2


На пороге тут же выросла Пэтси Джонс.

— Слава Богу, — с облегчением выдохнула она, — все обошлось. Как вовремя появился этот красавчик, наш новый заведующий! Кстати, как он тебе? По-моему, даже очень ничего. Такой решительный и властный! Полагаю, он сумеет навести порядок в отделении.

Джинни устало вздохнула

— Мы с ним старые знакомые. Вместе работали в Чикаго несколько лет назад. Мир тесен, не так ли?

— Как спокойно ты говоришь об этом, — удивилась Пэтси. — Ты его хорошо знаешь?

— Да, но это было так давно, что уже не имеет никакого значения. Надо пойти посмотреть, как там Майк Максвелл.

Джинни посмотрела на часы, давая понять, что торопится. Ей хотелось пресечь дальнейшие расспросы. Они с Пэтси были подругами, но Джинни вовсе не собиралась рассказывать о том, какие отношения связывали ее и Дэвида пять лет назад.

Чего доброго, по больнице поползут слухи и сплетни, а это мне вовсе ни к чему, резонно рассудила она.

В отделении реанимации было тихо и спокойно. Малыш Майк Максвелл явно чувствовал себя неплохо. Он лежал, широко распахнув глазки, и Джинни даже показалось, что его кожа выглядит не такой желтой, как в последнее время.

Она знала, что у многих младенцев бывает родовая желтуха, которая не является опасным заболеванием, потому что объясняется тем, что неокрепший организм еще не начал эффективно усваивать билирубин. Однако с Майком дело обстояло значительно сложнее. Он родился с серьезными отклонениями в здоровье, но к счастью, благодаря своевременно сделанному переливанию крови, его состояние улучшалось с каждым днем.

Кроме Майка в палате находилось еще девять детей, нуждавшихся в круглосуточном медицинском наблюдении. Самой тяжелой была крошечная Салли Моррисон, — она родилась с пороком сердца. Состояние этой девочки внушало медикам самые серьезные опасения, и Джинни знала, что следующие несколько дней будут для малышки критическими.

Работать в отделении реанимации было очень тяжело, и не каждый мог выдержать постоянные переживания за судьбу маленьких пациентов, находящихся на зыбкой грани между жизнью и смертью.

Зато каким счастьем было передавать в руки родителей спасенное дитя! В эти мгновения Джинни даже забывала о собственной трагедии — диагноз «бесплодие» навсегда лишил ее надежды нянчить своего малыша.

Она тяжело вздохнула и вдруг увидела, что к стеклу, отделявшему палату от коридора, прижался носом мальчик лет трех. Рядом с ним никого не было видно. Малыш напоминал огромную куклу, выставленную в витрине магазина. Густые белокурые локоны падали ему на лицо, явно мешая рассмотреть, что происходит внутри палаты.

— Ты не знаешь, что это за ребенок там, в коридоре? — спросила Джинни у вошедшей в палату Пэтси.

Та только пожала плечами.

— Сегодня ночью в отделение поступили два малыша. Может быть, это братишка одного из них?

Тут внимание Джинни отвлек громкий плач Салли, а когда она вновь обернулась, за стеклом уже никого не было видно.

Впрочем, ей было не до неизвестного мальчишки. Мысли о Дэвиде хаотично крутились у нее в голове, не давая сосредоточиться и лишая покоя.

Пэтси посмотрела на часы.

— Не пора ли тебе пойти перекусить? Уже третий час.

— Пожалуй, ты права.

Джинни сняла накрахмаленный белоснежный халат и осталась в маечке с веселым рисунком и черных брючках, ладно сидящих на ее стройных бедрах.

Уже в лифте она вспомнила, что не взяла с собой кошелек, и хотела было вернуться, но...

На одном из этажей лифт остановился, и в кабину вошел Дэвид, крепко держа за руку того самого малыша, которого она видела у реанимационной палаты.

Когда Джинни увидела их вместе, у нее подкосились ноги. Как же я сразу не догадалась, чей это ребенок, подумала она, ведь он — совершенная копия своего отца.

Мальчик с любопытством взглянул на Джинни, и ее поразило выражение его огромных серых глаз. В них отражалась целая гамма чувств — от капризной шаловливости избалованного любимца до какой-то странной для такого маленького ребенка грусти. Он улыбнулся, и сердце Джинни болезненно заныло при виде двух глубоких ямочек на его щеках — точно таких же, как у отца.

