Глава 10

Прошедший день в точности повторил предыдущий. Миссис Херст и мисс Бингли начали утро с того, что несколько часов провели у постели Джейн, которая, хотя и медленно, но все же верно шла на поправку. Когда настал вечер, Элизабет присоединилась к остальной компании в гостиной. Карточный стол сегодня, как ни странно, был пуст. Мистер Дарси что-то писал, а мисс Бингли, пристроившаяся рядом с ним, внимательно наблюдала за тем, как из-под пера быстро появляются слова, выстраиваясь в строки, и время от времени отвлекала его тем, что напоминала о своих приветах его сестре. Мистер Херст и мистер Бингли разложили пикет, и миссис Херст ничего не оставалось, кроме как скучать рядом с джентльменами.

Элизабет, севшая за вышивание, с удовольствием следила за тем, что происходило между Дарси и его компаньонкой. Полное его равнодушие к щедрому потоку похвал относительно изящества почерка, ровности строк и размеров письма воплотилось в весьма странном диалоге, который прозвучал в унисон с собственным впечатлением Джейн от этой пары.

— Как приятно будет мисс Дарси получить это письмо!

Дарси молчал.

— Вы пишете так быстро, как никто другой.

— Вы ошибаетесь. Я пишу весьма медленно.

— Подумать только, сколько у вас в течение года бывает поводов написать очередное письмо! И это не считая деловой переписки! Вся она, я полагаю, отвратительно скучна!

— К счастью, я в отличие от вас так не считаю.

— Умоляю, не забудьте написать вашей сестре, что мне не терпится с ней повидаться.

— Я уже сделал это по вашей просьбе.

— Мне кажется, у вас совсем неудобное перо. Позвольте мне его отточить. Свои я затачиваю очень искусно.

— Спасибо, но я всегда делаю это сам.

— И как только вы умудряетесь писать так ровно?

Молчание.

— Напишите вашей сестре, как я рада тому, что она все увереннее чувствует себя за арфой, и добавьте, что я в жутком восторге от ее очаровательного оформления стола и что он, несомненно, лучше, чем у мисс Грантли.

— Вы позволите мне упомянуть о ваших восторгах чуть позже? Сейчас для них в этой части письма места нет.

— О, это совсем неважно! Я ведь увижусь с ней в январе. А вы всегда пишите ей такие очаровательные и длинные письма, мистер Дарси?

— Да, почти все они длинные; но что касается их очарования, то не мне об этом судить.

— Я просто уверена в том, что человек, который с легкостью пишет такие большие письма, не может не иметь очаровательного стиля.

— Кэролайн, боюсь, для Дарси это не комплимент, — перебил ее Бингли, — потому что он пишет вовсе не легко. Он слишком образован, поэтому предпочитает слова как минимум из четырех слогов. Правда, Дарси?

— Не спорю, мой стиль заметно отличается от твоего.

— О! — воскликнула мисс Бингли. — Чарльз действительно пишет настолько небрежно, что трудно себе даже представить. Он забыл половину того, чему его в свое время учили, а остальное сокращает вдвое.

— Просто мысли мои несутся с такой скоростью, что я не успеваю изложить их на бумаге. Именно поэтому моим адресатам порой кажется, что в этих письмах вообще нет ни одной мысли.

— Ваша скромность, мистер Бингли, — вступила в беседу Элизабет, — способна обезоружить любого оппонента.

— Ничто так не вводит в заблуждение, — заметил Дарси, — как видимая скромность. А ведь зачастую это всего лишь вопрос несовершенного образа мыслей, а иногда и косвенного хвастовства.

— И к какому из этих грехов ты причисляешь мой нынешний маленький всплеск скромности?

— К последнему, потому что ты гордишься своими недостатками в эпистолярном жанре. Тебе кажется, что они происходят от стремительности мысли и небрежности изложения, кои, в твоем понимании, если и не представляют собой ценности, то уж наверняка интересны. Талантом скорого исполнения гордятся, как правило, те, кто нисколько не тревожится о совершенстве своего результата. Когда нынче утром ты сказал миссис Беннет о том, что если надумаешь покинуть Незерфилд, то соберешься за пять минут, ты, скорее всего, счел это высказывание панегириком в свой адрес, своего рода похвалой самому себе. И тем не менее я не вижу никакой добродетели в такой спешке, поскольку, наверняка, многие твои дела окажутся незавершенными, и от этого ни ты, ни кто-либо другой не будете счастливы.

— Нет! — воскликнул Бингли. — Это уже слишком — помнить вечером все те глупости, которые я говорил с утра. И все же, клянусь честью, я свято верил в тот момент, что слова мои правдивы. По крайней мере, меня нельзя упрекнуть в том, что я просто хотел покрасоваться перед дамами.

