек, которого тут считают богом-полководцем и младшим архангелом, буквально днюет и ночует там, где советский народ ведет битву за свое существование.

О том, насколько все в нашем мире серьезно, мне рассказала моя недавняя знакомая -местная библиотекарша Ольга Васильевна. Значительная часть книг в ее библиотеке - о нашей войне, с окончания которой в ее мире успело пройти целых сорок пять лет. Это огромная уйма времени, и все мы для своих потомков уже успели поделаться седой историей. Но еще больше шокируют меня встречи с людьми из далеких прошлых времен. Короля Генриха Четвертого я еще не видела даже издали, как и молодого князя Александра Ярославича, будущего Невского, но вот участники Бородинской битвы в тысяча восемьсот двенадцатом году и герои обороны Севастополя в Крымскую войну - тут самое обыденное явление. Идет тебе навстречу вполне обычный молодой человек, красавчик, вся грудь в орденах - и ты не знаешь, быть может, он с Багратионом и Кутузовым встречался, живого Нахимова лично видел, и все такое. Но не это тут самое главное и страшное...

Я тут всего несколько дней, но мне кажется, что прошла уже целая вечность: настолько много впечатлений приходится испытывать каждый день. Поначалу меня все это просто ошеломляло, порой повергало в шок, но потом я поняла, что если буду бурно реагировать на все необычное, то могу и с ума сойти. И тогда я решила относиться ко всему так, словно попала в сказку. Ведь как мне мечталось в детстве о таком чуде! Помнится, у меня над кроватью висела картина с изображением сказочного леса: тропинка уводила в чащу, а там, вдали, за лесом, на холме, высился таинственный замок... И перед тем, как заснуть, я фантазировала о том, что очутилась в этом замке, а там меня встречают удивительные существа... Я уже плохо помню свои фантазии, но под них засыпалось сладко и крепко.

И вот подобное чудо со мной произошло. И я, словно ребенок, с интересом изучала этот новый, ни на что не похожий, мир, ежечасно дарящий мне открытия. И мир этот был дружелюбен ко мне. Тут как-то исподволь ощущалось, что я, как и все подобные мне, под надежной защитой. А вот к тому, что это место насквозь пропитано магией, я привыкнуть все еще не могу. Мне, воспитанной в духе сурового материализма, трудно верить своим глазам, и я еле избавилась от привычки щипать себя всякий раз, когда сталкиваюсь с проявлениями волшебства. Они, эти проявлениями, всегда неожиданны... и иной раз даже меня пугают. Тут все, как в сказке «По щучьему велению»: стоит только чего-то захотеть, и это будет исполнено невидимыми слугами - застег-нуть-расстегнуть застежку на платье на спине или почесать перед сном пятки. Но я понемногу уже начинаю привыкать к такому, как тут говорят, сервису. Первое правило этого места: «Каждый сам определяет пределы своей изнеженности» - вот и я стараюсь поручать невидимым слугам только то, что не смогу сделать сама.

Но Бог с ними, с проявлениями. В этом месте обитают МАГИЧЕСКИЕ СУЩЕСТВА! Да вот хотя бы тот самый Дух Фонтана, о котором так интересно рассказывала Анна Сергеевна, вгоняя меня в краску. Я хорошо запомнила ее слова, и обхожу этот фонтан стороной. Однако частенько вижу, как под покровом ночи в его сторону бегают всякие неизвестные мне особы женского пола... Мне, конечно же, хотелось бы взглянуть на этого Духа, посмотреть, как он выглядит. Но -нельзя. А то еще заворожит меня, затащит к себе - и прощай, добродетель... Уж лучше обратить внимание на мужчин из плоти и крови. А их тут великое множество, самых разных, на любой вкус - была бы я кокеткой, сказала бы, что у меня глаза разбегаются. Так-то они у меня не то чтобы разбегаются, но не-нет да и упадет мой взгляд на какого-нибудь бравого воина, что идет навстречу... А он заметит, улыбнется в ответ, кивнет приветственно - и на лице появляется довольно выразительный вопрос: «А почему бы нам не познакомиться, девушка?» Но я поспешно пробегаю мимо, потому что... жутко стесняюсь. Да и не хочу прослыть легкомысленной и ветреной особой, которая знакомится с первым встречным. Я ж все-таки учительница, как-никак, человек серьезный и ответственный...

Впрочем, тут не могу не вспомнить слова своей тетки, говоренные ею, когда я поступала в педагогический институт: «Это, конечно, замечательно, но как ты собираешься устраивать личную жизнь, голубушка? В школе мужчин - раз-два, и обчелся, да и то они все уже обычно заняты. Где мужа-то искать будешь, спрашиваю? Если в институте замуж не выскочишь, можешь крест на себе ставить, правду тебе говорю. Не найдешь ты никого путевого с такой работой. Да и некогда тебе будут знакомиться да на свидания бегать: то уроки, то тетрадки проверять, свободного времени ноль. Так что подумай, красавица моя, тысячу раз...»

Тогда я лишь посмеялась и отмахнулась. Но тетка, увы, оказалась права, и слова ее я потом вспоминала не раз. Я так старательно училась, что было не до кавалеров, а потом... Потом я просто перестала видеть вокруг себя тех, кого можно было бы рассматривать в качестве потенциального спутника жизни. Не могу сказать, что ухажеров совсем уж не было, но все это было не то, а мне нужен был только ТОТ САМЫЙ...

И как-то незаметно пролетело время, и вот уже мне двадцать пять, двадцать семь... К этому времени, очевидно, была пройдена какая-то роковая черта: желающих за мной поухаживать заметно поубавилось - все подходящие по возрасту «кавалеры» к этому времени женились... И в итоге я осталась одна, без всяких видимых перспектив на замужество, и уничижительный термин «старая дева» все чаще приходил мне на ум, когда я задумывалась о своей жизни... И это вводило меня в легкую панику и заставляло налегать на гимнастику, чтобы поддерживать себя в форме. А то вдруг ТОТ САМЫЙ встретится, а я уже буду старая, дряблая и никому не интересная.

И вот я оказалась в том месте, где условности отсутствуют, а мужчин очень много, и все они хороши как на подбор. Можно сказать, что я немного... растерялась. И проклятая робость не дает мне раскованно общаться с представителями сильного пола, особенно с происходящими из прошлых рыцарственных времен. Среди поручиков-подпоручиков тут попадаются даже довольно молодые и симпатичные генералы. Они, здешние мужчины, совсем не такие, как там, в моем мире. Я просто не знаю, как выстраивать с ними отношения - хоть дружеские, хоть какие-либо другие. Не покажусь ли я им сухарем? Не сочтут ли они меня «синим чулком»?

Прослыть холодной и равнодушной к плотским радостям мне бы очень не хотелось. Здесь, под этим жарким солнцем, среди удивительной природы и невиданных чудес, кажется, дышит сама страсть, пробуждая смутные, долго подавляемые желания. Я с некоторым испугом чувствую, что здесь я становлюсь другой... Или, может быть, это во мне восстает моя женская сущность, зовущая выполнить свое Предназначение? У меня сердце замирает порой в предчувствии чего-то необыкновенного... Но я не знаю, что мне делать. Я пока еще в растерянности... Я пока еще приглядываюсь, изучаю этот мир и людей, здесь живущих. Ну и не только людей... хотя товарищ Серегин всех считает людьми - и местных остроухих, составляющих костяк его армии, и даже краснокожих рогатых-хвостатых деммов.

