Горизонты техники для детей, 1969 №1

Каноник из Фромборка

Итак, я не увижу сегодня Николая, вот незадача, — проговорил каноник Христиан Тапиау. Он только что прибыл из Польши в Болонью и сразу же отправился на квартиру братьев Коперник. — Час поздний. А у вас еще лекции. Почему ты, Анджей, не с ним?

Анджей Коперник пожал плечами:

— Николай сейчас не на лекции канонического права. Он у господина Новары, профессора астрономии. Они наблюдают небесные светила.

Видя недоумение гостя, добавил:

— Да еще в бытность свою в Краковской Академии Николай посещал лекции по математике и астрономии.

— У Войцеха из Бруздева, да, да, припоминаю. Большой был ученый.

— Почему был? — удивился Анджей.

— Два месяца как почил вечным сном. Не слышали этой вести? Составил свой астрологический гороскоп и определил, что смерть его наступит в 1497 году. Гороскоп подтвердился.

— Николай расстроится, — заметил Анджей. — Он высоко ценил профессора. Я бы тоже хотел, — добавил он неожиданно, — чтобы брат больше думал о юридических науках, как велит дядя. Кто как не дядя после смерти родителя заменил нам отца.

— Воистину, его милость ксендз-епископ Варминский любит вас обоих, как родной отец, — подхватил каноник. — Я не ушел еще сказать тебе, зачем я сюда приехал. Епископ Ваченроде, ваш дядя, предоставляет вам обоим должности каноников Фромборкского капитула. Сам хорошо знаешь, как богат этот капитул. А в качестве каноников сможете пользоваться его доходами. Об учении теперь беспокоиться нечего, да правду говоря, вы оба обеспечены теперь до конца живота своего.

Сколько добра нам сделал дядя, — сказал глубоко тронутый Анджей, — а тут еще новые милости. Жизни не хватит, чтобы отблагодарить его. Я то что, я из-под воли дяди не выйду. Но Николай… От отрочества его тянет к астрономии и математике.

— Ксендз-епископ Ваченроде, — улыбнулся успокаивающе каноник, — желал бы, вестимо, видеть вас обоих учеными — юристами и врачами, но и астролог, что сможет хороший гороскоп составить, тоже нам в Вармии пригодится.

— Но ведь Николай науки о гороскопах вовсе не изучает. Его занимают планеты.

— А к чему это, ежели гороскопов не составлять? — искренне удивился каноник. — Я тоже изучал математику и астрономию в Краковской Академии, и знаю, что Птолемеем уже давно все сказано о небесных телах. Земля, старейшая планета, стоит неподвижно в центре Вселенной, а вокруг нее, отделенные сферой воздуха, воды и огня, обращаются по кругам планеты: сначала Луна, потом Меркурий, Венера, далее Солнце, Марс, Зевс и Сатурн.

— Не совсем по кругу, — осторожно заметил Анджей. — Каждая из этих планет движется по круговому пути вокруг какой-то неизвестной нам точки, и этот путь планеты называем эпициклом. И только потом этот невидимый центр, а вместе с ним эпицикл планеты, перемещаются тоже по окружности вокруг Земли или по деференту.

— Чтоб тебе, — засмеялся каноник, — тебя еще на свете не было, как я уже учение Птолемея собственными глазами на небе проверял.

— И оправдалось? — скептически спросил Анджей. — Я астрономии не изучаю, но, судя по тому, что твердит Николай, там какие-то затруднения с движением планет…

Дверь тихо отворилась, и в комнату вошел молодой человек в черном платье, с узким серьезным лицом, надо лбом чернели густые волосы. Он очень обрадовался, увидев, приезжего.

— А я от дяди, Николай, — приветствовал юношу каноник.

Теперь уже втроем они живо обсуждали дела епископства, возвращались к наставлениям дяди.

— А учение, как, нелегко дается? — заметив рассеянность Николая, спросил каноник.

