Город грехов (СИ)

6. Чёрная Бетти

Дом был большой, четырёхэтажный, со старыми каменными фасадами и огромными глиняными вазами по бокам от резной двери, в которых, впрочем, никогда не было цветов. От самого порога всегда жуткой какофонией смешивались ароматы парфюма, алкоголя и табака. Заккари вздохнул и всё-таки постучал по благородному красному дереву специально предназначенной для этого тяжёлой металлической петлёй. Соблюдать приличия в публичном доме — ужасно странно, однако, хозяйка данного заведения была сторонницей строгого порядка, хотя сама буквально распространяла вокруг себя хаос.

Заезжие гастролёры часто удивлялись молодости матери грешниц Клифтона, а местные лишь помалкивали, не рискуя открывать рот. Когда-то фамилия Бакстер пользовалась в городе уважением и имела нешуточное влияние, но это было до войны, забравшей жизнь отца семьи Роберта, трагически погибшего в Пёрл-Харборе. После этого его вдове не пришло в голову лучшей идеи, кроме как открыть бордель на все оставшиеся сбережения. Однако пять лет назад и основательница дома разврата таинственным образом скончалась — газеты писали слезливые некрологи о не выдержавшем сердце. Слухов стало ещё больше, когда на похоронах матери её единственная дочь не проронила и слезинки, а сын-морпех лишь прислал открытку с соболезнованиями сестре. Тихо, чтобы ненароком не услышали вездесущие Змеи, взявшие молодую особу под своё крылышко, люди шептались о чересчур внезапной кончине совсем не старой вдовы, но открытых обвинений так никто и не предъявил, справедливо опасаясь, что ночью придут хмурые парни в чёрных плащах и заткнут навсегда…

Наконец, дверь распахнулась, предлагая вниманию Гранта саму хозяйку: неизменные огненно-рыжие волосы собраны в простой пучок, из которого совершенно несвойственно и неаккуратно выбились пряди; личико бледнее самой смерти, губы трясутся; красное расклешенное платье в странных тёмных пятнах — неужели это мисс Бакстер, всегда выглядящая безукоризненно и не устающая повторять, что она — лицо своего заведения?!

— Дайяна? — от неожиданности Зак даже обратился к ней без обычной вежливой отстранённости, — Что с тобой? Ко мне прибежала твоя служанка, но толком ничего не объяснила…

— Ты один? — взволнованно поинтересовалась Бакстер и посторонилась, пропуская гостя в дом, — Скорей, Грант. Зимний сад. Я понятия не имела, что делать, и потому обратилась к тебе. За тобой должок, сам знаешь: отмажешь меня, и мы в расчете.

Заккари поморщился: глупо было предполагать, что её молчание о том случае с Бекки было безвозмездным. Послушно прошёл за нервно оглядывающейся на него через каждые пару шагов Деи, петляя по коридорам и не уставая гадать. Что же такое могло произойти, что она сочла самым разумным обратиться именно к нему? Лёгкое беспокойство, закравшееся в грудь, когда его на полдороги к клубу «Полночь» перехватила запыхавшаяся незнакомая девушка и попросила прийти немедленно, уверенно перерастало в звенящую тревогу.

— Заходи, — Дайяна распахнула стеклянную дверь зимнего сада, но сама не спешила переступать порог, — Он в пяти шагах от входа, не споткнись.

— Он?

Но Бакстер оставила этот вопрос без внимания, лишь сложила руки на груди, и Зак заметил, наконец, как дрожит девушка, покрываясь мурашками. Отбросив сомнения, он прошёл в указанном направлении и сразу наткнулся на то, что и заставило этим вечером сменить планы не только хозяйку борделя.

— Эх, Билли… — только и вздохнул Грант, снимая свою шляпу в знак почтения усопшему. Присел на корточки, рассматривая труп поближе, чтобы не осталось сомнений в его узнавании, — Невезучий ты оказался сукин сын.

Эмоций не было никаких. Ни неестественно вывернутые конечности, ни синюшная кожа, говорящая, что смерть пришла к парню уже много часов назад, ни засохшая кровь на пиджаке, ни большая тёмная лужа под головой, ни перерезанное горло не вызывали у Гранта никакой жалости. С Билли он никогда не дружил и не общался, если не требовали дела. Впрочем, у него вообще не было друзей.

— Давно ты его нашла? — деловито поинтересовался Зак, понимая, что как бы это не произошло и чьих бы рук дело не было — он обязан заняться вопросом, потому что искать врагов и обезглавливать как раз специализация Аспида. Защищать Змей, на которых совершено открытое нападение.

