Голос дьявола среди снегов и джунглей

Введение

Как и почему возникли религиозные представления — об этом написано немало. С точки зрения советских ученых, методологический подход к этой проблеме определен основоположниками марксизма. Мировые религии (христианство, ислам, буддизм), исповедуемые сейчас большинством верующих, являются итогом длительного и сложного развития идеалистических представлений о мире. Все культы и верования, чье появление засвидетельствовано в исторических документах, складывались на основе уже существовавших ранее, предполагали веру человека в сверхъестественные силы. Следовательно, для того чтобы судить о причинах возникновения не тех или иных отдельных вероучений, а религии, как таковой, необходимо прежде всего знать, каковы были религиозные представления на самых ранних этапах их эволюции, то есть в период первобытнообщинного строя. Поскольку мы лишены возможности непосредственно изучать наших далеких предков, реконструкция их верований — задача не только актуальная, но и крайне сложная, требующая сотрудничества представителей разных исторических дисциплин.

Пытаясь представить себе жизнь людей в отдаленном прошлом, мы опираемся на данные археологии. Благодаря ей доказано, что представления о сверхъестественном зародились многие десятки тысяч лет назад. Уже неандертальцы совершали действия, которые были продиктованы иллюзорными представлениями о мире. Например, они собирали черепа убитых животных в пещерах, служивших примитивными святилищами. При погребении вместе с умершими клали заупокойные дары, что свидетельствует о зачатках веры в загробную жизнь. Значение подобных фактов трудно переоценить, но, для того чтобы понять духовный мир первобытных людей, данных археологии недостаточно, так как они слишком отрывочны. Не менее важным источником для изучения ранних форм религии является этнография.

Наблюдения за культурой современных или существовавших в недавнем прошлом первобытных народов позволяют лучше, нагляднее представить жизнь наших предков. Разумеется, даже самые отсталые племена, с которыми познакомились европейцы в эпоху великих географических открытий, существенно отличались от людей конца ледниковой эпохи, не говоря о неандертальцах. Однако при всех различиях первобытные коллективы в глубокой древности и в недавнем прошлом, в приполярье и в тропиках жили в условиях одного и того же общественного строя. Наиболее типичные, общераспространенные черты первобытной культуры, в том числе связанные с религиозными представлениями, должны были быть присущи всем народам, находившимся на соответствующей ступени развития. Поэтому, описывая и изучая ритуалы, культы и верования первобытных племен, этнографы создают основу для реконструкции древнейших религиозных представлений, вносят свой вклад в решение проблемы происхождения религии.

Некоторые характерные особенности первобытной религии были выявлены еще во второй половине XIX века. Это анимизм (представление об одушевленности, личностном воплощении предметов и явлений окружающего мира); тотемизм (вера в фантастическое, сверхъестественное родство между группами людей и так называемыми тотемами, т. е. мифическими родоначальниками видов животных, растений, реже явлений неживой природы и категорий неодушевленных предметов); магия (совершение определенных обрядовых действий, которые должны якобы повлечь за собой те или иные события в окружающем мире).

Однако тотемизмом, анимизмом и магией первобытная религия не исчерпывается. Эти понятия описывают отдельные стороны первобытного мышления, но не отражают всего богатства его содержания. Одна из главных особенностей первобытной религии заключается в том, что она менее обособлена от других аспектов культуры, чем религия классовых обществ. У первобытного человека вера в сверхъестественное составляет часть целостного мировоззрения, в котором сложно переплетены как фантастические, так и объективно верные представления о мире. Для того чтобы выразить их и передать потомкам, первобытный человек пользовался средствами ритуала, изобразительного искусства и мифологии.

Первобытные ритуалы, обряды своеобразны. Они тесно связаны с трудовыми процессами и подчас представляют собой не что иное, как празднично оформленную трудовую деятельность — сбор урожая, охоту, строительство дома. В то же время любые практически необходимые действия первобытного человека хоть немного ритуализированы, сопровождаются различными предписаниями и запретами религиозного характера.

