Глава двадцать четвертая

Задержанный нарушитель границы был передан органам государственной безопасности. Его ввели в кабинет Зубавина со связанными руками, без шляпы, мокрого с ног до головы, в изорванной одежде.

Да, внешний его вид был жалок, но в глазах сверкала угрюмая злоба. Никакого намека на подавленность, страх и раболепие.

Шатров молчал, с ненавистью и брезгливостью разглядывая человека, присвоившего документы шофера станиславской автобазы.

— Важный гусь! — усмехнулся Зубавин.

Козловский был убит два дня назад ударом ножа в грудь. Труп его был найден в лесу, в березовой поленнице. Убийца так торопился, что оставил в карманах пиджака шофера письмо на имя Козловского, пропуск в автобазу и сберегательную книжку. По этим документам Зубавин установил личность убитого, его профессию и место работы.

О том, что пограничники после длительного преследования задержали «шофера Козловского», Зубавин и Шатров узнали по телефону от генерала Громады. И они сейчас же решили, что это и есть убийца Козловского. Еще не видя его, готовясь к встрече Козловского, Зубавин и Шатров задали себе ряд важных вопросов. Кто он такой, этот молодчик? Откуда взялся? Судя по серии его поступков, вплоть до бешеного сопротивления пограничникам, явился с той, западной, стороны, имеет специальную шпионскую подготовку. Если это так — а это безусловно так, — чье задание он выполняет? Не «Бизон» ли его хозяин? Не имеет ли он отношения к операции «Горная весна»?

Зубавин, как правило, допрашивал государственных преступников сразу же, непосредственно после ареста, пока те еще не успевали освоиться со своим новым положением. И чаще всего именно этот первый допрос определял потом весь ход следственного процесса. Если сейчас удастся установить, что «Козловский» послан в Явор «Бизоном», то девять десятых задачи будет выполнено.

Зубавин кивком головы отпустил конвой и, подойдя к арестованному, достал из кармана нож, перерезал крепкие узлы веревки,

— Благодарю вас, майор, — Хорунжий усмехнулся, растирая опухшие, посиневшие запястья.

Зубавин указал ему на стул:

— Садитесь.

— Еще раз благодарю. — Хорунжий сел. Положив руки на колени, он насмешливо-злыми глазами выжидательно поглядывал то на майора, то на полковника: дескать, я готов к любому допросу, начинайте.

Зубавин занял свое место в кресле, положил перед собой чистый лист бумаги и спокойно посмотрел на откровенно наглое, враждебное лицо арестованного:

— Фамилия?

Хорунжий скривил губы в презрительной усмешке:

— Майор, вам не надоело задавать одни и те же вопросы всем вашим клиентам?

— Фамилия? — не повышая голоса, не меняя выражения лица, терпеливо повторил Зубавин.

— Запишите хоть горшком, только… в камеру смертников не сажайте.

Переглянувшись с Шатровым, Зубавин вышел из-за стола, почти вплотную приблизился к арестованному. Все силы его души и ума были направлены сейчас на то, чтобы зафиксировать малейшее изменение выражения лица и глаз убийцы Козловского. Следил за врагом и Шатров.

— Слушайте, «Горшок», зря вы храбритесь, — сказал Зубавин. — Стены здесь прочные, толстые, и ваших речей не услышит ни «Бизон», ни «Черногорец».

Длинные пушистые ресницы Хорунжего дрогнули, зрачки увеличились.

Зубавину и Шатрову стало ясно, что в их руки попал не простой лазутчик, а доверенный Артура Крапса и Джона Файна. Как бы теперь «Горшок» ни отпирался, какие бы легенды ни сочинял, это не поможет ни ему, ни его сообщникам. Рано или поздно, не сейчас, так через неделю он будет приперт к стене и вынужден сказать правду.

Зубавин вернулся к столу:

— Как все-таки вас записать? «Горшок» или… настоящую фамилию вспомните.

Арестованный молчал. Опустив голову, он сосредоточенно разглядывал лужу, натекшую с его мокрой одежды. Зубавин терпеливо ждал, мерно постукивая наконечником ручки по настольному стеклу. Шатров улыбался.

