СУПРУЖЕСТВО И СЕЛЕДКА
(или другая тухлая рыба)
Когда вы поднимете вопрос о замужестве, а эта инициатива всегда будет исходить от вас, мужчина вам скажет: «Я еще не готов к тому, чтобы связывать себя такого рода обязательствами».
На понятном человеческом языке это означает: «Ты что, выжила из ума? Я вполне доволен своей независимой одинокой жизнью (мужчина так считает, даже если живет в цоколе у своей мамы) и менее всего хочу связывать себя здоровыми, безопасными, моногамными отношениями.
Почему?
Потому что в любой момент мимо может проехать шведский автобус, набитый темпераментными моделями в бикини. «Эй ты, парень с кольцом на пальце! — крикнут они ему. — Мы хотели взять тебя в наш «автобус необузданного секса» и умаслить тебя, точно маленькую сардинку вожделения. Но мы видим, ты женат, и это ужасно. Ты пропащий человек!»
Буйство подобных фантазий имеет место в мозгу типичного мужчины.
То, что подразумевается под формулой «Я просто не готов связать себя такого рода обязательствами», отнюдь не распространяется наследующее:
1. «Если ты станешь моей, точной копией и будешь делать вид, что получаешь удовольствие от спорта, вечеринок с бочонком пива и громких криков, я женюсь на тебе. Ладно».
2. «Если ты откажешься от своих друзей и любимых занятий, а твоя жизнь превратится в дежурство у телефона в ожидании моего звонка, я женюсь на тебе. Так и быть».
3. «Если ты вызовешь во мне ревность, договариваясь о свидании с моим лучшим другом, я женюсь на тебе».
Поэтому положите конец безумию! Верните себе прежнюю самооценку. Если ваш парень заявляет, что он не из тех, кто женится, поверьте ему, а потом отшвырните его на обочину.
А до следующего раза запомните, друзья: если вам что-то не поддается, не нужно форсировать это новым сверлом — лучше оставьте совсем!
— Си-Джей, у тебя еще одно марьяжное предложение. Если не ошибаюсь, четырнадцатое за месяц. И какие-то носки в конверте…
Наш редактор вошел в мой крошечный кабинет, скорее напоминающий склад, с целой кипой конвертов и разных коробок.
— Носки? Черт побери! — Я скривила губы в брезгливой гримасе. — Неужели какой-то идиот думает, что после этого я выйду за него замуж? Кстати, на сегодняшний день это только девятое предложение. Так что не преувеличивайте.
Я снова согнулась в своем кресле, совершенно не отвечающем эргономическим требованиям, и просканировала взглядом письменный стол, выискивая хоть дюйм свободного пространства.
Босс водрузил почту прямо на мои бумаги.
— Положили бы вы все это куда-нибудь на пол, Донни.
Доналд Доналдсон, заведующий редакцией «Таймс», повернулся ко мне, не скрывая сердитого выражения на лице. Даже кончики его колючих седых волос тряслись от раздражения.
— Не называй меня Донни, — заворчал он. — Донни — это для грудных младенцев или Осмондса. А для тебя я босс или мистер Доналдсон.
Я засмеялась:
— О да, я и забыла. Вы же любите строить из себя «ершистого босса». Если б вы загодя составили расписание этих перевоплощений, я бы подготовила что-нибудь более убедительное для имитации своего испуга. И потом, с какой лихой беды вы сделались разносчиком почты?
— Из любопытства. — Редактор снова заворчал, но я видела, что его губы растягиваются в улыбке. По сути, он был мягкосердечный старикан. Но, похоже, я принадлежала к тем немногим людям в газете, кто это понимал. Незамужнюю девушку, выросшую в доме с отцом-полицейским и пятью братьями, не так просто запугать. Мистеру Доналдсону с его брюзжанием до этого было чрезвычайно далеко. — Эти носки меня достали. — Он повернулся и с важным видом зашагал из кабинета, но напоследок остановился в дверях. — Значит, «маленькая сардинка вожделения»? Си-Джей, твои мозги, должно быть, обитель ужасных вещей.
Я показала язык его удаляющейся спине и принялась сортировать почту. Я занимаюсь ею каждый день и отношусь к этому делу как к своеобразной игре, пытаясь отделить положительное: «Хорошая работа»; «Да, я разделяю ваше мнение»; «Мой парень точно такой же»… от негативного: «Ты ничтожество»; «Ты женоненавистническая свинья»; «Ты, наверное, лесбиянка, ненавидящая мужчин»…
Если вы ведете колонку в еженедельнике, то волей-неволей привлекаете к себе внимание. Тем более если эта колонка называется «Голая правда о мужчинах».
— Эй, красавица! — послышался за спиной до боли знакомый голос. — Ты, я слышал, в очередной раз выходишь замуж. — Билл Карран, лучший спортивный обозреватель за западном побережье и действительно умный парень, стоял в дверях и ухмылялся. — Клянусь, речь идет о каком-то «головастике вожделения».
Я прикрыла глаза и застонала.
— Если хочешь поиздеваться, то, по крайней мере, называй вещи правильно. Это была сардинка. «Сардинка вожделения».
