Они крались по сумрачным улицам. Солнце садилось. В предзакатных лучах зловеще блистали жёлто–синие знамёна УПА–УНСО, развешенные украинствующими «нэзалэжниками».
— Осторожно! — шепнул Семёнов. Друзья спрятались за поруганный бюст Тютчева. Вовремя. По улице проехала девушка на «ровере» (малороссийской разновидности велосипеда, используемой для мучений русскоязычного населения). К заднему колесу было привязано тело профессора Деникина. Историк был ещё жив.
— Зумка! — шёпотом пояснил номер 337. — Это не худшее её зверство.
— Куда уж хуже! — нахмурились москвичи.
— Бывает! Поймала она русских военно–морских офицеров и пытает: что, мол, такое «Дэнь Злукы». А кто не знал — заперла в русскоязычном ночном клубе и подожгла.
— А что за «Злукы» такой? — удивился Гундырев.
— Дык когда петлюровцы с бандеровцами объединились, чтоб наступить на права России.
— А может и правильно… — задумчиво произнёс Семёнов.
Все посмотрели на него.
— Плох тот офицер, что не знает повадки врага в лицо. Таким в НАШЕЙ армии не место.
— А которые и знали, тех того–с… в Харьков. К Серму в лапы.
— Тоже бандеровец? — спросили москвичи.
— Не просто бандэровец, а ещё и мэльныкивец, — пояснил номер. — Выгнал русскоязычных харьковчан на площадь Дзержинского и давай «мове» учить. В мороз. Кто отказался — тех водой, из шланга.
— Дзержинского?! — возмутился Семёнов. — Какое кощунство!
— Я его спасу, — добавил он.
— Кого?
— Профессора. У нас ведь, у гэбистов, как? Сам погибай, а товарища выручай…
Чекист выскочил из–за бюста. Ребром натренированной ладони перерубил стальной трос, привязывавший профессора к велосипеду.
— Спасибо, голубчик! — без чувств произнёс историк, распластавшись на средневековой мостовой.
— О, ще москаль!!! — заревела появившаяся из–за угла толпа малоросов. В россиянина полетели раскалённые «варэныкы» (разновидность изуродованных малоросами пельменей). Масса сомкнулась на Семёновым. Он пал гибелью храбрых.
Деникин отполз за бюст Тютчева. Друзья перевязали ему раны.