Есть здесь некая госпожа Зул бин Шаб, деммка - и она потрясла мое воображение. Выглядит эта особа устрашающе, на непривычный взгляд - как настоящий демон в женском обличье, и, увидев ее, можно запросто грохнуться в обморок (со мной этого, к счастью, не произошло). Но на самом деле никакой она не демон, и преспокойно носит на груди крупный православный крест на серебряной цепочке. Она, конечно, особа своеобразная, но совсем не злобная, и опасная только для наших врагов. Меня лишь смущает ее манера обсуждать пикантные темы так, словно речь идет, ну, скажем, о бутерброде с колбасой или о стакане воды. Впрочем, пресловутый «стакан воды» занимал еще Александру Коллонтай... Так что ничто не ново под луной. Однако следует отметить, что у госпожи Зул рассуждения на тему соединения мужского и женского выглядят довольно изящно, хотя и заставляют меня неизменно краснеть. Кроме того, посыл этих рассуждений несколько другой. Госпожа Зул никого ни к чему не призывает и признает индивидуальные склонности и личные моральные принципы (что весьма мне импонирует) но рекомендует отделять здоровые принципы от ханжеских предубеждений.

Кроме того, Зул бин Шаб - счастливая мать трех дочерей, и я уже успела с ними познакомиться. Прекрасные девочки, очень похожие на маму. Младшие дочери еще маленькие, и любят пошалить, а вот старшая уже почти взрослая, а потому служит у Серегина солдаткой. Все дем-мы обладают сильными магическими способностями. Но Зул бин Шаб и ее дочери применяют их исключительно так, чтобы не навредить своим или случайным прохожим, а о том, что станет с врагами, тут беспокоиться не принято. Говорят, что иной раз получаются довольно веселые шутки, но не для всех.

Ну а самое главное, что здесь я могу запросто познакомиться с историческими личностями -с теми, которые в моем мире давно умерли. И это неизменно поражает меня. Среди них - короли, полководцы, писатели, художники, ученые... Хочется подойти к кому-нибудь из них и задать кучу самых разных вопросов. Ведь я очень любознательная, как, наверное, и любой советский человек. Но я робею. Может быть, когда я совсем освоюсь здесь, тогда и решусь...

Что самое удивительное - все эти люди как-то между собой уживаются. А ведь у каждого из них наверняка имеются свои взгляды и жизненные установки, продиктованные происхождением и положением в своем мире... Тем не менее я ни разу не наблюдала здесь конфликтов. И еще на одну вещь я не могла не обратить внимания. Здесь нет никакого социального расслоения, а только служебная иерархия. А это не одно и то же. Вне службы и солдат и генерал равны между собой, и все они равны товарищу Серегину, потому что принесли ему страшную встречную клятву «Я - это ты, а ты - это я, вместе мы сила, а по отдельности мы ничто». Все дети и из царских и королевских семей и подобранные этой армией сироты учатся вместе и дружат между собой. Тут так положено - тем самым прививается дружелюбие ко всем, кто обладает разумом, пусть те и не очень похожи на обычных людей. Так что вполне вхожи в это детское общество и маленькие остроухие девочки, и дочери Зул бин Шаб, несмотря на особенности внешности. Их принимают, и даже любят, хотя всем известно, что дети часто отвергают того, кто на них не похож. Я вижу, какой упор здесь делается на воспитание в таком духе. И если выходцы из времен СССР, хорошо усвоившие понятия дружбы и принятия, легко адаптируются в этом обществе, то с детками королей и вельмож, набитыми массой классовых предрассудков, на первых порах возникали затруднения, которые, впрочем, с легкостью разрешает Анна Сергеевна. Она тут считается главной воспитательницей - как говорит она сама, «вытиратильницей сопливых носов». Ведь дети - они как сырая глина: какую форму придашь, такая и будет.

Поэтому мне так нравилось всегда работать с детками. Нет ничего отраднее, чем наблюдать, как под воздействием коллектива в лучшую сторону меняется хулиган и задира, ябеда перестает жаловаться, а плакса обретает уверенность в себе. Коллектив - это действительно лучший воспитатель, и за здоровую атмосферу в нем отвечает как раз педагог, от него зависит практически все. Эта профессия - одна из самых важных на свете, потому что педагог формирует личность, значительным образом предопределяя общество будущего. И если в советских школах иной раз встречались горе-учителя, не способные вложить ничего полезного ни в голову, ни в душу ученика, то здесь такого не могло быть по определению, потому что иного не допустили бы ни товарищ Серегин, влияние которого тут повсюду, ни товарищ Струмилина.

Прежде в местной школе по совместительству учительствовали сержанты из танкового полка, родом из конца двадцатого века, которых забрали на службу с выпускных курсов институтов и университетов. А теперь, когда они воюют, им стараются подобрать адекватную замену, а потому и мне предложили поработать по своей основной специальности, учителем русского языка и литературы, для остроухих девочек от десяти до тринадцати лет возрастом. Таких тут довольно много, и товарищ Серегин называет их своим главным резервом. Как мне объяснили, в незапамятные времена местные злые колдуны вывели эту человеческую разновидность идеальных женщин-солдат, скрестив между собой обыкновенных людей, каких-то там нереид и человекообразные существа из параллельной ветви мироздания, где все не так, как у нас.

Каждый раз, входя в класс, я задерживаю взгляд на их трепетных заостренных ушках, невольно вспоминая скандинавские сказки об эльфах и троллях. Эти ушки, да, пожалуй, еще удлиненные глаза и выраженная скуластость, отличают их от обычных людей, но в целом они выглядят как обычные девочки, и ведут себя на переменах точно так же. Но едва начинается урок, эти детки становятся необычайно серьезными: нет ни шепотков, ни каких-либо других нарушений дисциплины. Они полностью отдаются учебе, впитывая в себя новые знания с каким-то даже удовольствием. Очень скоро я заметила, что эти девочки усваивают информацию намного быстрее среднестатистического ребенка, и это меня приятно удивило. Меня поразила их феноменальная память. Стихи они запоминают с первого раза! И когда читают их наизусть, то делают это с выражением - именно так, как показывала я. Правда, в силу того, что в прошлом их образ жизни, условия и окружение были довольно, как бы это получше сказать, специфическими, они многое не понимают в тех текстах, которые я им даю на уроках. Им трудно понять, что значит «буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя»: образное мышление у них в зачаточном состоянии. Как раз по этой причине им сложно пересказывать своими словами, так что они предпочитают запоминать и цитировать текст наизусть. Порой доходит до смешного... В таких случаях я вынуждена долго объяснять ту или иную аллегорию, чтобы донести до них красоту и выразительность русского языка. Да, в этом плане мне порой приходится тяжеловато. Но какой наградой бывает, когда они все же улавливают чудесные нюансы, перлы, которыми блещет русская литература! У этих девочек открытая душа, очень тонкая и восприимчивая. И огромное желание учиться. И отличные данные, свидетельствующие о том, что их мозг устроен особым образом. Если бы это были обычные девочки, я бы сказала, что они маленькие перфекционистки. Но моими ученицами руководит отнюдь не желание «стать лучше других». Они такие сами по себе. И, видя их потенциал, я совершенно отчетливо понимаю, что из этих девочек выйдет толк - из каждой, без исключений.

