Голливудские связи. Лаки Сантанджело. Книги 1-11

Глава 1

Если бы только Бриджит Станислопулос знала, чем обернется для нее это приглашение! Когда ее коллега и фотограф Фредо пригласил Бриджит и ее чернокожую подругу Лин – тоже супермодель – на ужин, девушки без колебаний приняли приглашение. Особенно оживилась Лин, когда узнала, что Джон пригласил своего кузена, к тому же итальянского графа, Карло Витти. Карло оказался просто красавцем, к тому же он в последнее время жил и работал в Лондоне. Это обстоятельство привело Лин в неописуемый восторг, ведь Лин сама выросла в Лондоне! Но Карло, казалось, не замечал внимания Лин к его персоне, он явно отдавал предпочтение светловолосой и сдержанной Бриджит. И когда Карло вызвался проводить Бриджит до дома, она согласилась.

Ни предыдущий жестокий опыт общения Бриджит с мужчинами, ни советы мудрой Лаки Сантанджело, заменившей ей мать, на этот раз не уберегли девушку от ужасных последствий этой встречи. Этот подонок Карло умел обращаться с девушками! Потом Бриджит не могла понять, как она не заметила, что Карло подсыпал в ее стакан снотворное. Состоянием Бриджит Карло воспользовался немедленно и развлекся по полной программе. Утром его уже не было в ее квартире, а Бриджит мучительно соображала, что же случилось ночью. А спустя некоторое время она поняла, что беременна. Свою тайну Бриджит оберегала от всех.

Рассказав Лин только часть из того, что произошло на самом деле, Бриджит никому не доверила главного. Даже Лаки. За это время у Бриджит была одна неожиданная встреча с Лаки, но это случилось при таких печальных обстоятельствах, что Бриджит пришлось срочно вылететь из Нью-Йорка в Лос-Анджелес на похороны Мэри Лу Беркли, чернокожей голливудской актрисы и свояченицы Лаки Сводный брат Лаки Стивен Беркли потерял свою молодую жену, ожидавшую второго ребенка, по чьей-то злой и бессмысленной воле. Мэри Лу с Ленни Голденом – мужем Лаки – ехали в машине после завершения съемок. Они спешили на прием, устроенный в честь хозяйки киностудии «Пантера» Лаки, когда юная парочка – белая девушка и черный тинейджер – хладнокровно расстреляла Мэри Лу и ранила Ленни. Девица прихватила с собой драгоценности, сорванные с Мэри Лу, шикарно одетой для предстоящего приема, и парочка скрылась на черном джипе. Убийцы так и не были найдены, и, только когда Лаки взяла дело в свои руки, появились первые зацепки. Расследованию помог и Ленни, который, оправившись после ранения, сумел вспомнить несколько цифр на номерном знаке джипа.

Эта история так потрясла Бриджит, что она на время забыла о своих тревогах и обидах. Но прощать этого негодяя графа она не собиралась! Жгучая обида, боль, злость не утихали со временем, мешали жить.

Бриджит не знала, что делать, металась в сомнениях.

И наконец в ней созрело решение, постепенно оно приобрело черты совершенно определенного плана мести. Для осуществления его Бриджит предстояло отправиться в Лондон – туда, где жил Карло. Времени в запасе у Бриджит оставалось немного – последние сомнения в отношении беременности отпали, да и, как она узнала от Фредо, Карло собирался расстаться с холостяцкой жизнью и завершить браком свою затянувшуюся помолвку с богатой англичанкой Фионой Уортон Левеллин.

Бриджит не открыла Лин свой план мести, она лишь сказала подруге, что должна ненадолго уехать вместе с Лаки. И Лин приняла эту версию без всяких сомнений.

План Бриджит удался на славу! Ведь Бриджит не сидела сложа руки, а тщательно подготовила его осущеовление: навела необходимые справки, связалась с профессионалами, которые снабдили ее информацией о любвеобильном итальянском плейбое Карло Витти.

А дальше все шло как по нотам: «случайная» встреча в ресторане, где обычно обедал Карло, вновь пробудившийся его интерес… Потом Бриджит сумела получить приглашение на прием в дом родителей Фионы, где совершенно очаровала отца Фионы и сумела подружиться с самой невестой. Карло представил Бриджит как свою добрую знакомую и знаменитую супермодель – коллегу своего талантливого кузена – фотографа из Нью-Йорка.

Но Карло, как оказалось, в любую минуту был готов изменить свою судьбу, разумеется, в благоприятном для него направлении. До него дошли слухи об огромном состоянии Станислопулосов, которое унаследовала Бриджит. И это в корне меняло его планы.

– Ну наконец-то! – воскликнула Лин, хлопая Лаки по спине.

– Простите, вы кто? – Высокая красивая женщина изумленно обернулась.

– Меня зовут Лин Бонкерс. Бриджит мне все уши о тебе прожужжала. Она говорит, что ты – самая смачная штучка после тостов с джемом.

– После тостов с джемом? – Лаки улыбнулась забавному произношению Лин. – Это что, английский способ говорить комплименты?

– Я вижу, что Бриджит рассказывала кое-что и обо мне, – сказала Лин доверительным тоном. – Только ты не должна ей верить. Наша Бригги – ужасная врушка.

– Да, я действительно слышала о тебе, – подтвердила Лаки. Она узнала знаменитую супермодель, но никак не могла припомнить, чтобы Бриджит называла ее имя. – Бригги очень высоко тебя ценит.

– Я хотела спросить у тебя одну вещь, Лаки.

Бригги сказала мне, что летит с тобой в Лондон, но несколько минут назад я познакомилась с твоим братом Стивом, и он сказал, что ты никуда не ездила. Ты не знаешь, где может быть сейчас Бриджит?

Лаки приподняла в изумлении брови:

– Мне она сказала, что должна лететь в Милан на Неделю высокой моды. – В голосе Лаки звучало недоумение. – А что, собственно, произошло?

– Дело в том, что Бригги отказалась от участия в этом шоу. – Лин озадаченно покачала головой. – Я даже на нее обиделась – раньше-то мы всегда участвовали в дефиле вместе. Это так приятно – устроить на подиуме фурор и слегка встряхнуть этих скучных европейцев, которые воображают о себе невесть что!

– Действительно, это несколько странно… – сказала Лаки, размышляя вслух. – Пожалуй, мне лучше позвонить Бригги и выяснить все у нее самой.

– Похоже, Бриджит завела себе кавалера, – вставила Лин. – Но я об этом ничего не знаю – она не сказала мне ни словечка, хотя, казалось бы, своей лучшей подруге она могла бы довериться.

– Она что, всегда все тебе рассказывает? – удивилась Лаки.

– Как правило – да, но только не на этот раз…

Почему-то ей не хотелось, чтобы я что-нибудь узнала о ее новом дружке.

Лаки с сомнением покачала головой.

– Новом?.. – переспросила она. – А у меня было такое впечатление, что Бриджит уже довольно давно ни с кем не встречается. Во всяком случае, когда мы виделись в последний раз, она сказала, что у нее уже давно никого нет.

– Да, я знаю, – сказала Лин с важным видом. – Но это, наверное, было еще до того, как с ней произошла эта ужасная вещь.

– Какая ужасная вещь?

– О нет! – Лин зажала рот обеими руками. – Я поклялась никому об этом не рассказывать.

– Теперь уже поздно, начала – так договаривай, – спокойно сказала Лаки.

Лин явно смутилась.

– Это было в Нью-Йорке, – начала она. – Нас с Бриджит пригласили на вечеринку, и один подонок подбросил ей в бокал таблетку. Ну, знаешь, один из этих новых наркотиков, которые некоторые кавалеры подкидывают девушкам, чтобы они не сопротивлялись и… ничего не помнили. Это и произошло с Бриджит. Потом она говорила мне, что ее, похоже, изнасиловали, но она не была уверена на сто процентов.

В общем, Бриджит просила меня никому об этом не говорить, в особенности тебе. Она сказала, что ты и так слишком часто ее выручала.

– Когда все это случилось? – с тревогой спросила Лаки.

– Месяца два назад, – ответила Лин. – Разумеется, сначала Бригги была вне себя, но потом почему-то решила оставить все как есть. На ее месте я бы это дело так не оставила. Я бы отрезала этому подонку его причиндалы пилочкой для ногтей!

Услышав эти слова, Лаки не сдержала улыбки.

– Мне очень нравятся такие девушки, как ты, Лин. Ты похожа на меня, – сказала она, и Лин улыбнулась в ответ:

– Бриджит так и говорила. Она была уверена, что мы с тобой – родственные души.

Лицо Лаки снова сделалось серьезным.

– Так кто этот счастливый кандидат на срочное хирургическое вмешательство? – спросила она. – Ты его знаешь?

Лин пожала плечами:

– Какой-то итальянский пижон, с которым мы ужинали. По правде говоря, внешне он был довольно смазливеньким, и любая девчонка отдалась бы ему, как только бы он об этом попросил. Не понимаю, зачем ему понадобилось подмешивать Бриджит наркотик!..

Лаки нахмурилась сильнее.

– Бриджит всегда не везло с мужчинами, она не видела от них ничего, кроме неприятностей, – сказала она. – Думаю, она кое-что тебе рассказывала…

– Да, конечно… – Лин немного помолчала. – Это же настоящий кошмар, Лаки! Я-то думала, что уже все повидала, но от ее рассказов у меня просто мурашки побежали по коже…

– А что ты делаешь в Лос-Анджелесе? – неожиданно сменила тему Лаки.

– Я прилетела сюда на денек или два, чтобы встретиться с Чарли Долларом по поводу его нового фильма. Мне предложили в нем» небольшую роль, и я… решила согласиться, – неожиданно для себя закончила Лин, нисколько, впрочем, не смутившись. В глубине души она давно считала, что настоящая супермодель всегда заткнет за пояс любую актрису и что именно Чарли Доллар должен был упрашивать ее сыграть роль в его фильме, чтобы обеспечить ленте успех.

– Чарли – отличный парень, – кивнула Лаки. – Я думаю, вы поладите.

– Мы уже, – подмигнула Лин.

– Уже?..

– Я его уже поимела, – объяснила Лин. – И должна сказать, что Чарли – настоящая звезда не только на экране, но и в постели.

– Я советовала бы тебе не очень об этом распространяться, детка, – сухо сказала Лаки. – У Чарли очень серьезные отношения с Далией Саммерс.

– Очень трудно хранить в тайне такое, – призналась Лин. – Это было та-ак здорово, Лаки, ты просто не представляешь! К тому же моя мама просто обожает душку Чарли.

– А-а, к нам идет Венера Мария, – перебила девушку Лаки. – Вы знакомы?

– Нет. Впрочем, я когда-то была неплохо знакома с Купером. – О том, что она поимела и его, Лин благоразумно не стала упоминать. Ясное дело, Лаки это не понравится, хотя совесть Лин была чиста – она встречалась с Купером Тернером еще до того, как он женился на этой белокурой суперзвезде.

– Познакомься с Лин, Винни, – сказала Лаки. – Она – хорошая подруга моей Бриджит и тоже супермодель.

– Я отлично знаю, кто такая Лин Бонкерс. – Венера Мария повернулась к Лин. – Видела тебя на парижском шоу Шанели, милочка, – промолвила она величественно. – Ты утерла нос всем лягушатникам.

Ты их просто убила! Прими мои поздравления, дорогая!

– Спасибо, – промолвила Лин, скромно потупив глаза. Она и сама не ожидала, что похвала, исходящая от Венеры Марии, будет ей так приятна.

– А вот и Прайс Вашингтон, – добавила Венера Мария, когда Лаки, извинившись, отошла. – Он уже давно мечтает с тобой познакомиться. Почти с тех самых пор, как приехал сюда.

– Привет, Прайс, – поздоровалась Лин, бросая на Прайса быстрый взгляд из-под опущенных ресниц.

Прайс Вашингтон был неотразим: красивый, сдержанный и невероятно сексуальный. Устоять Лин была просто не в силах.

– Привет, – отозвался Прайс, откровенно разглядывая ее. То, что он видел, ему явно нравилось. – Я видел твое «Африканское сафари» в последнем номере «Вог». Там есть несколько шикарных фотографий.

– С каких это пор мужчины начали читать «Вог»? – притворно удивилась Лин.

– Одна из моих подружек оставила его у меня в спальне, – хладнокровно пояснил Прайс.

– Одна из… Сколько же их у тебя?

– Много. Разве ты еще не знаешь, что мужчины любят разнообразие?

– Ах вот от чего ты больше всего балдеешь! От разнообразия!

– Возможно.

– Так-так!.. – промолвила Венера Мария, обмахиваясь рукой, как веером. – Что-то здесь жарковато становится. Просто горячо. Пойду-ка поищу своего благоверного, пока его никто не соблазнил. Увидимся позже! – И она поспешила оставить Лин в обществе Прайса.

Каким-то образом – как, он и сам не понял, – Макс Стил оказался вовлечен в совершенно идиотский разговор с подружкой Прайса Вашингтона. Крисси была настолько глупа, что не понимала даже самых прозрачных намеков, и вырваться от нее оказалось совершенно невозможно. Макс внутренне кипел, но поделать ничего не мог, а говорить грубости он не мог себе позволить Их даже она могла понять и устроить скандал, погасить который было бы невероятно трудно по причине все той же непроходимой глупости Крисси.

– Понимаешь, – говорила Крисси, и ее огромные груди внушительно колыхались от возмущения, – после того как я снялась для «Плейбоя», я думала, что дальше все пойдет само собой. Мне говорили это все, буквально все! Ведь если снимаешься для разворота, это что-нибудь да значит, верно?

– Верно, – подтвердил Макс, пытаясь срочно придумать какой-нибудь предлог, чтобы избавиться от этой дуры. Известие о пожаре, землетрясении, полном разорении агентства или о скоропостижной кончине любимого дедушки он воспринял бы сейчас с облегчением и радостью, но – увы! – никто не спешил к нему с трагической телеграммой, да и никакого дедушки у него не было. Между тем Крисси продолжала негодовать:

– ..И вот мой агент заявляет мне, что я, видите ли, должна почаще показываться публике! Он сам выбирал для меня это платье, чтобы все меня замечали, а теперь из-за него Прайс меня бросит. Я же вижу, что он меня стыдится. Скажи, разве это необидно?!

– Конечно, тебе обидно, я понимаю, – поспешно согласился Макс.

– Я знаю, что ты тоже известный агент. Мне это кто-то сказал, только я не помню кто… – Она слегка наморщила лобик. – Впрочем, это неважно. Я хотела сказать, что ты, наверное, не будешь возражать, если я когда-нибудь загляну к тебе в контору поговорить о делах. Мне, безусловно, нужен новый агент, и… В общем, я уверена, что ты – тот самый человек, который…

– Ты когда-нибудь снималась в фильмах? – покорно спросил Макс, продолжая с надеждой озирать окрестности в поисках спасения.

– Нет, если не считать… Но это было давно, Максик, и это было не самое жесткое порно. И потом, если Трэси Лорде может делать это в самых обычных фильмах, то и любая сможет, ведь правда?

– Трэси Лорде действительно неплохая актриса, – сказал Макс. – Но она снималась в порнофильмах, когда была еще подростком. Потом она долго училась актерскому мастерству и только теперь стала играть на хорошем уровне.

– Я тоже могу немного подучиться, – заявила Крисси, и ее огромный бюст снова заколыхался перед самым носом Макса, который смотрел на него как загипнотизированный. – Хочешь, я покажу тебе, что я уже умею?

«Господи, – обреченно подумал Макс, – где же Лин? Сейчас она нужна мне как никогда!»

А Лин в это время сидела на веранде особняка и курила косячок, любезно предложенный ей Прайсом Вашингтоном. И хотя он был черным, как и она, хотя он был «звездой» и знаменитостью и будил в ней инстинкт хищницы, все же Лин то и дело вспоминала Стивена Беркли, который был красивее всех мужчин – белых и черных, – всех, кого она когда-либо встречала. Быть может, дело было в этом – или в том, что, в отличие от других, он не пытался заигрывать с ней, хотя Лин дала ему для этого не один повод, – однако факт оставался фактом: Стив произвел на нее поистине неизгладимое впечатление.

Если бы Бриджит была рядом, Лин непременно расспросила бы о Стиве поподробнее, однако Лин понятия не имела, куда – и с кем! – могла скрыться эта маленькая сучка. Лин обожала быть в курсе всех дел, и теперь, когда ближайшая подруга не сказала ей ни слова, она чувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах. Можно было подумать, что Бриджит не доверяет ей или – еще хуже – пренебрегает ею.

Но с этим она решила разобраться потом. Сейчас же Лин могла только радоваться своей удаче. Ее окружало столько красивых, респектабельных черных мужчин, что голова у Лин начинала сладко кружиться. Ни один белый пижон, позарившийся на ее черную попку, не шел ни в какое сравнение ни с Прайсом Вашингтоном, ни тем более со Стивеном Беркли, хотя Стив был просто адвокатом, в то время как все те, с кем она обычно спала, были рок-звездами, знаменитостями или, на худой конец, миллионерами.

А именно белые мужчины чаще всего оказывались в ее постели (Лин всегда говорила «в моей постели», даже если это была вовсе не ее постель). Богатые, пресыщенные, избалованные женским вниманием, они дарили ей ценные подарки, однако Лин редко когда могла сказать, что близость с кем-то из них доставила ей настоящее удовольствие. Дело, однако, было вовсе не в том, что она сознательно пренебрегала темнокожими партнерами, просто ей так везло или скорее не везло. В своей повседневной жизни Лин почти не встречалась с привлекательными темнокожими парнями, если не считать двух коллег-манекенщиков (оба оказались «голубенькими») и короткого романа с одним известным исполнителем рэпа, который обращался с ней то как с хрустальной вазой, то как с дерьмом, чего Лин, разумеется, не могла выносить долго.

И вот теперь фортуна вдруг повернулась к ней лицом! И это лицо было в высшей степени известное!

– Как долго ты пробудешь в Лос-Анджелесе? – спросил Прайс Вашингтон, затягиваясь «косячком» и возвращая сигарету Лин.

– Всего несколько часов, – ответила она, втягивая в себя терпкий, сладковатый дым.

– Не хочешь провести их со мной? – поинтересовался он, слегка опуская свои тяжелые веки и награждая Лин фирменным «прайс-вашингтоновским» взглядом – долгим и пристальным взглядом уверенного в своей неотразимости покорителя женских сердец.

– Ты, видно, не любишь тратить время попусту, – ответила Лин таким тоном, что ее слова можно было принять и как поощрение, и как отказ.

– Моя мама всегда говорила: упустишь момент – потом не поймаешь Лин покачала головой. В любом другом месте и в любой другой вечер она бы поехала с ним без колебаний, но только не в Лос-Анджелесе и не сегодня Сейчас ей больше всего хотелось вернуться к себе в отель и в одиночестве помечтать о Стиве. Прайсу Вашингтону придется найти себе другую подружку, которая оставит у него на подушке еще один «Вог» с ее, Лин, фотографиями. Да и Максу Стилу тоже надо было дать от ворот поворот Разумеется, в данном случае следовало действовать особенно деликатно, поскольку он, что ни говори, был ее агентом.

– Извини, – твердо проговорила она, награждая Прайса Вашингтона ослепительной улыбкой, – но на сегодня у меня все танцы расписаны.

То немногое, что Лин сообщила о Бриджит, заставило Лаки встревожиться. Она хорошо знала свою приемную дочь и понимала, что Бриджит с ее мягким характером и наивностью будет нелегко среди знаменитых моделей, весь мир которых вращался, как правило, вокруг наркотиков, секса и денег К счастью, Бриджит повезло, и она сумела подняться на самую вершину невероятно быстро. Ее карьера была стремительной, поэтому она избежала множества опасностей и соблазнов, через которые большинству девушек приходилось пройти, прежде чем стать знаменитыми. Основную угрозу для кандидаток на олимп модельного бизнеса представляли мужчины: похотливые и коварные, они завлекали юных и неопытных в свои сети, использовали на всю катушку, а потом выбрасывали за ненадобностью, и надо было обладать здравый смыслом – а пуще того – богатым жизненным опытом, – чтобы различать нечистоплотных агентов, второсортных дизайнеров, спившихся режиссеров и прочих неудачников С другой стороны, какое-то дело было Бриджит необходимо, и Лаки не уставала благодарить бога за то, что карьера фото мод ели ей удалась Бриджит отдавалась этой работе со всей серьезностью, на какую была способна, и это дисциплинировало ее и отучало от губительной праздности. В противном случае огромное наследство Димитрия Станислопулоса могло оказать ей плохую услугу.

Как бы там ни было, никакая грязь к ней не пристала, и в глубине души Бриджит оставалась чистой и наивной девушкой, что ее и подводило Уже несколько раз она попадала в неприятные истории Опыт, который был так необходим Бриджит, доставался ей слишком дорогой ценой, и у Лаки были все основания беспокоиться за нее Вот почему она решила, что утром обязательно позвонит агенту Бриджит и выяснит точно, где она и с кем И если Бриджит снова потребуется помощь, Лаки готова была сделать все от нее зависящее. Впрочем, как и всегда делала Бросив рассеянный взгляд в противоположный конец зала. Лаки заметила своего давнего друга Алекса, который увлеченно разговаривал о чем-то с Пиа.

«Должно быть, о тантрическом сексе», – подумала Лаки и усмехнулась. Пиа оказалась умной девочкой; во всяком случае, она сумела задержаться при Алексе надолго – много дольше своих предшественниц.

«Почему я думаю об Алексе? – упрекнула себя Лаки. – Об Алексе, а не о детях и муже, которые ждут меня дома?»

Ах, дом, любимый дом! Лаки очень любила свою семью, но она никогда не была домоседкой и никогда ею не станет. Свобода подчас бывает такой соблазнительной!

Тут Лаки снова усмехнулась. Алекс оказался умнее ее: ни семьи, ни привязанностей у него не было. В его жизни существовала только работа, которой он предавался со страстью, да любовницы, которых он менял с головокружительной скоростью.

Лаки улыбнулась. Зато Алекс никогда не почувствует на своей щеке пахнущий карамелью поцелуй сына или дочери, никогда не ощутит тепло льнущего к тебе маленького тельца, никогда не услышит идущее от самого сердца «Я люблю тебя, папа!»…

Лаки бросила на Алекса еще один взгляд. Он что-то нашептывал Пиа в самое ушко и улыбался. И она тоже улыбалась.

Проклятье! Не пора ли ему поменять эту экзотическую крошку Мисс Сингапурские Трущобы на что-нибудь новенькое?

– Добрый вечер, Стив, – сказала Венера Мария, целуя его в обе щеки. – Надеюсь, ты не жалеешь, что выбрался на мой прием? Ты не должен замыкаться в своем горе. Мэри Лу не вернешь, да и девочку нельзя лишать радостей…

Стив держал на руках Кариоку, которая сладко спала, засунув в рот пальчик. Ее невинное, милое личико даже во сне светилось довольством.

– Кое-кто действительно неплохо провел время – смотри, как она улыбается во сне, – ответил Стив, с любовью глядя на дочь.

– Вот и отлично, – кивнула Венера Мария. – Надеюсь, теперь вы оба будете бывать у нас почаще.

– Если пригласишь, – отшутился Стив, вспоминая подругу Бриджит – красивую темнокожую девушку в нелепом розовом платье, которая глотала звуки и целые слова, как чистокровная уроженка лондонского Ист-Энда.

– Тогда Куп или я позвоним тебе на будущей неделе, – решительно сказала Венера Мария. – Мы позовем еще Лаки и Ленни и устроим небольшое суаре.

Как ты на это смотришь?

Стивен кивнул.

– Я буду очень рад, – сказал он просто. – Спасибо, Венера Мария.

Когда вечеринка подошла к концу и последние гости разъехались по домам, Венера Мария повернулась к Куперу и сказала:

– Похоже, прием удался на славу!

Купер кивнул, и они вместе поднялись наверх, чтобы заняться любовью в просторной ванне-джакузи, установленной на балконе их спальни. Их никто не видел, и только одинокий папарацци, словно неясыть затаившийся в кроне далекого дерева, никак не мог оторваться от видоискателя своего фотоаппарата с мощным телеобъективом.

Официанты давно разошлись.

И большинство охранников тоже.

Только огромная оранжево-красная луна вставала над Голливудскими холмами, предвещая еще один жаркий, суматошный день.

Глава 2

Тедди много раз укорял себя за то, что отложил побег, а теперь было уже поздно. Слишком поздно.

Последние несколько недель стали для него настоящим кошмаром, начавшимся с появления в доме двух полицейских детективов. Они расспрашивали о джипе, а он сидел как на иголках, потому что наверху, в его спальне, пряталась Мила. Спускаться вниз, пока в доме полиция, она боялась – копы могли опознать ее по фотороботу.

Детективы допрашивали Тедди почти двадцать минут, когда в гостиной появилась Крен, одетая в длинный коричневый халат. Когда появилась полиция, она уже спала, и без косметики ее лицо казалось еще более строгим, чем обычно.

– Что здесь происходит? – раздраженно спросила она, разглядывая копов – а заодно и Тедди – с таким выражением лица, что в других обстоятельствах ему стало бы очень не по себе. Но сейчас он был даже рад ее приходу.

– Мы расследуем преступление, в котором фигурирует черный джип, – объяснил детектив Джонсон. – Свидетель запомнил и назвал нам несколько цифр номерного знака машины, зарегистрированной по этому адресу, и нам хотелось бы знать.

Ирен оскорбленно выпрямилась. В ней было всего пять с половиной футов, но впечатление все равно было очень внушительное, так как выражение лица экономки вполне компенсировало недостаток роста.

– А вам известно, в чьем доме вы находитесь? – спросила она с затаенной угрозой.

– Простите, мэм, а вы-то кто такая? – вопросом на вопрос ответил второй детектив – низкорослый плотный мужчина испанского типа. – И что вы здесь делаете?

– Кто я такая?!. – Ирен покраснела от негодования. – Я – личная помощница мистера Прайса Вашингтона, и я уверена, что адвокат мистера Вашингтона будет очень недоволен, когда узнает, что вы допрашивали сына мистера Вашингтона в его отсутствие. Уходите отсюда немедленно, детектив, если не хотите неприятностей.

Тедди, с тревогой наблюдавший за происходящим, вздохнул с облегчением. В эти минуты он почти любил Ирен, которая дала этим толстозадым копам такой отпор.

– Если вы настаиваете, мэм… – Детектив Джонсон прекрасно знал, когда лучше отступить. Эта драная кошка действительно могла доставить обоим немало неприятностей. Иметь дело со звездами – равно как и с их домработницами – было не легче, чем отплясывать фокстрот на намыленном канате.

Один неверный шаг, и ты оказывался бывшим детективом.

– Мы только задали молодому человеку несколько вопросов. Больше мы вас не побеспокоим, – сказал он миролюбиво, после чего копы ретировались.

– Что им было надо? – спросила Ирен, убедившись, что полицейские покинули территорию поместья.

В ответ Тедди пожал плечами. Ему хотелось казаться спокойным, но в душе он трепетал.

– Не знаю, – сказал он как можно небрежнее. – Они разыскивают черный джип, который какой-то пьяница якобы видел на месте грабежа.

– В Лос-Анджелесе тысячи джипов, – сердито сказала Ирен. – Почему они явились именно сюда?

Тедди снова пожал плечами и отвернулся. Ему не хотелось, чтобы Ирен видела его испуганное лицо.

– Откуда я знаю, – пробубнил он.

– А где Мила? – резко спросила Ирен.

– Я ее не видел, – солгал Тедди.

– Будь добр, не открывай больше никому, – строго сказала Ирен. – Это моя работа – моя, а не твоя. – Она подозрительно покосилась на него. – Ты что-то скрываешь, Тедди?

– Нет, ничего… С чего ты взяла?.. – встрепенулся он.

Вырвавшись от Ирен, Тедди поспешил к себе в спальню, где его ждала Мила. Они долго обсуждали ситуацию, спорили, а под конец Мила зло проговорила:

– Запомни, Тедди, самое главное – что бы ни случилось, ты должен все отрицать. Отрицать, понял?

Если скажешь хоть слово, ты об этом пожалеешь – это я тебе обещаю!

Через неделю те же два детектива снова позвонили у ворот особняка. На этот раз они просили показать им джип, но Ирен им даже не открыла.

– Убирайтесь, откуда пришли, – сказала она в переговорное устройство. – У вас нет никакого права вламываться в дом мистера Вашингтона. Это частная собственность.

– Хорошо, в следующий раз мы придем с ордером на обыск, – устало вздохнул детектив Джонсон.

На это расследование он потратил уйму времени и сил, а конца ему не было видно. Впрочем, все было бы не так страшно, если бы не эта тронутая миссис Голден, непревзойденная Лаки Сантанджело, которая продолжала доставать его ежедневными звонками, словно не понимая, что у Джонсона в производстве еще несколько дел об убийствах и он не может бросить все и заниматься поисками сопляков, напавших на ее мужа.

– Да-да, – отозвалась Ирен. – Вот получите ордер, тогда и приходите.

– Что ж, придется идти к окружному прокурору, – сказал Джонсон напарнику, когда они вернулись к своей машине. – Иначе эта ведьма ни за что нас не пустит.

Чем дольше он размышлял об этом деле, тем больше он был уверен, что дерганый черный паренек, с которым они разговаривали неделю назад, очень похож на компьютерный фоторобот одного из подозреваемых. Это – и еще совпадение нескольких цифр в номерном знаке джипа – давало ему основания надеяться, что они наконец-то напали на след преступников.

«Миссис Голден может быть довольна», – подумал он почему-то.

Ровно через сутки детектив Джонсон с напарником снова приехали в особняк Прайса Вашингтона.

На этот раз у них был ордер на осмотр джипа, и Ирен, которая всегда предпочитала держаться подальше от блюстителей порядка, растерялась. Прайс был на гастролях в Лас-Вегасе, и Ирен заставила двух детективов ждать у ворот, пока она связывалась с адвокатом Прайса Вашингтона.

Узнав, в чем дело, адвокат Прайса обругал Ирен последними словами за то, что его не поставили в известность, когда полиция появилась в усадьбе в первый раз.

– Сволочи хреновы! – по-русски выругалась Ирен, бросая трубку на рычаг. Эти слова относились и к полицейским, и ко всем юристам-адвокатам, и к другим представителям власти. Они всегда совали нос не в свое дело и вообще вели себя так, словно им все позволено, но Ирен поклялась, что в особняке Прайса Вашингтона они распоряжаться не будут.

По крайней мере, пока она здесь.

Но сегодня детективам не повезло. Выйдя к ним, Ирен не без злорадства объявила обоим, что джипа нет на месте, так как Тедди уехал кататься.

– Когда он вернется? – спросил помощник Джонсона.

– Это мне неизвестно, – отчеканила Ирен и выпрямилась, словно готовясь защищать входную дверь до последней капли крови, но не пропустить копов внутрь.

– Тогда нам придется подождать, – сказал детектив Джонсон.

– Ждите, но только за воротами.

– Назовите, кстати, ваше имя, мисс, – неожиданно сказал второй детектив, и Ирен невольно вздрогнула. Она знала, что, если полиции станет известно, кто она такая, ей грозит крупный денежный штраф за въезд в страну по подложным документам. Возможно, ее даже посадят в тюрьму или депортируют!

Дрожащим голосом она назвала себя.

– Посмотрите внимательно на эти лица, мисс Копистано, – сказал Джонсон, переврав ее фамилию. – Они вам знакомы?

Он протягивал ей две фотографии, созданные на основе словесного портрета подозреваемых. Эти фото Ирен видела в городе и в газетах, но впервые ей пришло в голову, что девушка очень похожа на ее дочь Милу. Что касалось юноши, то он напоминал Тедди, но сходства в этом портрете было меньше.

– Нет, – твердо ответила она, глядя прямо перед собой.

– Вы уверены? – От Джонсона не укрылся кирпично-красный румянец, проступивший на лице экономки, и он почувствовал, как внутри его нарастает радостное возбуждение. – Разве это не тот парнишка, с которым мы разговаривали на прошлой неделе? – спросил он напрямик.

– Нет, – повторила Ирен и добавила:

– Я полагаю.

– Это ведь был сын Прайса Вашингтона? – снова спросил детектив, и Ирен неохотно кивнула. Ей не хотелось сообщать копам ничего, но отрицать очевидное было бы глупо, к тому же она слишком хорошо понимала, чем ей это грозит.

– Не знаете, может быть, у него есть белая… гм-м… приятельница?

– Что-что?

– Белая приятельница, подружка, – Пояснил детектив, гадая, почему это мисс Капистани так боится отвечать на вопросы. Похоже было, что она что-то скрывает, но он не мог понять – что. К тому же вряд ли сама эта малопривлекательная женщина могла иметь отношение к убийству Мэри Лу Беркли и нападению на Ленни Голдена.

– У него нет приятельницы – ни белой, ни черной, ни желтой, – парировала Ирен, стараясь при помощи гнева скрыть свое замешательство.

– Откуда вы родом, мисс Капистани? – Второй детектив назвал ее фамилию правильно, и лицо Ирен на мгновение окаменело.

– Я обязана отвечать на этот вопрос? – выдавила она наконец.

Детектив Джонсон хмыкнул. Определенно, эта женщина что-то скрывала.

– Вам решать, – сказал он, разыгрывая «доброго» полицейского.

Ирен с ненавистью посмотрела на него.

– Я имею в виду – по закону, – уточнила она. – Есть такой закон, что я обязана вам отвечать, или нет?

Детектив Джонсон понял, что напал на золотую жилу. Ордер на осмотр джипа лежал у него в кармане, но теперь он знал, что этого недостаточно. Нужно было срочно ехать к окружному прокурору и просить у него ордер на осмотр всей усадьбы. Вот только как убедить старого законника, что эта мисс знает больше, чем говорит?

Детектив Джонсон предпочитал ковать железо, пока горячо. Через сорок восемь часов он снова появился у ворот особняка Прайса Вашингтона, имея на руках подписанный окружным прокурором ордер на обыск дома. На этот раз не в силах Ирен было их остановить. В панике она снова позвонила адвокату Вашингтона, но было уже поздно: детектив Джонсон и его люди проникли в усадьбу. Обыск они начали со спальни Тедди и сразу же наткнулись на толстую пачку газетных вырезок, которые были спрятаны под матрасом. Все они были посвящены убийству Мэри Лу Беркли, и детектив Джонсон понял, что один из преступников у них в руках. Что касалось девицы – сообщницы Тедди, то и ей не долго оставалось гулять на свободе. Опыт подсказывал Джонсону, что сынок Прайса Вашингтона расколется в первые же часы пребывания за решеткой, и тогда задержать его подружку будет делом техники.

– Кто это? Назови ее имя! – орал детектив Джонсон, размахивая перед носом у Тедди компьютерной распечаткой с портретом Милы.

– Я не знаю, – пробормотал Тедди, низко опуская голову. Он отлично знал: стоит отцу узнать правду, и его жизнь превратится в сущий ад. Страх почти полностью парализовал его. Тедди практически ничего не соображал и отвечал на вопросы копа так, как учила его Мила. Других ответов у него все равно не было. «Все отрицай», – сказала Мила, и Тедди отрицал, совершенно не думая о том, что его ложь никого не может ввести в заблуждение.

– Напрасно ты ее защищаешь, – покачал головой детектив, несколько успокаиваясь. – Все равно мы схватим ее в самое ближайшее время, а я уверен, что она-то сразу выдаст тебя со всеми потрохами. Ты, похоже, неплохой парень, – добавил он. – К тому же, насколько я знаю, ты никого не убивал…

Джонсон выдержал паузу, чтобы дать Тедди время подумать. Затем, снова возвращаясь к жесткому тону, детектив сказал:

– Факт ареста говорит против тебя, Тедди, и, если ты не признаешься добровольно, какой-нибудь ловкий адвокатишка сумеет повернуть дело так, что не успеешь ты и глазом моргнуть, как тебя признают виновным в убийстве и отправят за решетку. Ты когда-нибудь видел фильмы про тюрьму, Тедди? – Он снова немного помолчал, давая этой мысли поглубже внедриться в сознание подростка. – Если видел, то у тебя уже должно быть кое-какое представление о том, что творится там, за толстыми стенами и железными решетками. Вот почему я советую тебе помочь нам.

Мы ведь все равно найдем твою девчонку, только тогда тебе это ничем не поможет. А если ты будешь ее покрывать, то этим сделаешь себе еще хуже. Обвинение в убийстве – очень серьезная штука, Тедди. С такими вещами не шутят.

Обвинение в убийстве!.. Тедди вздрогнул. Но ведь он действительно никого не убивал – он просто поехал с Милой немного прогуляться. Он стоял в стороне, когда Мила нажала на курок. Он не хотел этого, но и помешать ей он тоже не мог!

Нет, решил Тедди, толстозадый коп его не обманет. Если они поймают Милу, то она, конечно же, скажет им, что он тут ни при чем, и копам придется его отпустить. Да, Мила одна знает правду!

– Итак… – Детектив Джонсон заерзал в кресле. – Ты скажешь мне, кто она, Тедди? Твоя подружка? Где она живет? Как нам ее найти?

Но Тедди молчал. Он так ничего и не сказал, но полиция, разумеется, очень скоро нашла Милу. Сначала они узнали, что у Ирен есть дочь, раздобыли ее фотографию и, убедившись в сходстве с портретом, арестовали Милу прямо в кафе, где она работала, на глазах у множества людей.

По дороге в участок Мила сообщила всем, кто имел желание слушать, что в ту ночь, когда произошло убийство, Тедди Вашингтон заставил ее отправиться с ним на прогулку, что он напоил ее и напичкал кокаином и что он застрелил Мэри Лу из револьвера своего отца.

– Между прочим, он меня еще и изнасиловал, – добавляла она, утирая горькие слезы. Про себя Мила очень жалела, что не успела устранить Ленни Голдена и получить свои законные сто тысяч. С этими деньгами она могла бы нанять хорошего адвоката, а теперь… теперь она по уши увязла в этой истории, и одному богу было известно, чем все закончится. От нее, во всяком случае, мало что зависело.

Детектив Джонсон допрашивал Милу четыре часа подряд, но она держалась собственной версии и ни разу не сбилась.

– Тедди Вашингтон утверждает, что это ты стреляла в Мэри Лу и Ленни Голдена, – сказал он, внимательно наблюдая за ее реакцией.

– Он врет, – отрезала Мила.

– Тогда, может быть, ты расскажешь нам, как было дело? – добродушно предложил детектив.

– Я уже все сказала, – возразила Мила. – Я тут ни при чем. Это Тедди застрелил женщину и ранил мужчину из револьвера своего отца. Только Тедди мог взять у мистера Вашингтона его револьвер. Он просто сваливает на меня свою вину, вот и все.

– Почему ты не явилась в полицию и не рассказала о преступлении?

– Я боялась, – ответила Мила, опуская глаза. – Тедди пригрозил, что убьет меня, если я проболтаюсь.

К тому же тогда его отец уволил бы мою мать.

Детектив Джонсон вздохнул. Дело не двигалось с мертвой точки.

К тому моменту, когда в участок прибыл адвокат Прайса Вашингтона, и Тедди, и Мила были уже под замком – Мила в тюрьме, а Тедди – в арестном доме для несовершеннолетних.

– Для залога уже слишком поздно, – сказал детектив Джонсон адвокату. – Приходите завтра утром.

Говард Гринспен, известный голливудский адвокат, одетый в светлый костюм за две с половиной тысячи долларов, искренне возмутился.

– Мистеру Вашингтону это не понравится, – прошипел он. – Это произвол, детектив. Вы за это ответите!

– Приходите завтра утром, – повторил Джонсон, который всей душой ненавидел этих ловких проныр, пахнущих дорогим одеколоном и разъезжающих в тачках стоимостью в миллион. В данном случае закон был на его стороне.

– У мистера Вашингтона много высокопоставленных друзей, мистер Джонсон, – предупредил адвокат.

Детектив рассмеялся.

– Поздравьте мистера Вашингтона от моего имени, – сказал он, – но я слишком хорошо знаю судью Сайкса. Он рано ложится спать, и, чтобы теперь выпустить этого паренька под залог, вам придется поднять судью с постели. А я не завидую тому, кто рискнет это сделать, будь это хоть сам президент Соединенных Штатов.

Говард Гринспен с ненавистью посмотрел на детектива, но имя грозного судьи Сайкса подействовало и на него. У судьи была та еще репутация, во всяком случае, адвокаты боялись его как огня.

– Какое обвинение будет предъявлено сыну мистера Вашингтона? – спросил он холодно.

– Соучастие в убийстве, – сказал детектив Джонсон.

Говард Г. Гринспен медленно кивнул. Прайс Вашингтон еще не вернулся в Лос-Анджелес, поэтому до завтра можно было не волноваться. Завтра утром он внесет за мальчишку залог, и тогда посмотрим…

Глава 3

Узнав о двух арестах, произведенных полицией, Лаки почувствовала глубокое удовлетворение. Примерно то же самое испытывал и Ленни.

– Теперь, похоже, конец уже близко. Я никак не мог забыть, какая ненависть была в глазах у той девчонки, когда она подняла пистолет и хладнокровно расстреляла Мэри. И если теперь ей дадут пожизненное заключение, я буду только рад. Да, рад! – признался он.

– Это Калифорния, – напомнила Лаки. – Ей, может быть, и не дадут пожизненное.

– И все равно, я смогу жить как прежде только после того, как ее осудят, – осудят на основании моих показаний, – сказал Ленни с нажимом.

Лаки кивнула, хотя у нее и были некоторые сомнения. Калифорнийское уголовное законодательство было весьма запутанным. Правосудие как таковое существовало здесь не столько для жертв, сколько для самих преступников, которые часто – по мнению Лаки слишком часто – отделывались пустяковым наказанием.

Примерно так же думал и Стивен.

– Когда начнется процесс, – сказал он, – нам всем придется ходить в суд каждый день. Судья должен видеть, что родственники пострадавших едины и что им не все равно, каким будет приговор.

– Если надо, буду хоть ночевать в суде, – сказал Ленни твердо.

– Я тоже, – поддержала мужа Лаки.

Но тревога не покидала Лаки – теперь ее беспокоило отсутствие каких-либо известий от Бриджит.

Как и собиралась, Лаки позвонила агенту Бриджит на следующий же день после вечеринки в доме Венеры Марии, однако в агентстве никто не знал, где она находится. Все же Лаки удалось проследить ее передвижение вплоть до лондонской гостиницы «Дорчестер», где ей сообщили, что Бриджит действительно жила здесь несколько дней, но выписалась, не оставив никакого адреса.

Уехать, исчезнуть, не сообщив никому о своем местопребывании, – это было совсем не похоже на Бриджит, и Лаки встревожилась еще больше.

– Я должна лететь в Лондон, – твердо сказала она Ленни. – Я чувствую, с Бриджит что-то случилось.

– Ты с ума сошла, – возразил Ленни. – Бриджит – взрослая женщина, она имеет право поступать как хочет. И если у нее какой-то сумасшедший роман, что ж…

– Ты не понимаешь, – возразила Лаки. – Все эти романы таят для нее огромную опасность. Бриджит получит по наследству больше миллиарда долларов, и об этом многим известно. Я просто обязана быть в курсе ее дел.

Но еще до того, как Лаки окончательно собралась вылететь в Лондон, от Бриджит неожиданно пришла открытка без обратного адреса. В открытке Бриджит сообщала, что встретила «одного замечательного человека» и что они вдвоем отправляются в небольшое путешествие по Европе.

Ленни эта открытка совершенно успокоила, но Лаки все еще чувствовала смутную тревогу, но с поездкой в Лондон решила отложить. Ленни, как мог, пытался утешить ее.

– Послушай, – увещевал он Лаки, – у нашей Бриджит было слишком много неудач с мужчинами, и мы должны только радоваться, что она, судя по всему, нашла себе нормального парня. Пусть отдохнет, развлечется как следует. Что в этом плохого?

– Ничего плохого в этом, разумеется, нет, – возражала Лаки. – Только откуда ты знаешь, что этот парень – действительно нормальный, что он не охотник за наследством и не извращенец, как Ги Мишель?

Через неделю они получили от Бриджит новую весточку, снова без обратного адреса. На открытке значилось: «Путешествуем по Тоскане, здесь замечательно. Целую, Бриджит».

Открытки без обратного адреса приходили еще несколько недель, потом Бриджит неожиданно позвонила сама.

– Где ты была? – взволнованно спросила Лаки, услышав в трубке ее голос. – И кто этот «замечательный человек», о котором ты писала?

– Не волнуйся, Лаки, все в порядке, – сказала Бриджит. – Мы путешествуем по Европе и приятно проводим время. Ну, пока, я еще позвоню.

И это было все. Лаки готова была забить тревогу, но от немедленных действий ее удержали другие, не менее важные дела. Пока Ленни целыми днями работал за компьютером, пытаясь создать что-то совсем особенное, Лаки внимательно перечитывала новые сценарии, которые ей пересылали из офиса Алекса.

Некоторые из них никуда не годились, некоторые, напротив, были весьма привлекательны. В конце концов Лаки остановила свой выбор на одной романтической комедии, которая, как ей казалось, способна была выстрелить, несмотря на несколько провалов в динамике сюжета. Впрочем, Лаки уже видела, как это можно исправить, да дело было и не в этом. Ей понравилась тема: богатая разведенная женщина встречает мужчину-стриптизера и влюбляется в него… Словом, этакая «Красотка» наоборот. Лаки внимательно прочла сценарий дважды, после чего отправила копию Венере Марии, которая с ходу просто влюбилась в главную героиню.

– Я хочу сыграть ее, Лаки, – заявила она. – Твоя героиня – это я в другой жизни.

Услышав эти слова, Лаки немедленно перезвонила Алексу, и они договорились встретиться, чтобы обсудить все в деталях.

Встреча состоялась в ресторане «Решеточка» через два дня. Венера Мария настаивала на некоторых изменениях в сценарии, у Лаки тоже были свои замечания, что же касалось Алекса, то он со всем соглашался и беспрерывно улыбался – он был откровенно рад тому, что он и Лаки будут работать над фильмом вместе.

– Ты говорила об этом с Ленни? – поинтересовался он, когда обед был съеден и официант подал кофе и десерт.

– Не-а, – беспечно отозвалась Лаки, мешая в чашечке ложкой и одновременно посылая воздушный поцелуй Джеймсу Вудзу, который как раз выходил из одного из кабинетов. На его согнутой руке повисла миловидная, но, на взгляд Лаки, слишком юная блондинка с пушистой челочкой и круглыми зелеными глазами. «Должно быть, его племянница, – подумала Лаки с улыбкой. – А может быть, троюродная сестра.

С актерами никогда не угадаешь…»

– И когда ты собираешься поделиться этой сногсшибательной новостью со своим благоверным? – с иронией осведомился Алекс.

– Когда все будет более или менее определенно.

– Правда? – Алекс улыбнулся своей широкой улыбкой. Его устраивало, что Ленни не будет участвовать в их проекте. – А он не будет возражать?

– Не думаю, – нервно ответила Лаки, угадав его мысли. На самом деле она была совсем не уверена, что Ленни воспримет новость спокойно, однако отступать она не собиралась. Когда еще она сможет снять фильм вместе с двоими своими самыми близкими друзьями? «Скажу Ленни потом, когда контракт будет подписан», – решила Лаки.

Пока она решала эти проблемы, прошло еще несколько недель. От Бриджит не было ни слуху ни духу, потом они вдруг получили по почте большой конверт с глянцевой фотографией размером восемь на десять дюймов. На снимке была изображена сама Бриджит в свадебном платье, под локоть ее поддерживал высокий, невероятно красивый блондин. Поперек фото рукой Бриджит было написано: «Граф и графиня Карло Витторио Витти».

Увидев снимок. Лаки бросила все и бегом помчалась наверх, к Ленни.

– Ты ни за что не поверишь, если я тебе скажу! – воскликнула она, врываясь в его кабинет и размахивая фотографией перед самым его носом. – Бригги вышла замуж! Не было ни помолвки, ни оглашения, ни испытательного срока… Одна голая страсть! – Она фыркнула. – Скажи, разве это не безумие?

– Адреса по-прежнему нет? – спросил Ленни, внимательно рассматривая фото.

– Нет. – Лаки покачала головой. – И я понятия не имею, что за тип этот Карло Витторио Витти, которого она подцепила. Или это он ее подцепил? В общем, я сама виновата – надо было не слушать тебя, а взять дело в свои руки. Я бы уже давно выследила этого красавчика и вызнала всю его подноготную. И тогда, быть может, этой сомнительной свадьбы не было бы.

– И все-таки даже сейчас я скажу тебе то же самое, – ответил Ленни, которому меньше всего хотелось обсуждать дела Бриджит. – Бриджит – взрослая женщина, и она вольна выходить замуж за кого хочет. Не можешь же ты всю жизнь водить ее за ручку.

У нее есть голова на плечах. Нас, во всяком случае, это не касается.

«Именно что касается, – с горечью подумала Лаки. – Касается, да еще как! Хоть Бриджит и взрослая, но за ней все равно нужен глаз да глаз. И похоже, кроме меня, с этим некому справиться…»

Оставив Ленни в покое, Лаки позвонила Лин, которая буквально накануне зарегистрировалась в отеле «Бель-Эйр». Но Лин оказалась совершенно не в курсе планов и намерений Бриджит. Как и Лаки, она время от времени получала от подруги открытки, не содержавшие никакой конкретной информации, и в конце концов серьезно на нее обиделась.

– Настоящие подруги так не поступают, – объявила она Лаки с досадой.

– А фотографию Бриджит тебе не присылала? – поинтересовалась Лаки.

– Нет. Впрочем, в последние несколько недель я работала на показе в Париже, а оттуда прилетела прямо в Лос-Анджелес. А что?

Лаки задумалась на секунду.

– У тебя есть время, чтобы пообедать со мной? – наконец спросила она решительно.

– Для тебя, Лаки, у меня всегда есть время.

– Вот и хорошо. Нам надо серьезно поговорить.

Лаки назначила встречу в саду отеля «Бель-Эйр» – в зеленом раю под открытым небом, где были расставлены столики и бесшумно сновали вышколенные официанты в белых тужурках. Лаки пришла первой.

Заказав «Перье», она закурила сигарету и стала ждать.

Когда через несколько минут появилась Лин, Лаки без лишних предисловий перешла к делу.

– Бриджит вышла замуж, – сказала она напрямик. – Тебе это известно?

– Что?! – воскликнула Лин, падая в легкое плетеное кресло. – За кого?

– Тебе это лицо ничего не говорит? – Лаки протянула ей фотографию. – Снимок я получила сегодня.

– Черт возьми! – вскричала Лин. – Это же тот самый тип, который ее изнасиловал!

– Что-о?!. – Настал черед Лаки удивляться.

– Ну, это Бриджит так думала, – поправилась Лин. – Он вроде бы подмешал ей что-то в шампанское, а когда она отрубилась – воспользовался…

Лаки раздавила в пепельнице свою сигарету.

– Надеюсь, ты шутишь?.. – спросила она совсем тихо.

Лин отрицательно покачала головой:

– Мне так сказала Бриджит. – Она снова всмотрелась в фотографию. – Да, это он, Карло. Я уверена!

– Но… если Бриджит вышла за него замуж, значит, она ошиблась насчет… насчет изнасилования?

– Вероятно, – согласилась Лин. – Господи, какой красавчик!.. – Она вздохнула – мечтательно и с легкой завистью.

– Ты не знаешь, где они могут быть сейчас? – вернула ее Лаки с небес на землю.

– Понятия не имею. Впрочем, я знаю двоюродного братца этого Карло. Хочешь, я позвоню ему и выясню, что ему известно?

– Хорошая идея, – одобрила Лаки. – Может быть, тебе даже удастся выяснить, где этот Карло сейчас.

Вернувшись к себе в номер, Лин тотчас же позвонила Фредо и выложила ему все новости. Маленький фотограф был потрясен не меньше ее. Он даже пообещал Лин позвонить в Италию, все выяснить и дать ей знать.

– Только не говори ничего насчет наркотиков и прочего, – на всякий случай предупредила Лин. – Если Бриджит вышла за Карло замуж, значит… значит, ничего этого не было, понимаешь?

– Конечно, понимаю, – нетерпеливо бросил Фредо, которому не терпелось поскорее узнать, что же на самом деле произошло между его кузеном и Бриджит.

Он перезвонил Лин минут через двадцать.

– Это правда, – сказал он, все еще не веря в реальность происшедшего. – Они действительно сочетались браком в усадьбе родителей Карло, где мы когда-то жили.

– Но они еще там? – спросила Лин.

– Нет, конечно. Они уехали в свадебное путешествие.

Когда Лин пересказала эти новости Лаки, та решила как можно скорее выяснить, что за тип этот Карло Витторио Витти, и, в свою очередь, связалась с» частным детективным агентством, к услугам которого прибегала в случаях, когда в этом возникала необходимость.

– Узнайте о нем все, и как можно скорее, – распорядилась она. – Аванс я переведу на ваш счет немедленно.

Но через неделю Бриджит неожиданно сама позвонила Лаки и сообщила, что звонит из Портофино.

– Мы, наверное, скоро приедем в Лос-Анджелес – сказала она. – Карло хочет познакомиться с моими родными.

– Давно пора, – сердито ответила Лаки. – Что это за мода – сбегать неизвестно с кем и выходить замуж, не сказав ни слова ни одной живой душе?! Так не делается, Бриджит… Ты же знаешь, я так всегда мечтала о твоей свадьбе! Ты же мне не чужой человек… И потом, что за тайна – ты ни с кем не посоветовалась, никому ничего не сказала?! Ни помолвки, ни знакомства с родственниками. К тому же тебе есть что обсудить со своими адвокатами. Не забывай, Бриджит, что ты – не обычная девица, мечтающая выскочить замуж. На тебе лежит огромная ответственность, которая имеет самое непосредственное отношение к…

В общем, это не по телефону. Вот приедешь в Лос-Анджелес, и мы с тобой сядем и поговорим обо всем подробно.

– Ты мне не мать. Лаки, – тусклым, безжизненным голосом проговорила Бриджит. – Я прекрасно сознаю свою ответственность. И я, и Карло тоже.

Кстати, это он захотел встретиться с моими адвокатами, и по пути в Лос-Анджелес мы заглянем в Нью-Йорк.

Лаки была потрясена холодностью Бриджит, граничившей с откровенной враждебностью.

– Что с тобой, Бриджит? – спросила она негромко. – Что случилось, девочка моя?!

– Ничего, просто я не люблю, когда мне начинают указывать, что делать, – отчеканила Бриджит.

– Но я тебе не указываю. Я просто напоминаю, что тебе в наследство достанется значительная сумма и хотя бы поэтому ты должна быть особенно осмотрительна.

– Я знаю, знаю! – нетерпеливо перебила Бриджит. – В общем, мы с Карло будем в Лос-Анджелесе в конце следующей недели. Скорее всего остановимся во «Временах года»…

– Я хотела бы устроить вечеринку в твою честь, – быстро сказала Лаки, пытаясь перехватить инициативу. – Отпразднуем твою свадьбу, а заодно и с Карло познакомимся.

– Я… я не знаю, – ответила Бриджит, но как-то неуверенно. – Мне нужно посоветоваться с Карло.

– Что, теперь за тебя все решает Карло? – резко спросила Лаки, не сумев сдержать раздражения.

– Я давно выросла, Лаки, – стремительно парировала Бриджит. – И способна сама отвечать за себя.

С чего ты взяла, будто Карло что-то за меня решает?

– Просто ты никогда раньше так со мной не разговаривала. Вот почему мне кажется, что ты повторяешь чужие слова.

– Я думаю, Карло тебе понравится, – перевела разговор Бриджит. – Представь себе, он граф, и очень красивый. И еще он итальянец. Джино, я думаю, будет особенно этому рад.

– Но послушай, Бриджит!.. – воскликнула Лаки, чувствуя, что ее охватывает паника. – Человек – это не только внешность, титул или национальность. Человек должен быть…

– Не сердись на меня, Лаки, – неожиданно жалобным тоном проговорила Бриджит. – Я не вынесу всего этого, если еще и ты будешь на меня сердиться!..

Ее голос звучал трогательно и беззащитно. Сейчас она была гораздо больше похожа на себя прежнюю, и Лаки сразу смягчилась.

– А что будет с твоей карьерой? – поинтересовалась она, прекрасно зная, как много значил для Бриджит успех на поприще модельного бизнеса. – Я разговаривала с твоим агентом, и мне показалось, что он не очень доволен твоим исчезновением. Я бы на твоем месте позвонила ему и сообщила, где ты есть и что с тобой.

– Карло не хочет, чтобы я работала, – ответила Бриджит все тем же бесцветным и ровным голосом. – Он говорит, что в этом нет необходимости.

– Но почему? Может быть, он ревнует?.. – Последовала пауза. – Только не говори мне, что вышла замуж за ревнивого итальянца!

Хуже сочетания и не придумаешь!

– Просто Карло очень любит меня, – сказала Бриджит без всякого воодушевления. – Ведь это – самое главное, не так ли?

«Господи, она все такая же – открытая и наивная! – подумала Лаки с досадой. – Когда она наконец поумнеет? Сколько можно совершать одни и те же ошибки?»

Трубку она положила в уверенности, что Бриджит попала в руки очередного негодяя, которому нужны ее деньги, ее красота, ее тело, но не она сама. И ей оставалось только молиться, чтобы это было не так.

Впрочем, рассудила Лаки, скоро они оба приедут в Лос-Анджелес – вот тогда и поглядим.

Но отчет детективного агентства, поступивший к ней буквально на следующий день, подтвердил самые худшие опасения Лаки. Согласно сведениям, которые удалось добыть сыщикам, Карло Витторио Витти принадлежал к благородному, но обедневшему роду. В Риме его знали как отчаянного бабника, бездельника и авантюриста. Громкий скандал с убийством, в котором тоже была замешана женщина, вынудил его уехать в Лондон, где вскоре было объявлено о помолвке Карло Витторио Витти с одной из богатейших невест Англии, которая, к несчастью для Бриджит, была далеко не красавицей. По сведениям детективов, помолвка была неожиданно разорвана вскоре после того, как Карло встретился с Бриджит в Лондоне.

Итак, поняла Лаки, графу Витти скорее всего нужны были деньги ее приемной дочери. Красота Бриджит, ее имя, мягкий, покладистый характер были лишь приятным довеском к миллиардам Станислопулосов.

Деньги и власть – таковы были две вещи, ради которых итальянские мужчины готовы были пойти на любое преступление. И это преступление совершилось почти на глазах у Лаки, а она никак не могла помешать этому. Оставалось только ждать и смотреть.

Но теперь она глаз не спустит с этого подонка, она будет следить за каждым его шагом до тех пор, пока он не совершит ошибку.

И тогда она начнет действовать.

Глава 4

-Надеюсь, ты не собираешься надеть это? – раздраженно бросил Карло, входя в гостиную нью-йоркской квартиры Бриджит.

– А чем тебе не нравится мое платье? – откликнулась Бриджит, машинально оглаживая складки на бедрах и поправляя длинные, свободные рукава.

– В этом платье ты выглядишь толстой.

– Но я и есть толстая, – объяснила Бриджит Спокойно. – Я на четвертом месяце, уже должно быть видно…

На самом деле она была совсем не толстой, напротив – ее болезненная худоба так и бросалась в глаза. Только живот у нее слегка округлился, все остальное – лицо, плечи, руки – было худым, острым.

Кожа Бриджит стала бледной, бескровной, а голубые глаза на похудевшем лице горели лихорадочным огнем. При этом она все еще оставалась красивой, но это была уже другая Бриджит. Два месяца назад лицо Бриджит так и дышало здоровьем, теперь же она была типичным «героиновым ангелом», и ее красота казалась хрупкой, призрачной.

И это было неудивительно. Героин, которым Карло регулярно пичкал Бриджит, убивал ее медленно, но верно. В ее теле не осталось никаких жизненных сил – отравленная кровь, которая текла в жилах Бриджит, притупляла все чувства и желания, кроме желания уколоться, да и то возникало в ней, только когда кончалось действие предыдущей инъекции.

– Хорошо, я сейчас переоденусь, – покорно ответила Бриджит, подумав о том, что в любом случае ей придется надеть что-то с длинными рукавами, чтобы прикрыть исколотые руки, на которых уже начали проступать набухшие, «стеклянные» вены.

– Да-да, переоденься, – кивнул Карло и, отпив глоток мартини из бокала, который держал в руке, окинул Бриджит критическим взглядом. – Теперь ты графиня, – добавил он, – и я требую, чтобы ты соответствовала своему новому положению. В этом платье ты выглядишь не как графиня, а как дешевая путана.

Бриджит ничего не ответила. Карло бывал с ней нежным и любящим, но иногда он вел себя как дикий зверь, а она так и не научилась угадывать, каким будет его настроение в следующую минуту.

Иногда он казался ей самым удивительным мужчиной на свете, но порой она ненавидела его лютой ненавистью.

Но ни в том, ни в другом случае ослушаться его Бриджит не смела и покорно исполняла все, что он от нее требовал. Сердить Карло не стоило: приступы бешенства, которые овладевали им каждый раз, когда она пыталась ему перечить, пугали ее чуть не до обморока, к тому же Карло не стеснялся пускать в ход кулаки и все, что только попадалось ему под руку. И тогда Бриджит приходилось худо.

Расстегивая пуговицы на лифе платья, Бриджит протяжно вздохнула. Как ни крути, Карло стал для нее самым главным человеком в мире, потому что только через него она получала наркотик, приносивший с собой приятную эйфорию и желанное забвение. В ее жизни не было ничего важнее, чем шприц с раствором, дарившим ей радость, блаженство, покой.

Стоило ей уколоться, и все тревоги исчезали, все проблемы начинали казаться простыми, а беды – пустячными. О том, чтобы самой отказаться от инъекций, Бриджит даже не задумывалась. Теперь она жила только ради этих уколов, которые уже научилась делать себе сама.

События последних двух месяцев вставали перед Бриджит как в тумане. Она смутно помнила, как Карло привез ее в свою лондонскую квартиру, где его приятель – какой-то мрачный тип, лица которого она практически не запомнила, – ежедневно пичкал ее наркотиками, и в конце концов Бриджит уже не могла без них обходиться. Когда Карло вдруг объявил ей, что она свободна и может идти куда угодно, Бриджит никуда не пошла, и не потому, что не поверила ему.

Просто Карло перестал быть для нее подонком, мерзавцем, преступником. Для Бриджит он был богом – даже больше чем богом, – потому что у него в руках был запас героина, отказываться от которого Бриджит не собиралась, так как еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой свободной и счастливой Особенно ей нравилось, когда Карло занимался с ней любовью. Бриджит сама выдумывала для него самые невероятные позы, самые изысканные ласки, потому что знала – если он останется недоволен, она может не получить вовремя желанный укол.

Она сама не осознавала, что полностью зависит от него. Бриджит уже давно не вспоминала, как подло он с ней поступил. Фальшивые признания в любви, которые Карло снова и снова повторял хриплым, срывающимся голосом, когда занимался с ней сексом, она принимала за настоящие и блаженствовала, купаясь в его обжигающей страсти.

Некоторое время спустя – Бриджит не могла сказать точно, когда это случилось, – они уехали из Лондона и начали свое путешествие по Европе. Но в жизни Бриджит это ничего не изменило – Карло не выпускал ее из виду ни на секунду.

Однажды утром, после ночи страстной любви, он сообщил Бриджит, что им следует пожениться, так как ей, так же как и ему, уже давно должно было стать ясно, что они предназначены друг для друга самой судьбой. Бриджит без колебаний согласилась, и уже на следующий день Карло доставил ее в принадлежащее его родителям поместье под Римом. Там, в садовой часовне, местный священник и осуществил простую церемонию бракосочетания, на которой присутствовали только родители Карло и несколько слуг.

Бриджит и на этот раз была на наркотиках и почти не понимала, что с ней происходит. Ей казалось, что она поступает совершенно правильно, поскольку Карло постоянно твердил ей о том, что любит ее сильнее, чем способен любой мужчина. «Я люблю тебя больше всего на свете, – говорил он. – Почему бы нам не пожениться?»

И Бриджит соглашалась. Она бы согласилась на что угодно, лишь бы Карло продолжал заниматься с ней любовью и лишь бы она каждый день получала свою дозу.

После церемонии бракосочетания они провели в поместье только одну ночь. Потом Карло отвез ее в Рим, а уже на следующий день они отправились в свадебное путешествие.

Когда они прибыли в отель, Карло вручил Бриджит одну из ее чековых книжек и велел Бриджит заранее подписать несколько чеков. «Я ожидаю, что мне пришлют из Англии довольно крупную сумму, – объяснил он. – Но пока этого не произошло… Считай, что я беру эти деньги взаймы».

Но Бриджит и не нужны были никакие объяснения. Деньги и раньше значили для нее очень мало. Теперь же ей и вовсе стало все равно.

Однажды на одной из парижских дискотек они столкнулись с Кирой Кеттльмен. Кира, тоже супермодель и коллега Бриджит по модельному бизнесу, была откровенно изумлена.

– О боже! Какая-встреча! – пропищала Кира своим детским голоском. – А я едва тебя узнала, Бригги! Ты так похудела…

– Познакомься с моим мужем, – торопливо проговорила Бриджит. – Граф Карло Витторио Витти…

– Эй, а я тебя знаю! – воскликнула Кира. – Ты – тот парень из «Каприза»! Так вы поженились?

Невероятно!.. В смысле, я этого не ожидала… Но все равно, я тебя поздравляю, Бригги. Кстати, ты будешь в этом году на парижском шоу?

Бриджит отрицательно покачала головой:

– Нет. Я решила бросить карьеру.

– Ух ты! – Кира захихикала. – Клево! Пожалуй, мне тоже стоит об этом подумать!

По прошествии нескольких недель Карло решил, что им обоим нужно съездить в Америку и встретиться с ее адвокатами.

– Я должен лично убедиться, что твои деньги находятся в надежных руках, – сказал он многозначительно. – Откуда ты знаешь, что твои адвокаты управляют ими достаточно компетентно и эффективно?

Я – единственный человек, которому ты можешь доверять, потому что теперь мы женаты и твои интересы – это мои интересы. Могу себе представить, как эти адвокаты обдирали тебя как липку, но теперь все пойдет по-другому. Я сам пригляжу за твоими капиталами. В конце концов, пора заняться делами.

– Мои адвокаты управляют наследственным капиталом и вкладывают деньги по своему усмотрению.

И по-моему, они неплохо с этим справляются, – вяло возразила Бриджит. – Во всяком случае, мне так кажется, поскольку я не очень хорошо разбираюсь во всех этих процентах и прочем.

– Зато я разбираюсь, – гордо сказал Карло. – И я считаю, что благоразумнее всего было бы сделать меня твоим доверенным лицом. Только в этом случае мы можем быть уверены, что твой капитал приносит максимальную прибыль и что тебя никто не обкрадывает.

Но визит в Нью-Йорк обернулся для Бриджит настоящим кошмаром. Ее адвокаты сразу насторожились, когда она объявила им, что хочет сделать Карло доверенным лицом. Несколько раз они пытались поговорить с ней один на один, чтобы объяснить все опасности, которыми мог быть чреват подобный шаг, но Карло ни на секунду не оставлял Бриджит.

– Лучше бы мы остались в Европе, – пожаловалась как-то Бриджит. – Там, по крайней мере, нам никто не докучал этими скучными разговорами.

– Я отлично тебя понимаю, дорогая, – мягко ответил Карло. – Но нам надо обязательно решить этот вопрос, чтобы впоследствии чувствовать себя спокойно и никогда к нему не возвращаться. Я думаю, мы купим небольшой особняк под Римом, где ты могла бы жить с малышом, мне ведь придется много разъезжать по делам.

Бриджит промолчала и лишь, по обыкновению, улыбнулась мужу.

Иногда Бриджит вспоминала о том дне, когда она сообщила Карло о своей беременности. Сначала он пришел в ярость.

– Чей это ребенок?! Чей?! – бесновался он. – Какой подонок сделал тебе ребенка? Отвечай, с кем ты трахалась, грязная шлюха?!

– Это твой ребенок, Карло, – отвечала ему Бриджит. – Твой. Я уже очень давно ни с кем не спала, кроме тебя. Ты сделал мне ребенка, когда приезжал в Нью-Йорк в первый раз, помнишь?

Когда Карло понял, что Бриджит говорит правду, он немного успокоился и даже, казалось, был доволен.

– Мало кто способен обрюхатить бабу с одного раза! – самодовольно заявил он. – Только уж ты постарайся, чтобы это был мальчик, поняла? Мальчик, похожий на меня!

В этих словах содержалась скрытая угроза, и Бриджит не рискнула обратиться к врачу и пройти исследования, чтобы определить пол ребенка. Кроме того, она отлично понимала, что врачи будут настаивать на том., чтобы она прекратила принимать наркотики, а без них она уже не могла прожить ни одного дня.

Только в Нью-Йорке Карло нашел ей врача, который, по его словам, никогда не задавал неловких вопросов. Они пошли к нему вместе, но даже он, осмотрев Бриджит, сказал, что от наркотиков необходимо отказаться, иначе ребенок может родиться с наркотической зависимостью.

– Я все понимаю, доктор, я как раз собираюсь бросить, – с легкостью солгала Бриджит.

– Я мог бы вам помочь, – предложил врач. – Метадоновая программа облегчит отвыкание, но для этого придется лечь в клинику. Вы должны сделать это, Бриджит, иначе ребенок появится на свет с привычкой к героину. И тогда…

– Сейчас я должна уехать, – торопливо сказала Бриджит. – Но я скоро вернусь в Нью-Йорк. Может быть, тогда…

Когда они вышли от доктора, Карло строго сказал Бриджит:

– Ты должна завязать, Бригги. Я не хочу, чтобы мой сын был наркоманом.

– Это ты посадил меня на иглу, – отозвалась Бриджит. – Я не хочу бросать…

– Еще бы ты хотела! – Карло перешел на визг. – Ведь на самом деле ты такая же, какой была твоя мать, – дешевая шлюха и наркоманка. Чего же еще от тебя ждать!

Это были очень жестокие слова, но Бриджит никак не среагировала на них, как не пожалела и о том, что в минуты интимной близости рассказала Карло историю своей матери Олимпии. Ей было все равно.

После визита к врачу вечером они собирались отправиться в ресторан, чтобы поужинать с Фредо. Бриджит никуда не хотелось идти, и, роясь в стенном шкафу в поисках нового платья, она недовольно ворчала, но не слишком громко, чтобы не услышал Карло. Она очень не любила, когда Карло на нее сердился, потому что в последнее время это все чаще означало, что она не получит обычной дозы.

В конце концов Бриджит обнаружила в шкафу простое черное платье от Келвина Кляйна и длинный свободный жакет, который хорошо скрывал ее округлившийся животик. Быстро переодевшись, она подколола свои длинные светлые волосы и надела крупные серьги с обсидианом.

Результат получился сногсшибательным, и даже Карло довольно присвистнул, когда увидел ее.

– Вот так-то лучше, – сказал он Фредо встретил их в «Коко Паццо» красными розами и шампанским в ведерке со льдом. Он был с Диди, «любимой» моделью Лин. Увидев Бриджит, она ахнула:

– Бригги, черт возьми, что с тобой случилось? Ты похожа на драную кошку.

Тут Фредо сжал ее руку, и она замолчала. Самому Фредо тоже было очень любопытно, что стряслось с Бриджит, которую он помнил совсем другой – нежно-румяной, очаровательной, пухленькой и безмятежно-спокойной. Сейчас она была бледной, худой, нервной, словно ее сжигала лихорадка. Правда, Бриджит все еще была невероятно красивой, но это была какая-то другая, диковатая красота.

Что касалось Карло, щеголявшего в дорогом костюме от Бриони, в рубашке из тончайшего батиста, с сапфировыми запонками, которые очень шли к его голубым глазам, то он был еще привлекательнее, чем прежде.

Это заставило Фредо испытать острый приступ зависти. Бриджит – эта восхитительная красавица и богатая наследница, которую он всегда вожделел, – досталась Карло, которого Фредо втайне ненавидел.

Но как это удалось его кузену? Фредо хорошо помнил, как Лин сообщила ему, что Карло изнасиловал Бриджит. Тогда он ей поверил – подобный поступок вполне сочетался с его представлениями о собственном брате, – но почему же Бриджит в конце концов вышла за Карло замуж? Этого Фредо никак не мог понять.

Интересно, что бы сказала Лин, если бы увидела их вместе?

Но, внимательно наблюдая за Бриджит, Фредо заметил, что она сильно изменилась не только внешне, но и внутренне. Если бы он не знал ее так хорошо, он мог бы поклясться, что Бриджит принимает наркотики. Это, однако, было настолько не в ее характере, что Фредо с ходу отмел эту догадку. Насколько ему было известно, Бриджит без крайней нужды не приняла бы и таблетки аспирина, не говоря уже о чем-то более сильнодействующем.

После ужина Фредо предложил поехать всем вместе в ночной клуб, но Карло отказался, объяснив это тем, что назавтра им предстоит лететь в Лос-Анджелес и вставать придется рано. Бриджит же ничего не сказала – с каждым часом ее лицо становилось все более унылым, словно она отчаянно скучала.