— Два часа назад, — глухо пробормотала Бакстер, — Вторая моя девчонка побежала к твоему отцу, но что-то её долго нет. Грант, это не я, и точно никто из моих подопечных, я клянусь! — немного истерично пропищала она, и Зак, наконец, понял, что её волновало. Не труп в своем доме, а риск быть обвинённой в смерти Змея — закон кровной мести никто не отменял…

— Расслабься, Дея, — вздохнул он и начал осматривать лежащее перед ним тело более внимательно, — Я знаю, что у тебя нет ни мотива, ни достаточной глупости на такое. Ты слишком любишь себя и своё дело, чтобы допускать кровавую баню под своей крышей. Но твоих девушек допрошу — каждую, — предупредил он.

На мёртвом лице ни царапины, пиджак даже не помят. Словно Билли пришёл, сам улегся на пол и позволил себе провести ножом по горлу. Ни оружия в руках, ни-че-го… Преодолев лёгкое отвращение, Зак запустил пальцы в нагрудный карман, из которого торчал уголок какой-то бумажки, слегка запачканной алыми каплями. Быстро развернув листок, он стиснул зубы, сдерживая злое шипение. Цветными карандашами, рваными линиями на нём была нарисована полосатая красно-чёрная змея с отрезанной головой. И Грант знал, для кого это послание.

Увлечённый осмотром трупа, он и не услышал, как по коридору простучали каблуки, а в дверях замерла ещё одна женщина, испортившая себе вечер.

— Здравствуйте, мисс Стоун, — тихо поздоровалась Дайяна, — Вы одна, а где…

— Он занят, — отмахнулась Лилиан, расширившимися глазами наблюдая за медленно распрямляющимся Заком, — Что-то нашёл, помимо этого куска мяса? Чёрт, Зет будет вне себя…

— И тебе добрый вечер, — развернувшись, Заккари с прищуром окинул взглядом подошедшую, невольно вновь сопоставляя её надменное лицо и милую улыбку Бекки. Признать пришлось: сходство очевидное. Неужели, и правда — эта стерва мать его светлой девочки?

«Стоп, Грант. Ты только что назвал Чейз своей? Рехнулся?»

— Давай опустим любезности, мальчик, я не для того сюда тащилась в такой час, — вскинула подбородок Лилиан, — Если это просто труп, то я, пожалуй, пойду доложу Зету, и пусть он вызывает парней для зачистки этого дерьма, — зелёные глаза вылили на него ушат презрения, но Зак давно привык к этому со стороны отцовской подстилки — иначе разбившую его семью женщину он называть не мог.

Подойдя поближе, Грант протянул ей свою находку, внимательно наблюдая за реакцией. Дайяна с явным любопытством попыталась заглянуть ей за плечо, но Стоун тут же рявкнула:

— Чего встала, кукла?! Иди, готовь своих шлюх к допросу, и если хоть одна сбежит — пожалеешь, что на свет родилась! — Бакстер испуганно отшатнулась и унеслась исполнять поручение. Всё-таки, жизнь её здорово научила вертеться ужом.

— Что скажешь, Лили, не твоих ли это рук дело? — тут же как можно более невозмутимым голосом поинтересовался Зак, — Прямое послание для меня, разве нет? Что, созрела, наконец, избавиться от ненавистного отпрыска…

— Не пори чушь, глупец, — поморщившись, она отдала ему записку, — Я не такая дура, чтобы угрожать творению своего мужчины, зная, как он над тобой трясётся. К тому же, это не первый знак. Недавно Зет нашёл у себя под порогом коробку с обезглавленным аспидом — воняла эта дрянь просто отвратительно.

— Почему сразу мне не рассказали? — даже несколько обиженно протянул Зак, привыкший к максимальному доверию со стороны отца, — Это же моя специализация…

— Твоя, как ты выразился, специализация — наказывать врагов. Ты здесь видишь того, кому можно отрубить пару конечностей? — перебила его Лили, сделав ехидное замечание, — Идём, нужно допросить этих шлюшек, но вряд ли мы что-то узнаем — сработано очень чисто. И кстати, тебя не просветили, потому как мы опасаемся, что ты ринешься резать глотки в отместку и наломаешь дров.

