Тёрли корпел над бумагами в своем кабинете, когда раздался звонок, и сержант Свилби доложил:
— Сюда направляется Флэнч. Что прикажете, сэр?
— Распорядись на проходной, чтобы его привели ко мне. И сам поднимайся немедленно.
Через несколько минут в кабинете появился Сэмюэль Флэнч, и Свилби, верный своему правилу быть учтивым со свидетелями в присутствии начальства, вкрадчиво начал:
— Право, неудобно отнимать у вас время, мистер Флэнч, но вы сами просили не беспокоить вас дома, — он достал театральный билет и положил его перед ним. — Что можете сказать об этом?
— Ха! — рассмеялся Флэнч и хлопнул себя по лбу. — Я стал все забывать, осталось только забыть свое имя. Ну, конечно, я купил его для Бетси. В субботу мы устраиваем прощальный ланч для одного из наших парней, и я заказал два билета, на тот случай, если опоздаю к началу спектакля.
— Когда вы отдали ей билет?
— Хоть убейте, не помню.
— Попробуем вам помочь. Когда вы купили эти билеты?
— Я заказал их по телефону, но вот когда мне их доставили, не могу вспомнить.
— Это произошло вчера, — сухо произнес Свилби. — Курьер передал вам билеты на улице напротив вашего склада примерно в 3.15.
— Секундочку! Я все вспомнил, — оживленно заговорил Флэнч. — Я не давал билет Бетси, по крайней мере, из рук в руки. Оставил его у нее на квартире, напрасно прождав Бетси весь вечер. Написал о билете в записке… ну, и о желании забыть про нашу ссору. Осмелюсь предположить, что вы видели эту записку, если только она ее не выбросила.
Свилби дождался, когда Флэнч перестанет посмеиваться над своей забывчивостью, и спросил:
— Вы ушли из квартиры в одиннадцать вечера?
Флэнч согласно кивнул.
— Тогда билет не мог попасть к ней в руки. К этому времени она была уже мертва.
Флэнч провел языком по пересохшим губам и сжался в комок под взглядами полицейских.
— Кажется, я вспомнил, — неуверенно начал он. — Ну да! Конечно! Теперь я точно помню, что не видел ни билета, ни записки, когда вернулся в квартиру, после того как купил себе сигареты. Это было примерно в 7.45, как я и говорил инспектору.
— Ничего подобного вы мне не говорили, — возразил Тёрли. — Вы только сказали, что пришли в Крейнбрук Мэншенс около шести и вышли оттуда около одиннадцати вечера.
— Если я забыл сказать вам об этом, приношу свои извинения, — промямлил Флэнч. — Я добровольно явился к вам. Хотел помочь следствию. Если человек задумал убийство, ему не до билетов в театр.
— Как сказать, — заметил Свилби.
— А в какой лавке в 7.45 вечера продаются сигареты? — поинтересовался Тёрли.
— Конечно, в это время все лавки закрыты, поэтому я пошел в бар.
— В какой именно?
— Секундочку… Большой такой… На углу Крейнбрук-стрит… Точно! «Распростертый орел».
Флэнч напряженно ждал следующего вопроса, но его никто не задал. Наступила пауза, от которой у него взмокла спина.
— Послушайте, — не выдержал он. — Здесь все чисто, если смотреть на вещи непредвзято. Я пришел на квартиру в шесть вечера. Рассердился, что не застал Бетси, и собрался домой. Билет я оставил на столе вместе с запиской. Потом решил подождать еще минут десять и включил приемник, но мне ужасно захотелось курить, и я пошел в бар. Вы сами знаете, что так просто там сигареты не продают, и мне пришлось опорожнить пару рюмок виски, после чего я передумал ехать домой, а решил снова вернуться в Крейнбрук Мэншенс. Ни билета, ни записки там уже не было.
— Хорошо, — инспектор Тёрли медленно раскурил сигарету и добавил: — Как вы сказали, здесь все чисто, если смотреть на вещи непредвзято. Извините, что отняли у вас время. Если у сержанта Свилби больше нет к вам вопросов, вы свободны.
Флэнч провел ладонью по вспотевшему лбу.
— Ну, если так… Тогда я пойду. До свидания, джентльмены.
— До свидания, — услышал он в ответ.
Когда Флэнч осторожно закрыл за собой дверь, Свилби пожал плечами, выражая свое несогласие с решением инспектора.
— Он сам отдал билет Бетси, — сказал сержант. — Только мы не знаем, когда именно. Вы приказали вести следствие таким образом, будто в деле замешана одна девушка. Итак, Барбара-Бетси с картиной выезжает из гаража в 6.40. И не говорите мне, что она поехала в Крейнбрук Мэншенс. Конечно, она поехала домой. При таком раскладе, если Кинсард — убийца, он должен был убить свою жену около семи вечера.
— Возможно, — осторожно произнес Тёрли.
— Но почему он не избавился от картины? Ведь она для него бомба замедленного действия, рано или поздно он на ней взорвется! С другой стороны, если Кинсард виновен, и, следовательно, Флэнч ни при чем, почему он все время лжет? Что скрывает? Почему лезет из кожи вон, чтобы убедить нас в том, что в тот вечер не виделся с Бетси?
— А если в деле присутствуют две девушки, а не одна, что тогда?
— Тогда Барбара убита, а Бетси исчезла. Одна из версий — Флэнч с Бетси убили Барбару и подбросили Кинсарду картину, чтобы его подставить. Если мы эту версию принимаем, поведение Кинсарда сразу становится логичным. Он слышал скрип ворот в гараже — вероятно, те двое подбросили ему картину в «крайслер» и, пока он рыскал в саду, незаметно исчезли. Во всяком случае, это объясняет, почему он не уничтожил картину…
— Да, только в том случае, если девушек все-таки двое. Если Бетси и Флэнч убили Барбару. Но выбросим все «если» и останемся с одной девушкой и картиной, — прервал сержанта Тёрли. — Держи свою версию про запас, пока не отыщется Бетси, а я займусь Кинсардом.