Глава I

— Хана! Щаз полыхнет!

Из пробитого керобака струёй вытекает тээска, растекаясь тонким слоем по палубе. Рву на себя правую дверь и кричу пилоту, чтобы брал ближе к склону. Но это бесполезно: командир уткнулся в стекло, двигатели уже скисли, и начинают разгораться. Под нами многокилометровая пропасть, а с противоположной стороны бьёт ДШК. Прыгаю, прижимая к себе пулемёт. Неожиданно мягко приземляюсь на крутой склон, покрытый свежевыпавшим снегом, и лечу вниз вместе с сорвавшейся лавиной. Плыву в потоке, снег везде и всюду, неожиданно взлетаю в воздух, меня сильно бьёт воздухом, меняю направление полёта и падаю в заросли можжевельника, которые самортизировали удар. Приехали! Путаясь в ветвях, с большим трудом выбираюсь из зарослей. Рядом небольшая пещерка. Похромал туда. Сильно болит колено, выбито два зуба, у пулемёта погнут ствол и сломаны сошки. Протиснулся между камнями, отсоединил ствол. «Черт! Запасной у меня или у Витьки?» Расстёгиваю стяжку рюкзака, перебрасываю его вперёд. Ствол у меня! И одна запасная коробка. Эта разбита вдребезги, аккуратно извлекаю ленту из неё. Стечкин на месте. Выше виднеется дым. Там вся моя группа. Вколол обезболивающее в коленку. «Бля! Как отсюда выбираться!» Рация шипит, но не принимает. Глубоко. Просмотрел склон, людей не увидел. Решил пройти в пещеру поглубже и отдохнуть. Накинул рюкзак, пытаюсь пройти… Не пускает! Упираюсь во что-то упругое! А если чуть с прыжка? В лицо ударил яркий свет! И над головой запели пули! Крутнулся в сторону. Но стрелка я засёк! Очередь! Готов! Вдруг замечаю, что пулемёт зашевелился! «У духов второй номер? Так не бывает!» Дал ещё туда очередь. И чуть скорректировал оптический прицел. Интересно. Из чего дух стрелял? Звук незнакомый! Внимательно осматриваю окрестности, ищу ещё огневые точки. Что-то на Памир и Гиндукуш совсем не похоже! Я же в трехстах километрах северо-восточнее Файзабада! И солнце должно быть с другой стороны? И выше! Ни хрена не понимаю! Я ведь, только что, был в пещере и уходил вглубь неё? А тут лежу на площадке, почти на самой вершине. Я же внизу был? Охренеть! Ничего не понимаю! Где я?

— Эй, кто там наверху? Классно ты их срезал! Ты кто?

— Лейтенант Найтов, «пятнашка»! А ты?

— Сержант Матвеев, 29 ГСП.

У меня закружилась голова! Это же мой тренер! Он в ту войну был в 1329 горнострелковом полку, вместе с моим отцом.

— А у нас тоже есть Найтов, только он сержант! Он ниже, сейчас поднимется.

Справа послышалось дыхание и лёгкий скрежет триконей. Перебросил пулемёт направо. Из-за камня появляется голова в сванской шапочке, но со звездой. Матвеич. Вышел на площадку, организовывает верхнюю страховку. Всё лёжа. Значит, противник рядом. Я перебросил пулемёт назад, достал бинокль, продолжаю наблюдать за тем местом, где был пулемётчик. За спиной ещё раз проскрежетали трикони. Послышался шум двух ползущих. Подползли. Дядя Вано и Матвеич.

— Привет, давно здесь?

— Нет. Минут пятнадцать.

— По западному склону, что ли, поднялся?

— Да не поднимался я, Матвеич!

— Ты, что, меня знаешь?

— Знаю, и тебя, и дядю Вано.

Он внимательно посмотрел на меня и пожал плечами.

— Я тебя точно в первый раз вижу. Лицо вроде знакомое, на Петьку похож, только лицо более круглое. А, и фамилия одинаковая.