Зак только фыркнул в ответ: за кого отец его принимает? Да, громкая репутация бежит вперед него, особенно после того грязного случая два года назад в Ворчестере… Но сам факт того, что Змей посоветовался со своей мадам, а его оставил не у дел, был неприятен. Грант не боялся этой странной угрозы в его сторону — возможная смерть в принципе не пугала. Он столько раз её жаждал, столько молил об этом избавлении, что оказаться на месте Билли не казалось чем-то ужасным.

***

Бекки волновалась, как никогда. Но за то она и любила сцену — возможность что-то сказать, показать свою позицию. Потому как в жизни такого шанса обычно не предоставляется. Возможно, если бы не тот некрасивый случай трёхнедельной давности, она бы не решилась сегодня исполнить эту песню, да ещё и выйти в таком виде: мужской брючный костюм в тонкую полоску, взятый напрокат из ателье. Волосы аккуратно убраны под классическую шляпу, на лице минимум косметики — только красная помада. Соседи по гримёрке удивлённо поднимали брови на сегодняшний образ Рейны, а она отчаянно искала в себе решимость. И воспоминания о том вечере, когда она всего-навсего уступила в переполненном автобусе место с табличкой «white» беременной чернокожей женщине, значительно подогревало злость, необходимую, чтобы голос обрёл характерную, несколько мужскую хрипотцу.

Их обоих — и незнакомку на сносях, и Бекки — водитель попросту выставил из автобуса, вынудив идти несколько кварталов пешком. Девушку до сих пор грызла совесть за это: не уступи она по глупости место, как положено, обе бы спокойно доехали до своих остановок. И раз тогда закричать о несправедливости не вышло, она была готова высказаться сейчас — тем способом, что был ей доступен. Сказать этому гнилому разбитому на классы по внешним признакам обществу, что так быть не должно. Пусть и услышат всего пара десятков людей.

Наконец, громко прозвучал её псевдоним, и Ральф освободил сцену. Стиснув зубы, Бекки снова прокрутила в голове те лица: измученное и уставшее — девушки-метиски и красное от злости — водителя. Укоризненные — остальных пассажиров, без труда соблюдающих правила сегрегации. Неожиданная по своей мощи злость захватила Чейз, и она смело ступила на деревянный помост.

Зал притих. Ни звона бокалов, ни приглушённых разговоров, ни заказов бармену — он покинул своё место и пристроился с краю сцены с гитарой в руках, уже звеня первыми резкими аккордами. Непривычный образ обычно милой певицы заметили все. Глубоко вдохнув, Бекки подняла взгляд на зрителей: сегодня клуб забит до отказа, но… В углу зала пустота, от которой стало почему-то обидно. Она ждала его прихода. Так сильно мечтала предстать перед ним вот такой, смелой и безрассудной. Что ж… эта песня нечто большее, чем просто шанс покрасоваться. Это — крик.

Whoa Black Betty, bambalam

Yeah Black Betty, bambalam

Black Betty had a child, bambalam

Damn thing gone wild, bambalam

Она видела, как на первых же словах расширились глаза у мужчин за первым столиком, забывших про тлеющие в руках сигареты. Двое даже потрясённо открыли рты, и такая реакция была предсказуема. А злость и кураж уже смешивались в крови, и, кинув на них вызывающий взгляд, Бекки продолжила, с хрипотцой, с надрывом, вкладывая в каждую строку всё, что ей не дали прокричать в тот вечер на холодной улице.

She's always ready, bambalam

She's so rock steady, bambalam

Whoa Black Betty, bambalam

Yeah Black Betty, bambalam

Потихоньку, незаметной тенью трущийся у двери в подвал чернокожий уборщик замер — единственный в клубе представитель своей расы на положенном обществом месте. Он не мог не узнать старую песню рабов в новой аранжировке. «Черная Бетти» — так среди них называли плеть. Белая девушка в мужском костюме, исполняющая то, что никогда не должно было касаться уст столь нежного создания. Но она вообще в последнее время начала забывать, что такое страх и чувство самосохранения. Сумевший придать живости изначально схожей с кантри мелодии Артур тоже, судя по всему, словил этот драйв, что излучала Ребекка, притопывающая ножкой и разбивающая вдребезги все ноты вместе со стереотипами. Так усиленно её отговаривал от этого выступления, но теперь открыто улыбался, любуясь пританцовывающей девушкой, излучающей просто бешеную энергетику.

Whoa Black Betty, bambalaaaaaaam!!!