В силу всего этого мне очень понравилась специфика моей новой работы. Я иду на уроки, словно лечу на крыльях, и, когда занятия заканчиваются, мне не хочется расставаться с милыми ученицами. Я полюбила их, и они отвечают мне взаимностью. В их необыкновенных глазах я вижу обожание и признательность. А это и есть самая ценная награда за мои труды. Так что я почти сразу осознала, что мне выпала высокая честь, и стараюсь выполнять работу со всей ответственностью. Можно сказать, что я энтузиастка: впрочем, тут все такие: они воспринимают свои обязанности не как повинность, а как призвание. А что может быть лучше? Ведь именно любимая работа делает человека счастливым. А все остальное - это лишь приятные дополнения. Вот и мне хотелось бы наконец обрести эти «дополнения»...

Словом, я все больше прихожу к мысли, что мне придется обратиться к госпоже Зул... По правде говоря, мне, как комсомолке, называть ее «госпожой» язык с трудом поворачивается, но то же происходит и со словом «товарищ» - уж слишком она... великолепна, что ли. Впрочем, как я уже говорила, тут никто не придает значения условностям. Вот и Анна Сергеевна по большей части называет мою рогатую-хвостатую знакомую просто Зулечкой, и та не обижается.

А обратиться я к ней хочу с тем, чтобы она научила меня правильно общаться с мужчинами. Ведь я совершенно не умею флиртовать... Да, нас учили, что «строить глазки» - это пошло, но ведь наверняка есть некоторые приемы, при помощи которых можно без мучительного напряжения вести разговор с понравившимся мужчиной, ненавязчиво посылая ему эти, как же это называется... невербальные сигналы. Я вообще всегда догадывалась, что правильно примененная женственность - залог счастливого брака, но воспитана я была в духе скромности и стыдливости, и это мне изрядно мешает. Думаю, мало найдется двадцатисемилетних дев даже в мое время... И вот здесь, в этом удивительном мире, до меня стало доходить понимание, что я, возможно, многое упустила. Даже не в плане полового опыта, а вообще в отношениях с противоположным полом. Ведь я, как мне теперь стало совершенно очевидно, вовсе не умею строить отношения с мужчинами. Я всегда воспринимала их как товарищей, в силу чего они не видели во мне ни намека на кокетство. Я и одевалась соответствующе, стараясь скрыть свои формы... Но теперь все должно быть по-другому, и первый шаг уже сделан. Когда мне изменили стиль одежды, я стала очень нравиться себе. Я завела маленькое зеркальце и стала украдкой пробовать подкрашивать глаза... Потом я, правда, все смывала, убедив себя, что это выглядит вульгарно. И только с волосами я позволила себе некоторую вольность: я стала завивать их на ночь на папильотки и слегка подкалывать на затылке, вместо обычной косы - мне нравилось, как завитки обрамляют лицо и струятся по шее. Я стала следить за своей походкой. Теперь это был не размашистый, а плавный шаг, с выпрямленной спиной. Опять же вспоминалась моя тетка, говорившая так: «Девочка моя, наука быть прекрасной очень проста. Обо всем уже сказали классики. Вот, например: «А сама-то величава, выступает будто пава, а как речь-то говорит, словно реченька журчит...» Походка и речь - вот что главное. Всегда следи за этим, если хочешь нравиться мужчинам».

Но я тогда лишь посмеивалась в душе над этими словами. И вот теперь настало время вспомнить их...

Кажется, все мои робкие опыты с внешностью не остались незамеченными. В глазах Анны Сергеевны отчетливо читалось одобрение, а госпожа Зул одаряла меня своей характерной лукавой улыбкой. Правда, они при этом пока ничего не говорили. Наверное, ждали, когда я «созрею» окончательно для того, чтобы стать покорительницей сердец, или, точнее, одного самого главно-

го для меня мужского сердца...

12 июля 1941 года, раннее утро, немецкие позиции к западу от Остропольского укрепленного района, направление главного удара 1-й танковой группы вермахта на Любар

К подготовке решающего удара на Любарском направлении Эвальд фон Клейст подошел со всей возможной серьезностью. Попытки штурма укрепленных позиций русских в течение восьмого, девятого, десятого и одиннадцатого числа показали наличие тут мощной противотанковой обороны и многочисленного, хорошо мотивированного пехотного заполнения с большим боевым опытом. 16-я танковая дивизия в этих атаках потеряла две трети боевых машин, ее пехотные полки и части подошедшей десятого числа 111-й пехотной дивизии сточились где на треть, а где и наполовину, а большевики и их неизвестные союзники на своих позициях так и остались непоколебимы. Ближние подступы к русским окопам, чудесным образом появившимся в чистом поле всего за одну ночь, заставлены обгорелыми коробками немецких танков и завалены трупами германских зольдатенов, из-за летней жары издающих жуткое амбре смерти и тления. Ни о какой работе похоронных команд не может быть и речи; мертвые будут разлагаться на глазах у живых, напоминая тем, что и они смертны.

В воздухе над полем боя господствует авиация чудовищных потусторонних союзников русских, в первую очередь охотящаяся за артиллерийскими позициями, а потому германские пушки или уничтожены или вынуждены бездействовать. Даже одиночные пушечные выстрелы с германских позиций приводят к появлению в воздухе относительно небольших пузатых летательных аппаратов, с невероятной меткостью поражающих свои цели лучами смерти. Немецкие солдаты прозвали эту напасть «адскими косильщиками» и уже выяснили, что единственное спасение от нее - это глубокие окопы полного профиля и блиндажи с перекрытием в несколько накатов и грунтовой обсыпкой, так как глубже, чем на двадцать сантиметров, луч смерти в землю не уходит. К тому же два дня назад в составе большевистских войск появилось большое количество дальнобойных пятнадцатисантиметровых гаубиц, превосходящих по своим показателям аналогичные германские орудия. А для танкистов истинной напастью стали приземистые клиновидные самоходки с длинноствольными пушками в семь с половиной сантиметров, прозванные «гадюками». Эти мерзкие творения безумных русских инженеров, в отличие от обычных орудий, неподвижно стоящих на своих позициях, появляются из-за укрытия или окопа, делают один-два метких выстрела на большую дистанцию, и тут же скрываются, чтобы выскочить и укусить уже в совсем другом месте. Вермахт будто специально вынуждают зарываться в землю, перечеркивая все надежды на быструю, маневренную и победоносную войну.

При этом «косильщики» оказались одинаково хороши как при атаке наземных войск, так и в борьбе с хвастливыми «экспертами» люфтваффе. Если не прилетают их копьевидные старшие братья, стремительные, как рассекающие небо молнии, то они тоже могут взять на себя труд разогнать стаю «юнкерсов» или очистить небо от настырных «мессершмиттов». Последнее -проще всего, потому что после первой порки, случившейся еще восьмого числа, их пилоты боя не принимают и стараются спастись по способности. По этой причине технику и войска в зону, которую «косильщики» считают местом своей ответственности, перебрасывать приходится преимущественно короткими летними ночами. Днем в немецких тылах все замирает, прячется в глубоких окопах и под маскировочными сетями, и надеется, что злобные «толстячки» с красными звездами на бортах пролетят мимо. При этом можно отметить, что непосредственно в отражении атак адские аппараты не участвуют: для этого у большевиков достаточно и других, более обычных средств.