– Когда ты в последний раз видела Лин? – спросил у нее Фредо, но Бриджит только покачала головой.

– Уже не помню, – ответила она. – Все собираюсь ей позвонить, да не могу выбрать времени…

И это действительно было так – или почти так.

На самом деле Бриджит почти не вспоминала о Лин.

Она утратила интерес к тому, что было у нее в прошлой жизни. Теперь она мерила время не днями и часами, а периодами «до укола» и «после». Теперь ей было не до подруг, и единственным, что еще волновало Бриджит, была встреча с Лаки. – Как-то она поглядит ей в глаза? Впрочем, теперь уже ничего нельзя изменить.

– Расскажи мне об этой твоей Лаки Сантанджело, – попросил Карло, когда на следующий день они летели в Лос-Анджелес. – Ведь она тебе не мать и не родственница, по крайней мере по крови. Почему ты так высоко ее ставишь?

Бриджит оторвала взгляд от последнего номера журнала «Вэнити фер», который она рассеянно листала.

– Лаки – моя названная мать, – сказала она таким тоном, как будто это все объясняло. – Когда-то она была замужем за моим дедом.

– Ха! – воскликнул Карло. – Да она, похоже, профессиональная охотница за состояниями! С ее стороны было очень умно выйти замуж за Димитрия Станислопулоса. Кто же не знал о его состоянии?!

– Нет, – возразила Бриджит, машинально следя за хорошенькой стюардессой, с которой Карло флиртовал всю первую половину полета. – Она сделала это не по расчету. Лаки – совершенно удивительная женщина, другой такой я просто не знаю. Она наверняка тебе понравится. Я уверена, что вы подружитесь…

– Ну, это мы еще посмотрим, – сказал Карло. – Для меня твоя Лаки, пожалуй, несколько старовата…

Он делал вид, что шутит, но что-то в его тоне не понравилось Бриджит. Она очень боялась, что Карло начнет дерзить Лаки и в конце концов поссорится с ней. А она, Бриджит, этого не переживет. Это будет ужасно!

– Лаки – очень умная женщина, – сказала она, предпринимая наивную попытку заранее расположить Карло к своей приемной матери. – Пожалуйста, не огорчай ее…

– И это ты говоришь мне? – патетически откликнулся Карло. – Нет уж, это пусть твоя Лаки не огорчает меня, иначе я сделаю так, что ты никогда больше ее не увидишь.

Бриджит перехватила взгляд Карло и ничего не ответила. Когда у него были такие глаза, самым благоразумным было молчать.

Сниматься вместе с Чарли Долларом было очень легко, да и сами съемки напоминали отнюдь не нервный и трудоемкий производственный процесс, а легкую и приятную прогулку. Лин даже не представляла себе что так может быть. За свою карьеру фотомодели она дважды снималась в массовке и чуть не умерла со скуки. Здесь все было по-другому. Чарли носился по съемочной площадке как метеор, заразительно хохотал сыпал шутками и всячески подбадривал свою команду. Когда же ему приходилось отыгрывать перед камерами очередной эпизод, он делал это так, что все актеры следили за ним как зачарованные. И не восхищаться его работой было просто нельзя.

– Как там Африка? – спросила однажды Лин в перерыве между дублями.

Чарли бросил на нее один из своих знаменитых взглядов, талантливо изобразив крайнюю степень изумления.

– Ты спрашиваешь об этом меня?

Лин потерла переносицу и рассмеялась:

– Может быть, я и черная, но я никогда не была в Африке. Я родилась в Лондоне.

– Мне всегда нравились английские девушки, – сказал Чарли с мечтательной улыбкой. – Когда-то мы снимали для телевидения одну забавную киношку, и я несколько месяцев прожил в Лондоне. Каждый вечер я закатывался в «Побродяжку» и знакомился там с настоящими красотками из тех, что снимаются для третьей страницы…

– Какие они красотки! – презрительно сморщила нос Лин. – Просто «мочалки»!

– «Мочалки»?! – Чарли хихикнул. – Очень образно!..

– Мы, супермодели, так их и называем – «мочалки».

– А что это означает?

– «Мочалка» – это молоденькая девчонка, которая готова трясти сиськами и спать с кем попало, – отчеканила Лин. – А есть еще «подстилки»…

– Интересно, а как называется человек, который переспал с «мочалкой»? – ухмыльнулся Чарли. – Мочальник? Или мочильник?

Лин погрозила ему пальцем:

– Будь осторожен, Чарли Доллар! Эти девицы способны продать тебя желтой прессе со всеми потрохами.

– Спасибо за предупреждение! В следующий раз я обязательно выкину что-нибудь такое, о чем действительно стоило бы рассказать газетам! Например, перед соитием «мочалку» можно хорошо намылить.

Представляешь, какие будут заголовки?.. «Хорошо намыленная „мочалка“ едва не выскользнула из рук старины Чарли!» Готов спорить, после этого меня будут называть только Чистюля Чарли, и никак иначе!

Лин не выдержала и засмеялась. Работать с Чарли было весело и легко, и только в дни, когда на площадке появлялась Далия, он преображался. Словно школьный заводила в пансионе в день приезда строгой матушки, Чарли превращался в пай-мальчика и ходил по струночке, скромно опустив глаза. Он был настолько не похож на себя, что Лин как-то не выдержала и спросила:

– Эй, Чарли, что с тобой? Ты выглядишь так, словно Далия подвесила тебе к яйцам гирю! Должно быть, это чертовски неудобно, а?

– Далия – настоящая леди, – ответил Чарли высокопарно. – И талантливая при этом.

– Вы что, не трахаетесь? – дерзко поинтересовалась Лин.

– Трахались раньше, – ответил Чарли. – И у нас есть сын, которому сейчас два годика. Но сейчас я слишком уважаю Далию, чтобы, как встарь, ставить ее на четыре кости.

– Ага, понимаю!.. – сказала Лин глубокомысленно. – У тебя комплекс Мадонны, правда?

– Ты думаешь, ты здесь самая умная, да?

– Может быть, и не самая, но я далеко не глупа.

– Пожалуй, что так. – Чарли кивнул, соглашаясь, и вздохнул. – Во всяком случае, мой психоаналитик не видит никакой патологии в том, что у меня не встает на женщин, которых я уважаю.

– В таком случае как ты относишься ко мне? – поспешила закинуть удочку Лин.

Чарли ухмыльнулся.

– Однажды мы с тобой прекрасно провели время, – сказал он. – Но, моя прелестная англичаночка, прошу заметить: я ни разу не приглашал тебя в свой трейлер с тех пор, как мы начали съемки.

– Если это знак уважения ко мне, то я просто теряюсь… – Лин саркастически ухмыльнулась. – Что теперь мне прикажешь делать? Радоваться?

– Надеяться и ждать, – парировал Чарли, и Лин поняла, что его не переспорить. Что ж, у нее в арсенале были и другие средства, и, если Чарли ей понадобится, она пустит их в ход. И тогда ему не устоять.

– Кстати, Чарли, хотела тебя попросить, – сказала она, быстро меняя тему разговора. – Я знаю, что Лаки устраивает вечеринку в честь свадьбы своей приемной дочери Бриджит, а она – моя близкая подруга.

Может, ты возьмешь меня с собой?

– Только если Далии не будет в городе.

– Вечеринка назначена на послезавтра. Я не ошибаюсь?

– Тм-м… дай подумать… – Чарли слегка нахмурился, потом лицо его просветлело. – Далия собиралась в эти дни вылететь в Аризону, чтобы навестить своего отца – он там снимает.

– Как удачно, – заметила Лин и хищно облизнулась. – Теперь у тебя нет ни одного предлога, чтобы отказать мне. Я имею в виду вечеринку у Лаки.

Чарли с усмешкой поклонился:

– К вашим услугам, мисс.

Глава 5

Когда, вернувшись домой после долгой гастрольной поездки, Прайс узнал, что его сын был задержан и провел ночь в арестном доме для несовершеннолетних правонарушителей, с ним едва не случился припадок.

– За что, мать твою так, я тебе плачу?! – орал он на своего адвоката, мечась по гостиной, как раненый лев. – Почему ты не связался со мной? Как ты допустил, что мой сын провел целую ночь в тюрьме? Ты должен был вытащить его оттуда немедленно, слышишь?! Почему ты этого не сделал?

– Было уже слишком поздно, судья закончил работу и уехал домой, и с залогом пришлось ждать до следующего утра, – объяснял Говард Грйнспен, стараясь как-то успокоить одного из своих самых богатых клиентов. – Но даже тогда это было довольно трудно, так как вас не было в городе. Мне пришлось поднять на ноги всех моих высокопоставленных знакомых, и только после этого мальчика отпустили.

– А почему такие сложности? – продолжал кипятиться Прайс. – Что он натворил? Или, может быть, его не хотели выпускать, потому что Тедди черный?

Если так, то это им даром не пройдет! Они еще об этом пожалеют!

– Успокойтесь, Прайс, – сказал адвокат своим хорошо поставленным, звучным голосом. – Помните убийство Мэри Лу Беркли? Так вот, копы почему-то считают, будто убийцы были в джипе вашего сына.

– Что за чушь?! – взвился Прайс. – Это убийство произошло много месяцев назад!

– В этом деле замешана девушка – дочь вашей экономки, – продолжал адвокат.

– Мила?!

– Да. Полиция арестовала и ее тоже, но, поскольку ей уже исполнилось восемнадцать, ее содержат в тюрьме. Ленни Голден – единственный свидетель убийства – утверждает, будто в Мэри Лу стреляла именно девушка, но сама девушка заявила следствию, что убийца – ваш сын. И что хуже всего, она утверждает, что Тедди стрелял из вашего револьвера.

Глаза у Прайса округлились.

– Из моего револьвера? – повторил он. – Это что, шутка?!

– Увы, мистер Вашингтон, это совсем не шутка.

Положение весьма серьезное.

Прайс на минуту прекратил бегать по комнате и, остановившись у бара, налил себе в стакан виски.

– Где сейчас Тедди? – отрывисто спросил он, выпив содержимое одним глотком.

– Его выпустили под вашу ответственность. Я решил, что на данный момент школа для него – самое безопасное место, поэтому сейчас Тедди в классе. Я порекомендовал ему вести себя так, словно ничего не случилось. Пока это единственное, что мы можем сделать.

– Газетчики уже пронюхали? – спросил Прайс, наливая себе еще порцию виски.

– Пока нет. – Говард Гринспен внимательно следил за действиями Прайса, гадая, предложит он виски ему или нет. Не то чтобы адвокату хотелось выпить, просто от этого зависело, как ему вести себя дальше.

Прайс виски не предложил, и Говард Гринспен понял, что мистер Вашингтон не вполне владеет собой.

– Но это только вопрос времени, – мстительно добавил он.

Прайс залпом выпил вторую порцию виски и со стуком поставил стакан на столик.

– Господи Иисусе! – воскликнул он. – Тедди – убийца!.. Бред! Кто в это поверит?..

– Многие могут поверить, – поспешил вставить адвокат. – Я так понял, что у полиции на руках очень серьезные улики.

– Да? Какие?

– Ленни Голден вспомнил номер джипа. Это была машина Тедди – тут нет никаких сомнений.

– Тогда его наверняка угнали.

– К сожалению, нет. И Мила, и Тедди подходят под описание преступников, которое полицейский художник составил на основании показаний Ленни Голдена. Кроме того, она заговорила…

– Кто?

– Мила. Как я уже говорил, она заявила полиции, что Мэри Лу застрелил именно Тедди. Она также утверждает, что он угрозами заставил ее сесть в машину и поехать с ним в город. И между прочим, она обвиняет его в том, что он напичкал ее наркотиками и изнасиловал.

– Изнасиловал? Тедди изнасиловал эту тварь?! Да ты что, смеешься надо мной, что ли?!

– К несчастью, нет, – хладнокровно ответил адвокат. – И если эта история просочится в газеты, вам придется плохо вне зависимости от того, насиловал ваш сын эту девицу или нет.

– Что говорит Тедди?

Гринспен пожал плечами:

– Он утверждает, что все было с точностью наоборот. Это Мила стреляла в Мэри Лу и Ленни Голдена. И это она подпоила его и заставила нюхать кокаин. Кроме того, там еще какая-то история с кражей компакт-дисков из магазина.

– Проклятье! – взревел Прайс. – Где Мила сейчас? Где эта мерзкая тварь?!

– Я же сказал: Мила Капистани в тюрьме. Учитывая все обстоятельства, мне показалось, что вы вряд ли захотите, чтобы я внес залог и за нее.

– Правильно, – кивнул Прайс, думая об Ирен и о том, что она может чувствовать сейчас. Когда полтора часа назад он вернулся домой, она не сказала ему ни слова – только приняла у него шляпу, и предупредила, что его адвокат хочет увидеться с ним по срочному делу. Прайс велел ей позвонить Гринспену и сказать, чтобы он приехал. Только тогда он узнал, что случилось. – Ну и что ты собираешься делать? – спросил он.

– Я уже договорился с одним из лучших адвокатов по уголовным делам, – сказал Гринспен. – Он готов встретиться с вами и Тедди завтра в любое время. Предварительно вы, мистер Вашингтон, должны поговорить с сыном один на один, чтобы уяснить себе, как все было на самом деле.

– Я и сам хочу с ним поговорить! – снова вскипел Прайс. – Дерьмо неблагодарное! У него было все, что он только хотел и чего никогда не было у меня, – и вот как он меня отблагодарил! Теперь меня будут склонять на всех углах, а такая известность мне не нужна!

– У меня есть одно предложение, – сказал Гринспен.

Прайс приподнял брови:

– Какое же?

– Нужно, чтобы мать Тедди как можно скорее подключилась к этому делу. Это произведет впечатление на присяжных. Мальчик, мать которого волнуется за него, вызовет больше сочувствия, чем подросток, чья мать даже не появилась в суде.

– Ты что, издеваешься надо мной? – взревел Прайс. – Джини – наркоманка и шлюха, пробы ставить негде, а ты хочешь притащить ее в суд?

– Когда вы в последний раз с ней виделись?

– Какое, черт побери, это имеет значение?

– Может быть, с тех пор она взялась за ум…

– Только не Джини, – мрачно ответил Прайс.

– Что ж, тогда нам придется с ней поработать.

Пусть оденется поскромнее и, главное, пусть забудет о косметике, пока идет процесс.

– Черта с два она это сделает! – откликнулся Прайс. – Джини красит морду и наклеивает ресницы, даже когда отправляется в туалет. И на Тедди ей наплевать. Она не виделась с ним уже бог знает сколько лет.

Гринспен пожал плечами:

– Что ж, посмотрим, что скажет ваш адвокат по уголовным делам, а пока… Подумайте над моим предложением, мистер Вашингтон.

– Думать – это твоя работа, Гринспен! – рявкнул Прайс. – Твоя, а не моя. Я плачу тебе деньги, вот ты и думай, как вытащить моего сына и оградить от скандала меня!..

Как только Гринспен уехал, Прайс вызвал звонком Ирен. Войдя в гостиную, она застыла в дверях;

Прайс тоже молчал и только смотрел на нее.

– Почему ты ничего мне не сказала? – выдавил он наконец.

Лицо Ирен оставалось неподвижным. Казалось, оно вытесано из самого твердого камня.

– Я сама не понимаю, что происходит, – ответила она спокойно. – Мила в тюрьме… Теперь мне придется вносить за нее залог.

– Ты хоть знаешь, какие показания она дает?

– Никто мне этого не сказал.

– Твоя дочь утверждает, будто ту женщину застрелил Тедди.

– В это трудно поверить, – покачала головой Ирен.

– А тебя никто не просит верить! – выкрикнул Прайс. – Свидетель сообщил полиции, что это Мила стреляла в него и в женщину. Ты понимаешь, что я говорю? Револьвер был у твоей Милы, это она убила Мэри Лу Беркли… – На его виске забилась жилка. – А теперь она пытается свалить вину на моего сына!

– У Милы нет и никогда не было оружия, – ответила Ирен ровным голосом.

– У Тедди тоже его не было! – заорал Прайс. – Зато револьвер был у меня! А твоя дрянь дочь утверждает, что Тедди стрелял из моего револьвера.

– А где ваш револьвер сейчас?

– Можно подумать, что ты не знаешь! – усмехнулся Прайс. – Тебе известно, где я храню «травку», где лежат презервативы и где – носки. Так вот, я хочу, чтобы ты сходила и посмотрела, на месте мой револьвер или нет.

Ирен вздохнула.

– Я уже проверила, – сказала она. – Его там нет.

– Черт возьми! – взвыл Прайс и рассек воздух кулаком. – Этого только не хватало!

– Мила не могла его взять, – сказала Ирен. – Я не разрешаю ей заходить в дом, особенно когда меня нет.

– Твоя Мила ходит куда хочет и когда хочет, – перебил ее Прайс. – Она шляется по всему дому. И я знаю, что она побывала в моей спальне!

– Я никогда бы не позволила Миле…

– К дьяволу Милу! – решительно сказал Прайс. – Главное – добавил он несколько спокойнее, словно размышляя вслух, – что эта история может плохо отразиться на мне. Стоит только газетам пронюхать, в чем дело, и пошло-поехало!.. Все эти газетенки будут писать не о Миле и не о Тедди, они будут писать о Прайсе Вашингтоне – темнокожей звезде с застарелой привычкой к наркотикам и виски… – Тут, словно припомнив о каком-то важном деле, которое он давно собирался сделать, Прайс шагнул к бару и налил себе еще виски. – Слава богу, что Мэри Лу тоже была черной, – пробормотал он. – Если бы она оказалась белой, моего Тедди могли бы линчевать!

– А как насчет Милы? – подала голос Ирен. – Ей, наверное, нужен адвокат…

– Я уже сказал – плевать я хотел на твою Милу! – заорал Прайс. – Мне необходимо срочно поговорить с Тедди, так что поезжай в школу и привези этого идиота домой. О Миле поговорим потом, когда я выслушаю, что скажет мне мой собственный сын.

Тедди вернулся домой трепеща от страха. Прайс вернулся, он все знал, и Тедди ожидал самого худшего. Кроме того, Мила предала его. И не только предала – она оклеветала его, а Тедди не знал, как оправдаться. Теперь ему предстояло убедить полицию и суд в том, что убийца не он, а Мила, но Тедди понятия не имел, как это сделать, и от этого ему было еще страшнее.

Говард Гринспен предупредил его, чтобы он ни с кем не разговаривал о своем деле. Он и не разговаривал, но от этого ему было ничуть не легче. Все равно никто не мог защитить его от отца, которому ничего не стоило отругать его, отстегать ремнем или измолотить до бесчувствия. Прайс Вашингтон был способен и на это, особенно если перед этим он пил.

Когда Тедди вошел в гостиную, его отец сидел там, крутя в руках стакан с виски. Рядом стояла наполовину пустая бутылка, и у Тедди упало сердце. Это был скверный знак, так как, с тех пор как Прайс избавился от наркомании, он пил только тогда, когда не мог снять нервное напряжение никаким иным способом.

– Привет, па… – выдавил Тедди, робко останавливаясь на пороге, Прайс молча кивнул в ответ.

– Ну-ка, присядь, Тедди! – сказал он, указывая на небольшой диванчик.

Пока Тедди усаживался, Прайс молча следил за ним. Потом, тяжело поднявшись, он несколько раз пересек гостиную и наконец остановился перед сыном.

– А теперь, парень, я хочу, чтобы ты рассказал мне все, как было на самом деле, – сказал он. – Только не ври и не выкручивайся, иначе тебе же будет хуже. Ты понял?

Тедди почувствовал, что от стыда у него горит не только лицо, но и уши. Отец доверял ему, а он его подвел.

– Это все Мила! – выпалил он. – Я ничего не делал, па… Это… это было просто ужасно.

– Настолько ужасно, что ты испугался пойти в полицию? – требовательно спросил Прайс. – Неужели ты не понимаешь, что, сделай ты это, сейчас мы с тобой не сидели бы по уши в дерьме?!

– Я понимаю, – пробормотал Тедди, низко опуская голову.

– А если понимаешь, тогда расскажи мне обо всем, что произошло в тот день, расскажи честно, подробно и по порядку. Итак, с чего все началось?

Тедди судорожно вздохнул и начал свою печальную повесть. Он рассказал, как они с Милой поехали кататься, как украли из магазина несколько компакт-дисков, как пили пиво и нюхали кокаин в уборной на автозаправочной станции. Когда же Тедди наконец добрался до самого главного, в горле у него застрял такой комок, что он едва мог говорить.

Прайс внимательно слушал, изредка кивая.

– Значит, Мила отобрала ее драгоценности, а ты положил их к себе в карман? – переспросил он. – Так было дело?

Тедди кивнул, не смея поднять на отца глаза – так ему было тошно.

– Где сейчас это ожерелье?

– У Милы. Она взяла его.

– А мой револьвер? Тоже у нее?

– Я не знал, что это твой, – пробормотал Тедди. – Был у нее. Мила говорила, что избавится от него.

– О господи, ну и кашу ты заварил! – воскликнул Прайс, когда Тедди закончил. – Вот что, сын, я-то тебе верю, потому что знаю, что собой представляет эта сучка Мила. Но вот поверят ли тебе присяжные?..

Ведь ты – чернокожий, а она – белая, и это ей на руку. Если Мила найдет достаточно умного адвоката, то он сделает из нее новую Деву Марию, а тебя выставит мерзким, грязным ниггером, который скверно влиял на эту невинную, чистую душу. Ведь она говорит, что это ты пичкал ее наркотиками, угрожал ей, а потом изнасиловал. Кстати, тебе об этом известно?

Тедди выпучил глаза:

– Она говорит, что я… изнасиловал ее?

– Совершенно верно. Грязный ниггер трахнул нашу бедную белую овечку, и его надо за это наказать.

Именно так будут думать присяжные, парень.

– Но я ее не насиловал! – с негодованием воскликнул Тедди. – Она сама захотела, чтобы я ее… чтобы я сделал с ней это. Она сама вешалась мне на шею!

– И ты, разумеется, пошел даме навстречу, не так ли? Ты трахнул эту маленькую белую дрянь, потому что она этого захотела?!

Тедди с несчастным видом кивнул.

– Ага, понимаю, – насмешливо проговорил Прайс. – Вы, значит, поехали кататься, нанюхались кокаину и ограбили магазин. Потом Мила застрелила актрису, а теперь оказывается, что ты ее еще и трахнул, так?

Тедди снова опустил голову, машинально ковыряя ковер носком кроссовки.

– Я… я думал, что я ей нравлюсь, – проговорил он наконец. – Разве я мог подумать, что все кончится… так.

– Он не знал! – Прайс свирепо фыркнул. – Парень, ты был там, когда она выстрелила в Мэри Лу Беркли и в этого Голдена. Ты стоял рядом и смотрел.

Ты не пошел в полицию, ты не пришел ко мне. У тебя вообще-то с головкой все в порядке, а? Или ты – дебил, идиот, даун? Или эта девка совсем твою башку свинтила? – Прайс стоял перед сыном, широко расставив ноги. – Я старался воспитать тебя честным, добропорядочным гражданином, а ты что сделал? Ты наплевал и изгадил все, чему я тебя учил… – сказал он, качая головой. – Я не могу спасти тебя, Тедди. Я найму тебе лучших адвокатов, но спасти тебя не в моей власти. И не думай, пожалуйста, что это касается только тебя, – мне достанется побольше твоего.

Вот увидишь, газеты будут писать не столько о тебе, сколько обо мне – бывшем наркомане и бывшем алкоголике. Будем надеяться, это не отразится на моей карьере. Будем надеяться, что хоть это ты не сумел испортить…

– Мне очень жаль, па. Если можешь, прости меня…

– Тут уж ничего не поправить, так что ступай лучше в свою комнату, и чтобы я тебя не видел! У меня руки чешутся надрать тебе задницу так, чтобы она из черной стала красной!

– Но мне нужно поговорить с Милой! – воскликнул Тедди. – Обязательно, папа! Я уверен, мне удастся уговорить ее сказать правду!

Прайс недобро рассмеялся:

– Да ты, оказывается, действительно дурачок, парень! И это мой сын!

Услышав этот смех, Ирен, которая подслушивала под дверью, поспешно отступила в сторону. В эти минуты она испытывала то же, что и Прайс. Она отдавала Миле все, что могла, а эта мерзавка предала ее. Предала и кинула, потому что после того, что случилось, Ирен уже не могла рассчитывать на место экономки в доме Прайса Вашингтона. Ах, если бы ей только удалось уговорить босса внести залог и за ее дочь! Тогда бы она постаралась вбить Миле в голову хоть немного здравого смысла и заставить ее признаться во всем.

А тогда Тедди, конечно, отпустят – Ирен в этом не сомневалась.

Дождавшись, пока Тедди поднимется к себе в спальню, Ирен негромко постучала в дверь гостиной, но Прайс не откликнулся.

Тогда – очень осторожно – она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Прайс сидел за столом, уронив голову на руки. Он не двигался, но Ирен показалось, что она расслышала какой-то тихий звук. Прайс Вашингтон плакал. Впрочем, Ирен могла и ошибиться.

Как бы там ни было, беспокоить его сейчас не стоило. Бесшумно прикрыв дверь, Ирен на цыпочках вернулась в кухню.

Завтра она поговорит с ним насчет Милы.

Глава 6

Лаки очень хотелось поговорить со своей приемной дочерью до того, как начнут собираться гости, но Бриджит отказалась, сославшись на множество мелких дел, о которых «надо непременно позаботиться».

Когда же Лаки поинтересовалась, кого бы она хотела видеть среди приглашенных, Бриджит ответила:

– Пригласи Джино и детей, до остальных мне дела нет.

Она не знала, что Лин тоже в Лос-Анджелесе, а Лаки ничего ей не сказала, решив устроить Бриджит сюрприз.

– Очень хорошо, – пробормотала Лаки, прикидывая в уме, кого ей позвать. – Тогда я приглашу несколько интересных людей. Думаю, тебе будет любопытно с ними познакомиться.

В глубине души она все еще питала слабую надежду, что муж Бриджит окажется славным, порядочным человеком. Главное, уговаривала себя Лаки, чтобы Бриджит была с ним счастлива – это единственное, что на самом деле имеет значение. Однако, когда она созвонилась с нью-йоркскими адвокатами Бриджит, чтобы узнать их мнение о Карло, они уверенно заявили, что этот парень, похоже, хочет прибрать к рукам наследство Станислопулосов и что они очень этим обеспокоены.

– К счастью, – объяснил Лаки главный душеприказчик Димитрия Станислопулоса, – завещание составлено таким образом, что до тех пор, пока Бриджит не исполнится тридцать, никто – в том числе и она сама – не сможет тронуть основной капитал. Это означает, что в ближайшие пять лет ей не грозят никакие серьезные потери.

– Слава богу, – облегченно вздохнула Лаки. – Если их брак просуществует еще пять лет, значит, они действительно любят друг друга, и тогда я буду только счастлива поздравить Бриджит с удачным выбором.

Если же нет, что ж… Тем лучше для нее.

Накануне вечеринки Лаки, уже одетая, заказала бармену мартини с водкой и, получив коктейль, поднялась в кабинет к Ленни. Объявить ему о своем намерении снимать фильм вместе с Алексом Лаки собиралась давно, и сейчас ей показалось, что тянуть дальше не стоит. К тому же Лаки не хотела входить в долгие дебаты с Ленни, она просто поставит мужа в известность о своих планах. До сих пор Ленни пребывал в счастливом неведении; он хотя и видел, что Лаки читает сценарии, но не задал ей ни одного вопроса.

– Ну, как дела, дорогой? – спросила Лаки, вставая у него за спиной. – Скоро начнут собираться гости, пора тебе переодеться.

Ленни с трудом оторвался от компьютера и посмотрел на нее. Его рассеянный взгляд остановился на лице Лаки.

– Тебе известно, что ты – самая красивая женщина на свете? – спросил он. – А как мне нравится, когда ты носишь волосы вот так!

Лаки в ответ слегка качнула головой, отчего ее длинные, вьющиеся волосы, свободно распущенные по плечам, заколыхались.

– Помнишь, дорогой, я говорила, что собираюсь снять свой собственный фильм? – спросила она, начиная потихоньку массировать ему плечи.

– Гм-м… да. А что?

– Мне кажется, я нашла подходящий сценарий, – ответила Лаки. – Я обязательно дам его тебе посмотреть – по-моему, это именно то, что надо. А главное, у меня уже есть сопродюсер, режиссер и исполнительница главной роли. Думаю, на следующей неделе об этом можно будет объявить официально, но я решила, что ты должен узнать об этом первым.

– Начало неплохое, – проговорил Ленни, блаженно потягиваясь. – Слушай, а почему ты ничего не сказала мне раньше?

Лаки перестала массировать ему плечи и присела на краешек рабочего стола Ленни. Он протянул руку и с вожделением погладил ее затянутое в красную ткань бедро.

– А может, ну их к черту, гостей? Скажем, что тебе нездоровится, запремся в спальне и…

– Муха, кыш! – Лаки сбросила его руку. – Я не говорила тебе об этом потому, что ты с головой ушел в собственный сценарий и мне не хотелось тебя отвлекать.

– Это верно, я действительно немного… увлекся, – ответил Ленни с улыбкой. – Наверное, дело в том, что мне нравится то, что у меня получается. Это будет совсем новая вещь, непохожая на мои прежние работы. Боюсь только, что я вряд ли сумею найти студию, которая дала бы деньги под такой сценарий, а ты теперь, увы, больше не директор «Пантеры»… – Он широко ухмыльнулся. – Может, замолвишь за меня словечко, а?

– Если будешь себя хорошо вести, тогда – может быть. – Лаки улыбнулась в ответ.

– Ну а теперь расскажи мне о твоем фильме, сказал Ленни, выключая компьютер. – Что за сценарий ты выбрала? Надеюсь, это будет не боевик?

Лаки кивнула:

– Ты прав. Это будет черная комедия с легким феминистским уклоном. Венера Мария уже согласилась принять участие. Главная женская роль написана просто для нее.

– Винни согласилась играть у тебя главную роль? – Ленни хмыкнул. – Вот так подобралась парочка!..

Кто тот храбрец, который согласился работать с вами двумя?

Лаки выдержала короткую паузу, прежде чем сообщить ему шокирующую новость.

– Алекс, – сказала она небрежно.

– Алекс? – повторил Ленни, и улыбка сползла с его лица.

– Вот именно – Алекс! – Лаки заговорила горячо, торопливо. – Во-первых, он тоже одобрил сценарий. Он тоже считает, что сценарий написан словно для Венеры, и я придерживаюсь того же мнения – для Винни это будет настоящий сценарий-»паровоз».

Ну и поскольку он знал, что я всегда хотела работать с Венерой, он переслал этот сценарий мне.

– Значит, Алекс Вудс будет режиссировать твой фильм, – констатировал Ленни.

– Не слышу в твоем голосе ликования, – ответила Лаки. «Да и откуда ему взяться?» – добавила она про себя. – А что тебе, собственно, не нравится? Если я снимаю фильм, он должен быть самым лучшим, а всем известно, что Алекс – один из самых талантливых режиссеров Голливуда.

– Алекс Вудс – упертый эгоист, – резко сказал Ленни. – Он всех подминает под себя. Да вы с ним вдрызг разругаетесь еще до того, как начнете снимать по-настоящему.

– Думаю, я сумею с ним поладить, – сказала Лаки Она была откровенно недовольна реакцией Пенни хотя чего-то подобного она могла ожидать.

– Именно это я и имел в виду, – многозначительно заявил Ленни. – Больше того, я уверен, что у тебя это блестяще получится.

– Хотела бы я знать, что у тебя на уме, Ленни Голден! – отчеканила Лаки. – Ты что, не доверяешь мне?

– Просто я не хочу, чтобы ты работала с Алексом, только и всего.

– Почему?

– Почему?.. – Ленни пожал плечами. – Слухами, как говорится, земля полнится, Лаки. Все говорят, что Алекс только о том и «мечтает, как бы затащить тебя в постель. Он вроде бы влюблен в тебя или что-то в этом роде.

– Послушай, Ленни, – сказала Лаки, с трудом сдерживая гнев. – Алекс очень меня поддержал, когда тебя похитили. Алекс мой друг, Ленни, и я ценю его именно как друга – заруби это себе на носу и перестань отравлять мне жизнь своей глупой ревностью.

– А если я не хочу, чтобы вы работали вместе?

Что ты тогда будешь делать? – спросил он, резко вставая.

– Я не люблю, когда мне говорят, что я могу делать, а чего не могу.

– В том-то и дело, – подытожил Ленни и вышел из кабинета.

Лаки последовала за ним.

– Ленни, ты что, разозлился на меня?

– Нет, – ответил он холодно. – Просто мне действительно пора принять душ и переодеться, чтобы быть готовым к приходу гостей.

– Все-таки скажи, ты сердишься?

Ленни перебросил через плечо купальный халат и взялся за ручку двери своей ванной.

– Я вовсе не сержусь, Лаки. Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Ты всегда так поступала и, мне кажется, всегда будешь. Не понимаю только, зачем каждый раз спрашивать мое мнение?

И прежде чем Лаки нашлась что ответить, он шагнул в ванную и запер дверь изнутри.

«И как я все это терплю?! – с раздражением подумала Лаки, возвращаясь в кабинет, где на столе стоял позабытый ею коктейль. – Ну почему я должна спрашивать у него разрешения каждый раз, когда мне что-нибудь нужно! Я люблю Ленни, я верна ему… Что еще ему от меня надо?»

Но в глубине души Лаки понимала, что на месте Ленни она бы тоже рассердилась не на шутку.

Стивен стоял перед зеркалом в ванной комнате и, намылив щеки, задумчиво водил по ним бритвой. Известие о том, что убийцы Мэри Лу арестованы, пробудило в его памяти все подробности того страшного вечера, и он с содроганием думал о том, что впереди – долгий судебный процесс, а это означало, что телевидение и газеты будут снова и снова ворошить прошлое бередя незажившие раны. Как забыть о том, что было и жить дальше, если подробности бессмысленного и жестокого убийства Мэри Лу каждый день будут обсасываться в прессе и смаковаться по телевидению? А в том, что все будет именно так, Стивен ни секунды не сомневался, тем более что парнишка оказался сыном Прайса Вашингтона.

Он очень хорошо понимал, что, пока идет процесс, ему необходимо будет присутствовать на каждом заседании и сидеть в первом ряду, на виду у всех. Стивен сам сказал Лаки, что все они – включая родителей Мэри Лу, которые до сих пор не могли оправиться от горя, – должны выступить единым фронтом, чтобы преступникам определили максимальное наказание. Это касалось даже маленькой Кариоки.

Хватит ли у него внутренних сил привести свою маленькую дочурку в суд, заставить ее заново пережить боль от потери? К счастью, Карри была еще слишком мала и не могла постичь всего ужаса происшедшего, но что, если она в конце концов поймет? Особенно после того, как побывает на нескольких судебных заседаниях, где все происшедшее будет подробно разбираться и много раз пережевываться? А ведь Карри была смышленой девочкой, ей редко приходилось что-то объяснять дважды.

Разумеется, ее присутствие в зале суда тоже могло подтолкнуть присяжных к вынесению более строгого приговора, но Стивену очень не хотелось, чтобы девочка узнала ужасные обстоятельства гибели матери.

Но как избежать этого – он не знал.

Но это, к сожалению, было еще не все. Со смертью Мэри Лу жизнь Стивена стала пустой, серой, и он не мог забыться, хотя и завалил себя работой до такой степени, что, возвращаясь домой, без сил падал на кровать и немедленно засыпал. Никакая усталость не в силах была победить одиночества, которое он испытывал. Никто не делил с ним постель, никто не спорил из-за того, какую телепрограмму смотреть, никто не готовил ему сандвичи с тунцом, когда субботним вечером он собирался на бейсбольный матч. Никто, никто, никто…

Хуже всего было, однако, то, что Стивен просто не хотел никого видеть рядом с собой. Во всем мире не было женщины, которая могла заменить ему Мэри Лу.

– Я так рада, папа, так рада!.. – воскликнула Кариока Джейд, заглядывая к нему в ванную. Она уже была одета в свое самое красивое платьице, и Стивен улыбнулся дочери.

– Чему ты рада, зайчик? – спросил он.

– Я рада, что мы пойдем на вечеринку вместе, – объяснила Кариока. – И я буду твоей женщиной. – Она слегка наклонила головку набок и посмотрела на него снизу вверх, ее большие карие глаза так и светились любовью. – Можно я всегда буду твоей женщиной, папа?

– Конечно, – кивнул Стивен. – Ты и есть самая главная женщина в моей жизни.

– Знаешь что, – сказала Кариока задумчиво. – Я, пожалуй, останусь ночевать у Марии, можно?

– Конечно. Ведь вы уже давно не виделись, правда?

– Ужасно давно. – Кариока вздохнула. – Целых той дня. Она замечательная, папа. Мария мне как сестра.

– Она и есть твоя сестра, – сказал Стивен, откладывая бритву и смывая со щек остатки пены. – Вместе вам ничего не страшно.

– А Чичи обещала отвезти нас завтра в Диснейленд, – сообщила Кариока.

– Вот как? Это, должно быть, ужасно интересно. – Стивен потянулся за свежей рубашкой.

– Пап?..

– Что?

– А где сейчас мама?

Стивен вздрогнул. Впрочем, он ответил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее:

– Ты же знаешь, Карри. Нашу маму забрал к себе боженька. Теперь она спит у него на облачной перинке и ждет нас.

– А у боженьки большая постель?

– Очень большая. И все его любимые детки спят на ней по ночам.

– А днем? Что они делают днем?

– Играют, едят мороженое или смотрят за теми, кто остался внизу. И если они видят, что кому-то стало грустно, они просят ангелов небесных, чтобы те спустились на землю и утешили их сыновей или дочек.

Нижняя губа Кариоки внезапно задрожала.

– А мама не может сама спуститься к нам? – спросила она. – Тогда бы она могла спать в твоей постельке.

– Я бы тоже этого хотел, но это вряд ли случится.

Боженька забрал нашу маму к себе, потому что она была очень хорошей и заслужила царствие небесное.

Ты же сама все знаешь, Карри, я тебе уже говорил.

Кариока глубоко вздохнула.

– Да, конечно, я знаю, – сказала она серьезно. – И все равно мне иногда бывает грустно, потому что я очень скучаю без мамы.

– И я тоже скучаю, – кивнул Стивен. – И все-все…

– Все-все… – повторила Кариока. – Все в мире, да, пап?

– Абсолютно все, – подтвердил Стивен. – А кто сегодня вечером будет самым красивым? – добавил он, решив переменить тему. – Ну-ка, скажи скорее!

– Я! Я! – Кариока заскакала на одной ножке и захихикала.

– А почему?

– Потому что сегодня я должна увидеться с Бриджит. Она тоже красивая.

– Но не такая красивая, как ты.

– Глупый папа, – сказала Кариока, сияя.

Стивен взглянул на часы и присвистнул.

– Надо пошевеливаться, – сказал он. – Нам еще нужно заехать в «Беверли-Хиллз-отель» за моим другом.

– За каким?

– За дядей Джерри, моим нью-йоркским компаньоном.

– А он привез мне подарок?

– Я буду очень удивлен, если он не привез, – серьезно ответил Стивен.

– Ладно, пап, только ты смотри не копайся, – строго сказала Кариока.

– Не буду, только дай мне сначала одеться.

– Одевайся, пожалуйста.

И Кариока выбежала из ванной.

– Я чувствую себя просто на седьмом небе! – воскликнула Лин, которая выглядела очень сексуально в узком и длинном шелковом платье от Версаче с глубоким асимметричным вырезом. Платье было цвета жженой охры, этот цвет был ей очень к лицу.

– В самом деле? – спросил Чарли Доллар, и брови его взлетели над темными очками.

– Ну да, – сказала Лин, беря его под руку и прижимаясь к нему всем телом. – Великий Чарли Доллар взял с собой на вечеринку меня, маленькую, никому не известную девчонку. Я польщена, честное слово, я просто в восторге!

– Куколка польщена, куколка в восторге, – пробормотал Чарли. – Я еле ноги переставляю, а она на седьмом небе! Хорошенькая парочка!

– Ты что, плохо себя чувствуешь? – всполошилась Лин, взволнованно вглядываясь в лицо Чарли. – Может быть, тебя тошнит?

– Только морально, – ответил Чарли, и у Лин немного отлегло от сердца.

– Хватит меня дурить, – сказала она, притворяясь обиженной.

– Я тебя вовсе не дурю, деточка. Я только пытаюсь довести до твоего сведения, что я уже старик и могу в любой момент сыграть в ящик.

– Ну, не такой уж ты и старый, – быстро сказала Лин. – Во всяком случае, и я, и еще многие девчонки считают тебя молодчиком хоть куда.

– Тебе этого не понять, – тяжело вздохнул Чарли. – Старость – она не снаружи, а внутри. Вот я начал все чаще задумываться о том, чтобы жениться на Далии… Разве это пришло бы мне в голову, будь я действительно молод? Да и Далия, похоже, считает, что нам обоим пора начать жить спокойной и скучной семейной жизнью…

– О-о-о! – протянула Лин, даже не пытаясь скрыть своего разочарования. – Значит ли это, что сегодня вечером у меня нет никакой надежды соблазнить тебя?

– Я только думаю о том, чтобы жениться на Далии, – хладнокровно возразил Чарли. – Но я пока этого не сделал.

– Значит, мы еще сможем покувыркаться с тобой напоследок?

Чарли довольно ухмыльнулся:

– А я думал, ты спала со мной только для того, чтобы получить роль.

– Вначале так и было, – призналась Лин. – Но ты оказался настолько хорош в постели, что я решила побыть с тобой еще немножко.

– Умная и дерзкая, – сказал Чарли, сдвигая очки на кончик носа и глядя на нее в упор. – Эти качества нравятся мне в женщинах больше всего.

– Знаешь, у меня тоже есть самолюбие, – с негодованием заявила Лии. – С тех пор как мы начали снимать кино, ты ни разу не поглядел в мою сторону.

Будто мы с тобой – «просто друзья».

– Быть мне «просто другом» гораздо безопаснее, – заметил Чарли.

– Вот это поворотик! – воскликнула Лин. – Обычно это мне приходится отгонять мужиков палкой. И впервые кто-то отгоняет меня.

Чарли с интересом посмотрел на нее:

– Ты, часом, не влюбилась ли в меня, крошка?

– Ни в коем случае, – ответила Лин, лучезарно улыбаясь. – Просто я не вижу причин, почему я не могу урвать для себя еще кусочек пирога. Ведь пирог-то… с перчиком!

– Ох уж мне эти английские девушки! Какие сравнения, какая образность речи! А почему именно с перчиком?

– Если хочешь – с перцем. Или даже перчищем!

Я могла бы использовать еще более яркие сравнения, но, боюсь, тогда ты действительно решишь, что я слишком далеко отошла от предмета нашего разговора – А я хочу предложить твоему вниманию другую тему. Как насчет хорошего, толстенького «косячка»?

Следуй за мной, – сказал он, сворачивая в глубину сада к пруду, в центре которого на искусственном островке свила себе гнездо пара лебедей.

– Отличная мысль, – кивнула Лин, следуя за Чарли по тропинке – У тебя есть кока?

– Я не употребляю кокаин, – ответил Чарли совершенно спокойно, словно это был обычный вопрос.

Впрочем, в мире кино и модельном бизнесе он действительно был обычным. – «Косячок» с «травкой» помогает мне снять излишнее напряжение, делает меня милым и добрым.

– Ничего не имею против «травки», – сказала Лин.

– Кроме того, – добавил Чарли, – ты, наверное, не захотела бы предстать передо мной в неприглядном виде. Когда при мне красивая женщина втягивает в свой прелестный маленький носик какой-то дурацкий белый порошок, я начинаю чувствовать, что мое эстетическое чувство оскорблено. Настоящие леди так не поступают.

– Ха! – сказала Лин. – Никогда не считала себя леди.

– У меня правило: никогда не спорить с женщинами, – заметил Чарли, доставая из кармана самокрутку и закуривая.

– Отличная штука! – восхитилась Лин, когда он дал ей затянуться.

Когда с сигаретой было покончено, Чарли бросил окурок в пруд и, потянувшись, энергично хрустнул суставами.

– Вот теперь я готов веселиться хоть до утра, – объявил он.

– Я тоже, – сказала Лин и задорно подмигнула.

Глава 7

-Ты выглядишь чудовищно, – заявил Карло, насмешливо рассматривая Бриджит со всех сторон. – Ты что, не могла надеть ничего другого?!

В ответ Бриджит только вздохнула. В последнее время она почти не слышала от Карло ласковых слов.

Давным-давно, особенно после занятий любовью, он часто говорил ей, как она прекрасна, но теперь если он и открывал рот, то только для того, чтобы обругать ее.

– Но ведь я беременна, и с этим ничего не поделаешь, – осмелилась все же возразить она. – И мои прежние вещи мне теперь малы.

– Мне стыдно показаться с тобой на людях! – раздраженно бросил Карло. – Будь добра,

сделай с собой что-нибудь, это в твоих же интересах!

– Хорошо, я постараюсь, – покорно ответила Бриджит, изо всех сил сдерживая слезы. Ей самой было абсолютно безразлично, как она выглядит.

– Уж постарайся, – сказал Карло зло. – Делай, что тебе говорят, или получишь трепку.

Но Бриджит пропустила угрозу мимо ушей.

– Послушай, Карло… – неуверенно начала она. – Прежде чем мы поедем на вечеринку, мне нужно… уколоться. Ты обещал!

– Опять ты за свое! – воскликнул он с досадой. – Разве я не сказал, что тебе пора отвыкать от этой дряни?

– Ты сам посадил меня на иглу, и мне это понравилось, – дерзко сказала она. – Я не хочу отвыкать.

А если ты не дашь мне дозу, ты пожалеешь, понял?

Ее неожиданное превращение из забитого, робкого существа в тигрицу застало Карло врасплох. Он отступил на шаг назад и сжал кулаки.

– Ты что же, угрожаешь мне?

– Да, – храбро ответила Бриджит. – Ты правильно понял – я тебе угрожаю. И попробуй только не дать мне шприц.

– Ах ты, дрянь! – выкрикнул Карло и с силой ударил Бриджит по лицу.

В последнее время Карло частенько ее поколачивал, и Бриджит научилась уклоняться от ударов. Сегодня ей это почти удалось. Но все же Карло задел ее, а рука у него была тяжелой. Попятившись, Бриджит наткнулась на кровать и упала на нее. Плечи ее тряслись от рыданий, которые она уже не могла сдержать.

Ей было ужасно жалко себя, и в то же время она готова была унижаться перед ним, лишь бы добиться своего.

– Неужели ты не видишь, как мне плохо? – всхлипывала Бриджит. – Достань мне героина, Карло, иначе сегодня вечером я никуда с тобой не пойду.

– Хватит скулить, – насмешливо бросил Карло. – Подумать только, что я, граф Витторио Витти, мог жениться на такой жалкой твари, как ты!

– Когда-то ты умолял меня выйти за тебя замуж! – крикнула она сквозь слезы.

– Вот и не заставляй меня жалеть об этом, – парировал он. – Теперь ты – графиня, и будь добра соответствовать тому благородному имени, которое я тебе дал, хотя ты этого и не заслуживаешь.

– Ну достань же мне хоть что-нибудь! – простонала Бриджит.

Вместо ответа Карло вышел из комнаты, а Бриджит свернулась клубочком на кровати, подтянув колени к самому подбородку.

«У меня будет ребенок, – думала она. – Он уже есть, тут, внутри меня, а что я делаю? Я принимаю героин, кое-как питаюсь, позволяю этому человеку бить меня! И все же… все же мне все равно, потому что теперь меня интересуют только наркотики. Только наркотики – и ничего больше!»

Она понимала, что летит в пропасть, но остановиться не могла. Для этого у нее не было ни сил, ни, главное, желания.

Джино приехал из Палм-Спрингс вместе со своей женой Пейдж, и Лаки, встречавшая гостей в дверях зала, радушно кивнула мачехе.

– Не знаю, что ты с ним делаешь, – сказала она, отведя Пейдж в сторонку, – но это работает. Джино выглядит просто замечательно.

– Джино – просто железный человек? Теперь таких не делают, – пошутила Пейдж, с любовью глядя на мужа, который был чуть ли не вдвое старше ее. – На будущий год он собирался повезти меня в Европу, но я сказала, что мне за ним не угнаться – годы не те.

Глядя на Пейдж – огненно-рыжую, ладную, подтянутую, – Лаки улыбнулась. Она-то знала, что жена ее отца способна на многое, иначе бы Джино на ней просто не женился.

– В Европу? А мой старик-то, оказывается, еще ничего! – скачала Лаки с гордостью.

– Совершенно верно, – подтвердила Пейдж. – Я, во всяком случае, не променяла бы его ни на кого – даже на красавчика Мела Гибсона.

Лаки снова улыбнулась. Пейдж и Джино объединяла не только любовь, искренняя и горячая, но и общее прошлое, о котором, правда, оба предпочитали не распространяться. О том, насколько сложными были в ту пору их личные отношения, можно было судить по едва ли не единственному известному Лаки эпизоду, когда Джино застал Пейдж с другой женщиной, в которой он не без удивления узнал Сюзан Мартино – свою тогдашнюю жену. Будь отец Лаки другим человеком, на этом бы, наверное, все и кончилось, но они с Пейдж сумели как-то преодолеть это и теперь были вполне счастливы в своем огромном доме в Палм-Спрингс, где они играли в гольф или в покер и принимали старых и новых друзей.

– А где Ленни? – спросила Пейдж. – Почему его не видно?

– Понятия не имею, – пожала плечами Лаки. – Наверное, на меня дуется.

– Вот как? – Пейдж удивленно подняла брови. – Что-нибудь серьезное?

– Обычная мужская блажь, – небрежно сказала Лаки. – Ленни опять пытался указывать мне, что делать, а ведь он знает, что я этого терпеть не могу.

Пейдж с пониманием кивнула:

– Ты так похожа на своего отца, Лаки! Ты и внешне похожа на него, и думаешь как он, и поступаешь как он. В общем, еще один Джино Сантанджело, только в юбке.

– Будем считать, что это комплимент, – усмехнулась Лаки.

Пейдж огляделась по сторонам и доверительно наклонилась к Лаки:

– Скажи мне, из-за чего все-таки Ленни так расстроился?

– Да вообразил себе черт знает что! – уклончиво ответила Лаки, зная за Пейдж страсть к сплетням и не желая, чтобы она распространялась на эту тему. Впрочем, говоря по правде, ей и самой начинало казаться, что Ленни обиделся на нее совершенно зря. – Понимаешь, – добавила она, – я собираюсь снять фильм.

Сама Но мне нужен помощник, и я решила пригласить Алекса Вудса, а Ленни решил, что Алекс постарается воспользоваться этим, чтобы переспать со мной.

Но ведь это же глупо!

– А разве он. не постарается? – спросила Пейдж, испытующе глядя на Лаки.

– О господи, Пейдж, хоть ты-то не начинай, ладно? – Лаки страдальчески закатила глаза. – Алекс – мой друг, и только! Это же всем известно.

– Действительно, ты так часто об этом говоришь, – ядовито заметила Пейдж.

– Что-что? – Лаки прищурилась. – Что ты имеешь в виду?

– Н-нет, ничего. – Пейдж бросила взгляд в сторону бара и сразу забыла и об Алексе, и о Ленни. – Извини, мне надо бежать выручать твоего отца. Взгляни только на эту силиконовую блондинку – она готова отдаться ему прямо здесь, за креслами. – Пейдж вздохнула. – Что поделать, Джино все еще привлекает женщин, и некоторые из них готовы на все, лишь бы его заполучить.

– Что ты говоришь, Пейдж, ведь ему уже восемьдесят семь! – со смехом воскликнула Лаки. – Не можешь же ты действительно ревновать его!

– Еще как могу! – свирепо отозвалась Пейдж, поправляя свое платье из тонкой светло-бежевой кожи. – И если у тебя есть голова на плечах, ты со мной согласишься. Чужого нам не надо, но и своего мы не отдадим.

– Твоя правда, – рассмеялась Лаки, хотя в душе она начинала злиться. Ленни так и не соизволил спуститься, а она терпеть не могла встречать гостей одна.

Подчас его упрямство бесило ее, и Лаки сдерживалась только потому, что в глубине души всегда знала: она и сама была упряма как сто чертей. В этом отношении они с Ленни были очень схожи, однако, несмотря на это, уступать ему каждый раз она не собиралась. Ведь не протестовала же она, когда Ленни был актером и снимался в любовных сценах, где его партнерши были почти полностью обнажены. Почему тогда Ленни не хочет, чтобы она делала фильм с Алексом? Ведь она не актриса, и ей не придется играть с Алексом в любовных сценах: она – только продюсер, он – только режиссер, и они всего лишь будут работать вместе.

Не успела Лаки подумать об Алексе, как он появился собственной персоной, да еще под руку с Пиа.

При виде хорошенькой адвокатессы Лаки нахмурилась. Встречаться с одной и той же девушкой больше полутора месяцев было совсем не в характере Алекса.

Пиа либо была намного умнее своих предшественниц, либо…

– Привет, Пиа. – Лаки приветствовала девушку вежливой улыбкой. – Рада видеть тебя в нашем доме.

– Я просто счастлива, что мне наконец удалось увидеть его внутри, – ответила Пиа, сверкнув белозубой улыбкой. В длинном розовом платье для коктейлей от Веры Уонг девушка выглядела обворожительно. – Когда мы проезжаем мимо, Алекс всегда мне его показывает, – продолжала она с воодушевлением. – В последний раз я даже предупредила его, что, если он еще раз скажет, что в этом доме живет Лаки Сантанджело, я закричу. Или выброшусь из машины на полном ходу.

– Забавно, – покачала головой Лаки. – Похоже, Алекс считает меня чем-то вроде местной достопримечательности, которую в обязательном порядке показывают всем туристам.

– Если исключить туристов, то вы правильно меня поняли, – кивнула Пиа, не отрывая от лица Лаки взгляда своих миндалевидных глаз.

«О господи, и эта туда же! – мысленно воскликнула Лаки. – Похоже, слухи о нашем с Алексом романе распространяются со скоростью лесного пожара.

А ведь романа-то никакого и нет!»

– А где счастливые молодожены? – небрежно спросил Алекс, приближаясь к Лаки и Пиа. – Куда ты их спрятала? Я хочу поскорее вручить им свадебный подарок.

– Подарок? Как это мило с твоей стороны, – выдавила из себя Лаки.

– Но ведь мы собрались здесь, чтобы отпраздновать бракосочетание Бриджит, не правда ли?

– Естественно… А что ты им купил?

– Набор кухонных ножей на деревянной подставке – точь-в-точь такой, какие бывают в фильмах про маньяков. Это мой стандартный свадебный подарок.

Рано или поздно одному из супругов непременно захочется заколоть партнера, и тогда мои ножички окажутся очень кстати.

– Алекс! – Лаки расхохоталась. – Ты, как всегда, неподражаем!

– Ты это только сейчас поняла?

Пиа некоторое время следила за их пикировкой, потом отошла со скучающим видом.

– Что-то она подзадержалась около тебя, – заметила Лаки, кивая вслед Пиа.

– Ревнуешь? – Алекс прищурился.

– Алекс, ради бога, не надо!

– Я не имел в виду ничего такого. Просто я рад, что моя личная жизнь тебя все еще интересует.

– С чего ты взял, что она меня вообще интересует? – раздраженно спросила она. Алекс таки ее подловил.

– Это очень заметно.

– Не льсти себе, Алекс, – холодно оборвала его Лаки. – Кстати, хотела тебя попросить: не говори пока Ленни о нашем с тобой фильме, ладно?

– Это почему же?

– Потому что… Ну, в общем, я намекнула ему, что мы, возможно, будем работать над фильмом вместе, а Ленни встал на дыбы.

– Как глупо, – заметил Алекс и взял бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта.

– Я знаю, – поспешно согласилась Лаки. – И все же сделай мне одолжение, ладно? Не заговаривай с ним о фильме, а если Ленни начнет первым – отмахнись. Можешь сказать ему, что это всего лишь один из множества фильмов, которые ты планировал сделать, и что тебе скорее всего просто не хватит на него времени. Договорились?

Алекс наградил ее долгим насмешливым взглядом:

– Вот не думал, что когда-нибудь услышу от тебя такие слова.

– Какие именно? – откликнулась Лаки.

– Такие… Так разговаривают только издерганные замужние женщины, которым смертельно надоел зануда муж.

– Быть может, тебе это еще неизвестно, Алекс Вудс, но в браке считается нормальным делать все, чтобы твоя половина чувствовала себя счастливой, – отчеканила Лаки.

– Я-то знаю, – ухмыльнулся Алекс. – Значит, правду говорят, будто в браке нет секса, а есть только супружеские обязанности?

– Уверяю тебя, Алекс, что к моему браку это не относится, – сердито возразила Лаки.

– Уверяю тебя, Лаки: я в этом никогда не сомневался, – ответил он ей в тон и улыбнулся. Алекс всегда был доволен, когда последнее слово оставалось за ним.

Некоторое время они с вызовом смотрели друг на друга, Лаки отвела взгляд первой.

– Хотела бы я знать, где, черт возьми, носит эту Бриджит? – сказала она, бросив взгляд на часы. – Я устраиваю вечеринку в ее честь, а она даже не считает нужным приехать вовремя!

– Кстати, хотел тебя спросить: ты видела ее мужа? – поинтересовался Алекс.

– Вчера вечером я собиралась пригласить их на ужин – просто посидеть немного по-семейному, но Бриджит заявила, что у них-де слишком много неотложных дел, – сказала Лаки озабоченно. – Знаешь, у меня такое чувство, что этот ее граф – просто задница, которой нужны деньги Бриджит.

– А что, по-твоему, хуже – просто задница или задница, жадная до денег? – спросил Алекс, и оба рассмеялись.

– Задница есть задница, – ответила Лаки. – И тут уж ничего не поделаешь.

– Какая утонченная мысль, – усмехнулся Алекс. – Надо будет запомнить.

– А пошел ты!.. – незлобиво огрызнулась Лаки.

– Спасибо, дорогая. Я тоже тебя люблю, – сказал он небрежно и отошел.

Лаки проводила его пристальным взглядом.

Глава 8

Прайс Вашингтон все же связался со своей бывшей женой Джини, хотя делать это ему очень не хотелось. Основным аргументом в пользу такого решения стала необходимость ввести ее в курс дела до того, как сообщения об аресте и обвинениях против Тедди появятся в прессе и на телевидении. Кроме того, по зрелом размышлении Прайс пришел к выводу, что в совете адвоката использовать Джини на суде есть рациональное зерно. Главная трудность, однако, по-прежнему заключалась в том, чтобы заставить Джини на протяжении всего процесса изображать из себя любящую мамашу.

– Мне нужно срочно встретиться с тобой, – сказал Прайс, дозвонившись до Джини. – У Тедди серьезные неприятности, и ты могла бы помочь.

– Кто говорит? – томно спросила Джини, и Прайс выругался про себя. Джини не могла не узнать его, просто она обожала выпендриваться.

Его так и подмывало сказать: «Это тот кретин, который двенадцать лет платил тебе огромные алименты, хотя ты их не заслужила», но сдержался. Пожалуй, впервые после развода ему что-то было нужно от нее, поэтому он только скрипнул зубами и продолжил разыгрывать из себя джентльмена. Джини, правда, трудно было назвать леди, поскольку леди обычно не злоупотребляют кокаином и не пьют виски стаканами.

Прайс и женился-то на ней только потому, что в те годы он сам чуть не ежедневно кололся, курил или глотал всякую гадость и ему было абсолютно все равно, кого он каждую ночь укладывает к себе в постель на законных основаниях. Прайс прозрел и осознал свою ошибку только тогда, когда перестал баловаться наркотиками. К этому моменту, однако, у них уже был сын (узнав об этом. Прайс был весьма и весьма удивлен), и только по этой причине их брак просуществовал еще сколько-то времени. Когда же он наконец решил, что с него хватит, Джини проявила завидное упорство, и ему удалось получить развод только после долгой и довольно скандальной судебной процедуры.

Когда же он женился во второй раз – еще одна ошибка, которая обошлась ему недешево во всех смыслах, – вот тогда Джини разозлилась на него всерьез.

С тех пор он и выплачивал ей алименты.

– Хватит валять дурака, Джини, – сказал он резко. – Это очень важно, и это касается нас обоих. Ты можешь приехать?

– Почему это я должна ехать к тебе?

– Потому что это касается твоего сына, – сказал он резко.

– О-о! – откликнулась Джини самым саркастическим тоном. – Ты имеешь в виду того самого сына, которого – по твоей же просьбе – тебе поручили опекать? Я правильно поняла?

«Стервой была, стервой и осталась», – подумал Прайс.

– Не паясничай, Джини, – оборвал он ее. – Нам Нужно встретиться. Если хочешь, я сам могу подъехать к тебе.

– Жду тебя через десять минут, – заявила Джини. – И пошевеливайся, я как раз собиралась уходить.

И чтобы показать ему, кто теперь хозяин положения, она повесила трубку, не дожидаясь подтверждения.

Вполголоса выругавшись, Прайс схватил куртку и поспешил вниз, к своей машине. Он слишком хорошо знал Джини и был уверен, что ждать его она определенно не станет.

По дороге Прайс пытался слушать старые – и любимые – записи Эла Грина, в надежде хоть немного отвлечься, но даже это испытанное средство сегодня не помогало. Вылезая из машины на бульваре Уилшир, где жила Джини, Прайс чувствовал, что готов каждую минуту взорваться. Ему отчаянно нужен был хотя бы глоток виски, и он пожалел, что не задержался дома хоть на пару минут, чтобы промочить горло.

Еще лучше было бы выкурить сигаретку с марихуаной, но на это у него совсем не было времени. Прайсу оставалось только полагаться на собственную выдержку, а она в последнее время частенько его подводила.

Джини открыла ему сама, но Прайс не сразу узнал ее. Когда-то у Джини была роскошная фигура, но за годы, что он ее не видел, она набрала, наверное, не меньше ста лишних фунтов. Теперь перед ним стояла необъятных размеров негритянка с тройным подбородком, заплывшими жиром глазками и волосами, выкрашенными в невообразимый цвет мятой клубники. На руках у Джини был миниатюрный французский пудель.

– Привет, Прайс! – Джини шагнула вперед, и он невольно попятился. Перед ним была живая гора плоти, затянутая к тому же в слишком тесные леггинсы и трикотажную водолазку. При каждом движении арбузные груди, выпяченный живот и дряблые бедра Джини колыхались и дрожали, словно желе. Напротив, ее ноги в красных босоножках на высоченных шпильках казались непропорционально тонкими, придавая фигуре бывшей жены Прайса гротескный вид. «Ни дать ни взять – разумный студень с Фобоса», – подумал он, вспоминая случайно виденный им фантастический боевик.

Впрочем, Прайс быстро справился с собой и даже притворился, будто не замечает всех этих чудовищных перемен. Джини, однако, все поняла по выражению его лица.

– Готова спорить, ты сейчас думаешь о том, что со времени нашей последней встречи я набрала пару-тройку фунтов, – бросила она небрежно. «Только попробуй сказать „да“!» – говорили ее глаза.

«Ты стала толстой, как призовая свинья», – хотелось сказать Прайсу, но он благоразумно сдержался.

– Можно мне войти? – спросил он, начиная терять терпение.

– Я вижу, ты считаешь себя слишком большой знаменитостью, чтобы стоять в коридоре, – едко заметила Джини, но все же повернулась и пошла в комнаты. Прайс последовал за ней, стараясь не смотреть на ее огромное, расплывшееся тело.

Оказавшись в гостиной, Прайс понял, что с тех пор, как они расстались, вкус Джини нисколько не улучшился. Со всех сторон его окружали розовые салфетки, розовые диваны, розовые подушки, и даже кофейный столик, сделанный в форме гигантской морской раковины, был розовым. Над каминной полкой висел портрет самой Джини, на котором она, одетая в розовое платье, опиралась о белый рояль. Портрет был донельзя вульгарным, но Прайс почему-то никак не мог оторвать от него взгляд.

– Ты – настоящий мерзавец, Прайс Вашингтон, – заявила Джини прежде, чем Прайс успел открыть рот. – Ты испортил, испоганил всю мою жизнь!

Эти ее слова помогли Прайсу снова обрести уверенность. Он понял, что за эти годы Джини ничуть не изменилась, если, конечно, не считать фигуры и цвета волос, которые раньше были более естественного цвета.

– У Тедди неприятности, – сказал он сухо, опускаясь в гигантское – как раз по фигуре Джини – розовое кресло. – Серьезные неприятности. Я приехал именно по этой причине.

– Какие именно? – невозмутимо спросила она.

Впрочем, чтобы обозначить заинтересованность. Джини несколько раз взмахнула накладными ресницами.

– Его подозревают в соучастии в убийстве с применением огнестрельного оружия.

– Я так и знала! – оглушительно закричала Джини. – Я так и знала, что ты не сможешь быть моему бедному мальчику нормальным отцом, и я была права!

Вот он – результат твоего «воспитания»: мой сын связался с бандой несовершеннолетних хулиганов, которые убивают людей!

– Тедди не связан ни с какой бандой.

– Тогда как это произошло? Ни за что не поверю, что Тедди сам до этого додумался.

– Повторяю, Тедди не состоит в банде. Во всем виновата одна девица, которая запудрила ему мозги.

– Какая еще девица? – с подозрением спросила Джини.

– Ее зовут Мила.

– Что за Мила? Откуда он ее знает?

– Она дочь моей экономки.

– Господи Иисусе! – воскликнула Джини. – Я всегда тебе говорила, что от этого славянского отродья добра не жди! Тебе давно надо было выгнать эту ведьму!

– Как бы там ни было, я этого не сделал, – признал Прайс. – Во всяком случае, сама Ирен ни в чем не виновата.

– Послушать тебя, так эта дрянь никогда не была ни в чем виновата! – вспыхнула Джини и с такой силой прижала пуделя к своей могучей груди, что он сдавленно пискнул и забарахтался, пытаясь вырваться. – Господи, Прайс, ты все такой же дурак, как был!

Прайсу пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не послать свою бывшую жену куда подальше.

– Может, все-таки поговорим о Тедди? – резко спросил он.

– Конечно, дорогой! – Широкое лицо Джини расплылось в улыбке. – Скажи мне, чего ты от меня хочешь, а я скажу, во сколько тебе это обойдется.

Прайс едва сдержал гневное замечание. Он-то чуть было не забыл, что Джини никогда не делала ничего бесплатно.

Глава 9

В конце концов Карло все же дал Бриджит то, что она от него требовала, и уже через несколько минут она была готова к выходу в свет. Она переоделась, тщательно накрасила лицо и зачесала волосы наверх. Теперь Карло остался доволен ее внешним видом, и вскоре они отправились на вечеринку.

– Вот такая ты действительно похожа на ту Бриджит, которую я люблю, – сказал он, слегка пожимая ее руку, когда они сели на заднее сиденье ожидавшего их лимузина. – Тебе, наверное, не терпится увидеть своих старых друзей, правда?

В ответ Бриджит мечтательно улыбнулась. Плохого настроения как не бывало, и все снова было просто замечательно. Все, за исключением одного: несмотря на укол, принесший с собой спокойствие и мир, Бриджит никак не могла забыть, что через считанные минуты ей предстоит встретиться с Лаки лицом к лицу.

Разумеется, она по-прежнему всем сердцем любила свою приемную мать и не сомневалась, что Лаки тоже любит ее, однако это не мешало ей испытывать страх.

Лаки была, наверное, единственным человеком в мире, способным читать в ее душе, как в раскрытой книге, а у Бриджит были все основания опасаться этого.

«Но ты же уже большая девочка, – раздался у нее в голове какой-то странный, чужой голос. – Лаки не имеет никакого права указывать тебе, что делать. Ты сама хозяйка своей судьбы!»

«Нет, – ответил ему другой голос. – Никакая ты не хозяйка. Ты делаешь все, что тебе велит Карло. Он полностью подчинил тебя себе, и за дозу героина ты готова лизать ему башмаки».

– Карло! – сказала она неожиданно громко, словно стараясь заглушить звучащие в голове голоса.

– Что, дорогая? – откликнулся он, повернув голову в ее сторону.

– Я хочу, чтобы ты обещал мне одну вещь. Будь полюбезнее с Лаки, хорошо? Для меня это очень важно. Лаки, Ленни, их дети и старый Джино – это моя семья, понимаешь? У меня больше никого нет!

– Глупышка моя! – Карло обнял Бриджит. – А я?!

Теперь твоя семья – это я. Зачем тебе кто-то еще?

Ведь ты сама рассказывала мне, как с тобой обращались в детстве. Твой отец умер, матери у тебя все равно что не было, и твоим воспитанием занимались няни и гувернантки – посторонние люди, которым в общем-то было на тебя глубоко плевать. Но мне на тебя не наплевать, Бригги! Я буду заботиться о тебе по-настоящему и любить тебя. Теперь я – твой самый близкий человек, а Лаки… Лаки тебе, конечно, друг.

– Она не просто друг, Карло, Лаки – моя приемная мать.

– Конечно, малышка. Но когда Лаки поймет, что тебе со мной хорошо, она будет только рада снять с себя ответственность. Если же нет… – Он взмахнул рукой, словно отбрасывал что-то от себя – И все-таки обещай, что будешь с ней вежлив и постараешься понравиться, – упрямо повторила Бриджит.

– Ну конечно, моя графиня, я постараюсь понравиться всем твоим друзьям, – улыбнулся Карло и прижал к себе Бриджит еще крепче.

В конце концов Ленни все же спустился к гостям, но Лаки это уже не могло успокоить. Во-первых, ей пришлось принимать всех гостей одной. Во-вторых, Бриджит, ради которой и была устроена эта вечеринка, до сих пор не приехала.

– Как мило с твоей стороны почтить нас своим присутствием, – прошипела Лаки, когда Ленни проходил мимо. – Надеюсь, мы не очень тебе помешали?

– Больше всего мне мешает твоя привычка решать все самой, – ответил Ленни негромко, но очень сердито. – Может быть, ты забыла, что у тебя есть муж? Что мы – одна семья?

– Я ничего не решаю одна, – огрызнулась Лаки. – Я просто не терплю, когда мне указывают, что делать.

С этими словами она повернулась к Ленни спиной и отошла к бару, где Джино развлекал большую группу поклонниц рассказами о своей молодости.

– Ну, как вы? Никто не скучает? – спросила Лаки, напуская на себя радушный и приветливый вид.

Времени было почти девять, а вечеринка началась в половине восьмого, и старший официант-распорядитель уже несколько раз спрашивал у нее, когда можно подавать на стол. Накануне Лаки планировала, что торжественный ужин начнется в девять, но теперь – поскольку главные гости запаздывали – она не знала, что и делать, и в конце концов решила отложить ужин еще на полчаса.

– Ну и где твоя Бриджит? – шутливо спросил Джино. – Наверное, не может оторваться от своего Карло. Позвони им в отель и скажи, чтобы они наконец разжали объятия: их хочет видеть старый Джино.

– Уже звонила, мне сказали, что они выехали.

Бриджит будет здесь с минуты на минуту, – пообещала Лаки, изображая уверенность, которой на самом деле не чувствовала. Опаздывать было совсем не в правилах Бриджит, Лаки действительно начинала волноваться.

Тем временем к бару, держась за руки, подошли Лин и Чарли Доллар. Они выглядели как супружеская пара, и Лаки оглядела их с деланно оживленным изумлением.

– Так-так, – сказала она, качая головой. – Кажется, у нас на празднике будет еще одна пара молодоженов.

Чарли натянуто улыбнулся. Он был похож на маленького мальчика, застигнутого в тот момент, когда он запустил руку в сахарницу.

– Только не говори Далии, – сказал он. – Ты же знаешь, какой у нее характер.

– Я и не собиралась! – возразила Лаки.

– Лин снимается в моем фильме, – поспешил объяснить Чарли. – По-моему, она просто красавица, как ты считаешь?

– О-о-о! – вставила Лин.. – Я польщена! Если ты, конечно, говоришь это искренне.

– Я всегда говорю то, что думаю, – с достоинством ответил Чарли.

– Рисковый ты парень, Чарли! – Лаки вздохнула.

Не было никакого смысла предупреждать Чарли о том, что Далия будет очень недовольна, если какому-нибудь шустрому папарацци удастся снять его под руку с Лин. Невеста Чарли благоразумно мирилась с тем, что он иногда укладывал к себе в постель молодых, никому не известных девчонок, но Лин была достаточно известна, и ее появление с Чарли на приеме у Лаки могло быть расценено Далией как покушение. на ее права. Впрочем, пострадал бы от этого только сам Чарли.

– Где же Бригги? – поинтересовалась Лин. – Я просто умираю – так мне хочется увидеть ее!

– Можно подумать, что мне не хочется, – отозвалась Лаки ворчливо.

– Гм-м… Обычно она не опаздывает. Вы сказали ей, что я тоже здесь буду?

– Нет, не сказала. Ты – наш главный сюрприз, Лин.