— Да сын я его! — Я повернулся на бок и достал удостоверение личности. Передал ему. Надо было видеть его лицо.

Вано что-то быстро заговорил по-грузински, он, когда волнуется, всегда на него перескакивает. Чуть успокоившись, они с интересом уставились на пулемёт. Пошли вопросы о нём.

— Тихо! — справа от пулемёта метров десять — снайпер, я его увидел раньше, чем он успел увидеть меня. Очередь, и вторая, для надёги!

— Матвеич! Здесь противника нет, он напротив, давайте вниз и туда. Я прикрою. И по-шустрому. Здесь мне никто не нужен. Сколько вас?

— Четверо.

— Не густо.

— И не говори! Наш лагерь вон там. Перила я оставлю. Давай, лейтенант.

Они ушли вниз, я подложил под себя коврик, и продолжил наблюдение. Наконец, я увидел их наблюдателя. Вон его перископ торчит. Чёрт, из пулемёта его не разбить. Не попасть! Может быть выглянет? Вряд ли… Жалко нет второй станции и ребятам ничего не сказать. Впрочем! Лезу в центральный клапан рюкзака, там у меня лежит в коробке разобранная СВД-С и целевые патроны к ней. Достал, собираю вслепую, посматривая в прицел ПК. Готово! Выстрел! Пощелкал прицелом. Выстрел! Больше перископ работать не будет! Отложил винтовку. Во! Голова появилась! Огонь. Блин! Мимо! Не успел. Но этот гад, конечно, спрятался. Появился правее. Я его срезал. Две двойки срезал, но немцы обычно ходили тройками. Значит, ещё минимум двое. Так, а это кто? Это не немцы, это поднимаются наши. Теперь внимательнее! А мужикам бы левее зайти, чтобы быть у меня в секторе. Смотрю, грамотно забирают влево. Молотки. Быстро идут! Но, на площадке у немцев никого. Теперь надо бы выйти из сектора моего обстрела. Смотрю, один повернулся, посмотрел на мою площадку и махнул рукой второму забирать ещё влево. Пошли медленнее, видимо тяжёлый склон, а крючья не вбить: прошумишь. Вышли на предвершину, ползут. Затем послышалось несколько очередей, слабеньких, еле слышных и два сильных взрыва. Появляются оба, подняли над головой автоматы. Вершина чиста. Начинаю собираться вниз.

Обалдело смотрю на верёвку: жесткая, тяжёлая. Явно металлический трос, обмотанный пенькой и плетёным хлопчатобумажным кордом. Офигеть! На всякий случай пробиваю сплесень двумя штыками (P. S. это узел, а не оружие), соединяю свою и их верёвку, цепляю карабин, и, по-пожарному, ухожу вниз. Сбрасываю перила. Странно, нога не болит! Промедол, что ли, так действует? Жаль, его осталось только три тюбика. Начинаю спуск к перевалу. Я уже узнал это место: Клухорский перевал. Если отец здесь, то это до 6 августа 42 года. Подхожу к позиции сверху: пулемётное гнездо, стоит «максим» без щитка. Пара ячеек справа и слева от него. И ещё по склону несколько штук раскидано. Не дело! У пулемёта кто-то возится, набивая брезентовую ленту вручную. На позиции всего ОДИН человек. А где полк? Послышался шум камней слева от Клухор-баши. Идут вниз трое. Я видел, до этого, только двоих на восхождении. Либо третий прикрывал, либо — это не они. Смотрю в бинокль, нет, всё в порядке. Солдат у пулемёта увидел меня и насторожился, схватил винтовку и навёл на меня.

— Отставить! Я — лейтенант Найтов, красноармеец, опусти оружие. Меня сержант Матвеев просил сюда спуститься.

— Фу, товарищ лейтенант, напугали вы меня. Очень тихо ходите. Шагов не слышно, как кошка.