Впрочем, в других местах перспективы прорыва линии Сталина, после того, как ее оседлала готовая драться насмерть русская пехота, выглядели еще более безнадежными. Тут, по крайней мере, перед большевистскими позициями нет хотя бы такого серьезного противотанкового препятствия, как река Случь, к которой германские саперы даже не могут подступиться из-за плотного ружейно-пулеметного огня. Выжить русских из прибрежных окопов можно было бы при помощи концентрированного артиллерийского огня и воздушных налетов люфтваффе, но два этих козыря уже аннулированы «адскими косильщиками», при этом люфтваффе понесло такие потери, что в ближайшее время вряд ли оправится. Пробная атака 168-й пехотной дивизией от Баранова в направлении на Дзержинск, осуществленная десятого числа через зону ответственности чисто большевистских стрелковых соединений из состава их 7-го корпуса, показала, что оборона там уже окостенела не меньше, чем под Новоград-Волынском, где пять дней о цепь дотов ломал зубы 3-й моторизованный корпус. Попытка штурма рубежа реки Случь там вылилась в подавление «косильщиками» 248-го артиллерийского полка и последующее истребление германской пехоты, бросающейся на доты и траншеи пехотного прикрытия с одной лишь голой грудью.

Если бы решать довелось самому Эвальду фон Клейсту, то он, наверное, бросил бы карты -и игральные, и тактические. Немыслимо вести игру, когда по другую сторону стола сидит некто, с одинаковой легкостью вытягивающий и тузы из рукава, и свежие дивизии из неведомого резерва, и летательные аппараты неведомой конструкции, неуязвимые и для зенитной артиллерии и для истребителей люфтваффе. Но в спину командующего 1-й танковой группой непрерывно колотят кулаками из ставки фюрера, требуя любой ценой прорвать фронт и опрокинуть большевистские армии... Да, между шестым и восьмым июля солнце успеха ярко сияло над группой армий «Юг». 11-я танковая прорвалась до самого Бердичева, 13-я танковая нашла неохраняемый пехотой участок дотов с неразрушенным железнодорожным мостом и вклинилась в большевистскую оборону, обозначив обход упорно сражающегося Новоград-Волынского. В большевистских тылах было пусто, а потому, расширив прорывы и разблокировав магистрали, германские танкисты имели шанс всего за несколько дней добраться до украинской столицы города Киева.

Но потом немецкое счастье закончилось, и начались египетские казни. Тот, кто прежде сорвал наступление вермахта на Москву и Ленинград, решил, что теперь пора заняться прорывом на Житомирско-Бердичевском направлении. Результат налицо. Обе прорвавшиеся танковые дивизии погибли в полном составе, а соединения, что пытались восстановить положение, понесли в безнадежных боях тяжелые потери. И вот теперь остался последний шанс, и, поскольку в штабе Клейста нет никакой уверенности, что прорваться удастся при помощи силы, то решено применить... подлость.

В тылах 1-й танковой группы, как неприкаянная сирота, с самого начала войны с Советами таскается приписанный к 48-му моторизованному корпусу опытно-экспериментальный (минометный) полк на гужевой тяге, банально не успевавший за стремительным маршем механизированных частей. Тяжелые минометы 10 см Nebelwerfer 40²⁷ (1-й и 2-й дивизионы) и шестиствольные пусковые установки реактивных снарядов 15,8 cm Nebelwerfer 41 (3-й дивизион) предназначены для постановки дымовых завес и, самое главное, применения химического оружия, мин и реактивных снарядов, снаряженных ипритом²⁸ и отравляющим веществом раздражающего действия адамситом. Этот дикий предок современных слезоточивых газов используется как раз в дымовых снарядах, так как является твердым кристаллическим веществом и в воздухе распыляется в виде дымовой аэрозоли, имеющей канареечно-желтый цвет и острый чесночный запах. При попадании в организм человека вместе с вдыхаемым воздухом это вещество вызывает раздражение слизистых оболочек глаз, дыхательных путей и лёгких, головную боль, тошноту, стойкую рвоту, что делает невозможным ведение боевых действий или участие в акциях протеста²⁹.

Первоначальный план прорыва большевистской обороны отличался скромностью и, можно даже сказать, пушистостью. В соответствии с ним экспериментальному туманометному полку следовало поставить самую обычную дымовую завесу, чтобы резко сократить дальность видимости для вражеских пулеметчиков и артиллеристов и тем самым перевести бой в клинч на короткой дистанции. Но потом штабные офицеры вспомнили случаи, когда и «гадюки», и стрелки-снайперы поражали немецких солдат в полной темноте или тумане, и хоть такие случае были необъяснимы с точки зрения современной им арийской науки, стало понятно, что одной только дымовой завесы для успешной атаки будет недостаточно.

От идеи обстрелять большевистские позиции снарядами с ипритом Клейст отказался сразу.

Если ветер вдруг переменится, то эту дрянь понесет обратно на позиции его собственных войск, а германские одноразовые бумажные противоипритные накидки (полотно 2x1,5 м) не обеспечивают от нее надежной защиты. Вот снаряженные адамситом дымовые мины и реактивные снаряды - совсем другое дело. Для защиты от раздражающей дымовой завесы достаточно лишь противогазов, имеющихся у каждого германского солдата и отсутствующих³⁰ у подавляющего количества большевистских пленных.

В ночь с одиннадцатого на двенадцатого июля минометы и пусковые установки реактивных снарядов вытащили на огневые позиции на гужевой тяге, и к рассвету их расчеты приготовились к ведению огня. Каждый шестиствольный миномет был способен дать три залпа (восемнадцать реактивных снарядов) в течение пяти минут, каждый десятисантиметровый миномет за это же время мог выпустить сорок мин в четыре с половиной раза меньшей массы. Походные парки с дымовыми химическими минами подтянули непосредственно к огневым позициям: вести огонь предполагалось до полного исчерпания боезапаса, после чего в атаку пойдут танки и пехота.

12 июля 1941 года, раннее утро, Остропольский укрепленный район, окрестности села Онацковцы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Мы с Коброй в полной готовности находились во втором эшелоне обороняющихся войск на вершине холма (отметка 274 метра) за восточной окраиной села Онацковцы. Отсюда прекрасно просматривались наши оборонительные позиции, заставленная горелым бронехламом и заваленная воняющей падалью нейтралка, а также передовые германские траншеи, частично проходящие по кромке лесного массива, расположенного примерно в восьми километрах к западу от нашего местоположения и в четырех с половиной километрах от позиций моих гвардейцев. Именно с той стороны германцы раз за разом пытались налезть на наши позиции пехотой, и ложились в землю сначала под градом низко рвущихся шрапнелей, а потом и под стрекот пулеметов. Танкоопасные направления были севернее и южнее того массива, и если северная дорога на Лабунь с вершины нашего холма наблюдалась до самого села, то есть на одиннадцать километров, то южнее лесного массива передний край немцев проходил по гребню небольшой возвышенности, за которой имелось значительное непросматриваемое пространство.

