Голос сердца

Глава 9 В БОСТОН

В воскресенье Колорадо-Спрингс мирно подремывал. Волнения, пережитые недавно в городе из-за конфликта с индейцами, вспоминались все реже. Да и эти немногочисленные пересуды сводились в основном к догадкам, кто мог перерезать телеграфные провода. Преобладало мнение, что этот акт саботажа — дело рук шайонов, посудачили да на том и успокоились.

Микаэла и дети покинули церковь в самом радужном расположении духа. С ними была и Ингрид — после помолвки с Мэтью ее каждое воскресенье приглашали на обед. Недоставало одного Салли, который не посещал богослужения.

Обычно он ожидал их неподалеку от выхода, но на сей раз его не оказалось на условленном месте. Оглядываясь в поисках Салли по сторонам, Микаэла обнаружила его за церковной оградой, на кладбище, перед могилой Абигейл.

В тот же миг его увидел и Брайен и с криком «Вон Салли!» бросился к своему длинноволосому другу.

— Стой, Брайен! Не мешай, пожалуйста! — пыталась остановить его Микаэла, но не успела. Издалека ей было хорошо видно, какое у Салли было грустное лицо, когда он повернулся к мальчику. Салли обрадовался Брайену, глаза его засветились приветливой улыбкой, хотя и не без примеси печали. Микаэла поймала себя на мысли, что никогда не думала о том, сколько лет было бы сейчас ребенку Салли, если бы он не погиб вместе с матерью при родах.

Салли взял Брайена за руку и подошел к Микаэле. Дружеским, даже скорее отеческим жестом он поднял Колин и посадил на телегу, на которой все они возвращались домой.

Только он собрался помочь Микаэле занять место на облучке, как над церковной площадью раздался голос Телеграфиста:

— Доктор Майк! Доктор Майк!

К ней со всех ног, насколько это позволяла его неповоротливость, бежал Хорес. На его выходном костюме красовались черные нарукавники — верный знак того, что он прибежал прямо с почты и очень торопился. В руках он сжимал бумажку, которой время от времени размахивал. Наконец он, запыхавшись, остановился подле телеги.

— В чем дело, Хорес?

Вместо ответа он лишь взглянул на нее и молча протянул телеграмму.

Прочитав ее, Микаэла, как бы обессилев, уронила вниз руку с телеграммой.

— Что-нибудь случилось? — не сдержала любопытства Колин.

— Мне… мне необходимо поехать в Бостон, — проговорила Микаэла с таким трудом, будто язык перестал ее слушаться. — Телеграмма от Ребекки. Моя мать тяжело больна. Возможен… Возможно, это конец.

На следующий день Микаэла раньше обычного отправилась с детьми в город. Времени до отъезда оставалось мало, а дел было невпроворот, тем более что она не могла надолго закрыть кабинет без предварительной подготовки: надо было на время своего отсутствия обеспечить всем необходимым каждого пациента.

— Доктор Майк, я заказал для вас четыре места в утреннем почтовом дилижансе! — крикнул ей с противоположной стороны улицы Хорес.

— Большое спасибо, Хорес, — отозвалась Микаэла.

— Четыре? Зачем четыре? — удивился Мэтью. — Я вовсе не собираюсь в Бостон. Не могу же я оставить Ингрид здесь одну!

— Вернее говоря, ты не хочешь оставить Ингрид здесь одну, — поправила его Микаэла, стоя на пороге лавки Лорена Брея. — Я тебя понимаю, Мэтью. Но и ты меня пойми. С Ингрид, полагаю, за это время ничего не случится, а мне нужна твоя помощь. Ты единственный из взрослых, кто может меня сопровождать, — настаивала она.

Молодой человек внимательно посмотрел на свою приемную мать. Впервые она обратилась к нему с просьбой о помощи.

— Это действительно необходимо? — недовольно спросил он.

— К сожалению, да, необходимо, — ответила Микаэла. — Знаешь, в жизни часто случается, что приходится поступать против своей воли.

Мэтью попытался прочитать истину в ее глазах, но увидел в них лишь твердость и решительность. Наконец он откашлялся.

— Но я поеду с длинными волосами, даже если это твоей матери не понравится. Я хочу их отрастить, чтобы были как у Салли, — пояснил он.

