Голливудские связи. Лаки Сантанджело. Книги 1-11

Глава 1

Лаки Сантанджело Голден на своей ярко-красной «феррари» миновала резные металлические ворота студии «Пантер», приветливо помахала охраннику и, проехав через автостоянку, припарковала машину на своем персональном месте, расположенном прямо позади великолепного офиса киностудии.

Лаки обладала какой-то первобытной красотой. Это была женщина далеко за тридцать, с водопадом вьющихся волос, оливковой кожей, крупным, чувственным ртом, черными, словно ночь, глазами и стройным тренированным телом.

Она управляла «Пантер»с восемьдесят пятого года – с тех самых пор, как киностудия стала ее собственностью. Прошло уже два наполненных кипучей деятельностью года, а Лаки все еще наслаждалась этой работой, поскольку больше всего любила риск: ей нравилось бросать вызов точно так же, как и принимать его. А разве может быть вызов опаснее, нежели управление голливудской студией!

Это занятие увлекло ее даже больше, чем сооружение в Лас-Вегасе отеля с казино, – а этим ей приходилось заниматься уже дважды, – больше, чем управление судоходной империей после смерти своего второго мужа Димитрия Станислопулоса. Тогда, помнится, она вообще отстранилась от дел, полностью взвалив их на плечи своих поверенных.

Лаки нравилось делать фильмы. Ей казалось, что таким образом она может прикоснуться не только ко всей Америке, но и к целому миру: оживить на экране какие-то образы, которые затем войдут в жизнь людей в самых разных уголках планеты тысячами различных путей.

Это было непросто. Женщина, заправлявшая в одной из ведущих студий, встречала колоссальное противодействие. Особенно – женщина с внешностью Лаки. Особенно – женщина, у которой было так много всего, включая троих детей и мужа-кинозвезду. Всем было прекрасно известно: Голливуд – это большой клуб для мужчин, и женщины в качестве полноправных членов здесь не приветствуются.

Легендарный киномагнат Эйб Пантер продал ей свою студию «Пантер» только после того, как она сумела доказать, на что годится. Для начала он внедрил Лаки в качестве негласного агента, пристроив ее секретаршей к Микки Столли – бестолковому мужу своей внучки Абигейль, заправлявшему в то время «Пантер». Для себя Эйб решил так: если она сумеет разузнать абсолютно все, чем занимается Микки, он продаст ей киностудию.

Лаки разузнала такие вещи, что с лихвой хватило для выполнения условий сделки. Выяснилось, что Микки спускал колоссальные суммы куда попало. Шеф производственной части нюхал кокаин и поставлял кинозвездам и «особо важным персонам» девочек по две тысячи баксов. Руководитель службы распространения вместе с официальной продукцией «Пантер» переправлял за границу порнографические ленты, ведя двойную бухгалтерию.

Киноленты, выпускавшиеся студией «Пантер», представляли собой смесь разнузданного секса и бессмысленного кровавого насилия, продюсеры отказывались их финансировать, а к женщинам тут относились, как к людям второго сорта, вне зависимости от того, являлись ли они кинозвездами или были никому не известными статистками. Тут правил бал отвратительный мужской шовинизм.

Лаки предложила Эйбу целую кучу денег и, помимо этого, – прекрасный план относительно того, как спасти студию, неумолимо катившуюся вниз.

Эйбу Пантер понравились ее проекты, и он продал ей студию.

Лаки с энтузиазмом принялась за новое дело.

Эйб предупреждал ее: для того чтобы возродить студию, ей предстоит пройти через ожесточенную борьбу. Как же он был прав!

Первым делом Лаки отказалась продолжать выпуск того низкопробного дерьма, которое только и выходило из недр «Пантер», Затем вышвырнула за дверь большинство руководителей, работавших с Микки, подобрав и поставив на их место новую – первоклассную – команду. Следующим ее шагом явилась разработка новых проектов – это было долгое и кропотливое дело, требовавшее немалого времени и огромного терпения.

Студия годами работала в убыток и успела залезть в астрономические долги, однако Лаки и ее коммерческому советнику Мортону Шарки пришлось сделать еще один крупный заем для того, чтобы удержать «Пантер» на плаву. Однако после года разочарований, когда студия потеряла еще почти семьдесят миллионов долларов, Лаки решила, что пришла пора поиграть с пакетом акций и перераспределить кое-какие из собственных капиталовложений. Мортон выдвинул идею продать определенный процент акций некоторым корпорациям и нескольким частным лицам. Эта мысль показалась ей блестящей.

Мортон позаботился обо всем: о том, чтобы найти подходящих инвесторов, которые дали бы денег, но позволили Лаки, как и прежде, управлять киностудией по собственному усмотрению, подобрать совет директоров таким образом, чтобы он не вмешивался в политику «Пантер», и сделать так, чтобы Лаки по-прежнему принадлежали сорок процентов пакета акций.

На сегодняшний день все выглядело неплохо: на подходе находились два новых фильма, и она возлагала на них большие надежды. – Первый назывался «Искатель»– весьма зрелищная лента, в которой снялась очень своеобразная актриса – и, без сомнения, суперзвезда – Венера Мария, являвшаяся к тому же одной из лучших подруг Лаки. Второй фильм назывался «Речной шторм»– остросюжетный триллер с Чарли Долларом в главной роли. Особенно Лаки радовалась тому, что обе ленты вполне соответствовали ее собственным критериям. Лаки надеялась, что их выход на экраны и станет наконец тем долгожданным поворотом, о котором она так долго мечтала. «Дайте зрителю интересный фильм, и он на него пойдет!»– таков был лозунг Лаки Сантанджело.

Она торопливо вошла в свой офис. Первым, кого она увидела, был Киоко – ее преданный помощник, японец по происхождению. Он потряс в воздухе длинным списком телефонных номеров и мрачно покачал головой.

– В чем дело, Ки? – спросила Лаки, снимая жакет от Армани и усаживаясь в удобное кожаное кресло за свой необъятный письменный стол фирмы «Арт Деко».

Киоко стал перечислять дела, требовавшие в тот день внимания Лаки;

– Тебе следует перезвонить по пятнадцати телефонам; затем – совещание по вопросам, связанным с производством «Гангстеров»; в полдень – встреча с Алексом Вудсом и Фредди Леоном; после этого ты даешь интервью репортеру из «Ньюс тайм»; в шесть вечера – встречаешься с Мортоном Шарки, и наконец…

– Надеюсь поужинать дома, – прервала она этот словесный поток. Лаки постоянно жалела только об одном: что в сутках всего двадцать четыре часа.

Однако Киоко с сожалением покачал головой.

– В восемь вечера вылетает твой самолет в Европу. Лимузин заберет тебя из дома не позже семи.

Лаки криво улыбнулась.

– Да, кстати, у тебя будет двадцатиминутный перерыв на ужин. Или на сон. М-м-да… Такое расписание способно прикончить даже слона, – заметил секретарь.

– Все мы в перспективе мертвецы, Ки, – передернула плечами Лаки. – Так что какой смысл понапрасну терять время?

Киоко не был удивлен ее ответом. Он работал личным секретарем Лаки с тех самых пор, как она стала хозяйкой студии, и знал, что эта женщина – неисправимый трудоголик с неистощимым запасом энергии. Кроме того, она была умнейшей женщиной из тех, кого ему приходилось встречать. Умная и удивительно красивая – ошеломляющее сочетание! С ней ему нравилось работать гораздо больше, нежели со своим прежним боссом – сварливым магнатом, у которого был маленький член и большие проблемы с кокаином.

– Попробуй-ка дозвониться до Ленни по его сотовому телефону, – велела Лаки. – Он звонил мне утром в машину, но связь была такой безобразной, что я не разобрала ни слова.

Ленни Голден, ее единственная любовь! Они были женаты уже четыре года, но, как ни странно, с каждым днем черпали в своем браке все больше радости.

Ленни был ее третьим мужем. Сейчас он находился на Корсике, где снимался новый приключенческий фильм. Три недели разлуки чуть не убили ее, и теперь Лаки с нетерпением ожидала выходных. Она проведет с ним целых три дня – три пленительных дня, в течение которых не надо будет делать ничего – лишь, обнявшись, бесцельно слоняться по песку и лениво, без спешки заниматься любовью.

Киоко соединился с конторой киностудии на Корсике.

– Ленни сейчас на съемочной площадке, где-то на пляже, – сообщил он Лаки, прикрыв трубку ладонью. – Оставить для него какое-нибудь сообщение?

– Да, пусть перезвонит сразу, как только вернется. И не забудь позвать миссис Голден к телефону, чем бы она ни была занята. – Произнеся слова «миссис Голден», она улыбнулась. Это так восхитительно – быть женой Ленни!

К сожалению, картина, в которой он снимался, принадлежала не «Пантер». Как следует пораскинув мозгами, они оба пришли к выводу, что работа на студии собственной жены была бы не лучшей рекламой для Ленни. Он уже и сам по себе являлся звездой первой величины, а если бы его стала снимать «Пантер», это лишь породило бы сплетни по поводу протекции.

– Соедини меня с Эйбом Пантером. Время от времени Лаки звонила Эйбу, чтобы посоветоваться с ним по тому, или иному вопросу. В свои девяносто лет он являлся подлинной легендой Голливуда. Старик досконально знал здешнюю жизнь и царившие тут нравы, он сам во многом сделал эту «фабрику грез», а его хитрости и быстроте мысли мог бы позавидовать и мужчина вдвое моложе. Каждый раз во время их встреч Пантер щедро делился с ней своей мудростью и оптимизмом, и сейчас, когда на студию со всех сторон давили банки, Лаки как никогда нуждалась в моральной поддержке. Ей хотелось услышать от старика, что теперь, после выхода двух новых громких фильмов, отношение к студии непременно изменится.

Время от времени она навещала его в большом старом особняке. Они садились на просторной террасе, и Эйб рассказывал Лаки невероятные истории из давно минувших времен. О, это были золотые дни Голливуда. Эйб знал всех – от Чарли Чаплина до Мерилин Монро, и с огромным удовольствием рассказывал свои удивительные повести.

Лаки навестила бы его и сегодня, но, к сожалению, на это не оставалось времени. Ей вряд ли удастся увидеться и со своими детьми – двухлетней Марией и совсем еще крошечным, шестимесячным Джино. От второго – уже покойного – мужа, греческого судовладельца-миллиардера Димитрия Станислопулоса, у нее был еще один ребенок, девятилетний сын Бобби, но тот сейчас проводил лето у родственников в Греции.

– Мистер Пантер не отвечает, – сообщил Киоко.

– Ладно, перезвонишь ему попозже.

Лаки бросила взгляд на фотографии своих детей, выставленные в серебряных рамках на столе. Бобби – такой умница и уже начавший взрослеть, малыш Джино, названный в честь дедушки, и Мария со своими огромными зелеными глазами и самой чудесной в мире улыбкой… Лаки назвала так дочь в честь своей матери.

На несколько секунд она вернулась мыслями в прошлое. Перед ее внутренним взором предстал образ красавицы-матери. Забудет ли она когда-нибудь тот день, когда нашла ее тело плавающим в бассейне! Ее убил заклятый враг отца – Энцио Боннатти. Лаки тогда было пять лет, и ей показалось, что мир вокруг рухнул в одно мгновение Двадцать лет спустя она отомстила, прикончив подонка, что заказал убийство ее матери. Это было местью всей семьи Сантанджело, поскольку именно Боннатти являлся вдохновителем убийств и ее брата Дарио, и юноши по имени Марк – ее первой большой любви.

Лаки застрелила Энцио Боннатти из его собственного револьвера, объяснив это впоследствии необходимостью самообороны. «Он пытался изнасиловать меня», – с каменным лицом заявила она полиции. И ей поверили, поскольку ее отцом являлся Джино Сантанджело, а у него были деньги, и он знал, как их использовать. Да, она отомстила за всех и никогда потом об этом не жалела.

– Ну что, начнем звонить по телефону? – спросил Киоко, прерывая поток ее воспоминаний.

Лаки бросила взгляд на часы на запястье. Шел уже одиннадцатый час. Несмотря на то, что она встала в шесть часов, утро пролетело незаметно. Лаки взяла со стола список телефонов, по которым ей предстояло позвонить. Как и всегда, Киоко расположил их по степени важности – по крайней мере, в соответствии со своими представлениями, и она с ним, как всегда, не согласилась.

– Ты же знаешь, что я с большим удовольствием разговариваю с актерами, нежели со всеми этими зазнавшимися делягами, – напомнила Лаки секретарю. – Так что соедини-ка меня с Чарли Долларом.

– Он, кстати, настаивает на встрече с тобой.

– А в чем дело?

– Ему не нравится, как его изобразили на рекламных афишах «Речного шторма», выпущенных для Европы.

– Почему?

– Говорит, что выглядит на них слишком толстым.

Лаки вздохнула. Ох уж, эти звезды со своими вечными капризами!

– Эти афиши… – поколебавшись, начала она. – Их еще не поздно изменить?

– Я уже говорил с рекламным отделом. Изменить можно, но это влетит в кругленькую сумму.

– Но, наверное, не дороже, чем стоит суперзвезда? – с легкой иронией заметила Лаки.

– Как скажешь…

– Ты же знаешь мой подход: сделай их счастливыми, и они вылезут из кожи вон, чтобы получился хороший фильм.

Киоко согласно кивнул. Еще лучше он знал, что спорить с Лаки – занятие совершенно бесполезное.

Ленни Голден ненавидел все это дерьмо, но самое худшее в доле кинозвезды заключалось в том, что он из него просто не вылезал. Как странно люди относятся к чьей-либо славе! Они либо наваливаются на знаменитость восторженной толпой, либо стараются как можно больнее кольнуть. Женщины особенно невыносимы. С первого момента, когда они встречались с Ленни, на уме у них было только одно – как бы затащить его в постель. И дело заключалось даже не в его персоне – такова была участь всех кинозвезд. Костнер, Редфорд, Уиллис – женщинам было плевать на фамилию, главное, чтобы человек был знаменит.

Ленни научился игнорировать все эти дешевые приманки. Его «эго» не нуждалось в такого рода допинге. Ведь у него была Лаки – самая удивительная женщина в мире! В свои тридцать девять лет Ленни обладал неотразимым мужским обаянием, притягательностью и собственным, неповторимым стилем. Высокий, загорелый, подтянутый, с длинными светлыми волосами и внимательными глазами цвета морской воды, Ленни тщательно следил за собой и ежедневно упражнялся, поддерживая свое тело в превосходной форме.

Он был известной кинозвездой и не переставал этому удивляться. Всего шесть лет назад Ленни был еще заштатным комедиантом. Он бился за то, чтобы получить хотя бы самую проходную роль, готов был на какую угодно работу, лишь бы сшибить хотя бы несколько баксов. Теперь у него было все, о чем он только мог когда-нибудь мечтать.

Ленни Голден. Сын старого сварливого Джека Голдена – наемного писаки из Лас-Вегаса – и Тростинки Алисы. Его мать еще называли Пьянящей Алисой, поскольку в свое время она была одной из самых известных стриптизерок Вегаса, выступавшей по схеме «вот-их-видишь, вот-их-нет».

Сам он сбежал в Нью-Йорк, когда ему стукнуло семнадцать, и с тех пор шел по жизни, ни разу не обратившись к родителям за помощью. Отец его давно умер, но Алиса по-прежнему устраивала переполох всюду, где только ни появлялась. В шестьдесят семь лет, резвая и с обесцвеченными, как у юной старлетки, волосами, она никак не хотела смириться с мыслью о старости, поэтому единственной причиной, по которой она признавала в Ленни собственного сына, являлась его слава. «Я вышла замуж совсем еще ребенком, – бессовестно лгала она собеседникам, хлопая накладными ресницами и кривя сильно накрашенные губы в горестную улыбку. – Я родила Ленни в двенадцать лет!»

Он купил ей маленький домик в Шерман-Оукс, и Алиса тут же развила кипучую деятельность на новом месте. Она решила, что коли уж] ей не суждено стать звездой, то она должна стать чем-то вроде духовника всех окрестностей. Мысль оказалась удачной. К вящему изумлению Ленни, мать начала регулярно появляться в программах местного кабельного телевидения и болтать, что Бог на душу положит. После этого он нередко стал за глаза называть ее «моя мамочка-трепло».

Иногда последние годы его жизни казались Ленни одним большим счастливым сном – его женитьба на Лаки, головокружительная карьера… Абсолютно все!

Откинувшись на спинку кресла, он сузил глаза и обвел пляж внимательным взглядом. Опять она! Блондинка в купальнике усердно демонстрировала ему свои пышные прелести. Она уже несколько раз продефилировала мимо его кресла с явным намерением быть замеченной.

Конечно же Ленни ее заметил, ведь не покойником же он был в самом деле, а всего лишь – женатым мужчиной, и когда-то блондиночки с телом, ради которого можно умереть, были и его слабостью. Еще раньше, утром, она попросила разрешения сфотографироваться вместе с ним, но Ленни вежливо отказался: фотографии знаменитостей, особенно в обнимку со смазливыми поклонницами, обладали малоприятной тенденцией – рано или поздно появляться в бульварных газетенках.

Сообразив, чем вызван отказ, девица удалилась и через несколько минут вернулась с накачанным культуристом, не знавшим ни слова по-английски.

– Мой жених, – с ослепительной улыбкой пояснила она. – Ну, пожалуйста…

После этого Ленни сломался и позволил сфотографировать их троих.

Теперь блондинка делала новый заход. Длинные ноги, упругие круглые ягодицы в купальных трусиках-ниточках, твердые груди с сосками, выпирающими сквозь тонкую ткань… Смотрелось неплохо, но двигаться дальше в том же направлении ему представлялось излишним.

Брак – это предприятие со взаимными обязательствами. Если бы Лаки ему изменила, он ни за что бы ее не простил, и, в свою очередь, Ленни был уверен, что жена придерживается таких же взглядов.

Блондинка наконец вошла в пике.

– Мистер Голден, – проворковала она голосом, несомненно, позаимствованным у Мерилин Монро, но с французским акцентом, – мне очень нравятся ваши фильмы. Какой было бы честью появиться в одном из них вместе с вами! – Глубокий вздох. Соски рвутся наружу.

– Благодарю, – пробубнил Ленни, размышляя, куда же, к черту, запропастился этот ее жених.

Обожающее хихиканье. Маленький розовый язычок на секунду высунулся, чтобы облизать пухлые розовые губы.

– Это я должна вас отблагодарить. В ее горящих глазах светилось недвусмысленное приглашение в койку.

К счастью, в этот самый миг явилось избавление в лице Дженнифер, симпатичной американки, работавшей на фильме вторым ассистентом. На ней были шорты, тесная футболка и бейсбольная кепка с эмблемой команды «Лейкерз». Соблазны просто окружали его!

– Мак готов к репетиции, Ленни, – голосом собственницы проговорила Дженнифер.

Он выдернул свое длинное тело из кресла и выпрямился, в то время как Дженнифер многозначительным пристальным взглядом навсегда похоронила блондинку.

– Оставайся с остальной массовкой, дорогая, – специфическим скрипучим голосом проговорила она. – Кто знает, когда ты можешь понадобиться.

Стертая в порошок блондинка горестно ретировалась.

– Силиконовое чучело! – недовольно пробормотала Дженнифер.

– А ты откуда знаешь? – спросил Ленни. Его всегда удивляла способность женщин безошибочно определить, какая у соперницы грудь – настоящая или искусственная.

– Да это же очевидно! – пренебрежительно бросила ассистентка. – Вы, мужчины, западаете на все что угодно.

– Кто это западает? – удивленно переспросил Ленни.

– Ну, к тебе это, может, и не относится, – смилостивилась Дженнифер, одарив его дружелюбной улыбкой. – Не часто приходится работать со знаменитостью вроде тебя, которая не рассчитывает ежедневно вместе с утренним кофе получать на завтрак накачанные силиконом сиськи.

Дженнифер, решил Ленни, принадлежит к той же породе, что и Лаки.

При мысли о жене он не смог удержаться от улыбки.

Жесткая внешне и мягкая внутри. Убийственно величественная. Сильная, упрямая, чувственная, умная, беззащитная и сумасшедшая Лаки… Поистине взрывчатая смесь!

Однажды он уже был женат. Недолгий брак связал его в Лас-Вегасе с Олимпией Станислопулос – своенравной дочерью Димитрия Станислопулоса. По иронии судьбы именно его женою была тогда Лаки.

Жизнь Олимпии оборвалась трагически. Запершись в гостиничном номере со звездой рок-н-ролла, законченным наркоманом по имени Флэш, она до смерти накачалась героином.

Станислопулос не смог пережить этот удар, и вскоре после его смерти Ленни и Лаки уже были вместе – так, как и должно было быть с самого начала.

У Олимпии осталась дочь Бриджит. Сейчас ей было девятнадцать, и она являлась одной из богатейших девушек в мире. Ленни чрезвычайно ею гордился, хотя и виделся с падчерицей гораздо реже, чем ему бы хотелось.

– Я хочу, чтобы ты познакомилась с Лаки, когда она приедет, – сказал он, обращаясь к Дженнифер. – Она тебе понравится, ты ей – тоже. Решено?

– Какой у нее может быть ко мне интерес, Ленни?! Она же командует целой студией, а я – всего лишь второй ассистент.

– Лаки на это плевать. Она любит людей за то, что они собой представляют, а не за то, чем заняты.

– Ну, если ты так думаешь…

– Кроме того, – продолжил Ленни, желая придать девушке уверенности в себе, – в том, чтобы быть вторым ассистентом, нет ничего плохого. Ты же только начинаешь свой путь наверх. Настанет день, и ты тоже станешь большим боссом! Устраивает тебя такой план?

Дженнифер кивнула.

– Я договорилась о машине, которая встретит твою жену завтра утром в аэропорту Поретта, – сказала она, переходя на деловой тон.

– А внутри буду я, – с удовольствием добавил Ленни.

– Если у тебя не будет съемок.

– Ничего, как-нибудь без меня обойдутся.

– Ты – в каждом кадре.

– Не ври.

– Я никогда не вру.

Да, эта девушка определенно понравится Лаки.

Глава 2

У Алекса Вудса была улыбка крокодила – широкая, пленительная и леденящая душу. Она являлась его основным оружием в борьбе с киношной братией, с которой он был вынужден общаться каждый день. Она помогала застать этот народец врасплох и склонить на свою сторону традиционно хрупкий баланс сил, существовавший в «роковом треугольнике» сценарист – режиссер – продюсер, а также подчинить своей воле киношных начальников, способных погубить любого режиссера, каким бы известным или талантливым он ни был.

С помощью своей убийственной улыбки Алекс Вудс сумел поставить и выпустить в свет шесть весьма неоднозначных шедевров по собственным сценариям, насквозь пропитанным сексом и насилием. Шедеврами их называл сам Алекс. Правда, с ним соглашались далеко не все. Хотя его фильмы неизменно представлялись на получение премии «Оскар», ни один из них так и не был ее удостоен. Это выбивало его из колеи. Алекс мечтал о признании, а ему не давали этой вонючей премии ни по одной из номинаций! Он просто грезил о том, чтобы заполучить эту чертову статуэтку. Он мечтал поставить ее на шкаф в своем спроектированном Ричардом Мейером особняке и иметь возможность при случае засунуть в задницу любому кретину – конечно, в переносном смысле.

Алекс был не женат и в свои сорок семь лет имел высокую, стройную фигуру, какую-то мрачную привлекательность темных глаз, густые брови и жесткую линию скул. Еще ни одной женщине не удавалось прижать его к ногтю. Он вообще не признавал американок, предпочитая партнерш восточного происхождения. Больше всего он ценил в них покорность, желая чувствовать себя во время занятий любовью полноправным повелителем и властелином.

На самом же деле Алекс испытывал подсознательный страх перед женщинами, которых в той или иной степени имел основания считать равными себе. Страх этот брал начало из самого детства, а у истоков его стояла мать. Властная француженка по имени Доминик, она раньше срока загнала в могилу Гордона Вудса – отца Алекса и достаточно известного киноактера, чьей специализацией было амплуа «лучшего друга», – когда их сыну было всего одиннадцать лет. Потом говорили, что причиной его смерти стал инфаркт, но Алекс-то знал, как было на самом деле! Он неоднократно становился свидетелем бешеных стычек между родителями и знал, что отца убил ее беспощадный язык. Его мать была холодной и расчетливой женщиной. Она намеренно сделала так, что при любом удобном случае муж стал искать утешение в бутылке. Смерть пришла к нему благословенным избавлением.

Вскоре после похорон мужа мадам Вудс отослала Алекса в военное училище, где царила палочная дисциплина. «Ты глуп – в точности, как твой отец, – было ее напутствием сыну. – Возможно, это заставит тебя поумнеть».

Военное училище стало для мальчика ежедневным кошмаром. Он возненавидел каждую проведенную там минуту и бесчеловечные правила. Впрочем, это никого не волновало. Если Алексу приходило в голову пожаловаться матери на побои и отсидки в карцере, она требовала, чтобы он «прекратил нытье и стал наконец мужчиной». Его заставили мучиться в этом жутком месте целых пять лет. Каникулы он проводил с дедом и бабкой в Пасифик-Пэлисейдс, в то время как Доминик разнообразила свой досуг с многочисленными ухажерами, начисто забыв о существовании сына. Однажды он застал ее в постели с мужчиной, которого она потребовала называть «дядей Вилли».. Дядя Вилли лежал на спине, устремив в потолок огромный вздыбленный член, а совершенно обнаженная мама Алекса стояла на коленях возле постели. Эту картину он запомнил навсегда. К тому времени, как Алекс вышел из стен училища и впервые ощутил вкус свободы, в нем уже накопилась неимоверная злость. В то время как его сверстники в беззаботном танцевальном ритме двигались по жизни, оканчивая колледжи, трахаясь с аппетитными девочками, что размахивают ленточками на стадионах, впервые напиваясь и пробуя наркотики, Алекса за какие-то смехотворные провинности запирали в карцер без окон или, стащив штаны, больно хлестали по заднице – только за то, что он не так на кого-то посмотрел. Иногда ему приходилось проводить в одиночке по десять часов кряду, не имея никакого другого занятия, кроме как сидеть на голой деревянной скамье и тупо таращиться в стену. Пытка для ненужных своим родителям богатых сынков.

Алекс часто думал о годах, вычеркнутых из его юности, и тогда его переполняло бешенство. Он даже с женщиной впервые переспал лишь после окончания колледжа, да и то его до сих пор мутило при одном воспоминании об этом! Грязная шлюха в Тихуане, от которой воняло тухлыми мексиканскими блинчиками и даже кое-чем похуже. После этого первого опыта Алекс был переполнен таким отвращением, что даже не пытался больше заниматься сексом еще в течение целого года. Во второй раз, правда, получилось лучше. Серьезный молодой блондин с кинематографического факультета университета Кожной Каролины оценил расцветающий талант Алекса и дважды в день в течение шести месяцев предоставлял в его распоряжение свой рот… Очень мило, но недостаточно для подлинного удовлетворения.

Через некоторое время Алексом овладело зовущее куда-то беспокойство, и в одну из пьяных ночей он завербовался в армию. Его послали во Вьетнам, где он провел два чудовищных года – воспоминания о них будут преследовать его до конца жизни.

В Лос-Анджелес Алекс вернулся уже другим человеком – неприкаянным и озлобленным. Он постоянно кипел и в любой момент был готов взорваться. Через две недели он уехал в Нью-Йорк, оставив матери короткую записку с обещанием объявиться.

Ах, месть… За прошедшие пять лет он не звонил матери ни разу, а она, насколько ему было известно, даже ни разу никого не расспросила о сыне. Когда же Алекс наконец позвонил, Доминик говорила с ним так, будто в последний раз они виделись на прошлой неделе. Мадам Вудс не признавала сентиментального трепа.

«Надеюсь, ты работаешь, – проговорила она холодным, как сухой лед, голосом. – Потому что от меня ты подачек не дождешься».

Вот уж удивила!

Да, мамуля, тружусь. Целых два месяца драл себе задницу, чтобы заработать хотя бы на корку хлеба. Открывал двери в дешевом стриптиз-клубе. Искал клиентов для слишком занятой проститутки. Рубил туши на мясокомбинате. Водил такси. Шоферил у дегенерата – директора театра. Служил телохранителем у бандита. Жил альфонсом у богатой старухи, которая очень напоминала мне тебя. Был управляющим игорным притоном. Работал помощником издателя дешевых книжонок – порнухи и ужасов. И вот, наконец, большой прорыв – написал сценарий и лично поставил порнографический фильм для старого и очень развратного мафиози. Тугие письки. Здоровые болты. Очень эротичное порно. Из того, которое на самом деле заводит мужиков. И – неплохой сценарий. На очереди – Голливуд. Там знают толк в хорошей порнухе.

«Я еду на побережье, – ответил он. —» Юниверсал» пригласила меня написать сценарий и поставить для них фильм «.

Черт побери! Это не произвело на нее никакого впечатления. Честное слово! Последовала долгая пауза.» Позвони мне оттуда «. И на этом – все.

Его мамаша была еще той бабой. Неудивительно, что он не доверял женщинам.

Восемнадцать лет отделяли Алекса от той поры. Сейчас все было иначе. Мадам Вудс постарела и стала мудрее. Он – тоже. Существовавшие между ними отношения до сих пор строились по схеме» я тебя люблю, я тебя ненавижу «. Он любил ее, поскольку она была его матерью, а ненавидел – потому что она оставалась последней сукой. Временами они вместе ужинали, и для Алекса не было тяжелее наказания, чем эти вечера.

За прошедшие восемнадцать лет карьера его совершила головокружительный взлет. От низкооплачиваемого» безмозглого» он поднялся почти на самую вершину, завоевав репутацию рискового, склонного к экспериментам и оригинального создателя картин. Это было нелегко, но Алекс этого добился и теперь был горд.

Было бы, конечно, хорошо, если бы подобное чувство разделяла и его мать, однако она никогда не хвалила сына, а вот упреки и поругания слетали с ее ярко накрашенных губ с такой же легкостью, что и прежде. А вот если бы был жив отец, Алекс не сомневался, что тот гордился бы им и поддерживал во всех начинаниях.

Сейчас у него была назначена встреча с Лаки Сантанджело, нынешней главой киностудии «Пантер». Алексу претило идти к женщине, чтобы защищать свой последний проект – ленту под названием «Гангстеры». Он, черт побери, не какое-нибудь дерьмо, а Алекс Вудс и никому не намерен лизать задницу – особенно какой-то там бабе, которая известна своенравным характером!

Он хотел от Лаки только одного – чтобы ее студия вложила в его картину деньги, которые в самый последний момент отобрала кинокомпания «Парамаунт». С фильмами Алекса Вудса еще никогда такого не случалось. Они подложили ему такую свинью, сославшись на то, что в «Гангстерах» было чересчур много безжалостного насилия. Но, черт подери! Он же снимал картину о Лас-Вегасе пятидесятых! А что там было в те годы? Бандюги, шулера и игроки. Насилие являлось их образом жизни!

Алекс ненавидел подобное фарисейство. Его принципом было говорить одну лишь правду и ничего, кроме правды. Именно это он и делал в своих фильмах. Его творчество вызывало очень противоречивые отклики – либо безудержное славословие, либо площадную брань. Его фильмы заставляли людей задумываться, а иногда это бывает опасным.

Когда «Парамаунт» закрыл перед ним свои двери, его агент Фредди Леон предложил отнести «Гангстеров»в «Пантер».

– Лаки Сантанджело примет твой фильм, – уверил он Алекса. – Я знаю Лаки, а эта история как раз в ее духе. Кроме того, ей нужно во что бы то ни стало выпустить на экраны хит.

Алекс надеялся, что Фредди прав. Больше всего на свете он не любил ждать и бывал счастлив только тогда, когда его целиком захватывало создание очередной картины. Безостановочная деятельность являлась состоянием его души.

Фредди высказал мнение, что перед тем, как идти на беседу к Лаки, им следует поговорить, и предложил встретиться в ресторане «Фор сизонс».

Алекс оделся во все черное – начиная с футболки и заканчивая кроссовками, а затем сел за руль своего черного «порше-карреры»и отправился в ресторан. Фредди уже сидел за столиком, листая номер «Уолл-стрит джорнэл». Сейчас он скорее походил на банкира, нежели на агента.

Фредди был церемонным мужчиной, которому недавно перевалило за сорок, с вкрадчивой улыбкой и неизменным выражением располагающего внимания на лице. Он был не просто каким-нибудь агентишкой. Он был Импресарио с большой буквы, мистером Всемогущим. Он вершил судьбы и с такой же легкостью умел их разрушать. Чтобы заслужить подобную репутацию, Фредди пришлось немало потрудиться. В Голливуде его прозвали Змей – этот человек мог проползти в любую сделку и так же незаметно выползти из нее. Правда, ни у кого еще не повернулся язык назвать его так в глаза.

Алекс скользнул за столик. В тот же момент рядом с ним возникла официантка и налила в чашку крепкий черный кофе. Сделав быстрый глоток и обжегши язык, Алекс громко выругался:

– Черт!

– Доброе утро, – вежливо произнес Фредди, опуская газету.

– С какой стати ты считаешь, что «Пантер» клюнет на «Гангстеров»? – нетерпеливо и без предисловий спросил Алекс.

– Я тебе уже сказал: «Пантер» нужен этот фильм, – невозмутимо откликнулся Фредди. – А Лаки наверняка понравится сценарий.

– Почему?

– Потому что такова ее натура, – таким же ровным голосом продолжал говорить Фредди, умолкнув на секунду, чтобы сделать глоток травяного чаю. – Когда-то давным-давно ее отец построил в Вегасе отель. Джино Сантанджело… Еще тот был тип, доложу я тебе.

От удивления Алекс подался вперед.

– Джино Сантанджело – ее отец? – воскликнул он.

– Вот именно. Один из тех самых гангстеров, о которых ты пишешь. Сколотил себе состояние, а потом отошел отдел. Кстати, Лаки и сама строила отели в Вегасе – «Маджириано»и «Сантанджело». Она лучше других сможет оценить твой сценарий.

Алексу приходилось слышать о Джино Сантанджело – тот хотя и не был гангстером такого полета, как Багси Сигал или другие бандиты, завоевавшие себе мировую славу, но все же в свое время оставил заметный след в уголовном мире.

– Говорят, Джино назвал свою дочь в честь Лаки Лючиано , – добавил Фредди. – Да у нее самой-то, судя по разговорам, жизнь тоже была будь здоров!

Вопреки собственной воле, Алекс почувствовал себя заинтригованным. Значит, Лаки Сантанджело – не просто какая-то жопастая, невесть откуда взявшаяся бабенка! За ней стояла целая история, ведь она была Сантанджело! Почему же он раньше не связал ее фамилию с фамилией известного гангстера?

Тремя большими глотками он допил свой кофе и подумал, что эта встреча может оказаться куда интереснее, чем ему думалось поначалу.

Японские банкиры были весьма корректны и обходительны. Встреча прошла успешно, хотя Лаки и чувствовала: они не в восторге от того, что дела приходится вести с женщиной. Ох уж эти мужчины! И когда только они расслабятся и осознают, что их жизнь вовсе не является одним большим соревнованием с женщинами!

Японские банкиры были нужны ей, чтобы получить деньги на открытие по всему миру сети фирменных магазинов «Пантер». Торговля шла бойко, и Лаки знала: чтобы дела пошли как надо, нужен лишь один умный и вовремя сделанный шаг.

Поначалу, когда Лаки пыталась растолковать им свою стратегию маркетинга, банкиры не поспевали за ходом ее мыслей, но перед уходом уже, казалось, были готовы сказать «да»и обещали сообщить о своем окончательном решении через несколько дней. Как только они удалились, Лаки позвонила отцу в его имение в Палм-Спрингс. Голос Джино звучал бодро. Иначе и быть не могло! Ведь хотя старику уже стукнуло восемьдесят один, он, подобно Эйбу Пантер, был женат на женщине чуть ли не вдвое моложе его. Пейдж Уилер – рыжеволосая и сексуальная художник-дизайнер – опекала его на славу. Впрочем, Джино вовсе не нуждался в каком-то особом уходе. Наоборот, он был энергичнее многих мужчин помоложе, полон задора и жизненных сил, направляя их на биржевую игру – хобби, которое поднимало его с постели в шесть утра и весь день держало на ногах.

Лаки закончила разговор обещанием навестить отца в самое ближайшее время.

– Не сомневаюсь, что так ты и сделаешь, – хрипло сказал Джино. – И привези с собой малышей. Пора мне их кое-чему научить.

– Чему, например? – поинтересовалась Лаки.

– Тому, что тебя не касается.

Лаки улыбнулась. Отец – в своем репертуаре. У них бывали плохие времена, когда она ненавидела его всем своим пылающим сердцем. А вот теперь – с такой же силой любила. Ведь им так много пришлось пережить вместе! К счастью, это только закалило обоих.

Лаки помнила, как после шестнадцатилетия он отправил ее в частную школу в Швейцарии, а затем – наказал, когда, не выдержав царившей там строгой дисциплины, она сбежала из пансиона. Наказание заключалось в том, что Джино помимо воли дочери выдал ее за Крей-вена Ричмонда, занудного сынка сенатора Питера Ричмонда. Какой же это был кошмар! Однако Лаки не собиралась долго оставаться в этом капкане. Как только Джино бежал из Америки, спасаясь от тюрьмы за неуплату налогов, она воспользовалась этой возможностью и продолжила семейный бизнес. Отец ожидал, что это сделает ее брат Дарио, но тот не был деловым человеком, и поэтому Лаки самостоятельно довела до конца строительство нового отеля, начатое отцом в Вегасе, блистательно продемонстрировав, на что способна. Затем Джино снова вернулся в Америку, и между ними произошла грандиозная схватка за контроль над семейным бизнесом. Одержать верх не удалось никому, и со временем они заключили перемирие.

Все это было в прошлом. Отец и дочь были слишком похожи, чтобы враждовать.

После разговора с Джино Лаки поторопилась в конференц-зал. Прежде чем встречаться с Фредди Леоном и Алексом Вудсом, ей предстояло провести короткое производственное совещание. Лаки уже решила дать «Гангстерам» зеленый свет. Прочитав сценарий, она нашла его блестящим. Алекс Вудс был и впрямь классным сценаристом!

Выяснив мнение каждого из членов своей команды, Лаки испытала неподдельное удовлетворение: все они без исключения разделяли ее точку зрения по поводу того, что «Пантер» необходимо двигаться вперед. Ее соратники, убедилась Лаки, сходятся во мнении, что этот фильм необходимо запускать в производство, поскольку он сможет принести студии большие деньги. Да, Алекс Вудс был скандальным и опасным киношником, но все знали – если он за что-то взялся, значит, игра стоит свеч.

С этим согласились все ведущие сотрудники «Пантер»– руководители производственной части, ответственные за распространение кинопродукции в Америке и за границей, а также специалисты по маркетингу. Это были самые доверенные люди Лаки Сантанджело, и после недолгого совещания она уже нисколько не сомневалась в том, что следующую картину ждет большой успех.

Лаки вернулась в свой кабинет и собралась звонить в Англию, своему брату Стивену, недавно перебравшемуся туда со всей семьей, однако в этот момент в дверь просунулась голова Киоко.

– Фредди Леон и Алекс Вудс уже здесь, – сообщил он. – Сказать им, чтобы подождали?

Лаки бросила взгляд на циферблат стоявших на ее столе часов от Картье. Это был подарок Ленни. Они показывали ровно полдень. Женщина положила телефонную трубку на место, напомнив себе не забыть позвонить Стивену потом.

– Пусть заходят, – велела она секретарю, памятуя о том, что влиятельные и надежные люди не должны заставлять себя ждать – никогда и никого.

Первым в кабинете возник Фредди – с обычной вежливой миной на лице и ничего не выражающим взглядом серо-стальных глаз.

Лаки встала, чтобы поздороваться с великим импресарио. Ей импонировали его деловитость и прагматичный подход к любому предприятию, за которое он брался. Фредди не признавал пустого трепа. Если у него было к кому-то дело, он сразу брал быка за рога.

Вслед за ним в кабинет вошел Алекс Вудс. Прежде она никогда не встречалась с этим знаменитым человеком, однако много читала о нем, а также видела его фотографии в газетах и журналах.

Однако теперь ей пришлось убедиться, что снимки не давали подлинного представления о Вудсе. Он был высок, хорошо сложен, от него веяло силой, а на губах его бродила улыбка убийцы, которую он немедленно ей адресовал.

На какую-то долю секунды Лаки была ошеломлена. Такое редко случалось с ней, но сейчас она почувствовала себя беззащитной, словно девчонка. Ни с того ни с сего Лаки вдруг почудилось, что ей снова семнадцать, и она набирает «горячий» телефон. За то время, пока она была одинока, Лаки набирала эти телефонные номера столько раз, что другой бы хватило на несколько жизней.

Фредди представил их друг другу, и они обменялись рукопожатием. Хватка у Алекса была крепкой и сильной – сразу видно: надежный человек.

Наконец Лаки выдернула пальцы из его ладони и заговорила – возможно, чересчур торопливо, – откидывая назад свои длинные темные волосы:

– Э-э-э… мистер Вудс, рада наконец познакомиться с вами. Я большая поклонница вашего творчества.

«М-м-м…»– внутренне промычала она от охватившего ее мучительного стыда. Сказала и впрямь, как онемевшая от восторга поклонница. Что с ней творится? Почему она так себя ведет? Лаки не понимала, что с ней происходит.

Алекс снова пустил в ход свою улыбку. Ему хотелось выиграть время, чтобы хоть немного посмаковать удивительную красоту этой женщины. Она на самом деле была ослепительна, причем как-то по-особому. Все в ней было предельно чувственным – от копны вьющихся волос до проницательных черных глаз и полных мягких губ. Губ, которые так и звали в постель.

Уже в следующий момент Алекс поймал себя на том, что ощупывает глазами ее округлые груди, укрытые белой шелковой блузкой. На Лаки не было бюстгальтера, и мужчина смутно различал под тканью темные окружности ее сосков. «А носит ли она вообще нижнее белье?»– подумалось ему.

Господи, да что же это происходит! У него ведь уже наполовину встал… Почему Фредди не предупредил его о том, что она – такая!

Что же касается Лаки, то она прекрасно понимала состояние своего посетителя и, желая настроиться на деловой лад, предложила:

– Прошу вас садиться.

Фредди то ли не замечал, то ли был равнодушен к разлившемуся в комнате сексуальному напряжению. Он пришел сюда по делу, а на все остальное ему было плевать. Речь из сахарных уст гладкого импресарио потекла подобно нектару.

– «Пантер» необходим такой человек, как Алекс Вудс, – начал он. – С моей стороны было бы излишним напоминать тебе, сколько раз его фильмы номинировались на «Оскара».

– Я прекрасно осведомлена о впечатляющих достижениях мистера Вудса, – ответила Лаки, – и работа с ним будет для нас подлинным удовольствием. Тем не менее, насколько мне известно, расходы на производство «Гангстеров» должны составить почти двадцать миллионов. Это колоссальная сумма!

У Фредди был готов ответ на любое возражение.

– Только не в его случае, – ровным голосом ответил он. – Фильмы Алекса неизменно приносят доходы.

– Если, конечно, правильно подобран актерский состав, – вставила Лаки.

– Алекс подбирает актеров безупречно. Кроме того, ему не нужны звезды – зритель идет на него самого.

Алекс наклонился вперед.

– Вы прочитали сценарий? – спросил он, не сводя с Лаки пристального взгляда.

Женщина спокойно встретилась с ним глазами. Она понимала, что он ожидает комплимента. Она знала также, что лучшая тактика сейчас – не оправдать его ожиданий.