Последний, жизнеутверждающий аккорд, и Бекки, тяжело дыша, обвела взглядом зал. Тишина. Мёртвая, как на кладбище. Трое мужчин за первым столиком демонстративно встали со своих мест и, скрипнув стульями по полу, вышли из клуба. Вина за потерянных посетителей начала медленно оседать в её сознании — что же она наделала, теперь Ральф точно уволит их вместе с Арти… Прикусив губу, Бекки едва смогла расцепить непослушные пальцы, чтобы отпустить стойку микрофона. И тут раздались первые хлопки: уборщик возле подвальной двери отложил свою швабру.

Шокированная публика присоединялась к его аплодисментам медленно, столик за столиком, официантка за официанткой. Улыбка озарила лицо исполнительницы, хоть горло и жутко болело, буквально разодранное хрипами. Публика поняла. Её услышали. Победа. Овации всё громче, купая Рейну в заслуженных лаврах, но больше всего её радовало, что всё было не напрасно.

Вышел из кабинета мистер Мендрейк и одобрительно кивнул своей «звёздочке» — она ещё сделает этот кабак знаменитым.

***

Пусть Грант не явился на само выступление — они же договорились о приватном концерте, и Бекки намеревалась выполнить свою часть сделки. Дождавшись, пока гримёрка освободится, а Лайла уймёт свои возмущения, Чейз переоделась в то самое белое платье с красным пояском, а волосы собрала в пучок.

«Ты просто идиотка, Бек!» — ещё звучали в ушах вопли подруги, — «Хоть на секунду пойми, что наделала! Теперь ты — мишень для всяких ублюдков, обожающих гнобить негритят!»

Конечно, она понимала. Что не все примут такую революцию. Но вера в лучшее в людях не покидала девушку ни на мгновение. Она видела, какой благодарностью горели глаза уборщика и это было дороже любых чаевых, которых, к слову, после этого провокационного номера ей отсыпали немало. Сидя в полном одиночестве в пустой гримёрной, Бекки обдумывала варианты для следующей песни, но сосредоточиться не получалось.

Где-то вдалеке хлопнула входная дверь, оповещая об уходе даже хозяина клуба. Ральф оставил ей ключ от запасного выхода без всяких вопросов, услышав фамилию «Грант». Теперь она точно одна. Волнение охватывало её с каждой минутой всё сильней. И дело было совсем не в том, что придётся петь акапеллой — в планах было воспользоваться стареньким пианино. И не в том, что она боялась остаться с Заккари наедине — после пережитого все нервные окончания словно отсохли, никакого страха. А в том, что не могла сдержать свой пульс при одной мысли о смольных непослушных вихрах и тёмно-зелёных завораживающих глазах. Не могла унять дрожь в коленях, меряя шагами гримёрную в нетерпеливом ожидании. Не могла заставить себя вспомнить слова известных ей песен и ноты, потому как в голове словно вата. Полчаса. Час.

Спустя полтора часа ей пришлось признать: он просто не пришёл. И не должно быть так ужасно тошно, понимая, что свидание (свидание?) сорвалось. Не должно так ныть посреди груди, выламывая рёбра. Вся эйфория волшебного вечера сошла на нет, растворяясь мутной дымкой. На её место медленно и верно пробиралась усталость и сожаление. Что поверила ему, что готовилась, что, как полная дура, хотела спеть что-то заводное, покружиться перед его голодным (голодным?) взглядом в своей пышной юбочке…

Жалобно всхлипнув, Бекки сорвала с себя платье и скомканной тряпкой кинула в шкаф. Следом полетели и туфли, и перчатки, и шпильки из волос. Рваными движениями стерев с себя макияж и переодевшись, Чейз вышла из клуба, громко хлопнув дверью. Она была зла. Так сильно, что хотелось ударить кулачками стену, отпинать валяющиеся в переулке кирпичи и бутылки и заставить этого невыносимого ублюдка сожрать свой галстук за такое издевательство. Преступник ведет себя не по-джентльменски: ах, какое открытие!

Провернув ключ в замке и сунув его в карман плаща, девушка, сморгнув откуда-то взявшуюся слезинку, отвернулась от двери. И тут же была остановлена насмешливым громким голосом, раздавшимся из темноты улочки:

— Наконец-то, Рейна. Мы с парнями уже заждались, — впереди показались три смутно узнаваемых силуэта в потрёпанных костюмах, приближающихся медленно и неумолимо.

— Простите, я тороплюсь, — от неожиданности Бекки едва не подпрыгнула на месте и метнулась вперёд в надежде обойти неожиданную преграду из незнакомых мужчин. Чуть пошевелив словно слипшимися извилинами, она вспомнила: это те ублюдки, что посчитали для себя неприемлемым слушать песню афроамериканцев и ушли из клуба. Видимо, недалеко.