Микаэла лишь вздохнула в ответ. Она не была расположена спорить. Споров ей хватит и в Бостоне. И она, отвернувшись от Мэтью, вошла в лавку.

Вечером Микаэла, и дети укладывали чемоданы. Салли проводил их до дому и остался, полагая, что может быть полезен. Но сейчас он бесцельно слонялся из угла в угол, не находя места, где никому бы не мешал. Микаэла, пожалуй, была права, усомнившись, что в этот вечер его помощь может понадобиться. Но потом она об этом и думать забыла.

И немудрено: с момента получения телеграммы ее мысли были заняты одним — чем больна ее мать? В сообщении Ребекки об этом не было ни слова. Ясно было, однако, что заболевание достаточно серьезное, иначе родные не стали бы срывать Микаэлу с места. Погруженная в эти тяжкие раздумья, Микаэла почти не обращала внимания на то, какие вещи дети суют в чемоданы. Только заметив мимоходом, что Брайен отложил в кучу предназначенных для Бостона вещей латаные-перелатаные штаны, она вернулась к действительности.

— Эти брюки останутся здесь, Брайен, — категорически заявила она.

— Но, ма, это ведь мои любимые штаны, — запротестовал Брайен.

— А ты, Колин, не забудь взять синее платье, да и розовое, пожалуй, тоже, — не слушая Брайена, распорядилась Микаэла.

— Мои лучшие платья! — удивилась девочка. — Представляешь, во что они превратятся в чемодане!

— Представляю, но наша прислуга Марта отутюжит их, и они станут как новенькие, — объяснила Микаэла, раздражаясь. — Они как раз подходят для Бостона.

— Бостон! Бостон! Бостон! — Мэтью сорвал с себя жилетку и со злостью швырнул на пол. — Я больше не могу слышать это слово.

— И тем не менее в ближайшее время тебе придется частенько его слышать, — произнесла Микаэла с неожиданной для себя самой резкостью.

— Я все-таки хочу взять с собой эти штаны, — заканючил Брайен. — Почему в Бостоне надо обязательно носить скучное тряпье?

— В Бостоне тряпья вообще не носят! — взорвалась Микаэла. — В Бостоне носят одежду. И мне бы не хотелось, чтобы мы выглядели там как старьевщики. И будь любезен делать то, что я тебе велю! — Едва закрыв рот, Микаэла поняла, что, по сути дела, она незаслуженно упрекает Брайена. Он, обиженный, заморгал глазами, и все вокруг замолчали.

Микаэла бросила на кровать платье, которое собиралась положить в чемодан, и выбежала из дома.

Она прислонилась к телеге, которую Мэтью оставил стоять перед сараем, и дала волю слезам. Наконец нашла выход тревога, снедавшая ее последние два дня, усиленная раскаянием в том, что она обидела самых близких ей людей.

Мягкое прикосновение к плечу заставило Микаэлу поднять голову. Салли погладил ее по волосам.

— Мне так неприятно, — выдавила из себя Микаэла, стараясь не всхлипывать. — Сама не знаю, что на меня нашло.

— Но ведь все так понятно. Твоя мать больна, ты волнуешься за нее, впереди долгий путь, — успокаивал ее Салли.

— Да, — кивнула Микаэла, — я и вправду очень волнуюсь за мать. Мы никогда не были особенно близки, но потерять ее было бы для меня большим горем. Но и возвращение в Бостон меня страшит. Сейчас мой дом здесь, — она обвела взором живописные окрестности, — однако я боюсь, как бы, находясь в Бостоне, вдруг опять не привязалась к нему — ведь там моя родина.

Салли с минуту молча смотрел на нее, затем притянул к себе и прошептал ей на ухо:

— Наша родина там, где хорошо сердцу. Никогда еще она не чувствовала его тело так близко от себя. Ей показалось, что от этого мужчины исходит аромат прерий, запах костра, свежесть ветра. Невольно она прижалась крепче к его груди, охваченная сильными руками, словно созданными специально для того, чтобы защитить ее от всех невзгод жизни.

Всем было тяжело прощаться с Колорадо-Спрингс. Кто знает, когда они смогут вернуться обратно? На случай, если их пребывание в Бостоне затянется, Лорен Брей подарил своему маленькому другу Брайену большой пакет с конфетами. Ингрид и Мэтью прощались так, словно не надеялись свидеться вновь, а Колин, расцеловавшись со всеми подругами, принялась целоваться сначала.