Как часто она дразнила Дэвида, зная, что ямочки смущают его...

— Я хочу пить, папа. — Звонкий голос мальчика вернул ее к реальности.

— Конечно, Колин, мы уже почти приехали.

Дэвид потрепал сына по голове и посмотрел на Джинни.

— Покажешь нам, где тут у вас столовая? Я еще не успел сориентироваться.

Она кивнула и, ласково улыбнувшись малышу, нажала на кнопку. Ее сердце снова сжалось.

Почему мне так больно? — спрашивала себя Джинни. Ведь я была готова к этому.

Дэвид никогда не скрывал, что хочет иметь детей.

И все же ей трудно было смириться с тем, что он осуществил свою мечту... с помощью другой женщины.

Прекрати терзаться, приказала себе она, теперь уже ничего нельзя изменить!

— Ну что, Колин, какой сок ты любишь больше всего? Наверное, апельсиновый, я угадала? — весело спросила она, направляясь к стойке с напитками.

— А вот и нет, яблочный, — твердо ответил мальчик.

— Правда? Я тоже его обожаю, — рассмеялась Джинни, хотя ее сердце продолжало гулко колотиться.

Наверное, мать в нем души не чает... — подумала она и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Пять лет назад ты сделала свой выбор, и теперь убедилась, что была права. Надо радоваться тому, что Дэвид получил, что хотел.

Времена, когда они понимали друг друга с полуслова, давно миновали, но Джинни все же опасалась, что он заметил ее смятение.

Интересно, сильно я изменилась за эти годы? — вдруг промелькнуло у нее в голове. Находит ли меня по-прежнему привлекательной?

Отбросив эти крамольные мысли, она сказала:

— У нас в столовой самообслуживание, но кормят очень неплохо. Почти весь персонал больницы ходит сюда обедать. Уильям Джеймс сам составляет меню, поэтому всегда есть неплохой выбор блюд.

— Надеюсь, в здешнем ассортименте нет того ужасного пирога с сыром, который подавали по пятницам в чикагской больнице? — усмехнулся Дэвид.

— О, нет, не напоминай об этом! — Джинни не смогла удержаться от смеха. — До сих пор не могу понять, что туда добавляли, но в рот его было взять невозможно...

— А картофельное пюре, похожее на клей? — Он причмокнул, и ямочки отчетливо проступили на его щеках.

— Такое может явиться только в ночных кошмарах, — отозвалась она. — Вкус просто незабываемый!

— Я помню многое, Джинни, — тихо сказал Дэвид, и в его голосе прозвучали нотки, которые заставили ее вздрогнуть.

Речь идет уже не о меню чикагской столовой, поняла она. Он помнит все, что было между нами пять лет назад!

— Папа, я хочу пить! Пожалуйста! — напомнил о себе Колин.

— Извини, сынок, сейчас я принесу тебе сок. А что ты будешь пить, Джинни? Может быть, кофе? — вежливо поинтересовался Дэвид.

— Да, но я сама могу... — начала она и тут же вспомнила, что оставила кошелек в кармане халата.

Дэвид не дал ей договорить.

— Не беспокойся, я вполне в состоянии позволить себе угостить тебя чашкой кофе. Садитесь вон за тот столик у окна, а об остальном я позабочусь.

Джинни ничего не оставалось делать, кроме как принять это предложение. Она протянула мальчику руку.

— Пойдем!

Колин секунду подумал, а потом кивнул и последовал за ней, но девушка заметила, что он старается не упускать отца из виду.

Пока они шли через огромный зал, ей пришлось ответить на множество приветствий.

— Кто же это такой появился у нас в гостях? — спросила Мишель Брукс, медсестра ортопедического отделения.

— Это Колин. Мы пришли сюда выпить яблочного соку, да, малыш? — ответила Джинни и крепко прижала к себе ребенка.

— Да, Колин любит яблочный сок, — торжественно подтвердил тот.

— Ты просто молодец. Этот сок очень полезный, и ты вырастешь настоящим мужчиной, — сказала Мишель и удивленно посмотрела на Джинни: — Я не знала, что у тебя есть ребенок.

— Он не мой. — Девушка глубоко вздохнула, чтобы заглушить снова пронзившую сердце ноющую боль. — Это сын Дэвида Кэмпбелла, нашего нового заведующего.