– Да, прочитала, – не моргнув, ответила Лаки. – Он жесток, но правдив. – Помолчав несколько мгновений, она продолжила:

– Мой отец Джино находился в Вегасе как раз в то время, о котором вы пишете. Кстати, это именно он построил отель «Мираж». Вам, может быть, было бы интересно встретиться с ним.

Алекс не отводил взгляда от ее глаз.

– Я бы очень этого хотел. Лаки тоже не хотелось проявить слабость и первой опустить глаза.

– Хорошо, я устрою это, – холодно ответила она. Их реплики звучали обыденно – так, словно они сейчас вовсе и не схлестнулись в поединке взглядов, подсознательно оценивая силы друг друга. – Он живет в Палм-Спрингс.

– Готов отправиться туда в любое время, которое вы назовете.

– Итак, – вмешался Фредди, чувствуя, что разговор подходит к концу, – можно считать, что наша сделка состоялась?

– Более или менее, – ответила Лаки, переключив внимание на Леона и тут же взбеленившись на саму себя за то, что первой отвела взгляд и, стало быть, проиграла дуэль Алексу.

Фредди не обратил внимание на то, что ее ответ прозвучал довольно неопределенно.

– Это беспроигрышная игра, – с энтузиазмом пророчил он. – Студия «Пантер» представляет «Гангстеров» Алекса Вудса! Я уже чувствую, как в воздухе запахло «Оскаром»…

– Одна только маленькая деталь, – прервала его излияния Лаки, взяв свою любимую серебряную ручку и нетерпеливо постукивая ею по столу. – Мне известно, что «Парамаунт» отказалась финансировать эту картину из-за многочисленных сцен насилия. Лично меня это не смущает. Однако… что касается секса…

– А в чем дело? – с вызовом спросил Алекс.

– Прочитав сценарий, я поняла, что некоторые сцены предусматривают появление обнаженных актрис, в то время как главный герой и его друзья предстают в них в добродетельно-одетом виде.

– Ну а в чем же проблема? – снова спросил Алекс, искренне не понимая, куда она клонит.

– Видите ли… – медленно протянула Лаки. – Я могла бы, если угодно, назвать нашу студию «студией равных возможностей». Так что, уж коли приходится обнажаться женщинам, пусть то же самое делают и мужчины.

– Что? – тупо спросил Алекс.

Лаки уже окончательно удалось овладеть собой.

– Позвольте мне выразиться следующим образом, мистер Вудс. Если нам показывают сиськи и письки, то пускай покажут и хрен. Я, конечно, не имею в виду этого хрена Кларка . – Глядя на Фредди и Алекса, которые пытались переварить услышанное, она не смогла удержаться от улыбки. – И если мы сумеем договориться по этому вопросу, джентльмены, можно считать, что сделка состоялась.

Глава 3

– Сколько тебе лет, солнышко? – спросил пятидесятипятилетний развратный козел в костюме от Бриони. Вопрос был обращен к удивительно милой блондинке со свеженьким личиком, сидевшей по другую сторону письменного стола.

– Девятнадцать, – сообщила та. На сей раз она сказала правду, а вот минуту назад соврала. Ее фамилия была Станислопулос, а вовсе не Браун. Бриджит Станислопулос звучало слишком громко, а вот Бриджит Браун – совсем другое дело. Вряд ли кому-нибудь придет в голову раскапывать подноготную девушки с такой заурядной фамилией.

– Что ж, – прочистил глотку мистер пятидесятипятилетний развратный козел, одновременно думая о том, успел ли уже кто-нибудь побаловаться с этим аппетитным кусочком девичьей плоти, – у тебя, бесспорно, есть все задатки для того, чтобы сделать успешную карьеру фотомодели. – Его глаза, словно жадные липкие пальцы, ощупывали ее грудь. – Ты – достаточно высокого роста, достаточно мила, а если сбросишь килограммов пять, станешь достаточно худой. – Он помолчал. – Избавься от лишнего жирка, и я устрою тебе пробы. – Он опять помолчал. – А сегодня вечером мы с тобой сходим поужинать и обсудим твое будущее.

– Извините, – поднялась со стула Бриджит, – сегодня вечером я занята. – Она задержалась возле двери. – Но я… очень ценю ваш совет.

Мистер Козел просто подпрыгнул от неожиданности. Он был ошарашен тем, что его приглашение отвергли. Девчонки, мечтавшие стать моделями, были неизменно голодны, поскольку никогда не имели ни гроша в кармане. Тут же – дармовое угощение, да к тому же ужин с ним всегда рассматривался, как гарантия успеха.

– А завтра вечером? – спросил он, окидывая посетительницу плотоядным взглядом.

Бриджит сладко улыбнулась. У нее была чудесная улыбка – свежая, как весенние цветы.

– Вы хотите меня трахнуть или все же испробовать в качестве модели? – осведомилась она, отчего мистер Похотливый едва не выпрыгнул из собственных ботинок. Он не привык, чтобы всякие молодые паршивки разговаривали с ним подобным образом.

– У тебя грязный рот, девочка, – со злостью выплюнул он.

– Ничего, сгодится, чтобы сказать гуд-бай, – парировала Бриджит, выскользнув за дверь. Желая сделать финальную сцену более эффектной, она сказала напоследок:

– Надеюсь, в следующий раз я буду смотреть на вас только с обложки «Глеймора»!

И, кипя от негодования, она выскочила на улицу. Что за свиньи эти мужики! Тоже мне… «Сбросьте пять кило лишнего жира!» Да она никогда еще не была такой стройной, как сейчас! И неужели он всерьез рассчитывал, что она пойдет ужинать со старым поганым кретином вроде него? Да ни за какие коврижки!

– Читай по губам, старикашка, – громко сказала Бриджит, вприпрыжку идя по Мэдисон-авеню:

– «Я тебе не по зубам!»

Никто не обратил на нее внимания. Это был Нью-Йорк – город, где позволено все.

В Бриджит было метр семьдесят роста, а весила она пятьдесят пять килограммов. Ее прямые, поцелованные солнцем светло-медовые волосы рассыпались по плечам, губки были полными и немного капризными, глаза – голубыми и умными, кожа, казалось, светилась. Девушка вся искрилась здоровьем и энергией. Большинство мужчин находили ее неотразимо притягательной.

Бриджит любила этот город. Она просто обожала раскаленные грязные тротуары и то, что любой человек мог затеряться в спешащих по ним толпах. В Нью-Йорке она не была Бриджит Станислопулос, одной из самых богатых в мире девушек. В Нью-Йорке она являлась всего лишь одной из многих смазливых девиц, отчаянно рвущихся к вершинам успеха.

Слава Богу, Ленни и Лаки с пониманием отнеслись к ее сообщению о том, что она хотела бы бросить колледж и попытать счастья в Нью-Йорке, став фотомоделью. Они не только не стали возражать, но, напротив, даже убедили Шарлотту – ее бабку по матери – в том что, девушке это необходимо. Единственное поставленное ими условие заключалось в том, что, если Бриджит не сумеет реализовать свои грандиозные планы да шесть месяцев, она вернется в колледж и продолжит учебу.

Черта с два она вернется! Хотя бы потому, что ей непременно удастся все задуманное.

Бриджит всей душой верила в то, что ее обязательно ждет успех Пока что ей, впрочем, не очень-то везло. Ну да, она – богата, но разве отсюда что-то следует? Она ведь не сама заработала эти деньги, а объявилась на все готовенькое – унаследовала состояния своего миллиардера-деда Димитрия и матери Олимпии. Теперь они оба мертвы и покоятся в земле. Много ли пользы принесли им эти деньги!

Ее родной отец Клаудио Кадуччи тоже умер, правда, Бриджит по этому поводу не горевала – она ведь даже не знала его. Из-за бесконечных супружеских измен мать развелась с мужем сразу же после рождения дочери, дав ей свою фамилию. Они поженились, когда Олимпии было девятнадцать, а Клаудио – сорок пять. По словам людей, знавших Клаудио, он был красивым итальянским бизнесменом с огромным обаянием и дорогим гардеробом. Один из пунктов бракоразводного контракта предусматривал получение им от бывшей жены двух «феррари»и трех миллионов долларов. К сожалению, Клаудио так и не успел насладиться полученными от супруги машинами и деньгами – через несколько месяцев после развода, в Париже, выходя из лимузина, он был разорван бомбой террориста.

Олимпия немедленно снова выскочила замуж – на сей раз за какого-то польского графа, однако этот брак продолжался всего шестнадцать недель. Что касается Бриджит, то она вообще не запомнила этого мимолетного спутника матери. Ленни был единственным отчимом, которого девушка знала. И – не чаяла в нем души.

Иногда она скучала по матери, ощущая сердечную пустоту, заполнить которую не могло ничего. Ей было всего двенадцать, когда умерла Олимпия, а занять ее место было некому – разве что бабушке Шарлотте, представительнице нью-йоркской элиты, что вела насыщенную светскую жизнь. Даже Ленни и Лаки не могли заменить ей мать. Они хоть и виделись с Бриджит при любом удобном случае, но были настолько заняты своей работой и детьми, что времени ни на что другое у них просто не оставалось.

Поэтому Бриджит знала: она должна найти кого-нибудь, кто заполнит пропасть в ее душе. Это определенно будет не мужчина. Мужчинам веры нет. Они годны только для одного – для секса.

Сексом она уже пробовала заниматься и не имела никакого желания повторять этот опыт – по крайней мере до тех пор, пока не станет самой знаменитой супермоделью мира.

В прошлом году у нее была недолгая связь с внуком одного из бывших конкурентов ее деда. Они прекрасно проводили время до тех пор, пока она не выяснила, что парень – законченный наркоман. С наркотиками Бриджит не хотела иметь ничего общего и поэтому, быстро попрощавшись с горе-любовником, уехала в Грецию, к родственникам деда.

Она зашла в «Блумингдейлс»и пробежалась вдоль прилавков с косметикой, купив под конец губную помаду цвета светлой бронзы. Бриджит любила только тот макияж, который смотрелся естественно, ей нравилось экспериментировать, каждый раз создавая свой новый облик. Когда она станет звездой, то непременно станет выпускать косметику собственной марки. О, да! – она сделает состояние собственными руками, и это – лишь вопрос времени.

Вот уже семь недель, как она находилась в Нью-Йорке, и мистер Пятидесятипятилетний похотливый козел являлся третьим агентом по набору фотомоделей, с которым ей пришлось иметь дело. Добиться встречи с каждым из них было крайне непросто, поскольку Бриджит не хотела использовать свои связи. Приходилось пробиваться самой.

Она взяла такси и направилась домой – в квартиру, которую она снимала на пару с еще одной девушкой. Шарлотта и Лаки настояли на том, чтобы она жила не одна, хотя Бриджит не сомневалась в том, что и сама прекрасно справится. Лаки самолично нашла Анну – девушку, с которой Бриджит теперь делила квартиру, – и хотя она подозревала, что та приставлена к ней для того, чтобы присматривать, Бриджит это не волновало – в конце концов, ей было нечего скрывать.

Анне было под тридцать. Худенькая, с длинными каштановыми волосами и мечтательными глазами, она писала стихи, почти все время сидела дома и всегда была готова выполнить любую просьбу Бриджит.

Когда она открыла дверь, Анна жарила яичницу.

– Ну, какие успехи сегодня? – поинтересовалась соседка, густо посыпая блюдо жгучим перцем.

– Все в порядке, – успокоила ее Бриджит, думая про себя, что, по правде говоря, дело обстоит совершенно иначе. Если быть более точной, то все у нее идет через задницу. О, черт! Может, она просто обречена на невезение?

Анна откинула тонкий локон, упавший на глаза.

– Ты им понравилась?

– Ха! – саркастически хмыкнула Бриджит. – Они потребовали, чтобы я сбросила пять кило.

– Но ты ведь совсем не толстая.

– А то я сама не знаю! – скорчила гримасу Бриджит, одергивая свою невероятно короткую мини-юбку. – У меня, видите ли, «лишний жирок»…

– Жирок?

– Ага, представляешь, каков придурок!

– Ну и что теперь?

– Буду пытаться дальше, – передернула плечами Бриджит.

После этого она заказала по телефону пиццу и, когда ее принесли, устроилась на балкончике у пожарной лестницы. В квартире было жарко и душно. Она могла бы жить на Парк-авеню в пентхаусе с кондиционированным воздухом, однако такой вариант был не для нее. Бриджит предпочитала борьбу.

Иногда она не могла в это поверить. Иногда – ударялась в беспричинные рыдания. Образ Тима Уэлша возвращался к ней с неизменной настойчивостью, и ей никак не удавалось выкинуть его из головы.

Тим Уэлш. Молодой и горячий. Кинозвезда.

Он забрал ее девственность, когда ей было пятнадцать. И был за это убит.

Как хорошо она помнит его! Сколько раз по ночам от этих воспоминаний ее продирал мороз по коже.

Бедный Тим оказался на пути Сантино Боннатти – заклятого врага семьи Сантанджело – именно тогда, когда Сантино организовал похищение Бриджит и младшего сына ее деда – Бобби, матерью которого была Лаки – вторая жена. Димитрия.

Люди Сантино жестоко расправились с Тимом и бросили его труп в квартире, а ее и Бобби привезли в дом Сантино и изнасиловали. Она до сих пор отчетливо помнила все тошнотворные детали того дня: она, голая и напуганная до смерти, лежит посередине кровати Сантино, в то время как одуревший от наркотиков извращенец стягивает одежду с маленького Бобби, собираясь совершить с ним отвратительный акт.

Именно в тот момент она заметила пистолет, небрежно брошенный на тумбочку возле кровати, а когда комнату наполнили жалобные крики Бобби, поняла, что обязана что-то предпринять.

Беззвучно всхлипывая, Бриджит поползла по кровати, пока наконец не дотянулась до оружия.

Сантино не заметил этого, поскольку был слишком занят с Бобби.

Трясущимися руками она взяла пистолет, направила дуло прямо на это чудовище и нажала на курок.

Один раз.

Второй.

Третий.

Прощай, Сантино.

Она изо всех сил потрясла головой, тщетно пытаясь заставить себя не помнить, забыть…

Прогони воспоминания, Бриджит!

Забудь прошлое Думай о сегодняшнем дне…

– Да она просто сумасшедшая сука! – кипятился Алекс.

– Но эта «сука» дает деньги на твой фильм, – возразил Фредди.

– Что с ней вообще такое творится, чтоб ей сдохнуть?! – не унимался Алекс.

– Разве с ней что-нибудь творится? Я не заметил.

– Господи, разве ты не слышал, что она сказала?

– Что? – терпеливо вздохнув, спросил Фредди.

– Она желает, чтобы актеры-мужчины снимались с голыми болтами! Это же бред сивой кобылы! Разве она не понимает, что это – двуличие?

– Пусть тебя это не беспокоит.

– А меня это, черт подери, беспокоит! – продолжал бурлить Алекс, пока они шли к своим машинам.

– Почему? – поинтересовался Фредди Леон, положив ладонь на дверцу своего сияющего «бентли-континенталя». – Неужели ты не понимаешь, что она просто решила над тобой поиздеваться. Если ты снимешь хотя бы один обнаженный член, кадр все равно потом придется вырезать. Во-первых, Лаки ни за что не позволит, чтобы твой фильм пустили по категории «X», поскольку это сразу скажется на доходах, а во-вторых, фильм с грифом «X» не выпустит на экран ни один приличный кинотеатр. Она это понимает и хочет заставить тебя вообще отказаться от эротики. Так что не бери в голову!

– Да она просто больная баба! Фредди засмеялся.

– Лаки тебя все-таки достала. Я тебя никогда таким не видел.

– Достала своей глупостью.

– Ну, уж нет, – быстро возразил Фредди, – Лаки может быть кем угодно, но только не дурой. Она купила «Пантер» всего два года назад, а сейчас ее дела идут уже просто блестяще. Эта женщина сделала невозможное, и учти, не имея в прошлом никакого опыта работы в кинобизнесе.

– Ладно, ладно, она – просто гений, чтоб ей сдохнуть, но я не могу требовать ни у одного из своих актеров, чтобы он вышагивал перед камерой, высунув из ширинки голый конец.

– Хорошо сказано, Алекс. Я позвоню тебе позже.

С этими словами Фредди уселся в «бентли»и укатил.

Алекс остался стоять возле своего черного «порше», продолжая кипеть по поводу наглого требования Лаки. Неужели она не понимает, что мужская нагота не заводит женщин? Это же общеизвестный факт!

Немного успокоившись, Алекс сел в машину и поехал в свою контору, расположенную на Пико. Он владел там целым зданием и считал его приобретение своим самым удачным вложением капитала. Свою компанию Алекс назвал «Вудсан продакшнз». С одной стороны, это название звучало вполне миролюбиво, с другой – включало в себя его фамилию.

У Вудса было две помощницы. Лили – милая и симпатичная китаянка лет за сорок, без которой, по его собственному признанию, он просто не смог бы работать, и Франс – двадцатипятилетняя вьетнамка. Когда-то, прежде чем Вудс по-рыцарски спас ее, привезя с собой в Америку, она работала проституткой в одном из баров Сайгона. В свое время он спал с обеими, но это было в прошлом, и теперь они оставались для него не более, чем преданными помощницами.

– Как прошла встреча? – спросила Лили. Алекс плюхнулся в потертое кожаное кресло за своим огромным письменным столом, на котором царил сущий хаос.

– Хорошо, – сказал он. – «Гангстеры» переехали на новую квартиру.

– Так я и знала! – радостно подняла руки Лили.

Тем временем Франс принесла Вудсу кружку крепкого горячего чаю, встала позади кресла и принялась круговыми расслабляющими движениями массировать ему плечи.

– Ты очень напряжен, – констатировала она. – Плохо.

Алекс чувствовал, как маленькие твердые груди девушки упираются ему в шею, в то время как ее на удивление сильные руки трудились, не прерываясь ни на секунду. Это было чертовски приятно. Все-таки лучше восточных женщин нет никого!

– Хочу задать вам один вопрос, – проговорил Алекс. У него из головы никак не выходило ошеломившее его требование Лаки.

– Какой? – откликнулись обе женщины.

– Вас возбуждает вид голых мужиков?

Лили приняла озабоченный вид, напряженно размышляя над тем, какой ответ понравился бы Алексу. Франс захихикала.

– Ну? – нетерпеливо потребовал Алекс, недовольный их замешательством.

– Каких голых мужиков? – переспросила Лили, пытаясь выиграть время.

– Мужиков на экране, – отрезал Вудс. – Актеров.

– Мэла Гибсона? Джонни Романо? – с надеждой в голосе спросила Франс.

– Господи! – теряя терпение, воскликнул Алекс. – Какая разница, кого именно!

– Большая! – запальчиво возразила Франс. – Если, к примеру, покажут голого Энтони Хопкинса, то – нет, а вот Ричарда Гира – да!

– Или – Лайама Нисона, – с мечтательным взглядом добавила Лили.

– Я имею в виду не только то, что у них под майкой, но и ту штуку, которая болтается между ногами, – ехидно уточнил Вудс.

Наконец Лили поняла, какой ответ устроит ее босса. Она решила соврать, но – только для того, чтобы сделать приятно Алексу.

– О-о, нет! – быстро сказала она. – На это мы смотреть не хотим.

– Вот именно! – с воодушевлением триумфатора воскликнул Алекс. – Женщины на это смотреть не хотят!

– А я хочу… – пробормотала Франс, но – так тихо, что патрон ее не услышал.

– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Лили.

– Потому что Лаки Сантанджело – сумасшедшая сука, которая считает, что женщинам нравится смотреть на голых мужиков так же, как мужчинам на раздетых девочек.

– Сумасшедшая сука, – словно попугай повторила Лили, подумав про себя, что Лаки Сантанджело, должно быть, чрезвычайно интересная женщина и ей очень хотелось бы с ней познакомиться.

– Я этого не принимаю, – пробормотал Алекс, решив, что в следующий раз обязательно поставит Лаки Сантанджело на место. Надо ее кое-чему научить, а кто сможет это сделать лучше, чем он, мастер на такие вещи!

Глава 4

Венера Мария находилась в блестящей форме. Правда, для ее поддержания приходилось заниматься не щадя себя. Каждый день она вставала в шесть утра и бегала вверх-вниз по Голливудским холмам со своим личным тренером Свеном, а затем возвращалась домой, чтобы нести епитимью в виде аэробики и изнурительных занятий на разнообразных тренажерах.

Господи, какая же обуза – следить за собою! Эта каждодневная и тяжкая рутина уже давно осточертела Венере, но было нельзя отлынивать, ибо стоит ей хоть немного распуститься, как она моментально перестанет быть обладательницей самого прекрасного в Голливуде тела. Да пошли они к дьяволу! Единственное, к чему в ней никто не может придраться, так это к ее великолепному телу.

Вирджиния Венера Мария Сьерра приехала в Голливуд вскоре после того, как ей стукнуло двадцать, вместе со своим лучшим другом Роном Макио. Парень собирался стать хореографом. Весь путь из Нью-Йорка они проделали на попутках, а в Лос-Анджелесе сумели выжить только благодаря тому, что хватались за любую работу. Венера подрабатывала в супермаркете, упаковывая овощи в бумажные мешки, позировала обнаженной в художественной студии, участвовала в киношной массовке, зарабатывала случайные гроши, когда ей удавалось в течение вечера спеть или станцевать в каком-нибудь баре.

Что касается Рона, то он был официантом, бегал на побегушках в курьерской службе, был шофером лимузина… Вот так они и выживали – до тех пор, пока в одну из ночей Венеру не приметил какой-то мелкотравчатый музыкальный продюсер, который сшивался в тех же ночных клубах, что и они с Роном. После долгих убеждений Венера все-таки уговорила его записать песенку в ее исполнении, затем они вместе с Роном соорудили весьма рискованный сексуальный видеоклип, который должен был ее сопровождать. Венера взяла на себя художественную идею и стиль, в то время как Рон блестяще выстроил всю пластику.

На следующий день они, что называется, проснулись знаменитыми. В течение целых шести недель их клип занимал первые строчки во всех рейтингах. Вскоре Венера Мария стала звездой.

Теперь, пять лет спустя, в возрасте двадцати семи лет, она являлась уже суперзвездой и, подобно другим знаменитостям, обладала целой армией почитателей. А Рон был прославленным режиссером, успевшим снять две нашумевшие картины. Его любовником был Харрис фон Штепп – богатейший магнат шоу-бизнеса, который и дал деньги на первый его фильм. Венера, однако, не уставала повторять, что, если бы Рон был лишен таланта, ему не помог бы никакой богатый любовник. Она не любила Харриса, этого холодного человека на двадцать пять лет старше Рона.

Критики дружно поносили актерское дарование Венеры, хотя каждый фильм с ее участием делал просто фантастические сборы. Последний – «Искатель»– в первый же уик-энд после выхода на экраны собрал свыше восьми миллионов долларов. Венера – единственная актриса, которая была в состоянии обеспечить киноленте такой оглушительный успех.

Большинство критиков-мужчин были, без сомнения, возмущены тем фактом, что при такой дерзкой прямоте, какой отличалась Венера, женщина может сделать настолько фантастическую карьеру. Что же касается журналистов, то они постоянно хоронили ее, сообщая публике, что, как актриса, Венера – «конченая», «выдохшаяся»и вообще «унесенная ветром».

Конченая? Ха! Последний лазерный диск с ее лучшими песнями занял во всех хит-парадах первое место и не слезал с него в течение семи недель.

Вот уж действительно конченая! Что они, сдурели? У Венеры была целая армия преданных фанатов, она намеревалась находиться на самом верху еще очень долго, и даже если критикам такое не по нраву – велика беда! – им остается либо проглотить это, либо отправляться в задницу.

Два года назад она вышла замуж за Купера Тернера – знаменитого киноактера с классически мужественной внешностью и репутацией отъявленного жеребца. Хотя скоро ему уже должно было стукнуть сорок семь, Венера обнаружила, что ее драгоценный супруг просто не в состоянии держать штаны застегнутыми при виде первой встречной бабы. Он обожал женщин, и хотя Венера не сомневалась в том, что он ее любит, Купер ничего не мог поделать со своим неприкаянным членом. Он напоминал заядлого игрока, не властного над самим собой. Скверный расклад, тем более что и он, и она были чистый порох!

Когда они встретились впервые, у Венеры как раз был роман с одним из его лучших друзей – нью-йоркским магнатом в области недвижимости Мартином Свансоном. В то время Мартин был для нее слишком горяч и немножечко женат. Их связь достигла своей кульминации и оборвалась в тот момент, когда жена Мартина покончила с собой прямо у них на глазах.

Купер не отходил от нее. Трагедия свела их вместе, они влюбились друг в друга и поженились.

Как-то раз Купер обмолвился при ней, что не прочь обзавестись семьей. Тогда Венера ответила ему отказом, поскольку совершенно точно знала, чем это обернется: она будет нянчить детей, а он – шататься по клубам, она будет безобразно толстеть и расплываться, а он – щеголять в костюмах от Армани, она будет безвылазно торчать дома, а он – демонстрировать на каждом углу свой знаменитый «куперовский» член.

Нет, заводить семью на пару с Купером – не для нее! И все же это случилось…

Со временем Венера все же поняла, что этот брак явился ошибкой, и в последние месяцы была озабочена только тем, как бы поскорее добиться развода.

Эта новость привела бульварные газетенки в сущий восторг. Венера стала для них дороже дорогого, слаще сладкого. С тех пор, как ее драгоценный братец – этот чертов недоумок Эмилио – продал им историю ее жизни, от репортеров просто не было отбоя. Каждую неделю таблоиды тискали про нее очередные сенсационные статейки. Послушать их, так Венера переспала со всем белым светом, начиная от Джона Кеннеди-младшего и кончая Мадонной!

Если бы только они знали правду! Все это время она была преданной и верной женой, а вот Купер действительно вел себя, как пьяная шлюха в пятницу вечером. Ну и черт с ним! Пришла пора задернуть занавес.

Поработав на тренажерах, Венера сбежала вниз, где уже дожидался Родригес – ее массажист. Пылкому парню из Латинской Америки ;было двадцать два года, но руки его были так опытны, что могли принадлежать мужчине вдвое старше. Родригес весь состоял из перекрученных мускулов, у него были черные волнистые волосы и горящие глаза – именно такие, какие нравились Венере.

В последнее время она часто подумывала о том, чтобы закрутить с ним романчик, но не станет ли это совращением малолетних?

Не станет, решила она. Тем более, что в двадцать два года Родригес казался довольно искушенным в подобного рода делах. Он был родом из Аргентины и развлекал ее бесконечными историями б своих любовных похождениях с замужними женщинами старше, чем он, неудовлетворенными своими мужьями.

Секс – это было, пожалуй, единственное в супружеской жизни, на что не могла пожаловаться Венера. В постели Купер не имел себе равных. У него были умелые неторопливые руки – как раз то, что надо. Он на самом деле любил женщин и возбуждался от одной только мысли, что отправляет их в волшебное чувственное путешествие.

Что же касается путешествия по жизни, то оно вскоре должно было подойти к концу.

Венера немного опаздывала, что, впрочем, нисколько не беспокоило Лаки. Она воспользовалась этим, чтобы сделать по своему сотовому телефону несколько необходимых звонков.

Когда Венера вошла, разговоры немедленно смолкли, и взоры всех сидевших обратились к этой платиновой блондинке, что скользящей походкой двигалась между столиками переполненного ресторана, расположенного в задней части киностудии. Здесь имели право обедать только руководящие сотрудники. Весь облик Венеры так и кричал о сексе. В Голливуде были актрисы и повыше, и постройнее, и покрасивее, но все они меркли перед этой женщиной. Каким-то непостижимым образом ей удавалось одновременно казаться беззащитной, умной и невероятно греховной. Устоять перед такой смесью было просто невозможно. Женщины восхищались ее энергией, мужчины мечтали оказаться с ней в постели.

Скользнув на свое место, Венера немедленно заказала на аперитив белое вино.

– Пятнадцать минут опоздания, – постучала пальцем по циферблату своих часов Лаки. – Я жду объяснений.

– Я размышляла, не трахнуть ли мне своего массажиста, – проворковала Венера.

Лаки удовлетворенно кивнула. Подруга ничем не могла ее удивить.

– Вполне убедительное объяснение.

– Еще бы!

– И на чем же ты остановилась?

Венера облизнула губы.

– М-м-м… Я уверена, что он – очень способный мальчик.

– А ты – очень замужняя.

– Так это же Купер, – ответила Венера. Ее настроение резко переменилось. – Его бы это не остановило.

Лаки ждала этого момента. Купер и его вконец распоясавшееся либидо давно стали притчей во языцех. Венера раз и навсегда решила не вдаваться в дискуссии по этому поводу, а Лаки и не настаивала. Они были ближайшими подругами, и Лаки не хотелось подвергать их дружбу испытанию. Про себя она полагала, что Венере просто неприятно лишний раз обсуждать печально известные похождения своего мужа. Однако сегодня подруга, видимо, решила изменить своим правилам.

– Я почти получила то, что хотела, – сказала Венера, вызывающе тряхнув платиновыми локонами. – Поначалу я думала, что Родригес всего лишь флиртует, и это меня вполне устраивало – ты же знаешь, я по этой части не очень большой знаток. Теперь я понимаю: этот парень трахает все, что шевелится. – Она помолчала и вновь тряхнула волосами. – Не понимаю, – продолжила она, кривя губы в улыбке, – он же и так мнет меня каждое утро. При одной мысли об этом любой мужчина обкончался бы с ног до головы. Чего же еще ему нужно?

– Надеюсь, ты дала ему от ворот поворот? – осведомилась Лаки. Она знала, что Венера – не из тех женщин, которых можно запросто уложить в постель.

– Черта с два! – огрызнулась та. – По словам моего парикмахера, который знает все на свете, в настоящее время мой проститутка-муж застрял в постели Лесли Кейн. – Последовала долгая пауза. – По мне, так пусть бы он там и оставался. Я давно перестала сходить по нему с ума. Все, что мне нужно, это развод.

– Что ж… – Лаки помолчала. – Если я могу что-нибудь для тебя сделать…

– Да, – горячо заговорила Венера, – Не верь ни одному слову из того, что пишут обо мне во всех этих гнусных газетенках. – Поморщившись, она возмущенно добавила:

– Этот тип планомерно трахает весь город, а я не вылезаю из «шлюх»и «проституток».

Лаки не могла не согласиться. Это было общеизвестно: мужчины – неприкосновенны, а всех собак всегда вешают на женщин. Стоит Мэрил Стрип сняться в фильме, который терпит фиаско, ее немедленно затаптывают в грязь. Если же Джек Николсон опозорится три раза подряд, с ним тут же подпишут новый контракт на миллионы долларов. Но только не в «Пантер»! Лаки ревностно следила за тем, чтобы женщины на ее киностудии были полностью равноправны. Это касалось даже гонораров прославленных актрис.

– И почему только я не заарканила Ленни раньше тебя! – вздохнула Венера. – Удивительный человек! Уж он-то ни за что не станет трахать артистку, с которой снимается.

«А если бы стал, я бы его, наверное, убила», – спокойно подумала Лаки. Ей была свойственна мстительность, с которой никому не следовало шутить.

– Лесли Кейн! – фыркнула ее подруга. – Купер, вероятно, единственный мужчина в городе, который не знает, что она была шлюхой в заведении мадам Лоретты!

– Ты сказала ему, что между вами все кончено?

– Сегодня вечером Лесли устраивает у себя званый ужин. Я намереваюсь объявить об этом во время десерта. Пусть все порадуются этой хорошей новости вместе со мной. Может, заодно еще и разобью о его башку какую-нибудь бутылку. Для разнообразия.

– Какая ты злюка! – с усмешкой покачала головой Лаки.

– Я – злюка? – вздернула брови Венера. – Ты лучше погляди на этого сукина сына, который переспал уже с половиной Калифорнии!

Остаток времени за обедом женщины говорили о делах. Они обсуждали сборы, которые делал «Искатель», несколько сценариев, в реализации которых была заинтересована Венера, и будущее ее собственной продюсерской компании. Затем она спросила совета Лаки относительно того, не поменять ли ей импресарио. В последнее время за ней гонялся Фредди Леон, и она была не прочь нанять его взамен своего старого агента.

– Фредди действительно самый лучший из всех, – согласно кивнула Лаки, потягивая «перье». – Кстати, сегодня утром я встречалась с ним и Алексом Вудсом. – Несколько секунд она молчала с деланным равнодушием. – Ты о нем что-нибудь знаешь?

Венера не заметила крючка.

– Большой талант. Большой член. Спит исключительно с восточными девицами. К себе в душу никого не пускает, но к другим лезть любит.

– Откуда тебе все это известно?

– Курила как-то «травку» на вечеринке с одной из его бывших. Эдакий аппетитный китайский кусочек. Она поведала мне о нем просто потрясающие подробности.

– Мы будем снимать его новый проект – фильм под названием «Гангстеры». Венера не могла скрыть изумления.

– Ты делаешь фильм Алекса Вудса? Ты? Известно ли тебе, что он – самый ярый поборник мужского шовинизма на земле?

– Зато сценарий у него – просто динамит.

– Ну-ну, в таком случае желаю тебе большой удачи.

Лаки улыбнулась.

– Не думаю, что она мне уж до такой степени понадобится.

Второе совещание, связанное с предстоящим запуском в производство «Гангстеров», прошло довольно гладко. Обсуждался в основном актерский состав, и, хотя были названы вполне достойные имена. Лаки не сомневалась: у Вудса на этот счет будут собственные соображения. Ей было известно, что обычно он не работал со звездами первой величины, однако после обеда позвонил Фредди Леон и сообщил, что Вудс желает пригласить на одну из главных ролей в картину идола всех зрителей-латиноамериканцев – Джонни Романо. Лаки эта мысль понравилась: учитывая огромное количество поклонников, которых имел Джонни, от фильма можно было ожидать еще больших прибылей.

– Я – за, – сказала она.

– Вот и прекрасно. Я сообщу об этом Алексу.

После того, как совещание было закончено, Лаки меньше всего хотелось давать обещанное интервью журналу «Ньюс тайм», однако она понимала, какое огромное значение для возрождения «Пантер» имеет работа с прессой. Сейчас, когда «Искатель»и «Речной поток» пользовались таким успехом, надо сделать еще один удачный ход и спровоцировать новый поток хвалебных отзывов. Это просто необходимо, хотя обычно в отношениях с прессой Лаки старалась проявлять предельную осторожность и делала все возможное, чтобы не появляться лишний раз на газетных страницах.

Микки Столли – теперь он командовал в «Орфее»– в бытность свою шефом «Пантер» то и дело плакался журналистам, что с его студией покончено, что ни один из его фильмов не приносит денег, и так далее. Помимо того, что почти каждое из этих утверждений являлось откровенной ложью, они создавали киностудии крайне невыгодную рекламу. Пришла пора исправлять чужие ошибки.

Устроившись в кресле напротив серьезного вида чернокожего журналиста, Лаки стала красноречиво и убедительно рассказывать о том, каким она видит будущее студии.

– «Пантер» делает именно такое кино, какое нравится мне, – твердо говорила она, пропуская ладонь сквозь непокорные завитки своих черных волос. – Мое кино представляет женщин достойно во всех отношениях. Они у нас не привязаны к кухне, спальне или публичному дому. Женщина в моих фильмах – это сильный самостоятельный человек, делающий свою карьеру и живущий собственной жизнью, а не той, которую навязывают ей мужчины. Именно такое кино хочет видеть любая умная женщина. Именно такое кино должен делать Голливуд.

В самый разгар интервью раздался звонок от Алекса Вудса.

– Могу ли я напомнить вам про обещание устроить мне встречу с вашим отцом? – быстро проговорил он своим низким голосом. – Как насчет конца недели?

– Я не знаю… – замялась она. – Для начала мне нужно обговорить это с Джино.

Алекс говорил тоном человека, получившего срочное задание:

– Вы поедете вместе со мной. Это очень важно.

В планы Лаки вовсе не входило сопровождать Вудса куда бы то ни было.

– На эти выходные я уезжаю, – сказала она, внутренне удивляясь, с какой стати вообще должна ему что-то объяснять.

– Куда? – деловым тоном осведомился собеседник, будто имел на это полное право.

«Не твое собачье дело!»– хотелось ответить ей.

– Э-э-э… Я собралась провести пару дней со своим мужем.

– Не знал, что вы замужем. «Неужели? Где же ты был последние сто лет?»

– Да, за Ленни Голденом.

– Актером?

– Причем знаменитым.

Он пропустил ее сарказм мимо ушей и нетерпеливо спросил:

– Когда же мы сможем поехать?

– Если вам настолько не терпится, я договорюсь с отцом на следующую неделю.

– А вы со мной поедете? – Настырность на грани неприличия.

– Если сумею.

Алекс Вудс принадлежал к тем мужчинам, с которыми Лаки могла попасть в беду. Потому что до Ленни, до того, как ее жизнь вошла в четкие рамки, обозначенные детьми, работой на студии и прочими обязанностями, она имела дело именно с такими…

Лаки постаралась вновь сосредоточиться на интервью, но это уже оказалось невозможным. В голове гудели совсем иные мысли.

Алекс Вудс представлял собой весьма опасное искушение. А Лаки не хотелось, чтобы ее искушали.

Глава 5

Донна Лэндсмен обитала в замке, построенном в псевдоиспанском стиле и стоявшем на вершине холма над Бенедикт-каньоном. Она жила со своим мужем Джорджем, который раньше являлся «бухгалтером» ее предыдущего мужа Сантино, и с сыном – Сантино-младшим, злобным и жирным шестнадцатилетним малым. Ее остальные трое детей – дочери – вернулись в Италию, предпочитая все что угодно, только не жизнь с властной и не терпящей возражений матерью.

Сантино-младший – или просто Санто – предпочел остаться, поскольку был единственным, которому удавалось ладить с матерью. Кроме того, у него хватило смекалки, чтобы сообразить: кто-то ведь должен унаследовать все семейное состояние, и этим кем-то должен быть он.

Санто являлся младшим ребенком Донны и ее единственным сыном. Она обожала его и считала идеалом во всех отношениях. На шестнадцатилетие сына мать вопреки советам Джорджа подарила ему зеленый «корвет»и тяжелый золотой «ролекс». Кроме того – на тот случай, если этих подарков окажется недостаточно, – Донна вручила сыну пластиковую карточку «Америкэн экспресс»с неограниченным кредитом, пять тысяч долларов наличными и устроила грандиозное празднество в отеле «Беверли-Хиллс».

Ей хотелось, чтобы весь мир принадлежал ее сыну.

Санто полностью разделял это желание матери.

Джордж, тем не менее, был с этим не согласен.

– Ты портишь его, – не раз предостерегал он Донну. – Если ты даешь ему столько в таком возрасте, чего он будет добиваться, когда вырастет?

– Чепуха! – отмахивалась Донна. – Он потерял отца, поэтому я намерена отдать ему все, что имею.

Со временем Джордж перестал спорить. Ради чего сражаться? Донна была сложной, тяжелой в совместной жизни женщиной, и временами ему казалось, что он вообще не понимает ее.

Донателла Кокольони родилась в бедной семье, обитавшей в маленькой сицилийской деревушке. Первые шестнадцать лет своей жизни она провела в заботах о своих многочисленных братьях и сестрах, но вот наступил день, когда из Америки в их деревню приехал старший кузен и увез ее с собой в качестве невесты для очень важного американского бизнесмена Сантино Боннатти. Отец ее, хотя никогда и не видел Боннатти, с восторгом согласился на это предложение и, получив тысячу долларов наличными, отправил дочь в Соединенные Штаты, нисколько не заботясь о ее собственных чувствах и желаниях.

Он думал, что устроил ее будущее, она же воспринимала этот поворот в своей судьбе иначе: ее продали какому-то старику в чужой далекой стране, разлучив с первой любовью – парнем по имени Фурио из их же деревушки. Сердце Донателлы было разбито.

В Америке ее сразу же отвезли в Лос-Анджелес, в дом Сантино Боннатти. Внимательно оглядев девушку своими глазами-бусинками, он удовлетворенно кивнул ее кузену:

– О'кей, о'кей. Это то, что надо. Она, ясное дело, не красавица, но вполне сойдет. Купи ей новую одежду, заставь выучить английский и проследи, чтобы она уразумела, кто я такой, потому как мне тут всякое дерьмо ни к чему.

Кузен отвез ее в дом своей подружки – блондинки с птичьим лицом из Бронкса. Там Донателла прожила несколько недель, в течение которых блондинка пыталась обучить ее английскому. Это была подлинная катастрофа! Донателла сумела выучить лишь несколько английских фраз, да и те выговаривала с чудовищным сицилийским акцентом.

В следующий раз она увидела Сантино только на их свадьбе. Она стояла в длинном белом платье и с испуганным лицом. Сантино же после брачной церемонии расхаживал с важным видом, зажав в зубах толстую кубинскую сигару и обмениваясь с приятелями похабными шуточками. Ее он просто не замечал.

– Не беспокойся, – приободрил Донателлу кузен, – все будет замечательно.

Впоследствии Донателла узнала, что ее родственничек получил за нее от Сантино десять тысяч долларов.

После окончания свадебного банкета они вернулись в дом Сантино. Этот человек разительно отличался от возлюбленного, оставленного ею на Сицилии, – гораздо старше, ниже ростом, за тридцать, с тонкими губами, узким лбом и телом, поросшим густой шерстью. Последнее она обнаружила, когда он стащил с себя одежду и, побросав ее на пол, нетерпеливо приказал:

– Раздевайся, солнышко. Ну-ка, глянем, чего там у тебя имеется.

Девушка убежала в ванную комнату и стояла там, дрожа и плача в своем свадебном платье. Стояла до тех пор, пока не вошел Сантино. Не церемонясь, он стащил с нее платье, сорвал лифчик, стащил трусики и, наклонив Донателлу над раковиной, поимел ее сзади, хрюкая, как боров.

Боль была такой невыносимой, что девушка закричала, однако Сантино и ухом не повел. Он лишь зажал ей рот волосатой лапой и продолжал качать своим насосом до тех пор, пока не утолил похоть. После этого, не сказав ни слова, он вышел из ванной, так и оставив ее склоненной над раковиной; по ногам Донателлы обильно струилась кровь.

Так началась ее замужняя жизнь.

С коротким перерывом Донателла принесла мужу двух дочерей, надеясь, что это сделает его счастливым. Не тут-то было. Он ежедневно выплескивал на нее ярость за то, что она не подарила ему сына. Сантино был нужен наследник, который понес бы дальше гордое имя Боннатти. После этого она не беременела, и он отослал жену к докторам, однако, ощупав ее со всех сторон и сделав всевозможные анализы, те не нашли никаких отклонений. С тех пор Сантино не прекращал унижать ее, то и дело заявляя, что она – никудышная жена.

Однажды Донателла предложила мужу сделать анализ спермы. В американских журналах – таких, как «Космополитэн», – она вычитала, что вина за отсутствие детей далеко не всегда лежит на женщине.

От бешенства Сантино стал бурого цвета. Он с такой силой ударил жену в лицо, что выбил ей два зуба. Это был первый раз, когда он побил ее. Но – далеко не последний.

Со временем ей стало известно, что муж содержит многочисленных любовниц. Впрочем, Донателле было на это плевать. Чем реже он приближался к ней самой, тем лучше для нее.

Утешение она находила в еде. Готовила огромные кастрюли спагетти и поглощала их на завтрак, обед и ужин, пекла себе мягкие пышные булочки, в огромных количествах закупала пирожные, шоколад и мороженое. Скоро она превратилась в огромную глыбу жира.