– Думаю, главным сюрпризом будет все-таки Карло, – ответила Лин, которой было совсем не жаль уступить пальму первенства мужчине. – Он – настоящий красавец, может быть, и не в твоем вкусе, но ты его оценишь. Правда, у меня такое ощущение, что это не мешает Карло быть изрядным негодяем, впрочем, я мало его знаю. Тебе лучше самой на него взглянуть.

– Это я и собираюсь сделать, – кивнула Лаки. – Я буду очень внимательна, Лин, и если твои опасения подтвердятся… – Она еще не знала, что она тогда сделает, но быть посторонним наблюдателем Лаки была не намерена. – Если я пойму, что Бриджит связалась с недостойным человеком, пусть он будет хоть трижды граф, – энергично закончила она, – я не завидую этому Карло…

Компаньону Стива Джерри Майерсону очень нравилось в Лос-Анджелесе. Когда же он узнал, что побывает на настоящей голливудской вечеринке и увидит множество знаменитых людей – известных мужчин и женщин, его восторгу не было границ. Несколько месяцев назад Джерри в очередной раз развелся и теперь, оказавшись в доме Лаки, вел себя как сексуально озабоченный подросток в женской раздевалке.

Стиву даже стало неловко за него – он никак не ожидал, что с возрастом любовный пыл его компаньона не только не ослабеет, но, напротив, возрастет еще больше.

– А это кто? А она замужем? – спрашивал он каждый раз, когда мимо проходила какая-нибудь красотка.

– Послушай, не спеши так, ладно?! – не выдержал наконец Стив, пряча за шутливым тоном свою неподдельную озабоченность. – У тебя впереди еще вся ночь!

Про себя же он подумал, что в мире, наверное, нет ничего непригляднее, чем пятидесятилетний мужчина, спешащий любой ценой урвать свою долю женского внимания и ласки.

– Господи, Стив, и как ты можешь так спокойно жить в этом раю! – воскликнул Джерри. – Здесь столько баб, и каких!.. У нас в Нью-Йорке таких красоток днем с огнем не сыщешь!

– Ко всему можно привыкнуть, – хладнокровно ответил Стив.

– Тебя, я вижу, ничто не может заставить изменить себе, – не без зависти заметил Джерри, подмигивая какой-то рыжеволосой красавице с пышным бюстом. – Впрочем, ты никогда не гонялся за юбками.

Стив бросил на него осуждающий взгляд. Его неприятно удивила бестактность Джерри – слишком свежа еще была боль потери, впрочем, Стив никогда не был инициатором разговоров о женщинах.

Он вообще чувствовал себя сегодня не в своей тарелке. Стив приехал с дочерью, но Кариока сразу убежала играть с Марией. И вот теперь Стивен был обречен провести вечер в компании Джерри, который, казалось, был не способен говорить ни о чем другом, кроме женщин.

– Черт побери! – воодушевился Джерри и толкнул Стива под руку. – Смотри, какая сексуальная телка!

– Выдаешь свой возраст, – заметил Стив. – Слово «телка» давно вышло из моды. Это не политкорректно.

– Да наплевать, – беспечно отозвался Джерри. – Какие ляжки, какие буфера! Постой, постой, да это же сама Лин Бонкерс, знаменитая супермодель! Знаешь, в жизни она даже красивее, чем на фото!

Имя, которое назвал Джерри, показалось Стиву знакомым, и, проследив за взглядом друга, он сразу же узнал девушку, с которой разговорился на вечеринке у Венеры Марии.

– Да, это действительно она, – согласился он.

– Ты хочешь сказать, что знаком с ней? – поразился Джерри.

– Можно сказать и так; – кивнул Стив, с удивлением прислушиваясь к себе. Несомненно, он был взволнован.

– Да она, кажется, с Чарли Долларом! С самим.

Чарли Долларом! – воскликнул Джерри. – Да, теперь я понимаю, что такое Голливуд. Кругом сплошные звезды и знаменитости… – Джерри сделал большой глоток чистого виски и едва не поперхнулся. – Слушай, представь меня Лин, а? Сделай одолжение.

– Но она же разговаривает с Чарли, не могу же я просто так подойти и прервать ее.

– Тебе не придется ее прерывать, потому что она уже сама идет сюда, – заметил Джерри, приглаживая свои редеющие рыжеватые волосы.

Прежде чем Стив успел ответить, Лин уже подошла к ним.

– Привет, – сказала она и широко улыбнулась Стиву. – Рада видеть вас снова!

Пока она – в чисто голливудском стиле – целовала Стива в обе щеки, Джерри выступил вперед, сгорая от желания познакомиться со знаменитой супермоделью, но Стив словно не замечал его. От Лин исходил экзотический, очень женственный и сексуальный аромат, и на мгновение у него даже закружилась голова. Почти так же пахла когда-то и Мэри Лу – немножко фиалками и немножко утренней свежестью, и он почувствовал, как что-то кольнуло его прямо в сердце.

Лин явно ждала, что он тоже что-нибудь скажет, и Стив попытался как можно скорее придумать ответ, но ему не приходило в голову ничего, кроме каких-то банальностей.

– Я тоже рад видеть вас, Лин, – сказал он наконец, каким-то чудом справившись с собой. – А это мой компаньон Джерри Майерсон из Нью-Йорка, – добавил он поспешно, так как Джерри незаметно толкнул его локтем.

– Привет, Джерри, – небрежно кивнула Лин.

– Я – ваш поклонник, – сказал Джерри. – Большой поклонник, Лин.

– Благодарю. – Лин удостоила его беглым взглядом и снова повернулась к Стиву.

– Я видел ваши фотографии в каталоге «Секрет Виктории», – не унимался Джерри. – Они великолепны, Лин! Ничего подобного я в жизни не видел!

Стивен тоже покосился на Джерри. «Почему бы тебе не заткнуться?» – вот что означал этот взгляд, но Джерри ничего не заметил: его, что называется, несло.

Поняв, что с этим уже ничего не поделать, Стив оставил Лин в обществе Джерри и направился в противоположный конец зала к Венере Марии, с которой ему давно хотелось поговорить.

– Какой ты скверный, Стив! – погрозила ему Венера Мария. – Почему ты не отвечал на мои звонки?

– Извини, – ответил Стивен, вежливо улыбнувшись. – Каюсь, виноват. Работы в последнее время много. А по выходным стараюсь куда-нибудь выбираться с дочкой.

– Можешь как-нибудь привезти ее к нам – ведь они с Шейной подруги. Для них обеих это будет праздник.

– Спасибо, – кивнул Стив. – А сейчас хочу поговорить с тобой о другом. О Прайсе Вашингтоне и его сыне.

– Это ужасно, Стив! – воскликнула Венера Мария. – Когда Лаки сказала мне, что его мальчишка участвовал в уб… тоже замешан в этом деле, я была просто потрясена.

– Эти новости могут попасть в газеты, – сказал Стивен мрачно. – Наверное, уже попали.

– Уж они своего не упустят, – кивнула Венера Мария. – Газеты разделают Прайса под орех, от него и мокрого места не останется.

– Ты знаешь его сына, Винни?

– Видела один раз, Прайс приводил его ко мне на концерт. Мне он показался довольно милым юношей.

– Скажи, он… был он похож на члена молодежной банды?

– Нет, не сказала бы. А что?

– Дело в том, что я кое-чего не понимаю. – Стивен сосредоточенно потер лоб. – Ленни утверждает, что в него и в Мэри Лу стреляла девица, а парень стоял рядом как столб. Он словно окаменел. Но в полиции девица заявила, будто в Мэри Лу стрелял сын Прайса Вашингтона. И якобы он стрелял из револьвера своего отца.

– Откуда тебе все это известно? – удивилась Венера Мария.

– От Лаки. Она разговаривала с детективом, который занимается этим делом.

Винни пожала плечами:

– Мне очень жаль. Прайса. Это все так ужасно!

Представь себя на его месте – что бы ты чувствовал?

– Но это нисколько не извиняет его сына. Ведь его сын жив, а моя жена погибла, – хрипло сказал Стивен.

Венера Мария не нашла чем его утешить.

Глава 10

Молодую женщину – очаровательную и стройную – можно было бы назвать по-настоящему красивой если бы не дешевая, не первой свежести одежда и бегающий, затравленный взгляд. За руку ее цеплялся пятилетний малыш; зеленоглазый и светловолосый, он тоже выглядел напуганным и дрожал. Довольно долгое время эта странная пара провела под тенью деревьев напротив особняка Лаки и Ленни, но никто не обращал на них внимания, а если бы и обратил, то наверняка принял бы их за любопытных прохожих, которым повезло увидеть вожделенных кумиров с близкого расстояния.

Мальчик был бледен от усталости и, по-видимому, голоден. Время от времени он знаками показывал матери, что хочет есть и пить, но она одергивала малыша. Молодая женщина и сама чувствовала, что ноги у нее подкашиваются от усталости и голода. Для обоих сегодняшний день был не самым легким, к тому же вечеринка, которая начиналась в этом доме, спутала все ее планы. На такой поворот дел женщина не рассчитывала и теперь пребывала в растерянности, не зная, что делать дальше.

Только сегодня утром они прилетели в Соединенные Штаты из Рима. И женщина, и малыш впервые летели на самолете, и всю дорогу мальчика с непривычки рвало. Он испортил матери ее лучшее – впрочем, и единственное – платье, и, хотя стюардессы помогли ей почиститься, все же молодая женщина понимала, что выглядит не лучшим образом.

Довольно много времени им понадобилось, чтобы пройти через иммиграционный контроль. Чиновник за стойкой долго колебался и раздумывал, но в конце концов женщине удалось убедить его, что они остановятся в «Бель-Эйр» у своего дальнего родственника и что в стране они пробудут не больше нескольких недель.

Ставя штамп в паспорт, куда был вписан и сын молодой женщины, чиновник невольно подумал о том, кто был тот счастливец, который занимался с ней любовью. Ему женщина показалась очень красивой.

Одного взгляда ее глаз – черных и мягких, как неаполитанская ночь, – было достаточно, чтобы осчастливить любого мужчину.

Оказавшись наконец в зале прилета, молодая женщина растерялась – там было столько людей, сколько она, пожалуй, еще никогда не видела. Ей нужно было попасть в Малибу, а она даже не знала, что это – район города или пригородный поселок. В конце концов один из носильщиков, у которого как раз закончилась смена, сжалился над молодой красивой женщиной с ребенком и подвез их до Лос-Анджелеса на собственной машине. Высадив их на бульваре Уилшир, он объяснил, где останавливается рейсовый автобус до Санта-Моники.

Выйдя из автобуса, молодая женщина зашла в первое попавшееся кафе и купила гамбургер, который они съели напополам. Потом они сели на другой автобус, маршрут которого пролегал по шоссе Пасифик-Кост. Глядя за окно на роскошные коттеджи и особняки, выстроенные на высоком обрыве над самым океаном, молодая женщина чувствовала, как в ее сердце оживают радость и надежда. Америка! Она была в Америке, а значит, путешествие, о котором она мечтала долгих пять лет, было близко к завершению.

Быть может, даже сегодня она увидит человека, ради которого отважилась на эту авантюру.

Глава 11

-Привет, Лаки! – сказала Бриджит, входя в зал.

– Ну наконец-то! – воскликнула Лаки. – А я уж было решила, что ты улетела обратно в Европу.

Бриджит никак не отреагировала на шутку. Она и не подумала извиниться за опоздание, и Лаки почувствовала себя уязвленной, хотя дала себе слово не обижаться на приемную дочь.

– Вот, познакомься, это мой муж Карло, – добавила Бриджит голосом, лишенным эмоций, и Лаки отметила, что прежде Бриджит была гораздо более ласковой и оживленной.

– А где мой поцелуй? – спросила Лаки, пытаясь как-то разрядить ситуацию. Она сразу заметила худобу Бриджит, нездоровую бледность ее лица. Она словно страдала от какого-то хронического недомогания, в то время как Карло – высокий, широкоплечий, атлетически сложенный мужчина с длинными светлыми волосами и вызывающе дерзким взглядом – буквально излучал уверенность и силу.

Бриджит послушно обняла Лаки и чмокнула в щеку.

«Господи, что стала с Бриджит! Одна кожа да кости!» – подумала Лаки, но удержалась от замечаний – сейчас для подобных «комплиментов» было не время и не место.

– Рада познакомиться с вами, Карло, – сказала Лаки, протягивая руку для пожатия. – Нам так хотелось увидеть мужа нашей Бриджит…

Карло взял ее руку в свою и, склонившись в поклоне, поднес к губам.

«Пижон дешевый! – подумала Лаки. – За милю видно – пижон! Вот только костюмчик-то у него за пять тысяч долларов! Да и часики тянут не меньше двенадцати тысяч. Похоже, парень не привык считать чужие денежки!»

– А где Бобби? – вяло поинтересовалась Бриджит, и Лаки снова посмотрела на свою приемную дочь пристально и внимательно. Некогда бойкая, живая и веселая, нынешняя Бриджит была жалкой тенью себя прежней Лаки уже не сомневалась, что с ней определенно что-то не так. Вот только что – этого Лаки никак не могла взять в толк.

– Твой брат поехал в Грецию, чтобы навестить ваших родственников, – ответила Лаки. – Кстати, я считаю, что в ближайшем будущем тебе тоже следовало бы побывать у них.

– Там видно будет, – уклончиво ответила Бриджит.

– Мы не планировали поездку в Грецию, – вмешался Карло, и Лаки снова ощутила, как в ней поднимается волна необъяснимой неприязни к этому человеку.

«Тебя кто спрашивает?» – хотела она сказать, но ради Бриджит снова сдержалась. «Хоть бы Ленни подошел», – подумала она нетерпеливо – ей ужасно хотелось знать его мнение обо всем этом.

– Скажи, Бригги, – начала Лаки, – почему вы поженились тайком и никому ничего не сказали? Ты же знаешь, что мы устроили бы тебе роскошную свадьбу!

Откровенно говоря, я была разочарована, и не только я…

– Мы с Бриджит решили обойтись без этой вашей голливудской показухи, – не замедлил с ответом Карло. – Вот почему мы обвенчались в поместье моих родителей под Римом. Оно принадлежит семье Витти уже больше пятисот лет.

– Как мило, – неискренне восхитилась Лаки. – Если бы вы нам сообщили о свадьбе, мы прилетели бы туда.

– Извини, Лаки… – вставила Бриджит с раскаянием. – Но мы не планировали ничего такого. Мы… просто поженились, и все.

– Понятно, – кивнула Лаки, решив, что настал самый подходящий момент, чтобы закрыть тему. Временно закрыть. – А чем вы занимаетесь? – спросила она, поворачиваясь к Карло. – Чем вы зарабатываете себе на хлеб? Мы ведь о вас ничего не знаем.

– Я занимаюсь финансовыми инвестициями в различные проекты, – туманно объяснил Карло, внимательно разглядывая Лаки. Ее экзотическая красота произвела на него должное впечатление; впрочем, опасный блеск ее темных глаз также не укрылся от Карло. «Настоящая стерва, – решил он. – От такой лучше держаться подальше».

– Вот как, – вежливо проговорила Лаки, окончательно придя к заключению, что перед ней – типичный паразит и бездельник. Финансовые инвестиции, это надо же!.. Да заработал ли он своим трудом хоть десять центов, прежде чем вкладывать их в сомнительные проекты?!

– Весьма прибыльно, – подтвердил Карло.

Когда Ленни узнал о появлении Бриджит и поспешил к ней навстречу, Карло и Лаки уже поняли, что они – враги.

– Познакомься, Ленни, – сказала Лаки. – Это Карло, муж Бриджит.

– Мои поздравления! – воскликнул Ленни и, крепко обняв Бриджит, расцеловал ее. – Ну, как ты поживаешь?

– Как замужняя женщина, – хихикнула Бриджит. – Между прочим, я теперь графиня.

– Мы знаем, ваша светлость. – Ленни церемонно поклонился. – Я рад за тебя, Бригги, честное слово – рад!

– А где Мария и маленький Джино? – спросила Бриджит и пошатнулась.

– Они уже легли спать, – объяснила Лаки. – Но Джино-старший на ногах и жаждет прижать тебя к своей груди. Да и Стивен тоже где-то поблизости.

Пойдем найдем его, если хочешь.

– Я сейчас вернусь, дорогой!.. – Бриджит повернулась спиной к Карло, собираясь последовать за Лаки, но он быстро схватил ее за руку.

– Я с тобой, – объявил Карло не Терпящим возражений тоном.

– Думаю, пока Бриджит со мной, ей ничто не грозит, – вмешалась Лаки и, взяв Бриджит за другую руку, поспешно увела ее в сторону. – Итак, – промолвила она, как только они удалились на достаточное расстояние, – как ты поживаешь на самом деле?

– Все в порядке, Лаки, – ответила Бриджит. – Я же сказала тебе по телефону!

– По телефону мне не было видно, какая ты бледная и худая, – парировала Лаки.

– Разве я бледная? – виновато спросила Бриджит. Ей вдруг стало очень не по себе от мысли, что Лаки может обо всем догадаться.

– Еще какая бледная! Просто зеленая.

– Возможно, мы слишком много путешествовали, – объяснила Бриджит. – А последний перелет через несколько часовых поясов меня и вовсе доконал. Сегодня утром я еле проснулась.

– Как насчет того, чтобы пообедать со мной завтра? – предложила Лаки, внимательно вглядываясь в лицо Бриджит. – Только ты и я?.. Нам с тобой нужно кое о чем поговорить.

– Мы можем поговорить сейчас.

– Только не сейчас! – усмехнулась Лаки. – Твой муж и без этого смотрит на меня так, словно я собираюсь отбить тебя у него. Я-то знаю: итальянские мужчины большие собственники, к тому же на месте Карло я бы тоже не уступила тебя никому.

– Карло вовсе не собственник! – горячо возразила Бриджит.

– Ты только не спорь со мной, девочка моя, – улыбнулась Лаки. – Я знаю мужчин лучше, чем ты.

– И все равно он не собственник, – упрямо повторила Бриджит.

– А вот и Джино! – воскликнула Лаки, решив не продолжать этот бессмысленный спор. – Ты только посмотри на него ему уже восемьдесят семь лет, а он все еще красавец хоть куда!

Завидев их, Джино поднялся с низенького дивана.

– Рад тебя видеть, золотко, – приветствовал он Бриджит, подставляя ей щеку для поцелуя. – Я слышал, ты заарканила шикарного мужика? Поздравляю!

Жаль только, ты никому ничего не сказала – мне так хотелось быть на твоей свадьбе посаженым отцом!

Бриджит крепко расцеловала Джино, которого всегда очень любила.

– Ты и так был для меня почти как отец, Джино, – сказала она.

– Ладно, ладно, зубы-то мне не заговаривай, – проворчал Джино, весьма, впрочем, польщенный. – Лучше познакомь меня со своим князем или кто он там у тебя…

Бриджит собиралась ответить Джино, но в этот момент Лин, подкравшись сзади, закрыла ей глаза руками.

– Угадай, кто это? – крикнула она и громко рассмеялась.

– Лин! Откуда ты здесь взялась?! – Бриджит высвободилась и повернулась к подруге. – Что ты здесь делаешь?!

– Ах ты, глупая корова! – заворчала Лин. – Как ты посмела выйти замуж без меня? Ведь мы же планировали двойную свадьбу!

– Извини, так уж вышло!.. – ответила Бриджит со смехом.

– А как ты похудела! – изумилась Лин. – Ты потеряла не меньше двадцати фунтов! Как это называется, а?

– Это мой новый имидж, – неловко отшучивалась Бриджит. – Я решила сбросить весь свой щенячий жирок…

– Щенячий жирок!.. – ахнула Лин. – Да ты же просто на щепку похожа! Что теперь скажет твой агент?!

– Мне плевать! Я решила бросить карьеру.

– Ты решила бросить карьеру?

– Точно.

– Но почему, Бригги? Что случилось? Ты что, беременна?

При этих словах Бриджит вздрогнула. Она вовсе не собиралась объявлять о своей беременности, но сейчас ей показалось, что более удачного момента может не представиться.

– Вообще-то да… – сказала она, потупясь.

Лаки была потрясена.

– И как давно? – спросила она.

– Ну, примерно пару месяцев или около того, – ответила Бриджит.

– Ну ты и молодчина! – воскликнула Лин, от души радуясь за подругу. – Все успела! Чур, я буду крестной матерью твоего малыша. Представляешь, как это будет здорово? Черная крестная у белого мальчика! Кстати, ты еще не узнавала, у тебя мальчик или девочка?

– Нет, – покачала головой Бриджит. – Просто я пока не интересовалась – слишком маленький срок, – солгала она, вовремя спохватившись. Лаки могла не на шутку встревожиться, если бы узнала, что ее приемная дочь до сих пор не побывала у специалиста.

При мысли об этом ей внезапно захотелось плакать. Бриджит уже успела позабыть, что это значит – быть среди друзей и родных, которые любили ее и волновались за нее совершенно искренне. Но самое главное – ей не хватало силы духа, чтобы признаться во всем Лаки. И главной причиной этому был не ее страх перед Карло, а привычка к героину. Бриджит просто не могла представить себе, как она будет обходиться без наркотика, а значит, и без Карло.

Карло решительно приблизился к жене и властным жестом обнял ее за талию.

– Говорят, граф, вы скоро станете отцом? – Лин погрозила ему пальцем. – Нехорошо скрывать от друзей такие новости!

– А-а, Бриджит вам уже рассказала!.. – Карло усмехнулся. – Да, это правда.

– Но ведь это просто великолепно! – продолжала Лин с воодушевлением. – А Фредо знает? Ты сказал ему? Он, наверное, тоже будет рад, что скоро у него появится двоюродный племянник или племянница.

– Нет, Фредо пока ничего не знает, – покачал головой Карло. – Я решил, что Бриджит должна сказать об этом только самым близким людям.

Лаки внимательно наблюдала за выражением лица Карло, стараясь, впрочем, чтобы он не заметил ее интереса. В какой-то момент в его ярко-голубых глазах промелькнула такая бешеная неприязнь, что у Лаки мороз побежал по спине, хотя она всегда считала себя человеком не робкого десятка. Нет, интуиция не обманывала ее – она почти на сто процентов была уверена, что этим глазам нельзя доверять.

Это была очень тревожная мысль, и Лаки, коротко извинившись, поспешила отозвать Ленни в сторонку чтобы поделиться с ним впечатлениями.

– Что скажешь? – спросила она, кивая в сторону Бриджит и Карло.

– Не нравится мне все это, – сказал Ленни и нахмурился. – Очень не нравится.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты можешь мне не верить, но у меня нет сомнений – Бриджит принимает наркотики, – жестко сказал Ленни.

– Ты хочешь сказать, что она время от времени позволяет себе выкурить «косячок»? Покажи мне здесь того, кто никогда не позволял себе такого!

– Нет, – Ленни покачал головой. – Бриджит употребляет что-то посерьезнее, может быть даже героин. Посмотри на ее зрачки, посмотри, какая она стала худая… Она же сама на себя не похожа!

– Ты с ума сошел! – воскликнула Лаки, от души надеясь, что Ленни ошибся. – Ведь она только что объявила нам, что беременна.

Ленни пожал плечами.

– Все-таки, – сказал он, – я бы на твоем месте серьезно с ней поговорил. Этого нельзя так оставить.

– Хорошо, – кивнула Лаки. – Завтра мы с Бриджит вместе обедаем, и я расспрошу ее обо всем. – Она немного помолчала. – А что ты скажешь про него?

– Холодный, наглый сукин сын. Впрочем, тебе должно быть виднее…

Лаки пропустила шпильку мимо ушей.

– Я с тобой согласна, – сказала она серьезно. – Похоже, этот Карло – настоящий мошенник. И не просто мошенник, а мошенник с большим членом. Я чувствую их за милю.

Ленни открыл было рот, но удержался от едкого замечания, которое так и вертелось у него на языке.

Вместо этого он спросил самым небрежным тоном, на какой только был способен:

– Что насчет Алекса, Лаки? Ты что-нибудь решила?

– А что я должна была решить? – притворилась удивленной Лаки.

– Ты ведь не будешь работать с ним над фильмом, правда? – На этот раз в голосе Ленни явственно прозвучала напряженность, которую он не сумел скрыть.

– Дался тебе Алекс! – возмутилась Лаки. – Я же сказала: мы с ним просто друзья, и ничего больше.

– Как же, друзья!.. Знаю я, какие друзья бывают у красивых женщин.

– Не загоняй меня в угол, Ленни! – огрызнулась Лаки. – Если я сказала, что мы – друзья, значит, так оно и есть, и тебе лучше в это поверить!

– Я тебя никуда не загоняю, – ответил он. – Я просто прошу тебя не работать с ним над этим фильмом.

– Но это же глупо! – сердито сказала Лаки. – Мне нравится этот проект, и не моя вина, что по чистой случайности Алекс тоже имеет к нему отношение.

В этом нет абсолютно ничего такого, Ленни, уверяю тебя! Любой разумный человек на твоем месте не обратил бы на это ни малейшего внимания!

– Ну а если бы у тебя был выбор? Ведь ты бы наверняка предпочла Алекса, не так ли?

Лаки нехорошо прищурилась.

– У меня такое впечатление, Ленни Голден, – сказала она с расстановкой, – что ты вынуждаешь меня сделать этот выбор. Ты не боишься, что он может оказаться не в твою пользу?

– Ого! – Ленни насмешливо присвистнул. – Похоже, тебя это здорово задело!

– Да, задело, И ты, как мне кажется, делаешь это специально!

– Я никогда не делаю специально ничего такого, что могло бы тебя как-то обидеть. Ты всегда первая напрашиваешься. Вот и сейчас твой верный, любящий муж просит тебя о малю-юсеньком одолжении, а ты…

– Послушай, Ленни, – перебила она его, – не могли бы мы поговорить об этом позже? Сейчас не самое подходящее время.

– Как скажешь. – Он пожал плечами. – Ведь ты так любишь все решать сама. Только учти, что мне может в конце концов надоесть плясать под твою дудку.

За ужином Бриджит была весела и беззаботна – главным образом благодаря усилиям Лаки, которая посадила рядом с ней всех ее самых близких друзей.

Сама Лаки внимательно наблюдала за происходящим, и от нее не укрылось, что чем веселее и оживленнее становилась Бриджит, тем мрачнее делалось лицо Карло. Он явно считал, что им пренебрегают, и Лаки решила завести с ним разговор, надеясь узнать что-нибудь относительно их с Бриджит дальнейших планов. После нескольких ничего не значащих фраз о погоде и о том, понравился ли Карло Лос-Анджелес, она спросила:

– Где вы с Бриджит собираетесь жить, когда у нее родится ребенок?

– Я думаю, что мы купим дом в окрестностях Рима, – ответил Карло, продолжая коситься на Бриджит.

– Вот как?! – удивилась Лаки. – Вы уверены, что это – действительно хороший вариант? Бриджит не знает итальянского; одной в чужой стране ей наверняка будет немного одиноко.

– Не разделяю ваших опасений, – сухо ответил Карло. – У Бриджит будет достаточно хлопот с ребенком, кроме того, я тоже буду ее навещать.

«Любопытно! – подумала Лаки. – Ты, значит, будешь ее „навещать“… А где ты, голубчик, будешь пропадать все остальное время? Инвестировать свой член в каждый проект, который согласится раздвинуть для тебя ножки?»

Впрочем, расспрашивать об этом Карло она не собиралась.

– Как трогательно, что вы уже так хорошо знаете Бриджит и можете сразу сказать, что ей нужно, а что – нет – поддела Лаки красавчика-графа. – Ведь вы, кажется, познакомились совсем недавно, не так ли?

– Послушайте, Лаки, – сказал Карло, бросив на нее злобный взгляд, – я понимаю, что вы беспокоитесь о Бриджит, но не кажется ли вам, что она уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, как постудить в том или ином случае? В конце концов, она вам не дочь – не родная дочь… Теперь она – моя жена, так что оставьте ее в покое, ладно? А уж я позабочусь, чтобы Бригги была счастлива.

– Я в этом не сомневаюсь, – с напускной кротостью сказала Лаки. – Но Бриджит вовсе не выглядит счастливой. Вы, случайно, не знаете – почему?

Карло снова смерил ее взглядом.

– Воспитанные люди, – отчеканил он, – никогда не суют нос в дела, которые их не касаются.

– Вот как? – Голос Лаки звучал негромко, но на взгляд Карло она ответила таким взглядом, что он не выдержал и отвел глаза. – Тогда я кое-что скажу вам, Карло, и зарубите это на носу, потому что второй раз я повторять не буду. Олимпия Станислопулос была моей близкой подругой. После того как она умерла, я взяла на себя все заботы о Бриджит, так что ее дела меня очень даже касаются. И если я когда-нибудь узнаю, что вы плохо с ней обращаетесь, вы об этом очень пожалеете, понятно?

– Это что, угроза? – спросил Карло, слегка приподнимая свою тонкую, аристократическую бровь.

– Ни в коем случае, – спокойно ответила Лаки. – Просто во избежание будущих недоразумений я объясняю положение дел. В последние несколько месяцев вы двое были предоставлены самим себе, но не рассчитывайте, что так будет продолжаться и дальше.

Я намерена внимательно следить за тем, что происходит… Кстати, на днях я разговаривала с нью-йоркскими адвокатами Бриджит. Уверяю вас, Карло, ее наследство находится в надежных руках, так что вам вовсе незачем вмешиваться в управление этими деньгами, тем более что право распоряжаться основным капиталом Бриджит получит только через пять лет.

Так что мой вам совет, Карло, – успокойтесь. Я уверена, что, если через пять лет вы все еще будете женаты, Бриджит будет только рада передать свои средства в ваше управление.

– Мне не нравится, когда со мной так разговаривают! – процедил Карло, сощурившись. Подобной прямоты он не ожидал, и слова Лаки застали его врасплох.

– Прошу прощения, если что-то в моих словах задело вас, но именно так обстоят дела, – сказала Лаки твердо. – Изменить что-либо вам все равно не удастся, так что… привыкайте. Это лучшее, что вы можете сделать.

– А какую музыку ты больше любишь? – спросила Лин, играя со своим бокалом.

– Эла Грина, Арету, «Темптейшнс», – ответил Стивен, любуясь отблеском огней на воде пруда, рядом с которым стоял их столик. – И вообще мне по душе классический соул, если ты понимаешь, о чем я.

А что нравится тебе?

– Соул – отличная музыка, – быстро сказала она. – Мне тоже нравятся Кейт Свит и Джамироки…

Стив улыбнулся:

– Мне кажется, ты любишь танцевать. Я угадал?

– Да, – кивнула Лин. – А откуда ты знаешь?

– Потому что, как только начинает играть музыка, ты сразу приходишь в движение.

– В самом деле?

Стивен улыбнулся:

– В самом деле.

Лин отпила глоток шампанского из бокала.

– Знаешь, Стив, ты очень хороший человек. Действительно хороший и порядочный.

– Почему ты так решила?

Лин ненадолго задумалась.

– Ну, взять хотя бы этого твоего нью-йоркского друга Джерри… Каждый раз, когда он разговаривает со мной, он рассматривает меня так, словно я – голая. А ты… ты ведешь себя совершенно нормально.

И это просто удивительно, потому что при твоей потрясающей внешности ты вполне мог бы вести себя с женщинами как последний сукин сын.

Стивен даже смутился.

– Знаешь, я никогда об этом не задумывался…

Ну, о своей внешности и прочем, – добавил он неуверенно. – Впрочем, я ведь не актер, и мне не нужно постоянно подкармливать мое эго…

– Ты красивее, чем любой из, актеров, кого я когда-либо видела, – искренне сказала Лин. – В тебе есть какая-то загадка… Ну, как у Дензела Вашингтона…

Стивен расхохотался.

– И к тому же у тебя отличные зубы! – добавила Лин с улыбкой.

Стивен неожиданно снова стал серьезным.

– Знаешь, – сказал он задумчиво, – с тех пор как умерла Мэри Лу, я еще ни разу не смеялся. В первый раз сегодня.

Лин кивнула:

– Я знаю твою историю, Стив. Это ужасно – вот так потерять самого близкого человека?!

– Очень тяжело, – честно ответил Стив. – Невыносимо. Большинство людей просто не способны этого понять, пока сами не потеряют кого-то близкого. Бывают дни, когда ты не можешь заставить себя встать утром с постели. Единственное, чего тебе хочется, – это накрыться с головой одеялом и остаться в этом мраке. Нет, Лин, смерть близкого человека – это… «кошмар, который всегда с тобой» – вот что это такое.

– Могу себе представить, – сочувственно пробормотала Лин, но Стивен ее не слышал.

– Возвращаясь домой, – продолжал он печально, – я каждый раз жду, что Мэри Лу откроет мне дверь или выйдет мне навстречу из спальни, но этого никогда не случается. И тогда мне становится совсем уж тошно.

– Мне очень жаль, Стив… – повторила Лин. – Честное слово – жаль. Что тут еще можно сказать?..

– Спасибо, Лин. – Стивен кивнул. – Надеюсь, тебе никогда не придется пережить такое.

– Мы уходим, – сказал Алекс Лаки вскоре после того, как закончился торжественный ужин.

– Почему так рано? – огорченно спросила Лаки.

– Ты же знаешь, я не особенно люблю все эти вечеринки. – Алекс подмигнул. – Давай лучше встретимся завтра и поговорим о сценарии.

– Гм-м… – Лаки слегка заколебалась. – Дело в том, что тут есть одна проблема.

– Какая?

– Ленни, – честно ответила Лаки. – Он не хочет, чтобы я делала этот фильм.

На лице Алекса отразилось крайнее разочарование.

– Он что, псих? – Алекс и не пытался быть вежливым.

– Нет, – сказала Лаки. – И это дает мне основание надеяться, что эту проблему я сумею решить. Но пока этого не произошло, очень тебя прошу, Алекс: не звони мне. Я сама тебе позвоню, когда все решу.

– Что ты задумала? – Алекс пристально посмотрел на нее.

– Я задумала сыграть послушную маленькую женушку.

– Что за глупости. Лаки! Я тебя просто не узнаю!

– Не беспокойся, я позвоню тебе самое большее через два дня!

– Ты что, хочешь сказать, что мы, возможно, не будем работать вместе?

– Разумеется, будем, просто мне придется позаботиться об этом особо. Самой позаботиться.

– Знаешь, Лаки, – начал Алекс, пристально глядя на нее, – я хочу тебе сказать одну вещь…

– Интересно, какую? – перебила она, с вызовом вскидывая голову.

– Ленни, разумеется, просто отличный парень, ты любишь его и все такое, но характер у него не сахар. Тебе нужен человек, который бы не был подвержен таким резким переменам настроения.

– Ты имеешь в виду себя? – спросила она напрямик.

– Это же худший вариант! – рассмеялся Алекс.

– Возможно, но есть одно но… – возразила Лаки.

– Какое же?

– Я – в высшей степени очаровательная и привлекательная американка итальянского происхождения… Впрочем, «высшую степень» можно отбросить, – поправилась она. – Но дело не в этом. Дело в том, что ты увлекаешься исключительно азиатскими женщинами.

– Ну, Лаки, ты меня просто убила!.. – Алекс рассмеялся, но сразу же стал серьезным. – В общем, позвони мне, когда разберешься со своим мужем, договорились?

– Непременно позвоню, Алекс. Можешь на это рассчитывать.

– Ну так что, моя очаровательная принцесса?

Похоже, мне дают отставку, не так ли? – спросил Чарли Доллар, не особенно, впрочем, разочарованный, так как он уже присмотрел Лин достойную замену – бойкую телевизионную звезду с большой грудью и бедовыми глазами.

– С чего ты взял? – Лин приняла самый невинный вид.

– Весь вечер ты просто ни на минуту не отходила от этого пижона адвоката. Из-за тебя старина Чарли Доллар даже начал чувствовать себя лишним.

– О, Чарли! – хихикнула Лин. – Если мне по-настоящему хочется, я ничего не могу с собой поделать.

– Так что же, значит – отставка? – весело повторил Чарли.

– Что ты, нет, конечно!.. – Лин обольстительно улыбнулась. – Просто мы со Стивом разговорились о природе и о всякой там окружающей среде.

– Можно подумать, что ты что-то знаешь об окружающей среде, – фыркнул Чарли.

– Разумеется, я знаю об окружающей среде все, – с негодованием возразила Лин. – Когда я была маленькой, я часто гуляла в лондонских парках, и еще мне нравятся деревья и все такое…

Чарли прищурился:

– Знаешь что, куколка, вообще-то я не привык, чтобы меня водили за нос.

– У тебя есть постоянная подружка, Чарли, – напомнила Лин. – Так что сам понимаешь: марьяжный король из тебя – как из дерьма пуля…

– Тебе действительно так хочется замуж? Или это пример Бриджит так на тебя подействовал?

– Вовсе нет, – с достоинством ответила Лин и бросила быстрый взгляд на Стива, который сидел в кресле в углу и разговаривал о чем-то со своим Нью-Йоркским другом. – Но, согласись, Чарли, он все-таки прелесть. Кроме того, у него есть одно важное преимущество: он такой же черный, как и я. Мы со Стивом – два сапога пара.

Услышав это умозаключение, Чарли даже подпрыгнул:

– Ты хочешь сказать, что для тебя я слишком белый?!

– Ты чудовищно белый, – спокойно согласилась Лин. – Ты что, никогда не бываешь на солнце?

– Солнечные ванны – это для актеров, которым больше нечего делать. К тому же мне нравится быть белой звездой.

Лин подняла бокал и чокнулась с Чарли в знак примирения.

– Можешь не волноваться, – сказала она чуть-чуть печально. – Стив даже не просил меня пообедать с ним, не говоря уже о том, чтобы назначить мне свидание.

– О-о-о… – озадаченно протянул Чарли. – А если бы он назначил, что тогда? Неужели старина Чарли стал бы для тебя просто запасным аэродромом?

Лин снова хихикнула.

– Все лучше, чем вовсе остаться без кавалера, верно? – ответила она лукаво.

Пиа ждала Алекса у дверей.

– Извини, дорогая, – проговорил он, беря ее под руку. – Нам нужно было обсудить кое-какие дела.

– Тебе нравится Лаки Сантанджело, правда? – спросила Пиа, когда они вышли на стоянку автомобилей.

– Она – мой лучший друг, – ответил Алекс, вручая служителю парковочную квитанцию.

– Я имела в виду то, как женщина может нравиться мужчине…

– С чего ты взяла? – неискренне удивился Алекс, неприятно пораженный тем, что Пиа знает о нем так много.

– Просто знаю. Наверное, это женская интуиция мне подсказывает.

– Но ведь я встречаюсь с тобой, правда? С тобой, а не с Лаки, – возразил он, думая о том, что они будут делать, когда лягут в постель.

– А если бы у тебя был выбор?

– Что за глупости ты говоришь! – рассердился Алекс. – Где ты их только набралась?

Но Пиа действительно была далеко не глупа, поэтому она почла за благо сменить тему.

– Смотри, – сказала она, – видишь женщину с ребенком вон там, под деревьями? Они сидели там и когда мы приехали. Странно, что в такой поздний час малыш еще не спит. А может быть, это цыгане?

– Не знаю. Скорее всего они просто заблудились, – ответил Алекс, даже не повернув головы.

– Разве можно заблудиться на шоссе Пасифик-Кост? И дойти до самого Малибу, так и не поняв своей ошибки? – не сдавалась Пиа.

– Если тебе это так интересно – пойди спроси у них, – раздраженно ответил Алекс. Ему было ровным счетом наплевать на всех цыган в мире.

– Наверное, так и надо сделать, – решительно сказала Пиа, и, прежде чем Алекс успел ее остановить, она выдернула руку из его руки и пересекла улицу.

Увидев приближающуюся Пиа, женщина поднялась с бордюра, на котором сидела.

– Мне показалось, что вам нужна помощь. С вами все в порядке? – спросила Пиа с улыбкой.

Молодая женщина, кутаясь в кофту, надетую на хлопчатобумажное платье, отрицательно покачала головой.

– Со мной… с нами все в порядке, – ответила она приятным, певучим голосом. – Я… я жду мистера Голдена. Вы не знаете, он сейчас в доме?

– Разумеется, – кивнула Пиа. – Если хотите, я даже могла бы попросить кого-нибудь вызвать его сюда.

– Будьте так добры, – ответила женщина тихо, и Пиа увидела, что она вся дрожит.

Пиа вернулась к Алексу, который ждал ее возле стоянки.

– Эта мисс ждет Ленни. Не мог бы ты его вызвать?

– Она что, его фанатка? – спросил Алекс недовольно.

– Не похоже. Она очень красива и говорит по-английски с итальянским акцентом.

– Пожалуй, сначала я с ней сам поговорю, узнаю, что ей нужно, – решил Алекс и зашагал через дорогу.

Молодая женщина с тревогой наблюдала за его приближением, и Алекс сразу заметил, что она на редкость хороша собой. В ней было что-то от молодой Софи Лорен. Высокая грудь, стройные длинные ноги, полные, похожие на лиру бедра, длинные, чуть волнистые каштановые волосы и глаза в пушистых ресницах – все это делало ее удивительно красивой и женственной, и Алекс даже подумал, уж не актриса ли перед ним.

– Вы ждете Ленни Голдена? – спросил он, останавливаясь за несколько шагов до нее.

– Да, – ответила молодая женщина очень тихо. – Мне очень нужно увидеть его, если возможно.

– Вы с ним знакомы, я полагаю? – уточнил Алекс, гадая, где и при каких обстоятельствах Ленни подцепил эту красотку.

– Да. Мы познакомились на Сицилии пять лет назад.

– Вот как? А как вас зовут?

– Клаудия. Так и скажите – Клаудия. Он должен меня помнить.

– Ах да, Клаудия… – выдохнул Алекс, которому вдруг стало все ясно. – Разумеется, Ленни вас помнит.

Глава 12

-Я хочу уехать отсюда, – властно сказал Карло. – И как можно скорее.

– Но мы не можем уехать сейчас, – возразила Бриджит. – Эту вечеринку Лаки устроила специально в нашу честь, а кроме того, мне уже давно не было так хорошо.

– Я хочу уехать, и точка! – раздраженно перебил он жену. – Эта твоя Лаки Сантанджело – настоящая стерва. Я не желаю ее больше видеть и тебе не позволю.

– Но, Карло, ты не можешь запретить мне видеться с ней!.. – жалобно возразила Бриджит. – Я люблю Лаки. Люблю и буду встречаться с ней когда захочу!

– Если бы мы сейчас были с тобой в отеле, ты не посмела бы так разговаривать! – с угрозой прошипел он.

Именно в этот момент Бриджит с особенной ясностью поняла, насколько сильно она нуждается в помощи, и в помощи немедленной. Ведь стоит ей только остаться с Карло один на один, как она снова окажется в его власти, и ничто не помешает ему расправиться с ней по-своему. Он может избить ее до полусмерти, и все равно на следующий день она будет унижаться перед ним, вымаливая очередной укол.

Да, Карло по-прежнему оставался хозяином положения, и сам он прекрасно это понимал, так как, не слушая слабых возражений Бриджит, принялся незаметно подталкивать ее к выходу.

Нужно было срочно что-то придумать, и Бриджит быстро перебрала в уме несколько возможных вариантов. Необходимо рассказать кому-то, что происходит, решила она в конце концов. Может быть, довериться Лин, так будет проще. А потом уж Лин поговорит с Лаки.

Значит, снова обращаться за помощью к Лаки?

И это после того, как приемная мать столько раз выручала ее из неприятных ситуаций? Как это унизительно, ведь она давно считала себя вполне взрослой, а теперь оказывается, что всей ее самостоятельности и ответственности – грош цена! Нет, она не может… не смеет просить Лаки о помощи.

«Но с другой стороны, – подумала Бриджит, – если Лаки меня не спасет, я навсегда останусь во власти Карло. Вернее, не навсегда, а только до тех пор, пока буду ему нужна. Или пока героин меня не прикончит.

Надо найти какой-то выход!»

– Мне нужно в туалет, – жалобно проговорила Бриджит.

– Иди, – согласился Карло. – А когда вернешься, скажешь Лаки, что плохо себя чувствуешь, и мы немедленно уезжаем. Марш!

Он толкнул ее в спину, чтобы она пошевеливалась, но в планы Бриджит это не входило. Она двигалась не спеша, и только ее голубые глаза быстро обшарили зал в поисках Лин. «Я должна сказать ей, должна сказать, должна сказать…» – твердила про себя Бриджит, словно боясь забыть, что она должна сделать. Впрочем, такой вариант тоже не исключался: провалы в памяти происходили с ней все чаще.

Но, как назло, Лин нигде не было видно, и Бриджит с ужасом осознала, что упустила свой шанс.

У дверей туалетной комнаты она столкнулась с Ленни.

– Ну, как дела у моей бывшей приемной дочери? – спросил он полушутя-полусерьезно.

– Отлично, – солгала Бриджит, потупившись.

– Тебе понравилась вечеринка?

– О да, я так довольна! Здесь просто замечательно, к тому же я успела соскучиться по вас всех.

– И мы тоже соскучились по тебе, Бригги! – Он покачал головой. – Просто не верится, что у тебя будет ребенок, ведь совсем недавно ты сама была девчонкой!

– Карло хочет мальчика, – невпопад сказала Бриджит, уловив лишь его последнее слово.

– Жаль, что Олимпия не дожила до этого дня, – сказал Ленни печально. – Я уверен, что твоя мать была бы рада за тебя. И гордилась бы тобой.

– Гордилась? Олимпия?!.. – Слова Ленни поразили Бриджит. – Ну, не знаю… Моя мать меня почти не замечала, и ей было все равно, что я делаю и о чем думаю. Я была для нее чем-то вроде домашнего животного, о котором вспоминают, только когда пришедший на дом фотограф спрашивает, нет ли в доме кошки, чтобы посадить ее на колени во время съемки.

Она сказала это с такой горячностью, что Ленни на мгновение опешил.

– Ну ты даешь, Бригги! – промолвил он наконец. – Вот не знал, что ты так думаешь, иначе…

– Иначе – что?

– Иначе я постарался бы убедить тебя, что ты ошибаешься, – сказал он, пристально глядя на нее. – Олимпия так часто говорила о тебе…

– Но ведь она меня совсем не знала! – возразила Бриджит.

– Поверь, Бригги, Олимпия по-своему очень любила тебя, – сказал Ленни. – Я-то это хорошо знаю, ведь было время, когда твоя мама была моей женой…

– Да, наверное, ты прав, она была бы рада внуку – поспешила согласиться Бриджит. – Только ей наверняка не понравилось бы, если бы ее называли бабушкой.

– Это точно! – Ленни рассмеялся, потом спросил серьезно:

– Ну и как тебе семейная жизнь, Бригги?

– Отлично, а что? – удивилась Бриджит.

– Значит, ты довольна? Счастлива?

– Разумеется! Карло, он… он особенный.

– Понятно. – Ленни снова кивнул. – Не хочешь нюхнуть кокаинчику?

– Что-что? – От удивления Бриджит широко раскрыла глаза.

– У меня случайно есть с собой немного, – небрежно сказал Ленни, похлопывая себя по карману. – Я мог бы поделиться с тобой, если хочешь.

– О чем ты говоришь, Ленни?! Я… я не принимаю кокаин.

– Брось, Бригги, я же знаю, как тебе хотелось бы нюхнуть сладкого белого порошка, – продолжал мягко настаивать Ленни. – Я по глазам вижу!

– Ты ошибся. – Бриджит почувствовала, что краснеет. – Что за глупости приходят тебе в голову!

– Я слишком хорошо знаю симптомы, чтобы ошибиться. Посмотри на себя в зеркало, Бригги, – по твоему лицу очень хорошо видно, что ты уже давно принимаешь наркотики.

– Как ты можешь так говорить! Ты с ума сошел! – воскликнула Бриджит, чувствуя, что сейчас заплачет.

– Могу, Бриджит, потому что я прав. И поскольку ты беременна, тебе, очевидно, необходима помощь. – Он помолчал, потом спросил внезапно:

– Скажи, Карло тоже в этом участвует?

Бриджит отрицательно покачала головой:

– Нет, Карло не принимает наркотиков.

– Тогда почему ты принимаешь?

Глаза Бриджит наполнились слезами. Ей ужасно хотелось рассказать ему все, но она сразу подумала, что Ленни – не Лаки и что он не сможет спасти ее.

– Потому что я так хочу! – крикнула она и, почти что оттолкнув Ленни в сторону, юркнула в туалетную комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Оказавшись в одиночестве, она некоторое время стояла, опершись руками на раковину, и рассматривала себя в зеркале. Ленни был прав – она действительно была похожа на безнадежную наркоманку.

Бриджит Станислопулос – наследница миллиардного состояния, супермодель, еще одна жертва «белой смерти».

А в самом деле, почему она принимает героин?

Потому что Карло посадил ее на иглу. Потому что Карло насильно пичкал ее героином, пока она не привыкла настолько, что уже не могла остановиться.

Только поэтому она согласилась стать его женой, хотя их отношения ни в коем случае нельзя было назвать нормальными.

Порой Карло так любил ее!

Порой ненавидел.

Но и в том и в другом случае он надежно удерживал ее на коротком поводке героиновой зависимости.

Как она сама могла допустить такое? Почему так легко сдалась?! По сравнению с ее нынешними проблемами все ее прошлые неприятности казались сущим пустяком.

– Лаки, милая Лаки, спаси меня!.. – пробормотала Бриджит, глядя на себя в зеркало.

«Нет, – сказала Бриджит себе. – Нельзя каждый раз звать на помощь Лаки. На этот раз тебе придется выпутываться самой!»

Бриджит тяжело вздохнула и, плеснув себе в лицо холодной воды, промокнула бумажным полотенцем кожу и подправила макияж. Потом снова посмотрела на себя в зеркало.

«Я справлюсь! – сказала она себе как можно тверже. – Я должна справиться!»

– Можно я проведу эту ночь с тобой? – спросила Лин игриво и в то же время с робкой надеждой. «

– Что-что? – переспросил Стивен. В первое мгновение ему показалось, что он ослышался.

– Нет, ты не думай, будто я тебя окучиваю и все такое, – сбивчиво попыталась объяснить Лин. – Просто мне действительно хочется быть с тобой.

Стив ответил не сразу.

– Мне казалось, – сказал он наконец, – что ты приехала сюда с Чарли Долларом.

– А уйти мне хочется с тобой, – быстро ответила Лин. – Что скажешь, Стивен?

И снова Стив долго не отвечал. Уже давно он не испытывал ничего подобного. В его груди боролись волнение, предвкушение близости с понравившейся ему женщиной, тревога, раскаяние перед Мэри Лу и еще что-то, чему у него пока не было названия. Сердце его билось гулко и часто, как у пойманной птицы, кровь шумела в ушах, а ладони стали влажными. Иными словами, все симптомы были налицо, но согласиться он не мог, во всяком случае вот так сразу. В конце концов, он был не двадцатипятилетним жеребцом, у которого желание не умещается в плавках, а зрелым мужчиной, вдовцом, чья сердечная боль была слишком сильной, чтобы раствориться, уйти при одном взгляде на темный атлас кожи Лин, на ее блестящие черные волосы и губы, вкус которых ему так хотелось узнать.

Стив понимал, что не совершит никакого преступления, поддавшись на чары Лин, да и в душе его медленно поднималось какое-то новое чувство, которое подсказывало ему, что он стоит не на пороге заурядной интрижки. Именно сейчас, в эту минуту с ним происходит нечто совершенно новое.

– Ну так что же? – повторила Лин, глядя на него молящими глазами.

– Гм-м… я… я не знаю, – пробормотал Стив и внутренне ужаснулся. «Что ты делаешь, кретин?! обругал он себя. – Если ты сейчас ошибешься, то потом не простишь себе!»

– Что ты не знаешь? – ласково спросила Лин, наклоняясь к нему, и Стивен снова почувствовал идущий от нее теплый, пьянящий аромат женственности.

– Не знаю, будет ли это… правильно, – ответил он, запинаясь.

– Я не могу давать тебе советы, Стив, – сказала Лин тихо. – Я скажу только одно: мы с тобой живы, а Мэри Лу… Ее больше нет, но я уверена, она бы не хотела, чтобы ты превратился в монаха.

Она права, подумал Стивен. Мэри Лу наверняка бы не осудила его, а поняла бы и простила, если бы он наконец вернулся к нормальной жизни, перестал бы горевать и страдать от одиночества и пустоты.

– Если ты и вправду хочешь… – сумел выдавить он после продолжительного молчания.

– Я хочу! Иначе бы я ни о чем тебя не спрашивала.

– Тогда… тогда ладно. Я согласен.

– Он согласен!.. – Лин закатила глаза. – А знаешь ли ты, что за одну ночь со мной многие мужчины с радостью отдали бы свое левое яйцо?!

Это заявление прозвучало вызывающе, но Стивена оно почему-то нисколько не покоробило. В конце концов, он же не жену себе выбирает и не собирается провести с Лин остаток своих дней. За одну ночь – сказала она?.. Что ж, одной ночи удовольствий ему будет вполне достаточно.

– Я только что сказал Бриджит, что ей надо немедленно прекратить принимать наркотики, – шепнул Ленни, перехватив Лаки на выходе из обеденного зала.

– Что-о?!. – Лаки нахмурилась. – Кто тебя просил?! Я собиралась завтра пообедать с ней и поговорить, а теперь она, пожалуй, испугается и не придет.

– Я и не думал пугать ее, Лаки. Я сделал все очень осторожно и деликатно.

– Деликатно? – Лаки фыркнула. – Сказать человеку в лицо, что он должен перестать принимать наркотики, – это твоя деликатность? Хотела бы я знать, как на это отреагировала Бриджит!

– Естественно, она все отрицала! – сказал Ленни, и Лаки покачала головой:

– Ну почему, почему ты сначала не посоветовался со мной?

– Мне обязательно каждый раз спрашивать твоего разрешения? – огрызнулся Ленни.

– Нет, но…

– И почему каждый раз нам обязательно надо ссориться? – сердито перебил Ленни. – Почему мы не можем разговаривать нормально?

– Мы вовсе не ссоримся, – как можно спокойнее возразила Лаки. – Все дело в тебе… Мне казалось, что ты уже вполне оправился после… после этого происшествия, но теперь я вижу, что ошиблась.

– Происшествия?! – воскликнул Ленни, бледнея от ярости. – Значит, вот как ты ко всему этому относишься? Для тебя это всего лишь происшествие?!

– Ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь, – парировала Лаки. Она понимала, что действительно выразилась неудачно; но она никак не ожидала, что Ленни так резко и болезненно среагирует на ее слова.

– В общем, – сказал он холодно, – я хотел лишь предупредить тебя.

– Лучше бы ты подумал, разговаривать ли тебе вообще с Бриджит на эти темы, – вздохнула Лаки. – Кстати, где она сейчас?

– Наверное, в дамской комнате.

– Ладно, попробую перехватить ее на выходе и успокоить. Надеюсь, ты ее не слишком напугал.

Ленни покачал головой:

– А хоть бы и напугал… Ведь ты всегда добиваешься того, чего хочешь, – этого у тебя не отнимешь.

А хочешь ты, чтобы все было по-твоему.

– Послушай, Ленни, мне надоело, что ты постоянно язвишь не по делу.

– А мне надоело делать стойку, как только ты скажешь «алле».

– Что ж, если тебе не нравится…

Несколько секунд они сверкали друг на друга глазами. И ни один не хотел уступать другому.

– Если мне не нравится, то что?.. – наконец выговорил Ленни.

– Пошел ты к черту, Ленни! – прошипела Лаки. – Просто пошел к черту – и все!

– Спасибо, родная. – Ленни холодно поклонился. – Вот теперь я знаю точно, как ты ко мне относишься.

– Послушай, тут такое дело… – нерешительно начал Стив.

– Какое? – повернулся к нему Джерри.

– Видишь ли, я… – Стив замялся, сообразив, что у него наготове нет ни одной достаточно веской отговорки. – В общем, тебе придется добираться до отеля самому. Многие из гостей тоже едут в ту сторону, они тебя с удовольствием подбросят. В крайнем случае можешь взять такси.

– Ты что, шутишь? – удивился Джерри. – На кой черт я буду брать такси? Ведь мы вместе приехали, вместе и уедем – разве не так?

– Извини, но… Дело в том, что мне придется уехать раньше, а я не хотел бы портить тебе вечер. Ведь ты еще не собираешься домой, правда?

– Ну конечно нет! Когда еще я попаду на настоящую голливудскую вечеринку?! Здесь столько классных телок, что у меня буквально разбегаются глаза!

Нет, шалишь – меня теперь отсюда просто так не вытащишь!

Стиву наконец-то пришло в голову что-то более или менее правдоподобное.

– Завтра утром у меня назначена встреча с окружным прокурором, – сказал он. – Он хочет, чтобы это дело рассматривалось вне очереди, но предварительно нам нужно кое-что согласовать. Я уеду прямо сейчас – надо бы выспаться как следует.

– Ты что, не можешь задержаться на часок? – разочарованно протянул Джерри.

– Зачем я тебе? – Стивен пожал плечами, напуская на себя беспечный вид. – По-моему, ты и без меня здесь не скучаешь.

– А как ты вообще себе все это представляешь? – неожиданно поинтересовался Джерри. – Я что, должен подойти к первой попавшейся кинозвезде и спросить, не подбросит ли она меня до отеля?

– Попроси Джино, ведь ты с ним знаком.

Джерри пожал плечами:

– Джино уже под девяносто, а пьет он как молодой – того и гляди, свалится под стол.

– Ты не знаешь Джино, – возразил Стивен. – Ведь он – Сантанджело, а они умеют пить не пьянея.

– А еще говорят, что они умеют ходить по воде и оживлять мертвых… Разве не так? – улыбнулся Джерри.

– Только Лаки, – ответил Стивен совершенно серьезно.

– Ладно, поезжай, бросай своего друга одного, – рассмеялся Джерри. – Надеюсь обойтись без тебя.

Пока Стив разговаривал с Джерри, Лин разыскала Лаки.

– Ты только не обижайся, Лаки, но через пять минут я уеду отсюда с самым замечательным мужчиной, какого мне только приходилось встречать, – сказала Лин, и лицо ее расплылось в счастливой улыбке.

– Твоя сексуальная жизнь меня не интересует, – перебила ее Лаки. – Во всяком случае – не настолько. Кстати, с каких это пор Чарли Доллар попал в «замечательные мужчины»?

– Не Чарли!.. – воскликнула Лин. – Я имею в виду Стива!

– Какого Стива? – опешила Лаки. – Моего Стива?

– Ах да! Я и забыла, что он – твой брат. Сводный брат, верно?

– Верно.

– Не понимаю… – Лин слегка наклонила голову. – Ведь он – черный, а ты – белая. Как это может быть?

– Мать Стива была очень привлекательной… гмм… молодой женщиной. Когда-то у Джино была с ней интрижка, и вот… – Лаки улыбнулась. – Стивену потребовалось довольно много времени, чтобы выяснить, кто его настоящий отец. В конце концов мы встретились и подружились.

– Ну прямо как в романе! – Лин снова улыбнулась. – Впрочем, я всегда знала, что реальная жизнь куда интереснее книжек.

– Пожалуй, ты права, – согласилась Лаки. – Кстати, о реальной жизни. Что ты думаешь о муже Бриджит?

– А что думаешь ты? – вопросом на вопрос ответила Лин.

– Я думаю, что парень охотится за ее деньгами, – откровенно призналась Лаки. – На мой взгляд, это просто бросается в глаза.

– Откровенно говоря, я об этом не задумывалась, – сказала Лин. – Но похоже, ты права. Иначе зачем бы ему проделывать с ней такую штуку, какую он учинил в Нью-Йорке? Ведь Бриджит считала, что он подсыпал ей наркотик в вино и изнасиловал!

– Кстати, – сказала Лаки с непроницаемым выражением на лице, – Ленни уверен, что Бриджит принимает наркотики. Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Кто, Бриджит? – изумилась Лин. – Да за последние несколько лет она и «косячка» не выкурила!

– Все меняется, – философски заметила Лаки, но Лин только покачала головой:

– Не могу поверить… Даже когда мы выезжали на съемки и все девчонки развлекались напропалую, Бриджит никогда не позволяла себе ничего такого. Впрочем, теперь, когда ты об этом сказала… – Лин ненадолго задумалась. – Пожалуй, Бриджит действительно какая-то не такая.

– Я пригласила Бриджит пообедать со мной завтра, – сказала Лаки. – Может быть, ты к нам присоединишься?

– С удовольствием, если только меня не сорвут на какие-нибудь пересъемки.

– Вот и отлично, – кивнула Лаки. – У меня такое чувство, что сейчас мы очень нужны Бриджит.

Бриджит очень надеялась, что, выходя из дамской комнаты, она не столкнется с Ленни снова. То, как легко он догадался о ее пристрастии к наркотикам, испугало и расстроило ее. «Неужели это так заметно?» – спрашивала себя Бриджит, стараясь придать своему лицу выражение безмятежной веселости.

Но у нее это получалось плохо. Вот если бы она могла уколоться, подумала Бриджит. Тогда все проблемы решились бы сами собой! Бриджит не знала, что ей предпринять. Теперь ее решимость ослабела, и она уже не была уверена в необходимости собственного спасения. Ну, допустим, поговорит она с Лаки, и что начнется потом?! Карло никогда не простит ей этого. А ведь он – единственный человек на свете, которому есть до нее дело. У Лаки – своя семья, свои дела.

– Эй, Бриджит! – воскликнула Лин, увидев выходящую из туалета Бриджит. – Как жаль, мы с тобой так и не поговорили по-настоящему!

– А-а, это ты, Лин. – рассеянно протянула Бриджит. – Как твои дела?

– Ты видела Стива? – тут же похвасталась Лин. – Красавчик, правда? Он такой милый, правда?

– Конечно, я заметила, что ты весь вечер мурлыкала только с ним, – ответила Бриджит.

– Что, было очень заметно? – Лин подмигнула.

– Очень, – подтвердила Бриджит.

– Ну и ладно, это теперь неважно, потому что мы уже договорились потихоньку улизнуть, – сообщила Лин доверительным тоном. – И поскольку мы с тобой так и не поболтали, я хочу пообедать завтра с тобой и Лаки, не возражаешь? Мне нужно ужасно много тебе рассказать. Ты, наверное, уже слышала, что я снимаюсь в одном фильме с Чарли Долларом?

Круто, правда?

– Я буду очень рада, Лин, – ответила Бриджит с вымученной улыбкой. – Я очень по тебе скучала, правда…

– И я тоже, Бригги. Только сейчас я поняла, как мне нравилось работать вместе с тобой… даже если ты не одобряла некоторые мои закидоны. А сколько сплетен я насобирала за то время, пока тебя не было!

Нет, Бригги, у меня определенно есть что рассказать!

– Извини, Лин, но эта свадьба… Я была очень занята, честное слово. – Бриджит вздохнула.

– Слушай, ты его любишь? – спросила Лин, придвигаясь ближе, и глаза ее оживленно заблестели. – Я имею в виду – по-настоящему? Потому что, если это у тебя простое увлечение, тогда тебе надо развязаться с Карло как можно скорее.

– Разумеется, я люблю его, – ответила Бриджит, делая вялую попытку разыграть негодование. – Что это тебе пришло в голову задавать такие вопросы?

– Надеюсь, он не заставлял тебя делать что-то такое, что тебе не нравилось? – поинтересовалась Лин, заговорщически оглядевшись по сторонам.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты показалась мне несколько… гм-м… рассеянной. Честно говоря, ты очень изменилась.

– Что же в этом удивительного? Я беременна, Лин.

– Конечно, это, так сказать, накладывает отпечаток. – Лин глубокомысленно кивнула. – Наверное, ты права.

– Это еще не худший вариант, Лин. Я могла бы стать раздражительной как тысяча чертей. К счастью, меня почти не тошнит по утрам, иначе не знаю, как бы я смогла приехать на сегодняшнюю вечеринку.

Тут Лин показалось, что она заметила в дальнем конце коридора Стива. Привстав на цыпочки, она посмотрела туда через плечо Бриджит и стала поспешно прощаться:

– Ладно, Бригги, мне пора. Увидимся завтра, о'кей? Я сама позвоню Лаки и узнаю, где и во сколько вы встречаетесь. А сейчас я исчезаю. Рада за тебя и за маленького. Только знаешь что, Бригги, тебе все-таки надо обязательно постараться набрать пару-другую фунтов, договорились? Пользуйся случаем, старушка, – когда еще мы, фотомодели, можем позволить себе есть все подряд?

– Хорошо, я постараюсь, – ответила Бриджит безучастно.

Лин хотела уйти, но вдруг спохватилась.

– Кстати, – спросила она, – ты не видела Чарли? Надо же как-то объяснить ему, куда я делась!

– Я думаю, он не будет очень возражать, если ты вдруг исчезнешь, – заметила Бриджит. – В последние полтора часа он буквально ни на шаг не отходит от одной подающей большие надежды телезвезды. Насколько мне известно, сейчас они у бассейна – Чарли пудрит ей мозги.

– Скорее уж поласкает. – Лин захихикала. – Боже мой, что мне с ним делать? Чарли – просто душка, к тому же в постели он великолепен. Ве-лико-ле-пен! – повторила она прочувствованно. – Кто бы мог подумать?.. – Она ненадолго замолчала, что-то прикидывая в уме. – Что ж, – добавила Лин. – Раз он так занят с этой актрисочкой, я, по крайней мере, могу покинуть его не прощаясь. Чарли не очень расстроится, раз у него есть кто-то, кого он может затащить на свой сексодром.

И с этими словами она прощально махнула рукой Бриджит и поспешила к выходу, где ее уже ждал Стивен.

В дверях они едва не столкнулись с Алексом, возвращавшимся с улицы в особняк. За ним следовала незнакомая молодая женщина с ребенком.

– Вы не видели Ленни? – спросил Алекс.

Лин отрицательно покачала головой.

– Он, наверное, где-то здесь, – сказала она.

– Спасибо за ценную информацию, – едко ответил Алекс и повернулся к молодой женщине. – Ждите здесь, – распорядился он. – Только никуда не уходите.

С этими словами он отправился на поиски Ленни, а молодая женщина осталась неподвижно стоять в холле. Мальчик, вцепившись в ее юбку, тоже молчал, и почти не двигался, и только его испуганные глазенки метались из стороны в сторону.

Алекс нашел Ленни в баре.

– Слушай, – сказал он, – тебя хочет видеть одна дама.

– Какая дама? – мрачно откликнулся тот.

– Идем со мной – увидишь.

– Знаешь, Алекс, – сказал Ленни с неожиданной злобой, – держись-ка ты от моей жены подальше! Я знаю, что между вами происходит, и мне это чертовски не нравится.

– Боюсь, не тебе решать, буду я видеться с Лаки или нет, – спокойно возразил Алекс. – Это будет решать только она сама.

– Будь ты проклят, Алекс! – выругался Ленни. – Из-за тебя мы с Лаки постоянно ссоримся.

– Я думал, что мы с тобой друзья, – заметил Алекс.

– Лаки и хотела, чтобы мы трое были просто друзьями. Но тебе, я вижу, этого мало, – едко сказал Ленни, который был уже достаточно пьян и не владел собой.

Алекс посмотрел на него со спокойной иронией.

– Все это только твои догадки, дружок, – промолвил он почти ласково. – А вот я точно знаю, что у тебя рыльце в пушку. Пойди-ка погляди на дело своих рук… Или не рук…

– Что ты еще придумал? – проворчал Ленни, сползая с табурета. Он не подозревал, что Алекс основательно разозлился, а тот, заметив поблизости Лаки, махнул ей рукой.

– Идем с нами, – окликнул он Лаки. – Тебе тоже не помешает на это взглянуть.

– На что? – заинтересовалась Лаки.

– Увидишь.

Ничего не понимающие Лаки и Ленни проследовали за Алексом к выходу.

Клаудия стояла там, где Алекс ее оставил. При виде Ленни лицо ее просветлело и засияло счастливой улыбкой.

– Ленни! – воскликнула она радостно. – Как долго я ждала этого мгновения! Я так хотела снова увидеть тебя! Я все время молилась!

– Клаудия!.. – ошеломленно пробормотал Ленни. Он был так потрясен, что с трудом мог говорить. – Это ты? Что ты здесь делаешь?

– Да, это я, – кивнула она. – Я приехала в Америку, чтобы найти тебя, – ответила Клаудия. – И теперь я – самая счастливая женщина на свете.

Глава 13

-Надеюсь, теперь ты наконец довольна, – сказал Карло и нахмурился. Впрочем, Бриджит еще раньше почувствовала, в каком он настроении, и отодвинулась от него как можно дальше.

– По-моему, вечеринка была неплохая. Тебе не понравилось? – осторожно заметила она.

– Неплохая для тебя, – бросил Карло со злобой. – Тебе-то не пришлось терпеть оскорбления от этой паршивой суки.

– О ком ты, Карло? – удивилась Бриджит. Впрочем, она тут же подумала о том, что, кто бы ни вывел Карло из себя, гнев его, как и всегда, падет именно на ее голову. Так уж повелось, что Карло всегда вымещал на ней свою досаду и свое дурное настроение.

– О твоей Лаки Сантанджело.

– Лаки вовсе не су… – Бриджит запнулась. – Не сука, – повторила она с вызовом. – Просто она за меня переживает.

– И тебе наплевать на то, что она меня оскорбила?! – Голос Карло задрожал от бешенства. – Ты хоть знаешь, что она мне сказала?!

– Нет, а что?

Карло протянул руку и нажал на кнопку, включавшую механизм подъема тонированной звуконепроницаемой перегородки, отделявшей их от сиденья водителя.

– Она заявила, что я, граф Карло Витторио Витти, охочусь за твоими деньгами. – Последовала долгая пауза, которая показалась Бриджит зловещей. – Мне не нужны твои миллионы, Бриджит! У меня достаточно собственных денег, к тому же я – представитель древнего и знатного рода. А ты… ты никто.

Просто плебейка.

– Мой дед был знаменитым греческим судовладельцем, – возразила Бриджит с обидой в голосе. – Президенты и короли многих стран считали за честь пожать ему руку.

– Зато твоя мать была просто дешевой шлюхой, – насмешливо сказал Карло.

– Не смей так говорить! – выкрикнула Бриджит, едва сдерживая слезы. – Возможно, у мамы были какие-то проблемы, но шлюхой она никогда не была.

Карло презрительно фыркнул.

– Мне чертовски не нравится твое поведение, – сказал он строго. – Ты должна вести себя как жена графа, а не как голливудская выскочка. Я дал тебе титул, а ты на него плюешь! Ты даже не в состоянии понять, чего я от тебя хочу.

– Может быть, в таком случае наш брак был ошибкой? – робко предположила Бриджит.

– Если и ошибкой, то только с моей стороны, – уточнил Карло.

– Ну и что нам теперь делать? – спросила Бриджит, стараясь сохранить если не спокойствие, то, по крайней мере, спокойный тон.

Если развестись с ней, подумал Карло, он скорее всего сумеет выцарапать из наследства Бриджит несколько миллионов. Но зачем ему несколько миллионов, если, оставаясь мужем Бриджит, он со временем сможет контролировать все ее огромное состояние?

– Посмотри на себя, – сказал он раздраженно. – Ведь совсем недавно ты была красавицей, а теперь…

Теперь ты просто драная кошка!

– Чего ты от меня хочешь? – вздохнула она в ответ, пытаясь не реагировать на оскорбление. – Чего ты хочешь от меня на самом деле?

– Я хочу, чтобы ты уважала меня, как и полагается всем нормальным женам!

– Я уважаю тебя. – Бриджит снова судорожно вздохнула.

– Но сегодня вечером ты не сделала ничего, чтобы поддержать меня. Ты не сказала этой стерве Лаки, чтобы она заткнулась и не смела оскорблять твоего мужа! Это ты называешь – «уважай»?

– Но я даже не знала, что Лаки говорит тебе… подобные вещи!

– А могла бы догадаться!.. – Он фыркнул. – В общем, я требую, чтобы ты никогда больше с ней не встречалась. Я тебе запрещаю, понятно?

Бриджит кивнула, но Карло этого было недостаточно. Он уже решил, что, как только они доберутся до гостиницы, он позвонит в службу заказа билетов и зарезервирует два места на утренний рейс в Европу.

Только там люди, которые угрожают его будущему, не смогут до него дотянуться.

– Не спеши… – сказал Стивен.

– Что? – переспросила Лин, пытавшаяся снять свое узкое платье от Версаче.

– Ты слишком торопишься.

– Кто это сказал? – удивилась она.

– Я… То есть мне так кажется.

– Но я подумала…

– Просто не спеши, хорошо?

Лин была искренне озадачена. Каждый раз, когда она встречалась с мужчинами, первое, что они пытались сделать, оставшись с нею наедине, – это вытряхнуть ее из одежды. Так почему же Стивен просит ее не спешить? Ведь она все делала правильно – с тех самых пор, когда в четырнадцатилетнем возрасте Лин впервые уступила поклоннику, ритуал никогда не менялся.

К Стивену домой они приехали уже больше пяти минут назад. Он спросил, не хочет ли она выпить чего-нибудь, и Лин ответила, что хочет шампанского.

Стивен пошел к бару, а она стала раздеваться… И вот теперь оказалось, что она слишком торопится.