Микаэле также почему-то казалось, что их отъезд означает нечто большее, чем разлуку на несколько недель. Тем не менее она никого не обнимала. Напрасно она вглядывалась в лица — того, кого ей хотелось бы обнять, среди провожающих не было. Так и пришлось ей в последний момент, не попрощавшись, сесть в дилижанс.

Он тут же тронулся, и в тот же миг Микаэла увидела Салли, он только подходил к площади. Он бросился бежать за дилижансом, но тот безжалостно катился все быстрее и быстрее. Салли поднял руку и махал отъезжающим, пока дилижанс не скрылся из виду.

Микаэла закрыла глаза и откинулась на синюю спинку сиденья. С тех пор как она приехала на этом дилижансе в маленький городок, миновала, казалось, целая вечность! Чего бы она сейчас ни отдала, чтобы узнать, навстречу какому новому периоду жизни мчит ее дилижанс!

Дорога до Денвера занимала несколько часов. Езду в раскачивающемся на ходу дилижансе разнообразили только станции, на которых меняли лошадей. После этого без промедления ехали дальше.

Первая часть путешествия Микаэлы с детьми заканчивалась на Денверском вокзале, где они пересели в железнодорожный состав. Пятеро суток требовалось поезду для того, чтобы доставить пассажиров в Бостон. Поездка через гористые местности и бескрайние прерии показалась Микаэле мучительно долгой. Если бы только знать, что, проделав эти сотни миль и прибыв наконец в Бостон, они не опоздают!

Но вот наконец, пыхтя и громыхая, локомотив вполз под своды Бостонского вокзала. На перроне стояла элегантная высокая дама, одетая, как и ее спутник, по бостонской моде наивысшего класса. Оба скользили взглядами по выходящим из поезда пассажирам. Очевидно, они кого-то ждали.

— Марджери! Здравствуй, Марджери! — закричала Микаэла, едва ступив на землю. — Пошли, дети, вон стоит моя сестра с мужем. Они встречают нас.

Дама также заметила Микаэлу и направилась к ней, но, увидев детей, на миг замерла. Тут же придя в себя, она изобразила на лице улыбку, точнее, радостную гримасу, прикоснулась губами к ее щеке, что должно было означать поцелуй, и проворковала:

— О Микаэла! Как приятно снова видеть тебя!

— Здравствуй, Марджери, здравствуй, Эверетт! — ответила Микаэла и подтолкнула Брайена вперед, а Колин и Мэтью обняла. — Это мои дети: Мэтью, Колин и Брайен.

— Очень мило, — кисло процедила сквозь зубы Марджери. — Надеюсь, путешествие было приятным.

— Как чувствует себя бабушка? — Брайен, как всегда, спешил перейти к делу.

— Спасибо, хорошо, — секунду помедлив, с раздражением ответила Марджери.

— Марджери, я хочу видеть ее незамедлительно, — тоном, не допускающим возражений, заявила Микаэла. В глазах ее отразилась тревога за состояние больной, ибо она, конечно, понимала: слово «хорошо» отнюдь не отражает истинного положения вещей. — Нельзя ли нам прежде всего поехать в больницу?

Брови Марджери удивленно полезли вверх.

— Неужели у вас нет потребности немного отдохнуть после дороги?

— Это может потерпеть, — отрезала Микаэла. — Мне важнее всего видеть мать.

Ответ сестры явно не понравился Марджери.

— Как тебе угодно, разумеется, — тем не менее ответила она. — Мне просто казалось, что после пяти дней, проведенных в поезде, я бы мечтала более всего помыться горячей водой.

Она велела чернокожему слуге забрать багаж и повела всех к карете.

Глядя из окна кареты, дети увидели перед собой совершенно новый для них мир. Они засыпали Микаэлу вопросами, не переставая удивляться тому, что в Бостоне все иначе, чем в Колорадо-Спрингс. Колин, например, услышав, что в огромном здании Национальной библиотеки хранятся тысячи книг, никак не могла себе этого представить. А у Брайена глаза разбегались при виде специализированных магазинов, торгующих, в отличие от мелочных лавочек Колорадо-Спрингс, одними сластями. И только Мэтью сидел с подчеркнуто скучающим выражением лица, как бы желая показать, что его ничем не удивишь.