Теперь ее вид не вызывал у Сантино ничего, кроме отвращения. Все больше времени он проводил со своими стройными любовницами, однако иногда, посреди ночи, напившись до положения риз, он все же вскарабкивался на жену.

Находясь в постели с мужем, Донателла ни разу не испытала сексуального удовлетворения. Да и Сантино не трудился изображать страсть. Единственное, что ему было от нее нужно, – это заиметь сына.

Наконец она вновь понесла, и восторгам его не было границ. Однако когда у нее родилась третья дочь, муж пришел в такое неописуемое бешенство, что исчез из дома на целых полгода.

Для Донателлы эти шесть месяцев были самыми счастливыми за все время ее замужества.

К тому времени, когда Сантино вернулся, она ожесточила против него свое сердце. Теперь Донателла была гораздо старше, мудрее и отказывалась покорно принимать всю ту грязь, которую он привык на нее изливать.

Сантино по достоинству оценил эту перемену. Из глупой деревенской девки Донателла превратилась в сварливую стерву. Наконец-то у него появилась жена, которую было за что уважать!

Раз в месяц, желая ее успокоить, он занимался с ней любовью – до тех пор, пока она наконец не забеременела снова. На сей раз родился сын. Они назвали его Сантино-младший, и в кои-то веки Сантино-старший почувствовал себя счастливым человеком.

Всю любовь, которую Донателла не получила от мужа и не смогла ему дать, она обратила на своего сына. Сантино тоже любил мальчика, и супруги соперничали между собой в том, кто из них уделит ребенку больше внимания. Вскоре мальчик достиг того возраста, когда начал понимать эти противоречия и умело играть на них, обращая себе на пользу. При этом, правда, он всегда больше благоволил к отцу.

Донателла решила, что ее жизнь не так уж и плоха. Она жила в особняке стоимостью три миллиона долларов на Бель-Эр, который когда-то принадлежал известной звезде немого кино. Она была женой крупного бизнесмена. У нее было четверо здоровых детей, и она имела возможность регулярно отсылать деньги своим родственникам на Сицилию.

Как-то раз Сантино предложил жене подучить английский, сказав, что ее сильный акцент раздражает его. Он также просил, чтобы она скинула лишний вес.

Донателла проигнорировала оба эти требования, нагло рассмеявшись прямо ему в лицо.

В один прекрасный день летом 1983 года в ее дверь постучал чернокожий адвокат Стивен Беркли и сообщил ей, что ее муж представляет собой низшую форму жизни. Ха-ха! Как будто она сама этого не знала!

Заинтересовавшись все же, что конкретно подразумевает пришедший, Донателла пригласила его в дом.

Молодой негр швырнул на ее кофейный столик номер порнографического журнала и возмущенно заявил, что обнаженная девушка на обложке – его невеста.

– Они смонтировали ее лицо с чьим-то телом, – прорычал он, швыряя в нее журналом. – Все эти картинки – подделка!

– Я не интересуюсь подобной грязью, – ответила она, уже жалея о том, что так легкомысленно впустила незваного гостя.

– Из-за этих снимков моя невеста пыталась покончить с собой, – продолжал Стивен. – И все потому, что ваш подонок-муж печатает такие мерзости.

Женщине было известно, что Сантино владеет издательством, но он всегда говорил ей, что они печатают техническую литературу, «а не эти омерзительные журнальчики». И вот на ее столе лежит порнографический журнал, а рядом стоит взбешенный адвокат, заявляющий, что это – дело рук ее мужа.

Зазвонил телефон. Обрадовавшись спасительной передышке, Донателла поспешила ответить.

– Говорят из дома на Блуджей-уэй, где ваш муж содержит свою любимую телку, – раздался в трубке приглушенный женский шепот. – Приезжайте и убедитесь сами. Снаружи стоит его машина.

В мгновение ока Донателла вышвырнула адвоката за дверь. Если она поймает Сантино с одной из его любовниц, то эта лживая свинья дорого ей заплатит! Бормоча под нос проклятия, она бросилась в машину и отправилась на охоту за своим обманщиком-мужем.

Отыскать Блуджей-уэй оказалось делом несложным. Донателла поставила свою машину прямо позади автомобиля Сантино, прошла по дорожке к дому и позвонила в дверь. Через несколько секунд дверь чуть приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова Зеко – одного из телохранителей ее муженька.

Донателла изо всех сил ударила в дверь, отчего ее ногу пронзила острая боль.

– Куда ты подевал моего мужа? – рявкнула она.

– Миссис Боннатти… – пробормотал ошеломленный Зеко, приоткрыв дверь чуть шире, но не заметив двух мужчин, подошедших к дому и стоявших теперь позади взбешенной женщины.

– ФБР, – проронил один из них, показывая служебное удостоверение.

Не обращая внимания на незнакомцев, Донателла ворвалась в дом и нос к носу столкнулась со стройной блондинкой.

– Миссис Боннатти! – воскликнула та, словно давно ожидала ее прихода.

Донателла некоторое время смотрела на нее, а затем требовательно осведомилась:

– Мой Сантино у тебя?

– Он здесь, – невозмутимо ответила блондинка. – Но прежде, чем вы его увидите, нам с вами нужно поговорить.

– Он с тобой спал? – заорала Донателла. Двое фэбээровцев проскользнули мимо Зеко и ворвались в дом с пистолетами в руках. Покорно, словно овечка, Зеко проследовал за ними.

– Кто эти люди? – спросила Донателла.

– Встань к стене и заткнись, – скомандовал один из вошедших.

Тут же из задних комнат дома послышался грохот, а затем – несколько выстрелов.

Донателла перекрестилась. Не обращая внимания на джименов , она кинулась по коридору в том направлении, откуда доносились звуки, и увидела мужчину, который тащил в вестибюль маленького мальчика и девочку-подростка. Протиснувшись мимо них, она ворвалась в комнату, откуда только что вышла эта троица.

Тело Сантино было распростерто на полу возле постели. Он был залит кровью и… мертв. Мертвее не бывает.

– Боже мой! Боже мой! Боже мой! – всхлипывала Донателла.

В комнате находилась темноволосая женщина. Донателла узнала ее – это была Лаки Сантанджело, заклятый враг семьи Боннатти.

– Шлюха! – истерически взвизгнула Донателла. – Ты застрелила моего мужа! Ты убила его! Я засажу тебя за решетку!

Затем все смешалось. Прибыла полиция и арестовала Лаки Сантанджело по обвинению в убийстве Сантино. Однако несколько месяцев спустя, когда дело дошло до суда, выяснилось, что курок спустила не Лаки, а Бриджит Станислопулос – внучка миллиардера, которую держал в заложницах Сантино. Она застрелила его в тот момент, когда он пытался изнасиловать ее сводного брата Бобби – шестилетнего сына ее деда Димитрия Станислопулоса и его молодой жены Лаки Сантанджело. Все это было заснято на видеокамеру, и пленка фигурировала на суде в качестве главной улики.

Бриджит была признана невиновной. Лаки, естественно, тоже.

Донателла осталась вдовой с четырьмя детьми на руках. Ее переполняла ярость, искавшая и не находившая выхода. Пусть Сантино и был бессовестной свиньей, но он был ЕЕ свиньей и отцом ЕЕ детей. Его убийство должно быть отмщено. В конце концов, она – сицилийка, а на Сицилии убийство члена семьи не может остаться неотмщенным. Это – дело чести. И неважно, сколько времени понадобится, чтобы осуществить вендетту.

Затем к ней заявился Карлос, старший брат Сантино, и заявил, что готов взять себе весь бизнес ее покойного мужа. Скотина, он предложил ей какие-то жалкие пять процентов! Донателла ответила, что подумает, хотя у нее и в мыслях не было соглашаться на подобную наглость. Вместо этого она встретилась с Джорджем – «бухгалтером» Сантино – и попыталась выяснить, что к чему. Основным занятием Сантино являлись экспорт и импорт, которые, как выяснила вдова, приносили ему ежегодно миллионы долларов, причем в основном – наличными. Помимо этого, ее муж владел недвижимостью, долей в двух казино в Нью-Джерси и довольно прибыльным издательством, которое и вправду печатало техническую литературу, но, кроме нее, – широкий набор самой разнообразной порнографии.

От Джорджа Донателла узнала, что она, оказывается, являлась законным партнером Сантино. Время от времени тот действительно раскладывал перед ней какие-то документы и заставлял ее ставить свою подпись. Она никогда не задавала ему вопросов. В результате все, что осталось от убитого мужа, теперь принадлежало ей.

Джордж был спокойным, незаметным человеком с тихим голосом и мягкими манерами. Он являлся самым доверенным лицом Сантино, и не было ничего, чего бы он не знал о разнообразных предприятиях своего босса. Тихий-тихий, но когда дело касалось цифр, Джордж становился подлинным кудесником. Понаблюдав за ним некоторое время, Донателла поняла, что ему вполне по силам заставить эту финансовую машину и дальше работать без поломок и сбоев. Мало-помалу, пользуясь советами и поддержкой Джорджа, она стала постигать тонкости этого механизма, а затем пришла к выводу, что, если она и впрямь намерена взять бразды правления в свои руки, ей все же придется избавиться от карикатурного акцента, сбросить лишний вес и сделать модную прическу.

Занявшись поисками своего нового «я», Донателла была уже не в силах остановиться. Сначала исчез акцент. Затем – лишний вес. Пластическая операция подарила ей более аккуратный нос, более твердый подбородок и более высокие скулы. Она уменьшила себе грудь, подстригла и обесцветила волосы, накупила целый шкаф уникальных штучных нарядов и множество дорогих украшений.

А примерно в середине этого пути к самоусовершенствованию Донателла вышла замуж за Джорджа, который, как выяснилось, все эти годы был от нее без ума – даже тогда, когда она весила центнер и едва говорила по-английски. Впервые в ее словаре появилось слово «оргазм». Теперь она была счастливее, чем когда-либо прежде, и чувство это лишь усиливалось по мере того, как Донателла обнаруживала в себе недюжинные качества делового человека.

С помощью Джорджа она за очень короткое время усвоила множество необходимых вещей, а когда наконец почувствовала, что готова, полностью взяла дела в свои руки, не забывая при этом прислушиваться к советам мужа. Первым делом она продала издательство и купила на эти деньги захудалую косметическую фирму. Несколько месяцев спустя Донателла выгодно избавилась и от нее, а на вырученную прибыль приобрела сеть небольших отелей. Еще через полгода она продала отели, более чем удвоив первоначально вложенный в них капитал.

С тех пор она уже не могла остановиться. Прибирать к рукам различные фирмы стало ее хобби.

Карлос, брат Сантино, был потрясен. Он снова наведался к ней, на сей раз предлагая партнерство, но Донателла мигом сбила с него спесь, удивив тем самым еще больше. Ведь Карлос считал, что эта провинциальная баба должна целовать ему задницу.

– Что ты предпринимаешь относительно Лаки Сантанджело? – спросила его Донателла. – Мы знаем, что именно семья Сантанджело повинна в убийстве Сантино, а ты спускаешь им это с рук. Если ты ничего не станешь делать, я возьмусь за дело сама.

Карлос вытаращился на вдову покойного брата. С такими бабами ему еще не приходилось иметь дело. Из неотесанной, глупой домохозяйки она превратилась в настоящую динамо-машину бизнеса и даже научилась разговаривать без своего прежнего деревенского акцента. Однако неужели она и впрямь полагает, что сумеет справиться с Лаки Сантанджело? Черта с два!

– Ну и что же ты предпримешь? – осведомился Карлос, с трудом удерживаясь, чтобы не фыркнуть.

– Там, откуда я родом, уважают традиции, – высокомерно отвечала Донателла, думая, что этот человек не умеет платить долги так, как умел его младший брат.

– Не дергайся, – ответил Карлос, злясь оттого, что эта женщина смеет разговаривать с ним подобным тоном. – У меня есть кое-какие планы по поводу этой паскуды Сантанджело.

Донателла насмешливо подняла брови.

– Неужели?

– Представь себе, имеются, – запальчиво проговорил Карлос.

Однако его планам не было суждено осуществиться. В декабре восемьдесят пятого он, как было сообщено, упал с девятнадцатого этажа здания в Сенчури-Сити, где располагался его пентхаус. Никто так и не узнал, как это произошло. Кроме Донателлы.

Виновницей его гибели была неукротимая Лаки Сантанджело.

Донателла пришла к выводу, что теперь уничтожить Лаки – ее святой долг. И, поставив перед собой эту задачу, разработала детальный план ее осуществления.

Ежедневно в четыре часа Санто возвращался из школы домой. Ему больше всего нравились эти несколько часов покоя – до тех пор, пока не явится и снова не начнет вешать на уши лапшу его мамаша. К счастью, она и его слабак-отчим не возвращались домой раньше семи вечера, так что в распоряжении Санто было достаточно времени. Он мог заниматься чем заблагорассудится не боясь того, что эти двое сунут свои носы в его дела.

Санто ненавидел мать. Не было дня, чтобы он не смаковал свою ненависть к ней, думая о том, как несправедливо, что она все еще жива, а отец его умер.

Почему только не убили ее!

Почему только эту тупую задницу не зарыли на три метра под землю!

Единственной положительной чертой в матери являлось то, что с ней было просто управляться. Санто мог вертеть ею как угодно – особенно с тех пор, как уехали все его сестрицы, оставив его в выигрышной позиции.

Что касается Джорджа, то Санто ненавидел и его. Жалкий неудачник, на которого Донна только попусту тратит время. Какой там отчим! Ничтожество. Пустое место.

Санто очень ценил этот промежуток между четырьмя и семью часами вечера. Сначала он выкуривал пару самокруток с «травкой». Потом до отказа набивал брюхо мороженым и сладостями. Затем обращался к своей богатой коллекции порнографических журналов, хранившихся в запертом шкафу. Если девочки возбуждали его в достаточной степени, он облегчался с помощью правой руки, однако в большинстве случаев Санто приберегал свою энергию для нее.

Она была особенной, просто созданной для наслаждения. Она являла собою все, о чем только может мечтать мужчина.

Вот только он пока – не мужчина. Какое скотство – быть шестнадцатилетним!

Каждое утро, заходя в ванную и глядя на себя в зеркало, Санто мечтал повзрослеть и похудеть. Будь он постарше, возможно, у него было бы больше шансов трахнуть ее. Будь он не таким толстым, ему, возможно, удалось бы завалить в постель самых классных в школе телок – живших в Беверли-Хиллс, со вздернутыми носиками, шелковой кожей и длинными светлыми волосами. Для этих маленьких потаскушек не имело значения, что у него навалом денег и обалденная тачка. Они со своими куриными мозгами этого просто не замечали и предпочитали бегать за тупыми кретинами, которые только и знали, что гонять в футбол и тягать гири. Здоровые потные придурки! Как же он их всех ненавидел! Впрочем, Санто был не нужен никто, поскольку у него была она.

Она… Умопомрачительная сексуальная блондинка, у которой все было на месте. И она не стеснялась демонстрировать это. Он видел ее сиськи, задницу и даже волосатую письку. Он читал ее мысли и знал, чего она ожидает от мужчин.

Сегодня Санто решил полностью сосредоточиться на ней и забыть про всех остальных шлюх. Убедившись, что дверь спальни надежно заперта, толстяк открыл шкаф, залез в самую его глубь и извлек на свет свою коллекцию. Чего там только не было! Ее ранние фотографии, на которых она сидела обнаженной, широко раздвинув ноги и демонстрируя угнездившийся между ними густой пучок волос, журнальные статьи, описывавшие ее восхождение к славе, лазерные диски, плакаты, видеокассеты с ее клипами и телевизионными выступлениями…

Больше всего Санто будоражили ее интервью журналам и телевизионщикам. Она была просто озабоченной и разглагольствовала о сексе, словно мужчина.

Санто смаковал каждое слово, запоминал, что нравилось ей больше всего. Она предпочитала напористых мужчин – это было в «Плейбое», она занималась сексом с женщинами – «Вэнити фэйр», она постоянно грезила сексом и мечтала переспать с чернокожим – «Роллинг стоунз».

Да! Это был поистине горячий кусочек! А он был достаточно богат, чтобы купить себе билет прямо до ее мокрой дырки!

Санто знал: наступит день, и он это сделает.

Наступит день, и Венера Мария воочию увидит, как он умеет кончать.

При этой мысли Санто довольно оскалился. Ради этого стоило жить.

Глава 6

– Не могу поверить, что перед следующей встречей у меня еще целый час свободного времени, – выдохнула Лаки, падая в кожаное кресло.

– Это не совсем так, – извиняющимся тоном проговорил Киоко. – Тебя дожидается Чарли Доллар. Я сказал ему, что он может подъехать к пяти, и если к этому времени ты закончишь с интервью, то обязательно его примешь.

– О, Боже! – простонала женщина. – Чем я перед тобой провинилась?!

– Чарли – одна из самых крупных звезд «Пантер», – напомнил Киоко. – Мне стало известно, что Микки Стояли прислал ему сценарий, и Чарли им весьма заинтересовался. Поэтому…

– Я знаю, знаю… Ты прав, Ки. Мне нужно с ним встретиться. Пускай он будет счастлив.

– Это было бы весьма разумно.

Лаки нравилась манера, в которой говорил Киоко. Он всегда выражался четко и недвусмысленно.

– Ладно, закажи в мексиканском ресторанчике через дорогу две «Маргариты»

и блюдо гуакамолы . Потом включи лазерный диск Джонни Холидея. Я хочу дать своей голове отдых, и Чарли Доллар – наиболее подходящий для этого человек.

Киоко кивнул, польщенный тем, что хозяйка согласилась с его доводами.

Пятидесятилетний Чарли возник в ее кабинете пятью минутами позже – с кривой ухмылкой на губах и букетом пурпурных – ее любимых! – роз.

Чарли, подобно большинству актеров, умел быть страшным занудой, но Лаки это не волновало. Она любила его за то, что он не относился к себе слишком серьезно и обладал неким сардоническим чувством юмора, которое делало его душой любой компании. Откровенно говоря, если бы ей не встретился Ленни, то на его месте, вероятнее всего, оказался бы Чарли. Этого человека отличала какая-то нешаблонная привлекательность, вроде той, что свойственна Джеку Николсону.

Чарли плюхнулся на диван, не выпуская из зубов самокрутку с «травкой».

– Получила мое послание? – осведомился он, делая глубокую затяжку.

– Да куда же от тебя денешься! – ответила Лаки, оглядывая его взлохмаченные волосы, измятую футболку и чересчур короткие брюки. Все эти детали, как ни странно, только добавляли ему обаяния. Чарли как нельзя больше подходило амплуа «славного малого».

Он похлопал себя по животу.

– Вижу ты позаботилась о том, чтобы я смог набить себе брюхо. Верно?

– Конечно, ведь если оно у тебя исчезнет, твои поклонники захиреют от горя, – едко парировала Лаки.

– Умная девочка.

– Сколько же в тебе дерьма, Чарли! – сказала она, глядя на него с преданной улыбкой.

Артист с деланным возмущением выгнул бровь.

– Это почему же? Только потому, что я стараюсь поддерживать имидж кинозвезды, которую все знают и боготворят?

– Нет, просто потому, что ты полон дерьма. Точка! Может быть, именно поэтому я тебя и люблю.

Чарли сделал еще одну глубокую затяжку, после чего протянул самокрутку Лаки. Она покачала головой. Возможно, будь на его месте Ленни, она бы и не отказалась, но сейчас, да еще перед очередной встречей…

Чарли театрально вздохнул.

– Ах, Лаки, Лаки, Лаки… Ну, что мне с тобой делать!

Она попробовала гуакамолу и несколько секунд смаковала ее терпкий вкус.

– Уж, по крайней мере, не то, что ты делаешь со всеми остальными женщинами, – колко ответила Лаки.

– Эй, – возразил Чарли, снова подняв брови домиком, – а куда деваться, если каждая из них только и думает о том, как бы взгромоздиться на мой старый разболтанный скелет! Я не преувеличиваю, детка, я и вправду слишком стар, чтобы делать дзинь-дзинь всю ночь напролет. Ну да, конечно, – с иронией откликнулась Лаки.

– Хотя с некоторыми цыпочками у меня такое все же случается, – продолжал Чарли, пропустив мимо ушей ее сарказм. – Вот, к примеру, была у меня недавно одна – даже ни разу не слышала, кто такой Брюс Спрингстин! Можешь себе представить?

Лаки покачала головой.

– Жизнь – тяжелая штука, Чарли, особенно, когда ты встречаешься с девочками не старше восемнадцати лет.

Они засмеялись. Существовавшая между ними дружба делала их отношения непринужденными и радостными.

– Поговаривают, ты собралась на грязный уик-энд, – заметил Чарли, откидываясь на спинку дивана и разглядывая свои обгрызенные ногти.

Лаки поглядела на его большой, уютный живот, который едва помещался под футболкой. Интересно, задумывался ли он хоть раз о том, чтобы заняться спортом?

– Какой же он «грязный». Я собираюсь провести время с собственным мужем?

– Тем более грязный!

Лаки усмехнулась. Ей уже не терпелось увидеть Ленни.

– Я уезжаю всего на три дня. Сделай мне одолжение, Чарли, постарайся больше не капризничать – по крайней мере, до моего возвращения.

– Я постараюсь, моя дорогая Принцесса мафии.

– Не называй меня так! – потребовала она. Чарли с многозначительной миной погрозил ей пальцем.

– Ладно-ладно, мы же оба знаем, что тебе это нравится.

– Мне – нет, – возмущенно отрезала Лаки. – Мой отец никогда не был гангстером. Он – всего лишь предприимчивый бизнесмен, правда, со связями в определенных кругах.

– Конечно, – с кривой усмешкой согласился актер. – В таком случае я в свободное время развлекаюсь тем, что работаю шофером лимузина. Так как поживает Джино? Неужели старик все еще умудряется делать так, чтобы все крутилось вокруг него? Я просто восхищаюсь этим достойным гражданином нашего города!

– Железный человек, – сухо подтвердила Лаки. – Командует всей семьей.

Чарли лениво выпустил колечко дыма.

– А у меня никогда не было возможности попробовать, что это такое.

– Может, все же соберешься?

– Ну-у, быть железным человеком… моя мечта.

– Вот уж не думала, что тебя это волнует.

– Конечно, волнует. – Чарли умело выдержал паузу и добавил:

– Измени рекламную афишу, и это будет волновать меня еще больше.

Лаки улыбнулась. Ох уж эти актеры! У них всегда найдется что-нибудь за пазухой. И они всегда ухитряются выдвинуть это «что-нибудь» на передний план.

– О'кей, Чарли, договорились. А теперь, может, передохнем? Хотя бы пять минут? Чарли Доллар довольно ухмыльнулся.

– Как скажешь, детка.

– Бриджит?

– Нона? Господи… Нона! Как ты? Когда вернулась? И каким образом меня нашла?

– Позвонила твоей бабушке, и после короткого допроса с пристрастием она дала мне твой адрес. Приняла все меры предосторожности. Еще бы, ведь я могла оказаться кем угодно!

Нона Вебстер, ее бывшая лучшая подруга… Они не виделись уже два года – с тех пор, как родители Ноны – Эффи и Юл, представители состоятельной американской богемы – отправили дочь в кругосветное путешествие. Девочки вместе учились в частной школе и на пару выкинули немало эскапад.

– Как здорово, что ты позвонила! – с восторгом воскликнула Бриджит. – Откуда ты?

– Откуда же еще, как не из дома, черт бы его побрал! Я ведь так и не успела обзавестись собственной конурой. Зато теперь у меня есть работа. Я – рисерчер в «Мондо».

– Ух ты, классный журнал! – восхищенно воскликнула Бриджит.

– Ага! Меня туда засунула Эффи. А ты? Чем занимаешься в Нью-Йорке? Ведь сама же говорила мне, что не можешь жить нигде, кроме Лос-Анджелеса.

– Да, так оно и было… раньше. А потом я передумала.

– То есть ты… кого-то встретила?

– Если бы… – с легкой грустью вздохнула Бриджит.

– Слушай, нужно встретиться. У меня – столько всего тебе рассказать!

– Может, пообедаем? – предложила Бриджит. Ей самой не терпелось поведать Ноне о своих мытарствах.

– Отлично! – ответила Нона. – Жду не дождусь обеда.

Они встретились в «Серендипити», жевали хот-доги в полметра длиной и наперебой делились новостями. Нона была скорее интересной, нежели хорошенькой. У нее были великолепные натуральные, а не крашеные, рыжие волосы, чуть раскосые глаза и покрытое веснушками личико. Одета она была под панка и вела себя с вызывающей прямотой. Как только девушки уселись, Нона тут же поведала подруге, что имеет трех любовников, причем все они живут в разных странах.

– Никак не могла решить, который из них мне больше подходит, вот и сбежала от всех троих, – сообщила она с озорной гримасой – – Представляешь, они все хотели меня захомутать. Женихи! Поэтому я сейчас чувствую себя чуть ли не поблядушкой!

– Ты и есть поблядушка, – с уверенностью констатировала Бриджит. – Тоже мне, новость!

– Вот уж спасибо! – воскликнула Нона.

– Ты даже в школе кокетничала больше других, – напомнила подруге Бриджит. – Я на твоем фоне выглядела просто любительницей.

– Это правда, – согласилась Нона. – Но хватит обо мне. Как дела у тебя?

– Пытаюсь стать фотомоделью, – призналась Бриджит.

– Моделью? Да иди ты!

– А что тут такого?

– Да не знаю… Просто такая дерьмовая профессия… Никаких мозгов не нужно, знай себе вертись перед фотоаппаратами.

– У меня получится, Нона. Мне только нужно начать.

– Ну и ладно, начала – так валяй дальше. Это классно. По крайней мере, выглядишь ты просто великолепно! Все те же потрясающие сиськи и, должна отметить, похудела в тех местах, где это было необходимо. – Ты тоже.

– Гм, – хмыкнула Нона, скорчив рожицу. – Тебя бы на мое место. Чего я только не перепробовала в тех странах, где была: свиные уши, змеиную желчь, бычьи яйца… Как только они могут все это жрать!

– Расскажи мне об этих трех… женихах, – изнывая от любопытства, попросила Бриджит. Нона почесала свой веснушчатый носик.

– Они все были классными. Один из них – негр. Представляю, что было бы с моими родителями! Спятили бы, наверное. А может, и нет – с ними ни в чем нельзя быть уверенной наперед. Знаешь ведь, какие они либералы. Да, кстати, сегодня вечером они устраивают одну из своих любимых вечеринок. Ты приглашена!

– Как поживает Пол? – равнодушно спросила Бриджит.

Красавец Пол Вебстер, художник, брат Ноны… В свое время Бриджит была влюблена в него долго и… безуспешно, до тех пор, пока у нее не появился другой. Только тогда Пол сделал первый шаг и поведал ей о своей любви. Слишком поздно. К тому времени она им уже переболела.

– Женился, да еще и ребенком обзавелся. Что только делается с людьми!

– Он еще пишет? – спросила Бриджит, вспомнив, каким яростным талантом обладал Пол.

– Не-а, он теперь биржевой маклер на Уолл-стрит. Сама честность. Кто бы мог подумать! Уписаться можно…

– Я совершенно не могу представить Пола отцом семейства и добропорядочным служащим. Он, должно быть, действительно изменился.

– Ага, только у меня, знаешь ли, существует большое подозрение, что под этой респектабельной кожурой он по-прежнему остается хулиганом.

– Послушай, сделай мне одолжение, – горячо заговорила Бриджит, – внуши своим родителям: я не хочу, чтобы кто-либо в Нью-Йорке знал, кто я такая. Я сейчас – Бриджит Браун. После всех прошлых скандалов так будет куда спокойнее.

– Как скажешь. – Нона взглянула на часы и передернула плечиком. – Мне пора на работу, – добавила она, хватая со стола счет. – Увидимся вечером. В девять. Надень что-нибудь умопомрачительное!

Бриджит кивнула.

– Приду.

Купер Тернер был знатоком женщин, а Лесли Кейн, вне всякого сомнения, была потрясающей особью. Неудивительно, что вся Америка очень быстро влюбилась в этот эталон американской красоты – с развевающимися рыжими волосами, чувственными пухлыми губками и пышными формами. Стоило ей появиться всего в двух кинолентах, как она тут же стала звездой. Сейчас Лесли снималась в одной картине с Купером и, хотя ему было около пятидесяти, а ей только исполнилось двадцать три, между ними закрутился бурный роман – и на экране, и в жизни. Голливуд любил, чтобы его примадонны были молоденькими, а возраст их спутников не имел значения.

Лесли спала с Купером и по сценарию, и без оного. Стоило ему только взглянуть на нее своими пронзительными голубыми глазами, и она таяла, как льдинка на солнце.

Когда Лесли было еще только четырнадцать, над ее постелью висел плакат. Купер Тернер. Герой ее мечты. В журналах для поклонников кинозвезд девочка читала все, что касалось Тернера, и, Боже, как она ненавидела всех женщин, с которыми он спал! Неужели он не понимал, что обязан дождаться ее!

Когда по ночам в спальню Лесли приходил ее отчим, наваливался на нее раздувшимся брюхом и обжигал омерзительным пивным дыханием, девочка закрывала глаза и вызывала в памяти образ Купера. Пришпиленный к стене над расшатанной постелью, он смотрел, как жирный отчим рычит и хрюкает, лежа на своей падчерице.

Как часто ей хотелось врезать ногой по его тухлым яйцам и убежать. Но она не могла этого сделать – по крайней мере, до тех пор, пока в соседней комнате лежала и умирала от рака ее больная мать. В тот же день, когда мать наконец отошла в мир иной, Лесли сбежала. В ее кармане лежала украденная у «папаши» тысяча баксов, а душу переполняли честолюбивые мечты, которые должны были служить для девочки стимулом в предстоящем путешествии. Прощай, Флорида! Привет, Лос-Анджелес! Лесли было восемнадцать, и выглядела она на зависть каждой женщине, поэтому прошло совсем немного времени, и ее заметила мадам Лоретта – женщина, умевшая с первого взгляда распознавать тех, на ком можно заработать деньги. На протяжении многих лет мадам Лоретта являлась самой известной бандершей Голливуда и поставляла смазливых девчонок сластолюбивым кинозвездам. Главными требованиями, которые она предъявляла девицам, были свежесть и неиспорченность. Чем невиннее, тем лучше. Она немедленно вытащила Лесли из дорогого магазинчика на Родео-драйв, где та работала, и поселила в роскошной квартире.

Лесли была естественной. Умело пользуясь своей изумительной внешностью и обаянием, она вскоре очаровала всех клиентов мадам Лоретты, и, к вящей радости последней, они превратились в постоянных.

Однако у Лесли не было ни малейшего желания до конца своих дней оставаться девочкой по вызовам. Обслуживать богатых стареющих мужчин отнюдь не являлось мечтой ее жизни. Она стремилась к большему. Ей хотелось настоящей любви, и вот однажды, дожидаясь, пока в гараже на Санта-Палм ей помоют машину, Лесли повстречалась с ней в лице Эдди Кейна. Он прославился еще в детстве, снявшись мальчишкой в нескольких картинах, а сейчас возглавлял службу распространения на киностудии «Пантер».

Эдди Кейн был типичным голливудским экземпляром и в отношении женщин был не промах. Одного взгляда на Лесли ему оказалось достаточно, чтобы он мысленно сжег свою толстую записную книжку с телефонами многочисленных любовниц. Поначалу Эдди не подозревал о том, что в свое время она являлась одной из наиболее высокооплачиваемых девиц мадам Лоретты, и, надо сказать, Лесли приложила все усилия, чтобы муж как можно дольше пребывал в этом блаженном неведении. Однако со временем правда все же выплыла на свет, проложив глубокую трещину в их отношениях.

Это было тяжелым временем для Лесли, но она твердо решила не возвращаться к прошлому. Девушка устроилась работать в фешенебельный салон красоты, и через несколько недель ее приметила там Абигайль, жена Микки Столли. Абигайль настояла на том, чтобы Микки устроил для этой ослепительной красавицы кинопробы, и примерно в это же время, до одурения нанюхавшись кокаина, Эдди врезался на своей дорогой «мазератти»в бетонную стену, оставив Лесли молодой вдовой.

Ее кинопробы стали подлинной сенсацией. Через год она стала звездой.

И впрямь, нередко думалось Лесли, если ты чего-то очень захочешь, здесь, в Голливуде, может осуществиться абсолютно все.

Теперь она находилась в постели с Купером Тернером, являясь для него воплощением всего, о чем он только мог мечтать. Сам же он тоже являлся ее воплощенной в явь мечтой.

Лесли перекатилась на живот и провела своими идеально наманикюренными ногтями по его гладкой обнаженной спине. Был обеденный перерыв, и они находились в мотеле неподалеку от киностудии. Обед в понимании Купера представлял собой непрерывный получасовой секс, в течение которого Лесли успела кончить столько раз, что уже сбилась со счета. Он был просто феноменальным любовником!

Сейчас Купер лежал рядом и спал. Даже во сне с его мужественного, хотя и немного мальчишеского лица не сходила довольная улыбка.

Приехать в мотель придумал именно Купер, и, не говоря никому ни слова, они улизнули со студии, что для актеров, кстати, являлось непростительным проступком. Лесли понимала: когда она вернется, гримеры и парикмахеры просто разорвут ее на части, поскольку, чтобы она снова смогла предстать перед камерами в полной красе, им опять понадобится возиться с нею не менее часа.

– Просыпайся, пирожок, – проворковала она своим грудным, полным удовлетворения голосом. – Давай же, нам пора возвращаться.

Купер приоткрыл один глаз и лениво потянулся к ее грудям – пышным, как и все остальное в этой женщине. Он сдвинул их вместе и принялся нежно гладить пальцами соски.

От горячей волны, прокатившейся по телу, Лесли издала глубокий вздох и ощутила, как твердеют соски под кончиками его пальцев.

Купер перевернулся на спину и посадил женщину верхом на себя, широко раздвинув ее длинные ноги над собой. Очень медленно он погрузил в нее два пальца, смакуя наслаждение, которое читалось на ее лице.

– Опускайся, родная, – велел он, польщенный тем, что за такое короткое время может довести женщину до любовного исступления. – Только делай это как можно медленнее.

– Но Купер… – попыталась было возразить Лесли, заранее понимая, что никакие протесты не помогут. Она уже знала, что исполнит все в точности, как он велит.

– Давай же, детка, – поторопил он. – Чего ты ждешь?

Лесли затаила дыхание и ощутила, как он скользнул внутрь нее. Сжав мышцы, она обхватила его плотным упругим кольцом. Он был ее пленником!

– Вот так, детка, вот так, – простонал Купер, сжимая руками ее ягодицы. – Ты просто чудо!

Глава 7

– Расскажи мне о своей матери, – попросила Тин Ли. – Какая она?

Сумасшедшая, хотелось сказать Алексу. Жадная. Стерва. Эгоистка. Деспотичная баба. Старая кляча. Она превратила моего отца в алкоголика и раньше времени свела его в могилу. И даже сейчас, несмотря на все мои успехи и славу, она постоянно гробит меня.

– Она тебе понравится, – лаконично ответил он. – Она замечательная женщина.

– Не сомневаюсь, – с вежливой улыбкой кивнула Тин Ли. – Ведь она воспитала тебя, Алекс, а ты – прекрасный человек.

О, Господи! Стбит с ними один раз переспать, и они уже считают, что знают о тебе все!

– Мне не терпится с ней познакомиться, – воскликнула Тин Ли, крепко сцепив свои маленькие ручки. – Это такая честь, что ты попросил меня поехать вместе с тобой на ее день рождения!

Ах, детка, если бы ты только знала… Просто я не могу находиться один в компании моей дорогой старой мамочки. Она невыносима. Если мы хоть на секунду останемся наедине, то немедленно вцепимся друг другу в глотки. Алекс Вудс с мамашей – это похуже любого фильма ужасов!

Они стояли в холле в квартире Алекса Вудса. В свое главное жилище – современный дом на побережье – он девиц не водил. Это была его крепость, и мимолетным любовницам путь сюда был заказан.

Тин Ли существовала в жизни Алекса Вудса вот уже шесть недель. Она была родом из Таиланда, эта хрупкая и хорошенькая двадцатилетняя актриса. Как-то раз Тин Ли пришла на пробы, после чего Алекс предложил ей встретиться в менее формальной обстановке. Спал он с ней всего один раз, и больше ему не хотелось. Она не давала ему возможности почувствовать себя моложе. Наоборот, с этой девушкой он начинал ощущать себя старой развалиной. Но сегодня она была отчаянно нужна Алексу в качестве буфера между ним и его матерью.

– Надеюсь понравиться ей, – проговорила Тин Ли. Голос ее звучал возбужденно и несколько патетично.

– Ты наверняка ей понравишься, – заверил девушку Алекс, подумав про себя: «Если ты действительно на это надеешься, значит, ты еще глупее, чем я предполагал».

– Спасибо, – благодарно выдохнула Тин Ли.

О, Боже, Доминик разорвет эту бедную девочку на куски! «Еще одна молодая дрянь, мой милый? – спросит она, когда Тин Ли отправится в дамскую комнату. – Еще одна азиатская потаскушка? Почему ты не можешь завести роман с приличной американской девушкой? Ты уже не мальчик, Алекс. Тебе сорок семь лет, и выглядишь ты именно на столько. Скоро ты облысеешь, и кто тогда на тебя польстится?»

Он в точности знал, что скажет мать, еще до того, как слова срывались с ее ярко накрашенных губ. Скоро ей стукнет уже семьдесят один, но время так и не смягчило ее.

А что может поделать Алекс! Она – его мать, и предполагается, что он должен ее любить.

Мортону Шарки перевалило за пятьдесят. Это был высокий худощавый мужчина с ястребиным носом. Блестящий юрист с репутацией первоклассного консультанта в области бизнеса. Именно он помогал Лаки во всех финансовых начинаниях, связанных с «Пантер», и хотя друзья считали Мортона пессимистом, не было еще случая, чтобы его подвел деловой инстинкт.

Между Мортоном и Лаки шли нескончаемые дерепалки. С того самого дня, когда она стала хозяйкой «Пантер», Шарки, не переставая, твердил, что это – бесперспективная авантюра.

– Будет тебе, Мортон! – не раз возражала ему Лаки. – Я строила отели в Вегасе, я управляла судоходной империей Димитрия и чтобы я не сумела управиться с какой-то киностудией!

– Кинобизнес – это нечто совсем другое, – с жесткой ноткой в голосе отвечал ей Мор-тон. – Это – самый бесчестный бизнес из всех имеющихся.

Если он так много знал о кинобизнесе, то должен был бы понимать: для того чтобы изменить положение дел, необходимо время. Кроме того, продав по его настоянию шестьдесят процентов акций, Лаки практически вернула свои первоначальные вложения. Так с какой стати переживать! Пока у них все идет как надо.

Мортон слушал ее обстоятельный рассказ о встрече с японскими банкирами.

– Если это торговое мероприятие удастся, мы получим хорошие доходы, а это – как раз то, что надо, чтобы успокоить банки.

– Хорошо, – только и сказал Мортон.

– Я надеялась, что ты тоже будешь присутствовать на этой встрече, – проговорила Лаки, заметив, что Мортон, похоже, чем-то озабочен.

– Меня задержал полисмен.

– В следующий раз не будешь надевать «роллекс», а то ты похож на богатого мафиози, – пошутила Лаки, но Мортон не отреагировал. – На этот уик-энд я уезжаю к Ленни. Когда вернусь, обсудим все остальное. Если японцы согласятся, а две наши картины по-прежнему будут пользоваться таким успехом, я полагаю, мы сможем считать, что у нас все получилось. Согласен?

Мужчина прочистил горло.

– Да, Лаки.

Сегодня Мортон был какой-то не такой.

Лаки надеялась, что это не связано с возрастным кризисом, через который обязательно проходит каждый мужчина. Сейчас он вел себя так, будто ему не терпелось вырваться из ее кабинета.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросила она.

– А почему со мной что-то должно быть не в порядке? – задиристо, вопросом на вопрос ответил юрист.

– Я только спросила. Мортон вскочил на ноги.

– По-моему, я начинаю заболевать. Наверное, простудился.

– Ложись в постель и пей побольше жидкости, – тоном доброго доктора посоветовала Лаки. – Да, и не забудь: главное – побольше бульона.

– Желаю тебе приятно провести выходные, Лаки.

– Именно это я и намерена сделать!

Мортон Шарки уехал из «Пантер»в своем роскошном «ягуаре»с откидным верхом. Эта машина была его вызовом наступающему возрасту. Проехав два квартала, он притормозил у тротуара и набрал номер на своем автомобильном телефоне. Когда ему ответил женский голос, он хрипло спросил:

– Донна?

– Да.

– Мы почти у цели. Вскоре ты получишь то, чего добиваешься.

– Постарайся, чтобы это случилось как можно скорее.

Щелк. Не говоря больше ни слова, она повесила трубку.

В своей жизни ему приходилось встречать немало «снежных королев», но эта могла дать фору кому угодно. Она, черт ее подери, вела себя как хозяйка всей планеты! Шарки ненавидел эту ее манеру. Но больше всего его угнетал тот факт, что он плотно завяз в ее паутине.

Как мог он оказаться таким глупцом!

Как мог он, Мортон Шарки, угодить в самую древнюю из всех существующих ловушек!

Мортон Шарки, женатый мужчина, отец двух взрослых детей, уважаемый представитель делового мира, образцовый семьянин, член совета директоров нескольких известных благотворительных фондов… Всю свою жизнь он работал не покладая рук и помогал другим, менее удачливым, чем он сам. Его жена Кэндис, несмотря на свои годы, была все еще очень привлекательной женщиной и к тому же верной женой. Мортон любил свою жену и за двадцать шесть лет их семейной жизни изменил ей лишь дважды.

До тех пор, пока не встретил Сару.

Семнадцатилетнюю Сару – с длинными рыжими волосами и мелочно-белыми шелковыми бедрами, с обкусанными ногтями, красивым, выразительным ртом, маленькими грудями и волосами мандаринового цвета на лобке…

О, Боже, он мог бы говорить о ней часами! Она была самым терпким блюдом в его жизни, и даже сейчас, после всего, что произошло, он продолжал грезить ею.

Сара была младше его дочери.

Сара обладала свободолюбивым духом.

Сара была будущей актрисой.

Сара получила двенадцать тысяч долларов, чтобы подставить его.

А он все равно продолжал ее любить.

Или – был одержим ею.

Впрочем, это не имело значения, поскольку Мортон все равно не смог бы ее бросить.

Как же звучит это выражение, которое он столько раз слышал? Ах, да… Нет хуже дурака, чем старый дурак.

Вот уж точно!

И все же… когда он находился рядом с Сарой, когда она обволакивала его своей молочной плотью, обвивала ногами и они вместе предавались воплощению самых смелых фантазий, все остальное переставало иметь для него какое-либо значение. Даже шантаж.

Мортон не хотел предавать Лаки. У него просто не было иного выбора.

Донна Лэндсмен пообещала уничтожить его, если он откажется это сделать.

Дом Лаки в Малибу стоял на берегу океана, и из его окон открывался потрясающий вид на береговую линию. Это был удобный особняк в средиземноморском стиле – с простой мебелью из пальмового дерева, множеством книг, картин и вещей, собранных Лаки и Ленни. Они оба решили, что это – идеальное место, чтобы растить детей.

Приехав домой, Лаки застала маленькую Марию, ковыляющую в гостиной в своем милом желтом комбинезончике. Подхватив дочь на руки, она подбросила ее высоко в воздух. Девочка довольно захихикала – как и ее мать, она обожала любую активную деятельность.