— Наверное, так оно и было. Но при этом я не сомневаюсь и в том, что ты едва ли покинешь это место в описанной тобой поспешности. Твое поведение в полной мере будет зависеть лишь от удачи, как это бывает со всеми остальными людьми; и, если бы ты, седлая коня, неожиданно встретил друга, который попросил бы тебя остаться до конца недели, ты определенно выполнил бы его просьбу и, чего доброго, задержался бы на целый месяц.

— Этим вы только доказываете, — заметила Элизабет, — что мистер Бингли несправедлив к собственному характеру. И сейчас вы заставили его красоваться в гораздо большей степени, чем нынче утром он сделал это сам.

— Я безмерно вам благодарен, — заявил Бингли, — за то, что вы исхитряетесь превратить упреки Дарси в комплимент моему характеру. Однако, боюсь, вы перевели разговор в то русло, которое вряд ли входило в планы этого джентльмена, потому что теперь он обязан думать обо мне лучше, так как я, согласно его собственным предположениям, не откажу тому другу и не унесусь прочь сломя голову.

— Может быть, мистер Дарси считает, что поспешность вашего начального намерения искупается лишь вашим упрямством?

— Господи, я уже совсем ничего не понимаю; и поэтому пускай Дарси сам скажет, что он об этом думает.

— Похоже, ты хочешь, чтобы я объяснился в том, что ты сам приписываешь мне, но что лично я ни в коей мере не имел в виду. Однако, если согласиться с тем, что я только что услышал, следует помнить, и особенно вам, мисс Беннет, что друг, который попросит Бингли вернуться домой, разрушит его планы просто из прихоти, без каких-либо доводов.

— Готовность поддаться на такие уговоры друга едва ли является добродетелью.

— А готовность уступить без убеждения — тем более.

— Мне кажется, мистер Дарси, что вы совершенно отказываете мистеру Бингли в банальном чувстве дружеской привязанности. Забота о друге часто заставляет нас охотно поддаваться на уговоры и при этом не ждать никаких аргументов. Сейчас я не говорю о той ситуации, которую вы обрисовали мистеру Бингли. Разумеется, мы можем подождать, пока не придут желаемые обстоятельства, чтобы более предметно обсудить происшедшее. Но в целом, в самой обычной ситуации, когда мы имеем двоих друзей, один из которых без особой причины желает, чтобы второй изменил свое решение, неужели поведение друга, согласившегося с близким ему человеком без излишних уговоров, покажется вам неприемлемым?

— Не будет ли с нашей стороны разумнее, прежде чем продолжить эту дискуссию, сразу же как можно точнее определить степень важности того решения, которое предположительно подлежит пересмотру, а также степень близости между обеими сторонами?

— Несомненно! — воскликнул Бингли. — Давайте выслушаем все подробности, не упуская при этом ни одной мелочи, даже роста и телосложения тех друзей, поскольку это придаст нашему спору не только предметность, но и определенную весомость. К примеру, если бы Дарси не был таким высоким и крупным молодым человеком, я не уделял бы ему и половины того внимания, которым он пользуется. Уверяю вас, никто не внушает мне такого благоговейного страха, как Дарси. Особенно это заметно в определенных местах и при определенных обстоятельствах — в его доме, например, а еще по воскресеньям вечером, когда ему нечем себя занять.

Мистер Дарси улыбнулся; но Элизабет почему-то была уверена, что, несмотря на эту улыбку, он задет; и поэтому собственную усмешку девушка сдержала. Мисс Бингли вяло запротестовала против такого пренебрежения, одновременно увещевая своего брата прекратить нести чушь.

— Я понимаю, чего ты добиваешься, Бингли, — сощурился его друг. — Тебе не нравится этот спор, и ты хочешь его замять.

— Может, и так. Все споры слишком похожи на конфликт. Если ты и мисс Беннет отложите обмен мнениями и подождете, пока я выйду из комнаты, я буду вам за это очень признателен. Тогда уже вы сможете судачить о чем угодно.

— Ваша просьба едва ли потребует от меня существенных жертв, а у мистера Дарси появится возможность закончить свое письмо.

Последовав ее совету, молодой человек вскоре поставил точку.

Покончив с делами, он обратился к мисс Бингли и Элизабет, умоляя об одолжении немного помузицировать. Мисс Бингли с готовностью двинулась к фортепиано; и после вежливых, но недолгих уговоров в адрес Элизабет сесть за инструмент первой, которые, к слову, не менее вежливо, но достаточно категорично гостьей были отклонены, барышня открыла партитуру.

Миссис Херст исполнила с сестрой дуэт; и, пока дамы были таким образом заняты, Элизабет, рассеянно листая сложенные на крышке тетради с нотами, невольно заметила, как часто к ней возвращается взгляд мистера Дарси. Она даже не смела предположить, что может стать объектом восхищения такого примечательного человека; однако мысль о том, что столь пристальное внимание его ласковых глаз может быть вызвано неприязнью, казалась еще более нелепой и странной. Мечущаяся ее душа подсказывала лишь, что этот молодой человек, наверняка, обнаружил в ней больше, с его точки зрения, неправильного, чем в остальном своем окружении. Эта мысль не причиняла ей никакой боли, ведь любила она его слишком мало, чтобы заботиться о его одобрении.