Наконец карета остановилась перед большим внушительным зданием, в котором размещалась городская больница. Оно, конечно, не могло идти ни в какое сравнение с жалким кабинетом Микаэлы в Колорадо-Спрингс, служившим прежде пансионом.

Когда Микаэла с семейством вошла в палату матери, у постели миссис Куин стояли два господина, а напротив, с правой руки больной, — женщина средних лет, приветливо улыбнувшаяся навстречу вновь прибывшим.

— Хотела бы я знать, у кого хватило ума вызвать сюда Микаэлу с детьми, — промолвила миссис Куин. Хоть она и облекла свою мысль в довольно сильные выражения, она не могла скрыть от присутствующих свою слабость.

— Это я дала ей телеграмму. — Женщина с локонами, спиралями свисавшими с ее головы, положила руку на плечо старой дамы.

— И правильно сделала, Ребекка. — Микаэла поцеловала мать в щеку. — Имеем же мы право собственными глазами взглянуть, что с тобой происходит.

— Ты об этом говорила еще в тот раз, когда твоя мама болела гриппом, — напомнил Брайен.

— С твоего разрешения, Микаэла, я представлю тебе врачей, лечащих маму, — напомнила о себе Марджери. — Доктор Хансон и доктор Бурке.

— Очень приятно. — Микаэла протянула руку старшему из них. — Доктор Микаэла Куин. Я практикую на Западе.

Старший врач, еще несколько секунд назад расплывавшийся в любезной улыбке, тут же сделал вид, что не заметил протянутой ему руки. Зато тот, что помоложе, взглянул с интересом.

— Очень рад, — заверил он Микаэлу, дружелюбно улыбаясь.

— А сейчас мы пойдем, пожалуй, — сказала Ребекка. — Маме нужен покой.

— Что за вздор! — возмутилась пожилая дама, опять же не заботясь о выборе выражений. — Я еще даже не успела поздороваться с моими гостями.

Но доктор Хансон был того же мнения, что и Ребекка.

— Ваша дочь права, — возразил он. — Чрезмерная нагрузка вам противопоказана. А главное — необходимо ограничить число посетителей. — И он суровым взглядом обвел детей.

Микаэла пропустила его слова мимо ушей.

— Мы придем завтра, — успокоила она мать. — Может, тогда побудем подольше. — Твердо посмотрев на доктора Хансона, она подтолкнула детей к двери.

Все остальные также вышли из палаты, и за ее порогом врачи уже начали прощаться, но их задержала Микаэла, велевшая детям идти за Ребеккой.

— Прошу прощения, господа, но я хотела бы поговорить с вами о состоянии моей матери, — обратилась она к ним.

Доктор Хансон смерил Микаэлу холодным взглядом, но она была не из робкого десятка.

— Возможно, моя мать говорила вам, что прежде я практиковала вместе с отцом здесь, в Бостоне, а теперь вот уже с год как работаю самостоятельно.

Лицо доктора Хансона было все так же бесстрастно, зато молодой доктор Бурке не сводил с Микаэлы глаз. Осмелевшая Микаэла продолжала:

— Я полагаю, мы можем говорить совершенно откровенно.

— Как я уже сообщил вашим родственникам, у миссис Куин рак печени, — скучающим голосом произнес доктор Хансон.

Микаэлу как обухом по голове ударили. Она ведь ничего не знала о характере заболевания матери.

— Какие же у нее симптомы? — оправившись от первого потрясения, спросила она.

— Обычные, разумеется. — Доктор Хансон не имел ни малейшего желания вдаваться в излишние подробности.

Но от Микаэлы было не так легко отделаться.

— Вы, конечно, понимаете, что я хочу непременно сама обследовать свою мать, чтобы убедиться в правильности диагноза, — твердо заявила она.

— Что вы хотите? — нахмурился старший врач.

— Этому ничто не должно препятствовать, не так ли, доктор Хансон? — быстро вмешался его ассистент доктор Бурке. — Выслушать еще одно мнение всегда очень полезно.

Но доктор Хансон не ответил. Он просто повернулся и, не попрощавшись, ушел.