Это надо же!..

Чувствуя себя весьма неуютно, Лин снова натянула на плечи платье.

– Знаешь, оказывается, у меня нет шампанского, – сказал Стив озадаченно. – Только белое вино.

– Белое вино тоже сойдет, – поспешно согласилась Лин. Стивен ей очень нравился, и она не хотела, чтобы он подумал, будто она приехала к нему ради сеанса молниеносного секса.

Стивен налил ей бокал белого вина, стакан диетической кока-колы себе и, вернувшись к дивану, сел рядом.

– Лин… – мягко сказал он.

– Что, Стив? – ответила Лин ему в тон, сбрасывая с себя маску оторвы и превращаясь в доброжелательного и внимательного слушателя.

– Я хотел тебе сказать… Темп всегда должен задавать мужчина, понимаешь?

– Что-о?.. – Лицо Лин вытянулось.

– Я понимаю: ты молода, знаменита, сексуальна и очень красива. Наверное, ты и богата к тому же…

Куда тебе спешить? Успокойся и расслабься.

– Мне не кажется…

– Скажи мне, – перебил он, – когда у тебя было последнее серьезное увлечение?

Лин надолго задумалась, припоминая всех богатых повес, знаменитых рок-солистов, популярных ведущих, известных спортсменов и наследников огромных состояний… Их было много, очень много, но среди них не нашлось ни одного, кого она могла бы назвать серьезным увлечением.

– Серьезные увлечения – это не для меня, – сказала она наконец. – К тому же тебе не кажется, что в самом сочетании «серьезное увлечение» скрыто противоречие? Разве увлечение может быть серьезным?

Стивен покачал головой.

– Почему ты считаешь, что это – не для тебя? – спросил он, пристально глядя на нее.

– Почему?.. – «Хороший вопрос! – подумала про себя Лин. – В самом деле – почему?» Ей было двадцать шесть лет, но за все это время у нее был только один достаточно серьезный роман с неким нью-йоркским магнатом, который использовал ее, чтобы доводить до белого каления свою жену – пресыщенную великосветскую даму, получавшую свою порцию острых ощущений в объятиях собственного шофера-пуэрториканца. Этот роман продолжался чуть больше полутора месяцев и был самым продолжительным за всю историю ее общения с мужчинами.

– Моя мать всегда была сама по себе, – ответила наконец Лин. – Она никогда не стремилась к серьезным отношениям с мужчинами, однако чувствовала себя прекрасно. Ведь она вырастила меня, не так ли?

Я думаю, это удалось ей лишь благодаря тому, что никакой муж-дармоед не висел у мамы на шее, как мельничный жернов, и не указывал ей, что и как делать.

Стивен улыбнулся.

– Серьезные отношения, Лин, не имеют ничего общего с картиной, которую ты нарисовала, – сказал он. – Серьезные отношения – это значит быть с кем-то, кого ты любишь, это значит вместе переживать трудности, вместе огорчаться и вместе радоваться. Ты понимаешь?

– О!.. – только и сказала Лин, потому что чем больше он говорил, тем сильнее ей хотелось лечь с ним в постель. А «хотеть» для нее значило «получить» – в этом было одно из преимуществ профессии супермодели.

– Клаудия, что ты здесь делаешь?! – воскликнул Ленни, обескураженный и потрясенный до глубины души.

Клаудия улыбнулась в ответ, и ее улыбка источала радость, тепло и любовь.

– Ты сказать… – От волнения в ее речи появилась легкая не правильность. – Тогда ты говорить, что, если мне что-то понадобится, я буду отыскать тебя и…

Она не договорила, перехватив устремленный на Ленни вопросительный взгляд Лаки, которая стояла рядом.

– Познакомься, дорогая, – пробормотал Ленни торопливо. – Это… гм-м… Клаудия. Та самая женщина, которая помогла мне бежать, когда меня похитили. Похоже, я обязан ей своей жизнью.

– Похоже, похоже… – Лаки кивнула, внимательно рассматривая стоявшую перед ней молодую итальянку, похожую на молодую Софи Лорен своей вызывающей красотой. Когда Ленни рассказывал ей о Клаудии, он «забыл» упомянуть о том, насколько хороша собой была его спасительница.

– А это моя жена, – представил он Лаки, выделив голосом последнее слово.

– О-о! – На лице Клаудии отразилось разочарование, которое Лаки не могла не заметить. Не укрылось оно и от Алекса, который заинтересованно наблюдал за происходящим, хотя и ни во что не вмешивался.

– Откуда ты приехала? – В голосе Ленни звучали напряженные интонации.

– Из Италии, конечно, – ответила молодая женщина.

– Из Италии? – переспросила Лаки. – Вы хотите сказать, что прилетели сегодня?

Клаудия кивнула:

– Да. Мы прилететь из Рима, и один человек довез нас до места, где можно сесть автобус. Ведь у меня не было ничего, кроме твоего адреса, Ленни, я даже не знала, живешь ли ты там по-прежнему или нет, ведь прошло уже почти пять лет…

– Да-да, я помню, – кивнул Ленни. – Значит, ты села на самолет и прилетела сюда, чтобы найти меня?

Клаудия кивнула.

– Ну да, – сказала она простодушно. – Ведь ты говорил, что, если мне что-нибудь понадобится, я должна найти тебя…

– Да, конечно, – перебил ее Ленни в панике. – Но тебе надо было предварительно позвонить…

– А это ваш сын? – вдруг спросила Лаки, указывая на мальчугана, который продолжал держаться за материнскую юбку. – Он, похоже, еле на ногах держится от усталости.

– Да, – подтвердила Клаудия. – Он очень голоден и хочет спать.

– А как его зовут? – спросила Лаки.

Клаудия бросила быстрый взгляд на Ленни, потом опустила глаза и ответила чуть слышно:

– Леонардо.

– Леонардо, значит… – повторила Лаки, внимательно рассматривая малыша. – А кто его отец? – задала она новый вопрос, хотя уже знала ответ на него.

Клаудия вскинула голову и встретилась взглядом с Ленни.

– Это наш сын, Ленни, – сказала она твердо. – Я приехала из-за него.

– Вот как! – произнесла Лаки, резко поворачиваясь к Ленни. – Значит, это твой сын?!

– Я… я ничего не знал, – пробормотал Ленни в смятении. – Клянусь!

Лаки смерила мужа убийственным взглядом.

– Почему бы нам всем не пройти в библиотеку, где Клаудия могла бы рассказать нам все подробно? – предложила Лаки, бросив быстрый взгляд на Алекса. – Вовсе не обязательно, чтобы все гости были в курсе… гм-м… наших семейных проблем. – Спокойной ночи, Алекс, – закончила она, кивнув на прощание Алексу.

– Я здесь совершенно ни при чем! – ответил тот, пожимая плечами. – Я увидел Клаудию на стоянке.

Она попросила меня позвать Ленни Голдена, я был рад помочь бедной женщине, ведь я сегодня еще не сделал ни одного доброго дела.

Но Лаки, не дослушав, повернулась к нему спиной. Надо же было так случиться, подумала она с досадой, что на Клаудию наткнулся именно Алекс! Теперь он стал свидетелем ее унижения-, и Лаки ни минуты не сомневалась, что он еще не раз напомнит ей об этом.

– Проводи Клаудию в библиотеку, – сухо сказала она Ленни. – И скажи, пусть накормят ребенка, – добавила она, бросив на мальчугана внимательный взгляд.

В библиотеке Клаудия начала свой рассказ, обращаясь, впрочем, исключительно к Ленни.

– В тот день, когда мы занимались любовью, я забеременела, – сказала она и потупилась. – Когда ты убежал, мой отец и братья очень рассердились. Узнав о том, что это я помогла тебе бежать, они меня побили. Потом, когда я больше не могла скрывать свою беременность, они снова избили меня и отправили в одну горную деревушку к дальним родственникам.

Они… – Клаудия ненадолго замолчала, но, преодолев смущение и стыд, продолжила, тщательно выговаривая слова:

– Они сказали, что я – позор всей семьи, и отец проклял меня. Даже в той далекой деревне, куда меня услали, никто не хотел со мной разговаривать.

Потом… потом родился Леонардо, и я бежала в Рим, где мне удалось найти работу в ресторане, но того, что я зарабатывала, нам с сыном не хватало. Мы едва сводили концы с концами, и я поняла, что в одиночку мне сына не поднять. Вот почему я привезла Леонардо к тебе, в Америку… Я уверена, ты сумеешь хорошо о нем позаботиться… И обо мне тоже.

Ленни с трудом сглотнул, чувствуя как рушится весь его, казалось бы, такой прочный и удобный мир.

У него был ребенок – пятилетний сын, о котором он ничего не знал. И вот теперь, когда все открылось, жизнь его вряд ли может остаться прежней.

Нет, Ленни не собирался отпираться. Он действительно переспал с Клаудией, и этот ребенок наверняка был его. Ленни не мог себе простить одного: того, что по возвращении домой не рассказал Лаки обо всем и не попросил прощения за свою слабость.

Если бы он сделал это, сейчас все было бы иначе, но он промолчал, понадеявшись на то, что правда никогда не выплывет наружу.

Что ж, он ошибся вдвойне. Насколько он знал Лаки, она не могла простить двух вещей: предательства и обмана. А он сначала изменил, а потом на протяжении пяти лет лгал ей, пока живые свидетели его падения не явились к самому порогу его дома.

И теперь Лаки никогда его не простит.

Никогда.

Глава 14

Реакция прессы превзошла наихудшие ожидания Прайса Вашингтона. «Сенсационные» новости появились в сводках новостей всех трех телевизионных сетей, попали на первые полосы «Лос-Анджелес таимо и „Ю-Эс-Эй тудэй“, и даже в „Нью-Йорк тайме“, которая поместила громкий материал на третью полосу.

Бульварные газетенки взахлеб писали о его пристрастии к наркотикам, от которого он давно избавился, и даже публиковали снимки Мэри Лу, где она позировала обнаженной, хотя и они были новостью много лет тому назад и не имели никакого отношения к ее трагической гибели.

В одночасье его имя снова оказалось у всех на устах, и Прайс Вашингтон был в ярости. Проклятье!

Не так он хотел прославиться. Если бы его мать – бабушка Тедди – узнала о том, как он влип, она бы выбралась из могилы и хорошенько накостыляла и своему внуку, и самому Прайсу.

И неизвестно, кому досталось бы больше.

Теперь у ограды его особняка день и ночь дежурили десятки журналистов, фоторепортеров и кинооператоров, жаждавших разжиться цитаткой для утреннего номера газеты или запечатлеть его черную физиономию для очередного выпуска новостей.

И это было хуже всего. Они оказались в настоящей осаде, и Прайсу пришлось запретить Тедди выходить из дома.

– И не вздумай высовываться в окна, – предупредил он. – Иначе твое лицо снимут длиннофокусным объективом, а фотографию поместят в газете и напишут, что это задница!

Мила по-прежнему была в тюрьме, хотя Ирен несколько раз просила Прайса внести за нее залог.

– И не подумаю! – взорвался он наконец. – В конце концов, Тедди и я оказались в дерьме именно из-за нее, так что пусть посидит за решеткой. Может быть, это ее хоть чему-нибудь научит!

– Если мне удастся увидеться с ней, я заставлю ее рассказать правду! – убеждала его Ирен, но Прайс уперся всерьез.

– Черта с два эта маленькая шлюха скажет правду! – рявкнул он. – К тому же я не верю, что ты готова пожертвовать дочерью ради того, чтобы Тедди не привлекали к судебной ответственности. И вообще, Ирен, твое присутствие в моем доме в этих обстоятельствах нежелательно. Собирай-ка вещички – ты у меня больше не работаешь.

– Не может быть, чтобы после всех этих лет ты мог меня так просто уволить, – глухо сказала Ирен. – После всего, что было…

– А что мне прикажешь делать?! – выкрикнул Прайс. – Что мне с тобой делать после всего, что здесь произошло? Как я могу оставить тебя, когда у тебя такая дочь?

Ирен ничего не сказала. Она даже не заплакала.

Вернувшись в свою комнату, она села на стул и, уронив руки на колени, погрузилась в раздумья.

В тот же день, когда в прессе появились первые сообщения о произведенных полицией арестах, адвокат Говард Гринспен привез в дом Прайса его бывшую жену. Оказавшись в гостиной, Джини по-хозяйски огляделась и, подойдя к камину, стала перебирать расставленные на полке статуэтки. Потом она обошла комнату и, плюхнувшись на диван, довольно хмыкнула.

– А ты неплохо устроился, – сказала она, ощупывая плюшевую обивку дивана. – Я вижу, у тебя новая мебель. Сколько отвалил за обстановочку, муженек?

Прайс поморщился. Он согласился на этот визит только ради Тедди и не собирался обсуждать с Джини свои доходы.

– Смотри не проболтайся Тедди о нашем уговоре, – сказал он, чувствуя почти физическую

дурноту при мысли о том, что эта бабища снова оказалась в его доме. Самим своим присутствием она вторгалась в его личное пространство, которое Прайс обычно тщательно оберегал от посторонних. – И не дави на него, – добавил он, отходя от Джини подальше. – Тедди очень расстроен и подавлен всем этим…

– Черт! – воскликнула Джини, и ее тройной подбородок заколыхался, как студень. – Кто из нас должен быть расстроен, так это я, а не он. Подумать только: я – мать преступника!.. Что будет теперь с моим добрым именем, с репутацией?

– Мы заключили с тобой сделку, – снова напомнил Прайс. – Если ты исполнишь свои обязательства, я исполню свои.

– Ну, ну, не надо так волноваться! – вступил Говард Гринспен, никогда не забывавший о необходимости производить впечатление внимательного и заботливого адвоката, от внимания которого не ускользает ни одна мелочь. – Вы оба должны делать вид, что отлично ладите, не только перед присяжными, но и перед мальчиком. В особенности – перед мальчиком.

Прайс кивнул.

– Прайс и я всегда ладили между собой, нам нет никакой нужды притворяться. – Джини ослепительно улыбнулась адвокату и выпятила внушительную грудь. – Я могу это доказать – у меня остались копии чеков, которые он мне посылал.

Прайс наградил ее взглядом, в котором смешивались раздражение и досада. Он изо всех сил старался сдерживаться, хотя на душе у него было неспокойно и тревожно. Только сегодня утром Прайсу позвонил его импресарио и сказал, что руководство студии приняло решение отложить на неопределенное время начало съемок фильма, в котором Прайс должен был играть главную роль.

– Что это, черт возьми, значит? – заволновался Прайс.

– Ничего особенного, – ответил агент. – Просто они выжидают – смотрят, как дело пойдет дальше.

Если тебе удастся вызвать сочувствие общественности, это будет означать повышенные сборы, и съемки начнутся немедленно. Если же нет, то фильма скорее всего вообще не будет.

– Черт бы побрал эту студию! – взорвался Прайс.

– Совершенно с тобой согласен, – согласился агент. – Но тут уж ничего не попишешь.

– Что нужно сделать симпатичной девчонке, чтобы ей принесли чего-нибудь выпить? – игриво поинтересовалась Джини, и Прайс звонком вызвал Ирен.

– Бог мой, ты еще здесь, старая селедка! – воскликнула Джини, когда Ирен появилась на пороге. – Хотела бы я знать, чем ты так приворожила моего муженька? Уж не своей ли славянской задницей?

Ирен упорно избегала смотреть на Джини, хотя тот факт, что ее бывшая хозяйка набрала несколько десятков лишних фунтов, не укрылся от ее внимания.

– Что будет угодно мисс? – спросила она.

– Принеси мне черного кофе и добавь побольше «Самбуки», – распорядилась Джини и повернулась к Гринспену. – Эта история с Тедди совершенно выбила меня из колеи. Мне необходимо прийти в себя…

Адвокат с готовностью кивнул, гадая про себя, как мог Прайс Вашингтон быть мужем этой горы жира.

Ирен выскользнула из комнаты. На ее взгляд, Джини не выглядела расстроенной-. Лучше всего она чувствовала себя, когда оказывалась в центре скандала.

Тедди в очередной раз уложил волосы и озабоченно взглянул на себя в зеркало. Он был вполне доволен тем, как выглядел.

Сегодня, впервые за двенадцать лет, он должен был встретиться со своей родной матерью, и от волнения и страха у него постоянно сосало под ложечкой.

Будет ли она любить его после того, как он попал в эту дурацкую историю? Любила ли она его вообще? Правда ли все то, что говорил о ней отец?

Накануне вечером Прайс позвал его к себе в кабинет и сказал: «За прошедшие годы твоя мать здорово изменилась и набрала несколько лишних фунтов. Ни под каким видом не заговаривай с ней об этом, иначе она взовьется до небес».

Неужели отец хотел сказать, что его мать – толстая? Что ж, если его это и волновало, то Тедди было совершенно наплевать. Гораздо больше его волновало то обстоятельство, что за все двенадцать лет мать ни разу не приехала навестить его.

И все же… все же он был рад этой встрече. Это было все же лучше, чем ничего, поскольку общаться с отцом Тедди больше не мог. Неуправляемый гнев Прайса Вашингтона способен был смертельно напугать и гораздо более храброго подростка.

Между тем с экрана телевизора снова и снова звучало имя Мэри Лу. Ее миловидное лицо глядело на Тедди с первых полос газет, напоминая о той страшной ночи, когда Мила нажала на спусковой крючок и изменила его жизнь. Ему было жаль убитую актрису, до слез жаль, но еще больше Тедди жалел себя.

Ведь он был ни в чем не виноват, а его собирались судить.

Правда, в глубине души Тедди сознавал свою вину и ненавидел себя за то, что он совершил, но еще больше он ненавидел Милу. Она запудрила ему мозги, она использовала его. Убила Мэри Лу. А теперь пыталась свалить на него всю ответственность.

Как он мог до такой степени поддаться ее чарам?

Почему не остановил ее, пока не стало слишком поздно? Даже в последний момент, осознав, что через секунду раздастся выстрел, он мог броситься на Милу и постараться либо выбить у нее револьвер, либо отвести ствол от груди Мэри Лу, но он не сделал ни того ни другого.

И за это он заслуживал наказания, даже если это означало, что его упрячут за решетку и он будет теперь существовать рядом с ворами и убийцами.

Отец был прав – он должен был сам пойти в полицию. Это был его единственный шанс.

Но он не воспользовался им. Теперь настало время расплачиваться за трусость.

Оказавшись в камере вместе с еще несколькими девушками-заключенными, Мила очень быстро поняла, что здесь ей не место. Особенное отвращение вызывали в ней уродливая тюремная одежда и хмурые надзирательницы, которые, казалось, вообще разучились улыбаться. «Старые лесбы, – решила Мила. – Ну ничего, со мной вам ничего не обломится. Я выйду отсюда раньше, чем вам удастся трахнуть меня».

На вторую ночь своего пребывания в камере Мила поссорилась с пухлой брюнеткой, которая посягнула на ее порцию вечерней баланды. Началось все со словесных оскорблений, а закончилось грандиозной дракой, в которой Мила до крови разбила сопернице нос и выдрала клок волос. Двадцатичетырехчасовое заключение в карцере, являвшееся обычной наградой за подобные подвиги, привело Милу в бессильную ярость, но, вернувшись в камеру, она с удовольствием обнаружила, что ее авторитет среди товарок значительно возрос. Очень скоро она уже чувствовала себя в тюрьме как дома и готова была считать своих сокамерниц «отличными девчонками». (Избитую ею брюнетку, оказав первую помощь, перевели в другой блок.) Особенно по душе пришлась Миле ее соседка по нарам, которую звали Мейбелин Браунинг. Мейбелин была худенькой светловолосой девушкой двадцати с небольшим лет, с румяным, кукольным личиком и ярко-синими, словно нарисованными акварелью глазами. Самой запоминающейся ее чертой был не правильный прикус, который, однако, нисколько ее не портил, а, напротив, придавал некоторую пикантность невыразительному лицу Мейбелин.

– Что ты натворила? – поинтересовалась Мейбелин, машинально жуя прядь волос, свисавшую ей на лицо. Сначала эта привычка Мейбелин казалась Миле отвратительной, но потом она поймала себя на том, что ей это даже нравится.

– Да так… пристрелила одну черножопую, – ответила она с показной бравадой. – А ты?

– Я-то?.. – На кукольном личике Мейбелин показалась бледная улыбка. – Меня взяли за то, что я несколько раз ткнула свою бабку кухонным ножом, пока та спала. Жаль, что эта подлая сука не сдохла. Ну ничего, в другой раз я обязательно доведу дело до конца. Либо я, либо мой брат – один из нас обязательно ее прикончит.

– Что же твой брат не помог тебе в этот раз? – спросила Мила небрежно, хотя от рассказа Мейбелин ей стало не по себе.

– Дюка не было, он бы точно нарезал ремней из этой старой коровы.

– Что она вам такого сделала, что вы хотите ее убить? – поинтересовалась Мила.

– Осталась в живых, после того как умер наш дед.

Это было сказано искренне и серьезно, и Мила Почувствовала, что Мейбелин нравится ей все больше и больше, хотя интуиция подсказала ей, что с такой крутой девчонкой даже ей надо держать ухо востро.

Так проходили монотонные дни. Мила, которая каждый день ждала, что Ирен внесет за нее залог, начала нервничать. Она была уверена, что Прайс Вашингтон пришлет ей своего адвоката, но и этого тоже не случилось. Вместо этого Милу вызвали однажды в комнату для допросов, где ее ждал государственный защитник – сорокалетний неряшливый мужчина в потрепанном пиджачке. У Милы этот тип никакого доверия не вызвал.

– Я хочу выйти отсюда, – хмуро заявила Мила, разглядывая потертый воротник его белой рубашки. – И поскорее. Я ничего не сделала – эту чернозадую суку застрелил Тедди Вашингтон. Я могу это доказать.

– Как? – живо поинтересовался адвокат.

– Увидите – Тебе лучше все рассказать. – Адвокат доверительно склонился к девушке, обдавая ее запахом гнили изо рта. – Расскажи мне все, что тебе известно.

– Когда придет время – расскажу, – надменно бросила Мила, разглядывая фамилию на пропуске, прикрепленном к лацкану коричневого пиджака Адвоката звали Уиллард Хоксмит. Сам он так и не представился.

– Что ж, посмотрим, что здесь можно сделать, – сказал адвокат и ушел. С тех пор Мила его не видела.

А дни шли один за другим, и внутри Милы сменяли друг друга ярость и отчаяние. Временами ей начинало казаться, что весь мир ополчился на нее – весь мир, включая ее собственную мать, которая даже ни разу не пришла ее навестить.

Потом ей стало на всех наплевать. «Они заплатят мне за все, – решила Мила. – И Тедди, и Прайс, и Ирен тоже…» Как это сделать. Мила давно обдумала.

У нее в руках было секретное оружие, решающая улика – револьвер Прайса с отпечатками Тедди на рукоятке и барабане. Мила надежно спрятала его, боясь, как бы оружие не попало в руки копам, которых Прайс мог легко купить со всеми потрохами. Достать его она намеревалась только тогда, когда наступит решающий момент. И тогда револьвер выстрелит во второй раз, только не пулями, а дерьмом, которое полетит и в самого Прайса, и в его недоделанного сыночка-размазню.

Пока же она решила выждать. Выждать, пока настанет этот решающий момент.

И тогда-то они заплатят ей за все. Все до единого.

– Иди поздоровайся со своей матерью, – бросил Прайс Вашингтон небрежно, появляясь в дверях комнаты сына. При этом он машинально потирал свою чисто выбритую голову, что говорило о его сильном волнении. Прайс Вашингтон был встревожен, но Тедди понял, в чем дело, лишь когда спустился в главную гостиную.

– Мама?.. – Нерешительно остановившись на пороге комнаты, он полувопросительно обернулся и посмотрел на отца. Что ему делать дальше? И кто эта расплывшаяся женщина, которая развалилась на диване? Неужели это его мать? Тедди помнил ее совсем другой. Эту живую гору, которая смотрела на него слегка удивленными глазами, он не знал и не имел никакого желания знать.

– Как поживаешь, Тедди? – спросила женщина, не переставая при этом жевать жвачку, и он увидел, что ее передние зубы измазаны в губной помаде.

– Нормально, – осторожно ответил Тедди и снова оглянулся на отца. Ему никак не удавалось найти в этом лице сходство с фотографией, которая стояла на столе в его комнате. Женщина на снимке была настоящей красавицей. Сейчас же перед ним сидела располневшая старуха, лицо которой было неузнаваемо под слоем вызывающе яркой косметики.

– Пожалуй, нам лучше оставить вас на время вдвоем, – заявил Говард Гринспен и, подтолкнув Прайса к дверям, вышел следом.

В комнате повисла неловкая тишина. Наконец Джини произнесла как можно задушевнее:

– Я слышала, у тебя неприятности, малыш? – При этом она внимательно рассматривала небольшую статуэтку на столике, которую Прайс получил в качестве приза за лучшую телепрограмму года. – Ну, не стесняйся, расскажи мамочке, в чем дело.

– Неприятности? Да… В общем, да, – ответил Тедди, разглядывая ее ноги в ярко-красных открытых босоножках на высоченном каблуке. Пальцы Джини торчали из этих босоножек, словно сосиски.

– Я уверена, что ты ни в чем не виноват, – уверенно заявила Джини. – Во всем виноват этот безалаберный и безответственный тип – твой отец. Наверняка он плохо за тобой смотрел. Впрочем, возможно, что безответственность – это ваша наследственная черта… – Она протяжно вздохнула, обмахиваясь ладонью. Ногти у нее были такими длинными, что загибались внутрь наподобие куриных лапок.

«Интересно, – подумал Тедди, – как она может что-то делать – с этакими-то когтищами?»

– Расскажи мне, как все случилось, – продолжила Джини расспросы. – Наверное, эта девчонка схватила тебя за мошонку, и ты так возбудился, что уже не отдавал себе отчета в том, что делаешь, – так было дело?

– Она… она плохо на меня влияла, – осторожно сказал Тедди.

– Ну разумеется! – тотчас согласилась Джини и заворочалась на диване, что пружины жалобно застонали. – Все шестнадцатилетние подростки с легкостью поддаются дурному влиянию девчонок, стоит им только приоткрыть для них переднюю дверку. И все таки, – добавила она, играя с одной из своих больших золотых серег, – тебе давно пора было научиться думать не яйцами, а головой!

Тедди машинально кивнул, хотя этот разговор ему явно не нравился. Но может быть, именно так и должны разговаривать матери со своими сыновьями? Он этого просто не знал.

– Прайс наверняка уже сказал тебе, что дело будет расследоваться окружным прокурором, – сказала Джини. – Это означает, что мне придется каждый день ездить в суд и торчать там часами. Другая женщина на моем месте не пошла бы на это. Но я сделаю это ради тебя. Я, правда, не могу позволить себе терять столько времени, но твой отец обещал мне компенсировать ущерб. Ну что, это его обязанность.

– А почему ты никогда не навещала меня, мам? – неожиданно спросил Тедди. – Разве тебе не хотелось повидаться со мной?

– Ради бога, Тед!.. – простонала Джини, и на ее лице появилась недовольная гримаса. – Нечего строить из себя маленького сиротку. Твой отец мне никогда бы не позволил. Единственное, что его заботит, – это деньги и бабы, а вовсе не ты… – Она постучала по подлокотнику своими длинными ногтями. – Прайс – настоящий сукин сын, если хочешь знать. Он заплатил мне за то, чтобы я оставила его и тебя. Конечно, можно было решить это дело и через суд, но я подумала, что лучше мы разойдемся с ним полюбовно.

«Почему? Почему он заплатил тебе?» – хотел спросить Тедди, но промолчал.

– Ты и сам мог бы навещать меня, если б захотел, – добавила Джини.

– Я. я не думал, что тебе хочется меня видеть, – пробормотал Тедди.

– В общем, все это уже история, – подвела итог Джини. Общение с сыном явно ей наскучило. – К тому же мне нужно сменить свой гардероб, и эта компенсация будет весьма кстати. – Она посмотрела на часы, казавшиеся крошечными на ее мощном запястье. – Мне пора, – объявила Джини, вставая с дивана с поразительной для такой туши легкостью. – Увидимся в суде, медвежонок!

Тедди стоял как оглушенный. Что это было? Неужели та самая встреча с родной матерью, о которой он столько времени мечтал?

Похоже, подумал он, отец был прав. Его мать была жадной, равнодушной шлюхой. Даже красоту свою она растеряла, превратившись в вульгарную, жирную старуху.

А ведь она была ненамного моложе Прайса…

Да, отец был прав, снова подумал Тедди. Тысячу раз прав. Этой женщине было начхать на него с самого высокого небоскреба.

Полтора месяца спустя

Глава 15

-Ну что скажешь? – спросил Алекс.

– Ты ко мне обращаешься? – уточнила Лаки, поскольку за столом в большом конференц-зале в офисе Алекса сидели, кроме нее, несколько ассистентов Алекса и Венера Мария со своей помощницей Сильвией – смешливой и приветливой молодой женщиной.

– Нет, – едко откликнулся Алекс. – К полисмену на углу Уилшира и Конкорд-стрит.

Лаки поджала губы. Алекс действительно становился совсем другим, когда работал, и из-за этого она уже несколько раз оказывалась в дурацкой ситуации.

– Извини, Алекс, – сказала она кротко. – Я отвлеклась.

– Давай договоримся сразу, – жестко сказал Алекс. – Либо ты участвуешь в этом совещании, либо… можешь быть свободна.

– Хорошо, участвую, – пробормотала Лаки, бросая на Алекса мрачный взгляд.

Это было первое совещание, посвященное съемкам нового фильма под рабочим названием «Соблазн». Подготовительная работа была в основном закончена, причем в значительной степени благодаря усердию Лаки, которая взялась за новое дело со всей своей энергией, успешно компенсировавшей ей вполне понятный недостаток практического опыта и знаний. Алекс, впрочем, тоже не ленился и со своей стороны сделал все, чтобы начать работу над фильмом как можно скорее.

Прошло полтора месяца с тех пор, как жизнь Лаки неожиданно пошла по новому руслу. Появление Клаудии и малыша – сына Ленни явилось для Лаки настоящим шоком.

Тогда она учинила Ленни грандиозный скандал.

Он солгал ей, скрыл от нее то, что произошло между ним и этой сицилийской крестьянкой, а теперь, пять лет спустя, она явилась к нему и предъявила ребенка – его ребенка, которого Ленни зачал с ней в подземной темнице. И то обстоятельство, что в противном случае Ленни скорее всего был бы убит, нисколько не умеряло гнев Лаки. Она была совершенно уверена, что одно не имеет к другому никакого отношения.

Главным для нее было то, что Ленни – ее Ленни, которого она так любила, – обманул ее.

– Почему ты не сказал мне правду? – снова и снова спрашивала Лаки, в душе которой все кипело от гнева, а сердце щемило от боли. – Почему?

– Но ведь я мог погибнуть! – отвечал Ленни, которого все происшедшее потрясло не меньше, чем Лаки. – Мне приходилось думать о спасении собственной жизни, и другого выхода у меня не было. Понимаешь ты – не было! Или ты думаешь иначе?

– Это не ответ, – холодно отвечала Лаки. – Я спросила не почему ты изменил мне, а почему ты солгал.

Что касается этой девчонки, то я вполне понимаю, что ты был просто вынужден трахнуть ее, чтобы выбраться. Надеюсь, вы хотя бы получили удовольствие?

– О господи, Лаки, да пойми же! Я…

– Может быть, я и попробовала бы тебя понять, если бы ты не солгал. Но ты предпочел скрыть от меня правду. Почему, Ленни?

– Потому что эта… случайная связь не показалась мне достаточно важной, чтобы расстраивать тебя рассказом о ней.

– А ты думаешь, я не расстроилась, когда эта сицилийская шлюха явилась в мой дом с твоим, Ленни, ребенком?!

– Клаудия – не шлюха, – возразил Ленни твердо.

Он ее еще и защищал! Это было последней каплей.

– Знаешь, Ленни Голден, – сказала Лаки холодно, – на твоем месте я бы переселилась в отель. Мне безразлично, будешь ты там один или со своей новой семьей. Главное, я не хочу больше тебя видеть и не желаю, чтобы твоя итальянская красотка и ее сынок имели что-то общее с моими детьми. Я не подпущу их и на пушечный выстрел.

– Но это несправедливо! – заспорил Ленни. – Несправедливо, Лаки! Я же говорю: я ничего не знал о мальчике.

– Зато теперь ты о нем знаешь, – парировала Лаки. – А как говорит Джино, любишь на лошадке кататься – люби и навоз вывозить.

В глубине души Лаки знала, что поступает, быть может, чересчур жестоко, но чего она не терпела, так это лжи, а Ленни обманул ее. Он нарушил клятву верности и ничего ей не сказал, а ведь она доверяла ему бесконечно.

Верность была для нее святыней, и поколебать Лаки не мог никто. Тем более собственный муж.

Возможно, она смогла бы простить его, если бы Ленни сказал ей правду сразу, как только вернулся домой после своего похищения, но он этого не сделал.

Напротив, он пытался уверить Лаки, что между ним и Клаудией ничего не было.

И теперь Лаки готова была убить его. Убить этого лживого сукиного сына, который разрушил ее и свою жизнь.

На следующий день после вечеринки Алекс позвонил ей, желая узнать подробности, но Лаки не сказала ему ничего, кроме того, что он уже знал. Это было ее личное дело, и она не хотела обсуждать его ни с Алексом, ни с кем другим.

В довершение всех неприятностей в суде началось слушание дела, и Стивен, который как будто немного успокоился, начал нервничать снова. Одно было хорошо: учитывая шумиху, которую подняла пресса, окружной прокурор не только распорядился рассмотреть это дело вне очереди, но и потребовал провести судебные слушания в ускоренном темпе. Узнав об этом, Лаки вздохнула с облегчением.

Много думала Лаки и о Бриджит. Их обед, запланированный на следующий день после вечеринки, так и не состоялся. Когда утром Лаки позвонила Бриджит, чтобы уточнить время, ей сообщили, что граф и графиня Витти уже выписались из отеля. Ничего подобного Лаки не ожидала, и эта новость окончательно добила ее. В растерянности она позвонила Лин, но та знала не больше Лаки.

– Ладно, вот разберусь со своими делами и непременно разыщу их, – пообещала Лаки. – Этот подонок словно околдовал нашу красавицу, но я ее расколдую. А если Карло обидел ее, я ему устрою веселую жизнь!

Но разобраться со своими проблемами Лаки никак не удавалось. По ночам она подолгу лежала без сна, думая о Ленни и вспоминая, как начинались их отношения. А все началось с того, что Лаки застала своего второго мужа Димитрия в объятиях его бывшей любовницы, оперной примадонны Франчески Ферн.

Вскоре после этого Лаки во второй раз столкнулась с Ленни – это было где-то на юге Франции, – и они провели вместе незабываемый, исполненный страсти день. И этот день изменил все. После этого уже ничто не могло помешать их роману.

Алекс объявил в совещании небольшой перерыв и, схватив Лаки за руку, чуть не силой затащил в свой личный кабинет, соединявшийся с конференц-залом небольшой, малоприметной дверью.

– Послушай, – прошипел он, – ты собираешься работать над нашим фильмом или нет? Я не могу иметь дело с людьми, которые думают о чем угодно, только не о деле. Встряхнись, Лаки, встряхнись и сосредоточься!

– Но ведь я пришла на твое дурацкое совещание, разве нет? – огрызнулась Лаки, хотя прекрасно понимала, насколько справедливы его слова.

– На мое дурацкое совещание явилось только твое тело, но оно мне не нужно. Мне нужен твой ум, твое внимание, а они где-то блуждают.

– Иногда, – сказала Лаки, – ты несешь полную ахинею! Ну что страшного в том, что я немного отвлеклась?

– Хороший фильм можно снять только тогда, когда живешь этим, – сказал Алекс назидательно. – А для этого нужно хотя бы на время отрешиться от всего, забыть о муже, о детях и всем прочем. Вот и решай, Лаки: сможешь ты забыть о Ленни или теперь ты до конца жизни будешь оплакивать свою разрушенную жизнь и ревновать Ленни к новой семье?

– Я и не собираюсь оплакивать свою жизнь, – сердито буркнула Лаки. – Ленни – уже история. Мы прожили вместе несколько счастливых лет, но теперь наши дорожки разошлись. Я пойду своим путем, а он волен идти своим.

Она ждала, что Алекс сейчас скажет что-то насчет того, что он, дескать, готов подставить ей свое крепкое мужское плечо, но он только покачал головой.

– Я вижу, ты не расположена его простить, – сказал он. – Ну трахнул он эту девчонку, так что с того?

– Ты ничего не понял, Алекс. – Лаки досадливо дернула плечом. – Он обманул…

– А разве ты рассказала ему о нас? – спросил Алекс, понизив голос.

– Я просила тебя никогда не вспоминать об этом! – взорвалась Лаки.

– Помню, – кивнул Алекс. – Но это вовсе не отменяет того факта, что ты тоже изменила Ленни.

– Это совсем другое. Я думала тогда, что Ленни погиб, – как можно спокойнее произнесла Лаки.

– Послушай, – терпеливо сказал Алекс, – ты от, лично знаешь меня и знаешь, что я был бы только рад, если бы ты бросила своего пижона, но я хочу, чтобы ты сделала это сознательно, хорошо подумав, а не под влиянием порыва. – Алекс ухмыльнулся. – Иными словами, я не хотел бы, чтобы ты сначала бросила Ленни, а потом начала об этом жалеть.

– Не хотелось тебе говорить, – сказала Лаки язвительно, – но что бы я ни решила, это не будет иметь к тебе никакого отношения.

– Черта с два, – решительно возразил Алекс. – Я – холостой, знаменитый, обаятельный мужчина, а ты вот-вот станешь свободной красивой женщиной…

– И что из этого следует? – спросила Лаки с усмешкой.

– Только то, что ты и я должны быть вместе. Это карма, Лаки. Это судьба.

Лаки понимала, что Алекс злится на нее за то, что со времени своей размолвки с Ленни они впервые встретились только сейчас, да и то по делу. Но ей меньше всего хотелось затевать с ним интрижку именно сейчас, когда у нее и без того хватало проблем. Кроме того, насколько ей было известно, Алекс все еще встречался с Пиа и, судя по всему, пока не собирался с ней расставаться.

К счастью, в этот момент в кабинет заглянула Венера Мария, избавив Лаки от тяжкой необходимости продолжать этот бессмысленный разговор.

– Мы не помешаем? – спросила она, и Алекс неохотно махнул рукой:

– Заходите.

Венера Мария вошла первой, за ней в кабинет проскользнула Сильвия.

– Знаете, мистер Вудс, – сказала помощница актрисы, – мы хотели бы кое-что изменить в сценарии.

– Да, – кивнула Венера Мария. – Имеется в виду сцена в бассейне. По-моему, если перенести место действия в сауну, это будет выглядеть гораздо оригинальнее. И сексуальнее.

– Почти в каждой ленте есть романтическая сцена в бассейне, – поддакнула Сильвия на случай, если Алекс чего-то не понял.

– Это не обычный бассейн, – раздраженно объяснил Алекс. – Вы должны постараться представить его визуально. Это будет очень глубокий бассейн, выложенный черным мрамором, который должен символизировать собой бесконечность. Кроме того, он расположен на самом краю высокой скалы, что сообщает сцене дополнительный элемент опасности. Зрители не знают, столкнет герой тебя со скалы или нет, но у них появляется чувство, что он может это сделать.

– Или она может, – с улыбкой добавила Венера Мария. – Я собираюсь сыграть опасную женщину.

– Пожалуй, это я могу стерпеть, – согласился Алекс.

– Опасную, как Лаки, – сказала Венера, решив еще немного его подразнить. – Я думаю взять за прототип именно ее.

– В самом деле? – спросил Алекс, не скрывая иронии.

– Ну да. – Венера Мария сделала большие глаза. – Ведь именно Лаки научила меня быть по-настоящему сильной женщиной. И поверь мне, Алекс, кое-какие из ее уроков были таковы, что даже ты удивился бы.

– Я давно ничему не удивляюсь, – отрезал Алекс. – Я на своем веку уже все повидал и все испытал. Теперь я – старый и усталый…

– Старый, усталый романтик?.. – И Венера Мария озорно подмигнула Алексу.

– Может быть, мы вернемся к работе? – перебила их Лаки. – Нам надо успеть обсудить хотя бы несколько вопросов.

Перспектива жить вместе с Клаудией в большом гостиничном номере в «Шато Мормон» никак не прельщала Ленни, но иного выхода он не видел. С тех пор как Клаудия снова появилась в его жизни, Ленни ни разу к ней не притронулся и, откровенно говоря, даже не испытывал такого желания. Клаудия была слишком наивна и слишком уязвима, порой она и вовсе вела себя совсем по-детски и ужасно радовалась и благодарила его за каждую мелочь, которую он для нее делал.

Но спал Ленни в одной комнате, а Клаудия и Леонардо – в другой.

Единственное, о чем он был в состоянии думать, – это о том, как вымолить прощение у Лаки. Самым главным препятствием для этого было то, что его непреклонная жена не желала видеть его. Лаки совершенно искренне считала, что вышвырнула Ленни вон совершенно справедливо, и поэтому не желала иметь с ним никаких контактов.

– Я хочу повидаться с детьми, – сказал он ей как-то по телефону.

– Сначала получи решение суда, – коротко ответила она.

Лаки умела быть очень жесткой женщиной. Даже жестокой.

Поняв, что так он ничего не добьется, Ленни отправился в Палм-Спрингс, чтобы заручиться поддержкой Джино, но тот только пожал плечами.

– Ты думаешь, – сказал он зятю, – что я могу что-то ей посоветовать? Как бы не так! Ведь она тоже Сантанджело, черт бы ее побрал, и делает только то, что хочет.

Ленни прекрасно знал, что это значит. Лаки сама принимала решения и – вне зависимости от того, были ли они правильными или ошибочными, – шла до конца. Иначе она просто не умела.

Между тем Клаудия не переставала удивляться всему тому, что окружало ее теперь. Она могла часами ходить по номеру, как сомнамбула, осторожно трогая мебель, любуясь кухней и переключая телевизор с канала на канал. Америка буквально околдовала ее, и она несколько раз признавалась Ленни, что ей иногда кажется, что все это – сон.

Что касалось Леонардо, то он оказался на редкость тихим и робким ребенком, к тому же скоро выяснилось, что он почти ничего не слышит. Когда Ленни спросил у Клаудии, что с мальчиком, она со слезами на глазах открыла ему причину глухоты Леонардо. Братья Клаудии в бессильной ярости за то, что она навлекла позор на всю семью, били не только ее, но и мальчугана. «Они наказывали его за то, что сделала я», – говорила Клаудия Ленни.

Узнав об этом, Ленни почувствовал себя глубоко виноватым. Если бы он не переспал с Клаудией, ее жизнь была бы совсем другой. Но это случилось. Соблазн взял верх над благоразумием и расчетом, и он наградил Клаудию ребенком, и теперь на его плечах лежала ответственность уже не за одного, а за двух человек, которым он не принес счастья. Но Клаудия ни в чем его не упрекала. Она хотела как-то разрядить напряжение, старалась утешить его, как могла, и хотя ее попытки – трогательные и наивные одновременно – не приносили результатов, Ленни был тронут ее участием. Мальчик тоже никому не причинял хлопот, он был тихим улыбчивым ребенком. Правда, общение с ним давалось Ленни с большим трудом. Мешала глухота ребенка, к тому же он почти не говорил по-английски. Он даже с матерью объяснялся жестами и знаками, смысла которых Ленни никак не удавалось постичь.

В том, что Леонардо именно его сын, Ленни не сомневался. Ему достаточно было взглянуть на мальчика – на его отросшие светлые волосы и на зеленоватые, как морская вода, глаза, – чтобы обнаружить несомненное сходство со своими собственными детскими фотографиями.

Понимая, что они не могут вечно жить в отеле, Ленни стал подыскивать подходящий дом, который он мог бы снять для Клаудии и малыша. Кроме того, он записал Леонардо на прием к лучшему специалисту-отоларингологу, чтобы выяснить, можно ли восстановить слух ребенка. Сам Ленни пытался продолжать работу над сценарием, но у него это плохо получалось. Да и вряд ли можно было бы ожидать плодотворной работы от человека, у которого вся жизнь пошла кувырком. Неожиданное появление Клаудии, сын, о существовании которого он и не подозревал, разрыв с женой – даже одной из этих причин было достаточно для того, чтобы у Ленни опустились руки.

А тут еще приближалось начало процесса, где ему предстояло сыграть роль главного свидетеля.

Как и следовало ожидать, газеты и телевидение уделяли процессу огромное внимание, и Ленни очень скоро с неудовольствием обнаружил, что наряду с Лаки, Джино и Мэри Лу он и сам стал героем сенсационных статеек, которые помещали на своих страницах разного рода издания. Ленни Голден – бывший актер кино, бывшая звезда комедийных шоу и сериалов, сын Джека Голдена и стриптизерши из Лас-Вегаса, некогда муж сказочно богатой наследницы Олимпии Станислопулос, погибшей от передозировки наркотиков вместе со своим любовником, известным рок-солистом, – он был для них лакомым куском. Ретивые писаки не забыли ровным счетом ничего и, рассматривая газеты с собственными фото десяти-пятнадцатилетней давности, Ленни вспоминал всю свою жизнь буквально день за днем.

Лаки тоже получила свою долю непрошеной известности. Согласно версии большинства газет, она была дочерью босса мафии, которая сумела сама сделать себе состояние. «Припомнили» ей и успешное руководство «Пантерой», и ее несколько неясное прошлое, а главное – историю, когда она своими руками убила человека. То, что это была чистая самозащита, никого не волновало. «Убила из самозащиты – сумеет убить и просто так» – таково, по-видимому, было всеобщее мнение.

Читая все это, Ленни не мог не задумываться о том, в какой ярости пребывает его жена (теперь скорее всего бывшая). Лаки всегда избегала известности, в особенности известности скандальной. Если бы он был сейчас с ней, он бы сделал все, чтобы защитить Лаки от этой грязи, но она по-прежнему отказывалась с ним встретиться.

Впрочем, когда он звонил ей в последний раз, Лаки разговаривала с ним довольно спокойно, но смысл ее слов от этого не менялся.

– Я понимаю: ты мог и не знать о том, что она забеременеет от тебя, – сказала Лаки. – Но дело не в этом. Дело в том, что ты предал меня и я уже никогда не смогу доверять тебе так, как прежде. А если я не смогу тебе доверять, значит, я не смогу быть с тобой.

Так что будь добр, Ленни, перестань мне звонить. Твои. звонки ничего не изменят.

Это и была знаменитая логика Лаки. Если она что-то решала, ничто не могло заставить ее передумать.

Окольными путями Ленни узнал, что ее совместная с Алексом работа над фильмом успешно продвигается, и это сводило его с ума в не меньшей степени.

Ленни слишком хорошо знал, что Алекс всегда хотел быть поближе к Лаки, чтобы воспользоваться первой же представившейся ему возможностью. А в том, что этот тип своего не упустит, Ленни не сомневался. В чем, в чем, а в том, что касалось Лаки, полагаться на Алекса было бы глупо.

Однажды поздно вечером, когда Леонардо и Клаудия давно спали, Ленни, коротавший время за бутылкой водки, набрался храбрости и позвонил Алексу домой.

– Держись подальше от моей жены, – предупредил он, заслышав в трубке знакомый голос.

– Разве вы не разошлись? – спросил тот спокойно.

– Держись подальше от моей жены, – повторил Ленни с угрозой.

– Пошел ты, дружище, – миролюбиво предложил Алекс. – И чем дальше, тем лучше для всех.

На этом разговор закончился, но Ленни, который надеялся отвести душу, впал в еще большее уныние.

Как быть? Что делать, чтобы вернуть Лаки? Этого он не знал, и никто не мог ему подсказать.

За день до начала слушаний в суде он решил показать Клаудии и Леонардо Диснейленд. Путешествие заняло почти целый день и нежданно принесло ему некое подобие успокоения. Ленни необходимо было отвлечься, чтобы взглянуть на вещи со стороны, и это ему удалось. Что касалось Клаудии и Леонардо, то они были в полном восторге. Обоим ужасно понравились и домик Тома Сойера, и замок Спящей красавицы, и «Большое водное путешествие в джунглях», но Ленни подозревал, что главным номером их программы был все же визит в «Гэп»[7], где он накупил для Клаудии и для сына целый ворох новых рубашек, джинсов, платьев и блузок.

Простая, искренняя радость Клаудии, которую она даже не пыталась скрыть, тоже помогла Ленни подбодриться. Во всяком случае, мир, который до этого представал ему исключительно в черных красках, стал значительно светлее. Ленни, однако, по-прежнему жалел о том, что Лаки не может примириться с существующей ситуацией. Клаудия, конечно, была очень хороша собой, но для него она ничего не значила. Он и переспал-то с ней отнюдь не по влечению, скорее уж от отчаяния. К тому же если бы он не сделал этого, то скорее всего к этому моменту он был бы давно мертв.

С точки зрения самого Ленни, это было настолько очевидно, что даже не требовало никаких особых объяснений или оправданий.

Так почему же Лаки не хочет этого понять?

Глава 16

Судья, перед которым Мила все же ненадолго появилась, отказал ей в освобождении под залог, обосновав отказ серьезностью выдвинутых против нее обвинений. Ее государственный защитник пытался оспорить это решение, но судья не принял во внимание его неубедительные аргументы.

Ирен, сидевшая в переднем ряду, страдала от собственного бессилия. Она, правда, сняла со счета все свои сбережения, но, поскольку в залоге было отказано, деньги ей не понадобились. Ирен, правда, прекрасно понимала, что, если бы судья выпустил Милу, ей пришлось бы везти дочь домой, и тогда Прайс наверняка вышвырнул бы обеих. Может быть, к лучшему, что все так получилось, рассудила она, не стоит раздражать его, и тогда, быть может, он забудет о своей угрозе. Пока же Прайс лишь однажды потребовал, чтобы она убиралась, да и то потому, что она попала ему под горячую руку. С тех пор он больше ни разу не повторил своей угрозы.

Заметив в зале мать, Мила бросила на нее быстрый взгляд. Она не могла простить Ирен ее бездействия. Почему Ирен ничего не делает, чтобы вытащить ее отсюда? Тедди-то они отпустили, потому что у его папаши было полно денег. Так неужели она должна париться в каталажке только потому, что ее мать небогата?! Это было несправедливо, и Мила свирепела все больше.

А Ирен просто разрывалась между дочерью и единственным в ее жизни человеком, которого любила.

Ее единственной любовью, которой она была верна вот уже почти двадцать лет, был Прайс Вашингтон.

Впрочем, сам он об этом даже не подозревал, а Ирен ничего ему не говорила.

Она продолжала молчать и после того, как у нее родилась Мила. Когда дочь спрашивала, кто ее отец, Ирен рассказывала ей историю о своем русском любовнике, который якобы навещал ее в Штатах, но это была ложь.

Истина же была слишком ужасна, чтобы Ирен осмелилась открыться кому-либо. Это был ее маленький грязный секрет, в который она не могла и не хотела никого посвящать.

Ирен очень хорошо помнила ту ночь, когда все произошло. Прайс и Джини были у себя в спальне.

Оба до одури обкурились «травки» и то и дело звонили ей на кухню, требуя подать им то или се, передвинуть столик, поправить подушки, переключить телевизор.

Дважды Ирен пришлось по их требованию звонить поставщикам наркотиков, а потом мчаться на конспиративную встречу, чтобы привезти хозяину пакетики с зельем.

Тогда Джини еще не была женой Прайса. Стройная, длинноволосая, на удивление красивая и на редкость глупая, она вызывала у Ирен одновременно и восхищение, и презрение. Не восхищаться этой темнокожей красавицей было действительно невозможно, однако она ни в чем не знала меры, и именно из-за нее Прайс большую часть времени был под кайфом.

В ту ночь они не только курили «травку» и нюхали кокаин, но еще и пили шампанское и виски, так что вскоре оба оказались практически в невменяемом состоянии. Ирен была уверена, что один из них вот-вот отключится, но этого все не происходило. Уже под утро они снова вызвали ее в спальню, и, когда Ирен, едва переставлявшая ноги от усталости, поднялась наверх, Джини выбралась из постели в чем мать родила И… заперла входную дверь на ключ.

Ирен это не испугало. Ей было уже двадцать девять лет, и она прекрасно знала, как устроен мир.

У себя на родине она была проституткой и не имела ничего против этой профессии, однако, когда Джини отказалась выпустить ее, Ирен испугалась. Она – нелегальная иммигрантка, въехавшая в страну по чужим документам, – оказалась одна в комнате наедине со своим хозяином и его подружкой, причем оба практически не соображали, что делают. Правда, пока они только смеялись и щипали ее, но она все равно была их пленницей, с которой они могли сделать все, что угодно.

– Расскажи нам о России, – потребовала Джини, падая навзничь на постель. – Правда, что там по улицам ходят белые медведи, которые трахают русских девчонок, как только те зазеваются? А тебя трахал медведь? Не медведь? А кто?

Прайс в это время сидел на полу и, трубно шмыгая носом, нюхал кокаин, рассыпанный по столешнице журнального столика. Ответов Ирен он не слушал – идея помучить белую экономку принадлежала Джини.

– Что вы сказали? – переспросила Ирен, с омерзением глядя на пьяную женщину.

– Да ладно, не строй из себя целку! – заявила Джини, разводя ноги. – Или ты вообще никогда не трахалась? Похоже, что так, иначе бы ты так не напрягалась.

– Как дела, Джини, крошка? – неожиданно спросил Прайс, ненадолго возвращаясь к реальное-. ти. – Ты обещала, что сегодня мы позовем еще одну девчонку. Где же она?

– Ирен должна была все ор… организовать, – пробормотала Джини заплетающимся языком. – Но похоже, она сама к тебе неровно дышит. Ей надоели белые медведи, она хочет попробовать твое стройное, черное тело.

Ирен попятилась к двери.

– Раздевайся, красотка, – приказала Джини. – И не надо так напрягаться. Ведь тебе самой этого хочется, не правда ли?

Ирен бросила быстрый взгляд на Прайса, пытаясь понять, чего хочет он.

– Давай, давай, детка, – пробормотал он, с трудом ворочая языком. – Рас… разоблачайся.

– Может быть, дать ей выпить? – предложила Джини. – Тогда она мигом сообразит, что к чему. Ну давай, не стесняйся, ты не так уж страшна. Скинь юбчонку, прими рюмчонку…

Она захихикала, но Ирен отрицательно покачала головой, и лицо Джини исказилось от гнева.

– В чем дело, ты, русская мразь?'.. – спросила она с угрозой. – Или ты считаешь, что ты для нас слишком хороша? А может, у вас в Москве, или откуда ты там, темнокожих за людей не считают? В общем, так, подружка: если хочешь работать у этого парня, лучше делай, что велят. Да и в любом случае нам уже поздно искать другую девчонку, а ты нам подходишь.

Так что мой тебе совет: брось ломаться…

С этими словами Джини вскочила и, бросившись на Ирен, стала, как безумная, срывать с нее одежду.

Ирен даже не сопротивлялась. Ей отчаянно хотелось остаться у Прайса; потерять эту работу было для нее немыслимо. Ради этого она была готова переспать с Прайсом. Если бы Джини не было рядом, Ирен согласилась бы, Джини тем временем сорвала с нее джемпер и лифчик и сдернула юбку. Ирен не шевельнулась. «От судьбы не уйдешь», – обреченно думала она.

Прайс тем временем пошевелился на полу и попытался встать.

– Эй, а у тебя симпатичные сисечки! – пробормотал он и, с трудом приподнявшись, потянулся к ней обеими руками. – Действительно симпатичные!

Что ж, подумала Ирен, если другого выхода нет, она, по крайней мере, может попробовать получить удовольствие. Подняв руки, она выдернула из своего тугого пучка шпильки, и ее длинные волосы упали ей на плечи. Темные волосы подчеркивали матовую белизну кожи Ирен.

Резким движением Ирен схватила стоявшую возле кровати бутылку и сделала глоток прямо из горлышка.

Что было дальше, Ирен помнила плохо. Джини жадно лапала ее, забираясь руками и языком во все потаенные уголки ее тела, а Прайс наблюдал за ними, время от времени прикладываясь к бутылке и подбадривая их какими-то маловразумительными возгласами.

Спустя какое-то время Прайс и Джини навалились на нее уже вдвоем, и Ирен с удивлением обнаружила, что ей нравится заниматься сексом с хозяином.

И еще она поняла, что хотела этого с тех самых пор, как Прайс взял ее к себе на работу.

Когда рассвело, Прайс и Джини наконец отключились, и Ирен нашла ключ и, выскользнув из спальни, вернулась к себе. Там она легла в постель и довольно быстро заснула, утешаясь тем, что ее хозяин и его подружка вряд ли когда-нибудь вспомнят о прошедшей ночи. Уже через несколько часов она снова превратится для них в экономку, которую можно гонять с разными поручениями.

Шесть недель спустя Ирен обнаружила, что беременна, однако никаких мер к тому, чтобы избавиться от плода, предпринимать не стала. Она хотела иметь от Прайса ребенка, уверенная, что в этом случае ему придется обратить на нее внимание.

Когда ее положение стало бросаться в глаза, она выдумала историю о русском любовнике, который Навещал ее в Штатах, и Прайс позволил ей остаться в усадьбе. «Если ты хочешь иметь ребенка, я не возражаю», – сказал он, проигнорировав шумные протесты Джини, которая требовала, чтобы Прайс немедленно уволил Ирен.

Но ребенок, которого она родила, оказался белым, что повергло Ирен в шок. Она поняла, что ей ни за что не убедить Прайса в его отцовстве, хотя у нее самой никаких сомнений в этом не было. Увы, тот факт, что со времени своего приезда в Америку единственным мужчиной, с которым она спала, был Прайс Вашингтон, имел значение только для самой Ирен.

Никто бы ей просто не поверил, и она должна была молчать, чтобы не потерять работу.

Через полтора года Джини тоже забеременела, и это обстоятельство помогло ей женить Прайса на себе.

Лишь через четыре года после рождения сына он понял свою ошибку и развелся с Джини, что очень обрадовало Ирен. Ирен ясно понимала: если Прайс не прекратит пить и принимать наркотики, он погибнет.

О том, кто настоящий отец Милы, Ирен так ему и не сказала, поскольку признание не сулило ей ничего, кроме осложнений.

Со временем, однако, ситуация изменилась. Появились генетические тесты, с помощью которых отцовство Прайса можно было доказать со стопроцентной уверенностью. Результаты сравнительного анализа ДНК признал бы любой суд, и у Ирен появилась возможность подтвердить свои слова фактами.

Но на деле для нее мало что изменилось. Ирен по-прежнему не могла открыть Прайсу правду. Каково ему будет узнать, что Тедди переспал со своей сводной сестрой?

О господи, что же ей делать?

Сначала Ирен хотела посоветоваться с адвокатом Прайса, но интуиция подсказывала ей, что Говард Тринспен ничем ей не поможет. Ей необходимо было поговорить с кем-то более компетентным, но таких людей в ее окружении не было.

И пока она их не найдет, ей придется хранить молчание.

Глава 17

Прежде чем окончательно проснуться, Бриджит несколько раз вздрогнула, подтянула колени к подбородку и снова резко выпрямилась. Наконец она открыла глаза и села на постели, обливаясь холодным потом.

Ее снова преследовал кошмар, от которого ей уже несколько лет никак не удавалось избавиться.

Ей снился Тим Уэлш – улыбающийся, счастливый. «Как ты поживаешь, моя крошка?» – спросил он и исчез. Бриджит бросилась его искать и очутилась в объятиях Сантино Боннатти. Тим лежал на полу мертвый, окровавленный, а Сантино медленно раздевал Бриджит, собираясь изнасиловать ее и маленького Бобби.

Потом она увидела на столе блестящий револьвер.

Револьвер Сантино.

Пока Сантино, ухмыляясь, стаскивал с Бобби штанишки, Бриджит медленно поползла к оружию. Испуганные крики брата подстегивали ее, словно шпоры, но она старалась двигаться медленно.

Вот она протянула руку и взяла револьвер.

Направила на Сантино и нажала курок.

Выстрел.

Адский грохот.

Кровь и кусочки мозга так и брызнули во все стороны.

Сантино Боннатти повернул к ней окровавленное лицо, на котором застыли удивление и ярость.

Бриджит нажала на спусковой крючок еще дважды и потеряла сознание.

Воспоминания о том далеком и страшном дне были такими яркими, словно все это случилось вчера. Но теперь этот кошмар получил продолжение.

Она лежит навзничь на постели, не в силах пошевелиться, не в силах закричать, позвать на помощь.

Карло и другой, незнакомый человек, лицо которого скрывает маска, склоняются над ней. В руках у незнакомца – шприц.

И – героиновый рай, в котором она жила вот уже бог знает сколько дней, недель, месяцев, совершенно не замечая бега времени.

Сон это или явь?

А может быть, это даже лучше, когда чудесный сон заменяет собой удручающую реальность?

Усилием воли Бриджит заставила себя собраться Что она делает? Она скоро станет матерью, и ей необходимо как можно скорее слезть с иглы. Нужно избавиться от зависимости, но разве сумеет она сделать это одна? Ей нужна помощь, и срочно.

Иначе будет слишком поздно.

И снова Бриджит подумала о Лаки. Пока они с Карло были в Лос-Анджелесе, она собиралась откровенно поговорить со своей приемной матерью, но поспешный отъезд спутал все карты. Бриджит так и не встретилась с Лаки. Уже по дороге в аэропорт она пыталась уговорить Карло остаться в Америке хотя бы еще на день, но добилась только того, что муж наградил ее увесистой оплеухой. Карло не хотел рисковать и спешил увезти Бриджит подальше от всех, кто мог хоть как-то помочь ей. Рейсом «Алиталии» они добрались до Рима и сразу же из аэропорта поехали в загородное поместье родителей Карло, где для них было приготовлено несколько комнат в глубине дома. Это тоже было сделано не случайно – Карло продолжал ревниво оберегать ее от любых контактов с посторонними. Лишь несколько раз Бриджит столкнулась с его матерью – суровой женщиной с лицом, словно высеченным из гранита, которая смотрела на нее с явным осуждением.

Какой же подлец Карло, подумала Бриджит с бессильной горечью Он изнасиловал ее, приучил к наркотикам, вынудил выйти за себя замуж и, в довершение всего, запер в этом безлюдном доме. Очевидно, таков был его план с самого начала, и своего он добился Теперь Бриджит была его пленницей, бесправной и беспомощной, одинокой и несчастной.

Бриджит хорошо понимала, что если не для себя, то хотя бы ради ребенка она должна что-то сделать со своей привычкой колоться три раза в день, но ее угнетало сознание того, что ни у нее, ни у ее сына или дочери скорее всего нет никакого будущего. Как только Карло приберет к рукам ее денежки, он найдет способ от нее избавиться. Это Бриджит понимала отчетливо.

Смертельная доза наркотика избавила бы ее от страданий, а его сделала бы обладателем значительной части огромного состояния Станислопулосов.

Но только через пять лет.

Что же ей, еще пять лет страдать? Покориться во всем Карло? Жить по его сценарию? Нет! Пока у нее есть хотя бы жалкое подобие самостоятельности, она должна попытаться.

Как-то Бриджит вспомнила про врача из Нью-Йорка, который обещал помочь ей. Метадоновая программа, о которой он упоминал, помогла бы ей избавиться от своего пристрастия постепенно и без особых страданий. Когда она снова станет нормальной женщиной, рассудила Бриджит, тогда она попытается переиграть Карло. Или даже пойдет на открытое столкновение с ним.

– Я хочу бросить, – однажды сказала она Карло. – Я знаю, это будет нелегко, но я должна попытаться ради нашего ребенка. Но мне, очевидно, понадобится помощь. Боюсь, самой мне уже не справиться.

– Не могу же я положить тебя в клинику! – раздраженно ответил он. – Об этом сразу же станет известно, и люди начнут винить во всем меня, к тому же это может повредить репутации моей семьи. Графиня Витти – наркоманка!.. Нет, я не могу на это пойти.

Подобного ответа Бриджит ожидала и была к нему готова.

– Но мне необходима помощь, Карло! – горячо сказала она. – Если не хочешь обращаться к итальянским врачам, может, ты отправишь меня в Нью-Йорк? Помнишь того доктора, у которого мы побывали вместе? Он обещал устроить меня в частную клинику, где используется метадоновая программа освобождения от зависимости. По-моему, этот врач умеет хранить молчание. Если хочешь, мы даже можем поехать в Нью-Йорк вместе, чтобы ты мог сам все организовать.

Карло ответил не сразу. Он всегда считал, что, если бы с самого начала он не посадил Бриджит на иглу, она непременно попыталась бы вырваться от него, однако в последнее время ему все чаще приходило в голову, что теперь деваться ей все равно некуда. Во-первых, они состояли в официальном браке; во-вторых, Бриджит была беременна; в-третьих, они уехали достаточно далеко от всех друзей Бриджит которые могли бы ей помочь. Нет, он крепко привязал ее к себе. Может быть, действительно подумать о том, чтобы помочь Бриджит избавиться от зависимости.

Ведь Бриджит скоро родит ему сына. Карло почему-то был уверен, что у него родится сын. Естественно, Карло не хотел, чтобы его ребенок появился на свет наркоманом или стал им, питаясь отравленным молоком.

– Ты права, – мрачно согласился он. – Я что-нибудь придумаю.

Бриджит с облегчением кивнула. Она готова была на все, лишь бы избавиться от своего смертельного пристрастия.

Спустя несколько дней Карло велел ей собрать чемодан и быть готовой к отъезду.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Бриджит.

– Ты же хотела лечиться? – раздраженно бросил в ответ Карло.

И снова Бриджит почувствовала облегчение. Она полагала, что они немедленно отправятся в Нью-Йорк; ей и в голову не могло прийти, что у Карло на уме было нечто иное.

Вместо аэропорта Карло привез ее в принадлежавший его семье охотничий домик, расположенный в сельской местности в нескольких часах езды от Рима.

Охотничий домик представлял собой довольно большую, но давно заброшенную и начинавшую постепенно разрушаться усадьбу, в которой вот уже много лет никто не жил. Дорожки вокруг нее заросли волчцом и ежевикой, сад почти заглох, побежденный наступавшим с трех сторон лесом, а бассейн вместо воды был наполовину полон гниющими листьями.

– Где мы? – спросила Бриджит, удивленно озираясь по сторонам. – Это место совсем не похоже на больницу!

– Это действительно не больница, – ответил Карло, выгружая из багажника ящик консервов и несколько бутылок питьевой воды. – Но не волнуйся – тебе здесь будет хорошо.

– Но ведь я буду здесь не одна? – встревожилась Бриджит. – Ты договорился с врачом или хотя бы с сиделкой?

– Конечно, дорогая, – быстро ответил Карло. – Я все уладил, тебе не о чем волноваться.

– Когда же они приедут? – не могла успокоиться Бриджит.

– Завтра. Я сам встречу их и привезу сюда. Без меня они просто не найдут дорогу – этот дом стоит очень уединенно, и поблизости, как ты заметила, нет ни деревень, ни поселков, – объяснил Карло.

Бриджит с надеждой посмотрела на него.

– Ты уверен, что все… будет нормально? – робко спросила она, беспокоясь, впрочем, не столько о себе, сколько о ребенке.

– Ну конечно, Бригги! – уверил ее Карло. – Ты хотела, чтобы я тебе помог, и я все устроил.

– Спасибо, Карло! – успокоенно прошептала Бриджит. – Огромное тебе спасибо!

Глава 18

В день, когда было назначено первое слушание дела, Стивен проснулся в пять часов утра. Приняв душ, он позвонил Лин на Карибские острова, где она снималась для рекламы купальных костюмов.

– Привет, Стив! – обрадовалась Лин. – Знаешь, это просто телепатия! Я только что думала о тебе и даже собиралась позвонить, но решила, что ты еще спишь. Не хотелось тебя будить так рано.

– Спалось мне неважно, – ответил Стивен. – Честно говоря, места себе не нахожу. Знаешь, Лин, я ужасно рад тебя слышать. А что ты хотела мне сказать? Ну, когда собиралась звонить?..

– Я хотела пожелать тебе успеха и чтобы все прошло хорошо. И еще сообщить, что сегодня после обеда я вылетаю в Лос-Анджелес.

– Это здорово, Лин, – сказал Стивен. – Просто отлично! Только ты все равно не сможешь ходить в суд со мной. В зале наверняка будет полным-полно газетчиков, один бог знает, что они напишут, если увидят тебя со мной. А это… это может… повредить.

– Я понимаю, Стив, – согласилась Лин. – Я все-все понимаю. Не сомневайся, я никому не сказала ни словечка. Ну, про нас и вообще…

– Кстати, – проговорил Стивен, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, – один знакомый показал мне газету… Там была фотография: ты и Чарли Доллар гуляете у пруда в саду отеля «Бель-Эйр».

Хотел бы я знать, как они делают такие снимки?

– Обыкновенно, – ответила Лин, которую, судя по ее голосу, вопрос Стива нисколько не смутил. – Какой-нибудь папарацци снял нас из дальних кустов при помощи телеобъектива. И вообще, это было еще до тебя. Между прочим, – добавила она, – у меня теперь новый способ отсчитывать геологические эпохи.

– Какие эпохи? – не понял Стивен.

– Обыкновенные. Теперь все, что со мной произошло, делится на то, что было «до Стива» и «после Стива». И то, что было «до», не имеет никакого значения.

– Ты, как я вижу, очень решительная женщина, – усмехнулся Стивен. – Не каждый сумеет расстаться со своим прошлым так легко. – Стив сделал паузу и спросил:

– А когда ты заглянешь ко мне?

– Я бы заглянула к тебе через пять минут, если бы могла. – Лин рассмеялась.

– Не говори так, – с упреком сказал он. – Я… мне это не очень нравится.

– Хорошо, не буду, – неожиданно быстро согласилась Лин. – Больше не буду. Я говорила так «до Стива», а теперь… – Она снова хихикнула. – Слушай, Стив, ты и в самом деле такой?

– Какой?

– Какой?.. – Она ненадолго задумалась. – Ну… умный. Красивый. Порядочный.

– Может, я просто старомодный?

– Да ничего подобного! – энергично запротестовала Лин. – Кстати, как выяснилось совсем недавно, мне очень нравятся порядочные мужчины, точнее, один из них, а еще точнее – ты. И вообще я ужасно соскучилась по тебе.

– Ты не потеряла ключ, который я тебе дал? – спросил Стив.

– Я ношу его на цепочке на груди, – тут же ответила Лин. – И снимаю его только тогда, когда выхожу на съемочную площадку. Конечно, разумнее всего было бы положить его в сейф отеля, но он… напоминает мне о тебе. Особенно когда я ложусь спать.

– Эге, да у тебя в голове, оказывается, полным-полно романтических бредней! – заметил Стив, и Лин, которая как раз собиралась сказать, что ключ только напоминает ей Стива, а отнюдь не заменяет, поспешно прикусила язык.

– А у тебя? – спросила она. – Что в голове у тебя, Стивен? Ты романтик или сухой, черствый рационалист, как все законники?

– Не знаю, – вздохнул Стивен. – Во всяком случае, до недавнего времени я был именно таким, как ты меня только что описала.

– До какого времени?

– До Лин. – Он снова вздохнул.

– Между прочим, – с гордостью, заявила Лин, – с тех пор, как мы стали встречаться, я ни разу не поглядела на другого мужчину. А для меня это… все равно что отказаться от съемок для обложки самого популярного журнала.

– Что ж, я, пожалуй, польщен, – осторожно сказал Стивен.

– А ты? – требовательно поинтересовалась Лин.

– Я никогда не заглядываюсь на других мужчин, – пошутил он.

– Я рада, что ты не потерял чувства юмора.

– Возможно, я потеряю его сегодня, – с горечью сказал Стивен, враз помрачнев. – Знаешь, я как-то не очень хорошо представляю себе, как я буду смотреть в глаза той девчонке, которая застрелила мою жену – застрелила просто так, практически без всякой причины. Что она за чудовище?!

– Одно хорошо: ее в конце концов поймали, – сказала Лин с сочувствием. – Теперь тебе должно стать легче.

– Сомневаюсь. Вся эта история, она… Понимаешь, для тонущего человека неважно, какой груз привяжут ему к ногам – пятьдесят фунтов, пятьсот или тысячу: все равно ему не выплыть. Это настоящий кошмар, Лин… – Он умолк и потом добавил:

– Единственное, что помогает мне удержаться на плаву, – это то, что я встретил тебя. Каждое утро, когда я просыпаюсь, я благословляю небеса за то, что они послали мне тебя.

– А ты говорил дочери, что я, возможно, поживу у вас несколько дней? Что она сказала? – быстро спросила Лин. Слова Стива несколько смутили ее, и она решила переменить тему. Кроме того, ей искренне хотелось понравиться дочери Стивена.

– Да, сказал. Карри очень обрадовалась. Она сказала, что любит тебя почти так же сильно, как жареных цыплят.