— А ну-ка, притормози, куколка, — схватил её за руку крайний из молодых расистов, сжимая так сильно, что девушка пискнула от боли, — Раз решила подлизать чернозадым, придётся научить тебя выбирать репертуар и уважать нормальных людей.

— Пустите! — отчаянная попытка вырваться не увенчалась успехом, и внезапно второй из нападающих оказался сзади, прижимая к горлу что-то холодное и острое, — Я буду кричать!

Дрожь била всё тело, от места соприкосновения кожи с металлом шли ледяные мурашки, опускаясь тяжестью в непослушные ноги. Инстинкт самосохранения вопил, что нужно что-то делать, наступить каблуком на грязный ботинок позади, толкнуть, пихнуть локтем. Но разум, пока ещё не покинувший головку, ясно отвечал: одна против троих с ножом это просто смешно.

— Кричи, куколка, вряд ли тебя кто-то услышит, — немного нетрезво хохотнул третий, — Будешь слушаться, или твою хорошенькую мордашку порежем на совсем не хорошенькие лоскуты…

— А вы не подумали, что её действительно услышат? — заставил всех находящихся в переулке замереть громкий, откровенно злой баритон, от которого в груди Бекки кольнуло острым жалом. Вместо яда — облегчение, и тут же жар, сворачивающий в спирали нервы.

— Ты ещё кто такой? — недовольно протянул мужчина с ножом, — Иди, куда шёл!

— К вашему несчастью, шёл я именно сюда, — Заккари вышел из тени, на ходу слегка отодвигая расстёгнутый плащ, чтобы была видна неизменная кожаная кобура. Поймал испуганный взгляд зелёных глаз, светящихся надеждой и чем-то… Чёрт побери, это радость? Определённо.

«Конечно, ты рада меня видеть — ещё немного и тебя бы разорвали на куски эти ходячие смертники».

— Парень, ты это… Мы можем поделиться, тут на всех хватит, — неуверенно предложил предводитель нападающих, заметив револьвер, и рука с лезвием дрогнула, едва не оставив кровавую полоску на горле девушки.

Это точно было лишним. Грант и без того был на грани с момента, как увидел приближающиеся к хрупкой фигурке тени. В затылке стучало, каждым ударом заставляя шагать быстрей, хоть он и так безбожно опоздал, допрашивая девчонок Дайяны. Видеть чужие руки, так грязно хватающие Бекки и норовящие попортить совершенный идеал, было невыносимо. Заккари едва сдерживался, чтобы не выхватить оружие и не перестрелять этих псов, как мишени в тире. Сдерживало лишь то, что в глазах Бекки не хотелось падать так низко. Но вот ярость, клокотавшую в горле, не удалось усмирить:

— Заткнули пасти, жалкие отродья, и убрали от неё свои лапы, — прорычал он, — Я, мать вашу, Зак Грант, и не повторяю дважды!

Сверкнув чёрными глазами, полными до краёв жажды крови, Змей отработанным годами жестом выхватил револьвер. Но противникам было достаточно фамилии, прозвучавшей в грязном переулке, как смертный приговор.

— Прости, Грант, мы не знали, чья она, — глухо просипел парень с ножом, убирая его от горла Бекки, — Уходим, парни! — явно занервничав, он, словно обжёгшись, отпихнул от себя девушку, тут же споткнувшуюся и рухнувшую на колени. Чертыхаясь, троица расистов сбежала из-под направленного на них дула револьвера, натыкаясь друг на друга. Лишь когда последняя фигура скрылась в ночи, Зак позволил себе выдохнуть и убрать оружие в кобуру.

— Ты в порядке? — метнувшись к Бекки, он протянул ей свою тёплую шершавую руку, помогая подняться с грязного асфальта. Она медленно распрямилась, морщась от саднящих коленей и принимая помощь с явной неохотой. А вот ощутить сильную опору было на удивление приятно, мурашками вдоль позвоночника.

— Все хорошо, — вздохнула Чейз, отряхивая ладони и с сожалением признавая, что чулкам капут, — Знаешь, я уже сбилась со счета, сколько раз должна тебя поблагодарить.

— Не стоит, — словно пытаясь скрыть внезапное смущение, Заккари торопливо убрал руки в карманы, — В конце-концов, ты здесь в такой час из-за меня. Прости, что опоздал: видимо, твой приватный концерт придётся перенести.