Красноармеец чуть расслабился, но карабин из рук не выпускает, держа его направленным чуть ниже моих ног. Форма у меня не ихняя: красно-зелёно-желто-белый маскировочный костюм горного стрелка. Я остановился, и решил подождать, пока подойдут отец, Матвеич и дядя Вано. Спускаются они торопливо и шумно. Помахали рукой, я в ответ помахал тоже, они махнули ещё раз. Солдатик шумно выдохнул. Понял, что опасности нет. Трое альпинистов пошли медленнее.

— Валера, всё нормально! Это — свой. — послышалось сверху.

— Красноармеец Савельев, товарищ лейтенант. Одеты Вы не по-нашему, извините. И оружие у Вас не наше. Только, что по-русски говорите.

— Нормально, товарищ Савельев. Всё понятно.

Он поставил карабин у ноги.

— А закурить не будет, товарищ лейтенант? — и удивлённо уставился на протянутую ему БТ. — Старшина третьи сутки не поднимается. Кажись, нас уже списали. А огоньку?

— Тётенька, дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде? Держи!

— Трофейная? Я таких не видел! — сказал он, прикурив. — Слабенькая совсем, а это что за коричневая хрень?

— Фильтр, чтобы табак в рот не попадал, и часть смол оставалось на нём.

— Понятно! — хотя было видно, что ответ ушёл в пустоту.

Подошли остальные.

— Ну как? Познакомились?

— Частично.

— Сержант Найтов. Командир группы альпинистов. Товарищ лейтенант, разрешите Ваши документы!

— Конечно, сержант. — остальные уставились на снятый станковый рюкзак, нейлоновую верёвку и снайперскую винтовку. Пулемет они видели до этого. Но, увидев, что Валера курит, сразу переключились на него.

— Где взял? Оставь!

— Берите! — Я протянул раскрытую пачку. Матвеич начал распаливать кресало и трутень. Я похлопал по карманам, нашёл ещё три зажигалки, две отдал им. Всегда на выход беру много. Сигарет тоже пятнадцать пачек. Шли на две недели. Мы присели, кто где мог, отец изучал документы.

— Что-нибудь ещё есть?

— Партбилет. Больше ничего. А, и копия заявки на выдачу БК на группу. Но, с печатью. Пётр Васильевич, прекрати. Кончай изображать НКВД. Нас здесь пятеро. По тому, что ты мне рассказывал, через сутки вас останется трое. Вот у того камня вы зароете документы, награды и медальоны. — они переглянулись.

— Мы их вчера зарыли, там.

— Выкапывайте, и давайте укреплять позицию.

— Лейтенант! Принимайте командование. — тихо сказал отец.