— Любые кодексы можно одолеть терпением и трудом. А вот что касается астрономии, — он обернулся к брату. — Знаешь, мы сегодня с профессором собирались наблюдать за созвездием Быка. По «Альмагесту» Птолемея, учитывая поправку в таблицах Альфонса…

— И, конечно; же не забывая поправок на таблицах Региомонтана, — добавил слегка подтрунивая, Анджей.

— Верно, и поправок, которые внес в эти таблицы профессор Новара. — Николай не заметил иронии.

— Итак, судя по всем этим данным, созвездие Быка должно быть хорошо видно на небе в нынешнем месяце. А в действительности звезда Альдебаран из этого созвездия и на глаза нам не показалась. Ее нет в намеченном пункте. Исходя из расчетов Птолемея, должно быть иначе.

— Но ведь он не мог ошибиться, — воскликнул каноник. — Церковь признала теорию Птолемея единственно правильной. Да другой нет и быть не может, — он предостерегающе поднял перст.

Николай вопросительно взглянул на брата и как будто в сомнении пожал плечами.

По узким ступенькам башенной лестницы Ольштынского замка поднималось несколько человек. Впереди, как хозяин, указывая дорогу шел каноник Николай Коперник. За ним бодро следовал посланник короля Зигмунта Старого Петр Рогош, затем бургомистр Ольштына и трое советников магистрата. Вышли на плоскую крышу башни, огороженную зубчатыми стенами. Башня, возносившаяся над южным крылом замка, действительно, была очень высокой. Двойные крепостные сцены, включавшие огромное тяжелое здание замка, стягивали город жестким кольцом. Городские ворота ощетинивались остриями зубцов. Сейчас всюду на стенах виднелись люди. Внутри оборонительного кольца лежал город, видный отсюда, как на ладони, с узкими шумными уличками, с тяжелым массивом кафедрального собора Святого Якова, несколько заслоненного более близким к башне зданием ратуши.

— Как видите, ваша милость, мы еще дополнительно укрепили стены, поставили мортиры, завезли боеприпасы. Порохом тоже запаслись. Господин бургомистр приготовил людей к обороне.

Бургомистр, высокий тощий человек, дернул свой черный ус: «Великому магистру не поддадимся!» В голосе его слышалось упорство.

Прослышав о сожжении крестоносцами Бранема и Фромборка, жители города поклялись защищаться до конца. Готовы скорее погибнуть под развалинами города, чем сдаться на милость коварного Ордена.

— Одолеть нас смогут только голодом, — напомнил один из советников, низкий толстый, с лицом, говорящим о любви к хорошему столу. В голосе его послышалась жалобная нота.

Двое другие советника не дали ему закончить фразу.

— Ни голодом, ни огнем, ни водой нас не возьмут. У нас только один господин — польский король, и мы будем послушны только ему!

Бургомистр поднял руку, успокаивая советников.

— Мы выстоим. Только знают ли там, в Кракове, ваша милость, — обратился он к Рогошу, — что подготовка обороны нашего города — дело ксендза Коперника. Ксенд от Капитула управляет городом, ксенд повелел исправить стены, подвозил оружие, собирал боеприпасы. Мы лишь исполняем его приказы.

Рогош взглянул на каноника, который стоял, спрятав руки в рукава рясы.

— Мы в Кракове наслышались, — проговорил он с заметным уважением, — про каноника Коперника, слушателя Краковского, Болонского, Феррарского и Падуанского университетов, ученого мужа, доктора юридических наук, знаменитого врача и рачительного управителя владений капитула, к тому знатока и переводчика греческой литературы. Слышали, что Коперник пишет трактат о законах монетного обращения. А тут еще узнаю о военных способностях и знаниях ксендза. Воистину на свете немного людей такой всесторонней учености, да еще отдающих свои способности Родине.

— Я поляк и вармянин, — кратко и сдержанно ответил каноник. — Служить Польше и Вармии — мой долг. Мы станем на защиту Ольштына и города не отдадим. Однако ж не утаю: край наш до тех пор будет в опасности, пока король не раздавит крестоносную бестию.