Исполнив несколько итальянских песен, мисс Бингли ради разнообразия перешла к очаровательно живым шотландским напевам. Вскоре после этого мистер Дарси, подойдя поближе к Элизабет, тихо прошептал:

— Мисс Беннет, у вас не возникает желания воспользоваться возможностью и прямо сейчас пуститься в рил[1]?

Она улыбнулась, но промолчала. Он повторил вопрос и, снова получив в ответ лишь молчание, от удивления приподнял брови.

— О! — тихо воскликнула Лиззи. — Я прекрасно слышала ваш вопрос еще в первый раз, вот только растерялась и не могла ничего придумать в ответ. Я знаю, вы хотели, чтобы я ответила “да”; и у вас бы появилась возможность ядовито сожалеть по поводу полного отсутствия у меня вкуса. Но, признаюсь, мне доставляет огромное удовольствие разрушать подобные схемы и обманывать людей в их ожиданиях. Исходя из всего этого, еще до того, как вы повторили вопрос, я уже решила, что отвечу вам следующее: мне совершенно не хочется танцевать рил. А теперь попробуйте упрекнуть меня в отсутствии вкуса, если посмеете!

— Действительно не посмею.

Элизабет, уже приготовившаяся отразить его атаку, была несказанно удивлена галантным ответом. Однако в манерах ее было столько очарования и лукавства, что даже при желании ей едва ли удалось бы нажить себе неприятелей; и Дарси вдруг осознал, что ни одна еще женщина не захватывала его чувств и воображения так, как это удалось мисс Беннет. Он действительно полагал, что если бы не наличие компрометирующих связей барышни, нынешнее его положение можно было б назвать опасным.

Мисс Бингли видела достаточно и для подозрений и для ревности. В силу этого ее пожелание крепкого здоровья милой Джейн вспыхнуло с невиданной силой, ведь вместе с ней из дома бы убралась и ее несносная сестрица.

С завидным упорством мисс Бингли попыталась спровоцировать неприязнь Дарси к незваной гостье, с живостью, достойной похвал, обрисовывая детали его свадьбы и смакуя счастье, неизбежное при таком альянсе.

— Надеюсь, — заявила она, неспешно прогуливаясь с молодым человеком по тенистой аллее на следующий день, — когда наступит сей знаменательный час, вы не забудете намекнуть своей теще о том, что иногда весьма полезным бывает держать язык за зубами. И, если вам удастся установить контроль над будущими родственниками, пожалуйста, обратите особое внимание на младших мисс Беннет, ведь их беготня за офицерами переходит все рамки приличия. И, если вы позволите мне коснуться столь деликатного предмета, возьмите себе за труд проследить за тем, что находится на границе между самонадеянностью и неуместностью, коими Господь, помимо прекрасных глаз, разумеется, так щедро наградил Элизабет Беннет.

— Это все, что вы хотели мне предложить для построения домашней идиллии?

— Ах да, непременно распорядитесь, чтобы портреты ваших дяди и тети Филипс поместили в галерее в Пемберли. Я бы повесила их рядом с вашим знаменитым дядюшкой-судьей. Они ведь почти коллеги, ну разве что с небольшой разницей. А что касается портрета самой Элизабет, то я бы не спешила с поиском художника, поскольку едва ли первому встречному удастся передать все очарование ее глаз…

— Да, это будет нелегко, особенно если говорить об их выражении. Но что касается цвета и формы, а также совершенно изумительных ресниц, то все это вполне можно скопировать с оригинала.

В этот самый момент из-за угла на соседней дорожке показались миссис Херст и сам предмет обсуждения.

— Я и не знала, что вы собирались на прогулку, — смущенно поджав губы, заявила мисс Бингли.

— Вы обошлись с нами чудовищно несправедливо, убежав в сад и не сказав при этом ни единого слова.

Не медля ни секунды, она оккупировала незанятую руку мистера Дарси, предоставив Элизабет самой себе. Ширина дорожки позволяла чувствовать себя комфортно на ней только троим. Мистер Дарси, осознав всю неловкость положения, поспешил с более разумным предложением:

— Эта дорожка слишком узка для всех нас. Давайте выйдем на главную аллею.

Элизабет, которая меньше всего чувствовала себя расположенной оставаться в такой компании, весело отклонила эту затею.

— Нет, нет, право же, оставайтесь здесь. Вы вместе образуете совершенно восхитительную группу, и четвертый человек неминуемо разрушит всю гармонию. Счастливо оставаться!

Она поспешила прочь, несказанно довольная тем обстоятельством, что уже через день-другой окажется в родном доме. Джейн уже значительно поправилась, и дела ее шли настолько хорошо, что этим вечером она даже намеревалась на пару часов покинуть свою комнату.

Загрузка...