Они спустили сверху один немецкий пулемёт, две коробки патронов к нему, снайперскую винтовку, два пистолета. Было два ящика винтовочных патронов, один ящик пулемётных, ящик гранат и два ящика тола с пятью взрывателями и огнепроводным шнуром. Шнура было мало. Я залез в свой рюкзак: «муха», 520 патронов к СВД, 250 патронов к ПК, 240 к Стечкину, малая монка, десять радиовзрывателей (полная пачка) и пульт к ним. Две радиостанции: моя Р127д и немецкая телефункен. Матвеич сказал, что чуть выше есть немного миномётных мин. Шесть сухпайков. Ребята уже трое суток не ели, поэтому, когда я сказал, что это такое, уставились на них. Один вскрыли. Я тоже пожевал колбасного фарша с галетами. После этого показал отцу, как устранять задержки при стрельбе и как пользоваться прицелом пулемёта. Матвеич сидел разбирался с МГ, Вано пристрелял Маузер, Валера выравнивал патроны в ленте максима, но я ему сказал, чтобы взял свой карабин и двигал на правый фланг, присмотреть за обратным склоном Клухор-баши. Если немцы там смогли утром подняться, то постараются сделать это ещё раз. В этот момент послышался гул самолётов. Три лапотника и два мессера шли к восточной вершине. Бомбили с горизонтали, поэтому никуда толком не попали, но камнепад устроили что надо. Мессера попытались проштурмовать наши позиции, но, довольно бестолково. Мы отлежались под козырьком. Самолёты пожужжали и улетели. Но, этим ничего не кончилось. Внизу захлопали миномёты. Я с СВД пополз на левый фланг к одной из ячеек, которую заранее присмотрел. Позицию миномётчиков обнаружил сразу. Часть её просматривалась. Обнаружил край ящиков с минами и всадил несколько бэзух в них. Раздался довольно громкий взрыв. Но, егеря уже начали подниматься вверх по склону. Перенёс огонь на них, выискивая офицеров и унтеров, с их шмайсерами и пистолетами. 6 выстрелов хватило, чтобы оставить роту без командования. Пройдя метров 100, они залегли. Наши пулемёты молчали. В этот момент открыл огонь Валера. Я прокричал Вано, чтобы он пулей летел к нему. Тот, пригнувшись, побежал направо. Спустя несколько минут он тоже включился в игру. Я, неторопливо выцеливал головы, однако, спустя несколько выстрелов увидел блеснувший прицел или бинокль чуть дальше от залегшей цепи. Перенёс огонь туда. Попал или нет — не знаю, больше похоже, что просто напугал. Противник начал пятиться. Точный одиночный огонь здорово действует на нервы. Особенно в горах, где каждый выстрел многократно отражается и создаёт сильное эхо. Они начали отходить, я, время от времени, стрелял по наиболее умелым. Их сразу видно.

Подсчитали расход патронов, после этого, снарядили Валеру вниз, за патронами. Даже так экономно, нам надолго не хватит. Теперь Вано сидел справа с немецкой снайперкой. Остальные лежали каждый в своей ячейке. Ближе к вечеру я и Матвеич пошли наверх закладывать взрывчатку. Нашли хороший каменный карниз, заложили оба ящика, я поставил радиовзрыватель, привязал место постановки к карте. Уже ночью спустились вниз. Распределили смены, свободные начали укладываться спать. У них даже спальников нет. Пришлось отдать коврик. Вано очень заинтересовался оборудованием. Рассматривал титановые крючья, карабины, «рогатку», восхищался ледорубом. Он, до самой смерти, будет ходить в горы. Будет начальником горноспасательной службы этого района. И Вано, и Матвеич не давали мне уснуть, расспрашивая, в основном, о себе. Потом Матвеич ушёл на пост, сменив отца.

Тот задал только один вопрос: то, что сейчас происходит, похоже или не похоже на то, что тебе в детстве рассказывали?

— Не похоже. Ты не говорил о самолётах. Только о шторьхах. И бой за Клухор-баши длился двое суток. Вершина трижды переходила из рук в руки. От перевала вас отжали, и уже другой полк, 121–ый, взял его назад, причём немцы отошли сами, когда убедились, что здесь технику вниз не спустить. На их картах эта дорога проходимая. Сведения о ней у них 1912 года.

— Судя по всему, лейтенант, завтра здесь будет жарко. Стой, слышишь?

Снизу раздавался мерный цокот, но звук шёл с юго-запада. Мы замолчали, прислушиваясь.

— Лейтенант, вы бы поспали чуток. Моя очередь на подвахту. Вам скоро заступать.

Через полтора часа меня толкнули.

— Время!

— Что с цокотом?

— Похоже, поднимается всадник или лошадь, но периодически пробиваются ещё какие-то звуки. У немцев — тихо.

Я подхватил СВД и пошёл на правый верхний пост.

— Стой!

— Свои! Смена.

— Поднимайся.