Тактический планшет орбитальной сканирующей сети говорил мне, что именно там германцы прячут свою 9-ю танковую дивизию, уже развернутую на исходных позициях. При этом в лоб нас будет атаковать дивизия СС «Викинг», с северо-запада, от Лабуни, на рубеж атаки выходит 14-я танковая дивизия, уже изрядно покоцанная в боях за Новоград-Волынский, а точно с севера, наступая от Полонного, с нами хотят познакомиться нехорошие парни из дивизии СС «Лейб-штандарт Адольф Гитлер». Такие, блин, люди к нам в гости - и до сих пор не под конвоем...

И вот, когда со стороны лесного массива, с полян, а может быть, и искусственных вырубок, истошно заорали шестиствольные «ишаки»¹, и в еще темное на западной стороне неба начали вздыматься дымные хвосты, то я почувствовал, что что-то упустил в своих расчетах. Энергооболочка сразу подсказала, что эти девайсы впервые достаточно массово применялись для стрельбы осколочно-фугасными снарядами во время Сталинградской битвы, а до этого их появление на поле боя было эпизодическим, только в качестве инструмента для постановки дымовых завес. Для моих гвардейцев-бородинцев инициированных Истинным Взглядом, оптическая непрозрачность атмосферы, вызванная дымом, туманом и пылевыми завесами, не является помехой, а потому мы с Коброй продолжали хранить спокойствие. Хоть с дымовой завесой, хоть без, но этих немцев мы сегодня тут укатаем, тем более что эскадрон «Шершней», также находящийся наготове, уже заходил на вражеские позиции в размашистую атаку, чтобы воспрепятствовать продолжению концерта. Дымовые там снаряды у этих «ишаков» или не дымовые, но в любом случае обстрел ими наших позиций - занятие запретное и подлежащее пресечению.

Но первый же разрыв мины на наших позициях не оставил от моего благодушия и следа. Образовавшееся при этом ярко-канареечное облако ничуть не походило на обычную дымовую завесу. И тут же я ощутил, что мои люди, попавшие под это дымовой удар, начали кашлять и задыхаться.

Вот это фрицы сделали напрасно... Меня тут же до самой макушки затопила волна ледяной благородной ярости, архангел внутри меня встал во весь рост и расправил крылья, а нимб над головой засиял ярче восходящего солнца. И одновременно та же метаморфоза происходила с Коброй, только ее благородная ярость была горяча, как расплавленная лава вулкана. Даже не переглянувшись, мы одновременно взялись за рукояти своих мечей...

- Мои злобные девочки! - мысленно рявкнул я пилотессам «Шершней» открывая эвакуационный портал. - Немедленно покиньте зону боевых действий. Повторяю: немедленно покиньте зону боевых действий, потому что сейчас будет применено абсолютное оружие по принципу действия схожее с излучателем антиматерии.

Что «волчицы», что юные лилитки - у меня бойцы дисциплинированные и очень послушные. Глядь - а уже ни одного «Шершня» в воздухе не осталось. Все нырнули в портал, никто не отлетел подальше посмотреть, как это будет. Как только это произошло, мы с Коброй разом потянули из ножен свои клинки, и все вокруг залил неистовый свет первого дня творения. Мультитераватт-ная плазменная дуга, чуть изогнувшись, чтобы достать мертвое пространство (это мы, оказывается, тоже можем), сначала слизнула 9-ю танковую дивизию, потом как сухую солому подожгла лесной массив вместе с прячущимися в нем эсесманами из «Викинга» и позициями «ишаков». Далее ее жертвой пала 14-я танковая, отчетливо видная на прямой директрисе, и в самом конце мы достали обормотов из «Лейбштандарта», которые единственные из всей этой кодлы успели хотя бы испугаться. И пока это длилось, я своим сознанием слышал восторженные крики «Дочери Хаоса», впавшей в оргазм от этой оргии всеобщего уничтожения.

Но, закончив дело, мы с Коброй развели острия мечей в разные стороны, после чего крики и стоны чернобронзовой маньячки прекратились, а неистовый свет, только что затоплявший все вокруг, угас. И мы увидели, что прямо перед нами ярким белым светом сияет дуга расплавленной земли примерно двухкилометровой ширины, и над ней в небеса вздымаются потоки смешанного с мельчайшим пеплом раскаленного воздуха. И в это горнило, похожее на раскрывшиеся Врата Ада, тут же со всей округи подули холодные ветры, унося с собой ядовитые дымы все без остатка. Я стою на вершине холма в полном изнеможении, опустив меч острием к земле и чувствую, что никто из моих людей не погиб, все живы и почти здоровы. Химическая атака продолжалась недолго, а наложенные на бойцов защитные заклинания хорошо сделали свое дело. Среди советских бойцов летальных потерь тоже нет, а со всем остальным справится Лилия...

Вот и она, легка на помине.

- Я здесь, папочка! - заявила мелкая богиня-целительница. - Кого тут надо лечить?

- Вон там, - ответил я, указывая на наши позиции, - у тебя имеется некоторое количество пациентов с признаками поражения боевыми отравляющими веществами. По счастью, я смог быстро вмешаться и прекратить это безобразие.

- Ты суров, но справедлив, папочка! - хмыкнула Лилия перед тем как раствориться в воздухе. Наверное, отправилась к своим страждущим. Ну что же, нам тоже пора спускаться к народу.

Полчаса спустя, почти там же, окрестности села Онацковцы Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

На этот раз, против ожидания, после применения градиента хаос-порядок я не испытал ни душевного иссушения, ни морального опустошения, а только чувство глубокого удовлетворения и легкую усталость. Мораль: если выстрел таким страшным оружием производится не ради обретения власти или голого упоения мощью, а за други своя, то большая часть негативных последствий аннулируется. Ведь хотел же я провести эту битву почти как обычно и держал применение градиента хаос-порядок только в качестве резерва последней очереди, но увидел, как в моих Верных стреляют химическими снарядами, и сорвался в Благородную Ярость, а вслед за мной пошла вразнос Кобра.

«Да, Батя, - мысленно вздохнула Кобра, - почти так оно и было. Почти - это потому что завелись мы с тобой одновременно, независимо друг от друга, и я сейчас, точно так же, как и ты, чувствую моральное удовлетворение и легкую усталость. А ведь мы с тобой в течение каких-то нескольких минут отправили на небеса не менее семидесяти тысяч человек».

- Не на небеса, а прямо в ад, - громыхающим голосом вмешался в наш разговор Небесный Отец. - Эти люди служили Адепту Зла, не успели осознать свое падение и покаяться, а следовательно, они теперь прокляты раз и навсегда. А некоторые из них были так плохи, что и каяться им не имело смысла, ибо они пошли за Врагом Рода Человеческого с радостью и даже удовольствием. Вы оба все сделали правильно - очистили землю от двуногой скверны, а потому и печалиться вам совершенно не о чем. Аминь!

Вот так, со словами одобрения Отца в сердце, мы и пришли в Онацковцы. А там нас уже ждали герои боев последних дней: генерал-лейтенант Алексей Бахметьев со своими подчиненными, а также командиры самоходного противотанкового полка, гаубичной артбригады, сводного танкового батальона, 211-й воздушно-десантной бригады и 3-й артбригады ПТО. Выходцы из самых разных времен они плечом к плечу встали рядом с местными уроженцами, чтобы показать миньонам Гитлера, как могут драться русские солдаты, когда враг приходит на их землю.