— Да, но подавляющая часть тех ребят, вероятно, получает больше удовольствия от головастиков, — сказал Билл. — Ты понимаешь, что я имею в виду?
Я старалась казаться строгой, хотя едва сдерживалась от смеха.
— Понимаю.
Билл родился и вырос в Висконсине. Он был голубоглазый, светловолосый парень и напоминал вскормленного кукурузой фермерского сынка.
— За что я люблю тебя, Мерфи, так это за то, что ты одна из нас, парней.
Он сунул руки в карманы и ушел, насвистывая, в то время как я уронила голову на руки поверх последней стоики с корреспонденцией.
Великолепно. Исчерпывающий итог всей моей личной жизни. Я просто одна из них, парней.
— Перестань, наконец, смеяться, ты, большой ребенок. Я слышу, с пулом брачных предложений меня опережают. Это наверняка семнадцатое за месяц. Сколько ты получила сегодня? Два или три?
Возле письменного стола стояла моя лучшая подруга. Красивая, раздражающе высокая и худая Паола Россини. Я никогда не понимала, как ей удается так бесшумно подкрадываться на каблуках в три дюйма.
— Не знаю. — Я подняла голову. — Не считала. И я не могу заставить себя распечатать еще вот это.
Паола покачала головой с идеально уложенными, блестящими черными волосами.
— Оставь его, — улыбнулась она. — Пойдем обедать. Заодно я покажу тебе мою новую машину.
Я хотела отказаться. Но путь к моему сердцу определенно лежал через мой громко урчащий желудок.
И, кроме того, отчаявшаяся половинка моего «я» не могла устоять, чтобы не попросить о помощи.
Хотя вторая, слишком гордая половинка моего «я» была против.
— Мне нужна твоя помощь, — пробормотала я, пряча свои неописуемо грязно-коричневого цвета кудри под неописуемо грязно-коричневую бейсболку. Я встала, окинув взглядом старую тенниску навыпуск и блеклые синие джинсы. Пора бы сменить их на голубые. Я вздохнула и поспешила за Паолой, любуясь ее безупречным коротеньким красным костюмом с идеально подобранными аксессуарами.
Мне была нужна ее помощь. Может, просто самая чуточка помощи…
Я с наслаждением вдохнула пряные ароматы любимого ресторана. Знакомая официантка принесла нам заказ.
— Вам, как всегда, курицу по-сычуаньски, Си-Джей? — спросила Лин. — Пора расширять ассортимент и когда-нибудь попробовать мясо по-сычуаньски. — Она поставила мой ленч на черную лакированную поверхность стола.
— Спасибо, — засмеялась я. — Может, в следующий раз.
— Нет проблем. — Лин заулыбалась. — Мне очень понравилась последняя колонка о мужчинах и обязательствах.
После того как официантка ушла, Паола развернула комплект своих палочек и выкрала у Билла с его тарелки кусок кунжутной говядины.
— Эй! — запротестовал он. — Почему ты сама никогда не заказываешь себе мясо, а воруешь мое?
— Твое вкуснее, — ответила Паола. — Между прочим, ты единственный мужчина, который мне отказывает. Почему ты не даешь мне то, что я хочу? — Она невинно захлопала ресницами.
Билл закатил глаза к потолку.
— Почему я тебе не даю того, что ты просишь? Ну да, что-то наподобие твоего «мерседеса» на парковочной стоянке? Интересно, и что ты сделала, чтобы заслужить такой подарок?
Я даже открыла рот от удивления. Но слова Билла ничуть не обидели Паолу.
— Я взяла с собой Лулу на Неделю моды в Нью-Йорк и показала вещи, которые действительно ей идут. Ее муженек был так счастлив, что на радостях отдал мне свой автомобиль. Это просто аренда. Через три года я должна буду вернуть машину.
Муженек, о котором так небрежно упомянула Паола, владел половиной фирмы «Мерседес» на западном побережье. Лулу, жена этого бизнесмена, была известна тем, что тратила огромные деньги, покупая ужасно безвкусные вещи. Поэтому неудивительно, что ее муж остался так доволен Паолой. Для женщины, которая никогда не вступала в сексуальные связи («До тех пор, пока нет серьезных отношений»), это был большой успех. И, правда, богатые мужчины частенько делали Паоле действительно дорогие подарки.
Я шлепнула Билла по руке, когда он потянулся за последним куском говяжьего заливного, и забрала его себе.
— Как так, получается, — сказала я, — что мне никогда не дарят ничего подобного? Я бы с радостью сходила за покупками с женой какого-нибудь богатого парня. Или… Ну что ты сделала, к примеру, в тот последний раз? Скажи мне, Паола. Посидела с любимой собачкой какого-нибудь чемпиона по джит-зус? Я тоже так могу.
Паола деликатно пожала плечами, потом аккуратно вытерла рот.