– Между прочим, я умею отлично готовить жареных цыплят! – с гордостью сказала Лин, хотя она и не блистала кулинарными талантами. Но что она умела – то умела. – Когда-то я встречалась с одним пожилым рэпером, который был просто повернут на всех этих вещах. Он меня и научил.

– Слушай, Лин, – серьезно сказал Стивен, – я не хочу больше слышать о других мужчинах и о том, чему они тебя учили. Договорились?

– Договорились! – уныло сказала Лин, огорчившись, что снова попала впросак. – Ну, до

вечера, Стивен. Можешь к моему приезду согреть простыни.

И еще, Стив, – я буду думать о тебе, о'кей?

– И я тоже буду думать о тебе, – с улыбкой сказал Стив и положил трубку. Он был растерян и встревожен. В планы Стива не входило начинать новые, серьезные отношения так скоро после гибели Мэри Лу, но он ничего не мог с собой поделать. Лин была совершенно особенной, совсем недавно Стив и представить себе не мог, что ему понравится такая отвязная, суперсовременная женщина. Но вопреки здравому смыслу именно это и произошло.

Они встретились несколько раз, прежде чем между ними что-то произошло. В их вторую встречу Стивен показал Лин справку об отсутствии у него СПИДа и попросил ее сделать то же самое.

– Черт побери! – вспыхнула Лин. – Об этом меня еще никто никогда не просил!

– Именно поэтому я и прошу тебя провериться, – спокойно сказал Стив. – Дело тут не в тебе, а во мне: у меня есть дочь, за которую я отвечаю. Что с ней будет, если я загнусь до того, как она вырастет?

– О-о-о! – протянула Лин, которой Стив слишком нравился, чтобы она могла долго на него сердиться.

Кроме того, он дал ей ясно понять, что тест на СПИД – пропуск если не в его сердце, то, по крайней мере, в его постель, а именно этого Лин и добивалась.

Во всяком случае, она считала, что это – лучшее начало из всех, какие могут быть.

Вскоре Лин познакомилась и с Кариокой. Девочка понравилась ей с первого взгляда. Правда, дочь Стивена приняла ее не сразу, но, как только она немного привыкла к ее присутствию в доме, их отношения начали быстро улучшаться, и вскоре Карри уже признавалась отцу, что просто влюбилась в Лин.

Когда Стиву стало ясно, что между ним и Лин завязался настоящий роман, а не простая интрижка, ой попытался серьезно поговорить с ней. «Я намного старше тебя, – увещевал он Лин. – У нас разный стиль жизни и разные интересы, к тому же у меня есть дочь, за которую я отвечаю. Вряд ли мы подходим друг другу, Лин!»

Но из всех возможных вариантов ответа Лин выбрала самый лучший. Взяв его лицо в свои ладони, она принялась целовать Стива медленно и страстно, проникая своим длинным языком глубоко ему в рот.

И меньше чем через минуту все разумные и рациональные доводы уже вылетели у него из головы.

Стив отогнал от себя воспоминания, потянулся к телефону и набрал номер Лаки.

– Заехать за тобой? – спросил он, когда Лаки ответила.

– Не стоит, – ответила Лаки деловито. – Я приеду на своей машине. Во время перерыва в заседании мне нужно будет съездить к Алексу в офис и решить несколько текущих вопросов.

– Как ты собираешься держать себя с Ленни? – задал Стивен вопрос, который уже давно его тревожил.

– Не беспокойся, – ответила Лаки. – Уж во всяком случае, выяснять отношения на публике мы не станем.

– Я рад это слышать, – сказал Стив, хотя на самом деле рад он не был – слишком много арктического холода расслышал он в голосе Лаки.

– Что злит меня по-настоящему, – добавила Лаки, – так это не Ленни, а то, что пишут о нас в газетенках. Господи, Стивен, ты же знаешь, что я никогда не искала известности, в особенности скандальной, но эти стервятники выволокли на свет божий все грязное белье!

– Я тебя понимаю, – с грустью произнес Стив. – Мэри Лу и при жизни приходилось сталкиваться с тем, что ты называешь скандальной известностью, и, поверь, ей это тоже очень не нравилось. Она очень страдала из-за этого, бедняжка, и мне больно, что и теперь, после ее смерти, история повторилась вновь.

Мэри – безвинная жертва, а посмотри, что они о ней пишут!

– Знаешь, Стив, чего я совсем не понимаю, так это какое отношение ко всему этому имеет Джино, а ведь газетчики и про него не забыли. Недавно я прочитала в одном вонючем листке, что он был и остается крестным отцом мафии и что я застрелила Энцио Боннатти по его приказу, потому что Джино нужно было убрать конкурента. Но ведь все знают, что это была самооборона!

– Самооборона? – Стив хмыкнул. – Между прочим, я тоже побывал там, где это случилось. Ты не забыла?

– Эй, эй, Стив! – с негодованием воскликнула Лаки. – Ведь он же пытался изнасиловать меня! Негодяй получил то, что заслуживал.

– И его смерть, разумеется, не имела никакого отношения к тому факту, что именно Энцио Боннатти приказал убить твою мать, брата и любовника, – спокойно заметил Стивен.

– Энцио Боннатти получил по заслугам, – твердо повторила Лаки.

– Так я и написал в своем заключении.

– Что ж, тебе виднее, ведь ты был тогда помощником окружного прокурора, братик, – едко заметила Лаки.

– Уверяю тебя, тогда я этого не знал, – рассмеялся Стивен. – И никто не знал, иначе версия о мафиозных разборках могла получить неожиданное подтверждение. Один Сантанджело покрывает другого… что же еще нужно?

– Ну разве это не перст судьбы?! – сказала Лаки, не скрывая своего торжества.

Глава 19

Когда Прайс вышел из машины в сопровождении адвоката, своего агента по рекламе и двух телохранителей и стал подниматься по ступеням лестницы в здание суда, репортеры, караулившие у дверей, пришли в настоящее неистовство. В воздухе пахло крупной сенсацией, и газетчики не собирались пропустить ни одной подробности. Едва завидев Прайса, они толпой ринулись ему навстречу, а зависшие в небе вертолеты опустились еще ниже и едва не задевали шасси за крышу здания.

– Никаких комментариев, никаких комментариев… – как заведенный повторял Говард Гринспен, пока два дюжих телохранителя прокладывали дорогу в толпе.

К счастью, Тедди удалось провести в зал суда заранее. Прайс не хотел, чтобы газетчики атаковали его сына, и адвокат взялся все устроить. Ему это удалось, но Прайс знал, что это лишь отсрочка. Рано или поздно о Тедди тоже начнут писать такие же чудовищные вещи, какие сейчас писали о нем, и ничего поделать с этим было нельзя. Выход был один: во что бы то ни стало добиться полного оправдания Тедди. В противном случае на собственной артистической карьере Прайса можно было ставить крест.

Накануне Гринспен предложил, чтобы Джини тоже поехала в суд вместе с ними, но Прайс отказался наотрез.

– Я не хочу, чтобы какой-нибудь ретивый папарацци сфотографировал меня с этой жирной свиньей, – заявил он.

– Но это может положительно сказаться на вашей репутации, – заспорил адвокат. – Да, мисс Джини действительно… гм-м… располнела, но это означает только то, что каждая толстуха Америки будет подсознательно отождествлять себя с ней.

– Черта с два все толстые бабы Соединенных Штатов будут отождествлять себя с Джини! – вспылил Прайс. – Они хотят выглядеть как Уитни Хьюстон, а не как эта расплывшаяся свиноматка. Короче, я не желаю, чтобы меня фотографировали вместе с ней, – и точка! И не уговаривайте меня.

– Но вам все равно придется сидеть рядом в суде, – напомнил Говард Гринспен.

– Как будто этого мало! – фыркнул Прайс. – Между прочим, я еще и плачу за это сомнительное удовольствие, но от остального меня избавьте.

В качестве второго адвоката они наняли Мейсона Димаджо, специализировавшегося на уголовном праве. В этой области он не знал себе равных не только в Лос-Анджелесе, но и, пожалуй, во всей Калифорнии. Крупный, осанистый, загорелый, Димаджо при любых обстоятельствах оставался в буквальном смысле слова заметной фигурой, а его привычка надевать к строгому деловому костюму широкополую ковбойскую шляпу просто гипнотизировала присяжных. Послужной список у него тоже был весьма внушительным. Его стараниями вышли на свободу сестры-двойняшки, застрелившие родного дядю только для того, чтобы взять его «Феррари» и доехать до ближайшей дискотеки. Он добился минимального наказания для женщины – серийной убийцы, которая отправила на тот свет четырех богатых мужей. Ему удалось спасти от пожизненного заключения мужчину, на совести которого были двое убитых полицейских.

Правда, свои услуги Димаджо оценивал очень высоко, но его умение представить любое дело так, будто жертва сама спровоцировала преступление своим поведением, стоило того.

– Не беспокойтесь ни о чем, – заявил Димаджо Прайсу на предварительной встрече. – Вам это обойдется недешево, но ваш сын будет оправдан. Я за это ручаюсь.

– Чем скорее это произойдет, тем лучше, – ответил Прайс. – Я не хочу, чтобы дело слишком затягивалось.

– Дело и так будет рассматриваться в ускоренном темпе – так распорядился окружной прокурор, – сказал Димаджо, сверкнув белозубой улыбкой. – Быстрее просто невозможно.

– А что с девчонкой? Ее адвокат не сможет затянуть дело?

– У Милы Капистани – государственный защитник, назначенный судом. Довольно беспомощная личность. – Последовала еще одна улыбка. – В общем, мистер Вашингтон, вам совершенно не о чем волноваться. Ваш сын выйдет из этой истории чистеньким, как Божья Матерь после купели иорданской.

Тедди знал, что выглядит как последний дегенерат из казенного заведения для дебилов. Перед тем как ехать в суд, его нарядили в глухую белую рубашку и строгий синий костюм, какие он видел только у самых распоследних маменькиных сынков. Кроме того, его заставили коротко подстричься – по-настоящему коротко, а Мейсон Димаджо настоял, чтобы Тедди надел очки. Со зрением у него было все в порядке, поэтому адвокат достал где-то очки с простыми стеклами, которые, по его мнению, придавали Тедди вид вдумчивого учащегося престижного колледжа, а не уличного бандита.

– Когда тебя вызовут для дачи показаний на свидетельское место, – инструктировал его Димаджо, – ты должен будешь последить за своей речью. Никакого трепа, никакого жаргона. И никаких «черных штучек», если ты понимаешь, о чем я…

– Нет, не понимаю, – с вызовом ответил Тедди, который никак не мог решить, нравится ему этот шумный и властный тип или нет.

– Думаю, прекрасно понимаешь, – отрезал Мейсон. – И вообще, Тедди, запомни накрепко: если будешь во всем меня слушаться, то выйдешь на свободу, а девчонка останется в тюрьме. Но если ты начнешь своевольничать, может получиться, что в тюрьме окажешься именно ты. Не забывай, что сочувствие присяжных изначально будет на стороне этой Капистани, а не на твоей.

– Это почему? – удивился Тедди. – Ведь это она совершила убийство, а не я.

– Это ты так говоришь, – возразил адвокат. – К счастью для тебя, то же самое показывает Ленни Голден, но в суде это все равно будет выглядеть так, словно богатый подонок и черномазый бандит сговорились, чтобы засадить за решетку ни в чем не повинную белую девчонку. Не забывай, парень: ты – черный, а мы – в Америке.

Тедди пожал плечами. Ему еще никогда не доводилось сталкиваться с проявлениями расизма, поэтому он не совсем хорошо понимал, о чем толкует этот адвокат, похожий в своей идиотской шляпе на клоуна.

Тем не менее он был готов слушаться его во всем. Несколько дней назад Прайс сказал сыну, что в суде он будет сражаться за свою жизнь, ни больше ни меньше, и с тех пор эти слова не выходили у него из головы. В конце концов Тедди вполне проникся серьезностью ситуации, хотя некоторое недоумение по поводу того, почему он должен отвечать за то, чего не совершал, по-прежнему его не покидало.

Конечно, он задумывался и о том, что сейчас испытывает Мила, на что она надеется и что собирается предпринять. Напугана ли она так же, как он, или, по своему обыкновению, ведет себя так, словно ей на все плевать? Ему очень хотелось спросить об этом у Ирен, но Прайс строго-настрого запретил сыну обращаться к экономке с любыми вопросами, выходящими за пределы ее обязанностей. «По-хорошему, мне следовало бы уволить ее, – сказал сыну Прайс. – Но боюсь, что без Ирен в доме все начнет разваливаться. Вести хозяйство она умеет как никто другой».

После встречи с матерью Тедди некоторое время ждал, что она позвонит или приедет, чтобы снова повидаться с ним до суда, но Джини не сделала ни того ни другого, и он терялся в догадках. Как же она на самом деле к нему относится, спрашивал себя Тедди.

И правда ли, что она не навещала его раньше только потому, что Прайс ей не позволял?

Вспомнив об отце, Тедди посмотрел на него украдкой и вздохнул с облегчением. Он был благодарен отцу за то, что Прайс не оставил его одного с этим краснорожим ковбоем, который вел себя так, словно получил над жизнью Тедди неограниченную власть.

Впрочем, он хорошо понимал, что отцу тоже приходится нелегко и что шумиха, которую подняли вокруг этой истории журналисты, может стоить ему карьеры.

Обо всем этом Тедди вспоминал уже сидя в зале суда. Прайс в сопровождении Гринспена, телохранителей и своего агента-рекламщика только что вошел и усаживался в первом ряду. Лицо у него было каменным, и Тедди снова подумал об ордах журналистов и телевизионщиков, которые держали здание суда в настоящей осаде.

Вскоре после этого прибыла и Джини. Проигнорировав рекомендации Гринспена и Димаджо, она нарядилась в тесный комбинезон «под леопарда», который только подчеркивал ее внушительные формы. На плечи Джини набросила яркий платок, в ушах полыхали алые серьги, а губы были кроваво-красного цвета. Вместе с искусственной улыбкой, не сходившей с ее лица, этот наряд производил впечатление настолько кричащее и вульгарное, что Гринспен схватился за голову, а Димаджо вполголоса выругался.

Тем временем Джини, не обращая на адвокатов никакого внимания, уселась рядом с Прайсом.

– Я хотела взять с собой моего маленького песика, – капризно пожаловалась она своему бывшему мужу. – Но один из твоих идиотов адвокатов сказал, что животные в зал суда не допускаются. Но мой Тото – не животное. Он мне почти как сын…

Прайс смерил ее мрачным взглядом.

– Разве мои адвокаты не сказали тебе, как ты должна одеться? – спросил он.

– А ты хотел бы, чтобы я выглядела как уборщица? – съязвила Джини. – Там, на лестнице, сотни корреспондентов, и все они меня фотографировали.

Не могу же я пропустить такую возможность! Несколько снимков в крупных газетах могли бы помочь моей карьере.

– Какой карьере? – изумился Прайс.

– А ты думал, что только у тебя может быть карьера? – ехидно осведомилась Джини. – После того как мы разбежались, я начала петь. Между прочим, у меня обнаружился редкий голос.

Прайс припомнил их ссоры, когда Джини визжала и ревела, как пароходная сирена. Что и говорить, голос у нее действительно был редким.

– Петь? – повторил он. – Но у тебя же нет слуха.

– Это ты так думаешь, – парировала Джини. – А на самом деле я пою не хуже Дайаны Росс, мне уже многие об этом говорили.

– Но ты здесь не для того, чтобы рекламировать себя, – напомнил Прайс, с трудом сдерживая нарастающее раздражение. – Тебя просили приехать, чтобы поддержать Тедди. Мы должны были выступить как единая семья, а ты выглядишь так, словно… словно ты случайно зашла сюда с бульвара Голливуд.

– Да пошел ты!.. – огрызнулась Джини. – Ведь я же приехала, что тебе еще надо?

– Ты приехала потому, что я тебе за это плачу, – напомнил Прайс. – Завтра оденься поскромнее, в противном случае можешь вообще не появляться.

– Пошел ты! – повторила Джини.

Прайс стиснул зубы. Накануне вечером ему снова позвонил импресарио и сообщил, что начало съемок его нового фильма будет откладываться до тех пор, пока ситуация не станет более определенной. Ну и хрен с ним, подумал Прайс зло. Кому нужны эти дурацкие фильмы?! Он неплохо зарабатывал своими комедийными шоу, а после суда у него появится материал для новой, совершенно потрясающей постановки.

Сидя в фургоне для перевозки преступников, Мила думала о Мейбелин и о том, о чем они договорились.

– Главная закавыка в том, – сказала ей Мейбелин несколько дней тому назад, – что у обвинения есть свидетель, который видел, как ты сделала это.

А теперь представь, насколько упростилась бы ситуация, если бы этого свидетеля не было. Твое слово против слова этого Тедди, белая девчонка против черномазого. Кому, как ты думаешь, присяжные скорее поверят?

– Я тоже об этом думала, – ответила Мила. – Когда в газетах появилось объявление с наградой, я хотела нанять кого-нибудь, чтобы замочить Ленни Голдена, сдать Тедди и получить «бабки». Но я все откладывала и откладывала, а теперь уже поздно.

– Жаль, что тогда мы не были знакомы, – покачала головой Мейбелин. – Я могла бы тебе помочь.

– Теперь все равно уже поздно, – вздохнула Мила. – Эти сто тысяч долларов так никто и не получил.

– Слушай, а у тебя есть деньги? – Мейбелин придвинулась ближе.

– У меня? – Мила покачала головой. – Ни пенни.

– Но может быть, ты можешь их достать?

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Мила.

– Ну, ты же говорила, что твоя мать работает у Прайса Вашингтона, – напомнила Мейбелин, рассеянно мусоля во рту прядь волос. – В доме должно быть полным-полно ценного барахла. К тому же я уверена, что у этого молодчика есть домашний сейф, который битком набит наличностью и бриллиантами.

Все черные пижоны, которые выбились из грязи, любят держать свои деньги под рукой, чтобы на них любоваться. Это у них бзик такой.

– Ты права, – подтвердила Мила. – В доме действительно много ценностей. Я знаю, что у Прайса есть коллекция дорогих часов, которая, наверное, стоит несколько сотен тысяч долларов. Кроме того, в гардеробной действительно стоит большой сейф, но его еще нужно открыть…

– Короче, – сказала Мейбелин, – если бы ты была на свободе, ты могла бы неплохо устроиться.

Скажем, спереть эти часы, деньги, драгоценности и дернуть в Мексику. Отсиделась бы там, пока пыль не уляжется, и все. Ты могла бы стать по-настоящему богатой, Мила.

– Верно, – согласилась та.

– Но можно сделать еще лучше, – добавила Мейбелин, слегка понизив голос. – Ты нарисуешь мне план дома, отметишь на нем, где что лежит, и напишешь, как отключить сигнализацию.

– Чтобы ты могла…

– Не я. Но я могла бы это организовать.

– А что мне с того, что кто-то обчистит Прайса?

– Как – что? За эти деньги мой брат замочит твоего Ленни Голдена. Он у меня настоящий мастак по этой части.

Мила надолго задумалась.

– Это самое правильное решение, – продолжала Мейбелин. – Дюк сделает все очень чисто. – Последовала коротенькая пауза. – Ну, что скажешь?

Мила лихорадочно пыталась сообразить, что делать. Что бы ни говорил Тедди в суде, его слова не имели особенного значения. Значит, Ленни Голден действительно был единственным человеком, способным уличить ее во лжи. А раз так…

И она молча кивнула, чувствуя одновременно и облегчение, и страх.

– Вот и отлично! – обрадовалась Мейбелин. – Вот что, я постараюсь как можно скорее известить обо всем Дюка, – добавила она таким будничным тоном, словно речь шла о походе в магазин. – Когда начнутся слушания, он придет в суд, проследит за Ленни Голденом до его дома и замочит. Как видишь, все очень просто и вместе с тем безопасно. Никому и в голову не придет связать это с тобой. А если даже и придет, то доказать это все равно будет невозможно.

– Неплохой план, – согласилась Мила, борясь с пронизывающим холодом, который разливался по ее жилам. – А если твой брат не захочет в это ввязываться? – спросила она вдруг.

– С чего бы? – Мейбелин пожала плечами. – Ему сейчас все равно нечего делать. К тому же для меня он готов на все, потому что мы – двойняшки.

Разве я тебе не говорила?

– Нет, ты ничего мне не сказала, – покачала головой Мила.

– Мы с Дюком очень похожи, мы даже думаем одинаково.

Мила внимательно посмотрела на свою новую подругу. Мейбелин казалась ей единственным человеком, который был на ее стороне, и, набравшись храбрости, она рассказала своей новой подруге о револьвере с отпечатками пальцев Тедди.

– Что?! – вскричала Мейбелин, удивленно тараща на Милу глаза. – У тебя в руках такая улика, и ты ничего не сказала о ней своему адвокату?

– Я ему не доверяю, – мрачно ответила Мила. – Если револьвер попадет к нему в руки, он прямиком побежит к Прайсу, который не пожалеет полмиллиона, чтобы вернуть себе игрушку. Вот если бы твой брат сумел взять револьвер из того места, куда я его спрятала, и сохранить для меня, пока настанет подходящий момент…

– Что ж, это разумно, – согласилась Мейбелин, решив, что в словах Милы действительно есть рациональное зерно. – Только скажи, где ты его прячешь, и Дюк захватит его… когда будет проходить мимо. – Она хитро улыбнулась.

И Мила рассказала ей все. Потом она начертила на обрывке бумаги подробный план особняка, особо указав место, где находятся сейф и датчики охранной системы. На оборотной стороне бумаги она написала последовательность цифр, с помощью которые сигнализацию можно было отключить.

И вот теперь, сидя на жестком сиденье тюремного фургона, она гадала, не натрепалась ли ей ее новая подруга.

Может быть – да.

Может быть – нет.

Скоро она это узнает.

Глава 20

Бриджит казалось, что еще немного, и она сойдет с ума. Еще никогда в жизни она не испытывала такой муки. В ее тело как будто впивались когтями тысячи демонов, и каждая клеточка вопила о пощаде, но спасения ждать было неоткуда.

Карло бросил ее одну в пустом доме, в глухом, заброшенном месте. Он не стал запирать Бриджит, но она все равно не знала, куда ей податься. Впрочем, в ее теперешнем состоянии это не имело никакого смысла – Бриджит была не в состоянии сделать самостоятельно и десяти шагов.

Уезжая, Карло обещал, что вернется через несколько часов и привезет врача и сиделку. С тех пор прошла неделя, но он так и не вернулся, а эти семь дней обернулись для Бриджит худшим в ее жизни кошмаром.

Сначала она была спокойна, так как еще не до конца понимала, а вернее, просто не хотела верить в то, что ждало ее в ближайшем будущем. Несколько часов она потратила на то, чтобы осмотреться в этом охотничьем домике, потом вернулась в спальню и в изнеможении упала на кровать.

Она заснула довольно быстро. Когда Бриджит проснулась, было уже утро, но Карло не вернулся, и это повергло ее в ужас, поскольку она уже начинала ощущать настоятельную необходимость в уколе или порции порошка.

Сначала ее просто подташнивало, но Бриджит не обратила на это внимания, решив, что начинается запоздалый токсикоз, от которого она была счастливо избавлена в первые месяцы беременности. Потом – ближе к полудню – появились первые, пока еще слабые, боли. С каждой минутой они становились сильнее, и уже очень скоро Бриджит чувствовала себя так, словно ее руки и ноги выворачивались из суставов, а в жилах тек расплавленный свинец. Все это сопровождалось потливостью, судорогами, поносом и новыми болями, от которых она готова была лезть на стену.

На следующий день она уже кричала в голос, но поблизости никого не было, и никто ее не слышал.

Несколько часов кряду Бриджит выкрикивала проклятья в адрес Карло, который бросил ее одну.

К этому моменту ей уже стало ясно, что он обманул ее и что никакой врач никогда сюда не приедет. Из всех способов лечения наркотической зависимости Карло избрал самый простой и самый жестокий – ей предстояло самой пережить «ломку». Пережить или сдохнуть.

И Бриджит действительно хотелось умереть. Когда-то она читала о муках, которые испытывают наркоманы, не получая привычных таблеток или уколов, но она и представить себе не могла, что они будут настолько сильными. Бриджит готова была зубами перегрызть себе вены на запястьях, и только мысль о ребенке останавливала ее. Ради ребенка она должна была выжить.

Как прошел третий день – Бриджит не помнила.

На четвертый день судороги сделались такими сильными, а она так ослабела, что у нее открылось кровотечение. Несколько часов спустя Бриджит потеряла ребенка.

Эта новая боль была пустяком по сравнению с тем, через что она уже прошла.

То теряя сознание, то снова приходя в себя, Бриджит лежала на полу в луже собственной крови и не в силах была пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшная жажда мучила ее. Бриджит чувствовала, что умирает, и приветствовала смерть как долгожданную избавительницу.

Несколько часов спустя она, однако, ухитрилась хоть как-то привести себя в порядок и доползти до кухни. Там Бриджит схватила бутылку с водой и сделала несколько жадных глотков. Вода несколько подбодрила ее, и, сев на полу возле кухонного стола, Бриджит поклялась себе, что будет жить. Жить вопреки всему.

Именно после этого к ней начали постепенно возвращаться силы и разум.

Ребенок оказался мальчиком. Бриджит похоронила его в саду под деревом и прочла над могилой коротенькую молитву.

Ни горя, ни мук совести, ни жалости к себе она не испытывала. Больше всего Бриджит интересовало, сколько еще дней или, может быть, недель есть у нее в запасе до возвращения Карло. Она надеялась, что много. Очевидно, прописав ей подобное «лечение», Карло рассчитывал добиться полного выздоровления, и, следовательно, ожидать его в ближайшие дни не стоило. Навещать ее он наверняка тоже не собирался.

«Подонок, – подумала Бриджит о своем муже. – Как он смел пойти на такую низость? А если бы я умерла? Неужели я для него ничего не значу?»

Конечно же, нет, честно ответила она себе. Для Карло лишь одно имело значение: Бриджит – его официальная жена, и, следовательно, в случае ее смерти Карло наследовал все ее состояние.

Подумав об этом, Бриджит сгоряча решила, что он, похоже, и вовсе не собирался возвращаться, но вскоре отказалась от этой мысли. Карло был не настолько глуп и понимал, что, если его заподозрят в убийстве, наследства ему не видать как своих ушей.

Очевидно, в его намерения входило лишь максимально ускорить ее естественную кончину.

«Графиня была женщиной настолько слабого здоровья, что любой самый легкий сквозняк мог без труда погасить эту свечу», – припомнила она фразу из какого-то полузабытого дамского романа. Это могло быть сказано о ней, если бы Карло удался его план.

Впрочем, каким именно путем он добьется своего, Бриджит не особенно занимало. Теперь она знала одно: Карло способен на все, а это означало, что ей нужно бежать от него.

И как можно скорее.

Глава 21

Яркие вспышки репортерских блицев на мгновение ослепили Лаки, ступившую на лестницу здания суда, и она с неудовольствием подумала, что может снова стать героиней репортажей бульварной прессы.

Журналисты и без того тщательно просеяли ее биографию и извлекли на свет немало историй из прошлого, а теперь – в качестве гарнира – им нужны были ее фотографии. Желательно голышом или в объятиях какого-нибудь мужчины, но, если бы она набросилась с кулаками на кого-то из обнаглевших папарацци, это тоже сгодилось бы. «Нет, этого вы от меня не дождетесь», – подумала Лаки, решительно сжав губы.

На самом деле раздражение Лаки объяснялось главным образом тем, что, как она считала, газеты старательно делали из мухи слона. Лаки всегда старалась жить честно, и скрывать ей было совершенно нечего. Другое дело, что она не стремилась предавать гласности все обстоятельства собственной жизни, среди которых, в частности, был брак с Крейвеном Ричмондом, сыном сенатора Питера Ричмонда, за которого она вышла по настоянию отца, едва только ей исполнилось шестнадцать. Похоже, Крейвена, который сам был теперь сенатором в Вашингтоне, ждал не очень приятный сюрприз, но Лаки было его ни капельки не жаль. Крейвена она никогда не любила.

Но еще больше Лаки возмущал Ленни, который поселился со своей сицилийской шлюхой в «Шато Мормон» и, кажется, был вполне доволен своим новым положением. Так, во всяком случае, доложили ей «доброжелатели» из числа дальних и близких знакомых, и Лаки это очень не нравилось. О чем он только думает, спрашивала она себя. Неужели Ленни не собирается возвращаться к ней? Кроме того, – что бы ни произошло между ним и Клаудией пять лет назад, – за все это время он ни разу не вспомнил о своей спасительнице или, по крайней мере, не попытался навести справки о ее судьбе. Почему же, стоило только Клаудии появиться в Америке, Ленни стал жить с ней, словно они уже давно были одной семьей?

На вновь вспыхнувшее чувство это было не похоже, и Лаки терялась в догадках. Уж не виновата ли она сама в том, что Ленни ведет себя именно так, порой закрадывалась ей в голову предательская мысль, но Лаки гнала ее от себя. Если кто и виноват в том, что случилось, то только Ленни, Ленни и еще раз Ленни.

Лживый, похотливый козел!

В том, что он спит с Клаудией, Лаки не сомневалась. Это было только логично, к тому же Ленни наверняка был не прочь как следует насолить ей за то, что она его вышвырнула. Правда, он продолжал звонить Лаки чуть ли не каждый день, утверждая, что ничего так не хочет, как снова быть с нею, но она не верила ни одному его слову. Если Ленни действительно хотел помириться с ней, он должен был первым делом избавиться от Клаудии и ребенка. Скажем, дать им денег, купить билеты до Рима, посадить в самолет – и привет! Но он этого не сделал, и Лаки снова и снова спрашивала себя: чем его так приворожила эта итальянская красотка?

Было и еще одно обстоятельство, которое Ленни упорно отказывался принимать в расчет, хотя Лаки сделала все, чтобы довести до его сведения известные ей факты. Факты же эти состояли в том, что, как удалось выяснить нанятым Лаки детективам, Клаудия приходилась племянницей Донателле Боннатти и, следовательно, принадлежала к клану заклятых врагов семьи Сантанджело. Ленни не мог не знать, что это означает для Лаки, но до сих пор он никак не отреагировал, и ей оставалось только скрипеть зубами от бессильной злобы.

Сын Ленни тоже был наполовину Боннатти, но Лаки старалась об этом не думать.

Тем временем их собственные дети ужасно скучали по папе. Они спрашивали о нем чуть ли не ежедневно, и Лаки приходилось лгать им, придумывая все новые и новые подробности командировки, в которую Ленни якобы отправился для производства сложных натурных съемок. В конце концов ей удалось-таки приучить Марию и Джино-младшего к мысли, что папа вернется домой очень не скоро, но что она будет делать дальше. Лаки просто не представляла.

Вернее, не представляла, что она скажет детям.

Что же касалось отношений с Ленни, то Лаки твердо решила с ним развестись. О том, чтобы вернуться к прошлому, не могло быть и речи – поступок Ленни слишком сильно ранил ее, слишком глубоко оскорбил.

Еще одну проблему представлял собой Алекс. Он чуть не ежедневно напоминал Лаки о том, как они однажды переспали друг с другом. Но Алекс не мог не понимать, что Лаки пошла на близость с ним в полной уверенности, что Ленни мертв. Кроме того, в тот вечер она слишком много выпила и почти не отдавала себе отчета в своих действиях, но об этом Алекс предпочитал не вспоминать.

Другой стороной связанной с Алексом проблемы были его довольно своеобразные взгляды на то, что значит «вместе работать над фильмом». Ни о каком «вместе» не было и помина: с самого начала Алекс принялся безжалостно помыкать Лаки, словно она была не главным продюсером, а сопливой девчонкой из техперсонала. Если он так ведет себя на съемках, не раз думала Лаки, то вовсе не удивительно, что за ним закрепилась репутация тирана и самодура, но ничего с этим поделать она не могла. Пока не могла, но в перспективе Алекса, несомненно, ждал крупный скандал, хотя многие и считали его гением. Его режиссерские закидоны с ней не пройдут – это Лаки решила твердо.

Тем временем набор актеров для «Соблазна» шел полным ходом, и Лаки была занята по горло. Лишь сегодня она выбралась в суд, чтобы оказать необходимую поддержку Стивену, который отчаянно в этом нуждался. О том, что в зале суда она столкнется и с Ленни, Лаки старалась не думать – эта встреча сулила ей мало приятного.

Тревожными были ее мысли и когда она думала о Бриджит. Почему они с Карло так поспешно покинули Лос-Анджелес? Почему Бриджит так ужасно выглядела? Что вообще с ней происходит и где она сейчас?

Впрочем, эту проблему Лаки могла решить сравнительно легко. Вскоре после вечеринки в честь свадьбы Бриджит она позвонила Буги, своему бывшему телохранителю, который, уйдя на покой, поселился на ферме в Орегоне.

– Это важно, Буг, я чувствую, – сказала Лаки, разъяснив ему ситуацию. – Сделай это для меня, ладно? Я не могу довериться никому, кроме тебя, потому что… потому что это семейное дело.

Она действительно полностью доверяла Буги, который оказал ей когда-то множество важных услуг и делом доказал свою преданность. Правда, он был уже в летах, но особо уговаривать старого детектива не пришлось: через несколько дней после их разговора Буги вылетел в Италию.

Стив ждал Лаки у дверей зала для судебных заседаний.

– Привет, дорогой, – сказала Лаки, целуя его в щеку. – Как дела?

– Спасибо, неплохо, – кивнул Стивен, и Лаки внимательно посмотрела на него. В последнее время с ее сводным братом что-то происходило: он явно приободрился и держался ровно, спокойно, хотя и не оправился от своей потери окончательно. Лаки подозревала, что в его жизни появилась женщина, но кто она – об этом ей оставалось только догадываться, поскольку Стивен, естественно, не сказал ей ни слова.

– Не торопись, – сказала она ему, кивнув собственным мыслям. – Времени у тебя хоть отбавляй.

Стивен снова кивнул. Он понял, что она имела в виду, и Лаки ободряюще ему улыбнулась.

«Но как я могу давать ему советы после того, как моя собственная семейная жизнь разбилась вдребезги?» – подумала она, глядя на брата.

Заместителем окружного прокурора была Пенелопа Маккей – привлекательная женщина сорока с небольшим лет, очень энергичная и деловитая. Она произвела на Лаки хорошее впечатление, к тому же Стивен, хорошо ее знавший, сказал, что, несмотря на внешнее спокойствие и доброжелательность, Пенелопа умеет быть жесткой и последовательной.

Когда Лаки и Стивен вошли в зал суда, Пенелопа кивнула ему, а Стив кивнул в ответ. Он знал, что сегодня его не будут приглашать на свидетельское место, поскольку в первый день слушаний стороны, как правило, только обменивались заявлениями.

В зале были и родственники Мэри Лу – ее мать, тетка и двоюродные братья и сестры. Стивен не стал пробираться к ним – родные Мэри Лу заняли места в самом центре зала, он приветствовал их кивком. Стивен не решился взять с собой Кариоку, хотя ему, как юристу, было прекрасно известно, какое впечатление могло произвести на жюри присяжных ее появление.

Стив, однако, считал, что девочке нечего делать в этом зале. Внимание газет и телевидения могло плохо подействовать на Карри, да и оглашение подробностей смерти матери было способно вновь травмировать ее психику.

Определение состава присяжных заняло всю предыдущую неделю. Спецификой процесса диктовалась необходимость использования двух жюри – по одному для Тедди и для Милы, и Стивен поспешил занять место на первом ряду перед скамьей присяжных, чтобы удобнее было следить за ними. У него в этом отношении был наметанный глаз, и он мог заранее сказать, к какому решению будут склоняться члены жюри.

Накануне Пенелопа Маккей известила Стивена о составе двух групп присяжных. Жюри, которому предстояло определить виновность Тедди, состояло из шести мужчин и шести женщин; три женщины и двое мужчин были темнокожими, одна из оставшихся женщин была азиаткой, а двое мужчин – американцами испанского происхождения. Остальные присяжные были белыми. Жюри Милы состояло в основном из женщин, в нем было только двое мужчин.

Стив хорошо понимал, что, когда придет его черед давать свидетельские показания, он должен апеллировать главным образом к женщинам. Он не обманывал себя: именно умение правильно обратиться к женщинам, воззвать к их чувствительным натурам и даже сыграть на их подсознательном расположении к красивому, умному мужчине, каким он, без сомнения, был, и помогло ему добиться значительных успехов на адвокатском поприще. Поначалу, правда, Стивен не использовал возможностей своей внешности – этот прием казался ему слишком дешевым трюком, но сейчас он подумал: какого черта? Джерри Майерсон всегда учил его использовать любое оружие, какое только есть под рукой, и сейчас Стив собирался последовать его совету.

Потому что, если бы убийц Мэри Лу оправдали, он никогда бы не простил себе, что не сделал всего, что было в его силах.

До того как в зале появился судья, Стив все же успел подойти к родным Мэри Лу, чтобы перемолвиться с ними несколькими словами. Мать Мэри Лу плакала, не в силах держать себя в руках.

– За что? – спросила она у зятя, сжимая в руках деревянную рамку с портретом дочери. – За что, Стив?!

Бедная моя девочка!

Но он не мог ей ничего сказать. Он сам тысячу раз задавал себе этот вопрос и не находил ответа.

Когда ввели Милу, в зале суда наступила звенящая тишина. Все головы разом повернулись в ее сторону, и Мила с вызовом вздернула подбородок, на мгновение почувствовав себя звездой этого грандиозного шоу, но тут же снова опустила голову. Мейбелин настойчиво советовала ей не дерзить и постараться вызвать сочувствие присяжных. Именно поэтому, кстати, Мила была одета в свежую белую блузку с длинными рукавами, прямую синюю юбку до колен и дешевые мягкие туфли. Ее короткие волосы, приобретшие свой первоначальный темно-русый цвет, были тщательно приглажены, а лицо из-за отсутствия косметики казалось неестественно бледным.

«Я знаю, у тебя будет совершенно идиотский вид, – сказала Мейбелин, – но тебе надо обмануть этих дураков присяжных. Поэтому никакой помады, никаких румян, никакой бижутерии. И не забудь сделать несчастное лицо – пусть думают, что ты – пай-девочка, которую изнасиловал богатенький черный подонок».

И Мила последовала ее совету, хотя больше всего на свете ей хотелось послать все это сборище куда подальше. В особенности – судью и присяжных. Она считала, что у них нет никакого права судить ее.

Продолжая держать голову опущенной, она исподтишка разглядывала зал. «Стадо ничтожных вонючек, которые явились поглазеть, – зло думала она. – Ну ничего, дайте мне только выйти отсюда, я вам покажу!»

Что она им покажет, Мила додумать не успела.

Уиллард Хоксмит, адвокат, тронул ее за рукав. От него так разило нафталиновыми шариками, что Милу едва не затошнило.

– Чего? – спросила она агрессивно, отдергивая руку.

– Улыбнись, – шепнул Уиллард.

– Зачем? – так же шепотом ответила Мила. – Они же все меня ненавидят. Это несправедливый суд!

На Тедди, который сидел всего в нескольких футах от нее, она даже не посмотрела. На что ей этот слюнтяй? Скоро он все равно отправится за решетку.

И поделом. Он – ничтожество, жалкий трус!

В Пенелопе Маккей было то, что Лаки называла стилем, поэтому она очень внимательно слушала, как заместительница окружного прокурора излагает обстоятельства дела. Одновременно она внимательно рассматривала присяжных. Стивен, прекрасно умевший читать по лицам, научил ее, на что следует в первую очередь обращать внимание, и Лаки напряженно ловила в глазах этих незнакомых людей выражение негодования, недоумения, недоверия. Потом она попыталась представить себя на их месте и выслушать обвинительную речь их ушами. На чьей стороне будет их сочувствие? Кого они сочтут виновным – темнокожего Тедди Вашингтона, сына богатого и знаменитого актера и шоумена, или Милу Капистани – ничем не выделяющуюся белую девушку, дочь скромной иммигрантки русского происхождения? А может, они вспомнят о безвинно погибшей Мэри Лу Беркли и о Ленни Голдене, который остался жив лишь благодаря счастливой случайности?

Взгляд Лаки упал на обвиняемых. Тедди – темнокожий шестнадцатилетний паренек – казался напуганным и растерянным. Что касалось Милы Капистани, то тут у Лаки не было никаких сомнений – она была виновна. И Лаки вовсе не надо было дожидаться решения жюри, чтобы сказать это со всей определенностью. В худом, с острыми чертами, как у хорька, лице Милы, в ее лицемерно опущенных ресницах и бегающих глазках было столько ненависти, что Лаки стало не по себе. «Эта могла застрелить Мэри Лу даже не ради бриллиантового ожерелья, а просто так… – невольно подумалось ей. – Хладнокровно и безжалостно, в точности как рассказывал Ленни».

Самой Лаки нисколько не было жаль ни Тедди, ни Милы. Первый был просто инфантильным подростком, безответственным и наивным. Что касалось Милы, то она только заслуживала того, чтобы ее надолго упрятали за решетку. Если же этого по каким-то причинам не произойдет…

Что ж, кроме официального суда, существовало еще правосудие Сантанджело…

Глава 22

В свои двадцать пять Дюк Браунинг был законченным психопатом. Среднего роста, худой, с кукольным, как у сестры, личиком, он выглядел моложе своих лет и казался просто улыбчивым, милым юношей – студентом колледжа или университета. Это впечатление еще усиливалось благодаря аккуратным серым брюкам и свитеру, какие носят учащиеся подготовительных факультетов, но наряд этот был просто маскировкой. С трудом закончив среднюю школу, Дюк решил, что с него хватит. С тех пор вся его жизнь была посвящена тому, чтобы получать как можно больше удовольствий. А с этим у него пока проблем не было. Все, чего ему хотелось, Дюк получал легко.

Сейчас он сидел в украденной машине, припаркованной напротив особняка Прайса Вашингтона, и терпеливо ждал. Свой наблюдательный пост Дюк занял еще с раннего утра. Он видел, как уехал в суд Прайс, и даже подумал про себя, что у этого пижона, пожалуй, неплохой вкус. Дюк был искренне убежден, что черные парни, если только у них есть вкус и стиль, преуспевают в жизни гораздо больше, чем их белые собратья, а главное – умеют лучше проводить время.

Они были лучшими танцорами, лучшими спортсменами и, как рассказывали Дюку знакомые девчонки, были гораздо горячее и неутомимее в постели. Если они не зазнавались, то с ними вполне можно было иметь дело.

Достав их кармана баллончик спрея «Бинако», он пару раз прыснул им себе в рот, освежая дыхание.

Чистота и свежесть были своеобразным пунктиком Дюка. Он пользовался «Бинако» каждый час и возил с собой зубную щетку, которой пользовался всякий раз после еды. Душ он старался принимать не реже трех раз в день – утром, в обед и перед вечерней прогулкой, а если позволяло время, то и на сон грядущий.

Дважды в день он менял рубашки и носки, пользовался очищающими лосьонами и принимал специальный комплекс витаминов от угрей.

Чистота в его глазах была сродни избранности.

Вскоре после Прайса из дома вышла русская экономка, которую Дюк узнал по описанию сестры.

Бедняжка Мейбелин все еще мариновалась в тюрьме в ожидании суда, но, как с удовлетворением подумал Дюк, даже там она времени зря не теряла. Дедушка Гарри назвал это «налаживанием полезных знакомств». По его мнению, в жизни это было самое важное. Важнее, чем деньги.

Дедушка Гарри знал, что говорил. Он был широко известным и уважаемым в уголовном мире мошенником, промышлявшим манипуляциями с ценными бумагами, доверенностями и прочими финансовыми документами. Деньги он умел делать буквально из воздуха, и Дюк с Мейбелин успели кое-чему у него научиться.

Родители Дюка и Мейбелин погибли в автокатастрофе, когда детям было по восемь лет. Дюк их почти не помнил, но по рассказам деда догадывался, что они были несколько эксцентричной парой. Достаточно было сказать, что они назвали его в честь Дюка Эллингтона, а Мейбелин – в честь известной парфюмерной компании. Впрочем, ни брат, ни сестра не имели ничего против своих имен, напротив, они им даже нравились.

После гибели родителей воспитанием Дюка и Мейбелин вплотную занялся дедушка Гарри, к которому их отправили, как к законному опекуну. Это было чудесное время, которое отравляла им только Рени – вторая жена Гарри, «жадная сука на роликовых коньках», как они прозвали ее между собой. Мейбелин и Дюк ее просто ненавидели, а Рени платила им той же монетой.

После безвременной кончины дедушки Гарри – он задохнулся, подавившись куском непрожаренной печенки, – они остались втроем в разваливающемся доме на Голливудских холмах, который достался им по наследству. Дюк и Мейбелин были абсолютно уверены, что у Рени нет на дом никаких прав, и решили избавиться от своей бабки. Дюк даже составил план, но Мейбелин все испортила своей дикой выходкой.

При мысли об этом Дюк почувствовал такой гнев, что не сдержался и с силой ударил кулаком по рулю.

Проклятая дура! Он научит ее контролировать себя и сдерживать свой неуправляемый бешеный темперамент! Он просто обязан преподать сестре урок, пока она не навлекла на себя и на него еще большую беду…

Впрочем, он жалел сестру, которая попала в тюрьму. Ему очень не хватало Мейбелин. Они всегда все делали вместе, и только в тот день она его не дождалась. Каким местом она думала, когда собиралась заколоть Рени кухонным ножом? Нужно было спросить у него: вместе бы они точно отправили старуху к праотцам и так запутали бы концы, что их не распутал бы ни один самый хитрый коп.

Увы, он слишком задержался с возвращением домой, после того как отбыл во Флориде срок за изнасилование. И теперь его маленькой сестренке грозило пожизненное заключение. Эх, если бы они обделали это дельце вместе, Мей точно не попалась бы!

Выждав еще десять минут после ухода экономки, Дюк вышел из машины и не торопясь пересек улицу, Подойдя к парадной двери особняка Прайса, он огляделся по сторонам и нажал на кнопку электрического звонка.

Дверь ему открыла Консуэлла – миловидная мексиканская горничная с округлым мягким животиком и пышным задом.

– Доброе утро. Я из службы окружного прокурора, – вежливо сказал Дюк, взмахнув в воздухе поддельным удостоверением. – Меня прислали, чтобы забрать из комнаты Тедди Вашингтона кое-какие вещи, которые необходимы для следствия. Могу я войти, мисс?

Консуэлла придирчиво оглядела улыбчивого, прилично одетого молодого человека и кивнула. В конце концов, он был официальным лицом, которого окружной прокурор уполномочил забрать какие-то вещи из комнаты Тедди.

– Прошу вас, входите, – сказала она, пропуская его внутрь.

Дюк не заставил просить себя дважды.

Глава 23

Все утро Лаки проторчала в суде, но, как только судья объявил перерыв на обед, она помчалась в офис Алекса, чтобы принять участие в работе своей продюсерской группы по подбору актеров.

У дверей в конференц-зал ее ненадолго задержала Лили – бывшая любовница, а ныне помощница и секретарша Алекса.

– Они уже просмотрели семнадцать человек, – доверительно сообщила она. – Все, как на подбор, супермены и красавцы. Сейчас они прослушивают одного телевизионного актера, молодого, но очень перспективного.

– Ну и как? Алексу хоть кто-нибудь понравился? – поинтересовалась Лаки.

– Нет. – Лили покачала головой. – И босс очень недоволен. В отличие, кстати, от Венеры Марии, которая просто счастлива. Ты ведь знаешь, что она в последний момент решила сама читать со всеми претендентами?

– Впервые слышу. – Пришел черед Лаки качать головой. – Интересно, как на это посмотрит Купер Тернер? – добавила она задумчиво. При всех своих достоинствах, муж Венеры был ревнив, не зря же когда-то он играл Отелло.

– Не думаю, чтобы он был в восторге, – согласилась Лили, загадочно улыбаясь.

Проникнув в конференц-зал, Лаки села рядом с Мэри – директором по подбору актерского состава.

Алекс снял с ней уже пять фильмов и, по его же собственным словам, доверял Мэри как самому себе. Венера Мария, стоя в центре зала, разыгрывала один из эпизодов сценария на пару с молодым привлекательным актером.

Заметив ее, Алекс поднял голову.

– Как дела? – спросил он вполголоса.

– Нормально, – так же тихо ответила Лаки.

Когда молодой актер закончил чтение отрывка и, приняв свою порцию поздравлений с блестящей игрой и уверений в том, что его агента непременно известят о принятом решении, покинул зал, Алекс объявил перерыв.

– У меня разыгралась жуткая мигрень, – пожаловался он. – Все эти актеры слишком молоды и слишком энергичны. Энтузиазм из них так и прет. У меня от них уже в глазах рябит.

– Я пропустила что-нибудь интересное? – поинтересовалась Лаки.

– В общем-то нет, – ответил Алекс, целуя ее в щеку.

– Как это – нет? – вмешалась Венера Мария. – В этом городе, оказывается, еще не перевелись горячие, сексуальные парни, на которых приятно посмотреть! Мне просто не терпится поскорее попасть домой, чтобы сказать Куперу, какая он старая развалина. – Она вздохнула.

– Это, несомненно, еще больше укрепит ваш брак, – сухо заметила Лаки, шаря в своей сумочке в поисках сигарет.

– Ты не понимаешь! – возмутилась Венера Мария. – Когда Куп узнает, сколько жеребцов бродит вокруг в поисках… гм-м… стойла, в нем проснется дух здоровой конкуренции. А конкуренция стимулирует потенцию. – Она заразительно рассмеялась.

– Не пойму, чем вы тут занимаетесь – ищете актера на главную роль или жеребца с сексуальной задницей, которую не стыдно будет показать крупным планом?

– Мы ищем сексуальную задницу, которая могла бы исполнить у нас заглавную роль. – Венера Мария снова хихикнула.

– Девочки, девочки! – не выдержал Алекс. – Неужели вы действительно такого мнения о нас, мужчинах?

– А разве вы заслуживаете большего? – Венера Мария изящным движением руки поправила свою платиновую гриву. – Знаешь, каким должен быть идеальный мужчина? Во-от такой член… – она развела руками фута на три, – приделанный прямо к сексуальной заднице. И никаких мозгов.

– Неужели за все утро вы так и не присмотрели никого по-настоящему стоящего?! – расстроилась Лаки. – Если мы будем двигаться такими темпами, то не снимем фильм никогда! Неужели никто из вас. этого не понимает?!

– Ну, лично мне больше всего понравился вот этот последний парень – Джек, кажется… – промолвила Венера Мария. – У него такие широкие плечи и такой глубокий взгляд…

– Староват, – отмахнулся Алекс.

– Староват? Да ему не больше двадцати пяти!.. – возмутилась Венера Мария – Если ревнуешь, так и скажи!

– Но нашему герою всего двадцать, – парировал Алекс. – К тому же на пятьдесят седьмой странице ясно говорится, что он «казался моложе своих лет».

Нет, Винни, нам нужна внешность молодого Ричарда Гира и такой же талант, иначе не стоит и начинать.

– А мне понравился парень, которого мы сегодня смотрели вторым, – подала голос Сильвия, которую Лаки сразу не заметила – помощница Венеры Марии сидела за росшей в бочке пальмой, как индеец в засаде. – По-моему, он достаточно сексуален.

– Гм-м… – задумалась Венера Мария. Несмотря на то, что Сильвия была лесбиянкой, в мужчинах она разбиралась на удивление хорошо. – Нет, не годится.

У него не очень здоровая кожа, – сказала Венера решительно и ненадолго задумалась. – На днях я смотрела по телевизору какой-то комедийный сериал, – задумчиво сказала она. – Там играл один парень…

Вот кто умел себя подать! У него была небольшая роль, но он затмил всех.

– Своей задницей, не иначе, – ввернула Лаки.

– Что ж, если он тебе так понравился, Мэри свяжется с его агентом и пригласит на прослушивание, – решил Алекс.

– Но я не помню его имени, – огорчилась Венера Мария.

– Тогда постарайся вспомнить название сериала или день, когда его показывали, выяснить остальное не составит труда. – Алекс сделал паузу. – Могу ли я пригласить вас, леди, на обед? – добавил он, обращаясь к Лаки и Венере Марии.

– Что с тобой, Алекс?! – Венера Мария ухмыльнулась. – То ты рычал на нас, как тигр, но стоило появиться Лаки, как ты превратился в Мистера Очарование!

– А что тебе не нравится? – Алекс обнял Лаки за плечи. – Ну, как прошло первое заседание?

– Тяжко. – Лаки постаралась вложить в это коротенькое слово всю полноту обуревавших ее чувств. – К счастью, я не видела Ленни, он – главный свидетель обвинения, и его пока не допускают в зал. А Стив и родные Мэри Лу там были… – Лаки глубоко затянулась сигаретой. – Знаешь, что меня больше всего потрясло? – спросила она.

– Что?

– Эта девчонка, Мила Капистани. Я просто не могла на нее смотреть. Она просто редкая дрянь.

– Никогда не имел ничего против скверных девчонок, – игриво заметил Алекс, но Лаки только покачала головой:

– Не шути с этим, Алекс. Ты просто ее не видел…

А я – видела. У меня от нее мурашки по коже.

Разговор прервался, и они втроем отправились в любимый китайский ресторан Алекса. Он приглашал и Сильвию, но та отказалась, сославшись на то, что у нее свидание с подружкой.

– Не странно ли, – заметил Алекс, когда они уселись за столик в углу и сделали предварительный заказ, – «что твоя помощница – лесбиянка?

– Ничего странного, – откликнулась Венера Мария, награждая официанта такой ослепительной улыбкой, что тот едва не уронил тарелки с закусками. А вот ты, Алекс, оказывается, старомоден и консервативен, как старая дева. Признаться, я не ожидала такой узости взглядов от режиссера, который в определенных кругах слывет настоящим новатором, чуть ли не авангардистом.

– Я не имею ничего против Сильвии и ее сексуальной ориентации, – защищался Алекс. – Я просто боюсь, что это может повредить твоей репутации.

– Это еще почему?

– Ну, если бы рядом со мной постоянно находился кто-то, кто придерживается нетрадиционной сексуальной ориентации… – Он отпил глоток минеральной воды.

– Может быть, и находится, только ты об этом не знаешь, – заметила Венера Мария. – Тебе придется проверить свое окружение, Алекс, хорошенько проверить, пока тебя самого не ославили гомиком.

– Позволь тебе заметить, что слово «гомик» уже давно не в ходу. Оно устарело сто лет назад, – мстительно заметил Алекс.

– Я вижу, вы отлично понимаете друг друга, – перебила их Лаки, которая до этого момента не участвовала в разговоре. – Может быть, мне вообще лучше уйти?

Алекс и Венера Мария как-то странно переглянулись.

– Нет, погоди, – сказал Алекс. – Мы с Винни посоветовались и решили сказать тебе…

– Сказать мне что?..

– Одну важную вещь.

– Ну так говорите! – воскликнула Лаки, недоуменно глядя на своих друзей. – Что за таинственность?

– Мы хотели поговорить с тобой о твоем семейном положении, – сказала Венера Мария строгим голосом. – И настоятельно требуем, чтобы ты выслушала нас, перед… прежде…

– Прежде чем послать к черту, – пришел ей на помощь Алекс.

– Мое семейное положение не касается никого, кроме меня, – холодно возразила Лаки.

– Не горячись, дай нам сказать… – Алекс подозвал официанта и заказал огромное количество самых разнообразных блюд. Когда он поднял вверх три пальца, давая официанту понять, что тот должен принести по три порции каждого кушанья, Лаки раздраженно спросила:

– Что, в Лос-Анджелесе уже перестали предлагать дамам самим сделать выбор?

– Нет, – покачал головой Алекс. – Просто я лучше знаю, какие блюда здесь вкуснее всего.

– То есть ты хочешь сказать, что наши желания не имеют значения?

Алекс ухмыльнулся:

– Ладно, принцесса. Что бы ты хотела попробовать из того, чего я не заказал? Желе из медуз или фрикасе из тигровых креветок?

– Морскую капусту.

– Морскую капусту?

– Да.

– Леди хочет салат из морской капусты, – сказал Алекс официанту, который сделал пометку в своем блокноте и с поклоном удалился. – Так вот, – промолвил Алекс, обращаясь к Лаки, – Винни знает, как я к тебе отношусь. С другой стороны, она – твоя лучшая подруга, и я уверен, что между вами нет никаких секретов. Возможно, ты даже рассказала ей об одной безумной ночи…

– О какой безумной ночи? – так и подпрыгнула Венера Мария.

– Он сам не знает, что говорит, – ответила Лаки, бросая на Алекса предостерегающий взгляд.

– Впрочем, это не имеет значения, – поспешно продолжал Алекс. – В общем, мы с Винни решили, что ради твоего же спокойствия ты должна дать Ленни еще один шанс.

– Что-о?.. – Лаки не могла поверить своим ушам.

Она никак не ожидала услышать такие слова от Алекса.

– Да-да, – кивнула Венера, лучезарно улыбаясь. – Вы с Ленни – замечательная пара. Это все знают.

– Ленни сделал ошибку, – подхватил Алекс, не дав Лаки вставить ни слова. – Но я думаю, его можно понять. Бедняга три месяца просидел в подземелье и каждый день прощался с жизнью. У него не было ни единой возможности выбраться оттуда, поэтому, я считаю, его нельзя слишком строго судить за то, что, когда ему подвернулась эта девчонка, он ухватился за нее, как за последнюю надежду. Я на его месте… – Он перевел дух и добавил уже менее напряженным тоном:

– Я бы на его месте трахнул не только эту милую цыпочку, но даже какой-нибудь неодушевленный предмет, лишь бы спастись.

– Лучше бы Ленни трахнул неодушевленный предмет, – вздохнула Лаки.

– Он был там совсем один, – возразила Венера Мария. – И ужасно боялся за себя… и за тебя тоже.

Ведь он понимал, что ты будешь страшно переживать.

Вот почему Ленни пошел на это. А ты его уничтожила.

Насколько я знаю, сейчас он мечтает только об одном – чтобы ты его простила.

– Но если он хочет, чтобы я его простила, тогда почему он живет в отеле с этой… с этой женщиной?

– Из-за ребенка, – сказал Алекс уверенно. – Пусть Ленни совершил ошибку, но мальчик в этом не виноват. К тому же он глухой или что-то в этом роде, и Ленни хочет ему помочь.

– Он собирается снять для них дом или квартиру, чтобы они могли там жить, – добавила Венера Мария. – На днях Ленни звонил Куперу и разговаривал с ним об этом. Насколько я поняла, сам он с ними жить не собирается.

– Но ведь он живет с ними сейчас! – воскликнула Лаки.

– Он снимает апартаменты в «Шато Мормон», и у них отдельные спальни, – вставил Алекс. – Я тебе точно говорю.

– Нет, я нисколько не ревную его к ней, – начала Лаки, чувствуя себя круглой дурой, потому что, если быть честной до конца, она все-таки ревновала, и еще как! – Ведь эта Клаудия – простая крестьянка.

Самая обычная итальянская крестьянка…

– Ну, ну, не надо быть такой стервой, – покачала головой Венера Мария. – Это тебе не идет.

– В самом деле, Лаки, – упрекнул ее Алекс, – это на тебя совсем не похоже. Ведь ты всегда принимала сторону женщин, а теперь сама нападаешь на бедную Клаудию. С чего бы это?

– Наверное, я слишком расстроилась и не вполне владею собой, – вздохнула Лаки. – Дело в том, что Клаудия – племянница Донателлы Боннатти.

– А вот и нет, – сказал Алекс. – Сама подумай:

Донателла стала Боннатти только после того, как вышла замуж за Сантино, так что Клаудия связана с семьей Боннатти не кровным родством, а свойством.

А это не одно и то же.

– К тому же она спасла Ленни, – кивнула Венера Мария. – Если бы Клаудия этого не сделала, ты, вполне возможно, никогда бы его больше не увидела.

Подумай об этом.

– И еще одно, Лаки, – серьезно добавил Апекс. – Ты знаешь, что у меня, наверное, меньше всех оснований желать, чтобы Ленни снова вернулся к тебе, но ты просто обязана дать парню шанс. Если ты этого не сделаешь, ты будешь жалеть об этом всю жизнь. А я этого не хочу.

– Я не знаю… – неуверенно начала Лаки.

– Вернись к Ленни, пока еще не поздно, – сказала Венера Мария.

– Да, – кивнул Алекс. – Прости его и прими его.

Как ни больно мне говорить такое, но это, наверное, самое правильное, что ты можешь сделать.

Глава 24

Первый день в суде был для Тедди сущим кошмаром.. Он чувствовал себя чертовски неуютно под огнем множества устремленных на него взглядов – любопытных, презрительных, исполненных ненависти, равнодушных – и беспокойно ерзал на месте, мечтая только об одном: чтобы все это поскорее кончилось. Даже отцовской поддержки он был лишен:

Прайс Вашингтон сидел вместе с Джини в первом ряду – довольно далеко от скамьи подсудимых – и лишь изредка посматривал в его сторону. Зато совсем рядом разместилась целая группа журналистов, которые что-то яростно строчили в своих блокнотах. Чуть дальше Тедди заметил красивого темнокожего мужчину, в котором он узнал мужа Мэри Лу – его портреты печатались в газетах чаще всего.

– Постарайся сидеть спокойно, – шепнул ему на ухо Мейсон Димаджо. – И ни в коем случае не смотри на присяжных. Мы должны расположить их к себе, но пока этот момент не наступил.

Тедди сел неподвижно и, неестественно выпрямившись, стал слушать, как стороны зачитывали свои заявления. Когда настала очередь Мейсона Димаджо, защитник заговорил о нем такими словами, словно

его и вовсе здесь не было, но Тедди это почти не тронуло. Напротив, воспользовавшись тем, что адвокат отвлекся, он украдкой бросил быстрый взгляд на Милу. Она, однако, сидела неподвижно и смотрела прямо перед собой, демонстративно не замечая Тедди.

Ближе к вечеру Тедди наконец позволили ехать домой, но на выходе из зала суда он подвергся настоящей атаке со стороны прессы. К счастью, судья не допустил в зал представителей телевидения, но стоило только Тедди показаться на крыльце, как репортеры окружили его со всех сторон. Они щелкали фотоаппаратами, выкрикивали его имя, совали ему под нос микрофоны, наперебой требовали, чтобы он сказал хотя бы несколько слов, и телохранители с трудом сдерживали их яростный напор.

Прайс Вашингтон покинул зал суда несколькими минутами раньше. «По отдельности мы доставим этим шакалам меньше удовольствия», – объяснил он, но Тедди весьма сомневался, что журналисты позволят мистеру Черной Звезде беспрепятственно преодолеть их кордоны.

Джини поджидала его на ступеньках суда. Завидев Тедди, она крепко схватила его за руку и привлекла к себе, явно позируя десяткам фотографов.

– Нет-нет! – запротестовал Говард Гринспен, который шел следом за Тедди. Он и Мейсон Димаджо уже давно решили, что ввиду нелепого наряда Джини им следует держать Тедди как можно дальше от нее. В своем леопардовом комбинезоне Джини меньше всего походила на заботливую мать, какой они пытались ее представить.

– Папа сказал, что я не должен позировать! – вставил и Тедди, вырываясь из мощных объятий матери.

– Да брось ты! – беззаботно откликнулась Джини, которая буквально млела от света направленных на нее юпитеров бригады теленовостей. – Ведь я же твоя мама, правда? Ну, прижмись ко мне, покажи им всем, как ты меня любишь! Вот увидишь, мы с тобой непременно попадем на первые страницы!

Но Тедди отпрянул от нее, и журналисты, почуяв неладное, принялись дружно выкрикивать:

– Тедди, Тедди, ну давай же! Иди сюда, Тедди.

Прижмись к своей мамочке! Улыбнись. Помаши рукой. Сделай хоть что-нибудь! Чего ты боишься?

Но Гринспен и телохранители уже пришли ему на помощь и, растолкав журналистов, засунули Тедди в машину, оставив Джини позировать в одиночестве.

Но Джини, похоже, не расстроилась, она была совершенно, абсолютно счастлива. Наконец-то она добилась того, о чем мечтала все годы, пока Прайс Вашингтон оставался ее мужем.

Теперь она сама стала звездой.

И она ослепительно улыбалась направленным на нее камерам.

Когда Ирен вышла из здания суда, на нее никто не обратил внимания. Она и сама не смотрела по сторонам, торопясь попасть домой раньше Прайса. Она уехала из особняка вскоре после него, оставив хозяйство на Консуэллу – приходящую горничную, которой доверяла больше других. Впрочем, при других обстоятельствах Ирен ни за что бы этого не сделала, но сегодня она непременно должна была попасть в суд.

И как только Прайс уехал, Ирен быстро оделась и последовала за ним, а в суде устроилась на самом последнем ряду, чтобы он ее не заметил.

Мила также не заметила матери, и Ирен несколько часов просидела на неудобной, жесткой скамье, рассматривая их с Прайсом дочь. Иногда ей по-прежнему казалось, что произошла какая-то нелепая ошибка, поскольку в Миле не было ничего от темнокожего отца. И по внешности, и по манере держаться она была точной копией восемнадцатилетней Ирен, однако никакой ошибки быть не могло. Ирен не верила в чудеса, к тому же не имело никакого значения, на кого похожа или не похожа Мила. Главное – она была дочерью Прайса Вашингтона, и от этого факта невозможно было отмахнуться.

Домой Ирен возвращалась в еще большем смятении. Мила говорила совершенно кошмарные вещи, в которые даже она, мать, не могла поверить. Тедди накачал ее наркотиками. Тедди ее изнасиловал. Тедди украл отцовский револьвер и застрелил ту красивую темнокожую актрису. Все это само по себе было достаточно ужасно, но если откроется, что Мила приходится Тедди сестрой… Нет, она даже представить себе не могла, что будет тогда.

Но больше, чем скандала, Ирен боялась привлечь внимание прессы и властей к своей скромной персоне. Если станет известно, кто она такая на самом деле, карьере Прайса точно придет конец.

А она не могла поступить с ним так.

Просто не могла.

Стивену ужасно хотелось выпить. По пути домой он даже несколько раз притормаживал у баров и ресторанов, но снова жал на газ, зная, что одного бокала ему все равно не хватит. Уж лучше потерпеть, решил он.

После целого дня, проведенного в суде, он чувствовал себя опустошенным и разбитым. Особенно мучительно ему было слушать, как стороны оглашают свои вступительные заявления. От Ленни он знал, как все произошло, но слушать подробное описание преступления было выше его сил. Кошмарные подробности убийства и выражение лица этой девицы, на котором не было ни малейших следов раскаяния, едва его не доконали. В какой-то момент он чуть было не бросился на Милу Капистани, чтобы тут же, на месте, вышибить из нее дух. Она отняла у него самое дорогое, что было в его жизни, и за это он ее ненавидел.

Мила заслуживала самого ужасного наказания, и Стивен готов был своими руками затянуть у нее на шее петлю.

Господи, подумал Стив, да что с ним такое творится? Он, который всегда старался быть снисходительным и либеральным, сейчас желал Миле только одного – смерти.

Только когда Стив добрался до дома и увидел Кариоку, которая с радостным воплем повисла у него на шее, он почувствовал себя более или менее нормальным человеком.

– Привет, красавица, – сказал он, так крепко прижимая ее к себе, что Кариока даже удивилась.

– Как прошел день? – спросила она, целуя его в щеку. Губы у нее были липкими после сандвича с шоколадным маслом, и Стив машинально потер щеку тыльной стороной ладони.

– По правде говоря, было не очень-то весело, – честно ответил он, глядя поверх головы дочери на ее английскую гувернантку Дженнифер. Джен была умной, доброй и спокойной, и Стив невольно подумал о том, что без нее и ему, и Карри пришлось бы совсем скверно. – Знаешь, Джен, у меня появилась одна идея, – сказал он.

– Какая, мистер Беркли?

– Как насчет того, чтобы съездить с Кариокой на пару недель в Лондон? Ну, пока тянется вся эта… канитель.

– Что ж, мысль действительно неплохая, – радостно согласилась Дженнифер. – Я уверена, что Карри понравится в Лондоне. А остановиться мы можем у моих родителей в Сент-Джонс-Вуд. Когда, вы полагаете, нам лучше выехать, мистер Беркли?

Стив посмотрел на дочь.

– Как можно скорее, – сказал он, радуясь про себя, что Дженнифер так хорошо его поняла.

– Хорошо, мистер Беркли, я все организую.

– Ну а ты что скажешь, принцесса? – спросил Стив у Кариоки, опускаясь перед ней на корточки.

– А мы полетим на самолете? – взволнованно пискнула та. – На самом что ни на есть настоящем?

– Я думаю, да. Путешествие морем может показаться тебе… гм-м… скучным.

– Тогда я очень хочу поскорее полететь в Лондон, папочка. Ты это замечательно придумал!

Когда Кариока отправилась спать, Стив выпил порцию чистого виски и, поднявшись к себе в спальню, сел смотреть телевизор в свое любимое кожаное кресло. Незаметно для себя он задремал и проснулся от того, что Лин, подкравшись к нему сзади, закрыла ему глаза ладонями.

– Сюрприз, сюрприз! – пропела она. – Вам посылка с Багамских островов, мистер Беркли. Распишитесь-ка вот здесь!.. – И она подставила губы для поцелуя.

Стив схватил ее за руки и, потянув к себе, усадил на колени.

– О, дорогая! – воскликнул он. – Мое старое больное сердце вот-вот разорвется от радости!

– Ну, как прошел день? – поинтересовалась Лин, обнимая его за шею и ерзая, чтобы устроиться у него на коленях поудобнее. – Трудно, да?

– Не то слово. – Стив вздохнул.

– Жаль, что я не могу быть там с тобой.

– И мне жаль.

– Зато… – Лин многозначительно подняла палец. – Зато я отказалась от нескольких мелких контрактов и в ближайшие две недели буду совершенно свободна, представляешь? Я никуда не поеду и буду ждать тебя дома каждый вечер!

– Но ты не должна жертвовать собой из-за меня! – запротестовал Стив.

– Дело сделано. – Она шлепнула его по плечу ладонью. – И потом, должен же кто-то тебя утешать!

Стив был потрясен. Он и не подозревал, что Лин может быть такой заботливой и внимательной. Она больше, чем кто бы то ни было из знакомых Стива, походила на женщину, которая съедает по мужчине каждый день, а косточки выплевывает, и, возможно, будь на его месте кто-нибудь другой, она бы так и поступила. Но для Стива она была словно ангел – добрый ангел, который спустился с небес, чтобы помочь ему пережить эти трудные дни.

– Как прошли твои съемки? – спросил он.

– Как обычно. – Лин притворно зевнула. – Все те же скучные купальники-бикини, которые и так состоят из нескольких ниточек, но теперь какой-то чудак додумался сделать их еще и прозрачными.

Стив улыбнулся:

– Это тебе они кажутся скучными.

– Да, пожалуй. Если бы твой нью-йоркский дружок Джерри – как его там? – видел нас в этих невидимых штучках, он бы залил своей сметаной все багамские пляжи.

– Это ты правильно подметила, – согласился Стив. – Хотя в остальном Джерри – неплохой парень.

– Ты что-нибудь ел? – переменила тему Лин, слезая с его колен.

– Я не голоден.

– Зато я голодна. В самолете подавали такие гамбургеры, что мне стало плохо. Как насчет того, чтобы поехать в какое-нибудь уютное местечко и как следует подзаправиться?

– Это Лос-Анджелес, Лин, – ответил Стивен, вставая. – Здесь нет уютных местечек. Куда бы ты ни пошел, тебя всюду заметят, узнают, сфотографируют, и уже завтра ты сможешь любоваться своим портретом на первой полосе «Хардкопи». Да еще с какой-нибудь дурацкой подписью.

– Извини, я об этом не подумала. – Лин на мгновение прикусила губу, но тотчас просияла снова. – Тогда давай просто закажем пиццу на дом. Нет, лучше две пиццы! – добавила она и облизнулась.

– Я бы не хотел, чтобы из-за меня ты превратилась в отшельницу, – возразил Стивен.

– Я могу оставаться у тебя, пока все это не закончится, если ты этого хочешь. И потом, разве отшельники ведут такой образ жизни, какой собираемся вести мы?!

– Ты права. – Стив улыбнулся. Он все еще никак не мог привыкнуть к манерам Лин, но понимал, что со временем ему придется это сделать. – С твоей стороны это очень мило, – добавил он.

– О-о-о! – протянула Лин. – Мне еще никто не говорил таких слов. Ты первый.

– Быть в чем-то первым с тобой почетно, не правда ли?

Лин приложила ему палец к губам.

– Тс-с, не обижайся, глупенький! – шепнула она ласково, хотя он вовсе не обиделся – слова сами сорвались с его языка. – Ты первый, с кем я ощущаю полное родство душ. И знаешь что?

– Что?

– Мне это нравится.

– Мне тоже, дорогая.

И, сказав это, Стив почувствовал, что его тоска начинает понемногу отступать.

Глава 25

Ленни покидал суд с сильнейшей головной болью. Весь день он провел в крошечной, душной комнатке для свидетелей, не зная, что происходит в зале, и теряясь в догадках. Лишь время от времени к нему заглядывал Бретт – второй помощник окружного прокурора – и вкратце рассказывал, как продвигаются слушания, но Ленни этого было недостаточно. Он хотел видеть все своими глазами.