– Никак не хотела идти в постель, пока не повидается с вами, – сообщила Чичи, симпатичная чернокожая няня Марии.

– Не желаешь идти в постель? – с притворным возмущением обратилась Лаки к дочери и стала щекотать девчушку, пока та не завизжала от восторга. Когда же она успокоилась, Лаки поцеловала ее в лобик и проговорила:

– Мамочка уезжает на несколько дней, поэтому ты должна быть хорошей девочкой и слушаться Чичи.

– Мама едет, – залопотала Мария, вырвавшись из ее рук и принявшись бегать по комнате на своих неверных еще ножонках. – Мама едет-едет-едет-едет…

– Мама едет, но скоро вернется, – заверила крошку Лаки.

– Мамочка милая, – продолжала ворковать девочка, подбежав к матери и ласково шлепнув ее по лицу своими мягкими ладошками. – Миленькая мамочка.

Иметь таких чудесных детей было настоящим счастьем. Нежно уложив Марию в постель, Лаки на цыпочках подошла к колыбельке крошки Джино. Малыш спал, крепко зажав в губах соску-пустышку.

Любуясь сыном, женщина подумала, что, наверное, именно ради таких вот моментов стоило жить.

Затем она спустилась к себе в спальню, проверила собранную для отъезда сумку, перекусила на скорую руку и позвонила отцу, чтобы договориться о встрече с Алексом Вудсом.

– Он написал потрясающий сценарий, – с воодушевлением рассказывала она. – Очень жизненный. И ждет не дождется встречи с тобой.

– Ладно, ладно, – хрипло ответил Джино. – Давай, тащи сюда этого твоего парня. Может, и научится у меня кое-чему;

– Ты не будешь возражать, если мы с ним подъедем к тебе в Палм-Спрингс в конце следующей недели? – спросила Лаки, отщипывая кусочек шоколадного пирожного.

– А ты тоже собираешься приехать?

– Ну да. Не могу же я оставить Алекса наедине с тобой. Ты запугаешь его до обморока, и он откажется снимать свой фильм на моей студии.

– Что же он, такое уж дерьмо цыплячье? – усмехнулся Джино.

– Не могу сказать. Я еще недостаточно хорошо его знаю.

– Ну, вот что, детка, если этот парень – настоящий мужик, то я, так уж и быть, кое-что ему порасскажу.

– Спасибо. Это было бы просто чудесно! Однако стоило Лаки положить трубку, как телефон немедленно зазвонил.

– Милая! – раздался далекий голос Ленни. Они были женаты уже четыре года, а ее сердце все еще продолжало подпрыгивать в груди, как только она слышала мужа.

– Ленни! Я пыталась дозвониться до тебя целый день.

– Ну, вот я и объявился – старый, измученный и сексуально неудовлетворенный. Она тихо засмеялась.

– Не заговаривай мне зубы, провокатор.

– А почему бы и нет! Ведь ты сейчас так доступна…

– Да?

– Да.

– Ну, как дела?

– Обычная чехарда, дорогая. Ничего экстраординарного. Ты нужна мне, Лаки. Прямо сейчас. Рядом.

– Я уже выезжаю в аэропорт.

– Мне без тебя очень плохо, любимая! Я так сильно скучаю!

– Я тоже скучаю по тебе, Ленни. И дети – тоже. Мария целыми днями бегает по дому и кричит: «Папа! Папа!» Это у нее что-то вроде нового заклинания.

– Как она ходит?

– Прекрасно!

Несколько секунд он молчал, а потом заговорил:

– Дорогая, ты уверена, что на самом деле хочешь этого – болтаться в самолете столько часов кряду только для того, чтобы провести со мной пару дней?

– Ха! Попробуй останови меня!

– Значит, мне от тебя не спастись? – шутливо спросил он.

– Ну и комик же у меня муж!

– А разве ты этого не любишь?

– Я люблю тебя, – нежно проговорила Лаки.

– Я тоже тебя люблю. Поцелуй ребятишек и скажи, что папа о них все время думает.

– А как насчет того, чтобы поцеловать меня?

– Я сделаю это при встрече.

Лаки рассмеялась, предвкушая дни, которые они проведут вдвоем.

– О, дорогой, ради одного этого я готова лететь на другой конец света.

– Буду встречать тебя в аэропорту. Желаю благополучно добраться.

– До скорой встречи, Ленни.

Не переставая улыбаться, она повесила трубку.

Ее лимузин подкатил точно в срок. За рулем, как обычно, сидел Буги – их телохранитель, частный детектив и шофер в одном лице. Прошедший вьетнамскую войну, Буги был надежен и умен. Лаки доверяла ему целиком и полностью. Всю дорогу до аэропорта они ехали в уютном молчании – Буги никогда не говорил, если только это не было абсолютно необходимо.

Лимузин остановился на взлетном поле, и она вышла прямо возле принадлежавшего «Пантер» реактивного самолета. Лаки была не в настроении разговаривать, однако пилот настоял на том, чтобы дать ей полный метеорологический отчет. А стюард – ярко выраженный педераст с высокой прической – не смог удержаться и поделился с ней «потрясающей сплетней» относительно Лесли Кейн и Купера Тернера. Как будто она уже не наслушалась об этом до тошноты за обедом с Венерой! И почему только люди так любят все эти скучные и бессмысленные слухи?

Самолет взлетел, и, откинувшись на спинку сиденья. Лаки закрыла глаза.

Уик-энд с Ленни… Она уже изнывала от нетерпения!

Глава 8

– Привет, красавица! – бросил Купер Тернер, входя в роскошную белую ванную Венеры Марии.

Она сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. Подойдя сзади, Купер положил руки на груди жены, поиграл ее сосками и поцеловал ей затылок, зарывшись лицом в платиновые волосы.

На лице Венеры не дрогнул ни один мускул. Она готовилась к задуманному ею шоу на ужине у Лесли и собиралась сыграть его, как не играла никогда в жизни.

– Как сегодня работалось? – с деланным равнодушием осведомилась она.

– Отлично, – заявил Купер, наклонившись поближе к зеркалу и разглядывая собственное отражение. – А что, у меня уставший вид? – обернулся он к жене.

– М-да… есть немножко, – сказала женщина, зная, что подобный ответ способен довести его до белого каления. Купер признавал только комплименты.

– Тебе и вправду так кажется? – озабоченно нахмурился он.

– Тут уж ничего не поделаешь, дорогой, – с наигранной заботой в голосе проговорила Венера. – Ты ведь так много работаешь. Пропадаешь на студии с утра до вечера. Готова поспорить, что у тебя даже не нашлось времени поесть. Чем ты сегодня пообедал?

«Писькой Лесли Кейн», – чуть не выпалил Купер, но вовремя сдержался. Не хватало еще, чтобы Венера узнала о том, что он валялся в постели с Лесли! У его жены был бешеный темперамент, а эта девица – всего лишь очередной проходной вариант.

– Э-э-э… только салат, – наугад брякнул он. – А ты?

– Обедала с Лаки.

– Как она поживает?

– Отлично. «Пантер» субсидирует новый фильм Алекса Вудса.

– Господи! – воскликнул Купер. – Алекс и Лаки? Они же друг друга зарежут!

Венера продолжала расчесывать волосы.

– Разве ты с ним знаком?

– В свое время мы провели с ним несколько бурных ночек. Алекс – совершенно необузданный человек.

– М-м-м… – протянула Венера, загадочно улыбаясь. И колко добавила:

– С самым большим членом во всем Голливуде.

Купер насторожился.

– А ты откуда знаешь? – тревожно осведомился он.

– Я все знаю.

Он поверил жене безоговорочно.

– Неужели даже больше, чем у меня?

– Не будь таким самоуверенным.

– Я всего лишь реалист, дорогая, – ухмыльнулся Купер. – И смотрю на вещи трезво.

«Конечно, – подумала Венера. – Посмотрим, каким ты будешь реалистом после того, что я выдам за ужином у Лесли! Поглядим, какая у тебя станет рожа!»

Бриджит собиралась на вечеринку к Вебстерам так, словно уже являлась прославленной супермоделью. Она достаточно нагляделась на великосветских девиц и знала, как надо ходить, как смотреть. Взгляд обязан говорить: «Я – хозяйка мира, а вы – ничтожные псы», а походка должна служить подтверждением этого взгляда. Бриджит в полной мере обладала и тем, и другим. Она долго одевалась, придирчиво роясь в своих нарядах и отбрасывая их один за другим. Наконец остановилась на умопомрачительном черном платье от Эрве Леже и туфлях-лодочках от Маноло Бланика. Ей было прекрасно известно, как соблазнительна она со своими рассыпавшимися по плечам медовыми волосами, в этом облегающем платье, да еще и без лифчика, Бриджит уже давно решила, что ее карьера фотомодели может начаться в любой момент, и теперь отправлялась на вечеринку с ощущением, что сегодня вечером ее кто-нибудь непременно заметит.

Родители Ноны встретили ее у дверей и были, похоже, ошеломлены тем, как изменилась Бриджит. Еще бы, ведь они помнили ее смешной белобрысой девчушкой, а теперь в их дом вошла красотка с точеной фигурой, полная достоинства и знающая себе цену!

– Моя дорогая, ты выглядишь просто потрясающе! – восторженно воскликнула эксцентричная мама Ноны.

– Вы тоже, Эффи, – ответила любезностью Бриджит. Ее светло-синие глаза перебегали с одного гостя на другого, высматривая «нужных людей», на которых следовало произвести впечатление.

– Нона сказала мне, что ты теперь – модель, – проговорил Юл – отец ее подруги, высокий представительный мужчина.

– Гм… да.

– Это, должно быть, ужасно интересно?

– Так оно и есть, – солгала Бриджит.

– Ну что ж, – сказал Юл, вводя ее в огромную комнату, наполненную разношерстной публикой, – я уверен, что здесь ты повстречаешься со многими своими знакомыми.

– Благодарю вас, я в этом тоже не сомневаюсь.

Бриджит огляделась. На самом деле она не знала тут ровным счетом никого и не видела даже Ноны. Везет, как утопленнице! У нее получился такой впечатляющий выход, и вот теперь она стоит посреди этой толпы и бестолково вертит в разные стороны головой, словно городской сумасшедший на площади.

На мгновение девушка ударилась в панику, но затем вспомнила о Лаки и подумала, как в подобной ситуации стала бы действовать она. Лаки умела держать себя в руках при любых обстоятельствах. «Думай, Бриджит, думай!» Высоко подняв голову, девушка направилась к бару.

– Бриджит?

Первым же знакомым, на кого она наткнулась, был Пол – брат Ноны и ее бывший приятель. Она не видела его, по крайней мере, последние два года. Теперь он выглядел другим. Исчезли длинные патлы, щетина на подбородке и золотая серьга в ухе. Сейчас на нем был респектабельный синий блейзер, черные брюки, белая рубашка и строгий галстук. Мало того, его волосы были острижены предельно коротко. Пол был похож на студента подготовительной школы. Кошмар, да и только!

– Пол! – воскликнула девушка.

– Ты выглядишь просто на зависть, – произнес он с улыбкой знатока.

– Хм-м, ты тоже… изменился, – уклончиво ответила Бриджит, думая про себя, что он выглядит просто отвратительно.

– Познакомься, это моя жена Фенелла, – проговорил Пол, по-хозяйски обняв одной рукой стоявшую рядом тощую брюнетку, словно приглашая ее принять участие в разговоре. – Дорогая, познакомься с Бриджит Станислопулос. Помнишь, я рассказывал тебе о ней? Это ближайшая подруга Ноны.

Он явно забыл упомянуть своей дорогой женушке о том, что когда-то они были влюблены друг в друга.

– Приятно познакомиться, – с непобедимым бостонским акцентом произнесла Фенелла. – Значит, вы – подруга Ноны?

– Совершенно верно, – ответила Бриджит и вновь обратила свое внимание на Пола. – Кстати, теперь я – Бриджит Браун. И, пожалуйста, не упоминай того имени, которое ты произнес.

– Извини.

– Ничего страшного. – Некоторое время царило неловкое молчание, затем Бриджит все же решилась его нарушить. – Я слышала, у тебя родился ребенок?

– Мальчик, – с гордостью заметил Пол.

Фенелла с выражением собственницы уцепилась за рукав мужа.

– Наш маленький Военный – просто копия своего дедушки, – вмешалась она.

Бриджит едва удержалась, чтобы не расхохотаться.

– Военный? – переспросила она, бросив на Пола недоверчивый взгляд.

– Да, мы хотели назвать его необычным именем, – пояснила Фенелла.

«Как странно! – подумала Бриджит. – Когда-то ради этого человека я была готова на все, а теперь смотрю на него, как на незнакомца. Который к тому же назвал своего ребенка Военным… В какое же скучное существо превратился Пол!»

– Ну что ж, была страшно рада вновь увидеться с тобой, – проговорила она, собираясь как можно скорее ретироваться. – Надеюсь, мы еще встретимся.

С этими словами девушка направилась в другой конец комнаты, чувствуя на своей спине пристальный взгляд Пола. Несколько мужчин пытались с ней заговорить, однако Бриджит проходила мимо с широкой улыбкой на лице.

Наконец она заметила Нону, которая царила в небольшой компании, собравшейся у окна.

Бриджит направилась к подруге, прокладывая себе дорогу и стараясь сохранять соответствующий взгляд и походку. Судя по вниманию мужчин, ей это удавалось.

Увидев подругу. Нона подскочила к ней и заключила в объятия.

– Как я рада, что ты пришла! – воскликнула она, загадочно улыбаясь. – Со времени нашего обеда произошли великие события!

– Какие именно?

Нона вытащила из группы гостей красивого чернокожего юношу в африканском балахоне, доходившем ему до пят.

– Познакомься с моим женихом! Его зовут Зандино, – с торжеством в голосе объявила она.

Зандино согнулся в талии и улыбнулся. Его зубы ослепительно блеснули на фоне черного, как сажа, лица.

– Зандино… – повторила слегка ошеломленная Бриджит.

– Ага. Зан прилетел сегодня и буквально застал меня врасплох, – счастливым голосом поведала Нона. – Мы с ним встретились, когда я путешествовала по Африке. Отец Зандино – вождь племени, а сам он приехал сюда учиться в колледже. Так что он теперь в Америке надолго.

– Надо же! – проговорила Бриджит. – Вот это сюрприз так сюрприз!

– По-моему, тоже, – с робкой ухмылкой согласилась Нона.

Бриджит повернулась к Зандино.

– Вы собираетесь здесь жить? – спросила она.

Широкая зубастая улыбка Зандино убивала наповал.

– Да, я собираюсь здесь жить, – ответил он на очень правильном английском. – Я надеюсь изучать юриспруденцию.

Нона подмигнула подруге.

– Ну, разве он не прелесть! – наклонившись к уху Бриджит, прошептала она. – И, главное, у него – такой огромный прибор, какого мне еще ни разу не приходилось видеть.

– Нона! Ведь ты говоришь о своем будущем муже!

– Верно, – засмеялась Нона. – Разумеется, я выбрала его не из-за этого. Просто Зан – самый милый и добрый парень из всех, кого я встречала.

Бриджит обвела комнату взглядом.

– Мне сегодня обязательно нужно с кем-нибудь познакомиться, – сказала она, припомнив данное самой себе обещание. – Кого ты посоветуешь?

– Ну-у… думаю, я могу представить тебя своей начальнице из «Мондо». Она вполне могла бы тебе помочь. Кроме того, тут еще вертится парочка очень крутых фотографов. И еще… м-м-м… дай-ка я посмотрю… Мишель Ги – тот самый стареющий жеребец, который командует в агентстве фотомоделей «Старбрайт». Он, в общем-то, большой говнюк с гипертрофированным «я», но «Старбрайт» тем не менее одно из лучших агентств.

– Познакомь меня со всеми, – сказала Бриджит с решительным блеском во взгляде голубых глаз.

– Ладно, ладно, только не сходи с ума. Я устрою тебе экскурсию, и мы изнасилуем каждого, до кого доберемся.

– Вот это по мне, – согласно кивнула Бриджит.

Лесли Кейн жила в небольшом очаровательном домике на Стоун-Кэньон-роуд в Бэль-Эр. Она купила его почти сразу же, как только стала получать большие деньги, наняла дизайнера и теперь была более чем довольна результатом. Впервые в жизни у нее был свой дом – место, принадлежавшее ей и только ей. Теперь здесь не хватало лишь одного – мужчины, и Купер Тернер был превосходным кандидатом на эту должность.

Вот только одно маленькое «но»: он был женат.

Правда в том, что касалось мужчин, Лесли чувствовала себя абсолютно уверенно – не зря же она прошла выучку у самой мадам Лоретты. Многие из учениц великой бандерши достигли в жизни огромного успеха, сумев женить на себе кинозвезд и финансовых магнатов.

Лесли знала: завязав роман с Купером Тернером, она встала на верный путь. Он обладал горячим темпераментом и в каждую свободную минуту был готов к новым подвигам в постели. Мистер Вечная эрекция! Довольно впечатляюще для мужчины его лет.

Одеваясь к затеянному ею званому ужину, Лесли думала о трех заповедях мадам Лоретты, которые должны были сделать счастливым любого мужчину.

Правило первое: найди в нем какое-нибудь качество, которое нравится тебе больше других, и хвали его за это денно и нощно.

Правило второе: не забывай постоянно повторять ему, что он – самый лучший любовник из всех, что у тебя были.

Правило третье: что бы он ни сказал, не переставай восхищаться его умом. Смотри на него с обожанием и неустанно тверди, что ничего умнее ты не слышала за всю свою жизнь.

Лесли неоднократно опробовала эти правила на практике и убедилась, что они срабатывают безотказно. Конечно, теперь, когда она превратилась в кинозвезду, ей не было нужды производить на кого-либо впечатление – мужчины бегали за ней ради одного того, чтобы потом похвастать: «Я стоял рядом с самой Лесли Кейн». Больше им хвастать было нечем, поскольку в выборе любовников она была чрезвычайно придирчива. Ее не привлекала перспектива спать с кем попало.

Ее привлекали серьезные отношения.

Ее привлекало обручальное кольцо.

Ее привлекал Купер Тернер.

Лесли надела обтягивающее кружевное платье, сделанное для нее на заказ Ноланом Миллером. Горловина была закрытой, но кружева призывно открывали ее тело для всеобщего обозрения, соблазнительно облегая каждый его изгиб.

Она просто не понимала, зачем Купер женился на Венере. Эта женщина с вытравленными волосами и внешностью потаскухи не обладала классом. Может, сама Лесли и была когда-то шлюхой, но зато ей всегда удавалось выглядеть леди.

Что ж, ему осталось недолго жить с Венерой. Потому что, когда Лесли чего-то захочет, она непременно это получит. А в данный момент она хотела Купера.

Сегодня она пригласила Джеффа Стоунера, молодого симпатичного актера, занятого в небольшой роли в картине, где она сейчас снималась. Лесли знала: присутствие на вечеринке Джеффа несомненно явится раздражающим фактором Для Купера и заставит его ревновать. Он уже не раз подтрунивал над своей любовницей, говоря, что Джефф имеет на нее большие виды.

Вот и отлично! Лесли надеялась, что так и есть.

Каждый раз, когда Купер упоминал Джеффа, она смеялась и говорила, что тот – всего лишь еще один из множества занудных актеров. Но сегодня, когда Купер будет сидеть рядом со своей неудачницей-женой, Лесли собиралась как следует пофлиртовать с Джеффом и, возможно, подтолкнуть Купера к принятию какого-нибудь решения. У Лесли были весьма серьезные намерения.

Удовлетворенная своим видом, она вышла из спальни, готовая встречать гостей.

Глава 9

– Давай остановимся. Я хочу выпить, – предложил Алекс. Он чувствовал, что нервы его уже на пределе.

– А если мы опоздаем к твоей маме? – вскинулась Тин Ли.

– Ничего, подождет. – Горло у Алекса было шершавым, как наждачная бумага. Ему на самом деле было необходимо чего-нибудь выпить. Перед выездом из дома он проглотил таблетку валиума и выкурил половину «косяка», но этого было явно недостаточно, чтобы пережить грядущий вечер.

– Как хочешь, – сказала Тин Ли. Девушка была покладистой. Они несколько раз выходили «в люди», и не было случая, чтобы она стала ему чем-то докучать. Алекс любил это качество в женщинах. Спокойное понимание того, что мужчина всегда прав. Никакого феминистского дерьма.

В постели она тоже была покорной, занимаясь только им и совершенно не заботясь о собственном удовольствии. Нет ничего хуже женщины, ожидающей равноправия везде и всегда – особенно в спальне.

Он оставил четырехдверный «мерседес» на попечение привратника «Беверли-Риджент»и вошел в бар. Тин Ли семенила следом. Чтобы угодить мамочке, он сегодня не поехал на своем «порше».

Они сели на обитую плюшем банкетку у стены. Девушка заказала клюквенный сок, объяснив, что не любит алкоголь. Алекс потребовал для себя двойной скотч со льдом и зажег сигарету. Он был подвержен всем грехам и знал это. Он слишком много курил, слишком много пил, «катал колеса»и баловался «травкой». Похвастать Алекс мог только двумя достижениями: он бросил нюхать кокаин и баловаться крэком. Даже для Алекса Вудса существовала опасная черта, переступать которую было нельзя. Его врач объяснил, что если он не расстанется с серьезными наркотиками, то вряд ли доживет до своего пятидесятилетия. Алекс это твердо усвоил.

Тин Ли деликатно кашлянула. Он продолжал курить.

– Алекс, – сказала она, кладя миниатюрную ладошку на его колено, – тебя что-нибудь беспокоит?

Нет, хотелось сказать ему, ничего такого, что не компенсировалось бы скоропостижной кончиной моей мамочки.

– Меня? Беспокоит? С чего ты взяла? – переспросил он, чувствуя зуд охватывающего его раздражения.

– Я не знаю. Потому и спрашиваю. – Последовала тоскливая пауза. – Это связано со мной?

У Алекса сейчас не было ни малейшего желания обсуждать «их отношения», но он чувствовал, что такой разговор назревает. Женщины всегда и все неизменно принимают на свой счет.

– Отнюдь. С тобой все в порядке, – заверил он ее как можно более искренним голосом, надеясь удержать девушку от дальнейших приставаний.

– Но тогда в чем же дело? – печально спросила Тин Ли. У нее не хватало ума, чтобы вовремя остановиться и сменить пластинку. – Может быть, ты грустишь из-за того, что после того первого раза мы больше не занимались любовью?

Твою мать! Все – как всегда. Разговоры, разговоры, разговоры. Секс, секс, секс. Неужели эти бабы не способны думать ни о чем другом!

– Я тебе не нравлюсь, Алекс? – не отставала Тин Ли, вертя узкий золотой браслет на тонком запястье левой руки.

Обдумывая ответ, Алекс поднес к губам бокал и отпил несколько больших глотков скотча. Следует быть поаккуратнее. Сегодня вечером она ему нужна.

– Нет, милая, дело вовсе не в тебе, – проговорил он наконец. – Дело во мне. Перед тем как начать съемки нового фильма, я всегда нахожусь в напряженном состоянии. Слишком много всего вертится в голове.

– Для эмоциональной разгрузки очень хорош секс, – уверенно заявила Тин Ли. – Может быть, сегодня ночью я сделаю тебе массаж, и это поможет тебе разрядиться. Очень… интимный массаж.

Она стремится сняться в его фильме – в этом сомнений быть не могло. А почему бы и нет? Каждый из людей к чему-нибудь стремится.

В бар вошла темноволосая женщина. Когда она проходила мимо, Алексу на какое-то мгновение показалось, что это – Лаки Сантанджело. Что-то в том, как она двигалась, было знакомо ему.

Но нет, Лаки была гораздо красивее – своей необузданной, таинственной красотой.

– Еще один бокал, и поедем дальше, – сказал Алекс, знаком подзывая официанта.

– Как скажешь, – покорно ответила Тин Ли.

– Откуда он здесь взялся?!

Разъяренного шепота Купера было вполне достаточно, чтобы Лесли почувствовала глубочайшее удовлетворение.

– А почему бы ему здесь не быть? – вкрадчиво осведомилась она.

– Ты же знаешь, он хочет тебя трахнуть! – продолжал кипятиться Купер.

– Меня хотят трахнуть очень многие мужчины, – невозмутимо парировала Лесли. – Из этого вовсе не следует, что я собираюсь лечь с ними в постель. – Она приветственно помахала рукой известному певцу в стиле кантри и его невзрачной жене, которые только что вошли в ее дом. – Извини, Купер, я должна встречать гостей, – бросила она, внутренне ликуя оттого, что ей все же удалось его завести.

Купер смотрел ей вслед. Лесли шла в своем умопомрачительном платье, добрая половина ее тела была выставлена напоказ. Он знал, что все это она делает обдуманно, специально для него, поскольку он пришел сюда с Венерой, и тем не менее почувствовал приступ неподконтрольной ревности.

Тем временем Венера устроилась возле бара и вовсю очаровывала Феликса Циммера. Этот стареющий продюсер был известен тем, что при первой же встрече с любой женщиной начинал рассказывать своей собеседнице, что его любимым блюдом является женская «писюня».

– Эй, дорогой! – окликнула она Купера, подзывая его жестом. – Ты знаком с Феликсом?

– Еще бы, – с тонкой улыбкой сказал тот. – Именно я научил его всему тому, чем он сейчас хвастается на каждом перекрестке.

Венера засмеялась, а Куперу подумалось, что сегодня вечером она выглядит особенно привлекательной – в свободном расшитом золотом брючном костюме и с волосами, небрежно заколотыми наверху. «Пожалуй, нужно и впрямь проводить побольше времени дома», – решил он.

Компания у Лесли собралась разношерстная: Феликс и Мюриель (поговаривали, что она является его «лесбийской женой»), певец в стиле кантри с супругой, Купер и Венера, режиссер, снимающий порнографические фильмы, со своей молоденькой любовницей, мрачного вида женщина, разработавшая наряды для телешоу, выдвинутого на премию «Эмми», и Джефф Стоунер.

Купер подозревал, что весь этот спектакль был поставлен Лесли специально ради него. По каким-то своим извращенным соображениям она захотела, чтобы на нем присутствовала и Венера.

На секунду он испытал чувство вины. Как бы ощущал себя он, если бы подобное сделала с ним Венера?

Нет, она бы так не поступила. Пусть в своих видеоклипах и фильмах Венера выглядела сверхсексуальной и чувственной, но в обычной жизни она являлась идеальной, верной и преданной женой. Он мог доверять ей целиком и полностью. И он ей доверял.

– Мой сын, – объявила Доминик Вудс, поведя в воздухе пальцем, унизанным бриллиантами. – Когда-то он выглядел самым мужественным человеком во всем мире, почти как его отец. А теперь? Посмотрите-ка на него! Время не пощадило моего бедного Алекса.

– Простите? – вежливо переспросила Тин Ли, шокированная беспардонностью престарелой леди.

– Это правда, милочка, – непререкаемым тоном продолжала Доминик. – Он обладал большим дарованием, вполне достаточным для того, чтобы, подобно своему отцу, стать знаменитым актером. Трагедия состоит в том, что он похоронил свой талант.

– Я никогда не хотел быть актером, – угрюмо проговорил Алекс, – и всегда мечтал ставить фильмы.

– Какой позор! – возвысила голос Доминик. – Как актер, ты мог бы чего-нибудь достичь, добиться настоящего признания.

Господи всемогущий! Шесть выдвижений на «Оскара» не значили для нее ровным счетом ничего! Эта женщина и впрямь жаждала крови.

– Как бы то ни было, сейчас об этом поздно говорить, – не унималась Доминик. Рот ее искривила жестокая складка. – Ты утратил «товарный вид» уже много лет назад, а скоро потеряешь и последние волосы.

Каждый раз – одно и то же. Что же с ней творится, черт бы ее побрал! Любому человеку было достаточно одного взгляда на Алекса, чтобы убедиться: волосы у него темные, вьющиеся и густые. Ни единого признака грядущего облысения не было и в помине.

Его мать просто больная. Она получает какое-то извращенное удовольствие, втаптывая его в грязь. А что остается делать ему? Только пропускать ее глупые комментарии мимо ушей. Психотерапевт Алекса сказал ему, что воевать с ней бессмысленно.

– У Алекса превосходные волосы, – мужественно бросилась на его защиту Тин Ли.

– Только до поры до времени, – ехидно возразила Доминик. – Дело в том… – она выдержала многозначительную паузу, – что облысение передается в этой семье по наследству. Его дедушка был лысым, как зад у павиана.

– В возрасте восьмидесяти пяти, – пробормотал Алекс, беря еще один бокал с виски.

– От времени не убежишь, – проговорила мать. – Я сражаюсь с ним каждый день. – Теперь она уже изображала застенчивость. – И побеждаю. – Доминик пристально уставилась на Тин Ли. – Разве вы не видите, что я побеждаю, милочка?

Слишком ошеломленная, чтобы что-то ответить, Тин Ли ограничилась кивком. Алекс бросил на мать долгий холодный взгляд. Она выглядела худой и элегантной. На ней было модное платье, а редеющие волосы скрывал коротко подстриженный черный парик. Портило Доминик лишь обилие макияжа – для женщины ее возраста это было чересчур. От пудры кожа старой дамы была белой, как алебастр, губы – ярко-кровавого цвета, а глаза – обведены черными кругами. Это придавало ей немного драматический вид – эдакая Норма Десмонд. Издали она еще могла бы сойти за женщину под шестьдесят, но с близкого расстояния – извините… Насколько было известно Алексу, мать уже дважды делала подтяжку лица. Даже в семьдесят один год внешность для нее была всем.

Алекс часто размышлял: какой червь точит ее изнутри и за что она отыгрывается на нем? Может, за то, что его отец умер, оставив ее одну с ребенком на руках? Или – потому что она больше не вышла замуж? Сама Доминик не уставала твердить, что ответственность за женщину и чужого ребенка не готов на себя принять ни один мужчина на свете. На протяжении многих лет она то и дело напоминала ему: «Кому я была нужна с сыном, которого еще предстояло ставить на ноги! В том, что я одна, виноват только ты. Не забывай об этом, Алекс».

Как он мог об этом забыть, если она напоминала ему об этом постоянно!

К счастью, у нее никогда не было недостатка в деньгах. И она никогда не тратила их на него. А он этого и не хотел.

Тин Ли поднялась на ноги.

– Мне нужно в дамскую комнату. У Доминик хватило такта, чтобы подождать, пока Тин Ли отойдет подальше, прежде чем начать свое обычное критиканство.

– Разве у тебя нет ни одной приличной американской девушки, Алекс? Не сомневаюсь, что для выхода в свет ты вполне мог бы найти какую-нибудь актрису, снимавшуюся в твоих фильмах. Почему ты всегда появляешься на людях с этими азиатскими бабами? Они приезжают сюда в поисках красивой жизни, но ты, я полагаю, знаешь, что у себя на родине они, как правило, дешевые уличные проститутки.

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь, – ответил он. Сейчас его заботило одно: только бы не взбеситься от ее глупости!

– Я прекрасно знаю, – ответила Доминик, постукивая по столу ногтем, напоминающим коготь. – Из-за тебя я уже превратилась в посмешище в своем женском бридж-клубе.

– Из-за меня?

– Да, из-за тебя, Алекс. Они читают о тебе статьи в бульварной прессе и рассказывают мне ужасающие вещи.

– Какие, например?

– Почему ты не можешь завести себе порядочную американскую девушку?

Сколько же раз между ними уже происходил этот разговор!

Сколько раз, не сдержавшись, он взрывался и начинал на нее орать!

Однако после нескольких лет общения с психотерапевтом Алекс наконец понял, что оно того не стоит. Все, что говорила эта женщина, было лишено какого-либо смысла, и теперь он просто не воспринимал ее жестокие выпады.

К концу ужина Алекс был совершенно пьян. Они вышли из ресторана, и Тин Ли молча скользнула за руль его «мерседеса».

– Я сам поведу, – промычал он, пошатываясь на тротуаре возле машины.

– Ты не можешь, – вежливо, но твердо ответила девушка. – Садись назад, Алекс.

– Умненькая девочка, – промурлыкала его мать, залезая на переднее сиденье.

Как будто она что-нибудь знает! Да ни хрена она не знает! Nada . Дерьмо! Озлобленная изуверка! Стерва, до самых ушей наполненная ненавистью! И при всем этом она – его мать, а значит, он должен ее любить. Разве не так?

Алекс завалился на заднее сиденье машины и тупо молчал всю дорогу – до тех пор, пока они не высадили Доминик возле ее дома на Догени.

– Было очень приятно познакомиться с вами, миссис Вудс, – сказала на прощание Тин Ли. Эта девушка обладала безупречными манерами.

Доминик равнодушно кивнула.

– А мне – с вами, милочка. – Она помолчала и добавила:

– И все же прислушайтесь к совету старшей и более мудрой женщины:

Алекс вам не пара. Он слишком стар. Будьте умной девочкой и найдите себе молодого человека своего возраста.

Вот уж спасибо, мамочка! Шла бы ты в жопу!

Доминик вошла в подъезд, ни разу не обернувшись.

– Она… гм… очень милая, – проговорила Тин Ли, тщательно подбирая слова.

Алекс на заднем сиденье заржал, как жеребец.

– Не более милая, чем моя задница! Она – старая сука, и ты это прекрасно поняла.

– Алекс, не говори так, пожалуйста, про свою мать. Это – плохая карма.

– Насрать мне на карму! – заплетающимся языком сказал он, приподнявшись на сиденье и обхватив сзади ее маленькие груди. – Отвези меня домой, детка, и я покажу тебе, на что способен старый лысеющий придурок. Я наполню твой мир светом!

Джефф Стоунер кружил по комнате, приглядываясь к тому, что происходит вокруг.

Купер внимательно следил за ним, понимая и предчувствуя каждое его движение. Когда-то он тоже был таким – честолюбивым и жадным до развлечений. Выражение лица Джеффа было хорошо знакомо Куперу и очень ему не нравилось. Купер знал: если он не предпримет что-нибудь, сегодня ночью этот парень наверняка окажется в постели Лесли. Она выглядела слишком ослепительной, чтобы оставить ее одну после того, как все разойдутся.

Купер заранее знал, как будет действовать Джефф. Он останется на «чашечку чаю», станет осыпать ее комплиментами, заставит ее говорить только о себе, а затем трахнет! Помимо того, что Лесли – роскошная женщина, она еще и кинозвезда, к ней прислушивается режиссер, и ей без особого труда удалось бы превратить эпизодическую роль Джеффа чуть ли не в главную.

– Что-то не так? – нарушила течение его мыслей Венера, положив на плечо мужа руку без единого украшения. Вконец утомленная сексуальными излияниями Феликса, она едва отделалась от него.

– Нет, все в порядке, – рассеянно ответил Купер.

«Подонок! – подумала Венера. – Жалкий лживый подонок!»

– Где здесь туалет? – спросила она. Коварный вопрос! Однако Купер был достаточно опытен, чтобы не угодить в эту ловушку.

– Откуда мне знать, – равнодушно ответил он. – Я тут никогда прежде не был.

Грандиозная ложь. Когда съемки фильма только начинались, они с Лесли провели здесь несколько бурных вечеров.

– Пойдем, поможешь мне его найти, – обратилась Венера к мужу, потянув его за рукав. Они вышли в холл и обнаружили туалет рядом с входной дверью. – Зайди вместе со мной, милый, – попросила она.

Следом за ней Купер вошел в увешанное зеркалами помещение.

Она обернулась и заперла дверь.

Купер поглядел в зеркало. У него действительно был усталый вид. После того, как будут закончены съемки, надо как следует отдохнуть.

Без малейших колебаний Венера обвила шею мужа руками, прижала его спиной к мраморной раковине и стала соблазнительно водить языком по его губам.

Купер сделал слабую попытку отстраниться.

– Я так хочу… – призывно шептала она. – Порадуй меня, милый, подари мне хотя бы немного того, что я мечтаю иметь целую ночь напролет…

Ее рука молниеносно скользнула вниз, расстегнула ширинку его штанов и принялась высвобождать красу и гордость Купера из ткани его дорогих трусов от Келвина Кляйна.

– Чудесно… – засмеялась она горловым смехом, ощупывая то, что было вполне явственным ответом на ее ласки. – Просто чудесно.

Венера могла бы возбудить даже гранитную статую!

Она опустилась на колени, и в то же мгновение Купер позабыл и о Лесли, и о Джеффе. Его жена была очень опытной женщиной. Очень…

– Боже! – простонал он, выгибаясь назад, когда ее язык принялся летать по головке его члена.

– Ш-ш-ш… – Она подняла ладонь и прикоснулась к его губам, веля замолчать. – Мы же не хотим, чтобы нас кто-нибудь услышал.

Прошло еще несколько секунд легких касаний языком, после чего торчащая гордость Купера Тернера целиком исчезла во рту Венеры, и для него перестало существовать все на свете, кроме горячих волн, прокатывавшихся по всему телу. Она высасывала скопившееся внутри него желание, оставляя опустошенным и расслабленным от пережитого наслаждения.

Все это заняло не больше трех минут. Быстрый секс, как и быстрая трапеза, могут иногда подарить гораздо большее удовлетворение, нежели самые причудливые изыски.

– Боже мой! – воскликнул он. – Вот это да! Венера поднялась на ноги, вынула из стоявшей на полочке коробки салфетку «Клинекс»и изящным движением вытерла рот.

– Мне показалось, что ты напряжен, Куп. Я захотела помочь тебе расслабиться.

– Ты просто потрясающая! – рассмеялся он.

– Стараюсь угодить тебе, – сказала она, рассматривая себя в зеркале.

– Что ж, у тебя это великолепно получается, – сладко потянувшись, ответил Купер.

– Тебе бы меня не хватало, если бы мы не были женаты, правда, Куп? – насмешливо спросила Венера, глядя на его отражение в зеркале.

Повернувшись к жене, он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Мне не хватает тебя каждую минуту, когда мы не вместе. – В бой был брошен весь арсенал знаменитого обаяния Купера Тернера.

Врет, грязный сукин сын!

Венера мягко отстранилась.

– Пожалуй, нам пора возвращаться. Не сомневаюсь, в запасе у Феликса есть еще многое, что он хочет поведать мне о своем выдающемся языке.

– Да какие там языки… – пренебрежительно проговорил Купер. – Вот когда сегодня мы вернемся домой…

– Да?

– Тогда и увидишь, – уверенно пообещал он.

– Увижу?

– О, да, увидишь. Я ведь у тебя в долгу. Он застегнул «молнию» на брюках, последний раз взглянул в зеркало и отпер дверь.

– Давай уедем сегодня пораньше, дорогая. Мне не терпится остаться с тобой наедине.

– Как скажешь, – откликнулась Венера, оставаясь покорной до конца. – Все, что только ты захочешь…

Глава 10

– Вы были здесь все это время, и я вас не заметил? Как же так?

– Вам просто не повезло, – с тщательно отмеренной долей наглости ответила Бриджит.

Прикрытые тяжелыми веками глаза Мишеля Ги остановились на грудях девушки, притягательно выпирающих из-под платья от Эрве Л еже. – Приходите завтра ко мне в офис, – сказал он. – И не забудьте захватить свой портфолио .

– Обязательно, – охотно согласилась Бриджит. – Вот только… я сейчас выполняю одну работу.

– Какую именно?

– Снимаюсь для иностранного каталога.

– Какого?

– Мн-э-э, это – любезность, о которой попросил меня один друг.

– Кто вас снимает?

– Гм… снимает?

Мишель укоризненно поцокал языком.

– Вы очень симпатичная девушка, – сказал он. – Очень симпатичная. Но в Нью-Йорке, та cherie , очень много симпатичных девушек, которые хотели бы стать моделями. Поэтому послушайте совета: не лгите. Говорите правду.

– Я всегда говорю правду, – ответила Бриджит. – Когда это мне на пользу. Мужчина поскреб подбородок.

– Вы уже делали фотопробы?

– Я только недавно в Нью-Йорке.

– Значит, с другими агентами вы не встречались?

К черту эту правдивость!

– Еще нет, – соврала она.

– Вот моя визитная карточка, – проговорил Мишель. – Будьте у меня завтра в десять утра. Может быть, для вас что-нибудь и найдется.

Бриджит не терпелось найти Нону и поблагодарить ее за это знакомство.

– Просто фантастика! – выдохнула она, глядя на подругу горящими глазами. – Я искала встречи с Мишелем Ги целую вечность!

– Говорят, он большой любитель подержаться за женскую попку, – предупредила подруга. – Он живет с этой знаменитой английской манекенщицей – Робертсон, кажется. Знаешь, наверное, – такая тощая, что ее можно запросто просунуть в оконную щель. Всем известно, что она повязала его по рукам и ногам, но это его не останавливает – он все равно таскается за каждой юбкой.

Бриджит, однако, была полна решимости.

– Если он и впрямь живет с Робертсон, то вряд ли полезет на меня. Она – суперженщина.

– Можно подумать, что это когда-нибудь останавливало мужчин! – фыркнула Нона, откидывая назад свои светло-рыжие волосы. – Так скажи мне, как тебе показался Зандино?

– В общем-то классный парень. Я только подумала, что, может быть, тебе нужен кто-нибудь… посолиднее, что ли?

– Терпеть не могу старикашек! – Нона сморщила носик. – Не старше тридцати! С другими я просто не в состоянии общаться. А ты?

Бриджит никогда не задавала себе такого вопроса. До сих пор все мужчины, с которыми она имела дело, были молодыми.

Она снова бросила взгляд на Мишеля Ги, стоявшего в противоположном конце комнаты.

У него были вьющиеся рыжеватые волосы, светло-голубые глаза и загорелое лицо.

– Как, по-твоему, сколько Мишелю лет? – обратилась она к подруге.

– Сорок с чем-нибудь. Староват.

– Сорок с чем-нибудь – это не «староват».

– Только держи себя с ним исключительно в деловых рамках, – предупредила Нона, погрозив подруге пальцем.

– Да я и не собираюсь с ним спать, – засмеялась Бриджит. – Хотя он и симпатичный.

– Ага, вот и моя начальница, – сообщила Нона, уже забыв о Мишеле Ги. – Очаруй ее. Может, она украсит твоим снимком обложку «Мондо».

– Думаешь?

– И Гучу, конечно, но познакомиться с ней тебе все равно не помешает.

И девушки направились через комнату навстречу еще одному шансу для Бриджит.

– Залезай на меня, – скомандовал Алекс.

– Достаточно, Алекс, я больше не могу! – вскрикнула Тин Ли. Ее хрупкое обнаженное тело уже было покрыто потом.

Алекс, словно насос, накачивал ее уже двадцать минут кряду, и, к ужасу девушки, его боевое оружие по-прежнему оставалось твердым, как шомпол. Хотя Алекс и проглотил две таблетки, чтобы протрезветь, он по-прежнему был таким же пьяным, как и час назад.

Тин Ли было плохо. Этот мужчина был большим, грубым и вел себя в постели совсем не как джентльмен. Ей хотелось уйти.

Алекс схватил девушку поперек талии и посадил верхом на себя. Он обращался с ней, как с неодушевленным предметом. Ни ласк, ни прикосновений. Одна лишь бездушная долбежка.

И все же… ей была очень нужна роль в картине, которую он собирался снимать. Кроме того, это же Алекс Вудс – прославленный режиссер и значительная фигура в Голливуде. Вот если бы он позволил ей. Тин Ли могла бы научить его кое-чему из искусства любви – например, как доставить удовольствие женщине. Потому что сейчас эта широкая и мягкая постель превратилась для нее в прокрустово ложе, где она терпела сплошное оскорбление. Да кончит же он когда-нибудь или нет!