Своими особенностями обладает и первобытное искусство. Оно не бывает чисто декоративным, не ограничивается удовлетворением преимущественно эстетических потребностей. Изображения рассказывают о мире, каким его понимает их создатель, и потому связаны с религиозно-мифологической картиной этого мира. Они многозначны и символичны. Наконец, первобытные мифы — это не просто занимательные истории о приключениях героев-первопредков. Мифы служили инструментом осмысления действительности, познания природы, накопления коллективного опыта. Если явления и предметы оказывались замеченными, осознавались человеком, они обязательно описывались в мифах. Поэтому, анализируя мифы, ученые выбирают самый прямой и плодотворный путь для исследования сознания, идеологии наших предков.

Этнографические исследования последних десятилетий расширили наши знания о духовном мире первобытного человека. Быть может, самые интересные результаты были получены специалистами, работавшими среди индейцев Южной Америки — континента, который до второй мировой войны был меньше всего известен этнографам.

Вплоть до 50 — 60-х годов нашего века, а отчасти и позже, некоторые индейские племена во внутренних районах Южной Америки все еще сохраняли те верования и обычаи, которые были характерны для них в эпоху до контактов с европейцами. В послевоенный период у этих племен побывали десятки экспедиций из разных стран Америки и Европы. Их участники могли использовать все достижения этнографической науки, накопленные к тому времени, и потому были лучше подготовлены к восприятию первобытной культуры, чем путешественники XIX — начала XX века. Они владели местными языками и умели завоевать доверие индейцев, относясь к ним как к людям, чья культура определяется объективными историческими и природными условиями и в этом смысле не хуже и не лучше европейской. В результате беспристрастного и сочувственного отношения ученых к первобытным племенам Южной Америки была добыта огромная информация, благодаря которой по-новому выглядят и результаты более ранних исследований.

Поскольку сообщения о работах экспедиций 50— 80-х годов были опубликованы недавно, соответствующие сведения еще не вошли в обобщающие труды и справочники и известны пока лишь узкому кругу специалистов. Что же касается советских читателей, то большинство из них мало знакомо и с теми этнографическими материалами, которые были собраны среди индейских племен в XIX — начале XX века, так как литература на русском языке исчерпывается двумя-тремя названиями. Задумав написать эту книгу, я стремился хоть отчасти восполнить этот пробел и рассказать об обычаях и обрядах малоизвестных народов Южной Америки.

Поставленная задача оказалась нелегкой. Во-первых, не так много читателей, имеющих достаточное представление о природе Южной Америки, ее непривычном для нас растительном мире и тем более — о повседневной жизни индейцев. Всем ли, скажем, известно, что малока — это большое общинное жилище, порой вмещающее более сотни обитателей, уруку — ярко-красный сок кустарника, употребляемый для ритуальной раскраски лица и тела, кашири — перебродивший напиток из клубней маниока, который племена Амазонии готовят к празднику? Но обилие незнакомых терминов — не главная трудность. Сложнее примирить читателя с непривычными для нас обычаями и формами ритуалов, которые могут показаться странными и идущими в разрез с современными представлениями о гуманности. Однако умолчать о них значило бы идеализировать образ жизни первобытного человека и исказить историческую перспективу. Не следует забывать, что члены первобытной общины не только занимались трудовой деятельностью, но в течение календарного цикла порой до трети времени посвящали праздникам, обрядам и церемониям. Почти непрерывно велись межплеменные войны. И религиозный фанатизм, и беспощадность к побежденным — явления, возникшие далеко не в эпоху древних деспотий или в средневековье, а имевшие свою долгую предысторию.

Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (когда-то он назывался Кунсткамерой) — один из интереснейших в Ленинграде. В нем собраны и этнографические коллекции из Южной Америки. Ежедневно сотни посетителей проходят мимо экспозиции, не скрывая удивления от увиденного. Легко заметить, что терка, на которой женщина растирает съедобный клубень, или лук в руках индейца, бьющего рыбу, привлекают меньше внимания, чем фантастический наряд из перьев, панцирей черепах и скорлупы орехов на теле шамана и особенно ботоки — огромные деревянные диски в мочках ушей и в губе мужчины из племени ботокудо. В старинных русских описаниях индейцев Аляски похожие диски именуются калужками.

Интерес посетителей понятен. Рыбная ловля и приготовление пищи — занятия будничные. Для того чтобы прокормить себя, люди на всей планете поступали самым простым и удобным в данных условиях образом. Те или иные традиции и обычаи, получившие распространение у отдельных народов, здесь, как правило, легко объяснимы. Иное дело — сфера религии, ритуала, этикета. В ней нет явных ограничений для человеческой фантазии, и людям другой культуры принятые формы поведения часто кажутся противоречащими здравому смыслу. Конечно, и в этой сфере ничто не беспричинно, действия человека в конечном счете обусловлены его хозяйственными и социальными нуждами. Но связь эта настолько опосредованна, что разгадать ее порой удается с большим трудом. Кроме того, материальные условия существования определяют лишь общий характер ритуалов, главные направления религиозной мысли, тогда как подробности и детали в каком-то смысле случайны.

Под воздействием множества разнообразных обстоятельств на протяжении долгой истории народа у людей складывалась привычка совершать обрядовые действия тем, а не иным способом, и он начинал казаться само собой разумеющимся.

Например, все первобытные народы придавали большое значение достижению подростками зрелости, что вполне понятно и объяснимо. Юноша, прошедший соответствующие обряды (их называют ритуалами посвящения или инициации) и признанный взрослым, должен был быть внешне отмечен, дабы его статус полноправного члена племени ни у кого не вызывал сомнения. У народов, носивших одежду, о прохождении инициации мог, скажем, свидетельствовать особый орнамент на поясе или рубашке. Там, где из-за климатических условий одежда не получила распространения, знак наносился на тело. Это могли быть выбритые волосы на макушке, шрамы на груди или деревянные вставки в ушах и в губах. Почему была выбрана именно такая форма, мы, вероятно, никогда не узнаем. Но для индейцев, усвоивших этот обычай, она стала обязательной. Еще в начале 1980-х годов мужчина без ботоков выглядел в глазах соплеменников так же, как европеец, которому пришла бы в голову мысль выйти на городскую улицу в ночном белье.

На этом небольшом примере легко понять, насколько неодинаковы обычаи и нормы поведения в разных культурах. Оценивая индейские верования, обряды и правила этикета, нельзя оставаться на позициях европоцентризма. Современная этнография стремится определить смысл тех или иных действий для самих аборигенов, их объективную роль в жизни общества и оставляет в стороне вопрос, плохи они или хороши в свете нашей морали.

Исследуя первобытную культуру, необходимо помнить о суровых условиях, в которых жили люди, о постоянно грозивших им опасностях. Правда, большинство индейских племен, с которыми познакомились этнографы, были великолепно приспособлены к привычной для них обстановке и не испытывали серьезного недостатка в пище. Более того, наблюдения показывают, что во многих районах Южной Америки человек сравнительно легко обеспечивал себя всем необходимым и располагал большим досугом, чем житель современного индустриального города. В значительной мере этот досуг использовался для совершения церемоний и ритуалов.

Однако благополучие первобытного коллектива было непрочным. Во-первых, его в любой момент могло нарушить нападение врагов. Во-вторых, даже небольшая ошибка в хозяйственном планировании, выражаясь нашим языком, могла обернуться непоправимой бедой, так как создать достаточные запасы продовольствия на случай голода было невозможно. Сроки и способы посева, охоты, рыбной ловли, сбора лесных плодов определялись вековым опытом и неукоснительно соблюдались.