— Приходите завтра к девяти часам утра, — прошептал доктор Бурке, поспешно направляясь за своим начальником. — Я приготовлю для вас историю болезни.

Утром за пять минут до девяти Микаэла уже стояла у палаты матери. В тот же миг из-за угла коридора показался доктор Бурке с историей болезни Элизабет Куин в руках.

— Нам следует прежде всего извиниться перед вами, — начал он, пожимая Микаэле руку. — Доктор Хансон принадлежит еще к старой школе, а потому считает…

— Что не женское это дело быть врачом, — закончила Микаэла. — Я уже не раз сталкивалась с этим предрассудком, но не обращаю на него внимания, поскольку имею возможность доказать свои способности на деле. — Она с обезоруживающей улыбкой взглянула на симпатичного мужчину с проблесками первой седины на висках. — Вот и сейчас, по-видимому, мне представляется подобный случай.

Они вместе вошли в палату.

— Доброе утро, мама! — весело воскликнула Микаэла, внимательно всматриваясь в ее лицо. Несмотря на желтоватый оттенок, оно не произвело на доктора Куин впечатления «маски смерти», присущей обычно неизлечимо больным.

— С согласия доктора Бурке, мама, я сейчас осмотрю тебя, — сказала Микаэла, садясь на край кровати.

— Зачем? — удивилась миссис Куин. — Неужели ты сомневаешься в правильности диагноза доктора Хансона?

Микаэла помолчала в нерешительности, не зная, что ответить, — не может же она пошатнуть веру матери в ее лечащего врача.

— Да нет, конечно, — вымолвила она. — Но на примерах мы учимся. А у меня было несколько аналогичных случаев в Колорадо-Спрингс — Она быстро отвернулась и начала рыться в своей сумке, надеясь, что мать, может, к счастью, забыла, как неумело она всегда лгала. — Давно у тебя такая слабость? — спросила Микаэла, осторожно ощупывая живот больной.

— Да нет, всего лишь несколько дней, после того как это началось. Сначала я полагала, что у меня обычное несварение желудка, так как я ничего не могла есть. Немудрено ведь, что тут ослабеешь, не так ли? — спокойно рассказывала миссис Куин;

— Разумеется, мам, — кивнула Микаэла, невольно улыбнувшись. Ее насмешило, что мать говорит о своем заболевании с таким хладнокровием, как если бы речь шла о здоровье постороннего человека.

Она принялась пальпировать правую сторону живота матери. Печень действительно была сильно увеличена, но, как ни старалась Микаэла, затвердения в форме специального узла она не нащупала. Скорее распухла вся печень. Это умозаключение Микаэлы подтверждала и реакция матери на движения ее пальцев.

— «Боли наступили внезапно и носят резкий характер», — прочитала она в истории болезни. — Прежде у тебя ничего подобного не было? — обратилась она снова к старухе.

— Никогда! — Миссис Куин энергично покачала головой. — Ты же знаешь, я вообще никогда не болела. Ни разу за всю свою жизнь.

— Ты всегда любила устрицы, — продолжала Микаэла, приглядываясь к желтизне на лице матери и оттягивая одно веко вверх. — Ты и сейчас часто ешь их?

— До болезни ела, и часто. Но какое отношение имеют устрицы к моему нынешнему состоянию?

В этот момент распахнулась дверь, и в палату вошел доктор Хансон. Увидев Микаэлу, он остановился как вкопанный.

— Что вы себе позволяете? — вскричал он возмущенно, его лицо и шея налились краснотой.

— Я позволяю себе то, на что имею полное право как врач и к тому же дочь вашей пациентки: осматриваю свою мать, чтобы составить собственное суждение о ее заболевании, — выпрямившись, ответила Микаэла, нахмурив лоб.

Доктор Хансон забрал историю болезни, лежавшую на постели больной, и с укором посмотрел на доктора Бурке.

— Я же вам еще вчера сказал, что…

— Доктор Бурке из любезности не мог отказать мне в моей просьбе, — перебила Микаэла не в меру раскипятившегося врача и холодно добавила: — Мне хорошо известно, что вы являетесь авторитетом в области полостной медицины, тем не менее я — увы! — никак не могу согласиться с вашим диагнозом.