Пытаясь сосредоточиться, Алекс закрыл глаза, но тут же почувствовал, как все кругом поплыло и кровать, медленно поднявшись, накренилась набок и стала плавно крутиться в воздухе. Как же он ненавидел пьянство! Ненавидел себя, когда напивался. Ненавидел страдания, которые неизбежно подкарауливали его на следующее утро.

И тем не менее, пообщавшись с матерью, он неизменно доходил до этого состояния. Ох уж эта его чертова мать со своими чертовыми нападками! Ну, почему она наконец не оставит его в покое?

Тин Ли застонала от наслаждения, сидя на нем. Или, быть может, это был стон усталости и отвращения?

Он не знал. И не хотел знать. Доминик была права: Тин Ли должна бросить его и найти для себя мальчика по возрасту. Какого черта ей делать рядом с ним!

Внезапно Алекс перекатился в сторону, освободившись от девушки. Его эрекция все еще продолжалась, но он уже больше ничего не хотел.

Тин Ли не стало от этого лучше. Спрыгнув с кровати, она стремглав бросилась в ванну, и когда появилась оттуда несколькими минутами позже, то была уже полностью одета.

– Я еду домой, Алекс, – «сказала она глухим голосом.

Он ограничился кивком. Ему было слишком плохо и противно, чтобы еще говорить.

Девушка вышла из квартиры, и наступила тишина – гробовая тишина, которая могла свести с ума любого.

Накрыв голову подушкой, Алекс забылся беспокойным сном.

Лесли Кейн нервничала. Что-то происходило, однако она не могла понять, что именно. Купер явно остыл к ней. Но почему? Он сидел справа от нее за круглым обеденным столом. Джефф – слева. Она-то думала, что Купер сойдет с ума от ревности, но ничего подобного не произошло. Ему, казалось, было все равно, и он невозмутимо беседовал с женой Феликса – этой гнусной извращенкой. Лесли точно знала, что Мюриель Циммер была извращенкой. Как-то ночью, в свою бытность высокооплачиваемой шлюхой, Лесли и еще две девочки были вызваны в особняк, где им выдали прозрачные платья, венецианские карнавальные маски и провели в черного цвета спальню с огромной круглой кроватью с водяным матрацем. Там-то их и встретила миссис Циммер – в высоких, до бедер, болотных сапогах и с широкой зубастой ухмылкой. Больше на ней не было ничего.

Лесли прекрасно помнила тот вечер. Миссис Циммер, судя по всему, – нет. Слава Богу, что они были в масках!

Лесли не могла удержаться, чтобы не сказать что-нибудь Куперу, хотя и понимала, что сейчас для этого совсем неподходящее время.

– Я тебя чем-то расстроила? – прошептала она, крепко сжимая пальцами под длинной узорчатой скатертью его ногу.

– М-м-м? – вопросительно промычал он, словно они были всего лишь случайными знакомыми.

– Купер… – проворковала она, вспомнив, каким он был всего лишь несколько часов назад. Тогда его голова пряталась между ее ног, а прикосновения опытного языка обжигали кожу.

– Не сейчас, Лесли, – пробормотал мужчина, убирая ее ладонь со своего колена и снова поворачиваясь к Мюриель Циммер.

Лесли ощутила застрявший в горле комок страха. Она… теряла его!

Как могло это случиться так быстро? Когда всего два часа назад она вошла в свои дом, этот мужчина полностью принадлежал ей.

Джефф Стоунер наклонился к ее уху и доверительно зашептал. Внешне он напоминал молодого Харрисона Форда, но ей было на него плевать. Этот человек ни на йоту не занимал ее мыслей.

– Лесли, – начал он, – как здорово, что ты пригласила меня сегодня. Ведь я в голливудской колоде – никто, пустое место. А вот тебя это не остановило. Потому что ты воспринимаешь меня как друга, как парня, который тебе нравится. Честное слово, ты – не такая, как все.

О, Господи! Джефф думает о ней так хорошо, а она всего лишь собиралась его использовать. Теперь хитрый план Лесли заставить Купера ревновать ударил по ней самой.

Внезапно Венера Мария, которая вместе с певцом и модельершей целиком завладели вниманием всей компании, поднялась со своего места и постучала вилкой по бокалу.

– Могу ли я взять слово? – спросила она и умолкла, дожидаясь тишины. – Сегодня у нас такой необычный вечер, что кто-нибудь из нас просто обязан что-то сказать. – С этими словами она одарила Лесли теплой радушной улыбкой. – Лесли, ты устроила для нас такое чудесное шоу. Интересная компания, вкусное угощение… Чего больше мог бы ожидать каждый из нас! Честное слово, мне здесь так хорошо, что я решила поделиться со всеми вами большим секретом.

Купер недоуменно вздернул брови. Что еще задумала его непредсказуемая жена?

– Прошу всех поднять бокалы с шампанским, – продолжила Венера. – Сначала мы выпьем за нашу очаровательную хозяйку, Лесли Кейн. И еще я хотела бы выпить этот бокал за Купера. Возможно, это удивит вас, а может, и нет. За моего фантастического мужа! Дело, видите ли, в том, что… – последовала долгая томительная пауза, – Лесли и Купер – любовники.

За столом повисла гнетущая тишина.

– И хотя я не считаю себя ханжой и с пониманием отношусь к желаниям своего мужа, во всяких отношениях наступает момент, когда пора сказать: довольно! Итак… дорогой Купер, – она подняла бокал, – я хочу воспользоваться этой возможностью, чтобы сказать тебе и Лесли… – Венера повернулась с бокалом к оцепеневшей в молчании Лесли:

– Что вы можете продолжать наслаждаться друг другом так долго, как только пожелаете. Потому что, мой дорогой Купер, я с тобой развожусь.

– Гос-споди-и… – бессильно пробормотала Мюриель Циммер.

Никто больше не проронил ни слова. Но это было еще не все.

– В эти минуты, – продолжала Венера, – твои вещи перевозят из нашего дома в отель» Беверли-Хиллс «, где ты, я надеюсь, будешь очень счастлив. Если, конечно, не переедешь жить к Лесли. Уж не знаю, до какого предела распространяется ее гостеприимство. Может быть, она предпочтет сидящего здесь же более молодого Джеффа – кто знает! Как бы то ни было, Куп, я хочу, чтобы ты не очень удивлялся, когда, попробовав попасть в наш дом, выяснишь, что твой ключ не подходит к замку.

Купер вскочил на ноги с пылающим от злости лицом.

– Это что, шутка? – жестко спросил он.

– Знаешь, точно такой же вопрос задавала себе поначалу и я. Мне казалось, что слухи о том, что ты трахаешься с Лесли, – не более, чем шутка. Поскольку… Дело в том, что наша маленькая Лесли, милая невинная Лесли, любимица всей Америки, была в свое время проституткой.

Послышалось еще одно» Гос-споди-и!»Мюриель Циммер.

– Честное слово, Куп, – не умолкала Венера. – Ты, наверное, единственный мужчина во всем городе, который не знает, что она была одной из кокоток мадам Лоретты.

Купер слушал жену, и на щеке его начала дергаться мышца. Пытаться остановить Венеру было бесполезно – ее уже понесло.

Она снова повернулась к Лесли.

– Не подумай, будто я что-то имею против тебя, милочка. Для того чтобы выжить, каждый делает все, что только может, – так было и у меня. Но, знаешь, Лесли, тебе не мешало бы уяснить, с кем трахаться можно, а с кем – нельзя. Поэтому, когда ты решила залезть в постель к моему мужу, тебе сначала следовало выяснить, не стану ли я возражать против этого. Я ведь умею быть страшной стервой, теперь-то ты это понимаешь?

Лесли сидела, не шевелясь, и чувствовала, как вокруг нее рушится мир. Она испытывала к Венере такую ненависть, какую раньше не питала ни к одному человеческому существу за исключением своего отчима – человека, который с омерзительной регулярностью, ночь за ночью, насиловал ее.

– Тем не менее, – с воодушевлением продолжила Венера, – позвольте мне закончить свой тост. Наш вечер удался на славу, но, к сожалению, мне пора домой. У меня назначено весьма романтическое свидание, а в таких случаях я не привыкла опаздывать. Кстати, Феликс, – она откровенно подмигнула развратному продюсеру, – тебе, наверное, будет интересно узнать… Купер тоже потрясающе работает языком. Правда, Лесли? – Она повернулась к своему ошеломленному супругу и закончила:

– Ну, что же, Куп, еще увидимся, милый.

С этими словами Венера послала мужу воздушный поцелуй и неторопливо двинулась к выходу. Так величественно и эффектно, что никто не заметил слез, застилавших ее глаза.

Глава 11

Начальница Ноны, Аврора Мондо Карпентер, была миниатюрной женщиной с водянистыми глазами и острыми высокими скулами. Глядя на нее, было невозможно определить, сколько ей лет, однако Нона по секрету сообщила Бриджит, что ее патронессе уже перевалило за семьдесят.

– Ни черта себе! – восхищенно присвистнула Бриджит. – Я еще не видела, чтобы какая-нибудь бабулька так классно выглядела.

Авроре принадлежал весь» Мондо «. Она сама создала этот журнал и руководила им на протяжении последней четверти века. Она была замужем за одним из ведущих нью-йоркских архитекторов и время от времени помещала о нем маленькие стыдливые заметки в своем журнале, утверждая, что у нее – самая счастливая в Нью-Йорке сексуальная жизнь.

Нона не испытывала перед патронессой обычного в подобных случаях благоговения, поскольку знала ее с детства. Аврора и ее мать были близкими подругами, поэтому сейчас Нона, нисколько не стесняясь, подвела к ней Бриджит.

– Это моя подруга Бриджит, – заявила девушка. – Она – самая крутая фотомодель в Лос-Анджелесе.

– Правда? – спросила Аврора, вздернув тонкие подкрашенные брови. – На скольких обложках вы появлялись, моя дорогая?

– Вообще-то я только недавно приехала из Европы, – лихорадочно соображая, сообщила Бриджит.

– В таком случае сколько раз вы появлялись на обложках в Европе?

– О, Господи! – быстро вмещалась в разговор Нона. – Их было так много, что не сосчитать!

– Почему же ты ничего не рассказывала мне о Бриджит раньше? – спросила ее Аврора.

– Так ведь ее не было в Штатах! Дело в том, Аврора, что мне в голову пришла блестящая мысль:» Мондо» должен первым воспользоваться ею. Ее здесь ждет большое будущее. Сам Мишель Ги собирается подписать с ней контракт!

Аврора благосклонно кивнула Бриджит:

– Приезжайте завтра ко мне в офис, дорогая. Я угощу вас чаем.

– С удовольствием! – с горящими от восторга глазами воскликнула та.

– И непременно захватите свой портфолио, – напомнила Аврора. – Хочу взглянуть, как вы выглядите на обложках. Кстати, не забудьте образцы фотопроб.

– Обязательно приду, – заверила ее Бриджит.

Как только девушки отошли достаточно далеко, чтобы их не могла слышать Аврора, Нона прошептала:

– У тебя есть снимки?

– Я думала, они мне не понадобятся.

– Что ты за дура! – зашипела Нона, тряся головой от возмущения. – Как можно было не подготовиться заранее! Теперь неудивительно, что все твои поиски оканчиваются пшиком.

– Можно подумать, я занимаюсь ими всю жизнь! – обороняясь, прошипела в ответ Бриджит.

– Ну ладно, разберемся. Меня осенила еще одна классная идея.

– Какая?

– А вот какая: я буду твоим менеджером.

– Ты? – не веря своим ушам, воскликнула Бриджит. – Что ты в этом понимаешь?

– А кто, интересно, представил тебя Авроре? Кто устроил твою встречу с Мишелем Ги? Кто организует тебе фотопробы?

– Ну, если ты об этом…

– Запомни, десять процентов гонораров – мои. Сейчас, правда, это – десять процентов от ничего, но… будем надеяться. По рукам?

– Думаю, можно попробовать, – растерянно согласилась Бриджит. В конце концов, ей было нечего терять, а выиграть она могла многое, поскольку не было другой такой пробивной девицы, как Нона.

Та кивнула, довольная ответом подруги.

– Вон – Люк Кесуэй. Говорить буду я сама. Он – гомик, и это хорошо. Он чересчур привередлив, и это плохо. Если начнет хамить, не обращай внимания.

Люк Кесуэй был невысоким, плотно сбитым мужчиной с коротким ежиком волос. На нем была шелковая рубашка от Версачи, мешковатые джинсы, белые кроссовки и круглые, словно совиные глаза, очки без оправы. В одном его ухе красовались две золотые сережки, в другом – маленький бриллиантик.

Нона представила Бриджит так же, как и в первых двух случаях, расписав ее как величайшую из великих, но Люк на это не клюнул.

– Ладно тебе. Нона, твоя подружка не позировала ни разу в жизни!

– Она – самая крутая в Лос-Анджелесе и в Европе, – не отступала Нона.

Люк вызывающе расхохотался.

– Кончай! Я не вылезаю из Лос-Анджелеса и ни разу ее там не видел. – Бросив на Бриджит проницательный взгляд, он обратился к ней:

– Признайся, ведь ты этим никогда не занималась?

Бриджит нервно провела ладонью по волосам, находясь в замешательстве и не зная, как дальше разыгрывать эту сцену.

– Верно, – призналась она наконец, – никогда.

– Люблю правдивых девочек, – сказал Люк, поправляя на переносице очки, которые то и дело съезжали на кончик носа. – Когда у меня будет время, сделаем несколько фотопроб. Должен признать, ты обладаешь определенным классом.

– Я же говорила тебе! – торжествующе обратилась к подруге Нона.

– Другое дело – проявится ли этот класс на снимке, – продолжал Люк. – В жизни некоторые девочки могут быть безумно хороши, но на снимках превращаются в безжизненных манекенов.

– Когда мы сможем этим заняться? – уцепившись за предоставившуюся возможность, спросила Нона. – Завтра у нее встреча с Мишелем Ги, а Аврора планирует поместить ее на обложку «Мондо».

– На следующие три недели у меня уже все забито, – ответил Люк. – Потом я уезжаю на Карибские острова и буду нежиться в блаженном безделье, валяясь на пляже и глазея на купающихся мускулистых мальчиков.

– О Боже, Люк! – взмолилась Нона – – Ну, сделай мне одолжение!

– Не могу, лапочка, – ответил фотограф, горестно тряся головой. – Занят по горло.

– А если прямо сейчас? – не отставала девушка. – Поехали к тебе в студию и сделаем несколько снимков – пусть даже ночью. Люк, ми-и-иленьки-ий, это так для меня важно! – жалобно пропела она.

– Какая же ты зануда! Ну, в точности как твоя мать, – тяжело вздохнул Люк.

– Нет, большей занудой, чем она, быть невозможно, – серьезным тоном возразила Нона. Он засмеялся.

– Хорошо, твоя взяла. – И, повернувшись к Бриджит, спросил:

– Ты готова?

Еще бы! Вот он – тот шанс, который она так долго ждала!

– Тогда поехали.

– Могу я захватить своего жениха? – спросила Нона.

– Я и не знал, что ты помолвлена.

– Он – просто прелесть. Ты обязательно в него влюбишься, но только не вздумай отбить его у меня!

– Ладно, бери его с собой, если уж так хочешь. Пусть только не открывает рот.

– Какой ты злой. Люк!

– Что ты сказала?

– Молчу.

Студия Люка Кесуэя располагалась в Сохо – рядом с райончиком Трайбика. Бриджит, Нона и Зандино поехали в такси, последовав за Люком, который рванул вперед на собственной машине и немедленно скрылся из виду.

– Класс! – восхищенно проговорила Нона, когда они выбрались из такси. – Люк – самый крутой!

Зандино позвонил у входной двери. Через несколько секунд послышался зуммер и щелчок открывшегося электрического замка. Все трое вошли в открытый грузовой лифт и поднялись на верхний этаж индустриального здания.

– Добро пожаловать, детки, – приветствовал их Люк, стоя в проеме тяжелой стальной двери.

– Мы – здесь! – крикнула Нона. – И готовы ринуться в бой.

– Вижу, вижу, – проворчал Люк, пропуская их в студию огромных размеров.

– Ну и местечко! – присвистнула Бриджит, разглядывая фотографии всех известных ей супермоделей, которыми были увешаны белые стены.

– Кто хочет выпить? – спросил у компании Люк.

– Я не пью, – откликнулась Бриджит, все еще не в силах оторвать глаз от снимков. Она думала, удастся ли и ей когда-нибудь добиться такой же славы, какой пользовались эти девушки.

– А я хочу, – сказала Нона. – Бурбон с водой.

– Слишком взрослый напиток для ребенка, которого я знаю с тех пор, как ему было двенадцать, – пробурчал Люк, подходя к белому бару со стеклянными дверцами.

– А я уже вполне взрослый ребенок, – парировала Нона.

– Да уж, я вижу.

– Кстати, Люк, познакомься с Зандино. Он – мой жених.

Люк обернулся к чернокожему парню.

– Пьешь?

– Кока-колу, пожалуйста, – просиял тот широкой улыбкой.

Люк покосился на африканца.

– Симпатичное платьице, – заметил он.

– Национальная одежда, – пояснил Зандино, продолжая сиять. Нона хихикнула.

– Мы подумали, что мои старики свихнутся, если он придет в этом на сегодняшний прием.

– Чтобы Эффи и Юл свихнулись? Черта с два! – усмехнулся Люк. – Они – самая либеральная пара в Нью-Йорке. И самая интересная.

– Ага, это уж точно, – согласилась Нона. Фотограф вручил гостям напитки, а затем отступил назад и окинул Бриджит долгим критическим взглядом.

– Ладно, – наконец сказал он. – Для чего мы сюда приехали?

– Ты же фотограф, – напомнила ему Нона. Люк пропустил ее реплику мимо ушей.

– Хорошо, детка, – обратился он к Бриджит. – Скинь-ка свои туфельки и встань перед камерой – вон там.

Девушка сбросила с ног «лодочки» от Бланика и встала перед гладким экраном из синей ткани, служившим фоном для съемки.

С помощью пульта дистанционного управления Люк включил стереосистему, и студию наполнил глубокий голос Анни Леннокс.

Теперь, оказавшись наконец, перед объективом камеры, Бриджит вдруг почувствовала, что ее уверенность в своих силах тает, словно сосулька на солнце. Она внезапно ощутила себя неуклюжей и не знала, куда девать руки.

– Главное – расслабься, – велел Люк, заряжая пленку в два фотоаппарата. – Сначала отщелкаем парочку черно-белых катушек, потом – несколько цветных и поглядим, что из этого выйдет. Ничего страшного. Не нервничай, смотри на меня.

Бриджит попыталась мысленно нарисовать картину: вот она, в наряде от лучшего модельера, небрежной легкой походкой идет по парижским тротуарам вдоль набережной и окидывает презрительным взглядом прохожих – жалкие червяки! При виде нее они должны падать замертво!.. Нет, не помогает. Ей все равно было очень страшно перед камерой.

– Представь себе, что фотоаппарат – это твой любовник, – приказал Люк, прильнув к видоискателю. – У тебя есть любовник?

– А как же! – с возмущением в голосе солгала девушка.

– Отлично. Так вот, постарайся увидеть его в объективе. Заставь поработать свои очаровательные глазки, позволь волосам упасть на лицо… вот так… опусти голову вниз. Поглядим, можно ли здесь сотворить какое-нибудь чудо.

Бриджит принялась позировать, и по мере того, как музыка обволакивала ее существо, она почувствовала, что постепенно втягивается в это занятие.

Через некоторое время Люк начал покрикивать:

– Будь естественной! Естественной! – орал фотограф. Он уже отснял несколько катушек, но снова ухватился за «полароид»и опять принялся щелкать затвором.

Нона и Зандино стояли рядом, стараясь приободрить Бриджит.

Примерно через час кипучей деятельности Люк решил, что пора закругляться.

– Думаю, хватит, – объявил он, зевнув и потянувшись. – Что бы там ни получилось, мы это сделали.

– Когда будут готовы снимки? – спросила Нона.

– Позвоните утром моему помощнику. Бриджит все еще была возбуждена. Она вновь принялась расхаживать по студии, в восхищении разглядывая развешанные по стенам фотографии. Помимо прославленных манекенщиц, то тут, то там встречались и другие знаменитости: Сильвестер Стал лоне в ковбойской шляпе, Уинона Райдер в красном топике, Джон Бон Джови с обнаженным торсом…

– Вы знакомы со всеми этими людьми? – восхищенно обратилась она к Люку.

– Конечно, знаком, – ответила за фотографа Нона, беря в руки увеличенный снимок Робертсон и Нейчер – еще двух знаменитых манекенщиц, – на которых не было ничего, кроме туго обтягивающих джинсов. Обе девушки прикрывали ладонями обнаженные груди.

– Вот это картинка! – восхищенно воскликнула Нона.

– Да, – согласился Люк. – Я делаю рекламную кампанию для «Джинсов Рок-н-ролл». Слыхали о таких?

– Не-а…

– Еще услышите. Они еще обскачут и Гесса, и Келвина Кляйна, вместе взятых.

– Вполне возможно, – охотно согласилась Нона. – Вот только одна вещь, Люк, – добавила она, внимательно изучая снимок. – В этой рекламе нет ничего необычного. Две девушки, о которых мечтает любой парень, – все это было уже миллион раз. Тут нет никаких открытий. Робертсон и Нейчер уже обошли все обложки – от «Вог» до «Аллюр». Использовать их для чьей-либо рекламной кампании – все равно, как… удивлять кого-то старыми новостями. – Девушка помолчала, глядя на фотографа невинными глазами. – Ты ведь не обижаешься на мои слова, правда?

– Не правда, – ответил Люк, недовольный критическим замечанием в свой адрес.

– Но ведь я права.

Он сердито ткнул пальцем в дужку очков, водрузив их обратно на переносицу.

– Сделай мне большое одолжение, Нона, будь права где угодно, только не здесь.

– Ты слишком упертый. Люк. Я знаю, что говорю, потому что смотрю на все это с точки зрения покупателя.

На лице маэстро появилось озабоченное выражение. Он подозрительно глянул на Нону.

– Ты хочешь сказать, что не купила бы такие джинсы только потому, что уже видела этих манекенщиц в других рекламах и другой одежде?

– Вот именно, – дернула плечиком девушка.

– Какая же ты все-таки задница. Нона! – с возмущением фыркнул Люк. – И всегда ею была!

– Может быть, но зато я – честная задница. – Выдержав долгую паузу, она закатила глаза и задумчиво добавила:

– Вот если бы эти джинсы были на Бриджит…

– Ага, я разгадал твою игру! Ты хочешь, чтобы я снял в них твою подругу?

– А что ты от этого теряешь? – широко раскрыла глаза Нона. Люк тяжело вздохнул.

– Ладно, Бриджит, иди в примерочную. Там лежит целая кипа джинсов. Выбери себе по размеру, надень и возвращайся сюда. Топлесс .

– Голой я сниматься не буду! – возмутилась Бриджит. Может, Люк Кесуэй и великий фотохудожник, но раздеваться она не собиралась ни перед кем.

– Прикроешь сиськи ладошками, – сказал Люк. – Будешь делать в точности то, что те двое на снимке.

– Давай, – кивнула ей Нона, стремясь приободрить подругу. Легко ей говорить! Не ей же предлагают раздеваться!

Бриджит прошла в примерочную, подобрала джинсы себе по размеру и втиснулась в них. Поначалу, положив руки на обнаженную грудь, она почувствовала себя полной идиоткой, а затем подумала: в конце концов, время от времени почти всем манекенщицам приходится частично обнажаться. Кроме того, ведь не для «Плейбоя» же она позирует!

Некоторое время спустя девушка вышла из раздевалки, прикрывая груди руками, и встала в ожидании дальнейших инструкций.

– Хорошо. Становись туда, – велел Люк, показав ей на другой задник, представлявший собой полог, раскрашенный под кирпичную стену. – Встань лицом к стене, расставь ноги. Когда я скомандую, резко повернешься ко мне. Бриджит сделала все, как он сказал. Люк приник к видоискателю, что-то невнятно бормоча.

– Отлично, Бриджит. Опусти пониже голову, подними глаза и оближи губы. Вот так!

Зандино, стоявший сбоку, похвалил:

– Хороший ракурс. Люк поглядел на него.

– Тебя когда-нибудь снимали? – спросил он.

– В альбом, после выпускного вечера в школе.

– Есть идея, – проговорил, отворачиваясь, Люк. – Как у него тело, Нона?

– Закачаешься! – вздернула та большой палец.

Люк ухмыльнулся.

– Так я и подумал. У нас с тобой всегда были схожие вкусы, даже когда тебе было всего двенадцать. – Он вновь обернулся к Зандино:

– Иди в раздевалку и подбери себе джинсы по размеру.

– Верно, Зан, иди, – одобрила Нона и ободряюще подтолкнула жениха в спину. – Это только для смеха.

– Правда? – неуверенно спросил тот.

– Не сомневайся, – заверила его Нона. Через несколько минут Зандино вышел из примерочной. Тело у него и впрямь было на зависть: стройное, мускулистое, приятного шоколадного цвета. Джинсы сидели на нем как влитые.

– Ух ты! – восторженно выдохнула Нона, показывая на его ширинку. – Твое богатство так и прет наружу.

Зандино насупился.

– Расслабься, дурачок, – успокоила его девушка. – Этим можно только гордиться.

– Ладно, начнем, – объявил Люк, проведя ладонями по ежику волос. – Встань рядом с Бриджит. Поглядим, как вы друг с другом сочетаетесь. Повытворяйте что-нибудь перед объективом.

– Что повытворять? – хмуро осведомилась Бриджит. Ей не понравилось, что Зандино влез на ее территорию.

– Ну, не знаю… Встаньте спиной к спине, лицом к лицу. Ты, Зан, положи руки ей на сиськи. Придумайте сами… Нам нужно что-нибудь новенькое.

– Минутку! – вмешалась Нона. – Его руки – на ее сиськи? Забудь об этом!

– Слушай, разве не ты сама говорила мне, что являешься ее менеджером? В таком случае сообрази: это может сработать.

– Ага, – озаренно кивнула Нона, – улавливаю твою мысль. Черное и белое… «Джинсы Рок-н-ролл».

– Точно! – с воодушевлением воскликнул маэстро. – Что такое рок-н-ролл? Черная музыка и белая музыка. Как раз то, что нам надо!

Поначалу они были напряжены, недоверчиво поглядывали на Нону и Люка.

– Да расслабьтесь же вы наконец! – нетерпеливо заорал фотограф. – А то стоите, как два пенька!

«Расслабьтесь! Хорошо ему говорить, – подумала Бриджит. – Не ему же стоять перед камерой, пока невесть кто будет щупать его за сиськи! Впрочем, у него и сисек-то нет». Бриджит пребывала в полной растерянности.

Из динамиков неслась песня Стинга. Постепенно они в самом деле расслабились, и работа пошла. Люк двигался быстро, работая несколькими аппаратами попеременно и снимая один ролик за другим. Вскоре Бриджит поймала себя на том, что ей нравится это занятие. Позировать было нелегко, но увлекательно. Под конец все ощущали себя полностью выжатыми.

– Ф-фу-у! – устало выдохнула Бриджит, хватая полотенце. – Я просто умираю… Но до чего же здорово! Страшно интересно!

– Не радуйся раньше времени, – предупредил Люк. – Вполне может оказаться, что мы только попусту теряли время.

– Нет, – уверенным тоном заявила Нона. – Это будет классная работа. Вот увидишь, Люк, я никогда не ошибаюсь.

Глава 12

Лаки проспала почти весь полет до Европы и не проснулась даже тогда, когда самолет сделал посадку для дозаправки. А ведь поначалу она планировала прочитать пару сценариев, рецензии, напечатанные газетами на два недавно вышедших фильма студии «Пантер». Ей много чего надо было сделать. Не получилось. Вместо этого Лаки слегка перекусила, откинулась на спинку кресла с рюмкой «куантро»и погрузилась в глубокий сон.

Последнее, о чем успела подумать Лаки перед тем, как провалиться в мягкую оболочку сна, было то, что на эти выходные ей предстоит начисто позабыть обо всех делах и сосредоточиться только на том, чтобы как можно приятнее провести время с Ленни. Они оба заслужили это.

Несмотря на целый день, проведенный на съемочной площадке у моря, Ленни не чувствовал усталости, вместе с несколькими парнями из технического персонала он зашел в гостиничный бар пропустить холодного пива.

Он не мог думать ни о чем другом, кроме предстоящего приезда Лаки. Господи, как же он ее любил! Для Ленни не существовало больше никого в целом мире, и это при том, что в свое время он был отчаянным бабником. Теперь все изменилось. Теперь он – мистер Женатый мужчина. И к тому же – бесконечно любящий.

– Пора идти, – бросил он Элу, первому ассистенту режиссера. – Хочу как следует выспаться перед завтрашним днем.

– А на эту маленькую красотку взглянуть не хочешь? – подтолкнул его локтем Эл, мотнув головой в сторону приближавшейся к ним блондинки со сногсшибательной фигурой.

Ленни взглянул в ее сторону. Это была та же самая девица, что охмуряла его сегодня на пляже. Теперь, правда, на ней было не бикини, а короткая юбка с разрезом и крошечный топик, едва скрывавший ее пышные прелести. Внимание всех сидевших в баре мужчин немедленно переключилось на нее.

Девица направилась прямым ходом к их столику.

– Привет, Ленни! – проворковала она со своим легким французским акцентом. – Не будешь возражать, если я присяду?

Что это за «привет, Ленни»! Откуда такая фамильярность? Он не верил своим ушам: эта телка вела себя так, будто они были старинными друзьями.

– Нет, милашка, он не станет возражать, – ответил вместо Ленни светоустановщик – грубоватый англичанин с прической под Рода Стюарта и плутовской ухмылкой. – Если хочешь, можешь пришвартоваться прямо здесь, рядом со мной.

– Простите? – ледяным тоном откликнулась блондинка, даже не удостоив ловеласа взглядом.

– Ну, я пошел, – сказал Ленни, быстро поднявшись со стула. – А вы, ребята, можете веселиться дальше.

– Спасибо, приятель, – хмыкнул Эл с сальным выражением на лице. – Я и не знал, что для этого нам необходимо твое разрешение.

Прежде чем блондинка получила шанс атаковать его еще раз, Ленни быстренько улизнул. Какое-то необъяснимое внутреннее чувство подсказывало ему, что от этой женщины нельзя ожидать ничего, кроме неприятностей.

Оказавшись в своем номере, он скинул одежду, повалился на кровать и принялся листать сценарий. Нужно было подготовиться к завтрашним съемкам.

Зазвонил телефон. Надеясь, что это звонит из самолета Лаки, он немедленно схватил трубку, однако вместо голоса жены услышал соблазнительное мурлыканье:

– Ленни, ты один?

– Кто это? – спросил он, хотя с первой же секунды понял: голос принадлежит той самой настырной блондинке.

– Не хочешь меня угостить? – Последовала короткая пауза, а затем:

– Скажем… у тебя в номере.

– Мама наказывала мне никогда не пить с незнакомыми людьми, – ответил он, пытаясь сообразить, чем же в итоге может обернуться эта нелепая ситуация.

– Вот заодно и познакомимся, – ответила собеседница низким, полным обещаний голосом.

– Знаешь что, – коротко проговорил он, – завтра прилетает моя жена, вот тогда, возможно, и выпьем. Втроем.

Блондинка весело поцокала языком:

– О-о-о! Ты любишь втроем? Прелестно!

– Милочка, займись лучше кем-нибудь другим, – предложил Ленни, уже понимая, что отделаться от этой штучки будет не так просто. – Меня все это не интересует.

– Заинтересует, когда увидишь, что я могу тебе предложить.

– Ничего нового ты мне предложить не сможешь, – резко сказал он, – все это я уже видел.

– Значит, ты у нас – мистер Честный и Преданный?

– Отвяжись! – рявкнул он и бросил трубку. Через несколько минут телефон зазвонил снова. Поначалу Ленни не хотел отвечать, думая, что это, наверное, опять звонит мисс Назойливая, но затем все же взял трубку.

– Да! – рявкнул он.

– Хм, у тебя, похоже, радостное настроение.

– А, это ты, Дженнифер. Что нового?

– Я внесла изменения в твое съемочное расписание, так что завтра ты свободно можешь ехать в аэропорт. Съемку перенесли на два часа дня. Не забудь. Еще я велела, чтобы за тобой прислали машину.

– Ты – просто чудо, Дженнифер!

– Спасибо.

– Кстати… Ты помнишь ту блондинку, которая пыталась заарканить меня сегодня во время съемок?

– Да, а что?

– Можешь себе представить, она обнаглела до такой степени, что позвонила мне в номер!

– Да, Ленни, – вздохнула Дженнифер, – я могу представить себе все, что связано с тобой и толпой силиконовых блондинок, которые носятся за тобой по пятам.

– Давай не отвлекаться.

– Ну и что же ты ей сказал?

– Сейчас припомню, – с горьким сарказмом начал Ленни. – Ах да, конечно, я сказал, чтобы она поднималась ко мне с бутылкой водки и пачкой презервативов. Что, по-твоему, я мог ей сказать! – взорвался он.

Дженнифер оставалась невозмутимой.

– Хочешь, чтобы я поехала с тобой в аэропорт?

– Нет, – сухо ответил Ленни, – думаю, я как-нибудь управлюсь со встречей собственной жены.

– Не забудь, Ленни, твоя съемка – в два часа дня.

– Ладно, ладно…

– Знаю я тебя. Лучше уж запиши прямо сейчас.

– Хорошо.

Он повесил трубку, взял сценарий и снова принялся за чтение.

Через несколько минут послышался стук в дверь. Ленни был уверен: это Дженнифер. Не доверяя его памяти, она решила лично вручить ему новое съемочное расписание, чтобы потом лишний раз не нервничать.

Ухмыльнувшись, он поднялся с постели и открыл дверь. За ней стояла Силиконовая мисс собственной персоной. На ней были лишь туфельки на высоченных «шпильках», свободно схваченный в талии халатик и призывная улыбка.

– Я почему-то была уверена, что ты – один, – промурлыкала она. – Великая кинозвезда Америки брошена на произвол судьбы – какая несправедливость!

Похоже, эта женщина никогда от него не отвяжется.

– Послушай, – терпеливо начал Ленни, – не знаю, как тебя в этом убедить, но мне и одному хорошо. Поэтому отправляйся, пожалуйста, восвояси.

– Ты уверен, Ленни? – спросила блондинка и, глядя ему прямо в глаза, рывком развязала поясок халатика. Под ним, как и предполагал Ленни, не было ничего.

– О, черт! – пробормотал он, невольно пожирая глазами каждый дюйм умопомрачительных изгибов ее тела.

– Ну как, не передумаешь, Ленни? – спросила девица горловым голосом.

– Нет, не передумаю. Я не хочу все это видеть. Я не хочу все это трогать. Поэтому проваливай отсюда, да побыстрее.

Она облизнула указательный палец и, поднеся руку к груди, стала ласкать свой набухший сосок.

– Разве тебе это не нравится?

– Если ты немедленно не исчезнешь, я вызову службу безопасности отеля.

Девица повела плечиком, и халатик соскользнул на пол. Теперь на ней не было вообще ничего.

– Давай, Ленни, а я скажу, что ты затащил меня к себе в номер и пытался изнасиловать. Теперь он уже разозлился не на шутку.

– А ну, проваливай отсюда к чертовой матери! – рявкнул Ленни, пытаясь захлопнуть дверь перед носом девицы. Однако прежде, чем ему это удалось, она бросилась ему на шею, крепко обвив руками и не отпуская.

Из-за угла коридора возникла фигура мужчины с фотоаппаратом в руках. Несколько раз ослепительно блеснула вспышка.

Ленни отчаянно боролся, пытаясь освободиться от проклятой бабы и понимая, что уже слишком поздно. Его подставили. Проклятие!

Наконец ему удалось сбросить с себя голую блондинку, и он со всех ног кинулся вслед за фотографом. Однако того уже и след простыл.

Ленни еще бежал, когда до него дошло, что он – в одних трусах. Да, снимок получится на славу! Он остановился. Того, который снимал, уже не догнать, поэтому лучше вернуться и разобраться с блондинкой, выяснив, что за игру против него затеяли.

Ленни развернулся на сто восемьдесят градусов и кинулся обратно к своему номеру.

Ее не было. Сволочи! Они сделали эти проклятые снимки и смылись!

Ворвавшись в комнату, он схватил телефонную трубку и набрал номер службы безопасности. Вскоре возле его двери уже стоял управляющий отелем.

– Да, мистер Голден? – спросил он как можно более официальным тоном, хотя по виду мужчины было понятно: еще несколько минут назад он спал крепким сном.

Ну и что ему говорить? Что в его номере побывали голая девица и какой-то тип с фотоаппаратом? Кто в такое поверит!

Умнее всего было бы забыть об этом и надеяться, что проклятый фотограф больше никогда не всплывет. Вот только, к сожалению, Ленни был абсолютно уверен в обратном…

– Э-э-э… мне почудилось, будто кто-то ломится в мой номер, – промямлил он.

– Не волнуйтесь, я лично все проверю и приму меры к тому, чтобы подобное не повторялось, – почтительно заверил управляющий.

– Да, сделайте одолжение.

Горький урок, но его надо усвоить. Папарацци готовы идти на любые уловки, чтобы только заполучить фотографии, которые потом можно выгодно продать бульварным газетенкам в Америке. Завтра же он созвонится со своими адвокатами и в точности расскажет им, что произошло, чтобы они были готовы в любую минуту остановить возможную публикацию этих снимков.

Он набрал номер Дженнифер.

– Слушаю, Ленни, – терпеливо ответила та.

– Как звать ту блондинку?

– Ленни, ради всего святого! – взмолилась девушка. – Завтра прилетает твоя жена! Я-то думала, что ты нормальный человек…

– Узнай для меня ее имя и номер телефона.

– Непременно. Прямо сейчас, – с нескрываемой издевкой ответила девушка. – А тебя, случаем, не интересуют размеры ее бюста, талии и бедер? Или размер противозачаточных резиновых колпачков, которые она использует?

– Это совсем не то, что ты думаешь… Дженнифер издала протяжный вздох, адресованный всем этим свиньям-мужчинам.

– Как скажешь, Ленни. В конце концов, ты же у нас – звезда.

Ленни знал, что девушка не поверила ему, но зато поверит Лаки, а больше его ничего не волновало.

Утром он был на ногах задолго до выезда в аэропорт. В этот уик-энд Ленни собирался сделать свою жену поистине счастливой женщиной.

Лаки спала. Ей снилось, что она блаженно лежит на надувном плоту, и волны мягко толкают его то вперед, то назад. Рядом с ней – Ленни, он массирует ей плечи и говорит о том, как сильно ее любит.

– Миссис Сантанджело… Миссис Сантанджело! Через час приземляемся. Я подумал, может, вы захотите освежиться.

Лаки резко открыла глаза. Над ней склонился бортовой стюард Тони, а Ленни оказался всего лишь сном.

– Кофе и апельсиновый сок? – вкрадчиво осведомился стюард.

Все еще не проснувшись, Лаки широко зевнула.

– Великолепно, Тони. Сейчас я приму душ и буду готова.

Реактивный самолет «Пантер» был оборудован не хуже люкс-апартаментов роскошного отеля. Лаки зашла в душ и постояла под холодной водой. Теперь она окончательно проснулась. Вытеревшись махровым полотенцем, женщина почувствовала себя посвежевшей и полной энергии. Лаки наложила свежий макияж, поправила прическу и надела свободную шелковую блузку и брюки.

Что за сумасшествие! Они с Ленни женаты уже четыре года, а она до сих пор волнуется перед каждой встречей с ним, как перед первым свиданием.

Какой глупец сказал, что страсть недолговечна!

– Моя машина готова? – обратился Ленни к швейцару.

Тот поднял руку, щелкнул пальцами, и к подъезду подкатил старенький «мерседес».

Это была не его машина. За рулем сидел не его шофер.

– А где Пауло? – спросил Ленни, устраиваясь на заднем сиденье.

– Болен.

– Едем в аэропорт.

– Знаю, – сказал водитель, и «мерседес» рванулся с места.

Самолет прокатился по гладкому бетону взлетно-посадочной полосы корсиканского аэродрома Поретта. Лаки не терпелось выбраться наружу. Она жаждала ощутить объятия Ленни, увидеть его лицо, просто прижаться к нему.

– Торопливо выйдя из самолета, женщина с разочарованием обнаружила, что ее никто не встречает. Чиновник аэропорта предложил ей подождать, и Лаки согласилась, хотя сгорала от нетерпения.

Оказавшись в специально отведенной для нее уютной комнате, она первым делом позвонила в отель, где жил Ленни, и ее тут же соединили с номером мужа.

– Алло, – с придыханием ответил женский голос.

– Ленни, пожалуйста, – нахмурившись, попросила Лаки.

– О… Ленни… Он уехал рано утром, – ответил голос, и Лаки уловила в нем легкий французский акцент. Возможно, это – горничная?

– С кем я говорю? – подозрительно спросила она.

– Я его друг. А вы?

– Его жена.

Кем бы ни была женщина на другом конце провода, она тут же повесила трубку.

Лаки начала закипать. Неужели Ленни ей изменяет?

Ни в коем случае! Он – не из тех! Он не может с ней так поступить! Между ними существовала какая-то особая связь, позволявшая им безоглядно доверять друг другу.

Но кто же, черт побери, мог находиться в его номере?

Твердым шагом Лаки вышла из маленькой комнаты и отыскала того самого служителя аэропорта, который недавно уговаривал ее подождать.

– Найдите для меня машину с шофером, – распорядилась она. – Я все же решила поехать.

Глава 13

Конечно же, у Венеры не было запланировано никакого романтического свидания, о котором она сообщила разъяренному Куперу, но, вернувшись домой, женщина пожалела о том, что не назначила его Родригесу. Ей было необходимо теплое чувственное тело. Ей нужно было знать, что она кем-то любима.

Можно ли позвонить ему прямо сейчас или уже слишком поздно?

Нет, выглядеть слабой – не годится!

Боже, какое лицо было у Купера! Она ведь попросту растоптала его гордость. Ну и поделом! Всю свою жизнь этот человек трахался без оглядки – с любой женщиной, что попадалась на его пути. В тот день, когда они поженились, он обещал ей, что теперь все будет по-другому. И что же из этого вышло? Он не изменился ни на йоту, а она больше не желала ждать, когда случится это волшебное превращение. И вот теперь Венера осталась одна в своем особняке. Вещи и одежда Купера уже были упакованы и вывезены, отчего у нее возникло чувство, что его здесь никогда и не было.

Сбросив туфли, Венера босиком прошлась по дому, рассматривая висевшие тут и там фотографии, на которых они были запечатлены вместе. Она была еще не готова выкинуть лицо этого человека из серебряных рамок, однако не сомневалась в том, что уже никогда не примет его обратно.

В шесть утра Венера была на ногах и готова к пробежке со Свеном – своим личным тренером. Джоггинг помогал ей подготовиться к наступающему дню, заряжал бодростью и энергией.

Как обычно, потея и тяжело дыша, они пробежали вверх и вниз по Голливудским холмам, а вернувшись в дом, отправились прямиком в спортивный зал, где Свен довел ее до седьмого пота, заставляя целый час выполнять однообразные упражнения и еще сорок пять минут – работать с тяжестями для развития верхней и нижней группы мышц. А ведь все думают, что это так легко – постоянно оставаться в блестящей форме!