Бекки несмело улыбнулась, встречаясь с его взглядом: и как так может быть, что минуту назад в этих глазах горели костры ада, а сейчас в них только очевидная вина? От былого желания высказать Гранту все, что думает о его галантности, не осталось и следа. Она была безумно рада его появлению, и не только потому, что он спас от расистов.

— На самом деле, ты здесь не при чем, — поспешила она пояснить, уже ощущая на уровне интуиции, как он посыпает голову пеплом, — Это я исполнила не ту песню по их меркам. Чертовы расисты, — тихо буркнула себе под нос и зажала рот ладошкой: с каких пор она позволяет себе такие выражения?

— Ого, ты заставляешь меня жалеть о пропущенном выступлении ещё сильней, — вдруг подмигнул ей Грант, тоже безмерно удивлённый злостью обычно милой девушки. Это было безумно забавно, словно крохотный пушистый кролик, пытающийся скалить зубки, — Что же это была за песня?

— Чёрная Бетти, — закатила глаза Чейз, понимая, как глупо выглядел её последний жест, — Это песня афроамериканцев с плантаций, и мне хотелось… А знаешь, неважно, — отмахнулась она от объяснений, не желая больше возвращаться к этой теме сегодня. За глупость надо платить, и она получила на сдачу ободранные коленки и ещё один долг перед Грантом.

— Позволишь проводить, пока ещё какие-нибудь сторонники сегрегации не сочли одинокую девушку удачной жертвой? — максимально учтиво поинтересовался Зак, и перед глазами тут же встала картинка, как несколько дней назад её провожал рыжеволосый бармен, — А что же твой рыцарь тряпок и коктейлей, почему не счёл необходимостью после такой песни проявить каплю заботы о безопасности?

Тон его голоса, как у обиженного ребёнка, у которого отобрали сладкий леденец, произвёл на Бекки небывалый эффект. Грудь разрывало смехом, и, не выдержав, она прыснула в кулачок:

— Арти? Он, скорее, рыцарь-не-пропускающий-ни-одной-юбки, — посмеиваясь, девушка кинула на своего провожатого хитрый взгляд. Пусть она не была искушённой в познании мужских характеров, как Лайла, но уловить явную ревность вполне была способна. И хотелось не идти по тёмной улице, а лететь, не касаясь земли туфельками — он приревновал. А значит, что бы там не было и что бы не говорил — она ему не безразлична. Не просто привлекательная «второсортная певичка», — Значит, тебя моя безопасность волнует больше?

Казалось бы, невинный вопрос, но Заккари не мог перестать нервничать — его словно загоняли в угол каждым словом, причём он и сам успешно справлялся с этой задачей, откровенно наслаждаясь внезапно повеселевшей девушкой. Она светилась, чуть подпрыгивая на каждом шаге, как ребёнок, светлые пряди растрепались в совершенном беспорядке, но такой Бекки нравилась ему даже больше. Что-то тёплое, уютное, до дрожи в пальцах и замирающего сердца настоящее.

— Конечно, меня это волнует. Особенно в свете происходящих событий, я бы не советовал ходить одной по тёмным улицам.

— Почему? — удивилась она, — Ты что-то знаешь, что не известно полиции?

Он колебался меньше секунды, но всё же решил, что «кто предупреждён — тот вооружён», как любил повторять отец. Тем более, пока что никаких зацепок по сегодняшнему трупу в борделе не было абсолютно, зато угроза висела в воздухе. А если учесть, как часто в последнее время Чейз находится опасно близко к нему, да ещё и работает в кабаке, условно принадлежащем Змеям… Сомнений, что нужно сказать правду, быть не может.

— В Клифтоне происходит что-то очень нехорошее, Бекки, — уклончиво начал Заккари, невольно смакуя её имя на языке, прозвучавшее, как нечто ужасно интимное. Торопливо продолжил, пока она не заметила этого, — Змеям поступила угроза, а сегодня мы нашли труп одного из братьев. Возможно, ты его помнишь — это тот парень с «Томми-ганом», Билли. Потому я и опоздал на нашу встречу.

— Какой кошмар, — нахмурилась Ребекка, — Бедный парень. Однако, я не понимаю, как это может быть связано со мной.