Этот день стал одним из самых тяжелых в его жизни. Труднее всего ему было смириться с сознанием того, что Лаки здесь, совсем рядом, за этой дурацкой стеной, выкрашенной в зеленый цвет, а он не может до нее дотронуться. Ленни не мог больше обманывать себя – Лаки была нужна ему, как воздух, как солнечный свет, он боялся, что потерял ее навсегда.

Нет, Ленни не собирался сидеть сложа руки, он готов был бороться, однако ему было понятно, как никому, что Лаки вернется к нему, только если сама этого захочет.

Если же она не захочет, то заставить ее не сможет никто.

Ни один человек.

Что же ему предпринять, чтобы Лаки сменила гнев на милость? Послать цветы? Но с ней это никогда не срабатывало. Корзины роз и прочувствованные речи не оказывали на нее никакого воздействия. Тогда как ему доказать ей, что он по-прежнему любит ее, любит больше всего на свете?

Пожалуй, именно эти мысли и вызвали у него такую сильную головную боль.

Перед тем как покинуть суд, Ленни позвонил Клаудии в отель.

– Как дела? – спросил он, потирая виски.

– Звонила какая-то леди, – ответила Клаудия. – Она сказала, что нашла для нас подходящий дом.

– Хорошо, – пробормотал Ленни. – Если она перезвонит, скажи ей, пожалуйста, что вечером я заеду взглянуть на него.

Положив трубку, он задумался о том, сумеет ли Клаудия обойтись без него, когда переселится в новый дом вместе с Леонардо. Сначала он хотел снять для них небольшой коттеджик в пригороде, но в последнее время ему все чаще и чаще казалось, что он должен купить Клаудии дом или квартиру. Это могло бы хотя бы отчасти искупить то зло, которое он ей причинил.

Да, он купит ей и сыну хороший дом, найдет Клаудии работу и оплатит лечение Леонардо в самой лучшей клинике. Это, пожалуй, все, что он может для них сделать, по крайней мере сейчас. Ведь не ожидает же она, что он разведется с Лаки и женится на ней?

Нет, он, разумеется, не бросит Клаудию на произвол судьбы, ведь она спасла ему жизнь! Отвернуться от нее было бы с его стороны непорядочно. Ну почему, почему Лаки никак не может этого понять?

– Как ты думаешь, меня вызовут завтра? – спросил он у Бретта, который принес ему таблетку аспирина и стакан воды.

– Вряд ли, – ответил тот. – На предварительное слушание уйдет как минимум три дня. Интерес к делу огромный, и стороны, несомненно, воспользуются этим, чтобы наиподробнейшим образом изложить свою точку зрения на события. Что касается тебя, то ты – наш главный свидетель, и мы приберегаем тебя напоследок.

– А как тебе адвокаты противной стороны?

– Тедди Вашингтона, естественно, защищает Мейсон Димаджо – это лучший адвокат по уголовным делам на всем Западном побережье. Что касается Милы, то суд назначил ей государственного защитника, поскольку она, по-видимому, неплатежеспособна.

– И что это означает для нас? Хорошо это или плохо?

– Хорошо то, что они выступают друг против друга. Мила опровергает показания Тедди, и наоборот. А плохо то, что все это может обернуться против нас.

– Каким образом?

– Мнения одного из жюри могут разделиться поровну.

– А твое мнение?

– Дело сложное. – Помощник прокурора пожал плечами. – Мэри Лу была достаточно знаменита и пользовалась безупречной репутацией. Ты тоже известен достаточно широко. По опыту я знаю, что знаменитости обычно выигрывают, если только ты, конечно, не Ким Бейсингер, против которой адвокат противной стороны сумел настроить всех присяжных.

Ленни уехал до того, как судья объявил заседание закрытым, и ему удалось пробраться к машине, оставленной в нескольких кварталах от окружного суда, не привлекая внимания корреспондентов. В голове у него царил полный сумбур. Ленни мечтал только об одном – чтобы процесс поскорее закончился. Только после этого он сможет как следует сосредоточиться на том, как помириться с Лаки.

Журналисты действительно не заметили, как Ленни Голден выскользнул через пожарный вход, но обвести вокруг пальца Дюка Браунинга было не так легко. Он заранее знал, что Ленни предпочтет именно этот путь. Как – этого Дюк не мог объяснить. У него был особый талант забираться в чужие головы и предугадывать поступки людей. В девяноста процентов случаев он угадывал верно. И в этот раз он был твердо уверен, что Ленни Голден покинет суд через пожарную дверь и что сделает он это примерно за полчаса до окончания слушаний.

Сегодняшний день Дюк считал удачным. Он сумел даже выкроить время, чтобы принять душ, правда, мыться ему пришлось в чужом доме, но это не имело значения. Главное, что он снова чувствовал себя чистым и свежим и был готов к дальнейшим действиям.

К зданию суда Дюк подъехал на зеленом «Чеви»

1992 года, угнанном им взамен темно-синего «Форда», который он использовал, чтобы следить за особняком Прайса Вашингтона. Машину он сменил не только из соображений конспирации: «Чеви» был значительно новее и чище, в его салоне совсем не пахло табаком. Единственное, что несколько разочаровало Дюка, – это музыкальные пристрастия владельца машины. Среди кассет, оставленных в «бардачке», не нашлось ни одной записи классической музыки, которую Дюк любил до самозабвения.

Дав Ленни Голдену пройти мимо, он включил мотор и медленно двинулся следом, держась на почтительном расстоянии. Выждав, пока Ленни сядет в собственную тачку и отъедет, Дюк нажал на газ и поехал следом, стараясь, чтобы между ним и машиной Ленни всегда был один-два автомобиля.

Негромко напевая себе под нос арию пажа из «Севильского цирюльника», Дюк уверенно вел машину, не сводя глаз с автомобиля Ленни. Новая работенка начинала ему нравиться, и он несколько раз мысленно поблагодарил сестру, которая нашла для него такое задание. Дюк просто обожал рискованные предприятия, способные заставить кровь быстрее течь по жилам, а сегодня утром он получил и дополнительную премию.

Нет, он еще долго не забудет выражение лица горничной Прайса Вашингтона, когда обаятельный «сотрудник окружной прокуратуры» неожиданно набросился на нее. Что ж, поделом ей! Кто же пускает в дом незнакомцев?

Мысль эта привела Дюка в такое хорошее расположение духа, что он громко расхохотался. Какие же все-таки дуры эти бабы, подумал он. Ведь эта пухленькая мексиканочка даже не взглянула на его фальшивое удостоверение, она просто отступила в сторону, давая ему пройти. Ну не глупо ли? Разумеется, глупо, а за глупость надо расплачиваться.

Из всех баб, пожалуй, только у его сестры Мейбелин было в голове что-то похожее на мозги. По крайней мере, иногда она соображала совсем неплохо. Тем более досадно, что она попалась, и не только попалась, но и не довела дело до конца. Теперь Мей сидела в тюряге, а старуха Рени была жива-здорова и продолжала жить в их доме.

Ему, конечно, следовало заняться этим самому.

Он бы не допустил этой глупой ошибки – зарезал бы старуху насмерть и не попался. Еще в тюрьме его научили, что, если хочешь от кого-то избавиться, прежде всего обеспечь себе железное алиби, а уж потом можно позаботиться о клиенте.

Какой-то грузовик втиснулся между ним и машиной Ленни. Дюк несколько раз нажал на сигнал. Водитель, высунувшись из кабины, показал ему палец.

О, если бы только у него было больше времени!

Он бы заставил водителя грузовика горько пожалеть об этом оскорблении. Дюк терпеть не мог грубых жестов, поэтому он, пожалуй бы, начал с того, что отрезал нахалу все пальцы, включая и тот, которым делают детей. Жаль, что сейчас ему нужно делать другие дела.

Некоторое время Дюк раздумывал, напасть ли ему на Ленни сейчас или дождаться, пока он выйдет из машины. А может, пришла ему в голову новая мысль, лучше отложить это дело до завтра? Ведь ждать и выслеживать не менее приятно, чем убивать!

В конце концов он решил продлить себе удовольствие.

И подарить Ленни Голдену еще несколько часов жизни.

Глава 26

Прайс долго не мог найти свой ключ, поэтому, порывшись в карманах, он надавил на кнопку звонка, рассчитывая, что Ирен откроет ему немедленно. Но этого не произошло, и он испытал острый приступ раздражения.

С Ирен надо было что-то решать. Оставить ее в качестве экономки теперь, когда его сын обвинялся в соучастии в убийстве, в котором обвиняли дочь Ирен, Прайс не мог. В особенности после того, как Мила публично заявила, что убийцей является не кто иной, как Тедди, а она сама была лишь невинной жертвой, которую напичкали наркотиками против ее воли и изнасиловали. «Ты должен немедленно уволить Ирен, пока пресса не пронюхала, что Мила ее дочь», – советовал ему и Говард Гринспен, но Прайс, хотя и обещал сделать это, продолжал колебаться.

В глубине души ему очень не хотелось расставаться с Ирен. За прошедшие годы он слишком привык к ней и не мог без нее обойтись. Она стала частью его жизни. И Ирен не только содержала в порядке дом и его вещи – она многое сделала лично для него. Именно благодаря ей Прайс сумел справиться с наркотиками и продолжал воздерживаться от них до сего дня. За это он был бесконечно признателен Ирен, и уволить ее было для него совсем непросто.

Но куда, черт возьми, она подевалась?

Прайс нажал на звонок второй раз, но ему снова никто не открыл, и он вполголоса выругался. Журналисты могли появиться возле особняка в любую минуту, а Прайсу вовсе не улыбалось оказаться в нелепом и неловком положении человека, который не может попасть в собственный дом.

Проклятье!

Он позвонил и третий раз и, не дожидаясь ответа, принялся заново обшаривать карманы. Ключ неожиданно сыскался во внутреннем кармане пиджака, и Прайс, торопясь, отпер дверь и шагнул в прихожую.

Первым, на что он обратил внимание, был странный запах. Пахло как будто мускусом или дорогим парфюмом, только он никак не мог понять – каким.

– Ирен! – гаркнул Прайс. – Где тебя черти носят?

Никто не откликнулся, и Прайс, швырнув в кресло пиджак, стал подниматься по лестнице на второй этаж. Мысли его снова вернулись к процессу. Его сына судили за убийство или за соучастие в убийстве, бывшая жена устраивала свои делишки за его счет, а карьере грозил полный крах. В довершение всего съемки фильма, в котором ему была обещана главная роль, были отложены надолго, если не навсегда, а у Прайса почти не было времени, чтобы собрать материал и сделать новую шоу-программу, которую он задумал.

Черт побери, так недолго и вовсе выпасть из обоймы!

Прайс сокрушенно покрутил головой. Что происходит с современными детьми? Похоже, у них нет ни стыда, ни совести, не говоря уже о каких-то элементарных понятиях о порядочности. Он заботился о Тедди, покупал ему все, о чем бы тот ни попросил, и воспитывал его твердой рукой, объясняя, как ему следует себя вести. И что он получил взамен? Даже если Тедди, вопреки показаниям Милы – этой бесстыдной дряни, не нажимал на курок револьвера, все равно, он там был, он видел, как Мила застрелила Мэри Лу, и не попытался ее остановить.

Что за тупое дерьмо его сын?!

Остановившись на верхней площадке, Прайс снова потряс головой. Нет, так не пойдет. Ему просто необходимо было успокоиться, а для этого он знал только одно средство. Небольшой «косячок». Только один.

Ведь это же пустяк, не правда ли? Сигарета с «травкой» и женщина могли решить все его проблемы. По крайней мере, те, что были связаны с ним самим.

Пожалуй, так он и сделает, решил Прайс. Одна сигарета, одна женщина и хороший кусок жареной свинины с бобами или картошкой. К чертям диету, в конце концов, в данных обстоятельствах он может позволить себе немного чистого холестерина и ночь бездумного, страстного секса.

Вот только кого из подружек выбрать?

Первой ему на ум пришла Крисси. Прайс не видел ее и даже не разговаривал с ней с тех пор, как он бросил ее одну на вечеринке у Венеры, однако он не сомневался, что Крисси явится к нему по первому зову.

В конце концов, он еще не перестал быть суперзвездой, а для Крисси это было едва ли не важнее всего.

Что до него, то он с удовольствием зарылся бы лицом в ее большие силиконовые сиськи и забыл обо всем.

Подумав об этом, Прайс сдвинулся с места и направился к своей спальне. Он хотел позвонить Крисси немедленно, но, увидев неубранную постель, сразу забыл о своем намерении. Потом он услышал доносящийся из ванной комнаты шум воды и повернулся в ту сторону. Можно было подумать, что там кто-то моется, и Прайс снова крикнул:

– Ирен! Это ты?

Никакого ответа.

Прайс потянул носом. Запах, который он почувствовал еще внизу, был здесь еще сильнее. Незнакомая, странная смесь ароматов буквально била в нос.

«О господи! – подумал Прайс. – Что, если кто-то из поклонников вломился в дом и теперь заперся в моем душе?» В этом не было ничего невероятного.

Насколько он знал, со звездами порой случались вещи и похлеще.

Подкравшись к двери ванной комнаты, Прайс осторожно повернул ручку и заглянул внутрь. Душ был включен на полную мощность, но душевая кабинка была пуста; ее дверца из голубого узорчатого стекла стояла открытой, и вода из переполнившегося поддона лилась на мраморный пол, собираясь в одну большую лужу.

Запах парфюма здесь стоял такой, что просто сбивал с ног, и Прайс сразу понял почему. Все бутылочки с лосьонами, одеколонами и духами, какие у него были, валялись возле фарфоровой раковины, разбитые вдребезги или откупоренные, а их содержимое было разбрызгано по всему полу и стенам. В центре ванной комнаты стоял стул, к сиденью которого – словно тюк к спине лошади – была крепко привязана Консуэлла. Рот ее был заклеен пластырем, руки и ноги прикреплены полосками пластыря к ножкам стула. Никакой одежды на ней не было.

В немом изумлении Прайс уставился на нее.

Горничная ответила ему взглядом страдающим и безумным.

– Господи Иисусе! – воскликнул наконец Прайс. – Что за черт?!

Через минуту он уже звонил в полицию и по телефону 911.

Лаки чувствовала себя совершенно сбитой с толку, хотя такое состояние было для нее непривычными Повлиял на нее так разговор с Алексом и Венерой Марией. Лаки никак не могла понять, почему они оба так горячо защищали Ленни и уговаривали ее первой сделать шаг к примирению или, по крайней мере, дать Ленни еще один шанс объясниться. Ну, Венера Мария еще куда ни шло, рассуждала Лаки, но Алекс?..

Она прекрасно знала, как он к ней относится, и, хотя Алекс продолжал встречаться с Пиа, Лаки не сомневалась, что стоит ей только поманить его пальцем, как он бросит свою Мисс Юриспруденцию и падет к ее ногам. Так почему же он так настойчиво советовал ей хорошенько подумать, прежде чем давать Ленни окончательную и бесповоротную отставку?

По пути домой она позвонила Джино прямо из машины.

– Как поживаешь, па? – спросила она. – Как здоровье?

– Я еще не настолько дряхл, чтобы ты каждый раз справлялась о моем здоровье, – раздраженно пробурчал Джино в ответ. – Ну, что тебе от меня надо?

– Я снова хотела подбросить тебе детей на ближайшие выходные, – сразу взяла быка за рога Лаки, зная, что с Джино бесполезно хитрить.

– Тебе не кажется, что они проводят больше времени со мной, чем с тобой? – едко осведомился Джино.

– Кажется, – вздохнула Лаки.

– А мне кажется, что тебе пора разрешить им повидаться с отцом, – ворчливо заметил он.

Лаки досадливо дернула плечом. Ну что они все на нее навалились?

– Что, Ленни звонил? – с подозрением спросила она.

– Ты должна разрешить ему встретиться с детьми, – повторил Джино. – Это несправедливо.

– Почему это? – раздраженно бросила Лаки.

– Потому что, если ты этого не сделаешь, он наймет целую армию юристов, которые тебя в порошок сотрут. У тебя нет никакого права запрещать отцу видеться со своими детьми. Давай сделаем так: ты привози своих малявок, а Ленни скажи, что он может навестить их у меня в Палм-Спрингс.

– Ты хочешь сказать, что позволишь ему ночевать в твоем доме? – спросила Лаки, еле сдерживая вдруг вспыхнувшее в ней бешенство. – Может быть, ты еще посоветуешь ему захватить с собой и эту итальянскую шлюху, племянницу Донателлы Боннатти?

– Перестань хамить, я знаю, что делаю, – отрезал Джино. – Ленни может приехать ко мне и остаться на ночь. Он также может взять с собой и того, другого, ребенка – я ни слова ему не скажу.

– Будь ты проклят, Джино! – Лаки швырнула трубку на рычаг и едва не протаранила идущую впереди машину. Что происходит? Она терялась в догадках.

Ну почему, почему все оправдывают Ленни и никто не хочет понять, что он предал ее?

Лаки была зла на весь свет, хотя и понимала, что, запрещая детям видеться с отцом, она действительно поступает несправедливо. В конце концов, отец есть отец, и она не имела права отнимать его у них, каким бы лживым негодяем не был Ленни с ее точки зрения.

Со временем Мария и Джино-младший сами разберутся, что к чему, а пока…

В пароксизме раскаяния Лаки снова позвонила Джино.

– Если тебе так хочется повидаться с Ленни, – сказала она сдержанно, – можешь позвонить ему сам – он поселился в «Шато Мормон» вместе со своей сицилийской наложницей. Можешь пригласить к себе и Леонардо – мне наплевать, но я бы предпочла, чтобы ты не приглашал ее.

– Ладно, ладно, только, ради всего святого, успокойся, – добродушно сказал Джино. – Истерика тебе не к лицу.

– А тебе не к лицу принимать его сторону и действовать против меня! – резко возразила Лаки. – И, к твоему сведению, у меня не бывает истерик.

– Что верно, то верно, – согласился Джино.

– Вот именно, – с нажимом сказала Лаки. – А если ты считаешь, что Ленни прав, тогда ты действительно… выжил из ума.

Она с некоторым страхом ждала, как отреагирует Джино на этот ее последний выпад, но он пропустил оскорбление мимо ушей.

– Ладно, дочка, – сказал Джино спокойно, – привози своих малышей – я по ним соскучился. И если ты действительно не возражаешь, то я, пожалуй, все-таки позвоню Ленни.

– Я не возражаю, – медленно сказала Лаки, с трудом взяв себя в руки. – Но только если он

не притащит с собой… ту женщину.

– О'кей, я понял. Ну а как насчет того ребенка?

– Да ради бога! – проговорила Лаки самым саркастическим тоном. – Если тебе доставляет удовольствие видеть у себя в доме это отродье семьи Боннатти – пожалуйста!

Она снова швырнула трубку, жалея, что согласилась отвезти детей к Джино. Как она могла допустить, чтобы Джино-младший и Мария познакомились с этим Леонардо – или как его там? А вдруг они понравятся друг другу, подружатся? Что ей тогда делать?

Немного успокоившись, Лаки попробовала примерить всю ситуацию на себя. Что было бы, если бы она забеременела после той безумной ночи с Алексом? Как бы отреагировал Ленни, если бы она сказала ему: «Вот, это Алекс Вудс-младший, прошу любить и жаловать»? Простил бы он ее? Черта с два! Ленни и так недолюбливал Алекса, но, если бы он узнал о том, что Лаки переспала с ним, он бы тоже не стал слушать никаких доводов и вышвырнул ее вон.

Подумав об этом, Лаки криво улыбнулась. После того как Алекс битый час уговаривал ее дать Ленни еще один шанс, ее опальный муж должен был целовать ему ноги.

Мысль эта, однако, нисколько не уменьшила ее ярости. Слишком глубокой была рана, которую нанес ей Ленни. Слава богу, на сегодняшних слушаниях в суде они не встретились, но что она будет делать, когда завтра начнут вызывать свидетелей? Ведь ради Стива они с Ленни должны были изображать преданно любящих друг друга супругов, которым не все равно, чем кончится разбирательство и на сколько лет упрячут за решетку эту девицу со странной фамилией.

Вспомнив о Миле, Лаки невольно вздрогнула. Ее нелегко было напугать, да она в общем-то и не боялась Милу Капистани. И все же в ее худом, жестком лице было что-то до такой степени враждебное и пугающее, что при одном взгляде на девушку Лаки каждый раз хотелось оказаться подальше от нее.

Тедди Вашингтон тоже не вызывал в ней особой симпатии. Вернее, не он, а его дорогие белые адвокаты, которые вели себя так, словно их подопечный уже вышел на свободу. Да и сам Тедди нисколько не считал себя виноватым, и это бесило Лаки ничуть не меньше, чем поступок Ленни. Будь ее воля, она судила бы их по-своему. Мила и Тедди – оба должны были хотя бы понюхать того, что они сделали Мэри Лу и Ленни.

Око за око, зуб за зуб – таков был главный принцип правосудия Сантанджело.

Остановившись на перекрестке, Лаки вызвала свою «голосовую почту» . Ее ожидало несколько сообщений, самым важным из которых было послание Буги. Детектив просил перезвонить ему в Рим, и Лаки, вздохнув, набрала его номер, опасаясь, что ее снова ждут плохие новости.

В Италии сейчас было около трех часов утра, но голос у Буги был бодрым.

– Я знал, что это ты, – радостно сказал он, и у Лаки немного отлегло от сердца. Похоже, ее опасения насчет скверных новостей не оправдались.

– Как ты догадался? – спросила она.

– Ты никогда не заботилась о приличиях. Любой другой человек на твоем месте подождал бы со звонком по крайней мере до шести утра.

– Не критикуй меня хоть ты, Буги! – взмолилась Лаки. – Мне и так сегодня досталось. Что у тебя за новости? Тебе удалось что-нибудь выяснить?

– Новости у меня не плохие, но и не хорошие. По возвращении из Лос-Анджелеса Карло и Бриджит сразу же поехали в поместье к его родителям. У них под Римом что-то вроде палаццо, только очень запущенного. Некоторое время Бриджит и Карло жили там, но, когда я попытался выйти на них, мать Карло, которая, кстати, почти не говорит по-английски, сообщила мне, что они «отправились».

– Отправились куда?

– Это я и пытаюсь выяснить.

Лаки задумалась.

– Я очень волнуюсь из-за Бриджит, – сказала она наконец. – Постарайся побыстрее напасть на их след. Я боюсь за девочку, ее как будто подменили. Да и этому типу – ее итальянскому мужу – я не доверяю.

– Сделаю, что смогу.

– Тебе нужна помощь?

– Пока нет. Я возобновил кое-какие из своих старых связей, так что не беспокойся – если будет надо, мне помогут. Как только у меня будут какие-нибудь новости, я тебе позвоню.

– Если бы я могла, завтра же прилетела бы в Рим, но, к сожалению, я должна быть здесь.

– Пока в твоем присутствии нет никакой необходимости, – несколько напыщенно ответил Буги. – Но если мне вдруг понадобятся твои контакты, я тебя извещу.

– Если возникнет какая-то чрезвычайная ситуация, я прилечу немедленно.

– Хорошо, буду держать тебя в курсе.

«По крайней мере, хотя бы Буги знает, что делает», – подумала Лаки, кладя трубку на аппарат и трогая машину с места. Она была совершенно уверена, что, если с Бриджит что-то неблагополучно, Буги непременно это выяснит и даст знать ей, а уж она сумеет решить любую проблему.

Домой Лаки вернулась почти с легким сердцем.

Почти…

– Ну, как тебе сегодняшний день? Начинаешь привыкать? – поинтересовался Говард Гринспен, уверенно ведя свой темно-вишневый «Бентли» по бульвару Уилшир.

Тедди, сидевший рядом с ним на переднем сиденье, ответил не сразу. Он все время спрашивал себя, как получилось, что этот адвокат стал его единственным сопровождающим и советчиком. Почему он не может каждый день ездить в суд и обратно с отцом?

– В общем, нормально, – ответил Тедди уклончиво, хотя на самом деле первый день в суде стал для него настоящим кошмаром. Адвокаты выставили его полным ничтожеством – закосевшим с нескольких банок пива сопляком, который настолько утратил собственную волю, что сделался чуть ли не добровольным помощником и соучастником Милы в ее кровавом преступлении.

– Тебе понравился Мейсон? – снова спросил Гринспен. – Отличный парень, верно?

«Он – белый. И ты тоже белый. Как вы можете мне не нравиться?» – подумал Тедди и невольно поморщился. Говард и Мейсон были адвокатами отца, оба получали за свои услуги огромные гонорары. Похоже, процесс обойдется Прайсу в целую гору «зеленых».

– Да, – солгал он, хотя про себя он уже давно записал Мейсона Димаджо в шишки на ровном месте, которые к тому же любят покомандовать. Чего стоил один его шутовской наряд – ковбойская шляпа и костюм за пять тысяч долларов, в то время как его, Тедди Вашингтона, нарядили как какого-то придурка.

– Твоя мать – та еще штучка! – объявил Говард Гринспен с презрительной ухмылкой на холеном лице.

– Когда-то она была очень красивой, – возразил Тедди, сочтя необходимым вступиться за мать.

– Я знаю, Прайс как-то показывал мне свадебные фотографии, – отозвался адвокат, мельком поглядев на себя в зеркало заднего вида. – Джини была красотка что надо. Поразительно, как люди иногда распускаются.

– Я буду ездить с вами в суд каждый день? – поинтересовался Тедди, включая радиоприемник и начиная вертеть рукоятку настройки.

– Твой отец распорядился именно так, – ответил адвокат, отводя его руку в сторону.

«Ну конечно, – подумал Тедди. – Ты возишь меня только потому, что отец тебе за это платит…»

Когда они уже проехали большую часть пути по бульвару Уилшир, их неожиданно нагнали два полицейских автомобиля с включенными сиренами, и Гринспен прижался к обочине, пропуская их.

– Я понимаю, Тедди, – сказал адвокат, – тебе, наверное, не очень приятно выступать в такой роли, но придется потерпеть. Зато когда все будет позади, ты станешь взрослее. И, я надеюсь, умнее.

– Наверное, – пробормотал Тедди, глядя в окно на велосипедистку в тесной красной майке и коротких шортиках. Девушка напомнила ему Милу.

– Запомни главное, – продолжал наставлять его Гринспен. – При любых обстоятельствах важно оставаться самим собой. Ведь ты нормальный парень, а не какой-то неуправляемый кретин с дурными наклонностями. Просто ты позволил сбить себя с пути истинного. Такова наша версия, и мы намерены ее придерживаться, но ты должен помогать нам. От того, как ты будешь держаться в суде, зависит буквально все, понимаешь?

Тедди заерзал на сиденье. Ежедневные поездки с Говардом Гринспеном грозили обернуться испытанием почище, чем сами судебные заседания. К счастью, они уже почти приехали.

Когда они подъехали к дому Вашингтона, Тедди увидел две припаркованные у ворот полицейские машины – те самые, что обогнали их на бульваре Уилшир.

– Интересно, что они здесь делают? – спросил он.

Адвокат притормозил и выглянул из окошка.

– О господи! – простонал он. – Должно быть, какие-то проблемы с журналистами. Я предупреждал Прайса, чтобы он сдерживался и ни в коем случае не давал воли кулакам. Что ж, будем надеяться, что он никому не вмазал.

– Но почему он должен был кому-то «вмазать»? – уточнил Тедди, которого удивило жаргонное словечко в устах рафинированного адвоката.

– Потому что твой па терпеть не может скандальной известности, – отозвался Гринспен, останавливая «Бентли» позади одной из полицейских машин. – Процесс еще не начался, а журналисты уже перемыли ему все кости. Неужели ты не видишь, как сильно подействовали на него все эти гнусные статейки о его прошлом?

«А как насчет меня? – подумал Тедди. – Отец только читает о себе статьи в журналах и газетах, а я сижу на скамье подсудимых, и меня обвиняют во всех грехах».

Они выбрались из «Бентли». Гринспен запер машину и подошел к полицейскому, который стоял у ворот.

– Я – адвокат мистера Вашингтона, – сказал он напыщенно. – Что здесь происходит?

Коп пожал плечами.

– Вам лучше пройти в дом, мистер, – прогудел он.

– Сначала скажите мне, что случилось. Быть может, мистер Вашингтон был вынужден охранять свою частную жизнь от назойливых журналистов?

Полицейский снова пожал плечами.

– Нам передали, что здесь ограбление, – сказал он равнодушно. – И кого-то изнасиловали.

– Вот дьявол! – воскликнул Гринспен, оборачиваясь к Тедди. – Еще один скандал. Этого нам только не хватало!

Глава 27

Агент по продаже недвижимости – миниатюрная блондинка лет сорока – была одета в дорогой джинсовый костюм и туфли на высоком каблуке. В ушах ее поблескивали бриллиантовые серьги-»заклепки», холеные пальцы были унизаны кольцами, а на запястье левой руки болтался массивный золотой браслет-цепь.

С ярко накрашенных губ не сходила профессионально-любезная улыбка, да и держалась она преувеличенно-дружелюбно, что сразу насторожило Ленни.

– Добрый день, мистер Голден, – приветствовала она Ленни, как только он вышел из своей машины. – Или мне можно называть вас просто по имени?

– Пожалуйста, я не возражаю, – рассеянно ответил Ленни, направляясь к парадной двери дома, который агентша собиралась ему показать.

– Это один из наших лучших домов, – с воодушевлением сказала агентша, возясь с замком. – Вообще-то владелец собирался его сдавать, но, когда он узнал, что им заинтересовались именно вы, Ленни, он сказал, что готов продать его вам вместе с обстановкой. Когда-то этот коттедж снимала сама Ракел Уэлш, а в прошлом году здесь жила знаменитая телезвезда. – Агентша понизила голос. – Она настаивала, чтобы мы сохранили ее имя в тайне, поэтому я не могу назвать его вам, но, можете мне поверить, она тоже осталась весьма довольна.

«Ну-ну…» – подумал Ленни, оглядываясь по сторонам.

– Осмотрите дом внимательно, и вы убедитесь, что он выстроен как будто специально для вас, – продолжала разглагольствовать агентша хорошо поставленным голосом. – Как вы и хотели, из гостиной открывается превосходная панорама города, но вид из остальных окон ничем ей не уступает.

Она провела его по всем комнатам одноэтажного коттеджа, стоявшего высоко на холме Лома-Виста. В доме было три спальни – все с отдельными ванными комнатами, три гостиные, большая, выдержанная в стиле кантри кухня и несколько кладовок. В саду – бассейн и теннисный корт, и Ленни невольно подумал, что для двоих этот коттедж будет, пожалуй, чересчур велик.

– Сколько за него просит владелец? – осведомился он.

– Три миллиона, – небрежно ответила агентша. – Впрочем, я уверена, что мы могли бы несколько снизить цену.

– А сколько стоит аренда?

– Двенадцать тысяч в месяц.

– Помнится, в нашем телефонном разговоре я упомянул, что мне нужно что-нибудь в пределах от шести до восьми тысяч, – раздраженно сказал Ленни, которому уже начинало казаться, что он зря потратил свое время.

– Да, разумеется, я помню, мистер Голден… Ленни. Но когда я увидела этот дом, мне показалось, что он должен вам понравиться. Вы же сами хотели, чтобы в доме было три спальни и бассейн. Кроме того, здесь жила сама Сьюзен Соммерс.

Ленни слегка поднял брови.

– Мне показалось, сначала вы упоминали Ракел Уэлш.

– Они обе жили здесь, – не моргнув глазом подтвердила агентша.

Ленни только фыркнул. Эта женщина начинала его раздражать. Он совершенно определенно сказал ей в телефонном разговоре, что его верхняя планка – это восемь тысяч в месяц, да и эта сумма теперь казалась ему непомерно большой. С другой стороны, Ленни не хотелось слишком затягивать поиски подходящего дома; он стремился как можно скорее устроить Клаудию – и забыть о ней.

– Вы могли бы сделать владельцу одно предложение от моего имени? – спросил он, внимательно разглядывая кухню.

– Какое? – оживилась агентша.

– Семь тысяч долларов в месяц.

Агентша вежливо рассмеялась:

– Мистер Голден, он просит двенадцать тысяч!

– Я знаю, – отозвался Ленни, заглядывая в одну из гостиных, которая могла служить столовой или детской. – Как насчет девяти тысяч?

Агентша пожевала губами.

– Что ж, – сказала она, – я могла бы известить владельца, но…

– Сделайте это.

– Может, стоит намекнуть, что вы, возможно, со временем приобретете дом в собственность?

– Да, намекните. Хотя за три миллиона… Вряд ли кто-нибудь вообще выложит за него такую сумму.

– Недвижимость постоянно растет в цене, – назидательно сказала агентша. – В этом месяце я продала три дома, и среди них не было ни одного дешевле четырех миллионов.

– Я в этом не сомневаюсь, – нетерпеливо перебил ее Ленни. – Может быть, вы могли бы показать мне что-нибудь еще?

Агентша обиженно поджала губы.

– Нет. Я сегодня же свяжусь с владельцем, передам ему ваше предложение и извещу вас о результатах, как только получу ответ.

У Ленни появилось сильное ощущение, что его водят за нос. Возможно, такова была судьба всех знаменитостей, с которых драли втридорога за любой пустяк, но тут агентша явно хватила через край. Двенадцать тысяч в месяц! Да что она, за дурака его держит, что ли?

Когда Ленни вернулся в отель, Леонардо уже спал, а Клаудия возилась на кухне, готовя спагетти с сыром. Ленни не был голоден, но все же сел к столу.

Клаудия умела отменно готовить, а ее соус-болоньез был выше всяких похвал, и Ленни сам не заметил, как съел две полные тарелки.

Сама Клаудия ничего не ела. Встав возле него, она внимательно следила за тем, чтобы у Ленни все было под рукой, подавая ему то хрустящие чесночные хлебцы, то салат или подливая в бокал холодное пиво.

Определенно, подумал Ленни, через пару месяцев такой жизни он растолстеет и станет жирным, как бегемот, тем более что его тренажер «Стейрмастер», несколько эспандеров и гантели – все осталось в доме на берегу.

Вместе с Лаки.

Вместе с его Лаки. Единственной женщиной, которую он по-настоящему любил.

Нужно что-то делать, чтобы вернуть ее, решил Ленни, чувствуя, как к нему снова возвращаются усталость и тоска. Нужно что-то делать, и срочно, иначе может быть поздно. Алекс не такой человек, чтобы упустить свой шанс, Ленни это давно понял.

Дюк вздрогнул и проснулся. Он все так же сидел за рулем опрятного зеленого «Чеви», припаркованного неподалеку от въезда в подземный гараж отеля «Шато Мормон», ко за окнами машины было уже довольно темно. Что ж, подумал он, сладко потягиваясь, ничего удивительного, что он задремал, – денек выдался действительно нелегкий. Он украл две машины.

Выпотрошил сейф в усадьбе Прайса Вашингтона. Трахнул горничную, и все это в течение каких-то нескольких часов.

На несколько минут он позволил себе мысленно вернуться к горничной. Она была по-настоящему лакомым кусочком. Особенно ему понравилось, как эта девчонка завизжала, когда он вошел ей в задний проход. Точь-в-точь как молочный поросенок, которого режут.

Дюк улыбнулся. Ему нравилось вызывать в женщинах страх – от этого он возбуждался еще больше.

И все же утренние приключения сильно утомили Дюка. Он устал, и о том, чтобы заняться сегодня Ленни Голденом, не могло быть и речи. Ничего страшного Дюк в этом не видел – он успеет прикончить его и завтра. Кроме того, ему неожиданно пришло в голову подойти к этой работенке с точки зрения делового человека.

Мейбелин договорилась с Милой, своей соседкой по камере, что он уберет Ленни. За это он получил план, код сигнализации и комбинацию сейфа, которые помогли ему забраться в дом Прайса Вашингтона и как следует его почистить.

Да, он получил информацию, ну и что с того? Конечно, эти сведения не были абсолютно лишними, он прекрасно мог обойтись и без них – они сэкономили ему от силы полчаса времени. Всем известно, что в сейфах обычно хранят деньги и ценности, а не грязное белье и что богатые простофили типа Прайса Вашингтона обычно ставят сейфы в гардеробных или спальнях. Справиться же с замком Дюку не составило труда. Цифровые запорные устройства поддавались взлому легче всего; об этом не знали разве что сами владельцы сейфов, которые полагались на них как на самого господа бога. Даже если бы у него случилась какая-то осечка, что было весьма маловероятно, все необходимое рассказала бы ему Консуэлла – в особенности после того, как он привязал ее к стулу в ванной комнате и принялся поливать ее аппетитную попку всеми одеколонами и духами по очереди.

Вот это был настоящий кайф! Больше всего он балдел, когда от всех этих ароматных жидкостей его член защипало так, словно он опустил его в кислоту.

Нет, Дюк не был мазохистом, но он любил боль.

Любил почти так же сильно, как риск. Одно дополняло другое, горячило кровь и обостряло до предела все чувства. Для него это было наркотиком – сильнейшим из всех, какие он пробовал и с презрением отбрасывал, так как никакие таблетки, никакое ширево не давало ему того блаженства и ощущения собственной исключительности и силы.

Итак, подумал Дюк, возвращаясь к тому, с чего начал, сделка, которую заключили Мейбелин и Мила, была не совсем честной. Ведь все, что он получил в качестве своеобразного «аванса», – деньги, несколько ювелирных изделий и коллекцию дорогущих часов, – он мог бы взять и сам, без всякой помощи со стороны.

По всем законам Миле и Мейбелин, как наводчицам, полагалось на двоих десять… нет, пять процентов от его законной добычи. И за эту ничтожную сумму он должен был убрать Ленни Голдена, рискуя получить новый, куда более длительный срок? (Чисто теоретическая опасность попасться все же существовала – этого Дюк не мог и не собирался отрицать.) Нет, так не пойдет, решил Дюк. Нужно потребовать, чтобы Мила расплатилась как следует, иначе…

Это, однако, не означало, что Дюк собирался оставить Ленни Голдена в живых. Если он не получит от Милы достойной платы, он расправится с ним просто так, ради собственного удовольствия. А потом найдет способ разделаться и с Милой, где бы она ни оказалась.

Бросив взгляд на часы, Дюк решил, что с «Чеви» пора расстаться. Достав из кармана аккуратно сложенную фланелевую салфетку, он тщательно протер ею руль, рычаги, кнопки автомагнитолы и все поверхности, которых касался. Потом он выбрался из машины и, забросив ключи зажигания в ближайший мусорный контейнер, пешком отправился домой.

Поскольку его сестрица не сумела довести до конца начатое и тем самым отодвинула на неопределенный срок возможность поселиться вдвоем в просторном особняке на Голливудских холмах, домом ему служила тесная однокомнатная квартирка, расположенная неподалеку от бульвара Голливуд. Дюк ненавидел эту грязную нору – его законное место было в доме, который оставил им дедушка Гарри.

«Черт бы побрал эту дурищу! – злобно подумал он о сестре, мрачно шагая по тротуару вниз по холму. – Черт бы побрал ее неуправляемый, бешеный характер!»

Если бы Мей дождалась, пока он отсидит свое, все бы устроилось как нельзя лучше.

Ирен почувствовала, что что-то случилось, до того, как подошла к дому. На неприятности у нее был особый нюх, который никогда ее не подводил, поэтому, увидев у ограды полицейские машины, она не очень удивилась – у нее лишь защемило сердце в тягостном предчувствии.

Первой ее мыслью было, что копы приехали арестовать ее за незаконный въезд в страну по подложным документам своей дальней родственницы Ирен Капистани – Ирины Капустиной. На самом деле ее звали Людмила Ламаро, а в криминальных кругах она. была известна также под кличкой Шпулька.

Что ж, она давно знала, что когда-нибудь это случится. Почти двадцать лет Ирен каждый день ждала, что за ней приедут и отправят в тюрьму.

Теоретически она еще могла бежать, скрыться, но ноги сами понесли ее к воротам, где дорогу ей преградил одетый в форму полицейский.

– Что вам нужно? – грубо спросил он.

– Я… я живу здесь, – ответила Ирен, разглядывая его насупленное, мясистое лицо.

– Ваше имя? – пролаял коп.

Ирен на мгновение замялась.

– Капистани, Ирен Капистани. Я работаю экономкой у мистера Вашингтона.

– Проходите. – Коп отступил в сторону.

– А что случилось? – спросила Ирен, которая всерьез ожидала, что коп набросится на нее и защелкнет на ее запястьях наручники.

– Обратитесь к старшему детективу Соло – он ответит на все ваши вопросы, мисс.

Ирен поняла, что копы приехали не за ней, и на душе у нее полегчало, но новая тревога тотчас же проснулась в ее сердце.

– А мистер Вашингтон? С ним ничего не случилось?

– Мистер Вашингтон в доме, мэм.

Ирен почти бегом понеслась по ведущей к особняку гравийной дорожке. Она всегда боялась, что с Прайсом случится что-нибудь прежде, чем она успеет сказать ему, как она любит его и как много он для нее значит. Если бы его ранили или убили, она бы этого не вынесла.

С бьющимся сердцем она вступила в прихожую, в которой толпились какие-то незнакомые люди в штатском и полицейские в форме. Только потом Ирен разглядела Говарда Гринспена, который беседовал о чем-то с высоким худым мужчиной в мятом сером костюме.

– Это еще кто? – удивился мужчина, когда Ирен приблизилась к ним.

– Все в порядке, Ирен – моя экономка, – ответил ему Прайс, неожиданно появляясь откуда-то из глубины дома.

– Она-то мне и нужна! – воскликнул мужчина. – Идемте, мисс, мне необходимо с вами побеседовать.

Ирен почувствовала, как сердце у нее снова упало. «Неужели он все знает?» – молнией пронеслась у нее в голове ужасная мысль.

Глава 28

Когда по телевизору начали передавать выпуск новостей, Мила сидела в общей комнате вместе с двумя пуэрто-риканскими шлюхами, которых она находила довольно забавными. Они обучили ее нескольким трюкам, которых Мила не знала, но дело было даже не в этом. Главное – они отвлекали ее от невыразимой скуки тюремного заключения и от тягостных мыслей, которые возвращались к Миле снова и снова.

Вот и сейчас, вполуха слушая, как лучше делать минет на заднем сиденье движущегося автомобиля или как распознать переодетого копа из отдела по борьбе с проституцией (в этом вопросе пуэрториканки вряд ли были особенно сильны, так как в конце концов попались), Мила думала о своем – о том, удастся ли Дюку убрать Ленни и не расколется ли он, если копы возьмут его за бока.

Это могло существенно осложнить ее положение.

Пандора, одна из двух пуэрториканок, как раз начала рассказывать о том, как ее однажды чуть не снял сам Брэд Питт, когда на экране появился сильно наштукатуренный диктор в скверно сидящем парике.

Глотая слова, он заговорил скороговоркой:

«Сегодня утром неизвестным был ограблен особняк известного комического актера и шоумена Прайса Вашингтона, расположенный в районе Хэнкокпарка. Сам мистер Вашингтон во время ограбления находился в суде, где проходят слушания по делу его сына Тедди Вашингтона, обвиненного в убийстве знаменитой телезвезды Мэри Лу Беркли, и в доме оставалась только приходящая горничная. Злоумышленник изнасиловал ее и, привязав к стулу, похитил из сейфа значительную сумму наличных денег, а также ювелирные украшения и одежду. Общая сумма похищенного оценивается примерно в несколько миллионов долларов. По подозрению в совершении этого преступления разыскивается белый американец двадцати – двадцати двух лет…»

– Прайс Вашингтон! – мечтательно промурлыкала Пандора. – Такому парню я бы дала бесплатно.

Он выглядит очень и очень сексуально.

– Однажды я связалась с баскетболистом из НБА, – доверительным тоном сообщила ее подруга. – Он тоже выглядел очень сексуально, но все, что ему было нужно, – это чтобы я заводила его с пускача в темном переулке. Должно быть, ему понравилось, как я это делала, поскольку он возвращался ко мне еще три или четыре раза, но мне очень быстро надоело делать то, что он мог бы сделать и сам с помощью мамы и ее пяти дочек.

Обе девушки захихикали и принялись наперебой вспоминать случаи, когда красивые мужчины оказывались либо педиками, либо импотентами, но Мила не стала их слушать. Встав со скамьи, она пошла разыскивать Мейбелин.

Мейбелин лежала на койке в их камере и, привычно теребя прядь волос, тупо смотрела в потолок.

– Слушай, об этом только что сообщили в новостях! – воскликнула Мила, не в силах скрыть свое волнение.

– О чем? – меланхолично переспросила Мейбелин.

– О том, что твой Дюк обчистил особняк Прайса Вашингтона. Честное слово, я не знала, что босс матери – такая шишка!

– Он действительно хренова звезда, – заметила Мейбелин и села. – Ну и что?

– А то, что твой брат изнасиловал горничную, – выпалила Мила. – Ты не говорила мне, что он… что он может…

– О, Дюк – он такой! – Мейбелин, по-видимому, ничуть не удивилась. – Под каждой крышей свои мыши, знаешь ли… Короче, у него есть свои привычки, от которых он никак не может избавиться.

– Он что – псих? – взвизгнула Мила. – Ничего себе привычки! Зачем ему понадобилось насиловать горничную? Мало мне всего, теперь еще и это!

– А что он должен был сделать, зарезать ее, что ли? – Мейбелин презрительно сощурилась. – И потом, я тебя что-то не понимаю. Сама застрелила какую-то черножопую суку, а сама переживаешь из-за какой-то горничной! Какое тебе дело до этого, тем более я уверена, что эта дура получила удовольствие.

– Надеюсь, он не забыл взять револьвер, – переменила тему Мила, решив на всякий случай не сердить Мейбелин.

– Если он лежал там, где ты сказала, значит – взял, – отрезала Мей.

– А как насчет Ленни Голдена? – осмелилась спросить Мила. – Когда он займется этим делом?

Мейбелин снова сощурилась:

– Думаю, завтра. Зная своего братца, я бы сказала, что на сегодня он совершил достаточно подвигов.

– Но ведь завтра Ленни уже могут вызвать в качестве свидетеля! – с тревогой воскликнула Мила.

– Не волнуйся. – Мейбелин покровительственно кивнула. – Его не вызовут ни завтра, ни послезавтра, так что времени еще – вагон.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что в судах всегда так. Юристы обожают тянуть канитель – им за это деньги платят. В общем, не беспокойся – Дюк позаботится о твоем Ленни.

Мила ничего не сказала, но внутри у нее все кипело. Она совсем не была уверена в том, что Дюку захочется возиться с Ленни после того, как он сорвал такой куш в доме Прайса. Сумма украденного оценивалась в несколько миллионов… На его месте она бы легла на дно и затаилась. Или действительно махнула в Мексику, пока все не успокоится.

Бесило ее и то, что шизанутый братец Мейбелин не побоялся задержаться в доме, чтобы изнасиловать горничную. А что, если бы в доме вместо горничной оказалась Ирен? Неужели он изнасиловал бы и ее?

Нет, судьба матери нисколько ее не волновала, поскольку самой Ирен было, по всей видимости, наплевать на дочь, и все-таки… все-таки Мила не желала ей зла.

В особенности такого…

И впервые Мила задумалась о том, не совершила ли она ошибку. Возможно, ей следовало самой передать оружие в руки адвоката.

Ну ничего, успокаивала она себя, завтра она поговорит со своим защитником и расскажет ему о револьвере, а Мейбелин попросит связаться с Дюком и сказать ему, чтобы он привез оружие в контору Уилларда Хоксмита.

В Дюка она уже не верила. Чем больше она думала о том, что он совершил в доме Прайса, тем сильнее становилась ее уверенность, что у него не все дома.

Что касалось Мейбелин, то ей, по-видимому, было наплевать на все. Они с братом друг друга стоили.

Но, придя к такому неутешительному выводу, Мила снова разозлилась. Наплевать? Как бы

не так!

Они заключили сделку, и, если Мей и ее психованный братец не сдержат своего слова, она заставит их об этом пожалеть! Она никому не даст водить себя за нос!

Глава 29

Лаки узнала об ограблении особняка Прайса Вашингтона из десятичасового выпуска новостей и была так потрясена, что немедленно позвонила Венере Марии, которая, как она знала, была близко с ним знакома.

– Что происходит? – требовательно спросила она, едва только ее подруга взяла трубку. – Имеет это какое-то отношение к нашему делу или нет?

– Ты о Прайсе? Откуда мне знать!.. – ответила Венера Мария. – Я уже давно с ним не виделась, а сейчас ему точно не до меня.

– Но не кажется ли тебе это совпадение странным? – продолжала расспросы Лаки. – Почему кто-то вломился к нему, пока его не было дома? И кто знал о его отсутствии?

– Если бы кто-то вломился к нему в дом, когда Прайс был дома, я бы этому человеку не позавидовала, – спокойно возразила Венера Мария. – Прайса трудно изнасиловать. Вряд ли бы это удалось белому мужчине двадцати лет… – процитировала она фразу диктора из программы новостей. – А то, что он был на слушании дела своего сына, знали все – спасибо газетам.

– Я не это имела в виду… – нетерпеливо перебила ее Лаки.

– Я прекрасно поняла, что ты имела в виду, – сказала Венера Мария. – Нет, вряд ли ограбление как-то связано с делом Тедди. По-моему, вор залез в дом просто потому, что знал, что ни Прайса, ни матери этой… Милы не будет.

– И все равно в этом есть что-то странное, – твердила свое Лаки. – Может быть, ты все-таки позвонишь ему и разузнаешь все поподробнее?

– Нет, не стану я ему звонить, – отказалась Венера Мария. – Он может подумать, что я просто… любопытствую. Не хочется его дергать, ему и так сейчас несладко.

– Ну, Винни, тебе видней.

– Ну ладно, может быть, я и позвоню… попозже.

Лаки потянулась за сигаретой.

– Было что-нибудь интересное после, того, как я ушла? – спросила она.

– О да! – оживилась Венера Мария. – Мы прослушали еще семерых актеров, и один из них показался мне чертовски горячим.

– А Алексу он понравился?

– Нет. Конечно, нет, черт побери!

– Н-да, ему трудно угодить.

– Иногда мне кажется, что он слишком разборчив.

– Может быть, поэтому он и стал знаменитым режиссером?

– И знаменитой занозой в заднице. – Венера Мария сухо рассмеялась. – Впрочем, не пойми меня не правильно – работать с ним мне нравится. Алекс меня вдохновляет. У него, по крайней мере, есть душа.

Лаки тихонько вздохнула. Она была вполне согласна с подругой – у Алекса была душа, и именно поэтому ее так влекло к нему. Как к другу, разумеется…

– Кстати, – сказала она, – может быть, ты объяснишь мне, с чего это вам обоим вздумалось меня воспитывать? Или вы оба записались в миротворцы?

– Мы и не собираемся вмешиваться в твою личную жизнь, – ответила Венера Мария, и в ее голосе послышалась обида. – Просто мы с Алексом не слепые и видим, что происходит. – Она перевела дыхание. – Алекс уже давно хочет быть с тобой, и ты не можешь этого не знать. Но он прекрасно понимает, что, если ты и он… соединитесь, а ты будешь продолжать вздыхать о Ленни, из этого ничего хорошего не выйдет. Короче, пока Ленни не окажется в прошлом окончательно и бесповоротно – чего, как мы все знаем, еще не произошло, – у Алекса нет ни одного шанса.

– Вот почему вы пытаетесь заставить меня вернуться к Ленни? – свирепо спросила Лаки. – Но ведь это глупо!

– Не так уж и глупо! – Венера Мария немного помолчала. – А что ты решила, Лаки?

– Насчет чего?

– Насчет Ленни, разумеется! – воскликнула Венера Мария. – Ты должна позвонить ему, встретиться и поговорить обо всем. Вы должны все выяснить, а не прятаться друг от друга.

– Я… я не знаю, – сказала Лаки неуверенно. – Я всегда считала, что переспать с кем-то, когда у тебя есть обязательства перед другим, – это самая страшная измена, которую нельзя ни простить, ни оправдать. До того как выйти замуж за Ленни, я спала с кем хотела, но после… В общем, брак – это все равно что диета, когда нельзя есть шоколадные кексы. Как бы ни хотелось тебе откусить маленький кусочек, ты не должна этого делать ни при каких обстоятельствах, ведь стоит только попробовать, и ты уже не сможешь остановиться. В конце концов запретный кекс будет съеден весь, и ты набросишься на следующий… – Она перевела дух и добавила:

– Возможно, это звучит глупо, но именно так я понимаю супружескую верность.

– Я прекрасно тебя понимаю, Лаки, – согласилась с ней Венера Мария. – Одно время мы с тобой обе жили как парни – трахались сколько хотели и с кем хотели, да и замуж мы вышли за мужчин, которые делали то же самое. И слава богу, поскольку и ты, и я, и Ленни, и Куп – мы все повидали и все испытали, и никто из нас не оглядывается назад и не думает о том, что он, возможно, что-то упустил. Потому что никто из нас не упустил ничего!

– Вот-вот, – согласилась Лаки. – Поэтому можешь представить, что я испытала, когда появилась эта шлюха с ребенком Ленни на руках!

– Я тебе уже говорила и опять повторю, – сказала Венера Мария миролюбиво, – что ведь это совсем не то же самое, как если бы Ленни просто захотел развлечься. Ему грозила смерть, он был в отчаянии, и ты должна это учитывать.

– Да почему же?! – воскликнула Лаки, не желая сдаваться.

– Потому что это будет справедливо, – отрезала Венера Мария. – И Алекс совершенно со мой согласен. Тебе нужно сделать окончательный выбор, Лаки.

– Возможно, ты права. – Лаки снова вздохнула. – Я позвоню Ленни. Позвоню и попробую поговорить с ним…

– Это лучшее, что ты можешь сделать, – одобрила Венера Мария. – Позвони Ленни и пригласи его на обед. Только ты и он. И лучше всего, если вы встретитесь на нейтральной территории.

– Ты, я вижу, уже все обдумала за меня, – едко сказала Лаки.

– Просто я хочу тебе добра. Между прочим, – добавила Венера Мария, – что это за «безумная ночь», на которую намекал Алекс?

– Он неудачно пошутил, – быстро ответила Лаки.

– Что-то голосок у тебя виноватый, – заметила Венера Мария. – Между вами что-нибудь было?

– Если и было, – а я не утверждаю, что это действительно так, – то это было в то время, когда я считала, что Ленни мертв, – сердито ответила Лаки.

– Ах, значит, ты все-таки переспала с ним! – воскликнула Венера Мария, и ее голос показался Лаки очень довольным. – Я знала, я чувствовала!

Какая же ты скверная девчонка, Лаки!

Она хихикнула:

– Я не спала с ним.

– Нет, спала.

– Ладно, Винни, достаточно… – сказала Лаки устало. – Мне пора. Давай договорим завтра.

Она положила трубку и некоторое время неподвижно сидела у телефона. Что-то продолжало беспокоить и смущать ее. Неужели ограбление дома Прайса Вашингтона и изнасилование горничной как-то связаны с обвинениями, выдвинутыми сегодня в суде против его сына? Но как? Какая связь может существовать между двумя этими событиями?

Гадать об этом можно было до второго пришествия и, не мудрствуя лукаво, Лаки позвонила детективу Джонсону.

– Есть какие-нибудь ниточки? – спросила она, даже не представившись. Впрочем, детектив Джонсон уже давно узнавал ее просто по голосу.

– Я пока изучаю отчеты, миссис Голден, – сказал он на удивление любезно.

– Вы подозреваете кого-то?

– Пока нет. Сосед видел молодого белого мужчину, который рано утром подъехал к особняку мистера Вашингтона на синем «Форде». Машина, разумеется, краденая, мы ее уже нашли. Я извещу вас, если будет что-нибудь новенькое.

– Спасибо, – поблагодарила Лаки и, дав отбой, поднялась в детскую.

Джино и Мария были заняты тем, что с увлечением лупили друг друга подушками.

– Как поживают мои маленькие цыплятки? – спросила Лаки, крепко обнимая обоих.

– Хорошо, мамуля! – хором ответили дети, громко сопя и хихикая после схватки. – А где папа?

« – Я уже говорила вам – папа работает.

– Я хочу его посмотреть! – заявил маленький Джино. – Посмотреть, посмотреть, посмотреть!

– Увидеться с ним, – машинально поправила Лаки. – Хорошо, дорогой, в это воскресенье вы поедете к дедушке, и папа тоже будет там. Договорились?

– Договорились, мамочка! – завопили Джино и Мария, – А можно мы все вместе будем купаться?

– Я не смогу поехать к дедушке в эти выходные, – смутилась Лаки. – У меня слишком много работы.

– Ты, мамочка, все работаешь и работаешь, – серьезно сказала Мария. – Так нельзя! Тебе нужно отдыхать, и папе тоже. Поезжай с нами, и мы вчетвером сходим в бассейн. Мне нравится, когда вы с папой в бассейне, – вы такие миленькие!

Лаки не выдержала и рассмеялась:

– Про взрослых не говорят «миленькие», родная.

– Нет, мама, вы с папой миленькие. Вот.

– Что ж, спасибо, крошка. Я рада, что ты так думаешь.

Она прочла им сказку на сон грядущий и, поцеловав обоих, погасила свет и тихо вышла из детской.

Вернувшись в гостиную, Лаки остановилась на пороге и долго смотрела на телефонный аппарат.

Быть может, Венера Мария была права – ей нужно что-то решить, решить раз и навсегда.

– Спасибо, было очень вкусно, – сказал Ленни, откидываясь на спинку стула и отодвигая от себя пустую тарелку.

– Я рада, что тебе понравилось, – отозвалась Клаудия, с обожанием глядя на него, и Ленни снова почувствовал себя скверно. Она была влюблена в него, никаких сомнений тут быть не могло, и Ленни казалось, что он понимает, в чем дело. Он был рядом, он заботился о ней, как никто и никогда не заботился прежде, и Клаудия, несомненно, считала, что он – единственный мужчина в ее жизни. Между тем Ленни Уже давно решил, что ей пора начать выходить, встречаться с новыми людьми и самой строить свою жизнь.

С его помощью, конечно, от этого он не отказывался, но все же самой.

– Я, кажется, нашел для вас подходящий дом, – сказал Ленни, неожиданно принимая решение.

– Дом для нас? Для всех? – взволнованно переспросила Клаудия.

– Нет, для вас – для тебя и Леонардо.

– А где будешь жить ты? – разочарованно протянула Клаудия.

– Здесь.

– Но почему ты не можешь жить с нами?

– Я тебе уже объяснял, – сказал Ленни и встал. – У меня есть жена, которую я очень люблю. Она тоже любила… любит меня. Можешь себе представить, что она испытала, когда появилась ты, да еще с малышом?

Я понимаю, что ты ни в чем не виновата, но… Одним словом, мне нужно что-то срочно предпринять, чтобы не сломать себе жизнь окончательно, но пока я живу здесь с тобой…

– Я понимаю, Ленни. – Клаудия опустила глаза. – Поверь, мне очень жаль, что из-за меня у тебя такие неприятности. Я этого не хотела, но оставаться в Италии я тоже не могла. Кроме того, Леонардо и твой сын, и ему нужна помощь. Одной мне было…

– Знаю. – Ленни раздраженно заходил из угла в угол. Он понимал, что должен быть с ней терпеливым, доброжелательным, ласковым, но держать себя в руках ему было порой невероятно трудно. – Я помогу Леонардо. Через день или два я поговорю с врачами и узнаю, каковы результаты обследования, которое он прошел неделю назад. И если есть хоть какая-то надежда…

– Спасибо, Ленни. Я просто не знаю…

– Это еще не все, – перебил Ленни. – После того как вы с Леонардо переселитесь в дом, который я нашел для вас, тебе нужно будет подыскать себе работу. Ты неплохо говоришь по-английски, так что никаких проблем быть не должно. Ты могла бы стать переводчицей или пойти работать в итальянское консульство.

– Как скажешь, Ленни.

– Я скажу, что если ты сделаешь все так, как я тебе говорю, то сможешь жить нормальной, счастливой жизнью. Но только без меня, Клаудия. Ты должна это понять.

– Я понимаю, – грустно пробормотала Клаудия.

На самом деле она ничего не понимала.

– Вот и отлично. – Закончив неприятный разговор, Ленни с облегчением вздохнул. – А теперь я пойду в душ. Если зазвонит телефон – ответь, пожалуйста. Мне должны звонить из агентства по недвижимости.

– Хорошо, Ленни.

Не прибавив больше ни слова, Ленни отправился в ванную комнату и включил воду. «Дальше так продолжаться не может, – размышлял он. – Завтра надо будет еще раз позвонить Лаки и постараться убедить ее встретиться. С каждым днем, с каждым часом мы все больше отдаляемся друг от друга, и я уже не могу этого выносить».

Когда он шагнул в душ, в гостиной зазвонил телефон, и Клаудия взяла трубку.

– Pronto, – забывшись, сказала она по-итальянски.

Лаки ответила не сразу.

– Позовите, пожалуйста, Ленни, – промолвила она наконец.

– Ленни в душе, – ответила Клаудия. – А кто его спрашивает?

Не ответив, Лаки швырнула трубку на рычаги.

Она так и знала, что ничего из этого не выйдет.

Глава 30

Всю жизнь Бриджит пыталась научиться у Лаки одной вещи – как быть сильной. Иногда ей казалось, что у нее что-то получается, но, по-видимому, она ошибалась. Ведь если бы она переняла у своей приемной матери хоть что-нибудь, то сейчас вряд ли оказалась бы в столь незавидной ситуации.

Как она жалела, что, не спросив совета у Лаки, связалась с Карло – этим смазливым подонком, которому было наплевать на нее и на ее чувства. Ей не хватило характера, и она поддалась ему, а теперь, чтобы вырваться, требовались усилия еще большие. Ну почему с самого начала она не предприняла никаких мер предосторожности? Ведь та же Лаки не раз говорила ей, что, раз она так плохо разбирается в мужчинах (имелся в виду предшествующий, и весьма печальный, опыт Бриджит), она должна быть особенно осторожна, заводя даже самую легкую интрижку. «Давай сдачи, чего бы это ни стоило, если не хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги», – такова была жизненная философия Лаки, но Бриджит ей не последовала. И теперь пожинала горькие плоды своей слабохарактерности и неосмотрительности.

Впрочем, Карло с самого начала позаботился о том, чтобы не дать ей вырваться из расставленной ловушки. Он похитил ее, сделал наркоманкой, а когда она уже не могла обходиться без ежедневных уколов – женился на ней. Даже беременность Бриджит стала звеном в цепи, которым он приковал ее к себе, хотя подозревать Карло в том, что он сделал ей ребенка нарочно, было глупо. Скорее всего это была роковая случайность, которая, однако, сыграла ему на руку.

Но главной бедой Бриджит была все же наркотическая зависимость. Героин убил или усыпил в ее мозгу все клетки, ответственные за принятие решений, и она стала безвольной марионеткой в руках Карло. Просыпаясь утром, она не могла думать ни о чем, кроме укола, после которого сразу же впадала в блаженную эйфорию, напрочь забывая о своем положении. Все окружающее представлялось ей тогда в розовом свете, и Бриджит уже не хотелось ничего предпринимать. К чему стараться, если один маленький укол заменял все, ради чего пришлось бы долго бороться и страдать?

Постепенно ее жизнь превращалась в сон наяву, в , вереницу чудесных и радостных дней, в сплошное блаженство, отказаться от которого она бы не смогла за все сокровища мира. Бриджит и не собиралась отказываться. Подобное существование вполне ее устраивало, и тем более оно устраивало Карло, который лишал ее укола лишь в тех случаях, когда ему было от нее что-нибудь нужно.

Постепенно героиновая зависимость Бриджит переросла в полную и абсолютную зависимость от Карло. Она мирилась с его приступами гнева, с оскорблениями и с частыми колотушками, которые Карло обрушивал на нее в зависимости от настроения. Большей частью Бриджит либо не замечала их вовсе, либо очень быстро забывала о них. Главным для нее был шприц с раствором, который она ловко вкалывала в свои разбухшие, почерневшие вены.

Только теперь, лишившись героинового допинга и перенеся нечеловеческие муки, Бриджит трезво оценила свое положение. Только теперь она до конца осознала, что сделал с ней Карло и каким чудовищем он был.

Впрочем, бросив ее одну в охотничьем домике, он невольно оказал ей услугу, но Бриджит не собиралась его за это благодарить. Карло должен был понести наказание за смерть собственного сына, и Бриджит знала, что теперь, когда она потеряла ребенка, ее ничто не остановит. Кроме свидетельства о браке, которое было обыкновенной бумажкой и которое, учитывая все обстоятельства, не признал бы действительным ни один суд, их ничто больше не связывало. Конечно, Карло мог сам подать на нее в суд и даже отсудить у нее один-два миллиона, но Бриджит было все равно – она готова была пожертвовать этими деньгами, лишь бы поскорее избавиться от него.

Пока же она делала все, что было в ее силах, чтобы поскорее вернуть прежнюю физическую форму. Организм ее, однако, был до предела ослаблен наркотиками и недавним выкидышем, и все же, несмотря на частые головокружения, боли во всех мышцах и непрекращающуюся мигрень, Бриджит была полна решимости как можно скорее покинуть дом, пока сюда не вернулся Карло.

Она имела все основания опасаться Карло. Кто знает, что у него на уме?! Не исключено, что он попытается снова посадить ее на иглу, и тогда все ее мучения окажутся напрасными. Ведь привычка, которую ей, благодаря обстоятельствам, удалось преодолеть огромной ценой, не была побеждена окончательно, и один-единственный укол снова вернул бы ее к прежней зависимости.

А когда Бриджит была «под кайфом», даже Карло – мерзавец из мерзавцев – казался ей ласковым и добрым.

Каждое утро Бриджит выходила из дома и несколько минут сидела возле могилы своего сына. Этот маленький холмик под грушей, на котором еще даже не начала расти трава, странным образом действовал на нее умиротворяюще, наполняя Бриджит покоем и уверенностью в себе. О ребенке она почти не скорбела – бедняжка скорее всего родился бы наркоманом и едва ли бы выжил. Даже если бы врачам удалось его спасти, он бы всю жизнь страдал. Бриджит с ужасом думала о том, какие бы муки испытал ее сын и она сама – ведь она была бы причиной всех этих страданий.

Посидев в саду, Лаки отправлялась исследовать большой старый дом и прилегающие к нему хозяйственные постройки. В одном из сараев она нашла старый, поржавевший велосипед с совершенно лысыми покрышками. Эта находка настолько воодушевила ее, что Бриджит почувствовала значительный прилив сил. На велосипеде она могла передвигаться значительно быстрее, чем пешком, к тому же в дорогу ей необходимо было взять с собой запас еды и воды, который легче было везти, чем тащить в руках. Но велосипед еще надо было привести в рабочее состояние, и Бриджит, что называется, засучила рукава. Она смазала ржавую цепь свиным жиром, который добыла из банки с тушенкой, и, найдя насос, попыталась накачать шины. Она, однако, была еще очень слаба, и ей понадобился почти целый день, чтобы – с перерывами и отдыхом – накачать оба колеса, но и это не остудило ее решимости.

В голове у Бриджит созрел план. Она нагрузит на багажник продуктов и воды и поедет по первой попавшейся дороге, пока не доберется до места, где живут люди. Там она сможет найти врача, который был ей необходим, и связаться с Лаки.

Но сначала… сначала ей нужно будет еще хотя бы два дня, чтобы окончательно собраться с силами.

Только потом она сможет осуществить свой план.

Людей всегда влекло к Буги. Высокий и худой, он совсем не выглядел опасным, хотя и был ветераном Вьетнама, а его добродушный смех и открытое лицо легко располагали к себе любого собеседника. Он умел вписаться в любую компанию, и в группе пожилых людей – своеобразном «клубе стариков», собиравшихся на деревенской площади неподалеку от поместья Витти, – его очень скоро приняли. Буги, с самого начала представившийся писателем, изучающим местные традиции, играл с местными жителями в кегли, пил крепчайший кофе, угощал мужчин американскими сигаретами и внимательно прислушивался к разговорам, из которых надеялся почерпнуть интересующие его сведения.

В конце концов его внимание привлек некий Лоренцо Тильяли, работавший в поместье Витти. Этот дочерна загорелый, ловко ковылявший на грубой деревянной ноге старик с обветренной, морщинистой кожей, гривой седых волос и слезящимися голубыми глазами пьяницы обладал разбитным, общительным характером и был, по-видимому, ценным источником информации. Последнее умозаключение Буги сделал из собственных слов Лоренцо, который, хлебнув граппы, любил похваляться тем, что работает у Витти уже пять десятков лет и «знает всю ихнюю подноготную».

Вскоре, правда, обнаружилось, что старик не прочь приврать, однако Буги не был склонен упускать такой случай, благо Лоренцо весьма сносно говорил по-английски, а понимал почти все, что вообще-то было в Италии редкостью.

Заставить Лоренцо выдать нужные сведения не составило особенного труда. Выпив, он вообще не закрывал рта и самозабвенно рассуждал обо всем, начиная с цен на хлеб и заканчивая последними политическими скандалами. Требовалось лишь незначительное усилие, чтобы направить разговор в нужное русло, что Буги и сделал, спросив, достаточно ли платит Лоренцо его хозяин. Азартно стуча по полу протезом, старик разразился длиннейшей обвинительной речью в адрес «этого скареда», причем – как и рассчитывал Буги – досталось и Карло.

– А сын его, – заявил Лоренцо, опрокидывая в рот очередной стаканчик граппы, – испорченный молодой человек. Всегда был таким. Даже теперь, когда он женился на богатой американке, он нисколько не стал лучше.

– На американке, говоришь? – Буги сделал вид, будто эта тема не очень его интересует. – Что же они, тут и живут, в этом поместье?

– Жили. – Лоренцо выразительно повертел в руках стаканчик, и Буги поспешил его наполнить. – Но сейчас Карло уехал на Сардинию с другой женщиной, а жену отправил… – Он неожиданно замолчал, словно спохватившись, что сболтнул лишнее.

– Куда? Куда он ее отправил? – поинтересовался Буги.

Лоренцо в ответ пожал плечами и осушил свой стаканчик.

– Еще? – немедленно предложил Буги.

– Да вроде бы хватит… – неуверенно пробормотал старик, в то же время не сводя внимательного взгляда с бутылки, в которой оставалось еще порядочно.

– Не стесняйся, – подбодрил Буги. За граппу – как и всегда – платил он.

– Ну, разве что еще один…

Еще один стаканчик развязал Лоренцо язык.

– Американка-то очень богата, – подмигнул он с заговорщическим видом. – Карло обещал отцу, что к концу года у него в руках будут миллионы этих ваших долларов!

– Да ну, не может быть! – Буги играл свою роль безупречно.

– Вот тебе и «да ну»! – азартно отозвался Лоренцо. – Точно тебе говорю – американка-то беременна, значит, дело серьезное. Карло ей специально вдул, чтобы она с ним не развелась, а раз так – значит, денежки у нее водятся.

– Расскажи мне про эту американку, – попросил Буги. – Как же это она допустила, что муж уехал с другой женщиной, а ее бросил?

Лоренцо хихикнул:

– Да она про это ничего не знает. Карло отвез ее в охотничий домик.

– Ах вот оно что! А домик-то далеко отсюда?

Лоренцо поднял глаза и внимательно посмотрел на Буги.

– Хотел бы я знать, приятель, почему ты так этим интересуешься? – проскрипел он.

– Время от времени я балуюсь перепродажей недвижимости, – пояснил Буги, приняв безмятежный вид. – И у меня есть друг, который давно хочет приобрести дом недалеко от Рима. Он, правда, небогат, так что ему нужно что-нибудь не слишком шикарное.

– Ну, этот охотничий домик ему вряд ли подойдет! Правда, он довольно большой, только он довольно далеко от Рима, к тому же он, наверное, уже совсем развалился. У Витти никогда не было денег, чтобы его отремонтировать. Может, когда Карло получит свои миллионы, они за него возьмутся, но не раньше.

– Но если, как ты говоришь, дом совсем развалился, то какого черта этот Карло отвез туда жену, да к тому же беременную? Что же он одну ее там оставил?!

Лоренцо снова пожал плечами:

– Я слышал, как Карло говорил своей матери, что ей там будет спокойно.

– Да? – Буги налил собеседнику еще порцию граппы. – Ну, не знаю, как она, а мой друг точно будет доволен – ведь развалины должны стоить дешевле, чем новенький дом, верно? Что касается тебя, то ты сможешь получить солидные комиссионные, если сделаешь своему хозяину предложение, скажем, от моего имени.

– Ты точно говоришь? – На этот раз в слезящихся голубых глазках старика вспыхнул настоящий интерес.

– Конечно! – небрежно бросил Буги. – Скажи мне, где находится этот охотничий домик. Я съезжу взглянуть на него и дам окончательный ответ. А если наткнусь на американку, то скажу ей, что я – потенциальный покупатель. Думаю, она позволит мне войти и осмотреть дом изнутри.

– Никогда вы не найдете это место! – уверенно сказал старик.