- Смирно, господа-товарищи! - на правах старшего по званию скомандовал генерал-лейтенант Бахметьев. - Идут победители злобного нацистко-сатанинского божка херра Тойфеля, богомерзких колдунов-содомитов, аварского кагана Бояна, монгольского хана Батыги, усмирители Смутного времени, укротители Наполеона Бонапарта, королевы Виктории, японского микадо Му-цухито и германского кайзера Вильгельма...

- Вольно, товарищи! - отреагировал я. - Вы все тут молодцы и настоящие герои. Это ваше яростное сопротивление навело герра фон Клейста на мысль, что, даже собрав тут многократно превосходящие силы, он не сумеет прорвать ваши позиции, если не применит что-нибудь эдакое, ужасное и запрещенное. Ядерной бомбы под рукой у него, по счастью, не оказалось - это мир до такой пакости еще не дорос, и не дорастет, потому что у меня на этот счет свои планы. Зато у немцев, как выяснилось, прямо в войсках имеется химическое оружие вместе со средствами его доставки. Но зря они это сделали, потому что первый же снаряд с отравой, выпущенный по нашем войскам, привел нас с Коброй в состояние такой ярости, что даже черти испуганно притихли в аду. Последующее вы видели сами: одним махом семерых побивахом, и враг даже не бежит, а прахом возносится к облакам...

Мои «Верные» слушали меня молча, потому что им наши с Коброй возможности были ведомы и прежде, однако местные уроженцы были до глубины души потрясены зрелищем тотального уничтожения.

- Товарищ Серегин, а что это вообще было? - спросил меня полковник Турбин.

Я вздохнул и постарался объяснить:

- Это было применение градиента фундаментальных сил Мироздания - Хаоса и Порядка, взаимодействие которых приводит в движение все физические процессы во Вселенной, точно так же, как положительные и отрицательные заряды в электричестве заставляют светиться лампочку и крутиться электромотор, а при их непосредственном контакте случается нечто вроде короткого замыкания. Я, помимо всех прочих своих титулов, адепт Порядка, сержант Кобра - адепт Хаоса, и наши мечи - это не только колюще-рубящий инструмент и парадный аксессуар, но и мощные магические инструменты, иначе именуемые атрибутами. Если бы мы враждовали и ненавидели друг друга, то непосредственный контакт наших мечей при очной схватке вызвал бы к существованию сферу уничтожения, мощностью равной взрыву нескольких миллионов тонн тротила. Но так как мы одна команда и наша ярость направлена не друг против друга, а на общего врага, при сближении клинков на определенное расстояние между ними возникает нечто вроде вольтовой дуги, которую мы усилием воли можем нацелить на то, что вызвало взрыв нашей благородной ярости. В тот момент, когда в вашу сторону полетели химические снаряды, взрыв такой ярости затопил нас с головой. И солдаты нашей армии, и советские бойцы - для нас все одно свои, а за своих мы готовы любого врага обратить в пепел и развеять его по ветру. Имейте это в виду, товарищи.

- И что дальше, товарищ Серегин? - спросил полковник Глазков. - Война закончена и мы победили?

- Мы победили только в этом конкретном сражении, так что война еще далеко не закончена, а только начинается, - ответил я. - Однако бегать так же прытко, как прежде, у германской группы армий «Юг» уже не получится, потому что пробивная мощь ее танковых дивизий с сегодняшнего дня обратилась в прах. Теперь фронт влипнет в землю по рубежу старой границы, и начнется совсем другая, правильная война. Я за этим прослежу. Впрочем, это не вопрос полкового, бригадного, дивизионного или даже армейского масштаба, и обсуждать его пристало только с товарищем Сталиным...

- Но все же, товарищ Серегин, поясните нам хотя бы в общих чертах, какую войну вы считаете правильной? - спросил полковник Турбин.

- Немцы рассчитывали, - сказал я, - что за счет общего двукратного превосходства над первым стратегическим эшелоном Красной Армии и десятикратным превосходством на направлениях прорыва, внезапности нападения и преимущества в подвижности механизированных частей они сумеют добиться опережения в развертывании и смогут всей массой своих войск громить выдвигающиеся вразнобой из глубины дивизии Красной Армии. Дополнительными факторами в их расчетах было наличие развернутой армии военного времени с боевым опытом войны в Европе и отсутствие такого опыта у Красной Армии, ибо герои Халкин-Гола или даже Финской войны уже успели уволиться в запас, да и участвовала в тех сражениях лишь ничтожная часть советских вооруженных сил. План «Барбаросса» отличался фантастическим безумием: германские генералы планировали за шесть недель пройти с боями от Бреста до Москвы и там продиктовать Советскому Союзу условия капитуляции. Скажу сразу: в моем прошлом ничего подобного у них не получилось - за четыре года ожесточенной войны Красная Армия сумела перемолоть немецкую военную машину, обратить нашествие вспять и закончить войну на пылающих руинах Будапешта, Берлина и Вены. Только потери тогда у Советского Союза были страшные, ибо на пике своего похода за обширными поместьями и послушными рабами белокурые бестии смогли прорваться до ближних подступов к Ленинграду, Москве, Воронежу, Сталинграду и к предгорьям Кавказа. Теперь все будет совсем не так. Фронт стабилизирован в общих чертах по линии старой границы (за исключением Белоруссии, где он проходит по Днепру), германские ударные подвижные соединения потеряли свою пробивную силу, и теперь обе стороны будут готовиться к следующему раунду схватки. А вот об этом я буду говорить только с товарищем Сталиным, ибо в подобных вопросах чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Однако сейчас у нас осталось еще одно недоделанное дело. Я имею в виду ликвидацию штаба первой танковой группы, который в настоящий момент расположен в селе Полонном. Товарищ Глазков, эта работа как раз для вашей бригады. Десантники вы, в конце концов, или нет?

- Так точно, десантники, - ответил мне командир 211-й воздушно-десантной бригады, - да только...

- Никаких «только», товарищ Глазков! - ответил я. - Через несколько минут сюда прибудут четыре больших десантных челнока типа «Святогор», как раз по числу ваших батальонов. Высаживаться будете посадочным способом с четырех концов, под прикрытием двух эскадронов «Шершней». В Полонном сейчас только штабные, связисты и тыловики, так что после последних дней боев эта работа для вас станет отдохновением души. В плен берите только старших офицеров и генералов, а остальных, не колеблясь, пускайте на мясо. Ну что, товарищ полковник, вы беретесь за это дело или следует поискать другие кандидатуры?

- Беремся, товарищ Серегин, - решительно ответил полковник Глазков. - И в самом деле, почему бы моим бойцам немного не повеселиться с германскими тыловиками... Рассказывайте, что нам потребуется сделать.