В девять часов Венера попросила Свена включить телевизор, чтобы посмотреть Кэти Ли и Реджиса – их веселые утренние перепалки всегда забавляли ее, особенно когда Кэти Ли изображала сварливое настроение.

Ведущие ток-шоу только начали разогреваться, как вдруг передача была прервана экстренным выпуском новостей.

Венера в шоке смотрела на экран и слушала слова диктора: «Согласно поступившим сообщениям, сегодня утром в страшной автомобильной катастрофе погиб знаменитый киноактер Ленни Голден. Это произошло на острове Корсика, где он находился на съемках своего последнего фильма. Представитель компании» Вулфи продакшнз» сделал заявление, в котором…»

Ленни Голден погиб.

Ленни, муж Лаки. Ленни, ее хороший друг.] – Я должна ехать к Лаки! – пробормотала она и бросилась вон из комнаты.

Купер не стал возвращаться домой. Если Венера сказала, что вывезла все его вещи и сменила замки, то сомневаться в этом не приходилось.

Уехав от Лесли, он направился прямиком в отель» Беверли-Хиллс»и обнаружил', что там его уже дожидается бунгало. Поистине, Венера позаботилась обо всем!

Лесли умоляла Купера остаться, но тот и не подумал.

– Каким образом Венера узнала? – спросил он любовницу. – Кому ты рассказывала о нас с тобой?

– Никому. Но ведь люди не дураки. Они же видели нас вместе.

Купер метался по комнате, судорожно пытаясь вычислить, кто же его так подставил.

– Ты ведь сама хотела, чтобы она обо всем узнала, разве не так? – прорычал он.

– Нет, – упрямо ответила Лесли. – Если уж я чего-то и хотела, то, по крайней мере, не этого.

– Ладно, Лесли, как бы то там ни было, но я не круглый идиот, чтобы оставаться здесь после всего, что случилось.

Ее глаза наполнились слезами.

– Но, Купер, прошу тебя! Ты мне очень нужен!

– Об этом следовало думать раньше.

И он уехал, проклиная себя за собственную глупость. Единственное, о чем мог сейчас думать Купер, – это, как наладить отношения с Венерой. Ведь правда заключалась в том, что он и вправду любил ее. Любил очень сильно.

Как следует отоспавшись, он немедленно схватил телефонную трубку и, позвонив в гостиничный ресторан, заказал себе бекон, яйца, апельсиновый сок, булочки и кофе. Венера никогда не позволила бы ничего подобного – она вечно сидела на диете.

Через некоторое время в бунгало вошел официант, принесший заказ. Вместо приветствия Купер наградил его хмурым кивком. Похоже, этот парень был не прочь почесать язык, а Купер был не в настроении болтать.

– Как жаль Ленни Голдена! – с сокрушенным видом покачал головой официант, снимая с тележки горячее блюдо с яичницей и беконом. – А ведь он здесь частенько обедал. Нам всем будет его недоставать.

– Что ты там бормочешь? – буркнул Купер, пододвигая стул к столу.

– Как же, мистер Голден попал в ужасную автокатастрофу.

– Но с ним-то все в порядке?

– Машина, на которой он ехал, рухнула в пропасть.

– Я спрашиваю: с ним самим все в порядке?!

– Нет, мистер Тернер. Он… он мертв. Не веря собственным ушам, Купер потряс головой. Нет, только не Ленни! Его друг Ленни.

Это не может быть правдой!

– Откуда вы знаете? – спросил он.

– Об этом говорят во всех выпусках новостей. Простите, мистер Тернер, я думал, вы знаете.

– Нет, – тупо ответил Купер. – Нет, я не знал.

Алекс приехал в свой офис с большим опозданием. Его мучало чудовищное похмелье. Единственное, что осталось в памяти после вчерашнего вечера, так это поток оскорблений со стороны матери. Она издевалась над ним при каждой их встрече, доводя Алекса до белого каления – до такого состояния, в котором он терял способность мыслить здраво. Вот и теперь из-за нее он пропустил важнейшую встречу со своими сотрудниками, отвечавшими за выбор натуры и продюсерскую часть. Оскорбившись, те уехали, не став его дожидаться.

– Доброе утро, Алекс, – с ноткой неодобрения приветствовала патрона его помощница Лили. – Или, может быть, добрый день?

– Знаю, знаю. Я должен был быть в девять, – пробубнил он. – У меня тут всякие непредвиденные обстоятельства.

– Я звонила тебе домой, – пристально глядя на него, сказала Лили.

– Должно быть, я выключил телефон.

– Хм-м…

Его вторая помощница Франс принесла чашку горячего чаю.

– Выпей, – категоричным тоном велела она. – Потом сам скажешь мне спасибо.

Алекс едва подавил рвотный позыв, чуть было не заблевав свой письменный стол.

– Отправьте Тин Ли букет цветов, – пробормотал он.

– На какую сумму? – осведомилась Франс.

– На большую, – злясь на самого себя, ответил Алекс. Бог знает, через что он заставил пройти эту несчастную девушку. Неудивительно, если теперь она перестанет с ним здороваться.

– Алекс, – начала Лили, – ты слышал новость относительно Ленни Голдена, мужа Лаки Сантанджело?

– Какую новость?

– Он попал в автомобильную катастрофу.

– Где?

– На Корсике. Машина, в которой он ехал, упала со скалы.

– Господи Иисусе! Когда это случилось?

– С утра передали по радио. Лаки говорила ему, что на выходные собирается поехать к мужу, вспомнилось Алексу.

– Лаки была с ним? – нетерпеливо спросил он.

– Не знаю, – разводя руками, ответила Лили. – Про это ничего не сообщали.

– Соедини меня с Фредди.

– Сию минуту, Алекс, – заторопилась к телефону Лили.

Смеясь и наперебой обсуждая вчерашнюю вечеринку и потрясающее фотографирование в студии Люка, Бриджит и Нона шли вниз по Мэдисон-авеню.

Только сейчас Бриджит начала понимать, как ей недоставало ее лучшей подруги и как здорово иметь Нону своим менеджером. Вместе они могут свернуть горы. Они всегда приносили друг другу удачу.

Когда девушки проходили мимо газетного киоска на 65 – й улице, внимание Бриджит привлек крупный заголовок на первой полосе «Нью-Йорк пост»: «ЛЕННИ ГОЛДЕН ПОГИБ АВТОКАТАСТРОФА НА КОРСИКЕ. УЖАСНАЯ СМЕРТЬ КИНОЗВЕЗДЫ».

– О, мой Бог! – выдохнула она, вцепившись в Нону. – О, мой Бог! Нет! Нет!! Не-е-ет!!!

Для Донны Лэндсмен новость не явилась неожиданной. Закончив читать газету, она улыбнулась самой себе. Все шло как надо.

«Лаки Сантанджело… Что чувствует сейчас эта сука? Что она ощущает, потеряв мужа, как некогда я?

Как тебе это понравится – остаться одной с тремя детишками на руках?

Что ж, сука, теперь узнаешь!

И могу тебя уверить: это только начало».

Глава 14

Лаки сидела неподвижно, уставившись прямо перед собой. Она знала, что должна, наверное, плакать, кричать, делать что угодно, только не сидеть в этой ледяной неподвижности, сковавшей ее и просочившейся в каждую пору ее тела, утратившего способность чувствовать.

Ленни мертв.

Ее Ленни больше нет.

А она тем не менее остается в здравом уме. Вот только жизнь вокруг нее, кажется, затормозила свой бег и движется словно в замедленной съемке.

Лаки онемела от горя. Опустошение царило внутри нее. А слезы… слезы не шли.

Она сидела на постели Ленни в гостиничном номере далекой страны, ее муж был мертв, а она не могла плакать.

Маленькая Лаки Сантанджело. Ей было пять лет, когда она нашла изуродованное тело матери, плававшее в их бассейне; двадцать пять – когда убили Марко, ее первую настоящую любовь; она была еще моложе, когда застрелили и на ходу выкинули из машины ее брата Дарио.

Насильственная смерть была старинной подружкой семьи Сантанджело. Лаки слишком хорошо знала, что кроется за этими словами.

Теперь нет и Ленни, но здесь другое. Случай.

Или она ошиблась?

Лаки попыталась вспомнить, как все было.

Будь оно проклято, это «как все было»!

Вот она приезжает из аэропорта в отель. Берет у удивленного клерка ключ от номера Ленни. Замечает на двери табличку «Просьба не беспокоить».

Бросив свой мир, она прилетела в мир Ленни и была разочарована, обнаружив, что его здесь нет.

Постель была не заправлена, в комнате царил кавардак. Что ж, Ленни никогда не отличался аккуратностью в быту.

Мелочи, мелочи, мелочи… Она подмечала их одну за другой. Переполненные пепельницы на тумбочках по обе стороны кровати. Почти пустая бутылка шампанского. Два бокала, один из которых – со следами губной помады. Из-под кровати выглядывает смятая шелковая ночная рубашка. Женская.

ЭТО, ДОЛЖНО БЫТЬ, НЕ ЕГО НОМЕР!

Нет. Его. На столе лицом книзу лежит фотография – ее и детей. Повсюду разбросана одежда Ленни, его сценарий, телефонная книжка, любимая серебряная ручка – точно такая же, как у Лаки, которую она купила ему в «Тиффани».

Пытаясь отыскать мужа, она позвонила в офис съемочной группы. Лаки не знала, что к тому времени в выпусках новостей уже сообщили о чудовищной катастрофе, происшедшей на горной дороге.

За ней приехали представитель продюсера и исполнительный директор картины, посадили в машину и куда-то повезли по извилистому горному серпантину. А потом они стояли и, словно в кошмаре, смотрели, как спасательные команды пытаются извлечь искореженные остатки автомобиля. Он падал в пропасть глубиною в несколько сот футов, прежде чем удариться о скалы, загореться и, наконец, рухнуть в морские волны.

Чувствуя, как ее переполняет ужас, Лаки уже тогда поняла, что никогда больше не увидит Ленни.

Теперь она сидела одна в его гостиничном номере. Здесь уже успели прибраться горничные: исчезла пустая бутылка, были вымыты пепельницы, фотография поставлена на место.

ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ, ЛЕННИ, КАК ТЫ МОГ НАС ПОКИНУТЬ!

Телефон продолжал звонить. Она не обращала внимание на этот трезвон; ей не хотелось ни с кем говорить. Ее самолет в полной готовности стоял в аэропорту в ожидании распоряжений, однако в данный момент она была неспособна принимать какие-либо решения.

Из моря уже выловили тело шофера и идентифицировали его по медицинским записям, но найти Ленни! все еще не могли.

– Не было возможности, – с помощью симпатичной переводчицы объяснил полицейский детектив.

Спустя некоторое время Лаки поднялась и начала механически упаковывать вещи Ленни. Его футболки, носки, свитера. Его выходную одежду. Любимый пиджак. Целую коллекцию рубашек «Деним», которые он любил носить каждый день. Лаки выполняла эту работу медленно и методично, словно находилась в трансе.

Покончив с одеждой, она уложила его сценарий и несколько желтых папок – новый сценарий, который он начал писать. Затем Лаки вытащила выдвижной ящик прикроватной тумбочки и обнаружила там несколько моментальных снимков обнаженной блондинки. Уставившись на них, она несколько секунд не могла отвести от карточек взгляда. Блондинка была на редкость смазлива. Ее ноги были широко расставлены, а на глупой роже блуждала соблазнительная улыбка.

ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ, ЛЕННИ! ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ! ВЕДЬ Я СЧИТАЛА ТЕБЯ СОВСЕМ ДРУГИМ!

Никаких слез. Только разочарование. Обида. Злость. Ужасающая горечь предательства.

Она вспомнила, как когда-то застала своего второго мужа, Димитрия, в постели с оперной дивой Франческой Ферн. Тогда она не плакала. Не было смысла плакать и сейчас.

«Будь сильной!»– вот ее кредо. Только оно помогало ей выживать на протяжении всех этих лет.

Она нашла и еще несколько снимков, сделанных, видимо, подряд, один за другим. Ленни стоит в обнимку с обнаженной блондинкой, обвившей его шею руками. Ленни, положивший руки на ее плечи. Очень мило!

А ТЕПЕРЬ ТЫ МЕРТВ, ТЫ, СУКИН СЫН! И УЖЕ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ СМОЖЕШЬ ОБЪЯСНИТЬ!

Да она и не нуждалась ни в каких объяснениях.

Кому они вообще нужны!

Кому какое дело…

Ленни Голден оказался всего-навсего очередным похотливым гаденышем. Типичным актеришкой, который не пропускает ни одних съемок, чтобы не оприходовать при этом любую смазливую шлюху.

НУ И ПОШЕЛ ТЫ, ЛЕННИ ГОЛДЕН! ПОШЕЛ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!

А боль от потери все равно была непереносимой.

Она закончила укладывать его вещи в два чемодана и крепко затянула их ремнями, а фотографии сунула в боковое отделение своей сумочки.

Чуть погодя Лаки взяла телефонную трубку и позвонила отцу в Палм-Спрингс. Они уже говорили чуть раньше, когда она попросила Джино на некоторое время забрать к себе детей. Теперь они уже находились у него.

– Возвращайся домой, – велел Джино.

– Да, разумеется, – бесцветным голосом ответила она. – Я только жду, когда обнаружат тело Ленни. Я хочу забрать его с собой.

– Гм… Лаки, это может занять некоторое время. Ты должна сейчас быть с детьми.

– Я подожду еще сутки.

– От тебя там никакого толку. Когда тело найдут, люди из съемочной группы договорятся обо всем необходимом. Ты должна возвращаться немедленно.

– Мне… мне нужно побыть здесь.

– Нет! – жестко отрезал Джино. – Ты обязана находиться с семьей.

Ей не было дела до его нотаций. Ей вообще не было дела ни до чего.

– Я еще позвоню тебе, папа, – проговорила она тихим, чуть севшим голосом.

Прежде чем отец успел что-то возразить, Лаки положила трубку и принялась бесцельно мерить комнату шагами. Ленни… Такой высокий. Такой привлекательный. С такой удивительной улыбкой. С проницательным взглядом зеленых глаз. С мускулистым телом…

Ленни. Ее Ленни.

Она не могла вычеркнуть его из своих мыслей. Она до сих пор ощущала прикосновение его кожи, его запах, она хотела его больше, чем когда бы то ни было в жизни.

Ленни.

Обманщик.

ПОШЕЛ ТЫ, ЛЕННИ!

ТЫ ПРЕДАЛ МЕНЯ, И Я НИКОГДА НЕ ПРОЩУ ТЕБЕ ЭТОГО!

Глава 15

– Привет, – сказала Лаки. Она сидела за своим массивным письменным столом и бесцельно вертела в руках серебряную авторучку Ленни. На шесть часов у нее была назначена встреча с Алексом Вудсом, и вот теперь он вошел в ее кабинет.

– Привет, – ответил Алекс, задержавшись в дверях. Он не видел ее с тех самых пор, когда случилась трагедия, и не потому, что не прилагал к этому усилий. До Лаки было очень трудно добраться. Ускользающая, словно мираж, она всегда куда-то летела. Договориться о встрече с ней не удавалось даже Фредди.

– Разные люди по-разному пытаются справиться со своим горем, – объяснял он. – Что касается Лаки, то, поскольку на любой студии всегда множество проблем, она полностью погрузилась в работу.

– А я и есть ее работа, – заметил Алекс. – И поэтому мне нужно с ней увидеться.

На самом деле никакой необходимости встречаться не было. Обо всем уже позаботились соответствующие службы: бюджет картины был согласован, актеры утверждены, натура для съемок выбрана. Все хлопоты взял на себя шеф производственного отдела, и у Алекса не было к нему никаких претензий. Если все будет идти так же гладко, съемку можно будет начать уже через несколько недель.

– Заходи, садись, – сказала Лаки. Алекс вошел в кабинет. Он сразу заметил темные круги усталости вокруг ее глаз, и то, как обострился ее профиль.

И все же эта женщина оставалась самой красивой из всех, кого ему приходилось видеть.

– Послушай, – заговорил он, – прежде чем мы начнем говорить о делах, я хочу, чтобы ты знала, насколько сильно я скорблю о том, что случилось с Ленни…

– Хватит об этом, – сказала она. – Все позади.

Лаки понимала, что со стороны может показаться жестокой и бессердечной, но ей было безразлично, что подумает о ней Алекс Вудс. Ее это не волновало. По большому счету, ее уже ничто особенно не волновало.

Лаки откинулась в кресле, машинально потянувшись за сигаретой. Все ее прежние дурные привычки вернулись к ней с какой-то мстительной неотвратимостью.

Чуть раньше в этот же день у нее состоялась странная, обеспокоившая ее встреча с Мортоном Шарки. Предчувствие подсказывало ей, что Мортон что-то замышляет, вот только что? Сейчас дела на студии обстояли как никогда хорошо, банки вели себя спокойно, а японцы дали согласие на торговую сделку. Все шло без сучка и задоринки.

Однако были проблемы, от которых у нее болела голова. Лаки прекрасно понимала, что в затруднительном положении находилась она сама. В любой момент что-то в ней было готово взорваться – то, что на протяжении последних двух месяцев она хранила глубоко внутри себя. Ленни был мертв, а она вела себя так, будто ничего не случилось. Деловая, как всегда.

Да пошли они к черту, эти дела! Пошло к черту все на свете! Внутри себя она чувствовала только усталость, отчаяние и злость.

Алекс Вудс не отводил от нее глаз, и Лаки ощущала на себе его горячий взгляд.

– Все идет нормально? – спросила она, вернувшись мыслями к реальности. – Или ты пришел, чтобы на что-то пожаловаться?

– Откровенно говоря, жаловаться мне не на что, – сказал он, заметив, что женщина готова обороняться.

– Приятное разнообразие, – холодно обронила она. – Все остальные, кажется, поставили своей целью свести меня с ума. – Лаки помолчала. Алекс был небрит, и едва заметная щетина на подбородке делала его внешность еще более привлекательной. – Поздравляю с тем, что вам удалось ангажировать Джонни Романо, – добавила она. – По-моему, прекрасный выбор.

– Рад, что ты с этим согласна.

– Если бы я не была согласна, то не дала бы «добро». – Лаки взяла бумагу с перечнем поступивших по телефону сообщений, посмотрела в него невидящим взглядом и снова отложила в сторону. – Что-нибудь выпьешь?

Этот вопрос был продиктован не столько гостеприимством или вежливостью, сколько тем, что Лаки захотелось выпить самой.

Алекс бросил взгляд на часы. Половина шестого. Самое подходящее время для мартини.

– Судя по твоему виду, у тебя сегодня был тяжелый день, – сказал он. – Может, съездим в бар в отеле «Бель-Эр»?

– Отличная мысль, – согласилась Лаки и нажала кнопку интерфона, вызывая Киоко. – Я уезжаю, – сообщила она секретарю. – Отмени все мои встречи на сегодня.

– Но, Лаки… – начал было тот.

– Отстань, Ки, – резко оборвала его она. – Увидимся завтра – – Она встала из-за стола, схватила пиджак и направилась вместе с Алексом к двери – Господи, если я хоть время от времени не могу делать то, что хочу, к чему вообще вся эта жизнь!

– Что касается меня, то я не стану докучать тебе делами, – пообещал Алекс, уловив исходивший от нее легкий запах скотча.

Лаки одарила его ослепительной улыбкой.

– Вот и отлично. Мне так наскучила роль маленькой бедной вдовы!

Он был слишком удивлен, чтобы что-то ответить, и они молча вышли наружу.

– На чьей машине поедем? – застыв в нерешительности, спросила Лаки.

– Которая твоя? – отозвался он, пытаясь не смотреть на ее длинные ноги. В конце концов, он приехал сюда по делу.

– Вон она, красная «феррари». Ну, еще бы!

– А вот – моя. Черный «порше».

– В таком случае, дорогой Алекс, выбираю черный «порше». Поскольку потом, мне кажется, я буду явно не в состоянии вести машину.

По дороге сюда он рассчитывал, что это будет чисто деловая встреча, но сейчас она перерастала в нечто большее. Алекс решил не идти на попятный. На восемь часов, правда, у него было назначено свидание с Тин Ли, но теперь он был уже почти уверен, что не пойдет на него.

Лаки села в его машину, откинулась на сиденье и закрыла глаза. О, как приятно взять и убежать вот так от всего, что уже торчит костью в горле. Ей опостылели эти встречи, обсуждения бюджетов, принятие деловых решений и все остальное дерьмо. Ей опостылела эта проклятая студия. Ей опостылела необходимость быть примерной матерью, уважаемым членом общества и скорбящей вдовой. Это, черт побери, чересчур! Не имея возможности выпустить ярость, сжигавшую ее изнутри, Лаки сходила с ума.

Ленни ушел. Исчез. Выписался с этого света.

Ленни оказался бессовестным сукиным сыном, и она была не в силах простить его за это.

Она была одна. Всю свою жизнь она была одна. Довольно!

Сначала – Мария. Прощай, мамочка…

Затем – Марко.

Наконец – Дарио.

Теперь у нее остались только Джино, ее сводный брат Стивен и дети.

Несколько минут они ехали в молчании.

– Неплохо выглядишь, – заметил Алекс. Пропустив комплимент мимо ушей, она, в свою очередь, спросила у спутника:

– У тебя есть семья?

– Мать, – осторожно ответил Алекс, думая, что у нее на уме.

– Вы близки друг с другом?

– Как крыса со змеей.

– Змеи едят крыс.

– Значит, ты меня правильно поняла. Лаки сухо засмеялась. Она выбрала себе идеального компаньона, чтобы напиться, подумалось ей. Как раз то, что нужно на сегодняшний вечер – кто-нибудь, на кого можно опереться и кто не свалится в канаву на полпути.

– Мне нужно курнуть, – беспокойно сказала она.

– Никаких проблем, – тут же откликнулся он и, сунув руку в карман, протянул ей наполовину выкуренную самокрутку с «травкой».

Лаки вдавила зажигалку на приборном щитке автомобиля, подождала, пока та раскалится, и, прикурив, глубоко затянулась.

– Ты – сама заботливость, Алекс.

– Не всегда.

Лаки смерила его изучающим взглядом.

– Значит, только в порядке исключения, для меня, поскольку моя студия дает деньги на твою картину?

– Конечно. Именно так, – решил подыграть ей Алекс.

Лаки не отрывала от него пристального взгляда.

– А может, ты такой заботливый потому, что сочувствуешь мне в связи с потерей мужа? Алекс не отрывал глаз от дороги.

– Ты и сама в состоянии позаботиться о себе.

– Вот и все так думают, – вздохнула она.

Он бросил на женщину быстрый взгляд.

– Они правы или ошибаются?

– Слушай, – вместо ответа предложила Лаки, – а как насчет того, чтобы отправиться в Палм-Спрингс навестить Джино? Ты вроде говорил, что хочешь с ним познакомиться. Так воспользуйся случаем, пока у меня подходящее настроение.

– С удовольствием.

– Боже мой, какой ты покладистый! Если бы она только знала… Алекса Вудса никто никогда не назвал бы покладистым. Склочником – да. Бабником – да. Придирчивым, требовательным, переменчивым – да, да, да. Но – покладистым? Ни за что!

– Боюсь, у тебя сложилось обо мне не правильное представление, – медленно заговорил он. – Эдакий милый парень, помогающий красивым женщинам, попавшим в беду… Ведь так? Но на самом деле рыцарство упрятано очень глубоко внутри меня.

– Рада слышать, – отозвалась она, глядя в окно невидящим взглядом. – Давай остановимся и выпьем, пока не выехали на скоростное шоссе.

Они затормозили у мексиканского ресторанчика на Мелроуз. Лаки выпила неразбавленной текилы , Алекс предпочел «Маргариту». Затем он заказал графин «Маргариты» навынос, а Лаки тем временем сходила в дамскую комнату и позвонила домой, сказав Чичи, что не приедет ночевать и что найти ее можно у Джино в Палм-Спрингс.

Лаки прекрасно понимала: ей не на что жаловаться. Все вокруг поддерживали ее, как могли – начиная с Джино и кончая Бриджит, которая специально прилетела из Нью-Йорка и пробыла с ней несколько недель. Даже ее сводный брат Стивен прилетел вместе с женой из Лондона, чтобы присутствовать на поминальной службе по Ленни. Многие из ее знакомых просто оторопели, увидев, что Стивен – чернокожий. Да, Джино в свое время давал шороху! Лаки было забавно наблюдать за реакцией людей.

Поминальная служба была весьма необычной, но Лаки перенесла ее достойно и с выдержкой. Маленькая Мария повисла на ней, в то время как крошку Джино держала в своих умелых руках Чичи. Потом состоялись поминки у Мортона, на которых присутствовали все друзья и коллеги Ленни. Малопонятную речь захотела произнести его эксцентричная мать.

Лаки прошла через все это с сухими глазами. Теперь, два месяца спустя, она была готова сломаться.

Алекс даже не позаботился позвонить Тин Ли. Во-первых, он не помнил ее телефона, во-вторых, его это не волновало. Какая разница! Мисс Со всем согласная навсегда – и очень быстро – уезжала из его жизни.

– Эй, Алекс, – на выходе из ресторана тронула его за рукав Лаки. – Обещай мне: что бы я ни сказала сегодня вечером, не обращать это против меня. Я нынче не в своей тарелке.

Заинтригованный странной просьбой, он посмотрел на нее.

– А что особенного ты можешь сказать?

– Все, что угодно, – равнодушно ответила она.

У Алекса появилось чувство, что их путешествие обещает быть необычным.

Глава 16

Венера не находила себе места. Вышвырнув Купера, она попыталась начать свою жизнь с новой страницы. Дала, к примеру, Родригесу шанс продемонстрировать свои способности, но, к величайшему своему разочарованию, выяснила, что с Купером он равняться не может. Слишком молодой и самоуверенный. За каждым его движением стояло желание подарить ей наслаждение, но подлинным чувством здесь и не пахло. К сожалению, Родригес был для нее слишком мелок.

На самом же деле правда заключалась в другом: ей недоставало Купера, хотя и не до такой степени, чтобы принять его обратно. Когда они встретились на поминальной службе по Ленни, Купер прижал Венеру в углу и сообщил, какую ошибку она совершает.

– Нет, если кто-то из нас и совершает ошибку, то это ты. Куп. Ты воспринимал меня как должное, а это не правильно.

– Но, милая, – пробормотал он, делая попытку обнять ее, – я люблю тебя и только тебя.

– Об этом нужно было думать раньше, – ответила она и, увернувшись, ушла.

После этого он ежедневно присылал ей цветы и звонил. Тогда Венера изменила свой телефонный номер, а все букеты велела пересылать в детскую больницу. Со временем и это прекратилось.

Как бы ей хотелось поговорить об этом с Лаки! Но – увы… Вернувшись с Корсики, та полностью ушла в работу, словно в ее жизни ровным счетом ничего не произошло.

Это ставило Венеру в тупик. Она считала себя одной из ближайших подруг Лаки. Но даже она не могла разговаривать с Лаки о понесенной ею утрате. Та наглухо закрылась, не желая впускать никого в свою душу.

И вообще, в последнее время Венера могла похвастать только тем, что подписала контракт с Фредди Леоном. Она всегда мечтала о таком импресарио – человеке, в голове которого помещалось гораздо больше идей, нежели в ее собственной. Недавно Фредди попытался уговорить ее сняться в яркой эпизодической роли в фильме Алекса Вудса «Гангстеры».

– Предупреждаю тебя: роль, конечно, не главная, но зато тянет на «Оскара». У тебя бы она получилась.

Прочитав сценарий, Венера пришла в восхищение. «Гангстеры», действие которых разворачивалось в пятидесятые годы, обещали получиться крайне динамичным и честным фильмом о Лас-Вегасе и двух могущественных людях. Один из них – гангстер и садист, второй – знаменитый латиноамериканский певец, со всеми потрохами принадлежащий первому. Певца должен был играть Джонни Романо, а на роль гангстера актера еще предстояло найти. Для Венеры Фредди приглядел роль Лолы – непосредственной, любящей повеселиться девушки, связанной с обоими главными героями. Роль была небольшой, но очень яркой.

– Алекс согласен встретиться с тобой, – сообщил Фредди.

– Как это благородно с его стороны! – не скрывая сарказма, бросила Венера. Неужели Фредди и в самом деле не понимает, что говорит со звездой?

Фредди, однако, пропустил ее иронию мимо ушей.

– Ты должна будешь почитать для него роль, – сообщил он.

Венера раздраженно усмехнулась.

– Только не я, Фредди. Я уже выросла из этого возраста.

– Послушай меня внимательно, – невозмутимо заговорил мужчина. – Даже Марлон Брандо читал режиссеру роль для того, чтобы его взяли в «Крестного отца». Посмотри, как он взлетел после этого. Фрэнк Синатра озвучивал «Отсюда – в вечность». Если великие актеры понимают, что роль – пусть даже маленькая – дает им большой шанс, они готовы на все, чтобы только получить ее. Если хочешь сыграть Лолу, тебе придется убедить Алекса в том, что тебе это удастся. Иного пути не существует.

Встреча была назначена на полдень следующего дня в офисе Алекса.

Как и ожидала Венера, желтая пресса буквально обезумела, узнав подробности ее разрыва с Купером. Их фотографиями пестрели все первые полосы бульварных листков, их имена то и дело склоняли в огромных – на две страницы – заголовках. Тут же, разумеется, фигурировала и Лесли Кейн, однако то ли она сама, то ли кто-то еще сумел сделать так, что ее изображали милой невинной овечкой, в то время как Венеру пытались представить ненасытной похотливой суперзвездой, чей муж был просто вынужден броситься в объятия другой женщины.

Господи, сколько же дерьма было в этих газетенках! Если бы они знали всю правду о Лесли, то спятили бы вконец.

Помимо всего прочего, Венеру угнетало еще и то, что вернулся ее никчемный братец Эмилио, который до этого болтался по Европе и крутил роман с какой-то захудалой графиней. Единственным источником существования для Эмилио являлось его родство с Венерой, и сейчас он, видимо, снова решил заработать, продав бульварным листкам еще несколько «правдивых историй» из ее жизни.

Один из осведомителей Венеры доложил ей, что Купер выехал из отеля «Беверли-Хиллс»и снова поселился в роскошном пентхаусе на Уилшир, в котором обитал раньше. При мысли о том, что он вернулся к своему прежнему образу жизни, ей стало немного грустно. Но что поделать, если он желает по-прежнему оставаться пятидесятилетним плейбоем, что каждую ночь трахает новую девицу, что ж… это его проблема.

Еще одна новость относительно Купера состояла в том, что он порвал с Лесли. Для Венеры, однако, и это не имело значения; в конце концов, не Лесли являлась главной проблемой в их взаимоотношениях.

У нее оставался Родригес, и Венера решила предоставить ему еще одну возможность продемонстрировать свои интимные таланты. На самом деле она просто не любила оставаться в доме одна, а Родригес был какой-никакой, а компанией.

Ох, уж эта жизнь суперзвезды! Не такая уж она и блестящая, как думает большинство.

Лесли Кейн сошлась с Джеффом Стоунером – актером-однодневкой, снимавшимся в том же фильме, что и она. Не то чтобы Джефф ей нравился – он был для нее пустым местом, – а так, чтобы хоть чем-нибудь себя занять. То, как повел себя по отношению к ней Купер, она сочла настоящим скотством.

После чудовищно жестоких слов, сказанных Венерой у нее за ужином, Лесли полагала, что Купер наконец-то принадлежит ей. Но не тут-то было. Он отвернулся от Лесли, словно обнаружил у нее какое-то омерзительное венерическое заболевание. Теперь этот ублюдок не считал нужным соблюдать по отношению к ней даже элементарных правил вежливости. И самым ужасным было то, как он обращался с ней на съемочной площадке. Когда снимались их любовные сцены, Купер был само очарование, но стоило режиссеру крикнуть: «Снято!»– как он тут же становился холоден и неприступен. Чем она заслужила такое обращение? Ничем. Только тем, что была готова заниматься с ним любовью в любую минуту, когда ему этого хотелось, а до того, проклятого ужина в ее доме он хотел этого непрерывно.

Может быть, он охладел, узнав, что она когда-то являлась высокооплачиваемой девочкой мадам Лоретты?

Возможно.

Мужчины ведь так лицемерны!

Что касается Джеффа, то его это, казалось, ничуть не волновало. Ну что ж, он был гораздо моложе Купера – почти на двадцать лет, а молодые люди, как уже давно успела понять Лесли, гораздо менее привередливы и не страдают глупыми предрассудками.

Джеффу нравилось быть любовником Лесли, он просто цвел в лучах ее славы. Молодая звезда способствовала его карьере, окружала его тем ореолом известности, о котором он так давно мечтал.

Куперу, правда, не понравилось, когда его бывшая любовница побеседовала с режиссером их общего фильма и уговорила его увеличить роль Джеффа. Это увеличение было небольшим. – так, одна дополнительная сцена в конце картины да несколько крупных планов, но даже это вывело Купера из себя. И главное, что тут он ничего не мог поделать – ведь ее взлет был стремительным и ярким, а его известность можно было сравнить с небольшим, но стойким пламенем.

В области секса Джефф даже близко не мог равняться с Купером. Он был любителем – много рвения, но никакого опыта. Вообще проблемой большинства мужчин является их полное незнание того, как заниматься любовью. Единственное, что они умеют, – это трахаться. И Джефф здесь не был исключением.

Лесли недоставало неторопливой чувственности Купера, его удивительного знания того, где и в какой момент прикоснуться к ее телу, его долгих горячих поцелуев, его трепещущего языка и неописуемо умелых рук. Поистине настоящий опыт не заменишь ничем! В этом отношении Купера по-прежнему никто не мог превзойти.

Подпрыгивая от счастья, словно маленький мальчик, Джефф выскочил из ванной. Они только что вернулись с вечеринки, на которой Лесли познакомила своего нового любовника с его кумиром – Харрисоном Фордом.

– Что за человек! – восклицал Джефф. – Просто потрясающий! Прямо, как ты, Лес.

– Не такая уж я и потрясающая, – равнодушно ответила Лесли, расчесывая волосы.

– Нет, ты именно такая, – настаивал Джефф. – Даже если не хочешь в этом признаться.

Он выхватил из ее рук гребень, обнял ее и поцеловал в губы.

Его поцелуи были настолько крепкими, что Лесли не могла дышать. Кроме того, он постоянно делал еще одну вещь, которую она просто ненавидела, – скручивал свой язык в трубочку и засовывал ей в рот. Да уж, супермен!

Если бы он только знал, как надо целоваться…

Через две минуты поцелуев руки Джеффа оказались на ее грудях. Немного поводил пальцами по ее соскам, быстренько пососал каждый из них, и вот – он уже в ней, работая, словно исправная помпа, и, видимо, полагая себя самым великим любовником в мире.

У Лесли не было настроения переучивать его.

Позже, когда Джефф уже сопел возле нее, она лежала без сна, думая о Купере и о том, как его отвоевать. Ведь должен же быть какой-то путь!

И если он есть, она его найдет.

Снова оказавшись в Нью-Йорке, Бриджит как никогда была исполнена решимости осуществить все намеченное. Она по-настоящему любила Ленни, и вот его нет. Смерть бывшего отчима явилась для девушки страшным потрясением, заставившим ее понять, как внезапно может оборваться нить жизни.

Будучи в Лос-Анджелесе, она старалась проводить как можно больше времени с его детьми – крошкой Джино и Марией. Лаки постоянно пропадала на киностудии и, казалось, была настолько поглощена работой, что Бриджит лишь изредка удавалось увидеться с ней, хотя она практически не выходила из дома.

Через несколько недель после поминальной службы по Ленни Бриджит сообщила Лаки, что намерена вернуться в Нью-Йорк. Та не возражала, пожелав девушке удачи и заверив, что с ней все будет нормально.

И вот Бриджит здесь. Теперь-то она больше не будет сидеть сиднем. Она собиралась добиться успеха, причем очень скоро.

Анна встретила ее с неподдельной радостью.

– Нона сегодня звонила уже трижды, – сообщила она, как только Бриджит с грохотом бросила на пол свои чемоданы. – Велела, чтобы ты перезвонила ей сразу же, как только придешь.

Пока девушка находилась в Лос-Анджелесе, ей удалось поговорить с Ноной лишь несколько раз. Подруга сообщила ей, что договоренности относительно визитов к Авроре Мондо Карпентер и Мишелю Ги остаются в силе, кроме того, к тому времени, когда она приедет, у Люка уже будут готовы фотографии. Что ж, по крайней мере, ей больше не придется сидеть без дела.

Бриджит прошла на кухню, открыла бутылку «севен-ап», быстро просмотрела скопившуюся в ее отсутствие почту и только затем позвонила Ноне.

– Ну наконец-то! – воскликнула та. – Куда ты запропастилась?

– Все из-за самолета. Он вылетел из Лос-Анджелеса с опозданием. Я только что вошла.

– Ну, так приготовься к тому, чтобы снова выйти! Люк Кесуэй хочет видеть нас у себя в студии. Причем – немедленно!

Родригес приехал вовремя. В его горящих глазах, жадно устремленных на Венеру, читалось обожание.

– О, моя прекрасная! – воскликнул он, поднося ее руки к своим губам.

Венера, на которой было одно только короткое японское кимоно, улыбнулась. В том, что она платила Родригесу, было что-то замечательно декадентское, и Венера получала от этого огромное удовольствие, хотя он далеко не являлся идеалом ее любовника. Впрочем, кто, кроме Купера, им являлся?

– Я устала, – пожаловалась она тоном капризной девочки. – У меня ломит все кости.

– О-о-о! – восторженно воскликнул молодой аргентинец. – Родригес заставит твои косточки петь и оживит твои мышцы. От моих прикосновений все твое тело станет содрогаться в горячих волнах сладострастия.

Этот парень делал явные успехи в старомодном английском языке. Они перешли в массажную комнату. Была в ее современном, выдержанном сплошь в белых тонах, особняке и такая. Венера включила проигрыватель лазерных дисков, и К. Д. Лэнг запел им свою серенаду.

Родригес снял куртку. Теперь на нем оставалась лишь черная футболка без рукавов и обтягивающие черные джинсы. На его руках соблазнительно перекатывались тугие мышцы. Кожа была загорелой, дыхание отдавало ментолом. Все это вместе придавало юноше весьма сексуальный вид.

Он улыбнулся хозяйке, и в его темных глазах можно было прочитать обещание неземных наслаждений.

– На стол, прекрасная моя, – скомандовал он.

Венера сбросила кимоно. Теперь вся ее «одежда» состояла из черных кружевных трусиков.

Взгляд Родригеса восхищенно скользнул по телу женщины, задержавшись на пышных грудях.

– Великолепно! – воскликнул он. – Ты ослепительна, моя Венера!

«Я – не твоя Венера, – хотелось сказать ей. – Я – твоя клиентка. Ты делаешь мне массаж, и время от времени мы трахаемся, но это вовсе не значит, что я тебе принадлежу». Однако, сдержавшись, она молча взобралась на массажный стол, легла лицом вниз и сцепила руки над головой.

Родригес извлек бутылочку какого-то экзотического ароматного масла, налил немного на ладонь и начал любовно втирать его в спину и плечи Венеры.

Она чувствовала, как напряжение медленно, но верно покидает ее тело. О, Боже, его пальцы и впрямь обладали нечеловеческим умением!

– Давно ты живешь в Лос-Анджелесе? – спросила Венера, ощущая, как начинает гореть ее кожа.

– С тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, – ответил Родригес. – Я приехал сюда с замужней женщиной, бежавшей от своего мужа. Она обещала купить мне собственный салон.

– И что же произошло?

– За ней приехал муж. Он был миллиардер. – Родригес передернул плечами. – Она любила меня, но была вынуждена поехать с ним. Я был слишком молод, чтобы бороться с такой шишкой.

– Чем же ты стал заниматься после этого?

– Нашел другую женщину. Они всегда были моей слабостью.

– Нет, Родригес, – поправила его Венера, – это ты был их слабостью.

Его руки медленно опускались по ее спине, пока не добрались до трусиков. Родригес аккуратно стащил их и, отбросив в сторону, принялся мять своими умелыми пальцами ее обнаженные ягодицы.

– О-о-о… – восхищенно выдохнула Венера, чувствуя побежавший по коже жар. – Как хорошо-о-о…

– Я учился у лучших учителей. Мой отец в Аргентине был массажистом номер один. Женщины Буэнос-Айреса были готовы ради него на все.

– Знаешь, о чем я подумала? – пробормотала Венера Мария, закрыв от удовольствия глаза. В этот момент пальцы Родригеса массировали ее копчик. – Как ты смотришь на то, чтобы сняться в моем новом видеоклипе?

– А что я должен там делать?

– Играть самого себя. Это – клип песни, которую написала я сама. Она называется «Грех». Я хочу, чтобы этот клип получился очень чувственным и немного сюрреалистическим.

– Я был бы польщен.

– В таком случае мой агент по подбору актеров созвонится с тобой.

Его руки уже ласкали внутреннюю сторону ее бедер, раздвигая ноги, проникая внутрь, исследуя самые потаенные уголки ее тела.

Она не пожелала остановить его. Ей было необходимо расслабиться.

Что же с того, что она ему платила! Это заводило Венеру еще больше.

Самое замечательное состояло в том, что при всем этом она полностью держала себя в руках.

Чтобы добраться до студии Люка Кесуэя, Бриджит взяла такси. Голос Ноны звучал по телефону очень возбужденно, хотя она и не сказала ничего, кроме как «бери-ноги-в-руки-и-быстро-мотай-сюда».

Девушка знала, что выглядит не лучшим образом в помятых джинсах, бесформенной клетчатой рубашке и с распущенными по спине волосами. К счастью, она только что купила модные солнцезащитные очки от Гесса и теперь надела их, хотя на улице и без того было темно.

Ей не хотелось, чтобы при виде ее Люк почувствовал разочарование, ведь когда они встречались в последний раз, она была «упакована» по высшему классу.

В ожидании подруги Нона расхаживала по тротуару.

– Что стряслось? – спросила ее Бриджит, расплачиваясь с таксистом.

– Не знаю, но когда он мне звонил, то говорил так, будто окончательно спятил. Сказал, что должен увидеться с нами немедленно.

– Думаешь, он подыскал для меня какую-нибудь работу?

– Я, черт побери, надеюсь на это изо всех сил, – ответила Нона. – Но даже если это и не так, нам все равно нужно взглянуть на фотографии. Завтра мы должны показать их Авроре. Теперь, когда ты вернулась, я созвонюсь и с Мишелем. С ним нам тоже необходимо встретиться.

– Меня такой план вполне устраивает.

– Не беспокойся, девочка, – ободряюще сказала Нона. – Мы сделаем все, как надо!

Когда подруги поднялись в студию, там вовсю кипела работа. Помощница Люка, тощая девица в комбинезоне цвета хаки и стоптанных военных бутсах, провела их к бару и велела подождать.

Люк был занят, снимая Сибил Уайлд – манекенщицу с пышными формами и светлыми волосами. На Сибил было лишь прозрачное белье, но ее, казалось, вовсе не смущало, что в студии было полно народу. Наоборот, она одаривала всех белозубой улыбкой, словно снималась для рекламы зубной пасты.

– Что это за народ? – шепотом осведомилась Бриджит у подруги.

– Рекламщики, парикмахеры, гримеры, стилисты, – ответила Нона. – Когда мою мать фотографировали для «Вэнити фэйр», народу было еще больше.

Из динамиков гремел рок. Стодики вдоль стен были уставлены фруктами и всяческой легкой снедью. Хотя Сибил то и дело смеялась, атмосфера в студии была накалена.