Не менее важным было правильно распределить хозяйственные и общественные обязанности между людьми разного возраста и пола. Опыт подсказывает, что мужчины могут эффективнее исполнять одну работу, женщины — другую. Подростков и стариков рациональнее использовать для иных трудовых операций, нежели людей в расцвете сил. Подобное разделение труда основывается на естественных биологических особенностях людей и обеспечивает наилучший способ эксплуатации природных ресурсов.

Правда, естественные способности влияют на распределение трудовых операций внутри коллектива не прямо, как мы увидим дальше, — здесь действует сложный социальный механизм.

Практически у всех первобытных народов особая роль отводилась старшим мужчинам, которые, как пишет один из крупнейших советских этнографов А. И. Першиц, «в условиях как материнского, так и отцовского рода были реальными руководителями первобытных коллективов». Судя по материалам неандертальских погребений, такая практика сложилась по меньшей мере 50–60 тысяч лет назад, а быть может, и много раньше.

В вопросах, от которых зависело само существование членов племени, общество не могло позволить себе положиться на чью-либо добрую волю, понимание и сознательность. Да люди еще не сознавали экономические и социальные выгоды разделения труда, которое не было кем-то изобретено и утверждено на совете старейшин, а сложилось стихийно. Традиция не могла поддерживаться иначе, как приобретя религиозную форму, поскольку страх перед сверхъестественными силами был самым надежным регулятором поведения человека. Исполнением разнообразных ритуалов вновь и вновь подчеркивалось, что дети, подростки и женщины наделены иными правами и обязанностями, нежели взрослые мужчины и старики, а значит, призваны заниматься другими делами. Те же, кто намеренно или случайно нарушал установленные правила и запреты, создавал малейшую угрозу сохранению испытанного веками порядка, беспощадно наказывались как оскорбившие духов и мифических предков.

Страх перед духами, то есть перед силами природы, к воздействию которых человек должен был приспосабливаться, порой принимал уродливые формы и заставлял людей совершать поступки, идущие в разрез с их подлинными интересами. Религиозный фанатизм в первобытных обществах возник из-за непонимания истинных причинно-следственных связей в окружающем мире. Средства, которые общество применяло, для того чтобы оградить себя от опасностей, не всегда оказывались соразмерными. Однако источник угрозы угадывался правильно — иного нельзя и ожидать, поскольку выжить могли лишь те группы людей, чьи действия в основном соответствовали объективным нуждам коллектива.

Неоправданно жестокое отношение к нарушителям неписаных законов первобытной общины облегчалось порой тем, что примерно половина ее членов была чужаками, а то и просто происходила из племени врагов. Кардинальной чертой первобытной культуры является экзогамия — запрет браков внутри коллектива людей, считающихся родственниками. Как и когда возникла экзогамия, — на этот счет у этнографов нет единого мнения, но объективный смысл этого явления понятен. Благодаря ей расширялся круг брачных связей и устранялась угроза генетического вырождения.

Экзогамия предполагает, что после заключения брака один из супругов переселяется в общину другого. Если муж переходит жить к жене (или, точнее, к ее родственникам), брак называется матрилокальным, если наоборот — патрилокальным. Оба варианта были распространены примерно одинаково и скорее всего сосуществовали с глубокой древности. И в том, и в другом случаях женатые мужчины и замужние женщины происходили из разных, порой враждебных коллективов, а иногда даже говорили на разных языках. Чувство недоверия по отношению к иноплеменникам порой сохранялось и между супругами.

Ничто так не сплачивает людей, как совместный труд. В первобытной общине мужья и жены заняты разными видами деятельности, и им редко приходится работать вместе. Поэтому психологически мужчина, как правило, оказывается теснее связан со своими товарищами, вместе с которыми он охотится, ловит рыбу, воюет, чем с женщинами из своей семьи.