— Понятно, понятно, протянула Мишель. — А я-то решила, что ты утаила его от нас, — рассмеялась она, не подозревая, какую боль ее слова причинили коллеге.

Джинни никому не рассказывала о своем бесплодии. Этот диагноз ей поставили в пятнадцать лет, но осознала она всю глубину своего несчастья только после встречи с Дэвидом, который мечтал о ребенке.

Вот и теперь, помогая Колину взобраться на стул, девушка с горечью посетовала на судьбу, лишившую ее радости материнства.

— Сок для Колина, кофе для Джинни и чай для меня, — сказал Дэвид, водружая поднос на столик.

Мальчик тут же принялся сосредоточенно проделывать соломинкой дырку в картонной крышке стаканчика.

— Он такой независимый, — шепнул Дэвид Джинни. — Иногда можно подумать, что ему не три, а все тридцать три года.

— Да, он прекрасно справляется, — согласилась девушка, с улыбкой наблюдая за Колином.

Однако когда она снова посмотрела на Дэвида, ее улыбка погасла. Такая сложная гамма чувств отражалась в его глазах, что ей стало не по себе. Джинни заставила себя отвернуться и как можно более беззаботно спросила:

— Ты давно уехал из Чикаго?

Ей не хотелось задумываться, почему Дэвид так смотрит на нее и что это означает.

— Через пару месяцев после твоего отъезда, — сухо ответил он.

— В самом деле? — Джинни не удалось скрыть своего изумления. — Но ведь тебе там так нравилось... — Эти слова сорвались с ее губ помимо воли.

— Да, я был там очень счастлив. — Дэвид поднес чашку к губам. — С тех пор многое изменилось, не правда ли?

Он что, хочет сказать, что после моего отъезда не был больше счастлив? — подумала Джинни, и сердце ее забилось быстрее.

— После свадьбы мы с женой перебрались в Майами. Мне хотелось начать жизнь сначала... Слишком много воспоминаний связывало меня с Чикаго, — продолжал Дэвид.

Не надо было обладать математическими способностями, чтобы подсчитать, что ему понадобилось около месяца, чтобы влюбиться в другую и жениться на ней!

Джинни низко склонила голову, чтобы скрыть боль, отразившуюся на ее лице. Как 6н мог так быстро забыть меня! — с горечью подумала она.

Конечно, она желала Дэвиду счастья, но такое стремительное развитие событий глубоко обидело ее.

— Папа, можно я пойду посмотреть вон тот цветок? — обратился к Дэвиду Колин, сползая со стула. — Он очень красивый. — И мальчик кивнул в сторону окна, где стояла развесистая пальма с огромным оранжевым цветком.

— Иди, малыш, — разрешил отец. Колин побежал к окну, и он продолжил.

— У Лиззи в Майами было много друзей, и я думал, что там она будет чувствовать себя гораздо комфортнее, особенно после рождения ребенка. — Дэвид мелкими глотками потягивал горячий чай из чашки, задумчиво разглядывая узор на скатерти. Казалось, он хочет выговориться. — Я и понятия не имел, что это за друзья и чем все может кончиться.

Джинни с трудом сдерживала любопытство. Ей безумно хотелось узнать, где же сейчас жена Дэвида и что произошло между ними, но она старалась ничем не выдать своего интереса.

— Еще до свадьбы я заметил у своей жены склонность к крепким напиткам, но тогда не придал этому большого значения, — продолжал тем временем тот. — Мне так хотелось поскорее обрести семью, что меня не могли образумить даже намеки друзей. Однако после рождения Колина ситуация обострилась. Сначала у жены началась послеродовая депрессия. Ею страдают многие женщины, но, как правило, она вскоре проходит. Однако Лиззи начала отчаянно пить. Ей не хотелось сидеть дома одной с ребенком, и она приглашала каких-то совершенно не знакомых мне людей сомнительного вида. Дело дошло до того, что я стал бояться оставлять ее наедине с младенцем, к которому она к тому же явно не питала материнских чувств. С каждым днем наши отношения становились все хуже и хуже, и год назад я подал на развод. От воспитания ребенка Лиззи добровольно отказалась. Теперь мы с Колином живем вдвоем, и никто нам больше не нужен.



Загрузка...