Сменил Матвеева. Бросил на дно ячейки матрасик, пристроился поудобнее. «Собака», самое сонное время. Поэтому надо быть внимательным. Положил одну ПР40 перед собой. Звуков в ночи много, особенно снизу, вплоть до лёгкого храпа Вано. Прошло около часа, и я услышал явственные звуки, что кто-то поднимается на Клухор-баши. Я повесил люстру. Так и есть. На стене две тройки. Успеваю даже подкорректировать прицел для стрельбы снизу вверх. Наступила тишина и темнота. После ракеты ничего не видно. Голоса снизу:

— Лейтенант, ты как?

— Порядок.

С другой стороны доносилась немецкая перекличка. Но, при свете ракеты никто на перевал не поднимался. Спустя час, снизу, с юго-запада, появились два громадных светящихся зелёных глаза, и мерный цокот копыт. Поднялся Валера, который привёз патроны, продукты и одеяла. Меня сменили, я поел чуть тёплой каши с мясом. Немного поговорил с Валерой, но он потом быстро уснул.

Главная новость была, что к нам поднимается свежий взвод.

Почувствовал чужую руку на плече, открыл глаза: отец.

— Внизу у немцев звуки моторов. Видимо, подкрепление прибыло. Вставайте, лейтенант.

Расстёгиваю спальник и выбираюсь из него.

— Извини, вчера постеснялся спросить: мама моя где? С 41–го писем не получаю.

— Шесть лет назад похоронили, а сейчас она под Ленинградом служит, воюет. Заряжающим зенитного орудия.

— На ЛенФронте? Мы же только что оттуда! Я возле дома был, он разбомблен. Думал, что…

— Нет, всё в порядке.

— Облачность стоит ниже нас, всё скрывает. Могут незаметно подойти.

— Там россыпь каменная, тихо не смогут. Только по дороге, а я там пару ловушек поставил из миномётных мин.

Тихонько переговариваясь, мы подошли к костру, у которого стоял горячий чайник. Я сделал себе кофе из сухпая, а он налил себе чая. Кофе он никогда не пил. Он был самым опытным из всех, вторую войну тащит.

— Теперь мы удержимся. Плюс два пулемёта и две снайперки, это как раз, чего не хватало. А почему ты никого не оставил у закладки?

— Я её отсюда взорву, по радио.

— У… Удобно. Пойду, подниму всех и сменю Валеру.

Атака началась в 9.30. На этот раз немцы начали без артподготовки, но их поддерживало три бронетранспортёра, бивших из пулемётов. Но, открытый пулемёт против снайпера не играет. Вано и я быстро их подавили. Немцы опять залегли и огрызались огнём. Но, не отходили, что-то готовили. Скорее всего, пошли в обход справа, теперь поджидают удара сверху вниз. Но, мы с Матвеичем и там поставили несколько растяжек. А с моего места плато хорошо просматривается, и пристреляно. Так и есть! Вон они. Выходят на плато. Три тройки. Спешат, видимо, подзадержались на подъёме. Тявкнула 50мм мина-ловушка. Отлично! Четверо свалились, теперь мой выход! Их ведь отстегнуть надо! Успеваю выстрелить 4 раза. Двое начали отползать обратно. Остальные лежат. Атаки сверху не будет. Переношу огонь вниз. «Эдельвейсы» ещё немного полежали, и тоже начали отходить. Ближе к 12 часам, мы увидели поднимающийся взвод.

Прибывшее подкрепление ничего, кроме шума, из себя не представляет. Один «максим», два «дегтяря», автоматов нет, только винтовки. Ни одной снайперки. И очень горластый лейтенант Кравцов. А горы шума не любят. Через пятнадцать минут я не выдержал и подошёл к нему.

— Лейтенант, если вы хотите сообщить противнику всю диспозицию, то удобнее и быстрее спуститься вниз и нарисовать. Что Вы разорались на весь перевал кому и куда? Что, считаете противника ещё глупее себя? Так не бывает. Нас слушают, а ветер в ту сторону! Заткнитесь и постройте взвод.

После построения, я подозвал командиров отделений и показал им общий план позиции. Раздал каждому план секторов обстрела для их отделений.

