Гордость и предубеждение

Глава 7

Собственность мистера Беннета состояла из недвижимого имущества, приносившего почти две тысячи фунтов годового дохода. К великому сожалению дочерей, все состояние было завещано в пользу наследников мужского пола, состоявших с главой семейства в дальнем родстве; состояние же их матери, хотя и вполне приличное при ее образе жизни, едва ли могло восполнить недостаток отцовского; а отец ее служил адвокатом в Меритоне и оставил дочери четыре тысячи сбережений.

Миссис Беннет имела сестру, вышедшую замуж за некого мистера Филипса, клерка из конторы ее отца, позже принятого в семейное дело, а также брата, учредившего в Лондоне очень солидный торговый дом.

Деревня Лонгбурн находилась всего в миле от Меритона — весьма удобное расстояние для юных леди, три или четыре раза в неделю чувствующих себя расположенными для визита к горячо любимой тетушке и осмотра новинок у местного шляпника. Две младшие сестры, Кэтрин и Лидия, проделывали этот неблизкий путь особенно часто. Их умы не были так заняты, как у остальных сестер; поэтому, привычно не имея более заманчивых предложений, они любили скрашивать утренние часы прогулкой в Меритон, а вечерние — воспоминаниями об оной. Сколь ни бывает скудна здешняя глушь новостями, удача им вечно сопутствовала, и они никогда не возвращались от тетки с пустыми руками, так как каждый раз ухитрялись вытянуть из нее очередную сенсацию. Вот и нынче они восторженно бурлили, будучи переполненными новостями и радостным возбуждением от недавнего прибытия полка конной армии, который на зиму расположился по соседству со штаб-квартирой в Меритоне.

Отныне их визиты к миссис Филипс обещали донесения одно интересней другого. Каждый новый день приносил с собой большую ясность относительно имен офицеров и их дружеских связей. Расположение квартир командования больше не являлось тайной, а вскоре девушки познакомились и с самими военными. Мистер Филипс весьма коротко сошелся почти со всеми офицерами и часто их навещал, что открыло его племянницам источник счастья и наслаждений, доселе еще не ведомый. Теперь они не говорили ни о чем, кроме военных. Упоминания о богатстве мистера Бингли, дававшие столько пищи для ума и фантазии их матери, пролетали мимо очаровательных ушей незамеченными; и все злато на свете меркло по сравнению с блеском начищенных кокард.

Выслушав одним прекрасным утром очередную порцию вдохновенных излияний, мистер Беннет холодно заметил:

— Анализируя все мной здесь услышанное, я могу сделать только одно заключение: вы обе глупейшие создания в здешней округе. Раньше я об этом лишь подозревал, но теперь у меня сложилось твердое в том убеждение.

Кэтрин смутилась и промолчала, зато Лидия, точно воплощение безразличия, продолжала расхваливать достоинства капитана Картера и выражать надежды непременно нынче с ним увидеться, потому, как завтра тот собирался отлучиться в Лондон.

— Я поражаюсь, мой дорогой, — насупилась миссис Беннет, — вашей готовности признать собственных детей глупыми. Если бы мне когда-нибудь пришла в голову фантазия пренебрежительно отозваться о чьих-нибудь детях, мои собственные девочки никогда бы не стали объектом критики.

— Сударыня, коль скоро мои собственные дети глупы, я хочу надеяться, что самому мне всегда достанет ума это понять.

— Да, но так уж случилось, что все ваши дети очень умны.

— Льщу себя надеждой, что наши с вами расхождения во взглядах ограничиваются только этим. Доселе, признаться, я был уверен в полном нашем согласии во всех вопросах, но нынче вынужден от вас отмежеваться и еще раз со всей ответственностью заявить, что обе наши младшие дочери непроходимо глупы.

— Дорогой мой мистер Беннет, не стоит требовать от этих девочек рассудительности их родителей. Когда они доживут до наших лет, уверена, они не станут думать об офицерах больше, чем это делаем мы. Я помню времена, когда тоже сходила с ума от красных мундиров, и даже сейчас мое сердце от них слегка замирает. А если какому-нибудь респектабельному полковнику с пятью-шестью тысячами в год придется по душе одна из наших крошек, я не буду иметь ничего против. Кстати, мне кажется, что давеча полковник Форстер на приеме у сэра Уильяма выглядел в своем мундире очень прилично.

— Мама, — надрывно воскликнула Лидия, — тетушка говорит, что полковник Форстер и капитан Картер нынче не так часто ходят к мисс Ватсон, как в прошлый свой приезд! Теперь их часто видят в библиотеке Кларка.