— Микаэла! — испуганно приподнялась со своего ложа миссис Куин. — Да как ты решаешься противоречить доктору Хансону!

— Решаюсь, поскольку речь идет о твоей жизни, — спокойно возразила Микаэла. — У моей матери не более чем простой гепатит. Поэтому я прошу вас назначить ей лечение для удаления яда из печени.

— Чистой воды вздор! — Голос доктора Хансона гремел теперь на весь коридор. — Гепатит — вирусное заболевание, распространяющееся исключительно в грязной, антисанитарной среде. А я осмелюсь предположить, что ваша семья, вернее, та ее часть, что проживает в Бостоне, находится в цивилизованных условиях, исключающих возможность заражения гепатитом.

Высокомерие врача не остановило Микаэлу.

— Подобная инфекция не зависит от степени цивилизованности общества, — возразила она. — Напротив, можно с большой долей уверенности предположить, что высокий уровень жизни как раз способствует ее распространению. По данным последних исследований, носителями вируса этого печеночного заболевания могут быть морские животные, в частности, например, устрицы.

— Я тоже читал об этом, — вмешался доктор Бурке. — А миссис Куин только что сообщила нам, что очень любит устрицы. — Он взглянул на больную просительно, ожидая ее поддержки.

— Вздор! — снова загремел доктор Хансон. — У вашей матери рак печени. Грустно, конечно, но ничего не поделаешь.

— Я иного мнения на этот счет. — Микаэла смягчила свой тон. — И больной, разумеется, следует немедленно назначить лечение, соответствующее правильному диагнозу. — Она взяла себя в руки и постаралась говорить еще спокойнее. — Предлагаю применить испытанное индейское средство — настой из корней одуванчиков, который…

— Чушь! — резко оборвал ее доктор Хансон. — Одни слова чего стоят — «испытанное индейское средство»! Не требуется ли вам в дополнение к нему еще и шаман, чтобы он совершил соответствующее случаю действо — заклинание духов?!

Микаэла твердо стояла на своем:

— Корни одуванчиков содержат вещество, которое очищает…

Но доктор Хансон не дал ей докончить фразу:

— Прошу вас обоих немедленно покинуть комнату! Микаэла решила, что не стоит еще больше накалять обстановку, попрощалась с матерью и вместе с доктором Бурке вышла из палаты.

— В медицине и фармакологии индейцы накопили вековой опыт, который ничуть не уступает нашему, — возобновила разговор Микаэла, как только они оказались в коридоре. — Шайоны не раз снабжали меня снадобьями, которые спасали жизнь и мне, и жителям Колорадо-Спрингс.

— Я верю вам. — Доктор Бурке твердо посмотрел Микаэле в глаза. — Вы — удивительная женщина. И вы правы. Предписанное доктором Хансоном лечение никакого действия не оказывает. Он давно махнул на вашу мать рукой. Мы даем ей исключительно болеутоляющие средства.

— Вы мне верите? — поразилась Микаэла. Впервые в её практике представитель научной медицины не отверг собранные ею сведения как мошеннические. — Почему?

— По очень простой причине, — пожал плечами доктор Бурке. — Вы произвели на меня впечатление весьма компетентного врача. А вы не пробовали когда-нибудь опубликовать результаты ваших наблюдений?

— Еще как пробовала, — рассмеялась Микаэла, — да все без толку. Посланные рукописи неизменно возвращались ко мне. Они так и лежат стопкой на моем письменном столе в Колорадо-Спрингс.

— Перешлите их мне, — оживился доктор Бурке. — Я хочу их прочитать. В конце концов, я разделяю с доктором Хансоном ответственность за больных! И кроме того, я сделаю все от меня зависящее, чтобы их опубликовали.

— Благодарю вас за участие, — улыбнулась польщенная Микаэла.

Доктор Бурке медленно покачал головой, его мужественное лицо просветлело.

— Пожалуйста, называйте меня Уильямом. — Немного помолчав, он с восхищением взглянул на Микаэлу. — А вы разрешите мне называть вас Микаэлой?

— Нет! — мгновенно сорвалось у нее с языка, но она тут же закусила губу. — Пожалуйста, называйте меня Майк. Доктор Майк. — И Микаэле показалось, что отсвет улыбки ее собеседника проник ей в самое сердце.