Джим покачал головой.

– Стефанус Кайзер не дурак. Он пошлет Ксиа вперед, чтобы тот привел из Кейпа свежих лошадей. Возможно, он потеряет часть брюха, но не умрет, – заявил Джим с уверенностью, которой не чувствовал. И про себя добавил: «Во всяком случае, я на это надеюсь». Он не хотел, чтобы его семью винили в смерти Кайзера.

Впервые за многие недели можно было не торопиться, уходя от преследователей. В одной из седельных сумок, брошенных Кайзером, Баккат нашел небольшой мешок муки и бутылку вина. Луиза испекла на углях плоские лепешки из пресного теста, приготовила кебаб из мяса и печени болотного козла, и они запили все это старым кларетом Кайзера. Для людей племени сан алкоголь – яд, и Баккат, пьяно хихикая, едва не свалился в костер, когда попытался встать. Меховые кароссы за день просохли после шедшего накануне дождя, путники заранее набрали ароматных кедровых дров и впервые за много дней всю ночь спали спокойно.

На следующее утро, сытые, отдохнувшие, они двинулись верхом к месту встречи у холма Голова Бабуина. Только Баккат еще страдал от последствий выпитых накануне трех глотков вина.

– Я отравлен, – жаловался он. – Я умру.

– Не умрешь, – заверил его Джим. – Предки не примут такого мошенника.


Три дня полковник Стефанус Кайзер тяжело хромал, опираясь на палку, вырезанную для него капитаном Котсом; с другой стороны полковника поддерживал Гоффель, один из солдат-готтентотов. Дорога казалась бесконечной; крутые спуски следовали за предательскими участками подъемов, где камни уходили из-под ног. За час до полудня третьего дня Кайзер понял, что дальше идти не может. Он со стоном опустился на камень у тропы, по которой они двигались.

– Гоффель, бестолочь, сними с меня сапоги! – закричал он, вытягивая ногу.

Гоффель ухватился за большой, побитый, пыльный сапог и отшатнулся, когда тот остался у него в руках. Остальные собрались вокруг и в страхе смотрели на обнажившуюся ногу. Чулок превратился в окровавленные лохмотья. Волдыри порвались, и с открытых ран свисали обрывки кожи.

Капитан Котс помигал светлыми глазами. У него были бесцветные ресницы, и поэтому взгляд казался слепым.

– Полковник! Вы не можете идти, когда у вас ноги в таком состоянии, сударь.

– Это я и говорю вам по меньшей мере последние двадцать миль, бормочущий мямля! – закричал Кайзер. – Пусть ваши люди сделают для меня носилки.

Солдаты переглянулись. Они и так были тяжело нагружены: Кайзер настоял, чтобы они забрали много снаряжения, включая его охотничье седло, складной походный стул и кровать, погребец и спальный мешок. А теперь им выпадала честь нести самого полконика.

– Вы слышали полковника, – набросился на них Котс. – Рихтер! Вы с Ла-Рише отыщите два кедровых ствола. Штыками обрубите сучья. Мы привяжем к ним седло полковника полосками коры.

Солдаты бросились выполнять приказ.

Кайзер босиком на окровавленных ногах проковылял к ручью и сел на берегу. Он опустил ноги в холодную чистую воду и с облегчением вздохнул.

– Котс! – крикнул он, и капитан побежал к нему.

– Полковник!

Он вытянулся на берегу во фрунт – худощавый, жилистый, с узкими бедрами и широкими костлявыми плечами под зеленой бязевой рубашкой.

– Хотите заработать десять тысяч гульденов?

Кайзер говорил тихо, доверительно. Котс задумался о названной сумме. С его нынешним жалованьем это плата за пять лет службы, а у него не было иллюзий относительно возможности подъема по военной лестнице.

– Это большие деньги, сударь, – осторожно ответил он.

– Мне нужен этот молодой ублюдок Кортни. Нужен больше всего на свете.

– Понимаю, полковник. – Котс кивнул. – Я сам хотел бы добраться до него.

При этой мысли он улыбнулся, напоминая кобру, и невольно сжал кулаки.

– Он уйдет, Котс, – тяжело сказал Кайзер. – Еще до того как мы доберемся до крепости, он перейдет через границу колонии, и мы больше никогда его не увидим. Он сделал из меня и из всей ВОК посмешище.

Котс не выказал ни следа огорчения по поводу такого преступления. И даже не смог сдержать легкую улыбку. «Не такой уж это большой подвиг. Не нужно быть гением, чтобы сделать из полковника посмешище».

Кайзер подметил эту усмешку.

– Из вас тоже, Котс. Все пьяницы и шлюхи во всех кабаках колонии станут издеваться над вами. Теперь много лет вам придется самому покупать себе выпивку. – Лицо Котса стало мрачным. Кайзер развивал свой успех: – Конечно, если мы с вами не позаботимся о том, чтобы привести его назад и заставить плясать на веревке перед всеми на площади.

– Он пойдет на север Дорогой Грабителей, – возразил Котс. – ВОК не может посылать за ним армию. Это не в ее власти. Губернатор ван де Виттен никогда этого не допустит. Он не может нарушить приказы Совета Семнадцати в Амстердаме.

– Я организую для вас, мой верный друг, бессрочный отпуск со службы в компании. Конечно, с оплатой. И предоставлю вам охотничью лицензию, дающую право на выход за пределы колонии. Дам вам с собой Ксиа и двух-трех хороших солдат. Например, Рихтера и Ла-Рише. И предоставлю все необходимые припасы.

– И если я достигну успеха? Если я схвачу Кортни и приведу его в колонию?

– Я позабочусь, чтобы губернатор ван де Виттен и компания выплатили вам премию в десять тысяч гульденов. Я готов даже согласиться на его голову в бочонке бренди.

Глаза Котса округлились, когда он услышал это. С десятью тысячами гульденов он мог бы навсегда покинуть эту Богом проклятую землю. Конечно, он никогда не вернется в Голландию. На родине его знали под другим именем, и одно незавершенное там дело могло привести его на виселицу. Однако Батавия – истинный рай по сравнению с этой отсталой колонией на краю варварского континента. Котс позволил себе беглую эротическую фантазию. Яванские женщины славятся своей красотой. Похожие на обезьян готтентотки Кейпа ему никогда не нравились. Тем более что на Востоке всегда существуют возможности для человека, который хорошо владеет шпагой и мушкетом, а в поясе у него зашиты золотые гульдены.

– Что скажете, Котс? – прервал его мечты Кайзер.

– Я скажу – пятнадцать тысяч.

– Вы алчный человек, Котс. Пятнадцать тысяч – это целое состояние.

– Вы богаты, полковник, – заметил Котс. – Я знаю: за Трухарт и Холодка вы заплатили по две тысячи гульденов. Вместе с головой Кортни я доставлю вам обеих лошадей.

При упоминании украденных лошадей гнев, который Кайзер до сих пор сдерживал, вспыхнул с новой силой. Лучшие лошади за пределами Европы! Он посмотрел на свои искалеченные ноги. Боль была почти такой же сильной, как при мысли о потере лошадей. Но пять тысяч гульденов из собственного кармана – это много.

Загрузка...