Таким образом, особенности как хозяйственной (половозрастное разделение труда), так и социальной организации (экзогамия) способствовали тому, что у многих первобытных племен, во всяком случае у большинства южноамериканских, возникла своего рода ритуальная враждебность между полами. В ходе обрядов и церемоний, в священных преданиях и мифах стали неизменно подчеркиваться различия в статусе мужчин и женщин, осуждаться любые попытки нарушить соответствующие обычаи племени. Именно этой стороне индейских ритуалов и верований, о которой мало знает читатель, уделено в книге первоочередное внимание.

Открывшие и завоевавшие Новый Свет европейцы были людьми своей эпохи. В XV–XVI веках представление о многообразии человеческих культур лишь начинало проникать в сознание наиболее передовых мыслителей. Для конкистадоров, точно так же как и для индейцев, существовала лишь одна культура — их собственная. Аборигены сплошь и рядом принимали невиданных чужестранцев за духов и предков, приплывших к ним из другого мира. Европейцы со своей стороны считали, что индейцы находятся во власти дьявола, поскольку их религиозные представления не соответствовали требованиям христианства. Человеческие жертвоприношения и ритуальный каннибализм, убийство нарушителей обрядовых норм и суровые испытания, которым подвергали подростков во время инициации, полигамия и праздники-оргии подкрепляли убеждение европейцев о господстве дьявола над душами обитателей новооткрытых земель. Это послужило поводом для беспощадного искоренения традиционных индейских культов и истребления тех, кто упорствовал в «заблуждениях».

Наиболее жестокие эпизоды в истории колонизации Нового Света относятся к XVI–XVII векам. Однако борьба с «дьявольскими» индейскими культами не закончилась после ликвидации испанского и португальского господства в Латинской Америке. Ее и ныне продолжают вести миссионеры, причем особенно активны представители протестантских церквей. Обычно они не ограничиваются наставлениями в христианском вероучении, а требуют от индейцев не только отказа от традиционной религии, как таковой, но и изменения бытового поведения, типа жилищ, заимствования европейской одежды и т. п. В Колумбии, например, в 50—60-х годах нашего века прославилась немецкая миссионерка София Мюллер, которой удалось радикально перестроить образ жизни нескольких индейских племен.

Деятельность проповедников, подобных Мюллер, нелегко оценить однозначно. С одной стороны, верования и обряды, о которых читатель узнает из этой книги, действительно неприемлемы в современных условиях. Многое из того, что было оправдано и неизбежно на ранних этапах развития общества, ныне воспринимается как пережиток варварства, служит основанием для пренебрежительного отношения к индейцам со стороны других групп населения латиноамериканских стран. Некоторые отказавшиеся от древних культов индейские племена не только не утратили своего самосознания, но перешли на более высокую ступень национального развития. Используя современные методы политической борьбы, они требуют предоставления им широкой автономии. Таковы прежде всего хиваро, живущие на востоке Эквадора и в сопредельном районе Перу. Всего лишь 40 лет назад о хиваро шла сомнительная слава как о последних в Америке охотниках за головами, сейчас же они — убежденные протестанты.

В то же время утрата индейскими племенами Южной Америки своих древних традиций, в какой-то степени неизбежная, сопряжена с невосполнимыми потерями. Наши современники долго привыкали к мысли о том, что нет «вредных» и «полезных» животных и растений, что каждый биологический вид ценен сам по себе. Точно так же самоценна любая культура, независимо от того, нравится она нам или нет. Культура индейцев — часть общечеловеческого наследия. Разумеется, речь идет не о превращении племен, обитающих в глухих уголках Южной Америки, в своего рода экспонаты этнографического музея. Задача ученых в том, чтобы изучить индейские обычаи, верования, ритуалы прежде, чем они исчезнут. Увековечение в памяти потомков культур малых народов, сохранявших до недавних пор первобытный образ жизни, — не менее важное дело, чем решение на соответствующих материалах чисто научных проблем.