12 июля 1941 года, 13:05 мск, Москва, Кремль, кабинет Сталина Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Операция в Полонном прошла вполне успешно, хотя и немного сумбурно. Бойцам полковника Гладкова все же не хватало рафинированного артистизма настоящего спецназа нашего времени, но задатки были весьма хороши. И таких людей в пехоту? Да ни в жизнь! В кровавой судорожной мясорубке рукопашных схваток им удалось взять живьем почти весь начальственный состав первой танковой группы, включая генерал-полковника Эвальда фон Клейста, начальника штаба полковника Курта Цейтлера и начальника оперативного отдела майора генштаба Штуби-хена. Правда, герр Клейст после захвата находился в несколько нетоварном состоянии, потому что вздумал оказать сопротивление и отстреливаться от десантников полковника Глазкова из табельного «вальтера», вследствие чего ему прострелили плечо и покоцали фейс прикладом «светки». Дырку в плече особо важному военнопленному Лилия экспресс-методом при помощи заплатки залепила, а вот с фингалом на полморды ничего, по моей просьбе, делать не стала, ибо так было надо для визита к товарищу Сталину: мол, клиент совсем свежий, еще с лица не сошли боевые синяки.

В Кремль мы отправились впятером: я, Кобра, товарищ Рокоссовский, товарищ Глазков и, как баран на веревочке, бывший командующий первой танковой группой Эвальд фон Клейст. Как доложила энергооболочка, у советского вождя только что закончилась до неприличия короткая встреча с британской дипломатической делегацией. В двенадцать тридцать просвещенных островитян впустили в главный кабинет страны, а уже в двенадцать пятьдесят не солоно хлебавши выпроводили обратно. Еще десять минут после этого вождь давал особые инструкции наркому иностранных дел товарищу Молотову, одному из надежнейших своих помощников по прозвищу «Каменная задница», после чего ушел и тот. Все, можно было заходить.

Предварительно созвонившись по «портрету», я предупредил, что иду к советскому вождю с особо важным сообщением и интересными гостями. Виссарионыч был заинтригован.

И вот открывается портал, и через него заходим мы, причем Клейста Кобра ведет за шиворот, заломив назад руку. С первого же Истинного Взгляда хозяин кабинета понял, кого привели к нему на смотрины.

-Добрый день, товарищ Сталин, - поздоровался я.

- Добрый день, товарищ Серегин и прочие товарищи, - ответил Верховный, - только вот для господина в мундире германского генерала этот день совсем не кажется добрым. И кстати, как зовут это существо и почему оно в таком помятом виде, неужели нельзя было поймать его поаккуратнее?

- Это существо зовут генерал-полковник Эвальд фон Клейст, - пояснил я, - и до сегодняшнего для оно командовало первой танковой группой. А помяла его при захвате наша, то есть ваша, десантура. Ну не понимают люди, когда господа генералы не сдаются, как положено, в плен, подняв руки, а пытаются отстреливаться. Кстати, в наши времена было бы то же самое, и даже больше - личность клиента можно было бы узнать не ранее чем через несколько дней, когда он перестанет быть похожим на отбивную котлету. А тут вид у герра Клейста очень даже ничего, особенно если смотреть в профиль слева.

- Ну хорошо, - сказал Верховный, - с интересным гостем теперь все понятно. Вы захватили в плен командование первой танковой группы, и теперь она будет дезорганизована на некоторое время.

- Нет больше первой танковой группы, - ответил я. - Перед началом штурма Остропольского укрепленного района германские войска по приказу этого бабуина попытались применить по нашим войскам химическое оружие, отчего мы с товарищем Коброй дружно испытали чувство Благородной Ярости, вышли из себя и спалили сразу пять германских дивизий в первозданном огне градиента Хаос-Порядок. Товарищ Глазков - свидетель тому событию и непосредственный участник захвата штаба первой танковой группы в селе Полонном, где его люди, помимо всего прочего, под корень вырезали тыловиков шестнадцатой моторизованной дивизии и дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер»...

- Так точно, товарищ Сталин! - подтвердил командир 211-й воздушно-десантной бригады. -Это было, наверное, даже страшнее извержения вулкана. Что-то вроде электрической дуги, только с километр в поперечнике, слизнуло всех немцев перед нами за каких-то пять минут, так что остался только вознесшийся к небесам прах. Впечатлений, надо сказать, хватило на всю оставшуюся жизнь. А потом товарищ Серегин сказал, что, раз уж танковые и моторизованные дивизии немцев уничтожены, то надо разгромить и штаб первой танковой группы, потому что те, кто отдал приказ применить химическое оружие, должны ответить за все наравне с уже уничтоженными исполнителями - только добровольцы, шаг вперед. Из моих бойцов от участия в операции не отказался никто. А дальше все было просто, потому что высаживать десанты посадочным способом товарищи артанцы любят и умеют. Для этого у них есть «Святогор» - скоростной десантный челнок вертикального взлета и посадки, вмещающий до полка легкой пехоты только со стрелковым оружием или один механизированный батальон с боевыми машинами, танками, минометами и артиллерией. Но нам подали четыре челнока для четырех десантных батальонов, так как по плану товарища Серегина Полонное нужно было атаковать сразу с четырех сторон, а тяжелое оружие при этом было излишним. А дальше все было быстро и внезапно. Никто из немцев не ждал нападения, поэтому мы застали их врасплох. Приказ у моих бойцов был простой: захватывать в плен старших офицеров, у которых на плечах погоны из витого шнура, и беспощадно убивать всех остальных. Не нужны они нам здесь живыми ни в каком виде. И как только мы это сделали, челноки снова опустились на землю, мои бойцы погрузились к ним на борт, а потом - фьюить - вернулись на исходные позиции. Вот и вся история.

- Вы, товарищ Глазков, все очень интересно рассказали, - хмыкнул в усы Сталин. - А теперь мне хотелось бы знать, как сложившуюся обстановку в полосе своей армии оценивает товарищ... Рокоссовский.

Рокоссовский вздохнул и отрапортовал:

- В наличном остатке от пяти танковых и пяти моторизованных дивизий в составе группы армий «Юг» у противника против нас осталось только три моторизованных дивизии, из которых одна основательно растрепана в боях, а все остальные соединения тем или иным путем прекратили свое существование. Сражение за стабилизацию линии фронта на Киевском направлении по рубежу укрепленных районов выиграно полностью и окончательно, ибо у немецкого командования уже не осталось инструментов, способных пробить наш фронт. Теперь необходимо подтянуть из глубины свежие стрелковые соединения, чтобы на линии фронта заменить временные «заплатки» из артанских частей и отвести на отдых и переформирование наши потрепанные дивизии, с боями отступавшие от самой границы. Сергей Сергеевич говорит, что главное - это сохранить костяк из бойцов и командиров с опытом современной войны, а мясо на него непременно нарастет.

- Да, - сказал Верховный, - прав оказался товарищ Серегин, который во главу угла в первую очередь ставит людей, а некоторые наши товарищи, думавшие иначе, ошибались. Зная, что мы непременно победим, надо побеждать не любой ценой, а стараясь заплатить за победу как можно меньшим количеством жизней. А теперь мы хотели бы знать, что в этот момент нам может сказать сам товарищ Серегин. Не собирается ли он помочь нам в кратчайшие сроки окончательно сломать вермахт и ворваться на просторы Европы?