— Всем всё понятно?

— Да, товарищ командир.

— Быстро и тихо занять позиции. Проверить на месте расположение каждого стрелка. По исполнению — доложить.

Взвод рассыпался по склону, зазвучали удары МСЛ по камням, начали создавать ячейки. А мы с Кравцовым отошли к костру.

— Давно взводом командуешь?

— Третью неделю. Я — студент-нефтяник из Баку. В Тбилиси закончил курсы командиров.

— Понятно. Попей чайку. Что так долго поднимались?

— Две лошади расковались, захромали, пришлось перевьючивать.

— Эти вещи проверяются перед маршем. Иначе провалите марш. Будете находиться на правом фланге, помогать сержанту Найтову. Командовать будет он. У него опыта побольше, а Вы пока поучитесь у него. Без обид?

— Конечно! Я в бою ещё не был.

— Вот и славненько.

Подоспели они вовремя. К немцам подошли танки. 4 штуки, «тройки». Я прошёлся вдоль линии обороны, кое-кого передвинул с учётом возможного артобстрела, прикрыв их валунами и объяснив, как действовать и когда выдвигаться на основную позицию. Большинство людей готовилось принимать свой первый в жизни бой. Подносчики разносили противотанковые гранаты и бутылки КС. Зная историю боёв за перевалы, я всерьёз рассчитывал ослабить давление на действительно танкоопасных направлениях, где лишь мужество наших бойцов позволило предотвратить прорыв немцев через них. Здесь, на Клухоре, их танки заведомо не могли спуститься вниз. Дорога разрушена, и с 16 года не использовалась. Притягивая сюда силы 49 горнострелкового корпуса немцев, мы бы решили, в первую очередь, проблему прорывов на других участках. Вслед за взводом Кравцова, подошли радисты, и у нас появилась связь с полком и дивизией. Полковник Евстигнеев, командир 9 ГСД, вышел на связь и запросил обстановку. В ответной радиограмме мы дали её, состояние дороги, и что считаем это направление нетанкоопасным. Тем не менее, противник совершает ошибку, накапливая здесь именно танковые силы. Постараемся связать их боем, но имеем мало противотанковых средств, взрывчатки, мин и другого саперного обеспечения. Через полчаса пришёл ответ: «Штаб фронта приказал имеющимися средствами полностью блокировать дорогу. Возможности выделить дополнительные средства не имеем». Тем временем облачность поднялась, позиции противника стали видны, как на ладони. Матвеев, который вел наблюдение, отметил уход трех групп противника: две пошли обходить нас справа, одна — слева. А альпинистов у меня — четыре человека. Пришлось ослабить фронт, но перебросить 4 человека держать плато слева и 5 человек на Клухор-баши. Через час с Клухор-баши началась стрельба. Связи с группой не было, но через полчаса огонь прекратился. Немцы, поняв, что их план провалился, атаковали нас в лоб. Когда танки вошли в сектор, я подорвал карниз. Два танка засыпало, один остался перед обвалом, ещё один за ним. Танк не стрелял, башня была повернута в сторону. Из него выскочило несколько человек, которых срезали выстрелами. Пять бойцов и я рванулись к нему. Несколько крупных камней попало по башне, наводчика убило самопроизвольно выстрелившим орудием. Его труп лежал внутри с разбитым лицом. Я сел в танк на место механика и погнал его по тропе к нам. К сожалению, башня соскочила с погона, и использовать танк не было возможности. Тем не менее, это здорово воодушевило бойцов.

После завала характер боёв изменился. Немцы создали наблюдательный пункт на горе Чотча, и оттуда корректировали огонь гаубичной батареи. Оставив небольшой заслон, немцы прекратили атаки, но методично обстреливали перевал и минировали подступы к своим позициям. Всякий интерес к нему они потеряли. Из штаба полка пришёл приказ группе альпинистов спуститься с перевала. Я пошёл с ними.

Загрузка...