– Послушай, Лоренцо, я служил во Вьетнаме, но ни разу – слышишь, ни разу! – не заблудился в их проклятых джунглях! Неужели ты думаешь, что здесь, в Италии, я не смогу найти дорогу? В общем, так, – добавил он, доставая из кармана бумажник, – я дам тебе пятьсот долларов в качестве… гм-м… задатка.

Если дом мне понравится, я дам тебе еще столько же.

Если нет, ты станешь богаче только на пять сотен. Ну, по рукам?

Беззвучно шевеля губами, Лоренцо долго смотрел на деньги. Хозяин уже лет десять не увеличивал его жалованья, и лишняя сотня ему бы не помешала. Тем более лишние пять сотен. Да и дочь Лоренцо как раз собиралась ехать в Милан, чтобы стать учительницей, жене необходимо было новое зимнее пальто, а сын, у которого было уже четверо своих детей, постоянно нуждался.

Протянув руку, Лоренцо взял деньги и спрятал во внутренний карман.

– Завтра я нарисую, как туда проехать, – пообещал он.

– Вот и отлично, – кивнул Буги, почувствовав, что торопить старика не надо. – А сейчас давай выпьем по последнему стаканчику.

Глава 31

Дюк был занят тем, что рассматривал добычу. Он догадывался, что неплохо поживился в доме Прайса Вашингтона, но еще не знал насколько. Только теперь у него появилось время, чтобы все как следует разобрать и подсчитать.

Сейф, которым он занялся в первую очередь, оказался набит сокровищами под самую завязку. В большом кожаном футляре, сделанном, очевидно, по специальному заказу, хранилось две дюжины – целая коллекция! – часов «Патек Филипп» в золотых корпусах с бриллиантами. Наличных денег в сейфе оказалось около ста тысяч. В бархатном бюваре и нескольких папках лежали какие-то важные бумаги, но что они собой представляют, Дюк решил определить потом. Две шкатулки – деревянная и из тисненой кожи – были набиты золотыми запонками, зажигалками, перстнями, бриллиантовыми булавками для галстука и прочими драгоценностями.

Все это вполне поместилось в его спортивную сумку. Еще Дюк положил в найденный им в стенном шкафу Прайса дорогой чемодан несколько сшитых на заказ костюмов, рубашек и галстуков. Правда, Прайс Вашингтон был намного выше Дюка и шире в плечах, но это не имело особенного значения. Дюку было достаточно простого сознания того, что такие костюмы висят у него в шкафу. Шутка ли сказать – каждый такой костюмчик стоил, наверное, три, а то и все пять тысяч долларов!

Удалось Дюку найти и коробку из-под ботинок, которую Мейбелин велела ему непременно забрать.

Коробка лежала именно там, где она сказала, – в кухне на посудном шкафчике, под самым потолком, и, чтобы добраться туда, Дюку пришлось принести из кладовки стремянку. Мейбелин велела ему ни в коем .случае не открывать коробку, но Дюк плевал на предостережение сестры. В самом деле, какого черта В коробке лежал блестящий никелированный револьвер, завернутый в полотенце. Дюк некоторое время рассматривал оружие, не касаясь его, чтобы не оставить отпечатков пальцев, потом закрыл коробку и отставил ее в сторону.

«Очень интересно, – подумал он. – Надо будет выяснить поподробней, чья это „пушка“ и чем она так дорога Миле».

Потом он вытащил из футляра все часы и разложил их на кровати. Высыпал из шкатулок запонки и перстни. Снова пересчитал деньги – просто чтобы удостовериться, что в первый раз не ошибся.

Ему очень хотелось поговорить с сестрой немедленно, но он знал, что ей разрешат позвонить ему только утром.

Проклятье! Ему очень не хватало Мейбелин. Без нее Дюк чувствовал себя очень одиноким, почти несчастным. Между ними существовала крепкая, почти физическая связь (что было неудивительно, ведь они были двойняшками!), и, разлучаясь, оба начинали страдать друг без друга.

И, вертя в руках золотые часы на золотом же браслете, Дюк неожиданно подумал о том, что он может сделать, чтобы вытащить Мей из тюряги.

Миле не спалось. Равнодушие, с каким Мейбелин восприняла известие об изнасиловании горничной, испугало ее. Сама она никак не могла определить, что за человек этот Дюк. Как ему хватило наглости – забравшись в чужой дом и зная, что его каждую минуту могут накрыть, – преспокойно развлекаться с горничной? И почему он все еще не пришил Ленни? Ведь главное было именно это!

Рано утром, еще до подъема, она разбудила Мейбелин:

– Слушай, ты должна еще раз поговорить со своим братом. Мне нужно, чтобы он доставил мою посылку сегодня же.

– Дюк не посыльный, – отрезала Мейбелин, и Мила поняла, что ее худшие опасения начинают сбываться. Что-то было нечисто. Ее подружка начала вести свою игру.

– Я и не говорила, что он посыльный, – сказала Мила, изо всех сил стараясь казаться спокойной. – Но мы заключили сделку. Благодаря моим сведениям Дюк сумел проникнуть в дом и вскрыть сейф, и теперь я хочу, чтобы он отвез посылку моему адвокату. Я дам тебе адрес…

– Что-то мне не нравится, как ты заговорила, – протянула Мейбелин. – Поубавь гонор-то!

Мы с Дюком пока на тебя не работаем, ясно?

– А мне не нравится, как разговариваешь ты! – отрезала Мила.

Несколько секунд девушки сердито буравили друг друга глазами, потом Мила сказала напряженным шепотом:

– Твой братец должен был замочить Ленни Голдена еще вчера. И я хочу знать, почему он этого не сделал. Может быть, у него вообще кишка тонка?

Силен только девчонок насиловать?!

– Да пошла ты в задницу! – прошипела Мейбелин. – Я не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном.

– Я думала, мы – подруги, – пробормотала Мила, понимая всю безысходность своего положения.

Револьвер с отпечатками пальцев Тедди был теперь в руках этого ненадежного типа – братца Мейбелин, и только от него зависело, попадет он к адвокату Милы или нет.

– Не будь так в этом уверена! – фыркнула Мейбелин.

– Слушай, Мей, – сказала Мила, все еще сдерживаясь, хотя ее сухое лицо потемнело от гнева. – Если твой брат не сделает то, о чем мы договаривались, я расскажу полиции, что это он вломился в особняк Прайса и изнасиловал горничную.

– Ты не сделаешь этого! – воскликнула Мейбелин, рывком приподнимаясь на койке. – Только попробуй открыть рот – я тебе всю башку разобью!

– Я тебя предупредила, теперь все зависит от тебя, – упрямо повторила Мила, на всякий случай отступая на шаг. – Хотя я, как ты понимаешь, предпочла бы не ссориться. Мы должны помогать друг другу: сегодня ты поможешь мне, а завтра, глядишь, я тебе.

В новостях сказали, что Дюк украл барахла на несколько миллионов, и я ужасно рада за него и за тебя.

И за Прайса! – пошутила она, стараясь хоть как-то разрядить напряжение. На самом деле Миле вовсе не хотелось «стучать» на Мейбелин и Дюка – ей хотелось только одного: чтобы все прошло гладко. – Но вы должны выполнить, что обещали. Дюк должен убрать Ленни и отвезти револьвер моему адвокату. Если он сделает это, мы будем в расчете.

Но Мейбелин ничего ей не ответила, и Мила отправилась в зал заседаний суда в преотвратном настроении. Увидев своего адвоката, она первым делом рассказала ему о револьвере.

Уиллард Хоксмит был потрясен.

– Ты хочешь сказать, что револьвер с «пальчиками» Тедди Вашингтона все это время был у тебя? – недоверчиво переспросил он. – И ты говоришь мне об этом только сейчас? У тебя что – разжижение мозгов?

Мила поморщилась. Она едва выносила этого типа с ужасным запахом изо рта. С ним просто невозможно было разговаривать.

– Да, револьвер был у меня, – ответила она. – Я думала, что будет гораздо разумнее, если я сохраню его до суда – до того момента, когда он мне по-настоящему понадобится.

Адвокат фыркнул:

– С чего ты взяла, что дело вообще дошло бы до суда? Если бы эта улика попала ко мне сразу, с самого начала, ты бы давным-давно вышла на свободу. Зачем ты его спрятала?

– В общем, сегодня днем револьвер привезут в твой офис, – добавила Мила, не отвечая на его последний вопрос.

– Кто? Кто его привезет?

– Один человек.

– Какой человек?

– Просто человек, – разозлилась Мила. – И нечего меня расспрашивать.

– Я должен тебя расспрашивать, ведь я – твой адвокат, – возразил Уиллард Хоксмит. – А ты должна мне доверять. Неужели ты не понимаешь, в каком положении ты оказалась? У противной стороны есть свидетель, который под присягой показывает, что в Мэри Лу Беркли стреляла именно ты, а не Тедди Вашингтон. Этого вполне достаточно, чтобы присяжные отправили тебя за решетку единогласно, понимаешь ты или нет? А теперь оказывается, что у тебя есть револьвер с отпечатками Тедди… Кстати, как он к тебе попал?

– Это тебя не касается, – огрызнулась Мила. – Главное – эту Мэри Лу застрелил Тедди. Я ведь сказала тебе об этом с самого начала, но ты мне не поверил.

– И когда я получу этот револьвер? – уточнил адвокат.

– Сегодня в течение дня. Он будет упакован в коробку из-под ботинок, так что лучше предупреди свою секретаршу, чтобы она не совала туда свой нос. Не хватает еще, чтобы на револьвере остались ее отпечатки.

– У меня нет никакой секретарши! – возразил Хоксмит и покачал головой. – Нет, Мила, ты, честное слово, какая-то ненормальная.

– Можно подумать, что ты нормальный, – презрительно пробормотала девушка.

Глава 32

На второй день интерес прессы к процессу не только не ослабел, но, напротив, возрос еще больше, что объяснялось происшествием в особняке Прайса Вашингтона.

Сам Прайс был потрясен и пребывал в полной растерянности. Он давно знал, что суд сам по себе не сулит ему ничего хорошего, но такого он не ожидал.

Его имя прочно заняло первые полосы газет, которые наперебой сообщали читателям обстоятельства ограбления, помещая подробные – и перевранные – списки украденного. Это возмущало Прайса больше всего.

Казалось, каждый, кто умел держать в руках карандаш или набирать на компьютере простые фразы, считал себя вправе писать о нем все, что только взбредет в голову.

О нем и о бедной Консуэлле, которую Прайс от души жалел. Она работала у него уже лет пять и была милой, спокойной, аккуратной женщиной (что бы ни говорила о ней Ирен, для которой все горничные были неряхами и лентяйками). Прайсу было неприятно думать о том, что ее изнасиловали именно в его доме, хотя он и понимал, что его вины здесь нет.

– Будьте осторожны, мистер Вашингтон, – предупредил его Гринспен. – Она может подать на вас в суд.

– Кто? Консуэлла? А я-то здесь при чем? – искренне удивился Прайс. До сих пор он полагал, что несет лишь моральную ответственность за то, что случилось с горничной.

– Это произошло в вашем доме. Какой-нибудь шустрый адвокат может зацепиться за это и убедить горничную предъявить вам иск. Надеюсь, с вашей страховкой гражданской ответственности все в порядке…

В ответ Прайс лишь в ярости стукнул себя кулаком по колену. Он был настолько зол на Тедди за то, что тот привлек к нему такое пристальное внимание, что накануне вечером даже не смог заставить себя поговорить с сыном. Они поужинали в полном молчании и так же молча разошлись по своим комнатам, не сказав друг другу ни слова.

Между тем журналисты, которые буквально рыли носом землю в надежде разыскать новые подробности, успели пронюхать, что Ирен является матерью Милы, и, естественно, раздули из этого еще одну сенсацию. Количество фотографов и телевизионных бригад у ограды особняка удвоилось, и Прайс жил как в осажденном замке. Каждый раз, когда он вынужден был покидать дом, журналисты набрасывались на него, словно голодные шакалы, и ему пришлось нанять дополнительных телохранителей. Теперь его охраняло пять человек, трое повсюду следовали за Тедди, но даже этого было недостаточно, и Прайс от души жалел, что охранники не имеют права стрелять в журналистов или, на худой конец, бросать в них гранаты со слезоточивым газом.

Процесс повлек за собой и значительные финансовые расходы, и дело было даже не в оплате услуг адвокатов, телохранителей и прочих издержках. Из-за необходимости ежедневно присутствовать в суде Прайс вынужден был отказываться от новых предложений и отложить несколько гастрольных поездок. Слава богу, до разрыва контрактов дело пока не дошло – одни неустойки способны были его разорить, однако он понимал, что даже после того, как все закончится, ему придется на некоторое время лечь на дно, чтобы страсти успели остыть. Возможно, впрочем, это было и к лучшему, и Прайс решил что, если все закончится благополучно, он съездит с Тедди на Багамы или на Виргинские острова, а может – отправится на пару недель в Европу. Им обоим необходимо было сменить обстановку, а тем временем все уляжется…

Насчет смены обстановки Прайс задумывался все чаще и чаще. Его дом – роскошный особняк в Хэнкок-парке, который он так любил, – в последнее время совершенно перестал ему нравиться. Возвращаться туда ему было даже неприятно. Здесь жила Мила, здесь изнасиловали Консуэллу… Казалось, дом проклят, и теперь ему не видать удачи, пока он не переберется на новое место. Или, по крайней мере, не отдохнет как следует.

– Я надеюсь, что этот случай послужит тебе хорошим уроком, Тедди, – сказал он сыну утром, когда оба собирались ехать в суд. – Говоря откровенно, я очень зол на тебя. Ты совершил скверный поступок и навлек позор на всю нашу семью.

«Какую семью? – хотелось спросить Тедди. – Никакой семьи нет. Есть ты, есть я, и есть моя мамочка – жирная корова, которая зациклилась на том, чтобы стать знаменитой. Но мы не семья!»

– Прости, па, – пробормотал он в ответ. – Мне очень жаль.

Но Тедди знал, что сожалениями он вряд ли отделается.

Стив давно проснулся, но Лин все еще сладко спала, свернувшись калачиком в его объятиях. Ему не хотелось тревожить ее, но пора было ехать в суд, и Стив легонько тронул Лин за плечо.

– Эй, – сказал он негромко, пытаясь высвободиться, – мне пора, но ты можешь еще поспать.

– Подожди. Сейчас я встану и приготовлю тебе завтрак, – сонно пробормотала Лин, подтягивая колени к самому подбородку.

– О нет, не стоит, – мягко рассмеялся Стив. – Я не ем на завтрак жареных цыплят!

– Не говори так. – Ее теплая рука скользнула ему в промежность. – Я очень хочу научиться готовить, чтобы кормить тебя завтраками, обедами и ужинами.

С тобой я просто переродилась и стала совсем другим человеком.

– Со мной? – переспросил Стив, убирая ее руку.

Он хотел Лин, но сейчас было не самое подходящее время для занятий сексом.

Лин вздохнула:

– Да. Никогда не думала, что какой-то мужчина заставит меня измениться, но… Ты такой… надежный, Стив, и я чувствую себя спокойно и уверенно.

С тобой я в полной безопасности.

– Мэри Лу тоже чувствовала себя в полной безопасности, и чем это кончилось! – пробормотал Стив мрачно и, выбравшись из постели, пошел в ванную комнату.

Лин не переносила, когда ее отвергали, поэтому, выскользнув из-под одеяла, она последовала за ним.

– Извини меня, Стив, – промурлыкала она, заглядывая в ванную. – Я не имела в виду ничего такого…

Лин была совершенно раздета, и Стив поспешно отвел глаза. Ее безупречное, гибкое и стройное тело действовало на него слишком сильно.

Не дождавшись ответа, Лин проникла в ванную и, встав позади него, потерлась грудью о его спину.

Этого легкого, дразнящего прикосновения оказалось вполне достаточно, чтобы Стив сдался.

– У тебя есть для меня пять минут? – спросила Лин, разворачивая его лицом к себе.

– С чего ты решила, что пяти минут мне будет достаточно? – рассмеялся он.

Из-за шумихи, которую подняли вокруг процесса газеты, Лаки решила отвезти детей в Палм-Спрингс раньше, чем планировала. К счастью, Джино обожал внуков и всегда готов был принять их у себя.

Отправив их к деду вместе с Чичи, Лаки поспешила обратно в дом, чтобы еще раз позвонить Ленни, но, взяв в руки трубку, неожиданно остановилась. Она чувствовала, что, если ей снова ответит – Клаудия, она не сумеет сдержаться.

«Ты ревнуешь!» – раздался у нее в голове насмешливый голос.

«Конечно, я ревную! – подумала Лаки. – А кто на моем месте не ревновал бы? Ленни переспал с другой женщиной, сделал ей ребенка, а теперь преспокойно переселился к ней, как будто так и надо. А ведь он мой муж – мой, а не чей-нибудь еще! Так что я не просто ревную – я готова голыми руками разорвать их обоих на куски!»

Она продолжала сердиться на Ленни, и все же в душе ее произошел какой-то переворот. Лаки чувствовала, что ей на самом деле хочется увидеть его. Алекс был прав – она не сможет ни с кем встречаться, пока у нее не будет полной уверенности, что Ленни не любит ее и не хочет к ней возвращаться. Иными словами, Лаки слишком дорожила их отношениями, чтобы не попытаться спасти их еще раз.

Отбросив колебания, Лаки набрала номер Ленни в отеле, но, как и вчера, трубку снова взяла Клаудия.

Просить эту шлюху, чтобы она позвала к телефону ее мужа, Лаки не собиралась, поэтому, не сказав ни слова, она положила трубку.

Она как раз собиралась ехать в суд, когда из Италии позвонил Буги.

– Я нашел Бриджит, – сказал он. – И надеюсь увидеть ее уже завтра.

– Это отличные новости, Буги, – обрадовалась Лаки. «Хоть что-то идет как надо», – подумала она.

– Не все так хорошо, как кажется, – сказал детектив, и Лаки представила, как он качает головой. – Насколько мне удалось установить, Карло отвез ее в заброшенный охотничий домик. А сам уехал на Сардинию с какой-то девицей.

– Этого только не хватало! – Лаки нахмурилась. – Бриджит беременна; возможно, принимает наркотики, а он в это время развлекается с девками! Ну и везет же Бригги на мужиков! Жаль, я не могу приехать немедленно – я бы кастрировала Карло своими собственными руками!

– Ну а если серьезно? – спросил Буги.

– Серьезно? Что ты собираешься делать дальше, Буги?

– У нас сейчас вечер, – ответил детектив. – Утром я отправлюсь на поиски охотничьего домика – он находится довольно далеко, в глуши, и на это потребуется какое-то время.

– А потом?

– Я хочу убедиться, что с Бриджит все в порядке.

Если она принимает наркотики, я это пойму.

– Хорошо бы Карло не было поблизости – тоща, возможно, Бриджит будет с тобой откровенна. Мне почему-то кажется, что сейчас она скорее доверится тебе, чем мне.

– О'кей, как только у меня будут какие-то новости, я с тобой свяжусь.

– Еще одно, Буги, – добавила Лаки железным голосом. – Если Бриджит в беде – если тебе только покажется, что она в беде, – ты должен привезти ее в Лос-Анджелес, понятно? Что бы она тебе ни говорила, как бы ни отнекивалась – если ты почувствуешь, что с Бриджит неладно, хватай ее и вези сюда. Я за все отвечаю, я беру на себя все последствия – только сделай это, ладно?

– Ладно.

– Я доверяю тебе полностью, Буги.

– Я знаю. Мы с тобой побывали во многих переделках, и я всегда готов прийти к тебе на помощь.

Даже несмотря на то, что я давно на пенсии.

– На пенсии!.. – Лаки фыркнула. – Я тебя не узнаю, Буги, – ты говоришь как старик.

– Иногда я действительно чувствую себя старым.

Ну, когда…

– Знаешь, я начинаю тебе верить, – язвительно сказала Лаки, не дав ему договорить. – Ты стал слишком много говорить. Когда-то ты был немногословным и решительным мужчиной, но теперь ты размяк и сделался болтливым, как старая…

– Можешь не продолжать. – Буги рассмеялся. – Я позвоню, как только что-нибудь выясню.

– Хорошо. Я весь день буду в суде, но оставлю свой сотовый телефон включенным. Можешь звонить туда.

– Отлично, Лаки.

– И спасибо тебе, Буги!

Глава 33

-Ты не говорила, что в коробке лежит игрушка, – сказал Дюк, когда Мейбелин позвонила ему из тюрьмы. Ей разрешалось сделать один звонок в день, и каждый раз Мейбелин звонила брату: как и Дюк, она очень скучала без своей «половинки». Оба, впрочем, понимали, что разговоры могут прослушиваться, поэтому оба были очень осторожны и прибегали к иносказаниям, если речь шла о чем-то важном.

– Я ничего не сказала, потому что знала: ты обязательно сунешь туда свой нос, – ответила она. – Надеюсь, тебе не вздумалось с ней поиграть!

– Почему бы нет?

– Потому что это игрушка Медвежонка . На ней остались его лапки.

– Любопытно.

– Я тоже так думаю, – сказала Мейбелин. – Тетя хочет, чтобы ты отдал игрушку людям, которые занимаются благотворительностью, – ну, тем, с которыми она сейчас работает, но мне кажется, нам следует оставить ее у себя. В следующий раз я скажу тебе, как с ней поступить, а пока займись тем вторым делом, иначе тетя устроит истерику. Она уже грозилась, что будет жаловаться на тебя всем, кто только согласится ее выслушать.

– Хорошо, я понял.

– Так когда же?

– Пожалуй, я сначала заеду к тебе.

– Хорошо. Я люблю тебя, братик.

– И я тебя. Увидимся в субботу.

Повесив трубку, Дюк задумался о том, что только что сообщила ему сестра. Он отлично понял, что на револьвере остались отпечатки пальцев Тедди Вашингтона и что передавать оружие адвокатам Милы пока не следует. Он также должен был поскорее разделаться с Ленни Голденом, пока Мила не сообщила властям о том, кто побывал вчера утром в особняке Прайса.

Ни то ни другое не вызывало у него никаких особенных возражений. Все равно сегодня ему было нечего делать, а убивать Дюк никогда не боялся. Ленни Голден будет не первым человеком, которого он отправит на шесть футов под землю кормить червей. Его послужной список включал уже три таких эпизода, и Дюка разбирал смех каждый раз, когда он думал о том, что копы упрятали его за решетку за какое-то дурацкое изнасилование, в то время как за ним числились дела покрупнее… Впрочем, Дюк никогда не считал копов особенно умными. То ли дело он сам – вот кто был по-настоящему умен. Мейбелин тоже была не глупа. Что касалось остальных, то они были наивны и слепы, как новорожденные щенки.

Налюбовавшись на свою добычу, Дюк аккуратно убрал ее в стенной шкаф, который он уже давно укрепил железными уголками. Ему не хотелось, чтобы кто-то ограбил его.

Потом он тщательно проверил и зарядил свой пистолет. Он уже знал, где и когда застрелит Ленни Голдена.

Убить человека было просто. Чертовски просто.

Просто и приятно, если, конечно, не попадаться.

Но попадаться Дюк не собирался.

Глава 34

Самым трудным для Лаки было пройти сквозь беснующуюся толпу журналистов и папарацци и никого не ударить.

– Уберите свой поганый микрофон от моего лица! – рявкнула она на пухлую белобрысую корреспондентку, которая в испуге отпрыгнула.

– Она ругается! – воскликнула корреспондентка, обращаясь к своему оператору, и на лице ее отразился неподдельный шок.

– Пускай, – откликнулся тот, жуя резинку. – Завтра она прочтет в «Событиях и фактах» пару лестных слов о себе.

Но корреспондентка больше не рискнула приблизиться к Лаки. Завидев Прайса Вашингтона, который только что подъехал к зданию суда и вместе со своими телохранителями выбрался из машины, она ринулась туда, и оператор последовал за ней.

Оказавшись внутри здания, Лаки остановила в коридоре одного из секретарей.

– Мне нужно повидаться с Ленни Голденом, – сказала она. – Миссис Маккей не возражает.

Секретарь провел ее в душную маленькую комнатку, в которой едва помещались стол и три стула. За столом сидел Ленни; он пил из бумажного стаканчика кофе и читал газету.

– Привет, – сказала Лаки, останавливаясь в дверях.

Ленни поднял голову.

– Гм-м… привет, – ответил он удивленно. Ленни был и смущен ее неожиданным появлением, и рад ему.

– Я хотела пожелать тебе удачи, если тебя сегодня вдруг вызовут, – сказала Лаки небрежно.

Ленни ответил не сразу. Отложив газету, он повернулся к ней, любуясь своей женой – ее смуглой кожей, блестящими, как антрацит, волосами, черными бархатными глазами и роскошным телом, которое было так сладко обнимать. Он по-прежнему любил эту импульсивную, взрывную, опасную, непредсказуемую женщину – любил всеми силами своей души.

Вот только дотянуться до нее он не мог.

– Входи же, – сказал он наконец.

Лаки шагнула и прикрыла за собой дверь.

– Мне чертовски здесь не нравится, – заметила она. – Скорей бы уж все закончилось.

– Не могу с тобой не согласиться, – кивнул Ленни.

– А где ты взял кофе?

– Там, за углом, стоит автомат. Хочешь, я схожу принесу тебе стаканчик?

– Нет, не беспокойся.

– Тогда выпей моего. Правда, он уже немного остыл. – Ленни протянул ей стакан.

– Я один глоточек… – Лаки чуть пригубила кофе. – Сегодня утром я так и не успела позавтракать – нужно было отправить детей.

– Куда?

– К Джино, куда же еще. – Лаки вздохнула. – По-моему, им лучше пожить в Палм-Спрингс, пока вся эта бодяга не закончится. Кстати, ты слышал, что к Прайсу Вашингтону забрался вор?

– Кто об этом не слышал?.. – Ленни пожал плечами. Лаки тоже молчала, и неловкая пауза тянулась целую вечность.

Наконец Лаки пошевельнулась и достала из сумочки сигареты.

– Я думал, ты бросила, – сказал Ленни, внимательно следя за тем, как она прикуривает.

– Я пыталась, потом опять начала, – объяснила Лаки. – Джино тебе не звонил?

– Нет.

– Значит, сегодня позвонит. – Лаки выпустила к потолку тонкую струйку дыма. – Он приглашал тебя на эти выходные. Тебя и твоего… другого сына. – Она так и не смогла выговорить имя мальчика. – Только тебя и его, без… без этой… твоей…

– Я понял, – пришел ей на выручку Ленни.

– Вот и хорошо, – сказала Лаки неожиданно холодно. Она уже почти жалела, что пришла сюда и затеяла этот дурацкий разговор, хотя еще совсем недавно ей совершенно искренне хотелось встретиться с Ленни, увидеть его, перекинуться с ним хотя бы парой слов.

– Да, Лаки, я все понял, – повторил Ленни. – И я рад, что ты зашла сюда, потому что я должен тебе кое-что сказать.

– Что именно? – спросила Лаки, впервые обратив внимание на темные круги под глазами Ленни.

Очевидно, в последнее время он мало спал. Или плохо? Как, впрочем, и она сама. «Я хочу поцеловать его, – пронеслось у нее в голове. – Поцеловать, прижать к себе эту глупую белокурую голову и никогда не отпускать!»

– Насчет Клаудии…

О господи, этого ей только не хватало! Ну что он там еще придумал?! Неужели Ленни сейчас скажет ей, что влюбился в сицилийцу и хочет быть с ней?

«О Алекс! Мое сердце разбито, я – твоя!» – подумала она наполовину в шутку, наполовину всерьез.

– Ну?

– Насчет Клаудии и меня…

– Мне кажется, – быстро сказала Лаки, страшась тех слов, которые вот-вот должны были сорваться с его губ, – что мы говорили об этом уже достаточно. В любом случае сейчас не самое подходящее место и время, чтобы начинать все сначала.

– Но нам надо поговорить! – настаивал Ленни. – Я хочу все тебе объяснить. Я знаю, тебе не нравится, что мы живем вместе в отеле, но у меня не было никакого выбора. Что мне оставалось делать, сама посуди? Клаудия никого здесь не знает, и ей совершенно некуда было идти. У Леонардо к тому же проблемы со слухом, и я устроил его на прием к лучшим врачам. Ему сделают операцию, и он, возможно, будет слышать как все люди.

– Это не твои проблемы, Ленни.

– Нет, мои. Я сделал Клаудии этого ребенка.

– Откуда ты знаешь, что он – твой сын? У Клаудии нет никаких доказательств…

– Посмотри на Леонардо внимательнее. Он похож на меня как две капли воды – какие тут еще нужны доказательства?

– О-о-о! – только и сказала Лаки.

Ленни внимательно посмотрел на нее.

– У меня есть один план, – начал он осторожно.

– Какой? – спросила Лаки, глубоко затягиваясь сигаретой.

– Я нашел дом, где они будут жить, и я хочу, чтобы ты приехала взглянуть на него.

– Почему это я должна смотреть дом, в котором они будут жить? – удивилась Лаки.

– Потому что ты тоже должна принять в этом участие и помочь мне. Тебе кажется, что ты находишься по одну сторону баррикады, а по другую – я, Клаудия и Леонардо. Это не так. Мы с тобой – ты и я – должны вместе подумать, как справиться с этой трудной ситуацией. – Ленни посмотрел на нее пристально и серьезно. – Я просто не могу выразить, как я рад видеть тебя, – сказал он неожиданно. – Мне так не хватает тебя, любимая.

– Я пыталась дозвониться тебе, но к телефону каждый раз подходила твоя подружка, – сказала Лаки с легкой обидой.

– Перестань называть Клаудию шлюхой, наложницей, подружкой. Она ни то, ни другое, ни третье…

– Я просто хотела тебя подразнить. Мне нравится смотреть, как ты кипятишься.

Она едва заметно улыбнулась, но для Ленни этого оказалось вполне достаточно, чтобы почувствовать себя увереннее.

– Давай не будем обсуждать это здесь, – предложил он. – Может, мы могли бы встретиться позднее?

Только обязательно сегодня!

– А где?

– В доме, который я собираюсь снять. Сегодня мне как раз должны привезти ключи.

– Ну… – начала Лаки неуверенно.

– Для меня очень важно, чтобы ты тоже в этом участвовала, – повторил он.

Что она теряла?

– О'кей, – кивнула Лаки.

– Вот и хорошо, – обрадовался Ленни. – Встретимся там в семь. Потом можно будет поехать в какой-нибудь ресторан и поговорить. Не знаю, как ты, а я так больше не могу: я слишком люблю тебя, чтобы не видеть тебя так долго. – Ленни замолчал, внимательно разглядывая ее, потом добавил:

– Я знаю, для тебя – как и для меня – это было сильное потрясение, но с этим уже ничего не поделаешь. Надо смотреть в лицо фактам: у меня есть ребенок и отказаться от него я не могу.

– Наверное, ты прав, – ответила Лаки, которая впервые не знала, не могла понять, что она чувствует.

– В общем, отложим этот разговор до вечера, – спохватился Ленни. – Я дам тебе адрес, ты приедешь, и мы поговорим. Можешь мне поверить, мы непременно найдем выход!

– Когда-то я верила тебе.

– И будешь верить снова. Во всяком случае, просто взять и выбросить меня из своей жизни ты не сможешь. И я не смогу тоже. Мы созданы друг для друга, Лаки, а раз так – мы должны быть вместе.

– Эти слова я уже слышала, – проговорила Лаки задумчиво.

– От кого? – удивился Ленни.

– От твоего друга Алекса.

– Он не мой друг.

– Но он на твоей стороне. Он и Венера Мария настояли, чтобы я встретилась с тобой. Они считают, что мы должны принять какое-то решение и либо снова соединиться, либо разбежаться окончательно.

– Вот что я скажу тебе, Лаки, – заявил Ленни. – Покуда от меня хоть что-то зависит, мы тобой не расстанемся. Это не для нас. Мы с тобой пережили вместе многое, переживем и это. В конце концов, у нас с тобой двое прекрасных детей, и я не хочу терять ни их, ни тебя.

– Ладно, мне пора идти, – сказала Лаки, вставая. – Пенелопа Маккей и так пошла мне навстречу, разрешив повидаться с тобой. Увидимся в семь.

– Разве я не получу свой поцелуй? – спросил Ленни с улыбкой.

– Всему свое время! – откликнулась Лаки.

У них обоих вдруг появилось ощущение, что все будет хорошо.

Венера и Алекс завтракали вместе в маленьком кафе неподалеку от продюсерского офиса.

Алекс с аппетитом поглощал оладьи с ежевичным сиропом, Венера Мария довольствовалась земляничным йогуртом и травяным чаем.

– Мэри нашла того актера, о котором ты нам все уши прожужжала, – сообщил Алекс. – Я пригласил его сегодня на двенадцать часов, и если он действительно окажется так хорош, как ты говорила, тогда надо будет известить Лаки. Я хочу, чтобы она тоже взглянула на это седьмое чудо света.

– Можешь не сомневаться, у меня глаз верный, – похвасталась Венера Мария, похищая с его тарелки оладышек. – Он – настоящий талант. Ты скажешь то же самое, когда увидишь его своими глазами.

Алекс вылил на оладьи остатки сиропа.

– Как там дела у Лаки? – спросил он. – Что она наконец решила?

– Держится она, во всяком случае, великолепно.

Хотя ее порядком бесит вся эта писанина в газетах.

Ты ведь тоже читал их, правда?

– И что, эта чушь ее задевает? – удивился Алекс.

– Посмотрела бы я, как бы ты отреагировал, если бы про тебя написали, что твой отец – крестный отец мафии! Джино никогда не был крестным отцом!..

– Кто знает… – Алекс пожал плечами. – Мне он, во всяком случае, нравится. Я не понимаю только, кому какое дело, кто с кем был связан тысячу лет назад. И какое отношение все это может иметь к Лаки.

– На ее месте я бы вчинила этим писакам иск на несколько миллионов! – воинственно сказала Венера Мария. – Они совершенно распустились!

– Много чести – судиться с этими шавками… – Алекс одним глотком допил свой кофе и поставил чашку на стол. – Тебе когда-нибудь приходилось давать письменные показания под присягой? Это сущий ад!

– Да, Алекс, приходилось. Я вообще в своей жизни испытала все!

Алекс с любопытством посмотрел на нее.

– Ну, в этом я не сомневался, – сказал он с легкой иронией и поспешил вернуться к своей излюбленной теме:

– Скажи, что собирается предпринять Лаки? Ну, насчет Ленни?

– Последовать нашему совету и выяснить все до конца.

– Да? – Лицо у Алекса вытянулось помимо его воли.

– Послушай, ведь мы оба считали, что наш долг – уговорить ее сделать это, разве не так?

– Оба? По-моему…

– О'кей, я знаю, что тебе не терпится забраться ей в трусики, но, пока она продолжает тосковать по своему Ленни, это дохлый номер. И ты сам отлично это понимаешь.

– Что ж, посмотрим, что у них выйдет… – задумчиво пробормотал Алекс.

– Вот именно – посмотрим… – кивнула Венера Мария.

– И чем, как ты думаешь, это закончится? – с робкой надеждой спросил Алекс.

– Кто знает?.. – Она пожала плечами. – Отношения между Ленни и Лаки никогда не были простыми. Любовь, ненависть, страсть – все это они способны испытывать одновременно. Что касается тебя, Алекс, то я уверена – ты нравишься Лаки. Она любит тебя как друга, но, пока рядом с ней Ленни, у тебя нет ни единого шанса.

– Похоже, – криво улыбнулся Алекс, – единственная возможность избавиться от Ленни – это предложить ему подписать с нами контракт.

– Очень смешно! – Венера Мария презрительно фыркнула. – Ты начинаешь верить своим собственным сценариям!

Алекс хотел что-то ответить, но в это время к их столику приблизилась Лили, которая держала в руках пухлую пачку фотографий.

– Сегодня мы должны прослушать пятнадцать претендентов, – сказала она, положив фотографии перед Алексом. – И первый из них вот-вот подъедет.

Алекс повернулся к Венере Марии:

– Ты опять будешь читать со всеми?

– Разумеется! – ответила та. – Я должна быть уверена, что мой будущий партнер способен вызвать во мне волнение и трепет души. – Она усмехнулась. – Не то чтобы я тебе не доверяла, Алекс, просто когда я читаю с ними сама, это заставляет их раскрываться и показывать все, на что они способны. Актерская профессия, как ты знаешь, не самая легкая, а актеры – люди самолюбивые и ранимые и очень тяжело переживают такую вещь, как отказ. А отказы большинству из них приходится получать достаточно часто. Ты – режиссер, тебе этого не понять: ты просто сидишь и решаешь: этот нравится, этот не нравится, этого взять, а этому отказать, но задумывался ли ты когда-нибудь о том, что чувствуют они? Я-то знаю это очень хорошо. Мне пришлось много работать и бороться, прежде чем я стала тем, кто я есть сейчас!

– Браво! – Алекс несколько раз хлопнул в ладоши. – Блестящая речь, Винни. Только объясни мне, пожалуйста, почему молодые актеры, чья жизнь так трудна, становятся самовлюбленными и эгоистичными задницами, как только им удается вскарабкаться на вершину?

– Это месть за все, что им довелось пережить на пути к славе, – сказала Венера Мария.

– Понятненько… – Алекс знаком подозвал официанта и расплатился. – Ладно, пойдем взглянем на этих убогих. Может быть, хоть сегодня нам повезет.

Лаки вышла из зала суда за несколько минут до обеденного перерыва. Ей не терпелось узнать, как идет прослушивание, к тому же она хотела как следует подумать о своем утреннем разговоре с Ленни – о том, что все это может означать.

Стивен пытался задержать ее – ему нужно было о чем-то с ней переговорить, но Лаки, виновато улыбнувшись, сказала:

– Не сейчас, Стив, ладно? Мне нужно срочно уехать, но я постараюсь вернуться пораньше, договорились?

Он кивнул, но по лицу его Лаки видела, что Стив огорчен. «Надеюсь, это не очень важно», – подумала она, выбегая через черный ход на улицу и запрыгивая в свой красный «Феррари».

Когда Лаки подъехала к продюсерскому офису, первым, кого она увидела, был сам Алекс, который стоял у входа и курил.

– Что ты тут делаешь? – спросила она, припарковав «Феррари» на свободном месте у тротуара.

– Жду тебя.

– Ждешь меня? А мне казалось, что сегодня вы должны прослушать целую кучу актеров.

– Похоже, мы нашли того, кто нам нужен. Это тот самый парень, которого Винни видела в телевизионной комедии. Он сейчас там, наверху, и я не хочу прослушивать никого другого, пока ты не услышишь, как они с Венерой читают сценарий.

Лаки скептически улыбнулась:

– Он настолько хорош?

– Это ты мне скажешь, – ушел от прямого ответа Алекс. – По-моему, эти двое смотрятся как настоящая звездная пара, но… Тут нужен свежий глаз.

– Что ж, я буду рада взглянуть.

– Кстати, о звездных парах… Я слышал, ты собираешься вернуться к Ленни?

– Возможно, – сдержанно сказала Лаки. – Мы виделись сегодня утром и договорились встретиться, чтобы обо всем поговорить.

– Так-так…

– Спасибо, что напомнил: я собиралась поблагодарить тебя и Венеру за то, что вы уговорили меня встретиться с ним. Вы были правы, хотя я еще не знаю, что из этого выйдет.

Алекс порывисто взял ее за руку.

– Ты мой лучший друг. Лаки, и я бы хотел им остаться…

– Ты и останешься им, обещаю, – искренне ответила Лаки, впрочем, несколько озадаченная его словами. Но следующая же реплика Алекса все разъяснила.

– Наши отношения могли бы стать чем-то большим, чем дружба, только в одном случае – если бы ты оставила Ленни навсегда, – сказал он. – Я говорил тебе об этом вчера. И теперь, если ты и Ленни снова сойдетесь, я… я женюсь на Пиа.

– Ты? Женишься на Пиа?! – Лаки онемела от удивления.

– Да, женюсь. Она неплохая девушка, никогда не огорчает меня и всегда улыбается. К тому же она красива, умна и с ней бывает интересно поговорить…

– Пожалуй, на такой девушке я и сама женилась бы! – рассмеялась Лаки.

– Нет, серьезно, что скажешь?

– Серьезно?.. – Лаки задумалась, пытаясь разобраться в своих чувствах, что неожиданно оказалось не так-то просто сделать. – Я… В общем, если ты этого действительно хочешь, тогда конечно… Просто я всегда считала, что женитьба подразумевает любовь, а о ней ты ничего не сказал.

– Разве? Ах да, конечно, Пиа любит меня, – небрежно сказал Алекс. – Только… Как ты думаешь, сколько может длиться любовь? Не в случае с Пиа, а вообще?..

– Сколько? – Лаки серьезно посмотрела на него. – Если найдешь своего человека – вечно.

Наверху Венера Мария оживленно болтала с Билли Мелино, которого она уже считала своим «открытием сезона». Билли было двадцать лет, и, как и хотел Алекс, он походил одновременно и на молодого Бреда Питта, и на Джонни Деппа.

– Добрый день, Билли! – поздоровалась Лаки, входя в конференц-зал и окидывая молодого актера внимательным взглядом. Ей он тоже понравился, но Лаки постаралась не показать этого.

– Рад познакомиться, мэм, – откликнулся Билли и вежливо улыбнулся. Он был высок и по-мужски широкоплеч, улыбка у него была открытой и светлой и невольно вызывала симпатию.

– Билли приехал в Лос-Анджелес всего полгода назад, – пояснила Венера Мария. – Он из Техаса.

– Что ж, очень хорошо, – кивнула Лаки, усаживаясь в кресло. – Билли, вы не согласитесь еще раз повторить ту сцену, которую только что читали с Винни? Я хотела бы взглянуть, как вы смотритесь вместе.

– Разумеется, мэм. – Билли снова улыбнулся, и Лаки подумала, что таких ярких голубых глаз она не видела еще ни у кого. «Перестал бы он только величать меня „мэм“, и все было бы в ажуре», – подумалось ей.

Мэри наклонилась к Лаки.

– Он только что закончил сниматься в сериях, которые не пошли в прокат, но у парня большое будущее. Даже Алекс так считает, – сказала она вполголоса.

– В самом деле? – спросила Лаки.

Венера Мария повернулась к ней и подмигнула.

– Сейчас, – сказала она, подходя к молодому актеру, – мы прочтем сцену у бассейна. Она должна тебе понравиться. Это одна из самых сильных сцен, которые…

– Давайте поскорее, – перебила ее Лаки, посмотрев на часы. – У меня мало времени.

Глава 35

На второй день Джини приехала в суд, облачившись в оранжевый комбинезон с глубоким вырезом и апельсинового цвета сапожки на высоком каблуке.

В ушах у нее болтались серьги с таким количеством бриллиантов, что любой поневоле начал бы сомневаться в их подлинности. На запястьях Джини позвякивали браслеты, а пальцы были унизаны множеством колец, которые, будь они золотыми, могли бы составить годовой бюджет какого-нибудь африканского государства средних размеров.

Сопровождала ее репортерская бригада из «Хардкопи» – одной из самых скандальных газет, с которой Джини договорилась об эксклюзивном интервью. Она сама определила, что даст его на ступеньках здания суда, поэтому, оказавшись на месте, Джини приняла подобающую случаю позу и начала речь. При этом она совершенно не слушала обозревателя, пытавшегося задавать ей какие-то вопросы, но зато лучезарно улыбалась десяткам папарацци, которые трудились в поте лица, снимая ее с разных сторон.

Увидев эту картину, Прайс пришел в ярость. Не менее бурно отреагировали и оба его адвоката.

– Эта корова выглядит как вегасская шлюха на пенсии! – пожаловался Прайс, когда, пробившись в зал, они втроем устроились в уголке. – Что мне хочется больше всего, так это разбить ей морду в кровь!

Она вывела меня из себя, я уже не могу справиться с собой! Просто бешусь от одного ее вида!

– Я вас понимаю, мистер Вашингтон, но, к сожалению, вы не можете себе позволить никаких резкостей, – сказал Димаджо, единственный, кто сохранял видимость спокойствия. Что касалось Гринспена, то его буквально трясло.

– Я вообще запретил ей приезжать сюда! – воскликнул он сдавленно-истерическим шепотом. – Она способна принести нам больше вреда, чем десять прокуроров. Своим дешевым спектаклем Джини настроит присяжных и публику против Тедди, и тогда поручиться за исход дела не сможет никто. Надо срочно что-то сделать, чтобы нейтрализовать ее!

– Это не так просто, – мрачно сказал Прайс, который слишком хорошо знал свою бывшую жену. – Джини просто торчит, когда на нее обращают внимание, а туг такой шанс прославиться на всю страну!

– Но вы можете отказаться платить ей, раз она не выполняет наших требований! – посоветовал Димаджо.

– Вряд ли это сработает, – покачал головой Прайс. – Кроме того, она наверняка получит деньги за интервью от газет и телевидения.

– Да, вы правы, – покачал головой Гринспен. – Похоже, нам от нее не избавиться. Что ж, попробую поговорить с ней еще разок…

– Поговори обязательно, – сказал Прайс. – В конце концов, это просто унизительно. Глядя на эту корову, которая была моей женой, люди могут подумать, что у меня нет никакого вкуса!

– Можно попробовать продать малоформаткам пару ваших свадебных фотографий, – предложил Гринспен. – Тогда все увидят, что со вкусом у вас все в порядке – вовремя женились, вовремя развелись. Кроме того, это может сыграть против Джини. Никому не нравятся женщины, которые способны так распустить себя.

– Нет. – Прайс покачал головой. – Я в этом не нуждаюсь. Я и так знаю, что со мной все в порядке.

Как-нибудь переживу.

Но про себя он решил поговорить с Джини сам.

Не питая никаких особых надежд на то, что она согласится не позорить его и Тедди, Прайс хотел попробовать убедить свою бывшую жену, чтобы она не позорила себя. Это был, пожалуй, единственный аргумент, над которым Джини способна была задуматься.

Во время одиннадцатичасового перерыва Прайс отвел Джини в сторонку и сказал:

– Послушай, Джин, мы договаривались, что в суде ты должна исполнить роль заботливой матери.

Как насчет того, чтобы выполнить свое обещание? И перестань так наряжаться – в этих тряпках ты похожа на какаду!

– Какая, к черту, заботливая мать, когда меня снимают для телевидения?! – с вызовом ответила Джини. – Этим ребятам нужен шик и блеск, потому что обыкновенные люди никого не интересуют. На телевидении меня просто обожают. Завтра я буду для них деть – они сами меня попросили…

– Ты будешь для них… что?! – переспросил Прайс.

– Петь. Я буду для них петь, и меня покажут в вечернем шоу, так что не пропусти. – Она победоносно захихикала. – Теперь в нашей семье две звезды, Прайс!

– О господи!.. – пробормотал он. – Наш сын в беде, а ты думаешь только о себе. Ты нашла золотую жилу и теперь разрабатываешь ее, а на Тедди тебе на, плевать!

– Что же я, по-твоему, должна отказаться от этой замечательной возможности? – с искренним негодованием спросила Джини. – Нет уж, это мой шанс, и я его не упущу. Я слишком долго ждала его, фактически с тех самых пор, когда ты вышвырнул меня.

– Я не вышвыривал тебя. Мы расстались потому, что не могли больше жить вместе. Все эти годы я тебе платил, и платил немало. Что тебе неймется?

– Ты не понимаешь, Прайс! – Джини вздернула свой двойной подбородок. – Да, благодаря тебе я не нуждаюсь в деньгах. Почти не нуждаюсь, – тут же поправилась она. – Но это мой шанс стать знаменитой, и тебе меня не остановить.

– Вот как? – возмутился Прайс. – А о сыне ты забыла? Скажи, ты хотя бы говорила с ним сегодня?

Утешила его? Успокоила?

– Утешила его?! Да я его совсем не знаю! – взвизгнула Джини, но тут же спохватилась и взяла на полтона ниже. – Только не говори об этом парням из «Хардкопи», ладно? – сказала она почти умоляюще. – Они считают, что мы с Тедди – настоящие друзья и что я устрою им интервью с ним. И знаешь что?

Я могу заставить их заплатить за это!

Прайс с презрением покачал головой.

– Дай себе передышку, Джини, – сказал он. – Посиди дома. Я не хочу, чтобы ты появлялась в суде… особенно в таком виде.

– Ничего не выйдет. Прайс! – отрезала Джини. – Тедди – мой сын. И я буду приезжать в суд каждый день!

К обеденному перерыву Мила уже не Находила себе места от беспокойства. Через каждые пятнадцать минут она спрашивала у адвоката, не привезли ли ему револьвер, но он отрицательно качал головой.

– Нет, ничего нет, – сказал он наконец. – Я звонил в свой офис пять минут назад, туда никто не приходил и не звонил. Кстати, кто должен был привезти револьвер?

– Один мой друг, – ответила Мила.

– Как он к нему попал?

– Не твое дело! – нервно огрызнулась она.

– Это мое дело, Мила, – терпеливо сказал Уиллард Хоксмит. – Я – твой адвокат, и ты с самого начала должна была рассказать мне все.

– Почему это я должна была что-то тебе рассказывать?

– Потому что помогать тебе – моя работа.

– А если я не нуждаюсь в твоей помощи?

– Черта с два ты не нуждаешься! – вспылил Хоксмит, теряя терпение. – Тебя обвиняют не в краже пакета чипсов, а в убийстве! Скажи же мне, наконец, кто на самом деле застрелил Мэри Лу Беркли – ты или Тедди?

– Я же уже сказала, – раздраженно бросила Мила. – Ее убил Тедди Вашингтон. И я могу это доказать. У меня есть револьвер, из которого застрелили эту чернож… эту Беркли. На нем отпечатки пальцев Тедди.

– Тогда передай этот револьвер мне.

– Я пытаюсь, только это не так просто, когда сидишь под замком.

Уиллард Хоксмит покачал головой. Он не знал, верить ей или нет. Главное – он не понимал, почему Мила не предъявила револьвер сразу, если он у нее действительно был.

«Идиотское занятие – защищать людей, у которых нет ни цента за душой», – подумал он с отвращением. Уиллард Хоксмит давно мечтал попасть на работу в какую-нибудь солидную юридическую фирму, но для этого нужны были деньги, а ему их вечно не хватало. «Интересно, – задумался он, – сколько может отвалить Прайс Вашингтон за собственный револьвер с отпечатками пальцев своего сыночка?»

Хоксмит был уверен, что много.

Ирен скрыла от Прайса, что была в суде в первый день. О том, что собирается пойти и на второе заседание, она также предпочла умолчать. Впрочем, Прайс ни о чем ее не спрашивал и даже не поинтересовался, почему ее не оказалось дома, когда грабитель забрался в особняк и изнасиловал Консуэллу. Очевидно, ему было просто не до того, и Ирен втайне возблагодарила за это бога. С другой стороны, даже Прайс не мог бы заставить ее оставаться дома, когда ее дочь, того и гляди, упрячут в тюрьму до конца жизни.

Еще одной причиной для беспокойства был интерес, проявленный к ней журналистами. Полиция, которая побывала в доме вчера, не обратила никакого внимания на ее происхождение. Правда, следователь, записывавший ее показания, спросил у нее имя и фамилию, а также номер карточки социального страхования, но это было чистой формальностью. Ирен, однако, не сомневалась, что, если пресса возьмется за нее всерьез, ее история очень скоро выплывет наружу, и тогда депортация будет для нее благом.

Машинально качая головой в такт собственным невеселым мыслям, Ирен посмотрела на судью – сурового пожилого мужчину с совершенно седыми волосами. «Что, если он приговорит Милу к пожизненному заключению? – неожиданно подумалось ей. – Или даже к смертной казни?» По калифорнийским законам это было вполне возможно.

При мысли об этом лоб Ирен покрылся испариной. Что она тогда будет делать? Ведь не может же она допустить, чтобы ее Милу просто так взяли и посадили на электрический стул, пусть даже она и совершила то, в чем ее обвиняют! Нужно было что-то придумать, найти какой-то выход…

Но в глубине души Ирен уже давно приготовила ответ. Если Миле будет угрожать пожизненное заключение или смерть, она пойдет к Прайсу и расскажет ему правду о дочери. О его дочери. Может быть, тогда у Милы появится шанс.

За два часа до конца судебного заседания в зал незаметно проскользнул Дюк Браунинг. Чтобы попасть сюда, ему пришлось заплатить целых пять долларов «за место» одному из завсегдатаев судебного присутствия, однако Дюк решил, что должен непременно взглянуть на Милу Капистани. Он хотел иметь четкое представление о человеке, который осмеливается угрожать ему и его драгоценной сестренке.

Мила не показалась ему красивой, но Дюк вынужден был признать, что в ней что-то есть – какая-то дикая, необузданная сексуальность, которая всегда его привлекала.

Интересно будет взглянуть на нее, когда ее вызовут для дачи показаний, подумал Дюк. Он непременно придет в суд, чтобы не пропустить этот момент, но сначала…

Мила даже не подозревала, что человек, сидевший в последнем ряду под балконом, готов ей помочь, но Дюк уже твердо решил, что сегодня вечером он убьет для нее Ленни Голдена – главного свидетеля обвинения.

И когда благодаря ему Мила выйдет на свободу, он вправе будет потребовать от нее соответствующей благодарности.

Глава 36

Карло не ожидал, что Изабель снова появится в его жизни. О, Изабель!.. Как она была прекрасна и как молода! Ее бледное, тонкой лепки лицо дышало спокойствием и силой, руки были гибки, как виноградные лозы, а тело – восхитительное упругое тело балетной танцовщицы – пробуждало в Карло такое сильное желание, что ради его удовлетворения он был готов на любые безумства. Иными словами, Изабель была единственной женщиной, которую он по-настоящему любил.

Именно Изабель оказалась отчасти повинна в том, что Карло пришлось уехать в Лондон. Точнее, не она, а ее восьмидесятилетний муж – старый маразматик, которому пришло в голову скончаться при довольно странных обстоятельствах. Последовавший скандал и всеобщая – хоть и не подкрепленная никакими уликами – уверенность, что Карло каким-то образом причастен к этой скоропостижной смерти, и вынудили его подчиниться требованиям отца и покинуть Италию.

Он пошел на это, рассчитывая, что после смерти мужа ничто не помешает Изабель связать свою жизнь с ним, но она поступила иначе. Очень скоро ему стало известно, что его возлюбленная уехала из Италии со знаменитым оперным певцом – жирным, жадным и почти таким же старым, как ее первый умерший муж.

Это известие привело Карло в бессильную ярость.

Он хотел наказать Изабель, но это было не в его силах. В Лондоне, куда он отправился как в настоящую ссылку, его удерживали не запреты и не полиция, а банальное отсутствие денег.

Ему казалось, что он никогда ее не простит. Но когда Изабель неожиданно позвонила и Карло услышал ее ангельский голосок, ему тотчас стало ясно, что, как и прежде, он готов для нее на все.

Изабель была, пожалуй, единственной в целом свете женщиной, которая вертела им как хотела. И Карло это даже нравилось.

– Я решила уйти от Марио, – с ходу заявила она. – А ты, говорят, женился?

– Это ничего не значит, – быстро ответил Карло.

– В таком случае, дорогой, нам есть что обсудить, – сказала Изабель вкрадчиво. – Когда мы сможем увидеться?

«Сейчас, сегодня!» – хотелось крикнуть Карло, но он еще должен был позаботиться о Бриджит.

– Завтра, – ответил он. – Наверное, завтра…

Про себя он уже решил, что, пока Бриджит будет проходить «курс лечения» в охотничьем домике, он вполне может позволить себе съездить с Изабель на Сардинию, где у нее была вилла, и отдохнуть недельку-другую на берегу моря.

– Куда ты собрался? – недовольно спросила у Карло мать, которая застала его, когда он укладывал небольшой дорожный чемодан.

– По делу, – коротко ответил Карло.

– По какому делу? – не отставала синьора Витти.

– По личному.

Мать посмотрела на него с презрением. Она была очень зла на Карло за то, что он женился на иностранке, которая к тому же была беременна неизвестно от кого.

– Ты женишься на дешевой шлюхе! – сказала она ему накануне церемонии бракосочетания.

В ответ Карло только усмехнулся:

– Нет, мама, если Бриджит и шлюха, то очень дорогая. Она одна из самых богатых женщин в мире, за ней миллионы и миллионы долларов, которые очень скоро станут нашими. Тогда мы отремонтируем наше поместье и снова заживем как короли.

– У кого-то другого это, может быть, и получилось бы, но только не у тебя, – сердито отрезала синьора Витти. – Ты, конечно, красавчик, но мозгов у тебя – кот наплакал!

Но Карло только усмехнулся. За свои тридцать один год он ни разу не слышал от матери ни слова похвалы.

Не думая больше о Бриджит и о том, как она будет жить все это время одна, Карло сел в самолет и отправился на Сардинию. Первая же неделя, которую он Провел на роскошной вилле Изабель, убедила его, что они просто созданы друг для друга и должны быть вместе.

Чего бы это ни стоило.

– Почему ты тогда сбежала от меня? – спросил он когда после продолжительного купания и занятий любовью они сидели в тени на мраморной веранде и пили охлажденное шампанское.

– Я была дурочка, – ответила Изабель, глядя на него с любовью.

– Что же, теперь ты поумнела? – поинтересовался он.

– Да, – кивнула она. – И я считаю, что мы должны быть вместе.

– Но я женат, – напомнил Карло.

– Ты же сам сказал, что это ничего не значит.

Разведись с ней!

– Моя жена – очень богатая женщина.

– Вот как? – Изабель казалась заинтересованной. – Что ж, это очень удачно, поскольку мое наследство оказалось совсем не таким большим, как я рассчитывала.

– Так вот, – сказал Карло напрямик, – если мы разыграем все по-умному, то через год у меня в руках будет целое состояние. Сначала Бриджит должна родить – это необходимо для того, чтобы у меня было больше прав на денежки Станислопулосов, – ну а потом…

– Потом с ней может произойти несчастный случай, – подхватила Изабель. – Как было с моим первым мужем.

– Твой первый муж был глубоким стариком.

– И тем не менее… – Она ободряюще улыбнулась ему. – Мы должны быть вместе, Карло, – уверенно повторила Изабель. – Но для этого нам нужны деньги – много денег. У нас у обоих весьма дорогостоящие привычки, и ни ты, ни я не сможем отказаться от множества вещей, к которым привыкли.

Карло кивнул. В словах Изабель был резон.

– Предоставь все дело мне, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что в конце концов у меня в руках будет такая сумма, которой нам обоим хватит на всю жизнь.

– Постарайся не разочаровать меня, Карло, – сказала Изабель. – Потому что, если ты сядешь в лужу, мне придется подыскать себе кого-то более удачливого.

Бриджит чувствовала, что совершенно выбилась из сил. Ей казалось, что с тех пор, как она, отчаянно виляя и опасно кренясь, отъехала от охотничьего домика, прошло несколько часов, однако она так и не увидела никакого жилья. Все чаще и чаще ей приходила в голову мысль, что, решившись бежать, она совершила глупость. Карло нисколько не преувеличивал, когда говорил, что охотничий домик стоит в глухом, безлюдном районе, но она не прислушалась к его словам – и вот заблудилась. Теперь даже если бы Бриджит захотела вернуться, она не смогла бы этого сделать, так как по пути несколько раз сворачивала на развилках, выбирая дорогу, которая казалась ей более наезженной, однако где-то, по-видимому, она все же ошиблась. Грунтовый проселок, по которому она ехала теперь, становился все более глухим и заросшим и в конце концов уперся в почти непроходимые заросли ежевики. За ними стеной вставал неприветливый хвойный лес, и Бриджит окончательно убедилась в том, что сегодня удача была не на ее стороне.

Скрипя зубами от боли и досады, она кое-как слезла с велосипеда и мешком рухнула на островок мягкой травы между колеями. Когда Бриджит отправлялась в путь, ей казалось, что она скопила уже достаточно сил для дальнего путешествия, однако, посмотрев на часы, она убедилась, что с того момента, как она покинула свою тюрьму, прошло меньше трех часов. Сколько миль она проехала за это время, Бриджит не знала, но ей казалось, что не меньше тысячи.

Ноги не держали ее, спина с непривычки ныла, руки дрожали, живот сводило от боли, а перед глазами все плыло. Только теперь Бриджит поняла, каким безумным и отчаянным было предприятие, которое она затеяла. Четыре дня постнаркотической «ломки», выкидыш, сопровождавшийся обильной кровопотерей, скудное и однообразное питание – все это настолько ослабило ее, что впору было удивляться, как она вообще сумела подняться с постели. И все-таки… все-таки она пересилила себя. Она села на велосипед и, худо-бедно, проехала сколько-то миль. Быть может, чтобы освободиться от Карло окончательно и навсегда, ей оставалось сделать всего несколько шагов… только куда?

Бриджит подняла голову и огляделась. Ни человеческого жилья, ничего, кроме кустов, деревьев и серого неба, которое хмурилось еще с утра, а теперь начинало плакать мелким, по-осеннему холодным дождем.

Она и не подозревала, что в конце двадцатого века в цивилизованной, густонаселенной Италии могут существовать такие дикие, безлюдные и унылые места, как это.

Бриджит попила воды из бутылки и без аппетита сжевала несколько сухих печений. Нужно было что-то решать, но без своего сотового телефона, без врачей, гостиниц, официантов, наемных лимузинов и всего остального, к чему она так привыкла, Бриджит чувствовала себя совершенно беспомощной. Из всех благ цивилизации у нее осталось только несколько банок консервированного супа, который она не могла открыть, так как забыла в домике ключ, да тяжелый, ржавый велосипед с узким и жестким седлом из заскорузлой от времени кожи, причинявшим ей невыразимые страдания.

Что ж, если надо, она пойдет пешком, но доберется до ближайшей деревни. Там ей помогут…

Немного передохнув, Бриджит снова вскарабкалась на велосипед и поехала в обратном направлении.

Добравшись до первого же перекрестка, она повернула направо, где дорога была ровнее, и дальше ехала медленно, почти не глядя вперед и с трудом вращая поскрипывающие педали.

И каждый оборот колес уводил ее все дальше от Карло.

Потратив два с половиной часа на поиски охотничьего домика семейства Витти, Буги пришел к заключению, что Лоренцо был прав. Ему следовало взять старика с собой. Правда, Буги довольно легко нашел съезд с шоссе и добрался по грунтовке до указанного района, но тут же заблудился в путанице проселков, поворотов и боковых дорог, которые никуда не вели.

Ни домов, ни деревень ему не встретилось, и спросить дорогу было не у кого.

Остановив машину возле заросшего ряской пруда, Буги развернул на коленях грубо нарисованный план.

Он должен был найти проклятый дом до наступления темноты. Должен, иначе какой он после этого детектив?

Глава 37

Несмотря ни на что, Лаки испытывала сильнейший душевный подъем. Сколько бы она ни думала о том, чтобы развестись с Ленни, начать жизнь с начала и, может быть, – только «может быть», – сойтись с Алексом, в глубине души она всегда знала, что они с Ленни созданы друг для друга и что разлучить их может лишь самое страшное.

Несколько раз она ловила себя на том, что улыбается, думая о том, как сегодня вечером она снова встретится с Ленни в доме, который он собирался снять для Клаудии и сына, а потом поедет с ним в ресторан, где они все мирно обсудят и, может быть, придут к какому-то решению.

Она больше не сердилась на него за то, что он хотел сделать что-то для сицилийки и мальчика. У Ленни были свои принципы, свои твердые понятия о порядочности, и, хотя то, что он хотел снять для них коттедж или квартиру, явно было мерой временной, Лаки была рада, что он хочет знать ее мнение. Это был обнадеживающий признак, поскольку таким образом Ленни делал ее своей союзницей, а его решение превращалось в решение совместное. Что ж, дать Клаудии и ребенку место, где они могли бы жить, было, наверное, самым правильным. Правда, Лаки по-прежнему была от этого не в восторге, но она, по крайней мере, начинала воспринимать это нормально.

«Поживем – увидим, – подумала Лаки. – Все будет зависеть от того, как поведет себя Ленни». Он всегда был сам себе голова, и Лаки старалась уважать его мнение, хотя его упорство и самостоятельность зачастую вызывали в ней раздражение. Натура сильная, властная, Лаки с легкостью подчиняла себе других, но Ленни ей этого не позволял – отсюда все их трения и частые пикировки, которые, впрочем, чаще всего разрешались миром.

Впервые они не, нашли компромисса – даже не попытались найти, – и это едва не погубило обоих.

Зато теперь они станут умнее и, кто знает, может, терпимее…

Подумав о предстоящей встрече с Ленни, Лаки снова улыбнулась. Господи, как же ей его не хватает!

Пока он был рядом, она этого не понимала, но стоило им расстаться, и она остро ощутила свое одиночество.

«Нет, не одиночество, а неполноценность», – мысленно поправилась Лаки. Без Ленни она чувствовала себя птицей, которая разучилась летать, рыбой, у которой отняли море, звездой, которую заставили светить белым днем.

«Гм-м… – подумала Лаки. – Если мы сумеем благополучно пережить это, никакие житейские бури и передряги не будут нам страшны».

На второй день слушаний Ленни снова не вызвали для дачи свидетельских показаний, и, воспользовавшись этим обстоятельством, он потихоньку улизнул из суда за полчаса до конца заседания. Уже из машины он позвонил Клаудии.

– Сегодня я повезу тебя смотреть дом, который нашел для тебя и Леонардо, – Сказал он. – Так что собирайтесь. Можете даже спуститься в вестибюль, чтобы мне лишний раз не подниматься.

Ленни уже все спланировал. Он покажет Клаудии коттедж, отвезет назад в отель и вернется, чтобы встретиться с Лаки. Так, считал он, все будут довольны, и никто не будет чувствовать неловкости, которая непременно возникнет, если Лаки и Клаудия столкнутся лицом к лицу.

Ленни до сих пор с удовольствием вспоминал об утреннем визите Лаки. Он был рад, что она заглянула к нему, хотя ей это наверняка далось нелегко. Зато теперь Ленни был уверен, что она готова простить его.

Правда, он по-прежнему считал, что ей не за что его прощать. Его ошибке – если, конечно, считать, что, переспав с Клаудией, он совершил ошибку, – было уже слишком много лет. К тому же тогда у него действительно не было никакого выбора – любовь этой простой крестьянской девушки была его единственной надеждой, единственным шансом остаться в живых. И тем не менее он понимал Лаки. Появление Клаудии и мальчика стало для нее ударом, с которым ей нелегко было справиться. Ленни и сам не мог прийти в себя, увидев Клаудию здесь, в Америке, да еще и с его собственным сыном, так поразительно похожим на него.

Вдруг Ленни ощутил зверский голод и, не доезжая до отеля, остановился у небольшого кафе, где можно было перекусить пончиками и кофе. Сидя за столом, он вспомнил, что Пенелопа Маккей обещала вызвать его уже завтра, и приободрился еще больше. Ленни не терпелось рассказать суду все, что он знал об этом деле, тем более что распоясавшаяся пресса каждый день обнародовала все новые и новые версии, которые были далеки от истины.

Когда Ленни подъехал наконец к «Шато Мормон», Клаудия и Леонардо уже ждали его у дверей отеля, и он поспешил к стойке регистратора, где для него должны были оставить ключи от коттеджа. Пока клерк разыскивал конверт («Минуточку, мистер, он только что был тут!»), Ленни обернулся и сквозь стеклянные двери внимательно посмотрел на Клаудию, которая стояла теперь возле его автомобиля. Спору нет, она была очень хороша. Смуглолицая, чувственная, с высокой грудью, развитыми бедрами, длинными ногами и развевающимися каштановыми волосами, Клаудия словно явилась сюда из какого-то старого итальянского фильма, и Ленни невольно подумал, что ей не составит труда найти себе хорошего мужа и отца для Леонардо. Малыш, одетый в новые джинсы и майку с изображением Бэтмена, выглядел вполне американским ребенком.

Заметив, что Ленни смотрит на них, Леонардо улыбнулся ему через стекло двери и махнул рукой.

Ленни тоже помахал мальчугану, но на душе у него стало тревожно. Он успел привязаться к мальчику, и мысль о том, что у него будет отчим – пусть даже любящий, – была ему неприятна. Впрочем, при любом раскладе Ленни не собирался отказываться от сына и готов был выполнить свой долг перед ним до конца.

– Вот ваш ключ, мистер, – сказал клерк, протягивая плотный коричневый конверт. Ленни сунул его в карман и, поблагодарив, вернулся к машине.

– Садитесь, – сказал он, распахивая для Клаудии и Леонардо заднюю дверь.

– Я ужасно рада, Ленни, милый! – воскликнула Клаудия, устраиваясь на сиденье. – Я так мечтала о доме! Скажи, он красивый?

– Сама увидишь, – ответил Ленни, не сумев сдержать улыбку. – Стоит он, во всяком случае, порядочно, но, если он тебе понравится, я готов его купить. Только сначала тебе надо будет пожить в нем немного – скажем, месяц или два, – чтобы быть уверенной, что это именно то, что надо.

Клаудия кивнула, и Ленни почувствовал, как у него снова поднимается настроение. Наконец-то он сделает для Клаудии и Леонардо что-то конкретное.

Как только они устроятся, он поможет ей найти работу и проследит за лечением мальчика. Может быть, позволил себе помечтать Ленни, со временем и Лаки успокоится настолько, что Леонардо сможет бывать у них в доме и играть с Марией и Джино.

Ведь Лаки – мать и, несомненно, поймет его чувства к сыну.

Дюк караулил Ленни возле здания суда. Ждать пришлось довольно долго, но он не имел ничего против. Порой Дюк сознательно оттягивал решительный момент, стараясь продлить себе удовольствие. Ожидание было для него своеобразным прологом, прелюдией, которая сообщала главному событию особую остроту. Вот почему Дюк взял себе за правило никогда не спешить. Только идиот мог форсировать события без крайней нужды.

Как только Ленни вышел, Дюк последовал за ним. У кафе ему пришлось подождать, пока его жертва съест пару пончиков и выпьет чашку кофе. Дюк и сам был не прочь перекусить, но он никогда не питался в закусочных и кафе – с его точки зрения, в них было слишком грязно, к тому же он подозревал, что пластиковые стаканчики, которые считались одноразовыми, в некоторых заведениях используют по второму и даже по третьему кругу. Вот почему он спокойно дождался, пока Ленни перекусил, после чего поехал за ним к отелю.

Едва увидев женщину, которая дожидалась Ленни перед входом в «Шато Мормон», Дюк сразу понял, что выиграл главный приз.

Эта красотка была самым сладеньким кусочком, какой он когда-либо видел.

Она должна принадлежать ему, решил Дюк. И она будет его хотя бы на час или два.

Разве он не заслужил это маленькое удовольствие?

Глава 38

-Знаешь, произошла одна ужасная ошибка, – покраснев от гнева, сказала Мила. – Скверная ошибка!

– Какая? – откликнулась Мейбелин, жуя прядь волос.

– Твой поганый братец не привез револьвер моему адвокату.

Мейбелин пожала плечами.

– Это не моя вина, – сказала она холодно.

– Что значит – не твоя вина?! – взорвалась Мила. – Ведь я же договаривалась с тобой, и мы заключили сделку! Я дала тебе все сведения, а твой брат забрался в особняк, украл все, что мог, трахнул горничную, и все! Где мой револьвер? И почему он до сих пор не пришил Ленни Голдена?

– Не беспокойся и не ори, – ответила Мейбелин все так же спокойно. – Я уверена, что Ленни Голденом Дюк займется сегодня вечером. Не мог же он замочить его прямо в суде?

– Надеюсь, он сделает, что обещал, иначе вы оба очень пожалеете.

– Не смей угрожать мне! – резко сказала Мейбелин, и ее кукольное личико перекосилось от злобы, но Мила не отреагировала – терять ей было все равно нечего.

– Где револьвер, Мей? – повторила она. – Мой адвокат целый день ждал, пока Дюк привезет его. Он сказал, что, если бы револьвер был у него с самого начала, меня, может быть, уже давно отпустили бы.

– Откуда я знаю, где твой револьвер? – пожала плечами Мейбелин. – Ладно, завтра я поговорю с Дюком.

– Мне казалось, что ты уже разговаривала с ним.

– Но я не знала, что револьвер – это так важно…

– Черта с два ты не знала! – перебила Мила. – Я говорила тебе об этом уже много раз.

– Знаешь что, красотка?.. – Мейбелин смерила ее холодным взглядом. – Я начинаю жалеть, что связалась с тобой.

– Что это значит?

– Это значит, что ни я, ни мой брат не собираемся ходить на задних лапках, как только ты щелкнешь пальцами, понятно?

– Мне кажется, ты чего-то не понимаешь… – проговорила Мила с угрозой и вместе с тем растерянно. – Твой брат сумел пробраться в дом Прайса только благодаря мне, и…

– Если ты скажешь это еще раз, я просто закричу! – перебила Мейбелин, затыкая уши пальцами. – Успокойся, ладно? Сегодня вечером Дюк замочит Ленни, это я тебе обещаю, так что заткнись.

– Хорошо, допустим, но мне нужен и револьвер, – не сдавалась Мила. – Так что запомни сама, и передай Дюку: если сегодня вечером Ленни не умрет и если завтра утром мой адвокат не получит посылку, я заложу вас обоих. Мне терять нечего.