— Какое наказание следует за убийство человека? — не поднимая головы, спросил «Горшок». — Если не ошибаюсь, расстрел? Да, вы меня расстреляете за одно только убийство шофера. Какой же мне смысл быть с вами откровенным? Не все ли равно покойнику, как вы его назовете — щукой или лебедем? Короче говоря, майор и полковник, я не буду отвечать на все ваши вопросы ни сейчас, ни завтра, ни через месяц. — Арестованный откинулся на спинку стула, театрально скрестил руки на груди и закрыл глаза.

— Что ж, это ваше право. Но я уверен, что вы скоро, очень скоро откажетесь от молчания. Увидев Любомира Крыжа, вам обязательно захочется поговорить.

«Горшок» не открыл глаз, не изменил своего каменно-неподвижного положения.

Шатрову стало ясно, что сегодня уже бесполезно тратить время и энергию на разговор с этим «Горшком». Он сказал:

— Евгений Николаевич, прекратите допрос и вызывайте конвой.

Когда арестованного увели, Зубавин достал из сейфа папку с надписью «Горная весна» и, глядя на полковника, спросил, не пора ли пресечь действия всей преступной группы и тайное следствие сделать явным. Вопрос был не из легких, на него нельзя было ответить сразу, без тщательного анализа обстановки.

Надолго задумались Зубавин и Шатров. Да, теперь как будто вся компания в сборе, теперь почти до конца ясно распределение ролей среди этой шайки. Резидент, конечно, — Любомир Крыж. Все остальные — рядовые агенты. Гадальщица из Цыганской слободки, портниха с Железнодорожной и слепой нищий — простые информаторы. Шофер Ступак и этот «Горшок» — диверсанты. Один только человек из этой компании представляет пока загадку — Андрей Лысак. Какова его роль в операции «Горной весны»? Безусловно, она не ограничивается только шантажом помощника начальника станции Горгули и сбором данных о туннелях. Андрею Лысаку, должно быть, дано еще какое-то важное задание. Какое же? Судя по тому, что Андрей Лысак не захотел возвращаться во Львов, в школу машинистов, судя по тому, что он начал ухаживать за Олексой Сокачем и как прилип к комсомольскому паровозу, можно ожидать, что задумал пробраться в бригаду, обслуживающую заграничную линию. Не собирается ли Крыж сделать Лысака своим почтальоном, связником, тайно перевозящим через границу директивы разведцентра и шпионские сведения?

Зубавин и Шатров с каждым днем открывали все больше и больше тайных троп, ведущих к «Горной весне», все ближе подступали к главным исполнителям этой «сверххитроумной» операции. И вот, когда они уже готовы были замкнуть кольцо вокруг яворского центра лазутчиков, случилось такое, что едва не погубило плоды их длительного, терпеливого труда. Это произошло не по вине Зубавина и Шатрова. Виновником оказался Тарас Волошенко, повар пятой заставы.

В один из своих выходных дней Тарас Волошенко и рядовой Тюльпанов с разрешения начальника заставы сели на мотоциклы и отправились на Верховину, в ущелье Трубное, где бурно клокотал на камнях прозрачный до дна поток, богатый форелью. Волошенко любил и умел охотиться на эту благородную, неуловимую для новичка обитательницу горных рек. Обычно он возвращался на заставу с увесистой связкой узкомордых пятнистых рыбин. Но на этот раз вернулся с пустыми руками. Его охоте неожиданно помешал шофер Ступак, проезжавший мимо. Ступак начал свой рейс с Черного потока. В этот день он получил приказ возить лес не на станцию погрузки, а на строительную площадку гидростанции, расположенную в среднем течении реки Каменицы. Нагрузив лесовоз сосновым корабельным кругляком, он направился по назначению. Проезжая мимо дома Ивана Дударя, застопорил машину, забежал на минуту в свою мансарду, достал из-под кровати запыленные старые сапоги, отодрал кожаную стельку, извлек из пустотелого каблука кассету с микропленкой, зарядил фотоаппарат, вмонтированный в портсигар, и торопливо спустился вниз. В прихожей он увидел Алену. Она была в ситцевом платье, в переднике, волосы повязаны темным платком. В ее руках был ворох домотканных цветных половиков, которые она собиралась вытряхивать.