— Джиу-джитсу, Си-Джей, — поправила она меня. — Не джит-зус. Просто у меня талант появляться в нужном месте в нужный час. — Паола окинула меня быстрым взглядом, от моей бейсболки до ног, — А также я умею правильно одеваться. — Она помахала рукой в воздухе и продолжила: — Думаешь… в твоей… одежде ты будешь внушать кому-то доверие? Ты одеваешься как… как…
Билл перебил ее:
— Си-Джей одевается как репортер. Не как fashionista[1] вроде тебя, Паола.
Я изумленно уставилась на Билла:
— Fashionista, Билл? Тебе знакомо это слово? Если «Морские пехотинцы» или «Морские ястребы» узнают, они перестанут пускать тебя в свою раздевалку.
Паола смахнула несуществующие крошки со своей шелковой белой блузки.
— Си-Джей, если уж речь зашла о моде, давай поговорим о том, как изменить твою внешность. — Она отодвинула тарелку, где больше двух третей мяса осталось, не съедено, и наклонилась ко мне. — Ты хочешь, чтобы я тобой занялась? Ну что ж, я сделаю из тебя звезду.
— Гм… — В этот момент Билл уже наполовину затолкал в рот огромный кусок булки. — Ты шу-у-ти-ишь?
— Манеры, Билл. — Паола закатила глаза к потолку. — Манеры!
Он торопливо проглотил булку и запил ее водой.
— О чем ты говоришь, Россини? Зачем тебе нужно менять ее внешность? Си-Джей и так хороша. Не все хотят быть расфуфыренными принцессами.
Понимая, что с эпитетом «расфуфыренная» нас ожидают неприятности, я попыталась предотвратить баталию, но было слишком поздно.
— Принцессами? Каждая женщина — принцесса, чтоб ты знал, неандерталец. И потом, как ты смеешь называть меня расфуфыренной? Только потому, что сам предпочитаешь выглядеть так, будто ты ввалился на работу после трехдневной пьянки? Это не означает, что ты можешь насмехаться над теми, кому хватает гордости следить за своей внешностью. Мода — это не ругательство.
Билл устремил на меня недоверчивый взгляд:
— Ты и впрямь собираешься клюнуть на эту чушь? Ты, кого мы считаем своим парнем. Если ты начнешь разгуливать на шпильках, это нарушит динамичную работу отдела новостей.
— Ну, я…
— Динамичную работу? — вмещалась Паола. — Откуда такой высокий слог у спортивного репортера? Если у нас возникнет потребность в твоих новациях по части моды, это будет мой последний день здесь. После этого я покину работу… чтобы… чтобы перейти туда, где нужно будет ходить в униформе. И где нужно будет цеплять к карману нагрудную табличку со своим именем.
Никто не допускал даже самой мысли, что Паола может носить униформу с табличкой на груди. Поэтому мы молча разобрали с тарелки «печенье-гадание». Билл разломил свое напополам и, вытащив бумажку с предсказанием, зачитал вслух. Такова была традиция наших ленчей.
— Измените свои мысли — и вы измените свой мир. Паола вздохнула, однако тоже прочитала свою бумажку, позволив всем на время отложить обсуждение моды.
— Пойти вместе — это начало, быть вместе — прогресс, работать вместе — успех.
Я ухмыльнулась:
— В этих записках всегда одно и то же. Ничего специфического, все расплывчато и заумно. Никто еще не получил плохих известий от гадания на печенье.
Я разломила свое печенье и вытянула бумажную полоску.
— Величие и слава, — прочитала я. — Ха! Слушайте! Величие и слава придут… гм… Что? — Я уставилась на печенье и задумалась. Может быть, стресс убивает мозговые клетки, управляющие зрительным нервом?
— Что там? — Паола протянула руку и взяла у меня бумажку с предсказанием. — Величие и слава, а что дальше? — Она изучила записку и применила свой двойной классический прием, поморгав, как сова. Потом медленно прочитала вслух: — Величие и слава пройдут мимо вас — и в жизни вас ожидают уныние… и отчаяние?..
Билл хмыкнул:
— Весьма забавно.
— Нет, без шуток. Прочитай это. — Паола подала ему бумажку.
Он прочитал и с недоумением взглянул на Паолу:
— Не может быть. Это чушь. Бред какой-то. Я всегда считал, что их предсказания должны быть позитивными. Это какое-то другое печенье. Или здесь имеется скрытый смысл?
Мы все в ужасе переглянулись. Потом я рассмеялась, несмотря на мурашки, пробежавшие по спине.
— Помните, как в детстве мы шутили по этому поводу? Мы обычно говорили: «Судьба-индейка, помоги! Я попала вдовушку китайского «печенья-гадания».
Мы отодвинули стулья, и я швырнула на стол скомканную бумажку с предсказанием.
— Полагаю, мне незачем подстраиваться под моду, если в жизни меня ждут уныние и отчаяние. Но все равно спасибо тебе, Паола. — Я снова засмеялась. Но смех получился какой-то дребезжащий и неуверенный. Вообще-то я не слишком суеверная, но все же когда, например, дорогу перебегает черная кошка, дальше я иду другой дорогой.
Билл по-дружески положил мне руку на плечо:
— Нет, Си-Джей, тебе не надо ничего в себе переделывать. Ты и так совершенна. Ты хороша такая, какая есть.