Мейбелин, злобно прищурившись, посмотрела на нее.

– Ты хоть соображаешь, кому угрожаешь? – прошипела она.

– А ты? Я тебе не какая-нибудь дешевка, которую можно водить за нос, так что лучше сделай то, что должна. Пусть мне будет плохо, но вам будет еще хуже!

И, повернувшись к Мейбелин спиной, Мила отошла в угол камеры. Она и сама жалела, что связалась с этой странной девчонкой и ее психованным братцем.

Ну ничего, подумала она, если в ближайшее время ничего не произойдет, то уже завтра Дюк будет рассматривать небо в клеточку. Что касалось Мейбелин, . то и ей она тоже отомстит – отомстит так, что она навсегда запомнит свою встречу с Милой Капистани.

Глава 39

По расчетам Карло, Бриджит уже должна была преодолеть «ломку» и прийти в себя. Именно на это он делал ставку, когда, отправив ее в охотничий домик, оставил ее одну почти на десять дней. Привычка к наркотикам была личной проблемой Бриджит, но Карло не хотел, чтобы она обращалась к врачам: слухи о том, что его жена – наркоманка, непременно бы просочились в прессу, а скандал был ему ни к чему.

Да и кто знает, что могла рассказать Бриджит, попади она в клинику?

Несколько раз он задумывался о том, не попытается ли Бриджит расстаться с ним после того, как избавится от наркотической зависимости, но в конце концов решил, что опасаться этого не стоит. У него в руках оставалось еще достаточно ниточек, за которые он мог потянуть в случае необходимости. Во-первых, Бриджит по-прежнему оставалась его женой. Во-вторых, она была беременна, и Карло рассчитывал, что с помощью ребенка сумеет привязать ее к себе еще крепче.

Но самым главным было даже не это. Не самый тонкий психолог, Карло все же сумел разобраться в том, что больше всего нужно Бриджит. Дочь не просто богатых, а сказочно богатых родителей, она привыкла к тому, что все ее желания сбывались словно по мановению волшебной палочки, и не умела бороться с неблагоприятными жизненными обстоятельствами.

С другой стороны, оставшись без матери и без отца, Бриджит отчаянно нуждалась в том, чтобы ее кто-то любил и руководил ею. Это желание было в ней столь сильно, что Бриджит часто забывала об осторожности и совершала ошибки – взять хотя бы ее крайне неудачный опыт общения с противоположным полом, – которые, впрочем, ничему ее не научили и лишь укрепили желание найти такого человека, который заменил бы ей и мать, и отца, и любовника.

Он – Карло Витторио Витти – стал ее спасителем. Он дал Бриджит все, в чем она нуждалась, – твердую руку, ласку, дисциплину. И теперь она никуда от него не денется.

Правда, Карло несколько опасался сцены, которую могла устроить ему Бриджит из-за того, что он бросил ее в доме одну, но в конце концов он решил, что переживет это. А если Бриджит станет уж очень буйствовать, он как следует ее проучит. О, он преподаст ей славный урок, чтобы впредь она даже не пробовала ему перечить!

Теперь, когда в его жизнь снова вошла Изабель, Карло чувствовал себя совершенно другим человеком.

У него появилась цель, которой он должен был добиться во что бы то ни стало. Он должен был достать денег – много денег, чтобы им с Изабель хватило на всю жизнь, – а значит, Бриджит придется поделиться с ним своими миллионами. Потом она может убираться на все четыре стороны, потому что достойной парой ему была только Изабель – все остальные женщины были просто грязными шлюхами, ради которых и стараться-то не стоило.

Карло часто вспоминал их с Изабель первую встречу. Это было на великосветском рауте, куда Изабель пришла со своим дряхлым мужем, а он – с одной из самых красивых женщин Рима. Почти сразу они обратили друг на друга внимание. Карло хорошо помнил адресованные ему улыбки Изабель, ее многозначительные взгляды и жадный, торопливый секс, которым они занимались, запершись в туалетной комнате.

Потом Изабель как ни в чем не бывало вернулась к мужу, но за его спиной они продолжали перемигиваться и обмениваться улыбками. Именно тогда Карло понял, что они созданы друг для друга и должны быть вместе, чего бы это ни стоило.

Изабель, как оказалось, думала точно так же. Она первой призналась ему в этом и попросила Карло помочь избавиться от развалины-мужа. Он сделал все, о чем она его просила, но что он получил взамен? Ничего. Вскоре после похорон мужа Изабель поспешно уехала из Италии с оперным солистом.

– Я сделала это только для того, чтобы отвести подозрение от нас, – объяснила Изабель, когда они встретились у нее на вилле. – Тебя и так подозревали, . а если бы я сошлась с тобой, все сразу поняли бы, что моего мужа убил именно ты.

– Я его не убивал, – возразил Карло. – Я только помогал тебе.

– И тем не менее… – Изабель звонко рассмеялась. У нее был самый соблазнительный смех в мире, и Карло поспешил заключить ее в объятия.

Вернувшись в поместье под Римом, Карло переоделся и, сев в машину, отправился за Бриджит. У него был новый план. Он собирался отвезти ее в Нью-Йорк и заставить перевести на номерной счет в швейцарском банке десять миллионов долларов. А если она откажется…

Что ж, тогда он ей не завидует.

Бриджит была близка К отчаянию. Уже несколько раз она вынуждена была поворачивать назад, когда вновь выбранная ею дорога терялась в лесу или приводила в непроходимые заросли. Дождь превратился в настоящий ливень, и Бриджит промокла до нитки и замерзла..

Вскоре должно было стемнеть.

Борясь с подступающей паникой, Бриджит снова нажала на педали, хотя силы ее были на исходе. Она по-прежнему смотрела только под колеса, лишь изредка поднимая голову, чтобы оглядеть окрестности, и не заметила небольшой ямки на обочине. Внезапный рывок переднего колеса, заскользившего по мокрой глине, застал ее врасплох. Не сумев удержать равновесие, Бриджит полетела на дорогу и сильно ударилась головой о вросший в землю плоский камень.

Велосипед остался лежать на проселке, а потерявшая сознание Бриджит скатилась в глубокий, заросший сорной травой кювет.

Глава 40

Клаудия с разинутым ртом переходила из комнаты в комнату – точь-в-точь маленькая девочка, впервые попавшая в Диснейленд.

– Мне ужасно нравится этот дом, Ленни! – снова и снова повторяла она. – Не знаю только, как мы с Леонардо будем здесь жить, – для двоих он, пожалуй, слишком большой. И слишком роскошный!

– Я снял его на полгода, – сказал Ленни, довольный тем, что Клаудия радовалась, как ребенок. – За это время, я думаю, ты успеешь решить, подходит он тебе или нет.

– Но, Ленни, все-таки он слишком большой, – возразила Клаудия, все еще сомневаясь.

– Я знаю, – кивнул он, – Но я подумал… Ведь у тебя остались на Сицилии родственники, правда?

Может быть, кто-нибудь из них когда-нибудь приедет навестить тебя.

По лицу Клаудии скользнула легкая тень.

– Мои родные не хотят меня знать, – сказала она. – После рождения Лео я стала для них черной овцой, от которой они не чаяли, как избавиться…

Черной овцой… Так говорят у вас в Америке?

– В Америке говорят – «паршивой овцой», – поправил ее Ленни и задумался. – Но если ты позвонишь матери и все объяснишь, неужели она не простит тебя? – сказал он после небольшой паузы. – Ведь обстоятельства изменились, и ты теперь живешь в Америке. Может быть, хоть это заставит твоих родных передумать?

– Я не знаю, Ленни… – Клаудия беспомощно пожала плечами. – Я хотела бы только одного – чтобы ты жил с нами.

– Это невозможно, Клаудия, – серьезно ответил он. – Ведь я уже тебе объяснял… У меня есть жена и есть свои дети, которых я не могу бросить.

– Но Леонардо тоже твой сын! – горячо возразила она. – Он родился потому, что я любила тебя. И сейчас люблю.

– Послушай меня, пожалуйста, – мягко сказал Ленни, стараясь одновременно придумать какой-то новый довод, который показал бы Клаудии всю тщетность ее надежд. – Я очень тронут тем, что ты… так ко мне относишься, но все дело в том, что я… гм-м… занят. У меня есть женщина, которую я люблю… и которая тоже очень любит меня.

– Я все понимаю, Ленни. Но иногда я все равно думаю о том, как счастлива я могла бы быть с тобой.

И мечтаю о…

– Нет-нет, – поспешно перебил Ленни, спеша отвлечь Клаудию от опасной темы. – Ты встретишь другого мужчину и полюбишь его. А он полюбит тебя – ведь ты такая красивая! Я знаю, многие мужчины отдали бы все, что угодно, чтобы быть с тобой.

– Ты считаешь, я красивая? – спросила Клаудия и просияла.

Он посмотрел на нее:

– Ну конечно, Клаудия. Очень красивая. Впрочем, ты и сама знаешь.

– Спасибо. – Она обняла его; за плечи и прижалась к нему.

Ленни осторожно отстранил ее и поглядел на часы. Лаки могла подъехать раньше времени, а ему вовсе не хотелось, чтобы она застала его в объятиях Клаудии.

– Где Леонардо? – спросил он, чтобы что-нибудь сказать.

– Он все еще возле бассейна. – Клаудия улыбнулась. – По-моему, с тех пор как мы приехали, он так от него и не отходил.

– Надеюсь, он умеет плавать?

Клаудия отрицательно покачала головой:

– Нет. Может быть, ты научишь его?

– Конечно! – согласился Ленни. – Знаешь, Клаудия, мы все можем быть друзьями. Я уверен, что когда ты поближе познакомишься с Лаки, то полюбишь ее, а она, несомненно, полюбит тебя. Наши дети смогут играть вместе, а Джино и Мария… О, они научат Лео плавать в два счета!

– Но Леонардо всегда было трудно с другими детьми! – возразила Клаудия. – Они дразнили и обижали его, потому что он… потому что он – глухой.

– Джино и Мария не такие! – с гордостью сказал Ленни. – Что касается слуха, то я уверен, что эту проблему мы решим. Я разговаривал с врачами – они считают, что надежда есть. Нужно будет только сделать операцию – возможно, серию операций, и слух восстановится.

Клаудия захлопала в ладоши.

– О, Ленни, это было бы замечательно!

– Конечно, замечательно, – подтвердил Ленни. – Кто спорит?

Дюк остановил автомобиль через улицу от уютного одноэтажного коттеджа. Это снова была не его машина – на этот раз он угнал «Мерседес», полагая, что, выслеживая Ленни Голдена на каком-то раздолбанном рыдване, он мог привлечь к себе ненужное внимание. «Мере» же был вполне респектабельной маркой, к тому же на улицах эти машины не были редкостью – казалось, каждый второй банковский клерк может позволить себе это чудо техники. Дюк вообще-то предпочитал немецкие машины всем остальным.

Немцы были аккуратной нацией, а их вошедшая в поговорку чистоплотность никогда не была показной, как у американцев.

Когда возле отеля женщина и ребенок сели в машину к Ленни, Дюк слегка встревожился, боясь, что какая-то непредвиденная случайность может нарушить его планы. Он понятия не имел, куда направилась эта троица, но, когда автомобиль Ленни остановился на подъездной дорожке перед аккуратным коттеджем, на дверях которого болталась табличка «Сдается внаем», Дюк понял, что ему несказанно повезло.

Здесь он мог без помех разделаться с Ленни Голденом и позабавиться с девчонкой.

Разумеется, равнодушно подумал Дюк, потом от нее тоже придется избавиться, чтобы она не смогла навести на его след полицию. Только в этом случае он будет в полной безопасности. Ни один коп в мире, будь он хоть семи пядей во лбу, не сумеет связать его с Ленни Голденом и его любовницей.

Выждав десять минут, он вышел из «Мерседеса», тщательно заперев машину за собой.

Парадная дверь коттеджа была полуоткрыта. Увидев это, Дюк даже головой покачал. Что творится в головах у некоторых? Неужели эти звезды и знаменитости настолько привыкли к тому, что им принадлежит весь мир, что им и в голову не приходит принять элементарные меры предосторожности? Да, они боятся воров, но оставляют ключ от сейфа в горшке с цветами. Они устанавливают в домах самые совершенные системы сигнализации, но забывают их включить.

Они окружают себя натасканными телохранителями, но любая смазливая мордашка может завлечь их в ловушку.

Сам Дюк никогда не допускал подобных промахов да и Мейбелин учил всегда быть начеку. С двенадцати лет его обожаемая сестренка не выходила из дому без ножа, нунчаков и электрошокового устройства. Он также показал ей несколько приемов карате, и ей уже несколько раз пришлось успешно применять их в драках.

Ухмыльнувшись, Дюк толкнул дверь и оказался в длинной прихожей. Прозрачная дверь в ее дальнем конце вела в гостиную, за окнами которой голубел бассейн.

На краю бассейна сидел ребенок, о котором Дюк совершенно забыл.

Несколько секунд он смотрел на малыша, стараясь сообразить, что с ним делать и какую опасность он может представлять. Проще всего было столкнуть его в воду, но Дюк боялся, что ребенок может раньше времени поднять тревогу.

Пожалуй, надо было оставить этот вопрос на потом.

Из глубины дома до него донеслись мужской и женский голоса, и Дюк достал из кармана пистолет.

Сначала он изнасилует девчонку на глазах Ленни Голдена. Еще никогда Дюк не устраивал подобного представления для публики, но ему почему-то казалось, что это будет очень интересно.

Потом он убьет Ленни.

И девчонку.

И если останется время, поучит мальчишку плавать.

Глава 41

-Я только на минуточку! – воскликнула Лаки, врываясь в офис Алекса.

– Почему? – удивился тот. – Куда ты так спешишь?

– Я же говорила тебе – сегодня я встречаюсь с Ленни.

Алекс кивнул:

– Я помню. Это хорошо… наверное. – Он немного помолчал. – Ты мне позвонишь? Ну, после встречи?..

– После встречи? – Лаки иронически улыбнулась. – Я же сказала: я встречаюсь с Ленни. И я надеюсь, что мне не нужно будет звонить никому. Кстати, где Винни?

– Уехала домой. Купер начал проявлять недовольство. По его мнению, она проводит слишком много времени с… молодыми актерами.

– Поделом ему, – заметила Лаки. – Наконец-то Купер на своей шкуре испытает, что такое ревность.

Когда-то он был едва ли не главным голливудским плейбоем, а Винни, бедняжка, ждала его дома и страдала…

– Не вижу в этом ничего плохого, – небрежно обронил Алекс. – По-моему, это естественно…

– Ничего естественного в этом нет, – отрезала Лаки, готовая оседлать своего любимого конька. – Женщины ничем не хуже мужчин и…

– И тоже имеют право на кобеляж, – закончил за нее Алекс. – Знаю, слышал. Так зачем ты тогда приехала? Ленни, наверное, тебя уже заждался.

– Мне нужно быстренько обсудить с тобой несколько вопросов, – сказала Лаки, закуривая сигарету. – Во-первых, мне понравился ваш Билли Мелино.

Вы с Винни совершенно правы – он подходит на эту роль просто идеально. Такая внешность плюс умение играть – само по себе сочетание довольно редкое. Было бы глупо не использовать парня на полную катушку.

И нам польза, и он, глядишь, выбьется в звезды…

– И станет занозой в заднице для режиссеров и продюсеров. – Алекс улыбнулся, вспомнив недавний разговор с Венерой Марией.

– Что? – удивилась Лаки.

– Нет, ничего… – откликнулся он. – Ты права, в нем что-то есть, и это только начало, но мне придется с ним поработать.

– Я знаю, что бывает с актерами, с которыми ты поработал! – фыркнула Лаки. – Они становятся нервными как черт знает кто и кончают свои дни в психиатрической лечебнице.

– Зато я – единственный режиссер, который способен научить прилично работать в кадре даже табурет, – парировал Алекс.

– Вот почему у тебя в фильмах такие богатые интерьеры, – съязвила Лаки, хотя ей было прекрасно известно, что Алекс на девяносто процентов прав. Хорошие режиссеры никогда не пользовались готовым материалом: они брали актеров – знаменитостей или никому не известных – и приспосабливали их для своих нужд. Иногда после этого знаменитости действительно заканчивали нервным срывом, а неизвестные просыпались звездами самой первой величины, но это, в конце концов, было их личной проблемой.

Их, а не Алекса.

– Ладно, не обижайся, – добавила она поспешно.

– Я и не думал обижаться. – Алекс ухмыльнулся. – Не хочешь ли глоточек виски на дорожку?

– А что, у меня такой вид, будто мне необходимо выпить? – удивилась Лаки.

– Нет, просто это никогда не вредит. – Алекс поднялся и двинулся к бару. – Что тебе налить?

«Джина с тоником», – хотела сказать Лаки, но промолчала. У нее появилось сильное подозрение, что Алекс специально задерживает ее, чтобы побыть с ней наедине хотя бы несколько минут.

– Извини, но мне не хотелось бы опаздывать, – ответила она радостным голосом, в котором не было ни намека на извинение. – Ленни обещал показать мне дом, который он хочет снять для сицилийки и ребенка.

– Сицилийка и ребенок… – повторил за ней Алекс. – Подходящее название для мелодрамы. Нет, лучше «сицилианка» – это звучит благороднее…

– Не смейся надо мной, Алекс, – с упреком сказала Лаки. – Сейчас я чувствую себя совершенно беззащитной и легко уязвимой. Бр-р-р!.. – Она зябко повела плечами. – Должна сказать, ощущение не из приятных.

– Ты – беззащитной? – удивился Алекс. – Ты, Лаки Сантанджело, бесстрашная дочь предводителя разбойников?

– Джино никакой не предводитель разбойников, – перебила его Лаки. – Отец не имел никакого отношения к мафии. Вот погоди, дай мне только разобраться с главным, и я займусь этими паршивыми газетами! Я притяну их к ответу за каждое слово лжи, которое они написали обо мне, о Джино и о Ленни!

– Вот как? – Алекс иронично приподнял бровь.

– Именно так я и сделаю! – подтвердила Лаки. – Почему они позволяют себе писать о порядочных людях черт знает что?

– Потому что им хорошо известно, что это сойдет им с рук при любом раскладе. Если тебе так хочется, ты можешь, разумеется, подать исковое заявление в суд, но это обойдется тебе в такую уйму денег и времени, что никакого удовлетворения – даже морального – ты не получишь, так что лучше забудь об этом. – Он улыбнулся. – Разумеется, если бы ты была дочерью крестного отца, ты могла бы приказать сжечь пару редакций и публично кастрировать пяток журналистов, но поскольку вы с Джино люди порядочные…

Лаки рассмеялась:

– Ты прав, Алекс, как всегда, прав.

– Кстати, как Джино относится ко всему этому? – с любопытством спросил Алекс.

– О, ты же знаешь Джино! – Лаки улыбнулась. – По-моему, он даже доволен. Он считает, что вся эта история сделала его едва ли не самым знаменитым и уважаемым из всех жителей Палм-Спрингс.

– Значит, налета на редакцию не будет? – спросил Алекс, и они рассмеялись в один голос. – Может, все-таки выпьешь водки с мартини или виски со льдом? – снова предложил он, отсмеявшись. – Поверь, ты сразу почувствуешь себя лучше.

– Я знаю, – кивнула Лаки. – Но, думаю, сумею обойтись и так.

– Как хочешь. – Алекс закрыл бар и вернулся к столу. – Как там в суде? – спросил он более серьезным тоном.

– Ничего, о чем бы следовало упомянуть особо, – ответила Лаки и поморщилась. – Больше всего меня возмущает, как ведет себя пресса. И эти двое…

Мила и Тедди. Они явно чувствуют себя звездами этого шоу, и им невдомек, что Стив… О господи! – внезапно спохватилась она. – Я забыла позвонить Стиву! Он хотел о чем-то со мной поговорить, а я так замоталась, что даже не подошла к нему после перерыва. Где у тебя телефон?

Алекс придвинул к ней аппарат.

– Звони, а я пока отдам Лили кое-какие распоряжения.

Номер Стива был занят, и Лаки нажала клавишу автодозвона. Пока номер набирался во второй раз, она оглядывалась по сторонам. Алекс явно был не самым аккуратным человеком в мире. Шкафы и полки были забиты книгами, компакт-дисками, сценариями и видеокассетами; широкий стол темного дерева, за которым она сидела, тоже ломился от сценариев и компьютерных распечаток актерской картотеки. «Почему Лили не следит за порядком в твоем кабинете?» – хотелось спросить Лаки, но тут у Стива кто-то взял трубку.

– Алло? – услышала Лаки женский голос.

– Это ты, Дженнифер? – озадаченно спросила Лаки.

– Нет. А кто это? Кто спрашивает?

Этот неповторимый кокни просто невозможно было не узнать.

– Лин? – растерянно проговорила Лаки. – Что ты там делаешь?

– Это ты, Лаки? – Лин, казалось, растерялась не меньше. – Я думала, что это секрет…

– Что – секрет?

– Ну, мы… Я и Стивен.

– Я что-то тебя не понимаю, – недоумевала Лаки. – Ты хочешь мне сказать, что ты и Стивен встречаетесь? И что ты живешь у него?

– Вроде того. – Лин смущенно хихикнула. – Я сама не ожидала, что мне так понравится семейная жизнь, но… Я приехала к Стиву, чтобы поддержать его во время процесса, и… осталась. Теперь я готовлю ему яичницу, делаю массаж и все такое.

– Кто бы мог подумать! – воскликнула Лаки. – Ты и Стивен! Стивен и ты!..

– А что тут странного? – удивилась Лин.

– Нет, ничего, просто я не думала, у Стива кто-то появится так скоро.

– Я не «кто-то»! – задиристо возразила Лин.

– Извини. Я просто удивилась. – Лаки помолчала. – Сегодня в суде Стив хотел о чем-то со мной поговорить, но не успел. Наверное…

– Наверное, ему не терпелось похвастаться, – сказала Лин. – И я его понимаю. Такие девушки, как я, встречаются не часто.

– Да, Стиву повезло, – согласилась Лаки, еще не до конца оправившись от потрясения. – Знаешь, Лин, для меня все это довольно неожиданно, но… Я рада за вас обоих, честное слово – рада. Скажи, у вас это серьезно?

– Думаю, да, иначе я не стала бы к нему переезжать, – сказала Лин. – Между прочим, я даже отказалась от нескольких контрактов, чтобы побыть с ним эти две недели.

– Слушай, давай устроим вечеринку и как следует отпразднуем это событие? – предложила Лаки. – Разумеется, не сейчас, а немного погодя, когда закончится эта канитель с судом.

– Я всегда за, – согласилась Лин.

– Значит, договорились. А Стив дома?

– Нет.

– Тогда передай ему, что я звонила, – попросила Лаки.

– Нет уж, – отказалась Лин. – Мне кажется, он сам хотел тебе все рассказать, так что я, пожалуй, не стану в это вмешиваться. Перезвони попозже – он должен скоро вернуться.

– Обязательно. – Лаки положила трубку и повернулась к Алексу, который только что вернулся в кабинет. – Ни за что не угадаешь, с кем я сейчас говорила!

– С Мадонной, – тут же нашелся Алекс, и Лаки поморщилась.

– До этого я еще не сподобилась, – сказала она. – Нет, я говорила не с ней, а с подружкой моего брата. Представляешь, у Стивена появилась женщина!

– Хорошо, что не мужчина. Впрочем, я рад за него. Похоже, он начинает возвращаться к жизни.

– Я не ожидала, что это произойдет так скоро, – призналась Лаки.

– Ну, с моей точки зрения, Стив носил траур, пожалуй, даже дольше, чем следовало, – слегка пожал плечами Алекс. – Знаешь, каждому мужчине, особенно когда он оказывается в таком положении, как Стив, бывает просто необходимо, чтобы по утрам рядом с ним в постели оказывалось теплое женское тело. Особенно если этот мужчина уже не молод.

– Так вот почему ты решил жениться на Пиа?

Кстати, хотела тебя спросить, ты уже сообщил ей о своих намерениях?

– Я скажу ей, когда буду уверен, что ты мне не достанешься.

– Как это романтично, Алекс!

– Кстати, как зовут новую подружку Стивена? Я ее знаю?

– О, знаешь, конечно. Это Лин Бонкерс, супермодель. Любопытно, не правда ли?

– Вот это да! – вырвалось у Алекса. – Старина Стивен и супермодель! Слушай, она ведь его чуть ли не вдвое моложе! Кроме того, Стив всегда был таким спокойным, уравновешенным, а эта Лин… У меня всегда было такое ощущение, что у нее в заднице шило, и не одно.

– Ты плохо знаешь Стива, – улыбнулась Лаки. – До того как жениться на Мэри Лу, он неплохо погулял. Впрочем, я тоже сомневаюсь, что это его выбор.

Да-да!.. – с жаром добавила она, увидев скептическую улыбку Алекса. – Это не мои «феминистские штучки», как ты, наверное, хотел сказать. Уверяю тебя, Лин выбрала его сама, и именно поэтому их дуэт кажется мне несколько экстравагантным. Стив действительно производит впечатление очень спокойного и уравновешенного мужчины, а мне всегда казалось, что Лин нужен кто-то несколько более… темпераментный. Впрочем, кто знает – противоположности обычно притягиваются.

– Давай выпьем за Стива и Лин! – предложил Алекс, снова делая движение к бару, но Лаки жестом остановила его:

– Мне пора. Сообщи мне, когда между тобой и Пиа что-то определится окончательно.

– Нет, это ты сообщи мне, когда что-то окончательно определится между тобой и Ленни.

– Так уж и быть, – кивнула Лаки. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– Пиа готовит мне ужин.

– Похоже, ты нашел себе подходящую девушку, – поддразнила его Лаки. – Когда «теплое женское тело» умеет неплохо готовить, это уже похоже на настоящее счастье.

Алекс неожиданно помрачнел.

– До встречи завтра утром, Лаки, – сказал он угрюмо.

Лаки усмехнулась:

– До встречи, гений.

Глава 42

Стемнело. Дождь лил как из ведра, но диктор по радио, которое Буги включил, чтобы было не так скучно, предсказывал настоящую бурю.

«Этого только не хватало», – мрачно подумал Буги, притормаживая на перекрестке и внимательно рассматривая лежавшую у него на коленях карту. Он знал ее уже наизусть, но нарисованный Лоренцо план оказался практически бесполезен в лабиринте проселочных дорог, которые петляли, ветвились и зачастую не вели никуда. Спустившаяся темнота и непогода ухудшили положение, и Буги начинал всерьез опасаться, что сегодня он так и не найдет охотничий домик Карло.

Пока он размышлял, через перекресток впереди проскочил красный «Мазерати», за рулем которого сидел молодой мужчина. Не думая, Буги тронул с места свою машину и последовал за ним, еще не зная толком, стоит ли ему остановить незнакомца и спросить дорогу или просто следовать за ним в надежде, что он выведет его к жилью. Последний вариант показался ему более удачным, так как Буги вовсе не был уверен что, если он будет сигналить и мигать фарами, неизвестный водитель остановится. Этого не сделал бы ни один здравомыслящий человек, который хоть сколько-нибудь дорожит своей машиной, деньгами и жизнью.

Ухмыльнувшись, Буги прибавил скорость, стараясь не потерять «Мазерати» из виду. Он надеялся, что там, куда направлялся этот парень, ему сумеют толково объяснить, где находится охотничий домик Витти.

Сам Буги давно клял себя самыми последними словами за то, что не взял с собой Лоренцо. Возможно, это обошлось бы ему еще в пару сотен, но зато он не потерял бы столько времени понапрасну.

«Мазерати» увеличил скорость. Для такой дождливой погоды он ехал, пожалуй, слишком быстро, но Буги, прошедшему курс вождения в экстремальных условиях, это было нипочем – он не отставал, легко сохраняя дистанцию в несколько сот футов. Почему водитель, который явно заметил, что его преследуют, не останавливался, чтобы выяснить отношения, он себя не спрашивал. В конце концов, они были в Италии – в стране, где похищения людей давно стали национальным видом спорта.

В конце концов Буги все-таки немного сбавил скорость. Во-первых, он не хотел слишком пугать человека в «Мазерати», который от страха мог начать палить. Во-вторых, врожденное чувство направления, которое в последние несколько часов никак себя не проявило, неожиданно проснулось, и у Буги появилось явственное ощущение, что охотничий домик – цель его путешествия – находится где-то очень близко.

«Мазерати» сразу оторвался от него на несколько сот ярдов. К счастью, водителю не хватило ума выключить фары и габаритные огни – без них красная машина легко могла затеряться в дождливой мгле, и Буги без труда следовал за одиноким путешественником.

Они проехали примерно полмили, когда машина впереди неожиданно подпрыгнула и пошла юзом. В какой-то момент Буги даже показалось, что она вот-вот опрокинется, но этого не случилось. Выровнявшись, «Мазерати» стрелой понесся дальше.

Буги было очевидно, что машина, которую он преследовал, на что-то налетела, поэтому, подъезжая к этому месту, он снизил скорость. Еще сотню футов он проехал почти с черепашьей скоростью, и вот наконец фары выхватили из дождливой мглы покореженный старый велосипед, который кто-то бросил прямо на обочине.

Детектив понимал, что если он остановится, то наверняка потеряет из виду красный «Мазерати», но что-то словно подтолкнуло его затормозить, вылезти из машины под дождь и внимательно осмотреть велосипед. Почему он это сделал, Буги не смог бы объяснить. Возможно, все дело было в предчувствии, в озарении, которым он, как и Лаки, приучился следовать.

Велосипед был старым и таким ржавым, словно он пролежал под дождем несколько месяцев. Передняя шина была распорота, обод погнут, руль свернут набок. «Рухлядь», – подумал Буги, поднимая велосипед. Он собирался столкнуть его в кювет, чтобы, переезжая через него, ненароком не проткнуть шины, когда до его слуха донесся слабый стон.

Сначала он решил, что ему послышалось, но стон повторился. Склонившись над кюветом, Буги увидел среди травы прядь мокрых золотых волос и белую-белую руку, которая как будто тянулась к нему из канавы.

Господи! Да это женщина!

Бросив велосипед на дорогу, Буги стал торопливо спускаться в кювет.

Женщина была жива, но без сознания. Она никак не отреагировала, когда Буги посветил ей фонариком прямо в лицо, зато сам он едва не упал, каким-то шестым чувством узнав в лежащей на земле женщине Бриджит.

Подхватив ее на руки, Буги понес Бриджит к машине. В какой-то момент ее веки слегка затрепетали и приоткрылись, но взгляд остался расфокусированным, блуждающим, да и слова, которые сорвались с ее губ, подсказали Буги, что она бредит.

– Где я? – спросила она почти осмысленно, но уже следующие ее слова были непонятными и странными:

– Где мой ребенок? Где мой сын? А-а, я похоронила его в саду… Теперь вода размоет глину, и он уплывет далеко-далеко…

На этом она замолчала и снова потеряла сознание.

Стараясь действовать предельно осторожно, Буги разместил ее на заднем сиденье машины. Губы и пальцы Бриджит были синими от холода, по телу то и дело пробегала крупная дрожь, и Буги, разрезав на ней насквозь промокшее платье, закутал молодую женщину в свою сменную рубашку и сухое полотенце. У него была с собой фляжка бренди, но Бриджит так крепко стискивала зубы, что он не смог влить в нее ни глотка и ограничился тем, что включил на полную мощность отопление в салоне.

– Не беспокойся, маленькая Бриджит, – пробормотал он, садясь за руль и с трудом разворачиваясь на узкой дороге. – Держись. Мы едем к доктору – он тебе обязательно поможет.

Когда Буги уже выезжал с грунтовки на шоссе, Бриджит снова ненадолго очнулась.

– Я потеряла ребенка! – истерически всхлипнула она. – Потеряла моего сыночка!

– Ничего, Бригги, ничего, – отозвался Буги, крепко стискивая зубы. – Я отвезу тебя в больницу и позвоню Лаки. Лаки что-нибудь придумает.

И хотя Бриджит понимала, что Лаки вряд ли вернет ей ребенка, она с облегчением вздохнула, чувствуя, что самое страшное осталось позади.

Карло сразу заметил преследовавший его темный автомобиль, и это не на шутку напугало его. Ночью, да еще в такую собачью погоду, в этих краях нечего было делать ни туристам, ни охотникам, а местных жителей здесь практически не было. «Кто бы это мог быть?» – снова и снова спрашивал он себя, непроизвольно увеличивая скорость своего новенького «Мазерати».

Останавливаться, чтобы выяснить, в чем дело, Карло не собирался, и не потому, что боялся каких-то злоумышленников, которым мог приглянуться дорогой автомобиль. В голове у него промелькнула другая, куда более страшная догадка: Бриджит удалось каким-то образом позвать на помощь и кто-то из друзей приехал за ней.

Или за ним…

До домика оставалось совсем недалеко, когда автомобиль неожиданно налетел на что-то на дороге.

От удара его сразу стало заносить, и лишь отчаянным рывком руля Карло удалось удержать «Мазерати» на дороге. К счастью, неизвестное препятствие задержало и его преследователя: в зеркало заднего вида Карло увидел, что неизвестный автомобиль сначала сбавил скорость, а потом и вовсе остановился. «Чао, дружище;» – подумал он и снова нажал на газ. Через пару минут фары чужой машины в последний раз мигнули и окончательно пропали за поворотом, и Карло понял, что сумел оторваться от погони.

Проехав еще несколько километров, он свернул налево, потом дважды направо и подъехал к охотничьему домику.

В доме было совершенно темно. Это несколько удивило Карло, так как он оставил Бриджит пачку свечей и спички – электричество в доме было давно отключено за неуплату. Очевидно, она сегодня рано легла, подумал он, доставая мощный фонарь и вылезая из машины. В три прыжка поднявшись по подгнившему крыльцу, Карло широко распахнул входную дверь и оказался в прихожей.

– Где ты, Бриджит?! – крикнул он, включая фонарь. – Это я, Карло.

Никакого ответа. Если не считать мерного стука дождевых капель по черепице и стеклам, ни один звук не нарушал тишины большого дома.

– Бриджит! – снова крикнул Карло и вдруг увидел на полу пятна засохшей крови. Это так испугало его, что фонарь в руке заходил ходуном, и по стенам понеслись в сумасшедшем танце пугающие тени.

Что здесь произошло? Неужели Бриджит убила себя? Или в дом забрался кто-то, кто хотел отомстить лично ему, Карло Витторио Витти? И где, черт возьми, тело?

Карло бросился на поиски. Он обошел весь дом, поднялся, на второй этаж, заглянул в сарай и в пристройки, но не нашел ни тела, ни каких-либо следов борьбы.

Бриджит как сквозь землю провалилась.

Он снова осмотрел дом и прилегающую к нему часть сада, но опять ничего не обнаружил.

Бриджит нигде не было.

Неужели она сбежала? Но как? У нее не было ни телефона, ни машины, она не могла ни позвать на помощь, ни уйти пешком. Это было просто немыслимо, и все же…

Все же она исчезла.

Карло в последний раз обыскал дом и бросился к машине.

Он найдет свою жену. Непременно найдет, и тогда она очень пожалеет, что пыталась обмануть его.

Глава 43

Лаки затормозила у светофора. Она ехала на встречу с Ленни, и одного этого было достаточно, чтобы у нее поднялось настроение. Короткая встреча с Алексом тоже ей помогла: она убедилась, что он по-прежнему ее друг. Чему Лаки не поверила, так это словам Алекса о том, что если она вернется к Ленни, то он женится на Пиа. Это было настолько невероятно, что Лаки даже не приняла их всерьез, и лишь теперь она поняла, что Алекс, похоже, просто пытался заставить ее ревновать.

Ревновать его, Алекса?!

И к кому! К Пиа!

«Слабо, Алекс, слабо, – подумала Лаки. – Я не могу тебя ревновать. Единственное, что меня заботит – это как бы ты не промахнулся и не получил меньше, чем заслуживаешь!»

Впрочем, кто она такая, чтобы вмешиваться, тут же подумала Лаки. Может быть, Пиа вполне подходит Алексу? В конце концов, сумела же она продержаться с Алексом куда дольше, чем все ее предшественницы!

Очевидно, с ней он если не чувствовал себя счастливым, то, по крайней мере, был умиротворенным.

«Хватит об этом!» – оборвала себя Лаки. Все это были не ее проблемы. Сейчас ей предстояла встреча с Ленни, которая, как она надеялась, расставит все по местам.

У следующего светофора она позвонила по сотовому телефону Венере Марии.

– Ты была права! – объявила она, как только Венера Мария взяла трубку личного телефона, номер которого был известен лишь нескольким самым близким ее друзьям.

– Конечно, я была права, – согласилась Венера Мария. – А в чем?

– Твой Билли – просто чудо! Это настоящее открытие. Работая с тобой и с Алексом, он заблестит, как самая настоящая звезда!

– Ну не знаю, не знаю, – хихикнула Венера Мария. – Ведь ему предстоит работать еще и с тобой, а ты, как мне помнится, хотела заставить его бегать голышом и размахивать членом перед камерой. Звезды-мужчины обычно этого не делают, в противном случае их было бы у нас вчетверо меньше, чем сейчас. Но раз уж ты зациклилась на равных правах…

– Я не зациклилась – это моя принципиальная позиция, – парировала Лаки, вспоминая свои первые шаги в качестве директора «Пантеры». «Мужчины и женщины раздеваются одинаково!» – таков был ее лозунг, от которого она никогда не отступала, хотя в свое время это наделало много шума.

– Когда Купер увидит Билли, он закатит мне настоящую сцену ревности! – заявила Венера Мария радостно.

– Послушай, зачем тебе это надо? – нахмурилась Лаки. – Зачем ты заставляешь старого, больного мужчину ревновать тебя к какому-то сопляку?

– Куп вовсе не старый, – заступилась за мужа Венера Мария. – И потом, это же не по-настоящему!

Просто мы так шутим.

– Ну ладно, – проворчала Лаки, трогая машину с места, когда на светофоре зажегся зеленый свет. – Я звоню тебе вовсе не за этим. Я хотела сообщить тебе одну сног-сши-ба-тель-ную новость!

– Какую? Ну-ка, рассказывай! – оживилась Венера Мария.

– Слушай… У Стива появилась женщина!

– Так это же отлично! – обрадовалась Венера Мария. – А она какая? Миленькая?

– Гм-м… Я бы не стала использовать это слово, – сказала Лаки. – Нет, миленькой ее назвать трудно.

– Ну хотя бы красивая?..

– Я бы сказала, что она роскошная. Иного слова не подберешь.

– Роскошная? – повторила Венера Мария озадаченно. – У Стива? Кто бы это мог быть?

– Ни за что не угадаешь. Это Лин!

– Лин? Та самая Лин, которая снимается для модных журналов и каталогов? А разве она сейчас не с Чарли Долларом? – спросила Венера Мария, которая всегда была в курсе самых последних слухов и сплетен, и Лаки подумала, что ей удалось удивить подругу едва ли не впервые за все время их знакомства.

– Я совершенно уверена, что сейчас она вовсе не с Чарли, – сказала она, не сдерживая своего торжества. – Я звонила Стиву полчаса назад, и Лин взяла трубку. Судя по всему, она переехала к нему, чтобы… гм-м… создать ему семейный уют и все такое.

– Ты, наверное, шутишь! – заявила Венера Мария чуть ли не с обидой.

– Нисколько, – заверила ее Лаки. – И по-моему, это просто великолепно. Ну, сама посуди, кто мог бы занять в жизни Стива то место, которое принадлежало Мэри Лу? Какая-нибудь восемнадцатилетняя соплячка, у которой молоко на губах не обсохло?

Черта с два! Нет, Стиву повезло, что это именно Лин, и никто другой. Она зрелая, самостоятельная женщина, к тому же у нее есть характер. Лин не станет копировать Мэри Лу – она заставив Стива полюбить себя такой, какая она есть!

– Да, это действительно здорово. Я ужасно рада за Стива, – сказала Венера Мария с воодушевлением. – А Чарли знает?

– А он-то тут при чем? Чарли помолвлен с другой…

– И, кажется, уже семь лет… – поддакнула Венера Мария и расхохоталась.

– Ну хорошо, Винни, – сказала Лаки, тормозя у третьего светофора. Сегодня ей положительно не везло! «Когда спешишь, – подумала она, – все светофоры, как назло, включают красный перед самым твоим носом!» – Я буду держать тебя в курсе. Увидимся завтра.

Выключая телефон, Лаки поймала на себе взгляд мужчины, который сидел в остановившемся рядом автомобиле. «О господи, – подумала она, – только бы это был не журналист!» В последнее время журналисты буквально преследовали ее.

Как только на светофоре зажегся зеленый сигнал, Лаки так рванула с места, что покрышки протестующе взвизгнули. Несколько резких поворотов, и она оторвалась от преследователя, если, конечно, это был преследователь..

И она поехала на Лома-Виста, где уже ждал ее Ленни.

– Добрый вечер, – вежливо сказал Дюк.

Солнце уже село, на улице начинало темнеть, и он решил, что имеет право на подобное приветствие.

Клаудия как раз осматривала спальню, когда Пенни заметил незнакомца – молодого белого мужчину с румяным кукольным личиком. Но первым бросилось ему в глаза не лицо, а пистолет в его руке.

– Пора бы уже научиться запирать входную дверь, – мягко сказал Дюк. – Лос-Анджелес буквально кишит всякими подонками.

Ленни как зачарованный смотрел на ствол пистолета, и в его памяти оживали все подробности того кошмарного вечера, когда была убита Мэри Лу.

– Только не стреляйте, – сказал он медленно. – Мы сделаем все, что вы захотите, только не стреляйте!

У меня есть часы, несколько сот долларов и кредитная карточка. Кроме того, вы можете взять мою машину – она стоит на улице.

– Люблю благоразумных мужчин, – приветливо сказал Дюк. – А сейчас я хочу, чтобы вы оба оставались благоразумными и разделись.

– Что? – переспросил Ленни.

– Сначала ты бросишь сюда часы и бумажник, а потом снимешь штаны и все остальное, – раздельно сказал Дюк, наслаждаясь каждым мгновением.

Клаудия оцепенела от страха и только смотрела на Ленни большими, темными глазами, ища защиты.

«О господи!.. – в отчаянии подумал Ленни. – Что делать? Всего несколько месяцев прошло с тех пор, как меня чуть не убили, и вот опять!.. Проклятье! Нет, отныне я всегда буду носить с собой пистолет и стрелять в каждого, кто только посмеет угрожать мне. Как это сделала бы Лаки…»

При мысли о Лаки у него внутри все похолодело.

Она должна была скоро приехать. Что будет, если и она наткнется на этого бандита?

– Послушайте, – поспешно сказал Ленни, бросая грабителю бумажник и часы, – забирайте все и уходите. Сейчас сюда приедут и…

– Вот как? – небрежно ответил Дюк. – По-моему, ты блефуешь, Ленни Голден. Раздевайся, пока я не пристрелил ее… – И он указал стволом пистолета на Клаудию.

– Сними платье, Клаудия, – глухо сказал Ленни, развязывая галстук и снимая рубашку. «Откуда этот парень знает мое имя?» – мелькнуло у него в голове.

– Ч-что? – На лице Клаудии отразилось недоумение.

– Раздевайся, – повторил Ленни. – Он хочет забрать нашу одежду, чтобы мы не могли выбраться из дома и позвать на помощь.

– Вот именно, – кивнул Дюк. – Я рад, что ты меня понял. Многие не понимают, и тогда… Пиф-паф! – Он рассмеялся.

Клаудия начала медленно расстегивать платье.

– Вот так, – с одобрением сказал Дюк, когда платье упало к ее ногам. – Теперь шаг назад.

Клаудия посмотрела на Ленни. Он кивнул, и она выступила из платья.

– Брюки долой! – скомандовал Дюк, поворачиваясь к Ленни.

– Ты получил то, за чем пришел, – ответил он, ненавидя грабителя всеми силами души. Если бы Ленни мог, он бы задушил его голыми руками. – Уходи. Нет никакой необходимости унижать нас еще больше.

– Да ты храбрец! – заметил Дюк. – Только вот «пушки» у тебя нет. Что ж, мужчина без «пушки», я и вправду восхищен… Только разговаривай со мной повежливее, приятель, – здесь командую я, понял?

Ленни кивнул.

– Вот и отлично. А теперь снимай брюки и скажи ей, чтобы вытряхивалась из своего белья.

– Делай, как он сказал, Клаудия, – проговорил Ленни напряженным голосом.

– Но, Ленни… – начала она.

– Делай, что он говорит, – повторил Ленни, вспоминая, что те же слова он сказал и Мэри Лу. Но ее это не спасло. – Быстрее, Клаудия…

Она расстегнула лифчик, освобождая полные, крепкие груди.

Дюк облизнулся.

– Замечательные сиськи, – сказал он и причмокнул. – Натуральные? Без всякого там силикона?

Клаудия прикрыла груди руками.

– А теперь трусы, – приказал Дюк.

– Ленни! – взмолилась Клаудия. – Почему он делает это с нами? Почему?!

– Потому что я так хочу, – ухмыльнулся Дюк. – А теперь поторопись…

Всхлипывая, Клаудия сняла трусики и стояла теперь совершенно обнаженная.

– Видишь вон ту кровать? – спросил Дюк; – Сними простыни, разорви на полосы и свяжи своего дружка.

– Слушай, ты, – вмешался Ленни, – возьми деньги, часы и уматывай поскорее, если не хочешь, чтобы тебя схватили. Сейчас сюда приедут мои друзья!

– Ой, как страшно! Ой, напугал! – насмешливо фыркнул Дюк. – Я тебе не верю, красавчик.

Клаудия, глотая слезы, разорвала простыню и, следуя указаниям Дюка, крепко связала Ленни полосками ткани. Когда с этим было покончено, Дюк велел ему встать и привязал за руки к низкой потолочной балке, так сильно натянув импровизированную веревку, что Ленни едва доставал ногами до пола.

Пока Дюк возился с веревками, Клаудия предприняла слабую попытку напасть на него, но он сильно оттолкнул ее.

– Сядь на кровать и не двигайся, иначе я убью твоего дружка! – резко сказал он.

Клаудия в страхе подчинилась.

Убедившись, что Ленни надежно связан и не сможет освободиться, Дюк повернулся к Клаудии. Без одежды она была еще привлекательнее, и он решил, что не будет спешить, а насладится ею как следует.

Оглядевшись по сторонам, Дюк увидел встроенную в стену музыкальную систему. Включив ее, он настроился на волну, которая передавала классическую музыку, и прибавил громкость.

– Вивальди, – уверенно определил он, садясь в кресло. – А теперь потанцуй для меня, – приказал он Клаудии.

Клаудия встала с кровати и начала медленно двигаться. У нее были длинные ноги, тонкая талия, пышная грудь, и вся она была такой соблазнительно о'круглой, что Дюк почувствовал, как у него потекли слюнки. Девчонка была как раз в его вкусе – не какая-нибудь драная кошка, у которой все ребра видны, а самый что ни на есть идеал женственности и красоты.

При мысли о том, что он с ней сделает, Дюк начал возбуждаться.

Ленни тоже смотрел на Клаудию. Иного выбора у него все равно не было, разве что вовсе закрыть глаза, но это было бы трусостью. Он должен пройти и через это.

– Я думал, ты женат, – заметил Дюк, бросив в его сторону быстрый взгляд. – Это, наверное, твоя любовница? Скажи, хороша она в постели? Быстро ли она кончает? Расскажи мне все подробно, потому что я собираюсь ее трахнуть. А ты будешь на это смотреть.

– Ублюдок! – прошипел Ленни. – Психованный больной ублюдок!

– Благодарю. – Дюк издевательски поклонился. – Будем считать, что это комплимент. А теперь давай рассказывай…

Глава 44

Добравшись до Лома-Виста, Лаки припарковала машину позади автомобиля Ленни. Она была рада, что он приехал сюда первым. Лаки рассчитывала, что они осмотрят дом, она его, конечно, одобрит, а потом они вместе поедут в какой-нибудь ресторан, чтобы поговорить без помех. В том, что все решится благополучно, Лаки теперь не сомневалась. Жизнь без Ленни была бессмысленной и пустой – она поняла это очень быстро и теперь хотела только одного: быть с ним. И теперь она знала, что точно так же думает и Ленни.

Выбравшись из машины, Лаки подошла к входной двери, но та оказалась заперта. Звонок, на который она несколько раз нажала, похоже, не работал, и Лаки, вполголоса выругавшись, пошла в обход, надеясь проникнуть в дом через черный ход.

Было уже темно, поэтому Лаки очень удивилась, когда наткнулась возле бассейна на Леонардо. «Почему ребенок здесь один? – удивилась Лаки. – И как он вообще здесь оказался? Может, и Клаудия тоже здесь? Но почему тогда Ленни меня не предупредил?»

Завидев Лаки, мальчик со всех ног бросился к ней, размахивая руками и нечленораздельно мыча, словно силясь что-то сказать.

– Привет, – холодно сказала Лаки. – А где твоя мама? Она здесь?

Мальчик закивал и, схватив Лаки за полу жакета, потащил за собой.

– В чем дело? – раздраженно спросила Лаки, но, заметив, что Леонардо тащит ее к задней стене дома, пошла за ним. Там из окон бил яркий свет и доносилась громкая классическая музыка. Привстав на цыпочки, Лаки заглянула в комнату.

Первой, кого она увидела, была обнаженная Клаудия, которая танцевала под звуки вальса Штрауса.

– О боже! – вполголоса ахнула Лаки. «Ленни Голден – мерзкая свинья! – пронеслось у нее в голове. – Ну, с меня довольно…»

Не раздумывая больше, она повернулась, чтобы уйти, но Леонардо с новой силой вцепился ей в жакет и не отпускал, отчаянно жестикулируя свободной рукой и издавая невнятные жалобные звуки. Он явно старался что-то объяснить, но Лаки была не в состоянии его слушать.

– Отпусти меня сейчас же, глупый мальчишка! – Она обернулась, чтобы вырвать полу жакета из его кулачка, как вдруг заметила в глубине комнаты Ленни, который почти висел под потолком со связанными руками и ногами.

Потом Лаки увидела в кресле незнакомого мужчину с пистолетом в руке и поняла все.

Лаки была напугана, но не растерялась. Она знала, что ей следует делать.

Первым делом она схватила Леонардо за руку и, сделав ему знак молчать, потащила обратно к бассейну. Там она затолкала его в кусты и, приложив палец к губам, сказала:

– Спрячься и сиди тихо, понял?

Малыш опустился на четвереньки и без возражений заполз в самую глубину темных, густых кустов.

Убедившись, что найти его будет трудно, Лаки поспешила обратно к машине. Там она вызвала по сотовому телефону полицию и достала из «бардачка» револьвер.

Мысли роились у нее в голове. Что делать дальше?

Дожидаться копов? Попытаться освободить Ленни?

А вдруг преступник не один?

«Но что, если с Ленни что-нибудь случится? – обожгла ее новая мысль. – Нет, нужно действовать немедленно».

Порывшись в сумочке, Лаки достала пластиковую кредитную карточку. Много лет назад Буги показал ей, как открывать несложные замки, и сейчас эта наука ей пригодилась. Лаки потребовалось всего несколько секунд, чтобы отжать язычок замка и проникнуть в прихожую. К счастью, ей не нужно было особенно таиться, так как музыка заглушала все звуки, и все же она боялась, что ее выдаст стук собственного сердца, которое билось как сумасшедшее.

Ленни, ее Ленни попал в беду и нуждался в ее помощи. Это было главным, и Лаки даже не вспомнила о том, что у нее есть еще дети, отец, друзья… Им, по крайней мере, ничто не угрожало.

Танец девушки скоро наскучил Дюку, да и двигалась она тяжело, неуклюже. Его сестра была куда грациознее. Жаль, что ее нет сейчас здесь, подумал он.

Бедняжка Мейбелин вынуждена сидеть в камере вместе с этой похожей на хорька Капистани! Ну ничего, когда-нибудь она выйдет, и они начнут работать вместе. Первым делом надо будет разобраться с этой старой развалиной Рени, чтобы они с сестрой могли без помех жить в собственном доме на Голливудских холмах.

– Хватит, – резко скомандовал он, и Клаудия застыла, парализованная ужасом. – Видишь вон тот табурет? – снова сказал он, указывая на низенький пуфик. Встань на четвереньки и перегнись через сиденье. Марш!

Он решил перейти к самому интересному номеру сегодняшней программы. Вид обнаженного женского тела разжег его аппетит, к тому же Дюка возбуждало сознание того, что у него будет зритель – подвешенный к потолку наподобие рождественской индейки Ленни Голден. Что ж, пусть напоследок полюбуется, как он вздрючит эту итальянскую телку.

– Ради бога! – завопил Ленни. – Оставь ее!

– Почему? – спросил Дюк, весьма удивленный тем, что Ленни осмелился заговорить. Он-то считал, что ему удалось достаточно запугать свою жертву. – Ты что, надеешься сам ею попользоваться?

– Отпусти ее сейчас же, проклятый сукин сын, мерзавец, подонок!

Дюк пожал плечами.

– Не слушай своего дружка, детка, – обратился он к Клаудии. – Делай, что сказано. И поживее!

Клаудия послушно опустилась на четвереньки и навалилась животом на пуфик. Ленни, поняв, что сейчас произойдет, содрогнулся и застонал.

– Не делай этого!

Дюк поднялся с кресла, расстегнул штаны и выпростал из ширинки эрегированный член. Он не был особенно велик, но вполне, способен сделать то, что задумал Дюк.

Дюк шагнул к неподвижной Клаудии.

Лаки бесшумно скользила вдоль темного коридора. Музыка по-прежнему гремела во всю мочь, мешая ей сосредоточиться. Проклятье! Ну ничего, она доберется до этого негодяя, кем бы он ни был!

Дверь спальни была слегка приоткрыта, и Лаки одним быстрым движением распахнула ее во всю ширину.

Первой она увидела Клаудию. Та стояла на четвереньках лицом к двери, опираясь грудью и животом на низкий мягкий пуф. Дюк, стоявший позади нее на коленях, с вожделением поглаживал ладонями ягодицы Клаудии. Ленни беспомощно свисал со стропила.

Увидев Лаки, Дюк отпрянул от Клаудии и потянулся за пистолетом, который лежал рядом на полу.

– Не двигаться! – гаркнула Лаки.

– Это ты мне? – с вызовом откликнулся Дюк.

– Тебе, говнюк. Брось оружие!

– Извини, крошка, ничего не выйдет… – Он завладел пистолетом, но держал его стволом вниз.

Лаки перевела дух. Задерживать маньяков и убийц не было ее любимым занятием.

– Только попробуй! – пригрозила она. – Я тебе мозги вышибу!

Дюк направил пистолет на Ленни.

– Не успеешь, – сказал он, и Лаки увидела, как напрягся его палец, лежавший на спусковом крючке.

Нужно стрелять, поняла она. Иначе будет действительно поздно.

Лаки и Дюк выстрелили почти одновременно.

Пуля, предназначавшаяся Ленни, пробила грудь Клаулии, в последний момент бросившейся между ним и Дюком.

Пуля Лаки попала Дюку точно в сердце, и он упал на пол с улыбкой на кукольном личике.

Все было кончено.

Глава 45

Было начало одиннадцатого, когда Мейбелин неожиданно вызвали к начальнице тюрьмы.

– Что случилось? – сонно спросила Мила, разбуженная шумом.

– Не знаю. – Мейбелин пожала плечами. Они с Милой ссорились весь вечер, и в конце концов она решила, что ненавидит свою глупую соседку.

– Черт! – пробормотала Мила. – Надеюсь, это не из-за меня! Смотри там не болтай лишнего!

Мейбелин ничего не ответила, и надзирательница вывела ее из камеры.

Вернулась она через двадцать минут, и по ее лицу Мила сразу поняла – что-то случилось.

– В чем дело? – требовательно спросила она. – Тебя вызвали из-за меня? Что ты им рассказала? Говори, и, если ты проболталась, я тебя убью!

– Нет, – ответила Мейбелин странно спокойным и каким-то отрешенным голосом. – Меня вызвали не из-за тебя.

– А из-за чего же? Ведь должна же быть какая-то причина, чтобы вытащить тебя из камеры посреди ночи!

– Меня вызвали из-за брата. Из-за Дюка.

– А что с ним стряслось? Он замочил Ленни Голдена, как обещал? Ну конечно, он убил его и сам попался!

Мейбелин посмотрела на нее пустым взглядом:

– Он мертв – вот что стряслось. Убит.

– Убит? Как – убит?! – удивилась Мила.

– Обыкновенно. Он проник в дом, где был Ленни Голден. И кто-то его застрелил.

– Кто-то? Не Ленни? Может быть, это были полицейские?

– Я чувствую себя так, словно у меня вырезали сердце, – проговорила Мейбелин, не ответив на вопрос Милы. – Дюк был для меня всем… – Она повернулась к Миле, и лицо ее исказила гримаса ненависти и боли. – Это все ты! – крикнула она. – Если бы не ты, Дюка не убили бы!

– При чем тут я? – удивилась Мила.

– С тех пор как ты появилась в этой камере, у меня из-за тебя одни неприятности! – прошипела Мейбелин. – А теперь ты отняла у меня единственного дорогого мне человека!

– А что твой брат сделал с моей «пушкой»? – спросила Мила, сообразив, что ее револьвер так и остался у Дюка. – Куда он ее дел?

– С твоей «пушкой»? – переспросила Мейбелин. – Мой брат мертв, а у тебя только и забот что о собственной шкуре.

– Ладно, молчу, – произнесла Мила с затаенной угрозой. – Завтра мне снова придется сидеть в суде и слушать, как эти тупые адвокаты убеждают всех и вся, что это я спланировала преступление, что я застрелила эту черную суку Беркли, что я соблазнила невинного цветного мальчика…

– Ты тварь, – сказала Мейбелин с холодной ненавистью. – Если бы Дюк был здесь, он бы наказал тебя за твои грехи.

– Мне очень жаль твоего брата, но из-за него я оказалась по уши в дерьме, – возразила Мила. – Как я теперь получу свой револьвер?

– Ну ничего, бог накажет тебя за него и за меня! – убежденно заявила Мейбелин, не слушая ее. – Ты – адская тварь, сука! Дюк погиб из-за тебя!

С этими словами она сунула руку под матрас и выхватила оттуда свою самую большую драгоценность – длинный и острый осколок стекла. Последовал молниеносный выпад, и стекло с легким сухим треском вошло в горло Милы.

Мила даже не поняла, в чем дело. Покачнувшись, она захрипела и мешком осела на пол.

– Так тебе и надо, – злобно прошипела Мейбелин. – Отправляйся обратно в ад – мне плевать.

И она легла на койку и с головой укрылась одеялом, оставив Милу истекать кровью на полу.

Прайс читал «Лос-Анджелес тайме», когда Ирен, войдя в комнату, спросила, нельзя ли ей с ним поговорить.

– Может, попозже? – уточнил Прайс, откладывая газету. – Я что-то неважно себя чувствую.

– Мне очень жаль, но… Я должна кое-что объяснить. Во всем, что произошло здесь в последние месяцы, виновата я.

– Вот как? – удивился Прайс. Он действительно чувствовал себя скверно, но что-то в голосе Ирен заставило его насторожиться.

– Да. – Ирен с мольбой сложила на груди руки. – Я плохо воспитывала Милу и не всегда была к ней добра. Я была ей скверной матерью…

– Но при чем тут это? – нахмурился Прайс.

– Я недолюбливала ее с тех самых пор, как она родилась. – Ирен покачала головой. – Она… она встала между нами. Между мной и тобой.

– Мила встала между нами? В каком смысле? – Брови Прайса удивленно приподнялись. – Послушай, Ирен, мы действительно были близки в физическом смысле, но я, кажется, не давал тебе поводов надеяться, что между нами может что-то быть.

– Я должна сказать тебе кое-что еще…

– Говори, и побыстрее, – поторопил ее Прайс.

Не хватало еще, чтобы экономка призналась ему в любви.

– Видишь ли, так получилось, что… – Ирен собиралась рассказать ему все, но тут зазвонил телефон, и Прайс, обрадовавшись передышке, схватил трубку:

– Алло? Да, это я… – Несколько минут он слушал, и лицо его становилось все мрачнее. – О черт! – вырвалось у него. – И что теперь будет? Ага, понятно… Хорошо, я… Я сам ей скажу. – Он осторожно положил трубку, встал и вытянул вперед руки. – Подойди ко мне, – сказал он.

Ирен приблизилась, и Прайс заключил ее в объятия.

– У меня скверные новости, Ирен…

– Какие? – Она вскинула на него испуганные глаза.

– Мила… На нее напала соседка по камере. Мне очень жаль, Ирен, но… Твоя дочь мертва.

Эпилог

Шесть месяцев спустя

– Доброе утро, – сказала Лаки, когда Ленни, Мария, Джино-младший и Леонардо вернулись с пляжа.

Волосы у всех четверых были влажными, на коже налип песок, но лица сияли улыбками. – Кто хочет есть?

Завтрак она накрыла на выходившей к морю террасе. Горячие сдобные булочки, свежие фрукты, йогурт, французские тосты и бекон выглядели очень аппетитно, и дети с радостными воплями бросились к столу.

– Я хочу, я! – кричали все трое, а громче всех – Леонардо, который после удачной операции быстро научился говорить и каждый день перенимал у Джино и Марии новые словечки.

Ласково обняв его за плечи, Лаки прижала мальчика к себе. Она успела полюбить Леонардо, который после смерти матери буквально прилип к Лаки, а она не отличала его от собственных детей. К тому же он был ей не чужой – в нем текла кровь Ленни.

Клаудии устроили трогательные и пышные похороны, поминальные молитвы читались на английском» и итальянском языках.

Лаки очень боялась, что после трагедии Ленни снова впадет в депрессию, и была счастлива, что этого не произошло. Ленни удалось не только справиться с собой, но и в корне изменить свое отношение к жизни. Теперь он регулярно ходил в тир, упражняясь в стрельбе из револьвера, и даже брал уроки карате, и Лаки мысленно аплодировала мужу. Он окреп, похудел, а главное – обрел уверенность в себе, которую не смогли бы поколебать никакие испытания.

Впрочем, Лаки надеялась, что таких жестоких испытаний в его жизни больше не будет.

Тем временем дети заспорили, кто будет сидеть во главе стола, и Лаки предложила уступить это место Леонардо.

– Но я первая сказала, что хочу сидеть на папином месте! – надулась Мария.

– Ну, может быть, завтра, – сказала Лаки, придвигая Леонардо стул. – Если будешь очень-очень, хорошей!

– Я умею быть очень-очень хорошей! – тут же похвасталась Мария.

– Я так и думала, – улыбнулась Лаки.

Ленни подошел к ней сзади и крепко обнял. С его волос сыпался песок, но Лаки не возражала.

– Как поживает сегодня моя маленькая женушка? – промурлыкал он.

– Твоя маленькая женушка поживает неплохо, – ответила она. – А как поживает мой муж?

– Счастлив как идиот, особенно сейчас, когда видит тебя. – Он уткнулся носом в ее шею.

– Послушай, Ленни… – начала Лаки. – Что?

– Мы выходим в двенадцать, так что будь добр – приготовься заранее. И не цепляйся за свой компьютер: когда я скажу «пора», ты должен тут, же спуститься. Ясно?

– Гм-м… Я попробую.

– И пробовать нечего. Да, не забудь побриться.

Ленни ухмыльнулся и снова обнял ее.

– Есть, сэр. Будет исполнено, сэр.

– То-то, – добродушно проворчала Лаки. – В конце концов, мы не каждый день бываем на свадьбах.

– Ты должна надеть это! – настаивала Бриджит.

– И не подумаю, – уперлась Лин.

– Нет, наденешь!

Лин схватила голубые с оборочками подвязки и подбросила высоко в воздух. Подвязки упали точно в ведерко, где во льду охлаждалось шампанское, и выражение лица Лин стало виновато-хитрым.

– Извини, я не хотела, – сказала она с раскаянием. – Теперь их точно нельзя надеть – они же мокрые!

Бриджит нахмурилась:

– Неужели ты никогда не слышала, что на свадьбу невеста обязательно должна надеть что-то голубое и обязательно взятое взаймы у подруги?

– Слышала, но это не значит, что я должна надевать эти глупые кружавчики! Я же черная, и они мне совершенно не идут!

– Ты невозможна! – в отчаянии вскричала Бриджит.

Черная мордашка Лин расплылась в белозубой улыбке.

– Вот и Стив так говорит!

В Лос-Анджелес Лин прилетела накануне и, сняв номер в отеле «Бель-Эйр», устроила девичник, на котором, кроме Бриджит, присутствовали также Кира, Сузи и Анник – будущие подружки невесты. Кроме свадьбы, был и еще один повод праздновать. – Лин наконец-то попала на обложку «Уорлд спорте мэгэзин» и была на седьмом небе от счастья.

Лин была очень рада видеть Бриджит в добром здравии. Ее подруга коротко остригла волосы, загорела и вернула себе недостающие фунты, которые делали ее фигуру особенно соблазнительной. Но главное – Бриджит сумела вернуть себе душевный покой, что, несомненно, было значительно труднее. Правда, к работе фотомодели она пока не вернулась, хотя ее агент, специально прилетавший из Нью-Йорка, умолял ее сделать это, стоя перед Бриджит на коленях. Но Лин прекрасно ее понимала. Бриджит пережила настоящий кошмар, и ей, конечно, нужно было время, чтобы совершенно успокоиться.

Почти месяц Бриджит провалялась в римской больнице, страдая жесточайшим воспалением легких, и только по истечении этого срока Лаки разрешили забрать ее и перевезти в Америку. Да и Карло не желал просто так выпустить ее из своих рук. Он метал громы и молнии, пока его не посетил представитель итальянской полиции и не посоветовал держаться от Бриджит подальше. «У синьоры Сантанджело, – сказал он, беседуя с Карло с глазу на глаз, – очень много высокопоставленных друзей, так что поберегите здоровье и не беспокойте больше американскую девушку».

Карло негодовал. «Американская девушка» была его женой, и он намеревался беспокоить ее и дальше.

Его адвокаты, заявил он, побеспокоят «американскую девушку» на десять миллионов долларов! Только после этого он-де согласен оставить ее в покое, и Буги пришлось организовать в больнице круглосуточную охрану.

В конце концов Лаки решила взять дело в свои руки. Она прилетела в Рим и назначила Карло встречу в баре отеля «Эксцельсиор». Карло, решивший, что Лаки хочет откупиться, вел себя вызывающе и потребовал не десять, а пятнадцать миллионов.

Лаки молча слушала его, лениво потягивая холодное шампанское. Когда Карло выговорился, она положила на стойку новенький, хрустящий доллар.

– Это за все, – сказала она. – Сдачи не нужно.

– Что? – не понял Карло.

– Ты и столько не стоишь, – пояснила Лаки. – И еще: больше никогда не пытайся связаться с Бриджит, иначе я тебе устрою красивую жизнь – пожалеешь, что родился на свет. Все ясно?

Карло посмотрел в ее черные глаза, в глубине которых таилась опасность, и понял: эта женщина сделает, как сказала.

– Но… – начал он.

– Ваш брак будет аннулирован, – сказала Лаки. – И имей в виду: я слов на ветер не бросаю. Вижу, ты это уже понял?!

Связываться с Лаки Сантанджело Карло не решился.

На следующий день он вылетел на Сардинию, надеясь найти утешение в объятиях Изабель.

Он опоздал. Изабель вышла замуж за семидесятилетнего миллиардера-промышленника и укатила с ним в Буэнос-Айрес.

Карло был уничтожен.

Мейбелин Браунинг сообщила властям все, что ей было известно о Миле Капистани. Она подробно рассказала, как ее бывшая соседка по камере похвалялась тем, что своими руками застрелила Мэри Лу Беркли и как она провела Тедди Вашингтона, заставив последнего оставить на револьвере отпечатки пальцев, которые могли привести его в тюрьму на долгие годы.

Она также сказала, что Мила постоянно угрожала ей и пыталась избить и что она убила ее защищаясь.

Благодаря этой маленькой лжи Мейбелин получила только десять лет тюрьмы, но ее это не радовало. Со смертью Дюка жизнь для нее остановилась.

Тедди Вашингтон отделался восемнадцатью месяцами испытательного срока. Это обрадовало всех, но больше других радовался Прайс, которому через день после оглашения приговора позвонили со студии и назвали точную дату начала съемок его нового фильма. Чтобы отметить это приятное событие, Прайс задумал поездку на Багамы для себя и Тедди, которого ему очень хотелось увезти подальше от Джини, купавшейся в лучах своей более чем сомнительной славы и чуть не ежедневно появлявшейся в различных телешоу.

В последнюю минуту он пригласил в это путешествие и Ирен. После смерти Милы она ходила совершенно потерянная, и Прайс искренне ее жалел. Правда, Тедди был от этого решения не в особенном восторге, но Прайсу было наплевать. Он всегда поступал так, как считал нужным, а сейчас ему хотелось провести пару спокойных недель в обществе женщины, которая любила его больше всего на свете и при этом умудрялась не сводить его с ума.

Первыми в проход между скамьями вступили дети. Мария, Кариока и Шейна, одетые в одинаковые розовые платьица и с фиалками в волосах, напоминали маленьких ангелочков. Следом чинно шествовали Джино-младший и Леонардо, облаченные в накрахмаленные белые рубашки и черные вельветовые штанишки до колен. У каждого в руках было по букету роз. Глядя на малышей, гости ахали и умилялись, но дети хоть и с трудом, все же сохраняли подобающую серьезность.

– Не правда ли, наша Шейна – настоящее чудо? – шепнула Венера Мария Куперу, гордясь дочерью, как умеют гордиться только матери.

– Согласен, но по-моему, ей не хватает младшего братишки, – ответил тот.

– Гм-м… – Венера Мария сделала вид, что задумалась. – Ладно, когда у меня будет перерыв между съемками, я подумаю, что тут можно сделать.

– А ты любишь детей? – спросила Пиа у Алекса.

– Только теоретически, – быстро ответил он, украдкой бросая взгляд в сторону Лаки, которая выглядела особенно соблазнительно в алом с глубоким вырезом платье. Их фильм был закончен, но Лаки оказалась чертовски хорошим продюсером, и у Алекса уже был наготове новый проект. Если Ленни их благословит, скоро они снова будут работать вместе.

Пиа робко тронула его за руку. Алекс еще Не сделал ей предложения, но задумывался он об этом все чаще и чаще.

Джино слегка подтолкнул Пейдж:»

– Видела, какие у меня внуки? Отличные ребята, доложу я тебе. И все, как один, – настоящие маленькие Сантанджело!

В проходе показались Анник, Сузи и Кира – подружки невесты. При виде трех роскошных супермоделей у большинства мужчин заблестели глаза. Казалось, девушки состоят из длиннейших ног, глубоких вырезов и сияющих белозубых улыбок, которые – очевидно, для разнообразия – были сегодня целомудренно-скромными.

Бриджит – главная свидетельница со стороны невесты – шла следом. Она была так ослепительно прекрасна, что у Лаки слезы навернулись на глаза. За прошедший год ее приемная дочь прошла через многое: насилие, наркотики, выкидыш, бегство от Карло и изнурительную болезнь. Просто чудо, что после всего этого Бриджит оправилась и физически, и морально.

Бобби, сидевший рядом с Лаки, заметно оживился. Он как раз вступил в тот возраст, когда голос пола звучит гораздо громче доводов разума.

– Смотри, мам, наша Бригги выглядит как конфетка! Так бы и облизал ее с головы до ног!

– Веди себя прилично, – одернула сына Лаки. – В конце концов, она – твоя племянница.

– Не сердись, ма, я просто так сказал… – Бобби виновато опустил голову, но тут же озорно улыбнулся. – Как думаешь, я не слишком молод для одной из подружек невесты?

Лаки не выдержала и рассмеялась. Да, поняла она, за Бобби пора присматривать – он был, что называется, из молодых, да ранних и, кажется, уже открыл счет своим победам на женском фронте. Ничего, она справится.

Ленни и Стив замерли у алтаря. Ленни был свидетелем жениха и гордился этим. Что касалось Стива, то он думал о Мэри Лу – смотрит ли она сейчас на него с небес и одобряет ли она его поступок.

Но вот появилась Лин, и зал дружно ахнул. Одетая в платье от Валентине, с бриллиантовой диадемой в густых черных волосах, она плыла по проходу, словно видение, словно принцесса Греза, и Стив сразу понял, что

его решение было несомненно правильным.

Лин и Стивен поженились, и гости кричали «Ура!» и поздравляли новобрачных. Торжественным речам не было конца, а Джино-старший даже прослезился.

Только перед самым концом венчания Ленни протолкался сквозь толпу к Лаки и, взяв ее под руку, шепнул:

– Я очень люблю тебя, Лаки. И между прочим, у меня появилась одна неплохая идея.

– Какая идея?

– Давай сделаем это еще раз, – предложил Ленни.

– Что именно? – уточнила Лаки и ласково взъерошила ему волосы.

– Сыграем еще одну свадьбу!

И Лаки улыбнулась и сказала: «Хорошо, милый», потому что знала – пока они живы, ничто и никто не в силах их разлучить.