— Доброе утро, Аленушка! — Ступак приветливо взмахнул руками и чуть ли не до самого пола поклонился молодой хозяйке.

— Доброе! Что это вы дома в рабочий день? — изумилась Алена.

— Проезжал мимо, как не зайти домой за сигаретами? На гидростанцию лес везу. Срочный рейс.

— На гидростанцию? — обрадовалась Алена. — И я с вами поеду. Хочу строительство посмотреть. Можно?

Просьба Алены не понравилась Ступаку, и он не сумел этого во-время скрыть, чуть-чуть запоздал.

— Вы не хотите, чтобы я поехала с вами? — огорчилась Алена. — Ну и не надо.

— Что вы, Аленушка! Пожалуйста, поедем. Только предупреждаю: не ручаюсь ни за свою, ни за вашу жизнь. Да! Все время буду на вас смотреть, а не на дорогу, и могу свалиться в пропасть.

Алена засмеялась, махнула на шофера платком, сорванным с головы:

— Ну вас, насмешник! Поезжайте без меня.

— Правильно решили, Аленушка. Растрясло бы ваши нежные внутренности, укачало на крутых поворотах. Будьте здоровы!

Ступак выскочил на улицу, забрался в кабину лесовоза и двинулся в горы, вверх по течению Каменицы. Он впервые попал на эту важнейшую дорогу и жадно оглядывался вокруг. Шоссе лежало у самой воды, на каменистом левом берегу реки. Чуть выше, на вырубленном карнизе ущелья блестели хорошо накатанные рельсы железной дороги. Когда Ступаку повстречался воинский эшелон, он остановил лесовоз, вышел из кабины, достал портсигар, сфотографировал ряд длинных большегрузных платформ, на которых стояли какие-то громоздкие машины, наглухо укрытые брезентом. Это могли быть танки новейшей марки, атомные пушки или еще что-нибудь такое, чем особенно интересовался «Бизон».

В таком вот положении, лицом к проходящему поезду, с портсигаром в руках, с сигаретой в зубах, и увидел Тарас Волошенко шофера Ступака. Он и Тюльпанов сидели на другом берегу Каменицы, в тени кустарника, за большим валуном: маскировались, чтобы не заметила их сквозь прозрачную толщу воды осторожная, пугливая форель.

— Узнаешь этого красавца? — шепотом спросил Волошенко, толкая своего товарища.

— Как же! Твой «закадычный» приятель: «свой в доску, дюже свой».

— Он самый. Обрати внимание, какими он глазами смотрит на воинский поезд. Как гипнотизер… А что это блестит в его руках? Ну-ка, Тюльпанов, дай бинокль…

Ступак бросил сигареты, положил в карман портсигар, скрылся в кабине и поехал дальше. Лесовоз медленно, осторожно взбирался по крутой, извилистой дороге. Каменица становилась все шире, а отвесные скалы ущелья раздвигались, открывая небо.

Впереди, на повороте, где река упиралась в крутую гору, показался большой железнодорожный, недавно построенный мост; в некоторых местах еще не была снята с бетонных устоев опалубка. Подъехав к мосту, Ступак остановил лесовоз.

Волошенко и Тюльпанов, следовавшие за лесовозом на почтительном расстоянии, тоже остановились. Маскируясь в придорожном кустарнике, они наблюдали за «своим в доску».


— Интересно, что он будет здесь делать? — спросил Волошенко, поднимая к глазам бинокль.

Ступак вышел из кабины грузовика. В его руке покачивалось пустое ведро. Набрав в речке воды, он поставил ведерко на землю, достал портсигар и, став лицом к мосту, прикурил сигарету от зажигалки.

— Закурил, — сказал Волошенко, опуская бинокль.

— И все? — Тюльпанов был разочарован.

— Нет, не все. Потерпи.

Покурив, Ступак взял ведро, повернулся к машине, открыл капот, снял пробку радиатора и начал доливать воду. Но так как радиатор был полон, то вода проливалась на землю. Это сейчас же заметил Волошенко.