Каждый раз, как только Люк объявлял перерыв, к Сибил тут же слеталась туча народу. Один поправлял ей волосы, другой – грим, третий – тонюсенькие бретельки красного бюстгальтера и прозрачные трусики, едва прикрывавшие пышные округлости фотомодели.

Бриджит попыталась представить себя на месте Сибил. Было бы это забавным? Доставило бы это ей удовольствие?

Когда Сибил наконец ушла переодеваться, Люк приблизился к бару.

– Здравствуйте, леди, – бросил он, пробежав ладонью по ежику волос.

– Что за пожар? – спросила Нона. – Ты велел мне привезти Бриджит сию же секунду.

– Дайте мне закончить съемку, – ответил фотограф, – а потом, девочки, я угощу вас ужином.

– Но я договорилась встретиться с Заном, – возразила Нона. – А Бриджит измучена до предела. Она только что с самолета.

– Пусть твой жених тоже отправится с нами. Я, кстати, хотел, чтобы он там был.

– Но мы хоть можем съездить домой и переодеться? – проворчала Нона.

– Да-да, конечно. Я не думал, что съемка затянется так надолго. Вот что, девчонки, встретимся в «Марио»в восемь часов. Тогда обо всем и поговорим.

– О чем конкретно ты собираешься говорить? – нахмурилась Нона.

– А разве я вам не сказал? – равнодушно вздернул брови Люк, словно речь шла о сущей безделице. – «Джинсы Рок-н-ролл» хотят, чтобы их товар рекламировали Бриджит и Зандино. Ты была права, Нона, им суждено стать суперзвездами!

Глава 17

Перед тем, как заснуть. Лаки прикончила большую часть графина с «Маргаритой», а проснувшись, на миг испытала чувство растерянности. Где она?

Затем женщина вспомнила: она находится в машине Алекса Вудса, и они вместе направляются в Палм-Спрингс к Джино.

Лаки искоса взглянула на Алекса. У него был вид мужчины, который всегда идет своим путем: красивый профиль, твердая линия скул. Властное лицо. Он наверняка умеет быть с женщинами настоящим сукиным сыном.

И еще она подумала, хорош ли он в постели?

Нет, вряд ли. Уж слишком – в себе.

– Эй, – окликнула она спутника, устало выпрямляясь на сиденье. – Где мы находимся?

– На дороге. Ты выпила все, что находилось в пределах видимости, и уснула.

Лаки тихо засмеялась.

– Да, есть у меня такая привычка.

– Ну и хорошо.

– Благодарю тебя, Господи, – пробормотала она, протягивая руку к графину, аккуратно прислоненному сзади к спинке ее сиденья. Сделав несколько больших глотков, Лаки сказала:

– Наверное, мне все же стоит позвонить Джино и предупредить, что мы двигаемся в его направлении.

– Разве ты не позвонила ему из ресторана?

– Не строй иллюзий. Он рассвирепеет, увидев нас.

– Но он же твой отец!

– Да, и кроме того – потрясающий человек. И все же… Мы с ним не всегда ладим.

Алексу показалось, что Лаки необходимо выговориться.

– Почему? – спросил он, пытаясь облегчить для нее эту задачу.

– Джино хотел сына, – равнодушно ответила она. – А вместо этого получил меня. Но оказалось, что он даже со мной не может справиться. – Лаки усмехнулась нахлынувшим на нее воспоминаниям. – Я была совершенно диким, неуправляемым ребенком – А теперь?

– Бледная тень того, что было раньше.

– Что же такого дикого было в тебе, Лаки? – с неподдельным интересом поинтересовался Алекс.

– Да все, что обычно, – будничным голосом ответила она. – Сбегала из школы, трахалась с целым скопищем парней, пыталась прибрать к рукам отцовский бизнес, обещала отрезать хер одному из его инвесторов, если тот не выложит деньги, которые задолжал…

– Какая милая, непосредственная девочка, – сардонически хмыкнул Алекс.

– Можешь мне поверить: это подействовало. Когда угрожаешь кому-то, что отрежешь ему член, это срабатывает безотказно.

– А теперь ты командуешь студией. Замечательно!

– Знаешь, – задумчиво сказала Лаки, – Джино всегда учил меня: не спускай глаз со всех, кто тебя окружает, и вдвойне пристально следи за теми, кто окружает их. Иными словами, «не доверяй никому», – закончила она грубым низким голосом, пародируя отца. – Понятно?

– Похоже, у него есть голова на плечах.

– Да, – с грустью в голосе согласилась Лаки. – Да, что есть, то есть.

– Так что же тебя так тревожит?

– Ничего конкретно. Просто я нутром чувствую, что обязательно должна произойти какая-то пакость. И не спрашивай, какая и когда, почему – я сама не знаю. Не знаю даже почему мне так кажется.

Несколько минут они ехали в молчании. Потом Алекс сказал:

– Я и подумать не мог, что милые итальянские девочки трахаются направо и налево. Лаки добродушно рассмеялась.

– Ха-ха-ха… Каким же затворником ты жил!

– Я? – изумленно переспросил Алекс. Неужели она не читает газет и ничего не знает о его жизни?

Лаки помолчала и зажгла сигарету.

– Забавно, но из всего сказанного мною ты сделал только один вывод – что милые итальянские девочки не должны трахаться направо и налево. Хм-м-м… Неужели киношный хулиган и мистер Сама сексуальность на самом деле и вправду… как бы это сказать… ханжа!

– Ты что, свихнулась?

Лаки загадочно улыбнулась.

– Женские пересуды, сам знаешь. Хочешь знать, что о тебе говорят?

Алекс не смог сдержать любопытства и угодил прямо в ловушку.

– Что?

Женщина затянулась и выпустила упругую струю дыма прямо ему в лицо.

– Говорят, что ты – будто девственник в колледже. Никогда не даешь в рот.

– Иисусе!

– О, извини, – невинным тоном сказала она. – Я тебя шокирую?

Алекс был окончательно сбит с толку. Эта Лаки Сантанджело положительно ненормальна.

– Ты любишь говорить такие вещи, чтобы понаблюдать за реакцией собеседника? – спросил он.

– А разве не в этом вообще состоит суть всей нашей жизни?

Алекс молча рулил, мысленно пытаясь разобраться, что же представляет собой эта женщина.

– Может, съедем с шоссе на следующей развязке? – предложила она. – У нас не осталось ни капли «Маргариты».

Алекс не мог не признаться себе в том, что он заинтригован. Он и не думал, что Лаки может быть такой непредсказуемой. Вокруг нее витала аура силы, казалось, что она сможет справиться с любой ситуацией и неизменно окажется на высоте. Это нервировало его. Он не привык иметь дело с женщинами, которые излучали такую уверенность в себе.

До сего момента никто из них ни разу не упомянул о Ленни, и Алексу казалось, что эту тему затрагивать не стоит. Если Лаки захочет, она, без сомнения, сама о нем заговорит.

Он перестроился в крайний ряд и выехал на боковое ответвление. Местность здесь была пустынной – лишь бензоколонка, закусочная, где торговали гамбургерами, и сомнительного вида заведение, над которым мигала неоновая вывеска: «ГОЛЕНЬКИЕ ДЕВОЧКИ – ЖИВЬЕМ НА СЦЕНЕ».

Алекс притормозил.

– Мы – на задворках жизни. Похоже, как раз то, что нужно.

– Объясни мне, ради Бога, что означает «голенькие девочки живьем», – задумчиво нахмурившись, спросила Лаки. – Неужели где-то еще показывают мертвых голеньких девочек?

– Не по вкусу тебе такие места, а?

– Судя по всему, нам не из чего выбирать.

– Сама захотела, – пожал он плечами.

– Алекс, когда ты узнаешь меня получше, то поймешь, что я всегда несу ответственность за свои решения и поступки.

– Бывший неслух становится на путь исправления. Мне нравится!

– Шел бы ты ко мне в задницу… – равнодушно сказала она.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Это – угроза или предложение?

– Оставь меня сегодня в покое, Алекс. Мне бы не хотелось причинить тебе боль.

И в тот же момент, когда Лаки произнесла эти слова, ее осенило: именно это ей и нужно – причинить кому-нибудь боль. Такую же, какую причинил ей Ленни. То, что он погиб, было ужасно само по себе. Но, мало того, уйдя из жизни, он оставил свидетельства своей неверности, которых ей хватит, чтобы ненавидеть его до конца своих дней. Для того, чтобы сравнять счет, оставался только один способ…

Усталая соплячка-официантка – топлесс, в бутсах, ковбойской шляпе и крошечной юбчонке – металась с подносом в руках. Ее груди были маленькими и обвисшими, улыбка – тусклой. В дальнем конце бара находилось круглое возвышение, на котором, ухватившись рукой за хромированный шест, колыхала своими бесформенными телесами дебелая пергидролевая Брунгильда. На ней были только трусики ниточкой и тяжелые браслеты из фальшивого серебра. Из музыкального автомата во всю глотку блажила Долли Партон. Каждый раз, когда стриптизерша приседала, на ее животе и бедрах образовывались складки жира.

– Прелестно, – пробормотала Лаки, садясь на табурет у стойки бара. Лица всех сидевших в зале мужчин незамедлительно повернулись в ее сторону.

Алекс устроился на соседнем табурете. В его машине всегда лежал револьвер, на который, правда, у него не было разрешения, и сейчас он пожалел, что не прихватил оружие с собой.

– Текилу, – бросила Лаки бармену – сморщенному старику с ввалившимися щеками и угрюмой физиономией. Тот не обратил на нее никакого внимания и ждал, пока заказ сделает Алекс.

– Текилу для леди, – распорядился Вудс, увидев, как обстоят дела. – А для меня – бурбон с водой.

– Текилу – двойную, – уточнила Лаки, нетерпеливо барабаня ногтями по стойке бара.

Бармен пошаркал в направлении бутылок. На сцене наступил кульминационный момент. Пергидролевая стриптизерша освободилась наконец от трусиков-ниточек, повернулась спиной к публике, нагнулась и принялась трясти огромным дирижаблем своей задницы перед физиономиями зрителей.

– Что за скопище убожеств! – констатировала Лаки, оглядев зал. – Ты только погляди на этих придурков. И что им не сидится дома, рядом с женами!

– Я и не обещал тебе парижский «Ритц», – ответил Алекс. – И еще, старайся говорить потише.

– Ты мне вообще ни хрена не обещал, – сказала Лаки. Видимо, на нее наконец подействовал выпитый алкоголь. – Но коли уж мы здесь, повеселимся на полную катушку.

Бармен вернулся, неся заказанные ими напитки. Лаки уничтожила свою текилу одним глотком. Какой-то тип, сидевший на соседнем табурете и явно строивший из себя Джона Траволту, восхищенно присвистнул.

– Еще одну, – сказала Лаки.

– Интересно, мы когда-нибудь доберемся до твоего отца? – спросил Алекс, с тяжелым вздохом подзывая бармена.

– Скажи мне правду, – заговорила Лаки, слегка покачиваясь на хлипком табурете, – почему ты сегодня со мной? Только для того, чтобы познакомиться с моим отцом?

– А сама ты как полагаешь?

– Мне кажется, мы вместе потому, что нам обоим нужно что-то новенькое. – Она посмотрела на него долгим проницательным взглядом. – Я права?

– Ты просто ясновидящая.

– О, да! Это – про меня. Такая, к хренам, ясновидящая, что до последнего дня искренне считала, будто Ленни мне верен.

– А это было не так?

– Не хочу об этом говорить, – замкнулась она, мгновенно пожалев, что затронула такую интимную тему.

На эстраду запрыгнул коротышка в чересчур тесном костюме.

– Э-ге-гей, братцы! – заорал он, побагровев от натуги. – Наконец-то настал момент, которого все мы ждали! Звезда нашего шоу! Похлопайте ей… или – ее… сами знаете, по какому месту. Хи-хи! Хи-хи! Королева сегодняшнего вечера Умопомрачительная мисс Дэйзи!

На сцену вихрем ворвалась чудовищно некрасивая негритянка с потрясающим телом. На ней был белый, отделанный бахромой бюстгальтер, купальные трусики и шоферская фуражка с козырьком. Из музыкального автомата гремели «Роллинг стоунз». Публика просто сходила с ума.

Алекс с интересом рассматривал почти обнаженное эбонитовое тело негритянки.

– Я, пожалуй, мог бы взять ее в «Гангстеров». Видок у нее – будь здоров!

– Почему бы и нет? – холодно ответила Лаки. – Что это будет за фильм Алекса Вудса, если там не окажется непременной сцены с раздеванием!

Острая реплика была готова у нее на любой случай.

– Но ведь такова сама жизнь, Лаки, – возразил Алекс, не сомневаясь в том, что женщина немедленно даст ему отпор.

– Может, оно и так, но почему в ваших фильмах все всегда так предсказуемо? Парочка непременно сидит в стриптизе, а камера то и дело наезжает крупным планом на голые сиськи и задницы стриптизерш. Когда вы только поймете, что эта сцена уже до смерти всем наскучила!

– Что это с тобой? Когда мы встретились в первый раз, ты только и говорила о том, чтобы раздевать на экране мужчин.

– А тебя это оскорбило?

– Женщины не хотят на это смотреть. Мы живем в мире мужчин.

– Это только вам бы так хотелось, – с нажимом проговорила Лаки. – Вы бы с удовольствием и дальше жили в мире мужчин. Но сегодня женщины делают то, что хотят, и, кстати, не прочь взглянуть на голых мужиков. Почему, как ты думаешь, стал звездой Ричард Гир? Потому что посветил яйцами в фильме «В поисках мистера Гудбара», и женщинам понравилась его честность.

Умопомрачительная мисс Дэйзи выделывала с шестом что-то вконец неприличное, отчего зрители просто сходили с ума. Несколько мужчин стали швырять на сцену долларовые бумажки.

– Как-то моя подруга попала в больницу, и, чтобы ей было не скучно, я отвезла ей номер «Плейгерл», – продолжала Лаки. Она оседлала своего конька. – И вот что я тебе расскажу. Казалось бы, медицинские сестры и сиделки по горло навидались мужских прелестей, но они буквально писали кипятком, увидев фотографии голых парней. Они чуть ли не раздирали этот журнал на части, показывали друг другу, обсуждали… Прямо-таки осатанели. Алекс покачал головой.

– Ты не понимаешь.

– Нет, это ты не понимаешь, – невозмутимо усмехнулась Лаки.

Умопомрачительная мисс Дэйзи с огромной скоростью избавлялась от своего и без того скромного наряда. Вот она швырнула в публику бюстгальтер и стала вращать кисточками, приделанными к наклейкам, что едва прикрывали ее набухшие соски. Что касается купальных трусиков, то они были сброшены уже давно, и теперь на негритянке оставалась лишь традиционная ниточка. Все ее тело было покрыто обильным потом, а двигалась она подобно жилистой газели.

– Удивляюсь, как она сюда попала, – проговорила Лаки, – в этот занюханный бар в Богом забытой дыре.

– Это уж моя работа – раскручивать клубки человеческих судеб.

– А потом – описывать их и превращать в киноперсонажи.

Умопомрачительная мисс Дэйзи рухнула на пол и тут же вскочила, предусмотрительно зажав между ляжек валявшиеся на сцене долларовые купюры.

Подделывавшийся под Джона Траволту тип, что сидел на соседнем табурете, одобрительно взвизгнул.

– Мудак, – пробормотала Лаки.

– Из сказанного тобой мне удалось понять, что твоя судьба тоже складывалась очень любопытно, – закинул удочку Алекс, с нетерпением ожидая ответа.

– Я всего лишь сказала, что была диким ребенком, – непринужденно проговорила Лаки. – Но я еще не рассказывала тебе, что застрелила человека. Для самообороны, конечно.

О, Боже! Вот уж действительно дикость!

– Нет, этого ты мне не говорила, – с деланным спокойствием сказал Алекс. Он сгорал от любопытства.

– Энцио Боннатти. Этот подонок был в ответе за убийства моей матери, брата и… В общем, было и еще несколько более мелких инцидентов на том пути, который мне довелось пройти, пока я не стала такой, какая есть.

Эта женщина сидела и преспокойно рассказывала ему о том, как убила человека! Возможно, между ними гораздо больше общего, нежели он полагал поначалу. Он тоже убивал. Во Вьетнаме. Но у него было оправдание, имя которому «война».

Алекс подумал, страдает ли Лаки от таких же ночных кошмаров, которые нередко, без предупреждения, обрушивались на него?

– Ты очень необычная женщина, – сказал он, прочистив горло.

Несколько секунд Лаки внимательно рассматривала собеседника. Он не знал и половины того, что было известно ей. Не слишком ли много она говорит? Наверное, стоит вообще сменить тему, пока Алекс не заинтересовался ею слишком уж сильно.

– Давай лучше поговорим о тебе. Был ли ты когда-нибудь женат?

– Нет, – настороженно ответил он.

– Никогда? – переспросила Лаки, недоверчиво качая головой. – Сколько же тебе лет?

– Сорок семь.

– Хм-м-м… Это означает, что ты либо очень умен, либо обладаешь каким-то ужасным пороком.

Алекс поднял свой бокал.

– Может, ты еще и психоаналитик?

– Мужчина, доживший до таких лет холостяком, должен иметь какой-то крупный изъян. Иначе какая-нибудь женщина подцепила бы тебя уже давным-давно.

– Ответ очень прост. Я еще не встретил никого, с кем был бы готов прожить до конца дней.

– А со мной это случалось трижды. После первого раза, скажу тебе, к этому уже относишься гораздо проще. Начинаешь беречь нервы.

– Первым был…

– Крейвен Ричмонд. Сынок сенатора Питера Ричмонда. Вот уж мудак-то, прости, Господи! Меня за него выдал Джино. Питер был ему кое-чем обязан.

– Представляю, какой был должок!

– Да уж.

– Может, расскажешь?

– Нет – пока не узнаю тебя получше.

– А после Крейвена?

– Димитрий Станислопулос – человек, который по возрасту годился мне в отцы. Он, кстати, и был отцом моей лучшей подруги, Олимпии. – Лаки улыбнулась своим воспоминаниям. – Знаешь, этакие две маленькие скверные девчонки, на пару сбегавшие с уроков.

– Да, похоже, ты и в самом деле была той еще штучкой.

– Так или иначе, будучи замужем за Димитрием, я как-то раз застала его в постели с Франческой Ферн – оперной дивой. Она была главной соперницей Марии Каллас и весьма требовательной дамочкой. Он не хотел расставаться со мной, но – черт! – был готов продать душу за то, чтобы трахаться с ней.

– Глупец.

– А после Димитрия был Ленни. – Лаки помолчала, и глаза ее подернулись дымкой. – Ленни стал частью меня самой. Мы были всем друг для друга. Господи, как я его любила! – Ее невидящий взгляд был устремлен на собеседника. – А у тебя когда-либо существовали хоть с кем-то такие отношения?

– Нет, – с грустью произнес Алекс.

– Удивительное чувство, – мечтательно Знаменитая оперная певица проговорила Лаки. – Какая-то непостижимая химия души…

– Наверное, все это сильно ранило тебя: автокатастрофа, утрата Ленни…

– Подобные вещи не могут не ранить, – ответила она, резко потянувшись к бокалу. – Я еще никому не говорила об этом, но выяснила, что Ленни мне изменял. В его гостиничном номере я нашла фотографии: он и повисшая на нем голая блондинка. И еще несколько снимков – она же, голая и в разных позах. Они лежали в тумбочке рядом с кроватью. Муж явно провел с ней ночь накануне моего приезда. Не понимаю только, почему он не замел все эти следы. Решил, наверное, что горничная уберет в номере, когда он поедет за мной в аэропорт. – Лаки глубоко вздохнула. – Так или иначе, но мне было очень тяжело. Потому что я… я верю в супружескую преданность. Ты можешь трахаться сколько угодно, пока ты холост, но после того, как на ком-то женился.. Для меня это – непреодолимый барьер.

– А-а… – протянул Алекс. – Значит, ты придерживаешься старомодных взглядов?

– А что в этом плохого? – страстно возразила она, уже жалея, что так неосмотрительно раскрыла душу. – Мы живем в стране, где все считают абсолютно нормальным, когда мужчина выходит на улицу и начинает трахаться со всеми подряд только потому, что он – мужчина. А я считаю это мерзостью. Я любила Ленни, а он меня предал. Это бесчестно!

Лаки умолкла и закурила новую сигарету, злясь на себя за собственную горячность. Если она продолжит и дальше в том же духе, Алекс будет считать ее законченной неудачницей.

– Эй, я что-то начинаю трезветь, – сказала она, быстро придя в себя. – Давай-ка выпьем еще по одной.

– Ты, кажется, сейчас взорвешься. Лаки. Она смерила его холодным взглядом.

– Бывают моменты, когда нужно выпустить пар, Алекс.

– Я понимаю. Все в порядке.

Лаки щелкнула пальцами, подзывая бармена, и, когда тот, шаркая ногами, подошел, помахала перед его носом двадцатидолларовой бумажкой.

– Передайте это Умопомрачительной мисс Дэйзи. Мы хотим, чтобы она к нам присоединилась. И принесите мне еще одну двойную текилу.

– Зачем тебе это нужно? – поинтересовался Алекс, недоуменно наморщив лоб.

– Хочу узнать, как эта безобразная баба с роскошным телом дошла до жизни такой. А разве тебе не интересно?

– Мне гораздо интереснее познакомиться с Джино.

– И туда доберемся, не волнуйся. В их разговор вклинился поклонник Джона Траволты. На нем была желтая рубаха и грязно-коричневые штаны.

– Из Лос-Анджелеса? – осведомился он и поскреб кончик носа грязным ногтем.

– Как вы догадались? – наигранно удивилась Лаки, широко раскрыв глаза.

Он взял со стойки бутылку пива и застенчиво потер пальцем оставшийся мокрый круг.

– Потому как не похоже, что вы – из здешних мест.

– Ах, черт! – воскликнула Лаки, уже почти флиртуя с туземцем. – А я-то думала, что органично впишусь в здешнее общество. Парень гоготнул.

– Меня звать Джед. Это местечко – самое классное в округе, – похвастал он. – Верно сделали, что завернули сюда.

– Правда? – спросила Лаки, одарив придурка восхищенным взглядом своих черных глаз.

Джед наклонился к ней поближе и оскалился.

– Ты что, из этих… голливудских актрисок?

Алекс почувствовал тяжелый дух тухлятины, шедший из пасти этого дегенерата.

– Она со мной, – вмешался он, – и третий нам не нужен. «Поэтому, – хотелось добавить ему, – захлопни свое хайло и мотай отсюда, говнюк!»

– Ну-ну, – примирительно пробубнил Джед, отстраняясь назад. – Все в порядочке. Никаких обид!

– Лаки, – тихо проговорил Алекс, – мне вовсе не хочется ввязываться в драку, поэтому сделай одолжение и перестань, пожалуйста, провоцировать эту деревенщину.

Женщина смерила его насмешливым взглядом.

– Я думала, что, может быть, тебе хочется показать, насколько ты крут. Или это не так?

– На случай, если ты еще не заметила, хочу обратить твое внимание на то, что я здесь – в явном меньшинстве.

– О-о-о… Какая жалость! – Она снова протянула пустой бокал бармену. – Налейте еще.

– Господи святый! – пробормотал Алекс. – Да что же ты, в самом деле, бездонная бочка?

– Что-то в этом роде.

– А я уже не могу. Пойду в сортир, – честно объявил он. – Постарайся ни во что не ввязываться. Как только я вернусь, мы отсюда тронемся.

– Есть, сэр! – шутливо откозыряла Лаки. Как только Алекс ушел, местный Казанова предпринял на нее еще одну атаку.

– Я ведь по-хорошему, – сообщил он, придвигаясь ближе. – Не хотел никого обидеть.

– Никто и не обиделся, – сказала Лаки, заметив, что в пасти у парня не хватает одного зуба. Это явно не прибавляло ему привлекательности.

– Стало быть, это твой муж будет? – осведомился Джед, ткнув пальцем в пустующий табурет Алекса.

– Нет, это не будет мой муж, – твердо ответила она.

– Ну, может, я тебя тогда пивком угощу?

– Я пью текилу.

– Можно и текилу. – Он махнул бармену:

– Притащи за мой счет рюмаху для леди.

Бармен был человеком, который чувствовал неприятности задолго до их начала.

– Херню ты задумал, Джед, – проворчал он.

– Хмырь, с которым она приехала, – ей не муж, – пояснил тот, словно это снимало все остальные проблемы.

– Все равно – херню.

Джед выпрямился. Его лицо налилось кровью.

– Твою мать! Я покупаю для нее выпивку! – заорал он, злобно грохнув кулаком по стойке бара.

– Пошел ты! – с отвращением воскликнул бармен, видимо, приняв Лаки за богатую шлюху, готовую развлекаться в любой компании.

– Хватит вам, – сказала она, смерив сварливого старика презрительным взглядом. – Не надо делать из дерьма проблему.

– Вы, сукины дети, должны сшиваться там, где живете, – прохрипел бармен, вперив в нее злобный взгляд. – А то, вишь ты, приходите сюда, как к себе домой, да жрете текилу, будто шишки какие!

– Срать я на тебя хотела! – с не меньшей злостью огрызнулась Лаки.

Джед схватил ее за руку.

– Не надо обижать нашего старикашку. Давай-ка лучше я отбуксирую тебя в другое местечко.

Лаки вырвала руку из его цепких пальцев. Выпитый алкоголь туманил ее мозг, мешал мыслить здраво. Алекс все же был прав: не надо было подзадоривать деревенщину.

Джед снова схватил ее за руку, и она опять отшвырнула его ладонь.

– Да что с тобой творится, мать твою? – взорвался Джед.

– Убери от меня свои лапы, вонючка! – рявкнула Лаки. Глаза ее метали огонь.

Физиономия Джеда покраснела еще сильнее.

– Как ты меня назвала, сука?

Алекс вернулся из туалета как раз вовремя…

Глава 18

– Поклонники, должно быть, сводят тебя с ума? – спросил Родригес, лениво поглаживая платиновые волосы Венеры. Обнаженные, они сидели в ее джакузи, установленной на открытом воздухе, и огни города расстилались внизу, словно простыня, усыпанная драгоценными камнями.

– Иногда, – задумчиво ответила она. – Особенно когда мне приходится бывать на публике и каждый из них пытается меня потрогать. Никогда не знаешь, не окажется ли у кого-нибудь из них ножа или пистолета.

– Именно потому ты наняла телохранителей и охранников, что стерегут твой дом?

– Охрана необходима. Сам посуди, чем бы мы в наше время ни занимались, нам во всем необходимо предохраняться.

– Как, например, в сексе.

– Вот именно. Ты сказал мне, что терпеть не можешь презервативов. А я терпеть не могу жить в окружении охраны. Но, к сожалению, нас к этому вынуждают обстоятельства.

– У Родригеса нет никаких болезней.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Может быть, тогда мы и впрямь откажемся от презервативов?

– Нет, не откажемся.

– Почему, моя красавица?

– Для начала сделай анализ на СПИД, а там посмотрим.

Он поднял руки к ее грудям и стал массировать их кончиками пальцев. Венера почувствовала, как от возбуждения набухают соски. Сегодня вечером Родригес преуспел до такой степени, что даже заставил ее стонать от наслаждения, и в качестве награды она позволила ему задержаться чуть подольше.

Он протянул руку к бутылке шампанского, стоявшей на краю джакузи, и поднес горлышко к ее губам. Венера глотнула, и прохладная золотая жидкость потекла по ее подбородку, шее и груди.

– А разве ты сам не будешь? – спросила она, лениво облизнув губы.

– Сейчас я покажу тебе, как Родригес пьет шампанское, – гордо объявил юноша, приподнимая женщину и сажая ее на край ванны.

– Что ты делаешь? – стала сопротивляться она, впрочем, не особо усердствуя.

– Молчи, любовь моя, – промурлыкал он, раздвигая ее ноги и лаская внутреннюю сторону бедер. Затем парень взял бутылку и стал лить шампанское на ее лобок. – Вот как Родригес пьет шампанское, – сказал он и принялся слизывать с нее влагу, не забывая при этом усердно работать своим проворным языком. Венера снова застонала от удовольствия и подумала, что Родригес, в конце концов, не так уж и плох.

«Марио» был шумным и ярким итальянским рестораном, в котором толклись манекенщицы, импресарио, писаки и другие люди, делавшие деньги на искусстве.

– Здесь вершатся большие дела, – поведала Нона подруге, когда они пробирались через забитый посетителями бар к кабинке, где сидел Люк. Зандино шел следом за ними.

Обе девушки уже успели съездить домой и переодеться. Теперь на Ноне были черные брюки и светло-зеленая атласная кофточка от Дольче Габбана, а Бриджит облачилась в коротенькое белое платье от Келвина Кляйна и греческие сандалии…

Люк был не один. Кроме него, в кабинке сидели еще Сибил Уайлд и ее стилист. От Си-бил исходило сияние, делавшее ее центром всеобщего внимания. Она была настолько великолепна, что Бриджит рядом с ней сразу же стушевалась, хотя они и были примерно одного возраста. , – Протискивайтесь, – приветствовал девушек Люк. – Вы наверняка знаете Сибил, а это – великий Харви, который даже мою щетину способен превратить в роскошную шевелюру.

Харви протянул руку и дотронулся до белокуро-медового локона Бриджит.

– Классная пакля, – буркнул он. – Никакой краски, никаких дурацких выстрижек, которые делают сейчас все девицы. Держись так и дальше.

– Спасибо, – обронила Бриджит, проскальзывая за стол и усаживаясь рядом с ним.

– Что же касается вас, мадам, – обратился он к Ноне, оценивающе глядя на ее огненно-рыжие волосы, – то мне нравятся и ваши висюльки. Готов поспорить, они тоже натуральные.

Бриджит улучила момент, чтобы получше рассмотреть Харви. Это был мужчина лет тридцати, с коротко стриженными волнистыми волосами. По краям его прически бежали две зеленые линии, запястья были украшены черными кожаными ремешками, а в ноздре красовался маленький бриллиантик.

– А что, по-вашему, мне стоило бы сделать со своими волосами? – спросила она, желая услышать мнение маэстро.

– Ни фига, – обронил он. – Ты хороша такая, как есть.

Как приятно! Бриджит была польщена. Что касается Ноны, то ей не терпелось как можно скорее перейти к делу.

– Здесь можно говорить? – обратилась она к Люку.

– Конечно, – ответил тот, помахав руками вошедшим в ресторан друзьям.

– Ну? – нетерпеливо спросила Нона. – Что?

Люк ухмыльнулся. Он вел себя, как настоящая задница.

– Ну, так что же? – повторила девушка, дергая его за рукав.

– Я отнес фотографии Бриджит и Зандино в рекламное агентство, они показали их заказчику, и – трах-тарарах! – мы получили ангажемент.

– Гос-споди-и! – пропела Нона, толкая в бок подругу. – Ты слышала?

– Здорово.

– «Здорово», – передразнила ее Нона. Это – не здорово. Это – потрясающе! Это просто великолепно!

– А я впервые начала сниматься для каталога «Мэй компани», – очаровательно улыбаясь, встряла в беседу Сибил. – Мне тогда было шестнадцать. – Ее улыбка стала еще шире, отчего на щеках появились ямочки. – Правда, для своих шестнадцати лет я была прекрасно развита!

– Когда появятся снимки? – спросила Люка Бриджит. – И где?

– Считай, что мы еще и не начинали их делать, – ответил фотограф, усмехаясь неискушенности девушки. – Для начала ты должна нанять себе агента, который составит контракт. После этого мы организуем настоящую съемку. И лишь затем, моя милая девочка, ты появишься во всех журналах – отсюда и до Большой Медведицы. «Джинсы Рок-н-ролл» умеют тратить деньги.

– А почему для этой работы не взяли меня? – надув губки, спросила Сибил.

– Потому что таких, как ты, – это тонкое выражение принадлежит Ноне – что дерьма собачьего. О, не принимай близко «к сердцу, – быстро добавил он. – Ты находишься в прекрасной компании. Нона отнесла к той же категории и Робертсон, и Нейчер.

– Похоже, агент действительно нужен, – задумчиво проговорила Нона.

Бриджит подумала обо всех агентствах, в которых ее отказались принять. Единственным человеком, который проявил к ней интерес, был Мишель Ги.

–» Элита «, – желая помочь, подсказала Сибил. – Они – самые лучшие.

– Нет. Агентство Форда, – не согласился с ней Люк. – Они не дадут Бриджит в обиду. Она ведь еще совсем ребенок в этом бизнесе, так что ей нужна крепкая защита от всех этих стареющих плейбоев, которые не замедлят полакомиться ее девичьим телом.

– Да уж, несносная публика! – фыркнула Сибил, пренебрежительно сморщив носик. – Настоящие извращенцы. Герцог такой-то, граф такой-то, а на самом деле только и думают, как бы нанюхаться кокаину, потрахаться, а потом сплавить девушку своим таким же отвратительным дряхлым дружкам. Будь начеку, дорогая, – предупредила она Бриджит. – Если хочешь, я могу составить для тебя список самых опасных приставал.

– Спасибо, – ответила девушка. Сибил вела себя так открыто и дружелюбно, что к ней нельзя было не испытывать теплых чувств.

– А как ты оцениваешь звезд рока? – с тонкой улыбкой обратился к Сибил Люк.

Сибил хихикнула. Она только что начала встречаться со звездой английского рока Крисом Фениксом.

– Я влюбилась, – проворковала она. – Крис – просто чудо!

Бриджит припомнила еще одного знаменитого рокового певца из Англии – печально известного Флэша. Находясь в его компании, ее мать умерла от передозировки наркотиками. Их обоих нашли в комнатке дешевого отеля на Таймс-сквер. Они были по уши накачаны героином и уже остыли.

Господи, только бы никто не узнал, кто она на самом деле! Бриджит во что бы то ни стало должна сохранить свое инкогнито. Она уже предупредила об этом Нону, и та, в свою очередь, строго-настрого велела родителям держать язык за зубами. Может быть, для верности изменить не только фамилию, но и имя?

– Я могу устроить тебе встречу с любым агентом в городе, – похвастал Люк. – Только назови имя.

– Мишель Ги, – спокойно проговорила Бриджит. Ей с трудом верилось, что все это происходит с ней в реальности.

– Никаких проблем, – заявил Люк. – Вон он, через два столика от нас, сидит вместе с Робертсон. Правда, когда она узнает, что именно из-за тебя ей не светит рекламировать» Джинсы Рок-н-ролл «, сомневаюсь, что ты станешь желанным гостем в их компании.

– Посмотрим, – сказала Бриджит с уверенной улыбкой.

После того как Родригес отправился восвояси, Венера поняла, что не может уснуть, и предприняла обычный для себя ночной обход дома. Было еще слишком рано для того, чтобы она угомонилась. Родригес подарил ей телесное удовлетворение, но во всех остальных отношениях он представлял собой пустое место. Должно быть, это – признак подкрадывающейся старости, ведь теперь ей было мало одного только красивого мужского тела. Венера нуждалась в человеке, с которым можно было бы поговорить после того, как закончился секс. С Купером было прекрасно и заниматься любовью, и разговаривать.

Венера задумалась: кого можно поднять с постели в такой поздний час? Может быть, Лаки? Со времени трагедии на Корсике та отказывалась говорить о чем бы то ни было, если только тема не была связана с бизнесом. А жаль, в это время суток застать ее было бы проще всего.

– Миссис Сантанджело уехала в Палм-Спрингс навестить отца, – сообщила подошедшая к телефону Чичи. . – Как, по-твоему, у нее дела? – спросила Венера.

– Не очень хорошо, – ответила Чичи голосом, в котором звучала озабоченность. – Уж слишком много она работает.

– А то я не знаю! Я ее теперь вообще не вижу – она все время чем-то занята.

Венера положила трубку, попыталась читать журнал, но поняла, что не может сосредоточиться. Мучившее ее беспокойство начинало граничить с помешательством.

Хм, кого бы еще разбудить?

Ну, конечно же, Рона! Ее лучшего друга Рона, которого она практически не видела с тех пор, как он стал любовником воротилы шоу-бизнеса Харриса фон Штеппа. Венера придумала для Харриса кличку Великий Могол, и точно так же Рон называл Мартина Свансона в то время, когда Венера крутила с последним роман.

Рону это не очень нравилось.

– Не дай Бог, чтобы он когда-нибудь услышал, как ты его называешь! – предупреждал он Венеру. – У Харриса напрочь отсутствует чувство юмора. На кусочки тебя разорвет.

– Уж слишком он у тебя узкожопый, – продолжала подтрунивать над другом Венера. – Неужели не мог подыскать себе более занятного педика?

– Следи за своим языком, девочка, – отчитывал ее Рон. —» Педик»– некорректное слово.

Венера очень скучала по Рону. Не видеть его так долго, как не видела она, было почти равнозначно разрыву с любимым человеком.

Гори оно все огнем! Она решила позвонить Рону.

– Ни за что не угадаешь, кто звонит, – сказала она, когда ее приятель снял трубку.

– Тоже мне, сюрприз! – без малейшего удивления в голосе воскликнул Рон. – Судя по всему, мы переживаем кризис в личной жизни?

– В общем-то, да. Я, откровенно говоря, подумала: может, ты приедешь? Посидим, поговорим о том, о сем, подурачимся. , ну, как в прежние времена.

– Как бы не так, ягодка, – сварливо ответил Рон. – Представляю, как обрадуется Харрис, когда посреди ночи я ворвусь в спальню и заявлю: «Поехал навестить Венеру». Этот человек – настоящая ревнивая сколопендра. Особенно когда дело касается тебя.

– Меня? Но я же девочка!

– О-о-о… ты только что сама ответила на собственный вопрос. Маленькая умная распутница!

– С кем поведешься… Когда же я смогу тебя увидеть?

– Ну что ж, куколка, если у тебя действительно что-то серьезное, я могу рискнуть своей шкурой и приехать к тебе прямо сейчас.

– Нет-нет, это может подождать. Просто я соскучилась по тебе.

– Я тоже по тебе скучаю. Может, пообедаем завтра?

– Прекрасно!

– Та-а-к, давай посмотрим… Все утро я проведу в монтажной. Значит, мы могли бы встретиться… скажем, в половине второго. Устраивает?

– Да. И тогда я расскажу тебе все о Родригесе.

– Ага… Значит, ты все-таки изнасиловала своего массажиста?

– А как же!

– Ну, тогда я тем более не опоздаю. Обожаю сплетни!

Венера положила трубку, и неожиданно в голову ей пришла безумная мысль – позвонить Куперу. Она могла бы сказать ему: «Все забыто, возвращайся домой». Но нет, еще с юных лет Венера наизусть выучила урок: повторять собственные ошибки равносильно самоубийству.

Купер ни за что не изменится. И если только она не готова принять его вместе с его неверностью, лучше обходиться одной.

Глава 19

– О, Господи! – застонал Алекс, подойдя к стойке бара и увидев, что там происходит.

– Все нормально, – быстро заговорила Лаки, вскакивая на ноги. – Уверяю тебя, все в порядке.

Джед распалялся все больше.

– Ну что, – воинственно наседал он на Лаки, – ты для нас слишком хороша, сука?

– Назад! – с каменным выражением лица произнес Алекс, смерив Джеда убийственным взглядом.

Джед раскачивался на каблуках.

– А ты тут не командуй, дедушка, мать твою!

– Черт! – пробормотал Алекс, недоумевая, как он мог вляпаться в такую катавасию. И что это еще за «дедушка»? Надо бы дать этому засранцу по сопатке!

Однако вместо этого он вынул пачку денег и, бросив бармену несколько купюр, схватил Лаки за руку.

– Пошли отсюда, – скомандовал Алекс, потащив ее к выходу и не оборачиваясь назад. Этому он научился во Вьетнаме: если хочешь драться, не своди с противника глаз. Если – нет, то сматывайся, не оглядываясь. Причем как можно быстрее.

– Эй, – стала протестовать Лаки, когда они подошли к двери, – как насчет двадцатки, которую я дала бармену?

Алекс еще крепче сжал ее руку.

– А как насчет того, чтобы сесть в машину и убраться отсюда к чертовой матери?

– С тобой – никакого веселья, – пожаловалась она.

– Если ты решила повеселиться, то обратилась не по адресу, – ядовито парировал Алекс.

– Позволь напомнить тебе, что это ты ворвался в мой офис и пригласил меня поехать и что-нибудь выпить.

– Я приехал к тебе ради делового разговора. Разве мог я подумать, что ты надерешься до чертиков!

– До чертиков? – с деланным возмущением переспросила Лаки. – Я абсолютно трезва. – Но, говоря это, она чувствовала, что ноги уже не слушаются ее.

– Да-да, конечно, – бормотал он, волоча ее к «порше». Уголком глаза он видел, что из бара вышел Джед с парочкой своих дружков – таких же хулиганов, как и сам. Алекс затолкал Лаки на пассажирское сиденье, наклонился и, открыв «бардачок», вытащил свой пистолет.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Собираюсь защищаться. Или ты – против?

– Спятил ты, что ли? Не станешь же ты стрелять в этого придурка только из-за того, что он ко мне приставал?

– Я вообще не собираюсь ни в кого стрелять. Нужно просто выиграть время, чтобы слинять отсюда.

– Джино учил меня никогда не вынимать оружие, кроме тех случаев, когда ты намерен его применить.

– Он учил тебя совершенно правильно, потому что, если эти засранцы только ко мне подойдут, я отстрелю им яйца.

Хотя появившийся на свет пистолет был что ни на есть всамделишным, Лаки все же не воспринимала намерений Алекса всерьез.

– Я так и вижу заголовки в газетах, – заговорила она, – «Арестованы владелица киностудии и киношник-хулиган». – Собственная шутка заставила ее зайтись от смеха.

Джед и его дружки топтались возле выхода. Может, они заметили блеск металла или просто передумали драться? Так или иначе, к великому облегчению Алекса, они не пошли дальше дверей. Это была удача, поскольку на самом деле он вовсе не собирался ни в кого стрелять.

Он мрачно думал, что Лаки его совсем не знает. Ей неизвестно, что во Вьетнаме ему приходилось убивать, причем не раз. Алекс старался избавиться от воспоминаний об этом, однако они регулярно непрошеными гостями являлись к нему в ночных кошмарах.

Он уселся за руль «порше», завел мотор, и машина рванулась с места.

– Позор, – вздохнула Лаки, не испытывая ни малейших угрызений совести. – Мне так хотелось поболтать с Умопомрачительной мисс Дэйзи!

«Эта женщина совершеннейшая психопатка, – думал Алекс, снова выруливая на скоростное шоссе. – Что я делаю рядом с ней? Она же еще более сумасшедшая, чем я!»

Они ехали уже пять минут, как вдруг Лаки сообразила, что оставила в баре сумочку.

– Обратно мы не вернемся, – твердо заявил Алекс. – Черта с два!

– Нет, вернемся, – упрямо возразила Лаки. – Там – все мои кредитные карточки, электронная записная книжка, водительские права… Все! Мы обязаны вернуться.

– Как же с тобой трудно, – ворчливо ответил Алекс.

– Мне об этом уже говорили.

Резко вывернув руль, он съехал с шоссе на боковое ответвление. Ему самому не верилось, что он и впрямь это делает.

– Послушай, – жестко сказал Алекс, не отрывая внимательного взгляда от дороги, – двигатель я глушить не стану. Ты останешься в машине, а я войду внутрь и заберу твою сумочку. Поняла?

– Только не бери с собой пистолет.

– Не указывай мне, что надо, а что не надо.

– Нет, это ты мне не указывай.