— Я все, что здесь услышал, передам королю. Известно, с крестоносцами дело нелегкое, их великий магистр Альбрехт — королевский племянник. Несмотря на это, война разрастается, и немыслимо, чтобы на этот раз мы не одержали победы. Прощайте, ксендз, лошади уже поданы.

Коперник оперся руками о кирпич крепостных зубцов. Внизу, под замком, текла Лына, разливающая свои воды среди зеленых лугов. Дальше тянулись обработанные поля, усадьбы, окруженные садами, широкие зеркала озер, а еще дальше — совсем на горизонте — синие леса. Со стороны этих лесов с северо-востока можно ожидать крестоносцев. Ну что же, им окажут достойный прием.

Солнце склонялось к западу. Это обычное зрелище дало иное направление мыслям ученого. Склонялось, да. Перемещалось по небу. Шло к горизонту. Поклонник античности Коперник вспомнил слова римского поэта: «Отплываем от порта, а отодвигаются суша и город». Кто двигался? Тот, кто отплывал на лодке от суши, или суша отодвигалась назад? Как верно подметил Виргилий, самообман человеческого разума, уверенного, что все вокруг человека перемещается, а он сам, гордый наблюдатель, сохраняет великолепную неподвижность. Сколько породило ошибок непонимание явления мнимого движения.

В одинокой комнате лежало несколько страниц начатого сочинения. Самое начало. Но мысль астронома нащупала уже главные положения трактата, охватила его общие черты. Нет, Птолемей ошибался, ошибался принципиально в том, что касается движения Солнца вокруг Земли, поэтому его расчеты не могут отвечать истинному движению планет. Отсюда эти беспрестанные ошибки, и тут не помогут поправки к Птолемееву делу, добавление все новых эпициклов и эпициклов к эпициклам. Все рушилось, расчеты шли сами по себе, а движение планет творилось само по себе. Нужно было перечеркнуть неверную теорию, выяснить, наконец, как происходит движение планет в действительности: как движутся Марс, Зевс и Земля. Да, и Земля.

Таково было открытие Коперника, Однако, чтобы дать такую аргументацию, которая бы не оставила у современников никаких сомнений, необходимо провести еще много наблюдений и расчетов. А ежели не хватит на это времени? Он уж не молод, скоро ему будет 50 лет. Думал: «Как только кончится война, попрошу у капитула разрешение вернуться в Фромборк». Ему вспомнились Фромборкский кафедральный собор, веер окружающих его построек, свои покои в северной башне, башенная обсерватория. Возвратиться туда, снова заняться наблюдениями над небесными светилами. С любовью подумал про свои скромные астрономические приборы. Сделал их сам: квадрант, астролябия…

Неожиданно что-то заставило его поднять голову и взглянуть вдаль. Далеко на западной стороне выдвигалось из леса огромное тело какого-то гада, поблескивающее мелкими искрами чешуи. Сомнений не было.

Шли отряды крестоносцев. Заметил их не только Коперник. В ту же минуту внизу заиграли трубы, зазвонили колокола. На крепостных стенах забегали люди. Закрывали городские ворота. Коперник выпрямился.

— Ну что ж, мы готовы.

* * *

Каноник Тобиаш Клетц остановился. В комнате никого не было. Поколебавшись минуту, подошел к другим дверям, наклонился и прошел в спальню Коперника. Тут царил полумрак. Занавеси на окнах были задернуты. Хотя был уже июнь, погода стояла холодная и горящий в камине огонь поддерживал тепло, давая немного света. В полумраке виднелась постель, бледное лицо больного и контуры худого тела под темным одеялом. У ложа сидел друг больного и врач, каноник Ян, в ногах стоял ученик Коперника Иоахим. Тобиаш тихо приблизился к постели, посмотрел на больного:

— Никаких перемен?

— Он без сознания. Не слышит нас, — ответил Ян. — Вчера вечером снова было кровотечение. Силы вместе с кровью покидают его. Ему уже семьдесят. В таком преклонном возрасте трудно противиться болезни.