— Где пьют, там и льют, — усмехнулся он. — Для отвода глаз из пустого в порожнее переливает. На вот, посмотри, — Волошенко протянул Тюльпанову бинокль.

Лесовоз двинулся дальше. Мотоцикл с пограничниками осторожно следовал позади, то держась в тени деревьев, то скрываясь за скалистыми поворотами.

Ступак не подозревал о том, что за ним следят. Беспечно насвистывая, он продвигался вперед.

Лесовоз прошумел по новой щебеночной дороге, недавно пробитой на крутом склоне узкого ущелья, и за ближайшим поворотом открылась высокая водосливная плотина, еще не потерявшая цвета свежего бетона. Ступак снизил скорость, достал портсигар, закурил. Он сфотографировал плотину, гидростанцию и подступы к ним.

Дорога круто взбиралась кверху. Ступак с глубочайшей заинтересованностью, замаскированной небрежной позой уверенного в себе водителя, оглядывался вокруг. Ему было приказано в разведцентре сфотографировать гидростанцию и подступы к ней во всех ракурсах.

Плотина подпирала длинное узкое озеро, сдавленное с двух сторон, с юга и севера, лесистыми горами. На темносиней поверхности водохранилища не было ни единой морщинки, как на отшлифованном мраморе, и тянулось оно далеко-далеко, вглубь Карпат. Лесовоз некоторое время шел по самому берегу высокогорного искусственного озера, — тень машины бесшумно скользила по прозрачной до дна пятнадцатиметровой толще воды.

Шоссе разветвлялось: главная дорога уходила в горы, к перевалам, а подсобная — на склад лесных материалов. Ступак направил машину к разгрузочной эстакаде.

Четыре молодых грузчика в домотканных куртках и шароварах, в кожаных сыромятных постолах сидели на обескоренном буковом бревне и, разложив на коленях узелки с домашней снедью, завтракали.

Ступак остановил возле них машину, снял кепку.

— Здоровеньки булы, карпатские морячки! Ну, как на вас действует климат нового моря?

— Ничего, — ответили грузчики. — Живем теперь, как рыба в воде.

— Оно и видно с первого взгляда. — Ступак спустился к озеру, зачерпнул из него ладонью, приложился к воде губами. — Хоррроша! — крякнул он, повернувшись к грузчикам. — Лучшей не пил ни в Альпах, ни на Балканах, ни в Дунае, ни в Берлине. Богатырская вода! Советская вода!

Утирая рукавом комбинезона губы, достал портсигар и еще раз, теперь с другой, восточной стороны, сфотографировал плотину и гидростанцию.

Волошенко и Тюльпанов, затаившись в кустарнике, на обочине верхней, главной дороги, наблюдали за шофером лесовоза.

— Опять закурил? — усмехнулся Волошенко. — Интересно! Как увидит важный объект, так ему сразу курить хочется. Можешь, товарищ Тюльпанов, объяснить с научной точки зрения этот таинственный рефлекс?

— Могу! Он, наверно, специально надрессирован изучать важные объекты.

— Согласен! А какое твое мнение насчет портсигара? Не кажется тебе, что это не только портсигар, но и фотоаппарат?

— Фотоаппарат?

— Хорошо бы подержать в руках этот портсигар, пощупать его пульс. Как, Тюльпанов, не возражаешь?

Лесовоз тем временем разгрузился над эстакадой и медленно поднимался по дороге, проложенной на территории гидростанции. Выехав на магистраль, он прибавил скорость и покатил по карнизу каменной горы над водохранилищем. Ступак уже был равнодушен к красотам «Карпатского моря»: он сделал все, что ему надо. Довольный собой, он весело вглядывался в шоссе и насвистывал: «Нам не страшен серый волк, серый волк». Обогнув Красные скалы, он увидел на дороге, за крутым поворотом, двух пограничников, которые катили под гору мотоцикл. Ступак резко затормозил. Приветливо улыбнулся, вышел из кабины:

— Здорово, земляки!

— Здравия желаем, — смущенно ответил Волошенко, вытирая струящийся по лицу пот.

— Значит, на эфтом самом месте! Опять не работает твой мучитель?