– Да-а, я чувствую, что время, когда мы вместе будем делать фильм, останется незабываемым…

– Да уж, можешь не сомневаться. Последнее слово должно было непременно остаться за ней.

Он остановил «порше» неподалеку от бара и вылез наружу. Несмотря на предупреждение Лаки, Алекс сунул пистолет сзади за пояс. Лучше быть готовым ко всему. Горячие головы из маленького городка – самая скверная публика.

В тот момент, когда он вошел, на сцене в поте лица трудилась еще одна стриптизерша, изо всех сил пытаясь привлечь к себе внимание «почтеннейшей публики». На сей раз это была китаянка. Хозяева заведения явно тяготели к разнообразию.

Алекс торопливо прошел к стойке бара.

– Моя спутница забыла здесь свою сумочку, – сказал он.

Сморщенный старый бармен сунул руку вниз и молча протянул ему сумочку Лаки.

– Нам тут неприятностей не нужно, – сварливо проговорил он. – Вы, из Лос-Анджелеса, лучше бы сюда не шастали. Со своими бабами и на красивых машинах.

– Не забывай, приятель, мы живем в свободной стране, – напомнил старику Алекс, зажав сумочку Лаки под мышкой и устремляясь к выходу.

«Порше» стоял на том же самом месте, где он его оставил. Вот только в нем не было Лаки.

Совершенно ошеломленный, Алекс стоял возле открытой дверцы. Он же велел ей оставаться в этой чертовой машине, неужели это так трудно! Главной проблемой с Лаки Сантанджело было то, что она чересчур независима.

Только одно Алекс знал наверняка: еще никогда в жизни он не встречал подобной женщины. Такая, наверное, смогла бы справиться даже с его матерью. Черта с два Лаки стала бы терпеть обычные фортели Доминик. Представив Лаки рядом с Доминик, Алекс не удержался от улыбки. Две эти женщины вместе – что за бред! Затем он подумал: не преподать ли ей урок, уехав и оставив ее здесь в одиночестве, но понял, что не сможет этого сделать. Во-первых, в этой грязной дыре он не оставил бы даже врага, а во-вторых, она финансировала его картину.

Алекс развернулся и отправился на поиски своей спутницы.

Бармен переставлял тяжелые ящики с пивом. Увидев Алекса, он покачал головой, словно говоря: «Нет, только не ты!»

– Ты не видел леди, с которой я тут был? – спросил Алекс.

– Я тебе уже сказал, – пробурчал бармен, – таким, как вы, тут не место.

Алекс начал выходить из терпения.

– Где здесь женский туалет? – спросил он.

– Снаружи, на автостоянке, – ответил бармен. – И больше не возвращайся.

Можно подумать, Алекс этого хотел!

Женский туалет использовался одновременно и как раздевалка для стриптизерш. С пластмассовыми косметичками в руках, толкаясь и тесня друг друга, они переодевались все сразу на этом крошечном пятачке.

Когда Лаки вошла, негритянка по кличке Умопомрачительная мисс Дэйзи только что закончила переодеваться, натянув на себя вызывающе тесную «кошечку» ярко-красного цвета.

– Привет, – бросила Лаки. – Мы с моим другом хотели тебя угостить, но, похоже, пришлись здесь не очень ко двору.

Стриптизерша уставилась на ее отражение в треснутом зеркале, которое когда-то, видимо, висело над умывальником.

– Девочка, это место – настоящий сортир. Какого черта тебе здесь надо? – спросила она, деловито стирая губную помаду с зубов.

– Я приехала сюда с Алексом Вудсом, кинорежиссером, и нас заинтересовало, почему ты растрачиваешь самое великолепное тело, которое нам доводилось видеть, в этой помойке.

Умопомрачительная мисс Дэйзи поправила длинный парик рыжего цвета.

– Послушай, девочка, бывают времена, когда у человека просто нет выбора. Я работала во многих местах – на частных вечеринках, на сборищах всяких там старичков, в разных поганых клубах и забегаловках вроде этой. Дело в том, девочка, что тут платят.

– Мы вам тоже заплатим…

– Не-не-не! – проговорила мисс Дэйзи, погрозив Лаки длинным пальцем. – Я во всяких извращениях не участвую, даже не думай. Мало ли что я снимаю одежду на публике…

– Ни о каких извращениях и речи нет, – заверила ее Лаки. – Все, что мы хотим, – это послушать историю твоей жизни. Алекс, кстати, думает о том, чтобы ввести тебя в свой новый фильм;

– В свой фильм, ага?

– Сто баксов окупят двадцать минут твоего времени?

– Чудно все это, – недоверчиво проговорила стриптизерша, тряхнув длинными рыжими волосами парика.

– А что тут чудного? Это – твой шанс. Не упускай его.

Негритянка сложила губы трубочкой.

– Не было у меня никогда никаких шансов, – задумчиво проговорила она.

– Так тем более хватайся, – ободряюще сказала Лаки.

– Мне нужно еще на одну площадку.

– Мы поедем с тобой.

– Даже не знаю…

– Где это?

– Зал для игры в пул . Минут двадцать отсюда. – Негритянка помолчала, видимо, соображая, как ей лучше поступить. – Ну, ладно. Я думаю, вы можете поехать, – наконец неохотно согласилась она.

– Договорились, – быстро сказала Лаки, опасаясь, что женщина передумает.

Они вышли наружу и наткнулись прямо на взбешенного Алекса.

– Я же велел тебе оставаться в машине! – яростно прошипел он.

– А я всегда плохо понимала приказы.

– Но это же так просто, Господи Иисусе!

– Алекс, это – Умопомрачительная мисс Дэйзи… или… э-э-э… – Она повернулась к негритянке. – Я полагаю, у тебя есть другое имя?

– А на кой вам мое имя? – подозрительно спросила та.

– Затем, что я чувствую себя глупо, все время называя тебя Умопомрачительной мисс Дэйзи. Я ведь не из системы помощи безработным, правильно?

Стриптизерша сузила глаза.

– Думаете, коли я черная, так обязательно должна на пособии сидеть? Черта с два!

– Ничего подобного я не говорила.

– Лаки, – нетерпеливо перебил их Алекс, – мы можем ехать?

– Мы проводим… Так как тебя звать?

– Дэйзи, – пробормотала женщина.

– Прекрасно. Так вот, мы проводим Дэйзи в другое место, где она должна выступить, а потом посидим и выпьем с нею.

– Я и ногой не ступлю еще в одно говенное местечко вроде этого, – ответил Алекс, все еще кипя от злости.

– Больше неприятностей не будет, – заверила его Лаки. – Я обещаю.

– Можно подумать, от тебя это зависит.

– Зависит.

Алексу не верилось, что он снова может пойти у нее на поводу.

– Ну, ты и птица, Лаки!

– Ты тоже хорош гусь. – Она опять повернулась к негритянке. – Дэйзи, мы поедем за тобой. Где твоя машина?

– Что вы за чудной народ! – округлив глаза, проговорила та.

– Что правда, то правда, – пробормотал Алекс.

– Вон, желтый «шевроле», – указала негритянка на допотопную развалюху.

– Мы поедем прямо за тобой, – решительно сказала Лаки.

– Ты что, рехнулась? – спросил Алекс, когда они уселись в «порше». – Зачем тебе все это нужно?

– Если ты устал, высади меня у первого же бара, и я вызову свой лимузин, – огрызнулась Лаки. Ей надоели его нравоучения.

– Я не могу бросить тебя здесь, – проговорил он и ядовито добавил:

– Как бы мне этого ни хотелось.

Что касается самой Лаки, то ей отчаянно хотелось выпить. Она была уверена, что весь проглоченный за сегодняшний день алкоголь не возымел на нее никакого эффекта.

– Ну, ладно, остынь, – сказала женщина. – Теперь все будет нормально. Выпьем еще по текиле, сыграем в пул. Что тут плохого! – Лаки подначивала Алекса, пытаясь поднять ему настроение. – Ставлю двадцать долларов, что я тебя обыграю.

Он посмотрел на нее изучающим взглядом.

– Ты, видимо, считаешь, что можешь обыграть меня во что угодно, не так ли?

– Может, и могу, – честно призналась она.

– По-моему, твое самолюбие живет отдельно от тебя.

– А у тебя оно, конечно, маленькое и незаметное? – парировала Лаки, протягивая руку за сигаретой.

Алекс не смог удержаться от смеха.

– Готов держать пари: ты всегда шла своей собственной дорогой.

– А ты будто нет, – ответила она, удивляясь про себя, откуда в ней эта потребность – постоянно подкалывать своего спутника.

Алекс окинул ее тяжелым взглядом.

– Для того чтобы идти собственной дорогой, я работал как каторжник.

– А что, по-твоему, делала я? – ответила она, встретившись с ним взглядом.

– В таком случае мы, возможно, похожи даже больше, чем думаем.

Желтый «шевроле» выехал с автостоянки. – Поехали, – сказала Лаки. – Нас ждет новое приключение.

Глава 20

Мортон Шарки встретился с Донной Лэндсмен в уединении ее псевдоиспанского замка. Двигаясь по длинной, продуваемой ветрами подъездной дорожке, он старался не думать о том, что предает Лаки. Он знал, что поступает погано, но спираль, по которой Мортон стремительно несся вниз, была чересчур крута. Он уже не мог остановиться. В конце концов, его шантажировали, а значит, жертвой был и он сам.

И все же, несмотря ни на что, он был по-прежнему без ума от Сары. Когда он находился рядом с ней, все остальное теряло смысл и переставало существовать.

Дверь открылась, и слуга-азиат провел его роскошным коридором в огромную гостиную с высокими потолками. Мортон заметил, что по стенам развешаны многочисленные портреты чьих-то предков.

Донна стояла посередине комнаты – с безупречно наложенным макияжем и стаканом мартини в руке.

– Мортон, – холодно кивнула она, не предлагая ему выпить.

– Привет, Донна, – ответил он. Хозяйка и сесть ему не предложила.

– Насколько я понимаю, ты принес мне добрые вести, – проговорила она.

– Те самые, которых ты ждешь, – бесцветным голосом ответил посетитель. – С держателями акций все улажено. Не позже, чем завтра, ты приберешь «Пантер»к рукам.

Ее лицо озарилось едва уловимой улыбкой.

– Я рада, что ты согласился сотрудничать со мной.

Можно подумать, у него был выбор! Мортон старался не смотреть на Донну, но все равно почувствовал, как левый глаз задергался от тика.

– Когда я получу пленки, Донна?

– В тот самый момент, когда я сяду за письменный стол в кабинете Лаки.

– И когда же это случится?

– Завтра, – сказала Донна. Лицо ее напоминало бесстрастную маску. – Надеюсь, ты будешь присутствовать там, чтобы поздравить меня.

– Вообще-то это не входило в мои планы.

– Друзья так не поступают, Мортон, – укоризненно покачала она головой. – Неужели ты не хочешь стать свидетелем моего триумфа?

– Не особенно.

– Очень плохо. – В голосе ее зазвучал металл. – Но тебе все же придется прийти. Я совершенно уверена, в этот решающий момент ты не захочешь, чтобы видеозаписи твоих игр с изобретательной юной особой стали достоянием гласности.

Ведьма! Злобная коварная ведьма! Зачем она это делает? Почему киностудия «Пантер» приобрела вдруг для нее такое значение? Это было недоступно его пониманию.

– Хорошо, Донна, я там буду. Еще одна злобная улыбка.

– Вот и славно.

Дождавшись, пока Мортон уйдет, она подошла к бару и налила себе еще один мартини. Такое событие стоило отпраздновать.

Донна пила неторопливо, смакуя и напиток и мысль о том, какую радость принесет ей завтрашний день.

Месть была сладка. Как же сладка!

Выйдя от Донны, Мортон поехал прямиком к Cape – в квартиру, которую он снял и оплачивал для нее. Когда они впервые встретились, девушка жила в такой дыре, на которую и взглянуть-то было страшно. Оказываясь там, Мортон всегда боялся к чему-нибудь прикоснуться. Теперь он поселил ее в респектабельной многоэтажке и чувствовал себя в полной безопасности, поднимаясь к ней на лифте из подземного гаража.

Он открыл дверь собственным ключом. Поначалу девушка не хотела, чтобы у него был свой ключ, однако Мортон возразил: если за квартиру платит он, то почему бы ему и не иметь ключа?

Сара была не одна, и это привело его в бешенство. Сколько раз Мортон говорил ей, что не желает видеть здесь никого из ее друзей!

И все же, хотя он и позвонил ей с дороги, сообщив, что едет, у Сары находилась ее подруга Руби – угрюмая девица с прямыми черными волосами и дурными манерами. Обе сидели на полу в гостиной, а вокруг валялись дешевые журнальчики, конфеты и комочки ваты, перепачканные лаком для ногтей.

– Мы экспериментируем, – пояснила Сара, вместо приветствия помахав рукой.

– Здорово, Мортон, – насмешливо проговорила Руби.

Он кивнул, неловко приблизившись к девицам и ожидая, что они поднимутся на ноги. Ничего подобного не случилось.

– Сара, – наконец сказал он, – я хотел бы поговорить с тобой.

– Валяй, – ответила та, деловито крася большой палец ноги своей подружки черным лаком.

– Это – личный разговор, – раздраженно пояснил Мортон. Она могла бы относиться к нему с большим уважением.

Девушка скорчила рожицу.

– Да ладно тебе. Руби наши дела все равно до лампочки.

Мортон подумал о том, насколько осведомлена Руби. Знает ли она, что из-за Сары он оказался в такой щекотливой ситуации, в какой не бывал еще никогда в жизни? Знает ли она, что за это Сара сорвала куш в двенадцать тысяч долларов? А когда об этом узнал он, она даже не покраснела!

– Это – целая куча денег, Морти, – объяснила Сара без малейшей тени вины. – Я не могла устоять.

А потом они занимались любовью – так, как никогда прежде. И продолжали встречаться.

Он сошел с ума. Он это знал.

Сошел с ума от любви. Правда, теперь Мортон каждый раз проверял, не запрятана ли где-нибудь еще одна скрытая камера.

Руби поняла намек. Она встала и зевнула.

– Пойду-ка я в «Тауэр рекордз». Тебе что-нибудь нужно?

– Я пойду с тобой, – сказала Сара, радуясь при мысли о возможности поразвлечься, но затем увидела бешеное лицо Мортона и скорчила смешную рожицу. – Впрочем, мне лучше остаться.

Руби натянула на ноги безобразные сандалии и вышла.

– Не понимаю, что ты в ней нашла, – чопорно проговорил Мортон, застыв на месте, прямой, как палка.

– Не понимаешь потому, что у тебя нет ни капли воображения, – ответила Сара, надув пузырь жевательной резинки, который тут же громко лопнул. Она вскочила на ноги и обхватила руками его талию. – Ладно, папочка, не сердись. Ты ведь не будешь сердиться, если я сделаю тебе подарочек?

– Конечно, Сара, – ответил он, испытывая прилив такого возбуждения, которого не знал и в двадцать пять лет.

Сара стащила через голову свой крошечный топик и выпрыгнула из шортов. Нижнего белья на ней не было. Она была тощей, как десятилетний мальчик, но эта ее худоба возбуждала Мортона еще больше. Он пожирал глазами ее едва созревшую наготу, затем опустил их и стал созерцать густой треугольник лобка.

– Ну, что у нас сегодня будет? – с озорной улыбкой спросила Сара. – Официантка? Адвокат? Школьница? Или, может, ты хочешь стать маленьким мальчиком? – понимающе улыбнулась она, взъерошив волосы на своем лобке. – Давай, кролик, выбор – за тобой.

– Маленьким мальчиком, – пискнул он внезапно севшим голосом.

– О-о-о, какой ты сегодня несносный! Ну, уж коли я – няня, мне придется тебя нашлепать, непослушный мальчишка.

Игра началась, и Мортон Шарки больше не думал о том, как он предал Лаки Сантанджело.

Санто заметил, что его мать пребывает в прекрасном расположении духа. Это означало, что он может просить ее о чем угодно и ни за что не получит отказа.

Он зашел в кухню, где мать сосредоточенно готовила пасту .

– Эй, мам, – окликнул он ее, прислонившись к шкафу.

– Санто? Заходи, – просияла Донна. – На, попробуй. – Она поднесла к его губам ложку с горячим мясным соусом.

Ему обожгло язык. «Чертова дура!»– хотелось заорать Санто, но вместо этого он сказал:

– Вкусно.

Чесночный соус он ненавидел почти так же сильно, как мать.

Донна знала, что, когда она принимается за готовку – это, впрочем, случалось не часто, – то превращается в великолепную повариху.

– Всего лишь хорошо? – Переспросила она, не сомневаясь в ответе.

– Потрясающе! – не подвел ее ожиданий Санто.

– Я заморожу для тебя немного пасты. Будешь разогревать и есть, когда нас нет дома.

Можешь пригласить друзей – полакомитесь вместе.

Она была настолько глупа, что даже не знала: нет у него никаких друзей! Ребята в школе обзывали Санто всякими обидными кличками вроде «богатый дебил» или «жирный грязный скунс». Они ненавидели его, и он платил им той же монетой.

Ему было наплевать. Наступит день, и он дотла спалит эту поганую школу вместе со всеми ее обитателями. Вот тогда-то она и сможет познакомиться с его «друзьями»– в морге, где будут рядком лежать их обугленные скелеты.

– Знаешь, о чем я подумал, мам? – начал Санто, взгромоздив свою тушу на табурет. – А не слабо купить мне новую машину?

– О чем это ты? – воскликнула Донна, опытной рукой нарезая кабачок. – Я же подарила тебе «корвет» на день рождения.

– Ну-у, после той проклятой аварии он уже не тот, – заныл Санто, скорбно сутуля плечи.

– Мы его отремонтировали.

– Я знаю, но… мам, – он сделал паузу, чтобы привлечь ее внимание. – Мне очень охота «феррари».

– «Феррари»? – переспросила женщина, подумав, что ослышалась.

– А что тут такого? – ныло ее чадо. – Вон, Мохаммеду отец купил такую машину, так теперь все только о нем и говорят!

– В школу на такой машине ездить непрактично, – твердо ответила Донна, перекладывая нарезанный кабачок на сковородку.

– Я стану водить ее по выходным, а в школу, как и раньше, буду ездить на «корвете», – радостно пообещал Санто, словно нашел наилучший выход из сложного положения.

– Ну-у… – все еще колебалась мать. До чего же трудно отказать своему сынуле!

– Ну, мам, – не отставал тот. – Я же не употребляю наркотики, не шляюсь где попало в отличие от других ребят. А ведь я мог бы вести себя так, что ты бы в обморок свалилась;

Донна покачала головой. Что это – скрытая угроза? Нет, ее сын на это не способен. Санто слишком хороший мальчик, чтобы угрожать своей маме.

– Две машины… – пробормотала она, взвешивая все «за»и «против». – Джордж ни за что не согласится.

– А кого волнует, что скажет Джордж, зло огрызнулся Санто, и его толстые щеки затряслись. – Он мне не отец. Моего отца убили, и тебе не удастся заменить его Джорджем. Даже не пытайся!

– Я и не собиралась этого делать, – защищалась Донна.

Санто зашел с другой стороны.

– Мне обидно, что ты ставишь Джорджа на первое место, – жалобно проговорил он.

– На первое место я всегда ставила тебя, Санто, – ответила Донна. Женщину ужаснула сама мысль о том, что сын может подумать о ней такое.

Словно не веря матери, он устремил на нее взгляд, полный упрека.

– У меня в твоем возрасте вообще ничего не было, – сказала Донна, тряся кистью руки в типично итальянском жесте. – Мы были так бедны…

– Это – совсем другое, – перебил ее Санто. – Ты тогда жила в какой-то дурацкой старой деревне.

– В деревне, которую я тебе когда-нибудь обязательно покажу, – пообещала Донна. Вспоминая свое простое происхождение, она всегда испытывала нечто похожее на ностальгию. – Моя родня гордилась бы тобой. Так же, как горжусь я.

– Если бы папа был жив, он купил бы мне «феррари», – не унимался Санто. Он решил идти ва-банк. Если уж и это не сработает, то – хана.

Донна посмотрела на сына и наконец капитулировала. Она не могла сказать ему «нет».

– Ну что ж, если ты так хочешь… Санто просиял. До чего же просто запудрить ей мозги!

– Правда, мам?

– Сходи в автосалон и выбери модель, которая тебе больше по душе.

Он подпрыгнул и обнял мать. 1 – Ты – самая лучшая мамочка в Лос-Анджелесе!

Чего стоило одно только название – «феррари»!

– Джордж сегодня ночует в Чикаго, – сообщила мать. – Если хочешь, мы можем сходить куда-нибудь вдвоем. Например, в кино, а потом – поужинать в «Спаго».

При других обстоятельствах Санто был бы не прочь пожрать вкусной пиццы в «Спаго», но он не мог представить себе целый вечер в обществе мамаши.

– Не, мам, я не могу, – промямлил он. – Нам задали слишком много на дом.

– О-о-о, – разочарованно протянула женщина. – А это не может подождать?

– Ты ведь расстроишься, если я провалюсь на выпускных экзаменах, правда, мам?

– Думаю, что да. – Донна помолчала. От двух мартини, выпитых ею чуть раньше, приятно гудело в голове. – Дело в том, что сегодня я заключила очень выгодную сделку. Вот и подумала: а не отпраздновать ли это.

Можно подумать, что заключить крупную сделку является для нее таким уж большим событием!

– Что за сделка? – спросил Санто. Вообще-то ему было глубоко наплевать на это, но уж поскольку мать согласилась купить ему «феррари», можно ей немного и подыграть.

– Я приобрела контрольный пакет в одной из голливудских киностудий, – гордо сообщила Донна. – Она называется «Пантер».

Это уже было интереснее. В голове Санто мелькнула мысль о славе.

– А я смогу быть актером? – спросил он, оценивая открывавшиеся перед ним возможности.

Тонкие губы Донны искривились в улыбке.

– Ты сможешь быть кем только захочешь. Твою мать! Вот это новость! Голливудская киностудия… Венера Мария – актриса, а все актрисы готовы на что угодно, лишь бы заполучить роль в картине – об этом знает любой. Если же его мать стала хозяйкой киностудии, то ореол ее власти будет распространяться и на него. Санто сможет сделать так, что Венере Марии будут принадлежать абсолютно все главные роли.

Это был знак свыше. Сначала – «феррари», а теперь – большая киностудия. Пришло время поговорить с Венерой лично.

Для начала Санто пошлет Венере анонимное письмо. Пусть знает, что он – на ее стороне. А потом, конечно, довольно скоро, они поженятся, и уж тогда Санто будет владеть ею как захочет.

– Ну, я пошел, мам, – сказал он, боком продвигаясь к двери. – Увидимся позже.

На следующий день Санто купил карту, на которой были обозначены адреса кинозвезд, и нашел на ней дом Венеры, после чего предпринял разведывательную вылазку на Голливудские холмы, где находился ее дом. Выбравшись из машины, он подошел к ограде и стал смотреть через резные чугунные ворота. Однако из сторожки возле ворот немедленно появился охранник и погнал его прочь.

Откуда было знать этому жалкому болвану, что наступит день и он, Санто, будет жить здесь с Венерой. Дайте только срок. Не рассказать ли этому кретину о том, как все произойдет? Нет, придурок скорее всего не поверит.

Ничего, Санто подождет. Наступит день, и об этом узнают все.

Склонившись над клавиатурой своего компьютера, Санто начал сочинять свое первое письмо к НЕЙ.

Он старался сосредоточиться изо всех сил, но в голову лезли совсем другие мысли.

Венера представлялась ему раздетой. Вот она, голая и доступная, облизывает свои пухлые губы и прыгает по сцене для него одного.

Когда она узнает, что готов предложить ей Санто… О, твою мать! Венера Мария станет самой счастливой крошкой на земле.

Господи! У него начиналась эрекция от одного того, что он пишет ей письмо.

Санто расстегнул «молнию» на штанах, зажал член в ладони и стал напряженно думать о ней. Что за баба! Через минуту он решил, что его правой руке сейчас найдется гораздо более достойное применение, чем тюкать по клавишам. А письмо… письмо подождет.

Глава 21

Шел уже одиннадцатый час, когда Алекс и Лаки подъехали к просторному приземистому зданию, где помещался стрип-зал и пул-бар «Армандо». Место здесь было таким же диким и глухим, как и то, где они побывали прежде.

– Еще одна элегантная дыра, – констатировала Лаки, взглянув на неоновые вывески. Одна из них – уже привычная – гласила: «ГОЛЕНЬКИЕ ДЕВОЧКИ – ЖИВЬЕМ НА СЦЕНЕ», вторая – более оригинальная: «ГОЛЫЕ, БЕДОВЫЕ, МЕДОВЫЕ ДЕВЧОНКИ! ОТПАД!!!»

– Ты уверена, что хочешь туда идти? – спросил Алекс, протискиваясь на забитую машинами автостоянку следом за желтым «шевроле» Дэйзи.

– Да, – ответила Лаки. У нее кружилась голова, и она была согласна на все. – Похоже, веселое местечко.

Алекс понял: теперь она ни за что не отступится. Кто угодно, любая другая женщина, но только не она, Лаки Сантанджело.

– Ну, ладно, пошли, – сказал он, останавливая «порше».

Когда они вышли из машины, Дэйзи уже поджидала их.

– Я должна идти через служебный вход, – недовольно пробормотала она. – В «Армандо»– драконовские правила. Где моя сотня?

– Ты что, не доверяешь мне? – спросила Лаки, подумав, что если уж эту бабу и называть каким-нибудь именем, то уж никак не Дэйзи .

– В моем деле никому нельзя верить, – уперев руки в бока, ответствовала негритянка.

Покопавшись в сумочке, Лаки вынула из бумажника стодолларовую банкноту и протянула ее стриптизерше.

– Скажите парню при входе, что вы – мои друзья, – сказала та. – И тогда получите самые плохие места. – В восторге от собственной шутки, она захохотала и поцокала прочь на своих высоченных каблуках.

– Лаки, – с тяжелым вздохом заговорил Алекс, – какого черта мы здесь делаем?

– Собираемся выпить, – ответила та, откинув назад свои длинные черные волосы.

– А как насчет того, чтобы поесть? Ты ведь у нас – бездонная бочка…

– Ха-ха.

Они вошли в «Армандо». Это заведение было раза в четыре больше, чем предыдущее, и так же забито народом. Вдоль одной из стен стояли в ряд три стола для игры в пул, несколько музыкантов наяривали собственную версию известной песни Лоретты Линн, а посередине зала тянулся длинный деревянный помост, на котором выкаблучивалась рыжеволосая стриптизерша. Этот своеобразный подиум был буквально облеплен рыгающими пивом «ковбоями»и разряженными а-ля Дикий Запад девицами.

– Хм-м-м… – протянула Лаки, ревниво оглядывая зал. – Похоже, заведение выдержано в духе вестернов и здесь принято плясать твист. Не желаешь размять ноги, дружок?

– С тобой все же что-то не в порядке, – сухо заметил Алекс.

– Почему? – спросила Лаки. Сама она чувствовала себя прекрасно.

– Ты – ненормальная.

– А что ты называешь нормальным? – легкомысленно спросила женщина, подумав про себя, что, хотя Алекс и строит из себя невесть что, он все же приятный мужик.

– Ну… – на мгновение задумался он. – Ты какая-то безудержная. Лаки расхохоталась.

– О-о, теперь ясно, – сквозь слезы проговорила она, – ты предпочитаешь тихих, покорных женщин, верно?

– Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, – пробурчал он.

Нет, Лаки не поняла, и, откровенно говоря, ее это не очень интересовало. Он находился здесь с определенной целью, и целью этой было – развлекать ее.

Господи! Почему мир вокруг нее вдруг начал вращаться? Нужно за что-нибудь ухватиться.

Свободных столиков не было, поэтому им снова пришлось взгромоздиться на табуреты возле стойки бара, втиснувшись между парочкой угрюмых ковбоев. Алекс сунул официантке двадцатку, сообщив, что ждет от нее известий, как только освободится первый же столик.

– Иисусе, – пробормотал он, когда они наконец уселись. – Если сегодня мне все же удастся увильнуть от драки, я буду считать себя самым большим счастливчиком на свете.

И снова Лаки откинула назад свои длинные черные волосы и захохотала. Она понимала, что пьяна, но ее это не волновало. На этот вечер она перестала быть Лаки Сантанджело – деловой женщиной, хозяйкой киностудии, матерью. Сегодня она была свободной, одинокой и могла делать все, что заблагорассудится. Например, в данный момент ей больше всего хотелось выпить. Вот только беда – Алекс ей в этом не товарищ.

– Одну текилу, – сказала она, с трудом подавив икоту. – Мы посмотрим выступление мисс Дэйзи, сыграем в пул, а потом тронемся дальше. Слово Сантанджело.

– Знаю я твои обещания… – мрачно откликнулся Алекс, радуясь тому, что хотя бы он сам оставался более или менее трезв. По крайней мере, у одного из них будет ясная голова.

– Честное слово, – заверила его Лаки. – Мы обязательно встретимся с Джино. Тебе наверняка понравятся его россказни.

Алекс уже понял, что в этот вечер Джино ему не видать как собственных ушей. Но для того, чтобы хоть что-нибудь сказать, он буркнул:

– Да-да, конечно.

– Слушай, Алекс, – заговорила Лаки, положив руку ему на плечо, – целый день говорю одна только я. Может, и ты попробуешь?

– Зачем? – с каменным лицом спросил он.

– Я, например, до сих пор не могу понять, почему ты еще ни разу не был женат.

– Слушай, если ты сама трижды была замужем, это еще не означает, что…

– Лично я предполагаю, что у тебя должна быть чересчур властная мать, которую ты втайне ненавидишь.

– Это не смешно, – насупившись, сказал он.

– Ну что, угадала?

Алекс промолчал.

Подошла официантка и сообщила, что их ждет освободившийся столик. Когда они вновь взглянули на помост, там, как динамо-машина, уже крутилась Дэйзи.

Вместо обычного хромированного шеста, в заведении «Армандо» посередине помоста была установлена выкрашенная серебрянкой фальшивая пальма. Дэйзи обращалась с ней так, словно пальма была последним в ее жизни любовником. Большинство мужчин многое отдали бы, чтобы поменяться местами с этим бутафорским деревом.

Публика принялась швырять на помост деньги, одобрительно свистеть и улюлюкать. Свое выступление Дэйзи закончила под громоподобную овацию. Широко расставив ноги, она опустилась на помост и повторила свой коронный номер, собрав ляжками долларовые бумажки.

– Она удивительно владеет своими мышцами, – пробормотала Лаки. – Надеюсь, что следующим будет выступать парень.

– Ты в своем уме?

– Бог с тобой, Алекс, разве ты – противник равноправия полов?

– Чушь все это!

– Надо же, искала кинорежиссера, а нашла шовиниста! – едко заметила она.

– Да что с тобой сегодня происходит?! – зло обернулся к ней Алекс.

– Тебе все равно не понять.

Когда Дэйзи скинула с себя последнюю ниточку, зал просто обезумел. Негритянка явно знала, как воздействовать на публику. Закончив выступление, она подсела к ним за столик. Дэйзи задыхалась и сияла от гордости, а ее шоколадная кожа была усеяна капельками пота.

– Так чего вам нужно? – спросила она, рухнув на стул.

– Алекс, говори, – велела Лаки. Тот метнул в нее гневный взгляд. Сама затащила его в этот притон, а теперь еще требует, чтобы он задавал какие-то вопросы. Наверняка она знала, что ему наплевать на эту черную стриптизерку, каким бы красивым ни было ее тело.

И все же… визуально… в его картине… Да, Дэйзи могла оказаться настоящим приобретением. Особенно когда она подбирает деньги, сжимая их ляжками.

– Как складывалась твоя жизнь, Дэйзи? – устало начал он, глядя на негритянку мудрым, понимающим взглядом. – Тебя трахал отец? Бил отчим? Насиловал дядя? Потом ты сбежала из дома… Я правильно рассказываю?

Танцовщица пробежала пальцами по рыжим волосам парика.

– Мой старик был старшиной общины баптистов. О сексе он бы даже разговаривать в своем доме не позволил. Ох уж и строг был мой папаша! А я… Я – рабочая женщина, у которой есть двое детей и любовник. Я зарабатываю достаточно, чтобы обеспечивать своих малюток.

– Не такой ты ожидал истории, верно, Алекс? – в очередной раз уколола его Лаки.

– А где сейчас твой любовник? – спросил Алекс, не обращая внимания на Лаки. Он полностью сосредоточился на Дэйзи.

– Сидит с детьми. Она предпочитает проводить время дома.

– Она?! – переспросил Алекс. Дэйзи подмигнула Лаки.

– Ты меня поймешь, сестренка. Если в твоем распоряжении имеется маленькая мягкая писька, зачем тревожить себя здоровым грязным болтом. Неужто мы будем убиваться из-за мужиков? Верно я говорю, девочка?

– Спасибо за откровенность, – сказал Алекс. Ему не понравилось направление, которое принял их разговор.

– Ладно, – заговорила Лаки, заметив по лицу Алекса, что он испытывает неловкость, и недоумевая, почему. – Как с тобой можно связаться?

От неожиданности Дэйзи даже разлила пиво.

– Это еще зачем?

– На случай, если Алекс захочет пригласить тебя в свою картину.

Дейзи переплела пальцы и с видимым удовольствием созерцала свои длинные загнутые ногти, выкрашенные в ярко-сиреневый цвет.

– Я не актриса, – скромно промолвила она.

– Тебе и не придется ничего играть, – сказал Алекс.

– Совершенно верно, – подхватила Лаки – – В картине будет сцена со стриптизом. Ну, знаешь, та самая… Когда два парня разговаривают…

Дэйзи поняла ее с полуслова.

– Знаю, она – в каждом фильме, что ни возьми. Мужики болтают, а позади них раздевается телка с большими сиськами.

– Точно! – воскликнула Лаки. Дэйзи была сообразительнее, чем ей казалось поначалу. Обе женщины рассмеялись.

– Запиши телефон, по которому в случае надобности мы сможем до тебя дозвониться, – велел Алекс, протягивая Дэйзи мягкую «книжечку» спичек и ручку.

Негритянка нацарапала свой телефон и адрес.

От нетерпения Алекс уже не находил себе места.

– Ну, теперь-то мы можем уйти? – обратился он к Лаки.

– Давай сыграем в пул. Хотя бы одну игру. Ты же обещал!

Алекс взглянул на столы для пула и с облегчением увидел, что все они заняты.

– Ни одного свободного стола, – сказал он, стараясь, чтобы в его голосе не особенно сквозила радость.

– Сейчас я все устрою, – бросила Лаки, поднимаясь на ноги.

– Нет, – с нажимом возразил он. – Пока мы еще в состоянии ходить, надо немедленно убираться отсюда.

Ее глаза потемнели еще больше, и он прочитал в них вызов.

– Боишься, что побьют, да?

Он был слишком трезв, а она – чересчур пьяна. Схватка была бы неравной…

Пожелав Дэйзи спокойной ночи, они отправились на автомобильную стоянку.

Холодный ночной воздух ударил Лаки, словно кирпич по голове. Она застонала и стала валиться с ног.

– Вот тебе и бездонная бочка, – проговорил Алекс, подхватив женщину на руки и вдыхая исходивший от нее чувственный запах мускуса.

– Что-то мне нехорошо, – пробормотала Лаки, тяжело повиснув на руках спутника.

Алекс невольно испытал удовольствие, увидев ее такой беспомощной. Теперь это была уже другая Лаки, и она целиком зависела от него. Вот такими и должны быть все женщины. Не раздумывая ни секунды, он наклонился к ее губам и стал целовать их – грубо и страстно.

Лаки понимала, что напилась, понимала, что не должна была так поступать, понимала, что это было огромной ошибкой. Но перед ее глазами неизбывно стояла фотография, на которой голая блондинка обвивала шею Ленни. И единственными чувствами, которые она испытывала, было разочарование и боль. Они-то и тащили ее вниз.

Как жестоко опустошил ее Ленни! И оставалось только одно средство освободиться от него.

Средство по имени Алекс.

Двое любовников в дешевом мотеле. Разбросанные вокруг постели, их вещи грудами валялись по всему потертому ковру. Они оба испытывали неутолимую потребность в постоянном сексе. Не было нужды ни в каких любовных прелюдиях. Он чувствовал возбуждение, подобное которому не испытывал никогда, она в любой момент была готова откликнуться на его зов.

Он провел ладонью по ее грудям – таким высоким и прекрасным…

Она прикоснулась к его члену, каменному от желания…

– Она застонала, когда он вошел в нее. Самозабвенный стон страсти и животного наслаждения.

Они оба обезумели. Это была похоть чистой воды, причем свободная от любых запретов – ничем не замутненное и непрерывное совокупление.

Вот в чем нуждалась Лаки. И когда она наконец кончила, то выпустила из себя гнев, боль и обиду, которые так долго хранила в себе, находясь в их власти.

Одновременно с ней забился в оргазме и Алекс.

– Господи великий! – закричал он. Она промолчала. Перекатилась на другой край постели и свернулась комочком, прижав колени к подбородку.

Он тактично сделал вид, что так и надо. Через несколько минут оба уже спали.

Глава 22

В юго-восточном уголке Сицилии, над пыльной дорогой из Ното в Рагузу, притулилась крохотная деревушка, где когда-то родилась Донна. Она появилась на свет в небольшом доме, в котором до сих пор жил ее восьмидесятисемилетний отец, две младшие сестры с мужьями, брат Бруно с женой, а также многочисленные племянники и племянницы. Донна помогала им всем, регулярно отправляя посылки с продуктами, одежду и подарки, которые воспринимались в этом заброшенном местечке, как неслыханная роскошь.

С тех пор, как отец продал ее совсем молоденькой, Донна была здесь всего лишь однажды, но тем не менее давно превратилась в местную легенду, а ее имя упоминалось тут с величайшим почтением.

Деревня Донны раскинулась на горном склоне, и если спускаться вниз, то через сорок пять минут тропинка приводила к скале, у подножия которой шумело море и располагались запутанные катакомбы со множеством пещер. Предания гласили, что там – нечисто, поэтому редко кто из местных рисковал даже приблизиться к ним.

Еще детьми Донна, Бруно и ее первая любовь – мальчик по имени Фурио – проводили долгие часы, исследуя эти пещеры. Их не пугали древние легенды, хотя старики поговаривали, что там водятся привидения и даже нечисть похуже. Легенда говорила, что после страшного землетрясения 1668 года, в результате которого были разрушены многие города, пещеры стали пристанищем для воров и убийц. Когда один из них изнасиловал и убил маленькую девочку, местные жители, преисполнившись ярости, совершили налет на пещеры и перебили всех их обитателей, похоронив их в общей могиле.

Донна, Фурио и Бруно не верили этим сказкам. Пещеры для них все равно оставались самым привлекательным местом для игр, и ничто не могло испортить им удовольствие.

После того, как Донну увезли в Америку, Бруно и Фурио перестали туда ходить.

Так продолжалось до тех пор, пока Донна не послала за Бруно и не посвятила его в свой план – такой невероятный, что поначалу он даже хотел пойти на попятный. Но когда сестра объяснила, что это месть за ее убитого мужа, Бруно согласился. Их пещеры идеально подходили для выполнения задуманного. Расположенные в пустынной местности у подножия скалы, промозглые и запутанные, они были словно созданы для того, чтобы быть тюрьмой.

В правильности этого пришлось убедиться и Ленни Голдену. Вот уже восемь долгих недель он являлся узником этих мрачных катакомб. На левую ногу ему надели металлическое кольцо, от которого тянулась цепь. Второй ее конец был прикован к торчавшему из базальтовой скалы кольцу меньшего размера. Любая возможность побега была исключена. Он мог разве что, как пес, с трудом ковылять по замшелой пещере, волоча за собой тяжелые кандалы.

Просыпаясь каждое утро, Ленни видел одни и те же мрачные декорации: тоненький солнечный луч, пробивающийся откуда-то сверху, и осклизлые, покрытые мхом стены пещеры. До его слуха и обоняния доносились звуки и запахи близкого моря.

Насколько оно близко? Судя по сырости, волны прибоя разбивались где-то рядом. А что, если будет шторм? Не затопит ли его пещеру? Ленни не хотелось умирать страшной смертью, утонув в этой норе, которой суждено отныне быть его домом.

Его камерой.

Местом его заключения.

И самое ужасное состояло в том, что Ленни не имел ни малейшего представления относительно того, где он находится. Он мог лишь предполагать, что его похитили с целью получения выкупа. Но если дело обстояло действительно так, то почему ни Лаки, ни киностудия до сих пор не выкупили его?

Он влачил свое заключение уже восемь страшных и, казалось, нескончаемых недель. Счет дням Ленни не утратил только потому, что отмечал каждый из них на стене пещеры. За все это время единственными людьми, которых он видел, были двое мужчин, ежедневно приносивших ему еду – хлеб с сыром. Раз в неделю вместо сыра ему давали кусок мяса, жесткого, словно подошва сапога, и дважды в неделю – фрукты. Ленни был постоянно голоден как волк.

Ни один из его тюремщиков – угрюмых мужчин лет по сорок – не знал ни слова по-английски. Они вообще избегали вступать с ним в какой-либо контакт. Хмурый взгляд – вот и все общение.

То один, то другой появлялся каждый день в одно и то же время, ставил еду на перевернутую вверх дном коробку и немедленно исчезал. Раз в несколько дней они опустошали ведро, куда испражнялся узник, и одновременно с этим заменяли второе ведро, наполненное мутной водой, – в нем он умывался.

Здесь не было ни зеркала, ни каких-либо других приспособлений, чтобы следить за собой. Ленни полагал, что сейчас он напоминает дикаря с длинными спутанными волосами и восьминедельной бородой. Одежда его превратилась в грязное рубище. Как-то раз он решил постирать то, что было на нем, и едва не умер от холода, дожидаясь, пока высохнут вещи.

Ленни мог смириться с жалкой едой и парашей вместо туалета. Он даже был в состоянии привыкнуть к пронизывающему до костей холоду, сырости и крысам. Ночи напролет, пока Ленни лежал на досках, служивших ему ложем, они суетились в пещере и бегали по его ногам. Он не мог смириться лишь с одним – безнадежным отчаянием от того, что ему было нечем занять свой мозг. День за днем он тупо сидел в темной норе, не имея возможности читать или писать, слушать музыку или смотреть телевизор.

Вакуум. Пустота. Безысходность. ОН… МЕДЛЕННО… СХОДИЛ… С УМА. Наступил момент, когда узник стал разговаривать вслух. Слушать самого себя было не слишком большим утешением, но теперь, по крайней мере, под сводами пещеры раздавался человеческий голос. Ленни озвучивал роли и воспроизводил целые сцены из своих фильмов, а иногда разговаривал с Лаки, как если бы она находилась рядом с ним.

Нередко он мысленно восстанавливал события того злополучного утра. Он помнил ощущение счастья от близкой встречи с любимой, рисовал себе яркие картины того, как она бежит от трапа самолета и падает в его объятия. Они идеально подходили друг другу, и так было всегда.

Он вспоминал, как вышел из отеля, и швейцар указал ему на машину. За рулем был новый шофер, а не тот, что возил его обычно. Через некоторое время, когда они были уже на пути в аэропорт, водитель предложил ему кофе. Он согласился и с наслаждением хлебнул горячей жидкости, смакуя ее крепкий и чуть горьковатый вкус.

А затем – пустота. Ленни не помнил ничего, что происходило потом – до тех пор, пока не проснулся на полу пещеры, связанный, как бешеный пес. И рядом не было никого, кто мог бы объяснить ему, что происходит.