Миссис Беннет собралась, уже было ответить, как в комнату вошел лакей с запиской для старшей мисс Беннет: прибыл человек из Незерфилда, и ему было поручено дождаться ответа. Глаза миссис Беннет так и вспыхнули от удовольствия, и она с энтузиазмом принялась кликать остальных, в то время как ее дочь нетерпеливо развернула послание.

— Ну же, Джейн, от кого оно? О чем? Что же там, наконец? Джейн, не тяни! Ну, солнышко?

— Записка от мисс Бингли, — сообщила барышня и зачитала ее целиком:

«Дорогая моя Подруга,

если только ты не сжалишься над нами и не согласишься отобедать сегодня в компании со мной и Луизой, мы обе рискуем возненавидеть друг друга до конца наших дней, потому что беседа тет-а-тет между двумя женщинами длиной в целый день непременно должна закончиться страшной ссорой. Молю тебя, не медли и, как только получишь записку, приезжай. Мой брат и остальные мужчины сегодня отправились на весь вечер к офицерам. Твоя навеки,

Кэролайн Бингли».

— К офицерам! — заголосила Лидия. — Почему же тетушка нам об этом не сказала?

— Да, это весьма некстати.

— Можно мне взять экипаж? — поинтересовалась Джейн.

— Нет, дорогая моя, тебе лучше поехать верхом, потому что собирается дождь; и если разразится ненастье, то, боюсь, тебе придется остаться там на ночь.

— Это было бы здорово, — резонно вставила Элизабет, — если, конечно, Бингли не попытаются отправить ее обратно своими силами.

— Нет же! Джентльмены, наверняка, отправились в Меритон в пролетке мистера Бингли, а у Херстов своих лошадей нет.

— Я бы поехала все же в экипаже.

— Но, дорогая моя, я уверена, что твой отец не согласится одолжить нам лошадей. Они ведь нужны ему на ферме, не так ли, мистер Беннет?

— Они нужны на ферме гораздо чаще, чем я в состоянии их туда отправить.

— И если сегодня они здесь, то мы имеем ответ на мамин вопрос, — подытожила Лиззи.

В конце концов было решено, что лошади все же заняты, и поэтому Джейн не оставалось ничего, кроме как ехать верхом. Мать проводила ее до самых ворот, с лучезарной улыбкой выдавая самые мрачные прогнозы погоды. К чести миссис Беннет, все ее предсказания оказались совершенно справедливы; и едва только Джейн скрылась за поворотом дороги, как начался настоящий ливень. Сестры дружно пожалели бедняжку, зато мать сияла, как новый шиллинг. Дождь все лил, и под его монотонный грохот унылый день сменился безрадостным вечером; и не было никакой силы на свете, которая заставила бы Джейн вернуться домой по такой погоде.

— Как здорово я это придумала! — в который уже раз шумно восторгалась миссис Беннет, словно намекая на то, что ненастье — тоже ее рук дело.

Однако в полной мере оценить всю выгоду затеи она смогла лишь на следующее утро. Семейство уже почти закончило завтрак, когда из Незерфилда прибыл слуга, доставивший сообщение для мисс Элизабет:

«Милая моя Лиззи,

сегодня с утра я чувствую себя неважно; неверное, это оттого, что вчера я вымокла до нитки. Мои добрые подруги и слышать не желают о том, чтобы я возвратилась домой, пока мне не станет лучше. Они настаивают также на том, чтобы я встретилась с мистером Джонсом; поэтому не удивляйся, если услышишь, будто я с ним встречалась. Не считая першения в горле и мигрени со мной все в полном порядке.

Всегда твоя и пр».

— Ну, дорогая моя, — обращаясь к жене, произнес мистер Беннет, после того как Элиза зачитала письмо вслух, — если теперь ваша дочь больна, если дни ее сочтены, каким облегчением станет для нас мысль о том, что все это случилось во имя мистера Бингли и согласно вашим распоряжениям?

— О! Я совсем не боюсь, что она умрет. Как правило, люди не склонны умирать от пустяковой простуды. О ней должным образом позаботятся. Покуда Джейн пребывает в том доме, она будет в полном порядке. Если вы дадите мне экипаж, я поеду, чтобы навестить ее.

Элизабет, не на шутку взволнованная, в отличие от матери преисполнилась решимости отправиться к сестре, даже если повозки не будет; и, поскольку верховая езда никогда не числилась в ее активе, единственным выходом оставалась пешая прогулка. Об этом она высказалась вслух.