— Как видишь. Поехали водохранилищем любоваться и, не доехав, испустили дух, повернули оглобли.

Ступак щелкнул портсигаром, предложил папиросы пограничникам.

Бросив портсигар на подножку лесовоза, Ступак достал из-под шоферского сиденья ключи, отвертку и приступил к ремонту мотоцикла.

Никелированный, отражающий солнце портсигар притягивал к себе Волошенко. Он тихонько, бочком, полагая, что делает это незаметно для шофера, приблизился к портсигару, взял его и начал лихорадочно осматривать.

Приводя мотоцикл в порядок, Ступак заметил, что пограничник заинтересовался его портсигаром. Это его страшно встревожило, но он не подал виду.

Увлеченный своим исследованием, Волошенко нажал кнопку портсигара, и тот звучно щелкнул, что привело пограничника в страшное смущение.

— Что, моя игрушка понравилась? — беспечно улыбаясь, спросил Ступак.

— Да, интересная штуковина. Люблю сюрпризы. Не продашь?

— Что вы! Разве друзьям продают? Бери так. Дарю.

Волошенко украдкой переглянулся с Тюльпановым. Они недоумевали.

— Подарков не принимаю, — сказал Волошенко. — Но временно этой диковинной штуковиной могу попользоваться, перед девчатами покрасоваться.

— Что ж, красуйся. Бери… Готова твоя кляча, заводи! — Ступак отошел от мотоцикла, вытирая ветошью замасленные руки.

— Беру. Смотри не терзайся. Верну в целости и сохранности. — Волошенко опустил в карман портсигар и, оседлав мотоцикл, толкнул ногой стартовую педаль. Мотор сразу же и ритмично заработал. — Ну и колдун ты, земляк! Большущее тебе спасибо! Будь здоров, расти большой. А насчет игрушки ты все-таки не беспокойся. Счастливо оставаться!

Волошенко помахал рукой и уехал. Тюльпанов сидел на багажной решетке, держась за ремень своего товарища.

Минут через пятнадцать, отъехав на значительное расстояние, Волошенко сбавил скорость, свернул на обочину и остановился.

— Исследуем, — сказал он, доставая подарок Ступака. — Не терпится.

Разобрали портсигар на части до последнего винтика и не нашли того, на что надеялись. Это был не фотоаппарат, а самый настоящий портсигар-зажигалка.

В кармане Ступака всегда лежало два портсигара: один обыкновенный, а другой — с вмонтированным в него фотоаппаратом. Поняв, что пограничники всерьез заинтересовались им, он подсунул им безобидный портсигар. Перестанут ли пограничники теперь интересоваться им? Ступак был слишком опытным лазутчиком, чтобы обманывать себя. Нет, конечно, не перестанут. Если уж он вызвал у них подозрение, то рано или поздно они постараются докопаться до его сердцевины. Плохо складывается дело. Очень плохо. Надо предупредить «Креста» и удирать за границу.

С тех пор как Ступак появился в Яворе, за ним было установлено постоянное наблюдение. И поэтому его встреча с пограничниками не могла остаться неизвестной для Зубавина и Шатрова, не могла их не встревожить. Сейчас уже нельзя было оставлять на воле лазутчика. Он должен быть арестован и как можно скорее.

…Выжимая из лесовоза все, на что тот был способен, Ступак спустился в Явор. На окраине города, перед шлагбаумов железнодорожного переезда, машина была остановлена. Автоинспектор, проверяя документы, нашел, что путевка неправильно оформлена, и пригласил шофера в будку дежурного по переезду, чтобы составить акт. Ничего не подозревая, Ступак пошел вслед за автоинспектором. Перешагнув порог будки, он очутился лицом к лицу с вооруженным синеглазым майором.

— Вы арестованы, — объявил Зубавин.

На первом же допросе шофер Ступак рассказал, что он Дубашевич, что нелегально перешел границу, что послан в Явор разведцентром «Юг» в качестве подручного Джона Файна, что уже связался с ним через Любомира Крыжа.

Зубавин и Шатров решили арестовать всех исполнителей плана «Бизона».

Загрузка...