— Говорили, что сегодня утром он пришел в себя,

— Да. Спросил только, возвратился ли Рэтик и не прислал ли книгу. Даже в бреду о Рэтике вспоминает.

Тобиаш сел на табурет, пододвинутый Иоахлмом.

— Печатал бы Рэтик, согласно замыслам, книгу в Виттенберге, она давно бы уже была издана. Там он занимает должность профессора астрономии и у него много друзей. А Николай смог бы увидеть наконец, дело своей жизни.

Ян помолчал минуту, потом заговорил быстрым шепотом:

— Кто знает, что принесла бы эта книга Николаю. Никто из нас не отдает себе отчета, что такое эта книга «Об обращении небесных сфер». Может, даже он сам еще этого не понимает, хотя так отважно поднимает руку на теорию Птолемея. Теорию сотни лет признаваемую всеми, и даже церковью. Тобиаш!

— Ты странно мыслишь. Взгляды Коперника на планетную систему давно ученым известны А римский папа Клеменс XII сам ими заинтересовался.

— Они не видели книгу, не размышляли над ней. Не думают о последствиях этого открытия. Земля вращается вокруг Солнца — вот что доказывает Николай. Итак, Земля — планета, где обитает человек, не является самым совершенным и главным небесным телом? Низведенная к роли Марса или Сатурна, она вращается вокруг Солнца. Но это же ересь! Совместимо ли это с понятием об исключительной роли человека, как самого совершенною творения? Ему уготована роль жителя одной из обычных планет. Притом Коперник обосновал все эти открытия на собственных домыслах и собственных наблюдениях, он не посчитался с мнением авторитетов церкви. Превыше всех авторитетов стал для него собственным разум и наблюдения над природой. Это богохульство!

— Помяни мое слово, нарекут его еретиком. А что хуже всего, еретики от него тоже отрекутся. Вспомни, протестанты не позволили напечатать его книгу в своей столице в Виттенберге, пришлось передать ее в типографию в Нюрнберге, и сколько хлопот это причинило бедному Рэтику. Опасаюсь, что и католическая церковь не примет теории Коперника, и никто не станет его защищать. Ведь Николай хотя и зовется ксендзом, и одевается как ксендз, получил только низшее посвящение, и в действительности его трудно счесть ксендзом…

— Думаешь, что открытие могло бы повредить Николаю? — боязливо спросил Тобиаш.

— Он не пострадает, — резке возразил Ян. — Не пострадает, ибо не доживет.

Иоахим неожиданно поднял голову, прислушиваясь. Снизу, со двора доносился какой-то необычный шум, заглушаемый стенами. Молодой человек быстро поднялся и вышел из комнаты. Оба каноника подошли к окну, отодвинули занавеси.

— Какие-то лошади… Уж не Рэтик ли приехал… Чтобы…

— Нет, не Рэтик. Это кто-то чужой, как будто купец.

— Входят в сени, сейчас узнаем.

Оба возвратились к ложу умирающего. Коперник зашевелился, открыл глаза.

— Кто-то приехал, — прошептал с видимым усилием, — слышу…

Пораженные этими словами, все переглянулись. Как мог больной различить звуки, еле доносящиеся сквозь фромборкские крепостные стены. Послышались быстрые шаги по лестнице, потом ближе, в комнатах. Вбежал Иоахим с книгой в руках. Не думая о тишине, о спокойствии больного, подбежал к Копернику.

— Мэтр! Мэтр! Есть книга!

И он положил ее на постель умирающего. Коперник широко открыл глаза, показавшиеся в эту минуту огромными. Но он не видел уже бросившегося на колени у постели рыдающего Иоахима. Рука больного конвульсивно сжала корешок книги. Последний вздох вырвался из груди.

Ян и Тобиаш стояли в ногах постели, плача. Потом Ян отстранил молодого семинариста, наклонился над другом и закрыл мертвому глаза.

Ганна Кораб