Горизонты техники для детей, 1966 №7

Братья Монгольфье

— Что ты делаешь, Жозеф?

В соседней комнате слышен был шелест бумаги и частые вздохи Жозефа, брата Этьенна Монгольфье.

— Третий раз начинаю писать это несчастное письмо и никак не могу закончить. Ведь бывает же так…

Этьенн продолжал читать книгу о римской архитектуре: ведь он был по специальности архитектор, но мысль о «несчастном» письме, которое должен был написать брат, не оставляла его.

— Жозеф! — позвал он опять.

Ответа не последовало. Отложив книгу, он направился в комнату брата. Жозеф не писал. Опершись локтем, он сидел в кресле и с каким-то странным выражением лица смотрел на горящий камин, где у самого края догорал лист бумаги. Увидев Этьенна, он как бы пробудился ото сна:

— Послушай, Этьенн… нет, лучше я тебе кое-что покажу…

Жозеф Монгольфье был на пять лет старше своего брата. Работал директором бумагоделательного завода. Трудно было бы предположить, что он может заниматься глупостями. А именно сейчас он явно забавлялся: комкал лист бумаги и затем, бросив в камин, наблюдал его медленную смерть. Долетев до костра, лист вместо того, чтобы упасть, несомый теплым воздухом, нагретым от костра, поднимался вверх, а затем как бы отплывал на край камина. Только там он падал.

Братья переглянулись. Они были так дружны и так знали друг друга, что и в этот раз поняли всё без слов.

— Я ведь тебе говорил, что придет время, когда люди будут путешествовать по воздуху, — ни с того ни с сего начал горячо убеждать брата Жозеф. — А вот и основа полетов: теплый воздух поднимает лист вверх. А всё потому, что теплый воздух легче холодного: поднимаясь, он забирает с собой и лист.

— Воздушные путешествия, говоришь? — продолжал мысль брата Этьенн. — На листе бумаги?

Потом задумался, а через минуту неуверенно добавил:

— …А может под листом?

Этот загадочный вопрос ничуть не смутил Жозефа.

— Теплый воздух — вот в чем секрет. Что если собрать и закрыть в сосуде теплый воздух? Он поднимет сосуд вверх…

— Только ведь теплый воздух остынет, — напомнил, прерывая рассуждения брата, Этьенн.

— Если в твоей комнате станет холодно, что ты сделаешь? Разожжешь камин, так ведь?

Жозеф вдруг быстро встал и направился к двери.

— Пойдем в лабораторию. Мне кажется, я что-то придумал.

Оба брата уже не первый раз проводили долгие часы в лаборатории. В Анноне, где они жили, люди по праву называли их изобретателями. Руководя оставленным им в наследство бумагоделательным заводом, они постоянно вводили изменения в процесс производства, придумывали новые машины и устройства. И вот сейчас они опять задумались над новым устройством, только на этот раз не для завода.

— Бумага, нагретый воздух… — всё время повторял один из братьев. — Нет, бумага не пойдет, слишком легко рвется.

— А если какую-нибудь ткань? — предложил другой.

— Ткань? Это мысль! Лучше всего шелк!

Весной 1783 года в Анноне собрались все городские власти. Хотя было у них много работы в это горячее время господства династии Бурбонов, в этот замечательный день 5 июня 1783 года привели сюда их не административные дела и не подати. Монгольфье сообщили о намерении подняться в воздух на своем воздушном шаре!

Толпы людей собрались на площади. Издалека было видно огромный шар, возвышавшийся над деревьями. Его шелковая оболочка была раскрашена разноцветными полосами, проходящими сверху вниз. Стоящие в первых рядах жители видели, что неподалеку от шара была построена широкая кирпичная печь; верхнее её отверстие точно соответствовало размерам отверстия внизу шара. Несколько работников поднималось по лестнице, ведущей к дымоходной топке печи, и укладывало туда огромные поленья. Потом, видимо старший из работников, бросил в печь ворох горящего сена и все быстро сбежали по лестнице вниз. Из печи вырвались языки пламени, потом пламя стало меньшим. Работники тогда принялись наводить шар на отверстие в печи. Казалось, что пламя сразу же поглотит шар — ведь он был обтянут всего лишь шелком!

— Не загорится, — внимательно наблюдая за работой находящихся у шара людей сказал ремесленник в кожаном фартуке. — Отверстие обито стальным листом. Сделано надежно, что скрывать, в моей мастерской это делалось, — с гордостью закончил он.

— Из стального листа, говорите? Ну и народ… Ведь вы простой вещи не знаете и верите, что этот великан поднимется вверх? Наивные, он и без того много весит, а тут еще вдобавок сталь… Только темные и невежды могут предполагать, что эта огромная махина поднимется, — горячо возражал сосед ремесленника. — Хорошо знаю, что хотят сделать эти наши изобретатели: хотят, чтобы на шаре человек поднялся в воздух. Ну, это им никогда не удастся.

Вдруг в толпе поднялась суматоха.

— Смотрите, смотрите, люди, которые держат веревками шар, уже не могут удержать!

— Пускают веревки! Ах! ох!

Все возгласы слились в один продолжительный крик! Огромный полосатый шар легко поднялся в воздух и летел всё выше и выше, над лугами и полями.

— Это очень простое дело, — объяснял на обратном пути неугомонный и «всё знающий» сосед ремесленника. — Эти господа Монгольфье ничего особенного не изобрели. Ведь уже Архимед доказал, что, если тело с меньшим удельным весом окажется в среде с большим удельным весом, то оно будет подниматься на поверхность более тяжелой среды. Точно также и в этом случае, — объяснял он с ученым видом. — Шар был наполнен теплым воздухом, который, как известно, легче нормального — окружающего нас. Шар поднимется так высоко, пока его вес уравновесится с весом вытесненного им воздуха, который чем выше, тем реже, а значит и легче. Но, чтобы человек при помощи такого устройства мог подняться, так могут думать только темные люди…

— Если то, что изобрели братья Монгольфье, так просто, то почему вы, господин, не придумали этого раньше? — обратился к нему ремесленник.

Парижская Академия наук высоко оценила изобретение братьев Монгольфье. В августе того же года они были приняты в состав членов-корреспондентов академии, а за помощь науке и искусству им была присуждена денежная премия в 600 ливров. В сентябре 1783 года впервые над Парижем пролетел на воздушном шаре человек.

Король Людовик XVI пожаловал Жозефу и Этьенну Монгольфье дворянство и назначил им постоянную пожизненную пенсию. Младший брат умер раньше, а старший продолжал работать и за многие заслуги в 1807 году был назначен действительным членом Сорбонны.

Анна Кораб