— Тут я снова вынужден просить прощения, — Зак опустил взгляд на свои ботинки, словно на них было что-то безумно интересное, — Потому, как угроза конкретно в мой адрес, с посланием Аспиду. А значит, те, кто видели тебя со мной, могут сопоставить… сложить два и два…

«Ты — слабость. Тебя не должно быть. Ты — аномалия, ворвавшаяся в мою жизнь и перевернувшая её с первого вечера, как я услышал этот голос и увидел твои глаза, отливающие золотом. Так хотел погреться, что, похоже, сгорел… Идиот. Какой же я идиот».

Молчание. Долгое, давящее, словно прозвучало вслух то, что никто из них не хотел признавать до этого момента. Казалось бы, слова можно воспринять совершенно по-разному, но тут оба уловили эту вибрацию, пробежавшую между даже не соприкасающимися телами, этот нагревшийся воздух обычно прохладной ночи.

— Я не боюсь, Зак, — уверенно вздёрнула подбородок Бекки, не сомневаясь лишь в одном: она хочет находится сейчас здесь, рядом с ним. И это — правильно, что бы там ни говорила бабушка о коварстве мужчин, — Точнее, если я и испытываю страх, то за тебя и твою жизнь.

— Я не знаю, что ответить, — честно признался Грант, ощущая, как сдавило рёбра неожиданной теснотой. Словно что-то внутри если не появилось, то, определённо, зародилось в этот момент, — Ты или безнадёжная глупышка, что до сих пор не сбежала от меня, или… или просто…

— Просто не хочу бежать, — она вновь улыбнулась, и на этот раз Зак, не удержавшись, повернул голову, чтобы насладиться этим зрелищем и окончательно уплыть в сладкую негу, разливающуюся по венам от таких слов.

Хотелось встать посреди этой чёртовой улицы и просто прижать её к себе, благодаря за этот миг. Но Грант лишь сильней стиснул кулаки в карманах, ускоряя шаг скорее от нервов. Скользкую тему нужно было перевести немедленно, и без того чересчур много откровений принесла эта безумная ночь.

— Можно задать личный вопрос, связанный с твоей семьёй? — первое, что пришло в голову: к счастью, спросить хотелось давно, да еще и сегодняшняя встреча с отцовской подстилкой напомнила о намерениях разобраться. Получив утвердительный кивок, он продолжил, — Кто твоя мать, ты её знаешь?

— Неожиданно, — пробормотала Бекки с лёгкой грустью, не связанной с болезненностью воспоминаний. Не может болеть то, чего нет, — С чего такой интерес?

— Ну, ты ни разу о ней не упоминала. Только отец, — пожал плечами Зак, уже чувствуя, что было глупо спрашивать в лоб, — Не хочешь, можешь не отвечать.

— Отец и бабуля, — поправила Чейз, — Моя семья. Матери я не знала, никогда её не видела. У нас нет ни одной фотографии, а с папой они даже не были женаты.

— Как такое возможно, тебя удочерили? — ещё больше удивился Грант.

— На самом деле, практически так и было. Мама и папа встретились на каком-то приёме у общих знакомых, и, как он рассказывал, напились до беспамятства. После одной-единственной ночи, которая и запомнилась-то урывками, Лили Стоун исчезла. Он вроде и думать забыл о той случайной связи, а потом ему пришло письмо, что в доме сестёр милосердия родилась его дочь. Они с бабушкой кинулись туда, и всё подтвердилось: мисс Стоун неделю назад родила ребёнка и бросила его вместе с запиской для Гарри Чейза. Мне жутко повезло, что они не стали отказываться от «подкидыша» и тут же забрали меня от монахинь, дав свою фамилию и вырастив, ни разу не усомнившись в нашем родстве. Я похожа на папу, так что сомнений у меня нет, — тихо, почти неслышно, закончила Бекки свой невесёлый рассказ, ожидая реакции слушателя.

Заккари напряжённо молчал. Лилиан Стоун — подозрения подтвердились, и он не знал, как поступить и как не выдать своего волнения. Значит, эта сучка завела на стороне дочь, да ещё и бросила её… Навешала отцу на уши макароны из вранья — хах, сколько же лет он ждал подтверждения, что её «верность» липовая и не стоит выеденного яйца. Ещё больше поражал тот факт, что из всего населения Клифтона, да что там, из всей женской половины планеты именно дочь его злейшего врага оказалась способна ворваться своим ароматом яблок с корицей под кожу. Может, они с отцом похожи больше, чем ему бы хотелось?

— А ты пыталась её искать, зная фамилию и имя? — осталось решить, что теперь делать с полученной информацией.

— Нет, — решительно отвергла Бекки, — Я не хочу её знать, не хочу её видеть, и даже если мы столкнёмся нос к носу, я предпочту проигнорировать её присутствие. Думаешь, меня можно винить в этом?