— Как можно быть такой глупой! — негодовала миссис Беннет. — Неужели ты не видишь, какая на улице грязь? Когда ты доберешься до Незерфилда, на тебя страшно будет взглянуть.

— Я пойду туда не на смотрины, а только чтобы проведать Джейн.

— Лиззи, не намекаешь ли ты на то, чтобы я послал за лошадьми?

— Нет, папа, что вы! Я не вижу никаких препятствий для небольшой прогулки. Что значат расстояния, когда перед тобой благая цель! В конце концов, речь идет всего о трех милях. Я вернусь уже к обеду.

— Твоя душевная щедрость меня восхищает, — заметила Мэри, — но каждый порыв чувств должно контролировать разумом. На мой взгляд, всякое усилие обязано быть пропорционально конечному результату.

— Мы пойдем с тобой до Меритона, — не сговариваясь, заявили Кэтрин и Лидия.

Элизабет охотно приняла их в компанию, и вскоре три барышни отправились в путь.

— Если мы поторопимся, — снова и снова повторяла Лидия, семеня по мокрой траве, — то, скорее всего, еще успеем застать капитана Картера.

В Меритоне они расстались. Младшие поспешили в резиденцию одной из офицерских супруг, а Элизабет направилась дальше, проходя поле за полем, пробираясь сквозь живые изгороди и нетерпеливо перепрыгивая через лужи. Когда из-за очередного холма показалась усадьба, она устало замерла. Лодыжки ее ныли, на чулки налипли комья грязи, а лицо горело от изрядного утомления.

Ее проводили в столовую, в которой собрались все, за исключением Джейн. Появление еще одной мисс Беннет было сюрпризом. Подумать только: целых три мили, с раннего утра, по такой непролазной грязи, да еще одна!.. И миссис Херст, и мисс Бингли сочли это совершенно неслыханным поступком. Втайне Элизабет нисколько не сомневалась, что дамы за это ее презирают. Тем не менее, прием она получила вполне любезный, а в манерах их брата из-под простой любезности пробивалось нечто большее: в его речи сквозили юмор и доброта. Мистер Дарси говорил мало, а мистер Херст и вовсе не произнес ни слова. Первый метался в раздумьях между тем, какой восхитительный румянец играет на щеках девушки от долгой прогулки, и тем, является ли недомогание сестры достаточно веской причиной для того, чтобы такая юная особа целые три мили преодолела одна, без всякого сопровождения. Последний не думал ни о чем, кроме завтрака.

На свои вопросы о состоянии сестры Лиззи получила ответы весьма тревожные. Мисс Беннет провела очень беспокойную ночь и, проснувшись, продолжает оставаться в постели по причине сильной лихорадки. Элизабет обрадовалась, когда ее без каких-либо задержек проводили в спальню сестры; и Джейн, которую пуще болезни мучил страх за то, что своим состоянием она причиняет массу неудобств хозяевам, и которая в своей записке меж строк молила родных о приезде, увидев на пороге сестру, вздохнула с облегчением. Девушка оказалась слишком слаба для оживленной беседы; и, когда мисс Бингли оставила сестер наедине, она смогла только выразить благодарность за безмерную доброту, с которой к ней отнеслись домашние. Элизабет молча погладила слабую руку.

По окончании завтрака обе мисс Беннет все же присоединились к остальным. Элизабет с удивлением для себя обнаружила, что начинает проникаться симпатией к хозяевам за заботу к бедной Джейн. Вскоре прибыл аптекарь, который, обследовав больную, предположил, что бедняга подхватила сильную простуду, но заверил, что опасаться нечего. Старик посоветовал барышне вернуться в постель и принять лекарства. Его совету с радостью последовали, поскольку симптомы лихорадки с каждой минутой становились все явственней, а голова жутко разболелась. Элизабет ни на секунду не отходила от кровати сестры. Остальные дамы также отлучались крайне редко — поскольку их мужчины уехали, ничего другого им и не оставалось.

Когда часы пробили три, Элизабет забеспокоилась и стала нехотя собираться домой. Мисс Бингли предложила ей свою повозку и уже придумала веские доводы в пользу этого небольшого одолжения, когда Джейн едва слышно заявила, что поедет тоже, так что барышне пришлось сменить предложение повозки на уговоры обеих сестер остаться в Незерфилде еще на какое-то время. Элизабет с самой искренней благодарностью приняла этот жест милосердия; и в который уже раз лакей отправился в Лонгбурн, чтобы сообщить семье о том, что обе сестры задерживаются, а также чтобы принести с собой несколько платьев им на смену.