- Нет! - сказал я. - К такому ваша Красная Армия сейчас просто не готова. Не тот уровень организованности и боевой слаженности и не та матчасть. О четырех годах войны речь не идет, но годик в порядке тренировки повоевать придется, после чего нацистская Германия сама, без моей дополнительной помощи, сломается под натиском Красной Армии. При этом надо иметь в виду, что Гитлер и его германские нацисты - это не единственные смертельные враги Советского Союза на планете. Просто все остальные наши недруги сейчас натянули овечьи шкуры и дружно прикидываются друзьями. Поэтому в результате этой войны Красная Армия должна обрести такую мощь, чтобы разные нехорошие люди боялись в ее сторону даже смотреть. А еще лучше взять полный контроль над Евразией, включая непотопляемые авианосцы Британских и Японских островов, чтобы военное противостояние с Соединенными Штатами ушло в чисто теоретическую плоскость. Вот вам программа-минимум и программа-максимум на ближайшее время - так сказать второй, этап мировой революции в действии.

- Ну что же, товарищ Серегин, - кивнул хозяин кабинета, - это весьма позитивная программа. Но я вижу, вы еще не закончили...

- Да, товарищ Сталин, - сказал я, - есть еще одно дело, которое следует исполнить как можно скорее. Чтобы процесс внутренней морально-психологической мобилизации советского народа не растянулся на неопределенно долгое время, нам необходимо наложить на весь это мир заклинание всеобщего Призыва, иначе называемого Мобилизацией, Крестовым походом или Джихадом. И в фокусе этого заклинания должна находиться не моя фигура, ибо не мне суждено править эти миром, а как раз ваша. Можно сказать, что это будет культ личности, поднятый на недосягаемую высоту. Еще вчера утром части моей армии начали Белостокскую десантную операцию с целью создания в глубоком вражеском тылу освобожденной зоны, и именно там, среди бойцов и командиров Красной Армии, освобожденных мной из германского плена, и должно произойти это событие.

Товарищ Сталин посмотрел на меня Истинным Взглядом и, видимо, убедившись в моей абсолютной искренности, сказал:

- Хорошо, товарищ Серегин, завтрашний день у меня полностью свободен: как только у вас все будет готово, ищите меня на Ближней Даче. Интересно будет посмотреть не только на вас лично, но и на ваше войско. А вы, товарищ Рокоссовский, подготовьте наградные листы на всех участников операции, включая товарища Серегина и его бойцов. Но в дело они пойдут только после того, как будет наложена эта ваша Мобилизация и начнется совсем другая история.

13 июля 1941 года, полдень, окрестности Белостока, семь километров к северу от дворца Браницких, луг за рекой Супрасель

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Здесь, за рекой Супрасель, ровными колоннами, лицом на север, выстроились мои русскоязычные Верные - как старые, прошедшие с нами от миров Подвалов и Содома, так и те, что присоединились к нам уже в этом мире. Тут кавалерийский корпус (за вычетом одной уланской дивизии, разъездами рассыпанной по окрестностям), танковый полк, две дивизии моих бородин-цев, еще не до конца сформированный корпус ВК Михаила из 1918 года, десантная бригада полковника Глазкова и, самое главное, стотысячная зафронтовая армия генерала Карбышева. Отдельно, через небольшой промежуток, стоят тысяч двадцать бывших советских военнопленных, бойцов и командиров, недавно освобожденных из германских концлагерей в окрестностях Белостока. В воздухе над нашими головами зависли эскадроны «Шершней» и все четыре боеготовых «Стилета». Их пилотессы будут участвовать в действе мысленно, не отрываясь от несения боевого дежурства.

Мы (магическая пятерка), а также Лилия, отец Александр, Сосо с невестой Ольгой Александровной, царевна Ольга Николаевна из четырнадцатого года со своим женихом Кобой, Гретхен де Мезьер, Птицыны гаврики, Ув и другие, стоим прямо напротив этого строя. Сразу за нашими спинами - мобильный генератор магии, на шасси тяжелого грузовика марки «Урал», а по левую руку - духовой оркестр танкового полка, готовый исполнить самую главную мелодию. Заклинание Мобилизации у Колдуна уже готово, достаточно только подключить контакты к реципиенту и дернуть за рубильник.

Вот открывается небольшой локальный портал - и из него появляется главное действующее лицо сегодняшнего дня, в неизменном сером френче. Усы и трубка, впрочем, тоже при нем. Местный народ узнает своего кумира и, приподнимаясь на цыпочки, смотрит на него во все глаза.

Лилия, прищурившись, смотрит на Отца и Учителя и мысленно говорит: «Полный пипец, папочка! Разных магических привязок и присосок на этом человеке больше, чем блох на бродячей собаке. Нужно как можно скорее оборвать их все до последней, а потом сразу же лечить-лечить-лечить организм от тяжких последствий!»

«Не беспокойся, Лилия, - так же мысленно отвечаю я. - Сегодняшняя процедура сама оборвет с него все привязки и присоски, ибо они попросту не смогут удержаться при таком накале энергии, а лечить ты его будешь потом, по ходу событий, когда власть этого человека станет абсолютной, а нынешнее свинособачье ЦК канет в Лету. А сейчас - т-с-с-с! Мы начинаем!»

Оркестр по моей мысленной команде заводит первые ноты мелодии, рука мысленно поворачивает меч, запуская заклинание, а губы как бы сами произносят слова: «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, с проклятою ордой...»

Глядь - а поют уже все, то есть около двухсот тысяч человек, собранных на этом лугу, а в воздухе над нашими головами начинает раскручиваться энергетический циклон, примерно такой же, какой мы вызвали, когда инициировали сначала Кобру, а потом и Бригитту Бергман. Но нет - уровень энергетической накачки все нарастает, песня звучит все громче и яростней, вот предыдущий рекорд превышен в десять раз... а вот и в сто. И это еще не предел. И вся эта энергетика сходится на самом любимом одними и ненавидимом другими человеке в нашей истории, наполняя и расправляя его энергооболочку и раскручивая на полную мощность генератор Харизмы, а уже тот затопляет ноосферу этого мира своим собственным Призывом. И одновременно в окружающем нас Мироздании что-то такое начинает потрескивать и похрустывать, будто мы переборщили с энергетической накачкой, и теперь ее избыток ищет себе выхода, пробивая канал куда-то за пределы этого мира. Дилетанты мы пока все-таки. Берем больше, кидаем дальше; пока летит, отдыхаем, не догадываясь, что обратно может прилететь такое, что и на голову не налезет.

Это похрустывание и потрескивание продолжалось почти до самого конца песни, и я уже начал надеяться, что мы не проломим потолок в аду или пол в раю, но на последней строфе, когда звучали слова: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна - идет война народная, Священная война!», в Мироздании раздался громкий «крак» - и в небе над нами завис непроизвольно пробитый портал в другой мир. Там было облачно, холодно и шел снег.

«Сергей Сергеевич, - испуганно подумал Колдун, - мы нечаянно влезли куда-то не туда... Такой двери куда-то в середину семидесятых годов у меня в списке не было. Могу сказать только, что почти половина энергии Призыва, которую мы сегодня прокачали через товарища Сталина, проникла в тот мир через прорыв и разлилась там. Ничего больше я вам сказать пока не могу-

«Этого достаточно, - подумал я в ответ. - Вот так, сходили за хлебушком и случайно прикупили кота в мешке...»