— Нет. Я понимаю. Вряд ли бы я на твоём месте жаждал встречи, — кивнул Грант, принимая решение: Бекки знать о местонахождении её родительницы совершенно ни к чему. Лишние нервы и переживания, а их и без того предостаточно.

За долгим разговором они и не заметили, что уже давно пришли к дому Чейз и стоят, не в силах прервать его и разойтись по разным направлениям. Она — в тёплую семью, вероятно, с самыми добрыми и чистыми на свете людьми, способными растить вполне способную оказаться чужой девочку. Он — к отцу с докладом о происшествии у Бакстер.

— Зак? — позвала вдруг она и прикусила губу, — Я думаю, мне давно пора.

— Да. Конечно, — а ноги приросли к земле, не способные двинуться. Снова расстаться… До среды? До пятницы? Слишком долго. Опять поймал её взгляд, безнадёжно утопая в его расплавленном золоте в окружении мягкой зелени. Она похожа на Лили? Нет, она — её отражение.

— Я так тебя и не поблагодарила, — для неё решиться было невероятно сложно. Но преодолеть давно терзающее желание просто нереально. Уничтожив разделяющий их шаг с тихим стуком каблуков по асфальту, Бекки глубоко вдохнула, выпалив, — Спасибо.

Лёгкое, осторожное касание губами прохладной щеки, скорее попадая в скулу — смазано, неумело. Она не знала, с кем связалась, лишь могла подозревать.

Яркое, пестрящее, как подожжённый бензин, пламя от этого жеста подпалило гранату в груди Гранта. Он не умел быть робким подростком — недаром негласный девиз Змей это «бери всё, и не отдавай ничего». Чуть повернув голову, Зак умело поймал её тёплые губы своими, срывая этот совершенно не поддающийся логическому объяснению поцелуй. Казалось, их тянуло сделать это с того вечера, как он впервые вышел на свет, представ перед ней во всей своей неприглядной красе. Тела потянулись сами, следуя за мягким движением соединившихся уст, руки Гранта легли на тонкую талию девушки, собирая в кулак ткань плаща — держать себя в руках непередаваемо сложно, когда от жара кипят все внутренности, когда сердце выламывает грудную клетку, а тот трепет, с которым отвечает Бекки, путает все мысли, смывает заложенные незыблемыми правилами барьеры, как цунами. Сладкий аромат её кожи, отдающий печёными яблоками, прописывается замысловатой закорючкой на каждой клеточке тела, заставляя углубить поцелуй слишком неприлично для молодой леди.

Она пыталась. Пыталась не поражаться его настойчивости и властности, когда Зак уверенно вёл вперёд, словно в танце. Проскальзывая в плен её рта, выпивая из её души что-то важное, горячее. То, что она была готова с радостью подарить ему. Поделиться. Согреть его. Дыхание пропало, и лёгкие горели без кислорода, но остановиться Бекки не могла, подчиняясь тому ритму, с которым стучал их синхронно ускоряющийся пульс. Руки сами взлетели на его шею, касаясь кожи, и внезапно всё прекратилось.

Резко отшатнувшись, словно не заметив лёгкого сопротивления, Грант потрясённо вдыхал ртом ночной воздух, пытаясь прочистить голову. Кто он — и кто она, стало понятно моментально, отрезвив хуже прохладного душа. И если губы горели от поцелуя, то шею, которой только что коснулись хрупкие пальчики, сводило судорогой, вызывая лишь отвращение и злость — его яд, его проклятье.

— Спокойной ночи, Бекки, — пока всё не испортил окончательно, проснувшийся Аспид резко развернулся, лишь бы не видеть недоумевающего взгляда девушки и стремительно исчез в ночи. Пытаясь унять дрожь во всём теле и своих внутренних демонов, устроивших карнавал вокруг горящих тем самым костром из книг воспоминаний. О том, к чему ведут любые касания его тела чужими руками.

«Не трогай меня.»

Удар кулаком по скуле, выбивая молочный зуб.

«Не трогай меня.»

Пинок по рёбрам, до хруста собственных костей.

«Не трогай меня.»

Хлёсткий, резкий звук и приземляющаяся поперёк позвоночника плеть, оставляющая тонкий красный след.

«Не трогай меня.»

Мамина рука, пытающаяся погладить по щеке — поздно, нельзя, только не снова…

«Не трогай меня, Бекки. Не смей прикасаться. Никогда.»